Однажды в парке городском Или ещё, возможно, где-то Ты встретишь старого поэта С противным хриплым голоском. На голове — чудной берет, Торчком нечёсаные пряди, Под мышкой — ветхие тетради, Ну, словом, вылитый поэт. Он будет много говорить: Он намекнёт витиевато, Что государство виновато — Мешало бедному творить. О том, что все кругом — жульё Он тоже мерзко прогундосит… Тебя об имени не спросит, Но трижды назовёт своё. Попросит, как бы невзначай, Но напрямик, без оговорок, Занять ему копеек сорок, А ты молчи, не отвечай. Тогда он выйдет из себя, Поймёт — надежды нет особой, И завизжит, охвачен злобой, Ногтями бороду скребя: «А не пошёл бы ты, братан!!»… Спокойно шли его туда же, Ведь он — не я, а вовсе даже Другой какой-то грубиян.

Когда чужбина Родины милей Величие находят даже в малом: Простые удобрения полей, На Родине зовущиеся калом, В чужих краях гораздо слаще мёда Увы и ах — такая нынче мода. Плевки на дальность в розовых очках — Проверенный рецепт от ностальгии, Не юркнул в щель — остался в дураках, А мы успели, значит мы — другие… Живите там, где спит бессмертный идол, Который вас за вас же замуж выдал. Гордись, ОВИРом избранный народ, Хромой лакей сосисочного рая, Смелее скаль золотозубый рот, С любовью тех глазами пожирая, Чьи дèды в огнедышащем параде Твоих живьём зарыли в Сталинграде.

Живёт пилот без самолёта, Живёт учитель без рубля, Живёт индеец без койота, Живут шахтёры без угля. Живёт актёр без репетиций, Без терапии — идиот, Самодовольной гордой птицей Без утки селезень живёт. Живёт ракетчик без радара, Да и зачем ему радар, Без чабана живёт отара, Без урожая — Краснодар. Живут бактерии без Коха, Живут пираты без галер, Без баб живёт, притом неплохо, Простой парижский модельер. Живёт продюсер без контракта, Живут цунами без Шойгу… Все без чего-то могут как-то, А я без водки не могу.

«Обвиняемый, кем Вам приходится Гражданка М. И. Богородица?» «Да говорю же: никто она мне! „Метрику дайте! Есть метрика?“… „Не…“ „По волнам аки пòсуху хòдите? Леченье гипнозом провòдите? Были с докладом в селе Назарет?“ „Что за вопросы? Конечно же, нет!“ „Промышляли кустарными винами? Вступали в контакт с Магдолинами?“ „Как вам не стыдно!? Поклёп! Никогда!“ Все мои предки — герои труда!» «Ну довольно, коллеги, мне кажется, Что он по-любому отмажется… Дело пустячное, толк невелик… Освободить. Недостаток улик…»

Что заставило меня Встать? Что отправило меня В путь? Думал, реки поверну Вспять, Ибо силищи во мне — Жуть! Кто же знал, что поворот Крив, А фантазий караван — Мним… Аль Пачиной мне не стать — Миф. Так, от силы рядовой Мим. В общем, дёрнул я из тех Стран, Где казалось мне что я — Бог, Воротился в дом родной Пьян И обратно на кровать Лёг.

Поэты, как известно, дураки: Их беспокоят странные вопросы… И пусть меня простят «Единороссы»: Кто покупает Путину носки? Министру ведь негоже без носков — Для сплетен дал бы повод паразитам, Приедь на босу ногу он с визитом В какой-нибудь Воронеж или Псков. Мы видели не раз во всяких СМИ, Как он в носках по лестнице ступает, А значит, кто-то их да покупает, Идёт и покупает, чёрт возьми. Действительно, не может же носок, Невидимый общественному глазу, Благодаря какому-то указу, Явиться сам к премьеру на порог. Возможно, покупает их жена, Да вряд ли бытовуха так припёрла, У ней, небось, своих проблем по горло, Она, как вариант, исключена. Сам Путин? Энергичный, молодой… Он каждый день бы бегал за носками, Но тот, кто занят важными делами, Не станет заниматься ерундой. Как трудно недалёкому уму Искать впотьмах, слагая небылицы: Зюганов? Жириновский? Мэр столицы? Тот мог бы, но доверят ли ему? А может, этот парень — среди нас? Инкогнитейший тип из всех инкогнит, И ни один из мускулов не дрогнет, Когда стоит с носками он у касс. На нём престиж огромнейшей страны, Он твёрдо верит: труд его почётен, И потому нередко пару сотен Кассирше оставляет сверх цены. Он выйдет из бутѝка, а потом Закурит «Кент» под вывеской «Армани», Шуршат носки во внутреннем кармане, Рабочий день окончен, всё путём… И хоть живёт интригами народ, Пора закончить, сколько б ни гадали, А то ещё бог весть в какие дали Фантазия больная заведёт. Я до больших поэтов не дорос, Но мой мирок не менее неистов, Мы, рифмоплёты — хуже журналистов, Мы страшно любим сунуть мерзкий нос. В те сферы, что интимны и близки, И где ответ всегда довольно смутен… На самом деле, знает только Путин, Кто покупает Путину носки.

