Преисполненная решимости доказать Грэму, что она не будет ему в пустыне обузой, Джиллиан на следующее утро пошла к стаду верблюдов с большим деревянным подойником в руках, чтобы научиться доить верблюдиц.

Она уже привыкла к любопытным взглядам и перешептываниям окружающих и не обращала на них внимания. Неподалеку горел костер, на котором готовили пищу. Услышав странный шум, Джиллиан оглянулась и увидела, как один из воинов колдовал над чем-то в большой миске. Воздух наполнился восхитительным ароматом свежемолотого кофе.

Миновав последние шатры, Джиллиан застыла в восхищении при виде мирно пасущихся огромных дромадеров. Господи! Значит, сейчас ей надо выбрать себе верблюдицу и приступать? Или у кочевников был для этого особый ритуал?

Джиллиан обернулась на звук шагов и увидела Рамзеса, с любопытством смотревшего на нее. Казалось, он не сводил своих янтарных глаз с ее волос. Она смутилась.

– И которых из них доят? – спросила она, указывая на стадо.

Рамзес нахмурился и посмотрел на стадо животных, мирно пасущихся среди редкой травы, выбрал одного, внимательно его осмотрел и сказал:

– Попробуй подоить вот этого.

Она улыбнулась ему и поблагодарила по-арабски:

– Шукран.

– Не за что, – ответил он с улыбкой, глядя на верблюда, потом ушел, напевая что-то себе под нос.

Резкий запах, исходящий от верблюдов, заставил ее наморщить нос. Их надо было вымыть. Всех. Заглянув под брюхо животного, Джиллиан засомневалась. Ничего общего с коровой. Верблюд скорее напомнил ей лошадь. Джиллиан стиснула зубы и подошла поближе. Она пыталась проанализировать анатомию животного. Что-то было явно не так, но, с другой стороны, Рамзес сказал доить именно этого. Удерживая большой деревянный подойник ногой, она протянула руку к вымени.

Услышав сдержанные смешки и арабскую речь, Джиллиан замерла.

Несколько воинов насмешливо уставились ее. Она смутилась, но собрала волю в кулак. Им, должно быть, смешно наблюдать за англичанкой, которая учится доить верблюдицу. Она им докажет, что справится.

Джиллиан стиснула зубы и повернулась к верблюдице. Только она потянулась к вымени, как ее запястье перехватила смуглая рука. Подняв глаза, она увидела изумленного Грэма.

– Что это ты делаешь, Джиллиан?

– Ну ты же сказал, что мне надо научиться выживать в пустыне, поэтому я решила самостоятельно научиться доить верблюдов. Но я что-то не могу сообразить… за что тут доить.

– Ну естественно, это же верблюд, а не верблюдица. Джиллиан в ужасе уставилась на животное, понимая, что ее муж прав.

– Но его… э-э-э, его, хм-м… штука, я хотела сказать, она…

– Находится там, где у самки должно быть вымя, – подсказал он. – Так уж устроены верблюды.

Она помертвевшим взглядом посмотрела на пытающихся сохранить серьезность мужчин, среди которых появился и чуть не плачущий от смеха Рамзес.

Грэм ухмыльнулся:

– А, ну теперь понятно, почему он сказал, что мне надо срочно спасать жену и научить ее доить верблюдов. Он просто увидел в тебе хаваага – иноземку и разыграл тебя.

Хаваага. Она со своими рыжими волосами и бледной кожей была для них чужестранкой. Джиллиан сглотнула слезы. Здесь она была не на своем месте. Но никогда не ожидала, что будет чувствовать себя лишней рядом с мужем. Или что Грэм назовет ее иноземкой. Он-то сразу отбросил свою высокомерную отчужденность и смешался с племенем, как песчинка с дюной.

Все это означало, что она недостаточно сильна, чтобы пересечь пустыню. В конце концов, она была неловкой, бестолковой, слабой женщиной. Отец постоянно ей об этом говорил.

Джиллиан отдала подойник мужу и закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Держи. Делай, что хочешь. Я передумала. Я не хочу с тобой ехать.

На лице Рамзеса отразилось удивление. Грэм молча смотрел на жену, держа в руках подойник.

