Осколки вечности

Верёвкина Александра

Семнадцатилетняя девушка Астрид переезжает вместе с родителями в тихий городок Грин-Каунти, штат Джорджия. Красивый дом, наполненный своей историей, живописные окрестности и…загадочный незнакомец, являющий в комнату девочки по ночам. Конечно же, он вампир. Банальная завязка в итоге погружает в мир абсолютно иных бессмертных. Они не обладают сверхспособностями. Да чего уж там, даже клыков не имеют! Зато могут "похвастать" неординарным прошлым. Интриги прилагаются! Эта история прежде всего о людях, их отношениях, чувствах и разочарованиях. Жизнью правит Случай, и "Осколки вечности" прямое тому доказательство. От автора фанфиков по ДВ "Темные души" и "Холодный почерк души". Рекомендован к прочтению всем, кто когда-либо был неравнодушен к Йену Сомерхалдеру и несравненному Деймону Сальваторе.

 

Александра Верёвкина

Осколки вечности

 

Глава 1. Переезд

POV Астрид*

Пейзаж за окном очень достоверно отражал мое внутреннее состояние унылости: яркие лучи утреннего солнца искрились в изумрудно-зеленых листьях деревьев, воздух был преисполнен свежести и наполнял легкие неизгладимой печалью. Бодрое щебетание птиц напоминало устрашающее карканье кладбищенского ворона, что окончательно ввергло меня в уныние. Сегодня тот самый день — день Вынужденного Переезда в новый 'умопомрачительно прекрасный домик на окраине чудесного городка'. Во всяком случае, так казалось моей маме. Мне же хотелось выть от одной лишь мысли о том, что именно сегодня придется расстаться со сложившимся укладом жизни и заживо похоронить себя в сельской глуши. Может, я слишком уж драматизирую?

Отложив тяжелые охи и ахи на более подходящее время, я наскоро умылась, сменила уютную пижаму на сиротливо висящий в опустевшем шкафу спортивный костюм, с горем пополам отыскала кроссовки и поплелась в столовую с повязанным на шее камнем.

— Доброе утро, мам, — голос оказался под стать настроению: усталый и тусклый.

— Доброе утро, Звездочка, — просияла она в ответ, ставя передо мной тарелку с поджаренным хлебом. Есть сразу же расхотелось. Ведь знает, насколько я ненавижу это дурацкое прозвище, и все равно продолжает называть меня так!

— А папа где? — с надеждой спрашиваю я, меланхолично накладывая в кофе сахар. Стыдно признаваться, но мне очень хочется услышать в ответ: 'Он заболел, поэтому мы решили отложить переезд на неопределенный срок'.

— Он в гараже, — с готовностью сообщает мама, отбирая у меня сахарницу. — Проверяет на всякий случай, все ли в порядке с машинами. Почему такая хмурая?

— Да так, — деланно пожимаю я плечами, искренне желая сохранить свои страдания в тайне.

— Звездочка, — сладко воркует она, придвигаясь ближе ко мне, — все будет хорошо, вот увидишь. Красивый дом, новые знакомые, отличный воздух и уйма впечатлений! У нас появится больше свободного времени, станем проводить его в тесном семейном кругу, устраивать всяческие праздники, — видимо, последний аргумент должен вызвать у меня некий особый восторг, но его я не ощутила. — Ты же знаешь, как давно мы с папой мечтали о собственном большом доме. Астрид*, выше нос! Тебе там очень понравится!

О, Боги! В кои-то веки ко мне обращаются по имени, следует считать этот день историческим. Ладно, так уж и быть, улыбнусь для виду.

Следующие полчаса я потратила на бесплодные скитания по комнатам. Прощалась с милыми сердцу вещами: толстыми портьерами на окнах, которые мы с мамой собственноручно украсили вышивкой два года назад, массивными книжными полками в кабинете отца, некогда уставленными запылившимися томами с потертыми переплетами, а сейчас покрытыми легким налетом пыли. Когда-то я излазила их всех вдоль и поперек, потому что с детства очень любила читать. Пары скупых слезинок удостоилась огромная двуспальная кровать на львиных лапах, стоящая в родительской спальне еще до моего рождения. Жаль, мама не хочет перевозить мебель, потому что считает ее не более чем старой рухлядью. Мне будет очень не хватать привычного интерьера.

И вот настал момент торжественного выноса коробок. Папа — высокий, широкоплечий мужчина средних лет с густой гривой каштановых волос, лишь слегка затронутых сединой, одетый в демократичный спортивный костюм фирмы 'Найк' — погрузил в безразмерный багажник агрессивного внедорожника 'Лендровер' первую партию картонных ящиков и нарочито бодро посоветовал мне делать то же самое со своими скромными пожитками, состоящими в основном из книг и мягких игрушек, которые я просто обожала.

Пришлось носиться по лестнице на крейсерской скорости с поклажей наперевес, отгоняя от себя предательскую мысль о том, что вот-вот запнусь обо что-нибудь незаметное, сломаю ногу, и мы никуда не поедем. На четвертом кругу я смирилась с дальнейшей участью и чуть было не сшибла стоящую в дверях девушку, громко выкрикивающую приветствия моим родителям.

— Доброе утро, мистер и миссис Уоррен, — этот наполненный радостью хрипловатый голос вселил в меня завидную долю оптимизма и заставил искренне улыбнуться, должно быть в первый раз за утро.

— Чейз! — помимо воли провопила моя глотка, а руки поскорее освободились от злосчастных коробок и со всей силы сжали шею подруги.

* POV Астрид — здесь и далее повествование от лица Астрид. В дальнейшем ожидается POV Джей.

*А́стра (от греч. αστερ — звезда)

На самом деле ее зовут Рейчел, но с третьего класса (вместе мы посещали не только среднюю школу, но и детский сад, да и вообще, кажется, дружили с пеленок) из-за 'крышесносящего' увлечения Честером Беннингтоном, солистом группы Линкин Парк, все давно позабыли настоящее имя моей неизменной соседки по парте. — Я уж думала, ты не придешь. А потому безумно рада видеть!

— Рид, детка, ты плохого мнения о людях, — тоном умудренной сорокалетним опытом дамы посетовала она, высвобождаясь из моей хватки.

— Постарайся поднять ей настроение, дорогая, — коварно подмигнула ей мама, бережно выставляя в прихожей обложенный поролоном ящик с надписью: чайный сервиз. Единственный набор, который удостоился самой тщательной упаковки, он принадлежал еще папиной бабушке и считался в нашей семье этаким бесценным сокровищем предков. — Звездочка, можешь не беспокоиться, я займусь оставшимися вещами.

— Спасибо, мам, — от души поблагодарила я и вновь потянулась к подруге с сентиментальными объятиями. — Обещай, что будешь звонить мне каждый день!

— Клянусь здоровьем своего хомячка! — торжественно произнесла Рейчел, заливаясь звонким смехом, будто в надежде подать мне правильный пример.

Как иногда я завидовала ее беззаботности! Хотелось бы и мне иметь такой нескончаемый запас жизнерадостности, уметь во всем находить исключительно светлые стороны. Я смотрела на эту длинноногую блондинку — красу и гордость моей бывшей школы — и старалась запомнить ее в мельчайших деталях. Белокурое облако волос, ниспадающее на открытые плечи, по-детски распахнутые наивные льдисто-голубые глаза, на бескрайней глубине которых таилось множество самых противоречивых чувств, веер пушистых светлых ресниц, тонкий нос со вздернутым вверх кончиком и губки-бантики, едва тронутые бесцветным блеском. Она всем казалась бесхитростной и жутко доверчивой Красной Шапочкой, и только я знала, что ей гораздо ближе образ Снежной Королевы — холодной и расчетливой.

— Мы будем видеться каждые выходные, — не замечая моей излишней задумчивости, говорила она. — Созваниваться по вечерам и общаться в сети. Для нас ничего не изменится, слышишь?

Стыдно признаваться, но именно Чейз — главная причина моего нежелания уезжать. Без нее я всего лишь Астрид, робкая и нерешительная девочка-подросток, теряющаяся в любой незнакомой компании, одолеваемая целым букетом комплексов.

— Да, ты права, — Боже, будь проклята чертова слезливость! Сейчас я похожа на героиню мексиканского сериала, брошенную Хуаном Педро после двадцати лет пламенной любви. — Нет, Рейч, серьезно. Со мной все нормально. Просто паршиво на душе при одной мысли о том, что придется расстаться со своей жизнью. Ну, или с ее большей частью, — поспешно вставила я, боясь вызвать на себя ее праведный гнев за излишнюю мрачность суждений.

— Я всегда буду рядом, — строго напомнила подруга, легонько пиная мой кроссовок носком изящной туфельки. — Осталось всего год потерпеть. Окончим школу и уедем в колледж. А теперь хватит лить сопли, давай сюда свою руку.

С этими словами Рейчел вытянула вперед сжатую в кулак ладонь и медленно, точно предвосхищая мою реакцию, стала разжимать пальцы. В который раз позавидовав ее безупречному маникюру (лично мне никогда не удастся изжить привычку грызть ногти), я не смогла сдержать восхищенного вздоха при взгляде на два почти одинаковых браслета с тоненьким кожаным ремешком песочного оттенка, к которому на миниатюрных цепочках крепились крохотные шарики, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении яблоками. Больше всего меня умилили скрупулезно выделанные черенки с микроскопическими зелеными листиками на концах.

— Ну, чего растерялась? — с явной издевкой поинтересовалась Чейз, ловко застегивая на моем запястье подарок с 'яблоками' желто-красного оттенка, лишивший меня дара речи. Темно-бордовый она приберегла для себя. — Учти, все сделано собственными руками, хотя и не без помощи отца, разумеется. Так что носить станешь каждый день, невзирая на фасон платья и цвет туфель. Впрочем, тебе это не грозит, малышка, — не упустила она возможности открыто намекнуть на мою отстраненность от всяческих глянцевых изданий, кричащих о сезонной моде.

Ее отец — для меня мистер Торнли, а иногда и просто Джон — довольно известный в нашем городе ювелир, занимающийся в основном изготовлением украшений на заказ, так что мне следовало ожидать чего-то подобного. Вот только моя садовая голова последние несколько дней была забита поиском подходящего предлога, способного отложить переезд, и, разумеется, такими прозаическими вещами, как подарок для лучшей подруги, я просто не удосужилась озаботиться.

— Че, — сконфуженно пролепетала я, лихорадочно выдумывая стоящий презент, который могу вручить ей прямо сейчас, — стыдно признаться, но я совершенно…

— Ой, брось, — тут же замахала руками Рейчел. — Приедешь в этот славный городишко, обустроишься, подцепишь мне классного парня, хоть чем-то отличающегося от здешних эталонов кретинизма, а дальше видно будет. Главное, не забывай о моей корыстной любви, детка, и почаще зазывай в гости. И кто теперь потащит меня сквозь дебри академических знаний?

Услышав это заявление, я согнулась пополам от хохота и с болью в сердце вслушивалась в звенящий серебряными колокольчиками смех подруги. Ее любимая забава — строить из себя типичную блондинку, нести отменные благоглупости и непонимающе хлопать длинными ресницами, глядя на тщетные попытки окружающих подавить рвущийся изнутри смешок. Только самые близкие друзья знали, какая Чейз в действительности. Я же, наоборот, никогда не отличалась особым рвением к учебе и зачастую переползала из класса в класс только благодаря бескрайней доброте учителей и помощи талантливой соседки по парте. Математика, физика, химия — чуждые для меня понятия. Английский давался с трудом, а все из-за моей поразительной рассеянности. В коротком предложении я умудрялась наделать такое количество орфографических ошибок, что бедный мистер Хендриксон в конце концов просто перестал проверять мои контрольные и, не задумываясь, ставил тройку. С остальными предметами было гораздо проще, но и они в большинстве своем являлись сущей пыткой.

— Девочки, давайте-ка поторапливаться, — решил призвать нас к сознательности папа, показываясь на пороге гостиной с тяжеленной коробкой в руках. — Нам следует выехать через пятнадцать минут, если не хотим попасть в многокилометровую пробку.

Стоило моим глазам выхватить неаккуратную надпись: 'Комиксы', как мозг отдал молниеносный приказ ногам, и я поспешила избавить отца от внушительного веса своего сокровища. Наверное, глупо увлекаться графическими романами в семнадцатилетнем возрасте, но поделать с собой я ничего не могу — просто обожаю Бэтмена. К другим довольно известным персонажам я отношусь более чем с прохладцей, однако человеку-летучая мышь удалось покорить мое сердце на долгие годы вперед. Я искренне восхищаюсь его умом, смекалкой, физической силой, боевыми техниками и басовитым голосом, собрала почти все выпуски DC Comics и горжусь обладанием самого первого издания об этом супергерое, датированного маем 1939 года. В общем, хочется лишь скромно добавить, что иногда я и сама балуюсь созданием незатейливых историй, благо, талант художницы у меня в крови. Мама — миссис Кирстен Уоррен — рисует завораживающие пейзажи, что и стало первопричиной переезда в тихую сельскую глушь, изобилующую всеми мыслимыми красками природы. Она называет наше новое жилище обителью вдохновения.

Бережно умостив громоздкую коробку на заднем сиденье папиного внедорожника, я с тоской проследила за спорой работой трех парней в синих комбинезонах, грузящих многочисленные ящики с книгами и одеждой в симпатичный фургон, и принялась неторопливо прощаться с самым счастливым местом на Земле. Награждала грустной улыбкой сиротливые окна, вдыхала напоследок пьянящий аромат любовно выращенных маминых роз, любовалась уютным фасадом и пятью ступеньками, ведущими к парадному входу. С какой радостью я проносилась по ним, возвращаясь из школы, как любила читать книгу, сидя на том плетеном кресле в углу веранды…

— Рид, ты ужасно сентиментальна, — укорила меня подруга, обнимая за плечи. Кажется, я уже очень давно уверовала в ее способность к чтению чужих мыслей.

— И безмерно плаксива, — пожаловалась я, утыкаясь носом в пахнущие дикой вишней волосы.

— Рейчел, дорогая, объясни, пожалуйста, ей, что мы уезжаем не на край света, — с улыбкой попросила мама, на секунду отрываясь от координирования работы грузчиков.

— Миссис Уоррен, именно этим я и занимаюсь все лето, — с готовностью отозвалась Чейз и едва слышно зашептала мне на ухо, — не расстраивай родителей. Они так мечтали о переезде и сейчас им неприятно видеть тебя настолько разбитой. Обнимаемся, говорим друг другу до свидания, вносим уточнение: 'До вечера пятницы', и перестаем грустить раз и навсегда. А теперь дай мне измазать твою румяную щечку своей помадой.

Получив смачный поцелуй, я крепко сжала в объятиях самого дорогого человечка и уже без всякой грусти в глазах смотрела за тем, как подруга с абсолютно прямой спиной шагает к своему Порше, покачивая стройными бедрами. Затем последовала целая череда теплых и довольно приятных прощаний с соседями и друзьями родителей, закончившаяся только по встревоженному возгласу папы: 'Опаздываем!'. Уже сидя в салоне Лендровера, я осознала, что на самом деле боялась вовсе не переезда, а неизвестности и, пусть и кратковременной, но разлуки с Че.

— Папа, там действительно так красиво, как описывает мама, или вы боитесь моего Страшного Гнева? — с сарказмом полюбопытствовала я, просовывая голову в пространство между передними сиденьями.

— Шесть спален, три ванные комнаты (одна из них на первом этаже, оставшиеся две на втором), мансарда, опоясывающая дом застекленная веранда, просторный гараж, который наконец-то позволит нам обзавестись машиной и для тебя, дорогая, и бильярдная на цокольном этаже, — явно восхищенным голосом стал перечислять он впечатляющие достоинства нового жилища. Последний пункт, видимо, стал для него решающим. — Впереди нас ждет новая жизнь. Знаешь, мы с Кирстен даже подумываем о втором ребенке, — по секрету сообщил отец, в упор глядя на меня в зеркало заднего вида. — Совсем скоро ты уедешь в колледж, Цветочек, а нам так хочется наполнить этот дом счастьем и детским смехом…

Смутившись собственной откровенностью, он замолчал и сделал вид, что полностью поглощен дорогой, хотя я изредка замечала на себе его пристальный и немного обеспокоенный взгляд.

Думаю, тут стоит дать некоторые пояснения. Николас Уоррен — светило юриспруденции, адвокат, как говорится, об Бога. Сорокатрехлетний мужчина, являющийся неотъемлемой частью моей довольно скучной, по меркам некоторых, жизни. Мой лучший друг, если на секунду забыть о Чейз, семнадцатикратный чемпион мира в номинации 'Отец и муж года' (эту награду мы с мамой учреждаем каждый папин день рождения) и просто человек, на которого хочется ровняться. Единственный его недостаток: чрезмерное увлечение работой. Но с момента переезда он торжественно поклялся покончить с ночевкой в офисе.

В пробку мы не попали, поэтому уже через полчаса покинули пределы города и под бодрое вещание ди-джея новостной радиостанции мчались по шоссе, окруженному с обеих сторон неприступной стеной деревьев. Впереди нас на новеньком седане ехала мама, то и дело норовящая превысить допустимый лимит скорости, а посему папе иногда приходилось возвращать ее с небес на землю предупредительным сигналом фар. Сзади резво гнал небольшой фургон. Мне же досталась роль наблюдателя за монохромным пейзажем из зелени и поросших мхом массивных стволов.

Оставшийся путь прошел в уютной тишине, что позволило мне полностью погрузиться в себя и поддаться необъяснимому волнению. Впереди ждут новые школа, знакомые, возможно, даже друзья, хоть я и не отличаюсь особой общительностью. В прежние времена главным 'проводником' в жизнь для меня была Рейчел, но теперь мне самой придется налаживать отношения с окружающими.

Через пару часов мы сделали остановку у небольшого придорожного кафе, выпили по чашечке кофе с восхитительными пирожными и с улыбкой на лицах выслушали очередную порцию маминых восторгов. Она буквально изнывала от нетерпения и вовсю фантазировала на тему ремонта, без конца уточняла у мужа те или иные взгляды на интерьер гостиной, старалась привлечь меня к обсуждению подходящего цвета шкафчиков на кухне и в целом выглядела немного обезумевшей от счастья.

И вот, наконец, настал столь пугающий момент 'Икс', когда за окнами Лендровера промелькнул дорожный указатель 'Джорджия, Грин-Каунти'. Я прильнула к стеклу и почувствовала, как болезненно пульсирует сердце, слишком часто ударяясь о стенки грудной клетки. Здешнюю природу трудно описать словами. Валуны, поросшие высокой изумрудно-зеленой травой, чередовались с пологими холмами, пестреющими самыми разными оттенками из-за обилия цветов, большинство из которых я видела впервые в жизни. Вот, например, это растение с толстым стеблем, широкими листьями и бархатистой шапкой соцветий в форме пятиконечной звезды, завораживало своей красотой и одновременно вызывало недоумение некоей несуразностью. А запах! Что за дивный букет ароматов витал в воздухе. Пахло свежестью, росой, смутно знакомыми пряностями и ветром. На линии горизонта величественным темным кольцом виднелся лес, как бы очерчивающий свой собственный, незатронутый цивилизацией уголок дикой флоры и фауны. Изредка по обеим сторонам от дороги возникали дома, поражающие воображение. Я заметила миниатюрный замок со множеством башенок и симпатичным двориком, двухэтажный особняк, выполненный в мрачном готическом стиле, и чудный коттедж с витражными окнами, по которым веселыми струйками стекала вода. По всей видимости, район заселяли довольно обеспеченные люди, стремящиеся выделиться любыми доступными средствами.

Наш дом оказался в самом конце улицы, там, где вольготно расположились массивные ели, перемежающиеся с кленами и осинами, и стоял на некотором возвышении. Грозный, настороженно смотрящий на своих будущих обитателей затянутыми пылью окнами с давно некрашеными рамами, он показался мне жутковатым. Фасад с облупившейся краской, разбитая подъездная аллея, развалившиеся клумбы и диковатый газон с пожухлой травой давали понять, что дом давно прозябает в отсутствии хозяев. И все-таки было в нем что-то близкое нам по духу, родное и очень теплое.

В то время как я пыталась справиться с противоречивыми эмоциями, захлестнувшими душу, мама успела пересечь участок, обнялась с незнакомой мне женщиной в строгом офисном костюме (должно быть риелтором фирмы, оформлявшей сделку купли-продажи) и повернулась к нам лицом, победно вытягивая вверх руку с только что полученным ключом.

— Пойдем, Цветочек, — засмеялся папа, избавляясь от ремней безопасности, — иначе она лишится чувств от восторга прежде, чем сумеет нас дождаться.

Я согласно закивала головой и вылезла из машины, не в силах удержаться от сотого по счету глотка пьяняще-свежего воздуха.

— Ник, о, Боже, Ник! — задыхалась от восторга мама. — Это мечта! Чарующая сказка, переплетенная с реальностью. Я без ума от этого дома!

— Миссис Уоррен, полностью с вами согласна, — доверительно призналась женщина. — Дом действительно чудесен. Постройки прошлого столетия он безупречно сохранился и простоит еще долгие годы. Разумеется, ему требуется небольшой косметический ремонт, что мы учли при назначении цены. В остальном же вам несказанно повезло! Просторные комнаты, шикарная гостиная, удачная планировка кухни, подходящая вкусу даже самой прихотливой хозяйки. А вашей дочке, безусловно, приглянется спальня второго этажа в восточном крыле — светлая и очень уютная.

Она говорила без остановки, на все лады расхваливая особняк, будто опасалась того, что родители вдруг передуют и настоят на расторжении договора. Мне это показалось немного странным, но стоило только очутиться внутри, как из головы улетучились малейшие сомнения.

— Обратите внимание на прочность стен, — вещала риелторша учительским тоном. — Межкомнатные выполнены из огнеупорного кирпича, несущие проложены слоем звукоизолирующего материала и выдерживают серьезные перепады температуры от плюс сорока градусов до минус шестидесяти. Уникальная технология! Паркет наборный, влагостойкий из ценных пород дуба, не нынешняя подделка из пробкового дерева. На первом этаже полное отсутствие дверей, основной акцент приходится на максимализацию свободного пространства.

В ее словах наблюдалась доля истины — гостиная и соседняя с ней столовая вполне подходили для утроения футбольных матчей, а две массивные колонны, зрительно уносящие потолок в заоблачную высь, могли сыграть роль отменных ворот. К дальнейшим дифирамбам я предпочла не прислушиваться и полностью поддалась рвущемуся изнутри желанию потрогать все собственными руками. В каждой трещинке на обитых деревянными панелями стенах цвета горького шоколада, каждой дорожке пыли, покоящейся на подоконниках и стеклах, и тихом скрипе половиц чувствовалась своя история. Конечно, мне не мерещились всюду тени прошлого, но глубоко внутри сидело стойкое ощущение причастности к чему-то тайному и безумно интригующему.

В кухне — десятиметровой комнате, залитой ярчайшим солнечным светом — обнаружилась неприметная с виду дверь, ведущая в подвальное помещение. Быстрый щелчок выключателем и вот я уже вижу перед собой крепкую лестницу, вдыхаю полной грудью спертый воздух и медленно отсчитываю ступеньки, восхищаясь отличием бильярдной от виденных выше апартаментов. Здесь есть мебель: два кресла, широкий диван, стеклянный столик, бар, но прежде всего бросается в глаза огромный стол, обтянутый зеленым сукном.

Хваленая папина комната отдыха пришлась мне по вкусу. В обстановке был некий брутальный стиль, подчеркиваемый резкостью форм и темными тканями. Даже привычный ворсистый ковер здесь решили заменить плетеными дорожками из пальмового волокна.

— Астрид! — донеслось сверху. — Поднимайся наверх, дорогая. Тебе до безумия понравится…

Конец фразы я пропустила и, подгоняемая любопытством, побежала на второй этаж, на ходу восхищаясь красотой перил и очевидной удобностью ступенек. Каждый отдельный прут представлял собой произведение искусства — только начинающий распускаться цветок с ажурными листьями, трогательно покачивающимися на хрупких стеблях. Никогда не видела ничего подобного!

— Звездочка! — потянула меня мама за руку. — Давай скорее, я хочу, чтобы ты увидела все своими глазами. Просто невероятно, как обыденные вещи могут изменить сложившиеся с годами представления об интерьере! Я обязательно воспользуюсь этой идеей в своем следующем проекте!

— Вы с папой обещали, что с момента переезда работа отойдет на задний план, — как бы невзначай укорила я.

— И мы сдержим слово, дорогая, — со всей серьезностью проговорила она, замирая у светло-коричневой полированной двери.

С виду второй этаж выглядел гораздо презентабельнее своего предшественника. В воздухе витал запах краски, полироли и дерева, стены радовали глаз свежими обоями, а ковровое покрытие не успело как следует улечься и мягко пружинило под тяжестью шагов. Я много раз бывала в только отремонтированных домах (в этом и заключалось призвание успешного дизайнера Кирстен Уоррен), поэтому обращала внимание на самые незначительные детали.

Однако уже через секунду способность к связной речи надолго покинула меня. Заинтригованная взглядом лучистых карих глаз, я вошла вслед за мамой в комнату и не сумела подавить восхищенного возгласа. Все мыслимые цвета радуги собрались в этом небольшом пространстве, чтобы поприветствовать меня. Казалось, будто мы обе попали в сказку, заглянули за тайную дверцу и очутились в волшебном королевстве, наполненном смехом и радостью. Для полноты ощущения недоставало пения птиц и снующих под ногами крохотных человечков. Страна Озз, да и только!

И причиной всего этого являлось не мое разыгравшееся воображение, а окно, расположенное по центру дальней стены. Идеально круглое, застекленное самым затейливым образом, оно вдыхало в комнату жизнь, делало ее единственной в своем роде, а все благодаря маленькой хитрости. Обычное стекло заменили мозаикой — небольшие разноцветные кусочки с неаккуратными краями чья-то терпеливая рука собрала воедино и позволила солнечным лучам преобразить помещение.

— Определенно, это будет твоя комната, — решительно заявила мама, глядя за тем, как я стараюсь поймать ладонями все оттенки зеленого.

— Спасибо! — осипшим голосом поблагодарила я, переключаясь на красный цвет, представленный во всем своем великолепии. — Спасибо большое, мамочка! Она чудесная, как и весь дом! Мне очень-очень здесь нравится!

— Девочки, я обо всем договорился, — присоединился к нашим объятиям сияющий папа. — Завтра же начинаем ремонт первого этажа, попутно займемся отделкой фасада, и к концу месяца нас ожидает шумное новоселье. Телефон подрядчика у меня в кармане, так что можете начинать присматривать мебель и все необходимое! Нам очень повезло с агентством, дом достался практически за бесценок! Все довольны? — с намеком спросил он, пристально глядя мне в глаза.

— Еще как! — с воодушевлением подхватила я, успокаивая родителей широкой улыбкой.

— Тогда вперед разгружать машины, — скомандовал отец, стремительным шагом направляясь к лестнице. — Да, и еще, — обернулся он на первой ступеньке, — мансарда пока что непригодна к проживанию, прежние владельцы хранили там ненужный хлам. Если есть желающие порыться в пыльных вещах, то лучше сделать это до того, как приедут старьевщики.

А желающие точно имелись, потому что у меня сразу же зачесались руки! Обожаю разглядывать старые фотографии, рыться в сундуках с заплесневелой одеждой, просматривать письма и личные записи. Мне нравится пожелтевшая от времени бумага с выцветшими чернилами — это не просто исписанный листок, а целая история, таящая в себе множество загадок. Быть может я слишком много выдумываю, но от представившейся возможности не откажусь ни за что.

Быстро справившись с перетаскиванием своих скромных пожитков в новую спальню, я отправилась прямиком в мансарду и с разочарованием констатировала ничтожность предстоящих раскопок. Пара деревянных ящиков со старыми журналами и газетами, сгнившая тахта, несколько сломанных стульев с резными спинками и нечто, бережно прикрытое брезентом с толстенным слоем пыли — вот и все 'сокровища', ожидающие меня наверху. Негусто, конечно, но приходилось радоваться и мелочам, особенно если учесть великолепие предмета, таившегося под грубой тканью. Зеркало величиною в человеческий рост в обрамлении резной бронзовой рамы с отбившейся по углам позолотой. Орнамент в точности копировал рисунок на перилах лестницы: те же детально выписанные стебли цветов с миниатюрными лепестками, окружающими едва распустившийся бутон. И больше всего меня поразило зеркальное полотно — теплого коричневого оттенка вместо привычного серебряного, оно будто отражало истинную сущность предметов. За моей спиной сейчас находилась не захламленная комната, а просторное помещение с солнечными окнами, по которому вольготно прогуливался легкий ветерок, доносящий с улицы яркие летние запахи, стрекотание кузнечиков и шелест листьев на самой верхушке деревьев. Изменилась и я сама. Еще утром казавшиеся сухими и безжизненными волосы невразумительного серого цвета превратились вдруг в густые пепельные локоны, картинно спадающие на угловатые плечи. Последние, к слову, перестали казаться таковыми. Глаза из мутно зеленых стали изумрудными, обзавелись невиданной доселе глубиной и столь недостающей моему взгляду искоркой. С ресницами и раньше был полный порядок, однако теперь они смотрелись чуточку темнее и выразительнее, красиво изгибались, устремляясь к бровям, и под особым углом виделись мне чуточку кукольными. Безобразный нос с упрямо задранным кверху кончиком (иначе как розеткой и не назовешь) и слишком широкими крыльями, заставлявший меня с тоской на сердце мечтать о мусульманской чадре, неожиданно показал себя трогательным дыхательным органом идеальной формы без всяких видимых недостатков. А губы! Неужели я, наконец, смогу снять с себя лавры Джулии Робертс? Полные, чувственные, ярко очерченные — такими они были единственный раз в жизни, когда мама отвела меня к своему косметологу и вручила этой милой женщине на целых два часа. Даже улыбка из натянутой и скучной превратилась в заразительную и немного кокетливую.

Удостоверившись, что за мной не стоит какая-нибудь ослепительная красавица, я на всякий случай заглянула за раму и лишь потом набралась смелости покружиться на месте. Отражение проделало то же самое, а затем с нескрываемым любопытством уставилось на меня чарующими очами. Думается, у меня есть два выхода — оставить зеркало на месте, предварительно закутав его в брезент, или же перетащить в свою комнату и уже там, при хорошем освещении и полной здравости сознания разобраться с оптическим обманом. Второе желание пересилило негодование разошедшегося голоса разума, который вдруг взялся нести чушь о плохом предчувствии, и, засучив рукава спортивной куртки, как это всегда делал папа, я крепко вцепилась пальцами в свою любопытную находку и попыталась оторвать ее от пола. Ха, не тут-то было! Зеркало оказалось каменно тяжелым и напрочь отказывалось сдвигаться хотя бы на сантиметр.

— Ничего, — оптимистично махнула я рукой, внезапно начиная разговаривать вслух, — мы еще посмотрим, кто кого! Применим смекалку и дотащим тебя до лестницы волоком.

Сказано — сделано. Упершись пятками, я потянула на себя деталь интерьера, обязанную явиться изюминкой обстановки моей новой спальни, и издала ликующий вопль, когда до слуха донесся протяжный скрип половиц. Мелкими шажками, прилагая максимум усилий, мне все же удалось добраться до следующего, уже куда более серьезного, препятствия: крутая лестница. И здесь одной смекалкой невозможно ограничиться, необходима должная физическая подготовка, а посему пришлось звать на помощь отца.

— В благодарность за это я требую каждодневный кофе с твоими фирменными вафлями, — сообщил он, водружая вожделенное зеркало в углу комнаты в непосредственной близости к 'волшебному' окну.

Даже такому натренированному мужчине, как папа, пришлось изрядно попотеть, поэтому я без малейших колебаний согласилась на выставленное условие и осыпала гладко выбритые щеки смачными поцелуями, а затем принялась за наведение порядка. Вымыла пол, протерла окно, попутно навела марафет и на зеркале, дотошно избавляясь от множественных разводов и пятен, и ближе к вечеру почувствовала свинцовую усталость, навалившуюся на тело монолитной бетонной плитой. Хорошо, что в моей спальне еще не было мебели, иначе бы процесс уборки затянулся на неприлично долгий срок, по окончании которого я упала бы замертво.

Обеденное время мы благополучно упустили, с головой уйдя в домашние хлопоты, но к ужину решили подойти со всей ответственностью и заказали целую гору китайской еды в ближайшем кафе. Устраиваться пришлось в библиотеке — только там нашелся приличных размеров стол и пара стульев. На звонок в дверь спустилась я, оставив усталую, но не умолкающую и на минуту маму на попечение мужа.

— Добрый вечер, мисс, — заученно улыбнулся молодой парень в синей кепке с надписью: 'Вкусняшка', вручая мне ворох пакетов. — Вы новые жильцы дома?

— Да, — немногословно ответила я, рассчитываясь за еду, — только сегодня переехали.

— Что ж, тогда нам незачем знакомиться, — невесть почему произнес разносчик, стараясь заглянуть мне за спину. — Наше соседство будет очень недолгим.

— О чем это вы? — искреннее удивилась я, не понимая, зачем ввязываюсь в сомнительную беседу. — Нам понравилось здесь. Свежий воздух, природа, замечательный дом…

— …со странностями, — не дал он мне договорить. — Опасное и гиблое место, уж поверьте на слово. А даже если и засомневаетесь, то убедитесь лично в очень скором времени.

— Глупости, — строго оборвала я мрачные разглагольствования парня, по виду старше меня на год или два. Небось подрабатывает в летнее время не только развозом еды, но и распространением 'страшилок'. — Большое спасибо и всего доброго.

— Ну-ну, — буркнул он себе под нос, разворачиваясь ко мне спиной.

Не в силах справиться с охватившей сердце тревогой, я закрыла дверь, тщательно задвинув все засовы, а затем приникла к окну, выходящему во двор, и увидела, как незнакомец с самым расстроенным выражением лица оглядывает горящие желтым светом окна второго этажа и быстро шевелит губами.

Неприятный осадок появился в душе, словно по мановению волшебной палочки. Мне захотелось напроситься на ночь в родительскую спальню, только чтобы не оставаться одной в огромной и абсолютно пустой комнате, единственными обитателями которой были я, моя коллекция комиксов и цветочное зеркало, в одночасье ставшее жутким и пугающим. И, кажется, действительно стоило настоять на этом желании, потому как дом уже очень давно начал знакомить меня со своими 'странностями'.

 

Глава 2. Ночной гость

POV Астрид

Сытный ужин, сопровождаемый шутливым разговором и матримониальными родительскими планами на будущее, вытеснил из моей головы основную массу суеверий и предостережений парня в кепке, а посему ложилась спать я с бодрым настроем дождаться восхода солнца и вновь полюбоваться теми изменениями, которые претерпевает моя комната в светлое время суток.

Из-за отсутствия мебели нам всем пришлось довольствоваться надувными матрасами, что мама восприняла с должной долей иронии и минутного сетования на очевидную заинтересованность судьбы: коли достался самый чудесный дом, то придется на некоторое время расстаться с горячо любимым ортопедическим ложем и довольствоваться походными, как выразился папа, условиями. Справившись с нехитрым механизмом ножного насоса, я приготовила себе спальное место и отправилась в ванную, оказавшуюся за соседней дверью. Особым великолепием санузел меня не поразил: простенькая душевая кабина с прозрачными темно-синими стеклами, хромированными кранами и радио, рукомойник, пара шкафчиков нежно-голубого оттенка и все приличествующие данному месту атрибуты. Главное, что это была моя личная ванна.

Для начала я умылась, переоделась в уютную пижамную пару рубашка-брючки с изображением Бэтмэна (честно признаюсь, что купила ее на распродаже на e-buy около трех лет назад за десять долларов, и с тех самых пор могу заснуть только в ней), а уж затем принялась за расстановку флаконов, тюбиков и баночек по полочкам. Отчего-то меня безумно захватил этот процесс, и я не заметила, как стрелки наручных часов перевалили за полночь. Руки машинально выполняли скупые команды мозга, в то время как в голову закрадывались все менее радостные мысли.

Всего через десять дней мне предстоит, пожалуй, самое страшное — посещение новой школы, знакомство с будущими одноклассниками, учителями и далее по списку, а это у Астрид Уоррен всегда получалось отвратительно. Я теряюсь в толпе, становлюсь безликой и невидимой, изо всех сил пытаюсь отключиться от действительности и, по мнению окружающих, временами бываю довольно странной. В таких ситуациях меня чаще всего выручала Чейз, обладающая даром болтать за четверых и волей-неволей втягивать собеседника в самую гущу обсуждения. Вот только теперь мне придется вливаться в коллектив в гордом одиночестве, а значит, неплохо было бы подготовиться. Разузнать что-нибудь о местной школе, поболтать с кем-нибудь из соседей, вероятно, завести 'нужные' знакомства…

Выстраивая единственно возможную линию поведения, я брела в полной темноте по коридору второго этажа, отсчитывая двери, и остановилась у третьей по счету, чтобы тут же хлопнуть себя ладонью по лбу. Это в прежнем доме моя спальня находилась в конце, сейчас у меня собственная уборная и прилегающая к ней опочивальня!

Уже переступая порог комнаты, я вдруг ощутила, как сердце молниеносно пропустило подряд несколько ударов и замерло в ожидании чего-то неумолимого. Глаза, должно быть расширившиеся от захлестнувшего душу ужаса, выхватили стройный черный силуэт у окна, а горло сдавил беззвучный вскрик. В тот же момент темная фигура повернулась ко мне лицом.

— Доброй ночи, мисс, — сквозь перезвон тоненьких серебряных молоточков в висках донесся до моих ушей мелодичный мужской голос. — Не пугайтесь, прошу вас. Я не маньяк, не вор и вряд ли могу назваться плохим человеком с дурными намерениями.

Ага, просто любитель соваться в чужие дома с покровом ночи. Господи, что со мной? Я часто-часто дышала, все шире открывая рот в бесплодной попытке набрать в грудь побольше воздуха, но так и не смогла выдавить из себя даже приглушенного звука, не говоря уж о паническом крике.

— Нет-нет, не надо кричать, — к моему все возрастающему ужасу произнес незнакомец, делая два настороженных шага вперед. — Давайте я очень быстро объясню, зачем сюда явился, и вы сразу успокоитесь. Начнем с правил приличия. Джей.

Трижды моргнув в течение одной секунды, я во все глаза уставилась на протянутую ладонь и одеревеневшим языком прохрипела нечто, лишь отдаленно напоминающее мое собственное имя.

— Очень приятно, Астрид, — с искренним почтением сказал Джей, несколько раз энергично встряхивая мою заледеневшую кисть. — Я так понимаю, вы и ваши родители — новые владельцы дома на холме?

— Наверное, да, — не имея ни малейшего понятия о том, что говорю, ответила я и содрогнулась всем телом от того, что он так и не выпустил мою руку и до сих пор крепко сжимал ее в объятии неправдоподобно длинных пальцев.

— Думаю, будет правильнее попросить вас немедля покинуть эти земли и более никогда не возвращаться, однако делать этого я не стану, — с некоей задумчивостью пробормотал незваный гость. — Мне нравится столь милое соседство, — шепотом добавил он, наклоняясь ближе ко мне.

Необычное построение фразы, больше подходящее людям абсолютно другой эпохи, и назойливое желание нарушить мое личное пространство окончательно заволокли сознание густым туманом — я опустила веки и впала в полусонное состояние, где реальность потеряла всякую значимость. Кончики пальцев окутало ровным теплом, постепенно разливающимся по всему телу, что позволило на долгое время позабыть о страхе.

— Соседство? — с неким кокетством спросила я, улыбаясь, точно младшая школьница, которой довелось перекинуться парой бессмысленных фраз со старшеклассником. — То есть вы живете неподалеку?

Более глупого вопроса мне еще не приходилось задавать, однако в тот момент я напрочь утратила чувство меры и потеряла значение слова 'логика', утонувшее в неспокойном океане эмоций и абсолютно новых впечатлений.

— Вы почти угадали, — многозначительно кивнул гость, перебирая бусинки-яблоки на моем браслете. — Забавная вещица. Должно быть подарок от близкого человека?

— Ага, — просипела я, буквально подпрыгивая на месте от мимолетного прикосновения его ладони к открытому участку кожи. 'Боже, неужели все настолько запущено?' — мысленно вопрошала я, совершенно неосознанно придвигаясь ближе к стене. — Рейчел, — без всякой надежды оправдаться в его глазах пояснила я, — моя лучшая подруга. Это ее сувенир по случаю переезда.

— Мило, — довольно лаконично прокомментировал Джей. — Вы верите в дружбу?

В прозвучавшем вопросе послышалось столько скептицизма и неприкрытого ехидства, что мне не удалось в должной мере справиться со своим возмущением, и ответ получился немного грубым, если не сказать сердитым.

— Всей душой! Искренне верю, ценю и восхищаюсь теми, кто сумел пронести драгоценные крупицы доверия и понимая через годы жизни.

— Вы обманываетесь, — с нажимом произнес мужчина, резко выпуская мою руку, что заставило меня вынырнуть из пучины блаженства и вновь очутиться в пределах ничем не освещенной комнаты. — Доверие, понимание, забота и бережность по отношению к чувствам других не более чем красиво изложенная сказка. Человек по природе своей существо эгоистичное, алчное и жадное. Прикрываясь благими целями, он творит зло, сеет хаос и разрушение. Преданность Богу, семье, друзьям — наиболее часто озвучиваемые оправдания…Никому не открывайтесь, Астрид. Будьте честны перед собой: вы пришли в этот мир в одиночестве, ведь так?

Смутно улавливая суть разговора, я пробормотала невнятное согласие.

— И должны жить, полагаясь только на себя. Эту истину я усвоил очень давно, — печально признался он и через мгновение добавил что-то еще, почти беззвучное и в то же время предельно ясное. 'Слишком много времени прошло с тех пор'.

Я уже готова была поинтересоваться, правильно ли расслышала последние слова, когда незваный гость неожиданно вновь схватил меня за руку и крепко сжал.

— Красивое зеркало, — словно невзначай подметил он, бросая быстрый взгляд через плечо в тот угол, где стояла моя несравненная находка. — Старинное, сейчас таких не делают. Вероятно, середина девятнадцатого века, если мне не изменяет зрение. Я неплохо разбираюсь в этих вещах.

И каким чудесным образом ему удалось разглядеть мою находку через всю комнату в то время, как мне не представляется возможным узреть кончик собственного носа?

— Наверное, вы правы, — не совсем к месту брякнула я, украдкой вытирая свободную от его хватки руку о пижамные штаны, в надежде скрыть следы чрезмерной нервозности. — Так зачем вы здесь?

Уф, мне, наконец, удалось задать вопрос, звучащий не как смиренное принятие баснословного количества собственной глупости! Ответа пришлось ждать целую минуту, за которую неприятное покалывание в области позвоночника от чрезмерного напряжения переросло в настоящую боль.

— У меня много причин, — уклончиво сказал Джей, переходя на полушепот, в очередной раз лишивший меня способности соображать. — Но я назову вам две из них. Первая заключается в том, что мне не терпелось представиться новым владельцам дома, а именно их очаровательной дочери, — чуть склонив голову, он потянул мою ладонь вверх и мягко поцеловал. — Вторая, — спокойно продолжил обладатель сногсшибательных манер, казалось, не обративший никакого внимания на то, как у меня в прямом смысле подогнулись колени, — будет вам не совсем ясна. Я люблю эту комнату.

— Любите? — с неприлично разинутым ртом переспросила я.

— Да, — очень серьезно пояснил он, и по изменившемуся тону становилось понятно: дальнейших объяснений не предвидится, что только подстегнуло мое разыгравшееся не на шутку любопытство.

Никогда прежде я не слышала в чьем-либо голосе такую будоражащую кровь смесь из обожания, сожаления, восхищения и горечи, с какой мужчина говорил о моей комнате. Для него она была не пустынным десятиметровым пространством, скучающим в отсутствие мебели, а чем-то живым, дышащим и, безусловно, прекрасным. Во всяком случае, у меня возникло подобное ощущение.

— Мне пора, Астрид, — словно почувствовав мое желание углубиться в расспросах, стал прощаться мужчина, довольно настойчиво избавляясь теперь уже от хватки моих пальцев. — И в качестве веского аргумента вернуться сюда завтра: у вас очень милая пижама.

Призывный и безумно заразительный смех заставил меня опустить взгляд вниз и покрыться неровными пятнам отвратительного румянца, исчезнувшего без следа при виде футболки, по центру которой расплывалось жуткое темное пятно. Неровное, оставляющее неаккуратные потеки, оно все разрасталось и делалось больше. Я попыталась отряхнуться, беспорядочно хлопая себя ладонями по груди, и с диким воплем отдернула руки, окрасившееся красным. Вязкая, липкая и тошнотворная…кровь. Мои пальцы были перепачканы кровью!

Это оказалось последней каплей. Завизжав с такой силой, что моим вокальным данным позавидовал бы любой всемирно известный оперный певец, я рванула вверх края футболки и…проснулась, сидя на надувном матрасе в обществе скомканных простыней и завязанного в узел одеяла, с бешено колотящимся сердцем, доведенная до истерики, но живая и невредимая (как показал тщательный осмотр).

Сосед, шастающий по чужим домам ночью, говорящий витиеватыми предложениями конца двадцатого века, лица которого мне не удалось разглядеть, абсолютно лишенные смысла разговоры, болезненные кошмары с литрами собственной крови… Должно быть, на ужин я съела слишком много своих любимых яблок в тесте, вот мне и мерещится всякая околесица. Любое проявление тревоги я списала на смену обстановки и все же не поленилась лично убедиться в том, что дверь спальни заперта изнутри на торчащий в замочной скважине ключ.

День пошел своим чередом, и к обеду по дому сновало огромное количество народа: две бригады строителей, нанятых папой для скорейшего приведения здания в божеский вид, энергичные женщины с кипами разноцветных каталогов встраиваемой мебели (мама всерьез озаботилась обустройством кухни), ландшафтные дизайнеры и еще масса лиц, об истинной цели присутствия которых я могла лишь догадываться. Единственный, кого я была рада видеть, так это представитель телефонной компании, пообещавший к вечеру наладить выделенную линию Интернета — мне не терпелось поделиться с Рейчел своими впечатлениями о новом месте обитания. Конечно, можно воспользоваться мобильным, но это будет совершенно не то. Позже я поддалась на уговоры мамы и принялась объяснять слишком строгой на вид сорокалетней даме свои видения идеальной комнаты для девочки-подростка.

И все же некоторым треволнениям суждено было вернуться ко мне в кратчайшие сроки, а причиной явилась нечаянно подслушанная в гостиной беседа.

— Знаешь, Ник, дом действительно хорош, — услышала я голос мистера Ричардсона, обращающийся к отцу с некоторой настороженностью. — Меня удивляет его ничтожно низкая цена, но за вычетом обстоятельного ремонта она вполне себя оправдывает. Пугает другое: отчего вдруг у такого шикарного особняка не было владельцев на протяжении шестидесяти лет? Что здесь не так?

— Не вижу особых причин для опасения, — несколько безразлично произнес отец, даже не подозревая о моем присутствии в каких-то двух шагах. Я стояла, прислонившись спиной к массивной белой колонне, отделяющей прихожую от гостиной, и разрывалась на части от противоречивости. Одна сторона, очень светлая и безукоризненно честная, требовала показаться родителю на глаза, другая — довольно темная и жутко любопытная — молила повнимательнее прислушаться к разговору. — Район очень благополучный, здесь живут довольно обеспеченные люди, которым незачем ввязываться в покупку обветшалого дома. Им гораздо проще приобрести голый участок, а уж затем отстроиться, что называется, 'с нуля'. Мы же с Кирстен полжизни мечтали именно о нем: большом уютном гнездышке в окружении дикой природы, пропитанном духом времени. Как сведущий в этих делах человек, могу тебя заверить, в прежние годы строили на века.

— Да я в курсе, старина, — громко захохотал мамин сослуживец, вроде архитектор по профессии. — И все же стоило прежде покопаться в истории этого райского местечка, носом чую, здесь что-то не так. Взять хотя бы пол…во всем доме это наборная паркетная доска из бука и вишни. Не самый удачный выбор, потому как древесина довольно мягкая и волокнистая, но я сейчас не о том. Почему в одной из комнат на втором этаже пол устилает современный пробковый вариант? Ответь мне, Ник.

— В какой? — с удивлением поинтересовался отец.

— Первая дверь направо, — пояснил мистер Ричардсон, внезапно переходя на приглушенные интонации. — Да и вообще все неспроста. Зачем бы риелторской фирме ремонтировать дом перед продажей?

— Николас, дорогой, помоги мне, пожалуйста, — крикнула из столовой мама, обрывая тем самым разговор на очень интригующей нотке. — Звездочка, подай мне измерительную ленту, я хочу выяснить ширину оконных проемов. По-моему, они слишком массивные и отнимают много света.

Подгоняемая вперед желанием не попадаться отцу на глаза, я, как ошпаренная, выскочила из своего укрытия и протянула матери требуемое, опасливо оглядываясь через плечо на неспешно шедших по коридору мрачно переглядывающихся мужчин. Кажется, мне удалось остаться незамеченной.

Выходит, мистера Ричардсона насторожил пол в моей комнате. Не бог весть какое обстоятельство, однако, если сложить вместе вчерашние страшилки разносчика, мое необычное ночное путешествие, уже возведенное в разряд бестолковых сновидений, и прибавить ко всему прочему крупицу истины в словах маминого коллеги, то набирается внушительный список странностей. Решено: я сегодня же пройдусь по окрестностям и постараюсь найти какого-нибудь достаточно истосковавшегося по общению информатора, который зажжет лучину истины и посвятит меня в 'ужасные' тайны Дома На Холме. Интересно, где я уже слышала это название?

К сожалению, моим планам на вечер не суждено было сбыться. В шесть часов привезли мебель, и остаток дня прошел под знаком суматохи. Сначала взрослые очень долго выясняли, что и в каких коробках находится, затем спорили до хрипоты о необходимости собирать конструкции внизу, где больше места, а уж затем переносить готовые детали интерьера наверх. Мы с мамой в шумных перепалках отца с рабочими не участвовали, однако все же умудрились вымотаться до предела, отмывая и чистя все поверхности, попадающие под руку (точнее под тряпку). Оставшихся сил хватило только на то, чтобы добрести на негнущихся ногах до кровати и, не раздеваясь, рухнуть на новенький матрас, полностью отдавшись объятиям Морфея. Кажется, последней промелькнувшей в моей голове мыслью было: 'Завтра просплю до обеда', и все же точной уверенности у меня не имеется, потому что следующий сон оказался более странным, нежели предыдущий.

Я стою перед дверью и понимаю, что ни под каким предлогом не сумею войти внутрь. Жаркая волна страха разливается вдоль позвоночника, лишая малейшей возможности блеснуть храбростью. Пальцы мелко дрожат, отказываясь сжиматься на круглой ручке, но я чувствую в себе непоколебимое желание поскорее войти, а посему собираю волю в кулак и переступаю порог хорошо известной комнаты. Она изменилась, стала как будто меньших размеров. Несколько платяных шкафов, комод, тумбочка с незажженной лампой, широкая кровать с измятыми простынями, рабочий стол, тоскующий у окна в отсутствии компьютера, и удобный стул с подголовником. Из прежней обстановки осталось лишь зеркало, но его загораживает темная фигура.

— Доброй ночи, Астрид, — вежливо обращается она ко мне, даже не собираясь оборачиваться. Голос спокойный, умиротворенный и немного печальный. — Надеюсь, вас не смущает моя назойливость? Я привык здесь бывать очень часто, но не хотел бы доставлять вам неудобства.

— Кто вы? — только и сумел вымолвить мой язык, в то время как рука потянулась к выключателю. Мне просто физически необходим свет, способный прогнать и разговорчивого гостя, и липкий страх перед неизвестностью.

— Свое имя я вам назвал, — не слишком торопясь с ответом, произнес мужчина. — Остальное знать совсем необязательно. И если не сложно, подойти ближе. Довольно неудобно вести разговор через всю комнату.

Поперхнувшись от удивления, я с силой стукнула кулаком по тумблеру переключателя и вздрогнула всем телом от слишком резкого звука, прорезавшего ночную тишину точно удар хлыста, со свистом рассекающий воздух. Но вопреки моим ожиданиям свет так и не зажегся.

— Необдуманно и глупо, — с некоторой злостью прокомментировал Джей, внезапно решивший отказаться от подчеркнутой вежливости. — Встань здесь, — его рука с вытянутым указательным пальцем резко отделилась от черного силуэта и вперилась в пол в метре от того места, где стоял ее обладатель.

Я понимала, что не стоит подчиняться, гораздо правильнее было бы закричать, позвать на помощь или же на худой конец выбежать в коридор, однако помимо воли ноги сами понесли меня вперед.

— Оно впечатляет, — уже без всякой агрессии обратился он ко мне, не отрывая внимательного взгляда от гладкой поверхности зеркального полотна. — Своей величественностью, чистотой и естественностью. Она всегда утверждала, что у всего в этом мире есть душа, даже у предметов. Когда-то мне доставляло удовольствие оспаривать эту теорию, а сейчас я и сам вижу, что все, чего она касалась, чему дарила улыбку, действительно живет своей жизнью, хранит ее тайны и оберегает память. Тебе так не кажется, Астрид?

— О ком ты? — немного отстраненно поинтересовалась я, мысленно жалея о невозможности заглянуть в зеркало. Для этого мне бы потребовалось сделать малюсенький шажок влево, что попахивало очередной попыткой нарваться на грубость.

— Неважно, — беспечно отозвался Джей. — Я был знаком с прежними хозяевами, часто бывал в доме, а с недавних пор обзавелся вредной привычкой лелеять воспоминания.

Знаком с прежними хозяевами? Но ведь мистер Ричардсон говорил, что особняк пустует на протяжении шести десятков лет!

И снова я почувствовала себя не в своей тарелке, совершенно не понимая, что делать и говорить, да и стоит ли вообще открывать рот в столь сомнительной компании?

— Очевидная ошибка с моей стороны, — разрушил затянувшееся молчание его чарующий и в то же время очень настораживающий голос. — Прошу прощения за свою резкость, это было верхом невоспитанности.

Извинения я приняла и дальше продолжила стоять истуканом, бесцельно пялясь в пустоту. В голове роилось множество вопросов, но главный из них я решилась-таки озвучить.

— Это сон?

— Вероятно, нет, — с тоской ответил мужчина, поворачиваясь ко мне. — И тебе лучше приписывать мои визиты к играм разошедшегося подсознания, иначе в дальнейшем возникнут некоторые сложности. А сейчас скажи мне, ты находила здесь что-нибудь? — мягко спросил он, отворачиваясь ровно в тот момент, когда в окне показался изящный силуэт полумесяца. — Старые книги, исписанные тетради, быть может, дневник? — последнее слово прозвучало с нежностью и вожделением, что позволило мне сделать определенный вывод. Именно за этим он сюда и приходит. Личные записи — вот что интересует таинственную 'тень' с чарующим голосом и скверными манерами.

Мне пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не застонать от досады. Лунный свет окутал темную фигуру, заискрился в немного спутанных волосах, но не позволил добавить хотя бы одну незначительную деталь к образу ночного гостя.

— Нет, — твердо ответила я, сожалея о том, что не лгу. Выходит, от моего внимания ускользнула какая-то коробка, сундук или ящик, в котором хранится заветная книжечка и по сей день.

— Тогда я не говорю: 'Прощай, Астрид', - пропел мужчина, судя по интонациям, улыбаясь. — А всего лишь желаю крепких снов. До завтра, Звездочка, — явно издевательски добавил он перед тем, как мое тело вновь окутала вязкая сонливость.

Утро началось с поцелуя мамы, пришедшей будить свою лежебоку-дочь. Я промычала в ответ нечто нечленораздельное и попыталась спрятаться под одеялом от слепящих лучей солнца, когда повышенную сонливость в одночасье выпроводило из моего организма укоризненное восклицание:

— Мы опоздаем, дорогая! Директор школы не станет ждать пока вы, юная леди, как следует выспитесь. Поэтому живо поднимайся и рысью в ванну, а я сварю кофе покрепче.

О, как порой я ненавижу этот мир! В нем массовая доля несправедливости переходит все мыслимые границы, чем отравляет мою жизнь на много лет вперед.

Продолжая пенять на судьбу и злой рок, я влезла под холодный душ и через полчаса появилась перед грозным родительским взором в облике преуспевающей в учебе старшеклассницы, натянув на себя форму прежнего образовательного учреждения — простая белая рубашка с отложным воротничком и рукавами три четверти, черная юбка ниже колен и туфли на невысоком каблуке с круглыми носами. Убожество, конечно, но влезть в любимые джинсы и футболку мне не позволила разболтавшаяся с утра пораньше совесть. Волосы я собрала на затылке заколкой.

Завтракать предлагалось на улице, что вызвало в душе незапланированную бурю восторга. Белоснежная скатерть, укутавшая легкий плетеный стол, была заставлена самыми аппетитными яствами: банановые оладьи, пышный омлет, корзиночка с хрустящими тостами, вазочка с апельсиновым джемом, графин грейпфрутового сока и исходящий паром кофейник. Отодвигая стул, я искоса глянула на маму и в который раз поразилась ее внешнему виду. Лицо покрывает ровный слой косметики, глаза сияют задором и энергией, губы растянуты в мягкой улыбке. На голове идеальная прическа без единой выбившейся прядки, в то время, когда часы показывают начало восьмого! Вот бы мне перенять ее привычку подскакивать в шесть утра в прекрасном настроении.

— Доброе утро, папа, — бодро приветствовала я скрывшегося за растянутой над столом газетой мужчину. — Что нового в мире делается?

— Доброе утро, Цветочек, — ласково прогудел отец, откладывая чтиво в сторону. — Все по-старому: стабильности нет в мире, но давай лучше поговорим о тебе. Как настроение?

— На уровне, — ответила я, попутно накладывая на тарелку оладьи, которые принялась щедро обмазывать ароматным джемом. — Намного хуже мне будет первого сентября, а сейчас терпимо.

— Мы с Кирстен очень долго обсуждали, как правильнее поступить, и вот что можем предложить на данный момент, — после секундных переглядываний с женой серьезно заговорил он. — Не так-то просто влиться в незнакомый коллектив в выпускном классе. Ты у нас девочка особенная, поэтому…не лучше ли окончить школу экстерном? Мы найдем преподавателей, репетиторов…

— О, только не это! — страдальчески взмолилась я, невежливо обрывая папу на полуслове. — Я со всем справлюсь, не надо считать меня такой уж бестолковой. Нет-нет, — остановила я маму, уже открывшую рот для аргументации своей точки зрения, — вас не станут вызывать в школу по пять раз на неделе, обещаю. Колледж, помните? Я готовлюсь к поступлению в Браун и на несколько лет забываю об идее с графическими романами, честно. Это хобби, подростковое увлечение и прочая-прочая, ничего серьезного. Просто верьте мне, и все будет окей!

Стоило мне закончить с искренними уверениями и приняться за вторую порцию восхитительных оладий, как воздух вокруг затрещал от количества невысказанных вслух мнений старшего поколения, на что я решила не обращать внимание. Родители любят драматизировать события, полагая, что их чаду это пойдет только на пользу, вот и мои слишком уж сгустили краски. Раньше у меня была Чейз — своеобразная палочка-выручалочка на любые случаи жизни, теперь же придется обходиться собственными силами, с чем я непременно справлюсь. Никто не говорит, что будет легко, но и особых сложностей на горизонте не наблюдается.

Для поездки был выбран отцовский Лендровер. Залезая на переднее сиденье, я помахала его владельцу рукой, оставшемуся дожидаться приезда строителей, и мельком глянула на дом. Может, сегодня мне удастся воплотить в жизнь вчерашнюю идею? Было бы очень неплохо, ведь так и тянет распутать этот клубок странностей, а там появится и некоторая логика в сновидениях. К слову, последние меня очень настораживают. Просыпаясь, я с трудом прокручиваю в голове запомнившиеся детали, а к обеду они и вовсе превращаются в скопище невразумительных образов, пропитанных ощущением необъяснимого страха. Что-то в таинственном незнакомце с простым и в то же время незапоминающимся именем меня пугает.

По дороге я пыталась расспросить маму о прежних владельцах, просила ее описать мне их внешность, ссылаясь на якобы праздное любопытство, но вынуждена была признать поражение. На регистрации сделки присутствовали лишь они с папой да представитель агентства, которому и принадлежал дом в течение последних двух лет.

Новая школа поразила меня неожиданным контрастом: огромная двухъярусная парковка из тех, что прилегают к многоэтажным магазинам, где арендуют помещения брендовые торговые марки, и всего одно здание, включающее в себя учебный и административный корпуса, столовую, небольшой кафетерий и даже спортзал. Нас долго водили по просторным коридорам, устланным ковровыми дорожками, демонстрируя обновленный компьютерный класс, оснащенные по последнему писку науки лаборатории и местное ноу-хау: библиотека, где отсутствующую по некоторым причинам книгу можно взять в электронном варианте. 'Полный дубляж всего перечня изданий!' — задыхалась от восторга молодая женщина, носящая на груди бенджик с надписью: 'Мисс Саммерс'. Измученные хвалебными речами, мы все же добрались до кабинета директора и вздохнули с облегчением, увидев за столом одетую в строгий офисный костюм леди с вежливой, но очень холодной улыбкой на лице. От такой не приходится ожидать громких возгласов и восхищенных эпитетов. Не стерва, конечно, но предельно сдержана и отстраненна.

— Добрый день, миссис Уоррен, — дама поднялась из-за стола, выпрямляясь во весь, отнюдь не маленький, рост. — Астрид, — чинно кивнула она головой в мою сторону, продолжая удерживать на губах как будто приклеенную улыбку, показавшуюся мне на мгновение оскалом сытой гиены.

— Миссис Гибенс, — притворно радостно протянула мама, обмениваясь с директрисой рукопожатиями. — Вы просили меня приехать с дочерью. Что-то не так? Документы не в порядке или вас не устраивают оценки Зве…Астрид?

Нам было предложено место в креслах, стоящих в непосредственной близости к столу, а буквально через мгновение в кабинет вошла секретарша с подносом в руках, на котором разместился кофейник, три чашки и вазочка с шоколадными конфетами.

— Миссис Уоррен, — занудным учительским тоном начала женщина, протягивая нам кофе. — Я вполне довольна успеваемостью Астрид. Наше учебное заведение, как вы очень верно подметили, имеет весомую репутацию. Наших выпускников охотнее зачисляют в колледжи, мы даем не базовый уровень знаний, что практикуется в большинстве средних школ, а целенаправленно готовим детей согласно выбранной специальности. Поэтому я предпочитаю лично знакомиться со всеми, кто интересуется обучением у нас. Вы же понимаете, миссис Уоррен…

— Можно просто Кирстен, — смущенно попросила мама.

— Кирстен, — медленно повторила миссис Гибенс, терзая меня взглядом колючих глаз, скрывающихся за изящной золотой оправой очков. — Астрид, вы уже определились со списком предметов, изучению которых хотели бы посвятить оставшийся год?

— Почти, — сдавленно ответила я, с трудом вникая в суть прозвучавшего вопроса. Неужели в этом заведении все говорят на рыбьем языке? — Мне нравится литература, иностранные языки, в первую очередь французский и испанский. В остальном я бы хотела придерживаться общей программы, — трусливо вжала я голову в плечи, проваливаясь в объятия мягкой обивки кресла.

— Миссис Гибенс, — одарила меня мама успокаивающей улыбкой, заслышав в голосе дрожащие нотки, — Моя девочка прекрасно рисует, просто стесняется вам об этом сказать. Ее работы довольно профессиональны, точны и детальны. Думаю, архитектуру нам не потянуть, но вот высшая школа дизайнеров…В общем, мы с супругом решили одобрить любой ее выбор.

— Рада была выслушать вашу точку зрения, — чуть привстала директорша, недвусмысленно давая понять, что тягостная беседа подходит к логическому завершению. — Я читала о ваших сильных сторонах, Астрид. Первого числа я предложу вам стандартную модель расписания с учетом тех пожеланий, что вы выразили, а в дальнейшем попрошу скорректировать список занятий. И последнее. Кирстен, вы уже ознакомились с суммой взноса в Фонд школы?

Мама согласно кивнула, старательно удерживая на лице участливо-вежливую улыбку.

— Тогда всего доброго, — раскланялась женщина. — Хорошо вам провести остаток лета.

Отсыпав кучу самых льстивых комплиментов, мы бочком протиснулись к двери и почти бегом выскочили наружу, мысленно смахивая пот со лба.

— Старая жаба, — сварливо прокомментировала мама, остервенело тыкая пальцем в кнопку разблокировки замков на брелке сигнализации. — 'Вы уже ознакомились с суммой пожертвования в Нашу Казну?' — слушать противно. Знаю, Звездочка, что это абсолютно непедагогично, не стоит обсуждать преподавательский состав в присутствии детей, но тебе не повезло со школой, таково мое первое впечатление. Буду искренне счастлива, если оно окажется обманчивым.

Поддержав ее по всем пунктам, я устало откинулась на спинку сиденья и вновь вернулась мыслями к своим ночным приключениям, пропитанным сюрреализмом. Что могло так повлиять на мое воображение? Откуда берутся в подсознании эти образы незнакомца, окутанного тьмой? Почему все началось именно здесь, в новом доме? Раньше я почти не видела снов, за исключением тех редких дней, когда валилась в кровать с высокой температурой. В такие моменты мое внутреннее эго 'отрывалось' на полную катушку: кошмары с бестолковой беготней по безлюдным коридорам со множеством запертых дверей, впечатляющие размахом трагедии с близкими людьми, где от моей расторопности обязательно зависела чья-то жизнь, но я никогда не оправдывала этих ожиданий. И все же им не сравниться с теперешними переживаниями, а причиной тому служит подчеркнутая истинность происходящего. Я чувствую запахи, откликаюсь на малейшие шорохи, с трудом унимаю бешеную пульсацию сердца и постоянно боюсь оступиться, шагнуть за край, чтобы пересечь черту дозволенного. Глупо, правда?

На обратном пути заехали в кондитерскую, расположенную в двух кварталах от дома, взяли по аппетитному шоколадному пирожному с черничным кремом и с удобством устроились за столиком у окна. Мама любит восстанавливать 'жизненный тонус', как она это называет, в процессе поглощения множества вредоносных для фигуры калорий, а я лишь скромно разделяю ее маленькую страсть. Кофе нам подали просто чудесный, поэтому мы задержались в уютном местечке еще на полчаса, а домой вернулись с двумя большими коробками свежеиспеченных булочек с корицей, повеселевшие, но заметно уставшие.

Начался новый виток адских гонок по дебрям стройматериалов: подкрасить, подклеить, подержать, переделать, помочь вымыть, протереть…Если я и мечтала поскорее сбежать от родительского гнета, то давно опоздала — меня беззастенчиво эксплуатировали. Лишь с приездом мистера Ричардсона моей персоне было дозволено подняться наверх, дабы утопить нечеловеческую усталость на дне ванны. Удивительно, но коллега мамы пожелал 'еще раз осмотреть второй этаж', а посему мы вместе поднялись ко мне в комнату.

— Вчера я очень заинтересовался окном в твоей спальне, — не слишком внятно пояснил он. — Оригинальная идея и занятное исполнение, не находишь?

— А главное, как здорово смотрится со стороны, да? — ушла я от разговора о стилизации интерьера и прочей заунывной чепухе.

— Непонятно только, каким образом повесить портьеры, — 'заехал' мужчина с другого плана, блеснув чисто практическим складом ума. — Должно быть, без них очень неудобно: солнце рано показывается из-за линии горизонта и будит по утрам?

Я вежливо высказала свое категоричное 'нет' и достала из шкафа чистую одежду. Не терпелось снять с себя клоунский наряд и нацепить более подходящие моему состоянию души вещи. Но вдруг услышала сухой щелчок, присоединившийся к нему удивленный возглас, и резко развернулась на пятках. Мистер Ричардсон ощупывал руками подоконник с видом учуявшего добычу охотника и через мгновение просунул ладонь в едва заметную нишу, чтобы тут же вытащить оттуда старую тетрадь в потрепанной кожаной обложке.

— Какое невежество, — шутливо протянула я, добавляя взгляду искорку осуждения. — Надеюсь, вы не станете интересоваться моими записями?

— Что? — недоуменно переспросил он. — Это твое? Но…откуда?

— Кажется, вы только что рассекретили замечательный тайничок, который я себе присмотрела еще в день приезда, — продолжала вести я свою партию, испытывая острое желание немедля вырвать дневник из объятия неаккуратных пальцев. — Не говорите, пожалуйста, родителям об этом. Знаете, очень не хочется превращаться в 'открытую книгу'. Девочки любят пачкать слезами бумагу, — использовала я последний веский аргумент, со страхом наблюдая за все возрастающим недоверием, отразившимся на его лице. Вот сейчас он спросит о том, как же открывается тайничок, или поинтересуется, отчего вдруг на роль молчаливого слушателя я выбрала экспонат музея древности, и я с треском провалюсь на первом же ответе.

Однако все вышло совсем иначе. Очевидно смутившись демонстрацией некоей бесцеремонности, мамин коллега вдруг густо покраснел, сунул заветную тетрадь обратно, сухо извинился передо мной и пулей выскочил за дверь, на ходу добавляя свои уверения в непоколебимой конфиденциальности полученной информации.

Шумный выдох облегчения вырвался из груди при звучании тяжелых шагов, удаляющихся по коридору. Не в силах справиться с невиданным доселе количеством любопытства я буквально прильнула носом к открывшемуся углублению в выступающей части подоконника и вытянула наружу ветхую книжку. Ошибки быть не могло — это дневник, притом довольно старый.

— Цветочек, тебя к телефону, — донесся до моего разрозненного сознания папин голос. — Рейчел!

О, всякие интересности могут подождать! Мне столько всего хотелось рассказать подруге, что более отдаленные от реальности вещи просто обязаны дождаться вечера.

Долго думать над тем, куда спрятать истинное сокровище, не пришлось. Я подняла матрас и засунула его на самое дно бельевого короба, а затем на всех парах понеслась вниз, подгоняя себя в спину радостными возгласами: 'Чейз! Троекратное ура!'.

 

Глава 3. Волмонды

POV Астрид

С Рейчел мы болтали около часа, без устали перебивая друг друга почти на каждом слове. Я задыхалась от восторга, описывая здешние пейзажи и неоспоримую красоту дома, подруга во всех деталях поведала мне об очередном свидании, с треском провалившемся уже на первой минуте. Единственное, о чем мне захотелось умолчать, это граничащие с шизофренией ночные приключения, но я со всей ответственностью пообещала себе в самом ближайшем будущем разобраться со всеми странностями. Договорившись встретиться с Чейз уже через пару дней, мы слезно распрощались, и я повесила трубку со словами:

— Она передает вам огромный привет, говорит, что приедет в пятницу рано утром. Мам, можно взять твою машину? — якобы между делом вставила я, взлетая по лестнице на второй этаж.

— Ты куда-то собралась? — бросила мне вдогонку мама.

— Пройдусь по магазинам, — отделалась я не слишком развернутым ответом, перескакивая сразу через несколько ступеней. В руках я сжимала куртку, призванную прикрывать тайком выносимую из дома находку мистера Ричардсона. — Хочу заглянуть в книжный.

— О, да, конец месяца, — мгновенно утратила она всю подозрительность, вспоминая о дате выхода очередного выпуска DS Comics.

— Это пригодится, Цветочек, — заговорщически прошептал папа, доставая из заднего кармана джинсов бумажник. — Водительское удостоверение..?

— На месте, — отрапортовала я, с благодарностью принимая щедрую порцию карманных денег. — Обещаю вернуться к ужину.

Чмокнув остро пахнущую краской щеку отца и послав маме шикарный воздушный поцелуй, я выбежала на улицу, на ходу обдумывая стратегический план действий. Во-первых, необходимо выяснить хоть что-либо о предыдущих владельцах дома. Правдиво ли замечание маминого коллеги о пустующем на протяжении шестидесяти лет особняке? Если да, то мой ночной гость всего лишь плод воображения, потому как хамоватый дедуля, тайком шастающий в чужой дом с покровом темноты, — это уже явное отклонение от нормы. Впрочем, вряд ли Джею больше двадцати пяти. Вчера мне удалось подметить несколько довольно занятных деталей: он выше меня, должно быть, на целую голову (если учесть мой собственный рост в районе ста семидесяти сантиметров), о фигуре говорить пока не приходится, но спина у него абсолютно прямая, да и одежда свидетельствует в пользу моих умозаключений. Кожаная куртка, джинсы и ботинки — все преимущественно черное, хотя тут я могу ошибаться, освещение было слишком скудным. И волосы! Темные, немного вьющиеся на концах, без всякого намека на седину. Хорошо, пусть он прекрасно сохранившийся старикашка, исправно посещающий парикмахерскую, пользующийся услугами одуревшего стилиста-тинейджера, но голос! Звонкий, мелодичный, безумно притягательный и такой чистый, он просто обязан принадлежать молодому парню и точка. Кстати, сегодня у меня на редкость просветленное сознание, даже имя удалось запомнить без всякого труда.

Воодушевленная неожиданным открытием, я влезла в салон новенького Форда Фокус, обвязалась ремнями безопасности и выкатила на проезжую часть, изредка поглаживая рукой обложку лежащего на соседнем сидении дневника. Долго думать над тем, куда поехать, не пришлось. Мне вспомнилось то милое кафе, где мама заедала пирожными пережитый стресс после встречи с директором школы, и через десять минут я уже сидела за дальним столиком у окна, терпеливо поджидая официантку.

— Эспрессо и шоколадный кекс, пожалуйста, — вежливо попросила я, изнывая от желания поскорее погрузиться в чтение потрепанной книжонки.

Миловидная девушка в белой футболке и короткой юбке сухо кивнула и отправилась исполнять заказ.

'Личная собственность Айрис Волмонд' — гласила надпись на первой странице. Почерк оказался внятным, не смотря на очевидную бледность чернил, округлым и немного детским, но больше всего меня заинтересовал неправильный наклон букв. Судя по всему, неизвестная мне Айрис была левшой, как и я.

'Здравствуй, мой дорогой друг!

Почему-то каждый раз, открывая тебя вновь и вновь, мне хочется добавить 'и единственный'. Я чувствую себя такой одинокой, потерянной и совершенно разбитой. Два года прошло со дня смерти мамы, а боль внутри не отпускает, не становится менее отчетливой, и это очень тяготит. Я надеялась, что в чужой стране, где ничто не будоражит воспоминания, нам с отцом удастся начать новую, ничем не омраченную жизнь, однако сильно заблуждалась. Он все так же тенью скользит по дому, погруженный в свои мысли, чурается людей и подолгу просиживает у себя в кабинете, часами рассматривая портрет мамы. Я беспокоюсь за его душевное здравие и все же искренне верю, что милый доктор Гарденберг оказался прав, и отец вдали от родины пойдет на поправку.

Совсем забыла рассказать тебе о нашем поместье. Здесь очень живописно, я люблю подолгу гулять на свежем воздухе, которого в этом тихом городке предостаточно. Американцы, конечно, очень своеобразные люди, некоторых из них отличает особое невежество, но в целом у нас очень милое соседство. На днях я побывала в антикварной лавке и познакомилась с очень обаятельным джентльменом. Его зовут Верджил Видрич, он австриец по происхождению, но родился и вырос в Канаде. Во всяком случае, так он объяснил отсутствие акцента. Во мне же этот улыбчивый молодой человек сразу признал немку, что не могло не огорчить. Очень неприятно слышать перешептывания соседей и прислуги о том, что мы якобы бежали от правосудия, а у себя на родине были приспешниками доктора Менгеле или, как здесь его называют, Ангела Смерти. Чудовищное сравнение, от которого у меня просто мурашки по коже.

Новостей за прошедшую неделю скопилось немного. Вчера получила трогательное письмо от фрау Винкельхок, где она сообщила о рождении внучки, и проплакала всю ночь, узнав о том, что они решили назвать малышку в честь моей мамы — Одиллия.

Ответ я хочу написать сегодня за ужином, надеюсь заинтересовать своим занятием папу. Думаю, ему будет любопытно прочесть весточку от близких друзей'.

Я прервалась на секунду, чтобы перевернуть страничку, и безмерно удивилась, глядя, как официантка ставит на стол третью по счету тарелочку со сладким.

— Простите, но мой заказ был только на кекс и кофе, — сконфуженно пробормотала я.

— Знаю, — не очень вежливо буркнула девушка, вычеркивая что-то в небольшом блокноте. — Это для вас заказал молодой человек у стойки. Еще что-нибудь? — заученно улыбнулась она, продолжая выказывать внешнее пренебрежение.

Я отрицательно помотала головой и принялась рассматривать спины толпящихся у кассы людей. Две женщины, спорящие о преимуществе белкового крема перед масляным, мужчина средних лет в клетчатой рубашке, застежки которой готовы были вот-вот лопнуть на объемистом животе, несколько детей разных возрастов, приливших к стеклянной витрине с тортами, поражающими воображение своим великолепием, и никаких молодых людей. Правда, за соседним столиком сидела компания парней в окружении хихикающих девушек, но ни один из них ни разу даже не посмотрел в мою сторону, что в принципе снимало с них всякие подозрения.

Тяжело вздохнув, я посетовала на все возрастающее количество тайн, подцепила ложечкой аппетитный кусочек орехового пирога и вновь вернулась к чтению.

'А утром, мой дорогой дневник, я получила приглашение на воскресную ярмарку от того самого мистера Видрича и с радостью ответила согласием, прежде попросив разрешение у отца. И как больно мне было видеть его потускневшие и пустые глаза, особенно в тот момент, когда мое сердце готово было выскочить из груди от избытка необъяснимого веселья. Вероятно, все дело в том, что мне очень понравился Верджил, хоть мы и поговорили совсем недолго. Он невероятно красив даже для арийца, хорошо воспитан, мил, обходителен! О, я до сих пор не могу забыть его сдержанную улыбку, заставившую меня трепетать от волнения на протяжении всего дня! И сейчас, когда я пишу эти строки, меня переполняют самые светлые эмоции, а мысли постоянно путаются'.

Похоже, мысли у…Айрис, точно, путались гораздо чаще. На протяжении следующих пяти страниц я встретила по меньшей мере с десяток имен и так не сумела понять, кто из них кто, однако чаще других упоминалось красиво звучащее: 'Верджил'. С него началась очередная запись, к сожалению, не обозначенная датой, и им же заканчивалась. Больше всего меня умилили абзацы, озаглавленные украшенной завитушками литерой 'В'. Создавалось впечатление, будто хозяйку дневника так и подмывало написать любимое имя, но в последний момент она передумывала и ограничивалась лишь первой буквой его инициалов: 'В.Т.В.', что означало — Верджил Томас Видрич.

Из прочитанного мне удалось выудить следующие сведения: Айрис Волмонд — дочь овдовевшего два года назад (если взять за точку отсчета первую страницу записей) Мердока Волмонда, этнического немца, переехавшего в эти края после окончания войны. Они поселились в доме на холме, как окрестили его местные жители, построенном кем-то из их предков, разбогатевшим еще во времена Золотой Лихорадки. На глаза мне попалось описание комнаты Айрис, изобилующее прилагательными вроде: 'восхитительная', 'искрящаяся светом и нежностью', 'наполненная теплом и лаской' и далее по списку, но даже явный перебор с превосходной степенью не помешал понять одну простую истину — я живу именно в ее комнате. А зеркало, то самое, что занимает центральное место в интерьере моей спальни, является покупкой, сделанной в антикварной лавке мистера Видрича в тот день, когда они познакомились. На этом скудный запас фактов иссяк, что подтолкнуло меня скорее продолжить чтение в более спокойной обстановке.

Я подозвала нелюбезную официантку, попросила счет и как бы между прочим спросила:

— А вы случаем не запомнили, как выглядел тот молодой человек? — добавляя к оплате довольно щедрые чаевые, сделавшие девушку предельно откровенной.

— Красавчик из числа тех, кто предпочитает не обращать внимание на обслуживающий персонал, — с некоторой обидой в голосе протянула она, бережно убирая деньги в задний карман коротенькой джинсовой юбочки.

— Если не затруднит, опишите его, — взмолилась я, с тоской осознавая, что не знакома ни с одним красавчиком.

— Темные волосы, — не слишком уверенно стала перечислять она, — голубые глаза, такие холодные и безразличные. Пожалуй, все, хотя мне он показался каким-то больным. Весь такой бледный, прямо ни кровинки в лице. Да, и еще, — неожиданно добавила девушка, когда я уже собиралась попрощаться. — Он просил передать, чтобы вы не злились. Все вышло случайно.

— Ясно, — покривила я душой, одаряя служащую благодарной улыбкой. — Спасибо! У вас очень милое кафе.

Мне кажется или я на самом деле начинаю потихоньку сходить с ума? Кто был этот таинственный бледнолицый незнакомец, возомнивший, будто я злюсь на него? Да мне никогда в жизни не приходилось с кем-то выяснять отношения, по натуре я пацифистка и дико боюсь всего, что связано со скандалами, криками и прочими бурными проявлениями характера. Оказавшись в эпицентре подобных событий, я стараюсь стать как можно меньше ростом, а затем трусливо делаю ноги в ближайшем к дому направлении.

Уяснив для себя, что все произошедшее в кафетерии не более чем глупая случайность или чья-то неуместная шутка, я оставила Форд на парковке и решила немного пройтись пешком перед возвращением домой.

Яркое солнышко, норовившее заглянуть прямо в глаза, легкий летний ветерок, мягко развивающий волосы, и вялая, какая-то сонная жизнь маленького городка успокоили мои мысли и позволили наслаждаться блаженными минутами тишины и одиночества. Я шла вдоль чистенькой улицы, застроенной типовыми одноэтажными домами конца семидесятых годов, и продумывала внезапно нахлынувшую идею для очередного комикса, а потому не заметила бодро шагающего мне навстречу пожилого чернокожего мужчину, с трудом удерживающего в руках тяжелые бумажные пакеты, в которые моя голова вписалась не самым удачным образом.

— Ох, — от неожиданности вскрикнула я, потирая ладонью место ушиба. — Простите, пожалуйста! Я задумалась и не заметила вас. Надеюсь, там не было ничего хрупкого?

— Нет, мисс, — захохотал чуть полноватый дядечка. — А вот вы вполне могли сильно пораниться. Виданное ли дело, не смотреть по сторонам в столь юном возрасте! Так недолго и под машину угодить. Дайте-ка глянуть, — он вытянул широкую ладонь вперед, ловко перехватывая покупки свободной рукой, и отодвинул челку с моего лба. — Ничего серьезного, слава богу. Через пару часов выступит небольшая шишка, но если приложить лед, то отделаетесь легким испугом. Как вас зовут, моя дорогая?

— Астрид, — обреченно представилась я, подавляя желание ляпнуть: 'Мисс Сплошные Неприятности от чрезмерной задумчивости', как иногда величала меня Чейз.

— Ну так вот, Астрид, — по-отечески улыбнулся мне мужчина, — прошу следовать за мной. Приложим к вашей голове что-нибудь холодное, а заодно выпьем по чашечке лимонного чая. Очень бодрит и освежает.

— О, нет, спасибо, — живо запротестовала я, искоса поглядывая на наручные часы. — Я обещала родителям вернуться к семи часам, а путь не ближний…

— Да что вы? — изобразил он удивление. — Я всю жизнь наивно полагал, будто дом на холме находится в двух кварталах отсюда. Кстати, милая барышня, забыл представиться. Сидней Эллиган, мэм.

— Очень приятно, сэр, — пробормотала я, понимая, что поймана на очевидной лжи. — А откуда вам известно, что я живу именно в доме на холме?

— О, мисс Астрид, не стоит недооценивать преимущества маленького городка, — поучительно заявил Сидней, вручая мне один из пакетов, заполненный консервными банками с кошачьим кормом. Теперь понятно, почему при столкновении в мою голову забрела мыслишка о кирпичах. — Вы еще не успели переехать, а по местному 'радио' уже побежали самые причудливые сплетни. Так было испокон веков и здесь нечему удивляться. И все же, как насчет чая? Моя жена будет очень рада познакомиться с вами, тем более нас обоих многое связывает с вашим домом.

— В самом деле? — полюбопытствовала я, шагая вслед за мистером Эллиганом.

Бинго! Кажется, словоохотливый информатор у меня в кармане, осталось только умело воспользоваться тактиками первоклассного допроса без применения пыток.

— Я работал у Волмондов с тех пор, как они переехали в наши края, — пояснил мужчина, останавливаясь у невысокой калитки и жестом предлагая мне пройти первой. — В те времена трудно было найти подходящую работу, тем более чернокожему. Это сейчас все содрогаются при упоминании слова 'расизм', а пятьдесят лет назад трусливо бросить в спину 'негр' и насмехаться было в порядке вещей. Нас не считали за людей и максимум, на что приходилось рассчитывать, это шестнадцатичасовая смена у станка за сущие копейки. Мне повезло больше остальных. В городе Волмондов откровенно недолюбливали, хотя скорее всего просто побаивались. Дорогая, познакомься, — эту фразу Сидней адресовал невысокой кругленькой женщине с копной вьющихся волос с редкой проседью, вышедшей встретить супруга, — Астрид, новая обитательница дома на холме.

Широкая улыбка при виде незнакомки тут же померкла на ее лице, а в ясных, совершенно не старческих глазах появилась отчетливая тревога.

— Добро пожаловать в наши края, юная леди, — прошамкала миссис Эллиган, вновь 'одевая' на лицо маску радушия. — Пойдемте, я угощу вас чаем со свежим печеньицем. Сид, не стой истуканом, позволь девочке пройти!

Мужчина послушно скрылся за дверью, а его жена забрала из моих рук покупки и приглушенно пояснила:

— Не подумайте о нас плохо, дорогая. Мы рады гостям, вот только вам следует поскорее покинуть эти проклятые земли. Не будите дремлющее долгие годы зло, оно слишком чутко спит.

— О чем вы, мэм? — немного не своим голосом спросила я, начиная сомневаться в адекватности милой бабули. — Какое зло?

— Древнее, деточка, и очень коварное, — предостерегающе зашептала женщина. — То самое, что погубило бедняжку Айрис. Да не потревожат мои слова покой усопшей! — добавила она, истово перекрестившись.

Та-ак, кажется, мне пора откланиваться. Только религиозных фанатиков для полного счастья не хватало! И тут в простенько обставленную гостиную, где мы стояли, вернулся Сидней, держа в руках пакетик со льдом, обернутый полотенцем.

— Приложите, мисс, — протянул он мне лучшее средство от ушибов, предлагая занять любое понравившееся кресло. — Итак, на чем я остановился? Ах, да, Волмонды…

— Сделаю нам чаю, — хмуро произнесла пожилая женщина, бросая в сторону мужа предостерегающий взгляд, и отправилась на кухню.

— Так вот, — слегка откашлялся мистер Эллиган, вновь возвращаясь к прерванной беседе. — Странные они были люди. Тихие, скрытные и почти неразговорчивые, хотя фрау Айрис показалась мне другой. О покойных плохо не говорят, да о ней ничего такого и не скажешь. Милая девушка, честная, искренняя, добрая, в доме ее все очень любили. Всегда с улыбкой на лице, вежливо поздоровается, о здоровье справиться и ну дальше порхать, точно едва оперившийся птенчик. А уж цветы любила! Прямо не поместье, а колумбарий. И красавицей была, каких мало! Иной раз выйдешь во двор спозаранку, на душе тоскливо, руки в таких мозолях, что за инструмент не ухватишься, а она уже флоксы остригла, розы удобрила и любимицу свою Багиру обихаживает, лошадь то бишь. Кобыла черная, как смоль, темпераментная, никого к себе не подпускала, а тут ажно ноздри от удовольствия раздуваются! Госпожа хохочет, целует строптивицу и ласково так по бокам гладит, что завидки берут, — окончательно утянуло моего собеседника в пучину красочных воспоминаний. — Я это все к чему, — спохватился он, заметив отразившуюся на моем лице скуку, — старик Волмонд страстным конезаводчиком был. Бывший генерал пехоты армии третьего рейха (звание генерала пехоты соответствовало званию генерал-полковника советских вооруженных сил — прим. автора.), волевой и непреклонный, он производил впечатление человека сурового, а временами даже жестокого, но дочь очень любил и баловал без меры. Да и к нам, по сути прислуживающим, относился с уважением, никогда голос не повышал, всегда соблюдал дистанцию. И все же местные его иначе как фашистом и не величали. При встрече раскланиваются, любезностями осыпают, а после ухода ну-у нацистские байки травить. Мол, и жену свою он собственноручно порешил, а потом черед и до дочери дошел.

— Он убил ее? — я сама не заметила, как подскочила на ноги, совершенно забыв о приложенном ко лбу пакете со льдом. Ударившись об пол, тонкий полиэтиленовый материал лопнул, и чуть подтаявшие кубики весело покатились в разные стороны.

— То лишь слухи, Астрид, — неодобрительно крякнул Сидней, неуклюже поднимаясь из кресла. — Я во всю эту чепуху отродясь не верил и до сих пор считаю, что на старика возвели напраслину. Любил он дочурку без памяти, нарадоваться не мог на красавицу и уж как не терпелось ему на свадьбе ее отгулять…Да что там! Брешут люди и все тут!

Мою маленькую оплошность нам удалось исправить до появления хозяйки дома.

— Что-то ты разговорился сегодня, дорогой, — укоризненно произнесла миссис Эллиган, появляясь в гостиной с подносом в руках, на котором теснились три высоких стакана с холодным лимонным чаем, вазочка темно-красного джема и тарелка домашнего, а потому не слишком аккуратного на вид, печенья. Следом в комнату вплыл и запах корицы, мгновенно напомнивший моему желудку о необходимости плотно отужинать. — Разве девочке интересны твои байки о Волмондах? Лучше расскажите-ка нам что-нибудь о себе, мисс, — с добродушной улыбкой на лице попросила женщина, ставя на журнальный столик нехитрое угощение, оказавшееся на поверку поистине божественной выпечкой, буквально таявшей во рту. — Носом чую, уже вся улица в курсе, кто заглянул к нам на огонек, а посему ждать нам ближе к вечеру визита Главной Спутниковой Антенны.

По всей видимости, Сиднею не слишком понравилось предложение супруги, но откровенно спорить он не захотел и с приличествующим случаю выражением лица выслушал мой короткий рассказ о себе и родителях. Особо животрепещущих фактов в моей биографии не наблюдалось, поэтому мы заканчивали чаепитие на самой светской ноте — пространной беседе о погоде и выдавшимся чрезвычайно жарким лете.

— Теперь мне действительно пора, — после соблюдения всех мыслимых приличий пробормотала я, поднимаясь на ноги. — Огромное спасибо за гостеприимство, была рада познакомиться. Еще раз простите, сэр, за неуклюжесть. Мэм, печенье удалось на славу!

— Заглядывай к старикам почаще, деточка, — льстиво обратился ко мне мистер Эллиган, довольно недвусмысленно намекая на возможность продолжения нашей прерванной беседы.

— Обязательно, — громко пообещала я, с трудом перекрикивая сердитый возглас его жены: 'Спортивные новости, Сид! Уже пять минут как начались!'.

На улицу я выходила в гордом одиночестве, с распухшей от полученных сведений головой, когда каждая следующая мысль торопилась перебить свою предшественницу, и вместе они создавали невыносимый гул. Мне срочно потребовался листок бумаги и ручка, чтобы хоть как-то систематизировать ту информацию, что скопилась всего за один день, и находящийся неподалеку книжный магазин оказался как нельзя кстати.

Постояв несколько минут в прохладном помещении, наполненном запахом типографской краски с примесью пыли, я схватила первый попавшийся под руку блокнот, обзавелась самой простенькой пишущей принадлежностью и уже двинулась к кассе, когда мой локоть перехватила чья-то крепкая и достаточно сильная рука.

— Боже, что вы… — начала было я возмущаться, но обернувшись увидела все ту же кругленькую низкорослую женщину, чье печенье не нуждалось в рекламе.

— Прости, что напугала, душечка, — смущенно улыбнулась миссис Эллиган. — Я не могла сказать тебе всей правды при муже, он очень дорожит памятью бедняжки Айрис и ее отца. Это плохой дом, моя дорогая! Он обитель зла и келья истинного демона с порочным лицом. Уезжайте, прошу вас! Покиньте это место, пока не случилась беда. Вы, Астрид, в первую очередь именно вы в огромной опасности. Он придет за вами, а затем и они оба…

— Вы что-нибудь будите брать? — нетерпеливо спросил кассир, с тоской поглядывая на монитор с висящим посредине окном мини-чата.

— Да, вот, — рассеянно протянула я свои скромные покупки, на всякий случай отодвигаясь подальше от взбудораженной женщины. — Простите, но кто такой 'он' или 'они'?

— Дети Сатаны, — с еще более безумным блеском в глазах прошептала старая леди, начиная лихорадочно креститься. — Его сыновья — демоны с лицами ангелов. Не верьте не единому их слову, спрячьте свое сердце подальше, не доверяйте им свою душу! Иначе…смерть.

Гаркнув последнее слово, камнем с острыми краями впившееся мне в сердце, она с неимоверной для ее возраста прытью покинула книжную лавку, не забыв на выходе трагически обернуться и обреченно покачать головой.

— Тяжелый день? — участливо полюбопытствовал продавец, глядя на то, как я обессилено прислонилась к ближайшему стенду, испытывая неимоверное желание громогласно заявить о сумасшествии целого мира, ополчившегося против меня.

— На редкость, — трагедийным тоном призналась я.

— Не обращайте внимания на сетования старой карги, — оптимистично посоветовал совсем молодой парень, должно быть подрабатывающий кассиром в летнее время. — Здесь ее все считают малость двинутой. Да и можно ли ожидать чего-то другого от религиозной фанатички? — он хихикнул, сочтя свою реплику наделенной остроумия, и с интересом принялся изучать мои не слишком впечатляющие внешние данные. — Новенькая, да?

— Так заметно? — не спешила я втягиваться в очередную беседу. Довольно на сегодня милых разговоров и действительно ужасных сплетен. Лучше просто рассчитаться и проваливать отсюда подобру-поздорову.

— Если честно, то очень, — лихо подмигнул парень, выбивая чек. — Джей.

— Где? — встрепенулась я, резко поворачиваясь в сторону входной двери с такой силой, что захрустели шейные позвонки.

— Что 'где'? — недопонял молодой человек, посматривая на меня с некоторой опаской.

— Ты сказал Джей, правильно? — скороговоркой выпалила я, вращаясь на месте, точно оставленный без присмотра волчок. — Ну так где он?

— Вообще-то я сказал 'Джейк', - не согласился со мной юноша. — Имя такое, может, слышала когда-нибудь? — ехидно осведомился он.

— Слышала, — через плечо бросила я, решительно шагая по направлению к двери. Оглядываться мне не хотелось, а вот провалиться сквозь землю казалось заманчивой идеей. И что со мной такое творится? Уже и на слух жаловаться стала…

До брошенного на парковке у кафе автомобиля я добралась без лишних приключений и, плюхнувшись на водительское кресло, выкрутила рычажок радиоприемника на полную мощность, в надежде провести обратный путь до дома без роя копошащихся под черепной коробкой мыслей.

На подъездной аллее меня встретила слегка обеспокоенная мама, но выговора ждать не пришлось, потому как я все же умудрилась успеть к ужину. Особого аппетита не чувствовалось, поэтому, хмуро погоняв по тарелке отбивную, я извинилась перед родителями и отправилась спать пораньше, сославшись на усталость.

В комнате меня ждало сразу два сюрприза. Первым из них стал компьютер, с горящей на мониторе надписью: 'Мы тебя любим, детка! М. П.', где последние буквы явно обозначали — мама и папа. Второй же сразил меня наповал и заставил вопить от радости во всю мощь легких. Графический планшет для рисования, тот самый, что вытягивал из меня завистливые вздохи у витрины фирменного магазина 'Genius' на протяжении последних двух месяцев.

— Вот и усталость прошла, — констатировал довольный собой папа, показываясь в дверном проеме. — Скажи-ка, Цветочек, кого ты больше всех любишь?

