А давайте, смеха ради, Всё про всех писать в тетради И ответственному дяде Их украдкой доставлять… А давайте, смеха ради, Мины класть на автостраде — Там и так сплошные бляди, Что нам, жалко разве блядь? А давайте бросим в шутку Двухнедельного малютку В трансформаторную будку — Позаботятся о нём… Или тоже как бы в шутку, Сядем пьяными в попутку И водиле по желудку Острой финкой полоснём. А давайте по приколу Дня на три захватим школу, Всех опустим рылом к полу, Кто-то дёрнется — пиф-паф… И опять же по приколу Пса привяжем к частоколу, В пасть зальём ему тосолу — Сам ведь гавкал — сам неправ. Или в доме стометровом. Под ночным густым покровом С развесёлым диким рёвом Друга вытолкнем в окно… Потому что в мире новом, Столь серьёзном и суровом, Непременно быть должно вам От чего-нибудь смешно.

Прозрачный воздух свеж и чист — Ни туч, ни комаров, На гору лезет альпинист, Физически здоров. Мальцом вступив в отважный клан, Он так вошёл во вкус, Что покорил Казбек, Монблан И дважды взял Эльбрус. Рюкзак походный за плечом, В снежинках борода, Ему лавины нипочём, Обвалы — не беда. Но всё имеет свой предел, Злой рок нанёс удар: Орёл к спортсмену подлетел И громко крикнул «кар!» Невольно дрогнула рука, Раскрылся карабин, И потянуло смельчака В рельефный мир глубин. Никто паденье не смягчил На каменные швы, Несчастный корпус отскочил От горе-головы. А та разбилась о бугор, Скатилась в котлован И поняла, что лучше гор Не горы, а диван.

Мне этот факт не то чтоб неприятен, Но утаить нельзя его никак: На белом свете масса белых пятен, Где не ступал ни разу мой башмак. Отмежевав решительно и строго Себя от туристических транжир, Я в жизни никогда не ездил в Того, И не летал на чартере в Алжир. В моменты романтических исканий Меня мой компас неустанно вёл Не в сторону Ирландий и Испаний, А стёжками обычных русских сёл. Прекрасно понимаю, что с годами По миру путешествовать трудней, Но я всё так же не был в Амстердаме, Не посещал загадочный Сидней. Мне не открылась готика Монако, Мне пагод не показывал Ханой, Домашняя копчёная собака В Сеуле не попробована мной. В дождях Перу спина не замочилась, Не плюнулось в узор брюссельских клумб, Америку открыть не получилось — Опередил пронырливый Колумб. Я знаю на примере Жюля Верна, Что мир мой — это стол и табурет, И это где-то правильно, наверно, И ничего плохого в этом нет. И в точки, что по всяческим причинам Не стали мне доступны и близки, Над глобусом склонясь в молчаньи чинном, Я клею разноцветные флажки.

Дорогие маленькие детки! Может статься, делом или словом, Вдруг дадут понять вам ваши предки, Что проникнуть в сказку не дано вам. Предкам вы, пожалуйста, не верьте — Забывают в будничном забое, Что бывают гномики и черти, Оле есть и прочее Лукойе. Там по рощам рыщут вурдалаки, Девять солнц всегда стоят в зените, Там кругом таинственные знаки, Там бывает всё, что захотите… Если вы при недостатке знаний Без опеки вырастете строгой, Ошибётесь в выборе компаний И неверной ступите дорогой — В сказку попадёте непременно! Всё вполне реально и несложно: Это можно сделать внутривенно, Можно, разумеется, подкожно. Под кульком, впринюшку и взатяжку, Через шприц, бутылку и пипетку, Можно съесть волшебную бумажку Или необычную таблетку… Станет всё понятно вам и близко, Нахлобучит так — не разогнуться, С очень вероятной долей риска Никогда из сказки не вернуться.

