Джейсон Лей, насвистывая незнакомую навязчивую мелодию какой-то народной немецкой песенки, спускался по лестнице в доме священника. Сам он впервые услышал ее в одном очень странном месте. В голове всплыли ее слова:

На церковную службу иду в воскресенье,

Но от сплетен, злословья и там нет спасенья.

Хулят мое имя и тот, и другой,

Готовы уж слезы политься рекой.

Ах, и терний, и колючки больно руки жалят,

Но ведь злые языки в сердце гвозди садят.

Нет огня здесь, на земле, чтобы жег больнее,

Чем сокрытая любовь, в сердце пламенея.

«Да, — подумал он, — вот кумушки почешут языки над несостоявшейся свадьбой! Жаль Гилберта, но надо быть полным дураком, чтобы жениться на девушке, которая тебя не любит. А если он об этом не догадывается, то он настолько глуп, что так ему и надо».

Молодой человек открыл дверь в столовую и вошел, оказавшись в светлой комнате, в которой витал приятный запах жареного бекона и кофе. Но нетронутый бекон остывал на тарелке преподобного Томаса, остывший кофе в отодвинутой чашке покрылся пенкой. Сам священник стоял у камина, у которого он неоднократно прожигал свои брюки, и теребил рукой волосы, пребывая в столь глубокой задумчивости, что не ответил бы на вопрос, есть ли в камине огонь. В руках Томас держал распечатанное письмо. Он взглянул на вошедшего племянника с выражением неподдельного ужаса на круглом добродушном лице. Все последние шесть месяцев священник думал о том, что он многое бы отдал, чтобы увидеть столь дорогое ему смуглое насмешливое лицо. Ведь он любил племянника, как сына.

Джейсон закрыл за собой дверь.

— Что случилось, Томми, василиска увидел? — шутливо спросил он.

Дядя молча протянул ему письмо. Оно было написано на дешевой белой бумаге крупным неаккуратным почерком, чернила местами расплылись, как на промокашке. Письмо начиналось прямо с верхней строчки, без всякого обращения и изобиловало ошибками. Молодой человек начал читать:

«Надеюсь, вы понимаете, что творите, венчая мистера Гилберта Эрла с мисс Валентиной Грей, не обращая внимания на то, что его заходы к Дорис Пелл вынудили бедняжку совершить самоубийство и что он сбивает с пути истинного еще одну беднягу, не будем называть ее имени. Вы бы лучше узнали про беднягу Мари Дюбуа, на которой этот тип женился в Канаде, а не помогали ему двоеженствовать с мисс Грей».

Джейсон внимательно прочитал письмо до конца и положил на каминную полку.

— Собираешься сжечь эту гадость? — спросил он дядю.

— Не могу, я должен подумать, — ответил тот.

Презрительная гримаса исказила черты молодого человека.

— В нем есть правда?

— Нет, нет… не может быть. У нас сейчас просто потоп анонимок. Эта несчастная девушка, Дорис, утопилась, потому что получила одну из них. Это просто ком грязи, брошенный наугад, никакой правды здесь нет. Но предположение о двойном браке, бигамии… очень неприятное дело. Это нельзя так просто проигнорировать.

— Думаю, что нельзя.

Услышав эти слова, священник внезапно помрачнел.

— Джейсон, слушай, ты ведь давно знаешь Гилберта Эрла, не так ли? Не случалось ли тебе наткнуться на что-то, что могло бы подтвердить… — Он замолчал.

Джейсон расхохотался.

— Что-то об этом браке с этой Мари Дюбуа? Дорогой Томми, что ты!

— Понимаешь, мне не нравится выспрашивать тебя, но я должен знать.

— Так знай, на свадьбе меня не было.

— А она состоялась, эта свадьба?

— Мне не сообщили.

— Мой дорогой мальчик, не шути, это очень серьезное дело.

— Ну ладно, расскажу, что сам знаю. Мыс Гилбертом знакомы год или два. Обычное знакомство, ходим к одним и тем же людям, занимаемся, одними и теми же вещами. О том, чего не знаешь о таких знакомых, можно написать книги, но их мне не захотелось бы читать. А что до вопроса, который тебя интересует, то заметь, бекон почти остыл. — И он направился к столу, поднял крышку и положил себе порцию.

Томми неодобрительно покачал головой:

— Бекон может подождать.

Джейсон удивленно взглянул на него:

— Ни за что на свете!.. Мой еще ничего, а твой уже несъедобен.

