Проскочив мимо японки, Аманда устремилась в глубь какого-то коридора, где, ей казалось, она найдет убежище от любопытных взглядов. Слава Богу, по дороге ей никто не попался. А то вид хозяйской дочки, окончившей пансион благородных девиц в Швейцарии и блиставшей несколько лет в высшем обществе за океаном, мчащейся сейчас на всех парах по роскошной ковровой дорожке, поверг бы кого угодно в недоумение.

— Что я наделала? Что я наделала? — твердила она. — Ну кто меня за язык тянул?

Ворвавшись в какую-то пустую комнату, Аманда оглянулась по сторонам, увидела кресло, обессиленно опустилась в него и закрыла лицо руками.

Когда кто-то осторожно тронул ее за плечо, она от неожиданности чуть не подпрыгнула.

— А-а, это вы, миссис Осакиро, — произнесла она, глядя на запыхавшуюся пожилую женщину. — Простите, боюсь, я подвела вас.

Заметив появившееся на лице японки вполне справедливое изумление, Аманда объяснила:

— Я, конечно, наговорила много чего лишнего. Но знаете, надо быть идиоткой, чтобы выйти замуж за такого человека. — Она посмотрела в глаза миссис Осакиро. — И если у мадемуазель Жанетт есть хоть капля здравого смысла, она тоже за него не выйдет.

Смешно, но до сих пор Аманда практически не задумывалась, какова же на самом деле девушка, чью роль она исполняет. Мадемуазель Жанетт являлась для нее скорее некой абстрактной фигурой и лишь теперь вдруг стала реальным, живым человеком. И вот от лица этого живого человека она наговорила столько резкостей Альваро!

Девушка невидящим взором уставилась перед собой, потом вдруг резко повернулась к миссис Осакиро.

— Когда мадемуазель Жанетт наконец найдется, мне надо будет обязательно поговорить с ней прежде, чем она встретится с женихом. Пересказать ей кое-что из того, что мы с ним друг другу наговорили. А то непременно возникнет какое-нибудь недоразумение.

Миссис Осакиро глядела на свою подопечную с откровенным страхом — так моряки следят за приближением девятого вала, грозящего гибелью кораблю. И неудивительно, за минувшие недели Аманда успела понять: японка чуть ли не до смерти боится отца Жанетт и мечтает, чтобы намеченный им брак состоялся. Любой ценой. Беда заключалась в том, что мадемуазель Жанетт, как стало ясно в последнее время, отнюдь не расположена к «сотрудничеству» и планы отца в грош не ставит. Миссис Осакиро, правда, не уставала твердить, что, мол, в нужный момент взбалмошная наследница наверняка появится. Но момент настал — и где мадемуазель Лолливаль?

И вообще, чем дальше, тем запутанней представлялась Аманде вся эта ситуация. Она вопросительно посмотрела на миссис Осакиро.

— Послушайте, а как вы себе все это представляете? Ведь стоит этому испанцу увидеть настоящую мадемуазель Жанетт, он сразу поймет, что сегодня была не она.

Та беспомощно развела руками.

— А что мы можем сделать? Одна надежда на то, что завтра он уезжает и вернется лишь через несколько недель. Быть может, за это время ваш образ у него в памяти слегка потускнеет и сеньор де Вальеспин спишет различие на то, что мадемуазель иначе одета и накрашена. — Японка озабоченно покачала головой. — Но голос… манера держаться… — Она выразительно возвела очи к потолку. — Что ж, будем смотреть правде в глаза. Да, он может догадаться, что что-то не так. Но все равно у нас нет другого выхода.

Аманда вдруг ощутила острое чувство вины. Она ведь знала, как важно для миссис Осакиро расположение всемогущего месье Лолливаля. А сегодня все испортила.

— Боюсь, я разругалась с этим Вальеспином в пух и прах, — отводя глаза, призналась она. — Наговорила такого, чего не следовало бы. Даже не знаю, может, теперь он сам откажется от помолвки.

Смуглое лицо японки второй раз за вечер посерело.

— Что вы наделали? Да месье Лолливаль спит и видит свою дочь замужем за этим испанцем!

Аманда виновато потупилась.

— Простите. Правда, мне очень стыдно. Но этот человек невыносим!

Миссис Осакиро схватила ее за руку и чуть ли не выдернула из кресла. Такая субтильная, вроде бы немолодая, и откуда только силы взялись?

— Вы должны отыскать его и помириться! — прошипела она. — Скорее! Пока он еще не уехал!

Аманда покачала головой.

— Миссис Осакиро, да поймите же, я не могу. Слышали бы вы, как он со мной разговаривал…

— Разговаривал? — Отпустив девушку, японка возмущенно всплеснула руками. — Лучше подумайте, как со мной будет разговаривать месье Лолливаль! Да что там разговаривать, просто вышвырнет на улицу без денег и рекомендаций! Как вы думаете, зачем он приставил меня к своей дочери? Чтобы свадьба состоялась во что бы то ни стало! А я понятия не имею, куда делась эта взбалмошная девица, да и вы еще делаете все, чтобы помолвка была расторгнута! — Внезапно она сменила тон на умоляющий. — Ну, Аманда, пожалуйста. Вы не понимаете, как это важно для меня.

— А вы не понимаете, как это будет трудно для меня, — вздохнула девушка, сдаваясь.

Найдя своего друга на террасе, в одиночестве любующегося звездной ночью, Альваро сначала плотно закрыл стеклянные двери и только потом дал волю своему раздражению.

— Ну и девица! Невыносима, просто невыносима! Из тех, кто привык всегда оставлять последнее слово за собой!

Рикардо благоразумно промолчал. Не говорить же Альваро, что мадемуазель Жанетт не единственная на сегодняшнем вечере, кто страдает этой небольшой слабостью.

Так и не дождавшись ответа, молодой человек опустился в плетеное кресло и устало подпер голову рукой.

Человеку с его положением в обществе, что ни говори, лучше жениться. Это раз. Франсиско нужна мать. Это два. И, наконец, если уж брак по любви для него невозможен, надо превратить его хотя бы в выгодную сделку. А месье Лолливаля связывают с его, Альваро, семьей давние как деловые, так и дружеские отношения. Это три. Так что, если ради этого не придется идти на совсем уж непомерные жертвы, кандидатура мадемуазель Жанетт представляется самой подходящей.

Подняв голову, Альваро несчастными глазами посмотрел на Рикардо.

— И почему только жизнь такая сложная штука?

— Потому, что ты слишком серьезно относишься к ней, — отозвался тот. — Хотя, видит Бог, у тебя есть на то все основания. Плюс твои довольно устаревшие понятия о чести. Их можно разделять, ими можно восхищаться, но, согласись, жизнь они осложняют довольно-таки здорово. Вот как в ситуации с месье Лолливалем.

— Но моя семья и впрямь перед ним в огромном долгу. Если бы не его поддержка, и финансовая, и техническая, и информационная, фирма моего отца прогорела бы во время последнего кризиса.

