Станах начал строить пирамиду магу еще до того, как закатились луны. Ходивший в дозоре по вершине холма Тьорл подумал, что гном строит пирамиду с равнодушием каменщика, выкладывающего стену чужого дома. В основу пирамиды Станах положил крупные камни – их он скатил с вершины холма. Гном не Просил помощи, но и не стал возражать, когда Тьорл, сказав Кельде, чтобы она подежурила вместо него, принялся таскать камни для пирамиды. Они не сказали друг другу ни слова, оба очень устали, и каждый думал о своем. Когда рассвет окрасил небо холодным голубым светом, пирамида была построена и была готова принять тело мага.

К рассвету Тьорл для себя все решил. Подошла Кельда, он с благодарностью взял фляжку с водой из ее руки; напившись, протянул фляжку Станаху.

– Подожди, Кельда, – сказал Тьорл, увидев, что она хочет снова вернуться на вершину холма.

Повернувшись спиной к пирамиде, Станах осмотрелся вокруг. Затем снова повернулся к пирамиде. Лицо гнома было непроницаемо, его большие руки беспрестанно двигались, машинально оглаживая большой плоский камень в основании пирамиды.

– И что теперь?

Тьорл осторожно подбирал слова.

– Пришло время решить, что мы будем делать дальше. Станах.

– Я иду в Торбардин.

Тьорл кивнул:

– Да, я думаю, ты должен вернуться в Торбардин.

Эльф взглянул на Лавима и увидел, что тот, скрестив ноги, сидит возле мага. Он удивился; ему казалось, что легкомысленному кендеру неведомо, что такое скорбь.

– Тьорл, – сказал Станах. – Я иду в Торбардин и беру с собой Меч Бури. – Он улыбнулся, но в его черных глазах никакого веселья не было. – Если ты не пойдешь со мной, я буду рад передать от тебя привет Хауку. Конечно, если он жив.

– Однажды ты уже пел эту песню, гном, – резко оборвал его Тьорл.

– Возможно, он жив. Не хочешь проверить? – Гном кивнул головой в сторону пирамиды, ожидающей тело Музыканта. – Ты пока что строишь такие сооружения довольно неуклюже. Пойдешь со мной – попрактикуешься.

– Зато ты уже весьма искусен в строительстве, – холодно усмехнулся Тьорл. – Кажется, твои друзья не живут долго, Станах. Сколько пирамид ты построил с тех пор, как ушел из Торбардина?

Молчаливо стоявшая между ними Кельда вдруг обеими руками схватила Тьорла за плечо.

– Перестань, Тьорл, перестань!

Станах перехватил руку эльфа.

– Ты же сам видишь, сколько уже смертей случилось из-за этого Меча. И будет еще больше, если Меч не вернется к тем, кому он принадлежит. Или ты не согласен, Тьорл?

Тьорл промолчал. Станах говорил правду, и эльф не мог этого отрицать. Он взглянул на Кельду, все еще стоявшую между ними. Свет нового дня золотил ее рыжие волосы. Одетая в охотничий костюм, с Мечом Бури на поясе – неужели это та самая испуганная девчонка, с которой он познакомился совсем недавно?! Сейчас она выглядела как один из солдат Финна.

Но ведь она-то не должна идти в Торбардин! Девушка только-только научилась сносно владеть ножом, и лишь вчера она научилась ходить с мечом на поясе так, чтобы он при каждом шаге не бил ее по ногам. Она явно не воин. Она просто сельская девушка, бывшая какое-то время барменшей.

Тьорл встряхнул головой и взглянул себе под ноги.

– Вот что я скажу тебе, Станах: я не знаю – жив Хаук или мертв, но твоим словам о Мече я верю. Значит, Меч Бури – больше не меч Хаука. Меч должен быть в Торбардине.

Он услышал вздох облегчения – это вздохнула Кельда – и, подняв голову, взглянул в черные глаза Станаха.

– Однако, прежде чем мы пойдем в Торбардин, нам надо сходить еще кое-куда. – Станах хотел возразить, но Тьорл не дал ему и слова сказать.

