Прошло шесть мучительных дней и пять невыносимо одиноких ночей, а от Вильяма не было никаких вестей. Он даже не позвонил, чтобы сообщить, что нормально доехал.

Дороти страдала, но обижаться на Вильяма не имела права. Он никогда не обещал ей ничего постоянного и женился на ней вовсе не потому, что этого хотел. Их брак сильно отличался от брака Филиппа и Клэр, потому что носил отвратительное название «фиктивный».

Наверное, и его к нам отношение было не чем иным, как фикцией, думала Дороти, и ее сердце обливалось кровью.

Тедди с утра до вечера засыпал ее вопросами, и она объясняла молчание Вильяма разными выдумками и отговорками.

Когда-то он повзрослеет и поймет, что о нем просто-напросто забыли, думала она с горечью. Что он не нужен! Не нужен еще одному человеку, в душе которого тоже не зародилось достаточно любви, чтобы с нами остаться…

Послышался шум подъезжающего к дому автомобиля. Ухватившись за вспыхнувшую в ней искру надежды, Дороти выскочила на крыльцо. И с разочарованием увидела знакомый черный джип.

— Привет, Дороти! — крикнул Филипп, выходя из машины.

— Привет, — ответила Дороти. — Пойдем в дом, там прохладнее.

Они прошли в кухню и сели за стол.

— Я хочу с тобой поговорить, — начал Филипп.

— О чем? — Дела в данный момент Дороти не интересовали. Она сильно сомневалась, что проявит к ним интерес и в будущем.

— Во-первых, я хочу извиниться перед тобой за то, что заговорил о своих планах насчет объединения наших хозяйств с одним Вильямом, — сказал Филипп. — Клэр права, я допустил ошибку. Мне следовало побеседовать с вами обоими.

Дороти пожала плечами.

— Понимаешь, на протяжении последнего года мы с тобой плохо ладили, — продолжил Филипп. — Вот я и не решился обсуждать свою идею с тобой.

— Все это в прошлом, Фил, — прервала его Дороти, поднимаясь из-за стола и доставая из холодильника бутылку охлажденной минеральной воды. — Обиды я на тебя не держу, а о своих планах тебе придется забыть. Вильяма нет. — Она наполнила водой два стакана, поставила их на стол и опять села.

— Как это нет? — Филипп удивленно вытаращил глаза.

В душе Дороти опять затеплилась надежда.

Может, он звонил Симмонсам? — подумала она. И сказал Филиппу, что скоро вернется?

— Чему ты так удивляешься, Фил? Разве Вильям не говорил тебе, что уедет?

— Говорил, — пробасил Филипп. — Но я подумал, что он тут же вернется…

— Его дом в Аберистуите, — спокойно объяснила Дороти.

— Теперь его дом здесь! — возбужденно прогремел Филипп. — Тут у него семья — мы с Роджером и Мэтью, вы с Тедди, разве не так?

Дороти покачала головой.

— Вильям никогда и не настраивался на то, что останется в Кардиффе навсегда. Я с самого начала знала, что он поживет с нами совсем недолго, поможет выбраться из кризиса и уедет. Трудные времена миновали, ферма ожила, и у нас с Тедди все уже в порядке. Чья-либо поддержка нам больше не требуется.

Филипп слегка склонил голову набок и пристально взглянул соседке в глаза.

— Ты в этом уверена?

— Абсолютно, — ответила Дороти, стараясь выглядеть невозмутимой.

— А почему у меня такое чувство, что ты кривишь душой? Тебе не кажется, что ты обманываешь саму себя? — спросил Филипп. — Вильям не просто помог вам, он стал частью вашей семьи. Вы с Тедди нужны ему, и, вот увидишь, он обязательно к вам вернется.

Дороти вздохнула, внезапно почувствовав, что совершенно напрасно разыгрывает перед соседом сильную, равнодушную, не нуждающуюся в любви женщину.

— Я почему-то очень сомневаюсь, что он вернется… — пробормотала она, и ее голос дрогнул.

— Вернется, вернется! — Филипп добродушно похлопал ее по руке. — Дай ему время! Он должен осознать, что его чувства к вам с Тедди настоящие и сильные. Мужчины дольше и мучительнее, чем женщины, приходят к главным в жизни выводам. Поверь мне. — Он помолчал. — Особенно трудно решиться на серьезные отношения Вильяму. Ему, в отличие от нас с Роджером и Мэтью, не повезло. Ему не повстречался на пути подобный Джону Берри человек. Человек, который научил бы его главному — любить семью и позволять любить себя.

