I

Агнес, горничная «Волшебных ветров» уехала отдохнуть в Тиднор на пару недель, и все это время следить за домом и за Пири Таммом должна была ее племянница, пухлая восемнадцатилетняя девушка по имени Тасси.

Пири согласился на такую замену без особого энтузиазма, да и не спроста. Какую особую заботу о доме и старике могла проявить Тасси, девушка милая, аппетитная, с круглым радостным личиком, щечками с ямочками, золотыми кудрями, невинными синими глазами и неслыханной самоуверенностью? Правда, перед отъездом Агнес долго уверяла Пири, что Тасси — человек добросовестный быстрый и все будет делать, как надо.

И как это не покажется странным, так и вышло. Тасси чутьем сразу угадала в Пири драму старого одинокого джентльмена, дни которого катятся к закату — а потому решила привнести в этот остаток жизни как можно больше огня, света и даже приключений. Так, например, пока он завтракал, Тасси стояла рядом, озабоченная тем, чтобы мармелад был как можно более свежим, а тосты хрустящими. Девушка упрашивала старика поесть свежего чернослива и не давала ни соли, ни перца, ссылаясь на недавно прочитанную в научном журнале статью о их вреде. Она сообщала ему о погоде, о городских скандалах, описывала кинофестивали и закулисные интриги, сообщала о новомодных танцах, таких, как «нервные коленные чашечки», которые теперь танцуют под дикую какофонию из кашля, визга и хрюканья. Взмахивая руками, Тасси утверждала, что танец бесподобен, пыталась повторить его всеми частями тела и настаивала, чтобы сэр Пири немедленно отправился его посмотреть. На это Пири только вздыхал, но, хотя и соглашался с прелестью подобной перспективы, ссылался на запрещение врачами подобных зрелищ в его возрасте и заканчивал гневным восклицанием относительно соли и перца.

— Но это совсем ни к чему! — возражала Тасси. — В вашем возрасте это крайне вредно! Согласно новому медицинскому мышлению…

Пири закатывал глаза к потолку и начинал интересоваться, как Агнес отдыхается в Тидноре.

Однажды, как-то ближе к вечеру, когда Пири наслаждался своим шерри, Тасси сообщила, что его просят к телефону. Старый секретарь скривился и тихонько выругался.

— В такой час порядочные люди не звонят и не отрывают людей от их законного шерри! — возмутился он. — Кто это?

— Он не назвался, а спросить я забыла. Но это очень, очень красивый молодой человек, хотя, на мой взгляд, слишком уж суровый и хмурый. Однако молодой человек не только красив, но и крайне вежлив, и потому я подумала, что стоит передать вам его просьбу.

Пири смотрел на девушку, буквально белый от ярости.

— Ваше уменье догадываться о моих желаниях воистину удивительно!

— Это всегда было моей сильной стороной, — потупилась Тасси.

Пири поднялся.

— Нет, уж лучше я поговорю с этим молодым человеком.

Лицо на экране, как и утверждала Тасси, действительно оказалось суровым и уставшим, и по некоторым мелким деталям Пири сразу же признал в нем выходца с других миров.

— Я Пири Тамм, но кто вы, простите, не знаю.

— Уэйнесс должна была, так или иначе, упоминать обо мне в своих беседах с вами. Я Глауен Клаттук.

— Ах, да, конечно! — воскликнул Пири. — Где вы?

— В космопорте Шиллави. Уэйнесс еще у вас?

— В настоящий момент нет. К сожалению, она отправилась в Бангалор, и с тех пор я о ней ничего не слышал. Но, я надеюсь, вы не откажетесь заехать ко мне в «Волшебные ветры»?

— Если вас это не затруднит.

— Разумеется, нет! — Пири рассказал, как к нему проехать и что это займет никак не больше пары часов.

Глауен Клаттук приехал даже раньше. Они славно пообедали вдвоем в отделанной дубовыми панелями столовой, и Пири рассказал своему гостю все, что он на самом деле знает о племяннице и о ее приключениях.

— Последний раз она звонила из Триеста и говорила очень быстро, поскольку боялась, что мой телефон прослушивается. Я весьма скептически отнесся к такому предположению, но на всякий случай вызвал специалиста и, представляете?! — он обнаружил три прослушки. Теперь я не сомневаюсь, что их поставил Джулиан Бохост. Вы с ним знакомы?

— Даже слишком хорошо.

— Но теперь дом совершенно чист, и мы можем разговаривать свободно, хотя, если быть честным до конца, я все-таки чувствую какое-то напряжение.

— Значит, вы не знаете, что именно Уэйнесс удалось узнать?

— К несчастью, нет. В галере Гохун Симонетта нас опередила и уничтожила записи о продажах. Поэтому девочке пришлось начинать с нуля. Она даже остроумно решила представить все свое предприятие в виде лестницы, на которой Хартия и грант находятся где-то на средних ступеньках. Симонетта, знающая, кто купил все материалы, может искать вверх, мы же спускаемся вниз к первоначальному покупателю.

— Пустые старания, — отрезал Глауен. — Я знаю первого покупателя. Это Флойд Сванер, он жил в Айдоле в Больших Прериях. Симонетта узнала о нем действительно через галерею Гохун и с тех пор сконцентрировалась именно в этом направлении. Она до сих пор надеется, что и Хартия, и грант валяются где-то в бумагах Сванера, поскольку хорошо поживилась его имуществом и даже пыталась женить на себе его внука.

— Когда же в эту схему попал Джулиан? Он что, в заговоре с Симонеттой?

— Я думаю, что в данном случае каждый просто пытается использовать другого, имея в уме лишь свою выгоду. Но, самое неприятное, худшие времена еще впереди.

— И что же вы намерены предпринять в таком случае?

— Я отправляюсь прямо в Айдолу, но если Хартии и гранта там нет, тогда начну пробираться, если пользоваться образом Уэйнесс, к самому центру лестницы.

II

Глауен перебрался через океан в старый Тран, ныне больше известный под именем Дивизионного города, лежащего в самом центре континента. Там местными авиалиниями он добрался еще на двести миль к западу, в Ларго на реке Сиппевисса. Прибыл он туда уже в сумерках и снял номер в старой харчевне на самом берегу реки, откуда сразу позвонил Пири Тамму. Увы, никаких новостей от Уэйнесс так и не поступало.

Утром Глауен взял в аренду флиттер и полетел через Большие прерии на север. Через час он оказался уже в Айдоле — маленьком городишке, который, как и многие другие небольшие города на Старой Земле, оставался без всяких изменений уже тысячи лет.

Глауен посадил флиттер и справился с запиской, в которой подробно излагалось, как добраться до дома Чилка. Записка гласила: «Лети на север, пока не доберешься до Фоско Крик, это около пяти миль. Потом Фоско делает большую петлю, сначала на восток, а затем резко на запад. Посмотри в этом месте вниз и увидишь сарай с зеленой крышей, а рядом неподалеку от огромных дубов дом. Именно он тебе и нужен».

Глауен так и сделал. Он снова поднял флиттер в воздух и сквозь прозрачное раннее утро полетел прямо над необозримыми желтыми полями поспевающей пшеницы к Фоско Крик. Река действительно скоро сделала громадную петлю, и Глауен сразу увидел полуразвалившиеся сарай и дом, где прошло детство Чилка.

Посадив флиттер прямо во дворе, Глауен увидел, что приветствовать его несутся два неописуемого вида пса и трое длинноголовых детей, игравших в грязи осколками каких-то зеленых камней и детскими грузовичками.

Молодой Клаттук спрыгнул на землю.

— Доброе утро, сэр! — уважительно поздоровался старший из детей.

— Доброе, доброе. Тебя зовут Чилк?

— Да, я Кларенс Ирл Чилк.

— Здорово! Я знаю твоего дядю Эустаса.

— Правда? И где же он теперь?

— Далеко отсюда, на некой станции Араминта. Ладно, пойду-ка я посмотрю на дом. Он чей?

— Теперь только бабушкин. Мама и папа переехали в Ларго.

Глауен подошел к главному входу, где его ждала пожилая, но весьма моложаво выглядевшая женщина. Она была еще очень сильна, с крупными руками и насмешливым круглым лицом, в котором Глауен без труда узнал черты Чилка.

— Меня зовут Глауен Клаттук, — представился он. — У меня к вам письмо от Эустаса, которое можно считать и рекомендательным.

Мать Чилка просто взяла и прочла письмо вслух:

«Дорогая ма, представляю тебе моего замечательного друга Глауена Клаттука, который действительно настоящий парень, в отличие от большинства моих так называемых друзей. Мы все еще ищем некоторые дедовы бумаги и все никак не можем найти. Он задаст тебе пару вопросов — так мне, во всяком случае, кажется — и, может быть, захочет порыться в сарае. Позволь ему делать, что он захочет. Не знаю, когда снова окажусь дома, но, скажу честно, ностальгия мучает как никогда, особенно, когда на меня наседает Симонетта Клаттук. Если увидишь ее, то ущипни за нос и не забудь сказать, что это от меня лично. Но только сразу же отбеги от нее подальше, поскольку она женщина мощная. Когда-нибудь я все-таки вернусь домой, посему не позволяй псам спать на моей кровати. Очень тебя люблю, как и всех остальных, за исключением Эндрью, по причинам, которые ему прекрасно известны.

Твой послушный сын Эустас».

Женщина сморгнула слезу и вытерла щеку рукавом.

— Не знаю, с чего это я стала вдруг такая сентиментальная, — вздохнула она. — Этот ракалья не кажет здесь рыла уже сто лет. «Послушный сын»! — Ишь выдумал!

— Эустас — настоящий бродяга, тут уж ничего не поделаешь, — согласился Глауен. — И все же у нас на Араминте его все очень уважают.

— В таком случае, пусть он там и остается, поскольку в остальных места у него были одни только неприятности. Я, конечно, глупости говорю, сердце у мальчика доброе, только уж больно неугомонный у него характер. Я думаю, он рассказывал вам про деда Сванера.

— Еще бы!

— Это мой отец — вот была вольная птица! Да вы садитесь. Я сейчас напою вас кофе. Может, вы и поесть хотите?

— Нет. Не сейчас, спасибо, — ответил Глауен, усаживаясь за стол в кухне. Женщина сварила кофе, подала пару пирожков и тоже придвинула свой стул к столу.

— Папа был чудак со всеми своими красными совами, чучелами зверей и прочим забавным хламом. Мы, честно говоря, никогда не знали, как себя с ним вести, даже Эустас толком не знал. Но теперь все его пороки сконцентрировались в Эустасе. И я даже не знаю, расстраиваться по этому поводу или нет. В доме ведь всегда велись разговоры о всяких там неизведанных местах, далеких мирах и несметных сокровищах. Эустас очень любил эти разговоры и никак не мог наслушаться деда. Правда, тот бывал порой и жесток — например, к двенадцатилетию обещал парню шикарную космическую яхту, и бедняга так взволновался, что и думать ни о чем другом не мог. Я говорила ему, чтобы он не болтал про эту яхту хотя бы в школе, поскольку все равно ему никто не поверит. Куда там, потом его и вправду долго дразнили. Правда, Эустаса, по-моему, это особенно и не волновало. Дед подарил ему огромный атлас Сферы Гаеан, и мальчик изучал его часами, решая, куда бы ему лучше полететь на своей роскошной яхте. Все хотел отправиться куда-нибудь как можно дальше, где еще никто не был, а все для того, чтобы оставить там где-нибудь свой знак, что-то вроде: «Эустас Чилк был здесь и ушел»!

Конечно, никакой яхты дед ему не купил, но в какие-то путешествия брал. Впрочем, и этого хватило, чтобы вселить в мальчишку страсть к бродяжничеству. Вот мы и видим его раз в пять лет в лучшем случае, — тут мадам Чилк вздохнула и хлопнула широкой ладонью по клеенке. — А теперь, значит, и вы пришли порыться в дедовых вещах. Скоро я буду за это деньги брать!

— А что, разве я не первый? — насторожился Глауен.

— Еще бы! И я всех спрашиваю: «Что вы там ищите, скажите, бога ради! Может, я знаю, так я вам лучше сразу и скажу. Чего зря время терять?!» Правда, сама-то про себя думаю, что если бы мне только узнать, что они ищут, то я непременно взяла бы это себе! — Мадам Чилк искренне рассмеялась.

— И никто вам так и не признался?

— Ни один. Да и вы, мне кажется, тоже об этом ничего не скажете.

— Скажу. Только при условии полной тайны.

— По рукам!

— Это Хартия Кадвола, которая потеряна уже много лет назад. Тот, кто ее найдет, будет держать под контролем весь мир Кадвола. Поэтому Хартию ищут и хорошие, и плохие люди. Мы с Эустасом, естественно, на стороне первых. Понятно я рассказал?

— Ах, потому-то у меня теперь столько неприятностей со старым сараем! За последнее время его грабили не меньше трех раз! Десять лет назад появилась какая-то толстуха, одетая как для путешествия, в огромной шляпе. Я поначалу думала, что она какая-то гранддама. Она назвалась мадам Зигони и предложила мне продать всю дедову рухлядь скопом. Я ответила, что распоряжаться ей не могу, а владелец ее, пожалуй, меньше, чем за тысячу солов ничего не продаст.

Толстуха что-то пробурчала, из чего я поняла лишь то, что у нее тоже есть много всяких вещей, стоящих не менее тысячи. Я предложила обмен, но она сперва захотела сама посмотреть на хлам. Однако у меня не было времени сидеть с ней и разбирать все эти рога и копыта, о чем я так прямо и заявила. Та разозлилась, разоралась, я разоралась тоже, и скоро она убралась. А через неделю сарай ограбили, внутри все было разбросано, расшвыряно, материи перепорчены. Я потом еле навела порядок.

