Олиф спала тревожно, ей снились непонятные сны, со странными расплывчатыми фигурами, они что-то говорили, но что именно, девушка вспомнить не могла. Из забытья ее вырвал грубый голос Песчаника. Он резво разбудил всех и отправил в столовую. Олиф снова вызвалась помогать.

Все это время ее не отпускало некое возбуждение, азарт, она то и дело прокручивала в голове варианты своей «подлой выходки». Резала овощи неловко, выполняла приказы Фриды запоздало и долго, да и вообще было необычайно рассеяна.

Однако, стоило ей появится в общем зале среди невероятно болтливых мужиков, глаза непроизвольно попытались отыскать очертания знакомой фигуры. Даже мысли о предстоящем испытании вылетели из головы. Зачем она его искала, девушка и сама понять не могла. Он использовал ее, чтобы попасть сюда. Но все равно оставался хоть сколько-нибудь знакомым человеком. Нормальным человеком.

Олиф так заглазелась, что чуть не опрокинула тарелку на одного из воинов. Быстро извинилась и неловко поспешила вернуться на кухню, едва удерживаясь, чтобы не перейти на бег.

После всеобщей трапезы, их, как обычно, принялись обыскивать. На этот раз Олиф практически не уделили внимания. Может, они думают, что молоденькие девушки не способны ничего украсть и причинить кому-нибудь вред? Тогда они жестоко ошибаются.

Фрида предупредила, что в этот день начинались Бои, и, наверное, поэтому к «лапочкам» они шли по пустынным коридорам.

Олиф отстраненно следовала за остальными, выполняла все действия на автомате и не особо прислушивалась к тому, что ей говорили. Кто-то пытался завести с ней разговор, но вскоре понял, что все попытки попусту отнимают время.

Женщины вернулись в свою огромную комнату, расселись по кроватям и принялись оживленно что-то обсуждать. Пару раз в их словах промелькало имя «Ринслер», но Олиф не обращала на него внимания. Ее заставило вздрогнуть другое имя. «Лекс».

— Что вы сказали? — воскликнула девушка, приподнимаясь на локтях и свешиваясь со своей верхней полки.

— Я? Я ничего, — всполошилась женщина, что недавно совершенно точно сказала: «Лекс».

— Нет, вы говорили про кого-то…

— Говорила? Не глупи, я ничего не говорила.

— Вы боитесь? — удивилась Олиф, заметив выступивший пот на лбу женщины.

— Боюсь? Чего?

— Не знаю. Вы сказали одно слово, кажется, Лекс.

— Тебе послышалось, — побледнела ее собеседница.

— Нет, я точно слышала, что…

— Тебе послышалось! — грубо отгавкнулась женщина, и отвернулась, делая вид, что не замечает встревоженной девушки.

Но ведь она же совершенно точно слышала имя своего давнего знакомого! Лекс, эта тетка точно сказала Лекс. Интересно, почему на ее лице отразился такой испуг, как только Олиф начала задавать вопросы? Совпадение? Если и так, то очень, очень странное.

Девушка нахмурилась, легла на свою койку и подложила локоть под голову.

Она вспомнила, как когда-то нашла у Лекса значок Перводружинника. Почему-то вспомнился ей именно этот момент. Она тогда испытала удивительную гамму чувств, состоящих из одних противоречий: вроде и не важно — ну воин и воин, — но с другой стороны это означало, что он действительно обученный воин. Из-за кого он попал в пустыню? Он ей так ничего и не рассказал. Олиф бы с радостью сейчас позлилась на него, но неожиданно для самой себя вспомнила его таким, каким видела на оазисе. Красивым, чистым, таким необычным… стоило посмотреть на него, как дух захватывало. Особенно ей приглянулись его глаза — карие. Кому-то не нравится этот цвет, но ей нравился, потому что у нее самой был такой же. Прямо даже удивительное сходство.

Девушка непроизвольно улыбнулась самой себе.

