Пектораль Аменемхета III таинственным образом исчезла.

На следующий день на рассвете Кеннет стал ее искать, тихо передвигаясь по комнате, пока Бадра спала. Его тревога возрастала. Кто украл ее? Но хуже всего было то, что кто-то проник в апартаменты без его ведома. Кто это был? Был ли это тот таинственный Омар, который вожделел Бадру?

Но если этот человек так сильно хотел Бадру, почему он продал ее?

Кеннет горел нетерпением получить ответы на свои вопросы прямо от начальника этого Дворца наслаждений. Он спустился в холл и направился в приемную. В коридор выходили двери многочисленных спален. Когда одна из них стала открываться, он застыл на месте, а затем быстро спрятался за большую пальму, стоявшую в коридоре в кадке.

Из-за двери появился мужчина. Он откинул назад свои седые волосы, на ходу завязал галстук.

Когда на секунду он обернулся, тусклый свет настенных светильников позволил Кеннету рассмотреть его лицо. Этот был его кузен Виктор. Кеннет резко шагнул из-за пальмы прямо навстречу кузену. На красном лице Виктора отразился комический испуг. Он нервно сжал свою шляпу и стал мять ее в руках. Попытался что-то сказать, но не смог выговорить ни слова.

— Привет, — любезно сказал Кеннет. — Не ожидал увидеть тебя здесь.

— Что… что ты здесь делаешь? — заикаясь, спросил кузен.

— Думаю, то же, что и ты.

Горячая кровь прилила к щекам Виктора.

— Ну, тогда я пойду. Э… э… мы увидимся позже, Кеннет.

Виктор так стремительно сбежал с лестницы, как будто бы за ним гнались церберы и хватали его за пятки. Кеннет возвратился в комнату Бадры. Он передумал расспрашивать начальника рабов. Почему Виктор был здесь? Почему именно в этом борделе? Какое-то неотступное чувство говорило ему, что скоро он все узнает.

Возвратившись в комнату, он разделся и нырнул в постель, обняв Бадру и крепко прижав ее к себе.

Она тревожно задвигалась, как только свет зари стал пробиваться сквозь решетки окон. Кеннет продолжал тихо лежать, его любимая уютно пристроилась рядом. В нем опять проснулось желание, когда он отвел локон Бадры от ее уха и поцеловал в мочку. Она задвигалась, и ее обнаженная попка потерлась о его бедро. Его член мгновенно напрягся и изготовился к любви.

Она перевернулась и спросонья посмотрела на него, отвечая на теплоту его нежных поцелуев, которые порхали по ее щекам и лбу. Кеннет поцеловал то место, где соединялись плечо и ключица, и слегка лизнул его. Ее кожа имела вкус соли, меда и страсти прошлой ночи.

Кеннет издал приглушенный стон, когда ощутил острый прилив неистового желания. «Никакой другой мужчина, — поклялся он сам себе, — никогда не будет обладать ею». Она принадлежала ему, с ним она была в безопасности.

Почувствовав его прикосновения, Бадра сильно задрожала. Он возьмет ее. Сейчас. Двигаясь быстро, как его тотем, Кеннет подвинул ее под себя. О, она была такая мягкая, такая покорная. Он поцеловал ее в шею и легонько лизнул, ощутив ее восхитительный вкус. От страсти ее глаза потемнели, она повернула голову и поцеловала его в губы.

Разведя коленями ее бедра, он устроился у ее ног и ринулся в теплые глубины колыбели наслаждений.

Он не сводил с нее восхищенных глаз, наблюдая, как от полученного удовольствия меняется выражение ее лица. Он погрузился в привычные мечты: они женаты. Может ли жизнь быть более сладкой, чем такая? Он в постели с женщиной, которую любил многие годы. Может ли быть зрелище более приятное, чем вид ее раскрывающихся навстречу ему губ, ее глаз, отражающих как рассветные лучи на горизонте, растущее в ней желание? Каждый следующий день обещает что-то новое. И он дал себе клятву, что сделает все, чтобы каждый прошедший день перетекал в новый, как драгоценное темное вино.

В течение долгих лет он страстно желал ее и мечтал о ней, и теперь она была его. Он предназначил ее для себя, и пути назад не было.