— А грабители что-нибудь взяли?

— Насколько я знаю, ничего. Переворошили все коробки с бумагами. Но, честно говоря, я сомневаюсь, чтобы такая дама, как эта Зигони, пошла грабить сарай. Там наверняка орудовал кто-то другой.

— Кому же еще это могло понадобиться! Это она искала Хартию. Сванер купил ее на аукционе и спрятал так, что никто до сих пор не может догадаться, куда. Поэтому у меня есть к вам такой вопрос: с кем он обычно имел дело?

Мамаша Чилк почесала в затылке.

— Да разве всех упомнишь! Агенты, посредники, коллекционеры, фальшивомонетчики и еще бог знает кто! Все они вечно носились туда-сюда, словно им под хвост соли насыпали, прятались, озирались, скрывались. Правда, в последнее время отец общался в основном с человеком, которого звали Мелвиш Киблес. Его адрес? Понятия не имею. Меня уже спрашивал об этом неделю назад некий господин, но я и ему ответила то же самое.

— И что это за господин?

Мамаша Чилк подняла глаза к потолку.

— Больст? Болстер? Я не очень-то вслушивалась. Такой высокий с масляным голосом. Подождите-ка… Бостер? Что-то вроде этого.

— Джулиан Бохост?

— Точно! Это ваш друг?

— Нет. И что вы ему сказали?

— О Киблесе? Сказала, что знаю лишь, то бишь — ничего не знаю, если не считать, что Киблес, кажется, был агентом или дилером в Дивизионном городе.

— Этот господин Бохост осмотрел сарай?

— Я заставила его заплатить за это дело пару солов, но и сама пошла с ним. Он потыкался, потыкался туда-сюда, залез в дедовы счета сорокалетней давности, но скоро потерял ко всему интерес, а рухлядь и вообще едва посмотрел.

Спрашивал, нет ли где еще документов или бумаг, что заплатит хорошие деньги, ну и так далее. Потом предложил мне даже достать все, что у нас где-то там спрятано, за что обещал еще два сола.

Я ответила, что никто никогда ничего у нас не прятал, а если что-то ненужное и попадалось отцу в руки, так он сразу передавал это Мелвишу. Тут он, разумеется, пристал ко мне с расспросами о его местонахождении, но я об этом Мелвише уже и думать-то забыла. Да и вообще, за кого он меня принимает, что я знаю адреса подобных личностей?! Он растерялся, стал объяснять, что ничего такого в виду не имел и, в конце концов, извинился. Словом, я сказала ему, что этот Мелвиш Киблес — настоящий каналья — вот и весь сказ. Господин Бохост поблагодарил меня и собрался уже уходить, а я что-то расвспоминалась вдруг и рассказала ему про Шуп.

— Что такое «Шуп»?

— Не что, а кто. Как мне кажется, это тоже какой-то дилер из Дивизионного города, он работал там еще до того, как появился Киблес. Помню, отец все говорил: «Шуп — туда, Шуп — сюда!» — Мадам Чилк хлюпнула носом. — Всегда трудно вспоминать о прошлом. Когда отец был жив, вечно что-то происходило. Вон эта пурпурная ваза — это он откуда-то привез, и эти зеленые штучки. Их, кажется, достал Киблес, и отец очень высоко ценил этот хлам, так что даже не разрешал детям около них тереться. Таких еще много в сарае, и ваз, и прочего…

Глауен вернулся в Дивизионный город и устроился в гостинице при аэропорте. Весь вечер он изучал городские газеты и очень скоро нашел в них объявление:

«Шуп и компания.

Поддержка искусства любого рода.

Импорт и экспорт.

Принимаем экзотику и артефакты.

Специализируемся на произведениях других миров.

5000 Уипснейд Парк, Болтон».

Утром Глауен общественным транспортом добрался до Болтона, полуиндустриальной окраины на севере города, где уже без труда нашел и контору Шуп. Ей оказалось шестиэтажное здание из пенобетона, довольно уродливое, однако полностью занятое фирмой «Шуп и компания».

Глауен зашел внутрь и очутился в просторном выставочном зале, занимавшем весь первый этаж. Зал был уставлен полками, столами и витринами всех размеров, на которых лежало множество антикварных вещей, продававшихся, как в розницу, так и оптом. Здесь находились вещи, явно собранные со всей Сферы. Слева виднелись стойка и касса.

Глауен подошел к чиновнику по продажам, одетым в какую-то серую форму, на нагрудном кармашке которой значилось:

«Д. Малш к вашим услугам».

Малш, плотный молодой человек с розовым лицом херувима, пухом вместо волос и всегда готовой, будто приклеенной, улыбкой на устах занимался упаковкой совершенно непонятных Глауену предметов. Эти предметы весьма напоминали игрушечные ружья с маленькими ложами, курками, прицелами и так далее.

— Что это за игрушки? — поинтересовался Глауен. — Я думал Шуп продает только произведения искусства.

— Ну, это вопрос спорный, — тонко улыбнулся Малш. — Почему маленькие винтовки не могут быть предметом искусства? Некоторые, например, думают, что именно из этих, как вы говорите, игрушек убиты известные актеры, а другие считают, что сами актеры используют их, чтобы выбивать деньги из публики, когда фильм или спектакль вдруг провалятся.

— И какая же из этих теорий более верна?

— Никакая. Это вообще не оружие, а некое подобие калейдоскопов, только усовершенствованных, с картриджами. Вы вставляете картридж вот сюда, нажимаете курок и… Дополняя и меняя картриджи, можно добиться удивительно красивых комбинаций. Хотите попробовать?

— Предложение заманчивое, — вздохнул Глауен. — Но сейчас я ищу кое-что иное.

— Если оно существует в мире, то есть и у нас. Таков девиз нашей компании. Подождите минутку, пока я закончу с этим. — Малш отнес коробку к кассе и сказал клерку. — Отправь это Иованнесу Фараю в Анакатру, судном. — Потом вновь обернулся к Глауену. — Итак, я весь в вашем распоряжении, сэр. Что вам продать? Модели? Картины? Мраморы Кановы? Тридцать пять унций пыли прошлых веков? Бюст Леона Бидербеке? Сегодня есть в продаже все!

— Мне нужна гораздо более простая вещь.

— Типа?

— Элементарная информация. Одним из ваших давних дилеров является некто Мелвиш Киблес. Мне нужно передать ему посылку, а адрес я по рассеянности потерял. Дайте мне его координаты — и вот вам сол за беспокойство.

— Малш посмотрел на Глауена с интересом и помахал рукой, отводя предложенные деньги.

— Какая странность? Только вчера еще один молодой человек просил меня именно о том же! Но я мог ответить ему лишь то, что никакого Киблеса я не знаю, и что ему надо подняться в отдел расчетов. Именно это я могу посоветовать и вам, причем, совершенно бесплатно.

Глауен нахмурился.

— Этот вчерашний ваш проситель — каков он был?

— О, ничего особенного! Немного повыше вас, вашего же возраста, милый и с хорошо подвешенным языком.

— Так куда вы его отправили?

— В отдел расчетов на шестом этаже. А можете просто поговорить с самой мисс Шуп. Это наша хозяйка.

— Но, надеюсь, это заведение основала не она?

— Да что вы! Это уже шестое поколение Шупов, она просто продолжает традицию. — Малш посмотрел через плечо. — Хотите, я дам вам один совет: когда буде говорить с мисс Шуп, то ни в коем случае не улыбайтесь, не называйте ее Флавией и не пытайтесь быть фамильярным — не то вам несдобровать.

— С благодарностью воспользуюсь вашим советом, — согласился Глауен. — И, кстати, этот вчерашний господин… Он узнал адрес Киблеса?

— Понятия не имею. Когда он уходил, я был занят.

Глауен поднялся на лифте на нужный этаж, на котором, как и на первом, сразу попал в просторный зал. Никто здесь не пытался хотя бы как-то прикрыть грубые бетонные стены, балки оказались просто побелены, а пол покрывал резиновый губчатый ковер. Слева сплошь стояли стойки с надписями: «Счета», «Продажи», «Расходы» и так далее. По залу было разбросано несколько столов, за которыми сидели мужчины и женщины в той же форме, что и у Малша, и молча сосредоточенно работали. Когда же возникала потребность переброситься словечком, они говорили исключительно шепотом и быстро. Короче, везде стояла почти идеальная тишина.

Глауен развернул плечи, придал лицу деловое выражение и быстро подошел прямо к стойке с надписью «Счета». Навстречу ему приподнялась молодая женщина, которую, если верить бейджу, звали Т. Мирмар.

— Чем могу быть полезна, сэр? — тоже шепотом спросила она.

Глауен вытащил визитку и написал на ней: «Мелвиш Киблес», протянул ее служащей и тоже шепотом пояснил:

— Мне нужно передать этому господин несколько книг. Не напишите ли вы мне его точный почтовый адрес?

Т. Мирмар покачала головой.

— Что это за Киблес? Со вчерашнего дня вы уже второй, кто о нем спрашивает!

— И тому, кто спрашивал вчера, вы дали его адрес?

— Нет. Я отправила его к мисс Шуп, которая занимается подобного рода вопросами. Так что советую сделать это и вам.

Глауен вздохнул.

— Мне хотелось бы обойтись без проволочек. Десять солов помогут мне в этом?

— Что за странная мысль? Разумеется, не помогут.

Глауен вздохнул еще тяжелее.

— В таком случае, где находится мисс Шуп?

— Вон там. — Служащая указала на дальний конец зала, где за столом в одиночестве сидела высокая и худая женщина лет под тридцать.

Какое-то время Глауен ее разглядывал.

— Она совсем не такая, какой мне представлялась, — доверительно сообщил он Т. Мирмар. — Мисс Шуп чем-то рассержена — или я ошибаюсь?

Т. Мирмар оглянулась в сторону начальства.

— Я не комментирую подобные вещи, сэр.

Глауен продолжал исподтишка наблюдать за мисс Шуп. Да, это явно еще та штучка. Она тоже носила серую фирменную форму с короткими рукавами, особенно подчеркивавшую ее плоскую грудь и длинные белые руки. На высоком лбу у нее прилипли несколько прядей седых волос. Картину дополняли круглые серые глаза, крошечный носик, поджатые губки и пуговица подбородка. Женщина сидела абсолютно прямо, бесстрастно и не обращала ни на кого внимания.

Как ни крути, помощи ждать неоткуда. Надо начинать и, причем, как можно, скорее. Глауен вновь обернулся к Т. Мирмар.

— Так мне так прямо и подойти к ней?

— Разумеется. А как же еще?

— Я беспокоюсь о формальностях!

— У нас принято как можно меньше обращать внимания на всякие формальности. Просто будьте вежливы, вот и все.

— Ясно. Хорошо, я подойду. — Глауен пошел к столу хозяйки компании, но мисс Шуп не подняла головы до тех пор, пока он не остановился прямо перед ее столом.

— Я вас слушаю.

— Меня зовут Глауен Клаттук. Могу я присесть? — Сотрудник ИПКЦ оглянулся в поисках свободного стула, но ближайший оказался лишь шагах в сорока от него.

Мисс Шуп смотрела на пришедшего глазами круглыми и бессмысленными, словно у камбалы.

— Если посетители не находят стула рядом с моим столом, они должны понимать все и без лишних слов, — сухо произнесла она.

Глауен попытался защититься улыбкой. Поведение мисс Шуп явно противоречило всеобщему принципу вежливости служащих в компании.

— Ваш намек понят. Я буду предельно краток и, если вам угодно, чтобы я стоял, я постою.

— Как вам будет угодно, — вновь сухо сказала хозяйка.

В ответ на это Глауен пошел, взял стул, поставил его поближе к столу, слегка поклонился и сел.

— Я не выношу насмешек, — скрипуче произнесла мисс Шуп. — Я не выношу их ни на каком уровне.

— И я того же мнения, — подхватил Глауен. — К несчастью, бороться с этим бесполезно, лучше просто не замечать.

Мисс Шуп медленно подняла бесцветные брови, но промолчала. Глауен вовремя вспомнил совет Малша и постарался сказать как можно вежливей:

— Я человек из другого мира, как вы, может быть, уже догадались.

— Естественно, — слово упало из уст мадам ровно, но все-таки с некоторой неприязнью.

— Я натуралист со станции Араминта на Кадволе, который до сих пор все еще является заповедником, как вам, может быть, известно.

— Вы, должно быть, проделали далекий путь, — равнодушно заметила мисс Шуп.

— Да. И теперь я пытаюсь найти некоторые документы, которые были некогда похищены из Общества натуралистов.

— Тогда вы обращаетесь не по адресу. Такими вещами мы не занимаемся.

— Я очень надеюсь. Но, тем не менее, один из ваших завсегдатаев очень даже мог бы мне в этом помочь. Его зовут Мелвиш Киблес. Однако, мне неизвестен его адрес, и именно поэтому я и пришел к вам.

Губы мисс Шуп дрогнули в слабой улыбке.

— Мы не можем давать подобную информацию без согласия упомянутого лица.

— Да, это обычная деловая практика, — согласился Глауен. — Однако смею надеяться, что в этом особом случае вы сделаете уступку. Уверяю вас, я вовсе не собираюсь причинять никакого вреда Мелвишу Киблесу, я только хочу задать ему несколько вопросов относительно некоторых документов, имеющих очень большое значение для Консервации.