— Совершенно верно. Правда, не всякий счел бы, что из благодарности теперь должен жениться на дочери своего благодетеля. Но ты не можешь иначе. И я тебя понимаю. Как понимаю и твое нежелание на ней жениться.

Альваро снова вздохнул. До сегодняшнего дня он как-то не задумывался, почему месье Лолливаль так озабочен тем, чтобы выдать за него свою дочь: ни дать ни взять торговец, спешащий сбыть с рук сомнительный товар. Конечно, возможно, все вполне невинно — просто хороший отец заботится о будущем дочери. В конце-то концов ей уже двадцать шесть, хотя, надо сказать, выглядит она моложе, больше двадцати трех не дашь.

— Если не возражаешь, я бы поделился с тобой одной мыслью, которая только что пришла мне в голову, — сказал Рикардо.

Альваро кивнул.

— Валяй. Любая мысль по этому поводу сейчас будет, что называется, в кассу. Потому что своих мыслей у меня практически нет.

— Мы ведь оба знаем, какой у месье Лолливаля чудовищный нрав, да?

— Уж это точно, — вздохнул молодой человек.

— Так вот представляешь, что с ним будет, если он узнает, что ты отказался жениться на его дочери, не проведя в ее обществе и получаса? Как пить дать сочтет это за личное оскорбление. А месье Лолливаль может быть очень опасным врагом.

— И снова ты прав. Как ни велико искушение, а я себе позволить подобной роскоши не могу. — Из груди Альваро вырвался очередной душераздирающий вздох.

— Но, может, — добавил секретарь, — если бы ты провел с Жанетт еще хотя бы часик, вы бы начали лучше понимать друг друга? Того гляди, она бы тебе даже понравилась.

— Понравилась?! — Альваро аж задохнулся. — Ну, это вряд ли. Хотя я понимаю, к чему ты клонишь, Рикардо. И наверное, последую твоему совету. Попробую предпринять еще один заход. В конце концов это только по-честному: дать девушке второй шанс. Кто знает, может, у нас что и получится.

— Вот именно!

И с подобным напутствием Альваро де Вальеспин отправился на поиски невесты.

Самое интересное, что, судя по всему, мадемуазель Жанетт успела прийти ровно к тому же выводу. Едва войдя в зал, Альваро заметил ее — она оглядывала гостей, точно кого-то искала среди них, а заметив жениха, направилась в его сторону. Правда, лицо ее отнюдь не пылало энтузиазмом, а походка казалась слегка скованной, словно решение далось ей с немалым трудом, но эти мелочи сейчас ничуть не волновали Альваро. Он твердо вознамерился сделать все от него зависящее, чтобы загладить ссору и, если повезет, найти с невестой общий язык. Удастся подружиться с ней — лучше и не придумаешь. Но если придется тащить упрямицу к алтарю силой — что ж, так тому и быть.

На ходу разглядывая мадемуазель Жанетт, Альваро в очередной раз успел подивиться ее необыкновенной, ослепительной, но вместе с тем на редкость одухотворенной красоте. На миг сердце его сжалось от чего-то очень похожего на сожаление. Ах, будь она только другой, не такой, какой рисуют ее все слышанные им сплетни, они могли бы чудесно поладить. Но, увы, уповать оставалось разве что на чудо.

Пробормотав какой-то комплимент, Альваро снова пригласил девушку на танец. Она натянуто улыбнулась в ответ и украдкой бросила на свою спутницу-японку взгляд не то мятежный, не то взывающий о помощи, но руку подала. А большего Альваро сейчас и не требовалось.

Стоило Аманде оказаться в крепких объятиях этого красивого, но мрачного испанца, предательское тело вновь принялось за свое. Колени подкашивались, под кожей растекались жаркие ручейки огня, в голове мутилось. Вот ведь нелепость! Она же решила, твердо решила, что Альваро ей совершенно безразличен, даже скорее неприятен, так почему же тело отказывается признавать сей факт?

Девушка напомнила себе о своей главной задаче. Она же обещала миссис Осакиро исправить ошибку, помириться с женихом мадемуазель Жанетт. Нельзя быть эгоисткой, нельзя думать только о себе. В конце концов она после сегодняшнего вечера больше не увидит Альваро — тут сердце ее вдруг налилось свинцовой тяжестью, — но миссис Осакиро, как и самой Жанетт, еще предстоит иметь с ним дело. И нельзя, чтобы они оказались перед пропастью непонимания, порожденной ее опрометчивостью. Пора наводить мосты.

Набрав в грудь побольше воздуха, Аманда подняла взгляд на партнера.

— Мне бы хотелось извиниться. Я вела себя возмутительно. Наговорила вам резкостей. Прошу прощения.

Альваро очень серьезно кивнул.

— Вы крайне великодушны, мадемуазель.

Она еще несколько мгновений смотрела ему в лицо, ожидая продолжения и стараясь абстрагироваться от притягательной силы, заключенной в этих точеных чертах лица, аристократическом изгибе губ, длинных, как у девушки, темных ресницах. Интересно, а каково это лицо в минуту нежности? Как улыбаются эти губы той, которую он хочет очаровать, а вовсе не сразить презрительным равнодушием?

Однако пауза затягивалась. И Аманда не выдержала.

— А вы? — спросила девушка.

Аманда не сомневалась: он прекрасно понимает, что она имеет в виду. Однако Альваро предпочел изобразить святое неведение.

— Что — а я? — Губы его слегка изогнулись в улыбке, но понять ее смысла девушка не могла.

— Вы не хотите извиниться передо мной?

— Непременно. Как только совершу что-нибудь, за что следовало бы извиняться.

В глазах Аманды вспыхнули сердитые искорки. Она уже открыла рот для резкой отповеди, но заставила себя сдержаться. Не стоит поддаваться на подобные провокации! Мысленно досчитав до десяти, она лучезарно улыбнулась.

— Чудесно. Иного я и не требую.

Похоже, он оценил ее самообладание. И решил вознаградить за эту маленькую победу над собой. А быть может, и сам вышел победителем из какой-то внутренней борьбы.

— Ладно, — голос его звучал хмуро, и девушка поняла: большего ей не дождаться, но и это уже кое-что, — давайте признаем, что оба повели себя не лучшим образом. Так что предлагаю забыть обо всем и попробовать заново.

— Согласна, — кивнула Аманда.

— Вот и замечательно. У нас уже появляется возможность обсудить ту не самую ординарную ситуацию, в которой мы оба находимся.

— Ситуацию? А, да. Да-да…

Аманда изо всех сил старалась скрыть владеющую ею растерянность. Конечно, она надеялась, что достаточно знает об этой самой ситуации, чтобы не сесть в калошу, но все же лучше ограничиться общими фразами. Так оно безопаснее. И главное — не делать никаких опрометчивых заявлений от лица мадемуазель Жанетт.