Ты всегда был не с теми, Без темы, по теме, А ремни беспощадного времени Жмут… Удивляешься там, Озлобляешься тут… Даже если поймут, То впридачу к проблеме Впрягут в добровольный хомут, По накатанной схеме Искривляется жизненный путь… Вспоминаешь со смехом: Не срослось с теормехом — Срастётся ещё с чем-нибудь… С кем делился конфетами — воры, Назло всем помехам, Воровали заборы, Облегчали бумажники финнам и чехам, Нынче — что-то сливают в офшоры… Громкие споры… Давит грудь Старой-доброй досады осколок… Не волнуйся, мой друг, Избавляйся от суетных мук, Он недолог, Тот путь, он описан десятками рук Вечно преданных слуг С твоих книжных раздолбанных полок… Продолжай в том же духе, Ходят слухи, Что котлеты и мухи В комплекте даются теперь, Дверь закрыта? Проверь, И спокойно лети на своей раскладухе В новый день первоклассной непрухи И чудесных потерь.

Вахтёрша наша, баба Мила На днях куме своей звонила, А у кумы есть друг — сосед, Ему в больнице ортопед Сказал, что знает тётю Зину, А Зина шьёт костюм грузину, И вот представьте, тот грузин Имеет несколько кузин, И у какой-то там из них Завёлся в Мурманске жених, А в жопе у его сестрёнки — Четыре медных шестерёнки! Взглянуть бы хоть одним глазком, Но, к сожаленью, не знаком.

В столице приспущены флаги, Стокгольмцы рыдают навзрыд… В глубоком песчаном овраге Холодное тельце лежит. Из пуза свисает комочек Запутанных розовых вен — Разбился наш маленький лётчик, Весёлый болтун-супермен. И пресса уже просочилась, И в трауре шведский король… Так что же с беднягой случилось? Куда же смотрел техконтроль? Общественность тут же решила Без следствия и экспертиз, Что жадность его послужила Причиной падения вниз. Залился дешёвой солярой, На всём экономил как лох — Не выдержал двигатель старый И прямо в полёте заглох… Мужчина сурового вида, Рулеткой измерив овраг, Сказал, что виной Аль-Каѝда, Коварный и мстительный враг. Мол, мстят они всем, без разбора, Работа такая — джихад, Услышали рокот мотора И сразу же — план «Перехват»… Брехали и верили сами… Но только пытливый поэт Всё видел своими глазами И вам открывает секрет. Не надо читать между строчек, Ответ удивительно прост: Уж очень наш маленький лётчик Хотел дотянуться до звёзд. Мечтал о вареньях с Урана, Тефтельках в Созвездии Рыб… Как дико, нелепо и рано Великий проказник погиб… Всё рвался в бескрайние дали, Червём любопытства гоним, А дети страдали и ждали Когда же он спустится к ним… Но звёзды желали, похоже, Закончить его дефиле… И Карлсону стоило всё же Держаться поближе к земле… А космос — ловушка для смелых, Соваться туда не резон… Летайте, ребята, в пределах Природой дозволенных зон.

В чёрной маске — прорехи для глаз, Человек с волосами до плеч Залетает в одну из сберкасс, Просит нà пол сотрудниц прилечь. Потный палец мусолит курок, Сразу видно, что важный вопрос… Кто моложе — на спину прилёг, Кто постарше — смеются до слёз. И сидят. Продолжают вязать. Он их взглядом тяжёлым обжёг, Как бы хочет им жёстко сказать, Мол, пакуйте наличку в мешок… Дали с сыром ему бутерброд, Нежно гладя по мощной спине… Так и надо тебе, идиот, Чтобы помнил, что кризис в стране.

Вот уж мысли зачастили к идиоту: За обедом из тушёнки и лапши Вдруг я понял, что люблю свою работу, И не просто так люблю, а от души. Всё сижу и удивляюсь: неужели? Разве мог мечтать о счастье я таком? Даже, знаете, кусочек вермишели От волнения застрял под кадыком. Из дальнейшего нехитрого расчёта, Вывод просится, шокирующе прост — Отвечает мне взаимностью работа, Потихоньку, без регалий и без звёзд. Ни унынья, ни намёка на дремоту, Через лужи, листопад и полумрак, Улыбаюсь по дороге на работу И обратно улыбаюсь, как дурак… Значит, есть-таки в работе этой что-то, Пусть подавятся завистники слюной, С губ срывается: «Да здравствует работа! Будь ты проклят, ненавистный выходной!» Это вряд ли поддаётся терапии, Все попытки будут сведены к нулю… Разберётесь, если умные такие, Почему свою работу я люблю.

