Великий древний бог, давно низвергнутый христианами, терпеливо ожидал конца битвы, исход которой был ему известен. Незримый для её участников, он видел, как быстроходные галеры алжирских пиратов настигли и окружили тяжело гружёный корабль под голландским флагом, как абордажные крючья с треском вонзились в борта неповоротливого судна и смуглые полуобнаженные корсары ворвались на его палубу, обрушивая удары сабель на растерявшихся под этим свирепым натиском противников. Зрелище было омерзительное, в особенности для глаз обитателя иного мира, но за тысячи лет демон привык к бессмысленной кровожадности потомков Адама. Как бешеные звери, они уничтожали, разрушали, стирали с лица земли всё, что их окружало, неосознанно мстя своему Создателю за то, что Он изгнал их прародителей из Эдема.
Демон облизнул губы длинным раздвоённым, нежно-розовым языком. Излучения боли и ярости, испарения крови восходили к нему. Он поглощал их с наслаждением, как изысканное лакомство. Вопреки уверениям отцов церкви, он не был ни жесток, ни безжалостен и не испытывал ненависти к людям, но, естественно, желал, чтобы пищи было больше.
Защитники "голландца" гибли один за другим, но и корсары несли немалые потери. Души убитых толпились вокруг места сражения. Одни, находясь в прострации, неподвижно стояли в воздухе. Другие, ещё не осознав, что на земле для них всё кончено, продолжали яростно сражаться с такими же призрачными противниками. В сутолоке битвы никто не замечал демона. Впрочем, тот и не стремился быть замеченным. В этом скоплении живых и мёртвых его интересовал только один человек. Он был пока невредим, но его земное время исчислялось минутами.
Рыжеволосый, сероглазый уроженец вольного города Гамбурга, он принадлежал к династии потомственных мореходов. Стечение обстоятельств заставило его наняться на голландское судно, шедшее в Константинополь.
Для девятнадцатилетнего Конрада Вальтера это плавание стало тяжёлым испытанием. До тех пор он служил на судах, ходивших по Северному морю.
На что только не решаются женщины, чьи мужья и сыновья надолго покидают дом, доверяя свою судьбу грозной стихии! Отчаявшись смягчить молитвами и слезами сердце христианского Бога, мать Конрада обратилась к древнему языческому божеству. Тёмной осенней ночью она заколола чёрного ягнёнка, собрала его кровь в глиняную чашу и вылила в огонь, прося развенчанного бога принять дар и стать покровителем её сына. Мать не подозревала, что её жертва была напрасной. Конрад задолго до своего рождения принадлежал тому, в чьё распоряжение она отдала его жизнь.
Он единственный услышал голос, окликнувший его из потустороннего мира, и на мгновение замер. По квартердеку к нему неторопливо шла женщина в узком белом платье необычного покроя. Стройная, светловолосая, она казалась звездой, сияющей среди дня. Едва касаясь босыми ногами окровавленной палубы, она бесшумно скользила между сражающимися, не замечаемая ими, неуязвимая для пуль и клинков.
Взглянув в её странные продолговатые глаза, Конрад внезапно понял, что обречён. Он был сыном ведьмы и знал заговоры и слова, оберегающие от духов — вестников смерти, но против этого воздушного создания магия была бессильна.
Развенчанный бог, принявший облик прекрасной женщины, ласково улыбнулся. Он видел, что не сможет взять душу Конрада. Она не была готова к встрече со своим покровителем и легко могла ускользнуть от него, если бы он допустил малейшую ошибку. А этой душой он дорожил и должен был, во что бы то ни стало, увести её с собой.
Среди пиратов выделялся рослый мужчина с алой повязкой на голове. В его жилах текла кровь древнего народа, которым правил когда-то развенчанный бог. Это был многочисленный народ, создавший высокую цивилизацию, которая пришла в упадок с распространением христианства.
Бог любил своих подданных. Не особенно заботясь об их нравственности, он не ограничивал их свободу заповедями, которые они всё равно не стали бы выполнять, и требовал только регулярных жертвоприношений.