Со всем возможным достоинством Джиллиан удалилась под шелест своих английских юбок. Зайдя в шатер, она сорвала с головы шляпку и закрыла лицо руками. Зря она сюда приехала. Сначала она вынудила мужа взять ее с собой, а теперь сожалела о своем поступке. Впервые в жизни Джиллиан пожалела о том, что она перестала быть незаметной. Эти белые юбки; эта кружевная блузка с изумрудного цвета лентами – все это не для нее. Джиллиан сняла с себя сначала блузку, потом юбку, открыла один из сундуков и достала из вороха своей одежды серое платье. Дрожащими пальцами она гладила неброскую ткань. Как это уныло, знакомо и безрадостно…

Неужели она и вправду хотела остаться серой тенью? Одетая в одну сорочку, Джиллиан приложила к себе платье и посмотрела в зеркало: здоровый румянец на загоревших щеках, шелковистые завитки рыжих волос обрамляют лицо. Грэм вытащил ее из привычного тихого убежища и вывел на свет. Теперь она уже не сможет стать незаметной. Ей не спрятаться от самой себя.

Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что заметила присутствие Грэма только тогда, когда он вырвал у нее серое платье и бросил на пол. Она с недоумением уставилась в зеркало. Муж с подойником в руках синей тенью возвышался у нее за спиной.

– Самое место этому платью в огне. Я больше не позволю тебе за ним прятаться, Джиллиан.

Сжечь прошлое не выход. Джиллиан опять надела белую блузку и юбку, старательно избегая его взгляда.

– Я не справлюсь, Грэм, – говорила она через плечо. – Я не умею доить верблюдов, ориентироваться на местности и многое другое. Глупо было надеяться, что я справлюсь. Я останусь здесь, пока ты не вернешься. В пустыне я буду тебе только помехой. – При этих словах она почувствовала дикую боль в груди. Была ли она хоть где-нибудь на своем месте? – Хамсинские воины оказались правы. Я женщина. Глупая и неуклюжая, – сказала она, сглотнув комок, подступивший к горлу.

– Хамсинские воины никогда этого не говорили, Джилли, – возразил он с нежностью. – Это говорил твой отец. Здесь мужчины уважают женщин.

Джиллиан покачала головой:

– Ты же сам знаешь, что я не справлюсь.

Грэм изучающе посмотрел на ее отражение в зеркале и не произнес ни слова. Потом он взял ее за руку и вывел из шатра. Она неохотно шла за ним. Они миновали длинный ряд черных шатров, прошли мимо любопытных зевак, занимающихся своими делами, мимо женщин, пекущих хлеб в небольших глиняных печах.

Он шел решительными шагами и остановился только тогда, когда они дошли до стада верблюдов. Грэм подошел к одному из животных, отпустил руку жены и нежно потрепал верблюда по шее.

– Это Шеба. Она дает молоко. Видишь – четыре соска, – сказал он, указывая верблюдице под брюхо.

Верблюдица посмотрела на них большими влажными глазами и негромко фыркнула. Грэм обошел ее, держа в руках деревянный подойник.

– Смотри, как их доят. – С привычной легкостью удерживая подойник левой ногой, он взялся правой рукой за один из сосков Шебы. – Все так же, как у коров: сжимаешь и тянешь, стараясь попасть в подойник.

Показав, как это делается, он передал посудину Джиллиан.

– Я не смогу. Это невозможно.

– Тут нет ничего невозможного. Попробуй, – сказал он, подталкивая к ней подойник.

Часто моргая, она смотрела то на подойник, то на мужа. Он ободряюще ей кивнул. Джиллиан пожала плечами и робко подошла к верблюдице. Подняв левую ногу, она установила подойник на бедро, придерживая его левой рукой. Грэм стоял у нее за спиной и направлял ее пальцы.

Они вместе взялись за сосок. Джиллиан чувствовала что-то мягкое и теплое под своими пальцами. Под руководством Грэма она потянула. Белое молоко струёй потекло в деревянный подойник.

– А теперь попробуй сама. – Он отошел и стал наблюдать. Ее охватили сомнения. Но желание доказать, что она справится, было сильнее. Она взялась за вымя и осторожно потянула. Потекло теплое молоко. Обрадовавшись, она осторожно повернулась, чтобы не пролить его.

– Я знал, что у тебя получится. – В его взгляде читалось одобрение.

Они пили густое теплое молоко прямо из подойника. Грэм улыбнулся ей:

– У тебя усы от молока.

Не успела Джиллиан вытереть верхнюю губу, как он склонился и медленно слизнул с нее молоко. По ее телу прошла дрожь желания.

– Молоко полезно, – прошептал он. В его глазах тоже светилось желание.

Белоснежный верблюд положил голову ему на плечо.

