Среди чашек, бокалов, крошек и пятен на скатерти стоял транзистор в чехле с ремешком и пряжкой. Богатый задумчиво крутил кнопки. Голоса каких-то людей, словно поджариваясь на сковородках, потрескивали, то громче, то тише. Рявкнуло и еще раз, и еще раз. Затараторило: быстро, быстро, на языке, незнакомом Богатому. Невеста и сестра смотрели на перстень Богатого. Крупный бриллиант пускал лучики.

Вдруг в соседней зале грянул джаз. Так и не успев в мировом пространстве уловить подходящей волны, Богатый резким поворотом кнопки прекратил истерику своей игрушки.

— Глянь-ка, что они там затеяли!? — обратился к невесте Богатый.

— Пусть она сходит, — указала она на сестру, — мне не хоцеца.

— Нет, ты ступай, — приказал жених.

Вынув из сумки зеркальце, невеста подправила голубой помадой губы, взяв другую помаду, намазала ресницы красным, под глазами пустила зеленый цвет. Отставив зеркальце, она внимательно присмотрелась к своему лицу. Спрятала зеркальце, встала, покрутила разноцветными кудряшками. Надувные туфли с ангелом и чертом беззвучно донесли ее к двери. Приоткрыв дверь, она тут же притворила ее и промолвила: — Купсиски тансюют, — положив на плечо Богатого ручку, она зевнула, уселась ему на колени и, еще не совсем закончив зевок, предложила: — Пойдем спать, мне хосеца в кловатку.

— Тебе всегда в кловатку, — передразнила сестру младшая сестра.

В голове у Богатого сидел другой транзистор. Вместо электрических батареек эту машинку приводили в движение три вещи: коммерция, желудок и половая энергия. Невеста старалась пустить в ход эту последнюю. Поерзав на коленях, она решила добавить еще и поцелуй с тем, чтобы жених сделался мягче и послушнее. Но так, вдруг, целоваться новой модой запрещалось. Полагалось сначала спринцовкой убить бациллы у себя во рту, так же как и во рту партнера. Когда она уже спринцевала свой рот, Богатый сказал:

— Я хочу танцевать.

— Отклой лот! — крикнула невеста, целясь спринцовкой.

Но Богатый, закрыв рот рукой, спихнул ее с колен и сказал:

— Убирайся со своей спринцовкой, это будет потом.

— Мне такое обсество не по нутлу, там хамы тансюют, — попробовала еще одно средство невеста.

— Раз я не брезгаю, тебе и подавно не следует брезгать. Ты не можешь, а я если захочу, могу купить себе любой титул, могу сделаться бароном, графом, князем.

— Богатый, сделайся князем, — запищала сестра.

— Дураком нужно быть! — Прикрикнул Богатый на девчонку.

— Посему дуляком? пли сем тут дуляк? — все еще держа спринцовку наготове, спросила невеста.

— Богатство, роскошь, кутежи, траты на любовниц, разводы привели аристократов к концу их царства, — ответил Богатый, выпучив глаза, в которых появился зеленый огонек.

— Ну и сто? Это зь не месает теперь, — слюняво прошепелявила невеста.

— Ты думаешь не «месает», сама ты не «месает». Посмотри, дуреха, на то, что происходит: возьмем хотя бы куплетистов! Они все чертовски богаты, они кутят, имеют дорогих любовниц, постоянно меняют жен. И что же? кроме восторга эти дела других чувств не возбуждают. В чем же тут секрет? Кумекаешь? Вижу, нет, не можешь сообразить. И все народы об этом даже не думают. А почему? А потому, что новые обладатели капиталов выдают себя за демократов.

— Богатый, ты очень умный! — воскликнула девчонка.

— Пошли! — сказал Богатый. Сестра взяла Богатого под руку, Богатый обнял невесту за талию. В таком положении тройка вошла в зал.

Джаз оборвался. Танцующие застыли, словно духи, которых застал ненароком полуночный бой часов.