На закате подвластной ему цивилизации жертвоприношения почти прекратились. Его вырождающийся народ рассеялся по земле, смешиваясь с дикими воинственными племенами, перенимая их веру и обычаи. Забытый своими подданными бог следил за их потомками и предпочитал их кровь, хотя и подпорченную примесью крови других рас. И те, чьи предки когда-то жгли для него фимиам в многоколонных храмах, теперь боялись его, как хищника, притаившегося в засаде. Но не всегда их боги, пророки и святые могли противостоять ему в борьбе за людские души.
Перед боем разбойник с красной повязкой на голове страстно молился. Он никогда не читал Коран, поскольку был неграмотен, однако не сомневался, что, убивая неверных, совершает угодное аллаху дело. Развенчанный бог не желал упускать возможность насладиться кровью такого великолепного представителя древней цивилизации и, указав на него Конраду, нежным голосом попросил:
— Принеси мне его в жертву.
Повторять просьбу демону не пришлось. Пристально взглянув на него, сын ведьмы поднял с палубы оброненную кем-то из убитых саблю. Осознав неотвратимость своей гибели, он, в сущности, был уже мёртв. Его душа отступила и стояла поодаль, равнодушно наблюдая за сражением. Развенчанный бог приблизился к ней и удивлённо поднял брови, услышав спокойный вопрос:
— Почему ты хочешь, чтобы я умер? Моя мать просила тебя покровительствовать мне…
— Вы, люди, очень наивны, — мягко ответил развенчанный бог, любуясь духовной сущностью Конрада. Она выглядела старше и была значительно красивее своего земного воплощения. Её окружал чуть приметный ореол золотистого света, непривычный для глаз демона. Увы, именно это безмятежно-чистое, ничем не омрачённое сияние мешало тёмному покровителю завладеть ею.
— Мы не всемогущи, — продолжал он, — и не всегда можем исполнить ваши желания именно так, как хотелось бы вам. Ты сам видишь: сила на стороне пиратов. Они захватят корабль. Я хочу спасти тебя от незавидной участи тех из твоих спутников, кому суждено остаться в живых. Их ждёт рабство, а тебя я возьму с собой. Убей этого человека. Мне нужна его кровь.
Есть люди, способные безошибочно отличать тех, кому суждено вскоре умереть. Доживающий последние минуты окружён особой аурой смерти. Он ещё здесь, среди живых, что-то делает и говорит, но его уже нет в их будущем.
Конрад словно исчез из реального осязаемого мира. Он шёл к своему противнику, никому не уступая дороги, не сторонясь, когда рядом серебристо вспыхивали скрещивающиеся клинки. Ни один из них не задевал его. Казалось, ослеплённые яростью боя люди, не сговариваясь, предоставляли ему право погибнуть от руки человека, избранного для этого судьбой.
В пылу сражения пират не услышал приближающихся шагов у себя за спиной, но чувство опасности заставило его обернуться в тот миг, когда причудливо изогнутая сабля с восточным орнаментом на рукояти взметнулась над его головой. Не успев отклониться, он рухнул на палубу. Удар был не достаточно мощным, чтобы прикончить его мгновенно. Сквозь кровь, заливающую глаза, он увидел, как его убийца — хрупкий рыжеволосый юнец — снова занёс саблю. Перекатившись на бок, пират рванул себя за пояс. В его руке блеснуло короткое стальное остриё. Несмотря на серьёзную рану, этот человек был опасным противником для Конрада. Вложив все силы во второй удар, сын ведьмы пригвоздил разбойника к палубе, но тот успел метнуть нож.
Развенчанный бог с непонятным волнением следил за поединком. Он знал, что оба противника должны погибнуть, но что-то болезненно сжалось у него внутри, когда тонкое лезвие вонзилось в сердце Конрада.
Пират издал возглас, похожий на хриплый гортанный крик раненого ворона. Он умирал от рук христианина и верил, что попадёт в рай, но существо, внезапно склонившееся над ним, не походило на прекрасных девственниц, которые, по преданию, встречают в лучшем мире правоверных мусульман. Оно возникло из тьмы его угасающего сознания. На узкой чёрной морде синими кристаллами мерцали продолговатые глаза с удлинёнными, как у змеи, зрачками…
Большая лодка с высоко поднятыми носом и кормой и единственным прямоугольным парусом на короткой мачте медленно скользила по безмятежной глади моря.