— Тебя, папуля! — на ультразвуке провизжала я, со всех ног кидаясь в его крепкие и такие надежные объятия.

— Интересное дело, — притворно возмутилась мама, появляясь из-за спины мужа, — кто надоумил тебя, дорогой мой, купить дочери подарок?

— О, если вы собрались ссориться, то я должна сделать отметку в календаре, — осоловело пригрозила я, силясь обнять обоих 'виновников' моего нечеловеческого счастья. — Этот день Уоррены-предки будут считать историческим! И для галочки, спасибо громаднейшее! Вы у меня самые лучшие родители в мире!

Остаток вечера и большую часть ночи я провела в обнимку с планшетом: рисовала простенькие анимации, изредка попискивая от восторга, сделала пару набросков для будущего комикса, детально продумала и выписала костюм главного героя, для разнообразия испортила парочку собственных фотографий (как показала практика, рожки на макушке мне очень к лицу, добавляют некий шарм); и думать забыла о дневнике, который собиралась осилить до конца. Уже поднимаясь с кровати, дабы раздеться и выключить свет, я бросила рассредоточенный взгляд на стол и горько пожалела о содеянном. Голову даю на отсечение, сегодняшний сон будет самым неспокойным со времен существования вселенной.

'Десять страниц и только', - твердо решила я, залезая под одеяло с записями Айрис.

'Мой дорогой друг!

Вчерашний день был для меня чрезвычайно утомительным и в то же время самым счастливым. Катание на лошадях, прогулка по живописным окрестностям и разговоры, разговоры, разговоры. Как бы мне хотелось провести вечность в беседах с Верджилом! Ведь это прекрасная возможность не отводить взгляда от безупречной красоты его лица, любоваться утонченностью и изысканностью его черт, и бесконечное число раз тонуть на глубине ярчайших голубых глаз. Право, я становлюсь одержима этим господином.

На меня благотворно действует его общество, да и на всех присутствующих в том числе. Иногда мне кажется, что у достопочтенного мистера Видрича просто нет недостатков. Даже отец признал, что мой выбор пал на достойного человека (ради всего святого, неужели это так заметно?). После совместного обеда мужчины удалились в кабинет отца и о чем-то довольно долго секретничали, и я уверяю тебя, папу невозможно было узнать. Впервые за те месяцы, что мы живем здесь, его суровое испещренное морщинами лицо озаряла улыбка.

И все же меня беспокоит таинственность Верджила. Я почти все знаю о его приключениях, наслышана о любви к путешествиям, представлена его друзьям и знакомым, но семья, родственники или же люди, взявшие его на воспитание, — все покрыто мраком. Он предпочитает обходить эту тему стороной, что порой настораживает.

Я догадываюсь, что годы вдали от родины были для него не самыми лучшими, но ведь искренность так важна! Мне хочется понимать его с полуслова, угадывать малейшие желания, а этот барьер, что есть между нами, все усложняет. Я чувствую, что он боится мне довериться, поэтому стараюсь не выглядеть настойчивой'.

— Бред, бред и еще раз бред, — ворчала я, перелистывая страницу. У меня зачесались руки немедленно переделать весь текст, вычеркнуть кучу ненужных рассуждений и оставить голые факты, способные дать вразумительный ответ на вопрос: 'Что же произошло с тобой, Айрис Волмонд?'.

— Ее убили, — тихо пояснил голос в самом темном углу комнаты, куда не попадал свет небольшого ночника, горящего на прикроватной тумбочке. — И не спрашивай: 'Как?', я не смогу объяснить. Доброй ночи, Астрид, — будничным тоном добавил Джей, как мне показалось, отделяясь от стены.

— Э-э, привет, — ошарашено пролепетала я, пряча дневник под подушку. Глупо, конечно, совать нос в записи давно умершей девушки вовсе не предосудительно, но мне не хотелось лишиться своей находки так скоро. — Теперь я на все сто процентов уверена, что ты реальный. Никакой сонливости, видишь? — я демонстративно пощипала кисть левой руки и поморщилась от чрезмерного усердия.

— А я и не утверждал, что похож на приведение, — пожал он плечами, все еще предпочитая оставаться в тени, что меня давно перестало устраивать.

— Тогда сделай одолжение, выйди на свет, — ультимативно заявила я, лихорадочно продумывая окончание вроде: 'А не то…'. Закричу? Не вариант. Во мне нет страха, лишь маниакальное желание повнимательнее рассмотреть незваного гостя, впериться глазами в обладателя самого чарующего голоса и понять, наконец, кто он и зачем приходит. Ударю? Отставить садистские замашки, они попахивают кретинизмом. Вытащу силком? Заманчиво, вот только дефиле в нижнем белье не мой конек. Честно признаюсь, гордиться нечем.

Однако ничего этого не потребовалось, потому что Джей послушно (хотелось бы в это верить) сделал два шага вперед, на мгновение замер, а затем позволил-таки моей челюсти скатиться в бок.

Нет, разумеется, я не из тех, кто падает ниц перед смазливыми физиономиями или сутками напролет гоняется за красавчиками, имя которым 'Я-Эгоист-вот-с-такой-вот-Самооценкой', посещая излюбленные места обитания этих особей — кафе, рестораны, бары, ночные клубы, спортклубы и казино. И все же вовсе не природное любопытство подвигло меня потереть глаза в надежде, что мираж растает.

Лицо…я не знаю, каким словарным запасом надо обладать, дабы достоверно передать мои ощущения от увиденного. Высокий гладкий лоб, прикрытый на половину непослушными прядями угольно-черных волос, темные брови, расходящиеся к вискам идеально изогнутыми линиями, прямой нос с тонкими, несколько женственными крыльями, плотно сжатые в узкую полоску губы, не утратившие при этом очевидной тяги к ухмылкам. Мгновение и они уже растянуты в насмешливой улыбке, демонстрирующей крепкие зубы а-ля Самый Лучший Стоматолог.

Мне стало не по себе от одной мысли о том, что именно мое состояние глубокого наркотического транса вызвало у Джея такое веселье, но войти в норму с первой попытки не удалось.

Узкие щеки с остро очерченными скулами и едва проступившими в уголках ямочками, настолько умильными, что мне захотелось скорчить смешную рожицу, только бы увидеть их 'во всей красе'. Энергичный и слегка вздернутый вверх подбородок без слов свидетельствовал о нерушимой силе воли.

На десерт я оставила глаза и абсолютно не прогадала. Как-то раз я наткнулась на забавную фразу: раболепный, исполненный подчинения, взгляд; и долго хохотала над занятной выдумкой автора, а сейчас готова была поклясться, что встретила хозяина рабовладельческого взора. Необъятные, приковывающие к себе внимание, глубокие и выразительные очи неизвестного мне оттенка. Издали они казались голубыми, а может быть светло-синими, мне же хотелось назвать их цвета океана — такие же неспокойные, бездонные, притягательные, что-то тихо нашептывающие.

— Лучше бы ты был сном, — необдуманно поделилась я вертящейся на языке глупостью, смущенно отворачиваясь. — У меня неплохо получалось фантазировать на тему: 'Лицо со шрамом'.

— Я сделал одолжение, — весьма многозначительно повел бровями Джей, вплотную приближаясь к моей кровати. — Теперь твоя очередь.

ДА? И чего мне следует ожидать, мистер таинственный незнакомец, заглядывающий в чужие спальни? И почему я не чувствую страха? Три часа утра, замкнутое пространство и я, полностью беззащитная, жутко доверчивая и, похоже, непроходимо глупая, потому как не кричу, не грожусь вызвать полицию, да вообще ничего не делаю, только затравленно озираюсь по сторонам, словно загнанный смертоносной коброй кролик.

— Прогуляемся? — беспечно продолжил парень, не дождавшись мой застрявшей посреди горла реплики. — Недолго, и обещаю проводить до дверей дома.

— Только переоденусь, — предупредила я, спрыгивая с постели вместе с обмотанным вокруг тела одеялом, и пулей вылетела в коридор.

'Боже, что я творю?' — запоздало материализовалась в подсознании тревожная мысль, бесследно испарившаяся в процессе спешного натягивания джинсов.

 

Глава 4. Джей

POV Астрид

'Астрид Уоррен, ты — сбрендившая идиотка', - лестно отозвался обо мне сердитый внутренний голос, в то время как я лихорадочно терла глаза ватным диском, силясь поскорее смыть безобразные черные потеки туши на веках. И с чего мне вдруг взбрело в голову краситься? Зачем, спрашивается, я достала чертову тубу и принялась неумело возюкать щеточкой по ресницам? В итоге вышло гаже некуда: испуганные очи потерявшегося щенка спаниеля, обрамленные пятью кривыми паучьими лапками. И ладно бы все ограничилось лишь этой небольшой неприятностью. Так нет же, мне, как, впрочем, и всегда, 'везло' от начала и до конца. Косметика оказалась водостойкой и отчаянно сопротивлялась любым моим попыткам избавиться от боевой раскраски.

Переведя почти весь запас хлопковых шариков, я смирилась с поражением, ополоснула лицо ледяной водой и уставилась в зеркало. Что ж, от спаниеля не осталось и следа. Добро пожаловать взлохмаченный сенбернар с покрасневшими глазками-бусинками!

Делать нечего, придется появиться перед Джеем в подобном виде. Вздохнув, я кое-как пригладила пальцами торчащую в разные стороны челку и бесшумно вышла в коридор, предварительно погасив свет, способный потревожить родительский сон.

'Я в порядке. Дыхание ровное, сердце размеренно бьется, движения плавные и в груди разливается безбрежное спокойствие. Я собрана', - после глубокого и продолжительного выдоха мне удалось поверить в действенную силу аутотренинга. 'Собрана'.

— Ты хорошо рисуешь, — похвалил Джей, с видом заинтересованного человека перелистывающий страницы толстого альбома, в котором я храню эскизы.

'Разобрана, притом по всем показателям'.

Стоило мне заметить застывшую в картинной позе умудренного сединами старца фигуру, как во рту вновь пересохло, и мелко-мелко задрожали руки.

— Спасибо, — пискнула я, решительно собираясь с духом. — Но не мог бы ты спрашивать разрешение прежде, чем…

— О-о, — многозначительно протянул он, резко захлопывая своеобразную тетрадь для рисования, — тебе неприятно? Извини, — быстро добавил парень, с удивлением вглядываясь в мое лицо, должно быть, показавшееся ему заплаканным.

— Нет, все нормально, — беспечно заверила я. — Правда. Просто эскизы — это что-то слишком личное, можно даже сказать интимное.

— Буду иметь в виду, — перебил мой новый знакомый громкие возгласы разума: 'Что за чушь ты несешь?', так что побагроветь в очередной раз я не успела. — И все же мне очень понравилась вот эта фраза.

Джей протянул мне альбом, раскрытый на странице с изображением двух мирно беседующих мужчин с пустыми овалами вместо лиц. Я часто так делаю, потому что детальная прорисовка черт отнимает безумное количество времени.

— Если ты не веришь в Бога — это не значит, что он не верит в тебя…

— Думаешь, что кто-то может провести полжизни в заточении, не видя света, и не поверить? Думаешь, что кто-то, кто начал жизнь в мусорном ящике с пуповиной вокруг шеи — не верит? Ты не прав, священник. Я искренне верю в Бога… И так же искренне ненавижу этого ублюдка.

— Тебя заинтересовал диалог? — с довольно глупым видом переспросила я, вспоминая название фильма, у которого позаимствовала глубокомысленную цитату. Вроде, 'Черная дыра' с Вин Дизелем.

— У меня схожее мнение, — неохотно признался он, заметно помрачнев, а после минутного молчания, нарушаемого лишь моими тщетными попытками разрушить неуютную тишину, спросил, — А ты веришь?

— Не знаю, — растеряно пожала я плечами. — Наверное, да. Мне приятнее считать себя чьим-то творением, нежели объектом эволюции или плодом теории большого взрыва.

— Разве тебе недостаточно просто считать себя дочерью своих родителей? — со смехом уточнил Джей.

— В локальном смысле — более чем достаточно, — на ходу принялась объяснять я, убирая альбом на место. — В глобальном же заманчивее быть чьим-то созданием, наделенным душой и разумом. В науке все сводится к приспособленчеству: изменилась среда обитания, получите заслуженный навык прямохождения. Лично мне это напоминает зубодробительную ролевую игру с монотонной прокачкой, слишком скучно и никакой возможности для полета фантазии. Совсем другое дело случайность и божественный замысел, — незаметно для себя самой разговорилась я, возвращая одеяло на место.

— Занятная трактовка, — сквозь улыбку вымолвил парень, помогая мне застелить постель. — Стало быть, ты любишь фантазировать?

— Большую часть времени, — смутилась я от переизбытка честности в ответах. — А мечтать предпочитаю во сне…Кстати, не поделишься секретом незаметного проникновения в мою комнату? Это мне пригодится в будущем.

— Сочту за честь, — с невиданными доселе завораживающими нотками в голосе отозвался Джей, а затем со словами: 'Ты ведь не хочешь быть пойманной?', погасил ночник и за руку потянул меня к двери.

— Стоп, — запротестовала я, переходя на заговорщический шепот. — Ты, что же, заходил сюда через дверь?

— А ты знаешь другой способ? — саркастично осведомился он, почти бесшумно ступая по мягкой ковровой дорожке, устилающей лестницу.

— Вообще-то мне казалось…Впрочем, неважно, — мигом оборвала я очередную глупость с участием окна, вертящуюся на языке. — Лучше объясни мне, каким образом ты мог знать прежних владельцев дома? Он ведь пустует на протяжении шестидесяти лет!

— Не совсем точная информация, — не согласился со мной молодой человек. — Дом вовсе не пустовал, у него очень часто менялись хозяева. Что-то или, возможно, кто-то пугало людей, обосновавшихся здесь.

— Да? — слегка вздрогнула я. — И кто же?

— Местные жители, — приглушенно захохотал он, очень уверенно двигаясь в кромешной темноте. — Больших сплетников и выдумщиков трудно себе представить. Общими усилиями им удалось окрестить этот дом пристанищем Дьявола, и со временем небылицы прочно укоренились в городском архиве как истина в последней инстанции.

— То есть ты во всю эту чепуху о сыновьях Сатаны не веришь? — с надеждой уточнила я, внезапно осознавая, что именно его мнению согласна безоговорочно доверять, притом без всяких на то причин.

— О сыновьях? — с удивлением переспросил Джей, на секунду выпуская мою руку, чтобы справиться с замками на входной двери. — Ты уже с кем-то разговаривала об этом?

Я кивнула головой и, повинуясь безотчетному желанию поделиться хоть с кем-либо полученными сведениями, в двух словах рассказала о чаепитии в доме Сиднея. По ходу сбивчивого повествования моя ладонь успела вновь очутиться в обволакивающем каждую клеточку тепле его руки, что лишний раз напомнило о нашей первой встрече, произошедшей всего три дня назад. Подумать только, я не знаю об этом человеке абсолютно ничего, кроме имени, но почему-то напрочь утратила чувство страха…

— Ты необычная, Астрид, — словно в подтверждение моим мыслям, заметил парень, когда скудный рассказ иссяк.

— Ты хотел сказать, ненормальная, — вынуждено согласилась я, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Мы шли по тускло освещенной луной тропинке, лавирующей меж суровых вековых стволов деревьев. Дорожка была довольно узенькой, настолько, что иногда мне приходилось почти прижиматься к плечу своего спутника.

— Нет, именно необычная, — настойчиво повторил он. — Девяносто девять девушек из ста непременно бы потребовали отчет о моих планах, заведи я их в лесную чащу глубокой ночью. Тебя же совершенно не интересуют такие прозаические вещи. Неужели ты всегда такая безрассудная?

Ответ Джей решил заполучить немедленно, поэтому остановился, довольно резко обернувшись, и буквально вцепился в мое лицо пронзительными глазами, напоминающими о безмятежной глади тихих природных озер.

— Думаю, не всегда, — подавляя в себе хаотично возникшее желание отвернуться, пробормотала я. — И если бы ты замечал мои вопросы, то давно бы понял, что я очень хочу понять все происходящее.

— По-твоему, я не замечаю? — с самым серьезным видом продолжал допытываться он.

— Во всяком случае, делаешь вид, — обвинительно произнесла я, пожимая плечами.

— Хорошо, — предостерегающе протянул парень, — спрашивай о чем угодно.

Последнее прозвучало как приказ, что позволило моему любопытству достигнуть небывалых высот. Цепочка вопросительных предложений молниеносно выстроилась в голове, и на ее озвучивание у меня ушло не так уж много времени, после чего я с замиранием сердца принялась выслушивать предельно откровенные, как мне показалось, признания.

Полное имя — Джей Глен Майнер, ему двадцать пять лет (неужели угадала?), родился в Англии, переехал в Штаты двенадцать лет назад, где поселился в чудном городке вместе с родителями, скончавшимися в прошлом году. Единственный ребенок в семье. Окончил Беркли, защитил диссертацию на тему: 'Применение циклотрона в промышленных масштабах', за что получил степень кандидата наук. На этом карьера несостоявшегося ученого-физика подошла к концу, и сейчас он зарабатывает на жизнь написанием программного контента для гигантов в мире игровой индустрии компании 'Близзард' (Blizzard Entertainment). Холост, детей нет. Иногда страдает бессонницей, оттого и решил развеять скуку скитаниями по чужим домам в темное время суток, а если честно, то его многое связывает с нашим домом, начиная с выслушивания с самого детства баснословного количества мифов и заканчивая трагической историей любви, о которой он не пожелал мне рассказать.

— И все же, Астрид, — поспешно вставил мой спутник, стремясь воспользоваться кратковременным перерывом в бесконечной череде уточнений, — почаще прислушивайся к своим чувствам и ощущениям. Помни о том, что я говорил о доверии. Его никто не заслуживает…

— Даже ты? — искоса глянула я на идеальный по своей красоте профиль, за что чуть было не поплатилась собственной коленкой. Прямо на моем пути, словно из неоткуда, возник поросший мхом камень невероятной величины, и Джей со вздохом притянул меня за талию ближе к себе, позволяя без видимых повреждений обогнуть препятствие.

— Тем более я, — выделяя каждое слово, проговорил он. — Что ты чувствуешь рядом со мной? Страх, желание поскорее оказаться дома, неуверенность. Я прав?

И вновь этот испытующий взгляд, направленный в самые потаенные глубины моей души. Он прожигает насквозь, заставляя нестись кровь по венам с бешеной скоростью. Я, как обычно, смущаюсь, неосознанно стараюсь занавесить волосами алеющие румянцем щеки и неловко переминаюсь с ноги на ногу в ожидании окончания томительной пытки.

— Именно сейчас я чувствую себя не в своей тарелке, — принялась я исповедоваться. — Ты так смотришь…будто осуждающе. А еще я считаю себя чуточку свихнувшейся, потому что все это неправильно. Ну, в смысле темный лес, ты, я, несущая сомнительные глупости, и разговоры. Кажется, у обычных людей со здоровой психикой все складывается немного иначе. И ничего из того, что ты перечислил, — не громче шелеста листьев на соседних деревьях добавила я, возвращаясь к заданному вопросу.

— Что ж, как говаривал римский философ Сенека, если хочешь ничего не бояться, помни, что бояться можно всего, — улыбнулся Майнер, самыми кончиками пальцев пройдясь по всей длине моих волос, и от этого простого действия у меня земля ушла из-под ног, а за спиной выросли крылья, норовившие вот-вот утянуть в заоблачную высь.

Боже, — прости, что так пафосно обращаюсь к тебе, Джей, — что ты со мной делаешь?

— Кстати, ты так и не спросила, куда и зачем я тебя веду, — укоризненно напомнил мелодичный мужской голос, в мгновение ока разрушивший вереницу девичьих грез.

— Спрошу сейчас, — поскучнела я, в глубине души оплакивая упущенную возможность дотронуться до мягких и таких притягательных губ. — Так куда мы идем?

— Точнее почти пришли, — внес он некоторую корректировку в мои суждения и прибавил шагу.

'Куда?' мне выяснять не понадобилось. До ушей донесся размеренный шум воды, а воздух вокруг стал чуточку тяжелее, наполнившись влажностью. Значит, где-то поблизости был водоем или небольшая речушка.

Я молча следовала за своим проводником, немыслимое число раз прокручивая в голове полученные ответы. Что-то в его слаженном рассказе о себе цепляло и настораживало, но вычленить это крохотное зернышко сомнения мне не удавалось.

— О каком дневнике ты спрашивал вчера? — бесстрастно полюбопытствовала я, теперь уже обращаясь к его затылку, после того как тропинка сделала изящный крен и превратилась в узенькую дорожку шириной в полметра.

— Я слышал, что Айрис Волмонд делала записи, — спокойно пояснил парень. — Вот и заинтересовался. А почему ты спрашиваешь? Находила что-то подобное?

После секундного колебания я во всем призналась и рассказала ему о таинственном джентльмене по имени Верджил Видрич.

— Многие считают, будто именно он виноват в ее гибели, — с нескрываемой злостью заявил Джей, заставив меня горько пожалеть о невозможности видеть его лицо. — А мне кажется, что виновный наказан. Я о Мердоке.

— То есть его все же осудили? Но за что? Ты вообще можешь сказать, как она умерла? — стала допытываться я истины.

— Я же сказал, ее убили, — почти грубо бросил он через плечо. — По слухам отрезали голову. Надеюсь, этого достаточно, мисс Хочу Все Знать?

Господь милостивый! Только потому что я замерла на месте, мне удалось удержать тело в равновесии и не грохнуться в обморок, в то время как перед глазами проносились якобы начерченные в воздухе обрывки фраз: 'Почему заменен пол в комнате на втором этаже?', 'Все считали его виновным в смерти бедняжки', 'Не будите, милая, дремлющее долгие годы зло. Оно слишком чутко спит'. Ночная рубашка, измазанная кровью…Ремонт. Риелторы полностью отремонтировали второй этаж, но зачем?

— Астрид, — кто-то ощутимо потряс меня за плечи. — Ты слышишь меня? Все хорошо?

— За что он убил ее? — медленно, словно во сне, выговорила я.

— Да какая разница! — слишком эмоционально воскликнул Джей. — Ты в порядке?

Я простонала в ответ нечто бессвязное и взвизгнула, когда на лицо упало что-то мокрое и до омерзения холодное, оказавшееся при ближайшем рассмотрении пригоршней воды. Очевидно, всерьез обеспокоившись моим состоянием, молодой человек непостижимым образом дотащил меня до реки и сейчас с упоением приводил в чувство старым, как мир, способом.

— Слишком впечатлительная натура, — неодобрительно констатировал он, помогая мне принять вертикальное положение, а если быть точной, то подняться с его колен.

— Все нормально, спасибо, — сконфуженно отрапортовала я, бочком отодвигаясь подальше, чтобы не поддаться очередному соблазну слезно молить о необходимости полежать еще минуточку. — Просто не каждый день узнаешь о том, что спишь в комнате, в которой таким зверским образом убили молодую девушку. Кстати, когда это произошло?

— Знаешь, я уже подумываю над тем, чтобы отозвать назад свое радушное предложение отвечать на все твои вопросы, — хмуро сказал парень, с самым несчастным выражением на лице кидая в воду мелкие камешки.

Сердце тут же кольнула острая иголка жалости, а душу затопило чувство стыда. Я решила сбавить обороты в откапывании истины, поэтому перевела свое внимание на окружающую действительность, которая явно не заслужила столь пренебрежительного отношения. Бурная полноводная река, разливающаяся вдоль высоких берегов. Мрачные кроны деревьев, неутомимо тянущиеся к серебряному диску луны. Слабо мерцающие звезды, усыпающие ночное небо, казалось, сшитое из синего атласа. И тишина: уютная, одухотворенная и несколько дикая, в такой как нельзя лучше настраиваешься на длительный диалог с природой.

Я вдохнула полной грудью, на мгновение закрыла глаза и ощутила невероятное блаженство.

— Помнится, в детстве я очень не любила засыпать днем, — помимо воли заговорила я, крепко обнимая саму себя за плечи, — и мама придумала небольшую игру. Она называлась 'Кошечка'. Своеобразный способ заставить непоседливое чадо закрыть глаза и угомониться хоть на час. Так вот, мама просто укладывала меня в кровать и напевала такие слова, — я прокашлялась, добиваясь чистоты голоса, и продолжила, — кошечка устала. Она закрывает глазки и понимает, что она самая милая, самая красивая, самая любимая кошечка в мире. Ее ничто не беспокоит: ни яркое солнышко, светящее в окно, ни радостное щебетание птичек, ни тихое дуновение ветерка. Она видит красочный сон. Бескрайнее синее море, волны мягко бьются о берег. Одна волна, вторая, третья… Кошечке не хочется просыпаться, она совершенно расслаблена и думает только о том, какая она умная, добрая, нежная и самая красивая кошечка в мире. Спи, моя кошечка, засыпай…

Неожиданно моих губ коснулось что-то горячее, сухое и настолько нежное, что я совершенно не испугалась, не отпрянула. Скорее наоборот, неосознанно подалась вперед и позабыла о необходимости дышать, когда услышала дурманящий полушепот:

— Должно быть, она так делала.

— Кто? — негромко спросила я, еще крепче зажмурившись.

— Твоя мама, — выдохнул мне в лицо Джей.

Кажется, так и было, но четкой уверенности у меня уже не имелось, поэтому я отделалась согласным кивком и продолжила наслаждаться его близостью и ровным теплом, чувствовавшимся даже через одежду.

— Тебе холодно? — по-своему истолковал он мои попытки избавиться от наэлектризованных импульсов, затеявших опасную игру с нервными окончаниями.

— Нет, — притворно бодрым голосом воскликнула я, собираясь в следующую секунду как бы невзначай предложить себя обнять, чего делать не потребовалось.

Неуверенно и слишком медленно, будто ожидая в любой момент заработать гневную отповедь за наглые приставания, парень сомкнул ладони на моей талии, а я, торопясь опробовать на вкус все новые ощущения разом, бессовестно прижалась щекой к его плечу и поклялась себе, что простою так целую вечность.

Честно скажу, что не знаю, какое количество времени мы провели в глубокомысленной тишине. Час? Два? Или пару минут? Но за этот непродолжительный отрезок бесконечности что-то во мне кардинально изменилось, притом навсегда. Я будто увидела свое сердце, до этого дня не познавшее истинное значение слова любовь, и поразилась отчетливости сделанной на нем надписи: Джей Глен Майнер. И пусть я совершенно не знаю этого человека, пусть вижу его впервые в жизни, пусть прослыву наивной дурочкой, истово верящей в банальности, вроде любви с первого взгляда, все же признаюсь себе, что никогда не чувствовала такого умиротворения, такой мучительной и сладкой неги, такого тянущего спокойствия, в бездонную глубину которых хотелось погрузиться с головой.

— Тебе пора, Астрид, — вдоволь наслушавшись моего внутреннего урчания, напомнил парень. — Уже светает, и я не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности.

— Боже, который час? — ошалело захлопала я ресницами, щурясь от резкого контраста уютной черноты блаженно опущенных век с красным маревом занимающейся на горизонте зари.

— Пять тридцать две, — недоверчиво покосился он на мои наручные часы, должно быть тоже не заметив пролетевшего времени. — Не волнуйся, обратная дорога будет короче.

Заверив его в строжайшей необходимости вызвать воздушное такси, иначе мама возомнит себя всемогущим Линчем и предаст меня анафеме, я рванула вверх по покатому склону и не смогла удержаться от истеричного смеха, пропитанного абсолютным счастьем.

По пути нам почти не удалось поговорить, и все же краем глаза я несколько раз замечала на его лице следы плутовской улыбки, которую в народе приписывают чеширскому коту. Единственное, на чем мистер Майнер решил настоять, так это точная дата следующей ночной вылазки. Я готова была кричать во всю глотку: 'Завтра же! Да хоть прямо сейчас!', но сумела взять себя в руки и сдержано пообещала подумать о вечере субботы.

— Тогда до завтра, — прибегнул он к непередаваемым интонациям, прощаясь со мной у дверей черного входа. — Я сегодня не смогу придти, хочу немного выспаться.

— Конечно, — никак не могла я избавиться от улыбки милой душевнобольной. — Хотя, нет, подожди. Завтра ведь пятница, ко мне приедет подруга и…

— И? — заметно напрягся Джей, угрожающе сводя брови.

— Наверное, это скучно, — быстро-быстро залепетала я, не понимая, почему не хочу знакомить его с Чейз. — Ну, знаешь, девчачья болтовня: парни-тряпки-косметика…

— В пять, в том кафе, где ты была сегодня, точнее вчера, — безапелляционно заявил он, чмокая меня в макушку. — А сейчас живо в душ на первом этаже, маме скажешь, что в твоей ванной напор воды плохой. С ним вечно были проблемы. И не забудь спрятать куртку.

Я закивала головой, словно китайский болванчик, и не смогла побороть искушение посмотреть вслед самому прекрасному мужчине, поэтому простояла на улице еще пять минут и, лишь очутившись под струей бодрящей ледяной воды, поняла, что тот таинственный темноволосый и голубоглазый красавчик, заказавший мне в знак извинения пирожные, был Джеем.

После контрастного душа я решила наведаться на кухню за чашечкой ароматного кофе и столкнулась у лестницы с зевающей мамой, на ходу завязывающей поясок халата.

— Астрид! — удивленно вскрикнула она, мгновенно теряя остатки сна. — Дорогая, что-то случилось? Ты почему не в постели? Плохо себя чувствуешь?

— Доброе утро, мам, — невозмутимо пропела я, целуя ее в щеку. — Все хорошо. Просто я не спала всю ночь, поэтому такой потрепанный вид. Кстати, надо будет попросить папу посмотреть краны в моей ванной, напор воды никудышный, — послушно озвучила я предложенную Джеем версию, демонстративно стягивая полотенце с головы.

— Почему не спала? — спросонья никак не могла разобраться в моих объяснениях мама.

— Засиделась с вашим подарком допоздна, — более доходчиво стала пояснять я, искренне веруя в свои актерские способности и умение лгать без зазрения совести, которая, к слову, почти тут же дала о себе знать неприятным покалыванием в груди. — А когда посмотрела на часы, поняла, что ложиться бессмысленно. Так что сегодня я буду помогать тебе с завтраком, заодно выполню данное папе обещание и испеку вафли.

— Ох, Звездочка, — покачала она головой, ласково приглаживая мои растрепанные волосы. — У тебя каждый день сюрпризы! Пойдем, горе луковое, побалую тебя рисовым пудингом.

До встречи с мисками я не ощущала и грамма усталости и с трудом верила, что провела эту ночь без сна, притом не в гордом одиночестве, вопреки сложившемуся укладу жизни. Но стоило мне столкнуться один на один с запечатанным пакетом муки, контейнером для яиц, упаковкой сливочного масла и сахарницей, как глаза заволокло мутной пеленой, а рот открылся на неимоверную широту для чудовищного зевка.

— Так ты точно обожжешь пальцы, — укорила меня мама, наблюдая за тем, как я задумчиво переминаюсь возле электровафельницы и не могу вспомнить о местонахождении кнопки включения. — Давай я лучше сама этим займусь, а ты отправляйся наверх в гостевую спальню, задерни шторы и отдыхай спокойно. Не забыть бы придумать что-то с твоим окном, без занавесок эта комната теряет свое очарование, — начала она беседу сама с собой, в то время как я сочла за благо последовать ее совету.

Подъем по лестнице оказался тяжким испытанием, с трудом поддающимся трехпудовым ногам. До кровати я почти ползла, мысленно заставляя ее придвинуться ближе, а затем сразу же провалилась в глубокий и беспробудный сон, изобилующий странностями (к чему я, собственно, потихоньку начинаю привыкать).

Разумеется, мне снился Джей, отличавшийся от реального лишь некоторой угрюмостью и ярым нежеланием разговаривать. В остальном это был все тот же непозволительно красивый парень с глазами — кристально чистыми озерами.

Я не понимала, где нахожусь. Звуки, запахи и окружение теряли всякую значимость и становились безликими перед очаровывающей тягой таинственной полуулыбки сидящего передо мной мужчины. 'Не бойся и подойди поближе', - словно подтолкнул в спину манящий голос, пронесшийся в голове раскатистым эхом. Я подошла, и выражение его лица загадочным образом сменилось порицанием.

— Ты не должна мне доверять, — осуждающе напомнил Майнер.

— Но почему? — искренне недоумевала я, решительно придвигаясь еще ближе.

— Потому что я этого хочу, — не совсем логично пояснил он. — Мне нужно твое доверие, но оно все разрушит. Я потеряю тебя, на этот раз навсегда, Айрис.

— Астрид, — плаксиво поправила я, в совершенно несвойственной себе манере выпятив нижнюю губу. — Меня зовут Астрид, Джей.

— Ты уверена? — захохотал он, резко притягивая меня к себе. — Посмотри на себя, любовь моя. Ты почти не изменилась с тех самых пор, как мы познакомились.

С этими словами парень довольно грубо развернул меня за плечи, заставляя нос к носу встретиться с отражением в цветочном зеркале Айрис.

— Те же волосы, — он провел ладонью по рыжеватым локонам от макушки до поясницы, заставляя мое тело дрожать от смеси страха и удовольствия. Страха, потому что сквозь зеркало на меня смотрело абсолютно чужое лицо. Излишне бледное, с россыпью едва заметных веснушек под огромными наивно распахнутыми медовыми глазами, тонкими белесыми бровями и изящной линией губ, ярко выделяющихся пугающе алым цветом. — Тот же запах, — его отражение уткнулось носом мне в плечо и прошептало, — та же шея. Теперь мы оба мертвы, богиня, но не душою. И никто не посмеет встать между нами, я клянусь! Слышишь?

Я мотнула головой и абсолютно не своим голосом спросила:

— А что же будет с девочкой? — понимая, что говорю о самой себе.

— Мне плевать! — разгорячился Джей, возникая прямо передо мной и закрывая собой зеркало. — Я почти шестьдесят лет ждал этой возможности, лелеял надежду вновь увидеть тебя, дабы покончить с адскими муками, а ты волнуешься о какой-то девчонке! Он получит по заслугам, пройдет через все страдания и потеряет ее так же, как я потерял тебя! — запальчиво пообещал он, пугая меня неистовым блеском горящих огнем ненависти глаз.

— Мой дорогой, — неодобрительно пропела я, нежно заключая его лицо в объятия кажущихся прозрачными ладоней. — Нет нужды мстить. Я простила его, поняла и простила. И ты знаешь, что я не смогу вернуться. Будь счастлив….

Я хотела назвать его по имени, но обнаружила, что больше не могу говорить. Горло сдавило раскаленным обручем и стало невозможно дышать. Я попыталась прокашляться, и из груди вырвался булькающий хрип. В ту же секунду кожу на шее обожгло нестерпимой болью, а перед глазами все помутнело. Я хотела было схватиться за Джея, чтобы не упасть, однако не сумела отыскать его и обессилено рухнула на колени, сжимая руками глубокую кровоточащую рану на горле. 'Ты умрешь так же, Астрид!' — предостерегающе прошептал скрипучий женский голос. 'Зная, что есть путь к спасению. Веря ему, веря им обоим. Но тебе не изменить начертанного судьбой!'.

— И я буду горевать о тебе, Звездочка, — сквозь какофонию слившихся воедино звуков бьющей фонтаном крови и дребезжания старческого смеха донесся до меня опечаленный возглас Майнера. — Потому что ты необычная…моя Звездочка.

— Астрид! — окликнул меня кто-то еще. — Солнышко, просыпайся! АСТРИД!

Я подскочила над кроватью, точно ошпаренная, и наткнулась на обеспокоенное лицо мамы, сидящей на краю постели.

'Всего лишь сон', - мысленно вытерла я пот со лба, машинально ощупывая руками горло.

— Нельзя так долго спать, моя хорошая, — поучительно заявила мама. — А сейчас вставай, умывайся и спускайся в столовую, будем ужинать.

— Ужинать? — одурело переспросила я, бросая уточняющий взгляд на занавешенное окно, мешающее с точностью определить время суток.

— Уже семь, — со вздохом пояснила она, выходя за дверь.

Я поплелась следом, каждой клеточкой тела ощущая вес пережитого стресса собственной смерти, если только можно так выразиться.

Почти всю ночь я пролежала без сна, ворочаясь с боку на бок и без конца пересчитывая овечек, слоников, осликов, и причин на то у меня было несколько. Первая и неоправданно наивная: я хотела увидеть Джея. И от осознания доступной истины о том, что он сегодня не сможет придти, делалось лишь хуже. Вторая и несколько волнительная: завтра пятница (мимолетный взгляд на часы позволил сделать некоторое уточнение — уже сегодня), а значит меня ожидает встреча с Чейз. Это и радовало, и в то же время безмерно огорчало. Какая-то не поддающаяся осмыслению часть меня искренне не желала знакомить лучшую подругу с моим таинственным красавцем. Нет, дело вовсе не в ревности или недоверии, я на все сто процентов уверена в Рейчел, чего не могу сказать о мистере Майнере. Думается, я не самый конкурентоспособный противник по части всех этих женских штучек, а вот Чейз…Нас ведь невозможно сравнивать, а если и придет в голову подобная идейка, то я навсегда заработаю бесславную бирку: 'Чудовище'. Не очень-то радужная перспектива.

А еще меня не покидало чувство некоторой опустошенности, возникшее за ужином. Очередной кошмарный сон накрепко засел в мыслях и терзал воображение бесконечными повторами. В самом ли деле я видела, а точнее была, Айрис? Откуда мне известно, как выглядит эта девушка? Связывает ли ее что-то с Джеем? Если да, то что? Почему я не должна ему доверять? Хотя на последний вопрос ответов найдется уйма: мы почти не знакомы, я ничего не знаю о его жизни, кроме тех скупых сведений, что выяснились вчера, чужая душа — потемки, и бла-бла-бла…

Тяжело вздохнув, я перекатилась на середину слишком жесткого матраса и обхватила обеими руками подушку, тесно прижимая ее к груди. Как иногда я жалею о том, что вышла из того возраста, когда можно робко поскрестись в родительскую спальню и, получив разрешение, подлезть к папе под бочок, уткнуться носом в пахнущую терпкой туалетной водой футболку и мгновенно заснуть от затопившего душу чувства защищенности! Теперь я взрослая девочка, вынужденная бороться с одиночеством неизвестным миру способом. На этой печальной ноте мне, с горем пополам, все же удалось заснуть.

Глаза я открыла в начале восьмого с ощущением, будто кто-то бесцеремонный со всей силы толкнул меня в бок и в приказном порядке отправил в ванную. Окончив умывальные процедуры, я схватилась за фен, тщательно высушила волосы и постаралась придать им вид некоторой ухоженности, хотя получилось плохо. Непослушные, завивающиеся на концах в отвратительные колечки, они стойко боролись со щеткой и в итоге одержали победу в неравном бою со своей хозяйкой. К выбору одежды я тоже решила подойти со всей ответственностью и перемерила почти весь гардероб прежде, чем остановиться на джинсовой юбке в складку чуть выше колена, окаймленной внизу атласной синей лентой, и легком черном свитере без рукавов с высоким горлом. С обувью мне было проще: либо кеды с разноцветными шнурками, либо закрытые туфли на танкетке. Одобрения удостоились последние. Засунув мобильный телефон в задний карман, я криво подмигнула своему отражению в зеркале и спустилась вниз, где заработала кучу комплиментов от родителей, прервавших завтрак для раздачи восхищенных возгласов.

— Рейчел не звонила? — уточнила я, с благодарностью принимая из рук мамы чашку живительного кофе, благотворно влияющего на мои разошедшиеся нервишки.

— Нет, Цветочек, — как-то по-особому глянул на меня папа. — А разве ты для нее так разоделась?

— Вообще-то для себя, — лихо соврала я, не собираясь посвящать родителей во все тайны, связанные с именем Джей, даже под страхом смертной казни.

— Ну-ну, — крякнул отец, вновь углубляясь в чтение колонки с новостями спорта, и мы продолжили есть в полной тишине, нарушаемой лишь звоном приборов.

В десять часов явились строители, и я сочла за благо вернуться к себе в комнату, на ходу выуживая из кармана сотовый.

'Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети', - проскандировал механический голос. И так вплоть до полудня, когда я позволила паническим мыслям вырваться наружу.

— Должно быть, что-то случилось, — бормотала я себе под нос, гадая, стоит позвонить Чейз домой или нет. Быть может, она проспала и сейчас в спешке собирается в неблизкий путь, на бегу швыряя в сумку стратегический запас косметики, чистую пижаму и весь свой, отнюдь не маленький гардероб, так сказать, на случай войны.

Еще через час тревога переросла в настоящую безысходность, и я принялась терзать телефон службы спасения, без конца выясняя, не было ли на шоссе аварий. В доме Рейчел никто не брал трубку, да и сама подруга по-прежнему находилась вне зоны доступа.

— Господи, ну, наконец! — услышала я громкий возглас мамы, исполненный облегчения, наливаясь на кухне четвертой по счету кружкой крепкого кофе без сахара. — С тобой все в прядке, дорогая? Почему так задержалась?

— Сломалась машина, Кирстен, — без привычной доли веселья в голосе призналась Чейз. — День добрый, мистер Уоррен. Как поживаете?

Я не дала ей выслушать вежливый ответ отца, налетела, словно обезумевшая, сжала со всей силы в объятиях и плаксиво взмолилась:

— Больше никогда так не делай!

— О, да, детка, прости, — сдавленно пообещала подруга, обнимая меня с не меньшей силой. — Кстати, мне есть о чем тебе рассказать, — шепнула она. — Ми-илый у вас тут городишко.

В прозвучавшем возгласе мне послышалась нотка сарказма, поэтому, извинившись перед родителями, мы быстро поднялись ко мне в спальню и за плотно закрытой дверью стали вываливать друг на друга ворох скопившихся за неделю сведений. Первой начала Че.

— Короче, это офигеть просто! — эмоционально размахивая руками, чуть ли не закричала девушка. — Машина, будь проклят этот дребезжащий всеми частями кабриолет, действительно сломалась и, хвала нашим незабвенным операторам связи, у меня не было возможности вызвать эвакуатор. Я полчаса пропрыгала возле испустившей душу тачки, понятия не имея, как открыть капот, хотя и в этом случае толку никакого, механик из меня еще тот! И представь себе, ни один…гражданин этой великой страны, в общем, не пожелал остановиться, чтобы помочь несчастной девушке! Я уже собралась плестись в обратном направлении пешком, когда, на мое несчастье, возле меня притормозил шикарный во всех смыслах 'Мерседес', а из него вылезла ходячая обложка журнала Men's Health. В общем, коротко о главном. Со сдохшим автомобилем он справился в два счета и предложил мне выпить по чашечке кофе в ближайшем придорожном кафе, чтобы снять стресс. Ты знаешь, особой глупостью я не отличаюсь, но в тот момент была так благодарна красавчику, что без лишних кривляний согласилась. И…черт бы побрал этих улыбчивых незнакомцев! Стаканом гадкого пойла не обошлось. Делая скидку на твой психологический возраст, слово 'секс' прозвучит лишь единожды, я не хочу нести ответственность за твое покореженное излишними подробностями сознание. Но ты себе не представляешь, что выкинул этот псих!

Она собрала волосы рукой, оголяя шею, и придвинулась ближе со словами:

— Этот придурок укусил меня!

И в ее заявление трудно было не поверить, глядя на жуткие следы чьих-то зубов, впечатавшиеся в кожу настолько глубоко, что некоторые из отметин до сих пор лениво кровоточили.

— Боже мой, Чейз, — ужаснулась я, подскакивая на месте. — Тебе, наверное, безумно больно.

— Очень верно подмечено, малышка, — ехидно проворчала она, устало опускаясь на кровать. — Надеюсь, чертов идиот еще не скоро расстанется с дикой головной болью. Я заехала ему по башке настольной лампой, а потом убежала, — истерично захохотала Рейчел, с каждой минутой пугая меня все больше и больше.

— Надо промыть рану, — бестолково заметалась я по комнате, лихорадочно вспоминая названия всех известных антисептиков. — И ты меня называешь магнитом для неприятностей? Ну, зачем понадобилось тащить в кровать первого встречного?

Понимаю, не в моей компетенции отчитывать подругу, но в тот момент просто не сумела сдержаться, обеспокоенная ее взвинченным состоянием и серьезностью укуса.

— Значит, второго встречного тащить можно? — никак не могла угомониться Чейз. — А если серьезно, малыш, я и сама знаю, какого дурака сваляла. Просто он показался мне таким…Высокий, личико ангельское, губки пухленькие, руки ухоженные, а от голоса у меня до сих пор мурашки по коже! И уж когда мне довелось раздеть это великолепие, я окончательно потеряла мозг, — раздосадовано призналась она, помогая мне продезинфицировать рану. Изредка девушка шипела на меня, призывая быть аккуратнее, и пару раз не смогла сдержать легкого стона, от которого мои и без того трясущиеся руки окончательно перестали повиноваться. Последний штришок — приличный кусок пластыря, почти совпадающий по цвету с кожей, и передо мной снова возникла улыбающаяся и довольная жизнью мисс Торнли.

— Молчок об этом, — вместо благодарности произнесла она, ловко сооружая из волос два пушистых хвостика по бокам. — Хорошо?

Я заверила ее, что вполне подхожу на звание 'Могилы года', и с лживым воодушевлением принялась выкладывать свежие новости, откладывая разговор о Джее в долгий ящик. Поделилась впечатлениями о новой школе, похвасталась родительскими подарками и любопытной находкой в виде зеркала, умолчав о дневнике, и лишь потом повела бывшую одноклассницу на променад по дому и участку.

Опомнилась я лишь в четыре, когда до встречи с моим загадочным ночным гостем оставался час.

— Рейч, — торжественно начала я покаяние, увлекая подругу подальше от дома, — на самом деле у меня осталась одна горячая новость, но я не знаю, с чего начать.

— О, — явно заинтригованно протянула она, окидывая меня цепким взглядом стервятника, — вижу-вижу, детка. И кто же этот счастливчик?

— Его зовут Джей, — робко пояснила я.

— И? Ну, давай, не тяни, — принялась нападать Чейз, изнывая от нетерпения.

И я рассказала почти все, за исключением психоделичных сновидений и истории, связанной с домом. Из моих слов выходило, будто мы с Майнером познакомились в кафе, а вчера ночью он якобы пришел исполнять серенады под моим окном, и мы вместе сбежали. Невозможно описать то чувство гадливости, которое я ощутила внутри себя, прекрасно осознавая, сколь беззастенчиво лгу лучшей подруге, но иного выхода мне найти не удалось. Уж лучше складное вранье, чем провокационная истина.

— И чем же вы, ребятки, занимались вдали от любопытных глаз глубокой ночью на берегу Бурной реки? — с намеком поинтересовалась Рейчел, шутливо тыча меня кулаком в бок. — Развратница! С виду вся такая тихая и скромная, а парня себе урвала…Рид, я жажду подробностей! Целовались?

— Не совсем, — смущенно пролепетала я, вспоминая о мимолетном прикосновении его губ к своим. — Но почти.

— Как это, почти? — рассердилась девушка от явного недостатка животрепещущих фактов.

— Ну, то есть он, наверное, хотел, — блеяла я, ковыряя носком туфли землю, — а я испугалась. Хотя тоже хотела. Наверное.

— У-у, как у тебя все запущено, — посочувствовала подруга. — Советую на следующее свидание прихватить шахматы, несчастному парню будет не так скучно. А теперь все внимание на меня, — повелительным тоном провозгласила она, поднимая мое опущенное лицо за подбородок. — Астрид Уоррен, ты обалденно красивая, умная, начитанная, у тебя прекрасный неконфликтный характер, ты сильная и самодостаточная девушка, которой немного не хватает уверенности в себе. Хотела его поцеловать? Целуй и ни о чем не задумывайся, тебя никто не осудит. Это не означает, что тебе непременно надо переспать с ним, нет. Всего лишь поцелуй, один-два или сколько душе угодно. Не надо их бояться, они не кус…, - внезапно умолкла Торнли, понимая, что веский аргумент обзавелся подмоченной репутацией. — Во всяком случае, не все. Просто будь смелее, окей?

Я закивала головой, готовая в этот момент принять на веру любое ее суждение.

— Ладно, поехали, — смилостивилась она надо мной, хотя по интонациям становилось ясно, нам еще предстоит вернуться к весьма нелегкому разговору. — Ты ведь не хочешь опоздать к своему красавчику?

В кафе мы вошли за пять минут до назначенного времени. Я быстро огляделась по сторонам, лениво отмахиваясь от дразнящего нашептывания подруги: 'Не забывай о правилах приличия, детка!', приметила затянутую в стильную черную рубашку спину и направилась прямиком к дальнему столику у окна, на ходу размышляя над тем, стоит ли мне сесть рядом с Джеем или лучше потеснить Чейз?

Поравнявшись с соседним местом, оккупированным шумной компанией младших школьников во главе с миловидной молодой женщиной, я отчетливо ощутила в себе желание провалиться сквозь землю, потому что именно в этот момент темноволосый парень обернулся. Его глаза, эти бездонные омуты чистой родниковой воды, загоревшиеся неподдельной радостью при моем появлении, затуманили мозг и подвигли совершить ряд абсолютно бестолковых действий. Я улыбнулась, подходя ближе, не слишком-то грациозно наклонилась и поцеловала его в щеку, словно хотела продемонстрировать всему миру еще не доказанный факт: 'Он мой', а затем плюхнулась рядом.

Казалось, Майнера ничуть не смутило мое выходящее за рамки дозволенного поведение. Он с присущим ему одному шармом ответил на мою кривую улыбку, провел подушечками пальцев обжигающую линию от подбородка к шее, запустил ладонь в волосы и, не обращая никакого внимание на мое полуобморочное состояние, поцеловал в губы. Настолько нежно и уверенно, что я забыла о том, где нахожусь, что на нас, вероятно, беззастенчиво пялятся посетители, включая мою лучшую подругу, что хорошее воспитание в прошлом никогда не позволяло мне вести себя подобным образом, что дышать, сбиваясь на каждом жадном вдохе, неприлично, а уж прижиматься всем телом к мужчине, с которым ты едва знакома, и вовсе верх распущенности. Но в тот момент мне было откровенно наплевать на свой моральный облик.

— Кха-кха, — громко прокашлялась Рейчел, напоминая о своем существовании. — Ребятки, полиция нравов не дремлет, так что заканчивайте с развратом.

Я, искренне того не желая, признала правоту подруги, расцепила руки, обвивающие шею парня, и постаралась унять бешеное сердцебиение, в чем Джей помочь мне явно не спешил.

— Привет, — промурлыкал он, потершись кончиком носа о мою щеку. — Познакомишь нас?

— Конечно, — живо ухватилась я за возможность перевести взгляд на нечто менее волнительное. — Джей, это Рейчел, моя лучшая подруга. Чейз, это Джей, мой…

Я замялась на секунду, не зная, как именно закончить расстановку приоритетов, и только потом заметила, с какой лютой злобой в глазах Торнли разглядывает моего парня.

— Голова не болит, Джей? — с агрессивными нотками в голосе спросила она.

— Нет, — удивленно ответил он, и я полностью поддержала застывшее на его лице недоумение. — Что-то не так?

— Ах, ты еще спрашиваешь! — потихоньку стала выходить из себя Че, поднимаясь на ноги так резко, что сшибла рукой стоящую на столе салфетницу.

— Рейч, успокойся, — попыталась купировать я назревающий скандал, не понимая причин его возникновения. — Что с тобой? Какая муха тебя укусила?

— В самую точку, Рид, — закричала бывшая одноклассница. — Очень верная постановка вопроса: какая, к черту, муха меня укусила! Позволь тебе представить это жалкое насекомое. Вот он! — она с силой ткнула наманикюренным ноготком указательного пальца Майнера в грудь и уставилась на меня в ожидании реакции.

Я глупо переводила взор с разъяренного лица на отстраненно-безразличное и силилась уловить смысл не самой удачной шутки.

— Кто 'он'? — наконец, не выдержала я правил дурацкой игры: 'Разберись во всем сама'.

— Автор несравненного автографа на моей шее, — чуть спокойнее пояснила девушка, — а если по-простому, то тот самый извращенец с режущимися зубками. Дошло?

— Джей, — вопросительно произнесла я, поворачиваясь к нему. Сил на то, чтобы озвучить реплику до конца, у меня не нашлось, но на языке так и вертелось: 'Это правда?'.

Он молчал, и в глубине души я уже знала ответ, который должна была услышать во что бы то ни стало.

— Просто ответь и все, — легко предложила я, ощущая все разрастающуюся внутреннюю пустоту. — Ты ведь мне ничем не обязан. Правда или нет?

Рейчел фыркнула и скрестила руки на груди. Должно быть, обиделась на меня.

— Астрид, — невозмутимо начал парень, избегая моего разочарованного взгляда, — я все могу объяснить. Понимаешь…

Нет! Не надо ничего объяснять, и без того все понятно. Только бы не заплакать на виду у многочисленной публики, с разинутыми ртами следящими за впечатляющим действом!

Я подскочила и со всех ног кинулась к выходу, провожаемая суетливыми выкриками: 'Астрид! Да погоди же, Астрид!'. Он нагнал меня у машины и, с силой ударив по дверце ни в чем не повинного кабриолета, не позволил трусливо спрятаться в салоне.

— Астрид! — почти взмолился Майнер, разворачивая меня лицом к себе. — Я не знал, что она твоя подруга. Я даже имени ее не спросил. Все вышло случайно, но это не оправдание, я понимаю.

— Ты и не должен оправдываться, — выдавила я из себя, задыхаясь от подступивших к горлу рыданий. — Ты ничего мне не должен…

Боже, будь я проклята за то, что позволила себе разреветься у него на глазах!

— Послушай, — он попытался еще что-то сказать, но был прерван гневным воплем Рейчел: 'Нет, это ты послушай!', появившейся у него за спиной.

— Только посмей еще хоть раз к ней подойти, придурок, и от тебя живого места не останется, можешь не сомневаться! Так что держи свои чертовы извращенские фантазии подальше, понял?! Ну-ну, малыш, успокойся, — зашептала она, радушно позволив спрятать заплаканное лицо в себя на груди. — Подумаешь! Одним кретином больше, одним меньше! Поедем домой, я сделаю тебе ромашкового чаю, съедим что-нибудь сладенькое, полистаем старые подшивки комиксов, ага? Заодно покажешь мне эскизы нового романа, идет? — я через силу засмеялась и кивнула головой. — Хорошая девочка! Садись в машину, там в бардачке лежит упаковка носовых платков. И запомни, малыш, ни одна мразь мужского пола не заслуживает твоих слез!

 

Глава 5. Немного правды

POV Джей

Я скорее почувствовал ее приближение, нежели услышал шаги, и обернулся. Стройные загорелые ножки прикрывала джинсовая юбка в складку, обтягивающий черный свитерок мягко подчеркивал хрупкую, еще не до конца сформировавшуюся фигуру совсем юной девочки с тонкой талией, упругой грудью и худенькими плечиками. Тающее облако волос обрамляло нежное личико с кукольными чертами, не нуждающимися в использовании декоративной косметики. И она улыбалась, притом так искренне и невинно, что я горько пожалел о своем утреннем неблаговидном поступке, но было слишком поздно. За ее спиной маячила та чрезмерно самоуверенная блондинка, с которой я свел довольно близкое знакомство всего несколько часов назад. Что ж, придется играть по правилам.

Астрид наклонилась, чмокнула меня в щеку и села рядом, чем окончательно развязала мне руки. Наивная девочка, она не знает, что восьмидесятипятилетнего вампира вряд ли устраивают такие мелочи. У нее красивые глаза — изумрудные с бирюзовыми вкраплениями и продолговатым, несколько кошачьим, зрачком. Тонкий нос с туповатым кончиком и безумно притягательные губы, настолько, что между ними и ее кровью, я выберу первое.

'И пусть это будет последней прихотью', - отчаянно пожелал я, целуя ее.

Как же я ошибался, когда думал, будто девочка считает себя некрасивой. Она прекрасно знала обо всех своих достоинствах, умела интуитивно угадывать малейшие желания и слишком быстро училась, так быстро, что мне пришлось трижды одергивать свои руки, норовившие проскользнуть под юбку.

И я был благодарен блондинке за ее отрезвляющее: 'Кхе-кхе', в некотором роде приведшее Астрид в чувство.

— Привет, — осоловело протянул я и потерся носом о ее щеку с нежным персиковым румянцем. Живая и теплая, как в старые добрые времена, когда меня ужасал один лишь вид крови. Прозаично, не правда? — Познакомишь нас?

Все верно, пора заканчивать эту бездарную игру. Я оступился единожды, чем подставил под угрозу срыва собственные планы на будущее. Мне не следовало будить в девочке чувства к себе и давать ей надежду на взаимность, но в ту ночь на берегу реки я об этом не подумал. Секундное помрачнение рассудка и вот я уже стою рядом с ней, пробую на вкус бархатные губы, обнимаю сотрясающееся крупной дрожью тело и мысленно переношусь на шестьдесят лет назад, когда в целом мире трудно было отыскать человека счастливее меня самого.

Моя Айрис — лучик света в мрачном царстве, пережившем все беды и горести войны. Я сам потерял почти все: семью, друзей, любимую женщину; несчитанное число раз хоронил товарищей, оплакивал полевых командиров, делил с однополчанами редкие моменты радости и, что случалось гораздо чаще, печали. Но с ее появлением в мою жизнь вновь вернулась радость, ее серебристый смех заставил меня поверить, что непомерная цена была уплачена не напрасно. Я жил только благодаря ей и тому чувству, что разрасталось в сердце день ото дня, что поглощало боль и тоску, что стирало воспоминания. Любовь — вот та соломинка, за которую я ухватился обеими руками. Благодарность — то, что удерживало душу в давно истлевшем теле. Прощение — его я получил только из ее уст, рассказав обо всех злодеяниях, которые мне довелось совершить.

Она была для меня всем. Воплощение добродетели, чистоты и искренности. Девушка, чье имя должно озаглавливать списки Святых. Моя надежда вырваться из плена порока, чтобы омыть руки, погрязшие в крови.

Но ее больше нет, как и меня самого. Осталась лишь тень, подпитываемая жаждой мести, призрак прошлого почтивший своим присутствием настоящее, целью которого является повторение истории.

— Рейчел, это Джей, мой… — заметно занервничала Астрид, робким прикосновением к моей руке возвращая меня к реальности.

Маленькая, я бы хотел немного побыть твоим парнем, это очень бодрит, но, к сожалению, у меня на тебя несколько иные планы. Если сегодня я позволю себе считать тебя своей, то уже завтра могу не вспомнить о существе, разодравшем мое сердце в клочья. Близость к человеку иногда оборачивается тем, что ты сам становишься человеком. Однако я отвлекся, и за это время взрывная блондиночка успела понять, что к чему.

— Голова не болит, Джей? — дерзко осведомилась она, не подозревая о моих фантазиях, в которых я с огромным удовольствием сворачивал ей шею, притом неоднократно.

— Нет, — удивленно ответил я, примеряя на себя роль этакого дурачка, не узнавшего ее в одежде. Может, предложить ей стянуть кофточку, тогда моя память станет чуть посвежее? Нет, боюсь, Астрид этого не вынесет, а мне не хочется заставлять ее страдать по-настоящему. Пока что. — Что-то не так?

— Ах, ты еще спрашиваешь! — взвилась девчонка, ошибочно считающая себя эталоном красоты и привлекательности.

Дальнейший спектакль соответствовал написанному мной сценарию. Блондинка, не особо заботясь подбором выражений, визгливо пояснила подруге кое-какие детали, ощутимо ткнула меня когтем в грудь и предоставила возможность объясниться, которую я ни под каким предлогом не собирался использовать.

— Астрид, я могу все объяснить, — ввернул я коронную фразу, набираясь смелости посмотреть ей в глаза. — Понимаешь…

Она понимала, притом без слов. Не осуждала, нет, этого не было в ее взгляде. Лишь боль от осознания чудовищности моего поступка, непримиримость и крик о помощи. Девочка не знала, как поступить, за чьей широкой и надежной спиной спрятаться. И я мог бы предложить свою, точнее очень хотел это сделать, потому что невыносимо было смотреть за возрождением из пепла прежних выводов о ее якобы никчемности и непривлекательности. Бог свидетель, я должен был оттолкнуть ее.

— Астрид! Да погоди же ты, Астрид, — искренно возмутился я попытками трусливо сбежать от действительности. Нельзя быть такой чувствительной, черт побери! Как же ты жила все это время в столь неподходящем для себя месте, названным планетой Земля?

Изредка спотыкаясь, она мчалась со всех ног к машине, но я оказался чуть проворнее.

— Астрид, — я неохотно развернул ее лицом к себе и впервые за долгие годы жизни в ночи понял, что представляет собой вампирская сущность. Ты не замечаешь, как становишься монстром, как теряешь связь с душой и навсегда остановившемся сердцем, но стоит только причинить боль ребенку, и все становится на свои места. Теперь ты тварь, что поддерживает жизненные силы посредством чужой крови, и зеркало подтверждает догадки — оно отражает мертвеца, ведущего паразитический образ жизни. — Я не знал, что она твоя подруга, — ври больше, Джей, место в Аду тебе уже давно уготовано. — Я даже имени ее не спросил, — откровенная ложь, Майнер. Ты дотошно выяснил каждую мелочь перед тем, как затащить блондинку в дешевый номер мотеля. — Все вышло случайно, — надо купить солнцезащитные очки, лгать, глядя прямо в глаза невинному агнцу, в этом веке считается дурным тоном, — но я понимаю, это не оправдание.

Если бы я только захотел оправдаться, то не составило никакого труда вбить в ее чудную голову мысль о необходимости простить. Пара незатейливых фраз, вроде: 'Ты нужна мне' или 'Я без тебя не смогу', произнесенных с правильной интонацией, один глубокий поцелуй, и крепость пала — проверено лично мной.

— Ты и не должен передо мной оправдываться, — пролепетала девочка, часто-часто моргая, и я мысленно взвыл от перспективы стать свидетелем ее слез, двух кристально чистых капель, покачивающихся на темных ресницах. — Ты вообще ничего мне не должен.

В принципе верно, но я все же чувствую себя последней скотиной, а это плохой знак.

— Послушай, — устало начал я, собираясь добавить что-то ободряющее и, разумеется, банальное, как-то утешить ее словами, однако крикливая блондинка не дала мне закончить мысль до конца, налетев из-за спины.

Томительных две минуты я выслушивал вещи, за озвучивание даже сотой доли которых убиваю, не раздумывая, и чуть не расхохотался, уловив в агрессивном монологе намек на то, что являюсь извращенцем. Полноте, мисс, в вашем возрасте я не знал и половины поз, предложенных вами после чашечки отвратительного кофе!

Единственное, с чем я был полностью согласен, так это перл о том, что не заслуживаю слез Астрид. Надеюсь, истеричная соплячка на самом деле неплохой друг и поможет девочке выбраться из глубокой навозной ямы, выкопанной мною отнюдь не из благих побуждений.

Проводив взглядом удаляющийся по шоссе серебристый кабриолет, я понуро поплелся к своему Мерседесу, испытывая непреодолимое желание поскорее залезть под душ и смыть с себя грязь, налипшую за день.

Дома меня встретила не уютная тишина и покой, о которых я так мечтал, а полуголая девица с обиженно надутыми губами.

— Вернулся, — зло прошипела загорелая брюнетка, чье имя напрочь вылетело из головы. Да и стоит ли запоминать название блюда, приевшееся еще в прошлом столетии? — Тебя не было четыре дня!

— Не сомневайся, я провел их с пользой, — съязвил я, разуваясь. Наверное, это прозвучит глупо, но меня раздражают люди, расхаживающие по дому в уличной обуви. — Отдохнул от тебя, например, — с улыбкой продолжил я, скользнув за дверь ванной, и началось!

— Да как ты смеешь, — завопила девица, кидаясь вслед за мной, но я предусмотрительно задвинул щеколду. Люблю принимать пассивное участие в скандалах. — Я целыми днями сижу здесь одна, дожидаясь тебя, потому что ты запрещаешь выходить мне на улицу. Ты вообще все запрещаешь, хотя не имеешь на это никакого права! Открой немедленно! — о, нет, любовь моя, у тебя слишком проникновенный голос. — Джей, ты мерзавец! И редкостная скотина! И ничтожество! Я тебя ненавижу! Понял? — каждый выкрик сопровождался слабеньким ударом по стене, что позволило мне залезть в воду с блаженной улыбкой на устах.

— Понял, — отозвался я, закрывая глаза.

— Я ухожу, — трагедийным тоном возвестила прелестница, — бросаю тебя к чертям собачьим!

О, да, малышка, выход прямо по курсу! И не вздумай останавливаться! Забери из шкафов тонны треклятого нижнего белья, которое я ненавижу, и избавь меня от своего назойливого общества.

Через полчаса, так и не дождавшись злободневного хлопка двери, я вышел в коридор с повязанным вокруг бедер полотенцем и попытался незамеченным пробраться в спальню. Не тут-то было. Удар внушительной силы в плечо, и визги приобрели цикличный характер, так что ничего нового я о себе не услышал. Впрочем, истерика надоела мне довольно быстро. Выудив из гардероба свежую рубашку, я принялся неторопливо переодеваться, на ходу поясняя положение вещей задравшему нос 'завтраку'.

— Ты уйдешь отсюда, когда я этого захочу, — тон подобающий: приказной и неумолимый, иначе с ней просто нельзя. Слов она не понимает, а бить женщину, пусть и низкопробную, я никогда не стану.

— Я, что, пленница? — более спокойно уточнила девица, забывая о правиле номер один: 'Молчать, когда я говорю'.

— Да, — подтвердил я, умело скрывая раздражение за маской полнейшего безразличия. — Еще раз повысишь голос, горько об этом пожалеешь. Надумаешь сбежать, выслежу и убью, — с улыбкой добавил я, целуя пахнущие ментоловыми сигаретами губы. — Не скучай.

И вышел в прихожую, где меня нагнал глупый и абсолютно неуместный вопрос:

— А ты меня любишь?

— Безумно, — бросил я через плечо и, игнорируя услуги лифта, сбежал по лестнице вниз.

Раздумывать над тем, куда податься, долго не пришлось. Я хотел увидеть Астрид и удостовериться, что с ней все в порядке. Всего лишь увидеть.

Машину я оставил в квартале от дома на холме и оставшийся путь решил проделать пешком, пользуясь радушным покровом сгущающихся сумерек и деревьев в густонаселенной части леса, с трех сторон окружающего поместье, именовавшееся когда-то землями Волмондов.

На подъездной аллее тосковал серебристый кабриолет, значит, заносчивая блондинка по-прежнему отравляет жизнь несчастной девочке. Что ж, так у меня не будет ни малейшей возможности натворить ненужных глупостей, а это нам обоим пойдет только на пользу.

Пришлось довольно долго ждать, пока Уоррены и их гостья разбредутся по комнатам и заснут, притом время, как назло, тянулось чересчур медленно. Я не хотел вспоминать о событиях давно минувших дней и все же не сумел сдержаться, проходя мимо огромного гаража, отстроенного на том месте, где раньше располагалась конюшня.

'Багира' — это имя всплыло в подсознании и потянуло за собой вереницу красочных картинок.

Айрис любила животных, да и весь мир, пожалуй, но особой страстью она пылала к лошадям. Разговаривала с ними, часами пропадала в загонах и трудилась не покладая рук, чтобы у ее парнокопытных друзей была свежая солома и чистая вода. И в седле держалась уверено с самого детства, что женщинам середины двадцатого века было несвойственно. Большинство дам тех времен были слишком озабочены отстаиванием собственных прав и активно воплощали в жизнь идею об эмансипации, начатую еще их прабабками.

Она же была другой. Более жизнерадостной, веселой, легкой и излучающей счастье. Быть рядом с ней, находиться в ее обществе приравнивалось к воссоединению с ангелом Господнем. Ее улыбка напоминала мне о той безмятежной жизни в Канаде, которой я жил до начала войны, ее голос успокаивал, а редкие, но такие чувственные поцелуи заживляли кровоточащие раны на сердце. И я парил на крыльях счастья в тот день, когда осмелился предложить ей стать моей женой, а в ответ получил согласие. Старик Мердок не противился браку дочери, но со свадьбой почему-то тянул. Я пребывал в твердой уверенности, что он боится одиночества, страшится остаться один, не оправившись от смерти супруги, однако это продолжалось недолго. Через месяц после нашей помолвки в доме неожиданно объявился гость, и я понял, кому отдано отцовское благословение задолго до меня. Леандр…

Сухой ком встал посреди горла при упоминании имени мерзавца. Я сжал кулаки с такой силой, что захрустели костяшки пальцев, и быстро зашагал к восточной стене дома, на которой расположено окно спальни Астрид. Свет не был зажжен, что я воспринял, как перст судьбы. Карабкаться на второй этаж по отвесным стенам без единого выступа — не мой конек, поэтому я привычно воспользовался дверью черного хода, запасной ключ от которой Уоррены по наивности прятали в узкую щель дверного косяка.

Добраться до заветной комнаты оказалось несложно, все обитатели дома мирно потчевали в своих постелях. Все, кроме девочки, шумно шмыгающей носом.

'Черт, Джей, проваливай по-хорошему, если не прельщает перспектива остаток ночи отстирывать рубашку от соплей!' — довольно разумно посоветовал преисполненный гордости внутренний голос, но я решил пойти в обход здравому смыслу и бесшумно прокрался к кровати, где, свернувшись клубочком, на самом краю лежало обиженное мною создание, давящееся рыданиями.

Извиниться я бы не смог при всем желании, это противоречит моим жизненным принципам и отточенному с годами облику бесчувственного мерзавца, но позволить милому ребенку и дальше терзаться болью означало предать память родителей, воспитывавших меня, как истинного джентльмена.

— Доброй ночи, Астрид, — привычно приветствовал я, воспользовавшись кратковременной паузой между чудовищными всхлипами.

Девушка замерла, позабыв на время о необходимости ежесекундно промокать нос, а затем медленно обернулась и прошептала:

— Прости.

Я опешил на мгновение и решил, что ослышался. Черт его знает, вдруг возраст сказывается?

— Ты извиняешься? — она кивнула. — Но за что?

— За глупую реакцию, — принялась пояснять девочка, садясь и натягивая лицо почти до самого подбородка. В принципе, мудрое решение, а то я понятия не имею, как отреагирую на очередную пижаму. Прошлая, к слову, мне пришлась по вкусу, 'говорящая' вещица, способная поведать о своей хозяйке много интересного. Например, Астрид обожает шоколад и поглощать его предпочитает перед сном, лежа в кровати, о чем свидетельствуют многочисленные темно-коричневые пятна на футболке. Или о чертах ее характера: тихая, спокойная, немного инфантильная, ценящая уют и постоянство, зажатая и неуверенная в себе; и это лишь исходя из фасона, покроя, цвета, материала и рисунка одежды для сна. — Я повела себя, как ребенок, и мне за это очень стыдно. Вот, — она внезапно вскочила с постели, быстро одернула задравшуюся маечку, оголившую на мгновение плоский животик, подбежала к столу, а затем протянула мне исписанный листок бумаги. — Прочти, пожалуйста.

Я бегло прошелся глазами по неровным строчкам:

'Джей! Боюсь даже подумать о том, что ты больше никогда не придешь, поэтому искренне прошу прощения за глупую сцену в кафе. Это было бестактно с моей стороны позволить Рейчел устроить нечто подобное. Я не хочу ее осуждать, но все же извинюсь за все оскорбления.

А еще я хотела бы отдать тебе дневник Айрис, мне он ни к чему.

P.S. Если не сможешь простить, я пойму, но комнату запирать на ночь не стану. Мне приятно будет знать, что ты все-таки иногда здесь бываешь'.

Подписи не было, да и к чему она, когда каждая буква громко кричит имя автора короткого послания?

— Астрид, — как нельзя более мягко произнес я, — ты совершенно не понимаешь, что делаешь. Нельзя вот так вот ни с того ни с сего истово верить в человека, о котором ты ничего не знаешь, пускать к себе в дом, в свою жизнь, привязываться к нему и пытаться подстраиваться. Это неправильно.

И глупо, но последнего я добавлять не стал. Она не кажется мне глупой, просто не знающей жизни, ее жестких принципов и волчьих законов. Ей еще не приходилось обжигаться и набивать шишки, отсюда и щенячья уверенность, что все плохое происходит и будет происходить с другими, только не с ней.

— Но мне спокойно рядом с тобой, — упрямо выдвинула девочка 'веский' аргумент, возвращаясь обратно под одеяло. — Я не чувствую того, что совсем тебя не знаю. И не пытаюсь подстраиваться.

Разумеется, нет. Ты просто влюбилась, что я понял буквально секунду назад.

— А еще ты сказал неправду, — как бы между прочим ввернула Астрид, заставив меня похолодеть от страшной догадки.

— В самом деле? — криво усмехнулся я, присаживаясь на край кровати. Даже у бессмертных иногда 'ноги не держат'.

— Да, — заявила она, полностью уверенная в своей правоте. — И меня это ничуть не пугает. Мне пришла в голову идея проверить твой рассказ с помощью Google, потому что во сне…Впрочем, неважно. В общем, первая модель циклотрона была построена в 1930 году американскими физиками Лоуренсом и Ливингстоном, оба работали в национальной лаборатории в Беркли, теперь именуемой лабораторией Лоуренса, получившим в 1939 году Нобелевскую премию по физике. Так что к тому моменту, когда ты якобы защитил диссертацию, о применении циклотрона в промышленных масштабах не написал разве что ленивый. Думаю, дальше продолжать цепочку размышлений бессмысленно. И в Близзард написанием программного контента занимается северокорейский филиал корпорации, предпочитающий брать на работу тамошних программистов, потому что это приносит больше прибыли. Слаживаем все вместе и получается, что большая часть твоих ответов не более чем складная выдумка, — глубокомысленно заметила юная претендентка на наследие Агаты Кристи, робко пройдясь по моему растерянному лицу хитрющими глазами.

Однако! Я недооценил девчонку и широкомасштабные возможности Интернета.

— И что ты теперь собираешься делать? — заинтриговано полюбопытствовал я, не зная, смогу ли угадать наперед ее реакцию.

— Попрошу рассказать правду, — ожидаемо предположила девушка, очень неумело хмурясь, будто в надежде продемонстрировать мне свою настойчивость. — Ведь можно?

— Подхалимаж — унизительное занятие, — ворчливо буркнул я, в глубине души начиная ей восхищаться. — И тебя не смущает то, что единожды солгав, я вполне могу проделать это еще раз, и еще, вплоть до того момента, пока ты окончательно не запутаешься?

— Но зачем? — с редкостной непосредственностью спросила Астрид. — Зачем лгать? Я всего лишь хочу избавиться от твоего назойливого: 'Ты ничего обо мне не знаешь, поэтому не должна доверять'. Я привыкла доверять людям, это помогает мне чувствовать себя увереннее. Я ведь не прошу у тебя сиюминутного признания во всех грехах, просто объясни то, что не укладывается в моей голове. Кто ты? Что значат эти таинственные визиты по ночам? Какая связь существует между тобой, домом и Айрис? И каким образом ты прочитал записку в кромешной темноте, даже на миллиметр не приблизившись к окну? — с отчаянием в голосе выпалила она, к концу тирады понимая бесплодность своих попыток вывести меня на чистую воду.

Последний вопрос на мгновение выбил из колеи, но долгие годы практики в плане эмоционального равновесия все же не прошли даром, поэтому я довольно равнодушно предложил поберечь любопытство до более подходящего момента и облегченно выдохнул, когда она согласилась подождать, добавив ультимативное:

— В разумных пределах, конечно. Неделя — максимум, что я могу позволить.

И это меня вполне устраивало, семь дней достаточный срок для того чтобы разобраться в себе и определиться, наконец, чего я хочу на самом деле.

На этой чрезмерно оптимистичной для себя ноте я решил откланяться и уже произнес вслух заученную фразу: 'Доброй ночи, Астрид', когда руку чуть повыше локтя сжали тоненькие пальчики, а перед лицом возникла пара умоляющих, несколько припухших от долгих рыданий глаз. Я не люблю слезы и предпочитаю обходить стороной всех приверженец страдальческих всхлипов, но сейчас не смог даже пошевелиться. На меня словно вылили ушат холодной воды, жестко встряхнули и в приказном порядке отправили посмотреть на все происходящее. И что же я увидел? Точно не себя, потому как этот жалостливый, не в меру отвратительный и слишком чувствительный вампир, перебирающий спутанные пряди волос прижавшейся к нему девицы, просто не может быть мной. Однако я видел, притом именно себя. Единственное проклятие, доставшееся мне при рождении — сумеречное зрение, выходящее за рамки человеческих возможностей. Остальные я получил в процессе жизни, а иногда и не по собственной воле, как, например, бессмертие.

И все-таки я остался, вопреки всем правилам заданной игры. Остался рядом с девочкой, во взгляде которой заметил потребность, плохо замаскированную нужду в моем присутствии. И это было здорово, черт возьми! Слышать ее спокойное дыхание, смотреть за робким колебанием ресниц, чувствовать биение сердца и понимать, что только ее пульсация крови напоминает мне о самых обыденных вещах, а не: 'Восемь склянок! Время обеда!'. Астрид спала, уткнувшись носом мне в плечо, и не догадывалась о моих мыслях, плавно перебирающихся из одной четкой картинки прошлого в другую. Но сегодня они не были черными, вроде панорамы мира сквозь призму снайперского прицела или тех бесконечно тянущихся часов, что я провел, сидя посреди этой самой комнаты, с мертвым телом любимой девушки на руках. Они отличались от листка со скупо изложенным текстом, где сообщалось, что моя семья погибла в ночь на 14 октября 1942 года на борту железнодорожного парома Ньюфаундленда, затонувшего после торпедной атаки немецкой подлодки U-69. Они не походили на то всепоглощающее чувство ненависти, что появилось в моей душе наряду со знанием о последнем дне жизни отца — офицере канадской армии, взятым в плен фашистскими захватчиками. Его перевезли в лагерь смерти Дахау, а через сутки казнили, как предателя родины. И я до сих пор молюсь о том, чтобы его смерть была легкой и безболезненной.

Напротив, я думал о Леверне, моей младшей сестренке, которая отказывалась засыпать без моих рассказов о затерянном посреди Европы королевстве, об отлученной от трона принцессе и доблестном рыцаре, храбро сражающемся за истину на берегах Дуная. И засыпала она точно так же: подогнув колени и сжав мою ладонь в объятиях крошечных, но удивительно цепких пальчиков. Тогда я терпеть не мог выступать в роли няньки, а сейчас тоскую по ее тихому сопению и липким, перемазанным карамелью губкам.

Вспоминал наш дом в Канаде, множество грядок, которыми так гордилась мама, свинью по кличке Рикс, шумные обеды за огромным столом, мозолистые ладони отца и его грубые шутки, коим он научился у местных фермеров. Мы были счастливой семьей, дружной и хранящей секреты.

И я не мог не обратиться мыслями к Айрис, это стало своего рода привычкой. Полезной, надо сказать, привычкой. Ее образ — все, что как-то связывало меня с тем человеком, которым я был. Она помогла мне вырваться из кровавого плена, воскресила душу и веру в себя, и до сих пор я скрупулезно коплю на глубине сердца оправдания своим самым страшным поступкам, чтобы после высвобождения из оков цепей ада, когда мое тело наконец обретет покой, у меня была возможность получить прощение.

Стараясь не разбудить Астрид, я осторожно убрал со своей груди ее руку, поправил одеяло, медленно встал с постели и, крадучись, направился к письменному столу. Меня трудно назвать любопытным, но в случае с этой девочкой желание узнать о ней как можно больше всего начинает перерастать в настоящую манию.

Монитор, пара сломанных карандашей с мягким грифелем, ластик и несколько смятых бумажек особого интереса не представляли, чего нельзя сказать о двух фотографиях в рамочках. На одной запечатлен какой-то памятный день в жизни семьи Уорренов: улыбающиеся родители изо всех сил прижимают к себе мокрую с ног до головы дочь, кажется, не замечая отразившегося на ее лице неудовольствия. Надпись на обороте отсутствовала. На второй — теперь уже сияющая от счастья Астрид с подобострастным видом пожимала руку какому-то усталому мужчине лет шестидесяти. Подпись: '20 мая 2009 года, Мэриленд, Балтимор, мастер-класс Фрэнка Миллера'. Видимо, для девочки комиксы не просто забава, позволяющая занять на некоторое время фантазию. С их помощью она создает собственный мир, отодвигает реальность и потакает идеализму. Бездейственный, но довольно своеобразный способ олицетворения надежд. Тем более что ее рисунки мне нравились, в них чувствовалась душа. Это не умело скомпонованные картинки, изобилующие яркими цветами, с притянутым 'за уши' незамысловатым сюжетом об отважном герое, выходце из недружественной соседней галактики, перед которым поставлена занятная задача о сохранении мира во всем мире. Это что-то большее, имеющее глубинный смысл. Во всяком случае, мне так показалась…

Далее мой взгляд прошелся по дискам. Надо сказать, несколько нестандартный выбор музыки для столь юной и жизнерадостной особы: Lacrimosa, Theatre of Tragedy, Lord Vampire, Nightwish — седовласые исполнители готического рока.

Фильмотека выглядела еще более странно — с десяток японских хоррор-шедевров, глубокомысленная драма Даррена Аронофски 'Реквием по мечте', Хичкоковские вещи, в том числе несравненные 'Психо' и 'Птицы', неоцененный мною 'Белый олеандр' (должно быть, Астрид пришлось по вкусу имя главной героини) и выбивающиеся из общего фона ленты, вроде 'Ямы', 'Незваных' и первой части американского 'Звонка'. Никаких милых семейных комедий, слезливых девчачьих мелодрам и всего того, что я в принципе ожидал увидеть.

Испытывая некоторое чувство неловкости, я все же открыл ящик стола, пробежался пальцами по стопке аккуратно сложенных тетрадей и решил заканчивать с разыгравшимся любопытством, когда взгляд упал на дневник, обтянутый натуральной темно-коричневой кожей. Пожелтевшие страницы с потрепанными уголками, исписанные потускневшими фиолетовыми чернилами…Я знал, чьи это записи, более того, лично озаботился их возвращением на прежнее место в неприметный тайничок под окном, но вновь окунуться в мучительную бездну воспоминаний — нет, об этом не могло быть и речи.

Словно наперекор моим мыслям, руки сами потянулись к заветной книжечке, а всего через секунду остановившееся раз и навсегда сердце сжалось от невыносимой боли при виде ровной округлой надписи: 'Личная собственность Айрис Волмонд'.

Я не должен был потакать и этому капризу, однако желание оказалось гораздо сильнее меня. Вернувшись к кровати, я сел на пол у изголовья и, успокаиваемый уютным сопением спящей девочки, принялся бережно переворачивать истончившееся листки.

День нашего знакомства, совместные прогулки, катание на лошадях, разговоры — я помнил все до последней мелочи. Как блестели на солнце ее золотые волосы, как сливался в божественную симфонию с порывами ветра звонкий смех, как понял, ради чего отнимал жизни у других людей. Ради ее чарующей улыбки.

'Мой друг, сегодня я узнала обо всех секретах, получила ответы на множество вопросов. И не знаю, смогу ли справиться с этим. Он ужасен — вот то единственное, о чем я могу думать. Его тайны тягчайшее бремя для меня. С ними невозможно мириться, но и не замечать очень трудно.

Я расплакалась в конце нашей нелегкой беседы, обняла измученного совестью мужчину и почувствовала, как бесконечно далеко от меня находится его душа. Он пуст, точно красивая рама в отсутствии холста, и это пугает. Я не могу найти в его глазах сердечность, их взгляд утомлен, выжжен, обезличен и тяжел, но, ради всего святого, мне необходимо помочь! Я должна понять и принять те страшные вещи, о которых он поведал. Прошлое невозможно изменить, ибо не только мы творцы самих себя, однако будущее в нашей власти.

Каково это, жить в ночи? Не видеть цветов, коими изобилует жизнь? Отнимать жизни под чужим руководством, осознавая чудовищность своих поступков, но не имея возможности отказаться? Я не могу даже представить, через что ему пришлось пройти. У меня нет оправдания для человека, звавшегося еще вчера любимым мужчиной. Зато есть желание, пламенное желание излечить его, и я буду стараться до тех пор, пока не увижу плоды своих трудов. И если когда-нибудь он заинтересуется моими записями, а это обязательно случится, коли уж мы собрались пожениться, пусть знает, что я испугана и возмущена открывшейся правдой, однако никогда и помыслить не могла оттолкнуть его от себя'.

Что есть честность? Это когда думаешь сказать одно, а говоришь правду. Во всяком случае, так мне казалось раньше. Сейчас я не умею быть искренним даже наедине с собой и, сказать по правде, получаю удовольствие от подобного стиля жизни, потому что могу быть кем угодно: злым вампиром, добрым, опасным и жестоким, но в то же время милым и чертовски обаятельным. Это мой мир, мой театр одного блистательного актера.

Я поднялся на ноги и направился к столу, чтобы вернуть дневник на место. Да, именно вернуть. Он хранил мои секреты на протяжении шестидесяти лет и вряд ли изменит своим принципам в течение ближайших месяцев, по истечению которых я с огромным удовольствием лично посвящу девочку во все тайны.

— А теперь мне пора, — едва слышно пробормотал я, задвигая ящик стола.

За окном занимался рассвет, что испокон веков влекло за собой приближение дня, а я предпочитаю, и всегда предпочитал, ночь, потому как солнечный свет является еще одним безжалостным напоминанием о том, что мне довелось родиться мертвым.

Почти настигнув двери, я отчетливо услышал тихое: 'Джей', сорвавшееся с нежных губ Астрид, и вдруг стало наплевать на целую вселенную. Забыв на минуту об осторожности, я резко развернулся, в два шага преодолел расстояние до кровати, навис над ангельским лицом, опираясь рукой на спинку, и буквально впитывал в себя теплоту ее кожи вплоть до того момента, пока она не открыла глаза.

— Если я все еще сплю, — сонно прошептала девочка, ничуть не испугавшись моей безрассудной близости, — тогда ни в коем случае не позволяй мне проснуться.

— А если нет? — усмехнулся я, в надежде скрыть за язвительными интонациями дрожь в голосе. Не знаю, что ввергло меня в больший шок: ее дурманящее очарование, сладость обжигающего дыхания или мягкие пальчики, выводящие на моем лице линии скул. Но могу предположить, что вместе они создавали взрывоопасную смесь.

— Тогда я вполне могу себе позволить это, — после недолгих раздумий вымолвила она, прикасаясь к моим губам своими. Горячие, влажные, терпкие на вкус, они явно были созданы исключительно для соблазна и успешно справлялись с моими зряшными попытками держать все под контролем.

Я ощущал, как горят пальцы, ласкающие изящную шейку с множеством сочных артерий, мысленно рычал на жалобную просьбу изголодавшегося организма и безумно боялся перейти границу дозволенного, хотя тут Астрид мне помогать не спешила. Ее маленькое сердечко с каждой секундой колотилось все сильнее, не справляясь с пестротой нахлынувших эмоций, и вот-вот готово было выскочить из груди на радость одуревшего от представившейся перспективы вампира. Мда, я превращаюсь в маньяка.

'Хватит!' — довольно строго велел себе я, неохотно отрываясь от чудеснейшего занятия.

Кстати, странность номер один, 'чудеснейшим занятием' для меня всегда был момент разрезания вен и вид неспешно сочащейся крови, а тут вдруг банальные поцелуи…

— Доброе утро, Астрид, — решил соблюсти я некие приличия, возвращая в голос привычные умиротворенные нотки. Хотя о каком, черт возьми, спокойствии может идти речь, когда перед тобой сидит раскрасневшаяся, смущенная и от этого еще более красивая девушка, на которой из одежды имеется лишь задранная маечка и непозволительно короткие шорты?

— Доброе утро, Джей, — эхом повторила за мной она, покрываясь румянцем до самого кончика носа.

Боже, если только ты существуешь, перестань меня искушать!

— Есть планы на вечер? — как бы невзначай спросил я, искоса поглядывая за быстро поднимающимся вдоль линии горизонта солнцем.

— К сожалению, есть, — явно расстроено протянула девочка, не решаясь даже смотреть в мою сторону. — Мы с Рейчел хотели прогуляться по окрестностям, а если я скажу хоть что-то о тебе…В общем, она вчера очень однозначно дала понять, в каком 'восторге' пребывает от вашего знакомства.

— Тогда, надеюсь, ты не против небольшой слежки? — тоном змея искусителя предложил я, с воодушевлением вслушиваясь в участившийся пульс, послуживший лучшим ответом. К слову, очень даже неплохая идея, я на самом деле люблю по-настоящему опасные игры, а блондиночка достойный кандидат на роль знающего гроссмейстера.

Пропустив мимо ушей однообразные вопросы: 'Что ты имеешь в виду?' и 'Как?', я весело помахал ей рукой и вышел из комнаты раньше, чем Астрид успела опомниться.

Для начала неплохо было бы навестить свой буйный и не наделенный интеллектом 'завтрак', затем можно заехать в ближайший музыкальный магазин и купить пару сборников готического рока. Хочется понять, чем он ей так нравится?

Продолжая строить планы на день, способные ускорить ход времени и хоть как-то скрасить ожидание, я быстро добрался до Мерседеса и занял водительское сиденье. Зеркало заднего вида отразило не совсем привычную для меня картину: широкая улыбка, неистово блестящие глаза, взлохмаченные нежными девичьими пальчиками волосы…Да, определенно, таким я себе нравлюсь гораздо больше. Что ж, это только к лучшему, моей жизни давно недоставало изрядной доли безрассудства.

 

Глава 6. Игра

POV Астрид

Стоило двери мягко притвориться, скрывая за собой тихо удаляющуюся по коридору спину Джея, как я подскочила над кроватью и забегала по комнате из угла в угол. Вопрос о том, что я в последнее время творю, снимался с повестки дня, как глупый и не нуждающийся в ответе. А вот что собирается сделать этот жутко обольстительный красавчик, меня волновало. Слежка? В чем подвох? Судя по выражению его лица, мне следует ожидать чего-то достаточно ненормального и рискованного, но призрачная конкретика не была бы излишней.

Итак, начнем по порядку. Вчерашний день выдавался на удивление трудным и полным самых противоречивых чувств. Я в самом деле ревновала малознакомого мужчину? Очевидно, да, и выглядело это жалко. Слезы, сопли, сетования на несправедливость жизни — кошмар, о котором лучше поскорее забыть. Но злосчастная ревность стала отнюдь не последним подарком, во мне вдруг возникло здоровое недоверие к рассказу Джея, и пара часов продуктивных скитаний по дебрям интернета дали свои результаты — на каком-то зверино-интуитивном уровне я отыскала крупинки истины, коими воспользовалась не слишком умело. И, чего уж совсем не приходилось ожидать, оказалась права. Майнер обманул меня, и это плохой поступок, однако я безбожно солгу, если скажу, что разозлилась на него хотя бы самую малость. А вот определения, вроде: испугалась до чертиков, ужаснулась, представив, сколь отвратительна стала человеку, который мне далеко не безразличен, трижды повелела себе гореть в адском пламени; звучат уместнее. И дело вовсе не в том, что я никогда прежде не встречала парня красивее и таинственнее одновременно. Его лицо, голос, фигура и глаза (о, да, с недавних пор я, видимо, какой-то неизвестный миру окофетишист) — детально проработанный эскиз, в выверенных карандашных линиях которого я вижу настоящую сущность, то, что не поддается сознательному осмыслению, но неплохо сочетается с доводами сердца.

Так, стоп! Еще несколько столь же гениальных витков выводов и мне придется делиться ими с понимающим психоаналитиком, а посему хватит разводить демагогию на пустом месте.

Прописные истины. Номер один гласит, что я ничего не знаю о Джее. Номер два заявляет, что он спал с моей лучшей подругой, а затем укусил ее. Номер три свидетельствует в пользу его явной неадекватности, поэтому номер четыре весело заявляет о том, что мы друг другу подходим. Номер пять скромно вопит во все горло, оповещая окрестности будоражащей новостью: Астрид Уоррен влюбилась по самые не балуйся и теперь понятия не имеет, как жить с этим дальше.

Что ж, приятное начало дня. А теперь мне нужен контрастный душ и чашечка кофе.

Утолив насущные потребности организма, я вернулась к себе в комнату, залезла под одеяло, уткнулась носом в подушку, от которой пахло умопомрачительным одеколоном с цитрусовыми нотками, и предалась мечтаниям о сегодняшней прогулке с Рейчел, точнее той ее части, что подразумевается слежкой Майнера. На самой волнующей части мои сладкие грезы перебил настойчивый стук в дверь, через минуту явивший глазам заспанное лицо лучшей подруги.

— Спишь еще, что ли? — обвинительно спросила она, бесцеремонно пихая меня кулаком в спину. — Просыпайся уже, Рид, или пускай меня к себе. Черт, как болит шея…

Я якобы нехотя потянулась, не разлепляя век, отогнула уголок одеяла, и вновь зарылась носом в хлопковую наволочку.

— И тебе доброго утра, Чейз, — не слишком расторопно пожелала я. — Чего подскочила в такую рань?

Интересно, как давно я научилась так мастерски развешивать лапшу?

— Да я почти не спала, — пожаловалась девушка, ложась рядом со мной. — Полночи ворочалась с боку на бок, а все из-за чертового укуса, ноет и ноет. Слушай, может этот псих какой-нибудь больной? Ну там слюна ядовитая или еще чего…Представь, что будет, если он вампир? — без всякой серьезности предположила Торнли. — Он меня укусил, и теперь я обречена. Через неделю превращусь в ходячий труп и выясню наконец существуют ли кровососы на самом деле. Обещаю тебя не забывать, поэтому как только познакомлюсь с Калленами, пришлю весточку. Круто, правда?

Она так заразительно и звонко захохотала, что я не смогла удержаться и прыснула в ответ. Вот за что люблю Рейчел, так это за ее неугасаемый оптимизм и способность любую неприятность обращать в шутку. Надо же, вампир!

— На всякий случай уточним телефон Ван Хельсинга, — смахивая катящиеся по щекам слезы, проговорила я. — И впредь повсюду таскай с собой распятие.

Чейз схватилась рукой за живот и зарылась лицом в одеяло, а через секунду подняла голову и уставилась на меня донельзя внимательными глазами.

— Вы сменили кондиционер для белья? — совсем не к месту поинтересовалась она, рукой ощупывая мои волосы. — Как и привычки, кстати говоря. Давно ты стала просыпаться раньше десяти утра только ради бодрящей процедуры омовения?

Мне стало не слишком уютно под гипнотическим действием ее взгляда, поэтому, отвернувшись, я кое-как произнесла:

— Тоже плохо спалось. Решила поваляться в холодной ванне, чтобы днем не ползать по дому в полусонном состоянии.

Подруга презрительно прищурилась, не поверив ни единому слову, а затем отобрала у меня вторую подушку и, точно выдрессированная собака, взявшая след, принюхалась.

— Фаренгейт Кристиана Диора, — со стопроцентной уверенностью заявила Чейз, отрываясь от наволочки, и мне очень не понравилось то, как сурово сошлись на переносице тоненькие белесые бровки. — Я не стану сейчас ничего говорить, Рид, но будь уверена, к обеду у меня найдется парочка увесистых пенделей для тебя и твоего Ромео.

Бросив последнюю фразу через плечо, девушка живо вылетела из комнаты, не забыв напоследок как следует приложиться дверью о косяк. Кстати, о них любимых — кажется, это мой первый прокол за всю нашу многолетнюю дружбу, и банальными извинениями тут не отделаешься.

В столовую я спустилась в начале одиннадцатого и с ужасом констатировала, что завтракать нам с Рейчел придется в гордом одиночестве, потому как на холодильнике белым прямоугольником пестрела прижатая ярким магнитом в виде бабочки записка:

'Уехали рано утром за стройматериалами, вернемся к ужину, столько всего нужно купить! Деньги оставила возле ключницы, можете смело тратить все. Не скучайте, девочки! Мама'.

Выходит, показательная казнь состоится немедленно, а у меня еще даже завещание не готово!

— Он был здесь, — скорее утвердительно спросила подруга, появляясь из-за спины и огибая стол, чтобы усесться в самом дальнем от меня углу. — У тебя в комнате, в твоей кровати.