В зале находился корреспондент, посланный редакцией газеты за новостями о Богатом. Увидев настоящего Богатого воочию и в недалеком расстоянии, корреспондент выскочил на стул и бахнул зажигательную речь:

— Господа! — завопил он истошным голосом. — Внимание! Внимание! Наше скромное общество должно быть благодарно! Вот он: Сам Богатый, окруженный девицами, которым следовало бы показываться на экранах телевизоров, посещает наш бал! Это демократ, который взялся за перекраску негров в белый цвет. Все расы станут одноцветными. Пропадет вражда. Дороги для автомобилей расширятся, и их станет в сто раз больше. Качество автомобилей улучшится. Телевизоры будут передавать не только цвет предметов, из них запросто будут в наши дома выходить артисты и разгуливать по комнатам. Богатый стоит за прогресс и делает все возможное и невозможное для того, чтобы этот прогресс двигался вперед и вперед без конца!

Публика взволновалась. Долгое ура смолкло только тогда, когда Богатый поднял руку.

— Тронут, благодарю! — сказал он, прикладывая к сердцу ладонь.

Оркестр грянул с новым воодушевлением.

Сестра вцепилась в Богатого. Все замелькало, завертелось: пестрые юбчонки, лица, прически, туфли, розовые пятки девиц.

Надутые подошвы слишком высоко подбрасывали Богатого. Воздух провинции расстроил здоровье Богатого. Забитый насморком нос при первом же скачке выпустил бульбу. Богатый полез в карман за платком. Подошвы, продолжая делать свое дело, постепенно уменьшали прыть, но все же поймать в платок нос Богатому долго не удавалось. Высморкавшись наконец, он снова не рассчитал, взлетел и пошел чесать вприпрыжку. У сестры не было надувных подошв, поспевать за кавалером ей было трудновато, в этом помогала ей легкость тела и детский задор. Глядя на эту пару, публика решила, что это новая мода требует так скакать. Чтобы не ударить в грязь лицом, все стали подражать, но без специальной обуви исполнение нового танца было затруднительным.

При помощи надувных туфель невеста танцевала с сыном мясника. Можно было подумать, что парень этот задался целью пробить паркет. Сердце его пылало, глаза горели, а руки были холодными и потными.

— Давай жару, давай духу! — орал Богатый.

Передав сестру невесты корреспонденту, он хватал то одну, то другую девицу. Творил такое, что высокая девушка с длинными мускулистыми ногами громко завизжала. Другая, коротенькая, грудастая, если бы Богатый не увернулся, обязательно въехала бы ему кулаком в морду. Увернувшись, Богатый завопил: «Пейте, братцы, за все плачу!»

А уже хозяин (рад стараться) с лакеем таскал, лавируя среди танцующих, всевозможные напитки.

И музыкантов Богатый поил. Усевшись за стол, он подзывал к себе кого попало и заставлял пить. Дым стоял коромыслом. Джаз гремел все неистовее. Атмосфера становилась душной и вонючей. Богатый вел к тому, чтобы развязать страсти. Это ему, как вообще все, всегда удавалось. Девичий визг, выкрики, топот ног, звон стаканов действовали на опьяневшие головы так, что не только кавалеры, но дамы потеряли последние остатки скромности. Тут Богатый доставил еще одно внезапное удовольствие: он потушил свет. В темноте Богатый залился раскатистым хохотом.

— Только раз в жизни живем! — кричал он. — Делайте, что хотите. Радуйтесь, веселитесь. Я вам все позволяю.

Джаз замолк. В тишине слышались шорохи, вздохи, визг, призывный смех прерывался звуками поцелуев.

Богатый зажег свет. Вид залы удовлетворил Богатого, дело явно приближалось к бесстыдной и дикой оргии. На столах, под столами, прижатые к стенам, растрепанные корчащиеся тела промелькнули и снова скрылись в темноте.

Вдруг пронзительно вскрикнула невеста. Богатый повернул выключатель. Среди вспыхнувшего света невеста, схватившись за живот, упала на стул. Богатый подскочил к ней. В зале начался переполох, многие очнулись и окружили невесту. Жених спрашивал:

— Что с тобой? Болит, где болит? — чуткий слух уловил бы в голосе Богатого тщательно скрываемые нотки радости.

Но откуда было взяться чуткому уху? Оглушенная публика видела перед собою наоборот убитого горем человека, который стоял на одном колене и обнимал двумя руками тоненькие ноги своей возлюбленной. Невеста не отвечала, она только корчилась и стонала. Пробившись сквозь толпу, хозяйка предложила перенести больную в свою комнату.