Полулёжа на нагретой солнцем скамье, Конрад наслаждался ощущением покоя и свободы. Таинственная красавица, похитившая его, стояла поодаль. Он чувствовал на себе её внимательный изучающий взгляд, но не испытывал ни малейшей неловкости. Её облик, движения, голос были знакомы ему, но он не помнил её имени, не знал, кто она.
Он принёс ей человеческую жертву и, видимо, завоевал благосклонность дамы. Мир, куда она увела его из боя, был прекрасен и полон чудес. Конрад чувствовал себя всемогущим. Новые возможности открылись перед ним, озаряя его светом неизведанного счастья. В этом мире он обладал способностью принимать любые образы, присутствуя одновременно в десятках разных мест, творить живые картины самых несбыточных своих грёз и жить в них, становясь частью своего творения.
Убитый им пират находился здесь же, в лодке. Он стоял на коленях на расстеленном позади мачты платке и фанатично молился. В его голосе звучали безысходное отчаяние и ужас. Конрад понимал каждое слово, произносимое на неизвестном ему прежде языке. Более того, он каким-то непостижимым образом вторгся в мысли пирата и видел яркие зловещие картины его воображения. Это был ад. Оранжево-красное небо над бесконечной огненной пустыней пылало чудовищным жаром. Стальной луч туго натянутой струной тянулся в раскалённом воздухе от горизонта до горизонта. Душа пирата, трепеща от страха, шла по лучу. Маленькое, жалкое существо, лишь отдалённо напоминающее человека. Балансируя на тонком лезвии, как канатоходец, она робко поглядывала в клокочущую под её ногами бездну.
Внезапно впереди из пламени поднялись две гигантские фигуры, закутанные в тёмные покрывала. В руке у каждой сверкало серпообразное лезвие. Душа разбойника остановилась, не решаясь идти дальше, но путь назад, видимо, был закрыт для неё. Тёмные фигуры качнулись в её сторону. Серпы в их руках отразили оранжевый свет неба. Казалось, по клинкам заструился огонь.
Наблюдая эту картину со стороны, Конрад чувствовал её нереальность, но душа его жертвы воспринимала происходящее более чем серьёзно. Окружённая серым облаком ужаса, она пятилась от надвигавшихся на неё демонов. Стальной луч потемнел и начал таять.
Конрад не понял, как очутился внутри этой сцены. Ему не было места в бредовом видении разбойника, грезящего адскими муками. Он вторгся в его иллюзию непрошеным гостем и крепко схватил в охапку душу пирата в тот момент, когда луч выскользнул у неё из-под ног…
Развенчанный бог смеялся. Холодный и невозмутимый, он редко позволял себе это, и поводов для веселья у него было немного. Но его пленники преподнесли ему сюрприз. Он не ожидал, что они поладят. Вопреки всякой логике, эти двое, избавившие друг друга от тягот земной жизни, сидели рядом на корме лодки и мирно беседовали.
Насладившись кровью пирата, демон больше не нуждался в нём и не собирался удерживать его душу. Он спокойно наблюдал, как она уходила в ад. Если бы не Конрад, похитивший её у ангелов возмездия, от неё не осталось бы и пепла.
Избавленный от неприятного купания в адском пламени пират возомнил себя праведником и думал, что находится в раю. Конрада он не узнал и принял его за ангела, посланного аллахом. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Нескладный и ничем не примечательный в земной жизни юноша волшебно изменился. Очарованный красотой своей покровительницы, он, как зеркало, отразил её черты. Его рыжие волосы приобрели золотистый оттенок и струились по плечам блестящими чуть волнистыми прядями. Грубая одежда преобразилась в хитон из невесомой снежно-белой материи. Демон и человек были теперь похожи, как сестра и брат или как братья, поскольку развенчанный бог воплощал в себе оба начала — женское и мужское.
Иным стал и облик пирата. Кровь убитых им европейцев незримыми узами связала его с ненавистным ему христианским севером. Его кожа посветлела, в чертах лица появилось что-то германское. Этой душе, питающей величайшее презрение к кресту, предстояло вскоре воплотиться в бедной голландской семье. Разбойник не подозревал об этом. В его религии ничего не говорилось о перевоплощениях.