— Но, — смущенно попыталась вставить я, догадываясь, насколько неправильно она интерпретирует ситуацию, — это совсем не то, о чем ты подумала…

— Разумеется, Рид, — холодно перебила меня девушка, остервенело впиваясь пальцами в спинку стула. — Ты ведь не наделаешь столь очевидных глупостей, правда?

Я плюхнулась на обитое светлой тканью сиденье, уперлась локтями о стол и стыдливо спрятала лицо за завесой волос. Черт, до чего все не вовремя!

— Правда, — понуро подтвердила я, — прости.

— Не извиняйся, детка, — уже без всякой злобы в голосе попросила Чейз, подходя ко мне ближе. — Он тебе в самом деле так нравится? Никакой гордости, самолюбия, чувства собственного достоинства? Эта скотина чуть ли не ноги об тебя вытерла, а ты звонишь ему и просишь придти, более того, оставляешь на ночь у себя в спальне!

— Но я не звонила, — запротестовала я, храбро встречаясь взглядом с разочарованными голубыми глазами. — У меня даже номера его нет.

Однако веры в меня у девушки уже не было, о чем следовало подумать чуточку раньше. 'Единожды солгавши, кто тебе поверит', - гласит небезызвестная мудрость, о которой я удосужилась позабыть. Рейчел решила прекратить бездарную игру в одни ворота, окончательно убедившись в ширине трещины нашей дружбы, и полезла в шкафчик за коробкой сухого завтрака. Я же, наконец, поняла, какого дурака сваляла, поэтому кинулась к холодильнику за бутылкой молока, заискивающего протянула его подруге и быстро-быстро принялась вываливать на нее неприятную правду. О Джее, его странных ночных визитах, о тяге к вранью и клятвенном обещании в ближайшем будущем рассказать о себе хоть что-то настоящее, о том, насколько безнадежно влюбилась в него, и так далее. Дом и Айрис я не затрагивала лишь потому, что сама не до конца разобралась в этой странной истории.

— Что, прости? — подавилась Чейз хлопьями, услышав о моих пламенных чувствах к Майнеру. — Влюбилась? Два поцелуя и пустой звон от неземной красоты парня — это ты так понимаешь любовь? Совсем сдурела?

О, боже! Как мне объяснить ее холодному и расчетливому разуму то, что я сама не осознаю? Это колотящееся в припадке нескончаемой радости сердце, стоит мне лишь услышать его голос, дурманящее очарование восхитительных глаз, головокружение и слабость от мимолетного прикосновения…Но отнюдь не физиология является ключевым фактором. Мне хорошо с ним, легко, спокойно и безумно приятно, кажется, что мы знакомы по меньшей мере сотню лет.

Я попыталась выразить словами свои ощущения, но, видимо, получилось плохо. Подруга отодвинула от себя тарелку, точно демонстрируя сытость моими запутанными объяснениями, и в очередной раз завела поучительную пластинку.

— Позволь объяснить тебе некоторые моменты, — вещала она, взглядом прожигая во мне множество дыр, призванных задеть остатки совести и самоуважения. — Он старше на восемь лет. Подсказать, чего добивается этот милый юноша, лицемерно строя глазки невинным ромашкам, вроде тебя? И не надо говорить, будто Джей не такой, поверь, он в сотню раз хуже. Я слышала его вчерашние оправдания: 'Я даже имени ее спросил', и бла-бла-бла. Чушь собачья! Он замучил меня вопросами, без конца уточнял, куда и зачем я еду. Я всю ночь думала над тем, что в реале произошло в кафе, и хочешь мое мнение? Он просто поиздевался над тобой, цинично, как и подобает подонкам.

— Подожди-подожди, — занервничала я, — то есть ты хочешь сказать, что…

— Я дважды повторила ему имя подруги, к которой еду, — закончила за меня Торнли. — Так что, да, мне кажется, не было никакой случайности. Скорее всего, дело в мега-завышенной самооценке.

Мое удивленное выражение лица заменило необходимость задавать вслух вопросы.

— Грубая мальчишеская шутка: Джей обращает твое внимание на себя, попутно охмуряет меня, сталкивает нас лбами и с улыбкой наблюдает за разворачивающимся действом. Его цель: в очередной раз убедиться в собственной исключительности. Наделав гадостей, он возвращается к тебе, слезно клянется, что больше никогда и ни с кем, а, получив прощение пополам с пламенным поцелуем, вновь выматывается восвояси.

Ммм, одни нестыковки в сюжете. Майнер не просил прощения, это делала я (домашнее задание на вечер: выброситься из окна).

— Что-то у меня голова разболелась, — со стоном пожаловалась я, сдавливая пальцами отчаянно пульсирующие болью виски. — Может, прогуляемся на свежем воздухе?

Чейз мгновенно согласилась и побежала наверх прихорашиваться, оставив меня на съедение недоумению вперемешку с противно ноющим ощущением того, что Джей отъявленный лгун и притворщик.

Вопреки сложившемуся правилу, долго ждать подругу мне не пришлось. Через десять минут она спустилась вниз, модельно продефилировала от подножия лестницы до входной двери, давая возможность оценить идеально сидящий на точеной фигурке кислотно-розовый летний костюмчик брючки-топик-жилетка, а затем за руку потянула меня предаваться ее любимым развлечениям, включающим в себя походы по магазинам, кино, свежевыжатый фрэш и, как апофеоз феерического 'веселья', фруктовое мороженое. Не сказать, чтобы я уж слишком любила подобный способ проведения досуга, но в компании с Рейч он всегда выходил приятным и удивительно легким. Она не 'грузила' меня бесконечной болтовней, умела дерзко пошутить в подходящий момент, заводила разговоры только на интересные темы и вообще казалась уникальной. Я не солгу, если скажу, что внутри нее прекрасно уживаются друг с другом несколько человек: ироничная стерва, чуткий и понимающий товарищ, хищная охотница на мужчин и безрассудная глупышка. И всех их я люблю одинаково сильно, хотя последняя вызывает больше всего умиления.

Мамин Форд мы решили оставить в покое, поэтому взяли БМВ Торнли, под дружное перемигивание нацепили солнцезащитные очки и выехали на трассу, фальшиво подпевая чувственному голосу Честера.

Погода выдалась идеальной для продуктивного субботнего отдыха. Яркое, отнюдь не палящее, а скорее ласкающее, солнце, лучи которого отбрасывали задорные блики на лицо, позволяя расслабиться. Порывистый теплый ветер приятно развевал волосы, донося до носа чудные ароматы обилия здешних цветов и медленно увядающей на полях травы. Над головой парили пористые облака, поражающие не только диковинными формами, но и белоснежной чистотой, контрастирующей с насыщенным светло-синим небом. Кстати, утром у Майнера были точно такие же глаза.

Дойдя до этой мысли, я резко одернула соображающую деятельность и прибавила громкость на магнитоле. Уж лучше терзать барабанные перепонки 'воем' бас-гитары, чем в деталях вспоминать перечень глупостей за истекшие шесть дней.

— О, чудесно, — нарочито бодро оповестила подруга, лихо занимая только что освободившееся парковочное место на стоянке огромного гипермаркета. Это была ее первая реплика за весь, вовсе даже не короткий путь. Думается, я самый отвратительный друг из числа возможных.

— Трудно с тобой не согласиться, — театрально закатила я глаза, изображая рьяный восторг от предстоящего шопинга. Четыре этажа, общая площадь около тридцати тысяч квадратных метров, сотни отделов всемирно известных торговых брендов…Мое последнее пристанище. В одной из примерочных кабинок найдут бездыханное тело Астрид Уоррен. — Что ж, пошли разорять родителей!

С последним выкриком была дана команда: 'Марш!', и мне искренне жаль, что так и не придется увидеть финиш задуманного мероприятия, потому как первой на нашем пути возникла ювелирная лавка. Все верно, закон подлости в действии.

Мраморный пол, излучающий прохладу, кожаная мебель, улыбчивый персонал, сверкающие витрины и цены, при взгляде на которые сжимается желудок. Я сразу застыла у прилавка с простенькими серебряными колечками и игнорировала восторженные оханья Чейз, пытающейся привлечь мое внимание к безобразно дорогим бриллиантовым серьгам. Сейчас отыщу самый невзрачный ободок из аргентума, быстренько расплачусь и сбегу, пока подруга не вознамерилась опустошить кредитку своего отца очередным приобретением 'на день'.

Искоса поглядывая на витражную дверь, я вежливо попросила продавщицу подать понравившуюся безделицу и чуть не разбила отполированное до блеска стекло, когда увидела стоящего в соседнем отделе верхней одежды парня, лениво стягивающего с плеч черную кожаную куртку. Он капризно сморщил носик, отталкивая рукой предложенную цветастую ветровку, картинно взъерошил и без того непослушные темные волосы и…

— Мисс, вы будете его брать? — безукоризненно учтиво спросила продавщица, взглядом указывая на судорожно зажатое у меня между пальцев кольцо.

— Да-да, — затараторила я, лихорадочно хлопая себя по карманам. — Черт, деньги в машине оставила! Ничего, если оно полежит тут немного, я сбегаю за кошельком? Спасибо! — на автопилоте добавила я, не удосужившись выслушать ответ служащей, и пулей вылетела в просторный переход, по которому неспешно струилась шумная толпа покупателей.

Джея нигде не было видно. Потеряв его из поля зрения всего на секунду, я могла целый день проноситься по торговым залам и так никого не встретить, а, зная о пристальном наблюдении Рейчел, мне оставалось лишь надеяться на собственное благоразумие.

Чувствуя, как сердце обливается жгучей кровью от настигнувшего меня разочарования, я поплелась в единственно верном направлении и через минуту вышла к запасной лестнице, ведущей на подземную парковку. Портмоне и правда осталось в машине на переднем сиденье, поэтому лучше не искушать нечистых на руку людей. Каждая ступенька давалась мне с огромным трудом, а последняя и вовсе заставила ноги вмерзнуть в светло-песочную плитку.

— Надо было сразу предупредить, в чем заключается слежка, — мелодично рассмеялся Майнер, стоящий посреди широкой арки, за которой виднелась густо уставленная автомобилями площадка. — Я боялся, что ты не поймешь, где меня можно найти.

— Эмм, — совершенно деморализовано протянула я, впиваясь обеими руками в металлические перила, — привет.

— Здравствуй, Астрид, — величественно поприветствовал парень, пружинистой походкой приближаясь ко мне. Только ему удается одним единственным звуком начисто лишить меня соображения и ориентации в пространстве. — Сегодня ты первый человек, которого я по-настоящему рад видеть.

Необычное признание, сопровождаемое легким поглаживанием кончиками пальцев по моей щеке, не добавило здравого смысла, поэтому я предпочла промолчать и продолжила 'душить' лестницу, теперь уже с абсолютно глупой улыбкой на лице.

— Я обещал тебе рассказать правду, — словно не замечая моего оцепенения, невозмутимо продолжил Джей и без всяких усилий расцепил наши с перилами 'объятия'. — Поэтому есть одно предложение. Скажем, безобидная игра в вопросы: ты спрашиваешь, я со всей искренностью отвечаю. Если не смогу быть честным, ты просто задаешь другой, идет?

— Сейчас? — только и сумела выдавить из себя я, вспоминая о брошенной наверху Чейз, которой очень не понравится мое исчезновение.

— Один успеешь и сейчас, — благосклонно разрешил парень, согревая мои заледеневшие пальцы мягкими поглаживаниями теплых и уютных ладоней. — Остальные позже, когда выдастся еще один удачный момент для побега из-под надзора грозной блондинки.

— То есть ты собрался следить за мной целый день? — готовясь рухнуть в счастливый обморок, переспросила я.

— И даже ночь, — нарочито серьезно пообещал он. — Но ты тянешь время, Астрид.

— А, да, — еще больше занервничала я, быстро избавляясь от вертящегося в голове дурацкого вопроса: 'А ты любишь меня?'. Лучше не искушать судьбу, Джей и без того небось считает меня альтернативно одаренной. — Ты знал, что Рейчел моя лучшая подруга, когда…

— Знал, — неохотно ответил он, глядя мне прямо в глаза. — И я не хотел делать тебе больно. Это было необходимо мне, чтобы оттолкнуть тебя, заставить ненавидеть и презирать, что угодно, лишь бы не допускать, — его несколько взволнованный голос перебил громкий хлопок двери, заставивший нас обоих вспомнить о времени и Чейз, разумеется.

Я не успела осмыслить полученные сведения, а от торопливого шепота: 'Просто дай мне возможность исправиться', стало откровенно не по себе. Майнер притянул мое лицо к своему непозволительно прекрасному, натянуто улыбнулся и осторожно поцеловал в щеку, всовывая мне в ладонь плоский прямоугольный предмет, оказавшийся при ближайшем рассмотрении забытым в салоне кабриолета кошельком.

— А сейчас иди, — подтолкнул он меня в спину.

И почему-то ноги послушно понесли меня наверх, где на лестничном пролете я столкнулась с настороженной подругой, отправившейся на мои поиски. Выслушав ее гневную отповедь и пообещав, что впредь буду менее забывчивой и более расторопной, я вернулась в иезуитскую лавку, расплатилась за ненужную покупку и два последующих павильона с обувью и аксессуарами упустила из виду, уйдя в тягостные раздумья.

Хотел оттолкнуть, но зачем? Неужели его раздражает моя назойливость? Хотя…это ведь не я являюсь без приглашения к нему в комнату посреди ночи, веду лишенные смысла беседы и приглашаю на прогулки под звездным небом!

Так и не найдя логики в поступках Джея, я постаралась абстрагироваться от дальнейших размышлений и занялась придумыванием следующего вопроса.

— Эй, с тобой все нормально? — обеспокоенно уточнила Рейч, за руку ведя меня к следующей и самой ужасной 'комнате пыток': отдел нижнего белья.

— Все просто обалденно, — искренно заявила я, избавляя подругу от одного из двух фирменных пакетов, на дне которых покоились велюровая коробочка с браслетом из ювелирного, элегантные лодочки на шпильках, сотая по счету сумочка от Шанель и отвратительный широкий ремень из змеиной кожи. — Серьезно, Че, я полностью довольна положением вещей. Ты в роли модели, я — неискушенный критик с явным отсутствием вкуса. Это же ежемесячный ритуал нашей нерушимой дружбы!

Моя кривая усмешка стерла с ее лица остатки подозрительности, и я принялась безустанно краснеть, отказываясь от предложенных девушкой комплектов а-ля 'Голодная тигрица', 'Ласковая зайка', 'Коварная соблазнительница' и все в том же духе.

Поняв, что меня трудно заинтересовать кружевными огрызками ткани, Торнли принялась сметать крохотные плечики с витрин и надо-олго забаррикадировалась в примерочной кабинке. Я же поддалась судьбе и осталась сидеть на жутко неудобном диване в углу зала, обмахивая горящее румянцем лицо каталогом. Продавщицы суетились вокруг моей неугомонной и жутко капризной Чейз, поднося комплекты то на размер больше, то меньше, заменяя цвет, фасон и даже…

Боже! В эту самую секунду в павильон вошел Джей и, не обращая на меня ни малейшего внимания, двинулся прямиком к одной из молодых женщин в строгой униформе с бейджиком: 'Главный консультант, Рита'. Он о чем-то пошептался с расцветшей в приветливой улыбке служащей, проследил глазами за ее удаляющейся в направлении подсобных помещений фигурой и, украдкой подмигнув мне, принялся терпеливо ждать, опять же, чего-то. Я же жадно пожирала взглядом его идеальный профиль и изнывала от желания подойти и просто заговорить. Когда благоразумие, спешно упаковав вещи, отправилось в отпуск, а мозг отдал молниеносную команду ногам двигаться вперед, в зал вернулась продавщица, протянула парню относительно небольшой плотный бумажный пакет и препроводила к кассе.

Раздумывать было решительно некогда, я отбросила в сторону импровизированный веер и встала у Майнера за спиной, прислушиваясь к его милому обмену любезностями с лучащейся счастьем кассиршей. Словно почувствовав меня, он обернулся и извиняющимся тоном произнес:

— Простите, не знал, что за мной скопилась очередь, — после чего радушным жестом продвинул меня вперед к прилавку, лишь на секунду задержав руку на моей талии дольше положенного. А затем ушел, тем самым обрушив мои надежды на продолжение странной игры.

— Эмм, там в примерочной моя подруга, — залепетала я, старательно не упуская из виду широкую спину в темно-синей рубашке, — если она вдруг выйдет, скажите ей, пожалуйста, что я отлучилась на минутку и скоро вернусь.

Получив в ответ заверение, что мне не о чем беспокоиться (сомнительный факт, у моего таинственного друга стремительная походка), я выбежала наружу, свернула за угол, миновала кофейные автоматы и уткнулась носом в наглухо запертые двери служебных помещений. Черт! Ведь прекрасно видела, как он свернул именно сюда, а что в итоге?

Неожиданно мое лицо сжала огромная ладонь, возникшая словно из неоткуда, а тело потянуло назад с пугающей силой. Теоретически, я бы могла завизжать от накатившего ужаса, но на практике все вышло иначе, челюсти надежно сдавливала крепкая рука, утащившая меня в необъятный мрак затхлого помещения, скрывающегося за одной из дверей без всяких опознавательных знаков.

— Тшш, — успокаивающее зашептал до боли в сердце знакомый голос, — не бойся, в этой игре странные правила. Я досчитаю до трех, отпущу тебя, а ты пообещаешь не кричать.

На счет три я резко извернулась в его тесных объятиях и с облегчением прижалась к груди, состоящей из литых мышц, которые чувствовались даже сквозь одежду.

— Астрид, — удивленно воскликнул Джей, отодвигая меня от себя, — не стоит этого делать.

— Почему? — ошеломленно спросила я, начиная подозревать неладное. Вчера ночью он тоже не позволил мне положить голову на грудь. Быть может, в этом нехитром действии и заключается моя навязчивость? Мне следует держать дистанцию?

— Я не хочу отвечать, — после секундной заминки вымолвил он, заставляя меня пожалеть о невозможности видеть его лицо. И что за привязанность к кромешной темноте?! Она связывает по рукам и ногам, не давая ни единого шанса найти правду в его глазах. — Так что задавай следующий, — добавил парень, ободряюще погладив меня по волосам.

— Ладно, — раздосадовано пробормотала я, нежась от ласковых прикосновений. — Что тебя связывает с Айрис? И нашим домом?

— Хм, ты умеешь загонять людей в угол, — красиво ушел от прямого ответа Майнер, щекоча мне шею подушечками пальцев. — Но давай оставим прошлое в покое до поры, до времени. Следующий вопрос, — почти приказным тоном велел он.

— Ты живешь один? — без всякой надежды спросила я, не понимая сути глупой игры, в которой одни лишь запреты. — Семья? Друзья? Любимая девушка?

— Нет, я живу не один, — с завораживающими интонациями признался он, — у меня есть, скажем так, изрядно подросший котёнок. Семья погибла очень давно: отец, мама и младшая сестра. В дружбу я не верю, поэтому круг общения сужается до безликого понятия 'знакомый'. Любимая девушка…таковой точно нет, но…

Не договорив до конца, Джей притянул меня ближе к себе и поцеловал. Обжигающе нежно, медленно и настолько чувственно, что только его сильные руки, мягко скользящие вдоль позвоночника, не позволили мне потерять связь с реальностью и воспарить под потолок. Я никогда раньше не понимала значение слова 'страсть', зато теперь с уверенностью могу заявить, что ее средоточие находится в Джее. Его поцелуи невозможно описать земными понятиями, они не просто восхитительны, неповторимы и опьяняющи — это божественный ритуал, таинство которого не дано познать обычным смертным. Я не понимаю, как, но ему удается вызвать во мне ответную реакцию. Ощущая его участившееся дыхание, я начинаю дышать так же. Чувствуя бережные, и при этом абсолютно не пошлые, поглаживания, я стремлюсь повторить их и без всякой опаски изучаю ладонями рельефное тело, о чем в былые времена и подумать не могла. Одна мысль о более чем тесных объятиях с мужчиной приводила меня в ужас и вызывала отвращение. Мое первое и последнее свидание закончилось в тот момент, когда разрекламированный Чейз кандидат в попытке поцеловать меня дотронулся до щеки потной рукой, оставив на коже отвратительный липкий след. С тех пор я привыкла считать, что создана для одиночества, а все эти дико романтичные принцы скитаются по миру в поисках белоснежной лошади и им откровенно плевать на мечтательных принцесс.

— …но я очень внимательно присматриваюсь к одной юной особе, — легко закончил парень, прокладывая цепочку волнующих поцелуев от подбородка к шее.

— Боже, — почти беззвучно простонала я, вздрагивая от каждого соприкосновения его влажных губ с моей горящей огнем кожей. Слегка прикушенная мочка уха явилась последней каплей, переполнившей мою эмоциональную чашу до краев. Я вцепилась пальцами ему в волосы и мысленно простилась с девичьей честью.

— Тебе пора, — со смехом напомнил Джей, аккуратно высвобождаясь из крепкого кольца моих рук и…ноги, обвитой вокруг его собственной.

Господи, неужели я совсем потеряла стыд?

— Все хорошо, Астрид, — успокоил меня Майнер, словно подслушав мысли о немедленном суициде. — Я сам виноват, не нужно было заходить так далеко.

— А, ну да, — непонятно с чем согласилась я, силясь поскорее взять себя и свое тело под строжайший контроль. — Но мне понравилось, даже очень…

— Могу сказать о себе то же самое, — вежливо поддержал парень мою дурную привычку делиться всеми глупостями, приходящими в голову. — Постарайся успокоиться прежде, чем вернешься к Рейчел, — напутствовал он, подводя меня к двери, сразу после открытия которой я на долгих пять секунд потеряла возможность видеть хоть что-либо.

Ватные ступни, с обрушившихся на них свинцовой тяжестью, отключившийся мозг и назойливое желание немедленно повторить пережитую эйфорию — вот цена, которую мне пришлось заплатить за поистине блаженное удовольствие. Плюс ко всему Чейз заметила мое отсутствие, очень недобро прокомментировала плещущееся на глубине 'заторможенных', как она выразилась, глаз счастье, а затем за шиворот поволокла меня к выходу, морально избивая всеми известными способами.

Следующей нашей остановкой стал небольшой ресторанчик с тайской кухней, где подавали умопомрачительно вкусный рис в ананасе с креветками. На десерт мы заказали диковинное блюдо: пудинг-желе из лихеи и кокоса, после чего возжелали получить автограф шеф-повара. Правда, без неприятностей и здесь не обошлось. Сладкое, вот уж тавтология, оказалось приторно-сладким и нам пришлось заказывать аж по две чашки ароматного зеленого чая с листьями мяты, который улыбчивый официант, ссылаясь на жару, обещал остудить лично.

Торнли, в надежде привлечь меня к составлению дальнейших планов, принялась весело щебетать о том, куда еще можно пойти и чем заняться вплоть до самого ужина. Я же пропускала большую часть ее возгласов мимо ушей по одной простой причине: в ресторане было два выхода, один из них находился за спиной подруги и вел к столикам, стоящим под открытым небом. И именно через него секунду назад грациозно вошел Джей, занявший место в непосредственной близости к нам, а затем принялся игриво стрелять в мою сторону глазками, безумно комично шевеля при этом бровями.

— Слушай, ты в торговом центре случайно не наркотики покупала? — строго поинтересовалась Чейз, замечая сотую по счету улыбку, тенью скользнувшую на моем лице. — Тогда чего хихикаешь?

— Не знаю, — якобы честно ответила я, готовясь через мгновение заржать во весь голос. — Но амфетамины тут ни при чем.

— Кажется, я начинаю догадываться, КТО при чем, — зло буркнула девушка, медленно начиная оборачиваться назад.

Как раз в этот момент проходивший мимо официант с подносом в руках, уставленным четырьмя запотевшими высокими стаканами с зеленым чаем, неловко оступился, взмахнул свободной рукой, резко подался назад, желая сохранить равновесие, потерял контроль над нашим заказом и расширившимися от удивления и ужаса глазами наблюдал за поэтичным полетом прозрачной жидкости с кубиками льда, отвратительными разводами осевшую на золотую скатерть и розовую жилетку. Подруга взвизгнула, схватилась за тканевую салфетку и попыталась промокнуть пятна прежде, чем они впитаются в тонкий материал, но сделала лишь хуже.

— О, мисс, простите, — сокрушенно залепетал испуганный до смерти служащий. — Позвольте проводить вас в уборную для персонала, там есть чистые бумажные полотенца и, возможно, нам удастся спасти ваш пиджачок. Не беспокойтесь, обед за счет заведения. Наша ресторация приносит вам свои извинения и настоятельно умоляет проследовать за мной.

Если бы не искаженное злостью лицо Рейчел, я бы точно расхохоталась от души, тем более что Джей решил не скрывать своих чувств и вовсю потешался над молчаливо размахивающей руками девушкой.

— Твоя работа? — строго спросила я, подходя к его столику после того, как чуть ли не плачущую от досады Че увели в подсобку.

— Следующий вопрос, — захохотал Майнер, жестом предлагая мне присаживаться рядом.

— Между прочим, ты порой отвратительно себя ведешь, — упрекнула я, мысленно признаваясь в том, что абсолютно неспособна на него злиться.

— Между прочим, она ударила меня настольной лампой, — в тон мне заявил парень, обиженно скрещивая руки на груди. — И знаешь, было больно.

— Ну, так ты ее укусил и весьма сильно, — невесть зачем ввязалась я в перепалку. — Кстати, почему?

— Правильнее будет спросить: 'Зачем?', - поправил он. — Я люблю, когда девушка запоминает меня очень надолго.

— Фу, — вполне искренно скривилась я, не желая больше касаться скользкой темы. — Ты можешь что-нибудь рассказать мне о своей семье?

— Лишь то, о чем уже говорил, — подтвердил парень мои опасения на отсутствие подробностей. — А ты мне о своей?

— У меня нет братьев и сестер, родных, во всяком случае, — неумело принялась я изображать рассказчика, на секунду задерживая дыхания от легкого прикосновения его ладони к своей, которая очень быстро перекочевала к Джею на ногу, и он с самым невозмутимым видом стал щекотать внутреннюю ее сторону подушечкой указательного пальца. — О кузинах и кузенах мне трудно что-то сказать, мы почти никогда не встречаемся. Больше всего я привязана к папе, он у меня в качестве взрослого и рассудительного друга, с которым иногда можно отлично повеселиться. Зато мама понимает мои вкусы и привычки, у нас с ней общий взгляд на многие вещи в плане живописи. Она отлично рисует пейзажи, и ее работы всегда действуют на меня успокаивающе. Я могу в любой момент подойти к ней за советом и точно знаю, что получу его по любому вопросу, хотя секретами лучше делиться с отцом. Он в этом плане молчаливый, но участливый собеседник. Теперь можно мне? — сконфуженно спросила я, осторожно возвращая назад затекшую руку, а затем в порыве вдохновения схватила показавшуюся мне огромной ладонь Майнера, положила к себе на колени и пробежалась пальчиками вдоль четких линий. — Где ты учился? Я имею в виду колледж.

— В Беркли, как и говорил, — улыбнулся он, несколько раз подряд обводя контур моих губ. — Мечтал стать физиком, но потом от этой идеи пришлось отказаться.

— А сейчас о чем мечтаешь?

— Избавиться от темноты, — несколько отстраненно ответил Джей, глядя куда-то далеко впереди себя. — Я ненавижу серый цвет, он меня душит и никак не желает отпустить.

Я не поняла, о чем идет речь, но переспросить не успела, потому как издалека послышался звонкий голос Рейчел, разносящий почем зря работников общепита всех вместе взятых, что напомнило мне о необходимости перехватить подругу первой и отвести к машине, попутно соглашаясь с любыми ее заявлениями и присоединяясь к угрозам.

Уже на выходе, пропуская вперед разъяренную Торнли, я обернулась и успела заметить на себе опечаленный взгляд льдисто-голубых глаз, вызвавший в душе сокрушительную волну из жалости и сострадания. Кажется, не все так гладко и безоблачно у моего милого, улыбчивого и всегда предельно вежливого красавца.

 

Глава 7. Двойное свидание

POV Астрид

Порог дома мы переступали с разными чувствами: я с грустью, при воспоминании о лице Джея, Чейз с ненавистью на весь белый свет, ополчившийся против нее; после чего молчаливо разбрелись по комнатам, дабы собраться с мыслями. Во всяком случае, это занятие было необходимо мне как воздух. Еще утром я наивно полагала, будто знаю Майнера, однако его забавная игра доказала обратное — он не просто парень-загадка, а кладезь секретов и тайн, в сути которых мне предстоит разобраться. Почему я так думаю? Потому что ему этого хочется, он пытается как-то открыться мне, быть может, в надежде получить помощь или обрести друга.

В половине шестого вечера ко мне в комнату заглянула мама и долго выспрашивала подробности о проведенном дне и причинах непривычно хмурого настроения Рейч. О неприятностях в ресторане я рассказывать не стала, давая подруге возможность списать все на переутомление и жару, и, получив указание спускаться к ужину через час, отправилась в гостевую спальню, где застала Торнли в противоречивом состоянии. С одной стороны, она без всякой злости отвечала на мои вопросы о самочувствии и расположении духа, с другой — категорически отказывалась поддерживать диалог.

— Что-то не так, Чейз? — в лоб спросила я, услышав монотонное: 'Хорошо, давай прогуляемся перед сном'. — Ты обиделась на меня?

— С чего бы вдруг? — сладко пропела девушка, сидя у туалетного столика ко мне спиной и накручивая на щипцы прядь отливающих серебром волос. — Ты ведь так честна со мной в последнее время.

Я застыла на месте и судорожно сглотнула подкативший к горлу ком, помешавший немедленному признанию своих ошибок. Не надо спрашивать у себя, как я могла поступить так с лучшей подругой, и все в том же духе. Моему поведению вряд ли возможно отыскать оправдание.

— Помнишь, когда нам было лет по восемь, мы поклялись друг другу, что между нами никогда не будет секретов, — неожиданно заговорила Рейчел, увлеченно разглядывая мое пристыженное отражение в зеркале.

Я кивнула повинной головой и рухнула на край аккуратно застеленной кровати.

— Прости меня, пожалуйста, — слезно взмолилась я. — Не знаю, откуда вдруг во мне взялась эта тяга ко лжи. Я обманываю родителей, вру тебе, а все потому что чувствую, вокруг творится что-то неправильное. В смысле, я и Джей…этого не должно быть.

— Я и не собиралась на тебя обижаться, — мгновенно подобрела девушка, откладывая щипцы в сторону. Она выпрямилась, наспех поправила крупные туго завитые кудри, добавляющие ей еще большее сходство с Барби, повернулась ко мне и беззаботно рассмеялась. — Прости, просто вспомнила о том, как мы до тринадцати лет обходили мальчишек стороной, потому что считали их блохастыми.

— Точно, — грустно подтвердила я. — Жаль, сейчас мне так не кажется.

— Ой, да брось, Рид, — еще больше повеселела подруга, присаживаясь рядом со мной. — Все хорошо. Я по-прежнему люблю тебя, и просто хочу понять, куда подевалась моя открытая и рассудительная малышка? Что ты с ней сделала?

— Если бы я только знала, — почти взвыла я, в безмолвном жесте возводя руки к потолку. — Понимаешь, когда вижу его, то весь мир будто бы перестает существовать. Есть лишь он, его глаза, улыбка, волосы…

— …и зубы, — мрачно добавила от себя Торнли. — Диагноз мне ясен, как и твое поведение. Не знала, что именно моей малышке предстоит возглавить армию безголовых дурочек, влюбленных в самозабвенных нарциссов, но исправлять ситуацию уже поздно. Итак, детка, твои планы на вечер? Сбежать от меня на прогулке, чтобы плюхнуться в объятия своего Ромео, как дважды проделала это в магазине?

— И в ресторане тоже, — решила я быть честной до конца. — Он сидел за твоей спиной.

— Боже, сколько подробностей, — рассержено процедила девушка, мгновенно становясь пунцовой. — Испорченный костюм, саднящая шея и поганое настроение второй день подряд. Твой красавчик мне прилично задолжал.

В последнем заявлении послышалось такое количество злости и даже некоторой угрозы, что дышать стало неимоверно трудно. Почему все так сложно? По моей жизни будто ураган прошелся, не оставив ни малейшего места прежним обывательским переживаниям. Чувства, эмоции, ощущения — все абсолютно новое, незнакомое и пугающее. Я словно стою на краю пропасти и понимаю, сколь неимоверно сложно удержать равновесие, но страшнее всего то, что мне хочется побывать на дне, а посему все старания обречены изначально. Мой теперешний путь — шагнуть вперед, отчаянно зажмурив глаза.

— Хочешь на чистоту? — серьезно спросила подруга после того, как я озвучила часть своих размышлений. — Я не понимаю твоего состояния, как ни стараюсь. Зато знаю, что до семи остался всего час, и нам бы следовало поторопиться. Давай-ка приоденем тебя к ужину, а точнее к его окончанию, за которым последует ваша эпохальная встреча с…Джеем, — вымучено произнесла она его имя, всколыхнувшее мое сердце, и рьяно кинулась к гардеробу в поисках подходящей одежды.

Я с ужасом наблюдала за все увеличивающейся цветастой горой плечиков, недоумевая, зачем брать с собой такое немыслимое количество нарядов, когда едешь в гости всего на два дня, и лишь после того, как 'нападению' подверглись шкафы и в моей комнате, осознала размеры надвигающегося фешн-цунами.

В течение следующих шестидесяти минут мне пришлось переодеваться по меньшей мере сотню раз, и с каждым моим страдальческим поворотом вокруг своей оси, на лице девушки отражалось все более вразумительное безумие. За остальными манипуляциями своего новоявленного стилиста я не следила, поддавшись воле злодейки судьбы, и вскоре столкнулась нос к носу с последствиями собственной покорности.

Стоя у высокого зеркала, взявшегося детально отразить застывшее гипсовой маской удивление на моем лице, я вспомнила о дне переезда и вновь ощутила то странное, ничем необъяснимое волнение пополам с недоверием.

— Я просто не могу быть такой… — задохнулась я от гордости и восхищения, кокетливо улыбаясь своему отражению.

— …сногсшибательной, — пришла мне на помощь подруга, очень точно характеризуя только что созданную ей абсолютно новую Астрид.

Прическа…Боже! Сухой, безжизненный и непослушный стог волос благодаря усилиям Чейз вдруг превратился в живописный водопад искрящихся прядей, мягко струящихся по плечам и заканчивающихся у лопаток романтичными завитушками. У висков и на затылке локоны перехватывали тоненькие заколки в виде веточек с миниатюрными лепестками, роль которых выполняли донельзя трогательные зеленые камушки. Кажется, этот набор Торнли на шестнадцатилетие подарил отец, и сделан он из хризолита в обрамлении серебра наивысшей пробы.

— Удачно оттеняет цвет глаз, — с придыханием заметила девушка, с не меньшим восхищением во взгляде осматривая плоды своих трудов.

Я смутилась от переизбытка внимания, но оторваться от своего отражения уже не могла. Белоснежная, чуть великоватая рубашка с отложным воротничком, длинными рукавами и обилием широких накладных карманов, достигающая трети бедра, идеально подчеркивала любые имеющиеся у меня достоинства. Три верхних расстегнутых пуговицы демонстрировали изящную шею с загорелой кожей и замысловатые кружева черного топа, под которым скрывалось отвратительно дорогое нижнее белье, призванное зрительно увеличить размер груди, без чего я, собственно, вполне могла обойтись. Уж слишком похабно звучал очередной комплимент Рейч: 'Аппетитненько выглядит'.

Основной акцент пришелся на талию, опоясанную кожаным ремнем с громоздкой пряжкой, что сделало меня как будто выше ростом и неизмеримо худее, однако последнее замечание Че разнесла в пух и прах, уверив, что со стороны я смотрюсь просто великолепно.

Далее мой взгляд пробежался по одолженным подругой белым джинсам с ручной орнаментарной бисерной вышивкой на правой штанине от колена до щиколотки и дико неустойчивым открытым босоножкам на шпильке. Я спорила до хрипоты, отказываясь от тонкого восьмисантиметрового каблука, но так и не сумела подобрать достаточно весомых аргументов в свою пользу, поэтому сейчас пыталась преодолеть короткое расстояние от двери до кровати без спотыканий и комичных взмахов рук.

— Увереннее, детка, — подбадривала меня Рейчел. — Я хочу видеть, как у твоего красавчика челюсть съедет на сторону, а без твоей помощи мне ничего не светит! Вот так, Рид, от бедра, отталкиваясь носочком от пола. Умница!

Ее опьяненный восторгом выкрик добавил мне веры в собственные силы, и второй круг получился на все сто процентов, после чего я замерла у двери и, воодушевленная мысленными картинками предстоящего вечера, предложила девушке спускаться вслед за мной. Однако стоило нам, дружно хохоча, ступить в гостиную, как дорогу преградила суетящаяся мама, и радужным планам пришлось претерпеть некоторые изменения. Ужин в тесном семейном кругу, отчет о проведенном дне, радостное вываливание пережитых эмоций и участие в восторженных родительских разговорах о том, как все-таки следует обустроить сад — со всем вышеперечисленным мы с подругой справились на отлично, и лишь затем, пообещав вернуться домой не позже полуночи, отправились на поиски приключений. А по-другому и быть не могло, раз уж меня разрядили, как рождественскую елку.

В машине мы долго спорили, куда лучше поехать, но все же сошлись на едином мнении о каком-нибудь приличном ночном клубе, если сумеем таковой отыскать. Мне же оставалось надеяться на то, что Джей не забросил идею со слежкой и готов продолжить довольно захватывающую игру в правду, в чем после воспоминании о выражении его лица в ресторане легко можно было засомневаться.

Итак, тесно заставленная представительными авто парковка. Яркое освещение, громкая музыка, доносящаяся до ушей в виде дребезжания оконных стекол, неспешно продвигающаяся ко входу толпа, минующая фейс-контроль во главе со шкафоподобным угрюмым мужчиной лет сорока.

— Удостоверение! — басистым голосом требовал он у каждого желающего поскорее оказаться внутри увеселительного учреждения.

— Черт, что будем делать? — шепотом поинтересовалась у меня Чейз, на всякий случай занимая очередь за пижонски разодетым парнем лет двадцати, лихо крутящим меж пальцев брелок с логотипом Порше.

— Сматываться, — вполне логично предложила я, не собираясь принимать участие в каких-либо авантюрах. — Нам туда все равно не попасть.

— А может… — умоляюще посмотрела на меня девушка.

— Нет, не может, — жестко оборвала я и потянула подругу обратно к машине, когда спиной почувствовала чей-то пристальный взгляд, заставивший сердце забиться с неимоверной силой. Я резко обернулась, ожидая увидеть Джея, но наткнулась глазами на сосредоточенное лицо незнакомого молодого человека, небрежно прислонившегося к капоту кричаще-красного кроссовера. Он внимательно смотрел на меня, находясь в каких-то тридцати метрах, и от подобной пристальности становилось неловко. Я попыталась вспомнить, видела ли его где-нибудь раньше, но тут раздался пропитанный желчью возглас Торнли: 'Вечер добрый, Майнер!', прозвучавший скорее как пожелание мучительной смерти, что и заставило меня обернуться с неимоверной резкостью.

'Я так рада тебя видеть!' — вопила моя ослепительная улыбка, задорными огоньками отражаясь на глубине истинно синих глаз неспешно шагающего нам на встречу парня.

Почему-то раньше мне не приходилось замечать, насколько непринужденно и грациозно он двигается, однако сейчас, при достаточно ярком и в то же время скупом освещении беспощадных неоновых прожекторов, Джей походил на огромную лоснящуюся пантеру, и вовсе не потому, что был одет во все черное: джинсы, футболка с v-образным вырезом, обтягивающая рельефный торс самым соблазнительным образом, и небрежно закинутая на плечо кожаная куртка. В его движениях чувствовалось что-то звериное, дикое и свободолюбивое, притом в лучших их проявлениях.

Я невольно залюбовалась им, начисто позабыв об окружающей действительности, и, похоже, упустила начало разговора.

— Недостаточно взрослая, чтобы посещать подобные мероприятия? — по-хамски осведомился Майнер, поравнявшись с нами. Обращался он в основном к Рейчел, старательно не замечая меня и моего выгравированного на лице недоумения.

— А ты, я смотрю, достаточно взрослый, — с намеком выделила она последнее слово. — Давно к законодательству обращался? Статью о совращении никто не отменял.

— Эй-эй, — обеспокоенно вклинилась я в агрессивный обмен колкостями. — Вы чего?

— Ничего, — живо умерила пыл подруга, поворачиваясь ко мне спиной. — Просто не сошлись во мнениях, — буркнула она, заставляя меня вспомнить, при каких обстоятельствах произошло их с Джеем знакомство. И с чего я взяла, будто идея о совместной прогулке такая уж гениальная?

— Астрид, мы отойдем на минутку, — нарочито громко предупредил парень, то и дело поглядывая куда-то через плечо.

Я машинально кивнула головой и со все возрастающим беспокойством наблюдала за тем, как стремительно удаляется от меня Чейз, ловко лавируя между рядами припаркованных автомобилей, а за ней прогулочной походкой следует молодой человек, как воплощение непоколебимого спокойствия. Они остановились метрах в ста от меня и принялись о чем-то оживленно беседовать, и, судя по эмоциональным всплескам рук подруги, тема была подобрана не самая жизнеутверждающая.

В томительном ожидании конца разборок прошло минуты две, за которые я умудрилась трижды переступить с ноги на ногу, бесконечное число раз сощурилась, пытаясь прочесть хоть что-то по губам девушки, и прокляла собственное существование. Но консенсус все же был достигнут, потому что по истечению ста двадцати секунд ко мне подошла улыбающаяся Торнли и шепнула на ухо:

— Обидит тебя — убью, и он это знает. Так что все нормально, можем веселиться. Кстати, — хотела добавить она что-то еще, но появившийся сбоку от меня Джей не дал ей такой возможности.

— Здравствуй, Астрид, — наконец-таки позволил он насладиться мне своей очаровательной улыбкой. — Прости за неудачный лейтмотив, я был не в настроении. И да, я заметил, насколько ты прекрасна, именно поэтому забыл на время о нашей игре.

— Привет, — несколько запоздало отреагировала я, с трудом налаживая внутри себя мозговую деятельность, которая по своему обыкновению вновь позволила мыслям ускакать в заоблачную даль от мелодичности голоса Майнера. — Я так и не поняла, что между вами случилось пять минут назад. Но сейчас все хорошо?

— Все хорошо, Рид, — ответила за него Рейчел. — Только давайте вы потом поворкуете, а? Когда мы придумаем, чем займем вечер, например.

— Если я правильно понял, вы обе горели желанием попасть в клуб? — уточнил парень, мягко переплетая пальцы на наших с ним ладонях. И, получив категоричное согласие от моей подруги, целенаправленно повел нас сквозь неуменьшающуюся очередь, выстроившуюся ко входу в развлекательный центр.

Я попыталась напомнить о некоторых правилах, согласно которым деткам до двадцати одного года нечего и соваться в подобные места, но получила в ответ лишь успокаивающую улыбку и недвусмысленный намек взглядом, что, мол, у меня все продумано, малышка.

— Удостоверение! — гаркнул охранник еще до того, как мы бесцеремонно потеснили троицу изрядно подвыпивших тетушек предпенсионного возраста. — А-а, мистер Майнер, добро пожаловать! Это с вами? — мгновенно и до неузнаваемости изменилось широкоформатное лицо секьюрити. В глазах вдруг отчетливо проступил если не страх, то бескрайнее уважение уж точно.

— Со мной, дружище, — милостиво кивнул Джей, галантно пропуская нас пройти первыми, а затем придвинулся ближе к верзиле и что-то неразборчиво спросил.

— Был такой, — басом подтвердил мужчина, попутно успокаивая разошедшуюся толпу призывным криком: 'Молчать!', сдобренным крепким словечком. — Приехал за час до вас, показал водительские права.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил парень, незаметным жестом вкладывая в лапищу охранника пятидесятидолларовую купюру. — Удачной смены.

— И вам хорошо отдохнуть, мистер Майнер, — откозырял громила, шумно возвращая толстую цепь на место.

— Ну, долго еще? — во второй раз заныла Рейчел, которой не терпелось поскорее очутиться внутри.

— А куда вы хотите пойти? — обратился завсегдатай клуба прежде всего ко мне, проводя нас сквозь широкие стеклянные двери, ведущие в слабоосвещенный узкий коридор, устланный ковровой дорожкой. После него нашему вниманию открылся просторный холл, чем-то напоминающий вестибюли фешенебельных отелей, из которого вверх простиралась устрашающего вида лестница со все тем же кроваво-красным покрытием. — Первый этаж нечто вроде казино, вам там будет скучно. Второй — боулинг, бильярд, бар. На третьем танцпол и слишком громкая музыка. О назначении четвертого особам вроде вас знать необязательно, — с явной издевкой закончил он краткий экскурс, наперед зная направление, которое выберет моя подруга. Разумеется, дискотека.

Нельзя сказать, чтобы меня порадовала перспектива тащиться вверх по весьма удобным ступенькам, а затем привычно отсиживаться в самом дальнем углу объятого таинственным полумраком помещения, однако присутствие Джея делало мою каторгу бесконечно сладкой и многообещающей. Едва поднявшись на нужный уровень, я ощутила ритмично отстукивающие басы, шедшие в резонанс с моим сердцем, и крепче сжала ладонь идущего рядом парня, как бы намекая на существующую возможность грохнуться в обморок. Я не большой любитель танцевальной музыки, поэтому столик (если только так можно назвать жуткую конструкцию из прессованных опилок, водруженную на толстые металлические ножки) мы выбрали подальше от надрывающейся акустической системы и, что действительно вызвало во мне содрогание, небольшой круглой сцены с шестом и словно приклеенной к нему девицей, которую трудно было назвать одетой.

— О. Боже. Мой, — ошарашено прокомментировала я увиденное, плюхаясь на обитый псевдо натуральной кожей цвета вымазанного в грязи поросенка диванчик.

— Нравится? — полностью исковеркал мои впечатления Майнер, выкрикивая каждый звук.

— Мне 'Маргариту', приду за ней через двадцать минут, — надрывно проорала Чейз, давая наставления моему парню, не успевшему поделиться с ней некоторым недоумением по поводу сделанного заказа.

— А ты что будешь? — спросил Джей, легко перегибаясь через стол.

— Сок, — достаточно громко ответила я, быстро отводя взгляд в сторону от танцовщицы, вытворяющей в эту секунду нечто поистине невероятное. — Грейпфрутовый желательно.

— Секунду поскучаешь? — дотянулся он наконец до моего уха, прошептав последнее слово с такими животрепещущими интонациями, что сердце вмиг поймало ритм творящегося вокруг безумия. — Я скоро.

Вернулся он и впрямь довольно быстро, неся в одной руке два стакана с разным по спектровой гамме содержимым (нежно розовым и тошнотворно зеленым), а в другой пузатый бокал с мутно-коричневой жидкостью и прозрачными кубиками льда. Судя по всему, я одна в этой компании не претендую на поднятие градусной меры настроения.

— Итак, — с чарующей грацией уселся он рядом со мной, — тебе здесь не по душе, верно?

— Не то слово, — мрачно пожаловалась я, втайне наслаждаясь возможностью разговаривать и при этом находиться так близко к нему. — Я не люблю такую музыку, не умею под нее танцевать. Она слишком…

— …пустая, — опередил меня Майнер. — Да, тут я полностью согласен. Но почему было не сказать об этом раньше? Здесь есть вполне приличный бар и там гораздо тише.

— Чейз хотела именно сюда, — пояснила я, задыхаясь от жгучего желания прильнуть губами к капле коктейля, оставшейся в уголке его рта после глотка Лонг-Айленда (судя по незабываемой смеси запахов водки, текилы и рома). Но все же сумела взять себя в руки и продолжила норовящую ускользнуть от меня мысль до конца. — Я в последнее время и без того не лучший вариант друга, так что наказание вполне заслуженное. Ты часто здесь бываешь?

— Довольно-таки, — немногословно ответил он, расслабленно откидываясь на спинку дивана, — в основном не по собственной воле.

— Это как? — живо полюбопытствовала я, лихорадочно вспоминая о всех придуманных за день вопросах, которые нуждались в самых обстоятельных пояснениях. И не потому, что мне так важно узнать о нем побольше. Хотелось просто поговорить, беззастенчиво глядя прямо в глаза, в бескрайнем омуте которых мне мечталось раствориться без остатка.

— Давай я постараюсь объяснить все чуть позже, — не пожелал откровенничать Джей. — В более подходящем месте, например. Лучше скажи, ты знаешь того парня, что смотрел на тебя на парковке?

— Того с забавной прической? — со смехом уточнила я, слишком поздно замечая застывшую на его лице серьезность пополам с обеспокоенностью и (что вполне могло показаться) даже волнением.

Он кивнул головой и продолжил всматриваться в мое лицо с видом истинного знатока физиогномики, будто надеясь отыскать малейший намек на фальшь. Я ответила категоричным отказом и попыталась выяснить, откуда вдруг взялся подобный интерес, но приступить к пыткам не успела. Возле нашего столика материализовалась симпатичная молодая женщина лет тридцати и что-то тихо зашептала на ухо моему спутнику, почти распластавшись всем телом у него на груди.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он, расплываясь в ликующей улыбке, которую мне не хотелось бы связывать с распутным поведением сразу удалившейся миловидной барышни, явно из числа здешнего персонала. — Как насчет того, чтобы перетащить Рейчел на этаж ниже? Скажем, что у тебя сильно разболелась голова.

Я слегка удивилась хаотичности возникшего предложения, но спорить не стала. Взяла 'Маргариту' и отправилась на поиски подруги, на ходу недоумевая над все возрастающим количеством странностей. Торнли я приметила буквально сразу и, на мое счастье, она не слишком противилась якобы моей идее оттянуться по полной программе, излазив для верности хотя бы еще один этаж.

— Слушай, а твой красавчик случаем не владелец сего райского местечка? — после внушительного глотка коктейля, поинтересовалась девушка до того, как мы вернулись обратно к столику и уже оттуда принялись протискиваться сквозь плотную толпу изрядно расслабленных посетителей. — Просто я видела, как он делал заказ и, честное слово, бармен ему чуть ли не в ножки кланялся.

— Это многое бы объяснило, — хмуро подтвердила я, не понимая причин, согласно которым настроение свалилось до отметки ниже ноля.

Джей ждал нас у широких двустворчатых дверей, уткнувшись носом в экран ярко светящегося мобильного телефона, но, заметив мою кислую мину, мгновенно убрал его в задний карман джинсов и настороженно поинтересовался, все ли в порядке. Я покривила душой, сказав, что все отлично, и машинально стала спускаться по лестнице, бездумно отсчитывая ступеньки, коих оказалось двадцать две.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — с энтузиазмом произнес парень, пользуясь нормальным голосом вместо осточертевшего крика. — Точнее вас, — поправился он, услышав предупреждающее хмыканье Чейз.

Мы прошли коридор, принимающий правое направление, и очутились в огромном светлом зале, больше всего напоминающим тренировочную площадку олимпийцев. Парящие на немыслимой высоте потолки, со свисающими вниз люминесцентными лампами, практичный серый пол, явно не предназначенный для ходьбы на неудобных и жутко неустойчивых шпильках, то и дело норовящих проделать дыру в дорогом покрытии, и вереница паркетных дорожек. Хваленый боулинг, как я понимаю.

— Так, я всегда мечтала научиться играть в это непотребство, — воодушевилась Рейчел, с любопытством поглядывая на сосредоточенную группу мужчин, заворожено наблюдающих за ленивым 'пробегом' шара в сторону кеглей.

— Одно мгновение, — заверил ее Майнер, в призывном жесте поднимая руку вверх, и тут же к нам подскочил одетый в спортивную форму мальчишка, на груди которого красовался бейдж с надписью: 'Инструктор, Кевин'. — Поможешь этой леди стать боулером недели.

Парнишка согласно закивал и уже готов был приступить к выполнению задания, когда Джей попросил меня и мою подругу дойти с ним до крайней дорожки, находящейся в некотором отдалении от остальных. За ней играл парень, полупрофиль которого мне показался смутно знакомым. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся и застыл на месте, буквально вперившись взглядом в моего спутника.

— Черт подери, — чуть ли не закричал Джей, быстро вырывая свою ладонь из моей и обхватывая обеими руками голову. — Я не поверил, что это был ты, подумал, обознался…ААА! — почти оглушил он меня своим криком, кидаясь на деморализованного и абсолютно выбитого из колеи посетителя, в лице которого не осталось ни единой кровинки. — Где же ты пропадал, старина! Черт возьми, безумно рад тебя видеть!

Последние два сотрясающих стены возгласа сопровождались объятиями такой силы, что я невольно посочувствовала растерянному незнакомцу.

— В-в-в…, - прозаикался он, с не меньшим возбуждением отвечая на пламенное приветствие, несколько раз интенсивно похлопав моего парня по спине.

— Да скажи же хоть что-нибудь своему лучшему другу Джею, — так и не дал Майнер приятелю возможности высказаться, продолжая распространять вокруг себя волны опьяняющей радости и бескрайнего восторга. — Хочу тебя познакомить со своей девушкой, — с какими-то неясными для меня интонациями заявил он, наконец, отпуская товарища и давая ему отдышаться. — Астрид, это…

— Лео, — несколько сдавлено ответил парень, вытягивая вперед руку для пожатия. Мне хватило беглого взгляда, чтобы понять, что передо мной тот самый молодой человек с парковки, пристальный взор которого заставил почувствовать себя не в своей тарелке.

— Лео, — усмехнувшись, проговорил окрыленный неожиданной встречей Джей, — это Астрид, моя девушка. И ее лучшая подруга, Рейчел, — представил он зорко следящую за разворачивающимся действом девушку, уже успевшую оценить блестящие внешние данные новоявленного знакомого.

Относительно невысокий, спортивного телосложения, он был одет самым забавным образом: широкие светло-синие джинсы с вытертыми и даже слегка порванными коленями, с прикрепленной к ним массивной цепью довольно агрессивного характера; не слишком опрятная полосатая рубашка цвета кофе с молоком с небрежно завернутыми до локтя рукавами, под которой виднелась простая белая футболка; несколько грубые черные кожаные кроссовки с яркими оранжевыми шнурками и задорно торчащим вверх язычком. На вид Лео невозможно было дать больше двадцати одного, тем более что общую картину прекрасно дополняли наличие иероглифической татуировки на внутренней стороне левой руки, громоздкие часы, бусы из нарочито неровных белых кубиков, и взъерошенные волосы с торчащими в разные стороны прядями, больше всего напоминающие иголки встревоженного дикобраза. Мелированные на концах, черные у основания, они показались мне невероятно смешливыми и чуточку трогательными, как и их обладатель. Округлое лицо с простоватыми, но симпатичными чертами: прямая линия бровей, несколько раскосые карие глаза, смотрящие с неподдельным любопытством, крупноватый нос с оформленными крыльями и полные губы, растянутые в дружелюбной улыбке.

Первой от созерцания оторвалась моя подруга и, позволив парню мимолетно пожать мне руку, полностью завладела его вниманием, с неприкрытым кокетством намекая на строжайшую необходимость научить ее всем правилам столь захватывающей игры, как боулинг. Я же повернулась к Джею, горя желанием уточнить некоторые немаловажные детали, вроде очередной порции вранья насчет дружбы в целом, когда столкнулась с плещущейся на глубине его обворожительных глаз ненавистью, холодной и абсолютно безотчетной.

— Эй, — полушепотом окликнула я, осторожно касаясь двумя пальцами крепко сжатой в устрашающего вида кулак ладони, — все хорошо?

— Да, Астрид, — через силу улыбнулся он мне, переставая сверлить взглядом затылок вновь обретенного друга. — Все хорошо. Посидим в баре?

Я моментально согласилась и, предупредив об отлучке безустанно флиртующую со своим 'инструктором' Рейчел, зашагала вслед за Майнером. Мы пересекли зал в обратном направлении, пронеслись по тускло освещенному настенными бра коридору, зачем-то поднялись на два этажа выше, хотя я прекрасно помнила слова своего спутника о том, что бар находится на втором уровне, и были встречены низеньким мужчиной азиатской наружности, тоскующим за стойкой с множеством мониторов. И мне опять довелось стать свидетелем расшаркивающихся поклонов, лишь через минуту сменившихся странной по своей содержательности беседой.

— Вам как обычно, сэр? — с хитрой улыбкой поинтересовался служащий, одновременно с тем снимая с расположенной у себя за спиной ключницы магнитную карту с красным брелоком. — Мне уже сообщили о вашем приходе, поэтому все подготовлено заранее: цепи, плети, в общем, все, как вы любите…

— Ничиро, — попытался перебить Джей поток сбивчивой речи, явно не предназначенной для моих ушей, — просто дай ключ от голубой комнаты.

— О, конечно, — мигом прикусил язык уроженец страны поднебесья, искоса бросая в мою сторону изучающие взгляды противно блестящих маслянистых глаз, затем протянул парню требуемое и, не сдержавшись, добавил, — хорошо вам повеселиться, мистер Майнер.

Он кивнул в ответ и, словно не замечая отразившегося на моем лице ужаса от возникшей в голове догадки, куда и зачем мы идем, бережно обнял за талию, по пути нашептывая извинения. Очередной пустынный коридор с одинаковыми дверьми, каждая из которых представлялась мне безжалостным проводником в мир оживших ночных кошмаров, гулко отдающиеся в висках шаги и вереница панических мыслей привели нас к месту назначения: безликая деревянная створка с магнитным замком. Я с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть вслед за негромким пиканьем механизма после использования ключ-карты, и переступила порог комнаты, хотя ватные ноги отчаянно не желали повиноваться своей до смерти перепуганной хозяйке.

— Астрид, — теперь уже нормальным голосом обратился ко мне молодой человек, видимо, начиная подмечать неладное. — Я всего лишь хочу поговорить и больше ничего, честное слово. Просто устал от здешнего шума, — как бы пожаловался он, закрывая дверь и отрезая тем самым мне пути к отступлению.

Я не сумела произнести что-то в ответ, во все глаза глядя на огромную кровать, являющуюся единственным атрибутом мебели в помещении, и расставленные повсюду толстые свечи. Их было по меньшей мере три десятка и в зажженном виде они, вероятно, до неузнаваемости преображали комнату, наполняя ее теплым светом дрожащего пламени.

— У тебя есть зажигалка? — помимо воли спросила я, неуверенно оборачиваясь к застывшему у входа парню, уже протягивающему мне необходимый предмет. Пробормотав смущенное: 'Спасибо', я с воодушевлением принялась щелкать огнивом, всякий раз радуясь появлению желтого 'язычка', точно ребенок.

Процесс вдохновенного зажжения восковых палочек занял пару минут, по истечению которых я залюбовалась результатом. Джей все это время терпеливо ждал, пока мне удастся взять себя в руки, поддерживая гробовое молчание, но в итоге не выдержал.

— Ты боишься меня? — разочаровано спросил он, подходя ближе.

— Нет, что ты, — тоненько пискнула я, прикипая ногами к паркету. Однако усилившееся сердцебиение услужливо подсказало, сколь безобразно я пытаюсь лгать, поэтому пришлось все же признаться.

Майнер обнял меня за плечи одной рукой и медленно развернул лицом к себе, придерживая подбородок указательным пальцем.

— Дыши глубже, — с улыбкой посоветовал он, — это помогает расслабиться. И запомни, пожалуйста, одну вещь: я не сделаю тебе ничего плохого.

Заменив тривиальное: 'Обещаю', невинным поцелуем в щеку, парень с улыбкой предложил продолжить дневную игру и потянул меня за руку к кровати (за неимением другой мебели, куда бы можно было присесть).

Первый мой вопрос оказался вполне ожидаемым, учитывая все события сегодняшнего вечера. Меня интересовало его ли это клуб, за чем последовал короткий и даже несколько грубый ответ: 'Да'. Ясно, это тема не самая приятная, поэтому переходим к следующей.

— Лео, — тихонько произнесла я, подозрительно задирая голову вверх, чтобы успеть заметить промелькнувшие в его глазах тени эмоций. — Ты говорил, что друзей нет.

— Видимо, забыл рассказать тебе об исключениях, — безразлично пожал плечами Джей, оставаясь подчеркнуто беспристрастным и невозмутимым, что только подогрело мое любопытство. — Мы с ним знакомы очень много лет, а это сближает людей. Я не назвал бы его другом в привычном понимании этого слова, но определенно у нас есть что-то общее.

— Джей, прошу тебя, скажи правду, — взмолилась я, осознавая важность начатого разговора. — Это ведь Лео был на парковке, и ты видел его, как и то, что он смотрел именно на меня. Кто он? Почему ты пытаешься показать, будто ладишь с ним?

И вновь он не пожелал откровенничать, что я восприняла с должной долей самоиронии. У меня не осталось никаких моральных сил на то, чтобы продолжать расспросы.

— Но я могу объяснить свою мечту, — неожиданно добавил парень, очевидно, почувствовав расходящуюся внутри меня жаркую волну разочарования. Я воспрянула духом и даже не обратила внимание на то, как настойчиво и в то же время игриво Майнер уложил меня на шелковое покрывало, а затем заговорил, выводя кончиками пальцев на моей коже щекочущие узоры. — Это мое проклятье: жизнь в ночи. Я родился со странным дефектом — прекрасно ориентируясь в кромешной темноте, я практически ничего не видел на свету, хотя правильнее сказать, не различал цвета. Помнишь что-нибудь из курса анатомии человека относительно зрения?

— Ну, кроме заученных определений, вроде того, что процесс психофизиологический обработки объектов окружающего мира, осуществляемый зрительной системой, называется зрением человека, пожалуй ничего, — смущенно призналась я, не слишком хорошо улавливая тему беседы, а все из-за сместившихся в область шеи поглаживаний.

— Тогда немного сумничаю, — хитро улыбнулся Джей, подпирая голову согнутой в локте рукой. — В глазу человека содержатся два типа светочувствительных клеток: высокочувствительные палочки, отвечающие за сумеречное зрение, его еще называют ночным, и менее чувствительные колбочки, отвечающие за цветное зрение.

Палочки чувствительны к свету благодаря наличию в них специфического пигмента — родопсина или зрительного пурпура. Так вот, этот самый родопсин при слабом освещении отвечает за ночное зрение, а при дневном 'цветовом зрении' разлагается, позволяя различать оттенки. В моем же случае имеет место быть переизбыток пигмента, что возводит привычное затемненное зрение на недосягаемую обычным человеком высоту. Я вижу абсолютно все, как хищник, но при этом с трудом отличаю синий от желтого и вообще теряюсь на свету. Он порождает во мне неуверенность, больше походящую на паранойю, вдруг возникает такое чувство, что ты уязвим, открыт и совершенно беззащитен, и с этим невозможно бороться. Вокруг пелена туманной серости, и в ней ты стараешься отыскать жалкие крупицы чего-то знакомого, привычного, успокаивающего. Сегодня этим чем-то стали твои глаза, — с новыми для меня интонациями произнес он, медленно сокращая расстояние между нашими лицами.

Сама того не желая, я вынуждена была упереться ладошкой ему в грудь и оттянуть момент, когда окончательно перестану соображать.

— То есть, ты видишь все черно-белым? Как в старом кино? — мне не хотелось огорчать его еще больше, но хотя бы призрачная конкретика не повредила бы, потому что никогда в жизни не приходилось слышать о чем-то подобном.

— Очень точное сравнение, — с грустью подтвердил он, — как в старом кино. Не так давно со мной случилась, скажем так, одна неприятность, и я очень надеялся, что после нее все исправится. Я смогу стать нормальным, увижу, наконец, мир таким, каким он представляется всем остальным, но ничего не изменилось. Теперь я просто пользуюсь таблицами, учусь отличать один оттенок серого от другого и соотношу их с названиями цветов. Раздражающее занятие, однако не такое уж бестолковое. Взять, например, твои глаза: я несколько дней подряд пытался выяснить, какого же они цвета. Банальное определение вроде 'зеленые' меня не устраивало, потому что оттенок казался чуточку иным. Они изумрудные с бирюзовыми вкраплениями, а еще очень красивые, что я тоже понял не сразу.

Я постаралась избавиться от нервного похихикивая, рвущегося откуда-то изнутри, и спешно отвела взгляд в сторону, осмысливая услышанное. Разумеется, мне приходилось слышать о дальтонизме, более того, классе в седьмом я делала доклад на тему частичной цветовой слепоты, но сталкиваться с полной спектровой неразличимостью еще не приходилось. Я вспомнила слова Джея о ненависти к душащему серому цвету, который все никак не желает его отпускать, и сердце сковало железным обручем сострадания.

— Астрид, — вырвал меня из размышлений укоризненный возглас Майнера, — все не так ужасно, как ты себе представляешь.

— В том-то и дело, что я даже представить себе не могу…

— Тсс, — аккуратно накрыл он мне рот ладонью, — ты крадешь у меня слишком много времени. Я весь вечер мечтаю об одном поцелуе и больше ждать не намер…Да вы издеваетесь! — зло воскликнул парень, столь невежливо перебитый настойчивой трелью моего мобильника.

— Надо ответить, — извиняющимся тоном пролепетала я, не слишком-то соблазнительно выгибаясь, чтобы достать из заднего кармана встревоженный аппарат, который у меня тут же выхватили из рук.

— Внимательно, — рявкнул Джей в трубку, похоже, забывая о правилах приличия. — Вечер добрый, миссис Уоррен. Нет, вы не ошиблись номером, это я по ошибке схватил телефон Астрид. Девочки отошли на минутку и попросили присмотреть за их вещами. Нет, я всего лишь друг вашей дочери. Да, разумеется, передам и лично удостоверюсь, что они вернутся домой вовремя. Всего хорошего, мэм, и спокойной ночи. Милая у тебя мама, — как ни в чем не бывало прокомментировал он, возвращая мне сотовый.

— Боже, что ты наделал, — в предсмертных конвульсиях ужаснулась я, уже сейчас начиная готовиться к предстоящему родительскому допросу а-ля свет в лицо, говорить только правду и ничего кроме правды, право на адвоката упраздняется.

— А что? — прикинулся он ничего не понимающим. — Поговорил с твоей мамой, пообещал доставить тебя в родные пенаты в целости и сохранности. Кстати, можно мне тоже звать тебя Звездочкой?

— Нет, — слишком резко ответила я, впервые в жизни начиная злиться по-настоящему. — Дурацкое прозвище. И ты…

— И я, — вновь не дал он мне закончить, без видимых на то усилий не давая подняться с кровати, — безумно хочу тебя поцеловать, так что смирись, пожалуйста, со своей участью.

Вот о чем говорила Чейз, когда называла его 'самозабвенным нарциссом'. Джей был зациклен на всепоглощающей любви к собственной персоне, и, что гораздо страшнее, с легкостью добивался столь же глубокого чувства в других. Я продержалась всего секунду, старательно не отвечая на томительно нежную ласку бархатных губ с одурманивающим привкусом алкоголя, а затем и думать забыла о неловкой ситуации, в которую загнала меня его выходка. Неважно, что скажут домашние, когда выяснят всю неприглядную правду о своей дочери, встречающейся со слишком взрослым парнем. Главное, у меня есть 'здесь' и 'сейчас' прекрасно сочетающееся с присутствием самого невоспитанного мужчины из всех, когда-либо живущих на этой необыкновенной планете.

— Тогда я буду назвать тебя сладкой, — сквозь обволакивающую тело дурноту донеслось до моих ушей. — Потому что ты и понятия не имеешь, какие сахарные у тебя губы. И кожа. Ммм, ты великолепна, Астрид.

Не знаю, какой я казалась со стороны, но внутреннее чутье подсказывало, что Майнер изрядно лукавит. Раскрасневшаяся, шумно дышащая, старающаяся скрыть за неумелыми ласками мелко дрожащие пальцы — вряд ли у него настолько непритязательный вкус.

— Всегда об этом помни, — выдохнул он мне в шею, с опаской спускаясь губами чуть ниже, словно боялся перейти ту незримую грань правильного, о существовании которой я уже напрочь забыла. Хватило одного мимолетного взгляда на глубину потемневших синих глаз, чтобы увидеть в них не только язычки мерцающего желтого пламени множества свечей, но и собственное желание.

Нервно улыбнувшись, я зажмурила глаза и принялась расстегивать пуговицы на своей рубашке, мысленно радуясь помощи горячих ладоней. И именно в тот момент, когда лица коснулись жаркие губы, а ремень и сорочка улеглись на пол, закрыв собой ранее стянутую с божественного торса футболку, зазвонил чертов телефон.

Я вопросительно глянула на Джея, ожидая услышать от него нечто вроде: 'Выбрось его, а?', но получила лишь звучный поцелуй в щеку и напутственный шепот:

— Не зли свою подругу, она чересчур эмоциональная, — после чего, к моему огромному и едва ли не затопившему всю душу сожалению, он поднялся с кровати и тут же оделся.

— Да, — меланхолично отозвалась я, мысленно оплакивая свои потери.

Это и впрямь была Рейчел, притом пребывающая в стадии алкогольного опьянения. Она решила напомнить мне о комендантском часе и сказала, что уже ждет в вестибюле. Правда, природная законопослушность не позволяет ей сесть за руль, но эту проблему взялся исправить 'жуткий лапусик Лео', как выразилось мое нетрезвое несчастье. Я пообещала спуститься через две минуты и, убирая аппарат в карман, потянулась за своей одеждой.

— Я сам тебя отвезу, — с металлическими нотками в голосе произнес парень, поправляя выбившиеся из вдохновенно сотворенной Торнли прически. — Если ты не против, конечно.

Заверив его, что не имею ничего против небольшой ночной поездки, я навела последний лоск на свой внешний вид и выпорхнула в коридор, ощущая, как за спиной мягко шелестят долгожданные крылья счастья с длинными белоснежными перьями.

 

Глава 8. Один из рода Габсбургов

POV Джей

Я усадил Астрид на переднее сиденье Мерседеса, бездарно скопировал ее заискивающую улыбку, захлопнул дверцу и, стараясь смотреть лишь себе под ноги, обогнул машину. В салоне оказалась непривычно тепло и до омерзения дискомфортно, что я воспринял как заслуженное наказание. Слушать ее маленькое сердечко, выводящее животрепещущие ритмы, чувствовать карамельное дыхание, рваными обрывками срывающееся с нежных губ, и понимать, что виновником всего этого невыносимого великолепия являюсь я… Неужели наши отношения с Всевышним испорчены до такой степени? Видимо, да, потому что следом за мной по трассе шел серебристый кабриолет, за рулем которого сидел Леандр.

Я вспомнил, каким бессовестным образом это чудовище разглядывало девочку, какой жаждой крови горели в то мгновение его глаза, и пожалел, что сдержался. Надо было убить его еще там, когда имелась такая восхитительная возможность.

— Джей, — испуганно окликнула Астрид, — чуть помедленнее, пожалуйста. С тобой точно все хорошо?

— Да, все отлично, — бодро возвестил я, осторожно сжимая маленькую ладошку с тоненькими и такими мягкими пальчиками.

Разве можно воспринимать это милое, абсолютно лишенное эгоизма создание, как вместилище пусть и необыкновенно сладкой, вязкой, ароматной, жгучей крови? Подобная мысль приходит в головы только самых отъявленных подонков, и хвала Аиду, что я не принадлежу к их числу.

До дома Уорренов мы добрались довольно быстро, вежливо попрощались, избегая при этом смотреть друг другу в глаза, и расстались совсем ненадолго, потому как я ни под каким предлогом не собирался отказываться от радушного приглашения девочки заглянуть к ней чуть позже, когда все уснут. Интересно, почему?

Ответ я уже знал, к сожалению. Еще утром, выходя из ее комнаты, мне казалось, будто все по-прежнему: я тот же неизменно мертвый человек, одевающийся в черное, по причине вечного траура. Мой способ исполнить реквием личности, которой я не стал. Мои мальчишеские мечты, канувшие в Лету. Однако с ней я был, как ни странно это прозвучит, живым, чувствующим, желающим. Разговоры, прикосновения, взгляды — все преисполнено красок, надежд, томительных ожиданий. Каждый день на этой неделе нес за собой нечто новое, практически позабытое с годами существования в облике кровососущей твари. И мне было мало, недостаточно тех эмоций, что давала девочка. Как и подобает истинному эгоисту до мозга костей, я хотел еще и еще, а теперь уже вряд ли сумею остановиться.

Но я слишком задумался и пропустил, о чем вряд ли стану сожалеть, момент дикого прощания сведенной мною парочки в лице пьяной блондинки и якобы друга. И почему ее так тянет к вампирам? Риторический вопрос, разумеется.

Мысленно охарактеризовав их очередной поцелуй, как нечто действенно тошнотворное, я с трудом дождался того, как взлохмаченная белокурая особа скроется за входной дверью, и медленно поравнялся с неспешно вышагивающим по направлению к шоссе отморозком.

— Подвезти? — лениво спросил я, опуская стекло. Правда, лишь в ад, дружище.

— Благодарю, Верджил, но я предпочитаю пешие прогулки, — невозмутимо проговорил он, при этом не рискуя поворачивать голову в мою сторону. — Или лучше звать тебя Джеем, как считаешь? Должно быть Астрид очень удивится, узнав, сколько лет ее ухажеру в действительности. Или ты все так же скрываешься под чужими именами, в надежде забыть о прошлом, а, герцог? Как там тебя нарекли родители, не напомнишь? Вергилий Георг Хельмут фон Видрич-Габсбург, кажется?

Не в силах совладать с захлестнувшей душу ненавистью, я вдавил педаль тормоза в пол и резко выскочил из машины. Он ожидал чего-то подобного и застыл на месте, в притворно испуганном жесте поднимая руки кверху.

— Что, по-прежнему бесишься при взгляде в зеркало? — прямо мне в лицо расхохотался Леандр, в то время как я со всей силы впечатал его жалкое тело в кузов Мерседеса. На словесное выражение эмоций у меня просто не хватило воздуха, напрочь пропавшего из легких, поэтому пара агрессивных ударов по ненавистному лицу пришлась как нельзя кстати. Жаль, это не помогло стереть ехидную улыбку.

— Ты знаешь, зачем я здесь, — прорычал я, с остервенением сжимая в кулаках ворот его рубашки, хотя на самом деле мне куда приятнее было бы вырвать безжизненное сердце своего лютого врага. Имелась лишь одна заминка, о которой в тот момент я все же вспомнил: мне нужна не его смерть, а вечные мучения. Те самые, через которые год от года прохожу я, вынужденный жить вечно. — Поэтому моли дьявола о снисхождении.

Выплюнув последнее слово, я оттолкнул от автомобиля это двуличное ничтожество, мимолетно оценил серьезность оставшейся вмятины и занял водительское сиденье, чтобы через секунду рвануть с места под дикий визг стирающихся шин.

Внутри все кипело и клокотало от баснословного количества ярости, поэтому лучшего места для снятия напряжения, чем моя уютная квартира, найти просто невозможно. Я ведь могу позволить себе одно исцеляющее убийство вконец надоевшей дамочки?

Бросив у подъезда незапертый Мерседес (самому везти его на разбор* мне было банально лень), я взлетел по лестнице на восьмой этаж, кое-как справился с нехитрым механизмом замка плохо повинующимися пальцами и ступил в объятую мраком прихожую, на ходу скидывая ботинки.

— Малышка, ты где? — в надежде поторопить глупое существо, крикнул я.

Ответом мне послужила замогильная тишина, встретившаяся за прошедший месяц впервые. Искренне уверенный в том, что сбежать девица точно не могла, я без стука распахнул дверь в ее спальню, оказавшуюся пустой, и лишь затем услышал приглушенные рыдания. Звук шел из ванной, и меня не слишком порадовало то, что щеколда оказалась заперта, а если быть точным, сей факт окончательно убедил меня в желании наконец избавиться от опостылевшего 'завтрака'.

— Открой, — велел я, замирая в узком коридорчике. — Немедленно.

Всхлипывания усилились, но выполнять мои указания никто не спешил. Что ж, не с тем ты связалась, моя дорогая.

Плюнув на врожденную любовь к порядку, я пнул ногой дверь чуть повыше замка, с удовлетворением отметил характерный звук 'кряк', сопровождаемый тоненьким вскриком и заимел возможность лицезреть 'чудную' картину.

*Лучший способ избавиться от купленной нелегально машины — сдать ее в мастерскую на запчасти, т. е. на разбор.

Жалкое, залитое слезами лицо с потеками туши на щеках, вызывающими брезгливость, с расширившимися от захлестнувшего их ужаса воспаленными глазами уставилось на меня, в то время как правая рука спряталась за спину, в судорожно зажатой ладони которой я успел заметить смутно знакомую темно-коричневую баночку с обезболивающими.

— Это, что, шутка? — разъяренно процедил я сквозь зубы, очень быстро улавливая суть происходящего. — Ты совсем ненормальная?

— Ты…ты меня…не любишь, — взвыла чокнутая девица, рьяно принимаясь за продолжение прерванного моим появлением суицида. — Пользуешься, как игрушкой…а я больше…так не хочу! Не хочу, слышишь! Мне не…не нужны деньги…я люблю тебя! Да! И не хочу…ничего. Лишь умереть.

Взвыв белугой, она вытряхнула на дрожащую ручку все капсулы разом, а затем попыталась проглотить, когда я перехватил тоненькое запястье, и таблетки полетели прямиком в раковину.

— Дурочка, — устало прошептал я, прижимая зареванную истеричку к груди. Черт, любимая футболка, боги явно ко мне неравнодушны! — Я вообще не умею любить, но ты мне нравишься. Очень.

— Правда? — скрипучим и каким-то абсолютно безжизненным голосом спросила она, безобразно комкая дорогую сердцу вещичку в маленьких кулачках.

— Конечно, — лихо солгал я, перебирая пальцами смоляные пряди волос. — Мне хорошо с тобой, — почти верно, сытый я более благодушен.

Кажется, гроза миновала. Расслабленно повиснув у меня на плечах, брюнетка перестала ежесекундно трястись и безропотно позволила сначала умыть себе лицо, а затем отнести в кровать. Не знаю, откуда во мне вдруг взялась проклятущая жалость, но она явно присутствовала, потому что следующие полчаса я провел рядом с 'котенком', как представил ее Астрид, выслушивая единообразные признания в пламенной любви. О планах по избавлению самого себя от мерзкой девчонки пришлось забыть. Думается, я не настолько бездушен, чтобы хладнокровно свернуть шею той, кто так мило улыбается.

С отчаянием отсчитывая благословенные минуты, которые бы мог провести со своей девочкой, не отягчающей мозг бездарными истериками, я с трудом дождался момента, когда мой раздражитель уснет, и поплелся переодеваться, с отвращением стягивая с себя испорченную футболку. Как говорится, за все надо платить. Безусловно хороший день, разбавленный ненавистью вечер и отвратительное начало ночи, а я все никак не могу избавиться от завораживающего воспоминания о том, как трогательно и безумно сексуально сползает с плеча Астрид тоненькая бретелька кружевного топика. Хотя лучше позабыть о подобных мыслях до того, как вернусь в дом к Уорренам. Пользоваться щенячьей наивностью — низко, мерзко и подло; не говоря уж о бескрайней невинности.

Осталось выполнить домашнее задание: разобраться с тем, что во мне происходит, и определиться уже, чего я хочу на самом деле.

Попутно выуживая из шкафа черный свитер, я поддался размышлениям на заданную тему и составил список самых очевидных глупостей уходящей недели.

В пух и прах разнес свой изначальный план, в котором девочке была уготовлена роль обаятельной наживки для Леандра. Что могу сказать по существу предъявленного обвинения? Молод, глуп и не понимал, что творил? Полноте, я все прекрасно осознавал, но остановиться не мог, а сейчас уже слишком поздно. Мне не хотелось бы признавать, что в душе есть какая-то частичка, живо откликающаяся на имя Астрид, однако наедине с собой вполне оправдано немного пооткровенничать.

Итак, что же меня взбесило на парковке у клуба? Разумно предположить, будто взыграл инстинкт собственника, мол, она моя и все такое. Вот только крови я ее не пил, а значит и своей не считаю. Однако не позволил другому хищнику и близко подойти, разграничив территорию четким заявлением, что это моя девушка, мой охотничий трофей, и стервятникам вроде Лео здесь ничего не светит. Он понял мое предупреждение, а жаль. Альтернативного способа мести у меня до сих пор нет. Вряд ли ему пришлась по вкусу блондинка, во всяком случае, мне она определенно не нравится.

Выходит, это ревность? Или страх, что кто-то причинит боль этому очаровательному созданию? Попробует ее прежде, чем вкушу я?

Ясно. Точнее вообще ни черта не понятно, чего и следовало ожидать. Единственным человеком, с которым я когда-либо говорил по душам, была Айрис, а теперь я делюсь своими тайнами с Астрид. Глупо думать, будто это для меня совсем ничего не значит.

Почему я так поступаю? Зачем выворачиваю душу, пытаясь добиться изнаночного состояния? Вопросы не ко времени, потому что вразумительных ответов не имеется.

Закончив с гардеробом, я заглянул в комнату бунтарки, убедился, что сие бедствие крепко спит, и на всех парах отправился к дому на холме. Правда, не на Мерседесе, которого уже и след простыл, а на припаркованной неподалеку Хонде, одолженной у моего ворчливого соседа с третьего этажа не очень-то законным путем взлома.

Если бы мое умершее шестьдесят лет назад могло биться, оно выводило бы пугающе быстрые рулады. Не различая дороги, я буквально мчался по пустынным ночным улицам и в итоге оказался у двери черного хода через пятнадцать минут, то есть около часа ночи, поэтому не рассчитывал застать девочку бодрствующей.

Вопреки моим ожиданиям, она не спала, а что-то увлеченно рисовала, лежа на животе на ворсистом ковре какого-то светлого оттенка (разбираться с цветовыми ощущениями мне было некогда). Боясь испугать ее своим неожиданным появлением, я нарочито громко прошествовал на середину комнаты, шумно разулся и лег рядом, все это время старательно сосредотачивая внимание на лежащем листке бумаги, и уж никак не на обтягивающих шортах самой иезуитской длины.

— Привет, — несколько хрипло поздоровался я.

— Привет, — улыбнулась Астрид, на секунду отрываясь от своего занятия, чтобы неловко дотянуться до моих губ и оставить на них влажный, сочащийся нежностью поцелуй. И это меня разозлило. Нет, не то, как отчаянно она пытается повторить пережитые всего за один день эмоции, а моя собственная реакция, смахивающая на повадки закомплексованного подростка. Я вдруг забыл о необходимости дышать и если бы мог, то точно покраснел, чего не случалось даже в худшие времена, когда о моем неумении целоваться одна недалекая барышня растрепала всей школе.

'Лучше поговорим', - решительно подумал я, вспоминая о своих выводах относительно подлости и мерзости. Не время, с чем еще можно было поспорить, и уж точно не место.

— Почему комиксы? — комкано спросил я, для надежности отодвигаясь чуть дальше. Расстояние — лучший помощник в борьбе с желаниями, имеющими свойство усиливаться.

— Они живее книг, — немного удивилась она спонтанности моего вопроса, но все же принялась обстоятельно отвечать. — Я люблю читать, но больше всего мне нравится додумывать, выстраивать чей-то мир согласно своим схемам и восприятиям, а писатели редко оставляют возможность для безотчетного полета фантазии. Им важно до мелочей прописать персонажей, дать мотивацию каждому поступку, уйти в детализацию. Совсем же другое дело комиксы, хотя мне предпочтительнее графические романы. В чем различие? Первые нацелены на детей, в них прописываются обыденные истины, вроде победы добра над злом. Графические новеллы — это совсем другое. Более взрослый жанр, обнажающий пороки общества. Например, нуар. Он есть и в литературе, но в рисованном виде обретает тот самый смысл, заложенный еще Хемингуэем. Нет, он не прародитель комиксов о человеческой жестокости, но писал довольно циничные вещи. Так вот, художник, берущийся за криминальную историю от лица преступника, помогает понять своего антигероя, дает нам шанс не просто узнать о чертах характера, а открывает душу путем анимации. Смотри, — живо подскочила на ноги моя умница, подбежала к столу, выхватила из ящика стопку журналов и положила ее передо мной. 'Фрэнк Миллер: Город грехов' — гласила красная надпись на обложке с изображением двух откровенно неприятных мужских лиц. — В них нет красоты, ни в одном из номеров читателю не встретиться хотя бы один мало-мальски привлекательный персонаж, но! Они не такие, какими кажутся, — с последним пламенным заявлением, девочка принялась быстро листать у меня перед носом страницы, изредка загибая уголки некоторых из них, а затем проделала те же манипуляции в обратном порядке, привлекая мое внимание к квадратному лицу отъявленного негодяя. — Видишь, как менялся он на протяжении всего рассказа? Как постепенно угасал взгляд и окончательно грубели черты? Не потому, что он погряз в своих пороках, он-таки из них выбрался, исцелил душу, вспомнил о значении любви, одержал личную нравственную победу, но не сумел изменить мир, и в конце погиб. Это драма одного человека, поддавшегося влиянию морали общества, за что и поплатился собственной жизнью. Мне кажется, он не должен был так поступать, ему с самого начала надо было себя простить, принять себя таким, каков он есть.

— Подожди, — торопливо вклинился я в жаркий монолог, — ты пытаешься оправдать зло, потому что оно сохраняет жизнь человеку, который его творит? Смириться со своей сущностью из желания выжить, это, по-твоему, правильно? А как же библейская заповедь: не убий?

— Ее должны придерживаться все, — категорично заявила Астрид. — Что толку соблюдать заветы одному и махать рукой на них другому? Нас с самого детства зачем-то учат осуждать, поэтому никто и не пытается понять. Разве хищники убивают ради забавы? И человек никогда не оборвет чью-то жизнь без видимых на то причин. Другое дело, что мы не видим предпосылок, не замечаем происходящей внутри индивидуума трагедии, и за этой слепотой следует порицание, минующее стадию олицетворения его поступков со своими.

— И всегда ты пытаешься понять, к примеру, насильника-педофила? — укоризненно хмыкнул я. — Оправдываешь его действия отсутствием материнской любви?

— Понять пытаюсь всегда, — упрямо вздернула она вверх прехорошенький носик. — Неужели ты никогда не делал ничего плохого, будь то разбитое окно или обиженная до глубины души девушка? Хотел бы ты, чтобы тебя поняли? Не пожурили, засыпав умными наставлениями на будущее, а разобрались, что называется, в корне проблемы?

Я растерялся от количества вопросов и задумался на секунду над потаенным смыслом, скрывающимся за пространным разговором. Она хочет показать мне, что никогда не осудит, что заслуживает доверия и искренности? Или я слишком много выдумываю?

— А если я скажу тебе, что убивал людей, притом без всякой на то причины, ты найдешь этому оправдание? — помимо воли вырвалось у меня очень опасное признание. — Сможешь и дальше смотреть мне в глаза, зная, насколько беспросветно темная душа скрывается за ними?

Черт, когда это я начал говорить то, что думаю?

— Я и сейчас смотрю тебе в глаза, — после минутного оцепенения ожила девушка, заговорив неестественно высоким голосом. — И вижу, что тебе трудно говорить об этом. Больно. Значит, это правда?

Я неоднозначно мотнул головой в ответ и поднялся на ноги, желая прекратить дурацкую беседу на тему людских пороков. Хватит с меня откровенности, однажды я уже видел на себе взгляд, кричащий о моей неисправимой чудовищности. Второго такого мне не выдержать, не от девочки, воплотившей в себе все мои представления о чистоте помыслов и поступков.

— Джей, — взволнованно подскочила она ко мне, судорожно цепляясь пальчиками за края свитера. — Это же неважно. Нет, разумеется, важно, но не для меня. Пожалуйста, только не уходи, не сейчас, когда я с космической скоростью рушу свою жизнь по собственной глупости. Черт, я что-то совсем не то говорю, — еще больше занервничала Астрид, до крови прикусив нижнюю губу в приступе ярко выраженного недовольства собой. — Я…я люблю тебя. Вот, — шепотом добавила девочка, отступая на шаг или два, в то время как пол под моими ногами расходился по швам.

Она не должна была этого говорить! Я запретил себе воспринимать подобные вещи, поэтому просто обязан сделать вид, будто не расслышал, не понял, что угодно!

— Спасибо, — с приличествующей случаю благодарностью произнес я. Браво! Выглядеть тупее мне еще не приходилось.

— Пожалуйста, — изумленно ответила она, бросая в мою сторону изучающий взгляд. Наверняка надеялась уличить в ехидстве. Облом, как говорят тинэйджеры.

Лихорадочно подыскивая действенный способ красиво выйти из растекшегося по комнате болота, не плюхнувшись при этом лицом в зловонную жижу, я добрел до двери, решительно схватился за ручку и столь же рьяно очутился рядом с готовой вот-вот заплакать девчонкой, сгреб в охапку растерянное создание и крепко прижал к груди. Пусть услышит мое безжизненное сердце, поймет, кем я являюсь на самом деле, и возненавидит. В этом случае мне не придется больше истязать себя противоречивыми желаниями, я наконец смогу быть собой, вернусь к прежней жизни и навсегда забуду о неделе, проведенной в ее обществе.

— Ты можешь ничего мне не рассказывать, — слабо прошептала она, неуверенно скрещивая руки за моей спиной, — а можешь поделиться всем. Я приму любое твое решение, потому что хочу быть рядом. Это глупо звучит, я знаю, зато предельно искренно.

Верно, Астрид, ты глупая. Доверчивый, влюбчивый несмышленыш, обидеть которого у меня рука не поднимется, а посему я должен идти. Мои планы относительно тебя…они неосуществимы. Я не могу и не хочу быть с тобой. Хочешь знать правду, ту самую, которая так важна и бесценна? Появившись здесь впервые, я задумал убить тебя. Да, без всякого сожаления на глазах у мерзавца Лео, к тому времени влюбленного в тебя, уж я бы постарался устроить все столь трагичным образом. Именно так он поступил со мной, заставив наблюдать за смертью Айрис. Именно таким циничным образом он лишил меня души, оставив истлевать абсолютно полое тело. И я прожил месяц, ровно тридцать дней, слившиеся в единое целое — боль, страдание, горечь утраты и кошмары. Сновидения наяву и во сне, в которых я пытался исправить свою ошибку, избавлял любимую девушку от мучений и дарил ей жизнь, отдавая взамен собственную. Поверь, я сходил с ума, и продолжаю терять рассудок от неимоверного количества ненависти, впитавшегося в кожу, ставшей моим лучшим другом, союзником и единственной целью.

Что из этого эмоционального мысленного монолога я произнес вслух? Понятия не имею, но по тому, как спокойно и умиротворенно билось маленькое сердечко, несложно было догадаться, что мне удалось сохранить свои размышления в тайне.

Медленно придвигаясь к кровати, я осторожно высвобождался из объятий Астрид и заставлял себя постепенно приходить в норму. К чему весь этот драматизм? Мне хорошо с ней, и этого вполне достаточно. Правда никого не доводила до добра, как и чрезмерное любопытство, да, мисс?

Игриво щелкнув девочку по носу, я с трудом заставил ее залезть под одеяло, трижды произнеся вслух клятвенное заверение в том, что никуда не уйду, а затем улегся рядом, милостиво позволив нежным пальчикам перебирать свои волосы.

— Спокойной ночи, Джей, — сонно прошептала она, все же с некоторой опаской закрывая глаза. — И все-таки в тебе слишком много странностей…

Последнее, что я разобрал, это некий намек на постоянное бодрствование, вызвавший на моем лице снисходительную улыбку. Очень скоро она догадается о том, какого монстра пустила в свое сердце. Но как воспримет? Оставалось лишь гадать.

Ночь пролетела для меня незаметно, и сладкая полудрема сменилась тянущим предвкушением чего-то неприятного. Эту комнату все считали особенной, благодаря выдумке Айрис, и только я относился к ней, как к камере пыток. Слепящие лучи восходящего солнца, льющиеся сквозь кропотливо склеенные неровные осколки цветного стекла, висящие в воздухе оттенки, тающие и прозрачные напоминания о моем уродстве — что может быть хуже?

Девочка спала, с головой укрывшись одеялом, но стоило мне пошевелиться, как она тут же распахнула веки и заспанным голосом попросила не уходить.

— Придется, — с напускной строгостью заговорил я. — Вчера я угнал машину, которую по-хорошему следовало бы вернуть владельцу. И в выходные у меня обычно много дел на работе, невозможно каждый день делать исключения.

— Я тебе надоела? — скорее утвердительно спросила Астрид, не позволив ни единому мускулу на лице дрогнуть. — Ответь честно, Джей. Я понимаю, у нас ничего общего, да еще и разница в возрасте…тебе со мной скучно.

— Думаешь, я пытаюсь от тебя отвязаться? — предостерегающе сверкнул я глазами. — Тогда иди умываться, завтракай и через час я за тобой заеду. Никакой Рейчел. Объяснение для родителей придумаешь сама, и если со всем справишься, узнаешь, что между нами общего.

Она обрадовано мотнула головой, ребячливо подпрыгивая на месте, и по-кошачьему грациозно выпуталась из плена одеял, чтобы рискнуть забраться ко мне на колени. Но я не позволил невинному поцелую перерасти во что-то разрушительно большее, старательно наслаждаясь очевидной скованностью движений мягких губ и трогательных ладоней. Ненасытный звереныш…

— А если я приглашу тебя к нам на ужин, придешь? — робко поинтересовалась она, с надеждой заглядывая мне в глаза. — Необязательно сегодня, когда выдастся свободный…

— Приду, — перебил я взволнованный поток слов. — Вторник тебя устроит?

— Ага, — снова набросилась она на меня с легкими щекочущими поцелуями, демонстрируя редкостную непосредственность.

Неужели наш вчерашний разговор начисто выветрился у нее из памяти? Не оставил в душе никакого осадка, отвращения или банального ужаса? Мне сложно поверить в подобный исход событий, но портить утро обвиняющим уточнением не хотелось.

Вместо этого я спустил девушку с небес на землю, напомнив о времени, имеющем свойство таять на глазах, поднялся на ноги, попутно пытаясь разгладить руками чудовищно измятую рубашку, и никем не замеченным добрался до дверей черного хода. Неожиданно вспомнился день, когда я впервые проделал несложный трюк проникновения в чужую спальню, и та пятнадцатилетняя девица, от визга которой лопались барабанные перепонки и дохли белочки в окрестных лесах. Сколько лет прошло с тех пор? Вроде тридцать…

Однако ностальгические искорки угасли в подсознании сразу, как только пришло понимание того, ЧТО я в очередной раз натворил. Собрался взять Астрид с собой в клуб? В одно из самых ненавистных мне мест в этом зловонном мире? Хотя днем там вполне прилично: стервятницы в дорогих костюмах с наманикюренными коготками, выполняющие роли промоутеров*, менеджеров, секретарей и прочая-прочая, репетирующие артисты, уборщики и так далее. Я горжусь своей командой, где каждый член первоклассный специалист в той или иной области, строго соблюдаю

Промо́утер (в клубе) — занимается организацией и проведением вечеринок в ночных клубах на определенных условиях. В его обязанности входит подбор диджейcкого состава, разработка концепции и реклама мероприятия.

дистанцию в отношениях с подчиненными, за что снискал себе репутацию отъявленного деспота, и с отвращением переступаю порог сей цитадели нижайших проявлений человеческой натуры. Алкоголь и секс — два накрепко связанных понятия, позволяющие мне потакать капризам избалованного характера. Узнай мама о подобном бизнесе, наверняка прокляла бы меня на всю оставшуюся жизнь. Ее сын, гордость фамилии Габсбургов, веками правившей родной Австрией, аристократ от рождения и такой моветон. Мое смущенное оправдание: 'Это лучше, чем убивать людей ради денег', никуда не сгодилось бы.