Грэм засмеялся и потрепал животное по шее.

– Спокойно, Соломон. Неужели ты думаешь, что я про тебя забыл?

Верблюд опустил голову, и Грэм почесал его за ухом.

– Я принимал роды, когда родился Соломон.

– Роды! Так вот откуда ты знал, как принять ребенка у Бадры, – догадалась Джиллиан.

Он улыбнулся:

– Мои познания весьма поверхностны. Боюсь, из меня получилась плохая повивальная бабка.

– А я считаю, что ты был великолепен, – с нежностью сказала Джиллиан.

Он внимательно на нее посмотрел, потом погладил по щеке. Тихое покашливание нарушило очарование момента – это был Рамзес.

– Джиллиан, прости меня за то, что я тебя дразнил и доставил массу неприятных переживаний. Это была, ну, в общем, невинная шутка. – Хоть он и говорил официальным тоном, но выглядел очень смущенным.

Она смотрела на статного воина, гадая, зачем он это затеял.

– Ничего страшного. Я просто хотела научиться доить верблюдов.

– И научилась. Тебя научил муж. Это очень полезный навык… в пустыне. – Рамзес казался серьезным, но в его глазах плясали озорные искорки.

Джиллиан начала потихоньку понимать.

– Да, полезный. Я рада, что он меня научил. Но шутка оказалась неудачной, Рамзес. Интересно, все ли хаваага становятся объектами твоих шуточек?

– Как можно? Конечно, нет! Я люблю разыгрывать только прекрасных англичанок, – сказал он с очаровательной улыбкой.

Джиллиан сдержала смех. Теперь она поняла. Это Кэтрин поговорила с Рамзесом, и тот охотно исполнил ее просьбу: он не только заставил Грэма ревновать, но и устроил все так, чтобы он научил Джиллиан доить верблюдов.

– Боюсь даже представить себе, как вы обходитесь с дурнушками, – пробормотала она.

– Ах, с этими? – Он взмахнул рукой и весело улыбнулся. – Этих я просто варю в масле. Очень вкусно с верблюжьим молоком. М-м-м. Но вам нечего бояться, миледи. Вы слишком прекрасны.

Грэм кашлянул и отвел глаза. Кровь прилила к его щекам. Рамзес подмигнул. Джиллиан подмигнула ему в ответ.

– Не обращай на него внимания, Джиллиан. Он хулиган и бездельник, хотя жена и держит его на коротком поводке.

– Очень приятный поводок, надо сказать, – весело добавил Рамзес.

Он смотрел на нее с восхищением. Она забавлялась. Входя в роль, Джиллиан дотронулась до своих волос.

– Надеюсь, моя непокрытая голова не оскорбляет ваши чувства, Рамзес.

– Нет. Прошу прощения, что так пристально смотрю на ваши волосы. В жизни не видел волос такого цвета. Они могут сравниться лишь с пылающим египетским закатом. Интересно, если я до них дотронусь, я обожгусь?

Стоявший рядом Грэм явно забеспокоился.

– Рамзес… – начал было он.

– Можешь сам проверить, – перебила Джиллиан.

На лице Рамзеса был написан живейший интерес. Его пальцы скользнули по выбившемуся локону, поглаживая его, словно кошку.

– Настоящий огонь, – прошептал он. – Аль-Гариия. Такого цвета румянец появляется на щеках женщины, когда мужчина возбуждает в ней страсть…

Грэм кашлянул и шагнул вперед.

– Хватит, – сказал он резко и притянул ее к себе.

Она обернулась. Пронзительный взгляд Грэма будто говорил: «Она моя!»

Рамзес скривился в улыбке:

– Рад снова тебя видеть, Грэм, особенно с такой красавицей женой.

Грэм пронзил его ледяным взглядом, на который воин беспечно не обратил внимания. Рамзес отвесил изысканный поклон и направился восвояси.

– Какие странные слова, – сказала Джиллиан, пристально глядя вслед удаляющемуся воину. – А что такое аль-Гариия?

Грэм тоже не спускал глаз с уходившего Рамзеса. Челюсти его были плотно сжаты.

– Огонь.