Наконец он позволил себе расслабиться, когда она крепко сжала его своими руками, со стоном произнося его имя. Тяжело дыша, Кеннет на минуту замер над ней. И потом упал лицом в подушку. Помня о своем значительном весе, он скатился с ее легкого тела, не выпуская, однако, из своих объятий.

Глубоко удовлетворенный, он лежал и поглаживал ее волосы. Ему надо было постоянно дотрагиваться до нее, чтобы поверить, что это был не сон.

— Доброе утро, — пробормотала она застенчиво.

— В самом деле, доброе, — улыбаясь, ответил он.

Все в мире было прекрасно. С помощью своих собратьев Хамсинов он непременно выкрадет Бадру отсюда.

Кеннет зевнул, когда она легко соскользнула с постели и, с присущей ей грацией, покачивая бедрами, направилась в ванную. В это время Кеннет оделся и позвонил, чтобы подали завтрак.

— И принесите много апельсинов, — приказал он слуге. На его губах появилась печальная улыбка. — Хотя моя наложница терпеть не может апельсины, но я их люблю.

Через несколько минут в комнату вошли молчаливые и расторопные слуги. Они поменяли постельное белье, взбили и разложили подушки и поставили на столик сандалового дерева серебряные подносы с едой и дымящимся турецким кофе. Они ушли, как только Бадра вернулась в комнату. Ее блестящие длинные темные волосы падали на плечи. Красный шелковый халат облегал ее тело. У Кеннета заколотилось сердце, когда он посмотрел на нее.

Бадра грациозно присела на пол и отпила немного кофе. Он смотрел на кусочки сладкого апельсина, посыпанного миндалем. Его рот наполнился слюной.

Он положил себе в рот ломтик апельсина, и его обжег странный жгучий вкус. Что это? Перец? Миндаль? Яд?

Кеннет нахмурился, отщипнул маленький кусочек апельсина и проглотил. Повинуясь инстинкту самосохранения, он отложил оставшийся ломтик и сделал несколько глотков чая. Несколько мгновений спустя его тело свело судорогой. Боже! Его отравили! Но кто? И зачем?

На лбу выступила обильная испарина. Все его тело свело. В чем дело? Внутренности горели огнем. Желудок свело так, что он согнулся пополам. Сердце забилось в бешеном ритме. Во рту была такая горечь, будто он объелся черной белены, которой травили заболевший ящуром скот.

Внезапно он все понял. Это был кантаридин. В небольших дозах он использовался как афродизиак. Это был очень подходящий яд для использования в борделе, так как многие мужчины употребляли его во время своих оргий. Никто бы и не заподозрил, что его убили. Власти решили бы, что он случайно принял большую дозу. Яд был в апельсинах. А ведь он сам сказал, что только он любит апельсины…

— Хепри, что случилось? — закричала Бадра.

Он схватил ближайшую посудину и засунул в рот два пальца. Он постарался вызвать у себя рвоту.

Когда все было закончено, он весь дрожал от слабости. Его мучили подозрения. Горло горело. Он слышал, что в таких случаях помогает холодная вода. Он поднял голову и увидел, что Бадра с озабоченным видом стоит около него. В руках у нее был стакан воды. Кивком головы он поблагодарил ее и жадно выпил.

— Что случилось? — спросила она, нахмурившись.

Кеннет выдавил из себя слабую улыбку.

— Полагаю, что я люблю апельсины уже не так сильно, как раньше.

Немного позже его стали немилосердно терзать последствия приема кантаридина. В паху разгорелось пламя. Все отвердело, как камень. Кеннет повернулся к Бадре, которая в это время проводила урок чтения. Схватив ее за руку, он прижал ее к своему колену.

Голос его был груб.

— Бадра, ты нужна мне… Я-я не могу быть нежным и обходительным. По крайней мере, сейчас.

Когда она ответила ему слабым кивком, он повел ее к кровати. Резким движением Кеннет торопливо сорвал с нее халат. Послышался треск разрываемой ткани. Его тяжелая страсть, мрачный блеск похоти в глазах заставили ее задрожать.

Он повелительным жестом подтолкнул ее на матрас. Она почувствовала себя слабой и незащищеной.

«Я смогу это. Он нуждается во мне», — говорила она себе.

Она не позволит страху, подобно горячим пескам Египта, поглотить себя.

— Бадра, не бойся меня, любовь моя, — молил он. Его голос был как темный расплавленный шоколад.