Сын мясника, хотя и не твердо держался на ногах, взялся за это дело. Он поднял на руки и понес то тело, что весь вечер заставляло его мучительно страдать от вожделения. По правую его руку свисали тоненькие ножки в туфлях с ангелом и чертом, коротенькая юбчонка закатилась так высоко, что между штанишками и чулком сияло ему прямо в глаза живое тело бедра. Левая рука чувствовала, как скользит легкая материя по спине драгоценной ноши. Невеста порывисто дышала, легкий стон срывался с ее голубых губ. Приближалась постель в комнате хозяйки. В пьяной голове сына мясника создавалась иллюзия, совершенно противоположная действительности. Не будь тут же рядом Богатого и хозяйки, сострадания к больной у него ни под каким видом не оказалось бы. Подавив усилием воли свою похоть, он положил невесту на постель и, заскрежетав зубами, отошел в сторону.

Богатый, ломая руки, просил хозяйку вызвать скорую помощь. Присев на край постели, он начал растирать себе колени. Повернув голову к стенке, невеста пролепетала:

— Я снаю, ты хотел этого.

— Ну, как ты можешь так думать? как тебе не стыдно. У нее бред, — обратился он к хозяйке. Но она не очень поверила. Тогда Богатый зарыдал и приложил свою огромную лапу с бриллиантом на пальце к огненному лобику невесты. Растворяя красную краску ресниц, красные слезы обмочили пальцы жениха.

Хозяйка, выгнав из комнаты любопытных, пошла звонить по телефону.

— Если ты будешь при людях болтать чепуху, я не посмотрю, что ты больная, — прошептал злобно Богатый.

— Я зе тебя плосила не надо тансевать, — упорствовала девица. Богатому стало не по себе, жалость вкралась в его сердце. Сквозь страданья на лице невесты проступало нечто новое, человеческое. Эти нарощенные искуственно зубки, и это платье с надписями, и прическа с разноцветными кудрями, все это вдруг показалось Богатому пустым и никчемным.

Когда в комнату вошли санитары в белых халатах, Богатый очень удачно выдавил из своих глаз слезы. Это он умел делать, ибо в таких случаях всегда вспоминал о своей гениальности, которая приводила его в такой восторг, что слезы могли литься даже рекой.

Богатый сел рядом с шофером, и карета скорой помощи помчалась. В больнице все блестело. Белый лак покрывал стены. Приемная освещалась длинными белыми трубами. Сестра в белой косынке начала прием больной с таким видом словно больная, собственно говоря, нечто далекое и не важное в сравнение с тем, что о ней скажут бумаги.

Удостоверившись, что бумаги в порядке, она еще долго писала новые бумаги.

Наконец больную унесли. Богатого не пустили. Сестра сидела за высоким бюро и еще дописывала что-то в толстой книге. Богатый уселся в мягкое кресло на низких ножках, взял из кучи наваленных на столе журналов первый попавшийся ему под руку. Листая его, он вдруг увидел знакомую фотографию: тот же профессор в белом халате резал живую собаку и собака лизала ему руку. «Это у того дурака седого художника я видел», — вспомнил Богатый.

— Может быть, ее будут оперировать, теперь у них опыт благодаря мне, — подумал Богатый, вспоминая о том, как много собак он продал профессорам. — Как я умно и полезно живу, — думал он дальше. — Случай слеп и, пока он слеп, приносит ущерб человеку глупому. Нужно уметь вставлять в слепоту случайностей свои глаза, и тогда можно любую невыгодную случайность сделать выгодной. Это как разлитое случайно на столе вино обязательно готово избрать себе дорогу прямехонько на штаны. Но если намочить в этой лужице палец и провести дорожку в сторону, вино обязательно потечет по этой дорожке, и штаны не пострадают. Можно, если лужица большая, несколько дорожек пустить в разные стороны и все в выгодном направлении. Вот закон природы самый главный: извлекай из каждого несчастия выгоду.