– Отряд Финна находится здесь неподалеку. Не только ты надеялся на встречу с друзьями, Станах. Финн наверняка захочет узнать, что случилось с Хауком, и, главное, я должен ему рассказать то, что узнал в Старой Горе о Верминаарде. Тьорл кратко рассказал о планах Повелителя. Лицо Станаха помрачнело еще больше.

– Значит, Верминаард решил напасть на Торбардин?

– Да, – сухо ответил Тьорл. – А ты думал, ваши горы запросто смогут защитить вас от чего угодно и к тому же на вечные времена? Ты думал, война будет идти везде, а ваши горы останутся нетронутым мирным островком? Первые отряды Повелителя, наверное, уже подходят к границам Квалинести. Надвигается зима, и Верминаард, конечно, пожелает начать войну до наступления холодов. Мне кажется, мы поступим правильно, если отправимся к твоей горе сейчас – прежде чем туда явятся орды драконидов… и до того, как на нас нападут те, кто убил мага.

Солнце уже поднялось над деревьями, осветило холм, яркими бликами отразилось на камнях пирамиды Музыканта. Гном медленно поднялся и пошел к телу мага, ничего не сказав ни Тьорлу, ни Кельде.

Кельда видела, как Лавим вскочил на ноги и быстро пошел навстречу Станаху. Глаза девушки были полны скорби и жалости. Когда она взглянула на Тьорла, то он в ее глазах увидел только жалость, одну жалость; эльф почувствовал себя неуютно: жалость эта относилась к нему.

– Это было с твоей стороны жестоко, Тьорл.

– Что именно?

– То, что ты сказал о смерти его друзей.

Она резко повернулась к нему спиной и побежала вниз.

Эльф стал взбираться на холм. И вдруг он вздрогнул – снизу, из лощины, донеслась песня флейты. Это Лавим пытался играть на ней, он терзал флейту до тех пор, пока Станах не отобрал ее у него.

Тьорл побежал по склону к своим спутникам. И дракониды, и злобные гномы, искавшие Меч Бури, – все бледнело по сравнению с тем кошмаром, что создал кендер с помощью волшебной флейты.

Правый глаз и щека гнома Задиры непрестанно дергались, и он никак не мог справиться с тиком.

– Где Малыш?

– Я видел его следы на дороге. Думаю, он скоро вернется. – Добряк переминался с ноги на ногу и наконец выложил единственное, что ему удалось выяснить: – Маг мертв.

Полуденное солнце – для тейварцев столь же тошнотворно-отвратительное, как для человека падаль, – золотыми бликами сверкало на шлеме и кольчуге Добряка и заливало ярким светом каменистые холмы. Южная дорога в Старую Гору, вьющаяся между этими холмами, выглядела узкой коричневой лентой; густой и темный лес окружал один из холмов, что был похож на большую пирамиду. А пирамида, построенная человеком, отсюда была не видна. Вдали, на востоке, сверкали белым и голубым высокие, достающие до самых небес пики Харолисовых гор, а под ними находился Торбардин – их, гномов, родной дом.

Задира сплюнул и подумал, что он, видно, умрет, уже не увидев родного подземелья, – умрет либо от света, либо от ножа Серого Вестника. Он бросил косой взгляд на Агуса. Задира подумал: «Скорее всего умрет от ножа одноглазого Вестника…»

– Откуда ты знаешь, что маг мертв?

– В лесу, на поляне, стоит совсем недавно построенная пирамида, – ответил Добряк.

«Такая же пирамида, возможно, будет построена здесь и для меня, – подумал Задира. – Если я не найду этот проклятый Меч, мои кости будут гнить и рассыпаться здесь на солнце. Рилгар, несмотря на все, что сделал я для него за двадцать лет верной службы, семь шкур с меня спустит из-за этого Меча».

– Ну и что с того, что на поляне стоит пирамида? – проворчал он.

– Но ведь кто-то должен же был построить ее. Это точно пирамида Музыканта. А кто же станет строить ее для мертвого, кроме его друга? Я видел следы трех, а может, и Четырех существ. – Добряк ухмыльнулся и почесал свою спутанную бороду рукой, покрытой шрамами. «Серебром воина» – так называли в Тейваре шрамы, полученные в сражениях. У Добряка их было много. – Один из них точно гном.

