— Норфолк!

Я добрался до квартиры Рега. Вид у меня как у последнего бродяги — я с ног до головы покрыт кирпичной пылью и грязью после ночи, проведенной в развалинах. Чтобы дойти до дома Рега, понадобилась целая уйма времени. И всю дорогу я боялся, что меня схватят головорезы из Департамента безопасности. Еще раздражали взгляды, которые на меня бросали прохожие. Взгляды людей, которые не имели никаких, на фиг, прав смотреть на меня так, как они смотрели. Понимаете, о чем я? Всякие вонючие бродяги, поглядывающие на меня так, будто я какой-то псих, а у них будто с головой все в порядке. А когда я не думал о них, то начинал беспокоиться о том, что скажет мне Рег, когда я вдруг объявлюсь у его дверей, потому что я ведь так толком и не знал, что же случилось в тот вечер, когда я вроде как вылетел в окно. Мне казалось, что я делаю очередную глупость и просто, как говорится, ищу еще больше проблем на свою бедную голову. Во время этого длиннющего похода, от которого мои ноги распухли и стали гореть и болеть, я думал о том, что, куда бы я ни пошел, везде меня ждут только страдания и всякие ужасные вещи. Однако я понимал, что, если даже Рег и зол на меня, он, по крайней мере, не сможет швырнуть меня в тюрьму. И еще мне нужно было увидеть Клэр.

— Мы о тебе беспокоились. С тобой все в порядке? — спрашивает Рег, провожая меня в свою гостиную.

В квартире нет никого, кроме Рега и, конечно, меня. И потому, что рядом нет Клэр, чувствую я себя по-другому. Здесь очень тихо, нет никаких ММистов, только я и Рег. Только мы вдвоем. Мне немного не по себе из-за того, что вдруг все его внимание сосредоточилось на мне и он прекрасно понимает, что я пришел не просто так. Я и Рег — вместе. Вместе в новом качестве — будто мы переходим на другой уровень. Будто вместе поднимаемся в каком-то лифте. Похоже на встречу в лифте с Броком — тогда я тоже чувствовал себя неловко. Кнопка нажата. В кабине тишина. Стоишь нос к носу с человеком, с которым никогда раньше не разговаривал. Неловкое покашливание — «гм», — а потом вдруг веселый разговор. Мы вдруг узнаем друг друга. Как бы там ни было, эта ситуация сейчас с Регом очень похожа на ту, с Броком. Только мы, конечно, не в лифте. Но все равно — мы поднимаемся на следующий уровень.

Рега беспокоит мое исчезновение в ту ночь. Я не знаю, что на самом деле тогда случилось. Последнее, что я помню, — так это как Рег положил руки мне на голову. А после этого — черная дыра.

— Да, Рег, — говорю я, отвечая на его вопрос о том, все ли со мной в порядке. — Все прекрасно и замечательно. Гм… — Я не знаю, что говорить дальше, поэтому решаю выложить все начистоту. Ну, может быть, не совсем все и не совсем начистоту. Ну, сами понимаете. — Послушай, Рег, происходит что-то абсолютно, на фиг, странное и непонятное. Со мной происходят какие-то совершенно, блин, сумасшедшие вещи.

— Да? — переспрашивает Рег. — Да, я так и думал. Что-то такое происходит, так, Норфолк? Действуют силы, которых мы не понимаем. Собираются грозовые тучи.

— Угу, вроде того. Извини, Рег, что я пропал на пару дней. Мне нужно было, гм… кое-что сделать, — объясняю я.

— Ну да, — говорит Рег. — Именно это ты и сказал, когда ушел тем вечером. Казалось, ты чем-то озабочен. Я так и понял, что тебе что-то нужно было сделать.

И я, уже с облегчением, отвечаю:

— Точно, именно так, Рег. У меня было… гм… одно неотложное дело.

Потом я решаюсь продолжить:

— На самом деле, Рег, в тот вечер кое-что произошло…

— Продолжай, — просит Рег.

— Рег, я встречался с Мартином Мартином.

На лице Рега медленно расползается улыбка, а его глаза округляются.

— Правда? — говорит он. По его голосу непонятно, верит он мне или нет. Он говорит свое «правда», как доктор, который расспрашивает пациента о симптомах его болезни. — И как он?

— На самом деле не очень хорошо, — отвечаю я. — Он выступал в своем шоу, разговаривая с какими-то идиотами, а потом вдруг вроде как сошел с ума. Он упал и начал блевать. А все эти стариканы в студии запаниковали и стали удирать, как гребаные бараны из загона. А я вроде как последовал за ним и за Дэвлином Уильямсом в больницу. Они поехали в микроавтобусе со всякими телеэкранами внутри и с антеннами на крыше. И поехали они очень быстро, но я все равно не отставал от них. Я летел по воздуху. А потом они вдруг оказались уже в больничной палате, и я там тоже был.