Дороти слушала его, затаив дыхание. Странно, но слова этого грубоватого, с детства знакомого ей парня служили утешением, в котором она так нуждалась.

— Вильям всегда был одинок. И боится расстаться со своим одиночеством. Но он сумеет побороть в себе этот страх, помяни мое слово.

Выпив минеральную воду, Филипп с удовольствием крякнул и засобирался.

— А о моем предложении ты все же подумай, — сказал он, поднимаясь со стула. — Я не желаю тебе зла, Дороти. И никогда больше не намекну на то, что хочу купить твой дом. Он мне больше не нужен, так и знай.

— Я подумаю над твоим предложением. Обещаю, — ответила Дороти. — Когда приму решение, позвоню.

— Договорились! — воодушевленно воскликнул Филипп. — Кстати, чуть не забыл тебе сказать: сегодня утром у нашего дома остановился какой-то пожилой человек на «ягуаре». Спросил, как найти вас с Тедди. Не беспокойся, я ничего ему не сказал.

Дороти насторожилась.

— Что это был за человек?

— Он назвался Альфредом Гринуэем, — ответил Филипп. — Знаешь, кто это такой?

У Дороти перехвалило дыхание. Она сильно побледнела.

— Знаю. Дед Тедди. Он хочет забрать у меня сына!

Сидя за письменным столом в душном кабинете, Вильям потер глаза. В последние две недели он работал так много, что едва успевал поесть.

Туристов в это время года было, как обычно, видимо-невидимо, строительство нового спортзала благополучно началось, один из бассейнов ремонтировали. Дела шли полным ходом по заранее намеченному плану, но должного удовлетворения Вильяму почему-то не приносили.

Он откинулся на спинку стула, и перед его глазами возник образ женщины с блестящими черными волосами.

Это чудесное создание подарило ему несколько недель счастья, счастья, называемого семейной жизнью, дало возможность прикоснуться к мечте.

Может быть, и хорошо, что Оливер вызвал меня тогда, подумал он, прогоняя видение. Все равно эта сказка когда-то должна была закончиться. Я и так зашел слишком далеко… Стал спать с Дороти в одной постели…

По его спине пробежала дрожь, когда в сердце на мгновение ожили те ни с чем не сравнимые ощущения абсолютной близости с женщиной. Он покачал головой, тяжело вздохнул и склонился над бумагами.

Зазвонил телефон.

— Мистер Доусон, вас хочет видеть один человек, — послышался из трубки голос секретарши. — Говорит, ему необходимо срочно обсудить с вами какие-то семейные вопросы.

О, нет! — мелькнуло в голове Вильяма. Лицезреть Альфреда Гринуэя в собственном кабинете я не желаю.

— Что это за человек?

— Его фамилия Симмонс.

От радости Вильям чуть не выронил из руки трубку.

— Я приму его немедленно, Джойс.

Когда на пороге его современно обставленного кабинета появился Филипп, Вильям вскочил со стула, подлетел к двери и похлопал брата по плечу.

— Фил, что ты здесь делаешь? Что-нибудь стряслось? С Дороти или с Тедом?

— Нет, они в полном порядке, — как всегда громко ответил Филипп. — Я приехал только для того, чтобы попытаться вправить тебе мозги. А еще, чтобы сообщить, что возникли некоторые проблемы. Ты должен немедленно приехать в Кардифф. — Он обвел пренебрежительным взглядом почти голые стены и полки с папками. — Как ты можешь целыми днями сидеть в этой клетке?

— Я не только сижу в этой клетке, — ответил Вильям, усмехаясь. — Мне приходится много ездить, постоянно общаться с людьми…

— И это доставляет тебе удовольствие?

— Это меня увлекает и приносит мне прибыль. — Вильям указал на стул у стены, а сам вернулся за стол. — Присаживайся.

— В этом городе красиво, но слишком шумно и людно. Ты одинок в этой толпе, в этой бессмысленной суете и боишься расстаться со своим одиночеством, — произнес Филипп, опускаясь на стул.

— Я привык к такой жизни, — сказал Вильям задумчиво. Прямолинейное высказывание брата задело его за живое.

— А ты не подумал, что, держась за свои привычки, ты упускаешь самое главное в жизни? — спросил Филипп, подаваясь вперед. — Твое место в Кардиффе, когда ты наконец-то осознаешь это? Там у тебя семья.