Стоявший позади Вулфен зашелся низким горловым смехом. Смехом, напоминавшим лисий лай.

– А кто у него друг? Подмастерье Станах. Ну а кто остальные? И можешь ли ты сказать, куда они направились?

– На восток, в предгорья.

«На восток, в предгорья…» Отлично. Станах идет в Торбардин, и маг уже никогда не сможет его защитить. Задира улыбнулся. Рука Добряка коснулась висевшего на плече арбалета.

– Мы пойдем за ним?

– Да, – сказал Задира. – И мы его прирежем, как цыпленка. Вулфен, пошли.

Мучаясь от головной боли, что причинял ему свет, Задира думал: «И как этот Вулфен смог подняться на залитый солнечным светом холм?!» Услышав, что его зовут, Вулфен поднял голову, повел туда-сюда глазами, похожими на грязные льдинки, и снова засмеялся с завыванием. Он чуял добычу.

Заслышав смех Вулфена, на холм вскарабкался Малыш. Задира тоже стад подниматься на холм.

Одноглазый Агус Серый Вестник – последовал за троицей. Он слышал все их разговоры, но сам рта не раскрывал.

Тьорл был рад, что они вернулись в лес. На холме и даже у его подножия он чувствовал: они у всех на виду, а потому на них легко могут напасть. В лесу, среди деревьев, он вздохнул с облегчением.

Земля здесь была каменистой, то и дело встречались большие валуны; тропа часто терялась среди камней и между корней деревьев. Лес, хоть и выглядел почти так же, как у границы Квалинести, в действительности был другим – здесь начиналось то, что Финн называл «моя трасса». Финн и его отряд из тридцати эльфов и людей устраивали засады чаще всего здесь, на узкой полосе земли между Квалинести и Харолисовыми горами. Наиболее желанной добычей для них были патрули драконидов.

Свою группу Финн называл «Компания Ночной Кошмар»; с тех пор как дракониды появились в обжитых «Компанией» лесах, парни Финна стали охотиться на них, словно волки на зайцев. Люди, населявшие этот район, оказывали отряду Финна помощь всегда и во всем; уж во всяком случае кусок хлеба и кружка воды у них для парней Финна находились непременно. Жители сообщали финну о том, где находятся солдаты Верминаарда, но солдатам Верминаарда об отряде Финна никогда не говорили ничего.

Тьорл чувствовал себя в этом лесу как дома. Через день-два, а может быть и раньше, он найдет Финна.

Или Финн найдет его.

Держа; в руке лук с наложенной на тетиву стрелой, Тьорл шел первым. Вот он оглянулся через плечо, заметил блеск гномской серьги, сверкнувшей в лучах солнца, увидел: Станах идет последним. Меч Станаха был сейчас в ножнах, но Тьорл уже знал, что кузнец выхватывает меч из ножен в мгновение ока. Станах ничего не сказал Тьорлу о том, что он думает о желании эльфа встретиться с Финном, однако эльф был почему-то уверен, что гном одобрил его намерение. Кельда также сочла его слова о том, что надо найти Финна, вполне разумными.

Тьорл снова оглянулся и нахмурился. На поясе Станаха висела флейта Музыканта. Тьорл пытался уговорить Станаха захоронить инструмент вместе с магом, но Станах наотрез отказался.

– Я хороню его, – сказал Станах упрямо, – но не его музыку. Маг – человек Хорнфела, значит, Хорнфелу я и отдам его флейту.

Насколько они поняли, игра Лавима на флейте какого-либо вреда им не принесла. Однако то, что она может приносить вред, для всех было очевидным. Станах сказал: «Не только маг пользовался флейтой для заклинаний, но и флейта сама по себе обладала магическими свойствами».

– Музыкант говорил мне не раз, что у нее есть собственный разум, – рассказывал Станах. – Иногда она играла совсем не то, что он хотел.

Больше гном не сказал о флейте ни слова, но прикрепил ремешок с флейтой к своему поясу и погладил ладонью полированное дерево.