Развенчанный бог с недоумением посматривал на Конрада, силясь разгадать причину чудесной перемены, происшедшей с ним. Ей не было объяснения в доступных демону понятиях. Он знал эту душу с незапамятных времён, но никогда её не озарял такой странный, притягательный свет. Встречаясь с ней взглядом, древний бог невольно отводил глаза. То, что он чувствовал, было немыслимо. Благоразумие требовало, чтобы он немедленно избавился от этой сущности, несущей в себе опасность для него. Но он никогда не был благоразумен, иначе не оказался бы в числе властителей преисподней.
Память прошлых жизней ещё не вернулась к Конраду, но присутствие языческого бога, которому он служил много веков, вызывало у него смутные воспоминания и ассоциации. Разговаривая с пиратом, он внимательно рассматривал необычный парус лодки и временами задумчиво проводил ладонью по шероховатому дереву бортовой обшивки. Ему казалось, что когда-то он уже плавал в этой или подобной лодке. Ряды низких сидений и крепления для вёсел в её бортах говорили о том, что в безветренную погоду она должна была приводиться в движение гребцами. Но она не походила ни на одно известное ему гребное судно. Её странный парус… Конрад силился вспомнить, где и когда видел его прежде. Он не подозревал, что такие паруса уже более полутора тысяч лет не отражались в шелковистых волнах Средиземного моря…
Лазурный день в мире развенчанного бога незаметно сменился лилово-золотым вечером. Красноватое пульсирующее мерцание озаряло глубины усеянного звёздами неба. Луна здесь была огромной и яркой. Такой её никогда не видят люди в своём мире.
Взглянув на притихших пленников, развенчанный бог улыбнулся. Утомлённые долгим путешествием, они дремали.
Лицо пирата окончательно приобрело европейские черты. Выбритая по мусульманскому обычаю голова покрылась густыми волосами медного цвета, тёмная борода порыжела. Склад фигуры почти не изменился, но рост немного уменьшился. Это был уже совсем иной человек. Древний бог негромко произнёс его имя:
— Лендерт Герритс де Гроот.
И удовлетворённо кивнул, увидев, как тот исчез.
Конрад проснулся и бросил тревожный взгляд на то место, где только что находился его спутник, затем медленно поднял глаза на свою похитительницу. В них мерцали зелёные огоньки.
— Где он?
— Его больше не будет, — не сразу отозвался развенчанный бог, — он вернулся к людям.
— Зачем?
— Он должен жить на земле. Ему не место здесь.
— Я тоже вернусь?
— В своё время.
— Я не хочу.
— Это неизбежно. Вы, смертные, живёте по законам своего мира и должны возвращаться в него вновь и вновь до тех пор, пока не найдёте в себе силы преодолеть его притяжение.
— Странно… Люди верят в ад и рай. Этот человек считал, что мы в раю, и надеялся вскоре предстать перед своим богом…
— Ты находишься в моём мире, и сам можешь решить, ад это или рай. Мне чужды оба эти понятия. Для меня мир существует таким, каким он создан, а не таким, каким хочу или боюсь видеть его я. В нём есть хорошее и плохое. Всё, что угодно твоему сердцу. Выбери то, что тебе ближе, и окажешься в раю или в аду.
На губах Конрада мелькнула насмешливая улыбка.
— И пребуду там во веки веков? — спросил он с едва уловимой угрозой, насторожившей демона.
— Ты будешь находиться там до тех пор, пока твои предпочтения не изменятся. Во вселенной нет ничего вечного, кроме её Творца, но и Он меняется, совершенствуясь вместе со Своим творением.
— Аллах?
— Да, аллах, если тебе угодно так называть нашего Создателя. Его называют по-разному, но суть в том, что именно он сотворил мироздание и установил определённые законы…
— Которые нарушаются чаще, чем земные. Один из них я как раз собираюсь нарушить. Я выбираю для себя рай, хотя не заслужил его ничем. Но не тот рай, о котором мне рассказывали на земле. Помоги мне отомстить моим убийцам.
Голландский корабль, загоревшийся ещё в начале сражения, становился всё более опасным соседом для пиратских галер. Пламя быстро распространялось по его палубе, грозя перекинуться на разбойничье судно, находящееся с подветренной стороны. Прикованные к скамьям гребцы галеры, большую часть которых составляли пленные христиане, со страхом следили за огненным гребнем, качающимся в вечерних сумерках. Ветер обдавал людей невыносимым жаром и едким дымом, осыпал тучами искр.