Мисс Шуп стала еще прямее.

— Я и так чересчур уступчива. Я — Шуп, и воплощаю собой все лучшие качества компании. Но политика компании — моя политика, поэтому я могу менять ее хоть десять раз на дню. И вообще, я могу иметь и капризы. Что же касается Киблеса, то меня вовсе не интересуют никакие ваши планы в связи с ним, поэтому можете говорить все что угодно, для меня никакие ваши слова все равно не являются аргументами.

— Увы, вы очень логичны, и мне нечего вам возразить, — вздохнул Глауен.

— Но о Киблесе я все же кое-что знаю. Он настоящий шалопай. Очень многие хотят разыскать его, например, пять его бывших жен, ни одной из которых он даже не удосужился объявить о разводе с ними. Также очень хочет добраться до него и Общество Шото, а кроме того и очень многие из моих покупателей были бы весьма рады как-нибудь увидеть его. Словом, если я дам вам его адрес, он поднимет вопль на всю вселенную.

— Но если факты вообще хотя бы что-нибудь значат для вас… — осторожно начал Глауен, поняв теперь, насколько мисс Шуб сложнее, чем он представлял себе сначала..

Но мисс Шуп быстро подалась вперед и сжала перед собой свои маленькие ручки:

— Факты меня не интересуют.

— Но если вас не интересуют факты, тогда что же вас интересует? — самым подобострастным тоном спросил Глауен, сам презирая себя за это вынужденное унижение.

— Ничего, что могло бы меня сейчас заинтересовать, не существует вообще. Если же вы воззовете к моему альтруизму, то я только посмеюсь над вами. Быть может, вы пожелаете увлечь меня какой-нибудь прелестной болтовней? — Попытайтесь. Мне будет интересно послушать вас. Но предупреждаю, никаких предсказаний и прорицаний я не боюсь. Угрозы? — Одно мое слово, и служащие отделают вас как надо. Не сомневайтесь, ваша физиономия будет сверкать всеми цветами радуги. Подкуп? — Да у меня самой столько денег, что их не сосчитать и за тысячу лет. Что еще вы можете предложить мне?

— А как насчет элементарной человеческой порядочности?

— Никак. Я не элементарное человеческое существо. Или это незаметно? Да и то, что я отношусь к породе людей — также всего лишь игра случая. Что же касается самого слова «порядочность», то я таковым вообще никогда не пользуюсь, и соответственно, никак им не связана.

Глауен на мгновение задумался.

— Однако мне сказали, что вчера некто тоже спрашивал у вас адрес Киблеса, и ему вы адрес дали?

Мисс Шуп напряглась, ее стиснутые пальцы побелели и жилы на шее вздулись.

— Да, дала, — выдавила она.

Глауен даже не поверил своим ушам.

— И как же он назвался?

Пальчики мисс Шуп окончательно сжались в маленькие костлявые кулачки.

— Фальшивым именем. Я проверяла по гостиничным спискам. Там о нем ничего не известно. Он просто меня надул. Но больше такого не повторится.

— И вы даже не знаете, где его найти?

— Нет, — голос мисс Шуп стал снова спокойным и холодным. — Он сидел на том же месте, что и вы, и рассказывал мне, что он из другого мира, что отец его хочет организовать дом поддержки художников и артистов, для чего и отправил его на Старую Землю, с целью изучить деятельность нашей кампании. Затем он пожаловался, что будучи иностранцем, совершенно запутался во всех этих делах и просто не представлял, что делать, до тех пор, пока не встретил меня. Только встреча со мной открыла ему глаза на все его ошибки. Потом он сказал, что интеллигентность — самая очаровательная черта в женщине, и предложил пообедать вдвоем. Я, разумеется, согласилась с тем, что это будет восхитительно. А поскольку он не знает города, то лучше всего пообедать у меня. Казалось, все это его очень устроило. Уходя, он мимоходом добавил, что отец его очень хотел бы иметь своим агентом Мелвиша Киблеса, но не знает, как его разыскать. Не могла ли бы я помочь ему в этом? Я ответила, что Киблес случайно является одним из моих клиентов, поэтому я могу тут же и запросто разрешить эту ужасную проблему, что я и сделала. Он поблагодарил меня и попрощался до вечера. Я же отправилась домой, приготовила замечательный, хотя и скромный, обед с изысканными винами. Стол поставила к окну, чтобы любоваться прекрасным видом на озеро, и украсила его свечами. Я даже надела черное вельветовое платье, которое ни разу не надевала до тех пор, и стала ждать его. Ждала я долго, но, в конце концов, зажгла свечи, включила музыку, выпила все вино и пообедала в одиночестве.

— Весьма неприятный опыт, — мягко заметил Глауен.

— Но только поначалу. Откупоривая вторую бутылку, я уже снова могла удивляться жизни. Однако теперь я полностью держу себя в руках, и больше не верю ни одному слову красивых молодых людей, к разряду которых, кстати говоря, относитесь и вы. Я вас всех вижу насквозь. Все вы просто являетесь классом примитивных тупых животных, повсюду источающих похоть и гордящихся превосходством своих гениталий. Знаете, некоторые из живущих не переносят змей, некоторые пауков, я же презираю молодых людей вроде вас.

Глауен поднялся.

— Я хотел очень многое сказать вам мисс Шуп. Однако вижу, ничто из сказанного мной не будет вам интересно. Поэтому прощайте.

Мисс Шуп ничего не ответила.

Глауен покинул зал и спустился на лифте на первый этаж, где подошел к полке с игрушечными винтовочками. К нему тут же подскочил Малш.

— Ну, как дела?

— Замечательно, — пробурчал Глауен. — Эта мисс Шуп — удивительная женщина.

— Да уж, воистину. Однако я вижу, вас все же заинтересовали винтовочки. Продать вам парочку?

— А, давайте, одну, — махнул рукой Глауен. — Авось пригодится.

— Вот увидите, вы получите колоссальное удовольствие, — от всего сердца заверил его Малш. — Они все очень разные.

— Я хотел бы просто сделать один маленький подарок своему другу, поэтому попросил бы вас отправить их прямо отсюда.

— Нет проблем, вам только придется дополнительно заплатить за пересылку.

— Я согласен.

Малш красиво упаковал винтовочку.

— А девочкам на чай?

Глауен заплатил в кассу и дал девочкам на чай.

— Адрес, — любезно пропищала рассыльная.

— Мелвишу Киблесу. Адрес есть у вас в компьютере.

Девушка потыкала в клавиши компьютера. Из аппарата вылезла клейкая ленточка, которую она тут же наклеила на посылку.

— Знаете что, я передумал, — вдруг сказал Глауен. — Пожалуй, я лучше доставлю ее сам.

— Как вам будет угодно, сэр.

Глауен взял пакетик и покинул владения мисс Шуп. Выйдя на улицу, он тут же прочитал наклейку:

«Мелвиш Киблес.

Поддержка искусства аргонавтов.

Аллея Криппет, Танджери, Найон.

Фарисс VI ARGO NAVIS 14-AR-366».

Молодой Клаттук вернулся в свою гостиницу при аэропорте и сразу же позвонил в «Волшебные ветры». От Уэйнесс по-прежнему не было ни слова.

— Представить не могу, куда она запропастилась, — пожаловался Пири Тамм. — Отсутствие новостей иногда бывает хорошей новостью, но иногда и очень плохой.

— Согласен. Но что гораздо хуже, у меня сейчас нет ни времени, ни возможности искать ее. Обстоятельства диктуют мне совершенно иное, я вынужден немедленно покинуть Старую Землю.

— Мне же остается только ждать, — печально подытожил Пири Тамм.

— Кто-то всегда должен быть дома, — попытался ободрить его Глауен. — И если Уэйнесс позвонит, передайте ей, что я покинул Старую Землю, но поднялся еще на одну ступеньку лестницы. И еще передайте, что я вернусь сразу же, как только смогу.

III

Чиновник космопорта Таммеола долго разбирался во всяческих расписаниях, рейсах и прочих деталях, пока не нашел подходящий для Глауена рейс в мир Найон. Можно считать, что Глауену повезло, до отправления оставался всего какой-то час. Впрочем, обстоятельства могли измениться в любой момент, вылеты отменялись часто. Глауен приготовился к самому худшему. Однако, по всей видимости, удача сопутствовала ему сегодня во всех его предприятиях; ничего не изменилось.

Молодой Клаттук ступил на борт Мадель Азенур, судна, которое должно было доставить его в пункт пересадки на Аспидиски IV, находившийся в самом начале сектора Арго Навис. Там Глауен должен был пересесть на местный рейс, следовавший в Мерсей, располагавшийся в мире Энтони Прингла. Уже оттуда, другим местным рейсом через Джингл, ему нужно было попасть в самые отдаленные части Сферы Гаеан, чтобы оказаться, наконец, в городке Танджери, на Найоне, рядом с желто-белым солнцем Фарисс.

Время на борту Мадель Азенур протекало приятно и легко; делать было нечего, только есть, спать, смотреть на мелькавшие за бортом звезды и наслаждаться внезапно выпавшим на долю отдыхом. С самого начала пути Глауен стал внимательно изучать всех пассажиров, опасаясь, что здесь же может находиться и его противник. Однако, в конце концов, убедился, что молодой человек, так бессовестно надувший мисс Шуп, вероятно, выбрал другой рейс.

В справочнике необитаемых миров Глауен прочел, что планета Найон открыта очень давно, еще во времена первых космических экспедиций. Но поток людей, как обычно направившихся туда поначалу, скоро иссяк, также как и во все отдаленные окраины Джингла, таким образом, оставив Найон на тысячи лет практически полностью пустынным.

Если верить справочнику, Найон являлся планетой среднего размера; диаметр его равнялся тринадцати тысячам миль, поверхностная гравитация составляла одну целую, три сотых от нормальной земной, продолжительность суток — тридцать семь целых двадцать шесть сотых часа. Найон окружало множество сателлитов. Климат в целом мягкий, но топография крайне многообразна, обитаемые площади разделены пустынями, скалистыми плато, волшебными дивными лесами и так называемыми водяными лугами. Эти луга являлись некой суспензией, истекающей из лесов и цветочных полей, некогда бывших озерами и морями, а теперь известными под названием — польд.

Фауна, представленная в основном насекомыми, ничего особенного не представляла.

Справочник утверждал:

«Дабы понять все сложности жизни на Найоне, необходимо в первую очередь знать, что такое польд. Существуют сотни типов польдов, которые все, в свою очередь, делятся на два вида — на сухие, возникшие из переносимых ветром и страмбовавшихся споров растений, и на влажные, основу которых составляют древние моря и озера. Все остальные подварианты польдов основаны на смешении предыдущих, разнице в возрасте, результате деятельности морфатических агентов и тысячи прочих таинственных процессов. Польды уникальны; из них состоит почва, и из них варят даже пиво. Содержимое польдов, как правило, съедобно, хотя и далеко не всегда; некоторые из их составляющих ядовиты, наркотичны, галюциногенны или просто невкусны. Самыми опытными специалистами по польдам являются джангрилы. Они создали на этих польдах целое весьма сложное общество. Другие обитатели Найона не настолько изобретательны и используют польды лишь как хлеб, пудинг или заменитель мяса. Вкус польда также зависит от множества факторов; иногда он совершенно нейтральный, иногда чуть отдает орехом, а иногда похож на молодой сыр.

Благодаря наличию доступных в любое время польдов голод на Найоне неведом никому. Однако по многим причинам население планеты остается очень незначительным.

Здесь следует сразу же предупредить всех туристов. Посетителям Найона трудно избежать столкновения с польдом, где бы они ни находились — в изысканном ресторане или в убогой хижине. И все лишь по той простой причине, что польдов много повсюду, и готовить из них еду очень просто.

Но здесь следует всех туристов предупредить еще и вот о чем. В связи с тем, что польдов много и они легко доступны, даже в лучших отелях блюда из них готовятся на скорую руку и как попало. Чем проще — тем лучше, таков девиз танджерийского общества. Будьте к этому готовы, и держите в узде свои эмоции! Люди Танджери обычно со всем легко соглашаются, хотя несколько плутоваты и себе на уме. Социальный статус там крайне важен, однако зависит от условий и нюансов, совершенно непонятных туристам и посторонним на планете людям. В общих очень грубых чертах можно сказать, что статус на планете зависит от способности избегать личного труда и находить кого-либо другого для исполнения любой работы. Так, например, не удивляйтесь, если в каком-нибудь ресторанчике Малли хозяин долго будет пытаться дать указания хотя бы одному из трех официантов, а те будут с презрением отворачиваться от него до тех пор, пока хозяин не раскричится и не устроит настоящий скандал. На Найоне выполнить какое-либо указание или просьбу сразу, означает навсегда потерять свое лицо. В конце концов, какой-нибудь из официантов примет заказ, но выполнять его будут долго, поскольку на кухне происходит та же самая история. Официант же все это время будет просто стоять в сторонке со стиснутыми за спиной руками, проклиная себя за слабость, вынудившую его принять заказ, за унижение перед другими официантами и поварами.

Здесь следует сделать еще одно, даже более необходимое нежели все предыдущие предупреждения. Танджери — единственный космополитический центр Найона; все остальные населенные пункты планеты живут по исключительно местным установлениям, которые многим туристам могут показаться странными, неприятными, а порой даже и опасными, если они по недальновидности вдруг вздумают заставлять кого-либо из местного населения подчиняться своим представлениям. Человеческая жизнь на Найоне, а особенно жизнь пришельцев из других миров, не считается священной. Поэтому туристов там просят не пускаться в одиночные экспедиции без проводников из местного населения. Многие из туристов, проигнорировавшие это предупреждение, уже поплатились жизнью.