Тьорл посмотрел на кендера, идущего подпрыгивающей походкой рядом с Кельдой; он вдохновенно рассказывал ей какую-то бесконечную и совершенно невероятную историю. Лавим время от времени поднимал глаза от дороги то на Кельду, то на Станаха» то на флейту. На флейту – чаще всего. Тьорл теперь опасался потерять либо кендера, либо флейту. По улыбке Кельды было ясно видно, что она не хочет потерять ни того ни другого.

Правда, эльф не стал задумываться, почему, собственно, его беспокоит, чего хочет и чего не хочет Кельда.

Наступил вечер, когда Тьорл, обернувшись, помахал рукой Станаху, подзывая его к себе. Кельда, уставшая донельзя, опустилась на покрытый лишайником валун и только слабо улыбнулась, когда проходивший мимо Станах ободряюще коснулся ее плеча.

Лавима Тьорл к себе не звал, однако кендер подошел к нему раньше Станаха.

– Почему мы остановились, Тьорл?

Тьорл провел пальцем по тетиве своего лука.

– Мы остановились поохотиться, Лавим. А ты займешься лагерем.

– Но я не…

– Никаких «но», Лавим. Здесь неподалеку есть ложбина – вон в тех скалах. – Тьорл луком показал на деревья, росшие среди камней слева от них. – Там ручей, там же, наверное, ты наберешь и сучьев для костра. – Он отдал кендеру свою фляжку, а Станах – свою. – Лавим, сперва наполни фляжки водой, а потом разожги костер.

Кендер нахмурился, его лицо покрылось густой сетью мелких морщинок.

– Знаешь, в последнее время я только тем и занимаюсь, что обустраиваю вам стоянки! Почему это Станах может ходить на охоту, а я должен только разделывать дичь, собирать валежник да разводить костры? – Он вытащил из-за спины свой хупак и пристально посмотрел на них – сначала на одного, потом на другого. – Между прочим, я тоже хороший охотник.

– Никто в этом и не сомневается, кендерочек, – растягивая слова сказал Тьорл. – Единственное, в чем я действительно сомневаюсь, так это в том, что ты вернешься вовремя, если вдруг какая-нибудь птица, или куст, или облачко привлечет твое внимание.

Лавим обиделся и хотел возразить, но Станах заговорил первым:

– Он имел в виду не то, что сказал, Лавим. Он хотел сказать… – Станах запнулся. Если честно, Тьорл сказал именно то, что думал и сам Станах. Он решил сменить тему разговора. – И кроме всего прочего, ведь кто-то же должен остаться с Кельдой?!

– Да, но…

– Этот кто-то не кто иной, как ты, Лавим. Ведь ты же не хочешь, чтобы у нее было плохое настроение, правда?

– Нет, разумеется, не хочу, но я не понимаю, почему, если я останусь…

Тьорл собрался уже сказать что-то резкое, но Станах жестом попросил его помолчать.

– Если останусь я или Тьорл, она, конечно, будет знать, что ей не о чем беспокоиться. Но ведь в этом случае она будет думать, будто мы сомневаемся в том, что она может в случае чего постоять сама за себя, верно?

– А вы разве не сомневаетесь в этом?

– Если бы она могла постоять сама за себя, было бы просто замечательно. Но она не может. Зато ты можешь и защитить ее, и помочь ей во всем. Причем гораздо лучше, чем мы! Ты и только ты подходишь для этого, Лавим.

Кендер продолжал упрямо гнуть свое:

– Кельда уже метко бросает нож. Я сам учил ее и…

– И она так быстро уже всему-всему научилась, да? Тебя послушать – скоро мы должны будем у нее учиться!

Лавим набрал полные легкие воздуха, резко выдохнул:

– Нет, разумеется, нет. Я еще не успел научить ее обманному броску через плечо да и многим другим вещам. Но, Станах, я…

– Так что же это получается? Ты, значит, можешь спокойно уйти и оставить ее одну и даже не будешь беспокоиться о том, найдем ли мы ее здесь, когда вернемся? – Он нарочито тяжело вздохнул. – Видно, в одном я всетаки заблуждался…

Лавим перебил Станаха:

– Ну, ну, в чем ты заблуждался?