Интересно, что с ним случилось? Почему он не ест вместе со всеми? Куда он делся? Может, с ним произошло что-то страшное? А может… его тоже отправили на Бои, и он, так же, как и Хэнк когда-то, не продержался? Нет, исключено. Олиф же видела, как он дерется.

«Да откуда ты знаешь, хорошо он дерется или нет, дурочка? Ты в этом ничего не понимаешь!», — одернула она сама себя.

Но ведь он же сам ее учил защищаться.

Девушка вспомнила, как неоднозначно Лекс проводил ножом по ее телу, как ее платье плавно поехало вверх… как он смотрел на нее.

«Да никак. Все, хватит». — Олиф перевернулась на другой бок.

Заметила настороженный взгляд какой-то женщины. Глубоко вдохнула, снова перевернулась.

«Дура ты», — злобно обругала она сама себя. Ну ведь точно же — дура. Нашла о ком сейчас думать, лучше бы подумала о том, как нарваться на Ринслера.

Олиф закрыла глаза и вновь прокрутила в голове давно придуманный план. Она очень боялась просчитаться и пыталась продумать каждую мелочь, любой поворот событий, в особенности провальный. Девушка пыталась представить себе хотя бы примерные ходы отступления, если все пойдет не так.

Она сама не заметила, как пролетело время.

Наверное, Бои уже кончились, потому что к ним в комнату вошел Песчаник и приказал собираться на кухню. Олиф неохотно села, провела рукой по волосам, повернулась и свесила ноги.

— Не ты, — покачал головой нелюдь.

— Что? — удивилась девушка.

— Тебя вызывает Ринслер.

Сердце внутри нее бухнулось в пятки и забилось там с удвоенной силой.

— Ч-что? Прямо сейчас?

— Да. Слезай.

Голос его не требовал возражений, и Олиф послушно выполнила приказ. Но перед этим едва заметным движением проверила на месте ли нож. Ножик, если быть точнее.

Девушка поймала на себе любопытные и вместе с тем настороженные взгляды. Они буквально проедали дырку в ее спине.

Посмотреть на Фриду она так и не решилась.

Ее вывели наружу, и, схватив под локоть, повели по темным тоннелям. Олиф прикусила губу и уставилась в пол. Все получится. Обязательно. Все обязательно должно получиться.

Они несколько раз свернули, кажется, даже прошли мимо коридора «лапочек» — света было очень много, но девушка как-то отстраненно об этом подумала. Ей было совершенно не до этого.

Внезапно они остановились. Девушка подняла взгляд: точно, коридор «лапочек». Песчаник завел ее в комнату к, кажется, Родинке, и та, без лишних слов, усадила Олиф перед зеркалом. Принялась расплетать прическу, и проводить всякими кисточками по лицу. На удивление, «лапочка» не смотрела на нее осуждающим взглядом, просто двигала руками, словно кукла, не выражая никаких эмоций.

Когда она закончила, то подошла к двери, позвала Песчаника, и тот вывел Олиф, которая снова уставилась в каменный пол, теребя складки платья.

Если бы ее в этот момент спросили: почему? Олиф бы, наверное, не ответила. Нет, не почему она пол разглядывает, а почему именно в этот момент она подняла взгляд. Одним Берегиням известен ответ.

Девушка посмотрела вперед, и сперва даже не сообразила, кого ведут к ней навстречу. Лишь спустя несколько мгновений она распознала в темном силуэте своего старого, язвительного знакомого. Именно того, о котором недавно вспоминала, и того, о котором так неохотно пыталась забыть.

Лекса под локотки вели двое Песчаников, его руки были скованны в тяжелые кандалы. Кажется, он еле ноги переставлял, буквально висел на плечах песчаных нелюдей. Благодаря небольшому освещению, девушка совершенно ясно различила темно алую кровь на лице мужчины.

Он тоже поднял взгляд, и, по-видимому, совершенно не ожидал увидеть ту, которую все-таки увидел. На его лице отразилось искреннее удивление и даже восхищение, а затем он перевел взгляд на дверь, и его скулы напряглись, а зубы сжались до такой степени, что, кажется, даже хруст послышался.