Почти все защитники "голландца" были убиты или смертельно ранены. Видя, что потушить пожар не удастся, пираты спешили перевезти самое ценное на свои суда. Риск был велик. Огонь в любой момент мог добраться до крюйт-камеры корабля.
Капитан галеры, стоящей с подветренной стороны, приказал отойти. Гребцы налегли на вёсла. Страх огненной смерти удвоил их силы. Капитан видел, как уходила вторая галера.
В быстро сгущающейся темноте голландский корабль представлял зловещее и торжественное зрелище. Это был флейт, построенный в Амстердаме и вооружённый, на взгляд корсара, слишком серьёзно для "купца". Огонь змеился по мачтам и снастям, вырывался из открытых пушечных портов, словно обезлюдевший корабль продолжал вести бой с незримым противником. Кто знает, какова была истинная цель появления этого судна вблизи африканских берегов…
Капитан галеры, старый араб, немало повидавший на своём веку, испытывал особую неприязнь к голландцам, считая их самым коварным из всех христианских народов. Вероятно, это было не справедливо, но старый корсар не раз убеждался на собственном опыте, что тем, кто приходил в южные воды под голландским флагом, не следовало доверять. Слишком часто их мирная торговля превращалась в откровенный, наглый разбой. Их клятвы и обещания ничего не стоили, если речь шла о больших барышах. Но их прочные, вместительные суда часто перевозили ценные товары. Капитан с досадой смотрел, как огонь пожирал флейт. Такой корабль сам по себе был хорошим трофеем, не говоря о тех вещах и утвари, которые не удалось забрать с него…
Чёрный силуэт судна в багрово-золотых языках пламени шевелился, меняя очертания. Опрокинутым факелом рухнула бизань-мачта, увлекая за собой клубок горящих снастей.
От высоко поднятой носовой части корабля отделилась длинная узкая тень и обрела контуры большой, изогнутой, как рог, лодки с широким низким, прямоугольным парусом. Капитан с беспокойством следил за ней. Он точно знал, что на "голландце" не осталось ни одной неповреждённой шлюпки, да и кто из защитников флейта мог уцелеть в бушующем огне?
На второй галере тоже заметили лодку и, видимо, встревожились. Она находилась ближе к ним и направлялась в их сторону. С палубы галеры грянул пушечный выстрел. В этот момент корпус голландского корабля разошёлся, из трещины, как из жерла вулкана, вырвался столб пламени, а затем над морем прокатился взрыв. Корабль развалился пополам. Кормовая часть распалась на куски и почти сразу затонула. Носовая ещё некоторое время оставалась на плаву, пылая, как огромный костёр.
Лодка исчезла. Сквозь шум ударяющих по воде вёсел старому корсару чудились доносимые ветром крики о помощи. Он всматривался в темноту, но не видел огней второй галеры. Как нарочно, небо заволокло тучами, и пошёл дождь. Обломки голландского корабля всё ещё догорали, освещая часть моря. Ветер усилился. Волны ощеривались пенными клыками. Капитан приказал поднять паруса.
Гонимая свежим попутным ветром галера возвращалась в Алжир.
Дождь превратился в ливень. В кромешной тьме не было ни единого просвета, и судно, внезапно возникшее из мрака, показалось тем, кто успел его заметить, высокой волной с крутым гребнем. Страшный удар сотряс галеру. Раздался оглушительный треск. Чужой широкий, жёсткий парус накрыл палубу, сметая в море всё, что на ней находилось. Галера накренилась, заваливаясь на правый борт. Крики и скрежет тонули в шуме ливня, вое ветра и гулких ударах волн в корпуса обоих судов.
Цепляясь за скользкий планшир, капитан галеры на мгновение увидел над собой вздыбившийся, изогнутый, как шея кобры, нос невиданной лодки. Там, на недосягаемой высоте, мерцали два синих огонька — глаза существа, возникшего из кошмаров. А затем произошло невообразимое: лодка растаяла, расплылась клубами чёрного дыма. Её сломанная мачта, лежавшая поперёк палубы галеры, и диковинный парус истлели под руками тех, кто пытался ухватиться за них…
Тьма была плотной и мягкой. Тяжёлая, сковывающая тишина царствовала в её сердце. В этом безжизненном пространстве не существовало самого понятия "звук". Крик, рвущийся из глубины души, застывал на онемевших, неподвижных губах.