– Я был просто уверен, что ты. взял Кельду под свою защиту. Знаешь, ведь когда ты учил ее бросать нож, когда рассказывал ей всякие истории, ты же защищал ее от усталости и от страха. – Станах смотрел на кендера совершенно невинно. – Но, видно, я заблуждался, да, заблуждался.

Тьорл спрятал улыбку, а Лавим, ногой пиная по дороге камешки, пошел к Кельде.

– А ты, оказывается, так красноречив! По-моему, еще никому не удавалось в чем-то переубедить кендера; но, возможно, никто просто и не пытался этого сделать.

Станах пожал плечами.

– Просто он действительно любит Кельду, только на это я и рассчитывал. Однако вряд ли я смогу переспорить его в следующий раз. – Он показал пальцем на лук Тьорла, сказал насмешливо: – Я полагаю, на ужин у нас будет куропатка?

– А может, это ты накормишь нас беличьим мясом, а?

Станах ничего не ответил и пошел за эльфом в лес.

Звезды обещали, что следующий день будет ясным. Обе луны, красная и серебристая, заливая лес призрачным светом, высоко поднялись в ночном небе. Тени, как привидения, ползли по земле. Лавим наклонился к ручью и зачерпнул ладонью ледяную воду, потом присмотрелся: на дне ручья, отражая лунный свет, что-то блестело.

Лавим опустил в ручей руку и достал со дна сверкающий камень величиной с его кулак, Красно-коричневый, с переливающимися зелеными прожилками камень, казалось, мерцал в слабом лунном свете. На его поверхности танцевали отблески белого и желтого цветов.

Подобно золоту и алмазам!

Ладно, скорее всего, это, конечно, не золото и не алмаз, а нечто иное, название чего знают только гномы.

Кендер сунул камень в один из своих кошельков, сел на корточки и взглянул на блики лунного света, скользившие по поверхности воды. Позади него залаяла в кустах лисица. Ночная хищная птица – наверное, сова – закричала где-то невысоко в небе, кролик в панике юркнул в свою нору.

Сухие листья непрестанно шуршали под ногами обитателей леса, кого-то преследующих и от кого-то спасающихся.

«Интересно, – подумал кендер, – почему это говорят: «тихий, как ночной лес»? Да в ночном лесу шумно, как на ярмарке!»

Лавим тихонько засмеялся. Что-то в последнее время он начал частенько разговаривать сам с собой.

«Возможно, старею, – подумал он. – Люди считают, что старик говорит сам с собой потому, что знает: он сам и есть тот единственный, кто даст ему правильный ответ на все вопросы».

Лавим уселся поудобнее и стал наблюдать за ночным лесом, освещенным лунным светом.

«Нет, – подумал он, – я ведь размышляю, а не просто беседую сам с собой, значит, я вовсе не так уж и стар. Шестьдесят лет – разве же это возраст? Может, мои глаза и стали видеть хуже, чем. раньше, но разве не я помог молодому Станаху спастись от драконидов?!»

Он улыбнулся: «Верно. И поскольку мы рассуждаем о Станахе…»

О, как хотелось Лавиму вновь – совсем ненадолго – взять в свои руки флейту мага. Но Станах берег ее и не спускал с нее глаз.

«Все, чего я хочу, – говорил сам себе Лавим, – это взять флейту на минутку или две… Я понимаю, она дорога ему, потому что Музыкант был его другом, и таким хорошим другом! Бедный Станах. Ему, наверное, так одиноко без Музыканта! Особенно сейчас, вдали от дома родного. Хотя он и будет безумно счастлив, если ему удастся принести Меч в Торбардин. Да, о чем это я? Ага, правильно, о флейте. Станах должен будет ужасно обрадоваться, когда найдет ее снова, – ну если я всетаки сумею взять у него на время флейту».

Лавим усмехнулся, глядя на красную и серебристую луны. Он не сомневался, что сумеет заполучить флейту, – это всего лишь вопрос времени.