Песчаник открыл дверь в личную комнату Ринслера, и приказал девушке входить.

Олиф не чувствовала ног, ее охватил ступор, она не могла пошевелиться, и очнулась лишь тогда, когда поняла, что ее проводник начинает повышать на нее голос. Девушка сделала шаг вперед, но не удержалась и попыталась оглянуться, однако за ней встал Песчаник и закрыл своей спиной весь проход. Девушка чуть голову не вывернула, пытаясь еще разочек увидеть фигуру Лекса.

В самый последний момент ей это удалось, и, к ее не малому удивлению, мужчина так же смотрел на нее.

Их взгляды пересеклись.

Буквально в эту же секунду за девушкой захлопнулась дверь.

* * *

Ринслер с интересом разглядывал новую девчонку.

Молоденькая, миниатюрная, правда, на внешность не очень привлекательная. Но это его устраивало.

Олиф настороженным взглядом обводила комнату, в которую попала. Какие-то ковры висели на стенах, с ужасными узорам, большая кровать, разместившаяся прямо посередине комнаты, и занимавшая почти все место, старенький сервант, сделанный из давно почерневшего дерева. Казалось, что еще немного, и он просто прогнется под тяжестью кучи графинов с непонятной бардовой жидкостью, которые стояли на нижней полке. Рядом с кроватью лежал ковер, старый, по краям уже прогнивший, но видимо, хозяину нравилось.

— Вина? — подал голос Ринслер.

Девушка перевела взгляд на мужчину. По телосложению он чем-то напоминал Лекса: такой же плотный, только чуть побольше и пошире. В общем, ходячий бугай, больше похожий на бандита, с отросшей щетиной. Может, без нее он мог бы казаться даже привлекательным, но так напоминал пьянчуг из их села, только явно посильнее.

Олиф кивнула на его предложение, приняла бокал, но не сделала ни глотка.

Она мужественно стерпела, как ее любопытно-похотливо разглядывают, и даже почувствовала обиду, когда поняла, что интерес в глазах мужчины плавно угасает.

— Садись, — пригласил Ринслер, указывая рукой на постель.

Прозвучало это грубо, но девушка послушно села. Она старалась дышать ровно, чтобы ни чем не выдать своего волнения.

Надо же, а у него мягкая постель. Олиф всегда о такой мечтала. В голову пришел давно тревоживший ее вопрос: откуда тут это все?! Но он улетучился почти так же неожиданно, как и появился, и его место сменило дикое волнение. Олиф вымученно улыбнулась и попыталась состроить приветливую рожицу.

Но, кажется, играть перед мужчиной было вовсе не обязательно. Ринслер был уже изрядно пьян — похоже, Бои действительно были зрелищными — и явно погрузился в свои мысли. Это помогло девушке осмелеть: он не соображает, а значит, чаша весов с удачным исходом плавно перевешивает.

— Ты, видно, смелая, — протянул он, но выглядело это скорее, как утверждения самому себе. — Но скоро все изменится. — Мужчина сделал долгий глоток.

Олиф молчала.

— Ты мечтала о чем-то раньше?

Девушка нерешительно пожала плечами. Она вообще не любила всякие долгие, философские темы, потому что не знала, что говорить.

— Ты мечтала о счастье? — иронично изогнул бровь пьяный мужчина.

Олиф покачала головой. У каждого свое понятие счастья, но у Олиф его не было вообще.

— О принце на белом коне?

Девушка удивленно прыснула от такой нелепости.

— О семье? — продолжал гнуть свою шарманку Ринслер.

Олиф хотела уже покачать головой, но в последний момент передумала. Потому что поняла: о семье она действительно мечтала. Слабо кивнула.

— Ха, о семье! И где она? Семья твоя. Вот видишь, наверняка такая, как ты в реальном мире сделала много хорошего, и что, ты надеялась на помилование Берегинь? И где ж эти Берегини? Где помилование? Нет, ни того, ни другого. Люди вообще получают только то, чего не хотят. А потом начинают мечтать о чем-то великом, красивом, но несбыточном. А знаешь, почему?