Хорошо нам будет житься После Третьей Мировой: Ни к чему теперь граница, К чёрту сектор силовой. Вместо долларов — коренья, От Нью-Йорка до Москвы Происходит ускоренье Перестройки головы. Ни грабителей, ни взяток, Все приветливы, добры, Всюду россыпи палаток — Спим на воле, жжём костры… Как легко проснуться рано, До кислотной до зари, В стоге свежего урана Номер двести тридцать три. Чу! Посыпались из жопы Словно капли хрусталя, Расписные изотопы, На свинцовые поля. В небе ласково-зелёном Термоядерно тепло, Выдыхать не тяжело нам И вдыхать не тяжело. На обломки синагоги Рухнул старый минарет, Спор закончился о боге, Что тут спорить — бога нет. Будут песни, будут пляски, И как только захотим, Можем девкам строить глазки, Чтоб хоть что-то строить им. Грянут снежные июни Вслед за знойным январём, Будем долго жить в коммуне, Если раньше не помрём… Верю в будущность такую, Шар земной в руках мудил… И отнюдь не паникую. Просто так… Предупредил.

Вновь моя палитра чёрно-белая Будет всем понятна и проста… Чем ты руководствовалась, делая Шаг от человека до скота? Ладно бы простое равнодушие, Но измена — это наповал… Я ж тебе, козлиха, кофэ лучшее Каждый день к постели подавал. Попалились, ушлые, на ровненьком, Лучшего местечка не нашли? Трёх минут хватило вам с любовником, Чтоб меня стереть с лица земли. Было утро — водочка да травочки, Будет ночь — кефир да зверобой… И лежу я преданный на лавочке, Бесконечно преданный тобой.

Кому гирлянды и огни, Весёлые недели, А мне предпраздничные дни Порядком надоели. Какой тут к чёрту Новый Год И сытная поляна, Когда супруга достаёт И дразнит постоянно? Из кухни сквозь котлетный пар Пищит в дверную щёлку: «Сходи, придурок, на базар, Купи, придурок, ёлку!» Иду обиженный во двор, Потом через дорогу… Несётся джип как метеор, И прямо мне на ногу. А в джипе дядя, метра два, И смотрит так сурово… (Два метра — только голова, Не видно остального) С ним рядом дама — яркий рот, Манто из лисьих шкурок… Окно открыла и орёт: «Очки протри, придурок!» По рынку шёл уже без сил, И там, с разбитым носом, Торговца ёлками взбесил Одним простым вопросом: Спросил всего лишь что по чём — Нормально для базара… А он толкнул меня плечом: «Придуркам сёдня шара!» Купил, конечно… Сто у.е… Но что-то тут нечисто, Мне в нашем швейном ателье За месяц платят триста… Понёс я дерево домой, Ветрами продуваем… Идти недолго по прямой, Но я решил — трамваем. В трамвай, естественно, не влез — Кондуктор крикнул внятно: «Беги, придурок, снова в лес И ёлку ставь обратно!» Словить попробовал такси, Таксист устроил кипеж: «Придурок, сам её неси, Иголок понасыпешь!» Я сунул хвойное в салон — Вошло наполовину, Таксист издал протяжный стон И плюнул мне на спину… До дома еле доволок, В душе темно и скверно, Жена открыла, руку в бок — Волнуется, наверно… А взгляд такой — ну точно съест, И, выплюнув окурок, Как завопит на весь подъезд: «Ты чё принёс, придурок?? Кривые ветки, ствол — дугой, А пахнет как отвратно! Неужто не было другой? Надеюсь, хоть бесплатно?! За что такая кара мне — Всю жизнь отдать придурку?!?» Я сполз печально по стене, Сдирая штукатурку… Ведь я стараюсь как могу, Всё ей одной в угоду: Ищу подснежники в снегу, В любую непогоду… Иди туда, иди сюда, Во всех раскладах — крайний, И что ни день — то череда Общественных заданий… По сути я — ходячий миф Об идеальном муже, Хотеть как лучше — мой порыв, В итоге — только хуже… Видать, не зря меня народ Клеймит обидным словом — Как был придурком в прошлый год, Так и останусь в новом.

В моём любимом рыхлом теле Давно назрел переворот: То там кольнёт, то тут стрельнёт, Низы висят, верхи вспотели — Жестокий тридцать третий год… Мой мозг загажен и издёрган, И хоть не шибко я умён, Но понял, что для всех времён Он у мужчины — главный орган, А я-то думал, что не он. Глаза хотят — не могут ноги, Прожить бы вечность — нет креста, И всё быстрей углы берлоги Преображаются в чертоги, Когда плеснёшь себе полста. А как свернусь — готов отдаться Учёным вдумчивым мужам, Пообещайте мне стараться, Меня, несчастного паяца, Восстановить по чертежам.

Ох, до чего же нам с руки Друг другу клеить ярлыки, Безграмотно, без знания предмета, Журнал «Гламурный какаду» Объявит новую звезду, И тут же в это верит вся планета. Урода можем мы за год Героем вывести в народ, А гения низложим до изгоя, У нас ведь как заведено: Тот — молодец, а тот — говно, А если я — ни то и ни другое?