— Ведь я, — продолжил тем временем Альваро, — даже понятия не имею, как вы сами-то ко всему этому относитесь.

Ну вот! Началось! А она так стремилась избежать всяких деталей и уточнений.

— А вы? — спросила она, стараясь потянуть время.

— Со мной все просто. Я в огромном долгу перед вашим отцом, он не раз помогал моей семье в тяжелые для нас времена. И я обещал ему жениться на его любимой дочери.

Аманда вглядывалась в лицо Альваро, силясь найти хоть искру обычных человеческих чувств за всем этим поистине олимпийским спокойствием.

— И все?

— Да. А чего же больше? — Он пожал плечами. — Но, согласитесь, сложившееся положение равно неловко для нас обоих.

Девушка свела брови. Правильно ли она все поняла?

— Иными словами, вам самому не так уж и хочется жениться на дочке месье Лолливаля?

Похоже, ее выбор слов слегка озадачил Альваро, но он кивнул.

— Я обещал ему, что предложу его дочери мое имя и мое положение в обществе. И намерен выполнить обещанное.

Аманда напомнила себе, что говорить надо от первого лица.

— Понятно. Кажется, суть я уловила. Вы женитесь на мне, лишь бы сдержать слово, даже если на самом деле этого делать вам совсем не хочется? Просто в знак благодарности месье Лолливалю?

— Нет, вы все-таки не уловили сути. — Лицо у него приняло чуть ли не оскорбленное выражение. — Поэтому-то нам и следует все хорошенько обсудить.

Аманда поглядела на него с сомнением.

— Да, верно, разговор начистоту тут не помешал бы.

— Отлично. И чем раньше, тем лучше. — Альваро оглянулся на двери, ведущие на террасу. — Почему бы нам не найти местечко потише. Ну, например…

— О нет! — Аманда понимала, к чему все идет. Если она попытается играть в искренность, домысливать за мадемуазель Жанетт чувства француженки к своему жениху, это чревато очередной катастрофой, и уже непоправимой!

Альваро изумленно уставился на нее. Еще бы, только что все шло гладко и вдруг заминка на ровном месте.

— Нет?

— Простите! Но я еще не готова к этому разговору.

Она обещала миссис Осакиро помириться с женихом мадемуазель Лолливаль — и помирилась. Большего от нее и не требовалось. Ее обязанности благополучно завершены, теперь остается только как можно скорее откланяться и сбежать. Сбежать ото всех — и от самой миссис Осакиро, и от этого надменного испанца, и от всей этой путаницы вообще.

Очередной танец как раз подошел к концу. Радуясь освобождению, Аманда поспешно выдернула руку из руки Альваро и мило ему улыбнулась.

— Огромное спасибо за прекрасный вечер, сеньор де Вальеспин. Было просто чудесно. Доброй ночи.

С этими словами она повернулась и поспешила прочь из бального зала, оставляя позади себя крайне озадаченного испанского аристократа, но ничуть не переживая из-за этого.

Несколько минут спустя Аманда уже стояла в дверях особняка и ждала, пока ей подадут машину. В наши дни с бала не сбегают в одной туфельке под бой часов. А уж тем более такая важная особа, как единственная дочь месье Лолливаля. Чтобы сыграть роль до конца, девушка должна была уехать со всей пышностью, требуемой в данном случае. И неважно, что сверкающий «бентли» отвезет ее не в усадьбу, купленную французским миллионером для своей дочери, а в скромную гостиницу, выйти из которой светской львице предстоит уже в новом обличье — незаметной серой пташкой.

В голове еще прокручивались недавние сцены. Хотя Аманда была абсолютно уверена, что никогда больше не увидит Альваро, она знала, что долго еще будет вспоминать нынешний вечер. Не каждый день студентке, подрабатывающей в цветочном магазине, доводится приобщиться к жизни высшего общества.

— Да, было занятно, — пробормотала она себе под нос, вытягивая шею, чтобы понять, не ее ли автомобиль приближается к парадному входу. — Но как же хорошо, что все уже кончилось!

Миссис Осакиро еще не вышла, видимо обмениваясь прощальными любезностями с кем-то из других гостей, но Аманде не терпелось поскорее уехать отсюда. Вдруг сеньор де Вальеспин решит еще раз побеседовать с ней?

Блестящая черным глянцем машина плавно остановилась перед самыми ступенями. Молодой черноволосый шофер вышел и с поклоном распахнул пассажирскую дверцу, стараясь оставаться в тени.

— Прошу вас, мадемуазель.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, торопясь проскользнуть внутрь. Поглощенная заботами о том, чтобы не защемить край платья, она не сразу обратила внимание на то, что «бентли» сорвался с места и быстро покатил по подъездной аллее.

Вскоре сверкающий автомобиль уже миновал пригороды Лондона, направляясь в сторону Бейзингстока, но явно не по той дороге, которая вела к гостинице, где остановилась Аманда. Девушка не на шутку встревожилась.

— Остановитесь немедленно! — потребовала она у водителя. — Неужели вы считаете, что можете безнаказанно… похитить человека в Лондоне средь бела дня?!

Но уличные фонари, через равные промежутки освещающие городской пейзаж за окнами машины желтоватым светом, свидетельствовали о том, что, назвав время суток белым днем, Аманда несколько погорячилась. Зато все остальное вполне могло оказаться чудовищной правдой. Почему бы и не украсть наследницу миллионов?

— Простите, мадемуазель, если заставил вас волноваться. — Шофер чуть повернул голову, обращаясь к Аманде, и она с удивлением узнала молодого человека, которого видела вместе с Альваро на приеме. — И конечно же ни о каком похищении и речи не идет.

— Тогда объясните толком, что происходит! — потребовала не совсем еще успокоившаяся Аманда.

— Сеньор де Вальеспин настоятельно просит уделить ему немного вашего драгоценного времени, — ответил ей молодой человек.

— Настоятельно просит! Да вы хоть понимаете, как нелепо слышать ваши слова в такой ситуации?

Ответа она не дождалась, потому что «бентли» затормозил перед небольшим особняком, окруженным живой изгородью, и с ровной зеленой лужайкой, простирающейся перед ним.

Молодой человек, изображающий шофера, — неужели сегодня такой день, когда все кого-нибудь да изображают? — подумала Аманда, — снова открыл перед ней дверцу и предложил войти в дом.

Делать было нечего. И Аманда, правда изобразив неудовольствие, с гордым видом прошествовала по гравиевой дорожке к двери, над которой висел фонарь, освещая каменные ступени. Окна же дома были темны, наглухо зашторены, видимо чтобы случайный прохожий не смог увидеть того, что происходит внутри.

Не успела девушка подняться, как дверь отворилась.

— Мадемуазель Жанетт, — полупочтительно-полунасмешливо обратился к ней Альваро, и свет фонаря на мгновение выхватил из полутьмы его красивое, мужественное лицо, — польщен тем, что вы удостоили меня чести своим посещением в столь поздний час.