Как приятно было слышать подобные слова! Но Вильям знал, что мечты иллюзорны, что верить в их осуществление — верх наивности.

— Я не такой, как ты, или Роджер, или Мэтью, Фил! — сказал он устало. — Пускать корни, обзаводиться детьми — все это не для меня. Я не знаю, что такое семья. В моей жизни не было Джона Берри.

— Зато у тебя есть братья! — воскликнул Филипп. — И Дороти с Тедом.

При воспоминании о племяннике у Вильяма потеплело на душе. Он прекрасно знал, что мальчик ждет его и нуждается в нем, но даже не давал ему о себе знать.

— Я собирался позвонить Теду в день рождения… Но не знаю, смогу ли… Дел сейчас просто уйма… — пробормотал он.

— Можно подумать, на звонок у тебя уйдут целые сутки! — Филипп посмотрел на него с укором. — Леонард обратился к тебе перед смертью, как к единственно верному человеку. Он понадеялся, что ты позаботишься о его сыне, а ты не оправдал его надежд.

— Почему же? Я сделал для Тедди все, что было в моих силах. И в будущем планирую поддерживать с ним отношения. — Вильям потер висок. — Но в данный момент у меня слишком много работы…

Филипп фыркнул.

— Думаешь, Тед будет ждать, пока ты освободишься? Не успеешь и глазом моргнуть, как он повзрослеет! И вымолить у него прощение за невнимательность и пренебрежение его чувствами тебе не удастся.

— Я ответственен лишь за «Мэндерс Туэрз». Здесь мое место, — заявил Вильям больше из духа противоречия.

— Вот как? — процедил Филипп сквозь зубы. — Тогда тебе вообще не следовало показываться в наших краях.

Вильям ничего не ответил. Слова Филиппа полоснули по его израненному сердцу острой бритвой. Он хотел постоянно находиться рядом с Дороти, хотел стать для Теда отцом. Но боялся, что не справится ни с ролью родителя, ни с ролью мужа, ведь он не знал, каким должен быть настоящий семьянин.

— Отца из меня не выйдет…

— Глупости! Я видел, как ты общаешься с мальчишкой, ничего другого ему и не требуется! — прогремел Филипп. — Ты любишь его, любишь и Дороти.

Вильям напрягся. Ему не хотелось говорить о чувствах. Все, к чему он стремился, так это к тому, чтобы не причинить Дороти и Теду боль. А добился совершенно противоположного.

— По-моему, я зря сюда тащился! Ты непробиваем, — проворчал Филипп, поднимаясь. — Напоследок скажу тебе одну вещь: представь себе, что у Дороти появится другой мужчина. Что он будет спать с ней в одной постели, любить ее и ее сына как настоящий муж и отец.

Вильям невольно стиснул зубы. Им овладело внезапное желание что-нибудь разбить, разрушить.

Филипп ухмыльнулся.

— И вот еще что: в Кардифф явился Альфред Гринуэй. Разыскивает своего внука, у всех о нем расспрашивает. Когда я сказал, что возникли некоторые проблемы, имел в виду именно это.

Вильям медленно поднялся со стула.

— Он еще до него не добрался?

— Пока нет, — ответил Филипп.

— Черт бы его побрал! — вскрикнул Вильям. — Фил, если только этот…

— Защищай своего сына сам! — резко прервал его Филипп.

Когда дверь за ним закрылась, Вильям ударил по столу кулаком и принялся нервно расхаживать по кабинету.

Только не стоит суетиться, твердил себе он. Надо все как следует обдумать. Бросить дела прямо сейчас я не могу. Боб только-только вернулся из больницы, доверять управление комплекса кому попало слишком опасно. Но моя семья нуждается во мне, как никогда. Защитить ее некому… Я должен выбрать, что для меня важнее. Именно сейчас.

Он обхватил руками голову.

Дороти наверняка ненавидит меня. Я бросил ее так же, как и Лео. Сможет ли она простить мне эту подлость? Поверит ли вновь? Я люблю ее…

Он остановился на месте и ясно ощутил, что его грудь сдавливает радостное томление. О, это мучительное, ни на что не похожее чувство! Оно присутствовало в нем все время после расставания с Дороти, просто он старался не замечать его.

Ему представилось ее милое лицо — проницательные, блестящие, темные глаза, нежные щеки, так трогательно краснеющие, губы, то упрямо сжатые, то мягкие и влажные. Он вспомнил ее тугое соблазнительное тело, ее умение дарить себя, ничего не прося взамен.