Самодовольная улыбка просияла на лице Богатого, он вспомнил, что из гаража уже выслан новый «Шиномаз». Вспомнил, какая у него квартира, какое огромное бюро со всякими служащими, вспомнил, сколько денег течет ему в карман от негров из самых отдаленных стран. И снова он думал о том, какую огромную пользу он принесет не только себе, но и всей цивилизации человеческой, когда начнет оборачивать свой капитал и строить в разных местах фабрики, строить дороги для машин, распространять среди людей любовь к моде, к комфорту. «Вот и бал я повернул на правильную дорогу! У людей теперь два интереса: машинизация и разврат. Без разврата и машинизации им нечем заниматься. Нечем жить, но все же моя дорогая невеста слишком разошлась, за ней словно за сучкой целая армия ухажеров бегала. За это я ее потом выгоню. Но пока что извлеку выгоду. Увидим», — сказал Богатый сам себе и обратился к сестре:

— Что-то долго нет новостей? Я так страдаю за свою невесту! Может быть, вы будете так любезны и узнаете в чем там дело!?

— Она в палате профессора Флакона, своевременно все узнаете! — ответила бюрократка.

— Можно ли доверять Флакону? — спросил Богатый, изображая на лице страх.

— Он гинеколог-хирург, — ответила женщина так гордо, словно на ней лежал отсвет светила.

Богатый снова уселся покрепче в кресло и начал громко вздыхать и охать.

Прошло еще некоторое время. Дверь, за которой происходили таинственные манипуляции, внезапно распахнулась. Белоснежный ангел, с розовым лицом и огромными синими глазами, стоя в раме спросил: — Вы Богатый?

Богатый встал, ангел поманил его ручкой. Девушка-ангел шла впереди, в белых мягких туфлях с закрученными вверх носками, платье ее похрустывало. Богатый тревожно задавал вопросы. Отвечать на них ангелу было некогда. Множество белых дверей приходилось открывать, девушка вела Богатого по закоулкам чистилища, и на этой миссии была всецело сосредоточена.

В белой маленькой комнате профессор Флакон мыл руки.

Намыливая их, он слегка повернул голову и сообщил:

— Моя клиентка спасена, нужна была небольшая операция. У нее выкидыш.

— Как мне обидно! — воскликнул Богатый. В комнате было нечто строгое, законное, научное. На стеклянном столике лежали резиновые перчатки, шприцы, таинственные инструменты устрашающе поблескивали.

Собравшись с духом, Богатый с видом чрезвычайно покорным добавил:

— Осложнений не будет?

Девушка подала профессору белоснежное полотенце. Вытирая старательно руки, профессор довольно грубо отрезал:

— Все бывает.

Тут Богатый решил представиться:

— Я Богатый, — сказал он и подождал, не протягивая руки. В наружности Флакона что то переменилось. Он вдруг заржал, протянул руку и сказал: — А, очень приятно познакомиться!

— Да, у меня черный день! — воскликнул Богатый и, словно растроганный любезной улыбкой хирурга, начал обнажать перед ним свою душу. Он подробно рассказал про пощечину, которую получила его невеста от неизвестного босяка в ресторане. Описал страданья своей невесты, долго говорил о ее нервности и в конце концов преподнес профессору уже готовый вывод: — Вот они, причины выкидыша! Моего несчастья! Ох, как это все меня удручает.

Однако профессор стоял молча с удивленным лицом, и даже голова его слегка покачивалась, не совсем с полным отрицанием, но все же, скажем, в полусомнении.

— Добавка еще есть, — сказал Богатый. — «Дрин Дрон» у меня украли.

— Да, это по радио сообщалось, — кивнув уже менее отрицательно головой, сказал хирург.

— Она так этим тоже переволновалась! — воскликнул Богатый, чувствуя что попал на благодатную почву.

Профессор оживился.

— Как вы находите Дрин Дрон, хороший автомобиль? — спросил он.

— Что там хороший?! могу вас уверить — прекрасный механизм!

— Неужели лучше «Пудродана — Гудзула 8»?

— Куда там Гудзулу! — воскликнул Богатый и, отчаянно взмахнув рукой, посадил «Гудзул» как бы в галошу.

— Я собираюсь себе Дрин Дрон купить, — почему-то мрачно произнес хирург.

— Покупайте закрыв глаза, мне директор знаком, я вам кредит устрою, — горячился Богатый так, словно совершенно забыл про свое несчастье.

Между Богатым и Флаконом произошел длинный разговор, в котором оба джентельмена выказали чрезвычайно глубокие познания в автомобильном деле.

После этого доктор, конечно, не отказал в пустячке и выдал Богатому свидетельство в том, что невеста сбросила ребенка потому, что была избита в ресторане неизвестной, темной личностью.

Богатый наведался к невесте, но она находилась еще под влиянием наркотика.