— Я и не думала удостаивать вас никакой чести! — не очень-то по-светски огрызнулась Аманда. — И вам это прекрасно известно!

Он посторонился, предлагая ей войти. Взгляд его при этом не утратил своего бесстрастного выражения.

— Сожалею, что взял на себя смелость действовать подобным образом, но нам надо поговорить.

— Это вам надо! — отрезала Аманда, проходя в гостиную, которая, не в пример невзрачному с виду особняку, выглядела роскошной и одновременно уютной. — А мне надо отдохнуть. Я с ног валюсь от усталости! Немедленно отвезите меня обратно!

Альваро и бровью не повел.

— Жанетт, будьте же благоразумны. Нам надо еще многое обсудить. К тому же, признайте, обстановка здесь куда спокойнее, чем в доме вашего отца.

Аманда метнула на него беспомощный взгляд, понимая, что находится в крайне невыгодном положении. Ну что ей с ним обсуждать, о чем договариваться? Она не может ничего ему обещать, не может даже поговорить начистоту. Он станет задавать ей всякие вопросы, а что прикажете отвечать?

— Право же, — предприняла Аманда последнюю отчаянную попытку переубедить его, — я сейчас совершенно не могу разговаривать. У меня жуткая мигрень. Мне надо домой. К тому же миссис Осакиро будет волноваться, не понимая, куда я пропала.

— Ничего страшного, — успокоил ее этот ужасный человек. — Мой секретарь сообщит ей, в чем дело. А домой я вас и сам потом отвезу.

Час от часу не легче! Если он завезет ее в усадьбу настоящей мадемуазель Жанетт, она и к утру домой не вернется!

Вскинув подбородок и выпрямившись, Аманда посмотрела в глаза Альваро и произнесла, чеканя каждое слово и немало удивляясь этой невесть откуда взявшейся властности:

— Я настаиваю, чтобы вы сию же секунду отвезли меня обратно!

Похоже, столь решительная перемена в ее поведении удивила даже Альваро. Судя по всему, только сейчас до него дошло, что девушка и впрямь не на шутку рассержена. Но отступать он и не думал.

— Простите, Жанетт, — сказал Альваро уже мягче, — но я не могу отпустить вас. У нас мало времени, а обсудить требуется многое. Надо покончить с этим сегодня же. Завтра я улетаю из Англии.

Аманда смотрела на него, не зная, на что решиться. Собственно, выбор был небогат. И ни один вариант ее особо не радовал. Можно наотрез отказаться от разговора — и на корню загубить помолвку неизвестной ей лично, но ни в чем не повинной мадемуазель Жанетт. А можно рискнуть, положиться на везение и постараться отделаться общими, ничего не значащими фразами.

— Ну ладно, сеньор де Вальеспин, — со вздохом произнесла она, опускаясь в кресло перед уютно горящим камином. — Раз вы так настаиваете.

Альваро неожиданно овладело странное ощущение нереальности, как будто все это происходило с кем-то другим, а не с ним. Как будто в какой-то момент он утратил контроль над событиями и вот теперь оказался наедине с этой странной девушкой в комнате, освещенной только романтическим пламенем камина. Он словно только сейчас начал понимать, как опрометчиво пообещал связать с ней свою судьбу.

Мадемуазель Лолливаль оказалась не совсем такой, какой он себе ее представлял. Точнее, совсем не такой. И уж ничуть не напоминала погибшую Изабеллу — поначалу его любовь, его жену, мать его сына, а потом женщину, написавшую «прощай!» на их свадебной фотографии. Что ж, это даже к лучшему. Он никого больше любить не собирается, как и ненавидеть. Эмоции ему совсем ни к чему. И все-таки сколько бы нелестных сплетен ни слышал он о Жанетт, сейчас, глядя на нее, ему не хотелось о них вспоминать.

— Приятный городок, — заметил он, подходя к окну и на миг отдергивая штору, чтобы хоть как-то развеять повисшее в гостиной напряжение.

— Да, — согласилась она. — Особенно когда живешь тут, а не разглядываешь сквозь стекло.

Альваро повернулся и невольно улыбнулся, поймав себя на том, что колкости собеседницы начинают забавлять, а не сердить его.

— А почему вы, француженка, предпочли поселиться по другую сторону Ла-Манша? — спросил он.

— Я ничего не решала, — тихо ответила она, почему-то отводя взгляд. — Это отец решил, что мне надо жить подальше от больших городов как Штатов, так и Франции… с их соблазнами.

— Надеялся, что вам понравится стиль жизни провинциальной Англии? И как, сработало? — Возможно, вопрос был слишком прямолинеен, чтобы не сказать, груб, но Альваро привык высказываться начистоту.

— Да как вам сказать… — замялась Аманда. До чего же трудно говорить от чужого лица!

— Так и скажите — правду.

Она осмелилась снова поднять на него взгляд.

— Я полюбила эти края. Я была здесь очень счастлива.

В темных глазах испанца светился ум, и еще странный непокой, чуть ли не мрачность. Но несмотря на эту мрачность Аманда чувствовала, что ее неприязнь к Альваро значительно уменьшилась. Да, он держится надменно и властно, но в конце концов властность до определенной степени характерна для знойной южной крови, а надменность неудивительна в отпрыске столь знатного рода. Почему-то девушке вдруг вспомнился Д'Агвилар из романа Хаггарда «Прекрасная Маргарет» — в детстве он нравился ей не в пример больше положительного, честного Питера.

А когда она попыталась мысленно поставить себя на место Альваро, то невольно прониклась к нему еще и сочувствием. Вот стоит он тут перед ней, женщиной, на которой обещал жениться, и пытается выяснить… А что, собственно? Что может она сказать ему, чтобы заставить хоть чуть успокоиться, чтобы он перестал забрасывать ее вопросами? Но уже через секунду Альваро сам ей все объяснил:

— Я хочу узнать вас как можно лучше.

Именно этого-то она всеми силами и пыталась избежать! Несмотря на всю серьезность ситуации, Аманда не удержалась от сухого смешка.

— Не самая хорошая идея. Во всяком случае, сегодня. Нынче вечером я сама не своя.

Что опять же в некотором смысле было чистейшей правдой. Однако не той, которую следовало рассказывать Альваро. Закусив губу, она быстро взглянула испанцу в лицо, ожидая какого-нибудь резкого ответа, но, к своему удивлению, обнаружила, что он улыбается.

— Ну хорошо, допустим, о юношеских проделках вы вспоминать не желаете. Но как насчет того, что произошло с вами после двадцати? Расскажете?

Аманда уставилась на огонь, не зная, что ответить.

— Насколько я слышал, вы учились в университете, — начал за нее Альваро. — Там-то вы и поднаторели в математике?

Девушка обернулась к нему, до глубины души благодарная за подсказку.

— Я училась в Гарварде, — быстро произнесла она. Уж по крайней мере, тут вроде бы все было в порядке. Миссис Осакиро говорила, что Жанетт окончила Гарвард. Вопрос только, на чем она специализировалась? К сожалению, это начисто вылетело у Аманды из головы. Тогда, пожалуй, лучше ограничиться общими фразами.