Недовольным взмахом руки священник отмел легкомысленный перевод беседы в иное русло и еще больше помрачнел.

— Мой мальчик, ты не понимаешь, я ведь теперь просто обязан переговорить с Гилбертом… а еще Роджер и Валентина. Венчание назначено на половину третьего.

Джейсон спокойно добавил в тарелку горчицу.

— Не будет никакого венчания, — уверенно заявил он.

Томми остолбенел.

— О чем ты?

— Говорю, свадьбы не будет. Можно не поднимать вопрос о двоеженстве Гилберта, потому что он не женится, а Валентина не собирается выходить за него замуж. Поэтому не спеши ни с кем видеться, лучше успокойся и позавтракай как следует.

Священник подошел к креслу, с которого вскочил, распечатав письмо, и уселся, но не придвинулся к столу. Он бросил на племянника тяжелый взгляд и спросил:

— Что ты натворил?

— О чем это?

— Ты встречался с Валентиной?

— Если это можно назвать «встречался», то да. Света там вообще не было.

— Джейсон!

— Ну ладно, успокойся, сейчас объясню. Когда я вчера сюда приехал, ты был в поместье, так что мы с миссис Нидхем мило поболтали, она и выложила все новости. Первый мой порыв был прийти в поместье и присоединиться к гостям, но одежда не годилась для столь торжественного случая, поэтому я подумал, подумал да и написал Валентине записочку, что жду ее в полночь в бельведере, а если не придет, то заявлюсь прямо к ним домой рано утром. Потом отправился в поместье, спокойно вошел в парадную дверь, поднялся по лестнице и приколол записку в Валентининой комнате к подушечке для булавок. Ни я никого не встретил, ни меня никто не видел. Вэл пришла на встречу, мы объяснились, и она решила не выходить замуж за Гилберта. Вот и все, Томми. Все произошло необыкновенно благопристойно, мы даже ни разу не поцеловались.

Лицо священника было олицетворением бесчувственности.

— Она решила не выходить замуж? — переспросил он.

— Да.

— Как тебе удалось переубедить ее?

— Почти не пришлось. Кстати, мог бы притвориться, что думаешь, что Вэл со мной будет лучше.

Последовавший за этими словами взрыв чувств ошеломил даже его самого.

— Нет, не думай так, я очень о ней волновался. Девушка несчастлива дома, она хотела уйти. Они Со Сциллой… — он помолчал, подбирая слова, — не очень ладят.

— Ты выбрал слабое выражение.

Священник продолжал:

— О тебе и слова не было сказано. Уж не знаю„ как далеко вы зашли в своем взаимопонимании. Вы помолвились… до твоего ухода или нет?

— Никакой помолвки не было.

— А ты мог никогда не вернуться.

— Более чем вероятно.

— Валентина знала об этом?

— Она вообще ничего не знала. Я просто ушел.

— Как жестоко!

Джейсон покачал головой:

— Другое было бы еще хуже. Было слишком много шансов, что я вообще не вернусь, а Валентина продолжала бы ждать меня. Я решил, что лучше ей оставаться свободной. А прямо рассказать, куда меня посылают, было нельзя. Я и тебе бы ничего не сказал, даже вчера вечером, если бы ты сам не догадался.

Дядя покачал головой:

— Это была не просто догадка. Джеймс Блэкер кое о чем намекнул. Знаешь, мы с ним учились в колледже, такая дружба продолжается не всегда, но наша сохранилась. Я наткнулся на него через день после твоего исчезновения, и он сказал, куда тебя послали. Только сейчас могу признаться, что когда я вчера вернулся и увидел, как ты выходишь из кабинета, то какое-то время я не верил, — его голос на мгновение прервался, — да, я просто не верил, что ты жив.

Джейсон спокойно добавил молока в кофе.

— Я и сам не верил. Понимаешь, можно смотреть на происходящее со стороны привидения, а можно — со стороны человека, который его увидел. Не думаю, что бедолаге привидению приятно смотреть, как незнакомец или родственник падает в обморок при виде его. Когда начинаешь о таком размышлять, то понимаешь, что иногда легче действовать, чем оказаться в положении актера, задержавшегося на сцене — а роль-то кончилась.

Томми не падал в обморок, но вчера вечером позеленел изрядно. Картина всплыла у Джейсона перед глазами — слабо освещенный холл, входящий из темноты Томми и свой собственный силуэт, вырисовывающийся на фоне освещенной двери в кабинет. Был момент, когда он и вправду почувствовал себя привидением, пришедшим навестить родной дом. Это мгновение запомнили оба, а охватившие их чувства трудно было бы облечь в слова.

