На следующий день Баранов нанес официальный визит главному командиру Черноморского флота и портов адмиралу Николаю Андреевичу Аркасу и начальнику его штаба капитану 1-го ранга Казнакову. Принят он был очень любезно, но в просьбе поставить «Весту» в плавучий док отказали за неготовностью оного. Аркас предложил осмотреть и окрасить подводную часть корабля в Севастополе, где для этого есть условия. Тем более, что Баранову все равно следовало зайти в этот порт, чтобы получить два минных катера, которыми, по примеру «Великого князя Константина», он решил вооружить «Весту».

Зато Баранов узнал от Аркаса и сообщил офицерам и команде радостную новость: 10 июня русская армия, неожиданно для турок, форсировала Дунай и теперь развивает успех.

Установка орудий в основном была закончена. На «Весту» продолжали прибывать офицеры. Приехали: артиллерийский офицер, товарищ Кроткова по Михайловской академии, лейтенант Зиновий Рожественский; минный офицер лейтенант Иван Жеребко-Ротмистренко, артиллерист князь Евгений Голицын-Головкин, мичманы Григорий Петров и Евгений Рогуля, штабс-капитан флотских штурманов Николай Корольков («вольный» штурман Васильев стал его помощником); подпоручик корпуса инженер-механиков Гавриил Пличинский, назначенный на должность главного механика. На корабль были направлены и два молодых человека: гардемарин Михаил Барковский и юнкер Алексей Казнаков. Владимиру Яковлеву особенно не по сердцу пришлось назначение молодого Казнакова, который постоянно «строил из себя». Владимир, по обычаю, принятому на русских военных кораблях, должен был жить с ними вместе в «гардемаринской каюте», но упросил старшего офицера поселить его вместе с братом. Перелешин-старший нашел просьбу естественной и разрешил. Он бы сам поместился в одной каюте с братом, которого очень любил, но положение обязывало и старший офицер удовлетворился тем, что отвел Михаилу каюту, соседнюю со своей. Наконец 11 июня главный командир Черноморского флота издал приказ об официальном принятии парохода «Веста» от Российского Общества пароходства и торговли в Морское ведомство. Штат нового крейсера был определен в 10 офицеров и 78 нижних чинов. Машинная команда — вольнонаемная.

Даже врач был назначен на «Весту» — колежский асессор Владислав Франковский.

Следующий день был выбран для торжественной церемонии передачи «Весты» военным. С этого времени на пароходе устанавливались порядки, принятые на боевом корабле.

Старший офицер Владимир Платонович Перелешин, чисто выбритый, подтянутый, со строгим выражением на худом, жестком лице, вышел на палубу с первым ударом в судовой колокол на баке. Тотчас раздался второй удар — две склянки, пять утра. В это время на судах русского флота просыпается команда. Перед старшим офицером возник боцман Власов и, почтительно приветствуя его, впервые задал вопрос, который должен звучать все время, пока «Веста» будет числиться военным кораблем:

— Прикажете будить команду, ваше благородие?

— Буди! — с некоторой даже торжественностью ответил Перелешин, понимая важность минуты.

Власов отошел, шлепая огромными босыми ступнями по еще прохладной палубе, яростно засвистел в дудку и трижды прокричал во всю мощь своего зычного голоса:

— Вставать!

Уже через десять минут, употребленных на умывание, команда в рабочих парусиновых рубахах и таких же штанах стояла, выстроившись на палубе. Запевала начал молитву, остальные подтянули, держа шапки в руках. После этого появились баки с кашей и котел чаю. Матросы, разбившись на артели, здесь же, на палубе, приступили к быстрому и нехитрому завтраку. После еды курящие потянулись на бак, где стояла кадка с водой и горел фитиль, там они торопливо затягивались махоркой из коротких матросских трубок.

Через пять минут Власов и три его помощника-боцманмата разом засвистели в дудки, давая сигнал к началу уборки. Люди вооружились песком, камнями, скребками и набросились на поливаемую из парусиновых ведер палубу — за время работ она стала изрядно грязна. Матросы весело шлепали босиком среди потоков воды, засучив рукава и закатав штаны до колен.

Вымыв и выдраив палубу, принялись за кнехты, крышки люков, поручни, орудия — все это протиралось и доводилось до умопомрачительного блеска. После половины восьмого на шканцах стали собираться офицеры. По случаю торжества все надели парадные, расшитые золотом мундиры, взошедшее солнце сияло на эполетах. Все сегодня ночевали на корабле, даже Андрей и Владимир Яковлевы, которые сейчас стояли среди остальных, Ожидали приезда представителя РОПИТа, который должен официально передать «Весту» в Морское ведомство. Высказывали опасение, как бы он не проспал, а отложить церемонию было нельзя — она должна совершиться до восьми часов, времени подъема флага на всех русских военных кораблях. Но все обошлось. Чиновник прибыл без десяти восемь, сменившая робы команда была выстроена вдоль борта. Представитель РОПИТа торжественно передал Баранову перед строем команды вахтенный журнал «Весты».

Начали бить склянки.

— На флаг! — скомандовал Перелешин с первым ударом колокола. Все сняли фуражки и застыли молча. Прозвучал последний, восьмой удар.

— Флаг поднять! — торжественно произнес Баранов, и Андреевский флаг впервые развернулся на легком утреннем ветру. «Веста» начала кампанию.

Впрочем, до выхода в море еще было далеко, оставалось много работы по окончательному снаряжению судна и, главное, по установке «приборов автоматической стрельбы». Кроме того, хотя в составе команды и было 12 опытных комендоров с Балтийского флота, но они никогда не имели дела с сухопутными шестидюймовыми мортирами и с удивлением взирали на эти тупорылые, нацеленные в небо орудия.

В тот же день Чернов принялся устанавливать свою аппаратуру. Она была доставлена из адмиралтейства под его личным наблюдением в сопровождении охраны. С этого дня у прибора, помещенного на плане под номером один (его Чернов называл креномером), неотлучно стояли часовые с заряженными ружьями. Креномер был снаружи простым черным ящиком, его Чернов водрузил на специальный постамент, который проходил сквозь все палубы «Весты» и опирался на киль корабля. Верхняя плоскость постамента с помощью уровня была приведена в абсолютно горизонтальное положение.

Установка таинственной аппаратуры интриговала всех. Офицеры толпились вокруг Чернова и требовали объяснений, которые он, несмотря на занятость, охотно давал. Володя, благодаря беседам с Андреем и подполковником, разбирался в этом деле больше других, но тоже не упускал случая послушать.

— Главное, господа, — говорил Чернов, — поймите принцип: орудия будут стрелять тогда, когда креномер замкнет ток в цепи, а он это сделает только после того, как их стволы займут относительно горизонта угол, заданный ранее в зависимости от расстояния до цели. Очень просто, как видите.

Далеко не все увидели эту «простоту», но промолчали.

— А как мы будем наводить орудия? Ведь только средняя мортира в ретирадной батарее вращается на вертикальной оси, а остальные надо перемещать вместе со станками, это спросил старший офицер.

— А мы вообще не будем их наводить — ответил Чернов. — Стволы устанавливаются строго параллельно оси корабля. Стреляем только тогда, когда корпус будет направлен на цель. Для повышения точности этого маневра на мостике установлен специальный оптический прицел.

Начались артиллерийские учения, но в них не было самого главного — стрельбы. Бомбу подавали из погреба, подносили к мортире, заряжали и возвращали на место. Стрельбы и первое испытание индикаторов решено было произвести по дороге к Севастополю, в Днепровско-Бугском лимане, где участок акватории был специально оборудован для этой цели — на воде стоял щит и мерные бочки в определенном от него расстоянии.

Назавтра, после поднятия на «Весте» Военно-морского флага, Андрей Яковлев занимался с Черновым и другими артиллерийскими офицерами установкой и наладкой многочисленных приборов, из которых состояла «аппаратура автоматической стрельбы». На палубе появился вестовой Баранова — веснушчатый и белобрысый матрос.

— Ваше благородие, — обратился он к прапорщику, сняв шапку, — вас командир требуют. Они в каюте.

Андрей отправился к Баранову, недоумевая, зачем он ему нужен. На всякий случай перебрал в уме события последних дней, но ничего заслуживающего командирского разноса в своем поведении не обнаружил. И все-таки у него не было спокойно на душе, когда он поворачивал ручку каюты командира. Несмотря на молодость, Андрей уже твердо усвоил золотое правило, которое особенно часто внушал ему отец: держись от начальства подальше.

Войдя, Яковлев окинул взглядом каюту. Он был в ней раньше, когда «штатский капитан» передавал Чернову документы «Весты», и тогда же удивился ее спартанской обстановке. Койка, письменный стол с простым креслом, жесткий диван и полка для книг составляли всю ее меблировку. Андрей слышал о роскоши командирских кают на военных кораблях и ожидал, что Баранов выбросил вон старую ропитовскую мебель и превратил каюту в некое подобие великосветского салона. Но командир решительно ничего не изменил здесь — о том, что в каюте поселился другой человек, свидетельствовали только новые книги на полках и бумаги на столе.

Баранов встал, пожал руку Андрею и указал на диван. Сам он устроился в кресле, боком к прапорщику, положив нога на ногу.

— Андрей Никифорович, вы, кажется, упоминали, что перешли на «Весту» из 1-го экипажа?

— Совершенно верно, Николай Михайлович.

— Видите ли, мы со старшим офицером расписали людей по местам и получилось, что 78 матросов — мало для «Весты». Требуется еще 30 человек. Главный командир сегодня разрешил мне увеличить штат команды, набрав недостающих людей в 1-м экипаже. Вы служили там, знаете нижних чинов, поэтому не сочтите за труд отправиться в экипаж, вручить этот приказ командиру и отобрать лично знакомых вам матросов. Надеюсь, я вас не очень затрудню этой просьбой?

— Помилуйте, Николай Михайлович, — Андрей даже смутился от такой любезности, — да я с радостью! Разрешите отправиться в экипаж?

— Сделайте одолжение, и я заранее вам признателен.

Яковлев был в восторге от командира. Он поспешил в экипаж, где предъявил приказ Аркаса капитан-лейтенанту Леониду Васильевичу Михайлову, экипажному командиру.

— Кого из нижних чинов собираетесь взять? — спросил тот.

— Только добровольцев, — ответил Андрей.

— Ну что же, я сейчас распоряжусь, чтобы наличный состав экипажа вызвали из казарм и выстроили.

Скоро во дворе построилось около двухсот человек.

— Братцы, — сказал Яковлев, возвысив голос, — требуется 30 охотников на новый пароход «Веста», в отряд судов активной обороны. Это дело добровольное, потому что придется ходить в море и, может быть, с турецким броненосцами драться. Так что если кто желает, то шаг вперед!

Шагнули все. Поблагодарив за усердие, Яковлев выбрал лично ему знакомых матросов и привел на «Весту».

15 июня юнкеры отправились на свои корабли, один за другим суда активной обороны выходили в крейсерство, только «Веста» была не готова. Уже установили по бортам длинные, откидывающиеся в стороны шесты для мин. Они имели в длину 18 футов и на конце держатель для мины. Но телу шеста проходил провод, скрывавшийся под палубу, в таинственный кубрик, где прятался вечно охраняемый креномер и стояли гальванические батареи.

Минным делом на «Весте» заведовал Михаил Платонович Перелешин. Володя почему-то вовсе перестал стесняться лейтенанта, который держал себя просто, даром что его отец и дядя адмиралы, герои Севастопольской обороны, а брат — старший офицер. Володя заметил, что и матросы симпатизируют ему больше, чем другим офицерам, и выполняют, что он велит, с рвением и усердием. Нельзя сказать, впрочем, что Перелешин-младший как-то лучше обращался с матросами или что среди других офицеров были любители ругаться и, когда никто не видит, «начистить» зубы. Нет, на «Весте» все были добровольцами, а это предполагало обоюдное уважение офицеров и матросов, да и человека с репутацией «дантиста» Баранов бы не взял; но что-то во внешности и манерах лейтенанта привлекало к нему больше. Его брат, Владимир Платонович, был совсем иным: строгим в требованиях службы, не спускавшим ни себе, ни подчиненным. Он ежедневно вставал в пять утра вместе с командой, придирчиво проверял чистоту и порядок на палубе, не считая за труд проникнуть в любые закоулки корабля. Если случался непорядок, то он не кричал, не топал ногами и не совал боцману Власову кулак под нос, а только указывал своим длинным белым пальцем с крепким ногтем на обнаруженный недостаток и устремлял на Власова столь укоризненный взгляд, что тот готов был провалиться под палубу. Вне службы, в кругу офицеров, он держал себя корректно, сдержанно и несколько замкнуто.

И теперь Михаил Платонович счел долгом просветить юнкера насчет нового оружия. Оказывается, с помощью бортовых шестов «Веста» ни на кого нападать не собирается, они служат только для того, чтобы защититься от тарана врага, если дело дойдет до ближнего боя.

— Таран у броненосца не больше 10 футов длиной, а шесты у нас почти 20,- говорил Перелешин, — любой неприятельский командир, будь он даже десять раз англичанин и смел, как сто чертей, не попрет на этакий рожон. Мины, что вчера грузили, заряжены пироксилином — одна такая может пустить ко дну любой броненосец! Вы, конечно, слышали, что мы еще минные катера получим в Севастополе, их туда по железной дороге отправили. Командиром одного из них буду я, а другого — Жеребко-Ротмистренко. Вон по бортам для них железные боканцы готовят. Паровой катер — это не шлюпка! — закончил Перелешин и счастливо улыбнулся, предвкушая удовольствие атаковать броненосец на минном катере.

— А вы не слышали от своего братца, — застенчиво спросил Володя, — когда мы в море-то выйдем? Уже и бомбы и порох погрузили, провизии набрали, как в Атлантику собираемся; вот и мины ваши уже на борту, а мы все на берегу. Юнкера из нашего класса, что на «Эльборус» попали, уже два раза в Одессу сходили. Издеваются надо мной.

— Ждем главного командира Черноморского флота. Здесь, оказывается, такой обычай, что его превосходительство провожает в первое плавание все суда активной обороны.

— Да когда же он приедет?

— Уже несколько раз собирался, да почему-то откладывал — дела. Теперь назначен последний и окончательный срок — адмирал Аркас будет на «Весте» 27 июня в девять часов утра.

— То есть через три дня, — загрустил Яковлев, — как долго ждать!

— Успеете повоевать, юнкер, — неожиданно резко произнес Перелешин, — турецкий броненосец — не шутка. По сравнению с ним «Веста», со всей черновской техникой, это что-то вроде бумажного кораблика.

26-го стало дополнительно известно, что завтра корабль посетит адмирал Аркас, осмотрит и, если останется доволен, то «Веста» пойдет вниз по Бугу и далее лиманом к Очакову. Здесь назначена ей точка рандеву с яхтой «Ливадия», которая придет из Одессы, чтобы вместе двигаться в Севастополь.

Посещение главного командира было намечено на понедельник. Понимая, что завтра выход в море, кают-компания решила устроить обед с шампанским. По воскресеньям на военных кораблях офицеры обычно приглашают на обед капитана, если большинство им довольно (это решается голосованием). На этот раз, как впрочем и раньше, претензий к Баранову не имел никто; старший офицер отправился его звать и скоро вернулся с согласием.

Обед был торжественным, и члены кают-компании сочли нужным особенно тщательно заняться своим туалетом. Все явились в новых сюртуках с белыми жилетами и блестящими погонами. Рукава рубашек и воротнички — туго накрахмалены. Но особый фурор вызвало появление молодого Перелешина, одевавшегося по всем правилам флотского шика. На нем был сюртук из прекрасного материала и заметно длиннее, чем полагалось по форме. Из-под острейшей складки длинных брюк выглядывали модные в этом году в Петербурге остроносые изящные ботинки без каблуков. Белоснежные стоячие воротнички облегал безукоризненно завязанный креповый галстук. На мизинце левой руки сияло золотое кольцо с крупной бирюзой, а на правой руке из-под рукава сорочки иногда появлялся изящный и опять же недавно вошедший в моду мужской браслет без застежки.

Володя Яковлев сидел в самом конце стола рядом с Барковским и Казнаковым, которые подчеркнуто его игнорировали. Они разговаривали друг с другом, обсуждая великолепный костюм Михаила Платоновича.

Вскоре вошел Баранов, тоже прекрасно одетый и тщательно причесанный.

Обед проходил под аккомпанемент сдержанной беседы. Наконец тарелки были убраны и подали шампанское.

Командир встал с бокалом в руке:

— Господа, поздравляю с выходом в море! Уверен, что на этом импровизированном корабле мы сохраним верность традициям российского военного флота. За «Весту»!

За первым тостом последовали другие, все оживились, гул голосов усилился. Как обычно бывает в таких случаях, застолье разбилось на несколько маленьких групп.

Старший офицер заметил это и, как хороший хозяин кают-компании, попытался сделать беседу общей:

— Насчет импровизированного корабля, Николай Михайлович, это вы метко сказали — иначе нашу «Весту» и не назовешь. Впрочем, идея, заложенная еще при основании РОПИТа, — создать резерв кораблей на случай войны — вполне бы себя оправдала, не появись броненосцы.

— А ведь это, в сущности, случилось совсем недавно, — ответил Баранов, — хотя нашим молодым людям, — он обвел рукой круг обедающих, которые начали прислушиваться к их разговору, — и кажется, что броненосцы существуют испокон веков. Это, конечно, не относится к вам, почтеннейший Николай Иванович, — он слегка поклонился штурману штабс-капитану Королькову. Тот был старше всех на «Весте» — его 55 лет казались большинству офицеров буквально мафусаиловым веком и за глаза штурмана называли не иначе, как «дед».

Польщенный вниманием командира, Корольков тоже внес свою лепту в разговор:

— Об этих броненосцах лет 15 тому назад только говорить стали. Правда, еще в крымскую войну, я слышал, англо-французы при атаке на Кинбурн свои канонерки мешками с песком блиндировали…

Почтенный штурман участвовал в обороне Севастополя с первого до последнего дня, любил вспоминать те времена, но Баранов не дал ему развернуться.

— Верно, Николай Иванович. Именно 15 лет тому назад, в 1862 году, во время гражданской войны в Северной Америке сразились два броненосца. Не помните ли, Владимир Платонович, как они назывались?

— Корабль северян звался «Монитор», а южан — «Мерримак». У каждого было по 11-дюймовой пушке, башни вращались вручную…

— …они стреляли друг в друга в упор, но не могли пробить брони! — закончил Баранов.

— Так ведь то же самое было и через четыре года в бою у острова Лисе в Средиземном море, — подхватил лейтенант Рожественский, желая, очевидно, показать, что он, несмотря на сравнительную молодость, тоже знаком с новейшей морской историей. — Тогдашние враги, итальянцы и австрийцы, тщетно старались использовать свою артиллерию: снаряды отлетали от брони. Победили австрийцы, когда их корабль «Эрцгерцог Фердинанд Макс» таранил итальянский «Ре д'Италия». Через три минуты тот затонул.

— Э, Зиновий Петрович, — возразил ему Баранов, — уж если вы вспомнили бой у Лисса, то не забудьте, что другой итальянский броненосец — «Палермо» почти в то же время загорелся и вскоре взорвался от 6-дюймовой бомбы, пробившей его палубу. Вот о чем нам надо помнить! И вообще, если небронированное судно командует ходом и вооружено мортирами, то оно, очевидно, получит преимущество над броненосцами, которые перегружены броней и потому тихоходны.

— Так вы, Николай Михайлович, по-прежнему отрицаете необходимость сооружения броненосцев? — спросил старший офицер.

— Не будем, Владимир Платонович, возобновлять наш старый спор — будущее покажет, кто прав, и, дай бог, мы еще доживем до этого, — ответил Баранов. — Одно скажу, что никто меня не убедит в разумности строительства «поповок». Я очень уважаю вице-адмирала Попова, но и на старуху бывает проруха. Ухлопали на две «поповки» шесть с половиной миллионов! Да на них можно было построить десять мониторов типа «Ураган»!

А знаете, господа, почему плавучий док еще не готов? Ведь он по частям из Англии привезен еще в прошлом году. Рассчитан, чтобы поднимать «поповки»! Вот почему его столь сложно смонтировать. Что вы на это возразите, Владимир Платонович?

— Можно сказать много и за и против броненосцев береговой обороны, — осторожно ответил старший офицер, — но главное, они очень нравятся государю. Мне рассказывали, что еще перед войной он, будучи в Ливадии, после осмотра «поповок» спросил о них мнение своего любимца Тотлебена. А тот, хотя и опытный придворный, но не выдержал. Наверное, герой Севастопольской обороны в нем взыграл: «Ни от кого не уйдут и никого не догонят, ваше императорское величество!» — отвечает. Государь на него так посмотрел, что «Паша», как его инженеры называли, побледнел. И две недели император не желал его видеть.

За столом наступило не совсем ловкое молчание, все почувствовали, что таких тем лучше не касаться.

Положение спас младший Перелешин:

— Господа, читали ли вы, что произошло недавно у берегов Перу?

— Эка загнули вы, батенька, — сказал кто-то, — да что мы там в этой Южной Америке не видели? У нас тут Турция под боком.

— Читать надо французские и английские газеты, господа, — с напускной важностью, на которую никто не обиделся, ответил оратор, — пишут, что там 29 мая произошел бой между перуанским броненосцем «Хуаскар» и двумя английскими небронированными кораблями!

Это сообщение вызвало понятное любопытство, все с нетерпением требовали подробностей.

— В таком случае, господа, предлагаю наполнить бокалы, и, если уважаемые Николай Михайлович и Владимир Платонович не будут возражать, я займу на некоторое время ваше внимание.

Бокалы были наполнены, выпиты, и Перелешин начал:

— Прежде всего, господа, что такое «Хуаскар»? По показателям он подходит под турецкие броненосцы — скорость 11 узлов, броня бортовая — четыре с половиной дюйма, башенная — пять с половиной. Во вращающейся вручную башне — два 9-дюймовых орудия, есть и мелкие пушки.

Броненосцем завладели лица, которые хотели свергнуть настоящего президента Перу и поставить другого — там, вы знаете, это явление обычное. Правительство обещало крупную награду за его возвращение, чем очень заинтересовались англичане. На свою беду «Хуаскар» должен был останавливать торговые корабли и забирать уголь и провизию, но всегда щедро расплачивался. Среди них попались и два английских судна — предлог для англичан был найден. Они объявили броненосец пиратским кораблем, но в этих водах английских броненосных судов не было, и на поиски «Хуаскара» отправились фрегат «Шах» и корвет «Аметист».

«Шах» имеет, господа, огромную скорость — 16 узлов, на нем 26 орудий, из которых два — 9-дюймовых и 16-дюймовых. Зачем взяли «Аметист», я, откровенно говоря, не понял. Это старый деревянный корвет, на нем 14 — 64-фунтовых орудий. «Хуаскар» всячески избегал боя — англичане его совершенно не интересовали, тем более, как выяснилось впоследствии, мятежниками были лица в основном штатские. Но, командуя ходом, англичане прижали его к берегу и заставили принять бой. Три часа продолжалось сражение, и знаете, господа, обе стороны показали себя не с лучшей стороны. Все снаряды корвета (он держался за фрегатом и стрелял через него), отскакивали от брони, «Шах» сделал всего четыре попадания, броненосец все время стрелял мимо. «Шах» неосторожно приблизился к «Хуаскару», перуанцы бросились на таран и, наверное, успели бы в этом, но с «Шаха» пустили в ход новое оружие — самодвижущуюся мину системы Уайтхеда, или «Торпедо». Нужно вам сказать, что меня, как минного офицера, это заинтересовало больше всего. Это, насколько мне известно, первый пример использования «торпедо» во время боя, да еще по движущейся цели. «Торпедо» еще очень несовершенный снаряд — заряд всего 20- 25 фунтов, пневматический двигатель сообщает ход 6-7 узлов, а дальность действия — саженей 350-400. Но когда с «Хуаскара» увидели, что к ним движется что-то под водой, оставляя ясную дорожку из воздушных пузырей, то броненосец тотчас же повернул в сторону.

— Так чем же кончился бой? — спросил лейтенант Кротков, который в качестве англофила желал победы англичанам, хотя его и смущал многократный перевес артиллерии британских кораблей.

— В сущности, вничью. Под покровом темноты броненосец, который сидит очень неглубоко, ушел по мелководью и сдался перуанским властям. На радостях всех простили и объявили национальными героями. Англичане остались с носом — рассчитывали нажиться, а прогорели на стрельбе. Вы же знаете, что выстрел из 9-дюймовой пушки стоит рублей 100-150.

Кроткову не совсем это понравилось, но он не стал спорить, а только поинтересовался, знает ли Перелешин, какие повреждения имеет броненосец, ведь четыре английских снаряда за три часа непрерывного огня все-таки попали в него.

— Это описано довольно подробно, — ответил рассказчик, — три снаряда, один 9-дюймовый и два 7-дюймовых, пробили бортовую броню. Но только первый разорвался внутри, убив одного из членов экипажа, остальные — снаружи. Еще один 9-дюймовый попал в башню, углубился на три дюйма в броню и там взорвался, практически не причинив вреда.

Рассказ Перелешина произвел на собравшихся большое впечатление. Разделились на две группы и спорили, кто из сражающихся имел превосходство. Английская артиллерия, конечно, во много раз была сильнее перуанской, но если бы один снаряд броненосца попал в цель, то мог бы пустить на дно любой из британских кораблей.

— Господа, — сказал Баранов, — причина малой результативности огня ясна — прицельные приспособления на сражающихся судах совершенно не соответствовали качеству артиллерии. Нарезные орудия и англичан и перуанцев позволяли бросать тяжелые снаряды очень далеко, а прицелы у них были почти такие, как во времена парусного флота, когда палили друг в друга на расстоянии пистолетного выстрела. У англичан и мортир не было; если бы вместо четырех снарядов, ударивших в броню, на палубу «Хуаскара» упала одна бомба, он не отделался бы так легко. Мы имеем явное преимущество перед перуанцами и англичанами — у нас на «Весте» есть аппараты Давыдова и мортиры. За нашу удачу! — и он поднял бокал.

— Кстати, — продолжал Баранов, — мне сегодня прислали из штаба главного командира «Альбом морских тактических чертежей», недавно изданный, как говорится в сопроводительном письме, «для частного распространения». Рекомендую ознакомиться.

По приказанию Баранова вестовой принес из его каюты большой альбом. Все столпились вокруг него. В альбоме были приведены чертежи и силуэты турецких броненосцев и их основные технические данные — размеры, бронирование, калибр орудий. Рассматривать было интересно, но старший офицер первым обратил внимание на то, что силуэты очень похожи друг на друга.

— Посмотрите, господа, — заметил он, — по этим рисункам и оба «Шевкета», и «Ассари-Тевфик», и «Фетхи-Буленд» почти абсолютно похожи. Только у «Ассари-Тевфика» три мачты, а у других по две. А ведь три остальных еще и не башенные, у них пушки в казематах или брустверах, а все изображены как близнецы. Трудненько будет пользоваться этим, с позволения сказать, определителем.

Баранову стало в душе обидно за красивый альбом, который ему понравился.

— А может, они действительно у турок все похожи друг на друга? Строили их в Англии, все принадлежат к классу «броненосцев для борьбы в открытом море», наибольший калибр — 9 дюймов. Скорость-11 узлов. «Веста» должна давать 12, а это главное. Встретим, атакуем его, а определяться потом будем, если победим.

— Гип-гип-ура! — воскликнул Кротков и потребовал еще шампанского.

Обед продолжался еще некоторое время чрезвычайно весело и приятно, пока командир и старший офицер не поднялись, давая понять, что пора расходиться. Их примеру, впрочем, не очень охотно, последовали все остальные.

Некоторые решили закончить вечер на берегу, так как были свободны от вахты.

Андрей и Владимир Яковлевы отправились домой, чтобы провести под родительским кровом последнюю ночь и распроститься с отцом перед боевым походом. Братья были веселы. И не только от шампанского. Завтра они выходят в море, их ждут новые горизонты, приключения, героические подвиги! А там, возможно, награды, производство по службе. В общем, жизнь была прекрасна в этот теплый июньский вечер.

Отца они застали тоже чем-то радостно возбужденного. Старый штурман, правда, беспокоился о судьбе своих «мальцов», уходящих на боевом корабле в военное море, но все же смотрел на всю их возню вокруг «Весты», как на детскую забаву. Привыкший видеть морскую войну как слаженное движение огромных флотов, Никифор Серафимович, сравнивая «Весту» с махиной парусного линейного корабля, считал ее годной только для посыльной и каперской службы. Будет она перевозить раненых с Кавказа, будет призы брать, а это дело выгодное и денежное.

Времена менялись, и, возможно, для его отпрысков откроется перспектива приличной карьеры. Сегодня к нему зашел старый отставной капитан-артиллерист и сообщил потрясающую новость.

— Помнишь, Никифор Серафимович, — спросил он после традиционных вопросов о семействе и здоровье, — Осипа Макарова? Его еще после войны на Амур перевели?

— Это который же? — задумался Яковлев. — Не тот ли, что из рядовых матросов в унтер-офицеры, а потом и в прапорщики вылез?

— Он самый, — подтвердил гость. — А теперь скажи, слышал ли ты о лейтенанте Макарове, командире парохода «Великий князь Константин»?

— Конечно, слышал. О нем все газеты говорят, и в «Морском сборнике» о его делах пропечатано. Как он на турок в Батуме напал, а недавно его катера в Сулин ворвались и, пишут, броненосец потопили. Однофамилец он Осипа, Макаровых — то вон сколько в одном Николаеве.

— Так вот, ошибаешься ты, Никифор Серафимович, и вовсе не однофамилец, а сын родной, которого мы еще несмышленышем на руках таскали! — артиллерист наслаждался произведенным его словами впечатлением.

— Не сомневайся, — продолжал гость, заметив выражение недоверия в глазах собеседника, — из Николаевска-на-Амуре родственник мой сюда приехал. В отставку вышел и домой — доживать, как мы. Так он обоих знает, и отца и сына, и все рассказал. Степан, сын Осипа, там морское училище кончил вроде наших юнкерских классов, но самым первым по баллам. Плавал в Тихом океане с адмиралом Поповым, который «поповки» придумал. Понравился адмиралу, способный хлопец. Макаров вокруг света ходил, в мичмана произвели и уж лет шесть, как лейтенант. Говорил еще родственник, что он какие-то работы научные делал, чтобы корабли, значит, не тонули, и очень этим прославился.

— Лейтенант, командир крейсера, — продолжал изумляться Никифор Серафимович, — а папаша его да из простых матросов! Чудеса! Неужто и нашему брату ход возможен?

Вот этой-то новостью он и спешил поделиться с сыновьями. Его воображение уже видело одного, по крайней мере, полковником, а другого, как минимум, капитаном 1-го ранга.

Дети, конечно, не вполне разделяли оптимизм родителя, хотя карьера лейтенанта Макарова показалась и им удивительной. После нападения «Константина» на турецкие броненосцы в Сулине о Макарове говорили очень много.

Братья надеялись, что во время своего крейсерства на «Весте» им удастся встретить «Константина» и посмотреть на его знаменитого капитана.

Проведя последнюю ночь в своей комнате, они проснулись в семь часов, распрощались с отцом, упросив его не ходить на причал провожать, — точного времени отплытия назначено не было, и за десять минут до подъема флага были на борту.

В этот день, ожидая прибытия адмирала, корабль драили больше, чем обычно. По-парадному одетые офицеры, а также подвахтенные матросы, облаченные в чистые рубахи и штаны, побритые, постриженные, толпились на палубе. Без пяти девять раздался голос старшего офицера:

— Сигнальщик! Доложи капитану, что показался экипаж его высокопревосходительства. Караул наверх!

Караул выстроился у парадного трапа, команда и офицеры застыли на палубе.

Ровно в десять вице-адмирал Николай Андреевич Аркас, довольно бодро для своих 60 лет, ступил на палубу «Весты». Поздоровавшись за руку с Барановым, Перелешиным-старшим и Черновым, приветливо поклонился прочим офицерам и обратился к матросам:

— Здорово, молодцы!

Матросы выдали изо всей мочи и исключительно дружно:

— Раар, двааа, ство! — Что должно было означать «Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!»

Аркас остался доволен молодецким видом команды. В сопровождении Баранова, старшего офицера и подполковника Чернова он отправился знакомиться с кораблем. Осмотрел его довольно подробно, даже заглянул в матросские кубрики. Тщательно осмотрел и приборы управления стрельбой, спустился к креномеру и батареям, внимательно слушая пояснения Чернова.

По его бесстрастному лицу, впрочем, нельзя было догадаться, понимает ли он устройство аппаратуры, а если понимает, то одобряет или нет.

Окончив осмотр, Аркас снова поднялся на палубу и остановился против строя. Все затихло.

— Господа, — начал он, обращаясь к офицерам, — позвольте от лица службы благодарить командира и офицеров за столь быстрое обращение пассажирского парохода в военный крейсер!

Офицеры приложили руки к фуражкам.

— А вам, братцы, — он повернулся к матросам — я на прощание должен сказать, что ваш корабль, хотя и безбронный, но имеет прекрасное вооружение и цель его — нанести наибольший вред при встрече с неприятелем. Желаю вам благоприятного плавания и полных удач во всех предприятиях, кои выпадут на долю «Весты».

— Рады стараться, ваше высокопревосходительство, — ответил строй, и адмирал отбыл без дальнейших церемоний. Когда он ступил на трап, раздался оглушительный салют — это залпом выпалили все три мортиры ретирадной батареи.

К Баранову подошел флаг-офицер главного командира и вручил пакет, содержащий инструкции. Команда и офицеры разошлись, чтобы сменить парадное платье, а Баранов удалился в каюту. Вскрыв пакет, он нашел то, что и ожидал, — «Весте» предписывалось немедленно спуститься по реке к Очакову и там стать на якорь, ожидая яхту «Ливадия», с которой и отправиться вместе в Севастополь. По прибытии туда надлежало осмотреть и при надобности окрасить подводную часть. Дальнейшие инструкции будут своевременно направлены по телеграфу.

Вскоре в машинное отделение был передан приказ «Поднять пары», и тамошняя команда, истомившаяся от долгого отдыха, рьяно принялась за работу. Вскоре котлы загудели, через два часа старший механик доложил на мостик, что «пары готовы».

Баранов уже был там и, волнуясь, впервые за много лет, положил руку на ручку машинного телеграфа своего корабля. Быть директором Морского музея почетно, но его беспокойная душа жаждала деятельности, битв, подвигов, и теперь все это ожидало его в ближайшем будущем!

— Отдать швартовы! — в рупор скомандовал старший офицер.

— Отдать швартовы! — тотчас повторил боцман.

Баранов двинул ручку телеграфа на «малый вперед», за кормой бугром поднялась вода, «Веста» медленно двинулась, разворачиваясь против несильного течения.

На берегу собрались провожающие. Они махали шляпами, зонтиками, платками. С борта отвечали поклонами, махали фуражками и шапками.

Наконец бушприт «Весты» нацелился вниз по реке, пристань и провожающие, черепичная крыша родного дома, на которую не отрываясь смотрели Андрей и Володя, отдалились и исчезли. Впереди было море!