Ринслер снова сделал долгий глоток.

— Потому что все это помогает им выжить в этом дерьме, что их окружает.

Мужчина неожиданно залпом осушил остатки жидкости, и так резко наклонился к Олиф, что та успела лишь испуганно дернуться, а в следующую секунду его губы впечатались в ее. Грубо и неприятно, так, что девушку тут же окатило волной неприязни. Она быстро отстранилась, и, так же, как и он недавно, залпом выпила все вино. Поморщилась от горького привкуса, едва сдерживаясь, чтобы не закашляться.

Ринслер выглядел озадаченным и, похоже, начинал злиться, видя непослушание девчонки. Олиф постаралась быстренько перевести тему, пока все не зашло слишком далеко.

— Я бы хотела еще бокал вина.

— Встань и возьми, — отмахнулся мужчина.

— Но я думала, что…

— Ты что, сама не можешь встать и взять? — перебил он.

Девушка нахмурилась, чувствуя, как внутри нее понимается буря эмоций, главная из которых: гнев. Он медленно пропитывал каждую клеточку ее тела, вызывая далекие воспоминания о том, как когда-то и Лекс так же грубо с ней обращался.

Олиф сжала челюсти, стараясь не дать себе натворить глупостей. Но удержаться все равно не могла. К тому же Фрида все равно намекнула, что дерзость тут не в почете.

— Я была знакома с одним человеком, и знаешь, ты очень на него похож.

— Надеюсь, это значит, что я такой же привлекательный.

— Нет, ты такой же гордый и упрямый. Скорее в лепешку разобьешься, чем позволишь себе снизойти до женщины. У нас в селе, когда пастух выводил пасти овец, в стаде всегда находился какой-нибудь баран, который останавливался посреди поля и продолжал путь только после того, как его хорошенько пинали под зад.

Она не просто дерзила, она откровенно нарывалась. И Ринслер сразу понял это, но вместо того, чтобы проучить ее, он решил узнать, что эта дурочка задумала. Такие скромницы обычно и слова сказать не могут, и он был уверен, что в его комнате она оказалась не просто так. Тем более, он был прекрасно осведомлен, с кем она попала сюда. Если это очередная игра Лекстера, то Ринслер был готов сыграть. Вот только правила он всегда диктовал сам.

— А ты смышленая. И мне не нужен пинок под зад, чтобы принести тебе бокал вина. — Мужчина усмехнулся и поднялся с кровати.

Подошел к старому, полуразвалившемуся серванту и начал наливать красную жидкость в прозрачный бокал.

Олиф медленно поднялась, глубоко вздохнула, чувствуя, как бешенный ритм сердца стучит в ушах, и вытащила своей маленький ножичек. Нет, она не собиралась никого убивать, тем более даже крысу таким «оружием» зарезать не получится.

Девушка быстро приблизилась к мужчине, украдкой перевела дух и замахнулась.

Все произошло настолько неожиданно, что Олиф даже пискнуть не успела.

На пол полетел почти полный бокал вина, Ринслер молниеносно развернулся, чуть пригнулся, на тот случай, если девчонка все же успела направить удар, и буквально в эту же секунду выбил у нее из рук нож. Выпрямился, их взгляды пересеклись: ее — обреченный, с проблесками страха, и вместе с тем решимостью, затаившейся глубоко-глубоко, чтобы никто не смог этого разглядеть, и его — злой, разъяренный, который явно давал понять: он был готов в одно мгновение разодрать девушку на кусочки. И все же, было в его взгляде еще кое-что — удовлетворение. Он ведь знал, что что-то тут не так.

Ринслер злобно что-то прорычал, замахнулся и с такой силы огрел Олиф по лицу, что та не устояла на ногах, упала, ударившись лбом о тумбочку, так не вовремя оказавшуюся здесь.