Они и не пытались. Священник наклонился к племяннику, все еще держа письмо в руке, и неожиданно спросил:

— Ты еще раз выходил… потом, правда?

— Да.

— Я не слышал.

Джейсон рассмеялся:

— Мне бы не удалось хорошо выполнять задания, если бы я не мог выйти и войти так, чтобы меня не услышали.

Священник смотрел на письмо, нахмурив густые брови, непокорная прядь волос свалилась на лоб. Наконец он поднял голову:

— Джейсон, я знаю, что это не так, но все равно должен спросить. Это не твоя работа?

— Моя? — изумленно воскликнул племянник. — Это письмо? Боже мой, Томми!

Тот упрямо сказал:

— Мне просто хочется, чтобы ты прямо сказал, что писал не ты.

Рот молодого человека исказила мгновенная судорога. Он отодвинул бекон и потянулся за пережаренными тостами и джемом.

— Какое удивительное отсутствие логики! Предположим, что, несмотря на данное тобой воспитание, я пал так низко, что для отдыха пишу анонимные письма. Так почему бы мне тогда не соврать в ответ на твой вопрос? Не передашь масло?

Священник потянулся за маслом, поставленным миссис Нидхем симметрично джему, но на другом краю стола. Он недовольно подтолкнул его к Джейсону и сказал уже своим обычным тоном:

— Если человек прекращает быть нелогичным, он становится машиной.

Племянник, посмеиваясь, намазал на тост масло, украсив его горой джема.

— Ну ладно, будь по-твоему! Я бы мог предаться пороку, как говорят французы — никогда не говори источнику, что не выпьешь из него ни глотка… Но пока до анонимок не докатился. Следует больше верить в себя, наставник молодежи!

Преподобный Мартин расслабился.

— Я же говорил, что сам так не думаю, но спросить-то надо было. Роджер…

— У него такие же грязные мыслишки. Если он начнет, то укажи ему на следующие неопровержимые факты. Мы с миссис Нидхем мило поболтали вчера вечером, и она рассказала о ваших анонимках. Я понял, что это продолжается давно и письма получили многие жители деревни. А я пересек Ла-Манш только вчера, так что у меня алиби.

— Да, конечно.

Священник отложил письмо, взял нож и вилку и только начал терзать свой бекон, как дверь распахнулась, и появилась домоправительница, вся красная и задыхающаяся.

— Боже мой, сэр, — вскричала она, — это ужасно! Кто бы мог подумать, что такое случится! Да еще в день свадьбы мисс Валентины!

Джейсон изо всей силы сжал подлокотник своего кресла. Томми, сидящий спиной к двери, обернулся.

— Что случилось, миссис Нидхем? — спросил он.

— Мисс Конни, сэр… бедная мисс Конни Брук! Боже мой! Только недавно была здесь — и вдруг я вижу, как ее забирают!

Священник поднялся и навис над женщиной, как олицетворенное правосудие.

— Конни Брук, вы сказали? Что-то случилось с Конни Брук? — воскликнул он.

Джейсон расслабился, речь идет не о Валентине, а остальное не имеет значения.

Слезы бежали по круглым красным щекам домоправительницы.

— Боже мой! Сэр… мистер Мартин… Она отошла!

— Отошла?! — прогремел священник.

Женщина всхлипнула и перевела дух.

— О, сэр, новости принес булочник. Он как раз проходил мимо, а там стоит машина доктора Тейлора и полицейская, из Ледлингтона! Девушка мертва, сэр, это точно! Ее нашла мисс Пенни, когда пришла, а потом побежала к мисс Эклс… А мисс Эклс позвонила доктору, а уж он вызвал полицию! Но никто уже не смог помочь!

— Вы уверены?

— Слово свято!

Ее ответ вызвал слабую улыбку Джейсона. «Слово свято… ничего себе новости! Но неужели Конни Брук умерла?!»

Молодой человек недавно прибыл из мест, где смерть собирает столь обильную жатву, что реагируешь только на смерть самых родных и близких, но ведь здесь — мирная английская деревня, живущая спокойной и безопасной жизнью. Да и с Конни они были знакомы всю жизнь. Простенькое, застенчивое создание, никому не интересное, но очень привычное.

— Я должен идти, — бросил священник и протиснулся мимо экономки в прихожую, дверь за ним закрылась.

Джейсон видел, как дядя почти бежит к калитке в своем мешковатом мятом костюме. Шляпу, конечно, он забыл.