Уважаемый Читатель!

События, о которых пойдет речь, происходили достаточно давно — в 40—50-е годы двадцатого века.

Все события и все люди, описываемые в книге, которую Вы держите сейчас в руках, были.

До сих пор многие факты из нашей истории, особенно из истории Второй мировой войны, замалчиваются «официальными», маститыми историками или до неузнаваемости искажаются. Замалчивается уникальная и до сих пор толком не исследованная тема «Mischlinge» («мишлинге») — участие немецких евреев (детей от смешанных браков немцев с еврейками или немок с евреями, а также граждан Германии, имевших бабушек и/или дедушек-евреев или других ближайших родственников-евреев) во Второй мировой войне на стороне Гитлера — в составе Вермахта, Люфтваффе, Кригсмарине и СС (да-да — и СС в том числе!). Подавляющее большинство населения сегодняшней России не имеет об этом никакого представления. А ведь в составе Вермахта и даже СС воевали более 150 000 (ста пятидесяти тысяч) «мишлинге»-евреев!

До сих пор много неясных, неисследованных моментов и в истории холокоста. Сама эта тема сейчас форменным образом табуирована. О ней можно говорить, рассуждать и размышлять серьезно только евреям. И даже не просто евреям, а «определенным евреям». И размышлять в строго определенном «ключе», в строго очерченных «рамках», не выходя за их границы ни на один миллиметр. Иначе тут же, моментально, лепится смачный и позорный ярлык — «антисемит»! При этом никакого ответа на возникающие сомнения просто-напросто не дается. «Антисемит» — и все тут! И никаких разговоров. Дело дошло до того, что во многих странах Западной Европы в уголовные кодексы введена специальная статья, карающая немалым тюремным сроком и огромными денежными штрафами любого гражданина, который осмелится усомниться в том, что холокост был. Эти сомнения автоматически подпадают под определение «антисемитизм и разжигание межнациональной вражды». Опять «антисемитизм»! Это, честно говоря, вообще непонятно. Правду не надо оберегать под страхом тюремного заключения и разоряющего денежного штрафа. Ее достаточно показать полностью, ничего не боясь и ничего не скрывая, и она сама себя защитит лучше любых тюрем и финансовых разорений. В такой «лютой» защите, по мнению автора, нуждается только кривда.

Автор глубоко преклоняется перед памятью тысяч и тысяч несчастных советских евреев, безвинно и безжалостно уничтоженных руками солдат из германских, латышских, украинских, литовских и эстонских спецподразделений, разного рода айнзатц- и зондеркоманд, отрядов полиции и т.д. и т.п. Автор также искренне скорбит об истребленных евреях Восточной и Западной Европы. Убийство безвинных людей: стариков, женщин, детей, да и взрослых мужчин, нельзя оправдать ничем, никак и никогда!

Но в то же время, касаясь этой очень хрупкой, трепетной, деликатной темы и стараясь касаться ее как можно бережней и аккуратней, хочется не только «отдать дань и преклонить колена перед павшими», но и в первую очередь узнать правду, истинную правду и ничего, кроме правды! Какой бы горькой для кого бы то ни было она вдруг не оказалась!

* * *

Еще одна «вырванная страница» Второй мировой войны, на рассмотрение которой также наложено полное табу, — это судьба так называемой «Локотской Республики».

Историю этого уникальнейшего политико-административного образования, существовавшего на территории Орловской, Курской и теперешней Брянской областей в период с осени 1941-го по осень 1943 года, то есть с первого и до последнего дня «оккупации» этих территорий германским Вермахтом, — можно было бы назвать сплошным «белым пятном», не будь оно так старательно забрызгано советскими «историками» черной, исключительно черной краской. И до сих пор, если где-нибудь упоминается Локотская Республика и ее руководители К.П. Воскобойник и Б.В. Каминьский, в ход идут исключительно термины-приговоры: «предатели», «их низменные чувства», их «измена» и т.д. и т.п. И это еще не самые сильные слова, есть и похлеще. Причем я цитирую книгу, опубликованную в 2004 году, свеженькую, современную. Что тогда говорить о книгах, выпущенных в эпоху СССР!

 Говоря об «оккупации» «Локотской Республики» Вермахтом, автор не случайно поставил здесь это слово в кавычки, так как при детальном изучении вопроса выясняется, что никакой оккупации, в первоначальном смысле слова, не было. Словарь русского языка С.И. Ожегова определяет оккупацию как «насильственное занятие чужой территории военной силой». Но территории «Локотской Республики» фактически полностью контролировались русскими солдатами под командой русских командиров: частями Русской Освободительной Народной Армии (РОНА) и русскими ополченцами из отрядов самоохраны опять же под командованием своих, местных, русских командиров-односельчан. А германские и венгерские войска, которые время от времени появлялись на земле Локотщины, а также отдельными небольшими гарнизонами были размещены в нескольких стратегических населенных пунктах вокруг столицы этой республики, находились там с одной целью: оказать военную помощь созданной из местного населения РОНА, которая весь период жизни «Локотской Республики» вела тяжелую войну с засылаемыми с «большой земли» диверсантами из числа сотрудников НКВД, безуспешно пытавшимися развернуть на Локотщине широкое «партизанское» движение.

 Причем РОНА была вооружена исключительно тем оружием, что отбила у Красной Армии или подобрала  брошенным при поспешном отступлении советских войск летом и осенью 41-го года. То же относится и к амуниции, которую солдаты и офицеры РОНА также добывали себе сами. И только впоследствии немцы начали снабжать их бэушным обмундированием Вермахта (причем явно в недостаточных количествах). Отсюда их дикий внешний вид — зачастую бойцы РОНА были обуты в лапти, а то и просто ходили босиком.

 Так что многочисленные диверсионные группы, ко торые забрасывались на территорию «Локотской Республики» с «большой земли», боролись не против фашистских оккупантов, а в первую очередь против этой самой Русской Освободительной Народной Армии, против населения «Локотской Республики», подавляющее большинство которого было настроено непримиримо антисоветски. И в этой беспощадной войне засылаемые НКВД «профессионалы ножа и гранаты» не гнушались самыми подлыми и грязными методами. Примеры простых русских деревень Тарасовка и Шемякине, почти полностью уничтоженных «советскими партизанами» вместе с женщинами, стариками и детьми, вопиют не меньше Хатыни, Орадура и Лидице и тех десятков безвестных русских сел на Тамбовщине, что были расстреляны тяжелой артиллерией или отравлены ядовитым газом по приказу красного палача Тухачевского.

Однако по мере раскручивания этого кровавого маховика и другая сторона — ополченцы и народоармейцы из РОНА стали перенимать те же методы. Жестокость, подлость и бесчеловечность, схлестнувшись с благородством и интеллигентностью, одержали верх. Когда в ночь на 8 января 1942 года отряды НКВД напали на ночной Локоть, они, помимо уничтожения руководителей локотчан, имели целью освободить из тюрьмы сотни своих арестованных и осужденных соратников. Да-да, их соратников не расстреливали на месте, не вешали, не распинали, а судили и приговаривали к различным срокам заключения. Так было вначале! И это тщательно замалчивается советскими «историками». В начале борьбы локотчан за свою Россию было так! Но прошло полтора года — и Бронислав Каминьский, заподозрив заговор в одном из своих полков (кстати, фальшивый заговор, подстроенный ему чекистами), повесил на месте нескольких человек — наскоро, не расследовав толком, даже не попытавшись разобраться, а виновны ли они вообще. А еще несколько десятков схватил и увез с собой в Локоть на расправу.

Еще через год в Белоруссии, куда локотчане вынуждены были отступить под натиском Красной Армии, война пошла уже на уничтожение — локотчан отстреливали, как бешеных собак, и они платили той же монетой. Постепенно зверства становились их визитной карточкой. В 1944 году РОНА и зверства стали синонимами.

Потом была Варшава. История подавления варшавского восстания до сих пор не исследована объективно и беспристрастно. В свое время все «перекосы», все зверства, совершенные карателями, немцы свалили на локотчан, на «каминцев». Даже пресловутое самоснабжение немцы выпятили как характерную черту «дикой банды Каминьского». Нацистам это было выгодно, потому они и лгали. Советские и польские «историки» охотно подхватили эту версию событий — их она тоже устраивала. И, как ни горько, приходится признать, что на сей раз обвинения в адрес локотчан не были безосновательными — «каминцы» зверствовали пусть не больше, но и не меньше немцев. Эта бойня легла еще одним черным пятном на бойцов РОНА. Их участие в уничтожении варшавского района Воля в страшный день 5 августа 1944 года не оправдать ничем, никому и никогда.

* * *

Через 60 лет после окончания Второй мировой мы имеем право знать всю правду об этой войне!

Великий русский писатель Виктор Астафьев как-то очень метко сказал: «Кто замалчивает правду о войне минувшей, тот приготовляет войну будущую».

На лжи ничего не построишь. Точнее, не построишь ничего долговечного. Пример развалившегося, как гнилой арбуз, могущественнейшего Советского Союза яснее ясного говорит об этом. Государство, созданное на лжи, не может быть прочным, потому что как только начинают распадаться мифы, которыми крепились и цементировались его устои, распадается и само государство. И чем больше лжи было заложено в его фундамент, тем быстрее оно развалится. Советский Союз развалился очень быстро...

Как-то раз, когда отец заглянул ко мне в гости на Сретенку, я пошел провожать его до станции метро «Лубянка» (тогда она еще именовалась «Дзержинской»). Помню, апрельский день был теплым, солнечным. И вдруг, проходя мимо здания, что стоит возле Сретенского монастыря и до сих пор принадлежит КГБ-ФСБ, отец рассказал мне о многочисленных расстрелах, проводившихся в 1938 году, когда он здесь работал: «Это страшное место, Сережа, здесь очень многих людей расстреляли, вон там, внизу, в этом подвале. Их тогда чуть ли не каждый вечер и каждую ночь расстреливали». Но самое жуткое, что в это же время на крыше того же здания работал ресторан, где играл модный джаз и беззаботно, без оглядки, веселились и пьянствовали обреченные старые коммунисты-интернационалисты, сбежавшие или вышвырнутые из своих стран, собранные со всех концов Европы. Отец был свидетелем и участником нескольких таких «акций»: «Бывало, прямо из ресторана с крыши брали и уводили вниз, в подвал, и сразу расстреливали». — «Как?! Здесь же люди кругом! Это же центр Москвы!» — огорошенно выпалил я, оглядываясь по сторонам и будучи не в силах осознать услышанное.

Вот тогда-то отец, пытаясь объяснить мне, как все это совмещалось: и расстрелы, и музыка, и ухаживания за девушками, и страх, и любовь к Сталину, и ненависть к врагам народа, — объяснить тот обыденный ужас, который пронизывал все естество живших тогда людей, сказал: «Ты понимаешь, это было время... ну, как бы тебе растолковать получше, чтобы ты понял меня, всех нас, тогдашних?.. Это было время, когда в каждом из нас — где-то глубоко внутри: в душе, в селезенках, в печенках — жила, копошилась маленьким серым хомячком нелюбовь. Именно так: «нелюбовь». Оказывается, не только любовь может быть естественным состоянием человеческой души. В нормальной жизни человек рождается в любви к матери, к отцу. И дальше, по мере его взросления и развития, любовь тоже крепнет и развивается, человек начинает любить других людей, свой дом, свою работу, свою Родину... Но это в нормальной жизни. А в те времена люди если и не рождались, то воспитывались не в любви, а в «нелюбви» — в нелюбви к врагам. И таким «врагом» мог стать любой.

И не просто врагом, а «врагом народа». В то время нас постоянно окружали враги: внешние — империалисты, колонизаторы, социал-фашисты и просто фашисты, буржуазия, расисты; и внутренние — троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, меньшевики, бундовцы, эсеры, церковники, уклонисты, ревизионисты, кулаки и подкулачники, единоличники и частники, врачи-вредители, вейсманисты, морганисты, космополиты и прочая, и прочая...

 И любой, даже самый почитаемый сегодня герой завтра мог стать отъявленным негодяем и мерзавцем. И каждый раз, когда это случалось, приходилось тщательно вымарывать его имя и портреты из книжек, его лицо с совместных фотографий, его образ из памяти. Каждый раз приходилось очищать свою память, а затем все переписывать заново. Совершенно другими словами, совершенно другими красками. И это приходилось делать очень и очень часто, и каждый раз тот самый маленький серый копошащийся «хомячок нелюбви» в душе становился все больше и все злобнее, постепенно превращаясь в огромную, отвратительную и ненасытную крысу... То было время большой нелюбви. Она перевешивала всю любовь, еще сохранившуюся в людях, а самое страшное, что любовь очень легко — слишком легко! — оборачивалась своей противоположностью. Вот почему мы все так искренне, совершенно искренне требовали смертной казни для тех, кого еще вчера боготворили...»

Слова отца надолго запали мне в душу. И знаете, порой мне кажется, что это время большой «нелюбви» еще не прошло, еще не закончилось...

С. И. ВЕРЁВКИН