Всем, кто посмел не в России родиться, И не в российском свернётся гробу, Нечем особо по жизни гордиться, Будь у них даже семь пядей во лбу. Тем, кто поставит хоть раз под сомненье Русской души колоссальный объём, Мы на дому, сообща, без стесненья, Морду бесстыжую сразу набьём. Кто в одиночку ведро самогона Залпом на завтрак осилить не смог, Тот — малохольный агент Пентагона, И недостоин лизать нам сапог. Кто, хохоча над О’Генри и Твеном, Ляпнет, что русские — скучный народ, Тот ни хрена не знаком с КВНом, И Петросяна не слышал острот. Каждым поступком мы зависть разбудим, Каждым свершеньем прославим страну, Мы подарили «Калашников» людям, Витаса, Пьеху, «Тату» и «На-Ну». Ряд репортажей на первом канале Горькую правду давно нам открыл: Всё мы о вас, пидорасах, узнали, Сорваны маски с раскормленных рыл. Даже последний козёл винторогий С вами в сравненьи живёт по уму, Жалкие жертвы политтехнологий, Слепо ведомые в полную тьму. Всех мы с пути посметаем, Расея! Выйдет Иван, как всегда одинок, В русскую землю заботливо сея Самый чесночный на свете чеснок.

Громко тужась в недрах туалета, Вдалеке от любопытных глаз, Президент накладывает вето На самим же изданный указ. Помешать никто ему не сможет, Он в указах шарит мирово, Обещал, наложит — так наложит, Зря мы, что ли, выбрали его? Он у нас умён и осторожен, Лишнего не ляпнет никогда, Кто сказал, что труд его несложен? Где критерий сложности труда? В воздухе вторым запахнет сроком… Поддержите, люди, стар и млад, Чтоб не наложил он ненароком На любимый свой электорат.

На уме сплошные бредни, Весь от мыслей напряжён: В сновидении намедни Мне явился Элтон Джон. Это что ещё за мода, Чтоб вот так вот, без стыда, Появляться в снах народа И ходить туда-сюда? Неужели этой чушке Может думаться вполне Не о юноше-подружке, А конкретно обо мне? Может хочет он с поэтом Пообщаться через сеть? Может хочет спеть дуэтом?? Может быть, не только спеть?!? Я скорее с прокажённым Буду есть с одной бадьи, Чем с каким-то Элтон Джоном Распевать как соловьи! Солнце к западу склонится — Извини уж, тётя Джон, Этой ночью мне приснится Будто я вооружён. Чтобы вёл себя пристойно, И не лез в чужой астрал, Чтобы мог уснуть спокойно Каждый в мире натурал.

Доктор снимет хрустящий халат, И устало присев у стола, Он достанет лимон, шоколад, Банку супа, что мама дала. Из кулёчка — бочонок икры, Кем-то щедрым подаренный зря, Сервелат, бастурму и сыры, Тихо вскроет бутыль вискаря. И себя за характер кляня, Залпом высосет всё из горлà За больных уходящего дня, Чтоб земля им там пухом была.

Если счастья в жизни нету, Если стало вдруг хреново, Сесть неплохо на диету, Отказаться от спиртного. Не общаться с женским полом — Лишний стресс — себе дороже, Завязать с каннабинолом С никотином лучше тоже. Заболеть неизлечимо, Сжечь соседскую квартиру, И для пущего экстрима Плюнуть в харю конвоиру. Чтоб потом с веревкой прочной И куском последним мыла Прошептать во тьме полночной: «Счастье было… счастье было…»

Лежит альтернативой рукоблудью, Красива, словно спелый макинтош, Вдыхает южный воздух полной грудью — Такую грудь пустой не назовёшь. Её изгибы так приятны глазу, И действуют на всех как волшебство, Она — модель, я понял это сразу, Хотелось бы узнать, модель чего. Но я труслив, поэтому не стану Испытывать ни фронт её, ни тыл, Придётся снова действовать по плану: Увидел, возбудился и забыл.