Сквозь решетки окна в комнату ворвался порыв свежего ветра. Она заставила себя расслабиться.

— Нет, Хепри, я не боюсь.

Ветерок обдувал ее обнаженную спину. Кровать осела под тяжестью Кеннета. Она ждала, раскинув руки. Бадра прикусила дрожащую нижнюю губу и стала думать о своей любви к нему.

Он осторожно приподнял ее бедра. Его обнаженный член обжигал ее, когда он пристраивался сзади. Кеннет крепко обхватил ее рукой за талию, как бы для того, чтобы подготовить к тому, что должно произойти. Его твердый член жестко ударял в ее женские складки, вертясь и дразня ее. Он был такой горячий, что ее тоже охватило пламя, она горела и нуждалась в нем. Внутри ее недр возникло восхитительное предвкушение.

Его первое прикосновение было глубоким и сильным. Оно пронзило ее до самых недр. Когда он вошел в нее, она почувствовала его необъятные размеры. Он обжигал, как раскаленный железный прут.

Ее щеку обожгло горячее дыхание Кеннета, когда он перегнулся через нее. Потом его рука скользнула вниз. Поглаживающие прикосновения его пальцев дразнили. Он был как солнце, яркое и обжигающее. Он расплавлял ее своим жаром. Она трепетала и извивалась от его ласк, до тех пор пока разгоравшийся в ней огонь не превратился во всепоглощающее пламя.

— Хепри! — пронзительно закричала она, комкая простыни.

Глотая ртом воздух, Бадра упала на матрас. Он зарычал и безжалостно продолжал овладевать ею.

Каждое новое движение его тяжелого тела, каждый мощный рывок вызывали новую волну чувственности в ее разгоряченном теле. Наконец она, снова испытав невероятное жгучее удовольствие, обессиленная, откинулась назад. В последнем конвульсивном движении он изогнулся и выплеснул свое семя глубоко в ее недра Хриплый стон наполнил комнату.

Когда она упала на постель, то едва могла успокоить свое бешено бьющееся сердце. Тело Кеннета блестело от пота. Он подтянул ее вперед. Его глаза сверкали страстью.

— Теперь ты сделай это.

Крепко захватив ее в свои объятия, он повернулся на спину так, что она оказалась на нем.

— Сядь на меня, — приказал он ей.

Устроив ее над своим все еще твердым членом, он обхватил ее за бедра. В ее встревоженных темных глазах светился вопрос. Она схватилась пальцами за его плечи.

— Теперь, любовь моя, сюда, — инструктировал ее Кеннет.

Она медленно соскользнула вниз, как он велел. К своему удивлению она ощутила восторг, когда его плоть заполнила все ее лоно. Из его груди вырвался стон. Бадра уперлась в него руками и запрокинула голову. Она начала медленно приподниматься и опускаться. Восторг неизведанного прежде экстаза переполнял ее.

Кеннет разрешил Бадре оседлать себя, сдерживая свое острое желание овладеть ею быстро и жестко. Вместо этого он стал ласкать ее грудь. Он мял ее пальцами, потирая соски до состояния твердых маленьких жемчужин. Он гладил и ласкал их, в то время как ее бедра поднимались и опускались.

Когда с ее губ сорвался сдавленный стон и она крепко обняла его агонизирующее от страсти тело, он больше не мог сдерживаться. Меняясь местами, он перевернулся и подмял ее под себя. Его губы наслаждались мягким атласом ее кожи и волшебными изгибами ее дивной груди. Он прижался лбом к ее лбу, испытывая болезненное желание еще большей близости. Не только тел, но и душ. Он хотел, чтобы их сердца слились воедино.

Отвечая на движения его тела, Бадра согнула ноги, чтобы ему было удобнее. Кеннет напрягся и в мощном рывке дотронулся до самой глубины ее чрева. Она закричала, изо всех сил прижимаясь к нему.

— Ты для меня — это все звезды, блистающие в египетской ночи, любовь моя, — сказал он ей по-арабски приглушенным от страсти голосом.

Он достиг ее сокровенных глубин, своим прикосновением как бы ставя на ней тавро: это была его женщина. Она была отмечена его горячей страстью. Ее тело принадлежало ему. И только ему. И ни один мужчина в мире не будет никогда касаться ее. Он залечит все ее раны. И теперь они всегда будут вместе.

