Почему я не стала адвокатом? Это вопрос пришел мне в голову, когда я сидела на краю ванны, завернувшись в халат, и смотрела, как стекавшие с моих мокрых волос капли образовывали лужицу на линолеуме. Я подошла к окну, подняла плотную штору и увидела освещенные окна: там семьи садятся за стол и смотрят теленовости. Я знаю, почему я не адвокат: потому что в тот день, когда мне надо было защищать дипломную работу, мы с отцом в магазине похоронных принадлежностей выбирали гроб.

Я вышла из ванной и растянулась на постели.

На коврике стояла обувная коробка со сложенными письмами, и если нагнуться, то можно их увидеть.

27 января '86.

Я прождала А. час перед памятником Трилусса. Ты помнишь фильм «Керель»? Жанна Моро ему говорит: «Наконец. Почему тебя пришлось так долго ждать? Ты хочешь причинить мне боль? Хочешь уничтожить меня? Я так сильно, так отчаянно хочу тебя…» А он: «Да о чем ты говоришь? Чего плачешь? Почему ты меня хотела? Хочешь знать, кого ты хотела?..»

Любовника моей матери я видела только тогда, в церкви, в день похорон. Коренастый мужчина под метр семьдесят, черные глубокие глаза и щеки гладкие, как у ребенка. Он стоял, выпрямившись, в темном пальто, перед входом в церковь, опустив взгляд в землю. Потом он долго, с грустной улыбкой, смотрел на Аду. Во время мессы я обернулась, но его уже не было.

Больше я его никогда не встречала и не знала, как долго длилась их любовная связь с моей матерью, но ясно было одно, что даже он не смог сделать ее счастливой.

Моя мать не часто смеялась, но если начинала, то ее нельзя было остановить.

— Иллария, прекрати, — просил ее мой отец. Они никогда не ругались, но и не показывали пылкого проявления чувств. Я думала, что они любили друг друга тайно. Ада мне сказала, что противоположности притягиваются.

У мамы было свое видение, свой мир тревожных внебрачных ожиданий и ее таблетки. Я до сих пор вижу быстрое движение ее руки ко рту, куда она кидала таблетки, не запивая, заглатывая их с закрытыми глазами, и только тогда, когда ее мозг отключался, она обретала покой.

— Мама была слишком чувствительной, — произнесла Ада пронзительным голосом, с го рящим взглядом, через несколько месяцев после похорон.

— Ах, уж эти чувствительные! — взорвалась тетя. — Всегда готовы кричать от боли, если кто-то наступит им на ногу, но никогда не замечают, когда они сами наступают на других!

После этих слов они, как полагается, стали оскорблять друг друга, а мой отец говорил с кем-то по телефону и даже не слушал их. Сестра окинула меня изумленным ледяным взглядом «Почему ты молчишь?» — можно было прочитать в ее глазах.

Однажды вечером, возвращаясь домой с урока английского языка, я застала отца на кухне. Он сидел в темноте рядом с балконной дверью, выходившей в сад. При виде этого грустного, беззащитного человека, который всегда был тверд, как кремень, меня чуть не вырвала Для нас троих те ночи казались бесконечными. Сидя за столом, накрытым клеенкой в цветочек, мы казались чужими. Во время ужина он жаловался на боли в ребрах от смены погоды, а потом, когда оставался один, а мы поднимались в нашу комнату, доставал из буфета бутылку с анисовым ликером.

В двенадцать часов дня меня разбудил телефонный звонок. В полумраке я открыла глаза и босиком помчалась в гостиную, чтобы взять трубку до того, как сработает автоответчик. Алессандро Даци голосом дублера поздоровался со мной.

Довольно невежливо я объяснила ему, что у меня выходкой; он извинился и, чтобы испра виться, предложил вместе позавтракать. Я отказалась под предлогом, что завтра еду в Рим искать его Анджелу — «ту единственную любовь в его жизни».

В полдень я заказала билет в Рим и обратно, намазала просроченным кремом-депилятором ноги и подмышки и включила телевизор. Показывали фильм про женщину, которая обвиняла отца в сексуальных злоупотреблениях, которые он совершил над ней, когда она была несовершеннолетней. В семь часов вечера раздался звонок, который был для меня неожиданностью. Звонил Андреа Берти, он сказал, что телефон ему дал Тим. Покашляв и что-то бормоча, он в конце концов дошел до цели своего звонка; не поужинала бы я с ним, если у меня нет других дел? Мое молчание затянулось до неприличия, и он повторил свое предложение.

— Почему бы и нет, — ответила я.

Через час я припарковалась на улице Д'Адзелио и прошла пешком всю улицу Сольферино под проливным дождем. В двух шагах от ресторанчика «Требби» за моей спиной раздался голос: «Quo vadis, baby?» Обернувшись, я увидела улыбающегося Андреа Берти.