После этого Рега по-настоящему заинтересовал мой рассказ. И я рассказал ему все в подробностях, во всех деталях, которые только смог вспомнить, чтобы он попытался понять, что тогда чувствовал я. В общем, все то, о чем вы уже знаете. И закончил я словами:

— …а потом Мартин Мартин говорит мне: «Привет!» А рядом сидит Дэвлин Уильямс со своей виноградиной в руке, и он говорит: «Кто ты такой?» Он перепуган насмерть. Затем я вроде как улетаю…

Я не рассказываю о том, как приплываю домой в свой небоскреб.

— Знаю, все это звучит дико, но это правда. Рег, что же такое происходит? К чему это все?

— Это был сон, Норфолк. Последнее время на нас столько свалилось… — говорит он.

Было ясно, что именно так он и ответит. Я к этому готов.

— Нет, Рег. Я знал, что ты так и подумаешь. Что это — просто гребаный сон. Но это было на самом деле. Именно так все и произошло, понятно? Ты же знаешь, что то, что я видел, произошло на самом деле, так ведь? Откуда мне вообще знать про студию и про больницу? Ты мне не говорил. Получается, я все это видел. И не во сне.

Рег притих и смотрит на меня очень даже напряженно, потому что он мне верит. Он же, в конце концов, верующий. Он верит в Мартина Мартина. Поэтому ему хочется верить в то, что я ему рассказываю. И это не кажется ему бредом, как это может показаться вам. Для него это совсем никакой не гребаный бред… Он верит, что я проходил через эти самые дыры во времени и что Видел все, о чем говорю. «Видел» с заглавной «В». Все это нормально для верующего в дело Мартина Мартина. Именно это желают слышать ММисты, и именно это они хотят уметь делать сами. Именно этих навыков, как они думают, и лишило их гребаное правительство. Если бы они смогли Видеть постоянно, как это делал я и как, по их мнению, и должны уметь делать все люди, тогда не существовало бы никакого зла. Не было бы ни правительства с его Долгом Жизни, ни департаментов, которые они так ненавидят. Премьер-министр не был бы премьер-министром, и не было бы никаких шоу, в которых тебе с утра до вечера втюхивают, что ты должен покупать все, что они производят, и какое, на хрен, классное у нас правительство, и как оно все делает офигенно правильно. На смену современному образу жизни пришли бы старинные обычаи, что означает вонючие старые кресла и старые треснувшие тарелки и чашки, и болли-нейз, и угри из реки, а не «Квад», и «Вязкие бобы», и «Штикс». И не было бы сельскохозяйственных фабрик в Норфолке (как той, с которой, по мнению Рега, я удрал), на которых люди только работают и спят, работают и спят, а потом умирают.

Именно потому что они все это так сильно ненавидят, они верят в Мартина Мартина. (Или наоборот? Нужно это выяснить.) Эта ненависть заставляет их продолжать действовать. И потому, что Рег верит в Мартина Мартина, он теперь верит мне. Он просто должен верить мне, потому что поверить в это трудно. Но именно это и произошло. Я сам с трудом в это верю.

Рег не отрываясь смотрит мне в глаза, будто он смотрит в огромную темную-претемную пещеру, где, как ему кажется, он что-то заметил в самом дальнем углу. Будто там блеснул крошечный золотой слиток, и ему хочется увидеть его снова и, может быть, наложить на него свои гребаные лапы, пока его не увидел еще кто-нибудь.

На самом деле этот его взгляд меня сильно смущает. Рег стал похож на тех стариков, которые вдруг застывают с остекленевшим взглядом, пытаясь вспомнить что-то из прошлых времен. Я продолжаю молча сидеть, не мешая ему копаться в своей памяти, глядя в никуда мутными глазами.

Наконец его лицо светлеет, и он вздрагивает, будто возвращаясь в реальность. Он смотрит на меня так, будто старается заглянуть мне в мозги. Так будто старается Видеть, «Видеть» с заглавной «В».

— Но сам-то ты, Норфолк… Есть причина твоего появления. Ты здесь, чтобы помочь, так ведь? Ты здесь, чтобы… — Его голос замолкает, но он по-прежнему внимательно смотрит на меня, пытаясь собраться с мыслями. Смотрит, сощурив свои слезящиеся глаза, будто ищет что-то в кромешной темноте и в руках у него лишь крохотная свеча. Для Рега все в потемках. Ему ничего не ясно. Такое ощущение, что его мозгу требуется пара хороших очков, чтобы разглядеть все как следует, чтобы во всем разобраться, чтобы все это понять и осознать.

— Расскажи мне подробнее о своей встрече с Мартином Мартином, — просит Рег. На столе стоит бутылка красного вина, и он наливает нам по стакану.

И я рассказываю ему все это снова. Все, что уже рассказывал только что. Я рассказываю снова и снова. Время от времени он перебивает меня и просит рассказать о чем-то поподробнее — как можно детальнее. Естественно, некоторые вещи я опускаю. Например, не говорю ему о том, что случилось с Федором. И что я — Дженсен Перехватчик (правительственный шпион), а не Норфолк из Норфолка (беглый бродяга). И еще я не рассказываю ему про кирпичное иглу, в котором провел эту ночь.

И пока я говорю, Рег становится все бодрее и веселее и начинает приговаривать: «Продолжай!» и «Да!», и «Ну конечно же…», будто то, о чем я ему рассказываю, заполняют пробелы в его мозгу.