Отбросив тягостные размышления, я припарковал Хонду у подъезда, возвращая ее в целости и сохранности, поднялся на свой этаж, впервые за все время воспользовавшись услугами лифта, и бесшумно вошел в квартиру, где меня встретила блаженная тишина. Контрастный душ, чашка кофе, разбередившая чувство голода, и беглый просмотр скопившейся за неделю корреспонденции — привычный ритуал якобы нормальной жизни. Половина писем и буклетов сразу отправилась в мусорное ведро, оставшуюся увесистую стопку конвертов я решил изучить на досуге, по пути в автосалон, например. И после стоических уговоров самого себя подыскать менее вредный для нервной системы завтрак, все же открыл дверь в спальню брюнетки, присел на край кровати и погладил бледную щеку. Девушка улыбнулась во сне, прижала мою ладонь плечом и сладко потянулась, не желая расставаться с объятиями Морфея.

— Ты опять голодный, — грустно констатировала она. — Почему в книгах о вас пишут по-другому? Неужели никто на самом деле не знает, что кровь вампиру нужна каждый день?

— Думаю, не знает, — неизвестно зачем поддержал я начало глупого разговора.

— Почему? — продолжала допытываться девица. — Внушать или гипнотизировать ты не умеешь, стирать память тоже. Да ты даже не кусаешься, если уж на то пошло!

— Это отвратительно, — скривился я. — Возможно, будь у меня 'выпускной' набор клыков, момент разрывания аорты и казался бы изящным, но даже с учетом этого преимущества перспектива провести весь день с ноющей челюстью порядком охлаждает пыл.

— Чертов вампирский этикет, — без зазрения совести выругалась она, наконец-таки вылезая из-под одеяла. — Как хочешь сегодня?

— А где меньше всего болит? — проявил я чудеса сострадания, без всякого интереса окидывая взглядом ладную фигурку. Девчонка прислушалась к своим ощущениям, хитро улыбнулась и ткнула себя пальцем в ногу с уже зажившими порезами на внутренней стороне бедра. Да, намек ясен, но если честно, это совсем не то. Я хотел лишь крови, о чем тут же известил замечтавшуюся особу.

Она ничуть не обиделась, что меня несколько удивило. Более того, отказалась от комментариев и излюбленных возгласов, вроде односложной характеристики черноты моего черствого сердца, а затем протянула мне упаковку одноразовых стерильных лезвий со словами: 'У тебя получается не так больно', и собрала длинные волосы в неаккуратный пучок на затылке, с участившимся пульсом дожидаясь моих дальнейших манипуляций.

Я уже давно заметил, какое наслаждение доставляет вид медленно разрезаемой плоти, в которую со всей податливостью входит острое лезвие из хромистой стали, погружаясь на опасную глубину чуть выше восходящей части аорты. Мгновенно проступившая кровь и громкий девичий стон боли окончательно вскружили голову, я приник жаждущими губами к теплой жидкости, выталкиваемой из раны бешено забившимся в панике сердцем. Наверное, в этом и заключается вся прелесть живительной плазмы испуганного донора — в ней предостаточно адреналина, здоровой тяги к жизни и первобытного страха, коих мне недостает на протяжении вот уже шестидесяти лет.

Чувствуя расползающуюся по телу брюнетки слабость, я обхватил ладонями стройные бедра и усадил девицу себе на колени, ни на секунду не отрываясь от разрастающегося стараниями моих зубов пореза.

— Больно, — шепотом пожаловалась девушка, сильнее впиваясь ногтями мне в спину.

Я мысленно зарычал от досады, понимая, что никогда не сумею воспитать должным образом столь глупое и от природы недалекое существо, а затем оторвался от пиршества, быстро зажав рану пальцем.

— Прижми вот здесь, — деловито велел я, прикладывая хрупкую ладошку к надрывно пульсирующей артерии, и потянулся свободной рукой к прикроватной тумбочке, в верхнем ящике которой лежит стратегический запас антисептических пластырей. В чем-то мой котенок и впрямь оказался прав: в литературе сложился совершенно иной образ вампира двадцать первого века, их существование выглядит куда завиднее моего. Кусай — пей кровь — стирай память. Проще всех этих многочисленных манипуляций с наложением повязок (иногда и швов), доставанием обезболивающих, большинство из которых продают лишь по рецепту, а также помогающих процессу регенерации кожи мазей и так далее. Не говоря уж о количестве переводимых нервов. К чему такие сложности? А как иначе?! Я не могу убивать направо и налево только из соображений кровожадности, необходимость по-прежнему скрываться в ночи еще никто не отменял. Приходится соблюдать предельную осторожность, очаровывать простушек, влюблять их в себя, селить в некогда уютном гнездышке, окружать вниманием и заботой, и лишь после успешного исполнения роли разлюбезного принца якобы по секрету открывать великую тайну. На первую часть заезженного сценария обычно уходит не больше недели, зачастую достаточно и двух дней, вторая к моему вящему раздражению длится от двадцати дней до трех месяцев, когда я имею полное право наслаждаться плодами кропотливых трудов по своему усмотрению. Третья стадия неизбежна и причиняет одни неудобства: убийство осточертевшей молодой особы. Я бы с удовольствием не делал ничего подобного, но, едва услышав злободневную весть о моем желании расстаться, дамочки реагируют самым ожидаемым образом — грозятся рассказать обо мне всему миру. Не то чтобы меня уж очень беспокоила такая мелочь, просто не люблю, когда мне пытаются ставить условия, как следствие, выхожу из себя и творю возведенные в четную степень глупости.

— От тебя пахнет чужими духами, — обиженно подметила краса ненаглядная в тот момент, когда я вернулся в ее комнату с пакетиком льда, предусмотрительно обернутым мягким полотенцем. Сколько раз я уже был пойман на сей мелочи? Пора бы привыкнуть, дорогуша, к моей самозабвенной полигамии!

— Мне пора, — чуть ли не с восторгом объявил я, внимательно всматриваясь в очертания несколько пожелтевшего лица. Вроде она в порядке, во всяком случае, губы и десны ободряюще красные, в чем я не поленился убедиться лично. — Будь хорошей девочкой.

Она кивнула в знак понимания, поморщилась от боли в шее и уже более аккуратно опустила голову на подушку, провожая меня до двери грустным взглядом. Я же направился к себе в комнату, распахнул шкаф, достал оттуда ненавистный костюм цвета металлик, казавшийся мне просто серым и дико неудобным, светлую рубашку вроде фисташкового оттенка, хотя в спешке определить было сложно, и любимый черный галстук в диагональную белую полоску (хоть с этим заминок не возникло). Негласное правило успешного бизнесмена: всегда и всюду являться при полном параде. Дорогие часы, бриллиантовые запонки (днем исключительно платиновые, сверкать, как елка, дурной тон), золотой зажим с подходящим к галстуку камнем (сегодня оникс, например) и еще множество откровенно дурацких правил, несоблюдение которых чревато чередой самых неприятных слухов. Почему меня заботят такие мелочи? Мимикрия, черт бы ее побрал, врожденный вампирский инстинкт не выделяться из общей массы.

Зеркало отразило мою самодовольную улыбку, в то время как руки хладнокровно затягивали тугой узел на шее. Покончив наконец с гардеробом, я взял ранее отложенную стопку писем, сиротливо лежащий на краю стола диск с готическим роком и тут же вспомнил о подарке, купленном для Астрид еще вчера. Надеюсь, ее не покоробит мой выбор, хотя увидеть некоторое смущение я все же надеялся. Удивительно, как красит девочку пунцовый румянец, возникающий зачастую без всякого повода! Она так очаровательно опускает взгляд, при этом забывая о необходимости контролировать пульс, что мне хочется вгонять ее в краску как можно чаще.

Почти на бегу прихватив пакет, небрежно брошенный в прихожей, я тщательно начистил туфли и вышел из квартиры, предварительно дождавшись ответного звонка диспетчера с заявлением о прибытии такси. Не люблю общественный транспорт, однако другой альтернативы у меня все равно не имелось. Не тратить же время на пешие прогулки до автосалона, находящегося в самом центре завалящего городка.

Водитель мне попался молчаливый, что не на шутку обрадовало. В кои-то веки наедине со своими мыслями, большая часть которых крутилась подозрительно близко к Астрид.

'Плохой знак, дружище', - сочувствующе прокомментировал я собственные размышления, быстро расплачиваясь с таксистом. И обратился мыслями к более насущным проблемам вроде непосильного выбора. Машину своей мечты я позволить себе не могу из соображений логичности, даже при моих доходах обычный человек вряд ли в состоянии содержать супер-кар, для этого надо иметь доступ к алмазному фонду (как минимум), ну или быть вампиром. Поэтому мимо элегантных итальянок я прошел с выраженным на лице безразличием и остановился возле Лексуса модели 'Вполне-себе-ничего'. Однако что-то хотя бы отдаленно близкое сердцу в нем не нашлось, как и в двух следующих осмотренных мною автомобилях. Ауди и БМВ смотрелись вульгарно, к Мерседесу возвращаться не хотелось, я был не слишком доволен прошлым выбором.

— Позвольте предложить вам кое-что действительно стоящее, — из последних сил цеплялся за реального покупателя менеджер, уводя меня вглубь выставочного зала. — Элегантная, выразительная, изящная. Думаю, это именно то, что вы ищите. Позвольте представить вам Кадиллак CTS 2008 года. Совершенный сплав дизайна и технологий. Автомобиль, созданный для водителей, которые поднимают планку своих запросов очень высоко. Он не похож на то, что вы видели раньше. Бесподобные ходовые качества, роскошь и комфорт. Кади — это больше, чем просто автомобиль. Это ваша личная декларация независимости!

Я выразил некие сомнения по поводу последнего заявления и с интересом обошел машину, удивляясь несколько нестандартным размерам. Она выглядела пришельцем из виртуального мира, неким совместным продуктом человеческой фантазии и трехмерной компьютерной графики. Массивный, стреловидной формы корпус серого (что за невезение?) цвета, стильный и практичный техно-салон, скроенный скорее по европейской моде.

— Идеальный выбор для водителей, лишенных стереотипов, предпочитающих новаторство, неординарность и нонконформизм*, - продолжал заливаться соловьем консультант, порядком повеселив меня произношением явно заученных наспех слов.

Я-то как раз был закоренелым конформистом, в противном случае остановил бы свой выбор на Ламборгини Эсток. И все же вернемся к нашим баранам.

Внутри CTS ощущался тот высочайший уровень комфорта, что характерен для автомобилей класса 'люкс'. Пухлые, но упругие кресла с боковой поддержкой, обтянутые гладкой шелковистой бежевой кожей, слишком светлой, на мой взгляд. Сиденья обволакивают тело, расслабляют мышцы, а положив голову на уютный валик подголовника, я вполне мог бы заснуть, если бы нуждался в подобных мелочах.

— Заднеприводное шасси, независимая подвеска всех колес, реейчный рулевой механизм с адаптивным усилителем, — без умолку жужжал над ухом монотонный голос. Может, мне придушить парнишку? — Высокотехнологичные механическая и автоматическая коробки передач. По надежности Кади нет равных на дороге!

— Беру, — устало отмахнулся я от надоедливого продавца. — Начинай оформлять.

— О! Мистер, вы не раз скажете мне спасибо, когда прочувствуете все возможности этого красавца, — взвыл в экстазе мальчишка, трясущими от предвкушения приличных комиссионных руками забирая у меня необходимые документы.

Терпеливо дожидаясь окончания бюрократической процедуры, я решил провести время с пользой и вытащил из кармана сковывающего движения пиджака IPhone. У меня до сих пор не было номера Астрид, что следовало исправить сиюминутно. С трудом отыскав в справочнике нужное имя, я ткнул кнопку вызова и подобрал самый чарующий тон из всех возможных.

— Джей, любовь моя, чем обязана? — вонзился мне в висок визгливый женский голосок. — Вновь вознамерился воспользоваться моим служебным положением, дабы проверить партнеров? Или копаемся в анамнезе только принятой на работу стриптизерши?

— Скорее второе, — хмыкнул я, радуясь правильному течению разговора. — Астрид Уоррен, полного имени не знаю.

— Имена родителей? — по-деловому серьезно принялась выспрашивать бывшая пассия.

— Николас и Кирстен Уоррены. Нужна вся информация.

— Конечно, зайка, — забормотала девушка, попутно набивая озвученные мною сведения на клавиатуре, — ради твоей очаровательной мордашки я готова нарушить должностные инструкции. Ого! Лапусь, дурехе и восемнадцати-то нет, так что советую гнать прелестницу взашей, если не хочешь проблем с полицией.

— Да что ты! — лживо удивился я. — А в подробностях можно?

— Только если пообещаешь сделать массаж, — выдвинула она условие, на которое мне все же пришлось согласиться, пусть и с некоторыми оговорками, вроде отсутствия свободного времени весь следующий месяц. — Тогда слушай. Астрид Элизабет Уоррен, родилась 14 октября 1992 года в славном городке Орландо, штат Флорида. Помимо основной школы посещала художественную и музыкальную. Последнюю так и не окончила, была отчислена за неуспеваемость, а вот первая у нее с отличием. Активное участие в общественной жизни. Не привлекалась. При переводе в другую школу получила отличные характеристики: обязательна, услужлива, вежлива, добросердечна и очень отзывчива. Единственный указанный недостаток — дефицит внимания. Тут еще имеются записи психолога. Так, вот: '…явное нарушение развития головного мозга, выраженное всесторонним дефицитом социального взаимодействия и общения. Ограниченный интерес и многократно повторяющиеся действия, склонность к упорядочению'. Точный диагноз так и не был поставлен, но

*Нонконформизм — непринятие господствующего порядка, норм, ценностей, традиций или законов.

налицо все признаки аутизма. Хотя, подожди секунду, тут еще о какой-то аффилиации написано, но я без понятия, что это такое.

— Я знаю, давай дальше, — еле ворочая языком, попросил я.

Заполучив-таки заветный номер телефона и кое-как попрощавшись с услужливой собеседницей, я уронил голову на руль и постарался выровнять сбившееся дыхание.

Аффилиация — не заболевание, скорее психологическая модель поведения, стремление быть в обществе других людей, при котором человек старается создавать теплые, эмоционально значимые отношения с другими людьми. Потребность в дружбе, любви, общении. Чаще всего развивается в случаях, сопряженных с тревогой и неуверенностью в себе, и приводит к возникновению чувства одиночества и беспомощности.

Вот все, что я сумел выудить из курса психологии личности, в то время как в подсознании всплыл отрывок из какой-то книги: 'Заводить дружбу и испытывать привязанность. Радоваться другим людям и жить вместе с ними. Сотрудничать и общаться с ними. Любить. Присоединяться к группам'. Не понимаю, как это вяжется с аутизмом и вяжется ли вообще, однако очень многие вещи становятся на свои места, а в голову приходят выводы, которым там совсем не место. Я не просто влюбил в себя девочку, а развил в ней болезненную привязанность, и только Всевышний знает, какие последствия будет иметь моя недальновидность.

Память услужливо предложила переосмыслить некоторые моменты нашего вчерашнего разговора с неуравновешенной блондинкой. Если опустить ненужные угрозы и наставления, то весь смысл ее жаркого монолога сводился к предельно ясной истине: я понятия не имею, с кем связываюсь. 'Она по уму ребенок! Так что попробуй протянуть к ней лапы, а потом выкинуть какую-нибудь мерзость! Живо нахлебаешься неприятностей, я тебе их обещаю!'. Тогда я готов был рассмеяться ей в лицо и только сейчас здраво оценил ситуацию. И что самое интересное, мне вдруг стало так легко и спокойно, потому как кусочки глубокомысленного пазла под названием 'Месть' сложились воедино. Теперь я знал, как буду вести себя дальше.

 

Глава 9. Угроза

POV Джей

К дому Астрид я прибыл в начале одиннадцатого, не забыв по пути придумать обстоятельное оправдание своей изрядной нерасторопности, припарковался у обочины и набрал недавно полученный номер, с приятной тяжестью в груди вслушиваясь в монотонные гудки.

— Алло, — настороженно отозвалась девочка, сбив меня на шестом.

— Это я, — самодовольно приветствовал я, щурясь от яркости отражения собственной белоснежной улыбки в зеркале заднего вида. — У тебя две минуты на то, чтобы сотворить чудо: необходимо срочно развеять мою скуку. Предложения есть?

— Джей, — восторженно выдохнула она, еще больше распаляя появившегося во мне балагура. — Откуда у тебя…впрочем, неважно. Я спускаюсь.

— Уж поторопись, — проворчал я, ни на секунду не спуская взгляда с входной двери. — Вселенская тоска — смертельный недуг.

— Бегу, — выкрикнула Астрид и, судя по характерным хрюкающим звукам, впрямь понеслась со всех ног. Запомнить на будущее: эта малышка воспринимает все чересчур серьезно.

Не прошло и десяти секунд, как за калиткой невысокого деревянного забора, выкрашенного жизнеутверждающей желтой краской, показалась распорядительница моих мыслей, а по совместительству еще и самое милое создание, с которым мне когда-либо доводилось сводить знакомство. Нервно оглядываясь по сторонам, она даже не обратила внимания на моего нового железного друга и уже потянулась рукой к карману, когда была остановлена коротким и звучным 'биканьем' клаксона. Подозрительно покосившись на Кадиллак, девушка все же решила подойти ближе и восторженно закатила глаза, увидев мое лицо, появляющееся вслед за опущенным тонированным стеклом пассажирского места.

— У меня просто нет слов, — заранее отказалась она от красноречивости, плюхаясь на переднее сиденье.

- 'Безумно рада видеть тебя, Джей' вполне сгодилось бы, — слегка пожурил я девочку, по достоинству оценивая ее титанические усилия по сведению моей персоны с ума.

Мне всегда казалось, будто черный очень мрачный цвет, подчеркивающий бледность кожи, выпячивающий недостатки так же, как и достоинства. Но я и предположить не мог, насколько он идет Астрид. Широкие брюки свободного покроя из тонкой 'дышащей' ткани, расклешенные от бедра, настолько идеально выводили каждый изгиб молоденького тела, что воображение на долгих две минуты задохнулось от восторга.

Чепуха все эти слухи о том, что надев юбку покороче, вполне можно охмурить любого мужчину в течение пятнадцати минут. Чем меньше места для фантазии, тем мизернее шанс заинтересовать представителя сильного пола. А вот длинное платье, достигающее щиколоток, в разрезе которого изредка мелькает стройная ножка, с красующимися на ней кружевными подвязками чулка…Тут без вариантов, дорогие дамы, успех гарантирован. Надо только понять различие между эротичностью и вульгарностью. Первое — искусство, второе — показатель невоспитанности и доступности.

В то время как голову захламляли неуместные размышления, взгляд плавно скользил выше, неприлично долго задерживаясь на соблазнительных округлостях. Черная приталенная блуза с короткими рукавами, узорной вышивкой по краям обрамляющего тонкую шейку воротничка и двумя верхними расстегнутыми пуговицами-жемчужинами. Крепче сжав в руках руль, я проигнорировал ее пересохшие губы, лишь в самой незначительной степени тронутые розовым блеском с манящим запахом клубники, отметил наливающиеся румянцем щеки и на долгих две минуты потонул в огромных глазах цвета шкурки созревшего лайма. Чудовищное сравнение, понимаю, но ничего лучше мне в голову просто не пришло.

Единственное, что я захотел исправить в безупречной внешности, — волосы. Это преступление прятать такие шелковистые, густые и необыкновенно красивые локоны в виде неаккуратного пучка, стянутого на затылке двумя пластмассовыми палками. Что за дикость, черт возьми! Искусственные иглы дикобраза?

Нагло выдернув сущее безобразие, я под встревоженные возгласы выбросил их в окно и придвинулся ближе, чтобы лично распустить шишку и навести свой собственный порядок.

— Никогда не прячь волосы, — завел я поучительную пластинку, взбивая 'прилизанные' пряди подушечками пальцев. Астрид мгновенно прекратила протестовать и подалась чуть вперед, позволяя мне упиваться своей безграничной властью над ней. — Они очень красивые, как и ты сама. Что сказала родителям?

— Почти правду, — расслабленно промурлыкала она, ласково потершись носом о мою щеку. — Сказала, что мы встречаемся, и ты пригласил меня на небольшую экскурсию по местным достопримечательностям. Спросила, во сколько могу вернуться, и получила все тот же ответ: не позже полуночи. Так что у нас половина суток в запасе, поэтому я бы хотела после работы поехать к тебе…Если можно, конечно.

— Нет, нельзя, — необдуманно резко ответил я, быстро возвращаясь в пределы своего личного пространства, не нарушаемого щекочущим дыханием.

— Хорошо, прости, — поспешно извинилась малышка, сдуваясь прямо у меня на глазах, точно развязавшийся воздушный шарик. — Я забегаю вперед, все понятно. Ты прав, нельзя.

Черт, я ведь не это имел в виду. Покуда по моей квартире разгуливает сумасшедшая истеричка, и речи быть не может о гостях, тем более столь важных для меня. Я не хочу, чтобы Астрид знакомилась с моим альтер эго, этим циничным ублюдком, в облике которого я вынужден существовать большую часть времени. Ее разочарует этот приспособленец, избалованный бессмертный, знающий лишь слово 'хочу', тот, для кого нет и не было моральных границ и препятствий. Представляю, как в одночасье рухнут ее стереотипы о понимании, когда изрезанная мною кошечка протянет девочке когтистую лапку…Бр-р, мне придется вспомнить о наличии стыда.

— Я неправильно выразился, — запоздало принялся я оправдываться, медленно выезжая на трассу. — Холостяцкая берлога и все такое…там не слишком-то прибрано, поэтому мне нужно некоторое время. Скажем, неделька-другая тебя устроит?

О, да, восхитительная отмазка, особенно учитывая мою патологическую чистоплотность. Но ведь девочка о ней не знает, значит, смело пользуемся.

Она расслабилась, улыбкой ответив на мой последний вопрос, и как бы невзначай положила ладонь тыльной стороной вверх на самый край подлокотника. Однако я сегодня ужасен! Умудрился напугать малышку до смерти чертовой строгостью, теперь она даже прикоснуться ко мне боится.

Решив исправиться в самом ближайшем будущем, я пощекотал выпирающий бугорок возле большого пальца, а затем потянул изящную кисть на себя и прижался губами к бархатной коже с тонким, едва уловимым ароматом сандала.

— А как восприняла твой побег из дома Рейчел? — в последний момент вспомнив о заключении пакта о ненападении, я заменил именем привычное 'взбалмошная блондинка'.

- 'Отвянь, Рид, у меня череп лопается', - насупившись, очень похоже спародировала она чуть хрипловатый голос алкоголички. — Чейз сказала, что раньше обеда из кровати не вылезет, а потом у нее планы. Правда, я не разобрала какие. Сначала она беседовала с сантехникой, ну а уж затем позвонил ты. Сегодня мне можно спрашивать? — после недолгих колебаний полюбопытствовала девочка, начиная возрождать во мне комплекс вины.

Я заверил, что не имею ничего против разыгравшегося интереса, перестроился в крайний левый ряд и, пройдя очередной поворот без снижения скорости (управляемость у Кади и впрямь была на высоте, а громоздкие габариты почти не чувствовались), выбрал на стоянке у клуба самое затененное место. Одно маленькое сумасбродство…

Не дожидаясь, пока Астрид выпутается из ремней безопасности, я почти навалился на нее всем телом и жадно поцеловал. Забывая о нежности, проваливаясь в бурлящий океан желания, выпуская из железной клетки жаркие мечты о том, как буду сантиметр за сантиметром изучать губами божественное тело, как потеряюсь в реальности, вдыхая усиливающийся с каждым мгновением запах ее крови, кожи, волос, обжигающего дыхания. Я понимал, что захожу слишком далеко, когда одну за одной расстегивал жемчужные пуговки на блузке, целуя гладкую и неповторимо нежную кожу на груди, прикусывая зубами кружева на черном бюстгальтере, но не мог отказать себе в удовольствии услышать наконец хриплый, неуверенный и полностью зажатый стон, сорвавшийся с раскрытых губ совершенно непреднамеренно. И, боже, царя храни, я никогда в жизни не терял голову от одного лишь звука, пусть и преисполненного природной сексуальностью. Попрощавшись с контролем над ситуацией, я нащупал под сиденьем заветную кнопку, опустил спинку и только тут заметил судорожно впившееся в обивку пальчики, свидетельствующие явно не пользу расслабленности.

— Все хорошо? — вмиг добрался я до лица девочки, внимательно вглядываясь в испуганные глаза застигнутого врасплох олененка. — Эй, ты чего? — не на шутку обеспокоился я, наблюдая за частым-частым морганием, ничуть не скрывающим от меня крупные слезы, расходящиеся к вискам.

— Ничего-ничего, — сдавлено затараторила Астрид, не осмеливаясь глубоко дышать. — Идиотская реакция, просто. Со мной такое часто, не обращай внимания.

— Послушай, — разъяренно выдохнул я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не заехать кулаком по обивке сиденья, — или объясняй, что я сделал не так, или это больше никогда не повторится.

— Можно чуть позже, Джей? — взмолилась моя малышка, — Пожалуйста. Честно, тут нет твоей вины, это все я…Прошу.

И что мне оставалось делать? Разумеется, согласиться.

Вернув кресло в горизонтальное положение, я с удивлением заметил, что вполне могу сидеть на корточках у ног девочки, молча застегивая крохотные пуговки, и удивляться собственной невозможности держать темперамент в узде. Что на меня так влияет? И нет ли действенного способа сдерживаться?

— Порядок, — улыбнулся я, легонько приподнимая вверх окончательно поникший подбородок. — Все нормально, Астрид. Тебе незачем оправдываться, я все понимаю и без слов. В следующий раз, если меня вдруг занесет настолько, что ты опять испугаешься, просто попроси остановиться. Поверь, я вменяемый. Ладно? А теперь давай вылезать, пока по клубу не поползли множественные слухи, сопровождаемые пикантными фото, — нарочно заразительно рассмеялся я, мысленно коря себя последними словами.

Она не сумела поддержать мой беззаботный смех, но все же заметно повеселела, когда я галантно предложил ей взяться за локоть и переступить порог никогда не дремлющего заведения. Как я собирался объяснять наличие спутницы? Очень просто, мисс Злободневность, с которой моей очаровательной девушке только предстоит свести знакомство, давно уговаривала меня дать интервью какому-нибудь сверхпопулярному глянцевому изданию, что я и вознамерился сделать.

В вестибюле стояла непривычная тишина, поэтому наши шаги гулко отдавались от стен, помогая освоиться в душе впечатлению, будто кроме нас в этом огромном мире никого не существует. Однако уже на втором этаже подчеркнутая расслабленность мгновенно сошла на нет, уступив место восхищению чистотой и силой женского крика. Добро пожаловать в чистилище, мистер Майнер!

Не найдя в себе силы на разбор, отчего так громко и беспрерывно визжит старший менеджер (она же миссис Неуравновешенность пополам с Нецензурной Бранью, единственная замужняя мадам в стае разведенок со стажем), я шепотом поторопил Астрид и почти добрался до первой ступеньки лестницы, уходящей на третий уровень, когда меня нагнал обвиняющий вскрик промоутера:

— День добрый, Джей. Не уделите мне минутку внимания?

Про себя я величаю эту статную даму с безукоризненной прической и гримом толщиной в добрый десяток сантиметров мисс Вы-Должны-Прислушаться-Именно-Ко-Мне, потому что так она начинает каждый свой отчет, чем порядком выводит из равновесия.

— Через десять минут, — невежливо отмахнулся я от колючего взгляда жабьих глаз навыкате и сильнее потянул руку девочки, боясь прямо намекнуть на необходимость перейти на скорейший бег, пока на трубный голос промоутерши не сбежались остальные, столь же рьяно жаждущие аудиенции. — В моем кабинете, — бросил я через плечо, лихо разворачиваясь на каблуках у четвертого по счету лестничного пролета.

— У тебя есть свой кабинет? — одними губами поинтересовалась постоянно вертящая головой девушка.

Я кивнул, на ходу доставая из кармана брюк увесистую связку ключей, среди которых быстро отыскал нужные и застыл у неприметной на первой взгляд двери, расположенной чуть левее барной стойки. Посетители принимали ее за подсобное помещение, а звукоизолирующий материал, коим были обиты все стены, удваивал эффект маленького островка цивилизации посреди непролазных джунглей.

Легко справившись с механизмом двойного замка, где каждый из ключей необходимо было вращать одновременно, но в разные стороны, я подтолкнул Астрид рукой в спину, следом сам проскользнул тенью и с облегчением вдохнул приятный прохладный воздух темного помещения без окон с кондиционером, работающим на полную мощность.

Мою келью отшельника трудно назвать просторной или уютной, но именно в этой комнате в тридцать квадратных метров, в то время как общая площадь здания составляет около пятнадцати тысяч, я чувствую себя, как ни банально это прозвучит, собой. То тихое, единственное в своем роде место, где мне нет необходимости притворяться.

— А сейчас ты хоть что-нибудь видишь? — не решаясь сделать и шагу вперед, спросила девочка, для надежности схватившись руками за стену.

— Абсолютно все, — подтвердил я, не спеша избавлять свою посетительницу от всепоглощающего мрака, дарящего мне небывалое блаженство. Люблю, когда 'гаснет' обрыдлый серый цвет и на сцену выходит его родной брат — сине-черный, наполненный загадочностью и некоторой неоконченностью. — Твое сосредоточенное лицо с напряженными бровями, несколько складочек на лбу и мешающую прядку волос, лезущую в глаза. А вот ты не видишь ничего, поэтому можешь смело отвечать, что тебя так испугало в машине? Думаешь, я хочу сделать тебе больно?

Чем черт не шутит? Вдруг она уже догадалась о том, кто я такой, и теперь повсюду видит клыкастых кровожадных монстров, мечтающих о ее шее, как о высшем благе сумрачного существования?

Она долго молчала, видимо, собираясь с духом, а затем прошептала:

— Нет, я боюсь тебе не понравится.

Я чуть было не уточнил, что именно мне может не понравится, когда понял о чем речь. Она, черт возьми, все так же уверена в своей непривлекательности? Да я второй раз в жизни встречаю совершенство в чистом виде! И впервые теряю голову вплоть до полной отключки соображения.

— Астрид, — с сожалением пробормотал я, — ты поверишь, если я скажу, что вряд ли встречал девушку красивее? А это правда, и дело вовсе даже не во внешности. Неважно, как человек выглядит, главное, что он из себя представляет. Ты же какое-то невероятное исключение из всех правил, потому что прекрасна снаружи, а внутри…Я знаю тебя всего неделю, но сужу очень здраво. Я пытался найти в тебе недостатки, будь то самая невинная злость или хамство, эгоистичность или же тяга ко лжи, и единственное, что сумел отыскать, так это неуверенность в себе и низкая самооценка. Откуда они?

— Но ведь завышенная самооценка — это очень плохо, — стала спорить со мной девочка, произнося вслух явно вдолбленную кем-то ей в голову мысль. — Уж лучше иметь заниженную, тогда никто тебя не осудит. Нельзя зацикливаться лишь на себе, в первую очередь нас должны интересовать желания и чувства других. И у меня всегда получалось именно так, только теперь почему-то выходит иначе. Раньше я не лгала родителям, и мне бы в голову не пришло бросить подругу, которая приехала в гости. А теперь я проделываю оба финта за одно лишь утро, притом так филигранно…

— И что? — никак не мог я уловить сути ее сбивчивого пояснения. — Ты на самом деле не хотела ехать со мной, просто поставила мои желания превыше своих?

— Нет-нет, — замахала руками девушка. — Наоборот, теперь мои желания правят всем. Я хочу быть с тобой и откровенно плюю на остальной мир, а это плохо, понимаешь?

— Чем? — вконец запутался я. — Что плохого в том, что ты думаешь о себе, стараешься проводить время в свое удовольствие? Это ведь твоя жизнь и только ты ее хозяйка.

Она открыла было рот для озвучивания очередной порции нелепостей, но передумала и отвернулась лицом к стене, беспощадно оставив меня на съедение непониманию. Осудит или нет, какая ей разница? Почему она считает, будто поступает плохо? Потому что я…

— Я не считаю тебя плохим, — опередила мои мысли Астрид. — Скорее наоборот, мне кажется, ты слишком хорош для меня. Красивый, богатый — это лишь то, что бросается в глаза первым делом. А внутри ты необыкновенный! Я еще не встречала таких людей. Не знаю, как облечь свои ощущения в слова, но за пустыми определениями вроде: добрый, ласковый, заботливый, настоящий, немного таинственный, чуточку самовлюбленный, отзывчивый и просто непохожий на всех, кого я знаю. За всем этим скрывается нечто более масштабное, можно даже сказать, грандиозное.

Понимание…черт возьми, она хочет, чтобы ее поняли, но как это сделать? Я не могу просто с ней согласиться, потому что все вышесказанное откровенная неправда. Я не такой. Перестал быть таким в день, когда впервые испачкал руки в крови.

Так и не придумав в ответ ничего стоящего, я обнял отчаянно сомневающуюся в своей бесценности девочку и зашептал банальные, но безотказно работающие глупости.

— Ты красивая, Астрид, очень красивая. И милая, и обаятельная, и добрая. По-настоящему лишенная отрицательных качеств. В тебе воплощено все, что я ценю в людях. И это здорово, потому что ты даже представить себе не можешь, как редко мне встречаются такие девушки. Забудь о том, что тебя кто-то осудит. Этого не случится никогда, я не позволю. Веришь?

— Верю, — со всей серьезностью заявила она, утыкаясь носом мне в плечо. — Я верю каждому твоему слову, потому что это помогает избавиться от вопросов. Например, почему у тебя не бьется сердце?

Я захохотал, поражаясь спокойствию ее голоса, и не удержался от рвущегося изнутри ехидства.

— И как ты только заметила? — ядовито спросил я, в надежде ускользнуть от необходимости отвечать.

— Я заметила еще вчера, — пропустила девочка мимо ушей мою колкость. — И если ты не желаешь делиться своими тайнами, тогда может приступим к выполнению служебных обязанностей? Что у тебя сегодня с графиком? Встречи-банкеты-совещания?

Ты моя мудрая маленькая женщина! Не знаю, чем заслужил встречу со столь милой барышней, но на всякий случай поблагодарил за нее Всевышнего, а затем зажег экономный верхний свет, позволяющий ориентироваться во мраке без видимых повреждения для частей тела, и при этом не слепящий мои нуждающиеся в отдыхе глаза буйством красок.

Я плавно провел рукой вперед, жестом намекая на необходимость устраиваться на любом из понравившихся кожаных диванов и чувствовать себя как дома, сопроводил ее заинтригованный взгляд заигрывающей улыбкой и прошел к массивному дубовому столу, как бы возвышающемуся над всей комнатой. Кажется, сейчас рухнет моя сшитая белыми нитками версия о неубранной квартире, потому что царящий в кабинете порядок явно свидетельствовал в пользу противоположных личностных качеств моей педантичной натуры. Бумаги, находящиеся в идеальном порядке папки, каталогизированные отчеты сотрудников, даже стикеры на мониторе с 'напоминалками' приклеены со всей аккуратностью. Не говоря уж о тянущейся вдоль стены книжной полке от пола до потолка, на которой издания расставлены в алфавитном порядке с четким разделением жанров. Может, пожаловаться на дотошную уборщицу? Астрид нельзя обвинить в невнимательности.

— Здесь красиво, — восхищенно цокнула она языком, медленно обегая взором простую обстановку. Не люблю нагромождать пространство бесполезной мебелью. — Только немного мрачно, но тебе ведь именно это нравится, да?

Я кивнул, с удобством располагаясь в офисном кресле с сотней мелких и очень точных настроек. Обстоятельность — еще одно неотъемлемое качество моего отнюдь не сладкого характера.

— И так много книг, — продолжала осматриваться девушка, перебирая пальчиками разноцветные корешки печатной продукции. — Ты все это прочитал? Криминалистика? Но зачем тебе справочники судмедэксперта? Или 'Психоанализ личности на основе цветовых восприятий действительности'…Ой, ясно, можешь не отвечать.

— Мне всегда хотелось понять, как это, видеть и без труда различать цвета, — безразлично пожал я плечами, попутно вводя код доступа к административным файлам на экране только загрузившегося компьютера. — А о тех справочниках…не знаю, просто увлечение.

Ну или способ не оставлять следов. Не слишком хорошая перспектива оказаться в поле зрения доблестных правоохранительных органов, забыв, например, о грязи под ногтями жертвы. Разумеется, найти меня достаточно проблематично, ни за одним из моих имен не числится даже штрафов за неправильную парковку. И все же предельная осторожность пополам со здравым смыслом еще никому не навредили.

Так, что у нас тут…Сухой отчет бухгалтера о прибыли за истекшие шесть дней, предварительные прогнозы относительно состояния наших лицевых счетов на конец месяца, табели зарплат артистам, не интересующий меня акт о порче имущества, находящегося в частной собственности…Ясно, ревнивая супруга разворотила один из номеров на четвертом этаже в субботу ночью, когда застукала свою вторую половинку в объятиях особы самого вольного поведения.

— Я не отвлеку, если буду и дальше спрашивать? — учтиво уточнила Астрид, все еще приглядывающаяся к содержимому книжных шкафов, будто в надежде отыскать в одном из томов живительную крупицу истины обо мне.

— Не отвлечешь, сладкая, — задумчиво пробормотал я, нажимая кнопку селекторной связи с телефоном секретарши. — Спрашивай о чем угодно. Мисс Морган, пригласите ко мне в кабинет старшего менеджера и промоутера. И еще, — на секунду прервался я, поднимая взгляд на девочку, — мисс Уоррен, вам чай или кофе?

— Чего? — не поняла она сути моего каверзного вопроса. — А, да, кофе. Лучше кофе.

— И сделайте нам кофе, — сквозь улыбку требовательно попросил я, небрежным жестом обрывая разговор со служащей, и вернулся к изучению наискучнейших сведений.

Девушка же тем временем бесцельно бродила по кабинету, изредка замедляя шаг у моего стола, словно хотела подойти, однако так ни разу этого и не сделала. Я наблюдал исподлобья за тем, как она осторожно села на самый краешек дивана, будто боялась внезапного приступа бешенства этого предмета интерьера, а затем взяла в руки сиротливо лежащий на журнальном столике лист бумаги и принялась неспешно складывать листок самым замысловатым образом.

— Спрашивай уже, — не выдержал я томительной пытки неуютной тишиной. — Обещаю ответить со всей честностью.

Астрид обернулась, вздрогнув от неожиданности, и до того смущенно улыбнулась, что в груди разлилась жаркая волна умиления с некоторой долей восхищения.

— Те цепи с плетьми, — наконец заговорила малышка, произнеся последнее слово очень тихо, точно скверное ругательство, — они связаны с тем, что ты рассказал мне вчера?

— С тем, что я убиваю людей? — подчеркнуто отстраненно переспросил я и продолжил, не дожидаясь ее пояснения. — Никак не связано. Цепи и все остальное — способ развлечься. Я никому не делаю больно без соответствующего разрешения, никого не принуждаю и уж тем более не калечу.

— Понятно, — облегченно выдохнула красавица, но на лице все еще явственно читались некоторая тревога с обеспокоенностью, поэтому я решил дожать неприятную тему до конца. Обойдясь без экивоков, я серьезно спросил, что осталось невыясненным. — А ты всегда…кхм…предпочитаешь именно так? Ну, со всеми этими…

Господи, как все просто! Вот, что ее расстроило и стало причиной горючих слез наравне с испуганным до полусмерти состоянием. Я идиот!

— Конечно нет, — не сумев сдержать предательской улыбки, запротестовал я. — Мне бы и голову не пришло…Давай чуть позже, ладно? — резко оборвал я пламенные заверения, услышав тактичный стук в дверь, вслед за которым в комнату вошли две удивительно разных женщины.

Одна — высокая, полная блондинка с презрительно поджатыми губами, находящаяся на должности промоутера; вторая — худосочная шатенка с бледной синюшней кожей и тяжелым взглядом моджахеда со стажем, являющая старшим менеджером по работе с персоналом.

— День добрый, мистер Майнер, — хором провозгласили дамы, располагаясь в глубоких креслах напротив моего стола. На Астрид обе хищницы не обратили никакого внимания, что я воспринял с благодарностью.

— Здравствуйте, — сухо поздоровался я, протягивая каждой из них заранее отпечатанный лист бумаги с информацией, требующей некоторых пояснений. — Миссис Митчелл, я попросил бы растолковать третью строку сверху. Вам не кажется, будто одновременное увольнение четырех сотрудников сразу относится к разряду ситуаций, о которых мне бы следовало узнавать не из ваших отчетов? — и, не дожидаясь ответной реакции, повернулся к следующей своей жертве. — То же самое касается вас, мисс Редберн. Помнится, неделю назад я утвердил совсем иной план мероприятий. Откуда взялась эта спонтанная идея с арабской ночью? Почему вы пригласили 'профессиональных' танцоров из соседнего драмкружка? Разве понятия имидж, качество и кредит доверия вам незнакомы? Из-за вашей невнимательности, нежелания придерживаться графиков и неуместной инициативы мы потеряли около пятидесяти тысяч в родной американской валюте, так что с моей стороны будет вполне справедливо лишить премии в этом месяце весь пиар-отдел.

Расплывшись в довольной улыбке, я резко развернулся на стуле и вперился холодным взглядом в сбитую с толку шатенку, не привыкшую к моим столь агрессивным нападкам и ярому недовольству. Простите, дамы, но спектакли — моя маленькая слабость.

— Вы уже нашли замену уволенным девушкам? — от души продолжал издеваться я, не давая несчастному менеджеру и рта раскрыть. — Квалифицированных, трудолюбивых танцовщиц с прекрасными рекомендательными письмами и опытом работы?

— Почти, — вяло отбилась Шерил, неловко поерзав в кресле. — И если вы полагаете, будто вина целиком на мне, тогда осмелюсь добавить, что выходное пособие я раздала лишь тем, кто не прошел медицинское освидетельствование. У всех четверых была обнаружена метамфетаминовая* зависимость. Имидж, знаете ли, — язвительно добавила осмелевшая особа, обмениваясь подбадривающими взглядами с воодушевившейся коллегой.

— На будущее, будьте так любезны, уведомляйте меня о своих планах, — решил закругляться я до того, как выйду из состояния блаженного равновесия. — Мисс Редберн, надеюсь, мы друг друга поняли.

— Разумеется, — льстиво подтвердила блондинка, довольно резво для женщины своей комплекции подскакивая на ноги. — Вот примерные сценарные наброски на следующий месяц, — протянула она мне буквально оторванную от груди папку. — Полагаю, у вас могут возникнуть вопросы относительно…

— Я непременно адресую их лично вам, — вежливо уверил я, пресекая поток заискивающих речей. — Всего доброго, дамы. Миссис Митчелл.

— Мистер Майнер, — вслед за мной повторила шатенка, поджимая и без того тонкие губы, после чего обе служащие засеменили к выходу, все так же не обратив внимания на Астрид, которая, по-моему, давно позабыла о необходимости дышать.

Предвкушая новый виток вопросов, я взял со стола небольшой блокнот с карандашом, а затем двинулся навстречу удивленному и несколько восхищенному взгляду лучистых зеленых глаз. Собственно, ради этой девочки и разыгрывалась пьеска, мне до одури захотелось произвести впечатление. И, по всей видимости, глупая затея имела шумный успех.

— Ммм, не понимаю, что между нами общего, — сдавленно пробормотала девушка, теснее прижимаясь к мягкому подлокотнику, когда я сел рядом. — А вот различия становятся все заметнее. Ты во всем такой требовательный?

Я вынужден был согласиться, растягивая душащий узел галстука на шее. И когда только закончится сей маскарад? Определенно не сейчас, потому как в кабинет без стука впорхнуло вечно улыбающееся существо самого раздражающего характера — мой личный секретарь Джулия Морган. Иначе как Джу-Джу я ее не называю, а все по причине поразительного сходства с отвратительными жевательными конфетами кислотно-розового цвета, липнущими к зубам.

— Кофий, — возвестило это сущее наказание, грохая на столик поднос с сервизом, и быстро-быстро захлопала густо намазанными ресницами в ожидании дальнейших указаний.

— Спасибо, — прошипел я. — Можете быть свободны. Возвращаясь к вашему вопросу, мисс Уоррен, — сконцентрировал я внимание на Астрид, благоразумно отворачиваясь от разодетой самым невероятным образом молодой женщины: короткая до неприличия обтягивающая юбка, узкий пиджак, под которым отсутствовала блузка, и вываливающиеся из широкого выреза прелести, затянутые в весьма недурной дамский аксессуар. — Я люблю экспериментировать, но чувство меры мне не отказывает. Так что, думается, все эти опасения беспочвенны и лишены смысла. Ты мне интересна как личность, а не как способ хорошо провести уикенд, — по-человечески выразился я после наступления долгожданной тишины и вручил девочке чашку крепкого черного кофе без сахара.

Она смущенно увела взгляд в сторону и осторожно отпила горячий напиток, однако на светские беседы пополам с чаепитием у меня не было времени. Мимоходом извинившись, я спросил, могу ли оставить ее одну, получил клятвенное заверение, что ей не придется скучать, и, указав рукой на висящую за ее спиной ЖК-панель, вышел из комнаты, закрывая за собой дверь на ключ. Привычный ритуал выслушивания множества жалоб: посетить каждую завалящую коморку в этом проклятом здании и решить все проблемы, начиная с перебоев в поставках алкогольной продукции и заканчивая сетованиями стриптизерш на возросшую влажность в помещениях.

Назад я вернулся через два часа и застал свою гостью спящей прямо напротив экрана тускло мерцающего телевизора. Она лежала на диване, свернувшись в клубочек от некомфортной прохлады

________________________

*Метамфетамин — производное амфетамина, белое кристаллическое вещество. C10H15N, использующееся в форме гидрохлорида, как наркотик, ещё более стимулирующий, чем амфетамин.

и совершенно по-детски подложив сложенные вместе ладони под щеку, такая теплая, домашняя…Сказочная. И я вдруг понял свою ошибку, осознал то, в чем готов признаться лишь под влиянием минутной слабости. Именно ее мне не хватало все эти шестьдесят лет. Мне уже приходилось видеть это умиротворенное лицо, полные губки, соблазнительно растянутые в полуулыбке, опущенные веки с нежной кожей и подрагивающими ресничками, только то была ее спальня, наполненная ее запахом, а сейчас вокруг мой мир, мой спасительный островок посреди порочного океана, моя бухта умиротворения. И Астрид, как бы слащаво не прозвучало сие наблюдение, гармонично вписывается в эту реальность, названную кем-то неоправданно жестоким 'жизнью'.

Я никогда никого не искал, потому что сердце уже заполнено любовью до отказа, но если бы оно пустовало, если бы только был шанс впустить кого-то в свою душу…

Что-то я расчувствовался, черт подери! Сентиментализм и романтичность — неуместные на данном этапе составляющие.

Тихо позвав девочку по имени, я легко коснулся рукой ее плеча и с улыбкой принялся дожидаться пробуждения. Да, милая, у нас очень плотный график, потому что до твоего возвращения в родные пенаты осталось не больше восьми часов, а мне безумно хочется провести их вдали от цивилизации.

— Божечки, я уснула! — с сожалением констатировала она, сладко потягиваясь. — Прости, пожалуйста. Похоже, недостаток сна сказывается. Зато я теперь примерно представляю, как ты видишь при свете дня.

Хитро улыбнувшись, девушка кивнула головой на работающий телевизор и пояснила (специально для меня, разумеется), что он выдает черно-белую картинку, после чего с присущей только ей непосредственностью посыпалось множество уточняющих вопросов.

— Я учился этому очень долго, — охотно поддержал я разговор, бесстрастно разглядывая серый экран, — каждый цвет имеет свою насыщенность. Мне достаточно помнить ту или иную яркость, чтобы безошибочно указать название. Взять, например, белых медведей, тех самых, что живут на северном полюсе. Они в сто раз лучше людей определяют всевозможные оттенки серого. Им это необходимо для выживания. По тому, как меняется цвет при таянии, можно попытаться сделать вывод, проломится льдина или нет, если на нее наступить, а когда вокруг все преимущественно белое, такая особенность приходится как нельзя кстати. Вот и у меня схожие мотивы.

— А кровь? — заворожено поинтересовалась Астрид, не слишком понятно формулируя вопрос, ответ на который у меня вырвался непроизвольно: 'Она черная'.

Уже позже, когда мы выходили из кабинета, мне в голову закралась мысль о том, что она знает. Знает абсолютно все, но при этом боится спросить. Ее страшат правда и необходимость как-то реагировать. Однако желания лично затрагивать больную по всем показателям тему во мне не чувствовалось, поэтому обратный путь до машины прошел в тягостном молчании, что только пошло на пользу. Выводя девушку из массивных стеклянных дверей и кивая в знак приветствия бдительному охраннику, я на клеточном уровне ощутил изменения в раскаленном летнем воздухе. Над стоянкой кружила непривычная тишина, негромким насвистыванием впивающаяся под кожу.

— Постой здесь, — настороженно попросил я, рукой отодвигая девочку вглубь вальяжной тени от козырька, а сам сделал пару стремительных шагов вперед и напряг хищнический слух. Протяжный свист…с таким пуля рассекает атмосферные слои, дабы поскорее вонзиться в выбранную цель. Однако этот звук был несколько другим. Он приближался откуда-то сверху. Стоило мне резко задрать голову вверх, как в миллиметре от моего виска пролетела отделенная от туловища человеческая голова и с тошнотворным хлюпаньем ударилась об асфальт.

— Мама, — вмиг побелевшими губами проблеяла Астрид.

— Внутрь, — жестко велел я, вспоминая о ее чрезмерной впечатлительности. — Живо! И позови охрану.

Черт его знает, чем она мне поможет, однако среднестатистические американцы поступают именно так.

Удостоверившись, что девочка выполняет мои указания, я все же опустил взгляд вниз и скривился от отвращения при взгляде на безобразный шейный срез, хотя тут уместнее употребить слово 'срыв', потому как столь нужную часть тела попросту оторвали. Заляпанное кровью лицо, пропитанные ею же длинные волосы, застывшая гримаса ужаса и почти выкатившиеся из орбит глаза — уточнять подробности мне тут же расхотелось. Я много раз сталкивался с трупами, но они определенно выглядели более цельно.

— Сэр, что произошло? Нам сказали…Господи, тудыть его, Иисусе!

Не слишком расторопные бодигарды окружили присланный мне свыше презент и застыли с раскрытыми ртами над тем, что некогда являлось миловидной рыжеволосой особой лет двадцати пяти.

— Ничего не трогать! Расступитесь, это же место преступления, мать вашу! Джей, вы в порядке? Пострадавшие есть? Знакомы с жертвой? — в поле зрения появилось потное краснощекое лицо начальника охраны. Полковник в отставке, человек, прошедший все ужасы войны в Гаити, в том числе и отряды смерти 'Таун-Тод-Макуд'. Страшилы, как иногда называли выходцев гаитянских отрядов, убивали людей: заставляли матерей нести отрезанные головы своих сыновей, отцов принуждали насиловать дочерей, привязывали к шее жертв бетонные блоки, а затем топили их в океане. Изуродованные тела у них принято было развешивать на деревьях и столбах вдоль улицы, дабы потом убивать всякого, кто осмелится к ним прикоснуться. Обо всем этом я узнал из уст полковника, которому чудом удалось вырваться из сущего ада. Пожалуй, он единственный, кого я уважаю по-настоящему и в некотором роде считаю другом.

— Я в норме, старина, — с трудом оторвался я от созерцания остекленевших глаз несчастной. — Проследи тут за всем, я подожду приезда полиции внутри. Со мной была девчонка, журналистка, не в курсе, как она?

— Нет, не до этого было, — по-военному четко отрапортовал Брайан. — Какая сволочь могла сотворить такое? По всей видимости, убийца пользовался чем-то наподобие тисков, видишь, какие рваные края у сухожилий?

О, да! Физическая сила трехсотлетнего вампира — к чему инструменты? Кстати, я знаю имя сволочи, вот только с общественностью им поделиться не могу. Хотя сейчас меня гораздо больше интересует состояние Астрид и то, насколько много подробностей она успела заметить.

На бегу выдумывая абсолютно неправдоподобную историю об отрезанной у манекена голове, я вихрем ворвался в источающий прохладу холл и угодил прямиком в объятия доведенной до истерики девушки, озаглавленные криками невероятной силы, в которых основной эмоцией числилась паника.

— Все хорошо, сладкая, — лживо заверил я, легко отрывая перепуганную особу от пола. Плевать на переполненный 'зрительный зал' и нарушение трудового распорядка, не каждый день мне на голову сыплются, вот уж каламбур, головы. — Со мной ничего не случилось, это просто дурацкая шутка. Подумай о чем-нибудь приятном, например, о размерено пульсирующем золотом шаре. Он большой и теплый, а свет, льющийся из него, успокаивает. Коряво получилось, правда?

Она тихонечко засмеялась, щекоча мне носом шею, и перестала трястись, словно борющийся с дикими порывами ветра осенний листок.

— На нас все смотрят, — шепотом просветила меня малышка, — поэтому, может, опустишь? Я не хотела ставить тебя в неловкое положение, просто безумно испугалась. Все так быстро произошло…

— Джей, можно вас на секунду? — перебил ее мягкий голосок грубый бас полковника.

Быстро кивнув, я отошел в сторону вместе с поджарым мужчиной и получил-таки ответ на свой главный вопрос: 'К чему такая театральность?'.

— Памятуя о наших хороших отношениях, — издалека начал Брайан, нерешительно протягивая мне пропитавшийся кровью клочок бумаги с рваными краями, — я подумал, что будет не лишним осмотреть…В общем, это было во рту.

'От прошлого не скрыться — оно догонит. Не повторяй своих ошибок, равк, лучше займись коллекционированием. На твоей совести уже две головы. Бывать ли третьей?'.

Леандр! — неоновой вывеской вспыхнуло в подсознании ненавистное имя, давно ставшее олицетворением былых кошмаров.

В то время, как душу заполоняло черным мраком ненависти, мозг машинально анализировал полученное послание. Равк…помнится, так саамы* называли вампиров. Конечно же, конспирация, будь ты проклят, кровососущий мерзавец! Две головы? Рыжие волосы…нет, черт возьми, этого просто не может быть. Неужели я когда-нибудь давал понять, будто нуждаюсь в напоминаниях? Я знаю, дьявол вездесущий, знаю, что смерть Айрис и на моей совести! Третья? АСТРИД?

Не поблагодарив друга за неоценимую услугу, я в мгновение ока оказался рядом с успокоившейся

_______________

*Саамы — народность, живущая на Кольском полуострове России, а также на севере Финляндии, Швеции, Норвегии.

девочкой, грубо схватил ее за руку чуть повыше локтя и поволок к черному выходу сквозь слишком медленно расступающуюся толпу. Пора вернуть моему существованию здравый смысл, а заодно избавиться от иллюзий: никаких невинных агнцев ближайшие лет сто.

— Я не смогу придти к тебе во вторник, — без всякого сожаления заявил я, настороженно добираясь до припаркованного в тени Кадиллака. — Мне нужно уехать из города на две недели. Сейчас я отвезу тебя домой, и ты пообещаешь, что и шагу со двора не сделаешь. Ну же, Астрид, залезай в машину!

Оказавшись в салоне рядом с ошарашенной последними новостями малышкой, я вдруг отчетливо ощутил разливающиеся холодными волнами вдоль позвоночника разочарование и…боль. Тупую и безжалостную, от которой щиплет в уголках глаз и хочется волком выть на протяжении многих часов. Я солгал, когда говорил о мечте. Избавление от серого цвета ничто по сравнению с невероятной тягой начать новую жизнь, с нуля. Чистый лист так много обещает…

 

Глава 10. По волнам истории

POV Астрид

Час назад мне казалось, будто у нас с Джеем и впрямь нет ничего общего, между нами гигантская непролазная пропасть, за которую невозможно шагнуть, исходя из одного желания стать чуточку ближе. А сейчас, когда все краски потеряли значимость, когда глаза застилает физически ощутимая пелена серости, я как будто поняла его по-настоящему, обогнула овраг и смело прошествовала вдоль хлипкого деревянного мостика на другой берег, названный беспросветной тоской.

Откуда во мне такое количество пессимизма? Кажется, все дело в последнем поцелуе.

Я не знаю, что там произошло снаружи. Было ли это чьей-то неуместной шуткой, или плодом моего отлично работающего воображения, или же пугающим предупреждением? Теперь уже неважно, потому что в любом случае оно все разрушило. Я видела, сколь сильно разозлился Майнер, чувствовала сквозь крепкие объятия его ярость, а затем была представлена испуганным серо-голубым глазам. Определенно, то, что услышал он от начальника охраны, сурового мужчины лет сорока с военной выправкой и подчиняющим басовитым голосом, заставило его изменить планы и вернуть меня домой.

Дорога до родительского очага прошла в удушающем молчании, сопровождаемом отчаянным скрипом зубов — Джей был в бешенстве, и я вряд ли могла его за это винить, поэтому молча сносила зашкаливающую стрелку спидометра, крепко сжимающие руль кулаки и обвиняющие взгляды, преисполненные концентрированным осуждением.

— Обстоятельства, — отрывисто бросил парень, легко выводя автомобиль из заноса на очередном повороте. — У меня нет выбора, лишь необходимость. Я должен уехать.

Я попыталась изобразить на лице понимание и титаническим усилием воли зарыла поглубже в душе подкатывающие к горлу рыдания. Что-то внутри подсказывало: это наша последняя встреча, и единственное, что я могу сделать, так это сохранить достоинство и не сесть в унизительную лужу неуместных упреков и просьб.

— На заднем сиденье пакет, возьми его, пожалуйста.

Извернувшись под натиском ремня безопасности, я неловко перекинулась через кресло и выполнила просьбу Майнера. В руках у меня оказался тот самый непрозрачный сверток из отдела нижнего белья.

— Джей, — не зная наперед, что собираюсь сказать, я непроизвольно покраснела и одним глазком заглянула внутрь, — не стоило тратиться.

Он хмыкнул, на мгновение опуская веки, и заговорил уже совершенно другим тоном.

— Позволь решать это мне. Пусть сия безделица послужит гарантом моего возвращения.

Я пропустила несколько отчаянных толчков сердца, когда теплая ладонь мягко вплелась в волосы, спустилась к шее, ласкающими движениями огибая гиперчувствительный участочек кожи за ушком, и замерла на ключице. Одновременно с тем шикарный Кадиллак остановился у обочины, не доезжая до нашей подъездной аллеи каких-то сто метров.

— Я хочу увидеть тебя в нем, — доверительно сообщил парень, взглядом указывая на судорожно зажатый во вспотевших руках пакет, — когда-нибудь. А сейчас, — предостерегающе протянул он, попеременно избавляясь сначала от моей спасительной ленты, затем от своей, — иди ко мне.

Может, в последней фразе я расслышала невысказанный намек, вроде: 'Забудь о правилах приличия', или нечто похожее, хотя вероятнее всего по привычке забыла включить мозговую активность, потому что через две секунды моя пятая точка, она же искательница сомнительных приключений, очутилась на коленях у Джея.

Правы были конструкторы небезызвестной Дженерал Моторс, когда проектировали салон автомобиля, — даже с моей отсутствующей грацией непростое действие вышло в итоге чуть ли не привлекательным. А лучшей наградой мне послужил нежный, уверенный и очень сдержанный поцелуй, заставивший вновь вспомнить о том, что это наша последняя встреча. Не в силах спорить с собственным внутренним голосом, я крепче впилась пальцами в бугристые предплечья и робко провела кончиком языка по горячим губам, методично добираясь до клыков. Они ведь должны быть, так?

Майнер выдохнул щекочущий смешок, теснее прижимая меня к своей груди, и слегка зажал зубами тоненькую кожицу на верхней губе.

Очень неправильно истолковав его желания, я с тихим стоном разочарования оторвалась от опьяняющего занятия и после недолгих колебаний подставила шею.

— То, что ты догадалась о том, кто я, еще не значит, будто ты все обо мне знаешь, — хриплым низким голосом заявил он, доводя меня до безумия короткими чувственными поцелуями. Я даже не поняла, что секунду назад он подтвердил мои догадки категоричным согласием, полностью отдаваясь магии изучающих прикосновений и сбившегося дыхания. — Никогда и никому не позволяй причинять себе боль, особенно ради интереса. Тебе пора, Астрид.

— Да, я знаю, — уверила я, забираясь пальчиками под лацканы его пиджака, — всего одну минуту.

— Не искушай меня, — опасно сверкнули глаза цвета ледяных вод Антарктики, столь выразительно контрастирующие с обжигающими поглаживаниями на моей спине. — Тебе нужно идти, я позвоню вечером.

— Разумеется, позвонишь, — словно в бреду повторила я, жадно отыскивая влажные губы в кромешной темноте, затмившей собой сознание. — И мы поговорим. Потом.

Джей глухо зарычал, поддаваясь моим лишенным опыта ласкам, и позволил мне довольствоваться лаврами умелой обольстительницы, правда, совсем недолго. Стоило стянуть с него галстук и решительно приступить к мелким пуговицам на рубашке, как на запястьях сомкнулись поразительно жесткие пальцы.

— Ты жадина, сладкая, — звонко расхохотался парень, сглаживая тем самым отразившийся во взгляде упрек. — Хочешь всего и сразу. А как же родство душ, проверка отношений на прочность, доверие, истинность чувств? О, я знаю, можешь не отвечать. Все дело в моей исключительной сексуальности.

Я застыла с неприлично раскрытым ртом, пытаясь угадать по интонациям, он серьезно вообще? Нет, последнее заявление, конечно, не лишено львиной доли правдивости, но вот так огорошить человека выпячиванием самовлюбленности…

— Да, ты великолепен, — с хитрой улыбкой на устах согласилась я. — И я согласна лелеять твою эгоцентричную натуру до наступления темноты, если пообещаешь одну мелочь.

— Какую? — настороженно спросил Майнер, наконец отпуская мои руки.

— Расскажи мне о вас, — с намеком выделила я последнее слово. — На это у тебя будет две недели телефонной болтовни. И я обещаю, что ничего не стану уточнять.

— А тебя не пугает это самое 'вас'? — неодобрительно фыркнул он, в который раз уходя от необходимости давать мне хоть призрачную, но надежду на ответ.

— Пугало бы, если бы я имела хоть отдаленное представление о том, кто же они, или вы, такие, — без всяких раздумий ляпнула я, чуть было не запутавшись в скверной формулировке. — И я боялась тебя первые два дня, до того, как увидела лицо. Есть в твоих глазах что-то успокаивающее, вселяющее веру и надежность, а все потому что они красивые. Да-да, не спорь! Значит, и душа у тебя прекрасная.

Не удержавшись, я наклонилась ближе к любимому лицу и поочередно поцеловала сначала одно лавандовое веко с веером густых, черных и туго закрученных ресниц, больше подходящих отчаянной кокетке, а затем и второе. Очертила кончиками пальцев соболиные брови, избавляя их от тоненьких хмурых сгибов, с умилением поправила хаотично вьющиеся на висках прядки и безрассудно прижалась носом к гладко выбритой щеке. Будь у меня подобная внешность, пришлось бы горевать всю жизнь в одиночестве, потому что второго такого идеала на нашей планете попросту не существует.

— Я люблю тебя, — поддавшись моменту, прошептала я и тут же припомнила его смехотворное: 'Спасибо', прозвучавшее с такой искренностью и самоотдачей, что на глазах проступили сентиментальные слезы.

Джей сделал вид, что не расслышал, но по тому, как дрогнули длинные пальцы, прижимающие мои ладони к абсолютно безмолвной из-за небьющегося сердца груди, я поняла насколько ему приятно.

Наверное, мне никогда не удастся забыть горечь оставленного им поцелуя. Соленый на вкус, он больше походил на отчаянные действия заблудшего путника, пытающегося пробиться сквозь непролазную вековую чащу.

— Будь осторожна, Астрид, — на прощание попросил парень, помогая мне выбраться из машины, после чего протянул врученный ранее подарок, резко захлопнул дверцу и сдал назад, дабы избавиться от необходимости произносить еще что-то.

Я же понуро поплелась к дому, до боли сжимая двумя пальцами переносицу.

— Цветочек, давай немного посекретничаем, — вырвал меня из воспоминаний родной голос папы, решившего проведать свою непутевую дочь-лгунишку.

Якобы сладко потянувшись, я села на кровати, подложила под спину несколько подушек и незаметно спихнула ногой заветный сверток с комплектом нижнего белья на пол.

— Вся во внимании, — самоотверженно провозгласила я, не сводя честного взгляда с обеспокоенного лица старшего Уоррена.

— Тема та же, родная, мальчик, с которым ты встречаешься.

Так, Астрид, спокойно, не нужно ржать, коли не желаешь угодить в психушку! Однако назвать Джея мальчиком…Ладно, пойдем по пути наименьшего сопротивления.

— Пап, ему вообще-то двадцать пять, — зябко поежившись, прошептала я и настороженно отнеслась к изумленно взлетевшим вверх бровям. — Знаю, немного несуразная разница в возрасте, но, поверь, он хороший. И ничего такого, мы просто общаемся.

— Хотелось бы надеяться, — крякнул отец, благоразумно присаживаясь рядом со мной. — Ты ведь понимаешь, что мир состоит не только из хороших людей? И не все смотрят на жизнь так, как это делаешь ты. Люди лгут, притворяются, пытаясь втереться в доверие, но преследуют при этом только низменные цели. Помнишь, о чем говорил психолог? Тебе надо изредка закрываться ото всех, разграничивать пространство на личное и общественное, иначе нам не избежать рецидива…

— Ну папа! — заканючила я, не желая смешивать одну больную тему с другой. — Все в прошлом. Мне тогда было пять лет, я почти ничего не помню, так что и говорить не о чем. Я понимаю ваше с мамой беспокойство. Просто доверьтесь мне и не разочаруетесь. Джей вам понравится, — подбодрила я сникшего родителя, игриво стукая кулачком по мускулистому плечу. Задушевные беседы явно не его конек.

— Тогда расскажи мне о нем для начала, — лихо подмигнул мне мужчина и, как в детстве, усадил к себе на колени, радушно позволяя уткнуться носом в остро пахнущую одеколоном грудь и ощутить то безбрежное спокойствие, без которого моя жизнь была бы пустой и невзрачной.

Прочистив горло, я неуверенно раскрыла рот и обрушила на отца океан самых хвалебных речей, щедро присыпанный прилагательными в превосходной степени.

Думаю, со стороны я выглядела влюбленной по уши простушкой, однако папа ни одним взглядом не дал понять, будто согласен с моим наблюдением. Он очень внимательно выслушал мою сбивчивую речь, а после ласково потрепал по щеке и предложил пригласить моего парня на ужин. Я с сожалением поведала об отъезде Майнера и пообещала представить его справедливому родительскому суду чуть позже.

Следующие два дня пролетели для меня незаметно. Большую часть времени я проводила у себя в комнате в обнимку с планшетом, пытаясь вытянуть из себя хоть одну мало-мальски глубокую картинку будущего графического романа, но так и не смогла избавиться от стоящего перед глазами сверхреалистичного образа темноволосого красавца с грустной и щемящей сердце улыбкой. Вероятно, мешал еще и тот факт, что я практически не оставляла телефон в покое, пересчитывая дробные палочки сети вверху экрана через каждые пять минут. Джей так ни разу и не позвонил с воскресенья, и я места себе не находила от беспокойства.

Рейчел уехала в последний день выходных, но хоть мы и пробыли под одной крышей почти целую неделю, нам так и не удалось толком поговорить. Сначала ее отпугнула моя апатия, развившаяся вследствие отъезда Майнера, потом железобетонной стеной между нами возник Лео, устраивающий свидания длинною в световой день на Марсе. Чейз убегала из дома в районе десяти, а возвращалась порой глубоко за полночь, подчас в абсолютно невменяемом состоянии: пища от восторга, она забиралась ко мне под одеяло и тараторила без умолку, описывая несравненные достоинства своего нового ухажера, которого я по доброте душевной прозвала обезьянкой. Уж и не знаю, с чего вдруг в мою голову забрело подобное сравнение, но при одном взгляде на лихо торчащие мелированные прядки мне хотелось протянуть ему банан и попросить улыбнуться.

В понедельник вечером подруге все же удалось вытянуть меня наружу под благовидным предлогом подышать свежим воздухом, обернувшимся в итоге просмотром занимательной сценки 'Целующаяся парочка'. Именно тогда я поняла, сколь безосновательно мне не нравится этот забавный молодой человек. Его шутки количеством двести штук в минуту казались скабрезными и пошлыми, улыбки неестественными и наигранными, а взгляд темных, красиво очерченных длинными ресницами глаз ввергал в панику. Лео пугал меня и одновременно с тем раздражал до зубного скрежета, чего я не могу сказать ни об одном знакомом человеке. Единственная выгода, которую мне удалось извлечь из нашей совместной прогулки, заключалась в скупом ответе на десяток вопросов о Джее. Выяснилось, что знакомы они давно (на последнем слове я бы сделала основной акцент, однако ни одно из моих подозрений относительно принадлежности Лео к вампирам не подтвердилось), некогда очень крепко дружили, окончили одну школу — ту самую, которую мне предстоит посетить завтра, — после чего их пути разошлись, а приятельские отношения рухнули как бы сами по себе. Об Айрис я спросить не решилась из боязни навредить своему парню.

Кстати, пользуясь свободным временем, я все же дочитала ее дневник до конца и еще долго старалась осмыслить путанную вереницу описанных событий и разговоров. Начать хотя бы с того, что она должна была выйти замуж за Верджила, чуть ли не через строчку упоминала о том, какой он весь из себя непревзойденный, чуткий, понимающий, страдающий и остро чувствующий, но вдруг появляется какой-то д`Авалос (странную фамилию я запомнила на долгие годы) и принцеподобный молодой человек отходит на двадцатый план. Вероятно, во мне взыграла обида и идущие вразнобой жизненные принципы, однако метаний фрейлейн Волмонд я не понимала. К чему клясться в вечной любви мужчине, если по прошествии энного количества времени напрочь забываешь о его существовании? Или в середине двадцатого века вошла в моду полигамия?

К тому же меня до глубины души тронул изложенный девушкой разговор с Видричем и, чего уж греха таить, я даже расплакалась, когда он поведал своей возлюбленной о погибшей семье и службе в армии.

'…Я попытаюсь воспроизвести на этих страницах наше необычное интервью, чтобы еще раз осмыслить страшную истину. Верджил, мой дорогой жених и самая огромная любовь, когда-либо встречающаяся на пути смертного человека, бекас. И само это слово ужаснее любого из озвученных им злодеяний, потому что не несет за собой и сотой части выпавших на эти мужественные плечи переживаний.

— Первая мировая война привела к падению дома Габсбургов, правящих родной мне Австрией на протяжении девяти веков. Государственный переворот сверг монархов с престола, и отец счел необходимым бежать с наследственных земель. Мне тогда едва исполнилось три года, и единственное, что отложилось в памяти, так это испуганное лицо матери, влажное от слез. Она боялась, что нас сумеют отыскать даже за океаном, поэтому недрогнувшей рукой уничтожила наши свидетельства о рождении, оставив лишь метрики с католическими именами. Так пропал Вергилий Георг Хельмут фон Видрич-Габсбург, остался лишь его измененный дотошными канадцами вариант Верджил, вроде как для простоты произношения. Леверна родилась уже в Ньюфаундленде и никогда не подозревала о текущей в венах голубой крови. Я и сам с улыбкой воспринимал мамины рассказы о былом величии, а со временем превратил их в сказки на ночь для младшей сестренки. Знаешь, она была очень похожа на тебя, Айрис, и я любил ее так же сильно.

О моей жизни в Канаде ты слышала. Я окончил местную школу, получил возможность вырваться из плена сельской глуши и воплотить в жизнь мечты о поступлении в Калифорнийский университет. Изредка я навещал родителей, неохотно возился с подрастающей сестрой и жил исключительно ради одной цели — выздороветь. Я жаждал избавиться от своего уродства, бездумно тратил дни и ночи на поиски несуществующего лекарства, но не достиг успеха.

И грянула война. Канадское правительство заняло почетные ряды в строю антигитлеровской коалиции, а в 1942 году меня, амбициозного семнадцатилетнего юношу, забрали на фронт. Дома мама всегда говорила с нами только на немецком, полагая, что нам не следует забывать родной язык, поэтому изначально я по распределению попал в штаб и на протяжении шести месяцев принимал участие в самых жестоких и бесчеловечных допросах в роли переводчика. Сколько искалеченных душ мне пришлось выслушать, о каких только тайнах не рассказывали несчастные пленники перед смертью… Я терпел все это ради моей семьи. Улыбался погрязшим в насилии командирам и каждую ночь молился за жизни родителей, сестры и любимой девушки. А затем мне пришло письмо, из дома, в котором сообщалось, что мои близкие погибли. Оказались на том проклятом железнодорожном пароме Ньюфаундленда, подбитом немецкой подлодкой! И это стало последней каплей, той самой точкой отсчета, началом конца. Я вызвался в ряды добровольцев и очутился на передовой. Без навыков ведения боя, но со своими особенными способностями. Меня обучили всему, за короткое время я из добычи стал прирожденным охотником, научился переносить голод, холод, боль, неподвижность. Чувствовал природу и малейшие изменения в ней, развил звериное чутье, познал полный самоконтроль и забыл об эмоциях. Мною правила ненависть, желание отучить противника ходить в полный рост. Я вселял в людские сердца страх и считал свою профессию искусством. Мне доверяли другие, потому что я был беспощаден. Конечная цель всегда знаменовалась одинаково: победа, и я справлялся!

Боевым крещением стала операция 'Хаски' на острове Сицилия. Я был в составе первой канадской дивизии, включенной в союз американских и британских войск. В ночь с 9 на 10 июля 1943 года мы десантировались у деревни Пачино на восточном побережье.

В тот день дул сильный ветер, что несколько нарушило планы нашего командира — генерал-майора Гая Симондса — и в то же время обеспечило эффект неожиданности. Несмотря на неудачи, нам удалось максимально воспользоваться преимуществом внезапности, нападая на вражеские патрули и приводя противника в замешательство.

Те сутки явились для меня воплощением самых пугающих кошмаров. Отовсюду слышались крики, над головами свистели пули, лица товарищей покрывало брызгами крови. Это был ад на Земле, о существовании которого я не догадывался. Ни одна тренировка, пусть и приближенная к условиям боя, не готовила меня к такому. Я до сих пор не могу поверить в то, что остался жив. Каким образом мне удавалось нажимать на спусковой крючок, когда пальцы отчаянно дрожали и не слушались? Как в яростной какофонии из взрывов и воплей раненых друзей я умудрялся слышать хоть что-то? Вероятно, лишь страх потерять кого-то еще гнал меня вперед и постепенно глушил все человеческое. Приказ-выполнение-приказ — единственные принципы, коими я руководствовался.

Через неделю я оказался у ворот Сицилийской столицы — города Палермо. И то, что происходило внутри, будто выпало из памяти. Резня, настоящая кровавая бойня. Женщины, дети, старики…Никто не испытывал жалости к ним, и я в том числе, хоть они и не были моей целью.

То шестинедельное сражение целиком поглотило прежнего меня, оставив пустую внешнюю оболочку, бессердечного воина, борца чужих политических взглядов. Сильные мира сего отняли у меня все самое ценное, а взамен поручили считать: ранения товарищей, трупы врагов, гильзы и собственные скупые слезы по каждому из умерших друзей, падающие на дно фляжки со спиртом.

Первый десяток жертв снял с моих плеч груз вины за несправедливо прерванную жизнь Леверны, второй почтил память отца, казненного нацистами в лагере смерти Дахау, третий избавил меня от ответственностью перед матерью, которая учила при любых обстоятельствах быть рядом с семьей, защищать и оберегать покой близких. После сотни я перестал считать, потерял связь со всем человеческим, что когда-то теплилось в сердце.

Сейчас перед тобой сидит хладнокровный убийца, на руках которого кровь двухсот двадцати трех солдат фашисткой армии. Каждое имя незримыми символами выгравировано вот на этом кресте*! 'За исключительную храбрость, проявленную в боевой обстановке'. Душегуб, получивший одобрение дружественного государства! Герой, воевавший против своей же нации! Сын, брат и жених, не пошевеливший и пальцем ради спасения близких людей! Един в трех лицах.

Я не знаю, понимаешь, не знаю, как мне жить с этим дальше! Как избавиться от ночных кошмаров! Как заглушить громко воющую в груди боль и выдернуть оттуда ядовитое жало жестокости! Там, в горячке боя, я не задумывался над тем, что отнимаю у кого-то сына-отца-брата-мужа, я выполнял свой долг, прикрывал товарищей. Но имел ли я право выбирать, кому жить, а кому отправляться…Господи, Айрис, это невыносимо! Избавь меня от подобных разговоров, я больше не могу!'.

Я так и не поняла, кем же был Верджил, поэтому обратилась за помощью к всемогущему Интернету. Правда, особых успехов не достигла.

Бекас — маленькая и быстрая птица, охота на которую сложна тем, что траектория полета пернатой непредсказуема и выстрел должен производиться 'навскидку'.

________________________

*Крест 'За выдающиеся заслуги' — вторая по старшинству награда Армии США за храбрость. Бывали случаи, когда ее вручали не только американцам. Существует и ныне.

Вряд ли мистер Видрич был парашютистом, хотя я где-то читала о диверсионных небесных отрядах. Других значений у странного слова не нашлось, зато отыскалась целая сеть оружейных магазинов с таким названием.

Махнув рукой на уточнение путанных описаний мисс Волмонд, я вновь вернулась к обдумыванию прочитанного. Никаких намеков на имя своего убийцы владелица дневника, конечно же, не дала, но внутреннее чутье подсказывало, будто это один из ее темпераментных ухажеров. С личностью австрийца я более или менее разобралась, он показался мне достаточно скрытным человеком, волевым и много пережившим. Смерти дорогих людей, война, необходимость убивать якобы из благих побуждений…Сложно представить, каково пришлось этому юноше на самом деле, да еще и девушка ему попалась, прямо скажем, не лучшая. Вместо того чтобы попытаться поддержать несчастного парня, подбодрить его ласковым словом, избавить от страданий, она крутит хвостом направо и налево. Или я придираюсь?

Ладно, возьмемся за психологический портрет таинственного мистера д`Авалоса. Шутник и балагур, как весьма лестно охарактеризовала его ветреная немка. Богатый помещик, отличающийся наглостью и природным хамством. Приехал в эти края по приглашению самого Мердока Волмонда и поселился в доме гостеприимного хозяина (насколько я поняла, его комнатой была теперешняя родительская спальня). Что вышло из дурацкой затеи в итоге? Понятия не имею, повествование обрывается на описании званого ужина по случаю дня рождения отца Айрис.

'Дорогой мой друг!

Я весь вечер протанцевала с нашим гостем и должно быть окончательно потеряла голову, потому что забыла о нашей встрече с господином Видричем. Ума не приложу, как такое могло случиться! Очевидно, со мной приключился не изученный медициной любовный недуг, не иначе. Я так громко и заразительно хохотала на протяжении всего торжества, чего не происходило со мной со дня смерти дорогой мамы.

И мне по-прежнему не дает покоя наш план. В праве ли я так поступить с отцом? Простит ли он меня, когда узнает, какие демоны заполонили мою душу? Но разве не он всегда учил меня идти на зов сердца, позволить чувствам одержать верх над разумом? В глубине души я понимаю, что жизнь степенной замужней матроны полна своих прелестей, ибо нет никого счастливее женщины, посвятившей себя служению любви и заботе о супруге. И все же смириться не могу. Я сделала небольшой набросок прощального письма для папы и приведу здесь его отрывок:

'Отец! Понимаю, что должна слепо доверять вашей воле и принять сделанный вами выбор, однако сердцу, как вы знаете, не прикажешь. Я люблю другого мужчину и хочу провести вечность рядом с ним, пусть даже без вашего на то благословения. Мне претит мысль поддаться искушению и бежать из отчего дома, тревожит ваша судьба и слабое здоровье, но совладать с чувствами я, увы, не в силах. Простите меня великодушно в память о матери! Любящая вас Айрис''.

Жирная точка, поставленная в конце предложения, стала для меня своеобразным двигателем мозговой активности. Я так и не сумела разобраться в том, кого же выбрала бывшая хозяйка спальни. К концу тетради дочь Волмонда перестала прибегать к таким простым вещам, как пользование именами и отделывалась местоимениями, вроде 'он'.

Резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть от неожиданности и в два прыжка преодолеть расстояние от кровати до письменного стола.

— Спасибо тебе, Господи! — чуть ли не плача от счастья, шепотом возвестила я, в течение одной секунды разглядывая загоревшиеся под набором цифр буквы, складывающееся в самое дорогое и любимое имя из всех возможных: 'Джей'. — Привет!

— Здравствуй, Астрид, — чинно провозгласил парень. — Прости, что не позвонил раньше, не было времени, а пятиминутный разговор меня бы вряд ли устроил. Как ты?

— Сейчас готова воспарить под потолок, а до этого сильно переживала, — как на духу призналась я, медленно оседая на пол с судорожно прижатым к уху мобильником. — И я так соскучилась, ты себе просто не представляешь!

— Отчего же? — мелодично засмеялся он. — Весь день только тем и занимаюсь, что представляю тебя. Но мои фантазии станут отдельной темой для бесед с глазу на глаз. Как настроение?

— На самом деле не очень. Я тут на досуге баловалась чтением дневника Айрис и тихо бесилась от злости. Невероятно, до каких низин готовы опуститься некоторые девушки! У нее был такой мужчина, как Верджил. Я горючими слезами обливалась, когда читала о его истории, а уж момент признания ей в любви, — негромко хлюпнув носом, я вдруг поняла, какие баснословные глупости несу и резко замолчала.

— И что, сладкая? Ты не договорила, — явно заинтересованно спросил Джей. — Она выбрала другого? Не такого замечательного?

— Да вообще отвратительного! — с жаром подтвердила я, накручивая на палец прядку волос. — Некий д`Авалос.

— Понятно, — со смехом протянул Майнер, должно быть, находя мою реакцию довольно забавной. — А ты, выходит, не одобряешь ее выбор? Смотри, моя маленькая, я ведь и приревновать могу!

— Ой, да сколько угодно! — ребячливо разрешила я, блаженно закрывая глаза от греющего душу словосочетания 'моя маленькая'. Только Джею удавалось вкладывать в привычные понятия скрытый, понятный лишь ему одному, смысл, над разгадыванием которого я могла провести вечность. — Но прежде выполни обещание. Меня волнуют любые подробности о 'вас'.

— А ты сделаешь мне небольшое одолжение? — не сразу пошел на уступки парень. — Ответь честно, тебе понравился мой подарок?

Ох, он издевается! До того, как открыть пакет, я представляла, с какими пунцовыми щеками смогу продемонстрировать кому бы то ни было это кружевное великолепие, а затем не удержалась и вытряхнула содержимое на кровать. Возникшее на моем лице удивление трудно выразить вербально — это был чистой воды шок. Я ждала от Майнера какого угодно подвоха: прозрачные стринги, съедобные лямочки, светящиеся поролоновые вставки, кожаные накладки…Одним словом, сущий ужас. А взамен получила пуританский комплект безумно дорогого, полностью закрытого белья, состоящий из приятно облегающей тело маечки с вшитыми чашечками и короткие шортики с милыми сердцу бантиками по бокам. Никаких царапающих кожу кружев, полная монохромность относительно цвета — черный с туманным намеком на вдавленный белый цветочный орнамент — и дикий восторг от воздушности пористой ткани.

— Если ты хотел угодить, — решила я немного поактерствовать, — то справился с этой нелегкой задачей. А если честно, Джей, то он просто великолепен! Размер, фасон и даже цвет — все из числа любимых! Так что огромное спасибо!

— Э-э, нет, молодая леди, так не пойдет, — неизвестно с чем заспорил он. — Я привык получать несколько иную разновидность благодарности. Скажем, более интимную, если тебя не смутит формулировка.

— А как же родство душ, проверка на прочность и истинность чувств? — мгновенно съязвила я, чувствуя небывалый подъем настроения.

— Ауч, кто-то нахватался вредных привычек, — притворно обеспокоено пожаловался парень. — Не боишься, что я обижусь и не захочу посвящать тебя в страшные вампирские секреты?

Вот и конец веселью. Я так отчаянно отказывалась признавать наличие прописных истин, увиливала от этого термина, что сейчас пребольно ткнулась носом в правду — Джей вампир.

— Астрид, черт, извини, я не хотел, — слишком поздно спохватился Майнер, привыкший называть вещи своими именами. — Непроизвольно вырвалось.

— Нет, все в порядке, — лихо солгала я, машинально стискивая свободной рукой горло, которое два дня назад услужливо подставляла под жаждущие свежей крови зубы. — Так что там у нас с тайнами?

— Мне говорить о себе или перейдем к гипотетическому иносказанию? — учтиво спросил он и, заручившись ответом, продолжил. — Начнем с того, что они не боятся солнца. Вообще. Все эти религиозные штучки вроде святой воды и распятий не более чем занятные байки. Я католик, исправно посещающий воскресные службы на протяжении шестидесяти лет. Правда, с богом у нас сложные отношения, как часто бывает у своенравного сына с авторитарным отцом. Так что сказания про детей ночи и сыновей сатаны я не приемлю. Может, потому что родился на освященной земле?

— А где ты родился? — воспользовалась я коротенькой паузой в рассказе, из которого боялась упустить хоть слово.

— В Зальцбурге, — последовал лаконичный ответ. — Меня крестили в кафедральном соборе святого Руперта. Но лучше вернемся к нашей теме. Сразу хочу заметить, что среди них нет энтузиастов, питающихся животной кровью. Все до единого соблюдают обычаи предков и презрительно кривят носы даже при виде донорского пакета. И я в том числе, Астрид. Никаких суррогатов, лишь природная пища. Убивают они редко, чаще всего ради охраны собственного спокойствия, ну или из личной неприязни. По сути, они никто иные, как ожившие мертвецы. Никаких сверхъестественных талантов, разве что повышенная раздражительность и закоренелый цинизм. Они не внушают, не читают мысли, не видят будущее, не гадают на кофейной гуще, не гипнотизируют и не порабощают. Кстати, особой красотой тоже не отличаются. Мне доводилось видеть таких представителей, что любовно выписанный Виктором Гюго горбун Квазимодо отдыхает.

— О, то есть ты такое редкостное исключение из правил? — поигрывая бровками, неуместно пошутила я.

— Я мало изменился со времен бытности человеком, — безразлично пояснил Джей, почему-то забывая о главной и уже полюбившейся мне черте характера: отчаянное самолюбование. — Если не считать регулярных набегов на СПА-салоны. Маникюр, педикюр, расслабляющие массажи…Обожаю баловать себя любимого!

Зря распереживалась! Ух, гора с плеч.

— Ты сказал, никаких сверхъестественных талантов, — задумчиво пробормотала я, на ходу оформляя норовящую ускользнуть мысль. — Значит, мы вполне можем…ну, без риска быть покалеченной чудовищно сильными руками…Только не подумай ничего, я интересуюсь исключительно теорией.

— Сладкая, мечтать и думать ты мне не запретишь, — хвастливо протянул Майнер. — И ты права, о моей нежности некоторые счастливые представительницы слагают легенды.

— Даже те, что с цепями? — опасливо уточнила я, втайне радуясь тому факту, что мы ведем всего лишь невинный телефонный разговор, а не находимся в паре метров друг от друга.

— А почему бы и нет? Порог восприимчивости у каждого индивидуума разный, — сумничал парень, в который раз за вечер заставляя мое сердце выполнить очередной кульбит с молниеносным падением в низ живота одним лишь смехом. — Что тебя еще интересует?

— Мм, я даже не знаю, — медленно выговорила я, подыскивая наиболее важный вопрос. — Почему ты теплый? И бледным я видела тебя всего раз…

— Лучший способ выглядеть неотразимо — правильное питание, — шутливо ответил он. — Я предпочитаю завтракать каждый день, иногда пропускаю 'стаканчик' во время обеда и ни-ни после шести. Строжайшая диета.

Я прыснула от смеха и окончательно рассталась с мыслью о том, что когда-нибудь буду бояться своего парня-вампира. Ну разве этот великовозрастный ребенок может вызывать опасения? Причинять боль? Полноте, вы слишком подозрительны!

— Джей, — справляясь с коликами в животе, позвала я, — знаешь, как я отношусь к тому, что ты вампир?

— И как же, моя девочка?

— Строго положительно! Ты лучший их представитель!

 

Глава 11. Снова в школу

POV Астрид

Утро первого сентября — момент, когда я с превеликим удовольствием влезаю во все черное, надеваю ненавистные туфли на небольшом каблуке, цепляю на лицо скорбную улыбку и шагаю навстречу знаниям с низко опущенным подбородком. Как и подобает траурной церемонии, в последний путь меня сопровождают родители. Мама с безукоризненной прической и легким дневным макияжем вытащила из шкафа роскошный юбочный костюм, папу с трудом удалось отговорить от смокинга. Они такие забавные, взволнованные и бесконечно счастливые в своем неугомонном желании в мельчайших деталях запомнить мой последний год в средней школе, что я даже не решаюсь открыть рот в их присутствии, поэтому бесцельно слоняюсь по кухне в ожидании команды: 'По машинам! Опаздываем!'.

Настроения не добавлял еще и тот факт, что мне почти не удалось выспаться. Вчерашней ночью мы с Джеем побили все рекорды по продолжительности телефонных разговоров — более четырех часов пространных бесед ни о чем. Я никогда в жизни не смеялась так много и часто, при этом периодически краснея от множества самых разнообразных комплиментов, коими умудрялся сыпать Майнер через слово.

Однако время имеет свойство нестись, сломя голову, если в будущем вас ожидает нечто поистине неприятное. Вот и сегодня хронометраж оставил свои жесткие принципы неизменными, заставив меня влезть на переднее сиденье Лэнд Ровера и обвести тоскливым взглядом дом, яркую лужайку, на которой полным ходом шли ландшафтные работы, свежевыкрашенный заборчик и красивое окно собственной спальни. Прощай, влюбленная беспечная Астрид! Здравствуй, еще один нудный учебный год в компании абсолютно незнакомых людей! И удачи мне во всех начинаниях.

До пафосного учебного заведения мы добрались в считанные минуты, а, может, все дело в неугомонных наставлениях мамы, придумывающей для меня приветственную речь. Что я должна рассказать о себе будущим одноклассникам?

— Улыбайся, демонстрируй добродушие, отзывчивость, легкость в общении, постарайся их заинтересовать, ведь ты у нас уникальная, Звездочка!

Ох уж эти общие советы. Надеюсь, папа будет более обстоятелен.

— Я бы начал с приветствия, как там у вас принято: 'Хай, чуваки! Я Рид. Буду тусить с вами весь год'?

— Спасибо, папа, — язвительно поблагодарила я, положив тем самым конец форменным издевательствам. — Мне ближе шекспировский язык, нежели тот суахили, которым ты владеешь. Серьезно, родители! Вам, что, так давно было семнадцать?

Ответа на свой каверзный вопрос я не получила и всю дорогу от парковки до главного корпуса провела в тягостном ожидании зловещего часа икс. На входе нас встретила удивительно жизнерадостная женщина средних лет, назвавшаяся куратором старших курсов, и зачем-то взялась сопровождать в актовый зал, где, на мое несчастье, собрались все учащиеся, их сентиментальные родственники с фотоаппаратами и видеокамерами, и основной педагогический состав во главе с директором. Последняя готовилась произнести приветственную тираду, суть которой ускользнула от меня, надо полагать, из-за чрезмерного волнения. Затем выступило еще несколько учителей и все как один твердили о важности сегодняшнего дня, о бесценности получения знаний и о великой просветительской миссии, с коей они пришли в этот мир. Честно говоря, бодрствовать под аккомпанемент столь заунывных ораторов оказалась сложно. Я целенаправленно пятилась к последним рядам, в надежде забиться в самый темный уголок и подремать с минутку, но была остановлена недовольным шипением хорошенькой девушки с искусно завитыми черными волосами.

— Смотреть надо, куда идешь! — довольно сердито отчитала она меня, взглядом указывая на отдавленную носком моей туфли ногу.

— Простите, простите, пожалуйста, — сокрушенно стала извиняться я, привычно коря себя за неуклюжесть. — Случайно вышло, я просто…

— Новенькая, что ли? — хмуро осведомилась моя ровесница, небрежным жестом доставая из кармана форменного пиджачка белоснежный кружевной платочек, краешком которого, ничтоже сумнящееся, вытерла перепачканную обувь. — Кто родители?

— Так заметно? — попыталась отшутиться я, со все возрастающей паникой наблюдая за избавлением от крошечного отрезка ткани с аккуратной, явно ручной вышивкой. — И при чем тут родители?

— Детка, тебя куда черти занесли? — презрительно фыркнула грубиянка. — Очнись! Школа Эс Эс — первая ступень к поступлению в Йельский университет. Мой отец конгрессмен Уилсон, так что не думай, будто попасть в число моих знакомых легко.

— Ясно, — недоуменно вскинула я брови, борясь с желанием кинуться родителям на шею с криками: 'Заберите меня отсюда! Хочу экстерном сдать экзамены!'. — Я, пожалуй, пойду. Приятно было познакомиться.

Бросив последнюю фразу на автомате, я бочком двинулась к массивным двустворчатым дверям и со страхом отметила, что основная масса присутствующих проделала то же самое. Впереди меня ждало очередное приключение из разряда нежелательных: класс, в котором предстояло учиться весь следующий, отнюдь не скоротечный год.

Выловив из переговаривающейся людской толкучки маму, я посильнее сжала ее ладонь и шепотком поинтересовалась, что это еще за школа 'Эсэс'. На ум приходили самые безрадостные ассоциации, основанные на скудных знаниях европейской истории.

— Частная гимназия Себастьяна Спенсера, — внесла ясность родительница прежде, чем плотный поток довел нас до двойных дверей учебного кабинета. — Одна из лучших во всем штате, — с улыбкой похвасталась она, не подозревая о моих отчаянных мечтаниях очутиться в обычном общеобразовательном учреждении, где я через неделю обучения могла бы затеряться в серой массе исполнительных троечников.

— Родная, как тебе тут? — скорее для галочки полюбопытствовал отец, обмениваясь рукопожатиями с сухопарой дамой лет пятидесяти в слишком теплом твидовом костюме цвета баклажана.

— Чудненько, — без тени сомнений на лице солгала я. — Трудно описать мой восторг.

— Астрид Уоррен, — расплылась в лживой улыбке женщина, должно быть, являющаяся моим классным руководителем. К ней поочередно подходили обрадованные встречей мамочки, внешне чем-то напоминающие обложки журнала 'Космо': отшлифованные дотошными фитнес-тренерами фигуры, уложенные у дорогого парикмахера волосы, душный шлейф известных парфюмерных композиций, скромные 'дневные' украшения и одежда из последних коллекций. Рейчел бы нашла их занятными объектами для изучения, я же ужасалась с каждой минутой все больше. Благо, среди одноклассников меня ничто не выделяло, разве что неправильный выбор обуви. Мои сверстницы предпочли разбавить безликую форму эксклюзивными туфельками от Маноло Бланик. — Рассаживаемся по местам! Родственники могут занять стулья у дальней стены, — звучным голосом раздала дама указания, не сводя при этом с меня изучающего взгляда чуть прищуренных глаз, тускло поблескивающих за оправой кокетливых очков с вытянутыми линзами. — Перво-наперво хотелось бы поприветствовать всех вас. С возвращением, мои дорогие!

— Здравствуйте, миссис Таунсент, — нескладно проскандировали не до конца усевшиеся подростки, общей численностью восемнадцать человек (счет меня всегда успокаивал).

— Позвольте представить вам Астрид Уоррен, — жизнерадостно возвестила учительница, хватая меня за обе руки, точно детсадовку, а затем энергично их встряхивая. — Они с семьей переехали из Флориды и выбрали именно нашу школу, что я считаю рациональным и взвешенным поступком. Поздоровайтесь с Астрид, ребятки.

'Детишки' послушно выполнили идиотскую просьбу, но по выражениям лиц, воззрившихся на меня с невысказанным упреком, стало ясно, охотнее всего старшеклассники занялись бы своими делами.

— Дорогая, хочешь что-нибудь рассказать нам о себе? — сладко проворковала женщина, при этом сосредоточенно поджимая накрашенные светло-коричневой помадой губы, будто хотела продемонстрировать непринятие отказа в любом случае.

— Привет, — подчинилась я недоброй воле властной дамы. — Меня зовут Астрид, но лучше просто Рид. Особыми талантами не отличаюсь, разве что неплохо рисую. Люблю графические романы, японский хоррор и шоколад. Я не самый общительный человек, но надеюсь найти здесь друзей. Пожалуй, все.

— Спасибо, Астрид, это было мило, — откровенно солгала миссис Таунсент, подбадривающее потрепав мое плечо. — Присаживайтесь рядом с мистером Квином. Бенжамин, помоги новенькой влиться в коллектив.

Я проследила глазами за жеманно вытянутой ладонью, каждый из пальцев на которой был увешан большими безвкусными перстнями диковинных форм, и облегченно улыбнулась приятному юноше с картинными русыми кудряшками, тонкими женственными чертами и смешливым взглядом компанейского добрячка. Словно почуяв мою неуверенность через весь класс, парень призывно махнул рукой и нарочно комично подскочил на ноги, дабы придвинуть мне стул, раскланиваясь в совершенно уморительных поклонах.

Вдохнув полной грудью, я расслабленно опустилась на жесткое сиденье и почувствовала, как неприятно отлипает блузка от взмокшей спины.

— Бен, очень приятно! — радушно представился мой сосед по парте, поворачиваясь ко мне вполоборота. — Но ты можешь звать меня Киви. И не обращай внимания на старую ведьму, она над всеми так издевается. Я сам перешел в эту школу лишь в позапрошлом семестре, так что поверь на слово, ты отделалась малой кровью.

— Представляю, — искренне обрадовалась я услышанной новости. Значит, не одной мне повезло как утопленнику. — И да, тоже очень приятно познакомиться.

Смущенно улыбнувшись друг другу, мы сосредоточили внимание на неспешно расхаживающей вдоль доски инквизиторше, вещавшей о значении этого учебного года в жизни выпускника, о тяготах и лишениях предэкзаменационной подготовки, об ответственности, возлагаемой на наши плечи…И так на протяжении двадцати минут, в течение которых я пыталась бегло осмотреться по сторонам.

Класс был просторным и выглядел очень уютно из-за развешенных на огромных солнечных окнах портьер теплого кремового оттенка. Столы и стулья оказались простенькими, выкрашенными в бронзовый цвет, но удобными и широкими, что позволяло избавиться от необходимости отвоевывать у соседа 'законные' сантиметры.

Однако больше всего меня заинтересовала сидящая впереди черноволосая девушка. Та самая, что пострадала от моей неуклюжести во время речи директора. И, судя по всему, брюнетка тоже не осталась ко мне равнодушной. То и дело приходилось ощущать на себе колючий взор, преисполненный ненавистью. Игнорировать его было сложно, а уж не расстраиваться и вовсе чудилось невыполнимым действом.

К счастью томительная пытка презрением очень быстро подошла к концу. Нам раздали расписания занятий. Мне, как новенькой, вручили еще и подробную карту школы с номерами кабинетов, к которой прилагался список фамилий преподавателей, и ключ от шкафчика с несчастливым числом 113. После чего нас довольно невежливо выпроводили в коридор, зычно и убедительно попросив родителей остаться для обсуждения организационных вопросов. Без шумного гомона, как это происходило в моей прежней школе, все повставали с мест и цивилизованно, строясь чуть ли не в шеренгу, прошествовали к выходу. Было от чего потерять челюсть. Что за порядки у них здесь?

— Ничему не удивляйся, — шепотом проговорил следующий тенью за моей спиной Киви. — Объясню все позже.

Да уж, хотелось бы послушать, какая сверхъестественная сила заставляет подростков богатеньких папочек беспрекословно подчиняться указаниям на вид добродушной женщины, пусть и обладающей даром убеждения.

Но стоило двери кабинета закрыться за последним учеником, как просторный коридор с бежевыми стенами и небольшими прямоугольными окнами, расположенными слишком высоко, заполонило бубнящим эхом множественной болтовни. Девушки принялись обмениваться звонкими чмоканьями, умудряясь при этом хвастаться колечками-сережками-туфельками, и предпочли не замечать медленно потекшую в мою сторону вереницу парней.

Грустно прислонившись к одному из шкафчиков, я с ужасом пожала жилистую ладонь высокого прыщавого мальчишки, страдающего от недостатка веса, кое-как разобрала стеснительно буркнутое имя и не успела представиться в ответ, потому что типичного ботаника оттеснил коренастый шатен с голливудской улыбкой и 'стреляющими' глазами.

— Дэвид Ривз, капитан команды по водному поло, — хвастливо провозгласил он. — Я тоже надеюсь, что мы станем друзьями.

В последней его реплике мне послышалось нечто поистине неприличное, поэтому я не решилась коснуться огромной ладони и потрясла в воздухе сжатым кулачком, изображая бессловесное: 'Салам, Африка!'.

Следующие несколько минут прошли в судорожных прокручиваниях имен. Джон Роттер, Митч Гипсон, Нил Сток и наконец Сара Шивли, единственная девушка — чуть полноватая, а может быть просто мускулистая, афроамериканка с крепкими ногами заядлой спортсменки, — почтившая мою скромную персону вниманием.

— Мне понравилась твоя маленькая речь, — по секрету поделилась она, раздраженно заправляя за ухо прядку жестких вьющихся волос, лезущую в глаза. — Ты забавная, не то, что эти надутые гадины!

Я промямлила растроганную благодарность и поперхнулась, узрев за спиной Сары ту самую брюнетку, дочь конгрессмена.

— Плавишься в лучах минутной славы, Уоррен? — презрительно скривила она слишком короткий нос со смешным приплюснутым кончиком.

— Изо всех сил, — легко поддержала я язвительный тон, понимая, что излюбленный пацифизм трубно трещит по швам от необъяснимой ненависти, возникшей словно из неоткуда. — Хочешь присоединиться? Можешь встать вот тут, в сторонке, Уилсон.

— Ты смелая или глупая? — почти прошипела девушка, багровея от злости.

— Оригинальная, — без зазрения совести схамила я, мысленно отмечая, что делаю это впервые в жизни. И собралась уже поставить выскочку на место, когда заметила движущееся прямо на меня 'подкрепление'. В коридоре явно назревало нечто нехорошее, грозящее обернуться для некогда миролюбивой Астрид стихийным бедствием с пучками выдранных волос и оцарапанных щек.

— Какие-то проблемы, Джесс? — поспешно влез в наш искрометный обмен воинственными взглядами Бен.

— Потеряйся, мальчик-собака, — рявкнула на него брюнетка, решительно придвигаясь ко мне.

— Оу, только после тебя, девочка-стерва, — резко выставил он руку вперед, преграждая тем самым путь взбесившейся фурии. — Не постоишь так минутку, я достану из кармана фляжку? У меня дедуля страдает радикулитом, а змеиный яд — отличное лекарство. Набрызжешь по старой дружбе?

Дружный гогот парней, с интересом наблюдающих за разворачивающейся сценкой, приглушил срывающийся от гнева голосок дочери конгрессмена и заставил его обладательницу резко развернуться на каблуках и присоединиться к своей недоуменно застывшей в метре от нас свите. Кажется, лихо миновало. Вопрос, надолго ли.

— Спасибо, — от души поблагодарила я своего защитника, — но больше так не делай. Мне покровители не нужны.

— А друзья очень даже пригодятся, — не согласился со мной Киви. — Знаешь, что мне в тебе понравилось? Любовь к шоколаду! Та стайка возненавидела тебя только за то, что ты не назвала их несравненное лакомство: слабительные таблетки. Про комиксы они не поняли, потому что звукосочетание 'графические романы' отсутствует в их словаре по причине труднодоступности. Что делаешь вечером?

От неожиданности я прикусила кончик языка и осторожно ответила:

— Дома сижу.

— Здорово, тогда давай номер телефона, — просияло его бледноватое лицо с почти незаметными бровями, пугающе пронзительными голубыми глазами, тонким длинным носом и алыми губами, — заеду за тобой в пять. Прогуляемся, поедим пиццы и познакомимся получше.

Сознательно отмахиваясь от сложной дилеммы, вроде неодобрения Джеем шатаний по городу в обществе другого парня, я продиктовала цифры и посчитала неуместным добавить, будто у меня уже есть молодой человек. В конце концов, с Беном жизненно важно наладить отношения. Предстоящий год и без того грозит быть очень напряженным, а если еще и с соседом по парте цапаться…

В общем, первый день в школе произвел на меня впечатление затянувшегося кошмара, которое лишь усилилось по дороге на стоянку в обществе угрюмо молчащих родителей. Вежливо прощаясь с теми, чьи имена давно покинули голову, с Сарой и Киви, я машинально проследила взглядом за повиливающей бедрами Джесс Уилсон, на ходу поправляющей завитые кудри. И онемела при виде того, как ловко она подпрыгнула на месте, цепляясь за шею смутно знакомого парня, обвила его торс ногами и без всяких колебаний поцеловала, притом так, что я закашлялась от смущения.

— Родная, садись в машину, — поторопил меня отец не своим голосом, не замечая моментально вспыхнувшей в дочери злости. Нет, даже ярости, густой, обволакивающей, затмевающей собой любые просветления здравого смысла.

Я узнала парня. Узнала этот забавный ежик обесцвеченных на концах черных волос, перебираемый костлявыми пальчиками дочери конгрессмена. Лео.

Не осознавая, что творю, я бросилась вперед, в считанные секунды оказалась у сосредоточенно занятой губами друг друга парочки и со всей силы двинула кулаком по плечу предателя. Вероятно, получилось вполне ощутимо, а может и больно, потому что гнусный тип тут же отлип от своей партнерши по языковым упражнениям и уставился на меня огромными темными глазами, на глубине которых плескалась то самое нечто, заставляющее меня испытывать животный страх пополам с искренней неприязнью.

— Астрид, — удивленно воскликнул он, стаскивая с себя девушку, — привет.

— Здрасти! — прорычала я, задыхаясь от затопившего душу чувства несправедливости, обиды и гадливости.

Еще вчера я была свидетелем их с Рейчел нежных лобызаний, слушала ее восторги по этому поводу, делила с подругой надежды на следующие выходные, которые она собралась провести с этим мерзавцем, а сейчас…

Ощущая себя справедливым мстителем за честь обманутой девушки, я как следует замахнулась и отвесила наглецу звонкую пощечину, обжегшую кожу на моей ладони, после чего развернулась и гордо прошествовала назад к внедорожнику, прежде не забыв охарактеризовать Лео 'циничным подонком'.

— Нам стоит выяснять, что это было? — настороженно спросила мама, наблюдая за тем остервенением, с которым я застегивала на себе ремень безопасности.

— Месть, — сквозь зубы процедила я, медленно приходя в норму посредством глубокого и частого дыхания. Успокаивало и злорадство, возникшее при виде по-прежнему растерянного лица с наливающейся кровью отметиной на щеке.

Что ж, он это вполне заслужил. Жаль Чейз. Она сильно расстроится, когда узнает правду. Ей очень нравился Лео, и я даже подумала на секунду умолчать о неприятном эпизоде, но вовремя вспомнила о множественных трещинах в нашей дружбе, возникших из-за Джея, и отказалась от этой идеи. И все-таки настроение было окончательно испорчено. Неужели все мужчины обладают таким завидным запасом подлости?

Очутившись дома, я предпочла скрыться от косых родительских взглядов и необходимости объясняться, поэтому направилась прямиком в спальню, на ходу скидывая тесные туфли. Злость потихоньку проходила, и на смену ей заявился страх. Как рассказать все подруге? Есть ли в моем словарном запасе существительные, способные утешить и подбодрить преданного человека?

Следующий час я провела за письменным столом, бездумно разглядывая девственно чистый лист бумаги. Теоретически на нем должна быть изложена примерная речь, объясняющая мой недавний прилив агрессии, на практике же вышло иначе. Единственная строчка, накрепко засевшая в голове, выглядела отнюдь не гениально: 'Дорогая Че!'. На восклицательном знаке моя фантазия многократно кончала жизнь самоубийством.

От приступа недовольства собственной персоной меня уберегла смс.

'Страдаю бездельем. Ничего, если заеду на часок раньше? Киви'.

'Принято! Мне нужно 10 минут на сборы', - почти не раздумывая, ответила я и отправилась переодеваться. На свежем воздухе мне лучше думается. Может, Бен сумеет дать дельный совет? Или за ним лучше обратиться к Джею?

Не скрою, меня так и подмывало позвонить Майнеру с мольбой о помощи, только ради того чтобы услышать его завораживающий голос, и предлог для небольшой беседы вроде бы найден…Впрочем, делать этого я не стала, потому что не далее как вчера ночью пообещала терпеливо дожидаться момента, когда он позвонит первым.

Скинув с себя форму, я аккуратно повесила ее в шкаф, взяла с полки легкую футболку с принтом в виде абстракции, черные джинсы и свежую пару носков с героями Диснея. Облачившись в милые сердцу вещи, я покрутилась у зеркала и машинально провела расческой по волосам, готовясь стянуть их на затылке резинкой, когда различила у себя в голове строгий голос Джея, настоятельно требующий оставить шевелюру в покое.

— Дожилась, Астрид, — язвительно обратилась я к своему отражению. — Разговариваешь с собой, потому что слышишь голоса. Зловещий признак.

Родители обрадовались, узнав, что я отправляюсь не на свидание со слишком взрослым для их деточки парнем, а иду гулять с Квином, и едва не столкнулись лбами, спеша снабдить дочурку карманными деньгами. Уоррены! Что тут еще скажешь? Самая неадекватная семейка на всем Восточном побережье.

Долго ждать кудрявого мальчишку не пришлось. Стоило прикрыть за собой калитку, как за спиной раздалось характерное шуршание, и у обочины припарковалась простенькая Мазда цвета перезрелой моркови.

— Картеж прибыл, — со смехом отрапортовал Киви, легко перекрикивая солиста группы The Subways. Странный выбор музыки, но еще страннее то, что я без труда узнала их творчество. Каюсь, в свое время пропадала у телевизора, сопереживая героям шоу 'Однажды в Калифорнии'. — Куда двинем? — поинтересовался он, услужливо убавляя громкость на магнитоле сразу после того, как я забралась в салон.

— Помнится, ты упоминал пиццу, — с энтузиазмом предложила я. — Добавим к ней еще и колу, а дальше посмотрим. Кстати, откуда ты знаешь, где я живу?

Он пожал плечами и пояснил, что об этом знают все. Городок слишком маленький и затеряться здесь очень непросто, особенно если ни с того ни с сего переезжаешь в Дом на Холме. Я заинтересовалась его познаниями по части моего нового места жительства и попыталась вытянуть из собеседника побольше сведений. По началу Бен не поведал ничего нового: да, впервые дом построил какой-то жутко богатый старикашка, разбогатевший в эпоху Золотой лихорадки, потом его заселили Волмонды, заработавшие среди местных жителей дурную славу нацистских прихвостней. А в пятидесятом году грянула трагедия, дочь старика Мердока нашли мертвой на полу собственной спальни.

— Но как? Как она умерла? — с упорством туркменского осла выспрашивала я.

— Жуткая история, — неохотно пробормотал парень. — Я слышал от отца, будто полицейские вломились в дом и застукали полубезумного немца с инструментами в руках. Он как раз закончил отрезать голову дочери.

— Боже! — непроизвольно охнула я, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. — Наверняка это байки…

— Слухи то, о чем говорят в городе, — не согласился со мной Бен. — А мой рассказ основан на полицейских отчетах, взятых из архива. У меня отец шериф. Ему два года назад предложили здесь работу, поэтому мы и переехали.

— А ты можешь дать мне их посмотреть? — без всякой надежды на успех попросила я.

— Вообще-то не мог бы, но у меня случайно сохранились копии, — заговорщически подмигнул он, слегка наклоняясь ближе. — Понимаешь, о чем я? Случайно забыл отдать их отцу, поэтому никто не должен узнать…

Я заверила, что обладаю крайней молчаливостью по части чужих секретов, и мысленно потерла руки в предвкушении разгадки тайны века, окутанной беспросветной мглой.

Мы тем временем остановились у небольшого уличного кафе, выбрали столик в тени раскидистого клена и за светской болтовней о погоде стали дожидаться прихода официантки, после чего сделали заказ на лепешку с сыром под презентабельным названием 'Ассорти' и два огромных стакана с колой.

— Расскажи о себе, — сменил тему мой новый знакомый, расслабленно откидываясь на спинку стула. — Какие коллизии судьбы занесли тебя в это райское местечко?

Я охотно поведала об американской мечте родителей жить в большом, пропитанном духом истории доме, дала волю ностальгическим чувствам, вспоминая покинутую школу, и незаметно для себя разговорилась. Оказывается, у нас с Киви много общего. Он тоже неравнодушен к творчеству Клайва Баркера, раз сто пересматривал несравненный 'Кэндимэн', но сиквелы 'Прощение с плотью' и 'День мертвецов' считает абсолютно провальными. Порадовала меня и наша обоюдная любовь к слэшерам*, в частности к самой первой части 'Техасской резни бензопилой'. Кажется, нам обоим всегда было совершенно плевать на рейтинги MPAA*, что не могло не вызвать на моем лице ответную улыбку.

Вообще мне все больше и больше нравился этот светловолосый парень с бесхитростными глазами, за которыми явно таилась родственная душа. А посему и время пролетело незаметно. Пицца, болтовня, громкий хохот, обращающий на нас укоризненные взгляды посетителей, спешно заказанный десерт в виде фисташкового мороженого (даже вкусы совпали). Мы читали одни и те же книги, в чем признались друг другу отнюдь не сразу. Первой нежно любимую историю о Гарри Потере упомянула я, после чего на наш столик спустились многочисленные: 'А помнишь, как…'. И это было здорово! Поделиться впечатлениями с человеком, который понимал тебя с полуслова, заканчивать начатые им фразы и понимать, что перед тобой сидит мужской вариант твоего внутреннего 'Я'.

Однако все хорошее в этом мире имеет свойство портиться, так и наша уморительная беседа подошла к концу с появлением в кафе Лео.

— Пойдем отсюда, Киви, — страдальчески возвестила я, сверля глазами затылок с идиотски взъерошенными волосами. И как у него наглости хватает ходить по городу? Я бы после сцены на парковке и носа из дому не высунула.

— Без проблем, — легко согласился со мной Бен. — Ты иди в машину, а я рассчитаюсь.

Мне следовало бы предложить оплатить половину счета, но в тот момент все мысли были заняты разглядыванием растянутой в мерзкой улыбке физиономии, поэтому я без зазрения совести прошествовала к автомобилю, попутно избавляясь от мысли запустить что-нибудь легколетучее в сторону наглеца. И как всегда в мирное течение событий некстати влезла моя прирожденная неуклюжесть. Стоило безопасно обогнуть соседний с нашим столик и ловко протиснуться меж спинами двух поглощенных едой посетителей, как нога зацепилась за лямку кем-то брошенной на пол сумки. Упоминать ли о том, что только чудо помогло избежать мне отнюдь не бережного столкновения с мраморным полом? Огорчало лишь материализация этого 'чуда' — им оказались крепкие, непередаваемо сильные руки Лео, уцепившие мои плечи.

— Осторожнее нужно быть, Астрид, — обеспокоенно предупредил парень. — Кстати, хорошо, что я тебя встретил. Не позволишь объяснить…

— Иди к черту, — грубо отбрила я, в который раз за день удивляясь переменам в манере общения. Прежняя Рид никогда в жизни не позволила бы себе пользоваться бранными словами, особенно по отношению к старшим. И вот поди же ты!

— Согласен, туда мне и дорога, но все же послушай, — продолжал настаивать он на своем, при этом не давая сделать и шага в сторону. — Эта девчонка для меня ничего не значит. Мы встречались еще до вашего с Рейчел приезда, а сейчас я не знаю, как от нее отвязаться.

— От всей души тебе сочувствую, — язвительно произнесла я, пытаясь скинуть с себя каменно тяжелые ладони. — Дай пройти! Ну же! — немного повысила я голос, вынуждая Лео разжать хватку и отступить назад.

— Астрид, пожалуйста, — молитвенно сложил он руки на груди, изображая неподдельную искренность, — не говори ей ничего. Если хочешь, я сам признаюсь…Дай мне шанс.

Я никогда ранее не слышала в чьем-либо голосе такое отчаяние, а посему дрогнула и безвольно кивнула головой, не в силах заговорить вслух. Его неистовая благодарность, заключающаяся в едва ощутимом поцелуе в щечку, застала меня врасплох и вызвала некоторое недоумение.

— Я твой должник, — серьезно заявил парень, пристально вглядываясь в мое излучающее растерянность лицо. — Помни об этом.

Вложив в последнюю реплику какой-то тайный смысл, Лео развернулся и под бодрое насвистывание

____________________

*Слэшер — поджанр фильмов ужасов, для которого характерно наличие убийцы-психопата, преследующего подростков в случайной неспровоцированной манере, и убивающего многих за один день.

*Рейтинг МРАА — принятая в США система оценки содержания фильма.

направился к припаркованному невдалеке кроссоверу цвета пожарной машины. Я же тупо смотрела ему в спину, медленно покрываясь липким холодным потом с головы до пят. Почему этот молодой человек, прозванный мною обезьянкой, так действует на мою нервную систему? Я боюсь его до дрожи в голосовых связках.

— Эгей, Рид, ты в порядке? — жизнерадостно окликнул только что подошедший Киви.

— Да, — почти беззвучно ответила я, унимая бешеное сердцебиение. — Подожди меня здесь!

Еще не до конца осознавая, что именно собираюсь сделать, я кинулась вслед за Лео и во второй раз чуть не подвергла свои конечности травматизму, выбежав на дорогу в самый неподходящий момент. Парень начал сдавать назад, но, увидев меня, ударил по громко лязгнувшим тормозам.

— Тебе жить надоело? — заорал он, быстро выскакивая из автомобиля. — Чего под колеса лезешь?

— Скажи мне свою фамилию, — выпалила я, сдавливая рукой защемившую от недостатка кислорода грудь. Испугалась я почему-то только сейчас, когда представила себя удобно расположившейся на асфальте в компании с шинами агрессивного на вид Доджа.

— Господи, грехи мои тяжкие, ты точно ненормальная, — по-старчески заворчал Лео, неотвратимо приближаясь ко мне с целью удостовериться в полном физическом здравии. — Д`Авалос, Леандр д`Авалос, а что?

О, нет, ничего. Просто по моим подсчетам тебе около восьмидесяти, а выглядишь ты как минимум на шестьдесят лет младше. Неужели мне одной кажется, будто все вокруг посходили с ума? Или пластическая хирургия зашагала вперед с космической скоростью, и теперь не только ботокс творит чудеса, имеются средства помощнее?

— Астрид, с тобой все нормально? — забеспокоился долгожитель. — Ты бледная до невозможности. Может, отвезти тебя домой?

Ага, при этом схарчив по дороге глупую наивную и совсем не пожившую Уоррен. Спасибо, мистер вампир, я предпочту компанию своего нового друга.

'Соберись!' — строго велела я себе, с трудом натягивая на лицо приветливо-радушную маску полной эмоциональной непроницаемости. Он не должен меня в чем-либо заподозрить, в особенности это касается их с Джеем маленьких секретиков. Я не хочу, чтобы у моего парня были неприятности.

— Все хорошо, — запоздало уверила я, лишь по причине непонимания происходящего не вздрагивая от прикосновения теплой и мягкой ладони к своей щеке. — Просто мне отчего-то казалось, будто мы где-то встречались раньше, вот я и решила спросить. Ошибочка вышла, — бездарно изобразила я веселье, проваливаясь сквозь землю под действием гипнотического взгляда черных, как сама тьма, глаз.

— Мне тоже кажется, что я тебя знаю, — вкрадчивым голосом заговорил Лео, с каждым мгновением приближаясь все ближе, бесцеремонно вторгаясь в мое личное пространство, очерчивая подушечками пальцев скулы, подбородок, шею.

Я мысленно представила себя загнанным в угол норы кроликом, которым хочет отобедать предостерегающе шипящая кобра, и с усилием протолкнула вставший посреди горла ком. Бежать глупо, вторая рука этого существа придерживала меня за талию, каким-то чудесным образом парализуя при этом все мышцы. Быть может, закричать?

Идея показалась мне здравой, поэтому, набрав в грудь побольше отрезвляющего воздуха, я открыла рот и тут же выдохнула весь запас кислорода прямо в губы Леандру. Что? О, Боже! Он меня поцеловал. Хотя с чего вдруг прошедшее время, сие занятие имело место и в настоящем времени.

Рванув меня на себя с такой резкостью, что хрустнули шейные позвонки, вампир (в чем не оставалось никаких сомнений) до крови сжал зубами нежную кожицу и попытался добиться ответных действий животной грубостью. Я замычала, выражая ярый протест, и беспорядочно заколошматила кулачками по каменной груди, плечам, лицу, а затем охнула, когда одно из запястий сдавило нечто ужасающе сильное.

Кажется, никому не придет в голову в одиночку бороться со стихийным бедствием широчайшего масштаба, вот и мне пришлось на время сложить топор войны и со слезами на глазах подчиниться воле горячего языка, прикосновения которого доводили до тошноты. Я думала, будто этим все и ограничится, но уже через минуту поняла размеры постигшей меня катастрофы, когда лопатки буквально вдавили в металлический кузов кроссовера, а чуть пониже глубоко под кожу впились острые ногти. И все это происходило на стоянке уличного кафе со множеством посетителей! Господи, Джей, где же ты, когда так мне нужен?!

— А ну-ка проваливайте отсюда! — сквозь гул бешено несущейся по артериям крови донесся до меня сердитый мужской голос, понесший за собой спасение.

Для острастки прикусив мою верхнюю губу еще раз, Лео отодвинулся всего на пару сантиметров и брезгливо вытер ладонью рот, продолжая прижимать меня к багажнику весом своего тела.

— Пикнешь, я тебя убью, — без тени шутливости пообещал он, поворачиваясь к возмущенно сопящему охраннику. — Простите, мы уже уезжаем, — после чего вновь сосредоточил все внимание на мне. — Передай своему дружку, что если я получу еще хоть одну угрозу, от твоей невинности и чистоты не останется и следа. Я закончу то, что начал сегодня, и, поверь, это будет больно, мучительно и очень долго. Усекла?

Я закивала головой, точно автомобильная безделица, установленная на торпеде, и дернулась в сторону, когда Леандр вновь прикоснулся к моему лицу, на этот раз сжимая в руке черный носовой платок.

— Вытрись, — велел он, — а затем возвращайся домой и постарайся донести мою мысль до Джея. Кстати, надеюсь ты передумала оповещать подружку и об этом. Верно?

Я прохрипела согласие и обессилено свалилась на асфальт, едва вампир отошел на шаг назад. В каком-то полубессознательном состоянии все же попыталась привести себя в божеский вид, растирая слезы шершавой тканью оставленного платка, и позволила громким, отчаянным рыданиям вырваться наружу сразу после того, как утробный рев мотора вдребезги разбил окутавшую меня тишину и постепенно стих за ближайшим поворотом.

Перед глазами замелькали лица, в числе которых побывал и Киви, в виски вонзались единообразные вопросы с непонятным содержанием, а тело раз за разом сотрясала крупная, неестественно частая дрожь.

— Астрид, где твой телефон, мне нужен номер родителей? — настойчиво добивался Бен ответа, в то время как я могла думать лишь об одном человеке, в присутствии которого нуждалась, как никогда.

Вяло ворочая языком, я продиктовала накрепко засевшие в памяти цифры и после яркой вспышки красочных образов, слившихся в разноцветные пятна, провалилась в глубокий обморок.

 

Глава 12. Не зли вампира

POV Джей

Скверно закончившиеся выходные повлекли за собой не менее отвратительные будни. Утро понедельника началось со звонка из полиции. Тамошние сотрудники отчаянно жаждали завидеть мою самовлюбленную физиономию на пороге комнаты для допроса. Видимо, служивые люди не в курсе, что везде и всюду я появляюсь исключительно по собственному желанию. Пришлось побеспокоить своего адвоката, а меня всегда злила необходимость обращаться за помощью, пусть даже к тому, кто получает за это нехилые деньги. В итоге пострадал мой калорийный для нервов завтрак, никогда еще не слышал от этой темпераментной брюнетки таких отчаянных криков!

Да-а, кажется, забыл напомнить, что уезжать я вовсе никуда не собирался. Скорее наоборот, мое присутствие в городе приобрело оттенки строжайшей нужды. Байка с обстоятельствами была придумана ради Астрид, а точнее, исходя из личных соображений находиться как можно дальше от нее. Я не могу защитить тех, кто мне близок, — проверенный временем факт.

Итак, как же я собирался провести отпущенные две недели? О, график наметился плотный: убийство трехсотлетнего вампира значилось пунктом номер один и вызывало больше всего сложностей. Теоретически я представлял, как избавиться от себе подобного, но на практике мог сплоховать по всем параметрам. Он сильнее, быстрее, живучее, и я понятия не имею о его слабых местах, в то время как Лео прекрасно осведомлен о моих. Недаром в записке был дан намек на третью голову.

Раз за разом прокручивая в мыслях содержание мерзкой цидульки, я бегло пробежал глазами полицейский отчет, всплывший на экране ноутбука, и выписал на лежащий неподалеку листок бумаги имя жертвы. Лора Баккли — девятнадцатилетняя студентка МИТа*, недавняя выпускница средней школы. 'Что же занесло тебя, Лора, на юг? Уж ни любовь ли к бронзовому загару?'.

Далее мне на глаза попался отчет коронера:

'…Окоченение лицевых мышц выражено очень ярко. Трупные пятна имеют интенсивный синюшно-фиолетовый цвет, что позволяет сделать вывод об асфиксической* смерти. Предположительно использовалась капроновая веревка, подробнее удастся узнать через анализ тканей на шейном срезе. Умерла насильственной смертью…'

Да уж, на самоубийство оторванная голова явно не тянет!

'…Тело подверглось расчленению непосредственно в момент остановки сердца, при этом преступником использовались грубые инструменты наподобие промышленных тисков, о чем свидетельствуют характерные трещины в височной кости по обеим сторонам лица жертвы…'.

Какая гадость, ей богу! Аж аппетит пропал!

Не желая и дальше тратить время впустую, я захлопнул крышку ни в чем не повинного ноутбука и откинулся на спинку стула в надежде отыскать ответы в просвете зарождающегося на горизонте восхода солнца. Мне нравится мой вид из окна: густые кроны деревьев, растущих в близлежащем парке, тихое шоссе, окончательно умирающее в темное время суток, и дышащий свежестью небосклон. Все кажется привычным, родным, знакомым до боли. Нет необходимости внимательно вглядываться, потому что я и без того знаю цвет каждого листика на том многовековом дубе, а это внушает умиротворение. Больше всего на свете я люблю постоянство, когда предметы годами не меняют внешних свойств, когда чувства и желания остаются неизменными на протяжении десятилетий. У меня была уверенность в завтрашнем дне, был четкий план, выработанная манера поведения в придачу со списком ценностей. Я пил кровь, поддерживая неизвестно кем дарованное бессмертие, набирался сил и выстраивал нерушимую схему мести. Меня ничто не волновало, поступками правило равнодушие и безразличие, а теперь этого нет. Моя концепция дала сбой, разладилась, перевернулась с ног на голову из-за…

Я мог бы винить в своих бедах Астрид, ее характер, чувственность, невинность и детский взгляд на мир, ведь именно они прельщали меня больше всего остального, однако сбрасывать со счетов собственные оплошности глупо. Я подтолкнул ее к себе, позволил стать ближе, влюбил без всяких на то усилий и, чего ух греха таить, с задержкой дыхания ждал появления ответного чувства. На данный момент его нет, и я отчаянно корю себя за то, что думаю об этом с сожалением. Никогда прежде мне не приходилось быть настолько близким к отметке 'чудовище' с пометкой 'любимое'. Она знает о моей сущности, уже прочитала об ужасах, сотворенных мною в молодости, и, хоть и не смогла связать их с нынешним Джеем, не назвала Верджила распоследним ничтожеством, а ведь Айрис выразилась примерно так. Разумеется, под властью эмоций, в пылу отвержения жестокости моего рассказа, но все-таки она выказала презрение.

Моя девочка. Впервые в жизни я нахожу в обычных словах тайный смысл, будто заложенный самой природой. В груди ворочается нечто мягкое, теплое и настолько приятное, что веки невольно опускаются, позволяя телу налиться истомой.

Определенно, я превратился в слащавого романтика, но даже сие наблюдение не вызывает раздражения. Пусть так, наедине с собой можно быть кем угодно.

Однако я увлекся и не заметил приближающегося из-за спины несчастья. Обиженная брюнетка вдруг решила сменить гнев на милость и без стука вошла в мою спальню, видимо, в надежде наконец получить заслуженную, как ей казалось, порцию ласки. О, боги, когда я смогу уже избавиться от этого ненавистного сосуда с кровью?

Вывернувшись в объятиях цепких лапок, я с улыбкой на губах вытолкал в коридор ноющую особу и предусмотрительно запер дверь на ключ. Мне нужна тишина и покой, а еще не помешал бы подробный план действий.

Предыдущие два дня не дали никаких результатов. Я неотрывно наблюдал за Лео сутками напролет, изредка прерываясь на небольшой перекус, отчаянно сопротивлялся желанию показаться Астрид на глаза или же заглянуть ночью к ней в спальню. Представить страшно, что я бы мог натворить, очутившись с ней наедине во взвинченном состоянии, и мне бы было гораздо спокойнее, если бы речь шла о ее крови. А еще блеснул силой воли, на протяжении двух суток лишая себя единственной возможной радости — разговоры с малышкой. Мне казалось, будто так для нас обоих будет лучше. Но мог ли я представить, сколь сильно начну скучать по бархатистым переливам ее голоса, по нежному смеху и сбивчивым интонациям, когда от волнения она начинает перебивать саму себя и изредка заменять звук 'р' на 'л'? Такое мне и в страшном сне не являлось, хотя я уже и забыл, что значит полноценный ночной отдых.

Искоса глянув на настольный календарь, я с удовлетворением отметил праздничную для всех школьников дату — 1 сентября. Выходит, сегодня моему несмышленышу ничто не угрожает. Весь день она будет находиться под пристальным вниманием родителей, учителей, будущих одноклассников, поэтому я вполне могу позволить себе взять небольшой отгул. За истекшие шестьдесят лет я кое-что разузнал про Леандра, по несчастливой случайности столкнулся с

*МИТ (аббр.) — Массачу́сетский технологический институт.

*Асфи́кси́я — удушье, обусловленное кислородным голоданием и избытком углекислоты в крови и тканях.

вампиром, обратившим его (в память о той встрече у меня остался миловидный шрам на груди), и выяснил одну интригующую деталь: в молодости старик Мердок был с ним знаком и именно поэтому послал радушное приглашение почтить своим присутствием свой новый дом в Штатах. Не думаю, будто Волмонд догадывался о том, кем является званый гость, но проверить эту версию на прочность не мешало бы. Зачем? Черт возьми, да я понятия не имею, но хоть что-то делать со всей этой скверной историей надо!

Есть у меня на примете один из дальних родственников Айрис, который может пролить свет на темную историю. В свое время его бабушка вела довольно оживленную переписку с моей возлюбленной, вполне вероятно, что в их старых письмах мне удастся отыскать лучинку истины, а там уж потянуть за тоненькую ниточку и добраться до пунктика 'Ахиллесова пята всех негодяев'. Благо, ехать придется не так уж далеко. По моим данным потомок эмигрировавших немцев живет ныне в соседнем штате, и дорога займет от силы сутки, тем более что обратный путь я вполне могу провести в компании очаровательного телефонного хохота Астрид.

Мимоходом подкрепившись вновь надувшейся на меня девчонкой и прихватив на всякий случай сменный комплект одежды, я с комфортом расположился в салоне Кади и под заунывные напевы готического рока помчался по трассе, беззастенчиво испытывая скоростные возможности машины класса 'люкс'.

На въезде в нужный город меня охватило странное чувство дежавю. Изрытые ухабами и ямами дороги, старые, давно не ремонтированные, покосившиеся дома с пожухлой лужайкой, припаркованные вдоль улиц раритетные авто, молящие о визите в мастерскую и свежей покраске…Шестьдесят лет назад я очнулся в похожем месте, не имея ни малейшего представления о том, что вокруг происходит. Последним воспоминанием был бар, куда я ежедневно заглядывал в надежде налиться спиртным по самые брови и не видеть кошмаров. Ночных ужасов о том, как бездыханное тело Айрис с остекленевшими глазами, смотрящими на меня с немым укором, вдруг растаивает, исчезает, потому что слишком больно держать ее на руках и чувствовать неизменный холод, а ее место занимает Леверна или мама. И я понимаю, что причастен к каждой из смертей, пытаюсь вымолить у них прощение, но всегда слышу в ответ: 'Ты слишком слаб, чтобы быть мужем-братом-сыном. Я презираю тебя, убийца!'.

Кажется, мое сокровенное желание исполнилось. В тот день я избавился от снов, эмоций, переживаний, добился конечной стадии своего никчемного черно-белого существования — стал живым мертвецом, подчиняющимся набору низменных инстинктов. Хорошо, что в первые месяцы я мог думать лишь о крови, это успокаивало. Единственным плюсом в жизни вампира является то, что он больше не человек, поэтому и вести себя вправе иначе. Мораль теряет свою привлекательность, вседозволенность становится девизом. Сколько бед я натворил в тот год! Как легко расширил список загубленных душ, недрогнувшей рукой приписав к нему еще сотню имен! И до сих пор не знаю, кому обязан своим причастием к отряду кровососущих.

Нужный мне дом нашелся на окраине городка, и весь его внешний вид кричал о том, что поездка была совершена впустую. Выбитые окна, отсутствие входной двери, изуродованный временем фасад…Сарайчик пустовал по меньшей мере десяток лет, и следующие восемь часов в пути послужат мне отличным уроком того, что иногда полезно пользоваться головой и лично проверять полученные сведения.

Из приступа яростного недовольства собой меня вырвала настойчивая трель мобильного телефона с высветившимся на экране неизвестным номером. Решив спустить на звонившего всех собак, я поднес неумолкающий IPhone к уху и со всей возможной злостью рявкнул:

— Внимательно!

Но то, что я услышал после, заставило внутри оборваться нечто жизненно важное и железобетонной тяжестью упасть прямиком в желудок. Астрид. Она находится в окружной больнице. Состояние стабильное, но она постоянно твердит о том, что хочет видеть меня.

— Приезжайте скорее, — с нажимом попросила медсестра. — У больной аллергия на снотворные препараты, и мы не можем ее успокоить. Что я могу ей передать?

— Что я приеду часа через два, — скороговоркой выпалил я, яростным похлопыванием по рулю подгоняя Кадиллак. — Что прошу ее немного поспать и ни о чем не думать. Вы не в курсе произошедшего?

— Почему же, — двусмысленно буркнула девушка, — очень даже в курсе. Ее бросил парень.

Час от часу не легче! Это, что же получается, я виноват? Еще ночью все было нормально, она смеялась, уверяла, что вполне справляется, засыпая в гордом одиночестве. Я тогда даже позволил себе некий довольно пошлый комментарий о том, что ночи без сна гораздо приятнее, да и проводить их лучше вдвоем…Черт, голова кругом идет!

За сто двадцать минут мне, разумеется, добраться до больницы не удалось. На это ушло почти в три раза больше времени, и к тому моменту, как я влетел в палату, бесцеремонно отталкивая несущуюся за мной по пятам дежурную медсестру, девочка крепко спала.

Выглядела она неплохо, если не считать сильно припухших губ, рассеченных или же прикушенных сразу в нескольких местах.

— Что случилось? — шепотом спросил я у надоедливо брюзжащей женщины в зеленой пижаме.

— Вам здесь не место, молодой человек! Часы посещений… — завела былую пластинку соратница Гиппократа, но разом умолкла при одном лишь взгляде на мое лицо, перекошенное концентрированной злобой. Вопрос не пришлось повторять дважды. — Ее привезли на 'скорой'. Вызов поступил из кафе, где девушке стало плохо, она потеряла сознание. Прибывшая бригада определила гипертонический криз и немедленно доставила ее сюда. Родители приехали чуть позже. Остальные подробности мне неизвестны.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я, подкрепляя свои слова приятно хрустящей зеленой купюрой. — А теперь позвольте мне побыть с ней наедине.

Не дожидаясь исчезновения медсестры, я на цыпочках прокрался к постели испугавшей меня до полусмерти малышки и тихонечко опустился в стоящее рядом кресло.

— Я здесь, сладкая, — едва слышно обратился я к спящей, бережно сжимая в ладони совершенно ледяную ручку с расслабленными пальчиками. — Спи и ничего не бойся.

В безмолвных подсчетах мерных вдохов и выдохов прошла вся ночь, в течение которой я выстроил тысячу самых невероятных догадок о причинах состояния Астрид. Что могло напугать или расстроить мою девочку да такой степени? Какая тварь посмела обидеть этого ребенка? И почему мне раньше не пришло в голову, будто первый день в новой школе для моей малышки может стать настоящим испытанием?! Она ведь такая неуверенная в себе, зажатая, робкая…

— Джей, — искренне улыбнулась девочка, осторожно поворачивая голову в мою сторону, — хорошо, что ты здесь. И прости, что заставила бросить дела…

— Тсс, — предупреждающе шикнул я, придвигаясь ближе, чтобы не заставлять ее напрягать голос. — Все хорошо. Я бы с удовольствием поцеловал тебя для начала, но боюсь даже прикасаться к тому, что раньше было самыми сладкими на свете губами. Опять твоя неуклюжесть, да?

— Почти, — грустно подтвердила она, — но правильнее назвать это моей глупостью. Обещай, что выслушаешь меня до конца? И не будешь злиться.

— Конечно, моя маленькая, — необдуманно попал я в плен собственного слова.

— Это сделал Лео, — после долгого молчания, показавшегося мне конкурентоспособным противником вечности, произнесла девушка. — Он велел передать тебе, что больше не потерпит угроз, и в следующий раз я так легко не отделаюсь.

— Что? — подумал я, будто ослышался. — Что значит, это сделал Лео?!

— Ну, в смысле губы и синяки на спине, — безразлично разъяснила Астрид специально для жирафов, вроде меня. — Теперь придется очень многое объяснить родителям, а я даже…

— Губы и синяки? — я сам не заметил, как подскочил на ноги. — Значит, губы и синяки, да?! Синяки…эта тварь прикасалась к тебе? Отвечай! Да или нет?

— Да, — сдавлено пробормотала малышка, бледнея пуще прежнего.

Но мне уже было не до этого. Я во все глаза смотрел на распухшие от зверских укусов губы и медленно сжимал и разжимал кулаки, припоминая все, о чем узнал за свой недолгий век. Вампиры равнодушны к физической боли, потому что тело фактически мертво, но если воспользоваться чем-то острым, предварительно смоченным в 'крепком' растворе соли, а затем несколько раз провернуть длинное лезвие против часовой стрелки…Так, в душе поднял голову отъявленный маньяк, что сыграет мне на руку, но чуть позже. О какой угрозе говорила Астрид?

— Не знаю, Джей, — испуганно вскрикнула девочка, должно быть, находя мое эмоциональное состояние опасным для общества. Собственно, так оно и было, вот только ей я никогда не сделаю ничего плохого. — Он сказал вроде, что не потерпит угроз. Или…да, сейчас попробую вспомнить дословно, только перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, я тебя умоляю.

Я послушно ткнулся носом в одеяло, прижимаясь лбом к мелко подрагивающей ладошке, и обратился в слух.

— Кажется, звучало это так: 'если получу еще хоть одну угрозу, то закончу то, что начал сегодня. Поверь, это будет больно, мучительно и очень медленно', - неохотно поделилась она со мной ужасными воспоминаниями, после чего отвернулась к стенке и на мгновение закрыла глаза, позволяя двум крупным слезинкам скользнуть по щекам и упасть на подушку.

Черт возьми, ахинея какая-то! Неужели Леандр принял за угрозу наш непродолжительный обмен 'любезностями', состоявшийся у дома Астрид? Если так, то он еще больший тугодум, чем мне казалось! Почему вдруг начал действовать именно сейчас, а не выкинул нечто подобное раньше?

'Правильно, сынок, до вчерашнего дня ты был рядом почти безотлучно', - живо подбросил мне ответ рассудительный внутренний голос, в то время, как в голове прокручивалась лента описанных событий. Эта мразь трогала мою девочку, прикасалась к ней своими грязными лапами, рвала и кусала нежные губы, оставляла синяки на теле, к которому даже я боюсь притронуться…Что он ей пообещал? Закончить начатое? Черта с два! Я с удовольствием отрежу все нужные в этом нехитром деле органы!

Начнем со здравых идей. Уйти сейчас я не могу, только не после того, как заставил вновь пережить случившееся и без того напуганную до обморока девочку. Забрать ее из больницы и отвезти к себе тоже не вариант, только подозрений в киднеппинге мне для полного счастья не хватало, а уж старшие Уоррены сумеют раздуть из мухи слона. То-то моим адвокатам потеха будет отбиваться от букета статей, в числе которых и похищение, и попытка совращения несовершеннолетней, и нанесение морального вреда психологии несформировавшейся личности, и жизнь под чужим именем и с поддельными документами. Журналисты взвоют от восторга! Остается сидеть здесь, скрывать свою ярость от проницательных глаз и дожидаться приезда обеспокоенных родителей, ради которых собственноручно придется вылепить занятную сказочку…Кстати, при чем тут бросивший парень?

— Да я просто не знала, что сказать врачам, — впервые за истекший час улыбнулась моя девочка. — Все кафе видело, как он…ну, ты понимаешь…а потом он уехал, и я вдруг ударилась в рыдания.

— Постой, все видели и никто не попытался тебе помочь? — внутренне обрадовался я перспективе увеличить число жертв с одной единицы до двух десятков. Мечта вампира в действии, черт возьми! — И почему ты никому не сказала правды? Он ведь хотел…

На последней фразе я задохнулся от накатившей черноты из ненависти и злобы, и посильнее сцепил зубы, боясь с минуты на минуту взорваться.

— А что полиция может сделать с вампиром? — задала мне Астрид риторический вопрос. — И все видели лишь то, что хотел показать он. Я даже вдохнуть боялась, думала, он окончательно разозлится и перегрызет мне шею прямо там, на глазах у всех.

— Клыки коротки, — прошипел я. — Откуда ты знаешь, что он вампир?

— Догадалась, — грустно засмеялась малышка. — А они правда есть? Ну, клыки. Джей! Покажи, пожалуйста!

В другой раз я бы с удовольствием умилился очередной демонстрацией природной непосредственности, но сейчас настолько вымотался и разозлился, что просто оскалил зубы и наглядно указал на главное заблуждение человечества — мы не саблезубые тигры! И резцы у нас не торчат! И Дракула не был вампиром! И фамилия у него не склоняется, он Дракул, и никак иначе. И я ненавижу этот чертов мир, в конце концов!

В десять утра в палату вошли родители Астрид, и в выражении их лиц мне удалось прочесть две эмоции: беспокойство и удивление. Высокий широкоплечий мужчина, явно неравнодушный к тяжелой атлетике, в течение нескольких секунд рассматривал пальцы своей дочери, надежно переплетенные с моими, и после серии расслабляющих выдохов улыбнулся. Женщина с небрежно собранными в пучок на затылке волосами, в которых без труда узнавались чудесные, искрящиеся на солнце локоны дочери, нервно переводила взгляд с меня на мужа, очевидно ожидая непредсказуемой реакции последнего, а затем подошла ко мне.

— Зовите меня Кирстен, — с искренним радушием попросила она, — Астрид очень много рассказывала нам о вас, Джей. Поверьте, только хорошее.

— Я и не сомневался, мэм, — со всем почтением произнес я, вежливо поднимаясь со стула и на секунду поднося к губам бледную ладонь с тонкими аристократичными пальцами, неожиданно напомнившими мне ухоженные руки матери. Особенно поразил едва уловимый запах лаванды, исходящий от ее кожи. — Астрид обо всех говорит только хорошее. Надеюсь, ваш муж простит мне наглость восхититься вашей красотой, — и тут я ничуть не слукавил. Для женщины сорока лет она выглядела просто потрясающе, а уж матушка-природа с тщанием наделила ее шармом и даже некоей исключительностью. Такие огромные, немного раскосые глаза выразительного оттенка сверкающего изумруда я встречаю второй раз в жизни.

Слегка смутившись аляповатостью моего комплимента, Кирстен улыбнулась лишь уголками губ и перевела все свое внимание на дочь, засыпая ту вопросами о самочувствии.

— Николас, — сухо представился мужчина, обмениваясь со мной крепким рукопожатием. — Вас не затруднит выйти со мной в коридор?

Разумеется, не затруднит. Я ожидал чего-то подобного, отцы всегда очень ревностно относятся к ухажерам своих дочерей, подозревают их в нечистоте помыслов и часто небезосновательно, нужно заметить.

— Конечно, — согласился я, на мгновение поворачиваясь к затаившей дыхание девочке. — Тебе чего-нибудь хочется?

— Чашку горячего шоколада с кусочками зефира, — после недолгих раздумий ответила она и украдкой переглянулась с отцом, по всей видимости, беззвучно прося быть его помягче.

Я кивнул и с извинениями, предписываемыми этикетом, двинулся вслед за накачанной фигурой старшего Уоррена. Насколько мне удалось понять из рассказов Астрид, у них с отцом довольно теплые отношения, а значит беседа будет проходить в предупреждающем ключе. Не вздумай обидеть, расстроить, огорчить и причинить боль, иначе… Дальше могли быть варианты.

— Я человек простой, Джей, — издалека начал мужчина, добиваясь непрерывного зрительного контакта. Как и большинство успешных адвокатов, он всегда полагался на свое чутье и знание людской психологии. Что ж, мне скрывать нечего. — Поэтому не стану долго ходить вокруг да около. Сказать по правде, ты мне не нравишься. Я не понимаю, что может быть общего между семнадцатилетней школьницей и двадцатипятилетним владельцем ночного клуба. Уж прости, изучил твою биографию, задействовав старые связи в полиции.

— На вашем месте я поступил бы так же. Это бизнес, сэр, — пожал я плечами, понимая по тону собеседника, что требуется некоторое объяснение. — Способ заработать на жизнь, притом довольно прибыльный. Я исправно плачу налоги и открыто веду дела. Что касается вашей дочери, то я понимаю ваши опасения, более того, зная о проблемах Астрид, полностью их разделяю.

— Она рассказала тебе о болезни? — недоверчиво переспросил Николас.

— Теоретически я выяснил все сам, — решил я быть честным до конца. — У меня есть источники в ФБР, знаете, очень полезная вещь, когда ведешь дела с западными инвесторами. Но если не вдаваться в подробности, да, я знаю об аутизме и аффилиации. И понимаю, чем может обернуться малейший мой промах. Поверьте, этого не случится. Возможно, мои слова покажутся вам странными или даже неискренними, однако все же осмелюсь сказать, что Астрид мне действительно дорога по многим причинам.

— Я поверю тебе только потому, что желаю дочери всего самого лучшего, — медленно выговорил мужчина, тщательно осмысливая каждую мою реплику. — Но я не мог не заметить, как она изменилась со дня переезда. И меня это настораживает. Взять, к примеру, вчерашнее происшествие. Никто так и не смог объяснить нам с Кирстен, что случилось на самом деле.

— Я и сам бы хотел во всем разобраться, сэр, — признался я, стараясь выглядеть невозмутимо, в то время как в крови вновь закипала безотчетная ненависть.

— Значит, ты не в курсе? — с явным сожалением уточнил старший Уоррен и, получив в ответ категорическое отрицание, продолжил. — Тогда позволь попросить тебя о нескольких вещах. Приглядывай за ней, пожалуйста. Я ни в коем случае не собираюсь запрещать вам встречаться, это глупо и эгоистично. Можешь в любое время приходить к нам в дом, мы всегда рады гостям.

Мои 'разумеется, сэр' и 'конечно, сэр' произвели должный эффект — из глаз, наконец, ушла настороженность. И я не просто играл роль эталона бойфренда, меня с детства учили уважению к старшим, в особенности это касалось родителей. Я почитал их, поэтому сейчас шел на поводу у инстинктов.

— Не делай ей больно, — уже более мягко произнес мужчина, доверительно положив мне ладонь на плечо. — Она очень восприимчивая и больше всего на свете боится порицания. Нам с женой пришлось через многое пройти, чтобы взрастить в ней толику уважения к самой себе. Астрид особенная, хотя так говорят почти все родители. И последнее, — сконфузился мой собеседник, очевидно, переходя к теме под кодовым названием 'секс'. — Не торопись. Это не наказ, всего лишь отцовский совет. Я понимаю, время сейчас другое, более раскрепощенное, и никто не ждет свадьбы…В общем, я надеюсь на твое благоразумие.

Жаль, последнего у меня не имелось, но я все же уверил Николаса, что буду предельно рассудителен. Еще бы донести эту мысль до Астрид!

После нелегкой нравоучительной беседы я спустился вниз, позволив родителям побыть немного наедине с дочерью, купил своей девочке стакан свежесваренного какао и уже хотел было вернуться в палату, когда взгляд упал на витрину небольшого павильончика, расположенного напротив входа в отделение педиатрии. Что может быть лучше плюшевой зверушки, подаренной без всякого повода? Девушки удивительно нелогичные существа. Называют нас большими детьми, а сами млеют при виде Тедди с судорожно зажатым меж лапами сердцем со слезливой надписью: 'Люблю тебя'.

Долго выбирать не пришлось. Я просто ткнул пальцем в самого большого и обаятельного медведя с шелковистой шерсткой, расплатился и поволок монстра наверх.

Мое появление имело шумный успех. Малышка чуть не зарыдала от счастья, получив презент с себя ростом, что заставило меня на секунду задуматься о необходимости более частых подарков. Ее мама растрогано улыбалась, отец одобрительно качал головой, а медсестра, закончившая с измерением давления, завистливо стреляла глазками в мою сторону, после чего все трое, не сговариваясь, вышли за дверь.

— Спасибо, — в десятый раз поблагодарила меня девочка, пряча раскрасневшееся лицо за мордой уродца. — Ты действительно самый лучший парень из всех!

— А ты побудешь лучшей девушкой, пока меня не будет? — с надеждой спросил я, не в силах и дальше изображать смиренную добродетель. — Всего пару часов, Астрид!

Ее отличительной особенностью всегда было не только понимание, но и умение не задавать вопросов, на которые я не смогу ответить честно. Вот и сейчас она без колебаний кивнула и робко попросила поцеловать.

— Я потерплю, — не дожидаясь моего сурового напоминания, что будет больно, заверила искусительница. — Просто я так соскучилась по твоим губам!

Да, я мог сказать о себе то же, поэтому в дальнейших спорах решил не участвовать. Сдвинул в сторону счастливчика-медведя, имеющего возможность лежать рядом с объектом всех моих мыслей и желаний, склонился над замершим в ожидании ангельским личиком и нежно чмокнул кончик симпатичного носика.

— Я вредный, сладкая, — прокомментировал я ее разочарованный вздох. — И готов понести любое наказание после того, как ты выздоровеешь. А сейчас пообещай не скучать, это разрывает на части мое мертвое сердце.

— Обещаю, — обиженно буркнула девушка, — и будь готов к иголкам под ногти! Моя месть не знает границ!

— Да-а, — цокнул я языком, разглаживая пальцами нахмуренные бровки, — твой отец прав, ты изменилась. И злишься безумно сексуально!

Однако реакция на мои слова осталась прежней. Стоило мне договорить, как в ярких глазах промелькнуло животрепещущее нечто, мгновенно участившее пульс, что заставило забыть об осторожности. Стараясь избежать болезненных участков, я провел языком от одного уголка губ к другому, поцеловал алеющую румянцем щеку, планомерно добрался до подбородка и почувствовал, как в волосы на затылке вплетаются нежные пальчики. На миг замерев у основания шеи, я попытался вспомнить о местонахождении благоразумия, а затем махнул на него рукой и отодвинул в сторону воротничок пижамы, игриво очерчивая губами каждую косточку на ключице, слегка прикусывая ароматную кожу, вдавливая языком призывно бьющие изнутри артерии. Я ведь сегодня так и не позавтракал…

— Джей, — слабо простонала Астрид, прижимая мою голову ближе к себе.

— Я тебя слушаю, — язвительно подначил я, совершенно необдуманно запуская руку под одеяло. — Правда, не очень внимательно.

Нервный смешок перерос в тихий стон удовольствия, электрическим разрядом пронесшийся по моим нервам. Я поднялся чуть выше, не забывая при этом задирать края мешающей на данном этапе сорочки, и осторожно укусил сладкую шейку, лишь слегка поддевая кожу зубами. Пальцы тем временем изучали бархатную поверхность стройных бедер и вот-вот грозили вырваться из-под жесткого контроля. Здорово же я умею держать себя в руках, черт возьми!

В тот же момент дверь резко распахнулась, и я в два прыжка отскочил от кровати, непонятным образом оказавшись в самом центре небольшой пятиметровой комнаты, не забыв 'по пути' сшибить кресло, разумеется.

— Ой, простите! — испуганно вскрикнула медсестра, исчезая из поля зрения.

Мы же с Астрид облегченно рассмеялись и мысленно пообещали себе 'больше никогда', хотя знали, что толку от этого будет чуть.

Надо срочно исправлять то, что между нами творится. Я не монах и не привык обходиться без радостей секса, но с появлением в моей жизни девочки о некоторых темных сторонах пришлось позабыть. Она стала единственной, к кому меня тянуло по-настоящему. Все остальные не вызывали и сотой доли того влечения, что я испытывал к ней. Более того, сама мысль переспать с кем-то ради спортивного интереса и поддержания тонуса стала ненавистной, преисполненной чего-то грязного и недопустимого. Однако Уоррен прав, торопиться однозначно не следовало.

Всякий раз, представляя девочку лежащей на шелковых простынях на моей кровати, священном предмете интерьера, мягкость матраца которого не опробовала ни одна женщина (сказывается чрезмерная брезгливость), я спешил избавиться от слишком натуралистичной картинки. Даже не знаю, почему.

Но вернемся к моим планам относительно следующих двух часов. Кое-кто глубоко пожалеет о том, что посмел прикоснуться к моему бесценному сокровищу. Притом в прямом смысле этого слова. Года три назад я привез из Непала небольшой трофей — катриморас, он же коллекционный нож кукри, инкрустированный ювелирными камнями. Его двадцатисантиметровый клинок, заточенный по внутренней стороне, имеет изогнутую форму крыла сокола. И сия подарочная безделица как нельзя лучше подойдет для удовлетворения моей неугасающей жажды крови.

До квартиры я добрался очень быстро, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, бодренько взлетел вверх на восьмой этаж, с порога подозвал к себе аппетитнейшую шейку и без всяких прелюдий сорвал пластырь с еще не зажившей ранки. Вековой голод затуманивал мозг и оглушал почище невероятных воплей, но вскоре все пришло в норму. Рыдающая девица заперлась у себя в комнате, а я, на ходу выуживая из кармана толстую связку ключей, направился к сейфу, в котором бережно храню не только холодное оружие, но и огнестрельное. Моя красавица FN — американская снайперская винтовка калибра 7,62, стоящая на вооружении у ФБР. Хромированный ствол, скользящий поворотный затвор Маузеровского типа, трехпозиционный предохранитель и быстросъемный глушитель. В поисках этого великолепия в 2004 году я излазил все черные рынки и теперь изредка даю волю ностальгическим чувствам о временах, когда отчаянно ненавидел сам факт существования своей профессии. Бекас, ассасин, киллер…Между ними нет разницы, а вот тонкая грань присутствует. Когда-то давно я стер ее, потому что остро нуждался в деньгах, но в день открытия ночного клуба поклялся себе никогда не возвращаться к прежней жизни, и держу слово.

Однако сейчас меня интересовал нож, тоскующий в дальнем углу полки в непосредственной близости со стопкой удостоверений личности. Такая уж у нас жизнь! Каждые пятьдесят лет новое имя. Жаль будет расставаться с мистером Майнером, я как-то прикипел к нему за истекшие двадцать лет.

Забрав все необходимое, я захлопнул дверцу сейфа, дождался ответного щелчка и характерного пика автоматического механизма, после чего собрался навестить кухню и закончить приготовления, когда, обернувшись, увидел неаккуратно выглядывающий из шкафа уголок материи какого-то светлого оттенка. Чувствуя приближение очередного приступа ярости, я распахнул дверцы просторного гардероба и зарычал.

— Что ты искала у меня в комнате, verdammte scheisse*? — заорал я, незаметно для себя переходя на родной непечатный немецкий язык.

— Ничего! — агрессивно выкрикнула девчонка, предпочитая оставаться у себя в комнате.

— Не зли меня, — уже стоя у двери в ее спальню, предупредил я. Одно движение ноги и кому-то очень сильно не поздоровится, в этом я был уверен.

— Хорошо-хорошо, да, я трогала твою форму, — без тени раскаяния призналось это стихийное бедствие. — А ты служил в армии, да? — в дверном проеме показалось испуганное личико с хитрыми, заискивающими глазками.

— Нет, был капитаном команды по страйкболу! — гаркнул я, борясь с желанием придушить девицу. — Еще раз посмеешь засунуть любопытный нос не в свое дело, я тебе его отрежу, усекла?

Не дождавшись ответа, я вернулся к шкафу, любовно стряхнул с кителя несуществующие пылинки, бережно поправил рукой награды и прочистил охрипшее от надсадного ора горло. Что за день, в самом-то деле?! Такое чувство, что большинство жителей крохотного земного шарика всерьез озаботилось целью вывести меня из себя! Сначала мразь Лео, затем малышка Астрид, проверяющая на прочность мою шаткую выдержку, затем эта schlampe*! Ей богу, достаточно для одних световых суток!

____________________

*Verdammte Scheisse! (фердаммтэ шайсэ!) — е* твою мать! (нем.).

*Schlampe (шлампэ) — потаскуха (нем.).

На кухне я занялся разведением крепчайшего соляного раствора, после чего со всем тщанием вымазал густой кремообразной массой лезвие и дал подсохнуть. Конечно, соль нам не страшна, как и чеснок, базилик и даже петрушка, но в союзе с глубокой сквозной раной она давала потрясающие результаты. Невыносимая, поедающая боль, распространяющая по телу с медленным течением по венам выпитой крови (своих эритроцитов мы, как следствие вампиризма, не имеем) — я желал д`Авалосу адских мучений за то, что он сотворил с моей девочкой.

Найти недруга не составило особого труда, он привычно прохлаждался в доме своей новой игрушки — шикарном трехэтажном особняке конгрессмена Уилсона. Уж и не знаю, какими принципами руководствовалось это ничтожество при выборе подружек, но все они, как одна, были дочерьми очень богатых родителей, либо же сами имели солидные сбережения в банке. Мне кажется или Леандр и впрямь зарабатывает на жизнь старым как мир способом? Какая безвкусица! С вампирами-проститутками мне еще не приходилось сводить счеты. И почему сия догадка пришла на ум только сейчас?

Я затаился за широким стволом дерева, растущего неподалеку от главных ворот, и принялся терпеливо ждать. В былые времена мне доводилось просиживать, точнее пролеживать, в засадах по двенадцать часов, поэтому небольшое тридцатиминутное безделье я воспринял как заслуженный отдых. Но вот мишень дала о себе знать, подойдя к дверям припаркованного у тротуара кроссовера, и все инстинкты обострились до предела. Я знал, что мое преимущество заключается отнюдь не в физической силе, поэтому сделал ставку на внезапность и не проиграл! Всего один молниеносный взмах руки, и вот уже лезвие, без труда прорвавшее легкую ткань рубашки-поло, с утробным чавканьем вонзается в плоть, разрывает внутренние органы и дарует мне небывалое наслаждение.

— За смелость, друг мой, — прокомментировал я первое вращательное движение клинка по часовой стрелке. Пальцы, сжимающие рукоятку, мгновенно окропились кровью. — За боль, что причинил моей девочке, — какой глубокий внутренний массаж с последующей релаксацией! — За каждую ее слезу! — расслабьтесь, подопытный, нам еще столько предстоит пройти! — За каждую каплю крови! — кричим громче! Мне аплодируют миллионы! — За каждый синяк на ее коже! — кажется, я начинаю скучать. Нехорошо!

Перебивая визги одуревшего от боли вампира серебристым смехом, я медленно вытянул нож из нижней части спины в районе поясницы и с остервенением воткнул его в область правого легкого. Да, черт подери! Теперь меня окружает тишина и покой, потому что вопить уже бесполезно — гортань до отказа забита кровью.

— Ты, мелкая эгоцентричная мразь, возомнил себя бессмертным? — вкрадчиво шептал я на ухо окончательно поверженной жертвы, с особым садизмом вращая клинком по кругу. — Зри в корень, старина! Мы всего лишь трупы, не испустившие дух в момент биологической смерти. Какая доблестная миссия держит тебя в этом мире? Риторический вопрос, можешь не отвечать. Но заруби себе на носу, ради этой девочки я пойду на все! Надо будет, выпотрошу тебя и выверну наизнанку, а затем дам солнцу иссушить твои никчемные останки. Второй раз ты не отнимешь то, чем я дорожу больше всего на свете. А пока подыши еще чуток, у нас есть одно незаконченное дельце!

Выдернув из этого мешка низших человеческих проявлений лезвие, я позволил телу обессилено рухнуть на любовно взращенный конгрессменом газон, помахал окровавленной рукой застывшим у ворот секьюрити, сбежавшимся на истошные крики, и скрылся из виду прежде, чем кто-то из них сумел меня как следует рассмотреть. Теперь душ, переодевание и я смогу наконец взглянуть в глаза Астрид с чистой совестью. Все-таки жизнь, пусть и такая кособокая, как моя собственная, чертовски классная штука!

 

Глава 13. Откровение

POV Астрид

Едва за Джеем захлопнулась дверь, я вновь прижала к груди огромного медведя, ткнулась лицом в странно пахнущую шкуру с длинным щекочущим ворсом и блаженно закрыла глаза. Думается, мне стоит почаще болеть, вон сразу сколько внимания!

Чувствовала я себя расчудесно, особенно учитывая явно пошедшие на пользу ласки, поэтому о вчерашнем дне старалась не вспоминать. На данный момент мне и без того хватает тем для размышления. Я знала, куда и зачем пошел Майнер, прочитала это в его взгляде, но даже представить боялась, чем все может закончиться. Быть может, не стоило рассказывать своему парню о том, что случилось? Однако я и помыслить не могла солгать ему. Это неправильно, глупо, а еще очень опасно. Ведь в следующий раз Лео причинил бы боль моей лучшей подруге или другому близкому мне человеку. Что же их с Джеем связывает? Вероятно, прошлое. Вопрос, насколько давнее, ведь я до сих пор почти ничего не знаю о своем вампире. Ни возраста, ни…

— А вот и наша непослушная мисс Уоррен, — сладко пропела появившаяся в палате женщина в снежно-белом халате. — Как самочувствие, дорогая? Что беспокоит?

Мм, дайте-ка пораскинуть мозгами? Наличие в нашем мире бессмертных?!

— Все хорошо, доктор Ормонд, — с улыбкой возвестила я, выглядывая из-за плюшевого гиганта. — Ничего не болит, все в норме!

— Какая прелесть! — всплеснула руками врач, потрепав Тедди по большой физиономии. — Я только что разговаривала с твоими родителями, они хотят забрать тебя домой.

— О, я согласна! — живо вставила я, не собираясь дослушивать до конца наставления, однако мисс Ормонд посчитала необходимым закончить свой небольшой монолог.

— Но для начала мне нужно выяснить, что произошло на самом деле, Астрид, — сурово возвестила она, присаживаясь на край постели. — Откуда на твоем теле синяки? Дома тебя обижают? Или проблемы в школе? Мне стоит позвать психолога или ты согласна побеседовать со мной? Дорогая, сейчас тебе абсолютно нечего бояться, ты в полной безопасности. Нам важно знать, хорошо ли с тобой обращаются. Мы друзья и хотим помочь, — невозмутимо вещала служительница Гиппократа, в то время как я пыталась выпасть из недоуменного состояния.

Подбирая каждое слово, я уверила чрезмерно обеспокоенную женщину, что никогда не была жертвой насилия в семье, что перешла в новую школу совсем недавно и даже имен одноклассников не знаю, не говоря уж о наличии сложных коллективных отношений, что отличаюсь редкостной неуклюжестью и щеголяю кровоподтеками триста шестьдесят пять дней в году, и что с огромным удовольствием прямо сейчас кинусь домой.

— Будь по-твоему, — ласково улыбнулась мне заботливая тетушка. — Я выпишу освобождение на два месяца от физических нагрузок и пропишу кое-какие успокаивающие препараты на основе трав. Перед сном советую пить ромашковый чай, а еще лучше перед этим принять ванну с тремя-четырьмя каплями лавандового масла. Если вдруг почувствуешь недомогание, будь то головокружение, тошнота, резкие боли, потеря сознания, сразу же обращайся к врачу. С давлением, моя дорогая, не шутят. Твой организм перенес сильный стресс, и в течение следующей недели я хотела бы предостеречь тебя от ярких эмоций. Побольше гуляй, старайся соблюдать режим дня и кушай от пуза, уж больно ты худенькая, — со смехом добавила доктор, материнским жестом приглаживая волосы у меня на макушке.

После ее ухода в палату вошла мама с пакетом сменной одежды, и разговор закрутился вокруг Джея. Она восторгалась его воспитанием, манерой речи и, конечно же, красотой, а затем как бы невзначай спросила, успела ли я уже влюбиться или нет. Кажется, мое слишком быстрое: 'Ну что ты, нет!', прозвучало неубедительно.

— Звездочка, родная моя, я тебя не осуждаю, — обняла она меня за плечи. — Это вполне естественное чувство для молодой и полной жизни девушки. Разумеется, я хотела бы видеть возле тебя мальчика, а не взрослого мужчину, но использованные краски не воротишь. Мы поговорили с папой, взвесили все 'за' и 'против' и решили поддерживать тебя во всем. Джей может приходить к нам в гости в любой день. Комендантский час остается в силе, прогулки, учитывая начало учебного года, до десяти. В выходные на два часа больше, если не будет нареканий по поводу успеваемости. Вас это устраивает, юная леди?

О, еще как! Я кинулась на шею маме, оглушая ее осчастливленным писком, и затараторила о том, как безумно люблю родителей, какие они замечательные и как мне с ними повезло!

У машины меня ждал приятный сюрприз в лице оживленно жестикулирующего папы, разговаривающего с Майнером. Их громкие возгласы, ежеминутные похлопывания друг друга по плечу и яростные взмахи рук, имитирующие удар бейсбольной битой по мячу, повергли меня в шок. Еще один ярый фанат софтбола?

— Привет, Цветочек, — на секунду отвлекся от собеседника отец, чмокая меня в лоб. — А мы как раз обсуждали последний матч по софтболу между Грецией и США. Джей, оказывается, такой же болельщик, как и я!

— Я заметила, — пробормотала я, не спуская восхищенного взгляда со своего парня. Всего пара часов и оба моих предка уже без ума от него. Ну как такое возможно?

— Давайте вы потом поделитесь впечатлениями, — взмолилась уставшая мама. — А сейчас по машинам. Астрид, мы с отцом возьмем на себя магазин, а вы заскочите по пути в аптеку, вот список и деньги, — вручила она мне небольшой листок с перечислением необходимых лекарств и кошелек. — Или я ошибаюсь, и ты хочешь поехать с нами? Вот и славно. Джей, если не имеете планов на день, то приглашаю вас к нам на обед. Что скажете?

— Почту за честь, мэм, — без запинки отрапортовал парень, вызывая тем самым у мамы ностальгические чувства по временам, описанным в романах нежно любимой ею Джейн Остин. Надо будет взять у него несколько уроков этой замысловатой речи. — У тебя очень деликатные родители, — заметил он по пути к припаркованному в стороне Кадиллаку, забирая у меня из рук медведя. — Если честно, я тебе даже завидую. Меня воспитывали в строгости. Нет, на отсутствие любви мне грех жаловаться, и мать, и отец в нас с сестрой души не чаяли. Просто время было другое, более сухое, что ли. Чувства не принято было выражать так открыто, как это делается сейчас.

Я замерла у распахнутой дверцы и с интересом воззрилась на Джея, пытаясь понять, сколько же ему лет на самом деле. По речи, интонациям и поведению казалось, будто больше века, но глаза…Такое чувство, что его душе довелось пережить настоящую боль, какую-то трагедию, множественную потерю. Он видел смерть, притом неоднократно, и она оставила в его сердце свой черный след.

Так, что-то я запуталась с подсчетами, но спросить не решалась. Мне хотелось, чтобы он сам рассказал о себе, своих тайнах, переживаниях и горестях, когда сумеет это сделать, когда поймет, что может мне безоговорочно доверять.

— Астрид, ты в порядке? — обеспокоенно уточнил парень, устав ждать, пока я сяду в машину. — Плохо себя почувствовала?

— Нет, просто задумалась, — живо очухалась я, плюхаясь на кожаное сидение. — На тебе сейчас другая рубашка, заезжал домой?

— Да, — слишком быстро ответил он для того, чтобы это было правдой. — Принял душ и переоделся. Я ведь за этим отпрашивался у тебя.

Я не стала терзать его подозрениями, потому что знала о бестолковости подобных мер. Просто закрыла глаза, склонила голову Майнеру на плечо и позволила тихому шелесту двигателя убаюкивать расслабленное сознание. Мне было так спокойно и тепло, что глубокий сон не заставил себя долго ждать. Я нашла свое место в жизни и человека, который наполнил его самыми яркими природными красками. А что еще надо для счастья?

Проснулась я в своей постели и, не открывая глаз, пошарила рукой в пространстве в поисках мерно вздымающейся от вдохов груди. Нащупав нечто отдаленно напоминающее лежащего рядом мужчину, я перевернулась на другой бок и ткнулась носом во что-то гладкое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении мордой улыбчивого медведя. Внимание тут же привлек легкий шелестящий звук, доносящийся из-за спины, вслед за которым послышалось бодрое:

— Добрый день, разговорчивая соня!

— Привет, — не совсем поняла я смысл реплики, после чего лениво потянулась, вытягивая руки вверх, и села. — Что значит, разговорчивая?

— Только то, что ты бормочешь во сне, — заразительно улыбнулся сидящий в кресле неподалеку от окна Джей, предпочитая не отрываться от явно захватывающего чтения. Я прищурила один глаз и с удивлением узнала один из своих любимых романов Стивена Кинга, 'Противостояние'. — Притом одни непристойности!

Я? Непристойности? Да быть того не может!

Резко скинув с себя одеяло, я в два прыжка подскочила к парню, оглушительно топая босыми ногами, и без всякого предупреждения залезла к нему на колени.

— И что же такое непристойное ты услышал? — заворковала я, заворожено перебирая шелковистые прядки темных волос у него на затылке.

— Ты меня отвлекаешь, — сердито отчитал меня Майнер, усиленно изображающий искушенного знатока современной американской прозы. — Дочитаю главу, вот тогда и поговорим. И не корчи рожицы, я все вижу.

— Бука, — шутливо насупилась я, надувая и без того распухшие губы. — И бяка, а еще зануда.

— Вредина, — не остался в долгу он, быстро переворачивая страницу. — И жадина! Астрид Уоррен, немедленно верни книгу! И прекрати вести себя, как ребенок!

Я заулыбалась в ответ на искрометный взгляд светящихся весельем глаз и, извернувшись в объятии сильных рук, положила толстый том на край стола.

— Родителей нет? — с намеком уточнила я, искоса поглядывая на дверь.

— Нет, — медленно протянул Джей, — уехали на строительный рынок, попросили меня присмотреть за тобой до их возвращения через… — он сверился с наручными часами, — два часа. Так что, если ты не против, — не стал заканчивать парень, позволив мне додумывать окончание фразы самой, после чего нежно, почти невесомо поцеловал и поднялся с кресла, перекидывая мои ноги себе за спину.

Я подумала, что он понес меня на кровать и мысленно начала готовиться к чему-то феерическому, когда короткий путь, длиною в шаг, порядком подзатянулся. Стараясь ничем не выдать свое замешательство, я чуть приподняла одно веко и оценила обстановку: мы спустились по лестнице, миновали отреставрированные колонны и очутились на кухне.

Мой мысленный вопрос: 'Зачем?', получил прямо-таки гениальный по своей простоте ответ: 'Буду тебя кормить', произнесенный с самым невинным выражением на лице.

Пришлось спускаться не только на пол, но и с небес на землю, а затем вяло орудовать вилкой в тарелке еще не успевших остыть макарон, названных мамой 'Паста а-ля болоньезе'. Вместо развлечения за трапезой мне было предложено продолжение захватывающего рассказа о вампирах, поэтому кислая мина сменилась молящей о большем количестве подробностей.

— Начнем с банальностей, — интригующе потер руки Майнер, занимая соседний стул. — Они употребляют нормальную пищу, различают вкусы и даже получают удовольствие от процесса поглощения той же жареной картошки. Другое дело, что она не утоляет голод, который лично я называю 'альтернативным'. Предвижу твой интерес относительно пищеварительных особенностей, поэтому сразу поясню, организм работает, как и в прежние времена, лишь с некоторыми поправками на факт смерти. Ты слышала когда-нибудь об анабиозе? Это такое состояние организма, при котором замедлены все жизненно важные процессы. То есть тело, фактически пребывая в стадии биологической смерти, продолжает функционировать. Они почти ничем не отличаются от обычного человека, разве что отсутствием сердцебиения. Свежая кровь позволяет выглядеть нормально и вырабатывать тепло. Она дает силу, изначально ограниченную. Если я захочу, например, одной рукой поднять машину, то только опозорюсь. Мне недостаточно лет для таких фокусов, опять же по причине анабиоза. Из моего тела еще не 'выветрилась', скажем так, отцовская кровь. Я вроде как не до конца вампир, проживаю тот срок, что был отпущен мне в бытность человеком. Все изменится после ста лет и будет меняться через каждый век, нечто сродни постепенной потере людского облика. Я слышал однажды от одного знакомого теорию о том, что это обуславливается истончением души. Чем больше тебе лет, тем призрачнее становится духовная материя. Не знаю, верна ли она, да и никто не знает.

Далее. Потребности во сне нет, физическая усталость, как таковая отсутствует. Иногда я чувствую себя измотанным, опустошенным, жаждущим отдыха, но то всего лишь иллюзия, эмоциональный вакуум, быть может, даже депрессия. Единообразие, знаешь ли, убивает. Конечно, 'бессмертие', 'вечность' и 'весь мир у твоих ног' кажутся опьяняющими определениями, де-юре ты царь, бог и сам себе хозяин, де-факто ты придерживаешься всех мыслимых и немыслимых законов, скрываешь свое существование, учишься жить в атмосфере полной отчужденности. У тебя нет ничего: имена фальшивые, внешность неизменная, привычки мерзкие, взгляд потухший. Одиночество и тоска. Последняя неизбежна, потому что ты теряешь всех, кто был некогда дорог. Единственной предложенной радостью была и остается кровь, но она так приедается! Как наркотик, который сначала дает искрометные ощущения, а затем безжалостно их отнимает, доставляя телу страдания.

Но больше всего тяготит прошлое. Оно возвращается к тебе бумерангом и больно бьет по голове, постоянно твердя: 'То был ты! Твоих рук дело'. И с этим невозможно смириться. Нет в нас кнопки, выключающей совесть или запрещающей думать. Все происходит внутри, постепенно оказываясь на поверхности, вылезая наружу. Знаешь, кто более всего склонен к суициду? Вампиры! Отъявленные эгоцентрики, зацикленные на собственных переживаниях, стенающие по поводу и без оного, а все потому, что ежедневно видят перед собой ту другую жизнь, которой сами лишены. Счастливые семьи с детьми, влюбленные парочки — простые люди со своими заботами, мечтами, идеалами. Их жизнь коротка, посему приходится ставить перед собой множество целей и добиваться их, не смотря ни на что. Понимаешь? Суета — это жизнь! А если ее нет?! Ответ очевиден.

О репродуктивной системе скажу вкратце: все на месте, но никакого потомства. Подобные мне не должны размножаться. Имеются ли к лектору вопросы?

Я слушала Джея, сидя с неприлично раскрытым ртом на диване в гостиной перед нетронутой чашкой горячего шоколада, и умоляла себя не заплакать. Боже, сколько грусти было в его глазах, сколько печали и неприкрытой ненависти к тому, кем он является! Мое сердце разрывалось на части от боли, вызванной собственной беспомощностью. Я не могу ничего изменить, хотя очень хочу! Как он говорил о детях…с таким сожалением, будто готов отдать все за возможность воспитать сына или дочь.

— Астрид, — взволнованно зашептал Майнер, придвигаясь ближе ко мне, — ну ты чего? Расплакалась, рассиропилась…Посмотри на меня, пожалуйста. Все хорошо! Подумаешь, вечность брюзжать и жаловаться на жизнь! Я искореню в себе эту вредную привычку. Прекращай немедленно, иначе я тебя покусаю! Да, кстати, забыл добавить, что они не кусаются. Слишком грязно, долго и отвратительно. Так и зубы испортить недолго, а дантисты сейчас пошли сплошные сребролюбцы. Ну, вот и умница! Прекращай поливать соленой жидкостью мою рубашку, пойдем лучше выберем фильм. Тебе какой больше по вкусу: 'Оторванные части тела-2' или 'Ужасы рубильных установок-4'?

Продолжая негромко посмеиваться над моими увлечениями, парень поволок меня за руку на второй этаж, галантно придержал дверь в мою спальню, а после мы оба с удобством устроились на кровати перед монитором, предвкушая порцию эстетического удовольствия от киноленты с благостным названием 'Нерожденный'.

Весь смысл картины ускользнул от меня по причине мозгового штурма. Я лежала на груди у Джея, попутно млела от безостановочных поглаживаний по спине и волосам, и думала, думала, думала. О смысле жизни, о значении смерти, о несправедливости этого мира. По моему мнению, никто другой не заслуживал счастья больше, чем Джей. Но что он понимает под счастьем? Могу ли я надеяться на совместное будущее, и существует ли оно для нас вообще? Вампир и человек. Смертная и тот, кто обречен жить вечно. Кто я для него? Однозначно не пунктик в меню. Девушка? Что за безликое понятие, в то время как мне хочется конкретики! Друг? Боже, только не это!

— Кстати, забыл сказать, — прервал мои размышления умиротворенный голос, — пока ты спала, звонил какой-то Киви.

— И? — до потери ориентации в пространстве испугалась я, резко подскакивая и упираясь локтем в матрац, чтобы увидеть выражение его лица.

— Я конечно же ответил, — на полном серьезе заявил Майнер, должно быть, не находя в своем поведении ничего предосудительного. — Он просил передать тебе пожелания скорейшего выздоровления. И я жду объяснений, юная леди! С какой стати тебе названивают мерзкие типы, да еще имеют наглость справляться о здоровье?

Кажется, я попала, потому как вопрос был произнесен таким холодным и полным неконтролируемой ярости тоном, что на минутку пришлось озаботиться сохранностью своей жизни.

— Это был Бен, Бенжамин Квин, — принялась я исповедоваться. — Мы познакомились только вчера, он мой одноклассник и по совместительству сосед по парте. А еще Киви был со мной вчера в кафе, мы решили получше познакомиться, исключительно по-дружески, конечно, и встретились. Съели пиццу, поболтали и больше ничего. Потом появился Лео…

— Больше ничего, — язвительно передразнил меня парень. — Как думаешь, тебе понравится, если я начну есть пиццу с другими девицами? Болтать с ними ерундой и все такое? Тогда запомни, пожалуйста, на будущее, я не желаю видеть возле тебя лиц противоположного пола! Вообще! Даже бирка 'гей' не станет оправданием, ясно?

Признаться честно, я впервые увидела Джея таким, поэтому даже не знала, как реагировать. То ли возмутиться, то ли просто обидеться и столкнуть с кровати разошедшегося самца с болезненным инстинктом собственника, а потом подбежать к распластавшемуся на полу телу и хорошенько отпинать, в надежде выбить дурь из головы.

Но Астрид всегда отличалась нестандартностью реакции. Вот и сейчас былые замашки нелогичности дали о себе знать. Я обняла возмущенно вздымающуюся грудь и клятвенно пообещала быть паинькой.

— Ты с ума сошла! — неожиданно взбеленился он, резко поднимаясь на ноги, отчего моя голова просто свалилась в подушки, да так и осталась там лежать на протяжении всей гневной тирады вампира. — С какой стати ты позволяешь кому-то диктовать себе условия? Кто я такой, чтобы запрещать тебе общаться с друзьями? Астрид, маленькая моя, глупая девочка, послушай добрый совет повидавшего виды мужчины, будь собой! Отстаивай свою точку зрения! Борись за желания! Захотела — сделала — и точка! Тебе понравился этот парень, как друг, разумеется, иначе я действительно могу кое-что запретить на вполне законных основаниях? Тогда в чем проблема, о, нежный цветок души моей?

— А вдруг тебе это не понравится? — окончательно запуталась я в его речах. — Вдруг ты сочтешь это изменой или, не знаю, проявлением неуважения? Я ведь не предупредила тебя, что собираюсь идти в кафе…

— С тобой трудно сохранить спокойствие, моя радость, — трагедийным тоном возвестил Майнер, присаживаясь рядом со мной. — Ты можешь хоть раз в жизни наплевать на всех и подумать о себе? Что, так и будешь повсеместно оглядываться на других, с целью выяснить, довольны ли они тобой и твоими поступками? Ты понимаешь, что изменяешь прежде всего самой себе, когда пытаешься…я даже не знаю, как назвать твою манеру мыслить. Попробуй слушать свое сердце, оно умеет давать подсказки. И никогда не бойся кого-то разочаровать, мой ангел! Ты на это не способна!

Я с изумлением проследила за тем, как он поцеловал сначала одну мою ладонь, затем вторую, а потом прижал их к своим щекам и глубоко вздохнул, взглядом поторапливая мой порядком запоздалый ответ.

— Впредь постараюсь быть не такой…эм, по уши в тебя влюбленной, — страдальчески произнесла я, никоим образом не собираясь выполнять сказанного. — А еще начну потихоньку практиковаться в раздумьях лишь о себе любимой, — это уже больше походило на правду. — И мне действительно будет больно видеть тебя с другой девушкой, — как на духу признала я. — Даже носящей ярлык 'лесбиянка'.

— Я знаю, — тихо подтвердил Джей мое последнее опасение. — И никогда не сделаю больно, обещаю. У меня нет друзей и быть не может, потому что в моем словаре это определение трактуется вероятностью предательства. Но есть ты, которая значишь гораздо больше, чем простой приятель. Та, перед кем я стараюсь открыться, кому доверяю свои тайны без боязни в очередной раз познать разочарование. Сегодня я сказал одному человеку, что пойду ради тебя на все. И, знаешь, это правда. Я действительно так чувствую. Но хватит лирики, — поспешно свел он на нет волнующий момент самых внезапных для меня откровений. — Давай вернемся к просмотру. Удивительно захватывающий сюжет, жаль, попкорн не прихватили!

Стоит ли упоминать, что вновь очутившись у него на груди (мой новый фетиш — быть как можно ближе и наслаждаться теплотой его дыхания, щекочущего макушку) я впала в еще более задумчивое состояние?

После возвращения родителей не изменилось практически ничего, разве что мы 'переползли' из пределов моей спальни вниз и уселись перед телевизором на диван, невозмутимо держась за руки, точно младшие школьники. Мама занялась приготовлением ужина, отец вызвался ей помогать, а я осталась развлекать своего гостя. И получалось у меня плохо. Фильм под названием 'Убийца внутри меня' нагонял тоску с первых минут, а к середине и вовсе вызвал яростное желание запустить подушкой в экран. Я уже совсем было набралась смелости отпроситься у родителей на небольшую прогулку хотя бы по двору, когда в дверь позвонили.

— Привет, Рид! — узрела я в дверном проеме улыбчивое лицо Киви, разом погасшее при появлении за моей спиной Майнера. — Здравствуйте.

— Привет, — расцвел радушием мой парень. — Должно быть, вы и есть тот самый Киви? Рад знакомству. Джей.

О, как! Без 'парень этой очаровашки' или чего похуже. Вежливо и со вкусом.

Молодые люди обменялись рукопожатиями, не оказавшимися болезненными, как я боялась, после чего Бен вновь сосредоточил внимание на мне, протянув тоненькую папку со словами:

— Ты просила дать копии, все здесь. Не потеряй ничего, пожалуйста. Эта очень занятная история, и я хотел бы сохранить ее для потомков. Что ж, приятно было познакомиться, Джей! Хорошо выглядишь, Рид…Ну, мне пора!

— Постой, — остановил его Джей, — быть может Астрид хотела предложить тебе с нами поужинать?

Я затравлено подняла взгляд на своего парня, пытаясь отыскать в его глазах тень неискренности или ехидства, а затем с воодушевлением предложила однокласснику присоединиться к нашей небольшой трапезе, на что он ответил мгновенным согласием.

Забрав у мальчишки папку, я быстренько отнесла ее к себе в комнату и, спустившись обратно вниз, застала в гостиной чудную картину: мужчины в составе трех человек оккупировали диван и выжидательно уставились в телевизор. Спортивный канал. Матч по футболу. Скукота…Но им, похоже, было весело. Каждое движение спортсменов сопровождалось комментарием заядлых болельщиков, а уж вопль по причине первого забитого гола был соизмерим разве что со звуком иерихонской трубы, по преданиям обрушившим стены одноименного города.

Постояв с минуту за спиной некогда безраздельно принадлежавшего мне парня, я ласково потрепала рукой непослушные волосы и отправилась на кухню, выяснить, не нужно ли кому мое назойливое присутствие. Однако и тут ждала неудача, мама, лопаткой помешивая что-то аппетитно пахнущее, болтала по телефону и явно не нуждалась в косоруких помощниках. А значит, у меня было полное право подняться в спальню и посвятить всю себя изучению содержимого папки.

Первым на глаза мне попался протокол осмотра места происшествия.

'Протокол осмотра места происшествия'

США, штат Джорджия, г. Грин-Каунти июнь, 9, 1950 год

Осмотр начат: 8:58 am

Осмотр окончен: 3:15 pm.

Дежурный офицер убойного отдела полиции административного округа г. Грин-Каунти, штат Джорджия, находящегося на Восточном побережье США, Джеферсон Томас, получив в 8:10 am сообщение от диспетчера Роудера о громких мужских криках, доносящихся из окна второго этажа дома, услышанных почтальоном Купером в момент разноса корреспонденции по адресу: г. Грин-Каунти, аллея Глициний, дом 205b, в 8:30 am прибыл на место происшествия — в двухэтажное жилое здание дома, именуемое поместьем Волмондов.

С целью проверить, все ли в порядке с хозяевами, офицер поднялся по лестнице на второй этаж. На его неоднократный вопрос о местонахождении членов семьи, ни мистер Волмонд — владелец дома, ни его дочь — мисс Айрис Волмонд, не ответили. Внимание патрульного привлекло характерное скрежетание металла, доносящиеся из-за двери одной из спален, но на стук никто не ответил. После предупреждения, офицер выломал дверь и застал в комнате полубезумного Мердока Волмонда, спешно стирающего кровь с рук обрывком материи. В углу лежала мертвая дочь помещика — девятнадцатилетняя Айрис Волмонд, уроженка города Крефельда, Германия.

Дежурный офицер сразу определил признаки насильственной смерти и вызвал подкрепление. Подозреваемый, он же Мердок Клаус Волмонд, 46-летний генерал пехоты армии третьего рейха в отставке, сопротивления не оказал и сообщил Джеферсону, что виноват в смерти дочери, после чего позволил надеть на себя наручники.

Прибывшая на место происшествия группа криминалистов в составе Джулии Кристенсен, Марка Хендриксона и Гордона Кларка получила соответствующий инструктаж и предупреждение об ответственности за отказ или уклонение от выполнения обязанностей специалиста и приступила к работе.

Осмотр проводился при хорошем естественном освещении. Было установлено следующее:

Просторная десятиметровая комната, предположительно являющаяся спальней покойной, со световым окном, расположенным в восточной стене дома, и прочной запирающейся изнутри дверью (механизм замка исправен и не подвержен взлому) из цельного массива дуба. Между кроватью с кованными спинками, очевидно, выполненными из железа, выкрашенными белой краской эмалевой гладкости, и платяным шкафом лежит обезглавленный труп молодой девушки, по словам офицера Джеферсона принадлежащий Айрис Хельге Волмонд. Расположение конечностей позволяет сделать вывод о том, что жертва не сопротивлялась. Руки и ноги максимально приближены к туловищу. В десяти сантиметрах от туловища расположена отнятая насильственным путем голова. Рот закрыт, веки опущены, лицевые мышцы не искривлены гримасой ужаса. Вероятнее всего, девушку убили во сне.

Судя по фиолетовости трупных пятен, наличествующих на лопаточной и поясничной части туловища, смерть наступила в районе полуночи. Такие же пятна были обнаружены на затылке погибшей, но уже менее ярко выраженные из-за обильной кровопотери вследствие расчленения.

Лужа крови представляет собой вялотекучую жидкость и с трех сторон огибает труп, распространяясь в радиусе полуметра. Что характерно, под телом жертвы и на одежде следы пятен крови практически отсутствуют. Вероятно, девушка страдала гемофилией* или болезнями сердца.

Труп одет в хлопковую сорочку белого цвета с длинными рукавами. На одежде и коже следов борьбы не обнаружено.

В трех метрах от тела найден режущий хирургический инструмент немецкого производства, предположительно применявшийся в период Второй мировой войны — пила рамочная из кобальтовой стали для распиливания твердых тканей при резекции или ампутации. Длина режущей поверхности 35 сантиметров. На лезвии видны характерные следы крови и частички тканей, предположительно принадлежащих жертве.

Опыление порошком алюминия поверхности ручки пилы привело к обнаружению бесцветных __________________

*Гемофилия — наследственное заболевание, связанное с нарушением процесса свертываемости крови.

следов пальцев рук, которые перекопированы на дактилоскопическую ленту.

Пол, потолок, стены, поверхность двери повреждений не имеют. Мебель так же представляется сохранной.

В процессе осмотра специалистом Кларком производились фотографические съемки: общего вида осматриваемой комнаты, положение трупа в пространстве, местонахождение предполагаемого орудия убийства. Всего использовано 18 (восемнадцать) кадров пленки.

С места происшествия изъяты:

Хирургический инструмент — пила рамочная, со следами крови и отрывками тканей.

Следы пальцев на двух кусочках дактилоскопической пленки.

Все улики подписаны и пронумерованы, после чего опечатаны сургучной печатью и отправлены в хранилище.

Составлена приблизительная схема места происшествия, которая прилагается к настоящему протоколу.

От участников осмотра места происшествия заявлений, жалоб и замечаний по поводу порядка проведения осмотра и других действий группы криминалистов не поступило.

Протокол прочитан участникам осмотра вслух. Записан правильно.

Я оторвалась от ужасной бумаги и посмотрела на то место, где, согласно черно-белым снимкам, обнаружили изуродованное тело Айрис. В голове было на удивление пусто и ясно, а в желудке копошилось нечто поистине омерзительное. Так вот, почему был поменян пол в моей комнате! Огромная, расползшаяся в радиусе полуметра и впитавшаяся в паркет лужа крови стала тому причиной.

Один вопрос снимается с повестки дня. Теперь я знаю, кто убил прежнюю хозяйку спальни — ее отец. Но свято место пусто не бывает, и на смену ему пришло еще большее количество недопонимания. За что? Почему он так поступил? Что заставило отца столь зверским способом оборвать жизнь собственного ребенка? О каких ужасах забыла упомянуть в своих записях несчастная девушка?

Внимательно изучать фотографии я не осмелилась, дабы потом не мучиться кошмарами. А вот протоколом допроса Мердока очень заинтересовалась, однако не успела и разложить на столе отпечатанный на копире лист бумаги, как в комнату без стука вошел Джей.

— Прячешься? — зловеще осведомился он, объятием сильных рук прижимая меня к спинке стула. — А-а, развлекаешься просмотром старых пожелтевших бумажек! Так-с, и что же ты нашла в них такого любопытного… — перегнувшись через меня, парень пробежал глазами по строчкам и, похоже, впервые дал эмоциям отразиться на своем лице.

Я только успевала отмечать некоторые из них: удивление, непонимание, узнавание, страх, боль и что-то еще, безмолвное, пугающее, отдаленно напоминающее ярость.

— Пойдем вниз, — слабо попросил Майнер, с трудом отрываясь от ввергшей его в состояние глубокого шока бумаги. — Кирстен просила позвать тебя к столу.

Я кивнула, продолжая беззастенчиво пялиться на помертвевшее лицо, и, крепко сжав заледеневшие ладони, спросила:

— Ты и есть Верджил, да? Вергилий Георг Хельмут фон Видрич-Габсбург, герцог австрийский?

Ответом мне послужила тишина, но я и без того знала, что права.

Боже, позволь сохранить мне рассудок!

 

Глава 14. Поиграем?

POV Джей

Я смотрел на копию протокола допроса Мердока и пытался абстрагироваться от всех ощущений, дабы не позволить внутренней боли вырваться наружу. Она не нужна мне сейчас, не тогда, когда я научился жить в гармонии со своим прошлым, когда запер воспоминания в неприметный черный ящик и навсегда забыл о его местонахождении.

Астрид осторожно накрыла мои руки своими и о чем-то спросила. Да? Нет? Не знаю, я не расслышал ее вопроса, продолжая машинально пробегать глазами строчки односложных ответов. Он признался. Да, черт возьми, он должен был взвалить на себя всю вину, потому что чувствовал ее. Я молил его о благоразумии, клялся, что сумею сделать Айрис счастливой, что дам ей все, чем владею, но для черствого немца одних заверений было недостаточно. Он желал выгодно выдать дочь замуж, а я не годился на роль богатого жениха. В то время у меня был лишь небольшой антикварный магазин, приносящий скромный доход, достаточный для содержания семьи, но не удовлетворяющий завышенным потребностям генерала в отставке.

— Джей, — немного повысила голос девочка, — пойдем вниз, мама не любит долго ждать.

— Да, конечно, — немеющим от затмевающей сознание ярости языком проговорил я и отошел на два шага назад. — Ты что-то спрашивала до этого?

— Нет, — без тени сомнений ответила она, педантично убирая бумаги обратно в папку, которую пихнула в дальний угол верхнего ящичка стола. — Просто удивилась твоему состоянию. Готов отведать блюда шеф-повара миссис Уоррен?

Я с облегчением принял правила новой игры под названием 'Ничего не замечаю', благодарно сжал протянутую ладошку и медленно поплелся вслед за малышкой, изнывая от желания сгрести в охапку тоненькие плечи и признать, наконец, что никогда прежде на моем пути не встречались такие девушки. Она не просто все понимала, а видела меня насквозь. Настоящего. И не испытывала ненависти, злости, презрения, не хотела держаться подальше, не выстраивала железобетонные стены отчуждения, хотя следовало бы. Наоборот, Астрид тянулась ко мне, как жаждущий солнечного света цветок, пыталась стать незаменимой, тем самым редкостным исключением, о котором я раньше и помыслить не мог, — моей девушкой. Недостающей частичкой души. И, будь я проклят, она справлялась! Каждая минута, проведенная рядом с ней, напоминала прогулку по прериям райских садов, кои мне никогда не суждено лицезреть. Легко, приятно, тепло и свежо.

За ужином я почти не следил, на автомате осыпая комплиментами кулинарные таланты хозяйки дома, изредка вставляя лишенные смысла реплики по ходу разговора, и с радостью воспринял приближение десерта. Малышка сидела рядом со мной и с интересом наблюдала за тем, как я ем или пью, словно не поверила недавнему рассказу о нашей абсолютной нормальности. Что ж, меня это даже позабавило.

В восемь часов я, помня о правилах приличия, откланялся. Показавшийся мне довольно приятным пареньком, Киви проделал то же самое, и, после недолгих уговоров главы семьи задержаться еще на часок, мы оба расселись по машинам. Не сказать, чтобы я уж совсем не ревновал Астрид к обладателю странной клички, но здравый смысл подсказывал, что включать Терминатора очень неразумно. Ей нужны друзья, а такие, как кудрявый мальчишка, бесхитростные и добрые, вполне годятся. Если я почувствую, что не могу держать в узде колючий инстинкт собственника, то просто поговорю об этом со своей девочкой. Учитывая ее таланты по части толкования моих слов и поступков, думаю, дальнейших проблем не возникнет.

Спеша поторопить ход времени, я отправился в клуб. Мне не терпелось вернуться обратно в дом к Уорренам, но теперь уже никем не замеченным, и воплотить в жизнь одну маленькую и вполне невинную фантазию.

У входа меня встретил охранник, зорко следящий за исполнением буквы закона о недопустимости появления в здании несовершеннолетних. Поприветствовав громилу, я попросил вызвать по рации начальника бравой дружины, после чего препроводил старого друга к себе в кабинет.

— Присаживайся, — махнул я рукой на диван, усаживаясь напротив полковника. — Есть небольшая просьба личного характера. Нужны проверенные люди, физически подготовленные, неболтливые и преданные делу. Думаю, двух человек будет вполне достаточно.

— Цель? — деловито осведомился Брайан. — Слежка?

— Нет, все по профилю, — отрицательно помотал я головой. — Охрана для школьницы, нечто вроде наружного наблюдения. Мне важно знать, что с ней все в порядке, ничего более. Никаких снимков, прослушки, все строго законно. Есть кто на примете? Оплата соответствующая, четыре сотни в день.

— Нехило, — причмокнул губами бывший вояка. — Моим раздолбаям такое поручать нельзя. Вот морду набить, долг вытрясти, страху нагнать — это они пожалуйста, а умишком раскинуть количество извилин не позволяет. Давай так поступим, Джей. Я тряхну связи, поищу кого-нибудь из госов* в отставке, а завтра тебе сообщу о результатах.

Я с благодарностью принял условие друга, напоил его крепким кофе, поддержал разговор о разваливающейся на части экономической системе и погрузился в работу. Пару раз воспользовался возможностью сорвать злость на секретарше, с тоской оглядел пришедших на кастинг танцовщиц, злорадно посоветовал менеджеру по найму гнать неумех поганой метлой и для разнообразия ___________________________________________________________________________________________________

*Под госами Брайан имеет в виду бывших сотрудников структур государственной безопасности (например, ЦРУ — центральное разведывательное управление США) — прим. автора.

пофлиртовал с хорошенькой барменшей, прикинувшись посетителем. В целом, дела в порочном заведении шли неплохо. Прибыль неизменно росла, а значит, доволен не только я, но и инвесторы.

Напевая себе под нос накрепко засевшую в голове песенку о неминуемости смерти из сборника готического рока, я отложил в сторону скучные бумаги и мечтательно откинул голову назад, позволив телу расслабиться. Осталось каких-то двадцать минут до полуночи, по истечению которых я смогу вернуться в дом к Астрид, а уж затем…

Тихий стук в дверь оборвал вереницу фантазий на моменте стягивания бретелек с нежных плечиков, чем очень сильно разозлил. Однако еще больше вывело из себя неумение дожидаться приглашения.

— Привет, Верджил! — с порога подал голос нежданный гость. — Прости, что без предупредительного звонка, но ты тоже временами забываешь о хорошем тоне.

Я подскочил на месте, впиваясь ядовитым взглядом в искривленное ухмылкой лицо, и процедил сквозь зубы:

— Чем обязан?

— Ничем, — невозмутимо ответил Лео, с удобством располагаясь на кожаном диване и закидывая ноги на кофейный столик. — Зашел попросить прощения за свое поведение. Я разозлился, вот и все. Должно быть, тебе известно это состояние. Мы не враги, герцог. И девочка твоя мне без надобности.

Я жестко рассмеялся над наивностью вампира. Полноте, господин Мерзавец, мы не просто недруги, а заклятые соперники! Но эту мысль я растолкую ему чуть позже.

— Вижу, ты быстро пришел в норму, — с некоторой долей удивления в голосе признал я, пинком ноги скидывая неряшливые кроссовки с любимого столика. — Вернулся за рецептом болезненной вещички?

— Я старше, Видрич, гораздо старше, — предупреждающе зашипел на меня он. — Тебе бы стоило об этом помнить. Кстати, откуда ты вообще взялся? Я считал тебя покойником, ну или дряхлым стариком.

— Вернулся с того света, — высокомерно заявил я, мысленно потирая зудящие кулаки. — Тебя там заждались, позволь заметить. Так зачем пожаловал?

— Решить кое-какие недомолвки, — перешел д`Авалос к сути, гася раздражающую ухмылку. — Я не собираюсь ничего предпринимать против Астрид, только хочу, чтобы она отдала мне одну не принадлежащую ей вещь. Я слышал о ней от ее подруги. Дневник Айрис, вот и все, что мне нужно. Зайду за ней завтра, в три часа. Не получу, очень сильно расстроюсь. А теперь не смею больше задерживать вас, дорогой друг. Приятной ночи и всего такого. Не забудь попросить о книженции, когда будешь ее трахать.

С минуту я смотрел ему прямо в глаза, почему-то позволяя подняться на ноги и сделать шаг в сторону двери, а затем слетел с катушек. В мгновение ока преодолев разделяющее нас расстояние, я со всей силы сжал рукой повернутый ко мне затылок и резким движением впечатал ненавистное лицо в ближайшую стену. Очевидно, Леандр не ожидал нападения, потому как безропотно проломил лбом гипсокартоновую конструкцию, но после ловко извернулся в моей хватке и перенял инициативу.

— Да что, мать твою, ты о себе возомнил? — не обращая внимания на текущую по лицу кровь, завопил он. — Я сильнее, и пора бы тебе усвоить эту доступную истину!

Сопроводив последнюю реплику мощным ударом по моей груди, на секунду лишившим меня ориентации в пространстве, вампир в мгновение ока сдавил мне горло обеими руками и без видимых на то усилий оторвал от пола.

— Запомни, немец, со мной шутки плохи, — продолжая держать меня на вытянутой руке, проникновенно заговорил он. — Я, и глазом не моргнув, убью тебя в три счета: голова-руки-ноги. Оторву все так быстро и болезненно, что ни один хирург тебя не сошьет обратно. Что, дорога честь соплячки? Да наслаждайся ей сколько влезет! Верни мне дневник. Сроку тебе сутки, иначе приду за ним сам. Адиос, амиго!

Я тут же рухнул на ковер, словно куль с мукой, и потер ладонью ноющую шею, попутно стараясь отдышаться как можно скорее. Догонять неспешно шагающего к двери подонка не хотелось, как и признавать правдивость его слов о различиях в физической силе, что порядком бесило. Мечты вновь видоизменились. Теперь я жаждал заполучить окровавленную голову этого ничтожества! На блюде!

— Да, чуть было не забыл, — замер на пороге не желающий провалиться сквозь землю фрик. — Мне кажется или кто-то влюбился? Ты так храбро защищаешь достоинство своей маленькой подружки, я прямо зашелся слезами умиления! А она ничего, кстати. Ну-у, бывай, мой агрессивный товарищ!

Я подбежал к громко хлопнувшей двери и бесцельно замолотил по деревяшке кулаками, в кровь сбивая костяшки пальцев. Так и подмывало кинуться следом за Лендром, но гораздо правильнее было бы успокоиться. Я слабее. Черт, как противно признаваться в этом самому себе!

К дому Уорренов я подъехал в относительно умиротворенном состоянии, возникшем только благодаря пропущенным в баре двум стаканам водки. Вообще я не люблю алкоголь, предпочитаю расслабляться более действенными способами, но сегодня потупился принципами и влил в себя обжигающую горло жидкость. Слишком тяжелый день и явный перебор с эмоциями.

Поэтому тихо поднимаясь по лестнице на второй этаж, я мечтал поскорее очутиться в нежных объятиях давно спящей девочки. Однако в комнате меня ждал небольшой сюрприз. Начнем с того, что Астрид не спала, а стояла спиной к зеркалу с задранной маечкой и неловко пыталась дотянуться до глубокой царапины, сжимая при этом в руках смоченную чем-то остро пахнущим ватную палочку.

Негромко кашлянув, чтобы привлечь ее внимание, я подошел ближе и настойчиво вытянул руку вперед, предлагая свою помощь в излечении царапин.

— Может, я лучше сама? — вяло возразила девочка, неохотно отдавая мне пузырек с йодом.

— Не спорь, пожалуйста, — шепотом попросил я, подтаскивая ее за руку к кровати. — Просто ляг и позволь мне немного побыть твоим доктором.

Она безропотно подчинилась, плюхнулась на живот и стянула с себя футболку, небрежно отшвыривая ее в сторону. Я же забыл о необходимости дышать, когда взгляд коснулся холмика с нежной и опьяняюще гладкой кожей, расположенного в непосредственной близости к ребрам. Кажется, она надо мной издевается! Я ведь пришел сюда не за этим.

Продолжая изображать из себя истукана, я окинул глазами абсолютно голую спину с волнующими, идеальными по своей красоте изгибами и застонал от невозможности прикоснуться к загорелой коже, каждый участочек которой был изуродован если не рваными порезами от ногтей, то синяком интенсивно фиолетового цвета. Вот и еще один довод в пользу того, что мне жизненно необходимо избавить мир от назойливого присутствия Лео. Только чудовище до мозга костей могло сотворить с моей девочкой такое.

Я уперся коленями в край матраца, склонился над Астрид и неторопливо принялся покрывать тонким слоем йода каждую царапину, сопровождая короткие штришки унимающим жжение поцелуем. Она не стонала от боли, а вот смеяться себе позволяла, притом иногда слишком громко.

— Щекотно! — ласково журила она меня всякий раз, стараясь ускользнуть от суровой ватной палочки. — Ну, Джей, щекотно же!

Покончив с нехитрыми процедурами, я благоразумно отвернулся и позволил девочке вновь облачиться в любимую майку с изображением Бэтмена. Нет, не потому что отказался от первоначальной затеи чуть-чуть поиграть, просто мне хотелось лично раздеть ее.

— Ты устала? — якобы безразлично спросил я, наблюдая за неторопливыми приготовлениями ко сну.

— Не слишком, — не заметила она в моем вопросе скрытого подтекста, энергично встряхивая теплое пуховое одеяло в цветастом пододеяльнике. — Я хотела поговорить с тобой кое о чем, если ты не против.

Я несколько удивился серьезности ее тона, но пообещал поддержать любую тему, прекрасно зная наперед, что никакого разговора не будет. Ну разве что некто очень эмоциональный начнет упрашивать меня продолжить…

Предвкушая маленькое невинное веселье, я лег рядом с забравшейся под перину девочкой и попросил минутку внимания.

— Астрид, — начал я и с ужасом осознал, что теряю возможность связно излагать мысли под действием ее взгляда. Запланированная речь разом выветрилась из памяти, ладони вспотели, из легких пропал отрезвляющий кислород и неизвестно откуда накатил страх. Какая-то паническая боязнь ляпнуть что-то лишнее, неуместное, чем-то обидеть ее, заставить сомневаться в чистоте моих мыслей.

— Что, Джей? — аккуратно подтолкнула она меня к откровенности, переворачиваясь на бок ко мне лицом и подпирая рукой голову. — Ты хотел что-то предложить?

Да, черт возьми! Только вместо этого задыхаюсь от желания поцеловать вернувшие прежний размер губы и не могу вымолвить ни слова. А ведь должен!

— Небольшая игра, — бессвязно заговорил я, от непривычного волнения проглатывая окончания слов. — Ничего такого, обещаю. Просто не могу и дальше сходить с ума при виде тебя, когда-нибудь точно сорвусь.

— Тогда давай поиграем, — весело согласилась со мной малышка, резво выпутываясь из плена одеяла, после чего перебралась ко мне на колени и медленно потянулась к губам.

И куда только подевалось ее смущение? Из нас двоих готов был покраснеть я.

С придыханием ответив на поцелуй, я бережно сжал ладонями затянутые в свободные пижамные штаны бедра и поддел края фланелевой футболки, забираясь пальцами под ткань. Помнить о нежности и неторопливости не составило никакого труда, всякий раз они приходили на ум сами собой. Я гладил языком внутренние стороны истерзанных губ и наслаждался свежестью учащающегося дыхания, в то время как руки заинтересованно изучали шелковую поверхность животика, ребер и изредка касались мягкой груди. Верно теряя голову от разошедшегося сердцебиения, я оторвался от переросшего во что-то большее поцелуя и взглядом должно быть потемневших от желания глаз попросил разрешения снять одну мешающую вещицу.

Астрид согласно опустила веки и чуть отодвинулась назад, вытягивая руки вверх вслед за покидающей привычное место футболкой. Я боялся испугать ее своей реакцией или хищностью взгляда, поэтому прижался губами к шее раньше, чем она получила возможность видеть мое лицо, а затем осторожно положил на спину и оказался сверху. Дурманящие пальчики пробежались вдоль груди и остановились на первой застегнутой пуговице, однако я не позволил им сотворить очевидных глупостей, мягко отодвинув в сторону.

— Сегодня играю лишь я, — с улыбкой напомнил я так и не озвученные правила, потераясь кончиком носа о мочку ее ушка.

Мне не терпелось приступить к изучению до сих пор невиданных участков ее тела, но обделить ласками манящую и сладкую шейку, остренький подбородочек и нежные плечики казалось кощунством, тем более что каждое прикосновение к ним вызывало во мне волны крупной дрожи, эхом отдающиеся в натянутых до предела нервах. Шаловливо проведя языком по всей длине горла, я накрыл ладонью правую грудь и задохнулся от давно позабытых ощущений невероятного наслаждения. Одно прикосновение, легкое, почти мимолетное, дарящее эйфорию — такого со мной не случалось уже шестьдесят лет. Маленький, напоминающий вишенку сосочек мягко потревожил горящую огнем кожу на руке и окончательно свел с ума.

Я спустился чуть ниже и вывел влажную дорожку поцелуев вдоль ложбинки между грудями. Девочка слабо охнула, глубже зарываясь пальчиками мне в волосы, и призывно выгнула спину навстречу моим изучающим губам. Бархатная, источающая тонкий персиковый аромат кожа, разнящаяся по цвету с загорелой шей и руками, она напоминала первозданный пух. Такая же нежная, чистая и ни с чем не сравнимая. Собираясь запечатлеть в памяти каждую черточку тела этой фарфоровой куколки, я на миг приподнялся на локтях и окинул затуманенным взором свою девочку. Она лежала с закрытыми глазами, губы растягивала блаженная улыбка, щеки покрывал очаровательный румянец чуть интенсивнее обычного. Весь ее вид говорил об отсутствии страха передо мной и дальнейшими планами. Она доверяла мне, а это самое главное, то, чего я хотел больше всего. Быть надежным.

Не желая и дальше отвлекаться на пространные мысли, я легонько сдавил пальцами идеально совпадающую с размерами моей ладони грудь и под аккомпанемент приглушенных стонов накрыл губами твердый сосочек второй. На этот раз Астрид ахнула и погладила меня по волосам, позволяя быть смелее. Я провел зубами по розовому бугорку и, получив в ответ шелестящее 'Да', игриво прикусил чувствительную кожицу. Не жалея изнывающую от недостаточности наслаждения малышку, я забавлялся с ее грудью в течение следующих десяти минут, а затем вновь отправился в путешествие по неизведанным просторам прекрасно реагирующего на мои издевательские ласки тело. Я шептал ей о том, какая она красивая, пока целовал каждое выпирающее ребрышко. Рассказывал о том, как бесконечно сильно люблю ее изумительный животик, выводя языком круги около забавного пупка. Говорил, что восхищаюсь ей, покусывая выпирающие по бокам косточки на бедрах. И просил ничего не бояться, когда медленно, поцелуй за поцелуем стягивал со стройных ножек пижамные штаны. Я начал искушенное изучение с миниатюрных пальчиков с подстриженными бледно-розовыми ноготками с отсутствием лака. Последнее мне даже понравилось, потому что этой девочке, как никому другому, шла естественность. Она была ее частью и неизменно подкупала давно позабывшего о природной невинности вампира, вроде меня.

Я перецеловал каждый закуток маленькой, совершенной детской ступни, уделил самое тщательное внимание тонкой лодыжке и добрался губами до круглой коленки, не в силах поверить в существование настолько полноценной идеальности. За все время я не заметил в своей девочке ни одного изъяна, она целиком состояла из гармонии и усладила бы взгляд любого мужчины. Но я не собирался ни с кем делиться своим бесценным сокровищем, более того, сам жадничал без меры, подбираясь к непрозрачным шортикам — конечный пункт моего захватывающего приключения. Максимум, что я себе позволил, покрыть поцелуями темную ткань, истончающую самый возбуждающий аромат из всех, что мне когда-либо приходилось чувствовать.

— Благоразумие, благоразумие, — словно молитву твердил я, бестолково пытаясь подцепить языком широкую резинку. Стоны Астрид не добавляли мне выдержки, скорее наоборот, чем дольше я слушал ее, тем сильнее жаждал внимать громким крикам удовольствия, по части доведения до которых был большим мастером.

Не в силах и дальше сопротивляться искушению, я обессилено свалился в подушки и уставился в потолок, находя его напрочь лишенным эротизма. Хорошо, что он не был зеркальным, как у меня дома. Выходит, Господь в кои-то веки на моей стороне. Обнадеживающий фактор.

— Это было… — попыталась выразить свои ощущения девочка, на мое счастье прикрываясь уголком пододеяльника. — Восхитительно. А можно мне?

Вот и моя смерть пожаловала! Дьявол всемогущий, избави меня от благодарностей! Я не хочу творить то, чего желаю больше всего на свете!

— Маленькая моя, — заныл я, — только не сегодня, пожалуйста. Я слишком не в себе, чтобы и дальше сдерживаться.

— Ты проголодался? — абсолютно неверно истолковала она мои фантазии, крутящиеся отнюдь не вокруг ее шеи. — Я вовсе не против, если что…Ты сказал, что не кусаешь, а как тогда?

О, чудно! Поговорим о моих извращенных привычках резать все, что призывно пульсирует, только не заставляй меня возвращаться мыслями к тому, о существовании чего я хотел бы забыть на ближайший месяц-два. Или Уоррен предполагал больший срок?

— Лезвия, — необдуманно ляпнул я. — Хирургические.

— Да? — заинтересованно вскинула брови Астрид. — Что-то типа скальпеля?

Я угукнул и слепо нащупал ее мягкую ладонь, поднося тонкие пальчики к губам.

— Поэтому прекрати предлагать свою кровь, — с нажимом попросил я. — Даже умирая от жажды, я не смогу прикоснуться к твоей коже. Знаешь, что мир делится на богатых и бедных? Так вот, мои представления подразумевают четкую грань между едой и тем, кто никоим образом не заслуживает боли. А она будет и очень сильная. Когда-нибудь сдавала кровь? Ах, да, конечно, тебе ведь нет двадцати одного. Ощущения, прямо скажем, не самые приятные, но то, что делаю я, когда вытягиваю…В общем, получается гораздо медленнее. Рывками, которые доставляют много болезненности. И давай уже ложись спать, моя красавица. Завтра в школу, не против, если я отвезу тебя лично?

Она согласно кивнула в ответ и, даже не помыслив одеться, подползла к моей груди, где, удобно устроившись, уснула всего через пять минут. Я со вздохом обвил рукой ее плечи и представил, каким трудными и невыносимыми будут следующие два месяца. И не потому, что я не умею контролировать свои желания, хотя, признаться честно, мне эта наука и впрямь не давалась. А потому, что я и представить себе не мог, какой волшебной может оказаться ночь с Астрид. То, что было сегодня, лишь малая часть предстоящей бури удовольствия. Звучит многообещающе для вампира, потратившего долгие годы в поисках подобных эмоций.

С рассветом я вернулся к себе домой, провел излюбленный обряд 'по-Майнеровски', включающий в себя душ, кофе и пинту свежей крови, а после развалился посреди кровати и уставился невидящим взглядом в экран встроенного в противоположную стену телевизора. Очень часто я задавался вопросом о том, что в людском обществе принято считать счастьем. Деньги? Славу? Всемирное признание? Какое из труднодоступных абсолютному большинству благ соотносимо с критерием благостного состояния души? Человеком я верил в то, что, избавившись от врожденной неразличимости к цветам, воспарю в облака. Годам к шестнадцати мне вдруг стало наплевать на свое уродство, я встретил девушку, которую полюбил всем сердцем, и мечтания потихоньку приобрели обывательский характер. Мне грезились большой дом, такой же, какой был у родителей, дружная семья, красавица-жена и чудные дети количеством в шесть пар восхитительных голубых глаз. В те времена повсеместно виденные отголоски Первой мировой учили ценить банальные радости, все слишком спешили жить, и я не был исключением. День нашей помолвки после двух месяцев знакомства вселил в меня уверенность, что-де это и есть счастье. Я заставил себя проникнуться сей мыслью и гордо щеголял выросшими за спиной крыльями. Нашел приличную работу на заводе, поступил на вечернее отделение какого-то промышленного колледжа (желание окончить Беркли я приберег на потом) и с вожделением простаивал ночи под незажженным окном своей возлюбленной, надеясь на мимолетное мелькание очаровательной улыбки.

Грянувшая война порушила мои планы, а по возвращении с фронта я так и не смог посетить дом в Канаде, потому что страшился воспоминаний. Я никогда не навещал государственные могилы матери и сестры, не чтил память отца, чье имя выгравировано на одном из мемориалов близ концлагеря Дахау. Мне было стыдно перед ними. Я просто не мог себя заставить появиться у их последних пристанищ, не испытав при этом чувства омерзения к собственной персоне. Когда-то давно отец любил говорить, что мне не нужно бояться их с матерью гнева, потому что: '…на то мы и родители, дабы тебя стыдить, мальчик мой'. Однако болезненно колющая сердце совесть так и не позволила мне проститься с близкими. Уже позже, став богатым вампиром, я возвел на местах их гибели памятки: один в центре Европы неподалеку от города Мюнхена, второй — на реке Святого Лаврентия, где затонул железнодорожный паром. Я не был мастером в выдумывании скорбных надписей, поэтому ограничился строкой, суть которой понимал по-своему. 'Кто страдал, тот не забудет, а кто помнит, тот тоскует'.

Мой бессменный противник — смерть. Она забрала всех, кого я когда-то любил. Теперь я боюсь этого чувства. Древнегреческая поэтесса Сапфо говорила, что если бы смерть была благом — боги не были бы бессмертны. И так оно и есть для тех, кто вынужден жить вечно.

Но вернемся к моим размышлениям о сути простого человеческого счастья. Сегодня я нашел ответ на свой давний вопрос. Проснуться, пусть и в переносном значении этого слова, утром рядом с нежно сопящей девушкой, узреть подле себя лик спустившегося на бренную землю ангела и понять, что совершенно не хочется отворачиваться, — вот то, что я назвал бы верхом блаженства. То, ради чего соглашусь принять бессмертие во второй раз, теперь уже по доброй воле.

Бросив взгляд на часы, я с ужасом понял, что опаздываю, и на крейсерской скорости вылетел из квартиры, в надежде все же успеть подвезти Астрид в школу.

Она ждала меня, нетерпеливо расхаживая взад-вперед у невысокой калитки, но вместо выволочки за нерасторопность я получил ласковый поцелуй и тихую просьбу успеть добраться до административного корпуса до звонка к началу занятий. К сожалению, по пути нам почти не удалось поговорить по причине моей сосредоточенности на дороге, поэтому нелегкую беседу о предстоящей охране я оставил на потом.

— Во сколько заканчиваются занятия? — спокойно поинтересовался я, прекрасно зная о том, что на территорию школы мне не попасть ни под каким предлогом.

— В половине второго, — ответила девочка, сверившись с расписанием. — Заедешь за мной, а то мама с папой всерьез озаботились поисками работы, им как всегда некогда?

— Не вопрос, сладкая, — расцвел я хитрющей улыбкой, наспех планируя послеобеденный распорядок дня. Кажется, нам очень не помешает устроить наконец первое официальное свидание. — В этот раз обещаю явиться без опозданий. Ну, передавай привет Ананасу!

— Киви, — со смехом поправила меня Астрид, целуя подставленную щеку перед тем, как пулей выскочить из машины. — Люблю тебя!

Я сглотнул, глядя в упор на удаляющуюся спину, и поймал себя на мысли о том, что чуть было не ляпнул: 'Я тебя тоже'. А так ли это на самом деле?

Увлекшись поиском ответа на свой пугающий вопрос, я сдал назад и не заметил резко вырулившего из-за угла Доджа кричаще-алого цвета, очень удобно вписавшегося бампером в мой багажник. Черт возьми, закончится все это когда-нибудь или нет?

Из кроссовера выскочила незабвенная парочка — дочь конгрессмена, понесшаяся в сторону учебного корпуса на всех парах, и, как живое воплощение свалившихся мне на голову несчастий числом тридцать три экземпляра, Леандр.

— Не соблюдаем дистанцию? — саркастично осведомился я, высовывая голову в открытое окно, после чего лениво выбрался из автомобиля с целью подсчитать убытки в виде помятого заднего габарита. От силы сотня долларов.

— Не ждал тебя здесь увидеть, — вместо приветствия произнес вампир, безразличным взглядом пройдясь вдоль целехонького бампера. — Играешь в заботливую няньку?

— Что-то вроде того, — ничуть не оскорбился я, испепеляя глазами хамоватую физиономию. — Дневник получишь в час дня на этом же месте.

— О, как! А ты явно стал сговорчивее, — восхитился он моей способностью идти на некоторые уступки. — Ладно, расслабься, я пошутил. Могу сказать спасибо, если тебе от этого станет легче. Ты ведь понимаешь, что делить нам нечего, верно? Сколько ты уже живешь в этом городе? Год? А я пять, старик. Через шесть месяцев уеду, поэтому постарайся без глупостей, как например, почти шестьдесят лет назад в Вашингтоне. Это ведь ты в меня стрелял, да? Я понял это, когда увидел тебя в клубе. Винишь меня в смерти Айрис, хочешь отомстить. Понятное дело, только я ни при делах. Ты же знаешь, что ее убил старик Мердок.

На сей раз мне удалось сдержаться и не заехать кулаком по тошнотворно честному лицу, но в груди словно что-то оборвалось, когда Лео вдруг заговорил об Айрис. Поразительно! Как ему вообще хватило наглости пенять на свою непричастность? И кому?! Мне! Тому, кто был там, кто держал на руках бездыханное тело и поливал слезами окоченевшие руки! Как посмел он вскользь упомянуть о том, что я не первый раз преследую его? Да, черт возьми, именно я нашел его тогда в Вашингтоне! Я пытался избавить мир от этого ничтожества единственным известным мне способом — пуля в лоб и дело с концом. Вероятно, моей глупости и впрямь не существовало оправдания, но разве мог я знать, что убить двухсот пятидесятилетнего выродка вечности не так-то просто?

Выпитая чуть ранее кровь ударила мне в голову, а перед глазами зарябила мелкая сетка из черных точек, каждая из которых характеризовалась безотчетной яростью. Я спешно вернулся обратно в машину, боясь затеять драку на виду у многочисленных прохожих, и покинул стоянку прежде, чем здравый смысл упаковал чемоданы. По пути к пустующему в отсутствии хозяев дому Астрид я соединился с полковником, с радостью выслушал хорошие известия о том, что необходимые мне люди найдены, и назначил встречу на одиннадцать. Однако в спальне девочки дневника не оказалось. Я перерыл стол, вытряхнул все из ящиков, обшарил комод, шкаф и даже гардеробную, осмотрел нишу под подоконником и заглянул под матрац — заветная книжица словно испарилась. Перерыв всю комнату, я наконец признался самому себе, что малышка, должно быть, перепрятала тетрадь или взяла ее с собой, желая поделиться забавным секретом с подругами. Какие бы цели не преследовала девушка, в любом случае мне придется рассказать ей обо всем и попросить вернуть 'одолженную' ранее копилку тайн.

Не собираясь дожидаться конца занятий, я наспех набросал не слишком вежливый текст сообщения: 'Где дневник Айрис? Он срочно мне нужен', на которое получил почти мгновенный ответ: 'Ниша в подоконнике у меня в спальне. Ты злишься?'. Чувствуя приближение головной боли, я еще раз осмотрел ловко замаскированный тайник и напечатал:

'Не злюсь, маленькая. Все хорошо, но его там нет. Я трижды смотрел. Может, ты забыла, как перекладывала его в другое место? Астрид, постарайся вспомнить, это очень важно'. - 'Джей, вчера ночью он был там, уверяю тебя. Я отлично помню, как после вашего с Киви ухода брала его оттуда, а затем клала обратно'.

— Проклятье! — эмоционально воскликнул я, не понимая смысла очередной игры Леандра. Зачем ему просить то, что он забрал самостоятельно? И какого черта он делал в спальне моей девочки?!

'Ладно, не бери в голову. Я просто искал, чем бы занять время. Не обидишься на небольшой беспорядок в комнате? Обещаю вечером помочь с уборкой'.

Перешагивая через беспорядочно разбросанные по полу вещи, я почти бегом спустился по лестнице и вылетел наружу через двери черного хода. Под черепной коробкой жужжал целый рой панических мыслей, каждая следующая из которых выглядела страшнее своей предшественницы.

Не понимая и сотой доли происходящего, я зачем-то вернулся к себе домой, кинулся к сейфу и выудил из недр несгораемого монстра почти идентичную тетрадь в дорогом кожаном переплете цвета молочного шоколада, опоясанную изящной красной ленточкой. Таких безделиц у меня пять и все они написаны на немецком языке. Айрис с детства была графоманкой и с воодушевлением описывала почти каждый прожитый день. Не рассталась она с этой привычкой и при переезде в Штаты, используя дневник как практику в изучении английского языка. Помнится, я не раз слышал от нее жалобы по поводу того, что трудно излагать свои мысли, пользуясь неродным наречием, в то время, как она продолжает думать по-немецки. Именно поэтому я подложил Астрид последние записи своей возлюбленной, мне хотелось, чтобы она разобралась во всей истории прежде, чем сыграет для меня роль приманки. Господи, как же давно это было!

К часу дня я, после обстоятельной встречи с людьми Брайана, на которой были утрясены все формальности относительно графика работы телохранителей, вновь вернулся к школе. Припарковавшись почти у самых ворот, я продолжил прокручивать в голове идиотский план, основанный на блефе. Казалось правильным вручить негодяю требуемое, а после проследить за его реакцией. Если он и впрямь украл дневник, тогда безмерно удивится при виде аналога, о существовании которого, должно быть, и не догадывается. А если этого не произойдет…

По стеклу забарабанили костяшки пальцев славного кровного врага. Я, не испытывая ни малейшего желания вести диалоги, вылез из машины и протянул книжицу довольному моей покорностью Лео.

Он с вожделением сжал ладони на плоском предмете, трепетно поддел указательным пальцем ленту, ловко развязывая тугой узел, а после облегченно выдохнул, узрев знакомый округлый почерк с неправильным наклоном букв.

— Придется освежить знания немецкого, — отсыпал вампир нервным комментарием, при этом вдребезги разбивая мои ожидания. Богом могу поклясться, он не знал! Не увидел никакой разницы между тем дневником, что хранился до сегодняшнего дня у Астрид, и тем, что держал сейчас в руках. — На твою помощь глупо рассчитывать, да?

— Верно мыслишь, — хрипло признал я, изнывая от желания завопить во всю глотку словно повисший в воздухе вопрос: 'Что, дьявол вездесущий, вокруг происходит?'. — Не смей больше угрожать Астрид.

— Я же сказал, она мне не нужна, — неодобрительно покосился на меня Леандр. — И в память о нашей дружбе даже готов попросить у нее прощение. Просто ты и понятия не имеешь, как я разозлился, получив ту голову с предупреждением. Никогда больше не испытывай мое терпение, старина. Я нервный.

— Что? Что ты сказал? — безотчетно перешел я на истошный крик, сцепляя кулаки на вороте его рубашки.

Д`Авалось ловко избавился от моей хватки и толкнул меня к машине, упираясь при этом ладонью в грудь.

— Достаточно уже, Верджил, — багровея от гнева, прошипел он. — Тебя не учили уважать старших? Судя по всему, нет. Тогда прими к сведению один умный совет: перестань лезть на рожон и получай удовольствие от жизни, мать твою! Я не трогаю тебя, а ты в свою очередь дышишь в другую сторону. Усек?

— Джей? Джей! Что…а ты что здесь делаешь, урод? — я с ужасом обернулся на знакомый голос и вперился молящим о послушании взглядом в отделившуюся от общей массы хлынувших через ворота учащихся худенькую фигурку Астрид.

— Добрый день, юная леди, — с почтением поздоровался Лео, отходя от меня на шаг назад. — Мы как раз обсуждали с твоим парнем необходимость моих глубочайших извинений за все случившееся. Я, правда, сожалею, что вышел тогда из себя. И хочу как-то загладить свою вину, — на последнем слове он попытался схватить недоуменно застывшую прямо перед собой девочку за руку, но, услышав мое предупреждающее рычание, отказался от сомнительной затеи. — Скажем, исполнение любого твоего желания. Ну же, барышня, я никому не делаю столь лестных предложений! Чего изволите?

— Никогда больше тебя не встречать! — запальчиво воскликнула малышка, отпихивая от себя излучающего радость парня и направляясь ко мне.

Не в силах довольствоваться ее неспешностью, я в тот же миг поравнялся с девушкой и что есть мочи прижал к себе.

— Что ж, будет исполнено, — самоотверженно проговорил Леандр, передразнивая застывшее на моем лице выражение искреннего отвращения неуместной актерской игрой, а после двинулся к энергично подпрыгивающей на месте брюнетке.

Я же усадил агрессивно сопящую девочку в машину, застегнул на часто вздымающейся от резких вдохов груди ремень безопасности, аккуратно прикрыл дверцу пассажирского места, медленно обогнул Кадиллак, и, поддавшись безрадостным мыслям, сел рядом.

— Начиная с завтрашнего утра, у тебя будет охрана, — как бы невзначай заметил я, заводя мотор. — Это не обсуждается.

— А объяснить хотя бы? — немного обиженно глянула на меня Астрид.

— За мной охотятся, — очень просто истолковал я суть сделанных совсем недавно выводов. Кто-то прислал мне голову с душераздирающе сентиментальной запиской во рту. Лео, если верить словам этого ничтожества, получил тот же презент. А я был склонен доверять его суждениям, потому как знал его достаточное количество времени и умел определять, когда он врет, а когда нет. Конечно, существовала вероятность того, что вампир решил поиграть в кошки-мышки и ввернул фразу о внезапно накатившей злости ради красного словца, но безотказно работающее чутье мне подсказывало: у моего рыжеволосого подношения, свалившегося с небес, и впрямь имелась копия, отосланная злейшему врагу.

Кто-то украл дневник Айрис. И в этом случае подозрения вновь падали на Леандра, однако интуиция твердила обратное. Нас пытаются столкнуть лбами либо дотошно предупреждают о какой-то неизвестной опасности, надвигающейся с линии горизонта.

В любом случае, вмешательство третьего существа грозило обернуться для меня ситуацией с пометкой 'дерьмовая'.

Прерывая бесконечный поток вопросов обеспокоенной не на шутку малышки поцелуем, я на секунду задумался над пунктом назначения и при первой же возможности свернул налево, направившись к дому Уорренов. Возможно, нам удастся найти в ее спальне хоть одну зацепку в виде пропущенной мной записки или чего-то подобного. А там, глядишь, и туман непонимания рассеется.

К слову, таковая нашлась через час тщательных поисков. Небольшой желтый стикер, явно позаимствованный со стола моей девочки, на котором карандашом было выведено всего одно звукосочетание: 'Поиграем?'.

Хм, в этом послании я надеялся найти ключ к разгадке? Ничего подобного, все только больше запуталось.

 

Глава 15. До и После

POV Астрид

Я прислонила к спинке кровати настойчиво зудящую множеством вопросов голову и обессилено вытянула ноги, удобнее устраиваясь прямо на полу. Джей проделал почти то же самое, опираясь о дверцы гардероба, и в сотый раз пробежал глазами коротенький текст неизвестно кем оставленной записки, словно желал отыскать в насмешливом слове 'Поиграем?' какой-то тайный, ускользающий при первом прочтении смысл. Такие вещи, как 'О, Боже! Некто был в моей комнате' или 'Злоумышленник проник в наш дом! Меняем замки!' в данный момент беспокоили меня меньше всего. Я просто смотрела на парня и, сама того не желая, осознавала одну известную истину за другой. Он вампир. Несколько дней назад придти к такому умозаключению оказалось легко, словно решить предельно понятное линейное уравнение лишь с одной неизвестной. Джей с самого начала вел себя очень странно, будто нарочно сгущая вокруг себя атмосферу таинственности и загадочности. Появлялся с покровом ночи, нес откровенную белиберду, звал на сомнительные прогулки, а затем и вовсе укусил мою лучшую подругу. Странное поведение, которое в дальнейшем ознаменовалось еще и отсутствием сердцебиения. Вероятно, наш погрязший в коммерческой выгоде век позже обязательно нарекут эрой расцвета вампиров и прочей нечисти. Сейчас даже пятилетний малыш знает, что представляет собой семья Калленов. Я не стала исключением из правил, потому что средства массовой информации невозможно игнорировать, даже живя на Северном полюсе. Помнится, в тот вечер, прижимаясь изо всех сил к груди Майнера, вслушиваясь в абсолютную безмолвность, улавливая гулкие толчки собственной крови в висках, я без труда сложила известные факты и вывела совершенно сюрреалистичный диагноз — бессмертен. Но верила ли я своим наблюдениям? Однозначно нет. Разумеется, приняла их на заметку, пыталась сопоставлять с услышанной информацией о настоящих вампирах, однако то были лишь пустые определения, безликие понятия, озвученные парнем, который никоим образом не походил на персонажа черно-белого фильма ужасов шестидесятых. Интуитивно я отталкивала все, о чем повествовал Джей. Почему? Ответ очевиден. Я не видела в нем вампира, перед глазами глянцевыми красками вырисовывалось поразительно красивое лицо с мужественными и в то же время аристократичными чертами. Наглая, соблазнительная ухмылка, озорной взгляд, вихрь непослушных, искрящихся солнечными бликами темных волос…Он не был моим кошмаром, только самым восхитительным сном.

А сейчас напротив меня сидел именно тот, кто продлевает себе жизнь посредством чужой крови. Беспощадный хищник, распространяющий вокруг волны холодной ярости, раскаленного добела гнева и сосредоточенной ненависти. Тяжелый взор, окутанная беспросветной тьмой радужная оболочка, почти сведенные в угрожающе прямую линию брови, ежесекундно раздувающиеся крылья тонкого носа и агрессивно поджатые губы. Встреть я его таким раньше, бежала бы без оглядки, по пути подхватывая ускользающее в пятки сердце.

Сколько неожиданностей меня еще ждет впереди? Когда мрак зловещего прошлого наконец рассеется? Слишком много навалилось на мои не самые атлетические плечи.

Сегодня на занятиях я, можно сказать, отсутствовала. Сначала терзала Киви записками, где с упорством однообразно блеющей овцы выясняла, кто же такие бекасы. Правда, в этом плане мне повезло. Сосед по парте, в придачу ко всем прочим талантам, оказался страстным любителем видеоигр и живо навел порядок в определениях — бекас, ассасин, киллер и снайпер, — снабдив меня ворохом бесполезной информации о батальоне 'Белые колготки', женщинах-стрелках и происхождении термина 'хашишин'.

На большой перемене я забаррикадировалась у монитора в компьютерном классе и разузнала все о роде Габсбургов. Одна из наиболее могущественных монарших династий Европы на протяжении Средневековья и Нового времени. С 1282 года правили Австрией, позднее трансформировавшейся в многонациональную Австрийскую империю (до 1918 года). Представители династии были также известны как императоры Священной римской империи, чей престол занимали с 1438 по 1806 года.

Упоминания о Видричах я нашла лишь в одном манускрипте, помеченном подписью 'Возможно, исторически недостоверен'. То были церковные записи о крещении из кафедрального собора Зальцбурга, и имя Вергилия Георга Хельмута значилось в Тирольской ветви династии Габсбургов, озаглавленной именем эрцгерцога Сигизмунда. Родителями являлись герцог Вильгельм Йохан Видрич и виконтесса Франциска Лисбет Лиможская фон Габсбург.

Дальнейшие скитания по дебрям всемирной паутины результатов не принесли. Во всех источниках сообщалось, что эрцгерцог Сигизмунд никогда не имел детей, тогда как я умудрилась наткнуться на целое генеалогическое древо его потомков.

Очередная моя бредовая догадка? Или Джей на самом деле происходит из монаршей династии? Второе мне было ближе, потому что вчера при одном взгляде на его лицо становилось понятно, история Айрис не обошла стороной несчастное, бог знает, когда, умершее сердце. Он не просто слышал ее, а принимал непосредственное участие. Иначе чем объяснить их с Лео вражду, которая видна невооруженным глазом? Леандр, носящий фамилию д`Авалос, тот, о ком упоминала фрейлейн Волмонд в своих записях! Разве не очевидно, что Вергилий, некогда сменивший имя на более американский манер, и есть теперешний мистер Майнер? Он ведь сам сказал, что имена фальшивые…

Если честно, я запуталась. В себе, своих ощущениях, лжи сидящего неподалеку парня. Мы так много разговариваем, в последние дни один откровенный диалог следует за другим, но тайн становится все больше. А я так от них устала.

Сопроводив последнюю мысль тяжелым вздохом великомученицы, я тихонечко подползла к Джею и забралась под окаменевшую руку, все еще сжимающую меж пальцев записку.

— Не молчи, пожалуйста, — сиплым от отсутствия вербальной практики голосом попросила я, утыкаясь носом в пахнущую одеколоном шею.

— Я пытаюсь понять, что происходит, — поделился он со мной частью своих размышлений, при этом крепче прижимая к себе. — Пока безрезультатно, если что. Но есть одна очень важная просьба, Астрид. Не пренебрегай охраной. Я знаю, это может показаться неприятным или постыдным, однако так надо. Я не могу находиться рядом с тобой круглые сутки, когда-то все равно придется уйти.

— А мне кажется, — осторожно ввинтила я неуместное хи-хи, — будет смешно. Я в сопровождении двух громил шагаю на занятия. О, чудная картина! Или, вот например, опять же я забегаю на минутку в дамскую комнату, а у дверей замирают два бугая в бронежилетах с автоматами наперевес. Может, жизнь мою они у преступников и отвоюют, но тогда мне грозит умереть со смеху!

Смерив меня неодобрительным взглядом, по своей холодности граничащим с арктической зимой на северном полушарии, парень прижался губами к моему лбу и почти беззвучно попросил чуть больше дорожить тем, что он по праву называет бесценным.

От подобной формулировки у меня по спине пронеслось беснующееся стадо мурашек, а клятвенное заверение быть паинькой само сорвалось с языка.

Следующая неделя прошла под знаком рутины. Я ходила в школу, точнее ездила туда с охраной, делала счастливое лицо, изредка хохотала над шутками Киви, неплохо подружилась с Сарой и под конвоем возвращалась обратно домой. Родители обзавелись работой, как всегда поглотившей их с головой, поэтому день я чаще всего просиживала в окружении четырех стен, кружки горячего шоколада и с книгой в руках. После обеда мою тоску развеивал Джей, но даже эта сладкая пилюля не делала монотонную жизнь краше. Я не заводила бесед на тему вампиров, герцогов и безликих охотников, поддерживала начатые парнем пустые разговоры и с замиранием сердца дожидалась момента окончания 'Великой депрессии'. Каждый его поцелуй, мимолетное прикосновение и ласковое слово были пропитаны невероятным количеством тревоги. Она чувствовалась в его движениях, взглядах, репликах, будто исходила из глубины души, и меня злило собственное бессилие. Я не могла снять с Майнера ответственность, пообещать, что завтра все наладится, что никакой угрозы нет. Даже банальное 'Все будет хорошо' казалось чудовищной ложью, потому как отраженная в его глазах паника твердила обратное.

Кстати, моими телохранителями были люди довольно колоритной наружности. Бритые наголо головы, широкие челюсти, превосходящие по размерам скулы, непроницаемые темные очки, скрывающие большую часть лица, и неизменные строгие костюмы самых мрачных тонов. С виду смахивающие на карикатурных близнецов, они носили не только одинаковые имена, обоих звали Айвенами (совсем как в фильме 'Три икса'), но и могли похвастать ворохом вредных привычек. Безостановочно жевали ментоловый 'Орбит', как предписывают стоматологи, без сахара, курили вонючие сигареты, а в перерывах набивали рот гамбургерами и соломинками из стаканов с колой. Говорящими вслух я застала их единожды и то при решении насущной проблемы о месте для парковки.

Слава богу, двое из ларца не сопровождали меня на занятия, предпочитая терпеливо дожидаться возвращения 'тела' у школьных ворот. Не знаю, как восприняли эту импозантную парочку мои одноклассники, но гнусных перешептываний у себя за спиной я не заметила, чему безмерно обрадовалась.

К огромному своему стыду признаюсь, что Рейчел о Лео я так ничего и не рассказала. И не потому, что боялась огорчить подругу, у меня просто не нашлось слов для описания гадливости этого мерзавца. Выудив из нашей двухчасовой болтовни по скайпу информацию о том, что Чейз с родителями уезжает отдыхать в Италию на Валь-ди-Фасса, где проведет незабываемые два месяца на горнолыжном курорте, я трусливо предпочла отложить обличительные речи на более поздний срок. Авось кое-кто станет жертвой проезжающего мимо автобуса! На благосклонность судьбы в виде несущегося по городу танка я и надеяться не смела.

Через семь дней мытарств по единообразию я была вознаграждена за терпение. Джей, чувствуя вину за мое тусклое настроение, небрежным королевским жестом позволил мне выползти из дома под прикрытием Айвенов и Бена, с которым мы собрались немного прогуляться, после чего в приказном порядке велел явиться к нему на работу. Набег на книжный магазин за очередным выпуском DS Comics и последующие посиделки в центральном парке с мороженым несколько испортило ноющее предвкушение чего-то грандиозного, оставшееся после получасовой телефонной болтовни с Майнером. Он довольно четко дал понять, что приготовил для меня какой-то небывалый сюрприз, а посему часть искрометных монологов Киви осталась за гранью понимания.

Роняя на бегу балетки, я наспех поприветствовала стерегущего вход в клуб охранника, предварительно сообщив, что спешу на встречу с его хозяином, затем взлетела вверх по лестнице и без стука ворвалась в кабинет Джея.

— Привет-привет, — еле отдышавшись, проскандировала я, придерживая свободной от бодрых помахиваний в воздухе рукой отчаянно колющий бок. — Я соскучилась, но прежде скажи, что за феерия восторга ждет меня впереди!

— Привет, мой резвоногий спринтер, — впервые за несколько томительно долгих дней искренне улыбнулся парень, поднимаясь из-за стола. — Но лучше будет соблюсти некоторые формальности, потому что отныне вы, мисс Уоррен, работаете у меня ассистентом дизайнера. Разумеется, вашим непосредственным начальником буду я, — обожаю эту должность, черт возьми, — однако чаще вам, Астрид, придется прислушиваться к словам довольно авторитарной мадам альтернативной одаренности. Женщина она странная, если не сказать, сумасшедшая, со своими любовно взращенными тараканами, но специалист отличный. Помнится, твоя мама упоминала в графе будущее Высшую Школу Дизайнеров, а практика и стаж работы по выбранной специальности в поступлении сыграют очень важную роль. Так что, ангел мой, отказы не принимаются. Приступить к обязанностям сможешь завтра, и впредь будешь приходить сюда по вторникам и четвергам после занятий.

— Ты серьезно? — ошарашено пролепетала я, кое-как усаживаясь на диване перед столиком, с возвышающимся на нем подносом с кофе и чашками.

Джей смерил меня надменным взглядом ярко блестящих неистовством глаз, а затем сбросил эту неуместную маску надменности и со всей ребячливостью плюхнулся рядом, ласково, точно горячо любимую в детстве игрушку, прижимая меня к себе.

— Конечно, — сладко пропел он, целуя мои растрепавшиеся от торопливого бега волосы. — Разве я могу отказаться от возможности видеть тебя чаще? А представить, что получу шанс в любой момент осыпать замечаниями, вслед за которыми последует отнюдь не дисциплинарное наказание?

Я поперхнулась от изумления, но догадаться о причинах столь разительных перемен в настроении не успела, губам и мыслям нашлось более подходящее применение. Беззвучно повизгивая от накатившего восторга, я ощутимо пихнула парня ладошкой в грудь, чуть углубила поцелуй и после минутной языковой борьбы с громкими чмоканиями все же уложила его на спину. Мой намек был ясен и без слов, потому что с той самой невероятной ночи я так и не получила законную роль в нашей одуряющей забаве под кодовым названием 'Немного поиграем'.

Майнер, к моему вящему удовольствию, особо не сопротивлялся и с предупреждающим ворчанием помог мне оказаться сверху. Начать я решила с галстука и под пристальным взором темнеющих глаз избавилась от шелковой ленты в долю секунды. Пуговицы на рубашке поддались мне куда более неохотно, однако и это испытание удалось выдержать с честью. Предвкушая порцию немого шока, я медленно потянула края сорочки, попеременно обнажая очаровательные мышцы брюшного пресса, отчетливо выделяющиеся при каждом вдохе, рельефно очерченную грудь, при виде которой в легких сказался недостаток кислорода, шею и плечи. Последнее, что проделал Джей для закрепления эффекта моего обильного слюнотечения — без всяких усилий сел, притягивая меня за бедра ближе к себе, и стянул рубашку до конца, небрежно отшвырнув ее на соседний диван.

— Не увлекайтесь, юная леди, — напутствовал он, слегка прикусывая уголок моей нижней губы, — в противном случае, я за свои действия не несу никакой ответственности.

Я промычала нечто утвердительное в ответ, ощутила невероятную сухость во рту, когда парень лег обратно, заложив руки за голову, и нервно заерзала на месте, не зная, с чего именно начать мою неумелую игру.

Заткнув вечно всем недовольный внутренний голос, я с опаской вытянула ладони вперед и неуверенно погладила кончиками пальцев два тугих шарика на предплечьях, превосходящих по размерам мои кулаки. Дурацкая виноватая улыбка не заставила себя ждать, и на нее Джей ответил самым обворожительным образом, что несколько придало уверенности. Став чуть смелее, я ласково прошлась кистями по плечам, обогнула локти и вывела большим пальцем на внутренней стороне рук замысловатый узор. Парень блаженно опустил веки и потерся носом о мое запястье, вновь заставляя выровненное дыхание сбиться. Его кожа была настолько гладкой, мягкой, притягательно теплой и шелковистой, что прежний страх показаться неумехой улетучился без остатка. Я буквально загорелась изнутри идеей покрыть каждый ее участочек поцелуем, а посему без раздумий прильнула к шее, распластавшись у Майнера на груди.

Стараясь повторить все, что его губы вытворяли со мной, казалось, целую вечность назад, я медленно подобралась к самой захватывающей части своей миссии соблазнения и обвела кончиком языка сокращающийся кубик на животе. Резкий выдох сквозь зубы заставил меня гордиться собой и подтолкнул спуститься ниже, прокладывая дорожку влажных поцелуев вдоль вереницы черных волосков.

Краем глаза я заметила, как Джей напрягся, стоило моим любопытным пальчикам коснуться пряжки ремня с замысловатым механизмом, но расслабился ровно через секунду, потому что нам обоим казалось ясным — назойливое препятствие мне явно не зубам. Кстати, последними я пользоваться не рискнула, а вот пары ногтей лишилась, что только больше раззадорило желание избавиться от мешающих брюк любым путем.

— Поможешь? — страдальчески возвестила я, от усердия прикусывая верхнюю губу.

— Ни за что, — насмешливо отозвался парень, тщательно выговаривая каждый слог. — Твоя игра, твои же правила. Я участвую в качестве потребителя.

— Хорошо, хоть не злобного комментатора, — блеснула я агрессивностью, ловко подскакивая на ноги. Не хотим по-хорошему, мистер наглый вампир? Что ж, я обеими руками за.

Подгоняемая вперед мстительными мыслями, я в два счета оказалась у стола, заваленного недавно изучаемыми бумагами, схватила лежащие неподалеку от клавиатуры ножницы и вернулась обратно к дивану, где, вскарабкавшись на колени к мужчине, театральным жестом два раза сомкнула угрожающе длинные лезвия.

— Что-то мне не слишком нравится твоя ухмылка, — якобы ужаснулся Джей, по-прежнему продолжая лежать с блаженно закрытыми глазами, из-под опущенных ресниц которых изредка проскальзывали в мою сторону заинтересованные взгляды. — А ты в курсе, маньячка, что у нас дверь не запрета?

Я затравлено оглянулась назад, мысленно представляя дивную картину всего происходящего в кабинете, и позволила пофигизму взять верх над здравым смыслом. В конце концов, кому какое дело!

— Плевать, — с воодушевлением поделилась я частью своих размышлений, примеряясь лезвиями к широкому ремню явно из натуральной кожи какого-то земноводного. — Это же не я полураздета, а ты.

— Спасибо за напоминание, — от души поблагодарил Майнер, живо выхватывая у меня из рук режущий инструмент и отбрасывая его за подлокотник, после чего без всякой силы сжал мои запястья и аккуратно притянул ближе к себе. — Моя тигрица, — ласково потрепал он меня по щеке, тут же спуская ладонь на шею, ключицу, поддевая пальцем одну пуговицу на блузке за другой, в то время как свободная рука скользнула по моей спине, вывела несколько чувственных узоров, соединяя воедино сетку почти заживших царапин, и ловко справилась с застежкой бюстгальтера. Да, годы практики в действии, по всей видимости.

Одновременно с томительным поцелуем, накрывшим губы, вдоль тела прокатилась волна сладкой дрожи от непривычной прохлады помещения и глубины захлестнувших душу эмоций. Джей сел, притягивая меня за затылок ближе к себе, и без всякой опаски позволил нашим телам соприкоснуться. Никогда бы не подумала, что скажу нечто настолько двусмысленное, но…Каким же он был горячим! Словно раскаленный песок в знойный полдень посреди пустыни в сезон продолжительной засухи. Я в буквальном смысле таяла от каждого его вдоха и движения, безропотно поддавалась власти сильных, но таких заботливых рук, и языка, вытворяющего нечто поистине великолепное.

Беззвучно упали на пол мои джинсы, следом на них свалились и его брюки. И только после этого ко мне вернулся первобытный страх. Я дрожала от остроты ощущений, когда каждый следующий поцелуй сводил с ума интенсивнее своего предшественника, и боялась испортить момент подкатывающими к горлу рыданиями. Не знаю, откуда они вдруг взялись, но на минуту мне вдруг захотелось остановить парад разбушевавшихся гормонов и попросить своего парня подождать еще немного.

К моему огромному удивлению и, чего уж греха таить, некоторому облегчению, Джей последний раз громко чмокнул мой животик, перевернул меня бок и лег рядом, глядя прямо в глаза.

— Когда ты научишься говорить о своих желаниях, Астрид? — немного укоризненно прошептал он, радушно давая прочувствовать всю прелесть, теплоту и надежность своих крепких объятий. — Неужели ты думаешь, будто меня оскорбит или, что совсем немыслимо, разозлит твой отказ? Я ведь понимаю, чего ты боишься на самом деле. Не меня, боли или того, что все в наших отношениях неожиданно изменится, потеряется интерес и появится банальность. Тебя пугает сама идея оказаться обнаженной, беззащитной и слепо доверяющей, ведь так?

Я быстро проморгала непрошеные слезы и утвердительно мотнула головой, искренне ненавидя себя в ту секунду. Я ни за что не признаюсь ему, что отступаю по совсем другой причине. Это глупо, старомодно и просто ужасно, но мне всегда казалось, будто самую важную черту переступают лишь по большой любви, неземной, невероятной и окрыляющей. Да, у меня таковая имелась. Я любила Джея всем сердцем и готова была добавить в список еще и тело с душой, а вот он…

— Ясно, — опечалено констатировал парень, очевидно, по-своему истолковав мое задумчивое выражение лица. — Мне следовало раньше об этом догадаться. Ты хочешь услышать то, что…Впрочем, неважно. Давай поступим так, я не буду сейчас стараться выдавить из себя слова, о значении которых позабыл очень давно, а ты не станешь настаивать, хорошо? Мы оставим все, как есть, за одним исключением. Я вернусь к этому разговору позже. И запомни, пожалуйста, на будущее, это не случится в офисе на диване или в дешевом номере мотеля. Я ценю тебя и считаю, что ты достойна самого лучшего. Скажем, меня, например, — добавив последнюю фразу с присущим одному Майнеру самодовольством, он прижался растянутыми в улыбке губами к моей макушке и тихо замурлыкал себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию.

Начало октября я встретила совсем другим человеком, примерив на себя несколько новых статусов: девушки, работящего подростка, идеальной дочери и верного друга, неожиданно обросшего толпой приятелей. Но больше всего гордости вызывала первая ипостась. На протяжении прошедшего месяца я из кожи вон лезла, стараясь стать для Джея незаменимой, лучшей, единственной и любимой, и, кажется, у меня получалось. Несправедливо будет не упомянуть тут и о вкладе Майнера в развитие наших отношений. Он и раньше был идеалом во всех проявлениях, а после того разговора о моих страхах перед следующим важнейшим шагом и вовсе превратился в эталон бойфренда. Непревзойденные свидания, устраиваемые по выходным, многочасовые пешие прогулки по живописным окрестностям городка, поездки на природу…Не знаю, как я жила без него все эти семнадцать лет. Та прошлая Астрид, безвозвратно канувшая в Лету, теперь чудилась мне удивительно скучной личностью с ограниченным кругозором.

Я до мозга костей прониклась идеей почерпнуть опыта в оформлении интерьера у своего наставника, поэтому с превеликим удовольствием забрасывала все дела по вторникам и четвергам и неслась в клуб. Впервые встретившись лицом к лицу со своим боссом, я трусливо вжалась в сиденье стула и ярко представила, как эта властная, суровая, и беспринципная мужеподобная женщина, щеголяющая короткой стрижкой выкрашенных в интенсивный рыжий цвет волос, нелепыми брючно-кофточными нарядами из несочетающихся оттенков (как вам, к примеру, оранжевый верх и кислотно-зеленый низ? Лично меня постигла морская болезнь), ругающаяся точно портовый грузчик, откроет абсолютно не дамский ротик, блеснет тремя рядами акульих зубов и проглотит малышку Уоррен в два счета, напоследок выплюнув лихо обглоданные косточки на память потомкам. Но в одном Джей все же оказался прав, специалистов ее класса в нашей стране раз-два и обчелся. Мисс Вайс умела чувствовать вещи, без всяких раздумий компоновала между собой абсолютно разные стили, создавая готобарокко, ар-деко с примесью хай-тека, и всегда оставалась в выигрыше. Если бы эта женщина озаботилась покраской клуба, то вне всяких сомнений сотворила бы черный потолок, красный пол и белые стены, с учетом полной сочетаемости каждой отдельно взятой детали. Каким образом? — неоднократно спрашивала себя я, но так и не находила ответа. Она просто талантливый дизайнер, вот и все.

Каждую пятницу мы с Киви коротали время за изучением книг, потому как учеба в новой школе давалась мне с еще большим трудом. Это был своеобразный библиотечный день, который заканчивался обычно увеселительным походом в кино или на концерт здешней рок-группы, напрочь лишенной не только слуха, но и чувства меры. Я бы назвала их ансамблем 'Слишком': слишком много ударных, слишком глупый текст, слишком мрачная музыка, слишком громкие визги. И что стряслось с вашими волосами? — эпиграф ко всему творчеству. Иногда к нам присоединялась девушка Бена — весьма и весьма своеобразная шатенка с миловидной внешностью, отличительной особенностью которой являлась неразговорчивость. За три недели знакомства с ней я удостоилась десятка коротких фраз, вроде: 'Привет', 'Хорошая погода', 'Как поживаешь?' и 'Пока'. Сначала мне показалось, будто ее что-то злит в наших с Квином отношениях, а затем пришла стойкая уверенность того, что она слегка не от мира сего. Заторможенная, только в хорошем понимании этого определения, разумеется.

Кстати, отношения с Джессикой Уилсон, не заладившиеся с самого начала, через некоторое время перешли в стадию холодной войны. Некто достаточно упорный старательно портил мои личные вещи. В сумку подкладывались наполненные водой средства контрацепции, из шкафчика таинственным образом один за другим пропадали пакеты со сменной обувью, сиденье стула оказывалось измазанным клеем. Мелкие неприятности, раздражающие своей частотой и досадностью. В итоге однажды на биологии я не выдержала, обнаружив внутри рюкзака стопку напрочь испорченных разлитыми чернилами тетрадей, вытащила изо рта жвачку и с наслаждением втерла розовый комочек в волосы сидящей впереди занозы. Ее истошные вопли имели особый успех у преподавателей, после чего меня 'наградили' неделей арестов. Но, даже просиживая штрафные часы в обществе отчаянных разгильдяев и двоечников, я ни секунды не жалела о содеянном. Тем более что кардинальные меры принесли свои плоды. Заносчивая девица, порядком укоротив роскошные некогда волосы, оставила меня в покое.

В общем, жизнь потихоньку приобретала полноправные оттенки беззаботности, да и Лео сдержал-таки свое обещание и перестал нервировать Джея якобы случайными столкновениями. Таинственные некто, открывшие сезон охоты на моего парня тоже не давали о себе знать, и необходимость в круглосуточной охране отпала. Правда, Майнер считал иначе.

Шестого октября, этот день я запомнила на долгие годы вперед, из школы меня забрали Айвены, и по поручению своего шефа депортировали непосредственно в стены дома, предварительно позволив забрать из ящика почту. Спиной ощущая бдительные взгляды неспешно вышагивающих следом телохранителей, я наскоро перелистала ворох рекламных буклетов и в удивлении застыла на лестнице, обнаружив среди прочей корреспонденции плотный желтый конверт с отпечатанной на принтере надписью: 'Мисс Астрид Уоррен, лично. Сугубо конфиденциальная информация'. Ни обратного адреса отправителя, ни каких-либо опознавательных знаков в виде завалященькой марки на послании не имелось, поэтому, бесцеремонно захлопнув дверь перед носами 'близнецов', я поспешила разорвать хрусткую бумагу и недоуменно уставилась на выпавший CD-диск. 'Приятного просмотра!' — гласила неаккуратно сделанная черным маркером надпись на внешней стороне носителя.

Сердце болезненно сжалось от плохого предчувствия, однако любопытство взяло верх. Бросив сумку с учебниками у порога, я присела на колени перед телевизором в гостиной, вооружилась пультами от домашнего кинотеатра и с вожделением уставилась в экран.

'Девятнадцатилетняя студентка Лора Баккли. Такой она была ДО', - медленно потекла по монитору крупная надпись, сопровождаемая смутно знакомой мелодией. Поразмыслив минуту над заунывным набором звуков, я хлопнула себя ладонью по лбу и с уверенностью констатировала композитора и название музыки. Вторая часть Реквиема Моцарта, кажется, 'Господи, помилуй'. Тут же перед глазами всплыла фотография красивой рыжеволосой девушки с солнечной улыбкой, сеточкой мелких веснушек на носу и озорным взглядом лисички. Молодая особа радостно махала рукой в объектив, отчего изображение получилось несколько смазанным и при этом как бы наполненным жизнью. Я не успела уловить всех деталей, потому что всего через секунду на меня воззрилось знакомое до каждой мимической морщинки лицо…Без привычной ухмылки, сосредоточенное, с отрешенным взглядом, на глубине которого невозможно было уловить ни одной эмоции. Джей.

'ДО знакомства с ним', - подтвердила мои худшие опасения следующая безжалостная строка, словно пригвоздившая меня к полу.

Далее на экране замелькал видеоряд самого отвратительного качества, выполненный в серо-желтых тонах. По началу я даже не поняла, что происходит в слабо освещенном помещении, обозреваемом откуда-то сверху, но заслышав характерные женские охи, мгновенно разобралась в сути отснятого ролика. Камера наблюдения засняла молодую пару, самозабвенно предающуюся любовным утехам. Лиц почти не было видно, а вот голос, пусть и немного видоизменившийся посредством отдаленности записывающего устройства, я узнала сразу же. Мистер Майнер собственной персоной.

Не знаю, какая сверхъестественная сила приковала меня к телевизору. По-хорошему следовало бы остановить просмотр отвратительной записи, вытащить мерзкий диск из привода и безжалостно превратить его в груду бесполезных пластиковых обломков, однако я с мазохистским упорством продолжала пялиться в монитор, позволяя ноющему сердцу обливаться изнутри горячей кровью.

Цепи, плети, рычание, стоны…На описание получасового процесса достижения удовольствия у меня не осталось сил. С немым упорством я продолжала отмечать какие-то абсолютно ненужные детали: с каким удовольствием девушка выгибала спину на встречу каждому его движению, с какой жадностью обвивала ногами накачанные бедра, как охотно позволяла слизывать кровь с неглубоких царапин от ударов.

Господи, насколько больно было увидеть его губы, ласкающие чужое тело!

Не замечая соскальзывающих на школьный пиджак слез, я слепо нащупала в кармане телефон, с остервенением ткнула пальцем в цифру '1' и поднесла ядовитую трубку к уху. Мне хотелось кричать и топать ногами, дабы сообщить всему миру о своей боли, хотелось высказать Джею все, что я думала о нем в тот момент, хотелось сорвать горло на ругательствах, молниеносно проносящихся в голове. Но я не смогла вымолвить и слова.

— Сладкая, мы же договаривались, — без всякого приветствия лениво отчитал меня парень, — я приеду вечером. Есть один незаконченный проект. Э-эй, Астрид! Чего молчишь?

— Я дома, — бессвязно залепетала я, переходя на усиливающиеся всхлипы при виде того, как Майнер отцепил доселе прикованные к стене руки девушки и принялся нежно растирать пальцами затекшие запястья. — Не хочу тебя видеть. Никогда.

Черт, черт, черт! Нет, я не это хотела сказать, но язык почему-то отказывался слушаться и лепетал одному ему понятный бред. Джей, пожалуйста, не слушай! Я ведь умру без тебя!

— Что? — недопонял он мои сбивчивые речи. — Тебе нехорошо? Астрид, маленькая моя, потерпи десять минут. Я сейчас приеду!

— Нет! — истерично завопила я. — Не надо! Не хочу! Ненавижу-у-у!

Взвыв на ультразвуке, точно сирена, я спрятала лицо в подобранных к груди коленях и надежно закрыла ладонями уши, не желая и дальше истязать себя просмотром и прослушиванием затянувшегося фильма. Каждая клеточка внутри меня пульсировала болью, глубокой и неумолимой, ядом распространяющейся по стенкам артерий. Я мечтала превратиться в камень, сухой и безжизненный, не способный испытывать на себе настолько невыносимую гамму эмоций. Но даже сидя с закрытыми глазами, я продолжала видеть перед собой красивое мускулистое тело, дарящее ласку другой девушке.

— Астрид! Девочка моя! Что случилось? — словно из воздуха материализовалось передо мной искаженное неподдельным беспокойством лицо.

— Ты! Зачем? Это так больно, так больно! Я знаю, что сама во всем виновата, но так…так подло! — принялась отбиваться я от его рук, спешащих стереть с моих щек соленые дорожки слез. — Уйди, я прошу тебя! Такое не прощают!

— Да что я сделал? — довольно зло спросил Джей, едва уловимым движением перехватывая мои молотящие пространство кулаки и отправляя их себе за спину, а после легко поднял с пола и понес куда-то вглубь дома.

Я несла откровенную чушь о том, что он не имел никакого права так поступать, что достаточно было Рейчел, что теперь мы друг другу никто и далее по списку. Непонятно, что на меня вообще нашло, но это злобное нечто исчезло, едва лицо окатило ледяной струей воды.

— Остыла? — сквозь плотно сцепленные зубы поинтересовался Майнер, усаживая меня на стиральную машинку. — А теперь внятно, без всех этих соплей, объясни, что я тебе сделал? Начнешь испытывать мое терпение, окажешься под холодным душем. Усвоила?

Я подобострастно кивнула и постаралась четко изложить суть случившегося, до одури пугаясь металлической ярости, засквозившей в его голосе.

— Ты изменил мне, — вяло проворочала я языком, оканчивая краткий экскурс по дебрям своего предсмертного состояния.

— Бред! — односложно прокомментировал парень услышанное, стаскивая меня на пол, а затем вновь поволок в гостиную, где, развалившись на диване у телевизора, попросил, точнее приказал, продемонстрировать ему занятную запись.

Отчаянно не слушающимися пальцами я кое-как нажала на кнопку воспроизведения и хотела ретироваться из комнаты прежде, чем опять стану свидетелем творящегося на экране непотребства, когда Джей схватил меня за руку и практически силком усадил рядом с собой. Благо, разрешил отвернуться, и на том спасибо.

В голову вновь впился заунывный вой заупокойной мессы, а горло сдавили отчаянные рыдания, сопротивляться которым с каждой секундой становилось все труднее.

— Лора Баккли, — машинально повторил Майнер всплывшую надпись. — Это же…Дай пульт! Астрид, прекрати, прошу тебя. Я клянусь, что за все время нашего знакомства подходил лишь к одной женщине, той, чью кровь ежедневно пью. Никаких измен, честное слово. А теперь будь так любезна…

Выхватив их моей трясущейся ладони пластмассовую безделицу, он убрал звук и включил перемотку, планомерно добираясь до конца смонтированного на коленке 'фильма'.

'А такой стала после', - возникло пропущенное мною при первом просмотре пояснение, вслед за которым появилась очередная фотография. От неожиданности я вскрикнула, узрев на мониторе обезображенную голову с разметавшимися по асфальту рыжими волосами. Синяя кожа с проступившей под глазами древовидной сеточкой вздувшихся от жары вен, широко раскрытые глаза, смотрящие с немым ужасом, искривленный гримасой посмертной судороги рот и кончик почерневшего языка, виднеющийся между запятнанных кровью зубов. Последней каплей явился тошнотворно натуралистичный шейный срез с засохшими прожилками, сухожилиями и прочими анатомическими подробностями.

Я подскочила на месте и на всех парах понеслась в ванную, по возможности сдерживая не самые приятные порывы желудка избавиться от съеденного не так давно обеда. Джей последовал за мной и стал свидетелем безобразного процесса.

— Я не убивал ее, — почти шепотом проговорил он, протягивая мне полотенце. — А запись…число точно не вспомню, но месяц назову, не задумываясь. Декабрь прошлого года. Я тогда только приехал в город, отчаянно скучал, вот и решил…

Не зная, что еще можно добавить в подобной ситуации, парень медленно приблизился ко мне, обхватил теплыми ладонями мое припухшее от слез лицо и бережно прижал его к своей груди.

— Прости, что накричал, — продолжил Майнер свой монолог, каждая реплика которого понемногу успокаивала бушующий внутри пожар ненависти к окружающему миру, пропитанному жестокостью. — Я просто испугался. Да, понимаю, звучит дико, но мне вдруг так отчетливо представилось, что я потеряю тебя навсегда…Мой худший кошмар.

— И ты, ты тоже меня прости, — сдавлено попросила я, отчаянно цепляясь руками за мускулистые плечи. Говорить было безумно сложно, потому как голос постоянно норовил сорваться на раздражающий писк. — Не понимаю, что на меня нашло. Я обычно очень спокойная, а тут потеряла всякий разум. Просто увидела тебя там и…Господи, как же больно было смотреть! Я так люблю тебя, Джей! В прямом смысле до безумия.

— Тс-с, — предупреждающе шикнул он, привычно игнорируя мои самые сокровенные признания, — не нужно ничего больше объяснять. Я повел бы себя так же, окажись на твоем месте. Лучше расскажи, где ты взяла эту мерзкую нарезку?

Снабдив парня исчерпывающей информацией, я по пути в спальню вручила ему присланный неизвестно кем конверт, не раздеваясь, забралась с головой под одеяло и еще раз от души выплакалась. А после крепко заснула в объятиях присоединившегося ко мне Джея.

 

Глава 16. Похищение

POV Джей Шестое октября

Без раздумий смахивая с прикроватной тумбочки, комода и туалетного столика личные вещи порядком зажившейся девицы, я с наслаждением отправлял горы косметики и безделушек в огромный пластиковый мешок для мусора, и по мере его заполнения чувствовал невероятный душевный подъем. Наверное, меня должны были терзать муки совести за очередное убийство, но таковых не было и в помине. Я отчаянно устал изображать из себя законопослушного гражданина.

Вытряхивая их шкафов нестерпимо воняющие приторно-сладкими духами наряды, я с наслаждением вспоминал вчерашний вечер в клубе, проведенный с Астрид, и то умиротворенное состояние, с которым вернулся домой. Постоянно действующее несчастье в лице крикливой брюнетки совершило две фатальные ошибки: испортило мне настроение циклическими упреками и заявило о своем желании уйти. К слову, последнее меня даже обрадовало. Я не из тех, кто предпочитает коротать дни единообразными скандалами. Однако следующие две реплики наглого 'завтрака' разом обрушили радужные планы на будущее.

— Ты оплатишь мне учебу, — не терпящим возражения тоном заявила краса ненаглядная. — И купишь квартиру. Знаю-знаю, денег у тебя предостаточно. Иначе все вокруг узнают о том, кто ты на самом деле!

Ох, не стоило ей браться за такое неблагодарное занятие, как шантаж. И уж совсем глупо было пытаться диктовать мне условия. Не знаю, как так получилось, но я в считанные секунды оказался рядом, втолкнул расхрабрившуюся особу в ее комнату, прижал всем телом к кровати и слепо дотянулся до дожидающихся утреннего часа лезвий. Незапланированный ужин без свечей, зато в компании душераздирающих криков, слабеньких стараний отбиться от потерявшего контроль над происходящим зверя и яростно выстукивающего барабанный ритм сердца, удался на славу. Я, может, и не хотел ее убивать. Случайно вышло.

Вместо приятной ночи в обнимку с посапывающей Астрид я вынужден был избавляться от трупа — не самый жизнеутверждающий способ проведения досуга, а если по-простому, то закон всемирной подлости в действии.

Итак, мусоросжигательный завод. Боже, храни американских экологов и все несовершенство охранной системы в целом!

Осталось только привести в порядок квартиру: выбросить скопившееся за три месяца барахло, испорченные кровью одела и подушки; и вдохнуть полной грудью свободолюбивый воздух проветренного помещения, не забыв пообещать себе любимому, что повторение старых ошибок в прошлом. Больше никаких истеричных девиц, даже если они гораздо вкуснее сирых и убогих скромниц.

Генеральная уборка четырехкомнатных апартаментов заняла немыслимое количество времени, и, дабы хоть как-то занять тоскующую от безделья голову, я принялся в деталях прокручивать сценарий запланированного праздника на следующую неделю. День рождения моей девочки. Полтора месяца со дня знакомства. Еще одно маленькое безумство, которое я жаждал устроить теперь уже в стенах моего скромного жилища, на моей кровати…Чертовски здорово звучит!

Разумеется, основной подарок уже был приготовлен. Один для отвода глаз родителей, состоящий из авиабилетов в Сент-Питерсберг во Флориде, якобы походить по музеям, взять в аренду лодку для путешествий, взглянуть на дом Меган Фокс. В общем, насыщенная недельная культурная программа должна придтись по вкусу старшему поколению Уорренов. Второй сюрприз покоился под брезентом у меня в гараже. Двухдверный Ниссан Скайлан 2007 года выпуска. Маленькая, юркая и стильная представительница автомобильной промышленности страны Восходящего солнца — идеальный вариант для девушки.

От обстоятельных мечтаний меня отвлек телефонный звонок. Наспех завязав края мусорного мешка, я выудил из заднего кармана спортивных шорт раздражающе жужжащий мобильный и приготовил нарочито сердитую отповедь для малышки. Но то, что я услышал далее, порядком поубавило желание иронизировать. Всхлипы, громогласные возгласы, прерываемые рыданиями, и эмоции, эмоции, эмоции. Пожалуй, их было даже слишком много. Не разбираясь в сути пугающего состояния Астрид, я пообещал приехать через десять минут, схватил ключи от машины, бумажник и выбежал в подъезд, даже не озаботившись несуразностью своего внешнего вида. Черная футболка с капюшоном, шорты до колен и шлепанцы. Вряд ли уважающие себя вампиры разгуливают по городу в подобном виде, но мне было не до того. В ушах эхом отдавался срывающийся на крик голос, молящий никогда более не приближаться к дому на холме.

По пути я соединился с одним из Айвенов и попытался выяснить, все ли в порядке. Обладатель колющего виски баса бодро отрапортовал, что смена проходит спокойно, посторонних замечено не было. Теряя контроль от затмевающей сознание паники, я оставил Кадиллак прямо на дороге, кинул ключи выскочившему меня поприветствовать охраннику, без слов намекая на кратковременную должность парковщика, и два раза приложился кулаком к входной двери. На повторный стук, грозящий проломить дыру в деревянном изделии, никто не ответил, чего я, собственно, и ожидал.

Пришлось воспользоваться привычными услугами черного хода. Ступая на порог залитой солнечным светом кухни, я различил щемящие сердце звуки безудержных рыданий и без труда определил местонахождение Астрид. Она сидела на полу в гостиной, жалостливо прислонившись спиной к дивану, спрятав голову в колени, обхватив ее руками, и плакала. Хрупкие плечики сотрясала частая дрожь, отчего я вдруг ощутил абсолютную беспомощность. Прежде меня не смущали телесные жидкости. Кровь, слезы…на них с годами выработался стойкий иммунитет. Я не впадаю в агрессию при виде порезов, не спешу разорвать глотку, если от ее обладателя за версту несет чем-то аппетитным. Но сейчас растерялся, поэтому просто присел на корточки рядом с девушкой и погладил искрящиеся в свете дня волосы.

— Астрид! — обеспокоенно позвал я. — Девочка моя! Что случилось?

Ответом мне послужил протяжный всхлип, переросший в глухой стон.

Усилием воли заставив себя быть нежным, я отодвинул в сторону в буквальном смысле рвущие волосы ладони и заставил малышку поднять взгляд. Хотя не следовало это делать, потому что через мгновение на меня воззрились покрасневшие глаза, на глубине которых плескался коктейль ненавистных каждой клеточке моего тела проявлений. Обида, боль, ярость, ненависть и ревность, преобладающая, превратившая некогда милую девочку в настоящие исчадие ада. За те несколько секунд, что ушли на осмысление ее внешнего вида, она умудрилась трижды ударить меня, беспорядочно молотя руками пространство.

— Так больно, это так больно! — словно заезженная пластинка, твердила истеричка, в то время как я уговаривал проснувшегося внутри хищника не реагировать на отупляющий по своей природе визг. — Уйди, я прошу тебя! Такое не прощают!

— Да что я сделал? — закричал я, теряя последние остатки человеческого облика. — Что?

Должно быть, занятно мы выглядели: оба злые, всклоченные, нескончаемо обиженные и не желающие понимать друг друга.

Все внутри меня корчилось в предсмертных судорогах от осознания мысли о том, что все кончено. Я допустил оплошность, где-то проштрафился, выпустил из рук то, за что обязан был цепляться изо всех сил.

Черта с два! Сначала я хочу получить объяснение, а там уж решу, как поступать дальше.

Утихомирить разбушевавшуюся стихию не составило проблем, я просто сгреб девчонку в охапку и поволок в ванную, на ходу выслушивая ворох самых нелепых упреков. Она припомнила мне все грехи, начиная с подлости в отношении Рейчел и заканчивая тоннами лжи. Из ее слов выходило, что каждый наш разговор не более чем складно изображенная сказка. Я не тот, за кого себя выдаю, и она это знает, а терпит лишь потому, что любила.

Окончательно выбил из колеи именно этот глагол, произнесенный в прошедшем времени. Мой маленький уютный мирок рухнул прямо на голову в тот же миг, мелодичным звоном множества осколков разбивая мечты, нереализованные желания и поставленные цели. Тупик, в стены которого я умудрился врезаться на скоростном ходу.

— Я верила, что ты изменишься, — пафосно вещала убийца былых надежд. — Что станешь со мной откровенным. Но ты врешь все время!

Жаль, под рукой не оказалось скотча. С каким огромным удовольствием я бы заклеил этой молодой особе рот, а после чинно удалился, оставив ее наедине с километровым списком претензий. Попутно извлекая из ситуации мораль: не доверяй обаятельным тихоням; я на полную мощность выкрутил вентиль холодной воды, подставил под струю сведенные вместе ладони и с удовольствием выплеснул их содержимое в лицо Астрид.

— Остыла? — злорадно полюбопытствовал я у охающей школьницы, застывшей в немом удивлении. Не испытывая ни малейшего чувства вины, я легко приподнял над полом девчонку, усадил на стиральную машинку и процедил сквозь зубы следующее. — А теперь внятно, без всех этих соплей, объясни, что я тебе сделал? Начнешь испытывать мое терпение, окажешься под холодным душем. Усвоила?

Наверное, в прежние времена я никогда бы не позволил себе заговорить с малышкой в подобном тоне, но сейчас все изменилось, в том числе и мое воспитание, упаковавшее багаж еще двадцать минут назад.

Письмо с диском, пожелание приятного просмотра, рыжая девушка и отсутствие сомнений — ее монолог трудно было назвать связным. Я не понял и сотой части сбивчивого повествования, а уж когда услышал сакраментальное: 'Ты изменил мне!', машинально сжал зудящие кулаки и поскорее спрятал их в карманы шорт.

Что за бред, в самом-то деле? Да на протяжении последних месяцев я на стену лезу от отсутствия банальных радостей, но даже близко не подхожу ни к одной женщине. В моем словаре нет понятия физической неверности, я считаю, что предательство может быть только в чувствах. Однако и с учетом этих спорных аспектов, о сексе пришлось забыть. Не секрет, что ожидание зачастую бывает гораздо приятнее непосредственного процесса, а больше всего на свете я хотел Астрид. Не в том смысле, чтобы поскорее затащить ее к себе в постель, вкусить все прелести молодого тела и поставить в блокноте галочку. Мне важно было бесценное знание о том, что теперь она моя, сердцем и душою. Целиком.

В общем, своими обвинениями девочка умудрилась наступить на больную мозоль, потревожившую гордость, чем довела до крайностей.

Я сдавил двумя пальцами тоненькое запястье, резко потянул на себя и, распространяя в радиусе одного километра волны удушающей злобы, понесся в гостиную, где с удобством расположился на диване напротив мерцающего синим цветом телевизора.

— Не терпится увидеть это воочию, — саркастично признал я наличие ядовитого шипа агрессивности. — Включай!

Девушка ткнула мелко дрожащим пальчиком кнопку на пульте, а затем попыталась трусливо сбежать, чего я не позволил сделать из садистских соображений. Пусть еще раз внимательно посмотрит и убедится наконец в ошибочности собственных выводов! Я никогда бы не позволил себе предстать в облике настоящей скотины, втаптывающей в грязь столь светлое и чистое чувство, как любовь этой малышки.

Из динамиков полилось бессмертное творение Моцарта 'Реквием' и на экране ярко вспыхнула фотография…Лоры Баккли, той самой, чью голову я получил в качестве предупреждения. Следом мелькнула пояснительная надпись и, чего уж никак не приходилось ожидать, мое изображение, взятое с водительских прав. Было отчего тронуться умом! Тем более что за небольшой прелюдией моим глазам представилась поистине удручающая картина. Прикованная цепями к стене девица, изнывающая от удовольствия под напором моих ласк.

Запись, сделанная одной из камер видеонаблюдения в клубе в той самой, нежно любимой красной комнате, хотя на момент съемки стены в ней выкрасили в более спокойные оттенки. Я вспомнил тот день в мельчайших подробностях. Он не задался с самого утра. Поставщики алкогольной продукции в очередной раз напутали с маршрутом и не довезли в мою обитель порока целых четыре ящика виски. Пришлось лично ехать на склад за пополнением запасов за тридевять земель, а затем понуро плестись обратно по скользкому из-за проливного дождя асфальту. Кипящая внутри злоба усиливалась с каждым часом по причине зверского голода, и к моменту возвращения назад я готов был открыть сезон охоты на все человечество в целом. Тогда-то мы и познакомились с Лорой. Она сидела у бара, меланхолично наливаясь довольно крепкими коктейлями, и привлекала внимание посетителей относительной обнаженностью симпатичной фигурки. Длинные рыжие волосы, закрывающие большую часть спины, тонкая талия и чертовски красивые ножки. Я даже имени ее не успел спросить, да и к чему формальности, когда молодая особа дает возможность ознакомиться со своим ДНК? Она была настолько пьяна, что ничему не удивлялась. Послушная, милая девочка, с которой я провел два лучших в том декабре часа.

Выхватив у Астрид дистанционное устройство, я живо убрал звук и отмотал запись на конец. Дьявол! Представить трудно, что пережила моя бедная малышка при просмотре. Конечно, качество видеоряда оставляет желать лучшего, но узнать меня довольно легко, особенно по голосу, раздающему в самом начале четкие указания неумехе.

Я со страхом перевел взгляд на сидящую рядом девушку и мысленно взвыл при виде застывшей на ее лице гримасы душевной боли, глубоко впитавшейся в кожу, исказившей собой каждый мускул.

Тем временем на экране вновь сменилось изображение, на сей раз демонстрирующее оторванную голову все той же Лоры. 'А такой стала после', - загорелась надпись, похоронившая любые старания успокоиться. Я подскочил на ноги и затрясся от ярости, беззвучно вопрошая у всевышнего: 'Кто? Кто прислал эту дрянь?'. Я готов был рвать и метать куски свежей, не остывшей плоти, принадлежавшие твари, посмевшей таким поганым образом разрушить все — наши отношения с Астрид, мои надежды и планы на будущее. И только потом заметил, что девочки нет рядом. Она бежала по направлению к ванной, судорожно прижимая ладонь к покрытому испариной рту.

С языка так и просились сорваться несколько крепких словечек, когда я стоял за ее спиной, вынужденно наблюдая за отвратительным процессом обратной перистальтики желудка. Несчастное мое, впечатлительное создание! Как же я виноват перед тобой…

Она поднялась с колен и кое-как добралась до раковины, наваливаясь на нее всем телом. Словами невозможно описать мои ощущения на тот момент. Я хотел избавить ее от всех эмоций, защитить хрупкое тело от любых поползновений, спрятать ее от целого мира, а в действительности мог лишь протянуть полотенце. Ненавижу беспомощность!

— Прости, что накричал, — только и смог выговорить я, хотя по-хорошему должен был опуститься на колени и пролежать в позе собаки мордой вниз до тех пор, пока воспоминания о сегодняшнем дне окончательно не выветрятся из памяти. Потому что в одном девочка оказалась права, такое не прощают. Я бы не простил.

— И ты, ты меня прости, — кинулся ко мне в объятия этот встревоженный птенчик. — Не знаю, что на меня нашло. Просто увидела тебя там и…Господи, как же было больно!

Я представлял, каково ей пришлось на самом деле, и на секунду поставил себя на ее место. Что бы испытал я, увидев ее с другим мужчиной? Пусть не так откровенно, но все же…Странное дело, пустота: она повсюду, поедает изнутри, прорывается снаружи и душит, с каждым мгновением все сильнее стягивая кольца безысходности вокруг груди. Нет более ничего важного, все пресное, безвкусное, серое. Казалось бы, мое привычное состояние, однако чего-то не хватает…Нет во мне какого-то жизненно важного чувства, которое имелось до этого. И я знаю его название. Высшее благо, дарованное существам, наделенным душой, — любовь.

Я люблю ее? Дьявол! Отличный вывод, мистер Майнер! А главное полностью отражает суть размышлений!

Возвращаясь к ответу на свой мысленный вопрос о том, как бы я поступил на месте Астрид. Всех убью, один останусь — по-моему, вполне в духе любительской драмы.

Перед тем как отвести малышку наверх в ее спальню, я сделал два важнейших пояснения. Во-первых, Лора Баккли лишилась верхней части туловища отнюдь не моими стараниями. Может, я и не самый уравновешенный вампир, что подтверждает инцидент сегодняшней ночи, но таким жутким способом не убивал никогда. Вот пустить пулю в лоб, свернуть шею, обескровить — это пожалуйста, три излюбленных способа доставить удовольствие сидящему внутри садисту. Во-вторых, мне срочно необходимо увидеть конверт, в котором она нашла треклятую болванку.

Девушка тихо рассказала о том, как и где взяла адресованное ей послание, вручила мне непроницаемый плотный желтый пакет со сделанной на принтере надписью: 'Мисс Астрид Уоррен, лично. Сугубо конфиденциальная информация', а после на негнущихся ногах добралась до кровати и, словно подкошенная, рухнула головой в подушки.

Я остался в коридоре, боясь стать свидетелем очередного витка рыданий, и постарался выжать максимум полезной информации из конверта, затем спустился вниз за диском, внимательно изучил обе его стороны, но так ничего и не добился. Я понятия не имею, чьим пакостным рукам принадлежала злая шутка! Лео? Слишком низко даже для него. Кто тогда? У кого имеется неограниченный доступ к файлам с камер наблюдения в клубе? Нужным паролем владеют всего два человека, один из них я, а второй — Ничиро. Улыбчивый азиат, коротающий рабочее время посредством порносайтов? Хм, вполне может быть. Непонятно, правда, зачем ему портить отношения с боссом. Впрочем, именно это мне и предстоит выяснить.

Как вообще запись годичной давности оказалась на болванке? Возможны несколько вариантов. Я установил видеонаблюдение из соображений безопасности. На четвертом этаже каждая комната имеет своеобразную специфику, есть среди них и безобидные помещения, вроде той, где мы были с Астрид, а есть и оснащенные отнюдь не детскими 'игрушками', которые в неумелых руках вполне могут оказаться еще и опасными для жизни. Съемка ведется отнюдь не круглосуточно, по идее Ничиро включает записывающее устройство лишь после сдачи того или иного номера. Я же, собираясь развлечься, обычно выключаю камеру непосредственно в комнате, но в тот день почему-то забыл это сделать, за что, собственно, жестоко поплатился. Раз в месяц для экономии дискового пространства принято удалять файлы с трехнедельным сроком давности, на то существует особая инструкция. Так почему же она не соблюдается, черт подери?!

Вновь закипая праведным гневом, я методично разорвал на мелкие кусочки плотный конверт и с особым неистовством переломил пополам диск, затем еще раз, и еще, пока не добился едва заметных глазу осколков. А ведь все только начало налаживаться!

Спеша избавиться от тягостных мыслей, я на цыпочках добрался до кровати, аккуратно откинул одеяло и улегся рядом с отчаянно шмыгающей носом малышкой, яростно прижимая ее к своей груди. Сон — лучшее лекарство. И я искренне надеюсь, что так оно и есть на самом деле, поэтому вслед за Астрид закрыл глаза и попытался сосредоточиться на подсчете постепенно выравнивающихся вдохов и выдохов, в последнее время заменивших мне первоклассный отдых и расслабляющий массаж вместе взятые.

Проснулась девочка часа через два, и к тому времени я успел подготовиться к нелегкому, но крайне правдивому разговору. Не знаю, что она имела в виду под 'врешь все время', но терять ее из-за собственного нежелания вскрывать застаревшие гнойные нарывы прошлого не хотелось.

Астрид потерла опухшие глаза ребрами ладоней и неохотно сползла с моей груди, предпочитая отвернуться прежде, чем я поймаю ее взгляд.

— Все так плохо? — натянуто поинтересовался я у ее спины. — Мне и впрямь лучше уйти?

— Нет, — резко обернулась девушка и со всей силы сжала мою руку чуть выше локтя, — только не уходи. Я говорила ужасные вещи, но, поверь, они не имеют ничего общего с действительностью. Я была возмущена, обижена, зла, в конце концов, и из кожи вон лезла, чтобы сделать тебе так же больно. Давай просто забудем, Джей. Или хотя бы постараемся.

Я погладил непривычно бледную щеку, выдавливая из себя обаятельную улыбку, и самоотверженно пообещал нагнать туман забвения на воспоминания. Ей понравилась моя витиеватая формулировка, а робкий смешок стал своеобразной панацеей для огромной пульсирующей раны в душе. Я уложил малышку обратно лицом к себе, добился беспрерывного зрительно контакта и после недолгих внутренних уговоров начал покаяние. Момент был выбран подходящий, потому что лишь перед оскаленной пастью животного страха вновь остаться одному я мог рассчитывать на искренность.

— С чего бы начать? — вполне серьезно растерялся я, жадно впитывая в себя сладость ее теплого, ласкающего губы дыхания и завораживающую красоту каждой идеальной черточки милого лица. — Наверное, ты и сама догадалась, что Джей не мое настоящее имя. Меня зовут Верджил или Вергилий, если быть точным. Я потомок одной из древнейших монарших фамилий Европы. Моя мать прирожденная Габсбург, отец — герцог дворянского происхождения, передавший мне титул после своей смерти. Ну да обо всем этом ты читала в дневнике Айрис. Почему сразу не рассказал? А как ты себе это представляешь? Чинно сгибаясь в поклоне, достаю из кармана фрака генеалогическое древо и посвящаю избранницу во все тонкости и перипетии семейных уз? Нелепо, правда? Сказать по правде, для меня нет ничего болезненнее прошлого. Я день ото дня живу, уповая на забвение. Все пройдет и все образуется. Ведь невозможно вечность тосковать по тем, кого любил и не смог сберечь. Я вампир, а в представлении большинства это существо бездушное, лишенное сильных человеческих переживаний, глубоких драм и эмоций. Мы мертвы по своей природе, прокляты Богом, отвергнуты людьми. И я с превеликим удовольствием откажусь от бессмертия в день, когда восстановлю равновесие, когда отомщу за смерть той, кого любил, — выпалив последнее слово совершенно неосознанно, я вдруг понял то, что ускользало от меня раньше. Айрис стала частью прошлого, перекочевала в разряд воспоминаний! Ее нет там, где она находилась все эти шестьдесят лет — в моем сердце — нет. Зато есть…святые угодники! Как такое могло произойти? Я не мог, не должен был, это недопустимо! Вновь зависеть от кого, испытывать привязанность, дорожить хрупкой человеческой жизнью, готовой оборваться в любой момент… — Прости, сладкая! Мне нужно идти!

Не чуя под собой ног, я вскочил с кровати и опрометью кинулся к двери.

— Джей! Джей! Постой же! — выкрикнула мне вслед девочка. — Боже, что..?

Резкие перемены в ее голосе заставили меня обернуться у подножия лестницы и вовремя, надо заметить. Астрид, успевшая выбраться в коридор, обессилено прислонилась спиной к стене и сдавила пальцами виски, явно почувствовав недомогание. Какие уж тут личные страхи попасть в капкан надуманных чувств! Я вмиг очутился рядом, подхватил на руки слабеющее тело и осторожно опустился на колени, пытаясь освободить руку для поисков мобильного телефона.

— Нет, не надо никого звать, — хриплым шепотом попросила малышка. — Просто побудь рядом, и мне станет легче.

В последней реплике я уловил какой-то скрытый подтекст, а потому пристально вгляделся в родное личико. Легкий румянец, проступающий с каждой минутой все отчетливее, подрагивающие уголки губ, нежно порхающие ресницы на лавандовых веках, скрывающих от меня поистине хитрые глаза. Вот негодница!

— Ты вздумала манипулировать мной, мисс Уоррен? — без всякой агрессии уточнил я, целуя растянувшиеся в смущенной улыбке губы. — По тебе плачет сцена, если что. Я почти поверил, переиграла малость с уверениями, что от моего присутствия станет легче.

— В следующий раз буду более убедительной, — нахально пообещала лгунья, жадно обнимая меня за шею. — Только не уходи, ладно? Мне вовсе не нужна сию секунду вся-вся правда. Просто знай, что я обладаю множеством талантов, в том числе умею слушать. И никогда не посмею осудить. Я хочу помочь, увидеть тебя настоящего.

— Не уверен, что тебе понравлюсь я настоящий, — весьма засомневался я в ее умении принимать обыденное положение вещей. — Ты не представляешь, каким я был на протяжении всех восьмидесяти пяти лет жизни. И понятия не имеешь, как это меня изменило. От Верджила не осталось практически ничего. Только черно-белое зрение, смазливая внешность и краткий список привычек. Тебе удобно так лежать?

Она расстроено покачала головой и с моей помощью выпрямилась, при этом не желая разжимать ладони, крепко переплетенные у меня за спиной.

— Как ты не понимаешь, Джей, — силилась добиться девочка ответной реакции на свои слова. — Я люблю тебя! Не внешность, исключительность или воспитание, которое имеет свойство изредка пропадать, а то, что находится внутри. Здесь, — она ткнула указательным пальчиком мне в грудь и продолжила. — Это значит, что я принимаю тебя любого. Вампира, снайпера, мужчину, прошедшего страшную войну и вынужденного убивать, владельца ночного клуба, человека странных сексуальных предпочтений и просто парня, который когда-то заявился посреди ночи ко мне в спальню и попросил никому не доверять. Ты можешь сейчас сказать, будто убиваешь шестимесячных младенцев из-за тяги к нежнейшей крови, я пойму это и приму. Да, вероятно ужаснусь, но такова уж твоя природа. Ты понимаешь, о чем я? Невозможно любить одни лишь достоинства, необходимо находить толику прекрасного и в недостатках.

Я говорил когда-нибудь, как умна и проницательна эта девочка? А зря, ведь она умела находить те самые слова, сутью которых невозможно было не проникнуться. Никогда прежде я не встречал девушек, подобных ей. Никто не смотрел на мир с такого ракурса.

— Что ты планируешь услышать в ответ? — привычно ушел я от основной темы разговора. — Да, я понимаю ход твоих мыслей, где-то даже разделяю твою позицию, но не вижу смысла. Зачем устраивать сеансы анализа моих поступков и поведенческих норм? Что даст тебе знание того, что шестьдесят лет назад я потерял в этой самой комнате душу, сердце, человечность и навсегда обзавелся лютой ненавистью к Лео? Что годами ищу способ поквитаться и перепробовал все методы, но так и не нашел необходимый для убийства трехсотлетнего вампира? Что единственной целью в жизни для меня всегда была месть? Я ушел на фронт только ради восстановления душевного равновесия после смерти родителей и сестры. Я превратился в киллера, дабы уничтожить всех, кто косвенно был причастен к их гибели. Я стал владельцем ночного клуба лишь потому, что искренне ненавижу тот единственный способ, коим могу зарабатывать деньги. Я сплю с проститутками лишь потому, что больше всего на свете боялся того дня, когда встречу на своем пути девушку, которую вновь смогу полюбить. Я плачу им деньги и делаю все, чтобы ни у одной из них не возникло желания вернуться. Для этого нужны цепи, плети и прочий набор извращений, который я так же презираю. Но тебя ничто не пугает, черт подери! У меня иногда возникает такое чувство, будто ты сознательно не допускаешь мысли, что я могу быть совсем другим. Не тем, кем бы ты хотела меня видеть. Монстром, чудовищем, воплощением худших ночных кошмаров, неуравновешенным маньяком-психопатом, режущим людей для утоления жажды. Я даже воспользовался твоей подругой, чтобы доказать это! Однако ты простила. Я укусил ее, чтобы ты поняла, насколько сильно расходятся твои представления с реальностью. Но в одном ты права, я лгу постоянно, отвечая даже на самые невинные вопросы. Начнем с того, что до сегодняшней ночи я жил не один. Нет, не с котенком, как сказал однажды, а с девушкой. Не знаю, как ее звали, имена мне не важны. На протяжении трех месяцев я пил ее кровь, каждое утро надрезая ту или иную артерию. Любопытно, как все закончилось? Вчера я вышел из себя, так бывает с теми, кто искренне верует в полный самоконтроль, и пробил ей сонную артерию. Этой правды ты хотела? Такие недостатки готова любить?

Чего я хотел добиться своей тирадой? Понятия не имею. Меня вывела из себя одна единственная мысль, пульсирующая на дне сознания. Я люблю ее и хочу быть рядом. И неважно, что такая роскошь непозволительна, что с появлением этой зависимости все становится сложнее, что теперь я слаб и беспомощен, как в старые и отнюдь не добрые времена. Но то лишь верхушка километрового айсберга. Под ледяными водами скрывается накопленная с годами возможность свернуть горы, переплыть океан и взмахом руки низвергнуть небеса на землю, устроив форменный апокалипсис. Ради нее, этой маленькой, насуплено молчащей девочки, я сделаю абсолютно все. Конечно, за исключением некоторых вещей: никакой животной крови или пакетиков из донорских пунктов; отказа от вредных привычек в виде поглощения холестериновой картошки-фри и безудержной страсти к чтению, лежа в кровати. Однако это уже из разряда скверно оформленной иронии.

— Выходит, мне теперь можно напроситься в гости? — огорошила меня неожиданным вопросом Астрид, наконец-таки нарушившая строжайший обет молчания. — Нет, пойми меня правильно, я слышала все, чем ты так рьяно поделился. Конечно, некоторые откровения просто не укладываются у меня в голове, другие ввергают в состояние затяжного шока, но в целом мои худшие ожидания не оправдались. Детей ты все же не убиваешь.

— Не смешно, — вяло прокомментировал я неудавшуюся шутку. Дернул же черт связаться с этой малышкой! Почему она? Та, чью манеру мыслить трудно назвать стандартной, кто выбивается из общей безликой массы абсолютной нелогичностью поступков и реагирует вопреки моральным принципам большинства. Именно это меня к ней притягивает — наша схожесть. Да, в каком-то смысле мы разные: иная жизнь, полярные предпочтения, отличающиеся вкусы, привычки, воспитание, возраст, в конце концов. Нас разделяет целая эпоха и одновременно сводит выразительная непохожесть. Я вижу мир серым, она не различает полутонов. Для нее не существует зла в обыденном понимании этого термина, есть причины, заставляющие индивидуума пересекать черту. Нет черного и белого, плохого и хорошего, потому что все в природе слишком многогранно, более детализировано и лишено классовых предрассудков. Но что-то я отвлекся. — Да, теперь тебе определенно предстоит побывать у меня в гостях, — вернулся я к заданному ранее вопросу и блаженно расправил плечи, избавившись от необходимости ежесекундно лгать.

Думается, честность имеет свои преимущества. Если так пойдет и дальше, очень скоро я превращусь для Астрид в открытую книгу, и одному Богу известен жанр сего печатного издания. Триллер? Драма? Однозначно не утопия. Быть может, трагедия?

В любом случае, в прошлом эта идея оказалась провальной. Айрис не смерилась с тем, что узнала обо мне. Так выдержит ли еще более юная девочка, учитывая в разы увеличившуюся жестокость моего рассказа? Вряд ли.

Вечером, оставив малышку под присмотром суровой девицы по имени Сара и бессменных телохранителей, я поехал в клуб, горя желанием провести собственное внутреннее расследование причин появления мерзейшего диска. А по пути молил дьявола о том, чтобы его автора разбил сердечный приступ, иначе я лично приму участие в процессе доведения кого-то до инфаркта.

Нервно кивая всем здоровающимся, я под неумолкающий гул ритмичной музыки и садистского хорала множества внутренних голосов взобрался на четвертый этаж и испепелил взглядом подскочившего ко мне низкорослого мужчину с широкой проплешиной на макушке.

— Мистер Майнер! — всплеснул руками Ничиро, суетливо вертясь вокруг меня. — Рад, бесконечно рад вас видеть! Но почему в одиночестве? Хотите…

— Нет, спасибо, — скрипучим от ярости голосом остановил я услужливого азиата. — Позволь спросить, друг мой, каким образом запись с камер наблюдения в номерах попала в загребущие лапы прессы?

Черт знает, к чему я это ляпнул.

— Что, сэр? — безмерно удивился японец, наконец-таки прекращая мельтешить перед глазами. — Я ослышался, или вы и впрямь сказали…Да быть того не может! У нас строгая конфиденциальность, именитые клиенты, есть даже парочка политиков, не брезгующих платными утехами.

— Ты всерьез говоришь об этом? — потихоньку начал закипать я в отсутствии прямых ответов. — Повторю свой вопрос. Как диск с компрометирующим видеорядом очутился у журналистов? Декабрь прошлого года, красная комната. Живо и по существу, Ничиро!

— Я храню файлы в течение трех недель, согласно инструкции. Она же не позволяет мне копировать, перемещать или иным образом использовать данные. По истечению этого срока они подлежат удалению. Накладок не случалось никогда. Рабочее место я покидаю лишь по необходимости, предварительно обезопасив сервер паролем. Мистер Майнер, — уже более человеческим языком заговорил служащий, преданно вглядываясь мне в лицо, — сэр, вы платите мне отличное жалование. Я доволен всем и помыслить не могу…Подождите, вы сказали, декабрь?

Я сухо кивнул, по-прежнему продолжая терзаться сомнениями.

— Точно! Неудачный выдался месяц, — взвыл от восторга мужчина. — Если помните, в пятнадцатых числах у нас полетел Файрволл*, программисты долго возились с починкой, и в результате пропали некоторые архивы, датированные с седьмого по, кажется, тринадцатое. Так что свертись с таймингом, думаю, у этой записи 'ноги' растут именно из той истории. Кто-то проник в базу данных и как следует пошерстил там.

Я и впрямь вспомнил неприятный инцидент со взломом основного сервера, вот только проверить догадку Ничиро с тайм кодом* не мог, на диске эти нехитрые данные отсутствовали. Пришлось снимать обвинения с главного подозреваемого и вновь возвращаться к истокам логической цепочки.

Однако не успел я наметить следующую жертву из числа работающих в клубе компьютерщиков, как в нагрудном кармане куртки ожил телефон. Что-то в последнее время этот незаменимый кусок пластмассы обзавелся скверной привычкой доставлять лишь плохие новости, поэтому, узрев на дисплее имя Астрид, я с некоторой опаской ответил на звонок.

— Все хорошо? — наперед уточнил я, бодро сбегая по лестнице на второй этаж.

— О, у нас все отлично, Джей, — полился из динамика прекрасно узнаваемый голос Лео, исполненный какого-то животного счастья пополам с бескрайней радостью. — Пьем, развлекаемся и так горько плачем…Мне даже жалко будет обижать такую куколку. Детка, не хочешь передать пару прощальных строк своему ухажеру? Ух, ну и агрессивная же она у тебя! В общем, ждем вашу королевскую светлость с нетерпением!

— Только попробуй… — задохнулся я от гнева с примесью страха, паники и немой веры в Господа, но в ухо уже полились сухие и безжизненные гудки.

Не разбирая дороги, я мчался к оставленной на стоянке машине, бесцеремонно расталкивал локтями многочисленных посетителей и по пути клеймил себя отборными проклятиями. Человеческая охрана против вампира? Когда же я наконец расстанусь с наивностью?! И почему? Почему она? Моя маленькая, хрупкая и совершенно беззащитная девочка.

У дома Астрид, до которого я домчался в считанные минуты, в голову закралась объятая ужасом мысль: а что, если все повторится вновь? Полюбил, потерял и позволил умереть еще одной весомой части и без того искалеченной души.

Покуда в сердце вгрызалась несоизмеримая ни с чем боль, хищническое зрение выделяло во мраке приближающейся ночи важные, но абсолютно пустые детали. Два тела у гаража, принадлежащие обоим Айвенам. Один с перерезанным горлом давно истек кровью, другой распростерся на траве с воткнутым в спину ножом. Прихожая, гостиная и кухня сохранили прежний уют и несколько кокетливое убранство, тогда как спальня малышки представляла собой удручающее зрелище. Валяющийся у входа стул с отломанной ножкой, очевидно брошенный в стену с целью защититься, разбитая лампа, смятая постель, пара капель крови на покрывале, от одного вида которых все в моем организме сжалось и поддалось отчаянной пульсации, и, как апофеоз разыгравшегося здесь действа, сиротливо лежащий на полу канцелярский нож с широким выдвинутым лезвием, окропленным засохшими бурыми пятнами.

Я отчетливо представил, как испуганная, вмиг потерявшая разум девушка металась по комнате, с каждым мгновением все больше загоняя саму себя в угол, пытаясь защититься, позвать на помощь. Как кричала, когда эта жаждущая веселья тварь добралась до нее, повалила на кровать и молниеносным движением руки спорола нежную кожу, дабы вкусить аромат ее крови. Должно быть, Астрид потеряла сознание от боли или испуга, чем Лео не преминул воспользоваться. Он связал ее, воспользовавшись скотчем, отброшенный рулон которого я нашел у комода, и вынес из дома через черный ход, измазав ручку двери кровью.

Я растеряно сверился с наручными часами и взвыл в голос от кипящей внутри бури эмоций. Где все это время находились старшие Уоррены? Почему их не оказалось рядом? Вероятно, оно и к лучшему, с меня достаточно и трупов охранников, но отчаянная нелогичность происходящего сбивала с толку. Зачем? Зачем он явился?

И тут же пришел мысленный ответ: присланный конверт с записью. Моя малышка получила мерзейший презент, нечто вроде того преподнесли и Леандру, по сложившейся традиции, так сказать.

Donnerwetter*! Он же не знает, что это не моих рук дело!

____________________________

*Файрволл или сетевой экран. Его основной задачей является защита компьютерных сетей или отдельных узлов от несанкционированного доступа.

*Тайм код представляет собой четыре группы по две цифры, разделённых двоеточиями, запятыми или буквами: час, минута, секунда и фрейм.

*Donnerwetter! — чёрт возьми! (нем.) — старинное ругательство, употребляется пожилыми людьми.

Еще раз осмотрев особняк в надежде отыскать заботливо оставленную подсказку, но так ничего и не

найдя, я на всех парах помчался по хорошо известному адресу, по пути нещадно терзая телефон. Подонок звонил мне с аппарата девочки, так? Следовательно, и найти их будет до смешного просто. Одна маленькая просьба для бывшей подружки и вся мощь спутниковой поисковой системы в моем распоряжении.

У дверей квартиры д`Авалоса меня ждал небольшой сюрприз в виде столпившейся на пороге толпы зевак, лениво отгоняемой бравым служителем правопорядка. Похоже, у кое-кого возникли форменные неприятности с полицией! Греющее душу злорадное похихикивание в кулак прервало жужжание мобильного и следом понесшийся приятный женский голос:

— Промышленная зона на севере города, — явно рассерженным тоном провозгласила моя волшебная палочка, — точнее сказать не получится, сигнал слишком слабый. Думаю, тебя интересует один из заброшенных заводов старой постройки с толстыми бетонными стенами. И не смей больше отвлекать меня такой ерундой!

Я вежливо поблагодарил экс-подружку и с воодушевлением кинулся к Кадиллаку, на бегу оформляя неторопливо созревающий план. Сначала необходимо вернуться к себе домой, захватить одну жизненно необходимую вещицу, одурачить тугомыслящих копов и с оркестром и фанфарами заявиться в место, где это ничтожество держит мою девочку. О том, что он с ней вытворяет, я старался не думать, но отомстить придется в любом случае. Притом очень жестоко.

 

Глава 17. Темный рыцарь

POV Астрид

Я проводила Сару до ворот, помахала рукой вслед выезжающей с территории участка Тойоте и со вздохом мотнула головой несущим тягостную смену телохранителям, сидящим в наглухо затонированной машине, а затем медленно поплелась в спальню. День выдался ужасным и, слава Богу, подходил к концу. Чем я могу похвастать перед своим отражением в зеркале на сей раз? Мой парень не просто вампир. Он потомок королевской семьи, носящий гордо звучащий титул герцога. Сколько ему лет? Двадцать пять с событий дневника плюс шестьдесят со дня убийства Айрис, итого имеем в сумме бравое число восемьдесят пять. Но как представить молодого человека, теоретически соотносимого с дряхлым стариком? Каким образом провести параллели между Вергилием и теперешним Джеем? Я представляю себе Габсбурга, без запинки обрисую психологический портрет Майнера, однако склеить оба образа воедино не выходит, отчаянно не хватает деталей.

Сознание бурлило от переизбытка фактов, которые настойчиво требовали некоей систематизации, поэтому я плюхнулась за стол, схватила чистый листок бумаги с карандашом и, агрессивно водя грифелем по целлюлозе, вывела следующее:

1. Вампир, несколько отличающийся от былых представлений о бессмертных;

2. Прошел Вторую мировую, что изменило его до неузнаваемости. Был снайпером;

3. Любил Айрис, вероятно, до сих пор испытывает к ней очень сильные чувства;

4. Ненавидит прошлое и любые связанные с ним воспоминания. Я ощущаю в нем комплекс вины за множество смертей;

5. Питает необъяснимую неприязнь к Лео. Возможно, последний как-то причастен к смерти Айрис. Не вздумай расспрашивать (личная пометка);

6. Вынужден (спорное утверждение) жить с женщиной, питаясь ее кровью. Судя по всему, их участь незавидна. Без внушения, гипноза и навыков по части стирания памяти они представляют для него реальную угрозу и, как следствие, умирают.

Седьмой пункт я сформулировать не успела, помешал телефонный звонок. Тяжело вздохнув, я подкатила стул к прикроватной тумбочке и выдернула трубку стационарного аппарата из базы. На том конце оказалась взволнованная мама, чей голос звучал гулко и несколько отстраненно. В двух словах ее пламенная тирада сводилась к тому, что домой она вернется не раньше вечера пятницы. Высококлассного дизайнера Кирстен Уоррен побеспокоили с прошлой работы во Флориде и попросили ближайшим рейсом прибыть в фешенебельный офис фирмы, где ее дожидается гламурно разодетая дамочка, желающая обустроить скромные десятикомнатные апартаменты. Гонорар пообещали такой, что мама немедля согласилась и помчалась в аэропорт. Папу она предупредить не успела и слезно попросила меня успокоить гневливого главу семейства.

Что тут еще скажешь? Привычная для меня ситуация. Родители всегда ставили карьеру превыше всех благ, и обижаться на подобные нормы глупо, ведь моя учеба, увлечения и поездки на конференции выдающихся авторов графических романов влетают им в тугую копеечку, но я никогда не знала отказов.

Следующим на очереди беседовать с дочерью о трещащем по швам семейном бюджете наметился отец, позвонивший через минуту после окончания суетливой маминой болтовни. Его монолог, который я не осмелилась перебивать, почти в точности копировал ранее услышанный текст. Прежняя работа, срочный клиент, требующий неусыпного внимания адвоката Уоррена, сетования на эпохальность ремонта, выкачивающего деньги с космической скоростью, и бла-бла-бла. Если честно, сначала я вновь ощутила себя отодвинутой на задний план, затем разобиделась на весь окружающий мир и уж потом догадалась поразмыслить над тем, какие чудные каникулы устраивают мне родители. Сегодняшняя ночь, целый четверг и половина пятницы. Даже по самым скупым подсчетам у меня около пятидесяти часов неконтролируемой свободы, и, кажется, я знаю, как именно их провести с пользой!

В общем, заверив папу в полной самостоятельности и благоразумии, я вскользь упомянула о мамином отъезде, пошипела в трубку, изображая испортившуюся связь, и с диким хохотом упала на кровать, отчетливо представляя себе каждую минуту предстоящего веселья. Я, Джей и никаких: 'Мы не будем торопиться, сладкая'. К черту дурацкие бабушкины стереотипы. Я люблю его настолько безгранично, что это чувство больше напоминает эмоции неистовствующей толпы. И верю, что он тоже ко мне неравнодушен, просто боится признаться самому себе. Что неудивительно, учитывая его прошлое. Сестра, мать, отец, две девушки, и все безвозвратно потеряны…

Додумать мысль до конца помешал отчетливый звон разбитой посуды, донесшийся с первого этажа. Не желая верить в неожиданное появление взрослых, решивших блеснуть благородством и окружить нерадивую дщерь теплотой и вниманием, я на цыпочках спустилась вниз и прокралась в кухню, из которой доносился шумный плеск воды. Буквально слившись со стеной в единое целое я осторожно выглянула из-за угла укрытия и от волнения прикусила кончик языка, узрев у раковины мужчину в яркой оранжевой куртке, светло-голубых джинсах, нарочито протертых в нескольких местах, вальяжно вытирающего мокрые руки о полотенце. Колючий ежик торчащих в разные стороны волос живо подсказал имя незваного гостя, а неаккуратные, размытые розовые потеки, остающиеся на махровой белой ткани без слов повествовали о том, чем именно занимался негодяй в нашей столовой — смывал с огромных ладоней кровь.

Сердце бешено застучало в груди, довольно резво подбираясь ближе к горлу, мозг затмило опасливо шипящей чередой панических мыслей, ноги стали ватными и непослушными, а по позвоночнику заструились тонкие ручейки холодного пота.

'Бежать!' — молниеносно мелькнула в сознании по-настоящему здравая мысль, подчиниться которой не позволили два обстоятельства. Во-первых, оглушительно топая ногами и вопя во всю мочь глотки, я лишь привлеку к себе внимание. Во-вторых, конечности, напоминающие жутко хлюпающие комки отсыревшей ваты, вряд ли унесут свою обладательницу как можно дальше от суровых неприятностей.

Поэтому, судорожно зажав рот ледяной кистью с трясущимися и какими-то абсолютно безжизненными пальцами, я с сожалением глянула на надежно запертую на три замка входную дверь и чертыхнулась сквозь зубы. Даже если мне удастся сейчас прошмыгнуть к спасительному выходу, на отпирание чертовых засов уйдет уйма времени, не говоря уж о наделанном шуме. Черный ход тоже отпадает по причине занятости кухни мерзейшим вампиром. Что делать?

Я запаниковала, но усилием воли заставила себя хотя бы чуточку успокоиться, а затем осторожно наклонилась и лихо развязала шнурки на теннисках, как можно тише снимая с ног обувь на непрактичной лже-резиновой подошве, имеющей свойство громко цокать при соприкосновении с паркетом.

Словно заправский шпион-диверсант, я добралась до лестницы, преодолела один пролет, второй, при этом изо всех сил цепляясь одеревеневшими руками за перила, и поблагодарила природу за благосклонность, когда наконец добралась до родительской спальни, окно которой не только бесшумно открывалось, но и имело прислоненную к раме лестницу. Рабочие еще не закончили покраску фасада и, на мое счастье, оставили инвентарь снаружи.

Однако везение не может быть постоянным. Я оставила мобильный в комнате и при всем желании не смогу связаться с Джеем, дабы сообщить 'радостную' весть о бегущем по моим следам маньяке. Молчаливая дилемма заняла долю секунды, по истечению коих я шмыгнула в спальню, гибко перегнулась через спинку кровати и, победоносно сжимая в руке небольшую раскладушку, совершенно забыла о стоящей на самом краю тумбочки лампе. Сшибленная локтем, она со всей приличествующей ситуации гаммой звуков грохнулась на пол, чем ввергла меня в несоизмеримый ни с чем ужас.

Не помня себя от страха, я выбежала в коридор и на полной скорости врезалась головой во что-то твердое, монолитное и просто каменное, а, подняв взгляд вверх, узнала в выросшем из неоткуда препятствии грудь ласково улыбающегося Лео.

— Ну здравствуй, лапочка, — со смехом пропел он, неотвратно надвигаясь на меня.

Я пятилась назад, обескураженная внезапностью его появления, выражением лица, не предвещающим внеплановую раздачу рождественских подарков и агрессивностью кривой ухмылки. Непослушное тело содрогалось волнами крупной дрожи, дыхание окончательно сбилось, и успокаивающий кислород перестал отрезвлять собой умирающее в панике сознание. К сожалению, я не могла кричать, потому что голос пропал в неизвестном направлении, иначе зашлась бы визгом, ярко характеризующим мое состояние.

В полной тишине мы сверлили друг друга глазами ровно до того момента, как я, точно подкошенная, рухнула на кровать, позабыв о необходимости оглядываться назад. Вампир тут же воспользовался случаем и всем весом вдавил меня в матрац. Я не успела даже моргнуть, не говоря уж о выставленной коленке, на которую эта тварь могла бы болезненно приземлиться. Руки сковали стальные 'оковы' его пальцев, а по пересохшим губам пронесся жар его спертого, тошнотворно-противного дыхания.

Мне никогда прежде не доводилось видеть такого пустого и насквозь тухлого взора. Его глаза казались гнилыми. Вероятно, при жизни они были карими или ореховыми, но сейчас, исходя из тех ужасов, что довелось отведать до конца истлевшей душе, они были черными, грязными и выражали одну единственную эмоцию — животную похоть.

Я дернулась от отвращения, когда влажный язык коснулся моей щеки, и взвыла от невозможности пошевелиться, стоило Лео добраться до губ. Сей тягостной пытки я стерпеть не смогла и в безысходности вонзила зубы в податливую, мягкую и влажную кожу. Во рту мгновенно поселился металлический привкус, несколько перебивающий мерзкий привкус слюны этого монстра, потерявшего контроль над ситуацией по причине дикой боли. Во всяком случае, я очень надеюсь, что укусила именно так.

Этой секундной заминки оказалось достаточно, чтобы каким-то чудесным образом выбраться из-под пресса каменно тяжелого тела, пнуть в живот одуревшего от ярости урода и, перекувыркнувшись через голову, очутиться на другом конце комнаты.

— Ах, ты…! — дал волю ругательствам мерзкий тип, беззастенчиво сплевывая скопившуюся во рту кровь прямо на пол.

Мне недосуг было выслушивать отнюдь не лестные эпитеты, поэтому, схватив стоящий неподалеку стул, я неумело прицелилась и отправила его прямиком в морду негодяю, сопровождая полет мебели угрожающим: 'Убирайся!', прозвучавшим, чего уж греха таить, жалко и до смерти испуганно.

Вампир легко присел, уклоняясь от меткого броска, и неодобрительно проводил взглядом врезавшуюся в стену деталь интерьера. Стул жалобно крякнул и податливо рухнул на пол, лишившись одной ножки.

Маленькая неудача ничуть не умерила мой боевой пыл. Обернувшись на миг к столу, я вцепилась обеими руками в канцелярский нож с широким лезвием, которое тут же выдвинула, и, угрожающе помахивая им в воздухе, двинулась на врага.

— Серьезно? — даже не пошевелился парень, с любопытством дожидаясь моих дальнейших действий. Он по-прежнему стоял слишком близко к двери, отрезая мне тем самым пути к отступлению, и изредка вытирал лениво текущую по подбородку струйку крови. — Думаешь, эта штуковина хоть чем-то навредит мне? Дура!

— Плевать! — завизжала я не своим голосом, боязливо огибая кровать. — Выметайся отсюда! Катись к чертям! Ну! — для наглядности притопнула я ногой. — Живо!

— Ох уж эти дети, — холодно рассмеялся над моими тщетными попытками д`Авалос, насмешливо придвигаясь ближе. — Такие наивные и в доску глупые. Вы с Джеем сильно ошиблись, когда решили связаться со мной. Я мстительнее твоего красавчика и уж куда более злее. Мы ведь договаривались, помнишь? Всего одна угроза и ты пожалеешь, что вообще родилась. А теперь дай сюда эту дрянь!

На последнем слове он вытянул руку вперед, в которую я без раздумий воткнула лезвие, разломившееся надвое. Один кусок накрепко засел в ладони негодяя, второй остался в 'ножнах'. Уши заложило разнесшимся по дому криком вперемешку с отборным матом, и мне представилась единственная в своем роде возможность сбежать, коей я воспользовалась со всей прытью.

Пока вампир тратил драгоценное время на извлечение приносящего боль осколка, я, не чуя под собой ног, ринулась к двери и понеслась вниз по лестнице. Сзади слышались оглушающие шаги преследователя, но стоило мне пересечь гостиную, как они разом стихли, заполонив сердце пугающей и абсолютно дезориентирующей тишиной. Разбираться в происходящем было некогда, как и обращать внимание на режущий от быстрого бега бок. На последних остатках кислорода в легких я ворвалась в кухню, осчастливлено вперилась глазами в черный ход, открывающийся изнутри простым поворотным механизмом, и, стремясь поскорее вырваться на свободу, вытянула руку вперед. Однако в метре от спасения меня настиг материализовавшийся словно из воздуха Лео и четким движением здоровой ладони притянул за волосы к себе, 'награждая' невероятным по силе ударом по затылку. Окружение тут же потеряло четкие формы, а восторженно звучащий голос слился воедино с бешеной пульсацией крови в висках. Последнее, что я увидела перед тем как потерять сознание, это приближающийся потолок с размытыми кругами в форме ярко светящей люстры.

Приход в себя был болезненным, ничего непонимающим и бесконечно жестоким из-за воющей в голове циркулярной пилы, которая имела свойство усиливать жужжание под аккомпанемент моих мыслей. Я не знала, где нахожусь, как сюда попала и что происходит. За гранью доступного осталась и причина, согласно которой я вдруг очутилась в пропахшем сыростью и гнилью помещении с отличительной особенностью в виде непроницаемой темноты. Я видела черноту, усеянную множеством оттенков серости, беспросветности и сворачивающего кровь ужаса.

Проведя сухой подсчет фактов, я констатировала полнейшую безысходность. Судя по неприятным ноющим покалываниям в области позвоночника, я лежала на чем-то твердом и изначально была лишена возможности шевелиться. Каждое движение сковывалось хрусткой лентой, опоясывающей меня с ног до головы. Даже горло и лоб оказались сдавлены широкой полоской непрозрачного скотча.

— Лео? — шелестящим шепотом позвала я, мрачно радуясь отсутствию кляпа. Да уж, положеньице из разряда 'Врагу не пожелаешь', хотя моему похитителю вполне подошла бы многочасовая казнь с тупым топором и палачом-садистом.

— Вы только гляньте, очухалась, голуба! — заворковал вкрадчивый голос, являя через мгновение лицо своего обладателя, искаженное гримасой неподдельной ярости. — Знаешь, прежде чем приступить к нашей маленькой и очень болезненной забаве, я вынужден прибегнуть к небольшой хитрости. Позволишь?

В кромешной мгле блеснуло лезвие складного ножа, без всякого предупреждения впившееся мне в запястье. Я охнула скорее от неожиданности, чем от резкой боли, и крепко зажмурилась, когда в руку впились губы и зубы кровожадного монстра. Эти чавкающие, хлюпающие, а посему непередаваемо мерзкие звуки мне не забыть при всем желании. С каким рьяным удовольствием он прогрызал горящую огнем кожу, стремясь углубить и расширить порез, и вытягивал, высасывал, выкачивал из меня каплю за каплей.

Постепенно боль утихала, медленно расслабляя тело, наливая его холодом, слабостью и безразличием. Я перестала бояться и поддалась завораживающему течению лениво накатывающих волн. Одна забрала с собой мысли, другая похитила реальность, третья доставила умиротворение. Однако четвертая и, кажется, самая недовольная из всех, живо вернула меня обратно, силком подчинив мой взгляд воле пылающих неистовством глаз.

— Э-э, дорогуша, так не пойдет, — только отъявленный шизофреник мог назвать эти заляпанные кровью растянутые от уха до уха губы улыбкой. Мне померещился львиный оскал. — Смотри на меня! — приказал вампир, сопровождая свою реплику легким, но вполне ощутимым хлопком по щеке, приведшим в некоторое сознание. — И наслаждайся, если получится.

Не понимая смысла его слов, я затравлено уставилась на лицо мучителя и постаралась разобраться в его дальнейших действиях.

Лео вновь достал нож и после короткого щелчка выскочившего лезвия принялся избавлять меня от многослойных пут скотча, предпочитая нести откровенную чушь, в сути которой я при всем желании не сумела бы разобраться.

— Сначала оторванная голова, — начало глубокомысленной тирады мне не довелось расслышать, — теперь труп в ванной. Твоему бойфренду не откажешь в изобретательности, обеих девчонок я прекрасно знал. Можно сказать, у нас было много общего. Малышка Кэрри с чудной кровью и восхитительным ротиком, да и Джесс по-своему хороша в постели. Маленькая, ненасытная и зверски темпераментная девица с папочкой конгрессменом, пропадающим сутками на работе. Нам было весело, но Верджил, как обычно, все испортил. Не подскажешь, зачем он убил их обеих? К чему эти дурацкие записки с угрозами и размалеванные кровью стены? 'На твоей совести две головы, бывать ли третьей?', 'Я предупреждал. Игра началась'. Бред сумасшедшего! Случаем, превратившись, наш дорогой герцог не повредился рассудком? А, прости, забываю, что ты не в курсе занятной истории. Да-да, твой горячо любимый Джей вампир! О, не вижу в твоих глазах удивления! Ты знала, лапуля. Какой досадный факт! Но я могу поделиться другими шокирующими новостями. Например, что представляют собой его планы относительно тебя. Когда-то мы были по-настоящему близкими друзьями, и я знаю его манеру мыслить. А сейчас встаем, конфетка. Вот так, иди ко мне, радость моя!

Дав мне секундную передышку от бесконечного потока бессвязных слов, Лео подтянул меня к себе и помог спуститься на пол с импровизированной лежанки, оказавшейся при ближайшем рассмотрении то ли прилавком, то ли столом. Ступив на твердую землю, я неловко пошатнулась от внезапного приступа головокружения и со всей податливостью рухнула прямо в руки насмехающегося над моей беспомощностью негодяя.

— Переборщил малость с поздним ужином, — якобы извиняющимся тоном провозгласил он, плавно и абсолютно бесшумно двигаясь в неизвестном направлении. Мой вес, похоже, ничуть не мешал ему исполнять роль крадущегося по непролазным дебрям хищника. Скорее наоборот, добавлял изящества и грациозности.

Но эти лирические отхождения потеряли заведомо ложный смысл, когда я почувствовала под своей спиной что-то мягкое, теплое, а после минуты слепых осязаний признала кровать. Вампир лег рядом, подтвердив пугающие догадки, и неторопливо принялся избавлять меня от одежды. Начал с бесформенной домашней рубашки, затем развязал толстый шнурок спортивных штанов, ослабляя резинку, и когда настал черед нижнего белья, из горла сам по себе вырвался истошный крик:

— Нет! Не надо, пожалуйста! Я прошу тебя!

— Я тоже просил, — вполне спокойно отозвался на мой отчаянный вопль парень. — Просил тебя утихомирить Джея, но ты не послушалась. А строптивых и своевольных девчонок наказывают, порой очень жестоко, как и самовлюбленных эгоистов, возомнивших себя центром вселенной. Но, — сделал он трагедийную паузу, перед тем как сорвать с меня бюстгальтер, — меньше слов, больше дела. Итак, крови твоей он не пил. Я не нашел ни одного пореза, как и следов страстных укусов или засосов. Следовательно, вы и эту ступень в отношениях пропустили. Не сказать, чтобы меня это уж очень расстроило. Первооткрывателем быть даже приятнее.

— Лео, не надо, — постаралась я не заплакать, в то время как его холодные, отвратительные руки вовсю блуждали по телу, грубо сжимая, сдавливая, но уж никак не лаская. — Пожалуйста! НЕТ!

Я подскочила на месте, когда почувствовала его пальцы там, и закричала, извиваясь, стараясь высвободить руки, мечтая выскользнуть из крепкого кольца рук и бежать, бежать, бежать, пока силы окончательно не покинут меня.

— Тс-с, — громко зашипел вампир, ловко перекатываясь на спину и утягивая меня за собой. — Я закончил, можешь расслабиться, — с этими словами он накинул мне на плечи одеяло и для особой доходчивости пояснил, — никто не собирался тебя насиловать, дорогуша. А теперь я буду задавать вопросы, на которые ты, не задумываясь, станешь отвечать. Кивни, если поняла.

Я мотнула головой и медленно, боясь поверить насквозь лживым заявлениям, сползла с груди разом посерьезневшего мерзавца. Говорить я смогла, лишь надежно окутав почти обнаженное тело пледом.

— Поняла, — слабо прошелестела я, отодвигаясь как можно дальше от расслабленно растянувшегося поперек постели монстра.

— Умница, — похвалил он меня, — а теперь начнем. Как хорошо ты знаешь немецкий?

— Вообще не знаю, — с ходу ляпнула я, предпочитая не удивляться идиотизму происходящего. Гораздо больше меня беспокоила ужасающая боль от пореза на левом запястье и подступающие к горлу рыдания, давать волю коим нельзя ни при каких обстоятельствах.

— Так я и думал, — довольно тепло улыбнулся Лео. — Где Джей был сегодня, когда ты вернулась из школы?

— Вроде дома, — не слишком уверенно ответила я, с трудом вспоминая, казалось бы, вполне удачное начало адского дня. — Мы разговаривали по телефону, а затем он приехал ко мне. В начале третьего или около того.

— Ясно, — бесстрастно прокомментировал д`Авалос мое пояснение. — Рука болит?

— Да, — как на духу признала я, вздрагивая под действием удушающе пустого и безжизненного взгляда колючих черных глаз. И уж совсем не по себе мне стало, когда парень вдруг встал с кровати, перегнулся через находящуюся в паре метров стойку и вернулся обратно с ножницами, бинтом и антисептическим порошком.

— Сама справишься или помочь? — без всякой иронии или агрессии уточнил Лео, ловко срывая упаковку с перевязочного материала. — Честное слово, Астрид, я не маньяк, не животное и уж тем более не психопат. Но то, что сделал твой несравненный Джей, заставило меня быть именно таким. Представь себя на моем месте, приходишь домой, открываешь дверь в ванную и застаешь там чудную картину: стены, пол, потолок — все залито кровью. Ею перемазаны шкафчики, флаконы, полотенца, будто кто-то нарочно окунал их в заполненную водой джакузи, в которой лежит изуродованное до неузнаваемости тело девушки. Вместо лица месиво, голова отрезана, руки и ноги безразлично плещутся на поверхности, изредка ударяясь о бортик. Я много повидал на своем веку, за три столетия узрел всю жестокость и безнравственность этого мира, отметил главные и неискоренимые недостатки человечества, но такую жуть лицезрел впервые. Хладнокровно расчленить девушку, да еще не забыть оставить на стене гнусное послание, выписанное опять же кровью. Игра началась! Каким же надо быть уродом, чтобы сделать такое?! — запальчиво воскликнул он, заканчивая с наложением тугой повязки, несколько унявшей боль.

— Лео, — осторожно вклинилась я в жаркий монолог, — кто эта девушка? Джессика Уилсон?

— Да, — с некоторым безразличием ответил он, отворачиваясь от меня. — На полу лежала ее одежда, а в ушах я заметил серьги, которые подарил ей недавно. Но хуже всего было то, что следом за мной в квартиру пожаловала полиция. Из их разговоров я понял, что некий аноним сообщил об убийстве, и в качестве ориентира назвал мой адрес. Знаешь, я бы с удовольствием поаплодировал смекалке Верджила, так красиво меня еще никто не уделывал. Подумаешь, запачкал чуть руки в крови, зато всем наглядно продемонстрировал мою склонность к убийствам с особой жестокостью, чем вынудил бежать из города, роняя тапки. Забавно выглядел мой арест с последующим побегом, после которого я и отправился к тебе, лапуля. Убил охранников, что было, кстати, даже весело, а предварительно избавился от родителей. Ты ведь не хочешь так скоро побывать на их похоронах? Вот и я о том же подумал, зачем лишать девчонку нормальной жизни? Да и слава серийного маньяка меня никогда не прельщала. Скажи, где тот дневник, о котором говорила Рейчел? — слишком резко для моего затуманенного сознания сменил вампир тему, добившись тем самым отчаянной искренности.

— Его кто-то украл, — выложила я правду.

— Хм, думаю, наша с тобой беседа на сегодня окончена, — задумчиво пробормотал Лео, неизвестно зачем поднимая с грязного пола мои брюки и обшаривая карманы самым бесцеремонным образом. — Теперь немного поиграем.

Мне не понравились его интонации и то, с какой выразительной улыбкой на устах он поднес к уху мой телефон. Два длинных гудка, на протяжении которых я лихорадочно соображала, что можно сделать, и вот уже слышен до боли в сердце родной, любимый и самый чарующий голос.

— Все хорошо? — обеспокоенно уточняет Джей, должно быть, порядком подустав от сплошной черной полосы плохих вестей.

— О, у нас все отлично, Майнер, — бодро оповещает наглец, демонстративно прижимая палец к губам, дабы указать мне на необходимость молчать, а после резко проводит ногтем большого пальца по своему горлу, опять же с целью поставить в курс последствий непослушания. — Пьем, развлекаемся и так горько плачем… — он на секунду прервался, внимательно вглядываясь в мое абсолютно сухое, но при этом бесконечно злое лицо, и лихо продолжил лгать напропалую. — Мне даже жалко будет обижать такую куколку. Детка, не хочешь передать пару прощальных строк своему ухажеру? — немой жест молчания без слов свидетельствовал о том, что открыть рот без вреда для здоровья не выйдет. — Ух, ну и агрессивная же она у тебя! В общем, ждем вашу королевскую светлость с нетерпением!

И отсоединился, оставив моего парня наедине с тревогой, от которой я так хотела его оградить. Он достаточно пережил, чтобы терзаться муками совести еще и за меня! За то, что творит эта скотина!

Внезапно накатившая ярость придала мне сил и заставила вновь рассуждать логически. Я должна выбраться отсюда, желательно с телефоном, конечно, иначе просто не сумею предупредить Джея об опасности. А последняя однозначно имела место быть, потому что сразу после непродолжительной беседы Леандр поднялся на ноги, включил свет и достал из-под кровати…саблю. Точнее мачете, но суть режущего инструмента от этого не слишком видоизменилась. Я во все глаза уставилась на широкий полуметровый клинок и судорожно глотнула подступивший к горлу ком, норовивший лишить дара речи на очень продолжительное время.

— Лео, — на подступи к обмороку залепетала я, — Лео, что ты собираешься делать?

— О, не беспокойся, тебя наш разговор по душам касаться не будет, — по-своему истолковал он засквозившую в моем тоне панику. — Необходимо прояснить одну значительную деталь, вот и все. Попутно поиграем в горцев. Всегда хотел попробовать себя в роли Коннора Маклауда. Вжик и нет больше проблем в лице зарвавшегося сопляка!

Четко изобразив процесс обезглавливания невидимого противника, вампир жестоко рассмеялся собственной шутке, чем окончательно развеял сомнения в психическом здравии. Вероятно, за три сотни лет однообразия и скуки вполне можно тронуться умом.

Однако куда больше меня сейчас волновал предстоящий приезд Джея, особенно если учесть, что никакого реального плана побега не было и в помине.

— А ты любил ее? — в отчаянии выговорила я первый пришедший на ум вопрос, наконец-то заглушивший параноидальный хохот.

— Кого? — обескуражено поинтересовался Лео. — Джессику? Нет, конечно. По-своему мне ее жалко, разумеется, но ничего общего с любовью тут нет. Я старше и сильнее Верджила, привык к уважению, почету и беспрекословному подчинению. И вдруг какой-то мальчишка начинает выкидывать один фокус за другим, чем безмерно меня расстраивает. Я не терплю подобных оскорблений.

— Нет, — отмахнулась я от помпезных речей, — Айрис. Ты любил ее?

Парень мгновенно сник, заслышав имя немки, и опустил клинок.

— А какая тебе разница? — устало спросил он, впервые за вечер позволяя заглянуть мне за черту жестокости, холодности и отрешенности своего взгляда. И то, что я там увидела, всколыхнуло внутри нечто жалостливое, понимающее и сочувствующее. Боль. Тоска. И то же безграничное чувство вины, с которым мне уже доводилось сталкиваться. — Думаешь, раз прочитала ее дневник, все знаешь? Обо мне, о Верджиле, о Мердоке и Волмондах в целом. Ни хрена подобного, уж прости за прямоту. Вот уже много лет подряд я люблю образ женщины, которая так и не стала моей. Он следует за мной повсюду, сопровождает в самых затерянных уголках планеты и напоминает. Навязчивый колокол, звенящий в ушах. Она знает правду, но не в состоянии изменить ход истории. Порочный круг, замкнутый цикл, вновь требующий повторения. Именно за ним Габсбург вернулся в Грин-Каунти, поэтому режет людей направо и налево. Злит меня, чтобы потом развести руки в стороны и констатировать мою бесчеловечность. Неужели ты не поняла схему? Дом на холме, живущая в нем очаровашка, хотя на Айрис ты совсем не похожа, если только глаза. И мы, теперь уже оба вампиры. Один влюблен, второй присматривается. Классический сценарий, в котором мне вновь отводится роль злодея-искусителя. Джей хитер, как и в былые времена, но в одном просчитался. Я не стану марионеткой в подчинении грубого кукловода! Мне плевать на его душевные травмы, вполне достаточно своих!

Он насуплено замолчал, глядя куда-то сквозь меня, но глаза продолжали 'говорить'. За показной злостью, яростью и негодованием чувствовался, как ни странно это прозвучит, страх. Обволакивающий, густой, разобщающий и невыносимый. Что его пугало?

Ответ на этот вопрос дал мне Майнер в одном из своих обстоятельных рассказов о вампирах. Прошлое. То самое, имеющее гадкую привычку возвращаться бумерангом и больно бить по голове. Так что же произошло на самом деле шестьдесят лет назад? Почему они оба по сей день винят себя в смерти Айрис?

Прямо Гамлетовские размышления: спросить или не спросить, а если да, то в каком ключе?

Я осмотрелась в поисках подсказки, мысленно радуясь наличию слабого источника света. Достаточно просторное помещение, не использующееся по меньшей мере лет пять. Стены и пол не отличались по цвету, разве что первые украшали ажурные узоры паутины, а вторые были завалены горами мусора из старых обрывков газет, журналов, агитационных листовок с обгрызенными краями, пластиковой посуды и прочей ерунды. Рассохшаяся мебель с отсыревшей обивкой, оцарапанной полировкой и недостающими ножками в беспорядке расставлена по углам, где и доживает свой отнюдь не славный век. В дальнем от меня конце комнаты, спрятавшимся за очередной метровой перегородкой, находилось нечто вроде кухни-столовой. Массивные шкафчики с набухшими от сырости дверцами, грозящими сорваться с петель, прадедушка современного холодильника, щеголяющий отсутствием ручки и пузатостью внешних форм, и пара-тройка стульев с поломанными спинками явно знавали лучшие времена.

Из общей атмосферы разрухи и забвения ярким пятном выделялись два предмета интерьера. Абсолютно новая широкая двуспальная кровать в бежевой деревянной раме, украшенной витиеватой вырезкой, с чистым, пахнущим кондиционером хлопковым бельем, и странная металлическая конструкция на высоких ножках, обозвать которую столом язык не поворачивался. Ровная, гладкая, сверкающая хромированная поверхность и множество секционных выдвижных ящичков — неведомый 'зверь' явно был родом из хирургического отделения. Ужасали лишь свисающие по бокам разной длины ленты непрозрачного скотча и бурые потеки крови, насквозь въевшиеся в края.

Воображение представило жуткую картину того, как я, обездвиженная, беспомощная и немо молящая о пощаде, медленно теряю остатки силы от многочисленных порезов, коими наслаждается это животное, поэтому пришлось спешно переводить взгляд на нечто менее зловещее. Например, синюшнее бледное лицо вампира, все еще переваривающего нашу недолгую беседу. Не знаю, о каких душевных травмах или наличии совести он говорил. Я не видела в нем ничего человеческого, помимо обаятельных черт и забавной манеры одеваться. С виду он производил впечатление парня-сорвиголовы, завсегдатая шумных тусовок и вечеринок в ночных клубах. Игривая улыбка, смешная прическа, рваные джинсы. Думается, Леандр умел располагать к себе людей, дабы затем воспользоваться благосклонностью самым гнусным образом. Представляю, с какой легкостью он заманивал девиц в свою обитель, а после без всяких колебаний убивал.

Глупые размышления отвлекли меня от выработки четкого плана, но уже через секунду я, украдкой оглянувшись, заметила у себя за спиной огромное грязное окно с кое-где отсутствующими стеклами и, чему несметно обрадовалась, простую дверь из прессованных опилок с отсутствующим запорным механизмом. Положиться на судьбу и сигануть с неизвестно какого этажа или попытать удачу, воспользовавшись дверью? Как далеко мне удастся удрать, если предварительно огреть похитителя вон той славной ржавой железкой наподобие обрезка трубы?

С минуту полюбовавшись потухшим взором словно окаменевшего парня, я осторожно спустила с кровати одну ногу, затем вторую, развернулась вполоборота, продолжая удерживать зрительный контакт с погасшими глазами, и уже приготовилась резко нагнуться, чтобы поднять с пола 'оружие', когда обстановка в помещении разом переменилась. Нет, Лео по-прежнему продолжал изображать из себя редко дышащее мраморное изваяние, но помимо колебаний его груди я заметила еще и слабое мерцание тоненького красного луча, целенаправленно рассекающего воздух. Он коснулся моего плеча, едва заметной точкой впившись в одеяло, и тут же переметнулся на д`Авалоса.

Один короткий миг, я даже понять ничего не успела, легкий свист, напоминающий ленивый шелест веток сбросивших листву деревьев, и что-то с хлюпаньем вонзилось вампиру в шею. Взметнув руки вверх, он зажал обеими ладонями горло, и по его пальцам пугающе быстро заструилась неестественно алая жидкость. Кровь. Она пропитывала собой рубашку, расползаясь багровыми пятнами на ткани, стекала с локтей негодяя и весело устремлялась к полу. Весь процесс сопровождался душераздирающим хрипом, переросшим в слабый стон, а затем Леандр упал на колени, ткнувшись лицом в матрац в паре десятков сантиметров от того места, где сидела я.

Я заорала, безжалостно срывая глотку, и вмиг отскочила назад. Мой истошный вопль потонул в гомоне нарастающих звуков воющей сирены, усиливаемого действием рупора мужского голоса: 'Это полиция! Вы окружены! Выходите с поднятыми руками!', и стирающихся шин резко тормозящих машин.

По логике вещей мне бы следовало почувствовать облегчение, расслабленно выдохнуть и с громким плачем броситься в объятия спасителей, вот только в голову закрались еще более панические мысли, подвигнувшие совершить ряд расчетливых телодвижений. Не отдавая отчета в том, что творю, я, пригнувшись, подбежала к скудной горстке одежды, резво похватала грязные штаны с рубашкой и свой телефон, прижала их к груди и с прытью быстроногой лани помчалась к двери.

Я сумасшедшая? Вполне возможно, учитывая полуобморочное состояние, озаглавленное страхом неземного происхождения. Но гнал меня вперед отнюдь не разыгравшийся приступ психоза. На миг я представила, что испытают родители, узнав обо всем случившемся. Их дочь стала жертвой маньяка, в квартире которого нашли расчлененный труп моей одноклассницы. Да меня запрут в кабинете психоаналитика на долгие годы, заставят ходить на групповые встречи жертв насилия, а на завтрак, обед и ужин станут подавать литий, исходя из желания помочь справиться с пережитым стрессом! Нет уж, знаем, проходили! Единственный человек, который мне сейчас нужен, это Джей, и точка.

Коридоры, коридоры, коридоры…Я петляла по бесчисленным узким проходам, старательно придерживаясь правого направления у развилок, и буквально грезила о лестнице. Крики, грузный топот шагов и бойко выбитые стекла остались далеко позади.

Вновь перепутье поворотов, кажется, сотое по счету. Я обессилено прижалась голой спиной к стене с облупившейся краской (одеяло потерялось минимум минут пять назад), уняла шумное дыхание, наспех натянула на себя нестерпимо воняющие вещи и, уповая на Фортуну, потыкала пальцем в кнопки разряжающегося мобильника. 'Нет сигнала', - бесстрастно отрапортовала бесполезная штуковина, вызывая на глазах злые слезы. Весь мир сговорился против меня, что ли?

Тратить время на истерики — зряшное дело, поэтому, взяв себя в руки, я свернула направо и понеслась вперед, осторожно придерживаясь ладонью стены. Развить достаточную скорость не позволяла беспросветная темнота, неожиданно рассеявшаяся через сотню метров. Не веря собственному счастью, я прибавила шагу, с трудом различила вдалеке очертания первого попавшегося мне на пути окна и ликующе подпрыгнула на месте, когда лунный свет, с трудом проникающий сквозь мутные стекла, очертил поистине великолепный оазис: крутую железную лестницу с местами выломанными перилами. Не чуя под собой ног, я бросилась к спасению, за что мгновенно поплатилась. Левая ступня 'удачно' угодила прямиком на гвоздь, торчащий из полусгнившей половицы. Толстая шляпка, оказавшаяся на поверку острой, как бритва, лихо вспорола кожу и надежно утвердилась в пятке. Судорожно зажав рот руками, чтобы не взвыть от невыносимой режущей боли, я неловко дернула ногой в сторону, чем только усугубила положение. С утробным чавканьем ржавый стержень зашел еще глубже. Перед глазами помутнело от слез, тело потеряло равновесие, и я с оглушительным грохотом шлепнулась на пятую точку, взвыв от неконтролируемого приступа паники.

Увлекшись яростным привлечением к себе внимания, я не заметила появившуюся за спиной тень и чуть не умерла на месте от разрыва сердца, когда холодные, бледные ладони сомкнулись на лодыжке и, играючи, освободили ногу из 'капкана'.

— Все хорошо, родная, — усилил чудовищные рыдания любимый голос, коснувшийся самых потаенных глубин измученной души. — Я здесь, все закончилось. Иди ко мне.

Черная фигура вытянула вперед руки и с присущим одному Джею изяществом подняла меня с пола. Не веря своим ощущениям, я крепче прижалась к затянутой в кожаную куртку груди, вдохнула полные легкие терпкого аромата несравненного одеколона Фаренгейт и закусила губу, пытаясь ценой нового витка боли утихомирить рвущийся изнутри вой раненой волчицы.

На словесное выражение эмоций меня не хватило, поэтому пришлось ограничиться циклическим повторением его имени, к которому добавлялось бессменное: 'Я люблю тебя'.

Спуск по лестнице прошел в пелене тумана. Я не слышала абсолютно ничего помимо яростного биения сердца, всхлипываний и убаюкивающих нашептываний. Но на свежем воздухе, показавшемся мне после затхлости и стойкого запаха гнили, упоительным и едва ли не божественным, в сознании неожиданно прояснилось, а следом пришло некоторое удивление. Озадачил внешний вид Майнера. Вязаная шапка (и это в начале октября, когда столбик термометра даже по ночам редко опускается ниже плюс пятнадцати градусов!), неаккуратно скатанная на лбу, уже упомянутая куртка, наглухо застегнутая до самого горла, кожаные перчатки без пальцев, широкие спортивные штаны со странным накладками, в одной из которых удалось узнать ножны, и мягкие кроссовки на эластичной подошве, соприкасающиеся с землей абсолютно бесшумно. Через плечо была перекинута лямка длинной вытянутой сумки, и ее содержимое не шутку меня обеспокоило.

Я вспомнила мечущийся по помещению красный луч, отдаленно напоминающий лазерную указку, упавшего Лео, разодранное горло с фонтаном бьющей изнутри крови и…очутилась на заднем сиденье неприметной черной машины.

— Потерпи еще немного, Астрид, — умаляющим тоном обратился ко мне Джей, суетливо закутывая ноги взятым с переднего кресла пледом. — Сначала отъедем подальше.

Изловчившись, я крепко сжала его руку и молча согласилась с предложением, для наглядности мученически опустив обжегшие глаза веки. Парень натянуто улыбнулся, стянул с головы шапку и бросил ее под сиденье, заботливо умостив рядом сумку со снайперской винтовкой.

Даже в таком состоянии я могла рассуждать более менее здраво и с легкостью сопоставила цепочку событий. В мерзкого, психопатичного, агрессивного негодяя (самые скромные эпитеты, коими я наградила бы это существо) явно стреляли за секунду до того, как на заброшенную фабрику или завод, в лабиринте которого я провела последние несколько часов, пожаловала полиция. Если прибавить ко всему известные факты из биографии Джея, то станет ясно, чьи Господом благословенные пальцы спустили крючок.

Он нашел меня, убил подонка (во всяком случае, на последний факт я уповала с религиозным тщанием свихнувшегося католика) и вытащил из дебрей кромешного ада живой и почти невредимой. Святые мощи, как одуряюще сильно я люблю этого Мужчину!

Все верно, именно с большой буквы, потому что он мой Темный Рыцарь, мой Бэтмен!

Захохотав, точно безумная, над неудачностью получившегося сравнения, я вмиг перешла на истеричный смех, миновала отметку судорожная икота и залилась горючими слезами. От облегчения ли, счастья, осознания пережитого страха или же просто банального запоздалого испуга? Не знаю. Все внутри рвалось, лопалось, крушилось и сметалось от одного лишь воспоминания о черных глазах, забирающихся ко мне в душу, о руках, срывающих одежду и мнущих грудь с животным неистовством, об улыбке ненасытной гиены и тонком луче света, поблескивающем на клинке мачете.

Майнер остановил машину, стремглав выскочил из-за руля и пересел на заднее сиденье, успокаивающе прижимая меня к себе. От плавной мелодичности его голоса и клятвенных заверений, что больше ничего дурного не случится, мне, на удивление, стало стыдно и противно. Чертова эгоистка! Разлилась стенаниями на тему 'Ах, как мне плохо и невыносимо больно!' и даже не подумала о том, что чувствует он, вытирая тыльной стороной ладони твои мокрые щеки! Как винит себя за все случившееся!

Я мгновенно заткнулась, с корнем выкорчевав из себя жалость к собственной персоне, и не пискнула ни разу, пока Джей обрабатывал жгучей мазью рану на ступне, накладывал временную повязку и осторожно растирал руками заледеневшие конечности. Конечно, его подчеркнуто яростное молчание пугало, как и повисшие в воздухе невысказанные вопросы, но при взгляде на теплые, родные и милые сердцу пронзительно голубые глаза неизменно становилось легче.

— Поедешь ко мне? — с просквозившей в хриплом голосе надеждой спросил он, заканчивая тщательный внешний осмотр моего тела. — Хотя бы на сегодняшнюю ночь, потому что…

— Там Айвены, — опечаленно вспомнила я, мысленно удивляясь ничтожеству Лео. Зачем было их убивать? Неужели для вампиров, вроде него, не существует понятия ценности простой человеческой жизни? — И я поеду с огромным удовольствием!

Не слишком плавная смена темы подействовала на парня самым благостным образом. Улыбнувшись с подвластным лишь ему одному очарованием, он оставил на моих губах разрушительный по силе нежности поцелуй и вернулся к обязанностям водителя, развлекая меня по пути нарочито ироничными байками об ужасах вампирского логова.

Я смеялась отчасти из желания ему угодить, но к концу довольно продолжительной поездки действительно ощутила некий подъем настроения, вознесшегося на недосягаемую высоту при входе в шикарно обставленный холл подъезда. Мраморный пол, кадки с буйно растущими цветами, вычищенная до блеска ковровая дорожка, мускулистый консьерж лет тридцати, приветствующий нас сверканием керамических зубов, мягкие диван и кресла, обильно украшенные позолотой, и помпезная люстра с тысячами висюлек из горного хрусталя. 'Здесь живут богатые люди!' — кричала каждая деталь интерьера, вплоть до сенсорных кнопок в лифте.

До роскошной кабины я гордо шествовала сама, стараясь ступать только на носочек больной ноги, а после без всякого смущения забралась к Джею на руки и со щемящим сердцем принялась отчитывать этажи. Второй, третий, четвертый…седьмой и, наконец, восьмой, встретивший нас одной единственной стальной дверью угрожающей наружности. Темно-коричневая, массивная, с мрачно выполненной в готическом стиле ручкой, она словно предупреждала: 'Держись подальше, всяк сюда входящий!'. Или это очередная игра моего зашкаливающего за разумные границы воображения?

Чуть поодаль на стене разместился славный кодовый замок с цифровой клавиатурой из тех, что устанавливаются на промышленных предприятиях.

Парень набрал заветную комбинацию '01-16-19-25', сопроводив бодрое пиканье коротким пояснением:

— Каждый набор чисел нужно нажимать одновременно. Поначалу будет трудно, но затем пальцы привыкнут. Дату запомнить несложно, это день моего рождения.

Я с воодушевлением повторила про себя окрыляющие сведения, мысленно выставила пометочку на шестнадцатое января и с затаившимся дыханием оглядела светлую прихожую со встроенными шкафами, идеальными рядами составленной на полке обуви, зеркальной стеной без единого пятнышка, бежевыми стенами и красивого древесного оттенка полом с двумя круглыми половичками песочного цвета. Приди моей маме в голову идея положить у входа нечто столь же светлое и ворсистое, лежать у двери свалявшейся серой тряпке, потерявший всякий вид от бесконечной череды стирок. У Джея же фигурные нарезки ковролина радовали глаз абсолютной чистотой. И этот вампир имел наглость напропалую лгать мне о царящем в холостяцкой берлоге хаосе?

Правда, как следует осмотреться мне не дали. Секунду потратив на снятие кроссовок, парень вновь подхватил меня на руки и понес куда-то вглубь квартиры, совершенно не собираясь включать свет, столь необходимый моему разыгравшемуся любопытству. Поэтому следующей комнатой, подвергшейся внимательному изучению, стала ванная.

Просторная, чистая и светлая — думаю, эти существенные эпитеты можно больше не повторять, Майнер был явно не равнодушен к солнечным тонам, помешан на аккуратности и влюблен в свободу, выражающуюся во всем. Обстановка соответствовала последнему слову техники: стиральная машина с кучей функций, баснословно дорогая джакузи с гидро- и аэромассажем, встроенная в пол наподобие варианта бассейн в миниатюре, стоящая поодаль душевая кабина, способная вместить в себя футбольную команду, шкафчики и прочие 'себе любимому' аксессуары.

Не церемонясь, он снял с меня вонючую и грязную одежду, мягкими массажными движениями размял напряженные плечи и на мгновение задержал ладони на тонкой ткани коротеньких шорт.

— Он что-нибудь с тобой сделал? — с трудом выговорил Джей, избегая смотреть мне в глаза. — Просто кивни, если не можешь сказать. Обещаю, я больше никогда об этом не заговорю, только ответь.

— Нет, — спешно забормотала я, судорожно обхватывая его лицо руками, — он не сделал ничего. И даже не пытался, честное слово. Кровь пил, да, но ничего больше.

Я знала, что частично лгу во благо, потому как ни под каким предлогом не могла позволить ему мучиться от еще большего чувства вины. И он поверил.

С хитрющей улыбкой стянул с меня последнюю часть гардероба, ласково и безумно щекотно чмокнул в животик, а затем плавно опустил в воду, неожиданно оказавшуюся непередаваемо теплой, настойчиво заставив окунуться с головой.

— Для восстановления кровообращения, — тоном профессора медицины возвестил парень, выуживая из висящего неподалеку шкафчика тюбики, флаконы и баночки всевозможных расцветок, а после вернулся ко мне и опустился на пол, предварительно расставив вокруг все парфюмерное великолепие. — Закрой глаза, расслабься и глубоко подыши, а я уж найду способ воспользоваться твоей беспомощностью по своему усмотрению. Идет?

Я обвела влюбленным взглядом игривую и неподражаемо наглую ухмылку и послушно нырнула под воду, от души наслаждаясь обволакивающим тело комфортом, воздушной легкостью щекочущих пузырьков и витающей в помещении атмосферы уюта и защищенности. Но даже не смотря на абсолютный покой мерно дремлющего подсознания, пережитые ранее ужасы вернулись ко мне в полном объеме, стоило лишь на мгновение опустить веки и позволить рукам Джея безраздельно властвовать над своими волосами. В нос ударил гнилостный запах, запястье вновь полоснуло жгучей болью, на языке поселился тошнотворный вкус жадных поцелуев Лео, и я, сама того не желая, забилась в приступе неконтролируемой истерики, плавно принимающей формы настоящего психоза.

— Тише, Астрид, тише, — сквозь шумный плеск встревоженной хаотичными взмахами рук воды донесся до меня мурлыкающий голос Майнера. — Все хорошо, слышишь? Когда я рядом по-другому и быть не может. Посмотри на меня, — его ладони сомкнулись по обеим сторонам моего лица, искаженного застывшей гримасой безотчетного страха. — Выдох, вдох и снова выдох. Вот так, моя девочка, моя красавица, моя сладкая. У тебя аллергия только на снотворное или на какие-то еще препараты?

Я с трудом избавилась от ярких зрительных, осязательных и обонятельных галлюцинаций и предпочла держать глаза широко раскрытыми, отвечая на странные по своей содержательности вопросы. Мой организм не переносит аспирин, парацетамол, да и вообще очень неодобрительно относится к фармакологической продукции. На завтрак я предпочитаю тосты с хрустящей коричневой корочкой, апельсиновый джем и сок, хотя от фирменного омлета с поэтичным названием 'Криворукий шеф-повар' тоже не откажусь. Мультики? Хм, если только старой диснеевской закалки.

Продолжая терзать меня лишенными логики уточнениями, парень щедро смочил ладони приятно пахнущей цветами жидкостью из бутылочки с надписью 'Массажное масло' и с усердием принялся растирать кончиками пальцев мои распаренные щеки, скулы, подбородок, лоб, уделяя особое внимание чувственным участкам у крыльев носа. Затем настал черед волос, шеи, затылка с пульсирующей шишкой величиной с мяч для гольфа, плеч, ключицы и груди. Млея от небывалого наслаждения, я безвозвратно растворилась в неге скользящих поглаживаний и даже не заметила, как оказалась стоящей на теплом полу, заботливо завернутая в безразмерный белый махровый халат.

— С приятной частью закончили, — задорно рассмеялся мне на ухо Джей, обвязывая талию широким пояском. — Осталось совсем немного потерпеть и баиньки, да?

Разве я могла с ним спорить? Тем более что каждая мышца в организме ныла от неимоверной усталости и яро требовала двенадцатичасового отдыха.

Ванную комнату я покинула, беззастенчиво развалившись на руках у Майнера, готовая уснуть в любой предложенной позе, лишь бы рядом был он, мой любимый.

Однако сонливость вмиг слетела с меня, едва мы переступили порог новой, еще не виденной залы. Изначально определить ее назначение не представлялось возможным из-за обилия разнообразной мебели. Шикарный письменный дубовый стол у окна с запирающимися на замок ящиками, секретером и несметным количеством полочек, заваленный папками, стопками бумаг, раскрытыми книгами. Придвинутое к нему кресло поражало не только внушительными размерами, но и подчеркнутой вычурностью. Обтянутое кремового цвета кожей, с высокой спинкой и удобным подголовником, оно грозно возвышалось над комнатой и будто характеризовало своего хозяина. Властный, беспринципный, временами жестокий, самовлюбленный ценитель комфорта во всех его проявлениях. Тяжелые парчовые портьеры оттенка расплавленного золота поразили воображение красотой и искусностью складчатой сборки, расходящейся к трехметровому потолку округлыми волнами. Вдоль одной из стен протянулись бесконечные ряды книг и дисков. Первые были представлены многообразием литературных жанров и авторов, вторые делились на четкие категории: видеоигры, музыка и фильмы. Разобраться в представленном ассортименте с первого взгляда было невозможно. Ни один магазин, специализирующийся на продаже цифровой продукции, не мог похвастать таким баснословным количеством наименований.

Напротив вольготно расположился огромный диваноподобный монстр с монохромной персиковой обивкой и обилием подушек самых причудливых форм. Провалившись в объятия мебельного гиганта, упираешься взглядом во встроенный ЖК-телевизор диагональю в мизерные два метра и в предвкушении плодотворного отдыха потираешь руки. А развлечений тут нашлось предостаточно. Домашний кинотеатр с какой-то немыслимой и жутко сложной акустической системой, сразу несколько игровых консолей, вытянутых в строгую линию на некоем подобии тумбы, и мерцающие красными лампочками пластиковые блоки, о назначении которых я могла лишь догадываться.

Разумеется, не обошлось в интерьере и без гибридной помеси шестидверного шкафа с гардеробом, выполненного в горчичных тонах с искусственно состаренным узорным орнаментом. Добавить ко всему прочему палевый ковер с упругим ворсом, невероятно большую кровать с балдахином и четырьмя изумительными округлыми столбиками явно ручной резьбы, зеркальный потолок, пуфики, кресла, и мой невыразимый обывательскими определениями шок станет предельно ясен. Я никогда не видела столь великолепных спален и представить не могла, что существуют на свете мужчины, обладающие таким чувством стиля. В этой комнате хотелось жить, проводить долгие часы за разговорами с чашечкой кофе в руке, подолгу валяться утром в постели под тяжестью пуховых перин и наблюдать за неспешным восходом солнца, жадно впитывая в себя щекочущие желтые лучи.

Размышления и немое желание напроситься в гости с чемоданом недельного запаса одежды несколько отвлекли меня от действий Джея, сосредоточенно обрабатывающего неглубокий, но болезненный порез на запястье. Я сидела на краю постели, ребячливо болтая в воздухе не достающими до пола ногами, и изо всех сил старалась не расплакаться от умиления. Расположившийся рядом со мной на коленях парень осторожно промокал ваткой проступающую кровь, смазывал края раны безжалостно жгучей мазью и нервно просил потерпеть еще совсем немного, очевидно, полагая, что доставляет одни мучения. А я не чувствовала физической боли, потому как душу затопило неимоверной благодарностью. Никогда прежде я не получала такой искренней заботы, внимания, ласки и любви. Настоящей, не разыгранной, круглосуточной и не вызывающей сомнений.

Казалось, для Майнера нет никого и ничего важнее меня. И я бы все отдала, дабы разок услышать это из его уст. Шепотом ли, намеком или скрытым подтекстом — без разницы.

— Джей, — боязливо разрушила я нашу уютную тишину, — тебя не смущает…вид крови?

— Что? — на миг поднял он взгляд, исполненный неподдельной тревоги. — Почему кровь должна меня смущать? — мне действительно стоит отвечать? — Ах, да, я же вампир, — не слишком-то весело рассмеялся парень, принимаясь за наложение туго стягивающей кожу повязки. — И в твоем представлении все мы агрессивно рычащие твари, готовые броситься в любой момент на кого-то, пахнущего столь же аппетитно. Могу разочаровать тебя, Астрид, с самоконтролем у меня полная гармония. При виде чужих порезов я не хриплю, не клацаю зубами, не теряю рассудок. Все куда проще. На войне меня многому научили, в том числе, бороться со своими желаниями и внутренними демонами. Жесткое табу накладывалось почти на все: эмоции, переживания, боль, страдания, чувства, мысли. Меня воспитали как бездумную машину для убийств, слепо выполняющую приказы. Четырехдневная засада без еды и питья в ожидании подкрепления? Есть, сэр! Слизывать росу с травы, довольствоваться грязью из-под ногтей и холодными ночами кутаться в маскхалат* в надежде хоть немного согреться — это было нормой. По странному стечению обстоятельств все события в жизни будто предвещали собой смену сущности. Я родился в семье потомственного аристократа, принеся в этот мир редкое генетическое уродство — полный спектровой дальтонизм. Почти беспомощный на свету, ночью я вдруг ощущал себя царем природы. Затем война, участие в допросах, лицезрение жестокости и школа снайперов, которую мне не удастся забыть никогда. Я стал лучшим, поэтому и выжил в аду, где большинство просто сходило с ума и хладнокровно лезло под пули. В январе 1944 года я попал в Восточную Африку, в Эритреи, тогда еще входящую в состав Эфиопии. Там у нас была небольшая спецоперация, закончившаяся полным провалом. Командующий Британскими войсками, капитан Грей Солис, погиб, связист попал в плен, и в общей суматохе о группе в двадцать три человека, в числе которых был и я, просто забыли. Две недели под палящим солнцем, когда идти можно было только ночью, без продовольствия, в окружении недружелюбно настроенных итальянских войск…Тогда смерть мне казалась высшим благом. Мы ловили змей, насыщая неугомонную жажду их кровью, жевали кору и листья редких деревьев, не могли спать от множественных ожогов. А ты говоришь о какой-то царапине, — со смехом закончил Джей коротенький экскурс в прошлое, целуя крохотный бантик на забинтованном запястье. — Представим гипотетическую ситуацию: ты голодна, достаточно, чтобы ощущать некий дискомфорт, и вдруг видишь перед собой шведский стол. Твои действия? Броситься к яствам, похватать все руками и поскорее набить рот? Или, все-таки помня о некоторых приличиях, спокойно взять тарелку, неспешно оглядеть ассортимент, выбрать самое вкусное и как следует насладиться процессом? Вот и я о том же, сладкая. Никогда не забывай, что я был и остаюсь человеком, пусть и несколько неживым.

Я молча смотрела ему в глаза, покрываясь стыдливым румянцем. И дернул же черт за язык! Хотя, признаться честно, от его слов мне стало чуточку легче. Не хочу, чтобы он страдал по моей вине.

Следующие десять минут ушли на обработку ступни, на протяжении которых я не охнула ни разу. И не потому, что стойко терпела боль и обладала завидным запасом мужества. Просто Майнер, занимаясь перевязкой, попутно умудрялся щекотать, целовать и нежно покусывать пальчики на ноге, отчего мои мысли витали далеко за пределами пережитых ужасов бесконечного дня.

Затем настал черед приготовлений ко сну. Джей предложил мне облачиться в одну из его пижам и с плохо сдерживаемым похихикиванием помог закатать длиннющие рукава у красивой черной рубашки из атласной ткани, ласкающей кожу, и брючины у широких, огромных для моих габаритов штанов, норовящих соскользнуть с меня в любую секунду, резинка которых обосновалась аккурат в районе груди. Представляю, как я выглядела со стороны! Словно пятилетний ребенок, примеривший на себя взрослый наряд.

Когда голова потонула в объятиях неповторимо мягкой подушки с обволакивающим запахом волос хозяина спальни, а тело под весом толстого одеяла продавило ортопедический матрас и мгновенно расслабилось, парень сел рядом и проникновенно заговорил:

— Я должен отъехать на пару часов, — голос напряженный, без тени былого желания во что бы то ни стало развеселить меня и заставить смеяться. — К тебе домой. Наведу порядок, возьму вещи, книги, все, что попросишь. Это важно, Астрид. Иначе неприятностей мы не оберемся. Ты только не бойся. Здесь ты в полной безопасности!

— Хорошо, — сипло согласилась я отпустить того, в чьем ежесекундном присутствии нуждалась, как никогда. — Обещаю быть паинькой и приложить максимум усилий к тому, чтобы заснуть. Только, пожалуйста, будь осторожен, ладно?

— Всенепременно, — облегченно заверил он, прижимаясь губами к моему лбу, а после отодвинулся и непривычно серьезно добавил. — Я люблю тебя.

Без всяких изысков и ласковых обращений, вроде 'моя маленькая'. Чувственно, искренне и настолько впечатляюще, что я чудом сдержала мелодраматичные рыдания и вместо этого жадно впилась пальцами ему в плечи, шумно втягивая носом испарившийся из комнаты воздух.

— Спасибо, — одеревеневшим языком прошептала я, не сумев избавиться от глумливо потирающей руки мести.

— Да не за что, — тихо рассмеялся Джей, приглаживая разметавшиеся среди подушек волосы. — Мне давно следовало это сказать. Ты лучшее, что случалось в моей жизни за последние шестьдесят лет. А теперь мне пора. Свет я оставлю включенным.

Неохотно поднявшись с постели, он, повсеместно оглядываясь на меня, подошел к стеллажу с ____________________

*Маскировочный костюм (маскхалат) — является одним из вариантов камуфляжной спецодежды. Часто используется снайперами.

книгами и дисками, бегло пробежался глазами по названиям и вытянул с нижней полки яркую пластиковую коробочку с надписью 'Балто'.

О, Боже! Засыпать под детский мультфильм о ездовых собаках и говорящем гусе, что может быть прелестнее?

 

Глава 18. Сказки на ночь

POV Джей

'Не думай об Астрид. Не думай, сохраняй хладнокровие', - словно мантру твердил я, ежесекундно срываясь на истошный крик, сопровождаемый глухими ударами кулаков по рулю. Моя вина, моя ошибка! Почему я сразу не поговорил с Лео, не объяснил, что не имею никакого отношения к чертовым презентам неугомонного Шутника?! Без понятия.

И вновь в голове созревает неразрешимая дилемма — забыть на время о своей мести и просто убить единственным из возможных способов? Или позволить благоразумию взять верх и устроить показательную казнь?

К моему вящему недовольству второй вариант казался более приемлемым. В нашем суровом вампирском мире бессмертие заканчивается с почином головы. Вжик сабелькой по надоедливому горлу, и зажившийся храбрец пополняет ряды в адском товариществе. Но есть и альтернатива, которая лично мне кажется более предпочтительной. Долгая, навязчиво продолжительная смерть, когда гниешь заживо, становишься тем, кем по сути являешься. Мертвяком, отлично сохранившимся трупом. С одной лишь поправкой на то, что процесс разложения тканей и костей вступает в силу.

Изменения в теле начинают происходить сразу после его, выродка вечности, настоящей смерти. Сердце уже давно перестало гонять по сосудам кровь. И когда на энцелографе пропадают все признаки активности мозга, начинается стадия, предшествующая разложению, — ранние трупные явления. Сначала падает температура тела, примерно на один градус в час. Так что по истечению суток труп становится, как говорят ученые, изотермичен. Параллельно кровь из сосудов просачивается в окружающие ткани и проступает на поверхности кожи в виде синюшно-красных трупных пятен. Одновременно сохнут кожные покровы, в первую очередь — слизистые оболочки. Губы сморщиваются и растрескиваются, высыхает роговица глаз и слизистая век. Моргать и издавать членораздельные звуки уже невозможно. На этой стадии обычно развивается трупное окоченение, мышечные волокна, вот уж каламбур, намертво сцепляются друг с другом.

Время меж тем идет, и с бренным телом происходят и вовсе неприятные вещи. Из-за автолиза — разрушения клеток и высвобождения из них ферментов — ткани размягчаются, и начинается, по сути, процесс самопереваривания. Тело становится вялым, жидковатым. Сложные органические соединения (белки, жиры и углеводы) распадаются до более простых. Попутно образуются аммиак, сероводород, метан, углекислота и ряд веществ, именуемых в народе трупными ядами (кодаверин, петрусцин, птомаин), которые обладают весьма специфическим запахом.

На этом этапе наш дорогой подопытный начинает подванивать, а через некоторое время и откровенно благоухать падалью. Раньше других начинает гнить кровь в сосудах и сама сосудистая стенка, на поверхности тела помимо трупных пятен появляется характерный зеленовато-синий древовидный рисунок. Роговица к этому моменту уже окончательно высыхает, губы из-за недостатка влаги поджимаются, подсыхают кончики пальцев (из-за этого кажется, что ногти у трупа продолжили расти, хотя на самом деле это не так). Имеем возможность наблюдать писаного красавца!

Примерно через неделю скопившиеся внутри тела газы раздувают некогда назойливого вампира, он становится приятно округлым, кожа на поверхности тела лопается и отслаивается. Следующая остановка конечная — бесповоротная смерть.

Как же добиться столь сногсшибательного эффекта? Заставить испытать все прелести биологической кончины во второй раз. К примеру, если Лео отравили ядом рицином, то мне предстоит проделать то же самое, дабы обернуть обращение вспять. Маленькая загвоздка, я понятия не имею, как лишили жизни мерзавца, а гадать не представляется разумным.

Попутно развлекая себя вящим представлением разлагающегося по всем параметрам врага, я добрался до дома, словно ошпаренный, влетел в квартиру и кинулся к сейфу. Сценарий маленького шоу созрел давно, и для его воплощения мне понадобится минимум 'декораций'. Шумная толпа полицейских, старая добрая снайперская винтовка, костюм начинающего террориста, краденый автомобиль и стратегический запас лекарственных средств на случай…Черт, как не хотелось думать, будто с Астрид что-то не в порядке!

На бегу облачаясь в тренировочные штаны и удобную, не сковывающую движения футболку, я включил подогрев воды в джакузи и ринулся к холодильнику за бутылкой воды, на всякий пожарный прихватив и вторую.

Спортивная сумка, на дно которой я уложил разобранную винтовку, коробку с патронами (слабые попытки внутреннего голоса, предлагающие прихватить и разрывные пули, остались без внимания), датчик для улавливания сверхкоротких радиочастот и глушитель. Кажется, все.

Подхватив поклажу, я распахнул дверцы гардероба в прихожей, отодвинул в сторону мешающие плечики и выудил на свет, так сказать, счастливую кожаную куртку. С этой вещицей мы прошли через многое, оборвали не один десяток жизней метким выстрелом. Думается, она заслужила право поучаствовать и в этом маленьком представлении.

В нагрудном кармане нашлась незаменимая безделица — черная вязаная шапка, в развороте полностью скрывающая лицо за исключением трех прорезей для глаз и рта. Светопреставление под кодовым названием 'Маски-шоу' начинается! Просьба всех присутствующих устроиться поудобнее и пристегнуть ремни.

Черный юмор, понимаю, но я должен был хоть чем-то занимать мысли, так и норовившие перескочить в разряд панических, потому как одному дьяволу известно, что происходит с моей девочкой, столь некстати очутившейся на перепутье вампирских разборок.

Следующим пунктом развлекательной программы значился угон автомобиля. В принципе, можно было взять любой из имеющихся на стоянке, но моей жажде рвать и убивать не терпелось вырваться наружу, поэтому, закинув сумку на плечо, я двинулся прямо к шоссе.

Ждать было недосуг. Кинувшись под колеса первой попавшейся машины, я без всякого сожаления вытянул с водительского сиденья парнишку лет двадцати, смачно приложился кулаком к его челюсти и бросил на асфальт тщедушного студента, сетуя на нехватку времени. Конечно, можно было наспех вскрыть худощавому мальчишке пару-тройку артерий перочинным ножом, но делать этого не хотелось. Во-первых, терпеть не могу мужскую кровь. Прикасаться губами к шее сомнительного представителя сильной половины человечества…бр-р, попахивает нетрадиционными замашками. Во-вторых, есть на улице просто неприлично. Так уж меня воспитали.

Кстати, транспортное средство попалось отвратительное. В салоне нестерпимо воняло бензином и жутким аэрозолем с привкусом кокоса, ходовые качества не нуждались в комментариях, а стойкое дребезжание разваливающихся запчастей окончательно ввергали в состояние уныния. Благо, было чем заняться на протяжении отнюдь не близкого пути.

Включив магнитолу, я сбил настроенные радиостанции, добавил громкости и под бодрое шипение вперемешку с ультразвуком достал из кармана штанов телефон.

Беседа с дежурным полицейским получилась краткой. На непередаваемо высоких интонациях я сообщил, что к северу от федеральной тридцать второй трассы в одном из заброшенных заводов скрывается опасный преступник, в квартире которого сегодня вечером обнаружили расчлененный труп Джессики Уилсон. Цепляясь за информатора, офицер предложил мне представиться и в ответ услышал театральное:

— Законопослушный инкогнито.

Прихваченный заранее датчик завещал на полицейской волне, и через пять минут разрозненные разговоры и перекличка по рациям оповестили о том, что к нашему миленькому сабантуйчику присоединилась добрая половина обряженных в бронежилеты спецназовцев. Интересно, а прихватили ли они снайпера?

Гнусные смешки малость уменьшили избыток адреналина в крови и помогли настроить все пять чувств на максимальную восприимчивость к условиям окружающей среды. Задание — разыграть сценку убийства на глазах у полиции. Возможные осложнения? Неустановленное местоположение объекта, грязные оконные стекла, искажающие обзор, предельная дальность цели. Придется пользоваться лазерной меткой. Дело дрянь!

А если Астрид увидит и очень неправильно отреагирует, что тогда? Лео не даст мне второй попытки, зато разозлится не на шутку.

Ладно, отбросим анализ бессмертной психологии. Куда стрелять? Сакраментальный вопрос. В голову? Калибром 7.62? Мило, конечно, но лишь в одном случае, если я мечтаю разнести негодяю полчерепа без всякого сожаления. Вероятно, подобные фантазии не раз заглядывали ко мне на огонек, вот только смерть в итоге выйдет быстрой и безболезненной, а хотелось настоящего путешествия по дебрям никогда не умолкающей боли. В сердце? Отличный вариант. Достаточно мучительно, по-людски смертельно и почти бесшумно, а после можно будет насладиться занимательным просмотром того, как это ничтожество отправляется в морг в пластиковом мешке. М-да, я психопат.

Тем временем не самый скоростной автомобиль домчал меня до мрачной промышленной улочки. Заборы из металлической сетки с угрожающими табличками, тянущиеся к черному небосклону заброшенные здания, остановившие свою работу цеха и первозданный хаос. Воздух в этой части города был пропитан безысходностью, увяданием, тоской и одиночеством. Ни одного исправного фонаря, полная и безграничная тишина, славные отголоски которой настраивали на немой диалог с монументальными бетонными стенами.

Медленно проезжая вдоль разбитой дороги, я внимательно присматривался к каждому из корпусов, пытаясь определить нужный. Какой из полуразвалившихся построек под силу погасить достаточно мощный сигнал мобильного телефона?

Выбор пал на четырехэтажное административное здание. Приди мне идея ненадолго уйти 'в подполье', непременно остановил бы свой взгляд именно на нем. Почему? Ныне здесь концентрировалась большая часть служащих: клерки, бухгалтера, начальники цехов, управляющие, директора. Выходит, только в этих помещениях предусмотрено, как минимум, три выхода — главный, черный и пожарная лестница, огибающая стены с подветренной стороны. Не исключено, что существует и спуск в подземные казематы. Проектировщики и инженеры после Второй мировой старались предусмотреть и ситуации с неожиданной бомбежкой или использованием ядерного, биологического и химического оружия. Огромный простор для маневров! Если Лео по каким-то причинам выследят, всегда можно будет уйти за кулисы без лишнего шума.

Я оставил дребезжащую 'телегу' в темном проулке неподалеку со сгнившими мусорными баками, выхватил с заднего сиденья сумку, натянул на лицо шапку и, плавно распределяя вес тела на обе ноги для относительной бесшумности, перебежал улицу. В кратчайшие сроки нужно найти наиболее выгодную для прицельной стрельбы точку. Хлюпкая крыша сарая? Лестничный пролет двухэтажного склада? Водонапорная башня? Слишком много открытого пространства и предельно суженый угол обзора. Необходимо нечто более затемненное, скрытное и в то же время приближенное. О, да! Чердак двухуровневого производственного корпуса — идеальное место.

Воспевая дифирамбы всевышнему, щедрой рукой наградившего меня непревзойденным сумеречным зрением, я легко лавировал меж массивных конструкций, доживающих свой век, и в конечном счете добрался до заветного окна с отсутствующей рамой. Руки действовали машинально, собирая воедино давно усвоенный пазл. Газовый поршень, толкатель с пружиной, ствольные накладки, ударно-спусковой механизм, затвор, затворная рама, крышка ствольной коробки, возвратный механизм, щека приклада, оптический прицел, магазин и глушитель. Красавица моя, как же я скучал!

Установив винтовку на ложи*, я распластался на грязном полу и приник к оптическому устройству, спешно выставляя максимально точные настройки для лучшей видимости.

Тусклые, местами отсутствующие стекла административного здания. Абсолютно чистый, отлично просматриваемый первый этаж. Ни единой души, что называется. Второй уровень несколько затруднил тщательное изучение множеством запертых комнат и придвинутыми к стенам шкафами, но звериное чутье подсказывало подняться чуть выше, а я привык доверять своим инстинктам, не раз спасавшим жизнь не только моим боевым товарищам.

И вот, наконец, третий лестничный пролет. Пустой холл, мрачно обставленное разломанной мебелью помещение для переговоров, лабиринт коридоров, извивающихся под самыми неожиданными углами, замазанное краской окно и…Дьявол всемогущий, я нашел их!

Единственная освещенная тусклой лампой комната. Невысокие стойки, поистрепавшиеся со временем перегородки, прогнившая мебель — обстановка не представляла для меня никакого интереса, но отмечалась машинально. И как назло, именно в этом окне все стекла оказались целыми и невредимыми, хоть и изрядно замутненными десятилетним осадком пыли и дождевыми разводами.

Я не сразу заметил Астрид, закипающий ненавистью мозг лихо выдернул из пространства только одно окаменевшее лицо — Леандр. Он стоял вполоборота, вперившись в пол остекленевшими глазами, и изредка вяло шевелил губами, по всей видимости, поддерживая высокоморальный диалог с внутренним голосом.

Только накрепко вбитое в подсознание правило изначально оценивать обстановку по всем параметрам удержало меня от немедленного нажатия спускового крючка и, надо заметить, очень ______________________________

*Ложи — ножки, крепящиеся к стволу винтовки для удобства стрельбы. Позволяют не держать оружие на весу.

вовремя. Через секунду тень, скрывающая от меня туловище врага, зашевелилась и я с ужасом узнал в ней свою девочку, закутанную в пыльное одеяло. Самообладание решительно помахало мне ручкой в тот момент, когда Астрид осторожно покосилась за спину и на мгновение задержалась в объективе прицела.

Я никогда не забуду ее глаза. Испуганные очи затравленного звереныша, угодившего в медвежью яму прямиком на остро заточенные колья. Растерянность, паника, боль от каждого движения, немая мольба и жалобная вера в то, что все закончится благополучно, тающая с невероятной скоростью. Нас разделяли сотни метров, но я словно слышал надрывное биение ее сердца, крики бьющейся в агонии души и звук шаркающих нежную кожу слез, струящихся по щекам.

Чувствуя, как внутри с треском и грохотом рушится желание не убивать Лео, я щелкнул затвором, включил лазерный прицел и торопливо задержал дыхание. Из тела постепенно уходила напряженность, крепко сцепленные челюсти разжались, лицевые мышцы расслабились. Я снова был в своей стихии, в маленьком мирке, где испокон веков существовали лишь мои законы и правила. Не обижать невинных. Ты нарушил главное требование, д`Авалос. Выдох. Расплата близка.

Дальнейшее заняло считанные мгновения, но я отчетливо узрел мельчайшие детали. Звон разбитого стекла привлек внимание задумчивого мерзавца, вызвав в насквозь протухших глазах легкий отголосок недоумения пополам с молниеносной догадкой. Вампир дернулся в сторону, пытаясь предугадать траекторию полета пули, чем ухудшил свое и без того незавидное положение. Я нарочно стрелял по касательной, желая пролить океан демонической крови путем попадания в яремную вену, но Лео, сам того не осознавая, услужливо предоставил более обширное поле деятельности. Жаль, я не слышал утробного чавканья, с которым патрон впился в ненавистное горло.

Однако вдоволь насладиться всей гаммой эмоций треклятого упыря мне не дал резкий вой сирен прибывшей полиции. Квартал заполонили машины, в том числе и два автобуса с надписью 'S.W.A.T.', заставившие вернуться к первоначальному плану.

Я видел, как Астрид замешкалась, не зная, как поступить, и мысленно молил ее быть умницей, не попадаться на глаза копам и бежать без оглядки, со всех ног мчаться из чертовой комнаты! Непродуманность моего плана только сейчас проявила себя во всей красе. Если Уоррены узнают имя виновника всех злоключений дочери, если воочию увидят беззаботно оставленные у гаража трупы охранников, если моей девочке придется объясняться с полицией…и еще ворох самых пугающих 'если', то я вынужден буду уехать из города, вновь поменять имя и начать сотую по счету жизнь. Чистую, ничем не запятнанную и беспробудно серую. И раньше подобная перспектива меня радовала, она давала шанс примерить на себя ранее не освоенную маску, открыть новые грани актерского таланта. Но сейчас…

Я хотел быть Джеем, потому что из уст моей малышки это имя звучало дьявольски привлекательно! Хотел быть с ней, вести размеренное, пусть и кратковременное существование, наслаждаться банальными радостями, проводить вечера у телевизора за просмотром глупого фильма о серийных убийцах, наблюдать за вдохновенным процессом создания следующего комикса, хвалить излишне яркие рисунки, находить забавные детали в эскизах, любоваться тоненькой изломленной морщинкой на лбу, появляющейся в моменты особой задумчивости. Мне нужна она! Как воздух, кровь или ночь, дарующая блаженное спокойствие. Она мой единственный шанс вырваться из плена воспоминаний. Только ей под силу обучить меня нехитрому действию — научиться смотреть в будущее. И я почти освоил этот трюк, осталось пройти всего пару шагов.

Словно услышав мои отчаянные молитвы, Астрид похватала с пола вещи, лихорадочно прижала их к груди и, сломя голову, помчалась по направлению к спасительной двери. Срываясь на истеричный хохот, порядком сотрясающий обваливающиеся стены здания, я наспех побросал в сумку части разобранной винтовки, перекинул ее через плечо и выбежал на улицу. Скользнуть незамеченным под самым носом блюстителей правопорядка? Раз плюнуть. Слишком упорные в прошлом у меня были учителя.

Следующие полчаса я провел в бесцельных скитаниях по дебрям узких, изгибающихся под замысловатыми углами коридоров, чуть не столкнулся с одним из спецназовцев, столь некстати обладающим завидной способностью передвигаться практически бесшумно, и в итоге забрел в тупик. Призрачные надежды на волю случая таяли на глазах, и расползающаяся вдоль позвоночника паника окончательно завладела моими мыслями. В тот момент, когда я уверил себя, что иного выхода просто нет, и набрал в грудь побольше воздуха для громкого крика: 'Астрид!', в темноте мелькнула и скрылась за поворотом чья-то тень. Две секунды хватило на то, чтобы воспеть оду олимпийским богам и кинуться в пучину беспросветной мглы вслед за тоненькой фигуркой.

Невозможно передать словами накрывшее меня с головой облегчение, когда в таинственном силуэте отчетливо стали видны знакомые черты. Спутанные волосы, обрамляющие мертвенно бледное лицо безжизненными сосульками, дрожащие губы и блестящие в свете луны глаза, сочащиеся горючими слезами. Я и сам был готов поддаться эмоциям, но чудом сдержался. Тем более что моей малышке везло, как утопленнику.

За тот короткий миг, ушедший на аккуратное приближение из-за спины, она с приличествующей своей персоне неуклюжестью наступила босой ногой на любовно торчащий гвоздь, еще больше испугалась, поддалась беспринципной власти страха, дернулась в сторону и с непомерным грохотом рухнула на пол, напоследок беспомощно взмахнув руками.

Забывая о скрытности, я рванул вперед, молниеносным движением сорвал шапку и припал на колени рядом с девочкой, растирающей по щекам слезы грязной ладошкой.

— Все хорошо, родная — абсолютно не своим голосом прошептал я, ловко высвобождая ступню из 'капкана'. — Я здесь, все закончилось. Иди ко мне.

Простирая вперед ладони, я из последних сил прятался от ее взгляда. Непозволительно выглядеть в ее глазах размазней с мелко дрожащими губами, только не после того, что она пережила по моей вине! А что, собственно, произошло? Мне не нужны были ответы, гораздо красноречивее обо всем случившемся свидетельствовал ее внешний вид. Одетая наизнанку клетчатая рубашка, один из рукавов которой насквозь пропитался кровью. Сбивчиво застегнутые пуговицы, открывающие обзор на длинную шею со следами жадных укусов. Нет, он не пытался добраться до ее крови мерзейшим из возможных способов, просто издевался, заставляя изнывать от невыносимой боли. Разорванная лямочка бюстгальтера, порванная вязка на резинке пыльных штанов, неряшливо забинтованное запястье с проступившей на поверхности бинта кровью. Все это я заметил прежде, чем лихорадочно сжать в объятиях измученное тело.

Астрид устало прислонилась щекой к моему плечу и не заметила дорожку злых, неистовых и обжигающе горячих слез, скатившихся за ворот футболки.

Душа разрывалась на части, легкие повсеместно лопались от недостатка кислорода, в глазах помутилось от ярости. Я шел вперед, не разбирая дороги, трепетно держа в руках свое бесценное сокровище, нашептывая лишенные смысла слова, успокаивая, подшучивая над девочкой, в то время как мысли крутились вокруг избитого понятия мести. Он еще не понял, с кем связался? Так я радушно объясню, более того, продемонстрирую со всем изяществом! Мое терпение лопнуло!

Путь до машины, развернувшаяся на моих глазах истерика, беглая обработка кровоточащих ран…Вплоть до момента вынужденного расставания с девушкой я не осознавал ничего. Все чувства притупились, обострив до предела ненависть. Внутренний голос срывался до хрипоты, нещадно требуя выплеснуть на поверхность почти вековой запас жестокости. Убийство, притом самое бесчеловечное, зверское, с кусками летящей в разные стороны плоти, криками, мольбами о пощаде, — вот панацея, что требовалась мне для заживления саднящих ран.

И я ее получил. В трехстах метрах от дома прогуливалась припозднившаяся парочка. Светловолосая и коротко остриженная особа лет двадцати, цепко ухватившая локоть худощавого ровесника, разукрашенного татуировками. Думается, плохую ночь для романтических свиданий вы выбрали, ребятки!

Далее разыгрался классический сценарий. Вытащив из кармана куртки складной нож, я окликнул парня, с намеком потребовал закурить и с блаженной улыбкой выслушал гневную отповедь нецензурного характера с добрейшим пожеланием отправиться по известному адресу. Злость вспыхнула во мне с утроенной силой, и, как назло, первой под руку попалась матерящаяся девчонка. Мучить ее я не собирался, поэтому без лишних предисловий свернул шею и обратил горящий взгляд поймавшего след охотника на вторую жертву. Решили подраться, мистер Храбрец? Что ж, уличный мордобой входит в число моих многочисленных талантов.

Если честно, от пирсингованого противника я ожидал большего. Смешно сказать, по ходу действа даже пытался выбрать стиль борьбы, расценивая преимущества айкидо перед кунг-фу, но после двух моих пропущенных ударов в челюсть развлечение приобрело все оттенки хладнокровного избиения младенца. Под натиском кулаков хрустели кости, чавкала кровь, сдиралась кожа, а долгожданное умиротворение упорно медлило. Я сломал парнишке нос, повалил на землю, проломил скулу, осколок которой вонзился несчастному в глазное яблоко, и потерял связь с реальностью. Вместо истерзанного, целенаправленно умирающего юноши подо мной лежал Лео.

Сосредоточенно орудуя онемевшими от бесконечных ударов руками, я отчетливо различил под маской сплошного кровавого месива ненавистные черты лица и закричал. От боли, причиненной моей девочке, беспомощности, обиды, чувства несправедливости, отвращения к самому себе и ненависти! Я люто ненавидел этот мир, потому что все в нем не имеет ничего общего с жизнью. Это мука, адская, томительная пытка самыми извращенными инструментами!

— Я убью тебя, с*ка! — трижды встряхнул я вяло болтающуюся голову, как следует прикладывая ее затылком о плитку на тротуаре. — На этот раз точно убью! Ненавижу, мразь! НЕНАВИЖУ!

В рьяном приступе сумасшествия я провел еще с десяток минут, а затем устало повалился на землю рядом с изуродованным телом и прижал окровавленные ладони к глазам. Чепуха эти слухи о том, будто мужчины, тем более бессмертные, не плачут. Чертово существование умеет доводить до крайностей. Я не мог и не должен был выказывать свои чувства при Астрид, но сейчас, в абсолютной тишине, в компании двух свеженьких трупов, как никогда хотелось дать волю эмоциям.

Как же я жалок, черт возьми! В этих воспетых отцом принципах защищать близких любой ценой, в болезненной тяге к извращенной мести, в ярой неприязни к собственной персоне, в опостылевшей жажде крови, наконец. Мечтая о забытьи, дарованном свыше кем-то человечным, я подполз к распростершейся на траве неподалеку девушке, лихорадочно воткнул лезвие ножа в услужливо подставленную шею и, точно падальщик, впился зубами в медленно остывающую плоть. Голод казался бескрайним, и по мере его насыщения я вновь становился отдаленно похожим на разумное существо.

Хорошо, что вампиры не спят. В противном случае меня бы каждую ночь преследовали кошмары, когда-то воплощавшиеся в реальность. Скольких людей я убил за свой недолгий век? Сотни, а может и тысячи загубленных душ. Так почему, дьявол, почему не испытываю раскаяния?

Вот и сейчас совесть насуплено молчала, а организмом правили первобытные инстинкты.

С трудом оторвавшись от сладкого горла, я вытер растянутые в усмешке губы рукавом куртки, поднялся на ноги и, не оглядываясь, чинно прошествовал к машине. На оставленные почти у самого дома тела было наплевать. Если не разобраться с Айвенами в срок, уезжать из города придется в любом случае.

Не ожидая никаких сюрпризов, я припарковался у обочины, рассудительно открыл оказавшийся вполне вместительным багажник и понуро поплелся к гаражу. Опять мусоросжигательный завод, наведение справок относительно личной жизни телохранителей, тонны лжи и все прелести треклятой скрытности. Ей богу, вечность дорого обходится моим нервам!

И каково же было мое удивление, когда выяснилась престранная деталь — гориллоподобные охранники пропали! Ни тел, ни следов крови, даже вмятин на газоне не осталось! В самом же поместье царила первозданная чистота, распространяющаяся и на комнату Астрид. И только ножка злосчастного стула со следами недавней починки свидетельствовала в пользу моего душевного здравия.

Короткая пояснительная записка, оставленная по центру аккуратно застланной кровати девочки, гласила следующее:

'Расценивай этот жест, как акт милосердия. Следующий тур прольет твою кровь. Остерегайся!'.

— Пошел на…, психопатичный ублюдок! — от души прокомментировал я вежливое предупреждение, пиная ни в чем не повинную тумбочку.

Кто ведет столь бездарную игру? Кажется, ответ у меня уже созрел. И если сия догадка подтвердится в ближайшее время, то жить мне осталось не так уж долго.

Бессмертие, хм, а оно довольно скоротечно.

В квартиру я вошел на рассвете и тихонечко прошмыгнул в ванную, боясь разбудить девочку малейшим шорохом. Внешний вид оставлял желать лучшего, поэтому к зеркалу я благоразумно подходить не стал, разделся, неряшливо засунул испачканные вещи в корзину и залез под душ с предвкушением заслуженного расслабления. Слишком горячая вода обжигала тело, согревая заледеневшие участки, и в то же время действенно успокаивала. Грязно-розовые струи стекали с ладоней, унося за собой в канализационные пустоши и гнев, и отчаяние, и безжалостность. Постепенно глох назойливый внутренний голос, распиливающий голову пополам, а в душе закипали поистине человеческие потребности. Стакан текилы и теплые, наполненные нежностью объятия. Я бы и от длительного сна не отказался, но, увы, подобной роскоши позволить себе не могу.

Полностью опустошив флакон с шампунем, я в третий раз вымыл волосы, нестерпимо воняющие приторно-сладкой кровью с мерзким привкусом годовалой грязи, закрутил вентили и вышел из кабины. Меня словно магнитом тянуло в спальню, что, учитывая не самое уравновешенное состояние, представлялось огромной ошибкой.

Поддаваясь воле высокоморальных рассуждений, я обмотал вокруг бедер полотенце, взъерошил рукой мокрые пряди, раздражающе прилипшие к коже, и украдкой скользнул в кухню. Босые ноги ступили на холодную кафельную плитку, заставив выругаться сквозь стиснутые зубы и щелкнуть тумблером чертового подогрева пола, а после моему взгляду представились недра огромного четырехкамерного рефрижератора, поражающие девственной чистотой полки и шеренга бутылок с запотевшими стенками. Вот уж действительно вампирское логово! Нет и намека на обычную пищу, зато алкогольная продукция представлена во всем своем многообразии.

Удивляет, что я храню спиртное в холоде? А в этом проклятом жилище никогда не сыскать льда! Ранее все стратегические запасы уходили на обезболивание 'завтраков'.

Ворча себе под нос, я достал емкость с серебристой текилой, выудил из шкафчика стакан, наплескал в него прозрачной жидкости и, точно задыхающийся от жажды скиталец, не поморщившись, влил в себя содержимое одним глотком.

— Можно мне тоже? — оглушительным выстрелом разрушил мою уютную идиллию хриплый голосок из-за спины. Я чуть было не вскрикнул от неожиданности и резко обернулся назад, встречаясь глазами с осунувшимся, усталым, серым лицом Астрид.

— Не спится? — сочувственно поинтересовался я, радушно протягивая ей до краев наполненный стакан. И тут же вспомнил развернувшуюся в джакузи истерику по причине одной опрометчивой просьбы опустить веки. Нет, мне определено не поддается роль внимательного и заботливого парня. Увлекся развернувшейся в душе эпической драмой на тему 'Ах, как я ненавижу дрянной мир!' и совершенно забыл о девочке, ее чувствах, эмоциях, страхах.

Тем временем малышка храбро приложилась губами к сорокоградусной жидкости, титаническим усилием сглотнула, закашлялась и расплескала остатки выпивки. Боже ж ты мой! Детка, тебе определенно больше подходит кружка теплого молока с поднимающейся пенкой, нежели 'взрослые' напитки.

Попутно расцветая предательски насмешливой улыбкой, я протянул девушке воду, с трудом дождался утоления жажды и подхватил на руки ангельское создание, затянутое в мою пижаму. Спиртное ударило в голову и приятной тяжестью улеглось на дно желудка, когда карамельное, неповторимо вязкое и обволакивающее дыхание коснулось губ. Но даже в этом состоянии я помнил о благоразумии, а посему покрывал впалые щеки легкими, мимолетными, лишенными настойчивости и животной страсти поцелуями, хотя на деле хотелось сорваться, наплевать на тщательную подготовку момента и сделать своей. Теоретически я бы мог поддаться бурлящему в крови желанию, тем более что ни одно мое прикосновение не вызывало в Астрид отторжения или отголосков былых страхов. Однако ощущение неправильности всего происходящего очень быстро умерило пыл. Не о такой ночи я мечтал почти два месяца.

— О чем-нибудь поговорим? — безвольно прошептал я, неохотно вытягивая ладони из-под задранной ночной рубашки, выразительно оголяющей самый очаровательный животик из всех, что доводилось целовать моим ненасытным губам.

— Давай, — нехотя согласилась девочка. — Только сначала спрошу я, если ты не против. Ле…он погиб? Или я зря надеюсь на подобный исход?

Я не ожидал столь резкой смены темы, поэтому изящно скрыть промелькнувшую в глазах злость с первой попытки не удалось. Пришлось подниматься с кровати, бестолково поправлять норовившее скользнуть на пол полотенце и нарочито медленно выискивать в шкафу свободные штаны. Верхнюю часть торса прикрывать я не собирался, уж больно нравились мне эти голодные, зачаровано сопровождающие каждое мое движение взгляды.

— Нет, не погиб, — в конце концов вымолвил я, останавливая выбор на забавных клетчатых брюках из хлопка. — Вампира можно убить двумя способами, либо снести голову к чертям собачьим, либо подвергнуть обратному обращению. Но можешь быть уверена, за ту низость, что он совершил, эта тварь поплатится сполна. Экскурсия в полицейский морг лишь начало!

О, да, я сегодня эталон самообладания! Ежесекундно матерюсь, срываюсь на бабский визг и вообще веду себя отвратительно. Что за напасть, ей богу? Ответ же слишком очевиден, дабы произносить его вслух. Моему скромному существованию угрожает, хм, дайте-ка подумать…Ага! Семисотлетний властелин вечности. Всего-то!

— Я могу попросить тебя об одной услуге? — сдавлено спросила девочка, стеснительно отворачиваясь в момент замены полотенца на нечто более подходящее. — Не мсти, пожалуйста, — не дожидаясь моей реакции, взмолилась она. — Нет, я не пытаюсь защитить этого мерзавца, если честно, у самой руки чешутся надавать ему подзатыльников. Просто я так боюсь за тебя! Гораздо, Джей, гораздо больше, чем за себя!

Меня растрогали ее слова и то, с каким отчаянием они были произнесены, с какой пылкой любовью, преданностью, жертвенностью. Я так отвык от них за последние полвека, что сейчас наслаждался каждой интонацией и впитывал, словно губка, мягкий, ласкающий взгляд потухших от усталости глаз.

Мысленно сетуя на безжизненность сердца, которому по-хорошему следовало бы зайтись в трепетном биении, я лениво приблизился к кровати, шутливо пихнул рукой девочку в бок, заставив перекатиться на середину огромного спального ложа, лег рядом и зарылся лицом в пахнущие ванилью, лавандой и мятой волосы. Не помню, говорил ли ей о том, что люблю, но даже если и успел пооткровенничать, то произнес совершенную неправду. Я безумно ее люблю, настолько, что это чувство и пугает, и радует одновременно.

К слову, последнюю просьбу своего измученного звереныша я оставил без внимания. Мне не хотелось лгать, ведь при любом раскладе Леандр не доживет до конца года. Это я мог гарантировать со стопроцентной уверенностью.

Астрид уснула почти сразу, заняв давно облюбованную позицию на моей груди, и следующие два часа прошли в абсолютно спокойствии и умиротворении. Я зорко следил за ее внешним видом, намереваясь разбудить при малейших признаках мучительных кошмаров, и постепенно впал в наркотическую полудрему, вызванную опьяняющим ароматом сладкой кожи.

Из объятий блаженных мечтаний о сплошной череде столь же благостных ночей меня вырвали цепкие лапы зарождающейся в подсознании тревоги. Я ощутил, как внутренняя сторона ладоней покрывается испариной от соприкосновения с чрезмерно разгоряченными плечиками, быстро прижался губами ко лбу с изломленными морщинками сосредоточенности и констатировал усиливающийся жар, несущий за собой и фантасмагорические сновидения. На поиски термометра (да-да, чертово обиталище упыря) времени не нашлось, поэтому, выбравшись из крепких пут рук девочки, я опрометью кинулся на кухню, лихорадочно отыскал в буфете глубокую чашу наподобие салатницы, наполнил ее кипяченой водой из чайника и с надеждой воззрился на холодильник. Зряшные старания отыскать в нем пожухлый лимон не увенчались успехом, и целительное снадобье заменил отвратительный суррогат — лимонная кислота, нашедшаяся в одном из ящичков. Прихватив по пути чистое полотенце, я вернулся в комнату, присел у изголовья кровати на корточки и принялся нежно протирать все открытые участки тела влажной тканью.

— Бедная моя девочка, — едва слышно зашептал я, подушечками больших пальцев разглаживая горящие огнем веки. — И почему тебе так не везет? На лекарства аллергия, а я плохой знахарь. Тсс, — успокаивающе зашипел я в ответ на ее яростные метания по простыням. Догадаться о содержании ее кошмара было нетрудно. Сцепленные кулачки, которые я так и не сумел разжать, судорожно сведенные вместе колени, вырывающийся из горла протяжный хрип, сложившийся через мгновение в умоляющее: 'Не надо!'. Господи, когда же это закончится?! — Все хорошо, Астрид. Все хорошо, любимая моя.

Стоило произнести последнюю часть с только что найденной в душе интонацией, как налитое разрушительной болью тело вмиг расслабилось и с благодарностью откликнулось на мои дальнейшие ласки.

Говорить, необходимо о чем-то говорить, и я не нашел ничего лучшего, как нести откровенную чушь, порядком надоевшую еще в бытность человеком.

— Давным-давно в далеком-предалеком королевстве в центре Европы, окруженном со всех сторон величественной рекой Дунай, жила-была маленькая принцесса, — завел я идиотский рассказ, коим баловал в детстве Леверну. — У нее имелось все, что только можно пожелать. Красивые наряды, любящие родители, толпа придворных, угадывающих желания юной капризницы. И вроде ничто не омрачало счастье молодой знатной особы. Веселье, шумные балы, именитые принцы, — на миг отвлекся я, чтобы смочить полотенце в холодной воде. Кажется, раньше повествование звучало несоизмеримо комичнее. Сейчас мыслями овладевал безотчетный страх, прорывающийся наружу через мелкую дрожь в пальцах. — Но однажды злая и коварная ведьма позавидовала маленькой принцессе и наслала на нее ужасное проклятье. 'Покуда ночь властвует на земле, уступая смену всевидящему дню, королевство будет приходить в упадок, население страдать от голода, а враги покорять залежные земли монархов'. Колдунья заточила прекрасную королевишну в самой высокой башне и трижды топнула ногой, помогая сбыться своему предсказанию.

Без умолку вещая о тяготах заключения принцессы, подвигах отважного принца-спасителя, узнавшего о проделках старой ведьмы, и всемирно известной истине, согласно которой добро всегда побеждает в борьбе со злом, я осторожно вынул из петель крупные пуговицы на ночной рубашке и провел влажной ладонью чувственную линию от основания шеи до низа живота, заворожено наблюдая за выравнивающимися вдохами малышки. Моя красавица! До чего же она была великолепна в тусклом освещении золотистых лучей солнца, проникающих в комнату сквозь плотную ткань задернутых портьер. У меня даже дыхание перехватило.

Правда, вдоволь насладиться прелестной картиной мне не дал возникший из неоткуда разумный голосок, напомнивший о необходимости решить парочку насущных проблем. Во-первых, школа. Через двадцать минут Астрид должна появиться на занятиях, чего, понятное дело, не случится. Следовательно, в повестке дня наметилась разлюбезная беседа с классным руководителем. Во-вторых, старшее поколение Уорренов. Где они, черт подери? Почему не ночевали дома? Ладно, эти вопросы я задам чуть позже, когда разберусь с третьим пунктом — отсутствие продуктов в холодильнике. Не мешало бы и кулинарной книгой обзавестись, кстати. Мои таланты по части вдохновенного смешивания ингредиентов ограничиваются высокохудожественной яичницей. В былые времена особам королевских кровей не преподавали кухонную науку наряду с грамматикой, а жаль.

И в заключение, конечно же, дорогой злейший враг Лео. Его наглая светлость явится пред мои налитые злобой очи уже сегодня, я нутром чую кипящее в нем желание поквитаться за доставленные мучения. Но одного он предусмотреть не в состоянии: я буду ждать, притом с выразительным нетерпением.

 

Глава 19. Убийственная правда

POV Астрид

Затянувшийся кошмар — вчерашний день стал именно таким. И если бы Джея не было рядом, я наверняка тронулась бы умом, бесчисленное число раз перекатываясь с одного края безразмерной кровати на другой в поисках уютной ямки, в которую можно забиться, свернуться калачиком и уснуть без сновидений. Однако весь мир ополчился против меня, а посему вслед за опущенными веками, воображение услужливо подсовывало скоп самых четких ощущений. Шарящие по телу ладони, сжимающие кожу зубы, жадно блуждающие губы, запах одеколона, алкоголя и чего-то еще, что не поддавалось узнаванию, но вызывало стойкий эффект отвращения. Не помогали ни включенный свет, ни просмотр уморительно смешных мультиков, ни скитания по дико любопытной комнате с последующим разглядыванием содержимого шкафа. Я перенюхала шеренгу идеально выглаженных рубашек, перемяла в ладонях десятки мягких свитеров, мечтательно прижалась щекой к каждому найденному пиджаку, просидела около получаса в хозяйском кресле, наслаждаясь полной тишиной. И не смогла забыться хотя бы на мгновение.

Однако с возвращением Джея ситуация разительно переменилась. Я слышала его приглушенные шаги, исчезнувшие за дверью ванной, и под бодрое отстукивание взбудораженного сердца уселась на пол в коридоре. Невыносимо хотелось войти внутрь затянутого паром помещения, отбросить в сторону одежду пополам со смущением и влезть под горячую воду, дабы прижаться всем телом к ослепительному по своей красоте торсу, покрытому мелкими каплями влаги вперемешку с пеной. Но я не знала, как воспримет он эту выходку. Назовет ли ее опрометчивой и бессмысленной, или развязной и глупой, а, может, просто вытолкает за дверь с криками: 'С ума сошла?!'. Последнее, правда, маловероятно.

Так и не найдя в себе достаточного запаса храбрости, я упустила прекрасную возможность запомнить сегодняшнюю ночь чуточку другой и трусливо выглянула из-за угла, проводив сногсшибательную фигуру, прикрытую целомудренным полотенцем, вглубь кухни исполненным томительной тяжести внизу живота взглядом. Парень поднес руку к волосам, лихо взъерошил их моим любимым жестом и достал из недр гигантского холодильника запотевшую бутылку кристально прозрачной жидкости, мгновенно напомнившей мне о глобальной засухе во рту.

Я никогда не привыкну к тому количеству эмоций, что вызывает в душе один вид этого бесподобного мужчины. Столько чувств, желаний и нереализованных фантазий, являющихся по ночам, когда я знаю о его близости, нежусь в дурманящих объятиях, таю от ласкающих прикосновений, но не могу ничего предпринять, потому как упорство мистера Майнера родилось гораздо раньше его самого.

Вот и тогда, пожирая глазами волнующий профиль, я могла лишь моргать и хрипло выражать цепочку бессвязных и разрозненных мыслей.

Что подвигло мою довольно сдержанную персону поддаться откровенным размышлениям? Ответ очевиден до смехоты — Джей. В обтягивающей рельефную грудь белой майке, обалденных клетчатых пижамных штанах забавного покроя, стянутых до неприличного уровня, то и дело проковывающего мой взгляд к весьма, хм, очаровательным частям тела. Неподражаемо наглая ухмылка, бесовски торчащие спутанные волосы, горящие диким и необузданным огнем глаза. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы с момента пробуждения в районе полудня и до сего часа я чувствовала себя законченной извращенкой. Но парень, очевидно, считал иначе. В противном случае зачем было тащить меня на кухню, торжественно водружать на тумбу у раковины и деморализовать посредством вдохновенной готовки шикарного блюда под названием 'Грестль по-южнотирольски'. Старый рецепт его бабушки, какой-то там графини фон Габсбург. Стыдно признаться, но имена у его предков поистине заковыристые, и моему запоминанию не поддалось ни одно из озвученных ранее.

— Австрийская кухня примечательна тем, — непрерывно вещал зазнайка, не забывая при этом изредка подкармливать меня сочной клубникой. Нет, он не просто брал ягоду и предлагал угоститься адски злой девице, получающей какой-то мазохистский восторг от всего происходящего, а зажимал ее губами и товарищески делился со мной жалкой половинкой. Издеватель! — Так вот, примечательна тем, что все блюда просты в приготовлении, но отличаются отменным вкусом и сытностью. Моя малая родина делится на несколько областей, и каждой из них присущи свои специфические особенности. Я родился в Зальцбурге и хоть прожил там совсем недолго, в мельчайших деталях запомнил великолепие этого древнего города. Ты была когда-нибудь в Европе?

Я отрицательно помотала головой, потянув носом запах запекающейся в духовке картошки, и решила уделить все внимание рассказу, дабы не скончаться на месте от непомерного голода.

— Тогда тебе сложно будет понять мои впечатления, — коварно улыбнулся он, принимаясь за нарезку аппетитнейшего куска сала. — Лет десять назад я путешествовал по берегам Дуная и не смог удержаться, посетил родные и со временем позабытые места. Центральная площадь Резиденцплац, построенная еще в семнадцатом веке, с величественным фонтаном Резиденцбруннен, кафедральный собор с небольшой базиликой, освященной в 774 году епископом Вергилием, исполненный в романском стиле, с гротескными башнями высотой в восемьдесят метров и голубыми куполами, сливающимися при свете дня с небом. Любимое место для прогулок туристов — улица Гетрайдегассе, на ней находится дом, где родился Моцарт. Позже уважаемый Вольфганг Амадей переехал в Вену, а его отец Леопольд жил в домовладении до самой смерти. Старинная, просторная, наполненная духом истории улочка, идущая через весь город и главную площадь. Дворец Мирабель, заложенный еще в начале семнадцатого столетия, ныне использующийся как резиденция бургомистра. Сад карликов…забавное такое местечко! Изначально в нем были установлены двадцать восемь фигур низкорослых людей, которые впоследствии удалялись тем или иным Габсбургом, считавшим их слишком уродливыми и несерьезными, а затем вновь возвращались на место другими потомками взбалмошных монархов. В итоге несколько фигур были безвозвратно утеряны, должно быть фрейлины под покровом ночи сдавали уродцев в утиль. Живописная гора Капуцинерберг, покрытая лесом. На ее вершине находится смотровая площадка и аббатство капуцинов. В стороне расположена вилла Стефана Цвейга — всемирно известного австрийского писателя, автора множества новелл и беллетризованных биографий. На гору из города ведёт два оригинальных пути — лестница, проходящая прямо через дома, построенные на склоне горы и серпантин, вдоль которого расположены часовенки, посвящённые Страстям Христовым. Ты знаешь, что мюзикл 'Звуки музыки' снимался именно в Зальцбурге?

Я не сразу вникла в суть вопроса, запоздало удивляясь простоте и легкости, с какой Джей произносил грубо звучащие названия тамошних достопримечательностей. Без запинок, как и подобает прирожденному немцу. И почему большинство прописных истин доходит до меня с таким опозданием? Я ведь знала, что он не американец, и даже не канадец, хотя вырос на острове Ньюфаундленд, однако лишь сейчас взглянула на него со стороны. Вот что в его лице привлекало внимание в первую очередь — породистость, голубая кровь, знатность и величие, не исчезнувшие даже с падением самой династии Габсбургов.

Но больше всего меня поразило доскональное знание истории родного города. Он не усомнился ни в одной дате, мгновенно назвал имя отца Моцарта, услышанное мною впервые…Господи, есть в нем хоть один недостаток помимо нежно любимого вампиризма? Коли таковой существует, я требую наглядной демонстрации, потому как внутри верно формируется комплекс неполноценности.

Вялое течение мыслей сбил очередной дразнящий поцелуй, прерванный на самом трепетном месте безжалостной трелью дверного звонка. Ох, я кого-нибудь прибью к ужину!

Вознамерившись отчитать по всем пунктам нахального гостя из числа обнаруживших нехватку соли соседей (очень разумно бежать за пополнением припасов к вампиру), я спрыгнула на пол, памятуя о больной ноге, приземлилась на носочки и была остановлена холодным, сосредоточенным сверканием выразительных глаз. Наказав зорко следить за процессом равномерного обжаривания тоненьких пластиков бекона, Майнер торжественно вручил мне полотенце и деревянную лопатку и пружинистом шагом двинулся в коридор. Секундная тишина, рьяно пропущенный удар сердца, предчувствующего приближение беды, и раскаленная сковорода отправилась в мойку, а я со всех ног кинулась в прихожую. Звон разбитого стекла, яростные мужские выкрики, шум, гам и повисшие в воздухе угрозы, приправленные незабвенным, крепким, сугубо американским словечком.

Я успела к самой пугающей части. Два всклоченных, потерявших всякий человеческий облик вампира, убийственной хваткой вцепившиеся друг другу в горло. Судя по всему, Лео старался лишь оттолкнуть от себя озверевшего противника, в то время как Джей прилагал все усилия к тому, чтобы в буквальном смысле разорвать неприятеля на куски.

Мой истошный вопль, неосознанно вырвавшийся из груди, остался без внимания. Но окончательно стало не по себе, когда Джей голой рукой выдрал из стены, к которой с упоением прижимал разбитую голову Леандра, чудовищно острый кусок зеркала, сдавил его пальцами, отчего острые края моментально окропились кровью, и с оглушительным ревом угодившего в капкан медведя занес импровизированное оружие над головой, намереваясь в следующий миг воткнуть внушительной величины осколок в глазное яблоко злейшего врага. Я не придумала ничего лучшего, как кинуться вперед с истеричными воплями: 'Нет!', однако черепашья скорость не позволила попасть под раздачу знатных тумаков. Короткий миг, пронесший перед глазами целую жизнь, и я чуть было не лишилась чувств от душераздирающего крика боли, прорезавшего воздух точно резкий удар хлыста. Лео пошатнулся и обессилено сполз по стене, грохаясь на паркет туго набитым кулем с мукой. В предплечье крепко завяз кусок зеркала.

— Schwulerwichser*! — эмоционально сплюнул на пол Майнер, брезгливо перешагивая через ноги жалобно скулящего вампира. — Со мной все хорошо, сладкая! Видишь? — он показал мне абсолютно чистую ладонь без малейших признаков недавних глубоких порезов и медленно помахал ей в воздухе.

Хм, и это я лгунишка, актриса и манипуляторша? Какой же вы, дорогой босс, отъявленный врун!

С трудом переставляя ватные конечности и благоразумно придерживаясь близости стен, я подошла ближе, осторожно вытянула из-за спины ранее спрятанную от моих глаз правую руку и посильнее сцепила зубы при виде уродливого пореза с рассеченной почти до кости плотью. Казалось, на кисти не осталось живого места. Каждый сантиметр надрезан, вдавлен или залит кровью в ужасающем количестве.

Не соображая, что делаю, я испуганно приложила стянутое с плеча кухонное полотенце к вытянутой вперед ладони и, вцепившись в края майки, потянула парня в ванную. Остановить кровотечение, вытащить застрявшие осколки, промыть и обработать, наложить повязку — на словах эти нехитрые манипуляции представлялись куда более легкими, нежели в действительности. Однако любые попытки Джея отвязаться от моего навязчивого присутствия не достигли цели. Я игнорировала его просьбы, а затем и приказы, мирилась с грубым тоном, исполненным животной ярости, и потратила битых десять минут на извлечение крохотных, едва различимых для глаза кусочков посеребренного стекла. Ледяная вода уменьшила приток крови и заглушила, вероятно, нестерпимую боль, хотя парень изо всех сил кривлялся и отчаянно изображал беспечность. На моменте перевязки к нашим посиделкам на теплом кафельном полу присоединился раздетый по пояс Лео, прижимающий к изуродованному предплечью насквозь пропитанную красным футболку.

— Дай ему выпить, — почти нежно посоветовал он, сгибаясь в три погибели, дабы подлезть под мощную струю воды в раковине. — Поможет быстро и эффективно.

Я поняла намек и решительно взялась за ножницы, когда мои благие намерения остановил на удивление презрительный возглас, пропитанный концентрированной желчью.

— Кого ты слушаешь? Мне не нужна кровь, тем более твоя.

На последнем слове парень сделал особый акцент, чем вверг в состояние затяжного шока. Его взгляд, жестокий, неумолимый и прожигающий насквозь был красноречивее любых пояснений. Я противна ему, более того, омерзительна, ненавистна…

— Ой, да брось ты сопли на кулак мотать! — на мгновение повернулся ко мне Лео. — Он совсем не это имел в виду. Признайся уже, Габсбург, что не умеешь затягивать раны, и дело с концом. Мы уже оценили твой чинный титул рыцаря без страха и упрека!

Я с удивлением воззрилась на вампира, дезориентированная секунду назад открывшейся правдой. Оказывается, некоторые поклонники вечной жизни все же обладают странными способностями.

Например, чтение мыслей.

_________________

*Schwulerwichser — точного перевода нет. Досл.: пид*растичный др*чун (нем.).

— Пошел ты, знаешь, куда? — ядовито посоветовал Джей, вырывая из моих рук бинт.

— И думать про это забудь, — спокойно отреагировал Леандр на агрессивный выпад. — В морге я уже побывал. Понравилось, ничего не сказать. Шесть часов в морозильнике с компанией изрядно подгнивших сотоварищей. Вскрытия я, к сожалению, дождаться не сумел, а то бы поделился впечатлениями. Так помочь или как?

Майнер не стал отвечать и продолжил сосредоточенно обматывать ладонь стерильной марлей. Насупленный, обиженный и бесконечно гордый — он походил сейчас на большого ребенка, которому по недоразумению не досталось подарка. И я рассыпалась в мысленных благодарностях мерзавцу, когда тот присел рядом и в прямом смысле протянул моему парню руку помощи.

— Убери эти ленточки, — несерьезно подошел он к обучающей беседе. — Слушай, Верджил, я, конечно, понимаю, ты злой цепной пес и все такое, но давай уделим минуту внимания твоей самовлюбленной персоне. Хочешь, чтобы я прежде рассыпался в пардонах? Ладно. Прости меня, Астрид, за то, что я совершил. Это низко, подло и просто отвратительно. Такова уж наша сущность, сначала мстим, затем ищем причины. Твой красавчик ведь не удосужился мне объяснить суть происходящего, я-то наивно предписывал мелкие пакости его достопочтенному высочеству.

— Лучше заткнись, — устало попросил Джей, бегло сверяясь с выражением моего лица. — С души воротит от твоих басенок. Как убрать эту чертову боль?

Лео расплылся в недоброй ухмылке, оборвавшей нечто жизненно важное у меня в животе, а следом без всякого предупреждения схватил изуродованную ладонь и сжал ее в кулак, так, чтобы аккуратно постриженные ногти с безупречным маникюром неистово впились в кожу, усиливая почти остановившееся кровотечение.

— Чувствуешь? — неизвестно что уточнил сторонник нечеловеческих пыток. — Тупая боль, слабость, нехватка кислорода…Ты сам доводишь себя до такого состояния. Мы мертвы, наше сердце не бьется, так откуда взяться кровопотерям?

— Дьявол! Может, соизволишь наконец подсказать, что делать? — бледня на глазах, прохрипел парень.

— Этим я и занимаюсь, — продолжил юлить вампир, в то время как у меня иссяк запас терпения, храбрости и мужества вместе взятых.

Коротко всхлипнув от подкативших к горлу рыданий, я отвесила наглецу любовно выпестованный в подсознании с момента его появления подзатыльник и, оглушая обоих мужчин резонансным криком, велела живо исправить ситуацию.

— Святые мощи царя Давида, вы точно психи! — ворчливо отозвался д`Авалос на мою тираду. — Познакомились, случайно, не на приеме у врачевателя душ?

— Нет! — заочно распрощалась я с любыми проявлениями избитой вежливости в общении. — Встретились на бойне, где коротали свободное время за просмотром занимательной сцены того, как монстроподобные широкоплечие мясники жонглировали отрубленными кабаньими головами. И если ты сей секунд не заткнешься, обещаю, садистским свежеванием дело не ограничится! Делай, что говорят!

— Аут! Габсбург, мои поздравления! Это определенно твоя девочка, — заговорщически подмигнул нахал парню, наконец переставая попусту молоть языком и принимаясь за толкование азов вампиризма. — Сосредоточился, выдохнул и представил, что в тебе абсолютно нет крови. Расслабь мышцы, а когда ощутишь легкое покалывание в кончиках пальцев, разожми кисть и 'включи' регенерацию. Я обычно представляю ее в виде стайки кишащих насекомых. Их лапки щекочут нервные окончания, унимают боль…

Дальнейшие описания навязчивых галлюцинаций прирожденного садиста я пропустила мимо ушей, выкатившимися из орбит глазами разглядывая плоды титанических стараний своего любимого. Возможно, здравый смысл укатил на Багамы, но, могу поклясться, я отчетливо узрела момент, когда кровь, словно по мановению волшебной палочки, вдруг втянулась внутрь, оставляя на поверхности ссохшиеся красные разводы. Края глубокой раны будто поджались и с умопомрачительной скоростью сошлись воедино. Прошло всего каких-то две секунды, и на месте пореза осталась лишь витиеватая припухлость, постепенно меняющая цвет с багрово-коричневого на бледно-розовый. С ума взбеситься!

- 'Спасибо, Лео!', - ехидно пробурчал себе под нос вампир. — 'Да не за что, дорогие друзья! Добродетель — мое второе призвание!'.

Мы с Джеем синхронно покосились на дурашливого паренька, в котором я с учетом памятных событий вчерашней ночи видела смертоносную кобру, прикидывающуюся порядком растолстевшей травоядной змейкой, и обменялись настороженными взглядами.

— Зачем ты явился? — задал Майнер вопрос, порядком изъевший мне мозг единообразным мельканием.

— Совесть замучила, — заржал в голос негодяй, лениво почесывая грязными пальцами давно зажившее предплечье. — Пока лежал в холодильнике, все думал, переживал за Астрид, о тебе беспокоился, малышку Джесс оплакивал. Позвольте и сейчас трубно высморкаться в нагрудный платок. А если серьезно, — покончил с тупыми кривляниями наглющий кровосос, — мне любопытно знать, чью раковую опухоль ты потревожил. Кто этот лишенный чувства юмора Шутник? Дедуля Волмонд?

К счастью, столь интригующий для меня разговор решено было перенести в гостиную. Лео, облаченный в застиранную, растянутую и просто жуткую футболку болотного колера, небрежено презентованную с барского плеча хозяина квартиры, с удобством расположился в викторианском кресле изумительной красоты, я же скромненько плюхнулась на краешек дивана неподалеку от Джея, опасаясь повторения неприятной сцены в ванной. Парень, чувствуя за собой вину, ласково погладил меня по спине и ненавязчиво притянул ближе. Посчитав, что десятиминутная обида вполне сносное наказание для моего импульсивного совершенства, я с готовностью прильнула щекой к теплому плечу и обратилась в слух. Участие в эмоциональной беседе, по понятным причинам, мне принять не предложили.

— Мердок умер шестьдесят лет назад, — неохотно вернулся Майнер к недавнему предположению заклятого врага. — Ты в курсе, что его арестовали за убийство Айрис? Так вот, он взял на себя вину, поэтому следствие закончилось быстро. Через три недели после твоего трусливого бегства состоялся суд, на котором Волмонду вынесли приговор. Пятнадцать лет за убийство с особой жестокостью. По законам штата Джорджии тех времен срок приравнивался к смертной казни, на которой настояли одиннадцать из двенадцати присяжных. Удивляюсь, как они вообще не привели приговор в исполнение прямо в зале суда! Его же ненавидели со страшной силой. Да-да, я там был, потому что хотел напоследок взглянуть в глаза человеку, растоптавшему мою жизнь. В общем, старика хватил инфаркт, и из владений бесстрастной Фемиды его привезли в больницу, где спустя сутки за ним пожаловала мадам в черной рясе с косой. Так что твоя теория из разряда фантастических.

— Почему он признался? — сухо спросил Леандр, демонстративно разглядывающий пейзаж за окном. — Неужто и впрямь винил себя? Запоздало опомнился, старый пердун!

— Ты действительно хочешь поговорить об этом? Со мной? — закусил удила Джей, порываясь вскочить на ноги, чего я не позволила сделать из соображений безопасности окружающего пространства. Довольно уже бурных разборок на сегодня! — Да погоди же ты, Астрид! — прикрикнул он на меня, упрямо вставая с дивана. — Ты убил девушку, разрушил мою жизнь, жизнь ее отца, а теперь корчишь из себя великомученика?! Не желаешь полюбоваться пасторальными картинами деяний своих рук? У меня целый архив последних фотографий Айрис из полицейских отчетов и подборка лучших кадров с похорон ее отца!

Я сжалась в тугой комочек нервов, когда потерявший остатки разума парень кинулся к висящей на стене картине с изображением моложавой темноволосой девы, отодвинул помпезную бронзовую раму в сторону, за которой прятался сейф, и после недолгих манипуляций выудил из недр несгораемого монстра толстую папку, швырнув ее вампиру в лицо. Тот изловчился и поймал любопытный каталог, не рассыпав ни одной бумажки, а затем на долгих две минуты погрузился в чтение, перелистывание и рассматривание собранных воедино файлов. Длинные пальцы быстро перебирали черно-белые снимки, часть которых я уже видела ранее, — кадры, сделанные в моей нынешней комнате, с запечатленным на них обезображенным трупом Айрис Волмонд.

— Почему? — только и сумел выговорить Лео, зеленея на глазах. — Что произошло? Я…я ведь оставил ее совсем другой.

— Более целой, должно быть? — злорадно рассмеялся Джей. — Воссоздать для тебя подробности той ночи? Описать, что испытал я, когда вернулся в город, без промедления отправился в дом к любимой девушке, желая огорошить ее счастливой новостью, что все для нашего побега готово? Она не хотела за тебя замуж, а Мердок был непреклонен, он требовал от дочери беспрекословного повиновения и самолично назначил дату свадьбы: десятое июня. Айрис рассказала мне обо всем лишь в последний момент. О твоих низостях, преследованиях, двусмысленных намеках…Видит Бог, я считал тебя другом, но от того ножа, хладнокровно всаженного в спину, оправиться не смог. Ты действовал исподтишка, прекрасно зная о том, что она будет молчать! Не скажет мне ни слова из страха потревожить старые раны. Больше всего на свете ее страшила моя прежняя сущность, пугал тот, кого вылепила из меня армия. И мы решили уехать, начать новую, светлую, — он раздосадовано хмыкнул и просверлил взглядом вежливо-заинтересованную физиономию вампира, — жизнь с нуля. Окольными путями я раздобыл для нас обоих документы, нашел дом, продал магазин. Я готов был рискнуть всем, ради нее. И что же я вижу, когда вхожу в дом? Тебя, подпирающего перила лестницы на первом этаже. Ты уже успел разорвать мое сердце, но я об этом даже не догадываюсь. Хваленая интуиция замолкла, чутье хищника впервые меня подвело. Ты сбежал тогда, бросил меня в одиночестве на съедение непониманию, страху и бесплодным попыткам привести в чувство синеющий труп. Я просидел с ней на руках до рассвета, ровно до той минуты, когда в спальню вошел Волмонд, досрочно явившийся из гостей своего друга конезаводчика. И он, твою мать, знал! Знал, что произошло с дочерью! Знал, какая мерзейшая тварь скрывается внутри тебя за маской человека! Я до сих пор не могу поверить в это. Что ты ему наплел о себе? Клялся, будто никогда не обратишь? Уверял этого циничного, расчетливого старого ублюдка в собственной состоятельности? Кичился богатством, положением и дрянным жизненным опытом? Лучше не отвечай, иначе я за себя не ручаюсь!

Я моргнуть не успела, как потерявший самообладание Майнер пулей выскочил в коридор, из которого тут же послышались глухие звуки отчаянных ударов, сотрясающие стены. Не в силах усидеть на месте, я тихонечко скользнула за дверь вслед за парнем и застала его у входа в кухню, поддавшегося сосредоточенному занятию по разбиванию в кровь костяшек пальцев о гипсокартонные перегородки.

— Джей, — слабо зашелестел мой голос, — пожалуйста, не надо. Я понимаю, что…

— Астрид, — скрипучим от ненависти тоном перебил он меня, — оставь эти попытки душевных сеансов на более подходящее время. Я хочу побыть один. Пожалуйста, — для галочки добавил Джей, не желая скатываться до уровня базарного грубияна.

И я послушно вернулась обратно в зал, по возможности забившись в самый неприметный уголок просторной комнаты. Ущемленная гордость яро требовала от меня невозможного: натянуть заботливо принесенную одежду из дома и гордо удалиться восвояси, предварительно отходив наглеца по щекам. В принципе, какое мне дело до его прошлого? Почему я должна спокойно слушать грустные байки о предыдущей девушке и делать вид, будто меня это совсем не задевает? Он мой, черт возьми! И принадлежит мне, а не какой-то крашеной кошке, отъехавшей к праотцам задолго до становления Римской империи!

— Знаешь, солнышко, милые бранятся — только тешатся, — решил подбодрить Лео, отрываясь от тщательного изучения всего содержимого папки. — Не дуйся на него, только себе хуже сделаешь. Он не понимает всей истории, оттого и бесится. Айрис не любила его, и сия мысль посетила наш королевский ум только сейчас. Хочешь правду? Так сказать, в качестве извинений.

Непонятно, почему, но я вдруг отчаянно возжелала истины, пусть и от источника, которому вряд ли следовало доверять. Поэтому неуверенно кивнула и с опаской вжалась в мягкую спинку кресла, когда вампир лениво изобразил несколько тягучих шагов и уселся на корточки в непосредственной близости с моими ногами.

— Странная штука жизнь, — философски изрек он, вальяжно опираясь локтем и подлокотник и складывая поверх огромной ладони голову. — Ею правит множество факторов, не последним из которых является злодейка-судьба. Много лет назад я встретил женщину, счастливую обладательницу нежно любимых мной достоинств. Красива, умна, неприступна, горделива, заносчива и чертовски обаятельна. Ее можно было назвать роковой, потому что с тех самых пор мое существование изменилось до неузнаваемости. Вампир, изголодавшийся охотник за плотскими утехами, неутомимый приверженец головокружительных приключений…все это перестало иметь ко мне хоть какое-то отношение. Я в буквальном смысле потерял разум от любви. Не поверишь, даже стихи писал! А затем признался ей во всем, поведал о чувствах, своих гастрономических пристрастиях, свидетельством о рождении потряс. Не буду утомлять тебя подробностями, в итоге меня послали по известному адресу. Что, по-твоему, нестандартная реакция? Это сейчас с экранов благостно улыбаются ослепительные зубастики, мечта всех романтически настроенных барышень. В прошлом столетии вампиров боялись, их презирали, ненавидели, олицетворяли с Сатаной. Редкие энтузиасты пытались истребить нашу отнюдь не многочисленную популяцию, грезя о лаврах Ван Хельсинга. Никто не жаждал стать подружкой клыкастого, хоть у нас и нет этого бессменного атрибута фильмов ужасов пятидесятых. К чему я веду? Айрис была ее дочерью. Да-да, меня угораздило полюбить Одиллию, ее мать. Мы познакомились задолго до ее встречи с Мердоком, в одном из моих путешествий по Европе. Именно я впоследствии похлопотал об удачном замужестве будущей фрау Волмонд. С чванливым немцем меня свела жизнь еще в разгар Первой мировой, тогда я спас десятилетнего мальчишку, вытащив его из-под обломков взорванного дома. Его семья погибла при бомбежке, а сам он получил тяжелое осколочное ранение. На беду я выходил его и отправил в приют для детей-сирот. Если бы я только мог предугадать, кому выпадет честь жениться на Одиллии! Но прошлого не воротишь. И вот, спустя тридцать пять лет, я узнаю о ее смерти от запущенного рака легких. Все эти годы я жил одной лишь надеждой о ее счастье, безбедной старости в окружении детей, тогда как со мной она никогда бы не познала блаженства материнства. И вдруг выясняется, что Мердок не дал ей самого главного — внимания, заботы и любви, способных перебороть любую болезнь. Я написал ему письмо, представившись сыном того самого самаритянина, спасшего ничтожную жизнь, и попросил встречи, на которой собирался растерзать негодяя голыми руками. И он, воистину работа провидцев в действии, явился в указанные место и время с дочерью. Обезумевший от горя, растеряно прижимающий к груди рыжеволосую голову пятнадцатилетней девчонки. Я выглядел ничуть не лучше и окончательно лишился разума при виде глаз. Огромных, испуганных, затравленных очей неповторимого оттенка благоухающей осенней листвы. Та же сеточка едва различимых веснушек, тот же дикий огонь внутри, та же обезоруживающая улыбка и идентичные носогубные складочки. Айрис родилась точной копией своей матери.

Дальнейшие события тебе известны из дневника. Я помог им перебраться в Америку, пошептался с чиновниками в посольстве, выбил им обоим двойное гражданство и приготовился к торжественному выходу на сцену. Мне необходимо было дождаться совершеннолетия девицы, играть на детских чувствах не позволяла совесть. И тут мои планы рушит появление Верджила. Становится ясно, что он пришелся по вкусу Айрис. Ее папаша бьет тревогу: размеренному будущему грозит нешуточная угроза. Никто кроме меня не знал о беспросветном банкротстве старика. Со своей затяжной депрессией он ушел в запой, пристрастился к карточным играм и просадил внушительное состояние в одночасье. По закладной на дом платить нечем, горячо любимых парнокопытных содержать не на что. Да он лишнюю рюмашку в пабе не мог себе позволить! Я предложил сделку, посоветовал выгодно выдать дочь замуж, но о себе для приличия умолчал. Вероятно, тебе интересно, любил ли я ее? Со стопроцентной уверенностью отвечаю — ничуть. Внешне как две капли воды похожая на мать, характер она унаследовала от отца. Жестокая, временами беспринципная, злопамятная, наглая и бесконечно высокомерная. Айрис делила людей на два класса: челядь и господа, притом у вторых существовала еще и каста арийцев. Абсолютно захламленная бредовыми Гитлеровскими идеями головка работала по принципу 'А что я получу взамен?'. Другое дело, что окружающие знали ее другой. Милой, тихой, доброй, ранимой, светлой девочкой, осиротевшей в столь юном возрасте. Ее жалели, ей восхищались, ее любили. Увлечение цветами, страсть к лошадям — она казалась девушкой-весной, той, в широте чьей души не возникало сомнений. Тогда к чему спектакль с замужеством? Уж не уповал ли я на изменения в мерзком характере? Разумеется, нет. Наивность умерла во мне в момент обращения. Я хотел обладать ей, дабы утереть нос Мердоку. Попросту вынудить его продать мне дочь, а затем беспомощно наблюдать за ее душевными мучениями. О физических и речи быть не могло, я не настолько подл. Он не сохранил то, чем я дорожил.

Однако с участием Габсбурга мой сценарий потерял продуманность и пошаговую значимость. Я навел о нем некоторые справки, выяснил правду о побеге из Австрии, обнаружил монаршие корни и бросился в атаку, так сказать. Втереться в доверие было сложно, как и все опытные охотники, он чуял ложь за версту, отлично владел знаниями о людской психологии и остерегался подпускать кого-то ближе, демонстративно соблюдая дистанцию. Айрис постигла та же участь, что несколько воодушевляло. Я наблюдал за их ежевечерними прогулками, дотошно приглядывался к Верджилу, силясь рассмотреть в нем толику живых эмоций, и расслабился в самый критический момент. Нежданно-негаданно он признался ей в любви, мелодраматично припал на одно колено и попросил руки, сердца и селезенки на закуску. Вот это я называю обстрел по всем фронтам! Парнишка оказался не промах, живо слепил слезливый рассказик о непомерных мечтаниях о шестерых детках, растолстевшей женушке и взращенном деревце, вкратце описал свою довоенную жизнь и предложил подумать до завтра. Отцовским требованиям новоявленный кандидат соответствовал. В меру богат, знатен, безукоризненно честен. В общем, рыцарь слюнявого ордена за честь и отвагу. У меня оставалось ровно два варианта: прибить вспомнившего о чувствах австрийца или махнуть на все рукой и уехать из города. Я предпочел пойти по пути наименьшего сопротивления и ночью забрался к Айрис в комнату. Хочу напомнить тебе, что приличные девушки тех времен к подобным трюкачествам питали вящую неприязнь. Все. За исключением этой девицы. Ее не смутили ни спящий в соседней комнате отец, ни моя развязность, ни наличие странных привычек по части вспарывания пары-тройки вен. Наверное, я посчитал бы ее потаскухой, если бы не два спорных аспекта. Во-первых, она досталась мне невинной. Во-вторых, заездила мозг душещипательными речами о том, что, мол, любит давно и безгранично, готова ради меня на все и прочий исконно девчачий репертуар. Утром я понял, какого дурака свалял, но изменить уже ничего не мог. Теперь на помост ступила эта ополоумевшая на почве любви мадемуазель. Все ее экзерсисы я опишу вкратце. Она клещами тянула из Габсбурга правду, в которой хотела отыскать повод для произнесения сакраментальной фразы: 'Вам, сударь, отказано от дома!'. И нашла ведь! Придралась к такой мелочи, как война против своей же нации. Должен сказать, ее это и впрямь задевало по непонятным для меня причинам. Даже больше, с того нелегкого для одураченного парня разговора она на дух его не переносила, говорила, что безумно устает от занудного нытья. Помнится, в тот вечер мое отношение к ней исказилось окончательно. Я устал быть аттракционом в парке развлечений. Любовь в понимании Айрис сводилась к постоянному веселью. Она полагала, будто я создан для исполнения ее прихотей. Новые платья, украшения и сплошные капризы. Возможно, я сейчас придираюсь, но тогда шанс утолить весьма насущные потребности в сексе и крови обходились мне очень дорого. А затем в ее буйной голове созрел план, как избавиться от Верджила и отца разом. Первого она успела возненавидеть со страшной силой, второй же, по ее мнению, испортил ей жизнь своими солдафонскими замашками. Мисс Волмонд возжелала стать вампиром. Боже, что я только не придумывал, дабы от нее отвязаться, однако завидное упорство передавалось в этой семейке из поколения в поколение. Разумеется, я мог уехать из города в любую минуту, но жгучее желание отомстить Мердоку не отпускало меня ни под каким предлогом. Видя мое, мягко говоря, явное промедление, Айрис взяла инициативу в свои руки и вдохновенно приступила к исполнению собственноручно написанной роли. Наябедничала герцогу о моих якобы приставаниях, попутно обрисовала асоциальный психологический портрет Видрича отцу, громогласно заявила, что пойдет с ним под венец только на пороге скоропостижной кончины, ту же лапшу, но в несколько ином ключе, навесила на уши жениху, а после представила ему свой план побега. Ты спросишь, к чему такие сложности? Хм, ей просто нравилось играть с людьми и их чувствами. Она получала какой-то особый восторг, ночами описывая мне ярость Габсбурга или чудовищный гнев отца. В итоге ей удалось добиться невозможного, оба мужчины уехали из города. Верджил отправился воплощать ее сумасбродную идею с уходом из дома, Мердок отчалил по каким-то своим делам. Мы впервые остались наедине, чего я отчаянно боялся. Понимаю, звучит странно, но девчонка действительно пугала меня своей двуличностью. И тогда я решил рассказать ей все. О своей мести, неприязни к ней, нежелании обращать…Я был слишком несдержан и говорил ужасные вещи, которые, вероятно, не следовало произносить вслух. По самым скромным подсчетам мы повздорили, и я чинно удалился, совершенно забыв о еще одном неблаговидном поступке. Перед отъездом старика я подложил в его сумку с вещами письмо, живописно повествующее о планах на будущее. Рассказал, кем являюсь на самом деле, в доказательство припомнил момент нашего знакомства с парочкой деталей, о которых могли знать только мы двое. И в мельчайших подробностях описал, зачем и с какой целью вернулся в их жизнь, что сделал с его обожаемой дочуркой и что только порываюсь совершить. Последняя строка запомнилась мне на долгие годы.

'…Я обращу ее, позволю примкнуть к лику бессмертных, питающихся свежей человеческой кровью. Она станет убийцей еще до заката и с рассветом откроет сезон охоты на таких тварей, как ты. Да восторжествует справедливость! Ты забрал мою душу, взамен я похищу жизнь твоего чада. Чаши весов обретут равновесие!'.

Фортуна раздала карты, и дальнейшие события оказались мне неподвластны. Терзаясь муками совести, я вернулся в поместье лишь к вечеру. Я чувствовал, что своими словами оскорбил достоинство, пусть и несколько аморальной, девушки и хотел извиниться за грубость, резкость и непозволительность подобного обхождения. А заодно и попрощаться. Равновесие было достигнуто, по-моему. Я вывернул наизнанку душу Айрис, растоптал их с отцом жизнь и получил должное удовольствие.

Но я опоздал, за что продолжаю винить себя день ото дня. Глупая, эксцентричная девчонка отыскала в домике привратника банку с крысиным ядом и…Я ничего не смог сделать! Наша кровь не исцеляет, а для обращения, которое, к слову, я проводить не умею, необходимо бьющееся сердце. И когда вернулся Габсбург, я просто…

Плавное течение слов Лео перебило появление в гостиной Джея. Молча, не позволяя мускулам на лице отражать эмоции, он схватил меня за руку и потянул за собой в коридор. Каждое движение сопровождалось прерывистым выдохом такой интенсивности, что на мгновение я всерьез озаботилась его состоянием и уже собралась было спросить, все ли в порядке (черта с два, конечно же!), когда парень почти грубо втолкнул меня в спальню, зашел следом, с грохотом захлопнул за собой дверь и в изнеможении прислонился к ней спиной.

— Ты меня любишь? — сухим, скрипучим, напрочь лишенным былых тягучих интонаций голосом спросил он, делая акцент на личном местоимении. — Я спрашиваю, Астрид, ТЫ меня любишь? Или только думаешь, будто…

— Люблю! — набросилась я на него с жаркими объятиями, не давая закончить очередную мысль из разряда надуманных и не имеющих место в действительности. — Я безумно люблю тебя, Джей! Больше жизни, себя и чего бы то ни было! Ты мой единственный, самый дорогой, близкий, родной и…

— Достаточно, — прижал Майнер указательный палец к моим губам, торжественно срывая с себя непроницаемую маску отчужденности, за которой скрывались самые неожиданные проявления.

Я понимала, что он слышал каждое отдельно взятое предложение из обстоятельного рассказа Леандра, более того, не усомнился ни в одной воспетой им истине, и знала, какую неимоверную боль привнесла за собой правда. Он любил ее и свято верил во взаимность своего светлого, лишенного эгоизма чувства. А сейчас вдруг выясняется, что все, абсолютно все было ложью. Им пользовались, играли, манипулировали, над ним потешались. Для мужчины это унизительно, для Джея же в особенности.

Однако увиденные мною 'коктейли' не имели ничего общего с болью. Злость, ярость, неприятие, гнев, разочарование и недовольство, в первую очередь собой. Представляю, что сейчас происходило у него в голове! Какими проклятиями он осыпал собственную недальновидность, неразборчивость и глупость.

Томительных пять минут между нами сохранялось гробовое молчание, с каждым мгновением натягивающее все сильнее мои оголенные нервы. Я растеряно переминалась на месте, не находя достойного выхода из зловонной ситуации. Мне ясен его страх, как и неожиданно объявившиеся сомнения относительно моей преданности, но что делать дальше решительно непонятно.

Подсказку подал парень, принявшийся мягко разминать мои губы. Он отделился наконец от двери, неистово сжал мои ладони, закинул их себе на плечи и легко, почти не касаясь, скользнул руками вдоль позвоночника. Короткий миг, пропущенный удар сердца, и я ощутила мерное тепло его рельефной груди, сбивчивое дыхание, путающееся в волосах, и трепетные, сводящие с ума поглаживая в области бедер.

— Я не хочу, чтобы ты думала, будто эта история меня задела, — колеблясь, заговорил он. — Все эти месяцы для меня существовала лишь одна девушка — ты. Я не искал замену этой стерве, не пытался получить с твоей помощью какой-то особый вид удовольствия. Просто наслаждался проведенным временем. И как-то очень незаметно для себя самого влюбился. По-настоящему. Я думаю о тебе, мечтаю опять же о тебе и скучаю, когда нет возможности быть рядом. Ты замечательная, понимающая, чуткая и порой непозволительно идеальная, но именно такой ты мне и нравишься. Я редко тебя о чем-то прошу, но сейчас вынужден настаивать. Не упоминай при мне ее имя. Никогда! Не заводи разговоров о ней. Не проси поделиться эмоциями. Прах к праху, тлен к тлену. Она умерла, а я словно родился заново. Чистый, непорочный и принадлежащий себе. Если хочешь, могу и с тобой поделиться! — захохотал Джей, расслабленно расправляя сгорбленные плечи, вновь зажигая тот нежно любимый мной бесовский огонек в глазах, привычным жестом взлохмачивая волосы.

Я не успела в очередной раз удивиться его способности к самоконтролю, безоговорочно поддаваясь власти сильных рук, настойчиво сокращающих расстояние между нашими лицами. Игривая улыбка яркими лучами отразилась в моих глазах и овладела губами. Тело резко взлетело вверх, пальцы машинально запутались в угольно-черных прядях на затылке, а ноги неистово сжались на талии Майнера. И в поцелуе я ощутила все, что вампир прежде благополучно держал под семью замками. Нежность, малая толика страсти и быстро гаснущий костер желания, наглядно демонстрируемые ранее, сменились безотчетностью, жадной потребностью и многочисленными уступками. Мораль отпала за ненадобностью. Теперь я знала, что любима. О взаимности и говорить нечего. Ради этого мужчины я согласилась бы сваривать в кипятке годовалого младенца.

Минуту спустя Джей переместился вглубь комнаты, усадил меня на спинку дивана, чтобы освободить руки, и с тягучей неохотой оторвался от моих губ для некоторых пояснений.

— Я остановлюсь сразу же, стоит тебе только попросить, — аккуратно сдавил он мою челюсть двумя пальцами, заставляя смотреть себе в глаза, от одного блеска которых я в буквальном смысле сходила с ума без вероятности дальнейшего излечения. — И будь естественной. Не прячь от меня ничего, ни боли, ни стонов, ни криков, ни фантазий. Хорошо? А главное, не бойся. Между нами ничто не изменится в любом случае.

Я покивала, соглашаясь с каждым пунктом наставлений, и шаловливо лизнула прижатую к лицу ладонь. Парень выдохнул сквозь зубы и с утроенной силой накинулся на меня с дразнящими поцелуями, пересекающими границу обычных ласк. Только судорожно вцепившись ногтями в бугристые предплечья, я сумела сохранить равновесие и не шмякнуться с высокой спинки. Влажный язык помогал справиться с многолетней засухой во рту, блуждающие вдоль тела ладони унимали дрожь, а жаркое, обжигающее горло дыхание насыщало дурманящим кислородом легкие. Я умудрилась первой сорвать с него майку, а через мгновение почувствовала, как края пижамной рубашки скользнули с плеч. Джей вручил мне на некоторое время инициативу и благородно позволил упиваться гладкостью кожи на шее и невероятно красивой груди. Чарующий запах его одеколона с примесью ненавязчивого аромата бальзама после бритья довел меня до головокружения. Если бы не элементарные правила приличия, я всерьез озаботилась бы мыслью съесть этот эталон сексуальности и демонической похоти.

Не успела сия каннибальская перспектива посетить сознание, как все внутри свело волной судороги, отозвавшейся в нервных окончаниях кончиков пальцев пульсацией крови. Я вскрикнула от неожиданности и сильнее сжала ногами любопытную ладонь, порхающую над тканью штанов в самом чувственном местечке. Майнер одарил меня лисьей улыбкой и оттянул волосы, заставляя запрокинуть голову назад, а затем с ярко выраженным безрассудством набросился на меня с поцелуями. Каким-то чудным образом он умудрялся одновременно покусывать, посасывать, пощипывать и сдавливать губами каждый сантиметр моего тела, снедаемого изнутри безжалостным огнем. Жалкие стоны набирали оборот и постепенно слились в неистовый крик: 'Мамочки!'. Не знаю, к чему я вдруг вспомнила о родительнице, да это и неважно, если честно.

Гораздо большее значение имел тот факт, что вдоволь насладившись моей реакцией, Джей решил видоизменить характер сиплых криков, лихо справившись с немудреной завязкой штанов, перенес меня на кровать и впервые дал ощутить неимоверную мощь своего возбуждения. Я буквально задыхалась от восторга, каждой клеточкой организма чувствуя прижатую к внутренней стороне бедра выпуклость на брюках, и, отчаянно зажмурив глаза, слепо потянулась дрожащей от смущения ладошкой вперед. Было и страшно, и смешно, и нелепо, но мне во что бы то ни стало хотелось его потрогать. И именно в тот момент, когда я собралась с духом и робко коснулась двумя пальцами хлопковой ткани, чертовой двери зачем-то понадобилось открыться, да еще с таким шумом, который не мог ни привлечь наше внимание.

— Слушайте, мальчики и девочки, я понимаю, вам… — начал было хохмить появившийся в проеме Лео, о существовании которого я в принципе умудрилась позабыть, не говоря уж о его присутствии в квартире, но, увидев наши недвусмысленно переплетенные на кровати тела разной степени раздетости, замолчал, а после расцвел ехидой улыбкой. — Ребятки! — всплеснул он руками. — Что же вы сразу не ввели меня в курс дела? Обожаю участвовать в оргиях! Габсбург, гомосексуальными замашками не обладаешь? Ну слава богу, тогда подвиньтесь!

Я потеряла дар речи от возмущения и, чего уж там, неимоверной стыдливости, тогда как мой парень, согласно старым привычкам, живо слетел с катушек и на исконно немецком (думается, еще и матершинном) живо поставил выскочку на место.

— Was glotzest du? Halt die schnauze! Zieh leine!*

Последний желчный то ли вопрос, то адрес, по которому следует изредка наведываться неугомонному шутнику, сопровождался уничижительным взглядом.

Шумно спустив пар, Джей донельзя очаровательно потерся носом о мою щеку, накрыл нас обоих с головой одеялом и прошептал в самое ушко:

— Ты лучшая! Запомни, на чем мы остановились. Вечером обязательно продолжим. А сейчас спокойно одевайся и приходи на кухню, должен же я когда-то тебя покормить!

Напоследок сладко чмокнув мои раздосадовано поджатые губки, Майнер выбрался из-под перины и чуть ли не пинками вытолкал за дверь глумливо похихикивающего недруга, которому лично я оторвала не только голову. Вот же гад! Лишил меня такого удовольствия!

___________________________

*Was glotzest du? Halt die Schnauze! Zieh Leine! — Чего (дословно, конечно, звучит иначе) вылупился? Закрой свой вафельник! Текай отсюда! (нем.).

 

Глава 20. Слишком много Лео

POV Джей

Поэт-сатирик Дон Аминадо однажды сказал: 'Чтобы доверие было прочным, обман должен быть длительным'. В моем случае это истина в последней инстанции. Шестьдесят лет я жил ложным чувством любви, боготворил женщину, которая никоим образом этого не заслуживала, лелеял память той, кто изначально истаптывал мою душу грязными сапожищами. Она смеялась надо мной и люто ненавидела. Потешалась над моими рассказами, нежась в объятиях другого мужчины. Черт возьми, она даже спала с ним! Грязная, дешевая, лживая шлюха!

И я тоже хорош! Позволял развешивать на свои нежные уши тонны благоухающей лапши, да расшаркивался в поклонах, мол, спасибо, мисс Волмонд! Всегда к вашим услугам. Тварь! Ничтожная, жалкая, мерзкая пародия на смысл моего существования!

Кругом обман! Меня, словно выдрессированную цирковую собачку, водили за нос, подкармливая заливистыми речами. Лучший друг — подонок, любимая девушка — мразь. Из них бы вышла отличная пара, жаль, не срослось триумфальное будущее!

Но я не стану жалостливо ныть, выжгу в себе эту разрушительную боль и просто забуду. Ради Астрид, наших отношений и призрачной перспективы когда-нибудь познать истинное счастье. Мне не хотелось размышлять о том, что все напрасно. Что балансируя на грани жизни и смерти, я выбрал абсолютно неверный путь, ступив на тропу бессмертия. Что потратил долгие годы на месть, не имевшей под собой ни одной логически здравой причины. Лео ее не убивал, а даже если бы и совершил сей поступок, я бы испытал облегчение. Она заслужила свое жаркое место в аду подле закипающего котла со смолой! Двуличная стерва!

— Вижу, тебе глянулся наш маленький фокус, — вырвал меня из плена мыслей жизнерадостный голос Леандра. — Так и будешь тискать нож? Или мы с Астрид все же дождемся обеда, прости за наглость?

Я с удивлением перевел взгляд на свои ладони, залитые кровью, и швырнул в раковину тесак, лезвием которого до этого момента самозабвенно вспарывал кожу на внутренней стороне кистей. Надо бы придушить на досуге восседающего на кухне негодяя, да только лень сейчас мериться избытком тестостерона в жилах. За боль моей девочки он огребся сполна, остальное имело принципиально мизерное значение.

— Есть еще какие-нибудь предположения относительно личности Юмориста? — повернул я разговор в правильное русло, ловко заживляя третий глубокий порез. Святые угодники, иногда приятно быть мной! Легкий, щекочущий холодок разлился вдоль руки, охватывая тело щадящим замораживанием.

Насладившись маленьким представлением, я вытащил из духовки порядком подсохшую картофельную запеканку и попытался примерить на себя роль отчаянной домохозяйке. Что бы среднестатистическая женщина сделала с этим непотребством, потерявшим всякий товарный вид? Хм, немного соуса, сыра, сочного бекона явно не повредят. Нуте-с, приступим!

— Назовем его лучше Джокером, — от души проржался Лео, вальяжно откидываясь на спинку стула. — Кто у меня на примете помимо дедули, который, вот уж спасибо Господу, отъехал в прошлом столетии? Как насчет Северина? Полные паспортные данные Северин Лесли Гудман, мой горячо ненавистный создатель, вампир без морали, автор постулата убивай, чтобы не быть убитым. Знаком с таким?

О, да! Крепкая ненависть между нами завязалась в незапамятные времена. Кажется, началось все с того, что я, силясь продвинуться вперед в овладении искусством залихватски крошить на куски потомков вечности, убил одного из его созданий. Позже выяснилось, что этому двухметровому дядьке с сугубо нордической внешностью принадлежит и честь обращения моего злейшего врага. Правда, сие откровение снизошло до меня в пылу яростной схватки, в самом разгаре которой я чуть было не лишился головы и обзавелся вот этим вот миленьким шрамом на груди в форме полумесяца. Именно сего господина я считал виновником всех бед. Осталось лишь выяснить, какую сгнившую свинью подложил ему 'сынуля', о чем я спросил напрямую.

— Не сошлись характерами, — сухо пояснил вампир, без всякого энтузиазма принимаясь за нарезание сыра. — Притом очень давно. Годков эдак двести назад он привел ко мне в дом пятнадцатилетнего мальчишку и попросил, хотя чего выпендриваться, приказал воспитать его согласно нашим обычаям. Обучить скрытности, самоконтролю, тысяче и одной способов убить человека без лишнего шума, показать, как избавляться от нежелательных тел, познакомить с анатомией и далее по списку. Должен сказать, я впервые столкнулся с ребенком-вампиром. Да, фактически он был всего на три года младше меня, но…Я не хотел для себя такой жизни, ненавидел каждую минуту своего существования. Так почему, задумался я, почему этот юнец обречен на беспросветные страдания? Наше бытие ведь не жизнь вовсе, так, злая насмешка над людским тщеславием. В общем, я избавил его от мучений. И Северина это разозлило, никогда прежде я не видел в его глазах столь взрывоопасной смеси. Он велел мне убираться, а когда я с радостью кинулся к двери, бросил в спину, что обязательно отомстит. Непослушание-де карается Законом. Под последним термином он подразумевал себя, я так понимаю.

— И что? — полюбопытствовал я, доставая из холодильника, под завязку набитого всем ассортиментом гастрономических радостей, необходимые для соуса ингредиенты. — Он отомстил?

— Как видишь, — развел руки в сторону Лео, отодвигая от себя разделочную доску. Нет уж, наглая твоя морда, рабсилу я предпочитаю использовать с садистским тщанием! Поэтому водрузил по центру стола блэндер и вручил парню вымытые овощи. — Но что для него два жалких века? Так, крупицы в безразмерных песочных часах. Ему больше семи столетий, а это накладывает особый отпечаток неспешности, изъято из личного опыта. Другие кандидаты имеются?

Я отрицательно помотал головой, лихорадочно листая страницы толстенной поваренной книги в поисках нужного рецепта.

— Слушай, меня поражает твое спокойствие! — неожиданно воскликнул вампир, агрессивно выдергивая штепсель измельчителя из розетки. — Ты хоть представляешь, что нас ждет, если вдруг Гудман и впрямь открыл сезон охоты?

— Слушай, — в тон ему заговорил я, — от тебя и твоей чертовой суетливости в прошлом были одни проблемы. Мыслить здраво ты все равно не умеешь! Когда понадобится хваленая физическая сила, я свисну, а до того момента настоятельно советую помалкивать.

— Ага, я натс, ты мозг, — мгновенно сбавил он обороты, находя мое состояние опасным для общества, — усвоил и больше не тявкаю. Тогда давай проясним еще одну темную проблемку, как насчет Астрид? Ну того, что я сделал и все такое.

— Ее не вздумай вмешивать во все это, — вполне миролюбиво произнес я, выливая в кастрюлю кремообразную смесь из овощей и специй. — И если еще хоть раз тронешь, засуну отрезанную голову, знаешь, куда?

Лео не ответил, да мне и не требовалось его пояснение. Когда-то мы ведь были друзьями, притом очень близкими, и понимали друг друга с полуслова. И сейчас, на радость ли или действенную скорбь, эта часть наших отношений вернулась в придачу со всеми вытекающими последствиями. Вместе с любовью к Айрис из моего сердца пропала и ненависть. Я не чувствовал к д`Авалосу прежнего отвращения, скорее наоборот, благодарность. Он избавил меня от главного проклятия — этой застарелой, заплесневелой, удушливой тяжести в груди, неизменно напоминающей о вине. Я чист перед всевышним, все грехи возлагаются на плечи женщины, которая своей ложью изменила меня до неузнаваемости. Именно ей предстоит держать отчет за душу, лишенную права на покой. Меня же ждет впереди Астрид. Я не из тех, кто, обжегшись молоком, дует на водную гладь. Мне не мерещатся повсюду теории вселенских заговоров. Я верю этой девочке и ее любви. В противном случае, бойкое место в психиатрической клинике мне уготовано отнюдь неспроста.

Кстати, что-то Звездочка задерживается…По самым скромным подсчетам я оставил ее, разгоряченную, мягкую, томительно нежную и неудовлетворенную, в спальне около получаса назад. Неужели заснула?

Изнывая от желания увидеть ее умиротворенное лицо и коснуться кончиками пальцев призывно открытых губ, я велел Леандру зорко следить за булькающим варевом и прогулочным шагом добрался до спальни, оказавшейся пустой. Хм, а предупреждать о тяге к маленькой экскурсии по четырехкомнатным апартаментам?

В подтверждение худшим догадкам, девочка нашлась в бывшей комнате истеричного 'завтрака'. Она сидела на голом матраце, очень вдумчиво разглядывая примостившиеся в разных углах десятиметрового помещения пластиковые пакеты, и не заметила моего бесшумного появления.

— Пытаешься понять, насколько близок я к отметке 'монстр'? — излишне кривляясь, полюбопытствовал я.

— Нет, — невозмутимо ответила девушка, оборачиваясь на звук моего голоса. — Решаю одну непростую задачку со множеством неизвестных, а именно меня интересует твой нынешний рацион. Что ты будешь есть? — видимо, для слабоумных перефразировала она и, так и не дождавшись порядком затянувшегося ответа, добавила. — По-прежнему делаем вид, что ты и не вампир вовсе? Брось, Джей. Я всего лишь хочу подтянуть планку легкости в отношениях. Это ведь нетрудно, открыться мне. Просто попробуй.

Очевидно, избыток гормона эстрадиола* как-то слишком особенно влияет на женский организм, в противном случае мне нечем объяснить возникновение понимания, принявшего скверные масштабы.

— Попробовать, что? — включил я временного дурачка, наваливаясь плечом на дверной косяк. — В излюбленной манере привести сюда размалеванную девицу, отмыть ее, одеть и дать волю внутреннему садисту? А ты, конечно, станешь смотреть и наслаждаться. Прости, Астрид, но это чушь собачья.

— Уж лучше оргии! — подал голос из кухни Лео. — Я все еще не прочь поучаствовать!

— Сделай всем одолжение, — раздраженно крикнул я, — выставь двухминутный таймер на микроволновке, засунь туда голову и ни в коем разе не отходи, пока мы все здесь не вздохнем с облегчением! — на последнем слове я от души хлопнул дверью, а после присел рядом с заразительно улыбающейся девочкой. — Так что ты хотела услышать в ответ? Давай заведем 'завтрак', будем пить с ней чай по утрам, обсуждать нудные выпуски новостей и вместе гулять по парку?

— К чему эта ирония? — устало закатила глаза малышка, довольно ощутимо впиваясь ноготками в мою ладонь. — Я и без твоего сарказма вижу, что со стороны выгляжу полной идиоткой. Но я знала правду, когда полюбила тебя всей душой. Знала, что ты…необычный. У тебя два варианта на выбор. Или ты пьешь мою кровь, или, да, мы заводим 'завтрак'! Если дойдет до крайностей, я сама притащу для тебя девчонку, тройку нежных младенцев, бездыханный труп президента и ядерную кнопку вместе взятые! — окончательно взбеленилась она, при этом не переставая буравить меня поторапливающим взглядом.

Ненавижу, когда со мной разговаривают в подобном тоне! Но впасть в безрассудную ярость не позволила одна предательски приятная мысль. Она беспокоится обо мне, хочет избавить от до сих пор не разрешенной дилеммы на тему: 'А как же быть дальше?'. И я оценил ее сомнительный подвиг.

— Пожалуй, — для виду засомневался я, вспоминая, насколько глубоко ее задело мое недавнее заявление: 'Мне не нужна твоя кровь!'. В тот момент моим сознанием правили концентрированный гнев, ненависть и отвращение к самому себе. Я всю жизнь бегу от слабостей, демонстративно прячу чувства за различными масками, вуалирую нужды, и тут вдруг вынужден был расписаться в собственной беспомощности из-за пореза. Чертовски лестная ситуация! Меня ведь не учили вампирским фокусам. Каждую мелочь я постигал сам, опираясь на банальный жизненный и армейский опыт. А в порыве злости под раздачу всегда попадают близкие, так уж повелось испокон веков. — Пожалуй, я предпочту второе. И на сегодня достаточно этой кровавой лирики. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Я имею в виду не только это, — невежливо ткнул я указательным пальцем в бинты на руке и лодыжке, — но и это, — внимание переключилось на обтянутую тесной черной маечкой грудь, и мысли заволокло блаженной пеленой нетерпеливости. Как дожить до вечера и не сойти с ума? — риторический вопрос, неустанно появляющийся на протяжении двух взволнованных вдохов и одного излишне протяжного выдоха.

— Не смотри на меня так, — жалобно попросила Астрид, обворожительно краснея до кончиков волос на макушке. — Я не могу связно думать, когда ты такой. Спасибо, — полушепотом поблагодарила она, когда дикий огонь в моих глазах сменился вялой заинтересованностью. — Как же я себя чувствую? Странно. Боли нет, притом абсолютно никакой. А вот внутри…можно мне пересесть? — резко сменила тему девочка, чем подтвердила худшие догадки.

Сдается, кое-кто слишком рано расслабился. Я учел все обиды, когда хорошенько взгрел Лео пару часов назад, но вот моральные травмы умудрился упустить из виду, а они определенно имели место быть. Я вспомнил сегодняшнюю ночь, ее метания по постели, утро, начатое с испуга, приклеившийся ко мне 'хвостик', отчаянно шугающийся одиночества, и тот пропитанный яростью подзатыльник, что она отвесила вампиру в ванной. Мало похоже на мою малышку.

Не успел пар пойти из ушей, как к распирающейся от негодования груди прижалась обжигающе горячая щека, а чувственные губки, слегка задевая кожу, залепетали следующее:

— А внутри так спокойно и тепло. Наверное, я ужасная, и ты совершенно зря думаешь обо мне только хорошее. Я видела, как ты бьешь Лео, и испытывала…радость. Не отвращение, которое обычно возникало при виде крови, тошноту или сожаление, а злорадство. Мне понравилось! Стало как будто легче дышать. Пропал страх. И единственное, чего я теперь опасаюсь, это его способности к чтению мыслей.

— Чего? — изумился я, с трудом переваривая услышанное. Женская логика, ей богу. Наблюдать за мучениями пресмыкающегося гада, который когда-то имел наглость издеваться над тобой по всем законам жанра, это ужасно? Да я восемьдесят лет превыше всего ценю подобные эмоции! — Какие еще способности? Он не читает мысли.

— Да? — в свою очередь бескрайне удивилась девочка. — Мне показалось иначе.

— Ключевое слово, показалось, — со смехом чмокнул я ее макушку. — Повторюсь, никаких сверхъестественных талантов у нас нет. А с твоими мыслями все очень просто. Догадаться по выражению лица, о чем думает человек, легко. В твоем же случае вообще проще некуда. У тебя

_________________________

*Эстрадиол — основной и наиболее активный для человека женский половой гормон.

такая 'живая' мимика и 'говорящие' глаза, что все сводится к обычной внимательности. И чем вызваны, позволь узнать, твои опасения? Что такого ужасного Астрид Уоррен хочет скрыть от меня?

— Размышления на запретную тему, — хмуро буркнула себе под нос малышка. — Ранее услышанная история, — внесла она корректировку в предыдущее высказывание, обнаружив в нем некоторую двусмысленность.

Ясно. Опять вездесущая Айрис. Правы мудрецы, утверждающие, будто от любви до ненависти один шаг. Но никто из них никогда не старался изобразительно описать сие незамысловатое действие. Я наивно полагал, что пропасть, отделяющая эти два отрезка пути, подвластна размеренной поступи, ее можно преодолеть без потерь. И не ошибся. Я остался собой, тем же лишенным сердцебиения мертвецом. Внепланово появился только горький осадок на душе из боли, уязвленного самолюбия и пылкого желания поскорее забыться. Встать в сторонку и обвести безучастным взглядом собственное бьющееся в конвульсиях тело. Слиться со вселенной в единое целое, дабы мои ощущения гасли перед страданиями планет, сгорали в отсутствии атмосферы и улетучивались прочь в благословенной невесомости. Измена и предательство. Подорванное доверие. Пустота. Хотел бы я перемахнуть чрез эти хаотично расставленные ловушки. И мне ведь почти удалось!

Я помню тот день и час, когда очнулся неизвестно где, с гудящей головой и пересохшим горлом. Помню удивление, ярость и даже некоторый страх. Во мне что-то изменилось, но я не мог определить это незримое нечто. К тому времени я уже знал о существовании вампиров, о них рассказал Мердок. Вскользь. В то самое злополучное утро, когда он застал меня в комнате дочери, с ее безжизненным телом на руках. И я, как последний глупец, не оправдывался, предпочитая не отвечать на его вопросы о случившемся, надрывая горло в бессвязных криках, мечтая о смерти, моля дьявола забрать мою душу, а взамен…Жертвенно, не правда? Расплатиться тем единственным и бесценным сокровищем, коим я обладал, за никчемную жизнь девушки, которая каждым своим поступком заслужила уготованную свыше участь. Жестоко? Ничуть. В любом случае Айрис бы умерла, она ведь просила обращения, настаивала на изменении сущности. Судьба распорядилась иначе, и я благодарен ей за это. Волей случайности охотник угодил в расставленные сети. Ей нравилось играть с людьми, а в последней партии на кону стояла ее жизнь. Не думаю, будто она и в самом деле пыталась добиться летального исхода. Небось спланировала очередной спектакль, хотела таким циничным образом привязать к себе лицемерного вампира. Однако не учла характер последнего. В ярости Лео перестает быть человеком. Он больше не тот мягкотелый парень, легко позволяющий манипулировать собой. В нем просыпается хищник. Злой, хитрый, полагающийся на инстинкты, готовый принять стойку и растерзать добычу на куски. Он не вернулся с извинениями так скоро, как рассчитывала Айрис. Не припал к ногам избалованной немки, не оценил по достоинству ее тягу к драматургии.

Так вот, о моем первом дне с главенствующей жаждой крови. Когда я понял, кем стал, во что превратился, и какие ужасы ждут меня впереди…подумал лишь об одном. Все закончилось. Тягостное существование в облике уродливой твари, не различающей цветов, постоянное чувство вины, ночи, сопровождаемые сводящими с ума кошмарами, дни в обнимку со стаканом спиртного, — все это должно было остаться позади. Я расценивал обращение, как шанс вынырнуть на поверхность за глотком упоительно свежего воздуха, начать жизнь с нуля, скрупулезно исписать девственно чистый лист бумаги яркими красками, которых раньше не имелось. И радоваться возможности видеть, толковать язык радуги, прежде сохраняющий гробовое молчание. Никакого серого цвета!

Разочарованию не было предела. Вампир, питающейся черной кровью. Жутко, мрачно и безысходно. Меня разом лишили всего. Жизни, надежды, фантазий, человеческих качеств, морали, совести, чести и достоинства.

Неделю я провел в скитаниях, узнавая себя заново. И по истечению злосчастных семи дней осознал, что нет во мне четкой грани 'до' и 'после'. Я был прежним, мыслил абсолютно здраво. Характер и привычки остались со мной, к ним добавилась лишь жажда и неутомимость. Два фактора, свидетельствующих в пользу того, что я больше не…

— Эй, Габсбург, вырубай приемник заведомо тоскливых суждений, — помелькала перед глазами широкая ладонь Лео. — Прошу в трапезную, ваше светительство. Или сиятельство? Как правильно, фон Видрич? — якобы усомнился он, начиная порядком действовать мне на нервы. — Мы с Астрид уже по паре приборов заточили, пока ты тут о глобальном потеплении размышлял.

Я перевел взгляд на улыбающееся лицо, посетовал на несправедливость сего дрянного мира и лениво поплелся на кухню. Девочка уже ждала меня, сидя по центру заставленного множеством салатников стола, восхищено окидывала глазами внушительный ассортимент, к которому в порыве вдохновения, я так понимаю, помимо австрийского грестеля прибавилась еще парочка блюд аппетитной наружности, столовое серебро, бокалы из горного хрусталя и бутылка красного сухого вина. Видимо, некто из кожи вон лезет, силясь загладить вину. Не люблю подхалимов, но для д`Авалоса это в порядке вещей. Он всегда напоминал мне помесь дворняжки с суровым цепным псом.

Не говоря ни слова, я опустился на стул рядом с Астрид, ответил улыбкой на ее вопросительно-изучающий взор и без особой охоты принялся за еду. Отсутствие настроения объяснялось банальными причинами. Во-первых, я хотел понаблюдать за реакцией девушки, дабы проверить ее недавние заверения об исчезновении страха. Во-вторых, нелепость ситуации стала меня раздражать. Мы, что, теперь друзья? Большая дружная компания вампиров-единомышленников? Что-то тут нечисто, и меня ни на секунду не покидало чувство неправильности, сюрреалистичности и наигранности происходящего. Почему Леандр сразу не пришел ко мне со своей правдой, если так хотел вернуть былые отношения?

Именно этот вопрос я озвучил вслух, перебивая словесный поток благоглупостей неудавшегося комика.

— Ты бы мне не поверил, — вмиг потухла белозубая ухмылка самого неряшливого характера. — А я не смог бы рассказать все тебе. Деточка, не пойти ли тебе в детскую? — нагло обратился он к Астрид, заставляя ее тут же поперхнуться содержимым бокала с рубиново красной жидкостью.

— В последний раз предупреждаю, — зло прошипел я, буравя глазами невозмутимое лицо. — У меня имеется завидный арсенал огнестрельного оружия, базука тоже найдется. На крайний случай. Так что если хочешь говорить, высказывайся при ней. Нет? Проваливай!

— Знаешь, что меня в тебе всегда удивляло, Верджил? — заметно разозлился Лео. — Твоя привычка разделять слова и действия. Сначала ты просишь не вмешивать ее в эту остро пахнущую большими неприятностями, — для наглядности он вычертил в воздухе руками силуэт гигантского круга, — историю, а теперь настаиваешь на участии в обсуждениях. Мне-то в принципе по барабану, хоть мишень на ее спине рисуй. Только определись с желаниями, для простоты понимания, например.

Двоякость положения, в которое я угодил ценой собственной оплошности, невозможно передать словами. С одной стороны, передо мной сидел тщедушный восемнадцатилетний мальчишка, позволяющий себе откровенные вольности в подборе выражений. С другой, фактически он был старше меня на два с лишним века, и неизвестно, кто из нас заслуживал большего уважения. Воспитание предписывало сбавить обороты и перевести разговор в более мирное русло, в то время как избыток тестостерона в жилах яро требовал использования колющих приборов не по назначению. И я мысленно поблагодарил девочку, осторожно вытянувшую из моих пальцев нож.

— Давайте договоримся, — успокаивающе проговорила она, обращаясь к нам обоим, — обходиться без умелой игры на нервах. Вы выяснили, кто Охотник? Замечательно, хотя, конечно, ничего превосходного тут нет. И что собираетесь делать?

Первый разумный вопрос за день заставил нас обоих встряхнуться и с уважением глянуть на малышку, мгновенно порозовевшую от смущения. Однако прежде мне необходимо прояснить ворох мелких деталей, поэтому допрос с пристрастием не заставил себя долго ждать. Складно изложенная сказочка об Айрис по-прежнему не оставляла мои мысли в покое. Да, я поверил Лео и его взгляду на события давно минувших дней, но невозможно, черт побери, так легко смириться с доводами разума! Мне недоставало подробностей, не хватало рассеянных крупиц истины. О чувствах Астрид я, к своему вящему стыду, совершенно позабыл. Как и о негласном правиле заведомо крепких отношений: никогда не упоминать бывших.

— Она влюбилась в тебя, цитирую, давно и безгранично. Выходит, вы были знакомы еще до моего приезда в город? — я постарался подобрать самый отчужденный тон для предстоящей беседы и с сожалением расслышал тяжкий вздох сидящей рядом девушки, безмолвно принявшейся наполнять опустевшую тарелку. Прости, сладкая, но я должен выяснить правду.

— Да, — неохотно подтвердил Леандр, обводя мое лицо сочувствующим взглядом. — Ей было на тот момент пятнадцать. Мы встретились пару раз, погуляли, я делал ей подарки типа пожухлого букетика цветов и конфет — стандартный джентльменский набор. И ни на что не претендовал, просто коротал время в обществе хорошенького, глупого и забавного ребенка. И уж тем более не знал, каким боком мне выйдет вся ситуация.

— Неужто Мердок тебе так доверял? — удовлетворился я сухим пояснением, переходя к сути следующего червячка сомнений. — Позволил организовать переезд в Штаты, прибегал к советам и не замечал странностей? Даже я видел, насколько ты ненавидел старика! Тебя же корежило при малейшем его приближении.

— Думаешь, он видел хоть что-то вокруг себя? — натянуто рассмеялся вампир. — Да его пожирала изнутри совесть, она же застила глаза на много миль вперед. Лошади, лошади, лошади! Он был одержим только ими и своей потерей касательно супруги. Ах, да! Еще изредка вспоминал об Айрис, потому что планировал обзавестись богатым зятем. Обширный кругозор, правда? И если хочешь знать, да, он мне доверял.

Отлично! Пойдем дальше, пока я не возжелал эксгумации истлевших останков Волмонда.

— Она грезила обращением, — вяло подобрался я к следующей нестыковке. — Почему?

— Да потому что родилась больной на голову! — взъерепенился Лео, порядком уставший от единообразных пыток недоверием. — Ныла, что, мол, так боится потерять меня навсегда, что старость не за горами, а красота имеет свойство увядать, что любовь и вечность понятия неразделимые, и так далее, вплоть до выедания мне мозга чайной ложечкой. Но это ее слова, следовательно, и правды в них нет. Я видел, что причина в зависти. Она хотела всего, притом без лишних усилий. Деньги, веселье, тряпки, драгоценности — по ее мнению в неограниченных количествах всем этим обладали именно вампиры. Логика в ее суждениях прощупывалась так же, как пульс у ножки табуретки.

Какой восхитительный перл, право слово! По кому-то цирк изливается горючими слезами.

— И последнее, — сжалился я в первую очередь над Астрид, лицо которой сравнялось по цвету с белоснежной скатертью. Однако я не успел сформулировать воистину унизительный вопрос, потому как Леандр интуитивно ухватил его суть гораздо раньше.

— Серьезно, Габсбург, она ненавидела тебя, — без шуток и неуместного сарказма начал он делиться наблюдениями. — Раздражалась, злилась и просто на дух не переносила. Может, когда вы только познакомились, она и влюбилась, но после того разговора об армии…Понимаешь, ты не подходил под ее представления о радости, веселье. Был скучным, израненным солдатом, которому волей судьбы удалось вырваться из ада. Это наложило свой отпечаток, ясное дело, только Айрис с этим мириться не желала. У тебя хороший ангел-хранитель, потому что не позволил узнать мисс Волмонд настоящую. Советую поставить ему огромную свечку, а после забыть об этой истории раз и навсегда.

И я через силу попытался последовать наставлениям д`Авалоса, когда помогал девочке убирать со стола, с удовольствием занял пост у мойки рядом со своей рачительной малышкой, бодро натирающей тарелки мыльной губкой, вытирал посуду кухонным полотенцем и просто наслаждался каждой последующей минутой в обществе эталона самоотверженности. Вопреки всем известным принципам Астрид не злилась на меня, не закатывала сцен ревности. Наоборот, очаровательно улыбалась и распространяла вокруг безбрежные волны тепла, спокойствия и уюта. А уж как меня повеселила ее очередная выходка из разряда воинственных! Грозно вперив маленькие кулачки в бока, она не терпящим возражения тоном отправила Лео в ванную за ведром и тряпкой, дабы затем заставить убрать подлинное безобразие в коридоре.

— Фух! — шумно перевела девушка дух сразу после того, как вампир сдал позиции и отправился на поиски чистящих средств. — Как же он меня бесит! Но самое удивительное, знаешь, что? — донельзя довольная собой, она цепко обвила руки вокруг моей талии и расслабленно прижалась щекой к груди. — Я его вообще не боюсь! Вот ни капли. Да, он трехсотлетний вампир, помышляющий низостями в свободное время, но 'тогда' и 'сейчас' будто отрывки разных жизней. Наверное, я не смогу тебе объяснить…

— Я понимаю, о чем ты, — крепче прижал я к себе половинку вновь ожившего сердца. — На первый взгляд он кажется странным, на второй опасным, злым, расчетливым, а в итоге выходит, что Лео просто разный. Есть такие люди, ну или вампиры, которые находятся как бы в пограничном состоянии. Чертой является злость. Пока ее нет, все отлично. