Всю ночь чувственные сны не давали Джасмин покоя. Разметавшись на мягких хлопчатых простынях, она грезила о Томасе. Вот его мускулистое обнаженное тело прижимается к ней, а его колени раздвигают ее бедра. Почувствовав его тугую плоть, Джасмин сжимается, но не для того, чтобы воспротивиться или дать отпор, а лишь для того, чтобы притянуть его к себе. И вот этот мужчина нависает над ней, готовый наконец-то лишить ее девственности.

Проснувшись, Джасмин обнаружила, что все ее тело моет от неутоленного желания. Она позавтракала в своих апартаментах и послала дяде записку, в которой извещала его, что не слишком хорошо себя чувствует, но присоединится к нему за чаем.

Джасмин не хотела больше видеть Томаса. По крайней мере до тех пор, пока не почувствует себя уверенно и не приведет в порядок мысли и чувства, растревоженные сном.

Поджидая дядю на террасе, Джасмин попыталась расслабиться. Одетая в английское платье – этакие своеобразные доспехи, – она чопорно сидела в плетеном кресле, делая вид, что непринужденно наблюдает за происходящим. На самом же деле в ее душе поселился липкий страх. Видел ли кто-нибудь Томаса, когда он выходил из ее комнаты?

Да, внешний вид имеет значение. Даже здесь. Джасмин старалась казаться беззаботной, но, несмотря на невысокую зимнюю температуру, по ее спине струился пот. Джасмин взяла, а потом снова положила на поднос, принесенный официантом, серебряную ложку. На улице внизу цветочница напевно расхваливала свой товар, а дрессированная обезьянка выделывала разнообразные трюки, веселя остановившихся поглазеть на нее туристов.

Джасмин окинула взглядом террасу. К ней направлялся усатый мужчина. Одетый в ослепительно белый костюм, он держал в руках трость и, опираясь на нее, слегка приподнял шляпу в приветственном жесте.

– Джасмин? – осведомился он.

Девушка вежливо и в то же время смущенно улыбнулась в ответ.

– Здравствуйте.

Мужчина, очевидно, был не прочь поговорить.

– Вот вы где. Должно быть, ждали целую вечность. Пошли?

Улыбка Джасмин сменилась замешательством.

– Мне сказали, что вы говорите по-английски. Надеюсь, меня не обманули, потому что мой арабский просто ужасен, – произнес он, понизив голос, а потом добавил: – А теперь идемте. Я заплатил всего за один час, так что мы попусту теряем время. Я снял номер. Никто вас не остановит, если сопровождать вас буду я. Я сказал менеджеру, что вы моя племянница.

Краем глаза Джасмин заметила приближающегося Томаса и теперь молила Бога о том, чтобы он не услышал темы разговора.

– Прошу прощения? – переспросила девушка. – Мне кажется, вы обознались…

– Вовсе нет. Я знаю, кто вы такая, – нетерпеливо произнес незнакомец. Он схватил Джасмин за руку, но та попыталась вырваться. – Дьявол, я получу то, за что заплатил. Идемте же. Можно подумать, вы не делали этого раньше…

Зарычав, точно разъяренный лев, Томас схватил незнакомца за руку и оттащил его от Джасмин. Он казался большим, угрожающим, исполненным намерения защитить ее.

– Вы тронули, эту девушку, и я поколочу вас, – отрывисто произнес он. – Как вы посмели?

Джасмин отшатнулась, густо залившись краской. О Господи, он слышал каждое унижающее ее достоинство слово.

– Я с-сейчас объясню, – запинаясь, произнес незнакомец.

– Это мисс Джасмин Тристан. Ее дядя – герцог Колдуэлл, – рявкнул Томас, встав у девушки за спиной и положив руку на ее плечо. – Оба они являются гостями этого отеля. Уверен, его светлости очень не понравится, что вы оскорбили его племянницу.

Незнакомец покраснел еще гуще, чем Джасмин.

– Прошу прощения. Я подумал, что она… что вы – девушка, с которой я должен был встретиться. Ее тоже зовут Джасмин. У вас такая же смуглая кожа, карие глаза и темные волосы. И вы так же, как она, одеты в белую юбку и кружевную белую блузку с камеей… Мне сказали, что та девушка стоит, по меньшей мере, двадцать верблюдов.

Незнакомец еще раз извинился, а потом зашагал прочь с такой поспешностью, словно за ним гнались голодные тигры.

Джасмин покраснела еще гуще. Она поняла, чего хотел этот человек. Гневный взгляд Томаса свидетельствовал о том, что он тоже все понял. Незнакомец принял Джасмин за проститутку.

После того, что случилось прошлой ночью, Джасмин потребовалось немало сил, чтобы выдержать оскорбительные слова незнакомца. Ее жизнеутверждающие надежды рассыпались в прах под бессердечным каблуком грязных предположений. В Англии ее презирали за то, что она была египтянкой. Здесь же мужчины принимали ее за продажную женщину, хотя Джасмин всем сердцем надеялась, что ее будут воспринимать как ровню.

Невыносимое унижение. Собрав остатки поруганной гордости, Джасмин расправила плечи, словно ее строгая осанка могла загладить оскорбление. Однако девушка не осмеливалась поднять глаз на Томаса.

– Скоро придет дядя Грэм. У вас наверняка есть дела, так что я тебя не задерживаю.

Подвинув стул, Томас уселся рядом с Джасмин и принялся разглядывать ее, словно какой-то необычный предмет.

– Что? – раздраженно спросила Джасмин.

– Я понимаю, почему ты так возмущена. За тебя, очень красивую женщину, назначили цену всего в двадцать верблюдов. Мне кажется, ты стоишь гораздо дороже. Двадцать пять, не меньше.

Джасмин с трудом сдерживалась, чтобы не улыбнуться. От ласкового подтрунивания воздушный шар самозащиты, которым она окружила себя, лопнул.

– Нет, двадцать пять верблюдов и один осел, – поправился Томас.

Джасмин посмотрела на него:

– Прикидываешь, сколько за меня можно выручить, Цезарь, на случай, если мы заблудимся в пустыне?

– Прекрасная идея. Если мы застрянем в пустыне, ты окажешься очень кстати. Твой дядя сможет заключить невероятно выгодную сделку, если торговцы-бедуины предложат купить тебя.

Губы девушки изогнулись в обманчиво сладкой улыбке.

– Да? А может, мне стоит уговорить его продать тебя? Я ему скажу, что твоя стоимость ограничится одним ослом. Осла продадут за осла.

В глазах Томаса заплясали веселые искорки.

– Не слишком-то тактично называть меня ослом, Джас. За подобное оскорбление я, пожалуй, снижу твою стоимость до пятнадцати верблюдов.

– Это будет очень невыгодная сделка, Цезарь, – насмешливо произнесла Джасмин. – Я стою больше пятнадцати верблюдов хотя бы уже потому, что приехала из Англии. Всем известно, что английские женщины пользуются гораздо большим спросом, нежели мужчины.

– Ошибаетесь, мисс Тристан, – возразил Томас, удивив Джасмин тем, что вдруг довольно бегло заговорил по-арабски. – Красивая женщина вроде вас, независимо от ее национальности, не просто дороже пятнадцати верблюдов. Она бесценна.

Томас не хотел, чтобы Джасмин была истинной англичанкой с привередливостью и безупречным британским акцентом, которым она овладела в совершенстве. Он хотел, чтобы она была собой. И еще – обнаженной, скрытой от посторонних глаз в его постели. Он бы держал ее при себе, словно редкий драгоценный камень, прятал бы, как ревнивый кладоискатель, отказываясь делиться богатством с кем бы то ни было.

Прошлая ночь была ошибкой из-за грубых слов, брошенных им в порыве безудержной страсти. Томас слишком долго боролся со своим чувством к Джасмин и наконец сдался. Он хотел ее до безумия. Здравый смысл покидал его всякий раз, когда он оказывался рядом с этой девушкой. И здесь, вдали от внимательных глаз друзей и семьи, он, наконец, чувствовал себя свободным. Достаточно свободным, чтобы получить то, что хотел.

А чего он хотел? Чтобы Джасмин была собой. Хотел, чтобы она сбросила с себя маску английской холодности и превратилась в необузданную страстную женщину, скрывающуюся под этой самой маской. Египтянка Джасмин. Томасу ужасно хотелось лучше узнать девушку, которая еще в детстве привлекала его силой своего духа, экзотической внешностью и врожденной грацией.

Томаса охватил гнев, когда он посмотрел на одежду Джасмин. Благопристойное платье из белого кружева с его строгими линиями и шляпка, закрепленная на эбонитовых волосах, ограждали Джасмин от остального мира. Томас хотел, чтобы она распустила свои локоны, которые заструились бы ее по спине, подобно водам Нила, и надела ярко-зеленое или сапфировое национальное платье, которое подчеркнуло бы красоту ее темных глаз и изящного лица. Он хотел, чтобы Джасмин надела золотые сандалии.

Хотел, чтобы Джасмин говорила по-арабски. Ведь он еще ни разу не слышал от нее ни слова, словно бы она не знала этого языка.

О, как же он мечтал снимать с нее все лишнее, пока на свет не покажется настоящая Джасмин – девушка, которая лишь ненадолго появилась вчера в его объятиях.

Томас заметил, что она замолчала, не обратив никакого внимания на его комплимент, и с безразличным выражением лица откинулась в кресле.

– Ты хотя бы знаешь, насколько красива? – допытывался Томас, упорно говоря по-арабски.

– Вы слишком добры ко мне, сэр, – ответила Джасмин на том же языке. Но потом, осознав свою ошибку, покраснела.

– Ты говоришь довольно бегло, – заметил Томас. – Но никогда не делаешь этого. Почему?

Джасмин ничего не ответила, но Томас перехватил ее взгляд. За стоящим поблизости круглым столом собралась компания. Томас сразу же узнал этих людей. Каждую зиму в Египет приезжали мистер и миссис Персиваль Дарси. Сейчас за столом сидели именно они в компании близких друзей. Томас встречался с ними за чаем два дня назад, так как Персиваль считался его другом. Влияние его жены в обществе не знало границ. Многие буквально заглядывали им в глаза, чтобы снискать одобрение. Одни и те же люди ежегодно сопровождали чету Персиваль Дарси в Каир, подобно спаниелям, послушно семенящим у ног хозяина.

Вот уже два дня в одно и то же время, за одним и тем же столом собиралась эта компания, чтобы попить чаю. Леди неизменно приносили с собой зонтики, чтобы заслонить свои светлокожие лица от обжигающего солнца. Каждый раз им подавали один и тот же слабый чай и одни и те же безвкусные сандвичи с огурцами, с которых по просьбе гостей служащие отеля любезно срезали кожуру. Несмотря на то что они коротали зиму в чужой стране, эти люди привезли свои привычки с собой. Супруги Персиваль Дарси ни за что не отказалась бы от своего привычного распорядка дня.

Томас повернулся к Джасмин, чувствуя, как благопристойность сжимается вокруг его шеи, подобно галстуку. Он вдруг сравнил его с арканом. Черт возьми, он уехал за тысячу миль от Англии вовсе не для того, чтобы пить чай на террасе, словно не покидал дома. Он жаждал приключений и всего того, что мог предложить Египет.

– Почему ты скрываешь свое происхождение? – осторожно спросил Томас. – Ведь это предмет гордости, а не стыда.