А пробелы у Рега большие. Все эти события с Мартином Мартином произошли давным-давно. О большинстве из них он может лишь гадать. Он составил для себя образ Мартина Мартина из того, что ему кто-то говорил, из тех отрывков, которые он читал. Но у него по-прежнему полно пробелов. А я прекрасно понимаю, что это значит, когда у тебя в голове такие огромные пробелы. Дыры, как в мультяшном сыре, которые пронизывают твои мысли. Сыр с огромными грязными туннелями, и ты не видишь, куда ведут эти самые туннели, потому что они изгибаются и извиваются или, может быть, встречаются с другими дырами и потом вообще меняют направление. Откуда ты можешь знать, куда идут эти туннели, пока сам по ним не пролезешь?

И вся эта история с Мартином Мартином — сплошные туннели. Туннели под туннелями с потайными дверями, ведущими в другие туннели и в другие залы. Залы с потайными лазейками в полу, которые ведут в следующий зал с потайным ходом, спрятанным за каким-нибудь книжным шкафом или ширмой. А мы все — как черви, живущие под землей, или как угри в грязи на дне реки. Мы все роемся в наших маленьких туннелях, поедая гребаную грязь, и думаем, что больше ничего вокруг и нет — только наш маленький туннель, и наша грязь, и наше в ней копошение. Но все совсем не так. На самом деле существует еще много чего, очень даже много. Взять, к примеру, этих самых угрей, которые копошатся в грязи на дне реки. Они думают, что этим мир и кончается, пока их не выловит какой-нибудь голодный бродяга. И вот тогда они вдруг обнаруживают, что еще есть воздух, и синее небо, и целый огромный мир над их рекой. А потом их голову протыкают ржавым гвоздем, их кожу сдирают, а их самих съедают. Для нас река — это лишь река, которая рассекает наш город на две части, и нам приходится строить мосты через нее и туннели под ней. А вот для угрей река — это весь их мир. Наш мир больше, и лучше, и чище — это уж точно. Но мы мало что знаем об этом мире, даже если нам кажется, что знаем все. Мы знаем о нашем мире не больше, чем угри знают о своей грязи. И вот когда нас по какой-то причине вдруг выхватывают из нашего мира, мы вдруг обнаруживаем, что мир наш на самом деле и больше размером и сложнее устроен. Например, мы узнаем, что можем летать сквозь дыры во времени.

— Итак, Рег, — говорю я после того, как все рассказал ему: о телешоу с Мартином Мартином; как выглядели эти самые Джексоны; как выглядел сам Мартин Мартин и каким ненормальным он мне показался; как выглядел в те времена Лондон; и о том, разговаривал ли кто-нибудь со мной кроме Мартина Мартина и Дэвлина Уильямса; и о том, ощущал ли я какие-нибудь запахи; как я себя чувствовал, когда все это происходило (то есть казалось ли мне все происходящее нормальным или нет, если вам интересно); какой была тогда погода; обо всех мельчайших деталях всего того, что я видел и делал. — Что же все это такое, Рег? Что происходит?

И Рег отвечает:

— Думаю, ты — особенный, Норфолк. Ты видел то, о чем мы только догадываемся. Думаю, Норфолк, есть причина, по которой тебе все это было показано.

— Да? — говорю я. — И что это за причина? Зачем мне все это показали?

— Думаю, Норфолк, это — знак.

— Что, типа дорожного? — интересуюсь я.

— Угу, типа дорожного знака. Он показывает нам, какой путь выбрать, предупреждает нас о том, что должно произойти. Возвращение неминуемо. Мы должны действовать.

— Возвращение? — переспрашиваю я.

— Возвращение Мартина Мартина. Мы всегда знали, что это произойдет, но мы не знали когда. Мы знали, что перед Возвращением будет Откровение. И ты был выбран в качестве глашатая Откровения. Откровение началось!

— И что мы должны делать? — задаю я вопрос, чувствуя волнение Рега. Тон, каким Рег произносит эти слова, делает их действительно очень важными.

— Мы должны подготовиться к возвращению Мартина Мартина и к тому, что он разделит свой Дар со всеми людьми. Мы должны ослабить власть государства над народом. Эпоха упадка закончилась, поднимается новая заря! Мы — его апостолы, Норфолк. А ты… Ты, наверное, самый важный.

Говоря все это, он потеет и раскачивается в своем кресле взад-вперед и не отрываясь смотрит на меня.

Потом он вдруг встает и говорит:

— Время не ждет. Сегодня вечером. Мы начинаем действовать сегодня вечером. — Рег страшно возбужден. — Планы, Норфолк. Мне нужно все спланировать. — Эти слова он говорит громко и нараспев, а потом вдруг переходит почти на шепот: — Ты мог бы сейчас оставить меня и прийти ко мне снова сегодня вечером? Скажем, в семь? Клэр тоже придет. — А потом опять начинает свои причитания: — Наступают захватывающие времена, Норфолк! Твое появление все изменило. Я был уверен, есть причина, по которой ты у нас объявился.