— Да. Я вообще люблю учиться. Вокруг столько всего интересного… если как следует посмотреть. Вы понимаете, что я имею в виду?

Конечно, сейчас она говорила более за себя, чем за мадемуазель Лолливаль, но что тут можно было поделать? Когда нет фактов, приходится довериться интуиции и уповать на лучшее. И все же, догадываясь, что Альваро вот-вот спросит что-нибудь более конкретное, девушка поспешила сменить тему.

— Но все это было так давно, что уже почти и неправда. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ну, например, о вас. Где учились вы?

Выражение лица Альваро слегка смягчилось, но Аманда сильно подозревала, что он всего-навсего борется со смехом. И в самом деле все ее хитрости шиты белыми нитками. Что следующая реплика Альваро и подтвердила.

— Обо мне мы поговорим непременно… но как-нибудь в другой раз. А сейчас мне хочется побольше узнать о вас. Что вы любите? Чем интересуетесь?

— Я… ну…

Аманда лихорадочно перебирала в памяти все, что слышала о мадемуазель Жанетт. Но ничего подходящего в голову не приходило. Едва ли Альваро устроит ответ вроде: «Люблю прожигать жизнь в больших городах». И тут ее осенило.

— Меня очень интересует пчеловодство. — Безопасная почва. Разве стал бы месье Лолливаль покупать дочери усадьбу с пасекой, если бы ту не интересовали пчелы? — Да-да. Знаете, это на редкость увлекательное занятие!

— В самом деле? — недоверчиво приподнял бровь ее собеседник.

— Ну разумеется! И такое… — не зная, что бы еще добавить, Аманда довольно беспомощно закончила, — такое типично английское.

Альваро покосился на нее с каким-то странным выражением на лице, но, к глубочайшему облегчению девушки, в подробности вдаваться не стал. Только заметил:

— Должно быть, жизнь в английской провинции сильно отличается от всего, к чему вы привыкли за годы учебы в Штатах. Не говоря уже о вашем детстве.

Аманда кивнула, чувствуя себя более-менее на твердой почве. Во всяком случае, в самой усадьбе она бывала неоднократно: именно там и проходило большинство занятий, посвященных «вживанию» в образ мадемуазель Жанетт.

— Да, но там очень мило. Если снова окажетесь в наших краях, непременно заезжайте в гости. Уверена, вам будет интересно осмотреть дом. Он старинный и очень красивый.

— Разумеется.

Девушка отметила, что Альваро хмыкнул, когда она сказала «если», но не стала придавать этому значения. Он ведь еще не решил окончательно, стоит ли жениться на мадемуазель Лолливаль, так что имеет полное право уехать и не возвращаться.

Даже странно, до чего отличалась эта мирная, почти дружеская беседа от пышущей страстями перепалки на балу. Некоторая натянутость, безусловно, еще ощущалась — да и как могло быть иначе? Но откровенная враждебность исчезла без следа. Вот и хорошо, а то нечестно было бы впутать мадемуазель Лолливаль в ссору, о причинах которой та ни сном ни духом не ведает. Однако Аманда внезапно осознала, что лично для нее эта размягчающая атмосфера куда опаснее.

Чтобы отвлечься от подобных мыслей, она снова посмотрела на огонь в камине и принялась витиевато рассуждать о том, насколько живое пламя скрашивает даже самую убогую обстановку, а роскошной, напротив, придает уюта и человечности, располагая к задушевности и откровенности. По правде говоря, Аманда пыталась не только взять себя в руки, но и заморочить голову собеседнику, не дать ему возможности возобновить расспросы.

И похоже, ей это удалось. Во всяком случае, в том, что касалось Альваро. Он не делал попыток перебить ее, но слушал как-то рассеянно. А несколько раз девушка ловила на себе пристальный взгляд его пронзительных черных глаз.

А вот в отношении ее самой уловка не сработала. Вопреки попыткам дистанцироваться, она все сильнее ощущала соседство этого сильного и чертовски привлекательного мужчины. Вот ведь наваждение, просто колдовство какое-то! Да-да, древнее как мир колдовство.

Аманда из-под ресниц покосилась на своего собеседника, который в этот момент опустился на корточки перед камином, чтобы поворошить поленья. В воздух взвился сноп искр, на миг зажигая огненные блики в его черных как смоль волосах, выразительнее очерчивая орлиный профиль. Кровь быстрее побежала по ее жилам, сердце бешено застучало в груди.

О нет, нельзя обманывать себя. И тем более нельзя поддаваться на его показную мягкость. На самом деле, он и сейчас столь же остро и трезво оценивает свою предполагаемую невесту, как делал это на балу. В высшем обществе жену себе выбирают так же тщательно и бесстрастно, как фермер — племенную корову в стадо.

Это сравнение настолько сильно заняло воображение Аманды, что она чуть было не поделилась им с женихом мадемуазель Жанетт. Но вовремя прикусила язык. К счастью для миссис Осакиро, та так и не узнала, как близко было очередное крушение планов месье Лолливаля в отношении будущего его дочери.

Альваро, продолжая о чем-то размышлять, поднялся и несколько минут постоял молча. Затем тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения.

— Не хотите ли выпить? — неожиданно спросил он Аманду, подходя к столику, на котором стояли разномастные бутылки и бокалы. — Мартини? Шампанского?

Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Я почти не пью, а сегодня и так уже выпила бокал шампанского. Для меня это чересчур.

— Бокал шампанского — чересчур? — Альваро поглядел на нее так, словно она с луны свалилась.

Ой-ой-ой! Наверное, она что-то не то сказала. Наверное, наследницы французских миллионеров, да еще с репутацией мадемуазель Лолливаль, чувствуют себя в шампанском, как рыбы в воде.

— Ну, во всяком случае, сегодня, — отделалась она уклончиво-расплывчатой формулировкой.

— А-а, понятно, — протянул Альваро с насмешливо-серьезным видом, еще более подчеркивая нелепость ее ответа.

Внезапно Аманда ощутила, что у нее нет больше сил играть в эту дурацкую игру. Ну сколько можно лгать и выкручиваться, загоняя себя все дальше и дальше в трясину, выбраться из которой так трудно?.. Но и признаться невозможно. Нельзя же вот так взять и сказать: «Любезный сеньор де Вальеспин, делайте, что хотите, но я вовсе не мадемуазель Жанетт, а ее двойник. Играю ее роль, поскольку она ударилась в бега и прячется от отца невесть где и невесть с кем. А теперь, с вашего позволения, я, пожалуй, поеду домой».