В невыносимо долгие мгновения, пока сердце ночи не исторгло из себя лодку, Конрад испытал ужас, какого не знал на земле. Но вот во мраке проступили очертания мачты, несущей чёрный, слегка серебрящийся парус. Блеснули звёзды.
— Торжество справедливости? — иронически усмехнулся демон, вновь принимая облик красавицы с лунно-янтарными волосами.
— Скорее удачная охота, — в тон ей ответил Конрад; страх опьянил его, но не обессилил. — Я угодил тебе?
Развенчанный бог чуть подался назад, неожиданно оказавшись в облаке жаркого света. Ему были знакомы различные оттенки человеческой любви. Люди поклонялись ему в древности. Люди и теперь верили в него. Он был королём шабашей, маги часто прибегали к его помощи. Но ни слепое поклонение древних, ни похоть ведьм, ни предпочтение, которое отдавали ему чародеи перед другими существами потустороннего мира, не могли заставить его так охотно откликнуться на призыв смертного.
Демон пристально взглянул в глаза души, добровольно уходящей с ним, и вновь ощутил себя богом. Страсть, которую испытывало к нему это существо, похожее больше на ангела, чем на человека, завораживала и притягивала его, как пламя жертвенника, зажжённое преданным ему жрецом. И демон не устоял перед искушением. Из его груди выскользнул пульсирующий золотой шар и мягким лучистым туманом лёг на плечи Конрада, сжав его в призрачных объятиях. Два бесплотных существа, теряя очертания, слились в живое, ослепительно яркое светило, пронизанное всеми оттенками невообразимого на земле экстаза.
Духи шторма несли лодку мимо островов и безлюдных бухт, мимо скалистых гряд, вздымающихся из клокочущей воды, мимо опустевших гаваней, мимо кораблей, борющихся с ветром и волнами. Изредка вспышка молнии выхватывала из мрака силуэты далёких городов с блестящими полумесяцами на минаретах и смешными домишками, в страхе прижавшимися друг к другу на обочинах узких улочек.
Иногда нос лодки, украшенный головой морского змея, вонзался в борт встречного судна, но не рассекал, а проходил сквозь него тенью, не причинив вреда.
У кораблей есть живые души. Недаром люди с незапамятных времён дают имена судам, как детям. Лодка демона была живым, мыслящим существом. Она стремилась в свою тайную гавань, находящуюся в ином мире, но граница между мирами была непреодолима для неё, пока хозяин не желал возвращаться домой.
А развенчанный бог забыл обо всей вселенной, переполненный новыми, незнакомыми ощущениями. Любовь человека стала для него откровением, неожиданным подарком, изменившим его судьбу. Сердце Конрада пульсировало в его сердце: тёплый, пушистый, переливающийся чудесными красками шар света. Лёжа неподвижно, развенчанный бог прислушивался к мелодии блаженства, струящейся сквозь тончайшую ткань его плоти. И когда существо, подарившее ему это наслаждение, осторожно высвободилось из его объятий, он внезапно осознал, что пожертвует всем, чтобы вновь ощутить в своей груди биение его сердца.
Он сделал невольное движение, желая удержать Конрада, и встретил его взгляд — восхищённый и тревожно-выжидательный. Что-то было не так, и развенчанный бог испугался. Он переступил запретную черту, глубже, чем следовало, проник в чуждый ему мир. Воплотиться среди людей он не мог: слишком непохож он был на них. Но он унизил себя страстью к человеку, как унижают себя люди совокуплением с животными.
— Значит, я не ошибся, — сказал Конрад. Золотистый свет, окружавший его, потускнел. — На небесах так же беспощадны к грешникам, как и на земле. Отпусти меня. Нашему преступлению не было свидетелей. Я вернусь к людям, и ты больше не вспомнишь обо мне.
— Свидетели есть, — возразил развенчанный бог. — Ничего невозможно сохранить в тайне. За нами наблюдают тысячи незримых глаз. Пусть видят и знают, что я счастлив и не нуждаюсь ни в чьём одобрении!
Вихрь подхватил лодку, закружил, вознося её к чёрному небу.