В глазах потемнело, мир покачнулся, в ушах зазвенело. Девушка издала хриплый стон, и почувствовала, как сильные руки схватили ее за плечи, дернув куда-то в сторону. В животе образовался тугой комок неосознанного страха, но как только Олиф почувствовала под спиной мягкую пружину, то поняла, что мужчина кинул ее на свою кровать. Комок рассеялся, сменившись простым смирением. Она ведь прекрасно понимала, на что шла, и под чем подписывалась. Главное, чтобы «король» этого подземелья разозлился действительно сильно.

Ринслер что-то невразумительно орал, вперемешку пытаясь доказать девчонке, что у нее бы все равно ничего не вышло, и смешивая все свои слова с матом. Но Олиф было все равно, она краем уха различила слова: «Ты все равно сдохнешь, тварь», и улыбнулась.

И тут же поняла, что в комнате повисла тишина.

Мужчина был немало удивлен ее улыбкой. Девчонка была не сумасшедшей — в этом он не сомневался, потому что сам видел ее глаза.

А Олиф продолжала улыбаться. «Ты все равно сдохнешь». Да, именно так. Она все равно сдохнет. И каждый раз, снова и снова прокручивая в голове эти слова, ей хотелось смеяться, потому что вот так вот «сдохнуть» она должна была давно, и, тем не менее, все равно лежит тут, и ждет, когда же уже этот глупый мужик вызовет Хозяина.

И тот вызвал. Открыл дверь, подозвал какого-то воина и грубо велел исполнять приказ. А затем вернулся к Олиф. Встал напротив и принялся разглядывать, пытаясь понять, как Лекс заставил ее сделать… все это. Девушка села, расправила складки платья, вытерла рукавом стекающую по лицу кровь и взглянула на Ринслера.

Дурак.

Будь она на его месте, прирезала бы себя, да и все. Но они тут все вопросы решают с Хозяином. Интересно, что они ей сделают? Руку отрежут? Может, ногу? Или голову? А если они ничего не будут делать? Нет, исключено.

Голова кружилась, и рана на лбу с каждой секундой щипала все сильнее. По щеке текла теплая жидкость, иногда попадая на краешек губ. Олиф всеми силами старалась не скосить взгляд вниз, иначе она точно упадет в обморок.

Ринслер внимательно следил за каждым ее движением, понимая, что эта дурочка не сама додумалась до такого.

— Твое счастье, что ты такая неудачница, — с усмешкой заметил мужчина.

Олиф исподлобья мрачно посмотрела на этого напыщенного индюка. Ну вот точно же — вылитый Лекс.

Почему-то то, что она даже не старалась его задеть своим ножиком, ему даже в голову не пришло.

Девушка видела, что мужчина напряжен до предела. Да и вообще, кажется, хочет обвязать ее веревками и бросить в какой-нибудь сырой подвал, а за неимением такового, хотя бы в камеру.

Наконец, в комнату ворвались двое: один Песчаник и один человек. Нелюдь что-то сказал Ринслеру на их языке, тот ответил и, когда Песчаник дернулся к Олиф, быстро еще что-то добавил.

— Она не причинит вам вреда, — сказал мужчина на понятном девушке языке.

К ней подошел этот самый Песчаник и один воин-человек. Второй взял ее под локоть и потянул на себя, призывая встать. Дождавшись того момента, когда его ладонь, сжимавшая ее руку, окажется на уровне ее лица, девушка резко дернулась и впилась зубами в грубые, покрытые мозолями пальцы. Воин взвыл (больше от неожиданности), буквально тут же к нему кинулся Ринслер, и снова Олиф получила жестокую, обжигающую пощечину. Голова мотнулась в сторону, челюсть заныла намного сильнее, чем в прошлый раз.

— Ах ты, сучка, — зарычал мужчина, схватил девушку за руку, опрокидывая на пол, повернул ее спиной вверх, заламывая руки за спиной. Чем-то их связал, в рот засунул какую-то тряпку, закинул на плечо и понес по темным коридорам. За ними, теперь уже более внимательные, следовали Песчаник и воин-человек, готовые, если что, тут же ударить девушку так сильно, что она тут же забудет, как мать родную звали.