Флейта не выходила из головы кендера с той минуты, как он впервые увидел ее. Он сумел извлечь из нее всего две или три ноты, прежде чем Станах отобрал ее у него. Теперь Лавиму нестерпимо хотелось знать: какого рода заклинания живут в магической флейте? Может быть, те заклинания, которые научат хорошо петь?

Лавим обхватил согнутые колени руками. Да, заклинания, которые учат хорошо петь… Он ничего не понимал ни в песнях, ни вообще в музыке, но он уже знал, как должен играть на флейте мага, если снова возьмет ее в руки.

Кендер поднялся на ноги; Время шло, земля уже стала совсем холодной, а он еще не поймал никакой дичи на завтрак. Правда, ему этого и не поручали.

Он скользнул в лес, думая о флейте, кроликах и о куропатке, принесенной Тьорлом.

Поднимавшийся от горки углей дымок благоухал жареной куропаткой. Станах смотрел сверху на стоянку и удивлялся: когда же кендеры спят? Лавима нигде не было видно. У костра спала Кельда. Тьорл спал под кустом боярышника сидя, положив голову на согнутые колени.

Станах стал спускаться с холма к стоянке. Теперь дежурить должен Тьорл. И все, что Станах сейчас хотел, – немножко погреться у огня, а потом найти не слишком каменистое место и поспать.

Деревья отбрасывали слегка колеблющиеся в свете костра черные тени. Станах посмотрел на Меч Бури, лежавший под согнутой рукой Кельды, и увидел отблеск огня на стали. Клинок был наполовину обнажен, и Станах тихонько, чтобы не разбудить Кельду, вложил его обратно в ножны.

Вот его рука коснулась неровности на рукояти… Он как раз собирался сгладить ее, на мгновение отвернулся от Меча, и тут пламя вспыхнуло в его глазах, и он, прежде чем свалился без чувств на каменный пол кузницы, ощутил, как течет по шее кровь.

Пульсировавший сейчас в стали темно-красный свет не был отражением огня. Подумав минутку, Станах вынул Меч Бури из ножен – вынул так осторожно,, что Кельда не проснулась и не забеспокоилась во сне. Он медленно встал и шагнул в сторону. Меч Бури кузнец держал на вытянутых руках.

Киан умер за этот Меч. И маг тоже.

«Слуги Рилгара, конечно, искали мага, когда он исчез. И конечно, они видели пирамиду. Мне не следовало ее строить», – думал Станах. Он встряхнул головой. Нет, тейварцы все равно рано или поздно обнаружили бы тело Музыканта. По карканью ворон. Станах вздрогнул.

«Делай то, что ты должен делать». Это были последние слова мага, сказанные ему.

«Я и делаю то, что должен», – подумал Станах.

Что он хотел сделать? Найти Музыканта, взять Меч у Кельды, и идти к Хорнфелу, и оставить своих спутников умирать: ведь их, конечно, схватят тейварцы. А ему-то что за дело?!

Станах взглянул на Кельду. Читать в ее сердце ему было так легко! Но когда же она сама поймет, что по уши влюбилась в бродягу, отдавшего ей Меч?!

«Поймет, когда узнает, что он мертв», – прошептал Станах.

Он посмотрел на Королевский Меч, лежавший сейчас на его ладонях. Конечно, ему надо было забрать Меч в первую же ночь в Квалинести. Он должен был с легким сердцем оставить и Кельду, и Тьорла, и Лавима в лесу и немедленно отправиться в Торбардин. Поскольку он тогда этого не сделал, то теперь поступил так, как ему казалось наилучшим: позволил Кельде самой нести Меч в Торбардин. Он позволил ей любить мертвого человека. «Прости меня», – сказала Кельда, когда он сидел у тела друга. Она положила на его руку свою, без слов говоря, что по крайней мере в этот момент он не одинок. Она утешала его, как родственная душа, как сестра. Нет, он никак не может сейчас уйти от своих товарищей, оставить их тейварцам. Станах встал на колени возле Кельды и вновь вложил Меч Бури в ножны.

«Ну что же, – думал Станах, – понимаешь ли ты меня? Ты тоже одинока, потеряла родных и друзей. Да, ты понимаешь меня, моя маленькая сестра». Он потуже затянул тесемки на ножнах и пошел будить Тьорла.