Звуки шторма исчезли. Ночь сменилась рассветом. Лодка медленно заскользила по прозрачно-голубой воде бухты, окружённой серебристыми скалами. Розовое на востоке и сине-серое на западе небо без единого облачка, белоснежная полоска берега, холмы, покрытые густой нарядной зеленью, казалось, были созданы из лёгкой радужной ткани тишины.
На одном из холмов белело здание с изящными колоннами и двускатной крышей. От берега к нему вели крутые ступени, выбитые в скале. Вдоль них струился ручей, срываясь с уступов и террас маленькими искристыми водопадами.
Оставив лодку возле деревянного причала, демон и его спутник поднялись по ступеням на вершину холма.
— Что это? — спросил Конрад, указав на руины древнего храма, вздымающиеся среди буйной зелени.
— Моё святилище, — с грустью отозвался развенчанный бог. — Храм, возведённый людьми в мою честь. Когда-то здесь, в долине между холмами, стоял город. Бухта была тогда шире и глубже. Город смотрелся в её синий глаз, как в зеркало, любуясь своей красотой, гордясь своим величием. Его жители любили и почитали меня. В моём храме жгли благовония, мне приносили дары…
— Что же произошло? Я не вижу ни города, ни гавани.
— Их давно нет. Здесь всё изменилось. Люди предают своих богов, как и земных правителей.
— Не потому ли ты теперь разбойничаешь в нашем мире?
— Я не могу жить иначе. Люди добровольно дают мне пищу. Я не принуждаю их к этому.
— И, тем не менее, я принёс тебе жертву, избранную тобой.
— Да, мне хотелось забрать тебя к себе. Со мной ты будешь счастливее.
Конрад присел на большой обломок скалы на краю обрыва и в раздумье оглядел бухту.
— Почему моя мать поручила меня именно тебе?
— Об этом тебе следовало спросить её. Она чувствовала тайные нити, связывающие души и события. Это заставило её выбрать в обширном пантеоне языческих богов именно меня.
— Что же связывает меня с тобой?
Развенчанный бог положил ладонь на плечо Конрада.
— Оглядись вокруг. Ты не узнаёшь эти места?
— Нет, но мне кажется, что я знал тебя прежде.
— Да, знал. Ты был одним из моих жрецов.
— Я не помню этого.
— Конечно, ведь с тех пор прошли века.
— Где же теперь души тех людей, что жили здесь и поклонялись тебе?
— Признаться, меня не особенно интересовали их судьбы. Я хорошо чувствую кровь моих бывших подданных, текущую в жилах их потомков, но души людей, когда-то населявших мой город, неподвластны мне и давно покинули меня.
— Я останусь с тобой. Мне наскучили люди и их убогий мир.
— Это заметно. Сегодня ты уничтожил три сотни человеческих существ, среди которых было немало христиан.
— Эти христиане — гребцы на галерах, всё равно были обречены. Я не мог вызволить их из плена другим способом. Уверен, что они благодарны нам за своё освобождение… к тому же… — Конрад улыбнулся, и в его глазах мелькнули хищные искры, — надеюсь, что наш скромный свадебный пир удовлетворил мою божественную госпожу?
— Кровь людей — не пища для человека, — возразил развенчанный бог. — Ты не должен подражать мне. Здесь много пищи, пригодной для тебя. Эта земля щедра.
— Да, — согласился Конрад, — твоя страна красива и богата, но она больше не принадлежит тебе.
— Что ж, иногда приходится уступать тем, кто сильнее. Моё время прошло.
— Оно ещё вернётся. Ты говоришь, что во вселенной нет ничего вечного. Значит и власти христианского бога должен прийти конец. Человек, который убил меня, ненавидел христиан. Если бы Иисус действительно был всемогущ, он бы не допустил, чтобы сегодня его приверженцев перерезали дикари, презирающие его учение. А впрочем, он ведь и самого себя безропотно позволил распять, что уж говорить о нас…
— Боги редко вмешиваются в дела смертных, — мягко произнёс демон. — Те, кто поклонялись мне, тоже не всегда одерживали победы над своими врагами.
— Но ты не требуешь, чтобы я поклонялся тебе! Ты отдаёшь мне себя, жертвуешь ради меня своим величием, и клянусь, я вырежу язык любому, кто осмелится назвать тебя дьяволом! Ты снова займёшь место среди богов, и твои жрецы будут служить тебе, как прежде.