Олиф не шевелилась, просто безвольно висела на плече у Ринслера, словно мешок с тяжелой мукой.

Хорошо, что он не видел, как на лице девушки снова заиграла улыбка.

* * *

Ее посадили в какую-то камеру, предварительно развязав руки и вытащив кляп. Ринслер угрожающе предупредил, что на входе стоят двое очень хорошо обученных воинов, и если он узнает, что тут что-то происходит, и ему это не понравится, он отдаст Олиф этим воинам. Она и без слов все прекрасно понимала, и больше не нарывалась.

Они ушли, оставив девушку в одиночестве. Почему-то все охранники стояли у них на выходе, а в самом помещении находились только заключенные. Но, наверное, это и к лучшему.

Олиф прислонилась к холодной стене. Голова кружилась, челюсть наверняка распухла, на щеке уже точно появился огромный синяк. Однако больше всего девушка волновалась за голову. Кровь понемногу останавливалась, но все-таки приложилась о тумбочку она славно.

Ей очень-очень хотелось заплакать, в горле уже и комок встал, глаза намокли, но слезы все не выходили. Не было их и все. Похоже, за последние годы она совсем очерствела, раз даже плакать разучилась.

Олиф закрыла глаза, опустилась спиной на холодный пол.

Она все еще не оставляла надежды, что за этот поступок ее, наконец, убьют, лишив всех этих мучений.

* * *

Ринслер вышел из подземной тюрьмы в сопровождении двух воинов, едва сдерживаясь, чтобы не развернуться, и не порезать эту идиотку на мелкие кусочки к чертовой матери.

Он все-таки не удержался и с силой впечатал свой кулак в каменную стену.

— Ну-ну, не злись, — раздался детский, но до колик противный голос в темноте.

Мужчина вздрогнул, однако головы не повернул, делая вид, что не удивлен.

— Можете идти, — приказал Хозяин остальным двум воинам.

Как только те скрылись за поворотом, чокнутый предводитель Песчаников вышел из тени, но лицо его по-прежнему было едва различимым при свете всего одного факела.

— Рассказывай.

Хозяин подошел вплотную к Ринслеру, но тот не сомневался что там, в тени, скрываются еще как минимум три воина, готовые костьми лечь за своего «папочку» — так его часто называли среди «своих». Слишком уж заботливым он был, что иногда доходило до полного неадекватного состояния, стоило кому-нибудь нарушить правила.

— Эта девчонка кинулась на меня с ножом.

— И как? Успешно? — озабоченно поинтересовался Хозяин, переплетая песочные пальцы между собой.

— Конечно, нет. Дело не в этом.

— Не в этом? А в чем? — Этот противный голос вызывал в Ринслере такое раздражение, что хотелось просто взять и выбить все зубы этому… предводителю.

— Она — дура наивная, причем абсолютно не знакомая со здешними правилами.

— Хочешь сказать…

— Ей кто-то подсказал так поступить. Причем этот «кто-то» явно недолюбливает ни тебя, ни меня.

— И ты, конечно же, знаешь, кто, — удовлетворенно кивнул Хозяин.

— Догадываюсь, — уклончиво ответил ему Ринслер. — У нас тут есть только один человек, кто может быть настолько тупым.

— Я всегда его ненавидел, — зацоцкал языком их главарь. Его глаза налились привычным холодом. Кое-кому сегодня точно достанется. В очередной раз.

— Я тоже, — тихо отозвался мужчина.

— И что ты хочешь делать, мальчик мой? — Глаза Хозяина загорелись азартным блеском. От этого дурацкого обращения Ринслера передернуло. Он ненавидел уменьшительно-ласкательные имена и прозвища.

— Посмотрим, что их связывает. Скорее всего, ничего. Но вдруг повезет? Если что-то будет, заставим его помучиться, пусть посмотрит, как из нее все кишки выжмут. К тому же, эта дура должна получить хороший урок. Она останется в камере, и просидит там столько, сколько нужно. И пусть только попробует выкинуть еще что-нибудь — я ее сам убью.