Он покрывал горячими поцелуями прелестный изгиб ее шеи, снова и снова зажигаясь от нее, открывая в тесном соприкосновении их тел так много острых, сильных ощущений. Он откинул голову, в тишине комнаты было слышно его прерывистое дыхание.

Так долго! Он хотел, он ждал и мечтал об этом так долго!

Его тело задрожало от ощущения наполнявшей его чресла жгучей тяжести, крепко держа ее в объятиях, Кеннет сделал еще один, последний рывок, достигая высшей точки наслаждения. Его тело содрогнулось, и, выкрикнув ее имя, он растворился в ней.

Через минуту поняв, что придавил ее своим телом, он приподнялся на локтях и нежно посмотрел на нее.

— Бадра, — шепотом произнес он ее имя.

Она ласково погладила его по щеке. Кеннет застонал от ее прикосновения.

Такая изящная, прекрасно сложенная, Бадра, однако, была крепкой и выносливой. По своей силе она была подобна древним пирамидам своей родины. Ни палящие лучи солнца, ни иссушающие ветры не смогли разрушить известняковые блоки. Точно так же страшные годы рабства не сломили ее. Страдания скорее довели до совершенства ее красоту, такую же вечную, как красота этих грандиозных строений.

Разгоряченный, весь в поту, он с неохотой оставил ее. Потом повернулся на другую сторону, увлекая ее за собой.

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — спросил он, обхватывая руками ее лицо.

Ее руки обвили его всего.

— Я тоже люблю тебя, Кеннет, — прошептала она ему в ответ. — Я всегда любила тебя.

Они забылись мирным сном. Некоторое время спустя он проснулся. Он опять любил ее. На сей раз он действовал медленно и осторожно, как будто она была сделана из хрупкого фарфора. Он нежно ласкал ее до тех пор, пока она не вскрикнула от удовольствия. Этот ее вскрик эхом отозвался под потолком их большой комнаты. И в ее объятиях он нашел желанное утоление своей жажды, ощутил холодок избавления от вулканического жара, раздиравшего его изнутри.

Значительно позже, в полдень, он ушел, чтобы дать ей отдохнуть. Он тихо оделся и отправился прямо в отель. В холле он подошел к стойке портье и спросил о корреспонденции из Лондона. Портье просмотрел почту и протянул ему желтый листок. Это была телеграмма из Лондона.

Кеннет вскрыл телеграмму, жалея, что не умеет читать. Он посмотрел на клерка.

— Ты умеешь читать по-английски?

— Нет.

Кеннет засунул телеграмму в карман своего парчового жилета. Поднимаясь по лестнице, он тяжело сглотнул.

«Не умеешь читать», — внутренне насмехался он над собой. — Не можешь прочесть даже эту проклятую телеграмму».

Дойдя до своего номера, он в нерешительности остановился. Ему необходимо было узнать содержание телеграммы. Доверял он только одному человеку. Смирив свою гордость, он подошел к номеру Джабари и постучал.

Дверь открыл Рашид. Он пробормотал вежливое приветствие, — вежливое для Рашида, — и провел Кеннета внутрь. С вытянутым лицом Джабари сидел на полу, просматривая какие-то бумаги. Рамзес расположился рядом и точил меч.

Они вопросительно посмотрели на него, когда он опустился на ковер рядом с ними. Кеннет кивнул в сторону Рамзеса:

— Готовишься принести в жертву на обед ягненка?

Рамзес вытянул вперед руку с зажатым в ней мечом:

— Собираюсь принести в жертву несколько евнухов в одном борделе. — В его желтых глазах сверкнула радость. — Хотя я бы сказал, что они уже пожертвовали двумя самыми важными вещами.

— Видишь, мы очень хотим узнать, как скоро мы можем освободить Бадру, — сказал Джабари, откладывая бумаги в сторону.

— Дела? — показал на них глазами Кеннет.

— Отчеты банка по нашим вложениям, счета, — шейх потер глаза, под которыми пролегли темные тени.

Кеннет колебался.

— Джабари, мне нужно обсудить кое-что с тобой наедине.

Рамзес посмотрел на Рашида и пробормотал что-то о заказе кофе в гостиной отеля. Они ушли, и Джабари устремил на Кеннета свой пронзительный взгляд.