У Аманды мгновенно опять разыгралось воображение, и она представила эмоции, которые отразились бы на этом обычно столь бесстрастном лице после такого ошеломляющего откровения. Какие молнии сверкнули бы в его темном взоре! Пожалуй, сцена по накалу страсти не уступила бы шекспировской. Вот только и ей бы наверняка пришлось ой как не сладко! Девушка даже содрогнулась, представив свою плачевную участь. Нет, лучше не рисковать, лучше из последних сил придерживаться первоначального плана и потихоньку перевести разговор на какие-нибудь нейтральные темы, чтобы не приходилось спотыкаться на каждом слове.

— Так все-таки, — с полукапризной-полулукавой улыбкой произнесла Аманда, — расскажите мне о себе. Где вы учились, чем занимались то время, что мы не встречались.

Альваро в некотором недоумении пожал плечами.

— Вы уже второй раз заводите об этом разговор. Почему? Хоть наши семьи и живут в разных странах, но сейчас расстояния не проблема, к тому же наши отцы поддерживают дружеские и деловые отношения. Как-то трудно поверить, что вам ничего не известно о человеке, которого месье Лолливаль прочит вам в мужья.

Да, это я, пожалуй, не учла, удрученно подумала Аманда. Надо было снова как-то выкручиваться. И она, не меняя своего капризно-кокетливого тона, протянула:

— Уж если мне даже мое прошлое вспоминать лень, неужели вы думаете, что я буду забивать голову подробностями жизни кого-то постороннего?

— Ну, допустим, не кого-то постороннего, а предполагаемого мужа, — возразил Альваро и, вместо того чтобы обидеться или оскорбиться таким пренебрежением к своей особе, с любопытством посмотрел на Аманду. Как та отреагирует на это его заявление?

— Спасибо, что напомнили, — светски улыбнулась девушка и добавила: — А раз ваш статус стал другим, то вам просто необходимо поведать мне о том, что я если и знала о вас, то забыла… за ненадобностью. Теперь-то ситуация изменилась. Вы уж простите меня великодушно.

— Охотно прощаю, — усмехнулся Альваро. — И даже готов исполнить вашу просьбу. Хотя рассказывать особенно и нечего. Окончил Мадридский университет. Потом вошел в семейный бизнес. Ну, попутно еще выступал в сборной Испании по фехтованию.

— И все? — недоуменно приподняла брови девушка, когда он умолк. — Конец истории?

— Во всяком случае, в основных чертах — да.

А как же женитьба, сын, трагическая смерть Изабеллы? Или это то, что к «основным чертам» не относится? Или это слишком личное, чтобы говорить об этом мимоходом и с человеком посторонним? Хотя вряд ли невесту можно назвать посторонней…

— Я бы даже сказала, не в основных чертах, а в телеграфном стиле. Пунктиром, — заметила она.

Возможно, Аманда ошиблась, но ей померещилось, будто в глазах испанца сверкнуло предостережение.

— Прошу прощения, — сухо отозвался он, — я не слишком разговорчив.

— Я заметила, — согласилась она. — «Не слишком разговорчив» — это еще слабо сказано.

Альваро чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя спохватился. Эта французская наследница удивляла его буквально на каждом шагу. То была той испорченной девчонкой, какой он запомнил ее еще со старых времен, то строптивой и взбалмошной девицей, какой явилась ему на балу, а то вдруг за всем этим проглядывала совсем другая Жанетт: искренняя, непосредственная и удивительно обаятельная. Жанетт, которая затрагивала его душу значительно сильнее, чем он готов был себе в этом признаться.

Какая же из них настоящая Жанетт Лолливаль? Альваро так и подмывало спросить, но он понимал, что делать этого не стоит. Поэтому задал совершенно иной вопрос:

— Скажите, Жанетт, ведь вы за свою не такую уж долгую жизнь успели пожить в разных странах: в Соединенных Штатах, в Англии, не говоря уже о родной Франции. А как вы относитесь к Испании? Можете ли представить свою жизнь там?

— О, легко! — На этот вопрос Аманда могла ответить в любой час дня или ночи, хотя опять же не готова была поручиться за то, что мадемуазель Лолливаль разделяет ее мнение. — Я очень люблю Испанию и много читала о ней. — Правда, в отличие от настоящей Жанетт она никогда там не была.

Альваро тихонько хмыкнул и снова сменил тему.

— А ваш отец, он говорил с вами о нашем браке?

— Естественно. — Тут ей ничего не приходилось выдумывать. Месье Лолливаль, будучи не в состоянии в данный момент оторваться от каких-то безумно срочных и важных дел, буквально засыпал дочь письмами и постоянно звонил. И миссис Осакиро делала все возможное, чтобы скрыть от него горькую правду: Жанетт удрала из-под надсмотра и наслаждается жизнью так, как считает единственно правильным.

— Если вам неприятна даже мысль об этом браке, если вы решительно против, скажите мне. Скажите сейчас. Немедленно.

Ну вот! Приехали! Если это не называется «вопрос в лоб», то как тогда назвать его иначе?

Аманда замешкалась, но лишь на несколько мгновений. А потом подняла на Альваро взгляд.

— Сеньор де Вальеспин, вы же знаете, мы ждали вас значительно позже. Откровенно говоря, я еще не успела прийти к какому-либо окончательному решению.

Черные глаза испытующе смотрели на нее, и девушке стоило огромных трудов сохранить хладнокровие, не отвернуться под этим требовательным взглядом.

— Хорошо, мадемуазель, тогда позвольте и мне высказаться начистоту. Не сомневаюсь, вы знаете, что о вас и вашем образе жизни ходят самые разные и порой нелестные для вас слухи.

Аманда кивнула, чувствуя себя предельно несчастной и сгорая от стыда. И даже сознание того, что к ней это никоим образом не относится, ничуть не утешало.

— Я не стану допытываться у вас никаких подробностей, — тем временем продолжил Альваро. — Мне важно только одно. Нет ли на вашей репутации пятна, способного покрыть несмываемым позором весь мой род и бросить тень на моего сына? Поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства. Мне непременно надо это знать.

Девушка молчала, потупив взор. Силы небесные, ну что тут ответишь?

— Вполне логичный вопрос, — произнесла она наконец, скрывая растерянность под обезоруживающей улыбкой. — И заслуживает взвешенного, обдуманного ответа. Простите, Альваро, боюсь, я и тут не готова ответить прямо сейчас.

Он медленно склонил голову.

— Понимаю. И ценю ваше серьезное отношение к моему вопросу.

Сердце Аманды болезненно сжалось — весь этот обман стал ей еще отвратительнее, чем прежде. Что подумает о ней Альваро, если когда-нибудь узнает правду? Впрочем, сказала она себе: мне-то что за разница, что он подумает? Сегодня мы с ним распрощаемся и больше никогда в жизни не увидимся.

И от осознания того, как мало времени им осталось провести вместе, у нее в мозгу вдруг словно что-то переключилось. Как же бездарно она теряет время! Сидит рядом с представителем одного из самых знатных родов страны, историей и языками которой безумно увлечена, любые мелочи из жизни которой ей страшно интересны, — и теряет время! Да когда еще выдастся такой случай!