Накануне отъезда Грэма Джабари устроил пир в честь своих английских гостей. Приглашенные сидели в шатре шейха на мягких подушках вокруг низкого стола, уставленного блюдами с жареной бараниной, рисом и лепешками. Рамзес и Джабари бросали на Джиллиан заинтересованные взгляды, а Кэтрин и Элизабет обменивались с ней понимающими улыбками – именно они соорудили для Джиллиан традиционный хамсинский костюм на сегодняшний вечер: в темно-синем куфтане до колен ей было не в пример удобнее и прохладнее, чем в облегающем английском платье. Под куфтаном на ней были надеты брюки и рубашка свободного покроя. Свои золотисто-рыжие волосы она по примеру новых подруг оставила распущенными.

Рамзес обмакнул кусок лепешки в соус и стал жевать, не отводя при этом глаз от волос Джиллиан.

– Рамзес, так пристально смотреть невежливо, – заметил Грэм с нотками раздражения в голосе.

У Рамзеса в глазах засветились озорные искорки.

– Я просто удивляюсь, ваша светлейшая светлость, насколько глубоко ваше доверие к нашему народу, раз вы решаете оставить с нами вашу красавицу жену, а сами уезжаете на несколько недель в пустыню.

Грэм едва слышно зарычал.

– Но вам не стоит опасаться. Я лично прослежу, чтобы с ней ничего не случилось. Она будет жить в нашем шатре.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказала Джиллиан. Красуясь, Рамзес помахал ей рукой.

– Не думай ничего такого. Ты же для меня теперь как член семьи. Мой двоюродный брат, ну, ты его помнишь, Грэм, ты еще постоянно звал его… забыл слово…

– Разбойник, – подсказала Кэтрин.

– Так вот, он обещал научить Джиллиан ездить верхом.

– Но Джиллиан умеет ездить верхом, – возмутился Грэм.

– Да, но Камаль обещал научить ее ездить верхом по-бедуински. Ведь нельзя сказать, что ты умеешь ездить верхом, пока ты не проедешь верхом на бедуинском воине.

– Как бедуинский воин, – поправила Кэтрин.

– Конечно, моя любимая жена права. – Рамзес с невинным выражением лица пожал плечами. – В английском языке я не очень хорош.

Грэм побагровел, на его виске забилась жилка. Казалось, он готов убить Рамзеса. Повернувшись к Джабари, он завел разговор о том, как бы взять с собой в путь вдвое больше припасов. Рамзес с женой переглянулись.

– Тебе понадобится подходящая одежда для поездки и смирный верблюд. Но прежде всего, ты должна во всем беспрекословно меня слушаться. Пустыня не место для шуток. Там полно опасностей, – предупредил ее Грэм.

– Так я еду с тобой? – Джиллиан боялась поверить своему счастью.

Грэм метнул в Рамзеса убийственный взгляд.

– Со мной тебе грозит меньше опасностей, чем здесь. Джиллиан наклонила голову, скрывая улыбку, и съела кусочек лепешки.

Когда они, пожелав друзьям спокойной ночи, вернулись в свой шатер, Джиллиан почувствовала, что буквально сгорает от желания. Они разделись, Грэм уложил ее на кровать и страстно поцеловал, поддразнивая движениями языка.

Оторвавшись от нее, он начал осыпать легкими жаркими поцелуями все ее тело, чередуя их с легкими покусываниями и бормоча при этом нежные слова. Джиллиан бросило в жар, она вся изогнулась.

– Что… что ты делаешь?

– У хамсинов это называется секретом тысячи поцелуев. С каждым поцелуем она чувствовала все нарастающую волну жара. Джиллиан извивалась. Он придавил ее своим весом и покрывал поцелуями каждый участок ее трепещущего тела, покусывая, а потом нежно проводя языком. Затем он развел ей ноги и склонил к ней голову.

Джиллиан не смогла сдержать крик удовольствия.

Такая притягательная. Такая женственная.

Он склонил голову к средоточию ее женственности, вдыхая ее тонкий аромат, острый и пряный. Грэм разглядывал ее извивающееся тело, ощущал ее жар, ее смущение и чувствовал, как в нем самом волнами расходится вожделение. Он прижал руками ее бедра к кровати, разглядывая с благоговением это преисполненное загадок женское тело с его мягкими складочкам и манящими щелочками; великая тайна, к которой он так хотел прикоснуться. Все эти потайные места напомнили ему пещеры, которые он обнаружил неподалеку от поселения аль-хаджидов.

Когда ему было восемь, он ухитрился сбежать от своих тюремщиков. Тогда он провел целый день в этих пещерах. Чем глубже он проникал в их каменное лоно, тем меньше там чувствовался палящий зной. Впервые за все то время, что он прожил среди жестоких кочевников, он почувствовал себя в безопасности. Он готов был целовать стены пещер, благодаря их за защиту, за спокойствие и тишину.