Коль нет на вас законов божьих, То силу слова пустим в ход: Не обижайте чернокожих, Они же избранный народ! Самой природы в том заслуга, Что эти люди никогда Бледнеть не могут от испуга, Краснеть не станут от стыда. На них, общественных изгоях, Из рабских вылезших оков, При самых яростных побоях Не остаётся синяков. Добились славы в баскетболе, Постигли блюз от «до» до «си», Потомком их — чего же боле? Был сам поэт всея Руси. Пусть не обучены манерам И мир духовный не богат, Зато внушителен размером Репродуктивный агрегат. Но в остальном-то мы похожи, И все равны, и мир един… Я не делю по цвету кожи. Я — добрый белый господин.

Ты как-то спрашивал, сынок, Что означает «одинок»… Ты одинок, когда тебе Стучат соседи по трубе — Узнать, не сдох ли… Когда в квартире там и тут Одни лишь кактусы растут, И те — засохли. Когда на несколько недель К тебе приходит в гости хмель И бьёт по почкам… Когда под шёпот секс-программ Ты давишь вечные сто грамм Сырым грибочком. Когда дамокловым мечом Тоска нависла над плечом, Желаньям вторя… И так всегда… И дай-то бог Не испытать тебе, сынок, Такого горя.

— Кто крайний? — Я! — Ну, я тогда за вами… — Вам сколько надо? — Два. Себе и маме. — В одни-то руки пò два не дают… — Я здесь стоял, а вы стояли тут! — А женское дешевле, чем мужское? — Да глупости! Кто вам сказал такое?! — Почём оно? — Сто тысяч за кило… — Теперь ещё не хватит, как назло… — Сосед вчера купил, сказал — ничё так… Вот только срок хранения нечёток… — Хранится год, в капроновом чулке… — А лучше в морозилке и в кульке… — Как-как? В кульке? Вот это очень странно… — Девчата, пропустите ветерана! — Спасибо, люди! Дочка, дай одно… — Дедуля, на хрена тебе оно? Одет, обут, коляской обеспечен… Тебе ж его и брать-то даже нечем! — Заказывайте дальше! — Мнэ батон. — Батоны там, где серый павильон… — Без очереди лезут, обнаглели!! — А счастье — это миф, на самом деле… — Ну, миф, не миф, а муж велел купить. Пообещал, что сразу бросит пить. — Кто следующий? Что вам? — Мнэ батон. — А может вам заштопанный гандон?!? Сказала ж ясно: хлеб в другой палатке! — У парня с головою не в порядке… — Купили? Покажите… Повезло! Но вам оно, по-моему, малò… — Наоборот, чуть-чуть великовато! — Какое дали… Я не виновата… — Мне полкило порежьте на куски… — А депутаты, кстати — мудаки… — …Потом приправить соусом ткемали… — Следите, чтоб за мной не занимали! — Пакет дают? — Не знаю. Вроде да. — Васильевна, привет! Иди сюда! — Тамаркин сын женился на путане… — Сейчас бы пару блинчиков в сметане… — Ты чё, мужик? Сметана — чистый яд! — У нас в Ма-а-аскве сметану не едят… — Здоровье — всё. А счастье — так, бравада… — Здоровье — да… Здоровье — это… надо… — Не знаете — молчите! — И молчу… — …Я бородавки голодом лечу… — А у меня на жопе бородавка… — Закончилось! Отходим от прилавка! — А завтра будет? — Будет. Десять тонн. Вам что ещё, мужчина? — Мнэ батон…

Здравствуйте, с вами программа «Итоги»! Главная новость: меняются боги, Старого просьба считать недействительным… Мэр Оренбурга отравлен слабительным… Факты, конфликты, скандалы, события… Новая секта зарылась в укрытие… Гарри Каспаров задержан в коровнике… Против работы бастуют чиновники… Найдены мощи Ивана-Царевича… Басков пытался убить Макаревича… Карликам Тулы повысили пенсии… Ноздри влияют на выбор профессии… Вечный тандем: дураки и дороги… Здравствуйте, с вами программа «Итоги»!

Не всем легко произнести Магическую фразу, Но я готов тебе «прости» Сказать за всё и сразу. Прости, что всех вокруг извёл, Не став ни тем, ни этим, Прости за пьяный произвол, За отношенье к детям. Прости, что я, как старый дед, Депрессиям подвержен, Что стержня внутреннего нет, Есть только внешний стержень. Прости, что мной развенчан миф Об идеальном муже, За то, что вспыльчив и строптив, За то, что будет хуже. Прости, прими, поставь на вид, Короче излагая — За всё, за что бы был прибит, Будь у меня другая.

Я сам себе палач и адвокат, Я сам себе и грядка и вредитель, Я сам себе ребёнок и родитель, Я сам себе и прав, и виноват. Я сам себе и врач, и идиот, Я сам себе таможня, и границы, Я сам себе и памятник, и птицы, Я сам себе и Бойль, и Мариотт. Я сам себе и свой, и сам не свой, Я сам себе, нуждаясь в комплиментах, Могу респекты выказать в комментах, И сам себя забанить в гостевой. Я сам себе солдатик на губе, И генерал, убитый ожиреньем, И этот стих с любовью и презреньем Я тоже посвящаю сам себе.

Троллейбус прыгал на ухабах, Внутри томился мужичок, Он ехал с мыслями о бабах, Наморщив крепкий мозжечок. А рядом с ним сидела баба В мечтах о новом мужичке, Вдова покойного прораба, Что утонул в Москва-реке. Могла бы быть любовь до гроба, Хотя бы вздох, хотя бы взгляд… Но на конечной вышли оба — Проспекте Красных Дьяволят. Она — налево, он — направо. Виват, судьба. Фортуна, браво.

В уютном стареньком хлеву В ладу друг с другом звери жили, Кто кушал мясо, кто траву, Короче — то, что положили. А кто кладёт — никто не знал, Ведь дверь всегда была закрыта, Народ чуть свет глаза продрал — А тут уж полное корыто. И вот однажды старый лев Сказал: «Друзья, так жить негоже… Я буду строить новый хлев, Здесь каждый день одно и то же! Медведь храпит, лиса хитрит, Жирафа мне не симпатична, У зайца вечный гайморит, Верблюд харкается публично. Силком, конечно, не тяну — В таких делах нужна сердечность… Но кто за новую страну — Прошу поднять свою конечность». И загалдел звериный хор: «А лев не глуп!», «Мы с вами, Лёва!» «Вот это дельный разговор!» «Вот это да!», «Вот это клёво!» «Куда угодно я пойду!» «Вперёд, даёшь культуру быта!» «Долой дурацкую еду!!» «Прощай, немытое корыто!!!» И вот, кудахча и рыча, Свой кров ломают хладнокровно: Гремят обломки кирпича… Летят раздробленные брёвна… На волю выбралось зверьё, Процесс был скор и тривален, И каждый новое жильё Собрался строить из развалин. Но жизни фарс, увы, таков, Что, оказавшись в чаще леса, Никто в строительстве домов Не смыслил ровно ни бельмеса. Медведь свалил одну сосну, А муравей принёс травинку, Ежата — ягодку одну, Бельчонок — шишки половинку. Сидят и пялятся на льва: «Мы ждём приказа, повелитель!» «А вы подумали сперва, Ломая прежнюю обитель?» «Но ты ведь сам сказал о том, — Енот промямлил осторожно — „Что надо строить новый дом… Что жить так дальше невозможно…“» «Сказал, не спорю, ну так что ж? А у кого, скажи на милость, Имелся план или чертёж, Чтоб сказка былью обратилась? Купив свободу за пятак, Сыграл я, братцы, против правил: Я тоже строить не мастак. Я ухожу. Я вас подставил. Я — царь зверей, не пропаду, А если вдруг дойду до точки, Вас обязательно найду И всех сожру поодиночке». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Дрожат зверюшки по холмам… Тревожна каждая минута… Не знаю, граждане, как вам, А мне их жалко почему-то.