Аманда стала тут же подыскивать тему поинтереснее, но в голову, как назло, лезли только какие-то банальности.

— Альваро, ведь ваша семья одна из самых знатных в Испании… — начала она.

— Ну да, — кивнул он, видимо не понимая, к чему она клонит. — Старинный кастильский род.

— И сейчас она одна из преуспевающих в стране в отличие от множества других семей, не менее знатных, но куда менее предприимчивых, которые только и делают, что стирают пыль с потемневших от времени портретов предков.

Альваро пожал плечами.

— Ну, во-первых, наша семья издавна владеет землями по берегам реки Дуэро, а именно эта область — родина самых знаменитых и, что немаловажно, самых изысканных и дорогих испанских вин. Во-вторых, де Вальеспинов всегда отличала любовь к изысканному холодному оружию и ювелирным украшениям — любовь, которую мы превратили в профессию. Наши салоны антикварного оружия и ювелирные мастерские известны всему миру. Ну а в-третьих, мы действительно от природы предприимчивы и раньше многих других покончили со стереотипом, будто отпрыску благородного рода пристала разве что военная служба.

Аманда мечтательно склонила голову набок.

— А что, военный мундир был бы вам необычайно к лицу, — лукаво улыбнулась она. — Хотя в наш век вы могли бы найти себе и еще одну профессию, ранее считавшуюся малопочетной для аристократов.

— Это какую же? — изогнул бровь Альваро.

Девушка прыснула.

— Да киноактера! — Но тут же посерьезнела. — Нет, право, вам никто не говорил, что вы, с вашей-то внешностью, могли бы сделать карьеру в кино? В голову сразу приходит вереница ролей, на которые вы подошли бы просто идеально.

— Жанетт! — Похоже, иных слов у Альваро не нашлось, но глаза его смеялись.

— А что? — не сдавалась девушка. — Не хотите играть героев-любовников, и не надо. Любой режиссер с радостью взял бы вас на роль благородного разбойника. Так и представляю вас в широкополой шляпе и со шпагой в руке взбирающегося на отвесную крепостную стену старинного замка, чтобы умыкнуть какую-нибудь красотку…

Смех смехом, а они потихоньку разговорились. И через некоторое время Аманда с каким-то щемящим чувством осознала, что никогда еще не испытывала ничего, столь похожего на самую настоящую душевную близость. Альваро обладал несомненным обаянием, и девушка мало-помалу начала подпадать под власть этого обаяния. Опасное, ох и опасное же это чувство!

Но, кажется, не одна она мысленно ставила себе какие-то ограничительные рамки. Через некоторое время, словно спохватившись, молодой человек на глазах обрел прежнюю сдержанность, посуровел и посерьезнел.

Аманда с беспокойством покосилась на него. Потом перевела взгляд на догорающий камин, и в его неверном свете только сейчас увидела часы на каминной полке. Ей почудилось или стрелки действительно показывают столь позднее время? Если да, то карета Золушки к этому времени уже не раз и не два превратилась бы в тыкву.

— Мне пора домой. Завтра мне с утра на работу… Ну, то есть, — поспешно исправилась девушка, — у меня назначено несколько важных встреч. И если не высплюсь, то буду выглядеть настоящим пугалом.

— Я задержу вас совсем недолго, — сказал Альваро таким тоном, что к Аманде вернулась прежняя настороженность.

— Вы что-то еще хотите мне сказать? — спросила она испуганно.

Альваро с минуту молчал, гадая, правильно ли его решение. Быть может, хватит на сегодня? И почему это деловые вопросы решать куда проще, чем иметь дело с пресловутым «человеческим фактором»? Нет, все-таки надо довести дело до конца. Мадемуазель Лолливаль должна отчетливо представлять, что ее ждет, если она выйдет за него замуж. Иначе нечестно.

— Вы ведь знаете, что я уже был женат, — произнес он наконец, отринув сомнения.

Она кивнула, избегая смотреть ему в лицо.

— Моя жена Изабелла… погибла три года назад. Несчастный случай.

Аманда подняла голову, и в ее взгляде он прочел такое горячее сочувствие, какого не ожидал от этой легкомысленной и взбалмошной девицы.

— Поверьте, мне очень жаль… — Голос ее беспомощно умолк.

Черт возьми, да Жанетт наверняка и так все знает и помнит! Все эти намеки на провалы в памяти — женское кокетство, попытка привлечь к себе внимание, ничего больше. Он прекрасно понимал это и, тем не менее, попался на нехитрую уловку.

Первоначально Альваро собирался кратко и неэмоционально посвятить ее в некоторые детали своего прошлого. Но пылкое сострадание, что светилось в неестественно голубых глазах собеседницы, отворило дверь чувствам, которые он вовсе не хотел выражать, тем более перед ней.

— Вы ведь очень любили ее? — еле слышно спросила девушка, глядя на него так пристально и проникновенно, словно старалась разделить с ним его боль, взять хоть часть этой муки на себя. И он понял, что не сможет быть с нею не до конца откровенным.

— Любил — да, очень. Люблю ли сейчас — вот в чем вопрос? Вам это ничем не напоминает рассуждения Гамлета? — горько усмехнулся он. — Хотя предпочел бы любить по-прежнему. — Голос Альваро звучал сдавленно и хрипло, отражая душевную борьбу, идущую в нем. — Я полагал, что счастливее меня не может быть человека на свете…

Он замолчал, не в силах продолжать, и отвернулся. Тогда Аманда, повинуясь неведомому ей самой порыву, тихо встала с кресла, подошла и опустилась перед ним на колени, осторожно тронув рукой его руку.

— Может быть, вам станет легче, если вы расскажете мне о том, что вас так сильно гнетет?

У Альваро перехватило дыхание. Еще никто после трагической гибели Изабеллы не делал ему подобных предложений — все слишком боялись ранить его, лишний раз напомнить об утрате. О двойной утрате — и любви, и веры в любовь, — но это было известно лишь ему одному.

— Она была высокой, почти с меня ростом, тонкой и гибкой, как тростинка. Порывистой и трепетной, как певчая птичка. И голос у нее был — заслушаешься. Она постоянно пела. — Альваро начал говорить невнятно, еле слышно, но постепенно речь его стала увереннее и спокойнее, словно он постепенно избавлялся от непосильного груза. — Напевала, одеваясь в нашей спальне. Укачивая сына… Она наполняла мою жизнь музыкой, озаряла ее светом… Во всяком случае, так я считал тогда. И теперь, когда она умолкла навеки, я остался в непроглядной тьме глухой беззвездной ночи…

Аманда почувствовала, как глаза у нее наполняются слезами, а черты лица собеседника дрожат и расплываются. В жизни не слышала она ничего более трогательного и печального. Вот это и в самом деле была любовь, которая сильнее смерти. Ах, если бы и ее когда-нибудь кто-нибудь полюбил с такой же всепобеждающей силой!

Словно прочитав ее мысли, Альваро криво усмехнулся.