Джасмин рассмеялась, и когда в воздухе раздался ее смех, похожий на звон серебряных колокольчиков, что украшают сбрую верблюдов, Томас подался вперед, зачарованный.

– Когда ты говоришь, все кажется здесь привлекательным и достойным восхищения, – сказала девушка. – Но Египет хранит грязные секреты, лорд Томас. Здесь процветают преступность и нищета.

Однако Томас не желал сдаваться. Скучное однообразие повседневной жизни, не отпускавшее его ни на секунду, здесь не имело над ним власти. Томасу хотелось выпустить на свободу истинную сущность Джасмин и еще раз увидеть девушку, которую она прятала в коконе из благопристойного белого муслина и чопорной английской манерности.

– Твое мнение о Египте совсем не совпадает с моим. Египет – гордая, загадочная и удивительная страна. Она так же замысловата, как фигуры сфинксов, и так же глубока, как Нил. Египет не так прост, как может показаться на первый взгляд. Он подобен гробнице, которая, показавшись из-под земли, заставляет всех, кто с ней знакомится, испытывать благоговейный трепет.

– Ты говоришь об этой стране, как о знатной леди. Но факт остается фактом – очень немногие считают ее таковой. Люди роются в ее захоронениях и охают от восхищения при виде ценностей прошлого, но при этом смотрят на ее граждан с презрением и безразличием. Так почему я должна стремиться к тому, чтобы меня считали одной из местных? – Девушка грациозно кивнула головой в сторону англичан, чопорно отпивающих из своих чашек чай. Томас замолчал, задетый за живое словами Джасмин.

– Могу поклясться, что они ни слова не понимают по-арабски, – продолжала девушка. – И до тех пор, пока я не услышу из их уст что-то другое, кроме английской речи, и в те моменты, когда мне не надо будет обращаться к слугам, я буду говорить на английском.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, бросаемые в их сторону, Томас взял руку девушки в свою.

– Не стремись быть одной из них, Джас. Чем усерднее ты пытаешься сделать это, тем больше вероятность того, что ты потерпишь фиаско. Так же тщетно песок и солнце пытаются разрушить сфинкса.

– По крайней мере, сфинкс вызывает восхищение и благоговейный трепет, – произнесла Джасмин, вздохнув так, что у Томаса едва не разорвалось сердце.

Внезапно ему показалось, что на свет появилась прежняя Джасмин, в глазах которой плясали озорные искорки.

– И все же мне кажется, что за меня дадут больше верблюдов, чем за миссис Персиваль Дарси, хотя бы потому, что мое лицо ничем не напоминает забродившее тесто. Высший слой общества. Какое подходящее название. Но как им удается оставаться такими бледными при местном климате?

Джасмин рассмеялась от всей души. Головы повернулись в ее сторону, и кое-кто даже улыбнулся. Окружение же четы Персиваль Дарси смотрело на девушку с явным осуждением. Джасмин залилась краской. Но потом Персиваль заметил Томаса. Он помахал молодому человеку рукой и крикнул:

– Здравствуйте, лорд Томас. Не стоит сидеть в одиночестве. Присоединяйтесь к нам.

На Джасмин приглашение не распространялось. Она покраснела еще гуще, но все же вежливо улыбнулась.

– Ступай. Попей с ними чаю, ведь они твои друзья. А я подожду дядю Грэма.

Его друзья. Не ее. И Томас сделал то, чего никогда не делал в присутствии своих соотечественников. Он намеренно повернулся к ним спиной.

Томас проигнорировал этих людей столь явно, что некоторые из них ошеломленно охнули. Не обращая на них более внимания, Томас устремил взгляд на Джасмин, на лице которой отразилось неподдельное удивление, и взял ее руку в свою.

– Так о чем мы говорили? О чае и, кажется, о тесте.

Джасмин посмотрела на друзей Томаса.

– Да, о тесте. Они выглядят, как то, что едят. Может, им стоит всех удивить и сменить еду? Что скажут люди, когда случится подобное несчастье? Мне кажется, Земля перестанет вращаться!