— Что-то с Бадрой?

— Нет, — когда он передавал телеграмму шейху, от волнения у него сжался желудок. — Нужно, чтобы ты прочел это для меня.

В глазах Джабари вспыхнуло удивление.

— Почему?

— Потому что я… я не могу сам прочесть ее. Я никогда не учился читать по-английски. — Кеннет смущенно рассмеялся.

Шейх сдвинул свои темные брови, и вдруг его лицо озарилось:

— О Аллах! Я научил тебя… только арабскому. Ах, Хепри, я не понимал…

— Ничего, — быстро ответил Кеннет. — Но, пожалуйста, прочти это.

Джабари развернул телеграмму, в тишине комнаты звук разворачиваемой бумаги казался громом.

Низким густым голосом он прочел:

— «ПРОИЗВОЖУ РАССЛЕДОВАНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ СМЕРТИ ВАШЕГО ДЕДА ТЧК ВРАЧ ПРИЗНАЕТ НАЛИЧИЕ СИМПТОМОВ БОЛЕЗНИ ЗПТ СОВПАДАЮЩИХ С ПРИЗНАКАМИ ОТРАВЛЕНИЯ МЫШЬЯКОМ ТЧК ЖДИТЕ ДАЛЬНЕЙШЕЙ ИНФОРМАЦИИ ТЧК БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ ТЧК СМИТФИЛД».

Отравление мышьяком! У Кеннета бешено заколотилось сердце. Джабари положил телеграмму на пол. Его губы вытянулись в тонкую полоску.

— Хепри, что все это значит?

Кеннет сжал кулаки, чтобы в ярости не разбить их о стену. Кто-то убил его деда! Еда, роскошная французская еда, от которой у него болел живот… мышьяк. Хепри был достаточно закален и здоров, чтобы перебороть воздействие яда. Но его дед не смог справиться с мышьяком. И его… его самого только что кто-то пытался отравить. А еще раньше — убить. И украли пектораль. Наследство? Виктор — почему-то в борделе… Та-ак! Кеннет тяжело сглотнул. Сейчас он был озабочен проблемой выживания. Бадра. Каждый миг ее жизни был связал с его жизнью, но она не была свободна. Она была в опасности. Он должен вызволить ее! Он выдохнул и посмотрел на шейха.

— Сейчас это неважно. Сейчас важнее всего освободить Бадру. Завтра рано утром, когда все еще будут спать, я вернусь сюда. Собери всех в моем номере. У меня есть план.

Сидя в роскошной гостиной своего номера в Шеферд-отеле, Кеннет набрасывал план борделя для освободительной команды Хамсинов.

— Оказывается, — сказал он, — Бадру освободить будет очень трудно. В борделе все посетители мужского пола обязаны были оставлять свое оружие перед порогом гарема. Само здание борделя представляло собой двухэтажный особняк. Внизу располагаются приемные, спальни и бани — на втором этаже. Туда ведет только одна дверь, выходит она на открытую галерею, опоясывающую все здание изнутри. В галерее есть только одна лестница, которая ведет вниз, во внутренний двор, хорошо защищенный со всех сторон. Это настоящая крепость. У дверей постоянно находятся по два вооруженных стражника, которым отдан строгий приказ поднимать тревогу в случае нападения…

Джабари нахмурился.

— Значит нападать на такую крепость глупо.

— Да, мы не сможем взять такую крепость штурмом. — Кеннет бросил взгляд на воинов, которые расположившись в его комнате, приводили свое оружие в порядок и ожидали команды своего шейха.

— Если ты пошлешь туда своих людей под видом богатых шейхов на отдыхе, желающих острых ощущений, тогда они могут попасть внутрь гарема и помогут мне.

Рашид спокойно посмотрел на него.

— Хорошее начало. Однако они ведь будут не вооружены. Что ты предлагаешь, Хепри?

К своему удивлению, Кеннет уловил в голосе Рашида уважение. Но не подал виду. Он хлопнул по своему наброску, указывая на плане на ту комнату, что была предназначена для ведения деловых переговоров.

— Дверь из этой комнаты ведет в гарем. Ее не запирают, но охраняют со стороны женской половины дома. Стражники останавливают каждого мужчину, который пытается войти внутрь, но не женщин. Один из вас, закутанный в женское покрывало, сможет проскользнуть внутрь и пронести оружие. Потом он присоединится ко мне и передаст оружие остальным. Мне нужен хороший боец.