Нет, кое-что она все-таки взяла у меня, не взяла, а бессовестно украла, подумал он, блаженно улыбаясь. Мое сердце.

Ему вдруг стало тесно и душно и показалось, что стены просторного кабинета невыносимо на него давят. Он жил не той жизнью, которой желал, и осознал это только сейчас. С его глаз словно спала пелена, и захотелось сбежать отсюда, причем как можно быстрее.

Только бы она простила меня! — безмолвно воззвал он к Богу и выскочил из кабинета.

Дело близилось к полуночи, когда Дороти вышла на крыльцо со стаканом холодного сока в руке. Она уже приготовилась ко сну, но спать абсолютно не хотела. Завтрашний день обещал быть напряженным, и ей следовало набраться перед ним сил, поэтому-то она и решила подышать свежим воздухом, надеясь, что это поможет заснуть.

Завтра Тедди исполнялось пять лет. Ей не хотелось устраивать большой праздник, но Клэр и остальные Симмонсы убедили ее в том, что для ребенка этот день должен стать особенным и запомниться.

Она прислонилась к деревянным перилам и отпила немного сока. Вечер был теплым, ласковым и навевал грустные мысли.

С тех пор как Вильям уехал, прошло две недели. Но он так ни разу и не дал о себе знать. Не появился даже ко дню рождения Теда, хотя прекрасно знал, что для мальчика это было бы лучшим подарком.

Я должна продолжать жить, как жила, пока не знала его, подумала Дороти. Тогда и Тедди будет легче смириться с судьбой.

Ее грудь наполнила уже привычная боль, а к глазам подступили слезы. Она изо всех сил старалась воспрянуть духом, но безграничную пустоту в сердце, порожденную отъездом Вильяма, нечем было заполнить. Ей хотелось возненавидеть его, но и это у нее не получалось.

Услышав шум приближающегося автомобиля, она стерла со щек слезы и взглянула на дорогу.

В столь позднее время к ним никто не приезжал, разве только в тех случаях, когда происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Дороти напряглась. В общем-то опасаться ей было нечего. Теперь в ее доме жило трое взрослых мужчин — Питер, Сэм и Грегори, человек, которого на двухмесячный срок нанял перед самым отъездом Вильям. Тем не менее ее душу охватила тревога.

Когда машина приблизилась и Дороти при свете луны узнала в ней знакомый «роллс-ройс», ее бросило в дрожь. Спустя несколько секунд дверца водителя отворилась, и на дорогу вышел Вильям.

Сердце Дороти заколотилось так громко и неистово, что она не слышала шума шагов Вильяма, направившегося прямо к ней.

— Привет, Дороти! — воскликнул он, приблизившись.

Она вспомнила, что на ней лишь ночная сорочка и легкий халатик, и покраснела. Хорошо, что было темно и Вильям не мог видеть цвета ее щек.

Мог бы и предупредить нас о своем приезде! — с неожиданной злобой подумала она. И произнесла, с трудом заставляя свой обмякший язык двигаться:

— Что тебе нужно?

— Я хочу серьезно поговорить с тобой.

Дороти поджала губы.

А я не желаю повторно позволять тебе над нами издеваться, подумала она. В этот момент хлопнула дверь пристройки, и через несколько секунд из темноты вынырнула долговязая фигура Питера.

— Все в порядке, Дороти? — спросил он.

Не успела она и рта раскрыть, как за нее ответил Вильям.

— Это я, Питер! Прости, что разбудил тебя.

— Не извиняйся, Вилли. Очень рад твоему возвращению! — ответил парень и пошел назад.

Дороти чуть не окликнула его, но вовремя передумала. Разобраться с Вильямом ей следовало самостоятельно, без посторонней помощи.

— Очевидно, ты приехал, чтобы забрать оставшиеся вещи. Пожалуйста, сделай это как можно тише и быстрее. Не дай Бог проснется Тедди. Потом опять будет мучиться.

Она шагнула к двери, но приостановилась и добавила через плечо:

— Кстати, я решила, что должна вернуть тебе деньги. Наши дела налаживаются. Скоро я буду в состоянии с тобой рассчитаться.

Вильям схватил ее за руку.

— Я ведь сказал, что приехал, чтобы поговорить с тобой, Дороти. Деньги меня не интересуют.

Она нехотя повернулась и взглянула ему в глаза. И лучше бы этого не делала: ее сердце мгновенно окатила волна горячих чувств.