— Но вы не знаете конца этой истории. Настоящего конца. Его никто не знает, кроме меня. А теперь вот будете знать и вы, Жанетт.

Едва он упомянул это имя, как девушка забеспокоилась. Какая непростительная ошибка! Выслушивать все это полагается вовсе не ей, а настоящей мадемуазель Лолливаль. Кто знает, как пересмотрела бы ветреная француженка свое отношение к предстоящему браку? Ведь подобные минуты, когда человек открывает другому свою душу, способны изменить очень многое. Что же она наделала?

Но, как ни терзалась Аманда раскаянием, пойти на попятный и признаться сейчас, кто она на самом деле, не могла. Не та была ситуация. Поэтому поклялась себе, что даже под страхом смерти не расскажет никому то, что ей доведется услышать.

Альваро бережно отстранил ее от себя, подошел к окну и, отдернув штору, уставился в ночную, тьму.

— Полиция установила, что Изабелла не справилась с управлением и машина, на которой она ехала, на большой скорости врезалась в скалу. Моя жена умерла почти мгновенно, утверждали близкие мне люди, стараясь хоть как-то утешить меня. Надеюсь, что это правда… Я не желал ей зла.

Аманда, которая так и осталась сидеть на ковре, после того как Альваро встал, теперь замерла, пораженная его последними словами.

Он резко повернулся и посмотрел на нее в упор.

— Я, кажется, сумел потрясти ваше воображение. Признайтесь, вы отнюдь не этого ожидали?

— Д-да, — через силу выдавила Аманда.

— Потерпите, осталось совсем немного. — Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Так вот Изабелла не просто попала в автокатастрофу, превысив скорость. В то утро она решила… бросить меня. Возможно, это решение далось ей нелегко, она сильно нервничала, и это привело к трагедии.

— Но откуда вы все это знаете? — тихо спросила Аманда.

— Она оставила весьма лаконичную, не дающую возможности для иного толкования записку, — с горечью ответил Альваро. — Я единственный, кто прочел ее. Так что правду о том, что случилось три года назад, знаем теперь только мы двое.

— Вы уничтожили записку?

— Нет, я ее надежно спрятал.

— А как же сын? Разве может настоящая мать бросить свою плоть и кровь? — прошептала Аманда, обращаясь скорее к себе самой, чем к нему.

Но он ей ответил:

— А вот об этом, видимо, уже никто никогда не узнает.

Аманде хотелось броситься к Альваро, обнять, утешить. Но она лишь поднялась с ковра, подошла к нему и тихо встала рядом. Когда Альваро посмотрел на нее, она сбивчиво прошептала:

— Как бы я хотела хоть чем-то помочь вам… если такое вообще возможно.

Он как-то по-новому вгляделся в ее лицо, словно увидел впервые, и неожиданно тепло улыбнулся.

— А вы мне и так помогли тем, что позволили выговориться… — И, жестом предупреждая ее возражения, добавил: — Вот ведь какая странная штука получается. До того момента, как нашел роковую записку Изабеллы, я помню, что бесконечно любил ее, а все остальное произошло так быстро, что не оставило в моей душе ничего, кроме пустоты. Своего рода тоже амнезия. Вы не находите, что нас это роднит?

Аманда казалась себе преступницей, подлыми уловками выманившей у Альваро признания, которые он берег только для самых близких людей. Щеки ее вспыхнули жарким румянцем. На счастье, Альваро, всецело поглощенный своими переживаниями, снова уставился в темноту перед собой. А когда повернулся, обретя привычное хладнокровие, лицо его было столь же замкнуто и сумрачно, как и раньше. Быть может, даже еще замкнутей и сумрачнее. Уж не жалел ли он о своей вспышке откровенности?

— Так вы уверены, мадемуазель Жанетт, — обратился он к ней, — что еще не пришли ни к какому определенному выводу по поводу нашей предполагаемой свадьбы?

Аманда покачала головой.

— Еще раз прошу прощения, но нет. Возможно, когда мы встретимся снова, я смогу ответить на ваш вопрос.

Альваро усмехнулся.

— Мы встретимся снова гораздо раньше, чем вы предполагаете. Я решил задержаться в Англии еще на несколько дней. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Я хочу, чтобы вы знали: лично я твердо намерен жениться на вас. И хочу ко времени своего отъезда заручиться вашим согласием на брак.

— Понятно, — только и смогла вымолвить в ответ Аманда, в душе кляня себя на чем свет стоит. За какую бесчувственную особу должен принимать ее, точнее мадемуазель Жанетт, Альваро? Он заслужил лучшего, более человечного к себе отношения!

Приходилось признать: он ей нравится. Очень нравится. А ведь в планы Аманды не входило проникаться к нему даже простой симпатией. Но все равно они никогда в жизни более не увидятся. А раз так, то какая разница?

Однако разница все-таки была. Очень скоро Альваро женится на мадемуазель Жанетт, девушке, которую Аманда до сих пор в глаза не видела. Прежде ее симпатии были на стороне француженки. Но теперь, чуть лучше узнав Альваро, она поневоле начала сочувствовать именно ему. Почему-то за последние несколько часов у нее сложилось стойкое ощущение, что от этой сделки — а подобный брак иначе чем сделкой не назовешь — выиграет отнюдь не он. Впрочем, ее ли это дело?

— Ну ладно, — Альваро галантно предложил ей руку, — не стану вас более терзать вопросами. Вижу, вы и в самом деле устали. Так куда вас отвезти — в усадьбу?

Мысли девушки лихорадочно заработали, насколько она вообще могла мыслить здраво после очередного электрического разряда, вызванного соприкосновением их рук. Что же выбрать?

— Пожалуй, отвезите меня… в отцовский особняк, — наконец решила она. — Вдруг миссис Осакиро еще там и ждет меня?

Альваро удивленно пожал плечами, но возражать не стал. На счастье, расчет Аманды оказался верен — несмотря на все уверения Рикардо, секретаря сеньора де Вальеспина, японка ждала ее именно там…

Простившись наконец со своим спутником, Аманда вздохнула с облегчением. Какой же тяжелый выдался вечер! Как хорошо, что все закончилось! И все же два обстоятельства чуть омрачали испытываемую ею радость. Первое — то, что, прощаясь с ней, Альваро сказал:

— Завтра с утра у меня несколько деловых встреч. Но вечером я непременно нанесу вам визит. — И явно из вежливости добавил: — Если, конечно, вы не возражаете.

И второе: она никогда, никогда больше не увидит Альваро. Этого человека, которого знает так мало, но который успел уже завоевать ее сочувствие, симпатию и, что греха таить, горячее восхищение.

Сидя в такси, везущем ее в гостиницу, девушка почему-то не могла сдержать слез. Путь предстоял неблизкий, свидетелей, кроме шофера за стеклянной перегородкой, не было, и она позволяла прозрачным капелькам беспрепятственно стекать по щекам, принося ей странное успокоение…