Корабль с огромным парусом, ловившим лучи угасающего Солнца, летел подобно призраку — все дальше и дальше. Все кадеты проделали независимые расчеты и пришли к одному и тому же результату. Если маневр вокруг Юпитера не будет выполнен с большой точностью, шансов не останется. Сатурн, Уран, Нептун, Плутон находились далеко за Солнцем. Слабеющее тяготение Солнца не сможет удержать корабль, мчащийся со скоростью сто миль в секунду. Сама природа парусника делала его неспособным к торможению.

Семь человек продолжали свою жизнь на корабле, и их оплетала невидимая паутина разнообразных взаимоотношений. Общие свойства человеческой природы отошли на задний план, уступив место разнообразию характеров и привычек. Каждый кадет казался остальным чем-то вроде ходячей характеристики, а Генри Белт представлялся неким неведомым существом, которое время от времени появлялось из своего убежища и бродило по кораблю с загадочной улыбкой аттического героя.

Маячивший вдали Юпитер постепенно увеличивался в размерах, и корабль уже испытывал его влияние. Кадеты все больше внимания уделяли компьютеру, многократно перепроверяя данные. Верона был слишком скрупулезным. Саттон — самым беспокойным и бесполезным. Линч ворчал и ругался, но упорно работал. Острэндер жаловался тонким визгливым голосом. Фон Глюк работал с хладнокровием фаталиста. Кулпеннер казался беззаботным, почти веселым. Его вежливость раздражала Острэндера, приводила в ярость Линча, вызывала ненависть у Саттона. Вероне и фон Глюку, напротив, придавала сил и уверенности та манера, с которой Кулпеннер воспринимал ситуацию. Генри Белт не говорил ничего. Иногда он выходил из своей каюты, чтобы осмотреть кают-компанию и кадетов с беспристрастным любопытством посетителя сумасшедшего дома.

Линч внезапно сделал открытие, известив о нем странным глухим звуком, выражавшим крайнее смятение. У Саттона вырвался подобный же звук, но с вопросительной интонацией.

— Боже мой, боже мой, — повторял Линч. Верона повернулся к нему.

— В чем дело?

— Посмотри. Вот этот механизм. Когда мы заменяли диски, вся система сдвинулась на одно деление. Эти две белые точки должны перемещаться синхронно. Но одна отстает на шаг. Все результаты совпадали, потому что они все сдвинуты на одну и ту же величину.

Верона вскочил и принялся за дело. Он снял кожух, отсоединил другие блоки, осторожно приподнял устройство и установил его в правильное положение. Остальные кадеты, кроме Кулпеннера, который был ответственным дежурным, обступили Верону и наблюдали за его работой.

Появился Генри Белт.

— Джентльмены, вы весьма прилежно занимаетесь навигацией, — заметил он.

— Делаем все, что в наших силах, — процедил сквозь зубы Линч. — Позор тем, кто подсунул нам такую машину.

Появилась красная тетрадь.

— Мистер Линч, я отмечаю вас не за личные чувства, которые, несомненно, касаются только вас, но за то, что вы выражаете их вслух и тем самым способствуете возникновению нездоровой атмосферы отчаяния и истерического пессимизма.

У Линча покраснела шея, но он промолчал и занялся компьютером. Зато Саттон внезапно выкрикнул:

— Чего еще вы ждете от нас? Мы пришли учиться, а не мучиться или летать до конца жизни!.. Генри Белт терпеливо слушал.

— Подумать только! — продолжал Саттон. — Мы семеро в этой капсуле до конца жизни!

— Боюсь, что должен поставить вам два минуса за вашу выходку, мистер Саттон. Хороший астронавт сохраняет достоинство в любой ситуации.

Линч наконец оторвался от компьютера.

— Так. Теперь мы получили скорректированные данные. Знаете, что получается?

Генри Белт повернулся к нему с учтивым любопытством.

— Мы пролетим мимо, — сказал Линч, — так же, как пролетели Марс. Юпитер изменит нашу орбиту и направит нас к Близнецам.

Наступила мертвая тишина. Генри Белт повернулся к Кулпеннеру, который, стоя у иллюминатора, фотографировал Юпитер своей камерой.

— Мистер Кулпеннер?

— Да, сэр.

— Вас, кажется, не касается перспектива, обрисованная мистером Саттоном?

— Я надеюсь, она не является неизбежной.

— Как вы предполагаете избежать ее?

— Полагаю, мы можем запросить помощи по радио, сэр.

— Вы забыли, что я сломал радио.

— Мне помнится, в грузовом отсеке правого борта находился ящик с ярлыком “Радиодетали”.

— К сожалению, вынужден вас разочаровать, мистер Кулпеннер, этот ящик маркирован неверно.

Острэндер вскочил и выбежал из кают-компании. Послышался шум передвигающихся ящиков. На миг воцарилась тишина. Затем Острэндер вернулся. Он смотрел на Генри Белта.

— Виски. Бутылки виски. Генри Белт кивнул.

— Я же вам говорил.

— Но теперь у нас нет радио! — вызывающе выкрикнул Линч.

— У нас никогда не было радио, мистер Линч. Вас предупреждали заранее, что вы должны рассчитывать только на собственные силы. Вы потерпели неудачу и обрекли на гибель и меня, и самих себя. Кстати, я должен поставить вам всем по десять минусов за плохую проверку снаряжения.

— Минусы, — мрачно произнес Острэндер.

— Итак, мистер Кулпеннер, — продолжал Генри Белт, — каково ваше следующее предложение?

— Не знаю, сэр.

— А что сделали бы вы, сэр, в нашем положении? — миролюбиво осведомился Верона. Генри Белт покачал головой.

— У меня богатое воображение, мистер Верона, но есть проблемы, которые лежат за пределами моих возможностей. — И он ушел в свою каюту.

Фон Глюк вопросительно посмотрел на Кулпеннера.

— Это точно. Тебя как будто ничего не касается.

— Нет, конечно, касается. Но думаю, мистер Белт тоже хочет попасть домой. Он слишком хороший астронавт, чтобы не знать, как нужно действовать.

Дверь в командирскую каюту снова открылась Генри Белт стоял на пороге.

— Мистер Кулпеннер, я случайно услышал ваше замечание и теперь ставлю вам десять минусов. Подобная позиция означает беспечность столь же опасную, как явная паника мистера Саттона. — Он окинул взглядом кают-компанию. — Не обращайте внимания на слова мистера Кулпеннера. Он заблуждается. Даже если бы мне было известно, как исправить положение, я не пошевелил бы и пальцем. Потому что предпочитаю умереть в космосе.