Мы вошли в теплое помещение ресторана и повесили мокрые куртки. В углу стояла подставка с меню. Я сразу закурила и заказала литровый графин красного вина.

Меня пугало, что нам не о чем будет говорить, поэтому первые четверть часа я расспрашивала его о Тиме и о том, как идут дела на факультете. Когда официантка принесла пирожки с тыквой, его нога коснулась моей. Я отодвинулась и стала есть.

Вошла парочка и села рядом с нашим столом.

— Почему ты смотришь на всех с таким видом? — спросил меня преподаватель.

— Прости, с каким видом?

Он улыбнулся.

— Понятно. Все — потенциальные враги.

— Почему у тебя нет женщины?

— Ты слишком спешишь.

Не прекращая жевать, я кивнула головой.

— В жизни людей случаются вещи…

— Я поняла. Она бросила тебя ради твоего лучшего друга.

У него был низкий и приятный смех.

— Не все так просто.

— Тогда объясни.

— Прости, не хочется.

Я пожала плечами.

— Мне приходится раскрывать тайны, а люди ищут, как бы спрятаться.

— Может быть, ты слишком впускаешь работу в свою жизнь?

— Возможно. — Я вытерла салфеткой губы.

На второе Андреа Берти заказал овощной салат, а я — филе курицы с зеленым перцем.

— Ты не похож на застенчивого человека, — сказала я.

— А на кого я похож?

— На интеллектуала, который демонстрирует свою иронию и критический ум.

Он рассмеялся и хлопнул себя по колену, как будто я сказала остроумную шутку.

— Знаешь, мне не нравятся сегодняшние сорокалетние…

— Почему?

— Они мне кажутся подростками со стареющими телами.

— Жаль, — шутливо произнес он, — я встречаюсь только со своими ровесницами.

Я выпустила дым в его сторону, и он принялся тереть глаза.

Мне нравится, когда на меня внезапно находит, без прелюдий. Мое тело оживает, а голова освобождается от всего остального. Это все равно что танцевать танго…

— О чем ты думаешь?

— Что?

— Я спрашиваю, о чем ты думаешь?

— Прости, забылась. Ни о чем.

В моей голове крутились глупые фразы из писем Ады, и я ощутила прилив энергии, передавшийся от меня к нему.

— А ты какую историю хотела бы услышать? — неожиданно спросил он.

— Никакую.

— Кто в этом виноват?

— Немногим мужчинам удается это.

— Что именно?

— Влюбиться в меня.

Он двусмысленно улыбнулся.

— Это вызов?

— Ну вот еще, я никогда не умела кокетничать. Будешь десерт?

Когда мы вышли из ресторана, Андреа Берти попросил меня подвезти его до дома. Я прикинулась, что не знаю улицы, где он живет, и ему пришлось объяснять мне дорогу. Я остановила машину перед домом номер пять, и он предложил подняться к нему и выпить настойку или ликер. Я согласилась. Мы поднялись на третий этаж, он, видимо, нервничал, так как не сразу нашел ключ. Наконец мы вошли, и Андреа зажег свет в коридоре. В зеркале во всю стену я увидела собственное отражение, которое затягивалось сигаретой, словно это была кислородная подушка Андреа Берти взял мою сигарету и потушил ее в подставке под цветочным горшком. Мы поцеловались.

Я успела заметить книги о кино, стоявшие стопками в стенном книжном шкафу, на полу валялись пара трусов и кроссовки «Адидас», темные шторы на окнах, пищевые добавки на кухонном столе и большого кота с бездонным взглядом, свернувшегося калачиком на серванте, заставленном кассетами. Андреа открыл матовую стеклянную дверь спальни, не отрываясь от поцелуя.

Мы разделись. Я слышала его охрипший голос и слова, ощущала его напряженный от нестерпимого желания член, запах мыла под его подмышками. Пока он меня опрокидывал, переваливал, облизывал, ласкал, я снова чувствовала себя десятилетней девочкой, и все было в порядке, моя мать говорила по телефону со своей подругой Терезой, моя сестра декламировала перед зеркалом стихотворение Рильке «Слепая», а отец должен был вернуться не раньше чем через час. Достаточно было ополоснуть в ванной лицо холодной водой, чтобы вернуться на землю. Андреа Берти спал, а я бродила по квартире на цыпочках и не могла удержаться от поиска улик, старых фотографий, бумаг в ящиках. Кот не отходил от меня ни на шаг: это создание не сможет донести на меня. С чувством облегчения, что ничего не обнаружила, я оделась и вышла из квартиры.

Дома я схватила коробку с письмами Ады и спрятала ее под ту же кучу кофточек в тот же самый шкаф.