РИМ НЕ СДАЕТСЯ

Перед самым походом на Рим Удино собрал офицеров – среди них был и его сын – и прочитал им свой план-приказ к бою:

– «Атаку следует вести одновременно как на крепостные ворота Кавалледжери, так и на крепостные ворота Анджелина, дабы раздробить силы врага.

Взяв ворота Кавалледжери, мы отсечем вражеские силы на Монте Марио и отсюда захватим ворота Анджелина.

Когда наши войска займут оба этих опорных пункта, мы ударим по врагу сразу всеми силами и ворвемся в город. Общий сбор на площади Святого Петра.

Требую от вас одержать победу малой кровью».

В способность римлян оказать упорное сопротивление он не верил. Его не насторожило даже недавнее происшествие с батальоном берсальеров Манары, хотя другого оно и заставило бы призадуматься.

А случилось вот что: 26 апреля, через два дня после высадки в Чивитавеккьи французов, туда вошел старый, обшарпанный пароходик «Ла Специя». На палубе теснились пятьсот ломбардских берсальеров. Они геройски воевали против австрийцев, а когда Карл Альберт капитулировал, решили пробиваться в Рим. Во главе батальона стоял майор граф Лучано Манара. Нет, он вовсе не был республиканцем и предпочел бы воевать в рядах королевской пьемонтской армии. Но Пьемонт отверг его услуги, и тогда, чтобы и дальше сражаться с вековечным врагом итальянцев, Австро-Венгрией, он повел свой батальон в Рим.

Манара собирался высадиться в Чивитавеккьи и оттуда походным маршем идти в Рим. И здесь путь ему преградил Удино. Запретил берсальерам сойти на берег и приказал им вернуться в Геную.

Командир батальона, Лучано Манара, потребовал у генерала Удино аудиенции. Как и все нувориши [Н у в о р и ш (франц.) – богач-выскочка], Удино питал почтение к потомственной аристократии. Он принял Манару любезно, завел изысканную беседу и принялся расспрашивать его о последних салонных новостях. На это Манара вежливо отвечал, что давно не был в свете и потребовал не чинить его батальону препятствий к высадке. Удино потемнел в лице.

– Ведь вы, граф, ломбардец, не так ли? – ледяным тоном спросил он.

– Да, конечно, – ответил Манара.

– Так почему же вы, ломбардец, хотите вмешаться в дела Рима?

– А почему вы, француз, вмешиваетесь в дела Рима? – задал встречный вопрос Манара.

– Мы намерены лишь опередить австрийцев и водворить там порядок. И как только успеем в своем предприятии, вернемся на родину.

Манара молчал, не сводя с Удино пристального взгляда.

– Бон [Хорошо (франц.)], – сказал наконец Удино. – Разрешаю вам, майор, высадиться на берег, но не в Чивитавеккьи, а южнее – в Анцио. При одном, однако, условии – обещайте до четвертого мая оставаться вне Рима.

– Генерал, – ответил Манара, – я не унижусь до лжи, долгу своему я не изменял и никогда не изменю. Теперь я служу в армии Римской республики и подчиняюсь ее военному министру. А дать слово и его не сдержать? Извините, генерал, но такого бесчестного поступка я не совершу.

Под удивленными взглядами свиты Удино он поднялся и покинул гостиную.

На другой день берсальеры Манары высадились в порту Анцио и самым ближним путем, проселочными дорогами, направились к Риму.

К тому времени легион Гарибальди уже вступил в Вечный город. До Рима они добрались на третий день, все в пыли, усталые, прокаленные уже набравшим силу апрельским солнцем. Перед городскими воротами легионеры, однако, подтянулись, браво расправили плечи и дальше шли, бодро печатая шаг, словно на параде. На узких улочках толпился народ, в воздух взлетали шляпы и фуражки, женщины размахивали платками, малыши хлопали в ладоши и то и дело выбегали на дорогу. Гремел оркестр, но и его заглушали радостные крики толпы: «Вот он! Вот он! Эввива, эввива Гарибальди! Мы спасены!»

Казалось, весь Рим высыпал на улицы. Но так только казалось. Рабочие военных мастерских из бронзы и меди церковных колоколов отливали пушки, саперы минировали мосты и срубали у бастионов деревья, чтобы батареям легче было вести огонь, добровольцы воздвигали баррикады из бочек, срубленных деревьев, чугунных решеток, мешков с песком.

А легион Гарибальди уже вливался в Корсо, главную улицу Рима. И здесь народ стоял по обеим сторонам, оставив легионерам лишь узкий проход. Внезапно толпа расступилась – навстречу Гарибальди скакал во весь опор военный министр Авеццана с почетным конвоем. Гарибальди и Авеццана крепко обнялись, не слезая с коней.

– Наконец-то, – выдохнул Авеццана. – Я боялся, не успеете, враг у ворот. – И уже громко, обращаясь ко всему легиону: – Гарибальдийцы! Рим верит вам. Так покажите же, что вы достойны прежней вашей славы! Пусть все узнают, что в итальянских сердцах жива древняя доблесть!

Легион ответил дружно:

– Ур-ра Римской республике!

До начала войны оставалось два дня.

Гарибальди и Сакки неторопливо шли по Риму, все больше удаляясь от центра. Позади остались широкие, мощенные булыжником площади Венеция и дель Пополо, аристократический Корсо, древний Форум.

Уже там Гарибальди поразило, в какое запустение пришел Вечный город, некогда столица всемогущей Римской империи.

Форум с его полуразрушенными, но все еще величественными храмами стал местом, где прачки сушили белье на развешанных меж мраморных колонн веревках. А рядом был огромный бычий рынок.

Ранним утром крестьяне из Чочарии и Романьи пригоняли сюда на продажу коров и быков. Оставляли сыновей-пастушков приглядывать за ними, а сами садились в кружок прямо на траву и в ожидании покупателей закусывали и распивали прохладное домашнее вино. За вином и беседой они порой забывали покормить оголодавших быков и коров, и те начинали яростно реветь.

На берегу Тибра, у самой мутной воды, тоскливо жались друг к другу лачуги бедняков. В непогоду и половодье их заливало, и тогда вниз по реке плыли матрацы, подушки, столы, стулья и прочий скарб этих бедолаг.

В кварталах Трастевере, где жили ремесленники, возчики, каменщики, мелкие торговцы, после дождя в открытых сточных канавах копилась и бурлила черная вода, и босоногие мальчишки радостно бегали по лужам.

Вся жизнь трастеверинцев протекала на улице. Здесь они обедали целыми семьями; здесь же гончары обжигали горшки и вазы, а рядом крестьянки из Чочарии, совсем недавно перебравшиеся в город со всем своим немудреным скарбом и скотом, доили коров и разносили по домам свежее молоко. Тут же поссорившиеся соседи выясняли на кулаках отношения, а немного спустя, обнявшись, шли в ближайшую остерию распить бутылку вина «Кастелли».

На перекрестках главных улиц нищие не просили, а прямо-таки требовали милостыню. И попробуй не дай – осыпят тебя отборной бранью.

Бедность и богатство, тенистые аллеи Пинчо, Пантеон, величественный собор святого Петра, прекрасные дворцы и виллы в соседстве с мрачными улочками. Таким был тогда Вечный город.

А за тем, чтобы Рим так и пребывал в сонной дреме, неусыпно следил папа, сидевший в своем дворце – крепости Квиринале. Этот мрачный трехэтажный дворец с окнами-бойницами один стоял на холме, остальные же дома в почтительном от него отдалении робко жались друг к другу.

Квиринал, еще совсем недавно резиденция папы, после бегства Пия IX стал резиденцией триумвирата. Распахнулись ставни, исчезли швейцарские гвардейцы у парадного входа и на лестницах. Доступ во дворец был теперь открыт для всех, кто хотел изложить свои просьбы или требования триумвирам. Возле дворца днем без страха останавливались римские извозчики, усаживались отдохнуть в тени крестьяне и виноделы.

– До чего довели славный Рим папа и его кардиналы, епископы, судейская шваль, сборщики налогов! – с горечью воскликнул Гарибальди, глядя на обшарпанные, давно некрашеные дома. – Какая тьма паразитов и лихоимцев! И каждый норовит урвать свой кусок.

– Да, бессловесный люд обирать они большие мастера, – отозвался Сакки. – Кто смел, тот грабит, а кто не смел, тот ворует – вот и вся разница.

– Больше не позволим! – сказал, как отрубил, Гарибальди. – На то теперь и республика. Только бы устоять. Вчера Мадзини мне сказал: «Чтобы вести войну, нужны солдаты и пушки, а чтобы ее выиграть, нужна вера в победу». Вера у нас есть, а вот пушек мало. И толковых офицеров тоже, – он вздохнул. – Нам бы два-три месяца на подготовку.

Увы, на подготовку у них не оставалось и дня. Не успели они спуститься по лестнице на площадь Испании, как к ним подскакал Агуяр.

– Наконец-то! Еле разыскал! – воскликнул он. – Авеццана приказал срочно доставить вас в штаб.

– Что стряслось? – встревожился Гарибальди.

– Авангард французов вошел в Кастель Гуидо, а это в шести милях от Рима. Садитесь на моего Чико, мы с Гаэтано побежим за вами.

Гарибальди невольно рассмеялся – представил себе, как за ним, изумляя прохожих, бегут по улочкам Агуяр и Сакки. Он вскочил на коня.

– Тогда догоняйте!

Авеццана нервно расхаживал по кабинету и то и дело доставал свои часы-луковицу. Когда наконец раздался стук в дверь и вошел Гарибальди, он радостно воскликнул:

– Ну, слава богу, что ты здесь, Джузеппе!

Очень скоро они перешли на «ты». Авеццана был равнодушен к разнице в чинах и званиях, а в Гарибальди к тому же видел товарища по оружию.

– Агуяр тебе уже сказал, что французы заняли Кастель Гуидо? Смотри, – он подвел Гарибальди к висевшей на стене карте Рима и окрестностей. – Отсюда к Риму ведут две дороги. Вот тут они расходятся, – он ткнул пальцем в развилку дорог у древнего акведука. – Дальше правая ведет к воротам Сан Панкрацио, а левая – к воротам Кавалледжери. Возьмут их французы, и путь к Ватикану для Удино открыт. Этого допустить нельзя. Потеряем крепостные стены, вся оборона рухнет…

Гарибальди уже успел обойти пешком и объездить на своем Уругвае все девятнадцать километров крепостных стен. Скорее всего, французы поведут атаку на холм Джаниколо, оттуда до Ватикана рукой подать. Если им удастся завладеть этим холмом, они установят там батареи и будут хладнокровно расстреливать город. Тогда Риму долго не продержаться. Своими предположениями он поделился с Авеццаной.

– Потому и поручаю оборону Джаниколо тебе, – сказал Авеццана. – Займешь позиции на всем участке от ворот Портезе до ворот Сан Панкрацио. Вместе с другом твоим, Медичи, он уже в Риме.

Весть эта обрадовала Гарибальди. Последняя весточка от Джакомо Медичи была из Болоньи. Джакомо писал, что собрал отряд добровольцев в шестьсот человек и ждет приказа прибыть в Рим. Он мечтает снова сражаться под началом Гарибальди.

Вот они и повоюют вместе, как прежде сражались в Южной Америке, а потом – в Ломбардии против австрийцев. Тогда Медичи был у него в бригаде командиром роты. Но ему не грех и полк дать. Редкой отваги человек. Значит, добрался до Рима. Это прекрасно, очень ему не хватало Джакомо!

А почему не хватало, он и сам себе не признавался до конца. Конечно, их связывала давняя, проверенная боями и временем дружба. Но ведь и с тем же Сакки он дружен не один год. Только по-иному. Во всем легионе один Медичи был с Гарибальди на равных и не боялся ему возразить в пылу спора, хотя в гневе Гарибальди становился страшен. Нет, Медичи не подстраивался под Гарибальди, а смело и спокойно отстаивал свои доводы. И ярость Гарибальди стихала.

«Дам Джакомо батальон, не меньше!» – решил Гарибальди.

– Для обороны Джаниколо одного моего легиона недостаточно, – сказал он наконец.

– Хорошо, выделю тебе еще батальон студентов и батальон добровольцев из Романьи. Всего две с половиной тысячи. Ну как, хватит на первое время? – с надеждой в голосе спросил Авеццана.

– Маловато, – вздохнул Гарибальди.

– Кроме того, резерв из трех батальонов бывшей папской стражи, – поспешил добавить Авеццана.

– Кто ими командует?

– Полковник Галлетти, – сказал Авеццана. – Понимаю тетя, Джузеппе. Но поверь, на этих вчерашних защитников папы можно положиться. Это тебе не чужаки, швейцарские гвардейцы, а коренные римляне. Сам же Галлетти – патриот и честный человек.

– Если он еще и толковый офицер, ему цены нет, – улыбнувшись, сказал Гарибальди. Но улыбка сразу погасла. Он озабоченно взглянул на карту и добавил, ткнув пальцем в три крестика у крепостных стен: – Очень важно занять виллы Корсини, Памфили и Барберини. Они стоят на холмах, перед самыми крепостными стенами. Эти три виллы и преградят французам путь к городским воротам.

– Прекрасная идея! – воскликнул Авеццана. – Как я об этом не подумал? – Он сокрушенно покачал головой. – Ну, все обговорили, приступай к действиям, Джузеппе! И да будет с тобой удача!

Светало. Гарибальдийцы всю ночь пролежали в засаде в виноградниках у развилки дороги. У командира отряда затекли ноги. Он приподнялся, чтобы хоть немного размяться, и вдруг увидел, как из-за поворота в метрах ста от них появился французский конный патруль. Секунду спустя французов заметили солдаты. Мигом схватили ружья.

Офицер-гарибальдиец уже хотел дать команду «Огонь!», но вспомнил строжайший приказ Авеццаны – первыми огня не открывать.

Он вышел из-за кустов и направился к опешившим от неожиданности французам.

– Что вам угодно, господа? – сурово осведомился он.

– Мы идем в Рим, – ответил, чуть свесившись с коня, смуглый, с черными бакенбардами, молодой офицер в щегольском мундире.

– Путь в Рим закрыт, – ответил офицер-гарибальдиец.

– Что значит закрыт?! – возмутился француз. – От имени Французской республики приказываю вам немедленно сложить оружие!

– А я от имени Римской республики приказываю – возвращайтесь туда, откуда пришли. Да побыстрее, не то…

Договорить он не успел.

– Огонь! – скомандовал вражеский офицер.

В ответ из виноградников грянул залп. Вслед за ним – второй. Под одним из французских егерей рухнула лошадь. Французский офицер, раненный в бок, вздыбил коня и, крикнув своим: «Назад!» – поскакал к акведуку. Егеря, отстреливаясь, помчались за ним под веселые крики гарибальдийцев:

– Куда же вы? Мы бы вас покормили!

Двое гарибальдийцев привели пленного егеря. Упав с коня, он сильно ударился головой о землю. Его перевязали, помогли сесть в седло и повезли в штаб Гарибальди на виллу Памфили. Пленный держался уверенно, даже нагло. На вопрос Гарибальди, где сейчас главные силы французов, ответил с вызовом:

– В Кастель Гуидо, а вечером будут в Риме.

– Ты уже в Риме, – усмехнувшись, сказал Гарибальди. – Только без оружия и без сапог.

– Сапоги ваши солдаты отняли, прикажите вернуть, – ответил пленный таким тоном, словно командует здесь он. И вдруг встретился глазами с Гарибальди. Презрение, гнев увидел он в них и похолодел от ужаса – сейчас прикажет его расстрелять, а мертвому, зачем мертвому сапоги! Он рухнул перед Гарибальди на колени и прошептал:

– Пощадите, я все расскажу.

– Вставай, не бойся, мы не австрийцы и пленных не убиваем. – Гарибальди подошел к егерю вплотную. – Что это был за офицер в парадном мундире и при всех регалиях?

– Сын генерала Удино, – отчеканил пленный француз.

– Славно он от нас драпал, – сказал Гарибальди. – Так вот, мы тебя отпускаем. Возвращайся к своим и передай Удино, что с парадом на улицах Рима ему придется повременить. – И приказал двум легионерам проводить пленного до передовых постов.

Удино наконец понял, что без боя Рим ему не взять. Впрочем, это его даже обрадовало – тем славнее будет победа и тем выше будут награды. А в том, что он победит, Удино не сомневался.

В полдень две бригады французов в походном строю двинулись на Рим. Шли напрямик, через виноградники и оливковые рощи, три эскадрона прикрывали фланги на случай внезапной атаки римлян.

На перекрестке дорог бригады разделились, одна свернула налево, к акведуку и к воротам Анджелина, вторая – направо, к воротам Кавалледжери. Местность здесь холмистая, у оливковых рощ, группками, по двое и по трое, стоят деревенские домишки, в которых можно укрыться от ружейного огня. Но Удино не собирался вести долгую осаду, он твердо вознамерился взять Рим одним ударом.

Гарибальди со своим штабом расположился на вилле Памфили перед крепостной стеной. Поднялся на третий этаж и через большое стрельчатое окно следил за продвижением французов. Отсюда в бинокль хорошо видны и город с огромным куполом собора святого Петра, и угрюмый замок святого Ангела, превращенный сейчас в крепость. Взгляд Гарибальди остановился на колокольне церкви Сан Пьетро ин Монторио, словно бы оседлавшей высоченный холм.

«Какой удобный наблюдательный пункт!» – подумал он.

Грянул орудийный залп. Это французские полевые пушки с холмов открыли огонь по Вечному городу. И словно в ответ, в Риме звонари на колокольнях ударили в набат, на улицах загремели барабаны, город сзывал своих защитников на смертный бой.

Гарибальди кинулся вниз по узкой лестнице – настал решающий час, и его место на поле боя.

Легионеры, окопавшись на холмах и в садах вилл, вели частый огонь по полку венсенских егерей. С горы Марио наступающих осыпала картечью четырехпушечная батарея. Один за другим падали на землю раненые и убитые, но оставшиеся в строю французы упорно рвались к крепостной стене.

Все-таки прорвались, добежали. Да, но где проход, на карте генерала Удино тут ворота?! Они и были здесь прежде. Но год назад их замуровали. На карте же они почему-то остались.

Пули и картечь неумолимо косили венсенских егерей. Только недаром они прошли школу войны в Алжире, где за отвагу заслужили прозвище «африканские львы». Не дрогнули они и сейчас, укрылись в кустах, за деревьями, в виноградниках и повели ответный огонь. И вот уже рухнули со стены в чахлую траву два, пять, десять гарибальдийцев.

– Бригада Молиер, вперед! – приказал Удино, с командного пункта неотрывно следивший за ходом боя.

Из деревенских домишек, с акведука бросилась на подмогу попавшим в беду егерям вторая бригада.

Но и это не устрашило защитников города. Место убитых и раненых на крепостных стенах занимали другие. Орудия на холме Марио гремели не умолкая. Фитильщики поджигали фитиль – миг, и черные ядра, с ревом вылетев из жерла пушек и оставляя дымный след, падали внизу, там, где цепью бежали в атаку французы.

К полудню защитников осталось меньше половины, но и французы несли тяжелые потери. И в этот грозный час из города на помощь гарибальдийцам подоспели солдаты национальной гвардии. Град пуль обрушился с крепостных стен на французов, уже сумевших приставить к ним штурмовые лестницы.

Засев за каменным зубчатым выступом, метко стрелял по врагу из карабина бывший пастушонок, а теперь юный гарибальдиец Шилиппино. В легион Гарибальди их, мальчишек двенадцати – пятнадцати лет, записалось уже больше сорока. Почти все с римских окраин, но были среди них и деревенские пареньки. Самых проворных Агуяр сделал связными, а тех, что покрепче, – санитарами. Филиппино тоже попал в санитары – он был хоть и худ, да вынослив. Но когда у него на глазах вражеская пуля сразила его земляка, каретника Винченцо, и тот, схватившись за грудь, упал на камни бастиона, Филиппино занял его место. Вначале он палил по французам, почти ничего не разбирая сквозь слезы, застилавшие глаза. Потом заметил, что патронов осталось в обрез. Тогда он стал стрелять редко и лишь наверняка. Глаза у Филиппино, привыкшего следить за стадом, были зоркие, и ни один патрон не пропадал даром.

А рядом прицельным огнем национальные гвардейцы отсекали французских егерей от крепостных стен. Бригада Молиер дрогнула, отступила назад и укрылась в садах и чуть ниже, в кустарнике.

Особым полководческим чутьем Гарибальди ощутил – вот он, переломный момент в сражении.

Он вскочил на коня, ворота раскрылись, и он вылетел на истоптанную лужайку у стены. Осадив скакуна и выхватив из ножен саблю, Гарибальди крикнул воинам:

– Вперед, победа близка!

Из обоих ворот со штыками наперевес уже выбегали легионеры в красных рубашках, студенты-добровольцы и солдаты итальянского легиона.

Гарибальди пришпорил Уругвая и понесся прямо на французов, залегших в зарослях вереска, за ним – верный Агуяр и Франческо Даверио. В своем белом пончо поверх красной рубахи, в черной шляпе с пером, Гарибальди был сейчас отличной мишенью. Пули свистели над его головой. Упал скакавший рядом Агуяр, под ним убило коня, но в Гарибальди каким-то чудом не попала ни одна пуля.

Внезапно огонь стих – французы и гарибальдийцы схватились врукопашную. Бились штыками и прикладами. И так велико было ожесточение боя, что даже тяжело раненные, собрав последние силы, поднимались и в упор стреляли по врагу из пистолета.

Бой длился больше часа, а чаша весов все еще колебалась. Французы сражались храбро и умело. Внезапным ударом их двадцатый линейный полк выбил гарибальдийцев с виллы Корсини. Закрепись французы на этой вилле – и она станет их опорным пунктом. С высокого холма полевые батареи поведут прицельный огонь по крепостным стенам. Гарибальди отлично это понимал.

– Отбить виллу любой ценой! – приказал он своему давнему другу и помощнику капитану Монтальди.

Сам же поскакал к воротам Кавалледжери, где шло яростное сражение.

Капитан Монтальди поднял в контратаку свой батальон. Он бежал по аллее, что-то громко крича, и вдруг, точно споткнувшись о камень, неловко, боком упал в траву. Упал и больше не поднялся. Но его легионеры уже врезались в цепи французов, выскочивших из виллы им навстречу. Дрались в беседке у кустов жимолости, у мраморных бюстов римских императоров, в цветущем розарии. Везде: на главной аллее, на боковых дорожках, у парадной лестницы – лежали убитые, а рядом, не видя ничего вокруг, гарибальдийцы и французы продолжали штыковой бой.

Час спустя лейтенант Гильоне, разыскав Гарибальди, доложил ему, приложив окровавленную руку к козырьку фуражки:

– Генерал, батальон капитана Монтальди приказ выполнил – вилла Корсини снова наша.

– Где же сам Монтальди? – спросил Гарибальди.

– Убит.

– Его помощник Рильи?

– Убит.

– Старший лейтенант Дзамбони?

– Убит.

– Старший лейтенант Ролла?

– Тяжело ранен и отправлен в госпиталь.

– Кто из офицеров остался в строю? – спросил Гарибальди, прислонившись к дереву.

– Я один, – ответил Гильоне.

– Да и ты, как вижу, ранен.

– Так точно. Но шпагу держать могу.

– Не надо шпаги, – тихо сказал Гарибальди. – Примешь командование батальоном. А Монтальди, Рильи и Дзамбони отнесите на виллу. Похороним как героев.

– Разрешите идти, генерал? – спросил Гильоне.

– Иди. Я пришлю подкрепление, – сказал он вдогонку уходившему офицеру.

Вскочил на коня и помчался в гущу разгоревшегося с новой силой боя. Рядом с ним неслись в атаку Даверио и Сакки с трехцветным знаменем в руке. В красных фесках с черными султанами, напрямик, через поле, скакали уланы Анджело Мазины. Сверкали на солнце сабли и пики. Улан было всего пятьдесят, но французам казалось, будто на них обрушился ураган. С этого дня они прозвали улан Мазины «ангелами смерти».

Сначала французы попытались занять оборону на последних холмах. Не смогли – атака гарибальдийцев была неудержимой, и егеря в панике побежали вниз, к спасительным домам селения.

Легионеры, изнемогшие от трехчасового боя и адской жары, даже не пытались их преследовать.

В этот момент к Гарибальди прибыла подмога – Авеццана прислал из резерва две роты римлян.

– Не дадим французам уйти! – крикнул Гарибальди и повел в атаку, третью по счету, свежие роты. За ними устремились и те легионеры, у которых осталась хоть крупица сил.

Со своего командного пункта близ акведука Удино видел, что еще немного – и отступление превратится в бегство, победный марш на Рим обернется не просто поражением, а полным разгромом. Тогда прощай блистательная военная карьера! Его ждут позор и поношение. И он решил поставить на карту все. Бросил в бой последний резерв – батальон двадцатого полка. Взять близлежащий холм или умереть – таков был приказ. Батальон повел в атаку капитан Пикар – ветеран боев в Алжире.

Защищали холм студенты-волонтеры. Они бились храбро, но не было у них военного умения. А батальон Пикара наступал с яростью отчаяния. Мощным штурмом французам удалось захватить виллу на вершине холма. Горстка уцелевших волонтеров поспешно отступила. Пикар послал к генералу Удино фельдъегеря с донесением: «Холм Сан Пио взят. Понес в бою тяжелые потери. Жду подкреплений».

Это была первая за день радостная весть для Удино. Но и последняя.

Гарибальди во главе батальона волонтеров внезапно ударил Пикару в тыл. С фронта же виллу, где засели французы, атаковал Нино Биксио с ротой легионеров. Он первым и проник на виллу, сошелся с Пикаром врукопашную. Пикар успел выбить у Нино пистолет из рук и уже выхватил свой, как вдруг Биксио мощным ударом кулака свалил врага на пол.

А из сада на виллу ворвались волонтеры. Впереди всех бежал Гарибальди. Никто не заметил, как он на какой-то миг, всего лишь на миг, остановился и покачнулся. Еще там, у крепостных бастионов, его ранило в правый бок. Но разве мог он покинуть своих бойцов! Он сам перевязал рану и, вскочив на коня, снова ринулся в гущу боя – знал, без него легионеры могут дрогнуть. И вот теперь они – в шаге от полной победы.

Пикар и его солдаты сидели в гостиной, кто на стульях, а кто и просто на полу, и испуганно таращились на легионеров. Бородатые, с заросшими щетиной лицами, они казались пленным дьяволами из ада. Но время шло, никто их не трогал, и они успокоились. Вдруг капитан Пикар прислушался – уж не померещилось ли ему? Нет, точно, рядом, на лугу, военный оркестр играет «Марсельезу».

– Мы победили! – не в силах сдержать радости, закричал Пикар, вскочив со стула.

– Вы проиграли, мой капитан! – ответил ему Нино Биксио. – «Марсельезу» же наши военные оркестры исполняют по приказу триумвира Джузеппе Мадзини – пусть все знают, что сегодня мы защищаем сразу две свободы, вашу и итальянскую.

– Какая ирония судьбы, какой позор! – пробормотал Пикар, опускаясь на стул.

Да, французы проиграли сражение и у крепостных стен, и на холмах у вилл Памфили и Корсини. Эту виллу, открытую всем ветрам и солнцу, римляне издавна называли виллой «Куаттро Венти» – Четырех Ветров.

Удино впору было теперь думать не о взятии Рима, а о том, как избежать полного окружения.

Гарибальди послал военному министру Авеццане гонца с донесением:

«Враг отступает, срочно пришлите подкрепления. Я дал слово разбить французов и сдержал его. Теперь обещаю – ни один из них не доберется до своих кораблей в Чивитавеккьи.

Преданный вам Гарибальди».

Он знал, что резервы у генерала Авеццаны в городе были: два линейных полка, батальон Джакомо Медичи и, главное, свежий кавалерийский эскадрон. Тогда как у генерала Удино кавалерии не осталось вовсе.

Гарибальди уже мысленно видел, как батальон Медичи наносит французам фланговый удар, а конница с тыла довершает разгром врага. Наконец долгожданный ответ военного министра прибыл:

«Высылаю подкрепления. Пока атакуйте врага силами легиона. Рим ждет вас с победой».

Не медля ни секунды, Гарибальди разделил легион на две колонны, одну возглавил Анджело Мазина со своими «ангелами смерти», другую – Гарибальди. Приказал горнисту играть сигнал атаки.

Сражения не состоялось. Французские передовые посты сдались без единого выстрела. Сам же генерал Удино поспешно отступил с основными силами к Кастель Гуидо. На поле боя он оставил почти все орудия и потерял убитыми и ранеными тысячу триста человек.

Эскадрон Мазины все-таки сумел настичь арьергард французов неподалеку от Кастель Гуидо. Пятьдесят улан ворвались на холм Малагротта, но попали под огонь французских егерей. Продолжать атаку значило обречь эскадрон на верную гибель. Сколь ни отважен был Анджело Мазина, он понял – надо перейти к обороне.

– Спешиться! – приказал он. – Окапывайтесь в винограднике!

К счастью, генералу Удино было не до контратаки – добраться бы до кораблей в Чивитавеккьи. А для этого нужно хоть ненадолго задержать врага у Малогротты. Казалось, план Удино удался – слишком далеко оторвался Мазина от своих легионеров и вот теперь залег на холме под огнем снайперов.

Но и тут Гарибальди испортил Удино всю обедню. Скрытно обошел врага с фланга и оседлал главную дорогу.

Легионеры уже готовились к последней, решающей атаке, когда к Гарибальди подскакал начальник штаба Даверио. Перекрывая грохот орудийной пальбы, крикнул изо всех сил:

– Генерал, прикажите играть отбой! Атаки не будет…

– Да ты что, рехнулся? – крикнул в ответ Гарибальди. – Чей приказ?

– Триумвиров, точнее – лично Мадзини, – ответил Даверио, слезая с коня.

– Но почему? В тот самый момент, когда враг окружен и вот-вот сдастся!

– Мадзини опасается, что Франция не потерпит такого унижения, – ответил Даверио. – Он все еще верит, что французы станут нашими друзьями.

– Наивный он человек, – с горечью сказал Гарибальди. – Что ж, я подчиняюсь. Ничего другого мне не остается.

– Генерал, к нам скачет французский офицер с тремя кавалеристами. Он размахивает белым флагом, – доложил его ординарец. Агуяр.

– Вижу, – ответил Гарибальди. – Подождите играть отбой. Сначала узнаем, что нам предлагает доблестный Удино.

Французского офицера привели к Гарибальди. Тот вынул из кармана военного сюртука письмо с сургучной печатью, вскрыл его и стал читать гортанным голосом:

– «Генерал Удино, командующий французским экспедиционным корпусом, предлагает генералу Авеццане, военному министру Римской республики, заключить перемирие сроком на неделю. За этот период генерал Удино намерен выяснить, в самом ли деле римляне поддерживают республиканское правительство…»

– А может, намерен выиграть время, – бросил Гарибальди.

Парламентер сделал вид, будто не расслышал, и продолжал читать:

– «В доказательство искренности своих предложений генерал Удино готов без всяких условий освободить всех взятых в плен республиканцев».

У французов был один-единственный пленный, капеллан Уго Басси. Взяли его французы в плен безоружным, во время первой атаки на виллу Памфили, когда он причащал смертельно раненного гарибальдийца.

– Приказано ждать ответа, – сказал офицер, вытянувшись по стойке смирно.

Гарибальди усмехнулся – ответ французы уже получили от триумвиров, раз Даверио привез приказ немедленно прекратить военные действия.

– Отвезешь парламентера в Рим, к Мадзини, – сказал он Даверио. – А ты, Агуяр, можешь играть отбой. В бой вступает дипломатия.