Воин Хамсина перехватил выжидательный взгляд обоих: и Кеннета, и его шейха. Кровь бросилась в лицо Рамзеса. Оно стало ярко-красным.

— О нет. Нет. Это абсолютно невозможно.

— Что касается меня, то вы не можете ожидать, что я переоденусь женщиной. Я шейх Хамсинов. Если узнают, что я принимал участие в этом маскараде, надо мной будут смеяться везде: отсюда и до Синая, — убеждал Джабари.

— А я что, больше подхожу на роль женщины? — бушевал Рамзес.

— Ты значительно меньше ростом.

— Твои волосы длиннее моих, — возражал Рамзес.

— Так же как и мое мужское достоинство.

— Ха! А мое встает выше пирамид. А у тебя такое же хрупкое, как тростник у реки, — проворчал Рамзес.

— Успокойся, Рамзес. Для кого-то это откроет доступ в гарем. Я даже представляю себе, какие у тебя будут большие груди. Они будут больше полной луны. Другие женщины будут тебе завидовать. Я сделаю тебя таким желанным, как женщина, что ты сам себя захочешь соблазнить, — поддразнивал его Джабари.

Рамзес нагло посмотрел на него и пробормотал какую-то цветистую фразу в восточном стиле явно неодобрительного содержания.

— Хватит, — отрезал Кеннет. — Никто из вас не сможет убедительно сыграть роль женщины. Рамзес слишком мускулист, Джабари тоже слишком — ну, слишком Джабари. Есть только один человек, который подходит на эту роль, и в то же время он хороший воин. — Кеннет помедлил, надеясь что этот воин согласится с его планом.

Три пары глаз обратились на Рашида. Его глаза расширились, он угрюмо смотрел на них.

— Я не буду играть роль девушки, — резко ответил он.

— Ты больше всего подходишь на эту роль, — возразил Кеннет.

— Нет, — раздраженно сказал Рашид, глядя на Кеннета с явной враждебностью.

Кеннет открыто встретил его угрюмый взгляд.

— Нет? Даже ради Бадры, ради той женщины, которую ты поклялся защищать? Ты же ее телохранитель!

Две морщинки пролегли у Рашида между бровей. Казалось, он был в большом затруднении. Потом он глубоко вздохнул.

— Хорошо. Ради нее. Если это единственное средство ее освободить.

Кеннет кивнул, испытывая большое облегчение.

— Когда мужчины проникнут в гарем и разойдутся по комнатам, каждый будет ждать сигнала о том, что Рашид и я готовы бежать вместе с Бадрой.

Ее телохранитель задумчиво посмотрел на него.

— Что это будет за сигнал? Свист? — Рашид умело издал пронзительный звук.

Присутствующие озабоченно посмотрели на него. Большинство арабов считали свист диким, оскорбляющим слух звуком. Какая-то смутная мысль мелькнула в голове Кеннета, но он отмахнулся от нее. Не время.

— Отлично. Ждите свиста и присоединяйтесь к нам в холле. Мы раздадим оружие, которое вы спрячете под своими халатами. Надеюсь, что нам не придется им воспользоваться.

Он нахмурился.

— Еще одно. Нам потребуются небольшие пистолеты, но наверху, где находятся спальни наложниц, стрелять нельзя. По той же самой причине евнухи не имеют при себе ружей, — я не хочу, чтобы от шальной пули пострадали женщины.

— Мы будем пользоваться только саблями и ножами, — согласился Джабари, — Это самое лучшее оружие для мужественного воина. — Он посмотрел на Рашида и подмигнул ему. — Или для мужественной женщины.

Рашид снова нахмурился и покраснел.

Сложив свой план, Кеннет передал его Джабари вместе с пачкой свернутых банкнот.

— Сходи в лавку и купи все, что нужно для нашего маскарада. Встретимся здесь же завтра после полудня.

Шейх мрачно посмотрел на него.

— Пока что береги Бадру до того времени, Хепри. Я верю, что ты сможешь это сделать.

— Я буду защищать ее, — ответил он, вспомнив о зловещих словах в телеграмме Смитфилда. — Я жизни не пожалею.