Теперь немного истории. Первые обитатели Танджери состояли из общества биологов, стремившихся создать посредством множества генетических манипуляций суперрасы. Потомки этих так называемых сверхчеловеков выжили в лесах Великого Тангтинга, где просто превратились в хищников и монстров с кровожадным разумом и чудовищными привычками».

Далее справочник сообщал:

«В настоящее время эти хищники вдруг оказались в центре внимания приезжающих, в результате чего возникшая было опасность их полного исчезновения ушла в прошлое. По лесам Тангтинга под стеклянным колпаком проложена дорога длиной в двадцать миль. По ней в полной безопасности постоянно разъезжают переполненные туристами шарабаны, в то время как монструозные сверхчеловеки визжат, стучат по стеклу и к вящему удовольствию путешествующих устраивают античные приапические игрища.

Что касается других народностей Найона, живущих в отдаленных частях планеты, все они, как правило, продолжают следовать своим прежним установлениям, совершенно непонятным для попадающих туда туристов, что, впрочем, не мешает приезжим глазеть на все вокруг и выменивать всевозможные сакральные амулеты и прочие поделки. В результате многие народности стали относиться к многочисленным назойливым посетителям весьма озлобленно. Особенной опасностью в этом отношении отличаются район горнорабочих в Эладре, где выбит прямо в скале таинственный и весьма утонченный город. А также люди-тени, которые во время полнолуний превращаются в настоящих убийц. Впрочем, следует очень остерегаться и джангрилов, научившихся превращать польды в некие таинственные субстанции, обладающие непредсказуемыми психотропными эффектами. На протяжении многих столетий джангрилы создавали подчиненную касту на основе похищенных из других миров пришельцев и туристов. Они накачивали их извлеченными из польдов наркотиками. Все это создало крайне отрицательную репутацию и им и планете. Несмотря на их внешне дружелюбную манеру поведения, к ним все вокруг относятся с подозрением и туристов просят никогда не подходить в одиночку к поселениям джангрилов. Зафиксировано немало случаев, когда наивные туристы принимали из рук ласково улыбавшихся джангрилов дары их гостеприимства, на самом деле оказывающиеся чудовищными наркотиками, привычка к которым возникает мгновенно, достать же их можно только из их рук.

Но существуют на Найоне и совершенно безвредные народности. Наиболее известными из них является клан бродяг джестерсов. Они разгуливают по всей планете в нарядно расписанных караванах, ставя всевозможные танцы, фарсы и бурлески, устраивая музыкальные фестивали, распевая комические баллады и арии из оперетт, и вообще веселясь, как их душа пожелает».

В конце справочника предлагалось некое резюме, говорившее о том, что, несмотря на уникальный интерес для туристов мира Найон, в нем отсутствует большей частью элементарный комфорт. Поэтому туристы должны быть заранее готовыми к этому и принять все неудобства и странности страны, как неизбежность. Сам Танджери, главный порт планеты и основное средоточие туризма, представляет собой небольшой городок, жизнь в котором регулируется общими законами Сферы Гаеан. Вся же остальная местность стандартному праву не подчиняется».

Вот какую информацию о месте своего назначения почерпнул в пути Глауен.

Вскоре Мадель Азенур совершил посадку на Аспидиски IV, и снова, казалось, вовремя. Однако на этом первом и самом важном пункте пересадки удача, так неизменно сопутствовавшая Глауену в Таммеоле, вдруг изменила ему. Только два дня спустя он чудом умудрился сесть на грузовое судно, идущее в Мерсей. Там нашему путешественнику повезло больше, и он сразу же пересел на Пилот Арго, который помчал отважного сотрудника ИПКЦ через Джингл, район то ярких, то туманных звезд, газовых шаров, далеких сфероидов, состоящих из нейтронных металлов, планет-сирот и сирот-лун, в самую дальнюю часть сектора, прямо до Танджери.

Космопорт Танджери занимал узкую полоску земли на краю низкого плато. Город находился неподалеку. В центре города виднелось небольшое озеро.

Глауен прошел таможенный контроль, включавший в себя дозу универсального профилактического средства, противогрибковую обработку и дозу антидота, для преодоления первого столкновения с ядовитыми местными разновидностями протеина. Наряду с этим его самого и его багаж чрезвычайно тщательно обыскали, и тут же изъяли миниатюрную винтовку.

— Оружие такого рода на Найоне запрещено, — любезно сообщили ему. — На планете слишком много ситуаций, позволяющих пустить его в ход.

— В таком случае, наоборот, вы должны были бы оставить мне его для самообороны, — удивился Глауен.

Однако сия вполне, казалось бы, разумная просьба молодого человека осталась без всякого удовлетворения.

— Оружие изымается на все время вашего пребывания здесь, — таков оказался ответ.

Оставив игрушку в терминале, Глауен вышел на яркий свет солнца Фарисс. Малиново-синее небо без единого облачка казалось чудовищно огромным. Глауен пошел прямо по краю огражденного перилами плато, по пути рассматривая находящийся в отдалении город. Танджери оказался городком вполне человеческого масштаба, круглое озеро делило его на две части. К западу находился Старый город или город Абориген, представлявший собой скопление небольших белых куполов и невысоких шпилей, почти полностью закрывавшихся мощными купами деревьев, росших там повсюду. Деревья, как показалось Глауену, имели в высоту более двухсот футов; их корявые черные стволы расходились в тяжелые ветви, усеянные непонятными круглыми, имеющими около десяти футов в диаметре, плодами.

Через лежащий же к востоку от озера Новый город пролегала прямая словно стрела главная улица, пересеченная в нескольких местах более мелкими авенидами. На главной улице располагалась большая часть всевозможных гостиниц и туристических служб. Этот район назывался Маль. От авенид в разные стороны разбегались еще более мелкие улочки и аллейки, становившиеся по своему удалению от озера все уже и уже. Там гнездились маленькие глинобитные домишки, явно сделанные вручную. Во всей окружающей застройке Глауен не заметил ни острых, ни прямых углов, из-за чего городке казался весьма органичным самообразованием и на первый взгляд производил приятное впечатление. Большая часть домов не превышала трех этажей, хотя некоторые гостиницы, расположенные на главном проспекте имели и более пяти этажей.

Глауен на мгновение оторвался от созерцания города и тут же наткнулся на небольшое здание, имевшее вывеску: «Информация для туристов». Молодой Клаттук, долго не раздумывая, вошел туда и оказался прямо в помещении с креслами, длинным столом и кипой брошюр. За столом сидели две молодые женщины, одетые в белые платья без рукавов, на ногах у них виднелись вполне изящные сандалии. Обе нежными чертами своих бледных лиц, ореховыми кудрями и миниатюрной грудью, показались пришедшему весьма прелестными существами. У обеих виднелись в волосах ленточки, у левой — розовая, а у правой — голубая. Девушки посмотрели на Глауена с выражением вежливого любопытства, после чего голубая ленточка учтиво спросила:

— Чем мы можем вам служить, сэр?

— Во-первых, мне нужна гостиница, — ответил Глауен. — Не могли ли бы вы порекомендовать мне что-либо поприличнее и, если это возможно, сразу же забронировать номер.

— Разумеется, это просто входит в наши обязанности, — рассмеялись сразу обе девушки так, словно им довелось услышать очень хорошую шутку.

— В Танджери двадцать гостиниц, — сразу же начала розовая. — Шесть из них первого класса, пять — второго, а об остальных и говорить не стоит. Есть еще несколько молодежных хостелов.

— Однако прежде чем что-либо посоветовать вам, мы хотели бы узнать ваши предпочтения, — добавила голубая ленточка. — Какую именно категорию из перечисленных предпочитаете вы?

— Естественно — первую, — не задумываясь ответил Глауен. — Вопрос заключается только в том, смогу ли я оплатить ее услуги.

Голубая ленточка протянула ему в ответ на это лист бумаги.

— Здесь список гостиниц первого класса и их расценки.

Глауен бегло просмотрел список.

— Ничего пугающего я здесь не вижу. Которая же из них поприличнее?

Девушки снова обменялись понимающими улыбками.

— Это вопрос трудный, — ответила голубая ленточка. — А вот что касается того, какая из них хуже всех, лучше всего известно уже отбывающим туристам.

— Хм, в таком случае, поставим вопрос иначе, — озадаченно пробурчал Глауен. — Которая из них вызывает меньше всего нареканий?

Розовая и голубая ленточки зашушукались.

— Может быть, «Кансаспара», — осторожно предложила разовая.

— Мне тоже так кажется, — поддержала ее голубая. — Но к несчастью за последние три дня прибыло уже три судна, и ни одно из них пока еще не отправилось обратно. Поэтому «Кансаспара» вся занята.

— Вот какое несчастье, — вздохнула розовая. — В результате можем предложить вам только «Аркаду».

— Это вполне неплохая гостиница, — согласилась голубая.

Глауен перевел взгляд с одной девушки на другую и подумал, что они, конечно же, обе хороши, но обе как-то странно исполняют свои обязанности.

— У меня здесь есть одно важное дело, которое мне необходимо закончить как можно скорее, так что давайте мне любой из имеющихся свободный номер.

— «Супербо» и «Воин Хацев» примерно одинаковы, — заявила на это розовая ленточка. — Или у вас есть какие-нибудь другие предпочтения?

— В общем-то, нет, однако «Супербо» звучит несколько более мирно, чем «Воин Хацев».

— Вы мудрый человек, — сразу же откликнулась голубая ленточка. — И вы явно что-то уже слышали о Хаце, я права?

— Боюсь, что нет, но на данный момент…

— О, Хацы — это почти уже совсем вымершее племя. Осталось всего несколько экземпляров, и все они в Кру Кликсе. Однако они уже более не плавают на своих лодках пустынь под парусами. В былые же дни они захватывали туристов в плен и заставляли их драться на дуэли.

— Но все это давно в прошлом, — дернула хорошим плечиком голубая ленточка. — Все минуло, и лагеря под луной, и музыка, и танцы, и необъяснимая честь Хацев.

— Все это весьма экзотично, однако, вряд ли это могло способствовать наплыву туристов.

Розовая и голубая ленточки снова рассмеялись.

— Отнюдь нет. Туристы могли и не драться на дуэли. В этих случаях воины начинали издеваться над ними, таскать их за носы, предлагали сразиться вслепую или со связанными за спиной руками. Если же несчастные и после этого противились, их клеймили позорной кличкой пса, вора и туриста. Женщины плевали им под ноги и отрезали низ брюк. Но им разрешалось вернуться в Танджери живыми и всю жизнь хранить множество необычных воспоминаний.

— Все это, конечно же, очень любопытно, — вздохнул Глауен. — И все же, между «Супербо» и «Воином Хацев»…

— Никакой разницы нет, — подхватила голубая ленточка. — В «Воине» играет музыка Хацев, и все стараются выразить свое презрение к туристам, но насилия никакого нет.

— В таком случае, я все же предпочту «Супербо». Будьте так любезны.

— Но «Супербо» и «Воин Хацев» заняты! — воскликнула розовая ленточка. — Мы лучше поместим вас в «Новиале».

— Где вам будет угодно. Только, пожалуйста, побыстрее, поскольку я ужасно спешу.

— Да, да. Немедленно, немедленно. Мы всем известны своей расторопностью, — поддержала его голубая ленточка.

— «Новиал», так «Новиал», — согласилась розовая. — Хотя их польдам очень далеко до классики.

— Меня это вполне устраивает, — ответил Глауен. — Я отнюдь не гурман. Бронируйте номер.

— Кстати, если хотите получить хороший польд, подойдите в один из киосков, — подхватила голубая ленточка. — Лучше всего, если хозяином киоска окажется джангрил.

Розовая ленточка при этих словах неожиданно высунула язык, на кончике которого оказалась черная маленькая пастилка.

— Вы видите. Я как раз наслаждаюсь тикки-тикки, изготовленной по рецепту джангрилов. Вкус острый, но нежный, и очень успокаивает.

— Тикки-тикки всегда помогает мне в работе, — торжественно провозгласила голубая ленточка.

— Зато меня все это совсем не успокаивает, — уже совсем едва не взорвался Глауен.

— Не успокаивает? — искренне удивилась розовая ленточка. — Но ведь мы разговариваем с вами уже полчаса. Какие вам нужны еще подтверждения.

— Вот карта Танджери, — подхватила голубая ленточка и ткнула пальцем в лежащий на стойке лист. — Мы живем вот здесь. Если устанете, то приходите, вы попробуете настоящего польда.

— Мы можем вам также предложить и просто погулять вдоль озера, посчитать луны и подекламировать какие-нибудь подходящие случаю стихи, — подхватила розовая ленточка.

— Или посетим сераль и посмотрим, как сумасшедшие арлекины танцуют фокстрот и играют на своих концертино.

— От стольких возможностей я просто разрываюсь на части, — едва не завопил Глауен. — Однако прежде всего я должен все же заняться своими делами.

— Если хотите, я могу дать вам пастилку нгинга, — невозмутимо предложила розовая ленточка. — Она нейтрализует важность всякого серьезного дела и позволяет жить без хлопот и волнений.

Глауен с улыбкой покачал головой.

— Еще раз огромное вам спасибо, — затем посмотрел на карту и спросил. — И где же здесь находится «Новиал».