Томас невольно залюбовался Джасмин. Солнечные лучи ласкали густые эбонитовые пряди, выбившиеся из ее прически. На какое-то мгновение Томасу показалось, что мир существует лишь для них двоих.

А потом Джасмин убрала руку, и на ее лице возникло прежнее бесстрастное выражение. Ее взгляд стал непроницаемым, как окно, на которое опустили жалюзи.

– Дядя Грэм идет, – заметила девушка. – Может быть, попросим принести чай?

Грэм сердечно поприветствовал молодых людей. Они вели беседу, угощаясь огуречными сандвичами и сладким пирогом с медом и миндалем, разрезанным на тонкие ломтики. После того как Томас взял с тарелки третий кусок, Джасмин добродушно пожурила его:

– Если так пойдет и дальше, мне придется заказывать еще одну порцию. Я еще ни кусочка не съела.

Томас вытер липкие пальцы о чистую салфетку и улыбнулся.

– Очень уж вкусно. Мне непременно нужно нанять здесь повара для поездки в Луксор.

Заслышав знакомые голоса, Томас заметил двух своих знакомых – бывших деловых партнеров Чарльза Ходжеса и Эдуарда Морроу. Морроу дал ему в свое время очень дельный совет в обмен на одного из жеребят, а с Хеджером они провели весьма успешные торги на бирже. Мужчины, сопровождавшие дам в широкополых белых шляпах и платьях, державших в руках такого же цвета зонтики, оглядывались по сторонам. Заметив Томаса, один из них окликнул его так громко, что присутствующие на террасе повернули головы.

Томас встал, вежливо поприветствовал вновь прибывших, а потом представил их Грэму и его племяннице. Мужчины сели за стол, а их жены раскрыли зонтики. Томас вел беседу, время от времени поглядывая на Джасмин. Она с радостью присоединилась к разговору и даже сделала несколько остроумных замечаний, от чего Морроу вновь разразился смехом. Обе супружеские четы оживленно расспрашивали Джасмин о путешествии, когда Мэтти Ходжес спросила без обиняков:

– Прошу прощения, но вы местная?

Джасмин с достоинством расправила плечи:

– Я родилась в Египте, и моя мать египтянка. Но сейчас они с отчимом живут в Лондоне.

В отличие от остальных друзей Томаса, которые тотчас же начали бы презрительно насмехаться над Джасмин, Мэтти Ходжес этого не сделала. В ее глазах вспыхнул неподдельный интерес.

– Как чудесно! – воскликнула она, захлопав в ладоши. – Чарльз, мы непременно должны пригласить эту удивительную молодую леди к нам на ужин. Сегодня же. Мне так нравятся египтяне. А их культура просто завораживает.

В глазах Джасмин вспыхнула такая отчаянная надежда, что Томас ощутил острую жалость.

– В самом деле, миссис Ходжес? И отчего же?

– А разве ими можно не восхищаться? Это очень древний народ, гордые, обладающие чувством собственного достоинства люди. Они весьма дружелюбны и умны.

Тень пробежала по лицу Джасмин.

– Но кое-кто считает египтян грязными хитрыми попрошайками, которые к тому же морально и умственно ущербны.

– Какая чушь, – провозгласил мистер Морроу, закручивая кончики навощенных усов. – Людей нужно судить по их поведению, а не по их национальности. Иначе все мы окажемся в большой беде… да, лорд Томас? Так же, как и с книгой. О ней нельзя судить по обложке. Важно содержание.

– Совершенно с вами согласен, – тихо ответил Томас, которого до глубины души тронуло выражение облегчения на лице Джасмин. – Лучше не скажешь, мистер Морроу. Остается лишь надеяться, чтобы и остальные в это поверили.

Джасмин подняла на него лучистые глаза.

– Может быть, один из нас сможет. Да, сможет.