— Я наделал множество ошибок, — начал Вильям. — Но, поверь, никогда не желал обидеть ни тебя, ни Тедди…

— Замолчи! — отрезала Дороти. — Меньше всего на свете я нуждаюсь в твоей жалости, Вильям Доусон Гринуэй! — Она резко повернулась и опять рванула к двери, боясь, что расплачется прямо перед ним.

— Мне тяжело без вас, Дороти, ужасно тяжело! — торопливо проговорил Вильям, сильнее сжимая ее руку и не давая ей уйти.

Дороти замерла, боясь поддаться вновь затеплившейся в душе надежде.

— Я думал, что в Аберистуите мой дом, мое будущее, — взволнованно продолжил Вильям. — Но чудовищно ошибался. Только расставшись с тобой и с Тедди, я понял, как сильно в вас нуждаюсь. — Он выдержал паузу. — Я очень хочу к вам вернуться. Мечтаю, чтобы из фиктивного наш с тобой брак превратился в настоящий…

Дороти на секунду зажмурила глаза. Ей очень хотелось поверить ему, но было страшно подвергать себя и сына еще одной опасности быть вскоре отвергнутыми.

— А через некоторое время ты опять заявишь, что не создан для семейной жизни, — жестко проговорила она, усиленно борясь со слезами. — Опять скажешь, что должен куда-то ехать, опять исчезнешь из нашей жизни на неопределенный срок. Я не должна допускать ничего подобного, Вильям. Я слишком люблю своего сына и желаю ему лучшей судьбы. — Она резко отдернула руку.

— Но я больше не уеду от вас, Дороти! — пробормотал Вильям.

Его голос прозвучал настолько несчастно, что сердце молодой женщины чуть не растаяло. Однако она не поддалась на эту уловку.

— Нет, Вильям. Нет! Моему ребенку всего пять лет. В таком возрасте слишком болезненно воспринимаешь предательство. Я обязана сделать все возможное, чтобы оградить его от очередного удара, — прошептала она.

— Но никакого удара не последует, дорогая! — с мольбой произнес Вильям. — Дай мне шанс, и я докажу тебе, что отныне все будет по-другому…

— Нет, — решительно ответила она и, войдя в дом, захлопнула за собой дверь.

Лязгнул замок, красноречиво оповещая Вильяма, что надеяться ему больше не на что.

Потерянный, подавленный и одинокий, он поплелся к машине.

Прозвучавший откуда-то из темноты знакомый женский голос остановил его:

— Ты уже сдаешься, Вилли?

Вильям обернулся. Слева от дома стояла Анна.

— Дороти не желает меня знать, — произнес он убитым голосом.

— Ты уверен в этом? — Анна приблизилась к нему своей покачивающейся походкой.

— Не совсем, но… — Вильям развел руками. — Что ты мне посоветуешь?

— Во-первых, постарайся остудить ее гнев, — рассудительно и тихо сказала пожилая женщина. — А уж потом серьезно поговори с ней. Но не пытайся воздействовать на нее мольбами и извинениями. Используй в качестве оружия ее единственную слабость. Понимаешь, о чем я?

Вильям задумался.

— Будь осторожен, Вильям! Если ты проиграешь и на этот раз, будешь вынужден навсегда исчезнуть из ее жизни, — добавила она.

— Единственная слабость Дороти… — пробормотал Вильям. — Несомненно, это Тедди.

— Правильно! — воскликнула Анна. — Докажи этой женщине, что любишь ее сына, и она наверняка забудет о своих обидах.

— Ты так думаешь?

— Девочка любит тебя, это видно невооруженным глазом! — Анна окинула его укоризненным взглядом.

— Что? — Ошеломленный, Вильям уставился на нее широко раскрытыми глазами. — Но ведь и я ее люблю!..

— Знаю. — Анна добродушно усмехнулась. — Но разговаривать об этом ты должен с Дороти, а не со мной.

Вильяму показалось, что где-то в конце длинного мрачного тоннеля его жизни наконец-то вспыхнул яркий приветливый свет.

— Не возражаешь, если я переночую сегодня в доме? В комнате для работников?

С материнской нежностью женщина погладила его по плечу.

— Конечно нет.

Окрыленный надеждой, Вильям подбежал к машине и вытащил из багажника огромную сумку.

— Завтра мне потребуется помощь. Хочу, чтобы Тедди очутился в свой день рождения в сказке!