Грэм подался вперед и нежно-нежно, медленно-медленно провел языком по плоти Джиллиан. Она еще больше изогнулась.

– Тише, – прошептал он.

В самую большую тайну ему только предстояло проникнуть. Он опустил голову еще ниже и стал медленно водить языком, не упуская ни единой складочки, ни одного углубления, пробуя ее на вкус, иногда почти замирая, чтобы доставить ей больше удовольствия, поглощая ее тепло, ее влагу, ее тайны. Как бы он хотел хоть ненадолго спрятаться внутри ее от преследующей его боли. Войти во влажную пещеру, наполненную ее теплом, почувствовать себя в безопасности, услышать, как она стонет в экстазе. Грэм продолжал ласкать ее языком, и сладкое мучительное удовольствие волнами расходилось по всему ее телу. Джиллиан вся извивалась, всхлипывала и стонала. Она крепко вцепилась ему в волосы, но он даже не заметил этого. Внутри у нее взорвался огненный шар, она вся напряглась и выкрикнула его имя в ночь.

И только тогда он остановился, запечатлев последний неторопливый поцелуй на ее дрожащей плоти, и прилег рядом. Его глаза неистово сверкали в полутьме.

– Ты моя, Джилли. Моя. Ты не достанешься никому, кроме меня. – Его низкий хриплый голос дрожью отозвался в ее теле. Потом он страстно ее поцеловал, и она ощутила свой вкус у него на губах. Джиллиан прильнула к его телу и почувствовала, что буквально растворилась нем, оказавшись снизу.

В ожидании ответа Грэм не прекращал двигаться, безжалостно и грубо проникая все глубже и глубже, вынуждая ее полностью раскрыться. Она судорожно вцепилась в его плечи и полностью отдалась наслаждению. Его глаза светились неистовым желанием, он властно вторгался в ее податливое тепло. Потом Грэм чуть опустил голову и нежно укусил ее в шею, а после ее пронзительного вскрика провел по ней языком.

Джиллиан догадалась, что вызвало в нем такой бурный взрыв страсти. Это было примитивное совокупление: он предъявлял на нее свои права, доказывал самому себе, всем, что она принадлежит ему. Грэм был неутомим: каждым своим поцелуем, каждым движением языка он стремился поведать ей о своих чувствах. Он не давал ей пощады. Раз за разом Джиллиан выгибалась навстречу его властным движениям. Они растворялись друг в друге, наполняя шатер протяжными стонами и хриплыми криками.

Когда все кончилось, Грэм крепко прижал жену к себе. В тусклом свете лампы Джиллиан увидела боль в его черных глазах. Она откинула мокрый завиток волос с его лба. Грэм поцеловал ее.

– Моя Джиллиан. Моя жена. Останься со мной после этих трех месяцев. Не покидай меня. – В его голосе слышалась мольба.

– Грэм, – прошептала она. – Скажи, почему ты такой печальный?

Молчание. Он притянул ее к себе под бок, и долгое время она лежала неподвижно. Потом они опять любили друг друга. На этот раз все происходило плавно и неторопливо. Грэм осыпал ее дождем поцелуев, пока она не начала изгибаться и умолять. Потом он медленными движениями овладел ею, проникая очень глубоко и не спуская с нее притягивающего, как бездна, взгляда.

– Останься со мной, – повторил он хриплым голосом. – Не покидай меня.

Она выгнулась дугой от острого наслаждения, прижимаясь к нему всем телом, но Грэм не переставал ее поддразнивать, не торопя наступление самого сладостного момента, пока она со всхлипываниями не начала его умолять.

– Останься со мной, – повторил он.

– Помоги мне, Грэм, – всхлипывала она.

Он вошел в нее, она закричала от наслаждения, и весь мир перестал для нее существовать. Грэм навис над ней, опираясь на руки, все его тело сотрясалось.

Ей приятна была его тяжесть, когда он навалился сверху, уткнув вспотевший лоб в подушку и продолжая повторять:

– Останься со мной.

Поглаживая его влажные волосы, она прошептала ему ответ в самое ухо:

– Я подумаю, Грэм.

Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза:

– Только попробуй сбежать. Я тебя отсюда не выпущу, так и будешь лежать подо мной.

По всему ее телу прокатилась волна тепла.

– Обещаешь?

– Обещаю, – ответил Грэм, целуя ее в лоб.