Голубая ленточка обвела кружком здание на карте.

— Вот он. Но сначала мы все же непременно должны записать, где именно вы будете жить, — заявила она.

— Да, да, это нужно сделать немедленно, пока я не забыла требований господина. Иначе я все могу забыть, — поддержала ее розовая ленточка.

И Глауену пришлось еще изрядное количество времени ждать, пока розовая ленточка с кем-то говорила по телефону.

— Ваш номер забронирован, — наконец, вновь любезно обратилась она к нему. — Но вы должны отправиться туда немедленно, иначе его может кто-нибудь занять. Видите ли, у нас тут в Танджери все происходит необычайно быстро.

— Вы прямо-таки открываете мне тайную истину, — вздохнул Глауен. — А теперь отметьте, пожалуйста, на вашей карте заодно еще и аллею Криппет, а также Компанию поддержки искусства аргонавтов.

Голубая ленточка тщательно обвела кружочками нужные посетителю места, а розовая проверила ее выбор и одобрила. Глауен еще раз выразил девушкам свою благодарность и вышел из конторы.

IV

Длинный, дышащий на ладан эскалатор, опустил его на авениду, тянущуюся вдоль озера. Молодой Клаттук поднял голову и посмотрел на солнце, согласно которому время двигалось уже к часу по полудни. Впрочем, конечно же, Глауен мог и ошибиться, ведь день на Найоне длился более тридцати семи часов.

Молодой человек пошел прямо вдоль улицы и через несколько минут добрался до гостиницы «Новиал». Он вошел в холл и сразу же оказался в тесном, напрочь лишенном какого-либо изящества помещении. За стойкой сидел бойкий молодой чиновник, занятый оживленным телефонным разговором. Судя по всему, он был несколькими годами старше Глауена, с мощными плечами, широкой челюстью, сальными черными волосами и влажными карими глазами под необычайно широкими и густыми бровями. На нем красовались темно-зеленые брюки и желтая рубашка, украшенная двумя красно-черными вставками с каким-то непонятным орнаментом. На голове громоздилась хитроумная черная феска, явно являвшаяся последним криком местной моды. Посмотрев на Глауена краем глаза, портье принял вид полной невозмутимости и продолжал трепаться по телефону. На экране аппарата пришедшему было видно лицо такого же денди, с той лишь разницей, что феска того клерка была надета набекрень.

Прошло несколько минут, Глауен ждал, начиная потихоньку терять терпение. Портье продолжал невозмутимо болтать, то и дело посмеиваясь в кулак. Терпение Глауена стало совсем подходить к концу, и он уже начал постукивать пальцами по стойке. В его ситуации каждая секунда могла оказаться решающей!

Наконец портье приподнял бровь, нехотя глянул через плечо и с грехом пополам закончил свой важный разговор.

— Ну, сэр, что вам угодно? — наконец, соизволил поинтересоваться он.

— Разумеется, номер, — едва сдерживая гнев, произнес Глауен.

— К несчастью, у нас все номера заняты. Идите в какую-нибудь другую гостиницу.

— Что за чушь?! Всего лишь полчаса назад турбюро забронировало мне номер в вашей гостинице.

— Неужели? — удивленно покачал головой клерк. — Почему же в таком случае мне никто ничего об этом не сообщил? Они должны были на всякий случай тут же позвонить во все гостиницы города. А вы случайно не пробовали обратиться в «Бон Феличе»?

— Естественно нет, поскольку мне забронировали номер здесь. Вот я и пришел сюда. Вам что, это кажется неразумным?

— Да нет, почему же, — обиделся портье. — Я человек вполне разумный. И вообще, это слово гораздо в большей степени подходит к тем особам, которые, узнав, что свободных номеров нет, продолжают скандалить и спорить, стоя перед служащим. Вот такое поведение я назвал бы совсем неразумным.

— Хорошо, оставим это, — попытался сменить тему Глауен. — В таком случае расскажите мне, каким образом происходит в ваших краях процесс бронирования номера.

— Проще простого. Из турбюро звонят дежурному портье, каковым в данный момент являюсь я, и портье тщательно записывает имя постояльца, закрепляя за ним определенный номер. Вот и все.

Глауен решительно протянул руку к лежащей на стойке книге.

— А кто записан у вас вот тут?

Портье неохотно опустил глаза в книгу.

— Так. Сейчас посмотрим. Глауен Клаттук. Ну, и что из этого?

— А то, что Глауен Клаттук — это я.

На некоторое время портье погрузился в задумчивость.

— Видимо, вам повезло, — наконец, выдавил он. — Вы попали в «Старую Резиденцию». Можете занять этот номер. За дополнительными удобствами обратитесь позднее. Мы не можем ничего делать, не зная, что именно нужно делать.

— Не премину обратиться, — согласился Глауен. — Вы проявляете просто чудеса точности. А теперь, пожалуйста, покажите мне мои апартаменты.

Портье бросил на Глауена взгляд, полный возмущения и негодования.

— Это не входит в мои обязанности! Я менеджер. Я, между прочим, исполняю еще и обязанности вице-президента корпорации. И поэтому вовсе не собираюсь водить всяких постояльцев туда-сюда по гостинице.

— Хорошо. Тогда укажите мне того, кто этим занимается.

— В настоящее время — никто. Дежурный по этажу еще не пришел. Мне неведомо его расписание. Так что вы можете подождать здесь, пока придет кто-нибудь из тех, кто знает, куда идти. Или идите вон по тому коридору до конца и загляните в последнюю дверь налево. Код двери «та-та-та».

Глауен дошел до указанной двери, набрал код, и дверь отъехала в сторону. Он оказался в небольшой комнате со столом в правом углу и кроватью в левом. В алькове виднелась ванна. Молодой Клаттук некоторое время постоял в недоумении. Может быть, это все же ошибка? Разве похоже все это на некую «Старую Резиденцию». Однако, в конце концов, махнул рукой. Путешествие его близилось к концу, и судьба ждала его в эти минуты уже где-то на аллее Криппет. Глауен бросил чемодан на кровать и вышел из комнаты.

В холле портье, едва только увидел своего нового постояльца, значительно поднял густую черную бровь и куда-то исчез. Жаловаться теперь было все равно некому.

Глауен плюнул и на это. Не глядя более по сторонам, он пересек холл и покинул отель. Портье тут же вновь занял свое место, физиономия его светилась несказанным удовлетворением.

На улице Глауен остановился, пытаясь прикинуть, сколько времени есть у него в распоряжении. До наступления сумерек, судя по медленно передвигавшемуся Фариссу, оставалось еще часов восемь. Низко по небу проплывало множество бледных призраков — это были некоторые из бесчисленных сателлитов Найона. Воздух стоял недвижимо, в озере отражались белые купола и голубые минареты старого Танджери, раскинувшегося на противоположном берегу.

Наконец, Глауен отправился выполнять свою судьбоносную миссию, пытаясь внутри себя примирить друг с другом озабоченность и надежду. Процесс этот, однако, постоянно осложнялся воспоминанием о человеке, так ловко облапошившем непробиваемую мисс Шуп. Где он сейчас?

Глауен вышел на аллею Криппет и, свернув по ней вправо, быстро проследовал мимо магазина и кафе, после чего вышел на самую окраину, где местное население мирно занималось своими делами. На первый взгляд население это казалось мирным и спокойным народом, прекрасно живущим в благодати тридцатисемичасового дня. Подобно розовой и голубой ленточкам все они выглядели хрупкими, большая часть красовалась каштановыми кудрями, нежными чертами лица и серыми глазами. Сама же аллея неожиданно оказалась не прямой, а то сужающейся, то откровенно петляющей улочкой, то и дело разрываемой непредсказуемыми площадями с непременным мощным деревом в центре.

Постепенно до Глауена стало доходить, что вся эта аллея очень странна — на ней было как-то неестественно тихо. Ниоткуда не доносилось ни громких голосов, ни музыки, повсюду царили лишь едва слышное шуршание шагов и легкий приглушенный шепот, струящийся из окон.

Наконец, Глауен добрался и до Компании поддержки искусства аргонавтов, представлявшей собой трехэтажное здание, несколько более приличное, чем все окружающие. В окнах по обе стороны от входной двери стояло несколько небольших механических игрушек. В других окнах виднелись товары, которыми, судя по всему, располагала Компания: модели, восковые мелки, пластилин и глина, оборудование для производства украшений, краски, кисти, палитры и прочее. Однако у всего этого товара был такой запыленный вид, словно им не пользовались уже очень продолжительное время.

Глауен зашел в магазин и оказался в тесном помещении с высоким потолком и стенами в коричневых пятнах. Там также оказалось необычно тихо. Кроме себя Глауен увидел в этом помещении лишь женщину средних лет с короткими полуседыми волосами. Женщина сидела за конторкой и читала журнал. Как и все жители Танджери, она оказалась тоненькой, невысокой и одетой в аккуратный синий костюм.

При появлении незнакомца женщина оторвалась от журнала и посмотрела на него с дружелюбным равнодушием.

— Чем могу служить, сэр?

У Глауена внезапно во рту все пересохло. Дело шло к развязке, и молодой человек начал нервничать. Господин Киблес на месте?

Женщина обвела взглядом комнатку и хмуро задумалась. Казалось, она просто не знает что ответить.

— Господин Киблес? Его нет, — сердце Глауена упало. — Сейчас нет, — добавила женщина.

Глауен перевел дух.

Ответив на вопрос, женщина вновь начала разглядывать журнал.

— И когда же он будет? — стараясь говорить как можно спокойнее, спросил молодой Клаттук.

— Думаю, достаточно скоро, — оторвала глаза от журнала женщина.

— Скоро, — едва не взорвался Глауен. — Через сколько минут, часов, дней, месяцев?!

Сидящая за прилавком изобразила дежурную улыбку на лице.

— Разумеется, минут. Какой странный вопрос. Он только что вышел, чтобы принять ванну.

— В таком случае отсчет надо вести действительно в минутах, — явно обрадовался Глауен.

— Разумеется, не в месяцах и не в годах, — откликнулась женщина. — И даже не в часах.

— В таком случае, я подожду.

Женщина согласно кивнула и вновь вернулась к чтению. Глауен же решил поподробнее рассмотреть помещение. В задней части находилась шаткая лестница, ведущая наверх. Рядом с ней на полках виднелось что-то зеленоватое и блестящее. Подойдя поближе, Глауен обнаружил целый поднос с какими-то не совсем понятными штучками в три дюйма диаметром из зеленого агата. Он тут же вспомнил, что такие же вещи как-то раз видел в гостиной матери Чилка, с той лишь разницей, что стоящие здесь предметы оказались с трещинами и выбоинками.

— Что это у вас тут? — удивленно обратился он к женщине.

Та вновь оторвалась от журнала, после чего, мгновение подумав, сказала:

— Ах, это. Жадеитовые камушки. Амулеты. Или так называемые путанки с равнины Стоячих Камней, равнины, которая находится на другом конце нашего мира.

— И они действительно представляют какую-то ценность.

— О, да. Но если вы не специалист, приобретать их не стоит, это опасно.

— А господин Киблес, значит, специалист.

Женщина с улыбкой покачала головой.

— Не сам господин Киблес. Он получил их от своего друга. Правда, они несколько потеряли вид, что очень жаль, поскольку их нельзя теперь дорого продать. — Тут вдруг женщина повернула голову и сказала: — А вот и сам господин Киблес.

По лестнице спускался невысокий пожилой человек с целой копной седых волос. Голова его с короткой шеей покоилась на пухлых плечах. Круглые бледно-голубые глаза разглядывали Глауена с явным подозрением.

— Что вам от меня нужно, сэр?

— Вы Мелвиш Киблес?

Бледно-голубые глаза уставились на пришедшего еще более недружелюбно.

— Если вы агент или дилер, то вы только зря потеряли время. Но что гораздо того хуже, начинаете тратить еще и мое.

— К счастью, я не агент и не дилер. Меня зовут Глауен Клаттук, и я хотел бы сказать вам несколько слов.

— Относительно чего?

— Мне трудно объяснить это прежде, чем я задам вам пару вопросов.

Киблес скривил свои тонкие губы.

— Это следует понимать так — вы хотели бы что-то купить, но не располагаете нужными деньгами?

Глауен улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Наоборот. Я даже думаю, что дело, с которым я пришел, принесет некоторую выгоду вам.

Киблес схватился за голову и простонал:

— Господи, когда же я избавлюсь от клиентов со всякими идиотскими предложениями?! — Затем махнул рукой в сторону Глауена. — Так и быть, пройдемте. Я выслушаю вас, но в вашем распоряжении всего несколько минут.

Оба мужчины прошли по небольшому коридорчику и свернули в комнатку такую же темную и тесную, как и сам магазинчик. Единственным украшением комнатки служили несколько небольших окон, выходивших во двор и совершенно непохожих одно на другое.

— Это мой офис, — коротко бросил Киблес. — Здесь и поговорим.

Глауен, не спеша, огляделся. Мебели в комнатке почти не было, если не считать стола, четырех старых плетеных стульев с плетеными спинками, черно-красного ковра и полок. На полках громоздились керамические статуэтки, каждая высотой около шестнадцати дюймов, представлявшие собой всевозможных монстров из лесов Тангтинга. Глауен нашел, что, несмотря на всю их чудовищность, они все же выполнены с замечательным талантом. Киблес сел за стол.

— Что, хороши штучки? — неожиданно с улыбкой подмигнул хозяин.

Глауен отвернулся.

— Как вы можете смотреть на них целыми днями?

— У меня нет выбора, — невозмутимо ответил Киблес. — Никак не могу продать их.

— Да туристы просто оторвали бы их у вас с руками, — удивленно возразил Глауен. — Они и так скупают все подряд, и чем страшнее вещь, тем больше за нее платят.

— Сотня тысяч соло за дюжину, как по-вашему? — фыркнул хозяин.

— Да. Пожалуй, все же дороговато.

— А вот и ошибаетесь. Один из монстров Тантинга, можно сказать, ошибка природы, лепит своих товарищей из глины просто для развлечения. Когда-нибудь я отвезу их на землю и представлю как удивительные произведения искусства, порождающие сотни психологических загадок. И продам в музей. — Затем Киблес ткнул пальцем в соседний стул. — Присядьте и объясните ваше дело, да, пожалуйста, покороче. А то у меня работы невпроворот.

Глауен сел на предложенный ему стул. Молодой Клаттук вспомнил, как однажды его отец Шард сказал, что искренность, конечно же, вещь хорошая, однако, далеко не всегда уместная. Скажи я ему сейчас всю правду, Киблес, конечно же, просто не поверит. И все пропадет без толку. Поэтому Глауен решил говорить не всю правду, посчитав полную откровенность слишком жирной для этого субъекта.

— Я только что прибыл со Старой Земли с тем, чтобы совершить здесь одну сделку в интересах моего клиента. К вам это не имеет никакого отношения, если не считать того, что в списке антикваров я случайно увидел ваше имя. Двух Мелвишей Киблесов в этом бизнесе, скорее всего, не существует. Поэтому я решил обратиться прямо к вам.

— Дальше, — без особого интереса буркнул Киблес.

— Вы ведь являетесь именно тем самым Мелвишем Киблесом, который некогда работал с Флойдом Сванером?

Киблес кивнул.

— Это были хорошие дни. Вряд ли они когда-нибудь еще повторятся. — Затем антиквар откинулся на спинку стула и спросил. — И откуда вам все это известно?

— От дочери Свана. Она по-прежнему живет в Больших Прериях.

Киблес возвел очи к потолку и, казалось, мысленно погрузился в прошлое.

— Помню, помню такую. Вот только запамятовал, как ее имя.

— Ее фамилия — Чилк. А каково ее имя, я и сам вряд ли когда-либо слышал.

— Ах, да, точно, Чилк. Но что занесло вас в Большие Прерии?

— Все очень просто. Я, как и вы, занимаюсь своим бизнесом. Одним из моих клиентов является Общество натуралистов. Сказать честно, я работаю только из любви к искусству. Дохода с этого никакого. Кстати, вы случайно не член Общества?

— Натуралистов? — Киблес отрицательно покачал головой. — Я думал, оно уже давно не функционирует.

— Это не совсем так. Ну, а цели Общества вам близки?

Киблес тонко ухмыльнулся.

— Конечно же, все мы признаем, что грех — это плохо. Кто же будет отрицать их идеи.

— Никто — если только в дело не вмешается личная выгода.

Киблес беззвучно рассмеялся.

— Это та самая скала, что пропарывает дно у любой лодки.

— В общем, в любом случае, Общество сейчас пытается возродиться. Дело же заключается в том, что некоторое время назад — и я думаю, что вы об этом прекрасно знаете — секретарь Общества Нисфит продал его архивы и получил за это неплохие деньги. Теперь Общество пытается по возможности восстановить все пропавшие некогда документы, чему я тоже отчасти способствую. Словом, когда я узнал, что вы однажды имели дело со стариком Сванером, я подумал, что смогу кое-что выяснить, воспользовавшись вашей помощью.

— Все это было, да быльем поросло, — равнодушно заметил Киблес.

— Хорошо, буду выражаться яснее. Если верить госпоже Чилк, то ее отец продал вам целую пачку таких документов. Они все еще у вас?

— После стольких лет? — вновь беззвучно рассмеялся Киблес. — Это маловероятно.

Глауен на секунду даже растерялся. Как ни странно, однако он почему-то очень надеялся на то, что Киблес до сих пор удерживает эти документы у себя.

— Что, у вас не сохранилось ни одного документа?

— Ни единого. Я вообще не занимаюсь бумагами и книгами.

— Но что же с ними в таком случае стало?

— Они уже давным-давно уплыли из моих рук.

— Но вы, по крайней мере, знаете, где они сейчас?

Киблес вновь усмехнулся.

— Я знаю только то, кому их продал. Их дальнейшая судьба для меня точно так же загадочна, как и для вас.

— Но они, возможно, до сих пор так и находятся у того человека, который купил их у вас.

— Все возможно.

— В таком случае, кому именно вы их продали?

Киблес важно откинулся в своем кресле и неожиданно закинул ноги на стол.

— Задавая такой вопрос, молодой человек, вы вторгаетесь в область, в которой каждое слово оплачивается золотом. В таких краях следует снимать ботинки и ходить на цыпочках.

— Я уже играл в подобные игры, — спокойно ответил Глауен. — Однако кто-то в таких случаях всегда ворует ботинки.

На последнее замечание Киблес не обратил никакого внимания.

— Я не миллионер, а информация во все времена стоила дорого. Хотите знать, платите.

— Слова стоят недорого, — лениво отозвался Глауен. — И вообще, насколько достоверна ваша информация? Короче, что именно вы знаете?

— Я знаю того, кому эти документы продал, и знаю, где найти этого человека сейчас. Ведь вас именно это и интересует, не так ли? Думаю, что в данной ситуации этого вам за глаза и за уши.

Глауен покачал головой.

— Вы смотрите на дело не реалистически. Я не могу платить деньги за одни лишь слова. Ведь вполне возможно, что документов у этого человека давным-давно уже нет.

— Да, молодой человек, жизнь — штука непредсказуемая. Чтобы получить что-нибудь, приходится рисковать.

— Любители антикварных вещей — люди странные. Ваш друг мог продать документы давным-давно и тому, кого он уже не помнит. Или просто не отдать их мне по многим причинам. Короче, ваша информация стоит недорого. А, скорее всего, она и вовсе принесет мне только журавля в небе.

— Ба, да я смотрю, вы слишком сильно переживаете по этому поводу, — протянул Киблес. После этих слов хозяин убрал со стола ноги и вновь принял нормальное положение. — Но давайте ближе к делу. Сколько вы готовы заплатить мне за информацию?

— Какую именно? — не сдавался Глауен. — Пока я не буду точно знать, что именно покупаю, я не смогу назвать и цену. Позвоните вашему другу прямо сейчас и убедитесь, по прежнему ли эти документы у него, или он уже продал их все, или какую-то часть из них. И если продал, то кому и какую часть. Плачу за звонок пять солов и жду ответа.

Киблес в ответ на это предложение возмущенно загудел.

— Да одно то время, что я проболтал тут с вами, стоит вдвое дороже.

— Возможно, что и так. Но прежде найдите того, кто вам его оплатит, — с этими словами молодой Клаттук выложил на стол пять обещанных солов. — Звоните и добывайте факты. После этого мы сможем двинуться дальше. Если нужно, я могу подождать в другой комнате.

— Сейчас я не могу туда звонить, — проворчал Киблес, бросая взгляд на стенные часы. — Время неподходящее. К тому же у меня есть много других дел. Приходите вечером, на закате или немного позднее. Это тоже не самое удобное время, но более удобного в этом проклятом мире никогда и не будет. Заниматься же вашим дурацким делом все тридцать семь часов я, извините, не намерен.

V

Глауен отправился по аллее Криппет в обратный путь, раздумывая на ходу над разговором с Киблесом. Учитывая все происшедшее, дело шло пока не самым худшим образом, даже несмотря на то, что Киблес оставил его в подвешенном состоянии.

Более того, на лицо был даже определенный прогресс. Киблес согласился позвонить еще одному участнику истории, а это, скорее всего, свидетельствовало о том, что последний явно находится где-то на Найоне. Кроме того, последним этим явно мог быть никто другой, как какой-нибудь старый приятель Киблеса, ныне собирающий амулеты на этой равнине Стоячих Камней. Дело же это весьма опасное, особенно если верить той женщине, что сидела в магазинчике Киблеса, и на самом деле могла запросто оказаться одной из его очередных жен.

Народу на улицах стало больше. В основном ему встречались нежнолицые уроженцы Танджери. Но вскоре появились и люди из других районов, имевшие совершенно другие лица и костюмы и, вероятно, прибывшие в Танджери на рынки. Никто из них не обращал никакого внимания на Глауена. Казалось, он стал просто невидимым.

Впереди лежал долгий Найонский полдень. Глауен вернулся в отель, где сразу же увидел склонившегося над стойкой портье.

— В столовой скоро будет подана полудневка. Зарезервировать на вас место?

Глауен на мгновение задумался. «Интересно, сколько раз они здесь вообще едят за тридцать семь часов дня? Завтрак, ланч, обед, полудневка, полуутренневка, полувечерневка. А, кроме того, как быть с длинной голодной, продолжающейся девятнадцать часов ночью?» Однако долго раздумывать над всеми этими вопросами молодой человек не стал, поскольку и в самом деле тут же почувствовал голод.

— Сомневаюсь, что уже готов к принятию польда. Но возможно ли у вас заказать обыкновенные блюда?

— Разумеется! Определенная часть туристов вообще ничего другого не ест. И это весьма жаль; польд не только насыщает, но поддерживает и ублажает. Это истина, оспорить которую невозможно. Впрочем, вы можете есть все, что хотите.

— Ладно, уговорили, — согласился Глауен.

В ресторане ему подали меню для туристов, из которого Глауену предстояло выбрать себе еду. Однако после долгих страданий бедняга так и не смог ничего выбрать и решил положиться на указания официанта. Ему тут же принесли тарелку бледно-кремового польда, на вкус слабо отдающего орехом. Глауен съел его безо всякого удовольствия и поспешил покинуть ресторан.

Полдень все еще продолжался, Фарисс в небе словно застыл. На севере и востоке плавали бледные дневные луны. Озеро по прежнему отражало купола, минареты и шпили.

Глауен сел на первую попавшуюся скамейку и продолжил свои размышления. Если верить словам чиновницы Киблеса, равнина Стоячих Камней находится на другом конце мира Найон. Соответственно, полдень в Танджери означал полночь на равнине. А нынешние сумерки, соответственно, окажутся там ранним утром. Таким образом, для Глауена стали ясны расчеты Киблеса относительно звонка.

Глауен вытащил пачку информационных брошюр, которые прихватил в турбюро, и нашел среди них цветную карту Найона, выполненную в системе Меркатора. Вертикальные линии делили карту на тридцать семь сегментов, соответствующих тридцати семи часам и пятнадцати минутам местного дня. Линия нулевого часа, или полночи, проходила прямо через Танджери.

Площадь суши Найона, по грубым подсчетам, превосходила поверхность Земли раза в четыре, в основном благодаря отсутствию океанов и больших морей. Цвета, нанесенные на карте, отчетливо проявляли физические детали территории. Серым обозначалось дно высохшего моря, оливковым — водное поле, чисто синим — открытое водное пространство, розовым — степь. Население большей частью сосредоточивалось вокруг трех городов: Танджери, Сирмегосто, расположенном в шести тысячах миль к юго-востоку, и Тюл Тока, расположенного в четырех тысячах миль к западу. Имелось и еще несколько десятков небольших городов, разбросанных по всей планете и помеченных как туристские достопримечательности: Крюкгород, лежащий неподалеку от лесов Тангтинга, Лунный Путь — на равнине Стоячих Камней, Лагерь Уиппла и прочие. Черные линии связывали населенные пункты дорогами, называемыми в этих краях «путями номадов».

Глауен быстро отыскал в секторе 18 равнину Стоячих Камней. Помимо Лунного Пути там оказалось еще две деревни: Вильям Шульц на севере и Герхард Пастельс на юге. Еще какое-то время поизучав карту, Глауен затем сложил ее и убрал в карман. Затем в ближайшем же от отеля «Кансаспара» книжном магазине сотрудник ИПКЦ купил туристический справочник, озаглавленный:

«НАЙОН: КУДА ПОЙТИ И ЧТО ДЕЛАТЬ

(а также куда не идти и чего не делать, если вам дорога ваша жизнь)».

Неподалеку располагалось какое-то кафе. Глауен зашел туда и устроился за первым же столиком с краю. В кафе сидели в основном туристы, на все лады обсуждающие странные особенности Танджери. Одни называли городок местом забытым Богом, а также совершено экзотическим и не поддающимся разумному объяснению. Некоторые вспоминали свои ощущения от вкушения польда. Другие возбужденно рассказывали о недавней экскурсии в леса Тангтинга, описывая его полубезумных обитателей. Фарисс на небе, казалось, застыл в окружении своих верных лун навеки.

Глауен начал изучать справочник, однако был прерван появлением официанта, одетого в роскошную малиново-синюю форму и пышный черный галстук.

— Что желаете, сэр?

Молодой Клаттук недовольно оторвался от книги.

— А что у вас есть?

— Любые напитки, сэр. Все, что указано в меню.

Официант положил на столик папку и собрался уйти.

— Постойте, — вскричал Глауен. — Что такое «тоник Тимпанезе»?

— Местный напиток, сэр, с мягко действующим стимулирующим эффектом.

— И, конечно же, из польда?

— Безусловно, сэр.

— А что такое «Топливо метеора»?

— Другой мягкий стимулирующий напиток. Его часто предпочитают пить перед спортивными состязаниями.

— И он также из…

— Из совершенно другого сорта, сэр.

— А вон та дама за столиком что пьет?

— Напиток под названием «Оживитель тела». Он сделан по тайному рецепту джангрилов и очень популярен среди туристов модернистского толка.

— Ясно. А что это за «чаи земли»? Тоже из польда?

— Этого я не знаю, сэр.

— В таком случае, принесите, пожалуйста, чашечку зеленого чая из раздела «чаи земли».

Официант ушел, а Глауен вернулся к справочнику и нашел в нем раздел под названием: «Равнина Стоячих Камней». Далее молодой человек прочел следующее:

«Нельзя рассматривать равнину Стоячих Камней без того, чтобы не обратить внимания на людей-теней, до сих пор обитающих в их окрестностях. Название их полностью соответствует истине, ибо они и являются на самом деле не более чем тенями их знаменитых предков, известных неподкупной честью и преданностью великим предприятиям своей эпохи. Люди-тени сегодня мягки, вежливы, отличаются хорошим сложением, замкнуты и малопонятны, и не более того. Каждую фазу их жизни определяет строгий этикет, поэтому они ежеминутно заняты своими делами и кажутся совершенно предсказуемыми. Случайному посетителю Лунного Пути, которому вдруг однажды посчастливится увидеть человека-тень, он предстанет существом независимым и совершенно спокойным. Но будьте бдительны; этот спокойный гражданин совершенно спокойно перережет вам горло, если только увидит, что вы посягаете на какой-либо сакральный для него объект. Все это не означает, что следует уклоняться от посещения столь замечательного места; достаточно лишь неукоснительно соблюдать все правила, и вы будете в полной безопасности.

Люди-тени сегодня должны рассматриваться исключительно в перспективе их исторического развития. Здесь следует знать, прежде всего, печальный рассказ об изолированном поселении Сферы Гаеан, обитатели которого со временем развились в уникальное общество со сложными законами и установлениями. Их установления становились век от века все более изысканными, тонкими и сложными, и так происходило до тех пор, пока они не охватили все общество и не привели к полному его разложению. Случайного наблюдателя этот чудовищный разрыв между золотым веком этих людей и их плачевным нынешним состоянием всегда необычайно поражает. Процессы эти в большей мере связаны с могущественной религией и властным духовенством. В том же, что касается предков людей-теней, основная причина их трагедии заключалась в излишне страстной жажде славы, которую они завоевывали в их Великой игре.

Общество их достигло расцвета около двух тысяч лет назад. К этому моменту все население оказалось разделенным на четыре части: северную, южную, западную и восточную. На могилах победителей-чемпионов они воздвигли от четырех до пяти тысяч камней. Впрочем, вопрос о том, что возникло раньше — игры или процесс установки камней — до сих пор остается спорным, но он не имеет принципиального значения. А сами Великие игры возникли первоначально лишь в виде состязаний в ловкости и в скорости, для чего молодые люди с большим риском для жизни бросались наперегонки по вершинам камней. Постепенно гонки стали включать в себя и контактные виды спорта, что-то вроде борьбы, в которую вступали победители гонок. Еще позднее возникли и так называемые железные гонки, которые представляли собой уже не просто бег по верхушкам камней, но своеобразное многоборье, состоящее из бега, борьбы и поединков на мечах. Владение оружием стало не менее важным, чем просто ловкость. А это неизбежно разожгло страсти еще сильнее; вскоре четыре клана оказались перевязанными между собой кровавыми договорами и вендеттами, поглощавшими почти всю их энергию.

Но и это оказалось еще не финалом. Правила поединков все усложнялись. Достигнув четырнадцати лет, молодой человек отпускал длинные волосы, а затем вырезал для них украшение из куска цельного жадеита. Эти украшения-амулеты, или «путанки», как их называли предки людей-теней, становились, в конце концов, больше чем просто украшениями — они стали воплощать в себе самость владельцев и представлять их дух. Эти «путанки» становились самой дорогой вещью в их жизни. Едва только молодой человек вырезал свою первую «путанку» и представлял ее на суд старших, он признавался готовым к Великим играм.

Для начала молодой человек должен был непременно дождаться соответствующей фазы лун, это считалось чрезвычайно важным. Луны, их фазы, циклы и расположение на небе вообще регулировали всю жизнь предков людей-теней. И вот, как только луны принимали наиболее удачное по их понятиям расположение, молодой человек взбирался на камни. И если его диспозиция оказывалась вполне соответствующей, он мог вступать в соревнование с другими «первопутанками». В худшем случае его просто сбрасывали с камня, вследствие чего такой неудачник вынужден был отдать свой амулет победителю. Причем, делалось все это при максимально церемониальной помпе, в процессе которой победитель чрезвычайно восхвалялся, а проигравший — унижался. После такой церемонии проигравший, снедаемый горькой обидой, должен был вырезать себе новый амулет, который на этот раз получался гораздо более злобным. Со временем неудачник, конечно же, становился более ловким и быстрым, и сам начинал выигрывать «путанки». Все такие трофеи молодой человек вешал себе на волосы на вплетенной в них сзади длинной веревке. Если же он оказывался вновь побежденным или даже убитым, то отдавал противнику теперь уже не только все свои амулеты, но и веревку. Оказавшись же к двадцати годам победителем и чемпионом, молодой человек собирал еще девять таких же победителей-ровесников, и все вместе они вырезали десять камней из кварцитовых скал, расположенных в сотнях миль южнее от их равнины. Эти камни затем торжественно доставлялись на равнину, подписывались именами героев и воздвигались среди прочих. Таким образом, юноша становился настоящим мужчиной, и, рано или поздно, его хоронили у подножия его камня вместе со всеми его «путанками».

Таковы были их Великие игры: поначалу простые гонки по камням, а позднее — вызовы, убийства, месть. Все это, в конце концов, истощило жизненные силы этого древнего благородного общества и сократило численность его населения едва ли не до нескольких сотен.

Люди-тени сегодня более не носят «путанок», однако вырезают неплохие их имитации, которые с успехом продают туристам. При этом они утверждают, что все эти амулеты выкопаны из тайных, только им одним известных могил. Поэтому опасайтесь подделок. Настоящая «путанка» стоит очень дорого, и никто никогда не предложит ее вам просто так, в гостинице или на улице. Тех же, кто, начитавшись книг, пытается сам искать счастья, копаясь в могилах, чаще всего однажды находят там же с перерезанным горлом.

В западной части равнины Стоячих Камней находится поселение Лунный Путь, названное так благодаря тому, что луны до сих пор регулируют весь ход жизни людей-теней. Лунный Путь даже нельзя назвать городом в полном смысле этого слова, скорее он представляет собой сочетание всевозможных контор, турбюро и обыкновенной деревни. Три гостиницы — «Лунный Путь», «Жадеитовый амулет» и «Луна Банши» — приблизительно одинаковы по уровню обслуживания. Единственным отличием является лишь то, что в гостинице «Лунный Путь» принимается значительно больше мер по борьбе с песчаными блохами; все остальное практически равнозначно. Отправляясь на равнину, ни в коем случае не забывайте брать с собой инсектицид, и всякий раз тщательно обрабатывайте им постель, прежде чем лечь в нее. В противном случае вы будете нещадно искусаны.

Примечание:

Люди-тени обычно спокойны и уравновешенны. Однако это так лишь отчасти; и вы очень скоро поймете сами, что если, например, кто-то засмеется, заметив лысую женщину, ему могут тут же перерезать горло. Эта женщина наверняка посвятила свои волосы какой-либо важной фазе одной из лун, имеющей для нее важное значение. Поэтому лучше никогда не смейтесь и даже не улыбайтесь над людьми-тенями. Он возвратит вам вашу улыбку, но может случиться так, что после молниеносного движения его руки вы будете улыбаться уже двумя ртами. Впоследствии никто не сможет защитить ваши права и наказать убившего вас человека, поскольку вы просто-напросто не последовали предупреждению».

«Да, придется все время держаться настороже», — подумал Глауен и захлопнул справочник. Затем он устроился поудобнее и стал разглядывать снующих туда-сюда по улице людей. Мимо проходили туристы с ближайших гостиниц, гибкие темноволосые уроженцы Танджери, подслеповатые и хлипкие джангрилы с рыжеватыми волосами. Последние были одеты в черные шорты до колен и цветные рубашки, женщины же джангрилки носили белые брюки невероятных размеров, черные блузки и смешные зеленые шапочки.

Неожиданно Глауен вспомнил, что чай ему так и не принесли. Принявший у него заказ официант продолжал лениво стоять в сторонке, поглядывая на озеро. Глауен попытался что-то сказать ему, но официант в ответ изобразил лишь усталость и презрение, после чего и вообще отвернулся. В этот момент из двери кухни высунулся краснолицый повар, и Глауен подумал, что, наверное, лучше всего следовало бы обратиться непосредственно к нему. Однако в следующий момент молодой человек вдруг увидел, что краснолицый повар уже несет на подносе чашку и чайник.

— Постой, — удержал Глауен повара, после чего поднял крышечку чайника и принюхался. «Это чай или польд? — раздумывал молодой Клаттук, — Пахло вроде бы чаем». — Ладно, похоже, и в самом деле чай.

— Как бы и не чай, — отозвался разносчик.

Глауен посмотрел на него с подозрением, но понял, что большего все равно добиться не удастся.

— Можешь идти, — сказал он, подумав при этом, что бороться с местной кухней — затея безнадежная.

Посетителей в этих краях и вообще обслуживали практически вне зависимости от их желаний и заказов.

Вдруг внимание Глауена привлекла ехавшая вдоль улицы со страшным скрипом и грохотом повозка, представлявшая собой раскрашенную во все цвета радуги коробку в сорок футов длиной и четырнадцать высотой. Повозка катила на шести больших колесах, явно не имеющих никаких рессор и покрышек, и потому на ходу страшно скрипела и громыхала. Возницей оказался сидевший на козлах толстый мужчина с пышными черными усами. На крыше колымаги находилось с полдюжины одетых в лохмотья подростков, показывавших прохожим то голые ноги, то задницы. Остальные пассажиры высовывались из окон, махая руками и приветствуя всех вокруг. В следующее мгновение черноусый толстяк вздохнул, почесал в затылке и, наконец, остановил колымагу прямо посреди улицы. Одна из ее стенок тут же упала, превратив таким образом коробку в сцену, на которой тут же появился маленький человечек с грустным лицом, большим приклеенным носом, опущенными глазами и вытянутой нижней губой. Человечек был похож на старого несчастного пса. На нем красовался синий, украшенный всевозможными бантами балахон и низкая узкополая шляпа. Мужичок подошел к самому краю сцены и едва не опрокинулся навзничь, но какая-то невидимая рука неожиданно успела подсунуть под него стул. Маленький человечек, плюхнувшись в подставленное под него сиденье, скорчил гримасу, протянул руку вверх, и в тот же момент каким-то непостижимым образом в другой его руке появился струнный инструмент. Клоун взял несколько аккордов, пробежался пальцами по регистрам и затянул грустную балладу о злоключениях бродяжьей жизни. Пока он играл, откуда-то выскочила пара жирных теток, которые стали кривляться вокруг него и, забавно подпрыгивая, танцевать нечто вроде квик-степа. С другой стороны импровизированных кулис вышел молодой человек с концертиной. Тетки тут же удвоили усилия, их огромные груди тряслись, руки хлопали словно крылья. Танцовщицы прыгали так отчаянно, что, казалось, они вот-вот разнесут всю повозку вдребезги или просто-напросто вылетят на мостовую. Под конец обе танцовщицы подхватили грустного клоуна под руки и начали крутить им над сразу же завизжавшими и ставшими разбегаться прохожими. Тем не менее печальный мужичок даже не выронил из рук своего инструмента, и, немного покружившись в воздухе, спокойно вернулся на сцену.

После этого толстых теток сменили три девушки в черных широких юбках и золотистых блузках, к которым немедленно присоединился мускулистый молодой человек, одетый как демон похоти. Он гонялся за девицами по всей сцене, пытаясь при этом в серии блестящих акробатических трюков раздеть их или просто повалить на пол. Дело быстро шло к финалу; у двоих девушек уже обнажилась грудь, а с третьей парень уже ловко стягивал юбку. Неожиданно Глауен почувствовал какой-то странный дискомфорт. Он оглянулся и тут же схватил за руку девочку лет восьми, проворно выдернувшую ее из его собственного кармана. Молодой человек посмотрел в ее бесстрастно-серые глаза, оказавшиеся в нескольких футах от его лица и стиснул костлявое запястье еще сильнее. Но девчонка попыталась вывернуться, и Глауен почувствовал, что сейчас она просто-напросто плюнет ему в лицо. Он быстро ослабил хватку, и девочка, не торопясь и бросив на него презрительный взгляд через худенькое плечико, пошла прочь.

На сцене жонглер возился с дюжиной колец; ему ассистировала пожилая женщина, дувшая в старинный медный рожок и одновременно босой ногой игравшая на лежавшей на полу гитаре. Скоро к ней присоединился и недавний печальный клоун, который принялся музицировать на носовой флейте и двух волынках. На смену им под финал вышел импровизированный оркестр из человек десяти, под музыку которого с десяток малышей станцевало джигу, а потом, подпрыгивая, все они помчались с подносами в руках за заслуженной платой. С изумлением в подошедшей с подносом девочке Глауен узнал ту, что несколько минут назад хотела его обокрасть. Он молча бросил несколько монет и она так же молча удалилась не теряя достоинства. Минуту спустя колымага уже снова громыхала по улице, чтобы сыграть свое представление у какого-нибудь другого кафе где-нибудь поблизости от гостиницы Кансаспара.

Глауен поднял глаза к солнцу, которое несколько все же продвинулось на безоблачном небе, и снова уткнулся в справочник, где на этот раз прочитал о представлениях бродяг, колесящих по всему Найону на своих шатких повозках. Как утверждалось в справочнике, таких бродячих театров здесь было не менее двухсот, каждый со своими традициями и особым репертуаром.

«Их можно считать почти дикими, настолько сильны их бродяжнические инстинкты, — утверждал справочник. — Ничто не может лишить их свободы, их положение уважают все остальные народности, и хотя многие считают их сумасшедшими, все уважают их обычаи и относятся к ним со спокойным презрением, несправедливо забывая о том, какие они проявляют чудеса артистической техники и виртуозности.

Несмотря на всю живость и многообразие демонстрируемых ими представлений, жизнь бродяг далека от романтической идиллии. После долгих путешествий они прибывают в пустынную местность, где их не ожидает ни сытный обед, ни спокойный отдых. Там начинаются новые упорные репетиции и разработки новых маршрутов. На самом деле люди они очень скромные и меланхоличность их зачастую отнюдь не напускная. Бродяги начинают участвовать в представлениях едва ли не раньше, чем ходить. Жизнь взрослых отравлена завистью, ревностью и постоянной необходимостью работать. Старость у них — всего лишь печальное угасание. Едва лишь старик или старуха утрачивают способность как-либо участвовать в представлениях, хотя бы просто играть на каком-нибудь инструменте, они тут же теряют весь свой почет и уважение, и дальше их какое-то время содержат лишь из милости. В творческий же период они настолько выкладываются в представлениях и на репетициях, добиваясь все более и более высокой техники исполнения своих трюков, что после работы долгое время находятся в настоящей прострации. Когда же такой бродяга окончательно выбывает из игры, то, отыграв прощальное представление, повозка ненадолго останавливается в полночь посреди какой-нибудь степи, и старика просто выбрасывают, оставляя ему лишь одну бутылку вина. Затем балаган отбывает, и старый буффон остается один на один с собой под мутным светом множества местных лун. Он садится на землю, может быть, смотрит таким же мутным взором на проплывающие мимо луны и запевает песню, которую каждый из них готовит для такого случая. Потом он выпивает все оставленное ему вино и ложиться, чтобы заснуть уже вечным сном, поскольку в вино подмешан мягко действующий джангрильский яд».

Глауен захлопнул книгу. Из нее он узнал даже больше, чем ему хотелось. Молодой человек откинулся в кресле, посмотрел на Фарисс и пожалел, что не заказал что-нибудь поесть сразу же, как только пришел в это кафе. Тут из другого угла кафе неожиданно поднялся высокий мускулистый молодой человек и направился к выходу. Сначала Глауен смотрел на идущего с ленивым любопытством, но и оно скоро пропало. Единственное, что запомнил сотрудник ИПКЦ, так это то, что молодой человек был одет в необычного покроя темно-зеленые брюки, балахон кобальтового цвета и маленькую шапочку без полей.

Фигура странного молодого человека скрылась за углом, и Глауен еще какое-то время все пытался вспомнить, где именно он мог видеть эту столь хорошо вылепленную голову с нелепой шапочкой на темных кудрях, девичье нежную кожу и классически правильные черты лица. Он никак не мог вспомнить ничего конкретного, однако смутное подозрение, что он уже видел однажды этого человека, не покидало Глауена.

Тут молодой Клаттук бросил взгляд на часы. Пришло время немного вздремнуть перед свиданием с Киблесом. Он встал и вернулся обратно в гостиницу «Новиал».

За стойкой оказался уже другой портье — пожилой человек с редкими седыми волосами и густой бородой. Глауен настойчиво попросил, чтобы его разбудили непременно в двадцать семь ноль ноль, поскольку ему предстоит очень важное дело. Портье лишь сухо кивнул и сделал какую-то пометку в своем журнале. Глауен прошел в номер, скинул одежду, бросился на кровать и быстро заснул.

Прошло некоторое время. Внезапно сон Глауена был прерван каким-то странным болезненным ощущением в бедре. Повернувшись к свету, молодой Клаттук обнаружил, что его кусает какое-то неизвестное ему черное насекомое. За окном вовсю сгущались сумерки. Часы показывали двадцать восемь часов. Глауен вскочил, раздраженно прихлопнул насекомое, затем быстро сполоснул лицо холодной водой, оделся и вышел. Портье, находившийся в холле, тут же вскочил на ноги и склонился в низком поклоне.

— А, господин Клаттук! Я только что собирался разбудить вас. Но я вижу, вы и сами уже проснулись.

— Не совсем так, — возмутился Глауен. — Меня разбудило какое-то черное насекомое; комната не вычищена. Некоторое время я буду отсутствовать и прошу вас за это время произвести тщательную дезинсекцию помещения.

Портье спокойно уселся на свое место.

— Санитар просто забыл обработать вашу комнату, когда убирал ее. Я доложу о вашей жалобе кому следует.

— Этого мало. Займитесь дезинсекцией немедленно.

— К несчастью, санитар сегодня выходной, — не сдавался портье. — Но обещаю вам, что завтра все непременно будет сделано.

— Знаете что. Когда я вернусь, я тщательно осмотрю всю комнату, и если найду хотя бы одну подобную тварь, то поймаю ее и принесу вам, чтобы вы тоже смогли насладиться ею в полное ваше удовольствие, — зло предупредил молодой человек.

— Вы говорите невежливо, господин Клаттук.

— А я не считаю, что ваши насекомые обошлись вежливо со мной. Так или иначе, я вас предупредил.

Глауен вышел из гостиницы. Фарисс ушел с неба и на Танджери упали сумерки, совершив чудесное превращение. Озеро, со стороны старого города подсвеченное каким-то таинственным мягким белым светом, казалось совершенно призрачным, да и весь город выглядел просто сказочным. По небу проплывало не менее десятка лун, отливавших всеми оттенками мягкого цвета: кремовым, сиреневым, белым, бледно-розовым и нежно-фиолетовым. К тому же все луны отражались в озере. Как известно, у Найона имелось и другое, более поэтическое название — он именовался «миром девятнадцати лун». У каждой луны здесь имелось свое название, и любой обитатель планеты знал эти названия не хуже, чем свое собственное имя.

Глауен свернул на аллею Криппет и был просто поражен тем, во что превратилась унылая при дневном свете улица. Каждый домовладелец вывесил перед своим домом огромную круглую люстру, в результате чего вся улица была буквально увешана разноцветными светящимися шарами и напоминала настоящий карнавал. Но Глауен уже понимал, что все это делалось не столько из эстетических, сколько из чисто практических соображений — ради элементарного удобства.

На улицах по-прежнему было много народу, хотя, конечно же, и не так много как днем. Теперь местных людей оказалось значительно меньше; основную массу гуляющих составляли туристы, слоняющиеся по улицам, то и дело останавливающиеся перед различными витринами и заходящие в многочисленные кафе. Глауен, прекрасно зная, что уже катастрофически опаздывает, мчался по улице как угорелый. Но неожиданно он остановился, заметив, что мимо него прошел молодой человек в синем балахоне. Перед глазами молодого Клаттука в мгновение ока промелькнуло закаменевшее словно маска лицо того самого «незнакомца». Инстинктивно Глауен попытался проследить за направлением следования молодого человека, однако балахон знакомого незнакомца очень быстро затерялся среди мелькания многочисленных огней. Молодой Клаттук вновь бросился бежать и уже через пару минут добрался до конторы Киблеса. Внутри магазинчика горел свет, и дверь оказалась незапертой, несмотря на то, что, согласно вывеске, магазинчик работал только до двадцати семи часов, и женщины внутри уже не было.

Глауен вошел внутрь, прикрыл за собой дверь и быстро оглядел комнату. Все здесь оставалось таким же, каким было и днем; лишь стояла еще более пронзительная тишина. Никаких признаков присутствия Киблеса вошедший не обнаружил.

Тогда Глауен направился прямо по коридору, ведущему в кабинет. Перед дверью он на мгновение остановился и прислушался. Стояла полная тишина.

— Господин Киблес, это я, Глауен Клаттук, — наконец не выдержал он.

Однако, казалось, после этих слов тишина стала еще пронзительней.

Глауен нахмурился. Потом он оглянулся и внимательно осмотрел лестницу и коридор.

— Господин Киблес, — снова позвал он, слегка повысив голос.

Однако, как и прежде, не последовало никакого ответа. Тогда Глауен решительно толкнул дверь кабинета. На полу лежало бездыханное тело. Тело Киблеса. Руки и ноги его были связаны, а изо рта сочилась кровь. Глаза несчастного были выкачены, словно от невероятного ужаса. Разорванные спереди брюки явно свидетельствовали о том, что беднягу пытали перед смертью.

Глауен встал на колени и потрогал шею покойного. Она оказалась еще теплой. Киблес умер совсем недавно, и если бы клерк гостиницы потрудился разбудить своего постояльца вовремя, Киблес мог бы остаться в живых.

Глауен в ужасе смотрел на тело и на уста, уже не способные изречь информацию, за которой он приехал в такую отчаянную даль.

За что убили Киблеса? Никаких явных признаков грабежа не наблюдалось. Ящики стола не выдвинуты, на столе полный порядок. В дальнем конце комнаты виднелась дверь, по всей видимости, выходившая во двор. Однако дверь оказалась закрытой изнутри, из чего можно было заключить, что преступник ей не пользовался.

Глауен вновь вернулся к столу. Но все поиски какой-нибудь записной книжки или бумаг, которые смогли бы ему чем-то помочь, оказались тщетными. Стараясь не оставлять отпечатков пальцев, Глауен проверил все ящики стола, однако и там ничего обнаружить не удалось. В стене виднелся небольшой сейф, дверцы которого оказались распахнутыми. Однако и в сейфе ничего интересного также найти не удалось.

На мгновение сотрудник ИПКЦ задумался.

Итак, Киблес намеревался звонить. На столе и в самом деле стояли телефонный монитор и клавиатура. Глауен нажал карандашиком кнопку «опции», а затем список последних звонков.

Последний звонок был сделан в отель «Лунный Путь», находящийся в одноименном поселке. Остальные звонки оказались местными, сделанными гораздо раньше и не поддающимися идентификации.

Тут вдруг откуда-то снаружи раздался мягкий звук. Судя по всему, это дрожала входная дверь, которая, явно, захлопнулась за вошедшим Глауеном на замок.

Молодой Клаттук осторожно выглянул в окно. В свете уличного фонаря он увидел пару констеблей, которые в полном молчании пытались открыть дверь.

Через несколько секунд колебаний Глауен мягкими прыжками подбежал к ведущей в задний двор двери. Молодой человек бесшумно отодвинул задвижку и вышел на крыльцо. Немного постоял, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам, затем тихонько отошел в тень. Еще через минуту констебли уже ворвались в здание и после беглого осмотра сразу же заметили незапертую дверь.

В одно мгновение Глауен перепрыгнул через ограду и помчался к тускло поблескивающему в свете многочисленных лун болоту. Вскоре его ноги захлюпали по чему-то вязкому.

В следующее мгновение он различил ведущую вправо аллею, застроенную по обеим сторонам маленькими домишками. Ярдах в тридцати далее светился многоцветный шар таверны. Оттуда доносился гул приглушенных голосов, странная заунывная музыка и громкий пьяный женский смех. Глауен проскочил мимо таверны, вывернул на какую-то улицу и неожиданно оказался прямо на авениде, идущей вдоль озера.

Здесь он, наконец, остановился, чтобы перевести дыхание. Появление полиции, произошедшее практически тотчас после его собственного, явно не могло явиться простым совпадением. Кто-то известил их, причем известил их именно тот человек, который уже знал, что Киблес мертв. Глауен попытался более или менее отчетливо выстроить последовательность событий прошедших дней. Предположим, молодой человек в синем балахоне и был тем самым красавцем, который так ловко обманул мисс Флавию Шуп. Предположим, он прибыл в Танджери примерно в одно время с Глауеном. Предположим также, что он заметил Глауена и, возможно, даже узнал его. Предположим даже и то, что и этот незнакомец смог добраться до Киблеса и получить от него тот же самый ответ, что и Глауен. Согласно таким предположениям можно было выстроить более или менее ясную картину. Прибыв в Компанию поддержки искусства аргонавтов, этот знакомый незнакомец попытался убедить Киблеса поделиться полученной последним информацией с ним, а затем убил его, чтобы информация не досталась Глауену. Увидев Глауена на аллее Криппет, он сразу понял, куда тот направляется и вызвал констеблей, дабы те застали на месте преступления якобы непосредственного убийцу. Даже если такой вариант событий на самом деле и был не совсем верен, Глауен решил, что теперь все равно необходимо как можно скорее отправиться в гостиницу «Лунный Путь».

Он вернулся к себе в отель. Портье поприветствовал вошедшего молодого человека коротким кивком, но явно был не расположен к общению. В номере Глауен обнаружил дырявый гамак, подвешенный к потолку, вероятно, на тот случай, если его станут одолевать насекомые.

Молодой Клаттук быстро переоделся и вновь спустился в холл. Теперь клерка за стойкой уже не оказалось. Глауен зашел в телефонную кабинку и выяснил, что единственное бюро путешествий, работающее до тридцати двух часов, находится в гостинице «Кансаспара».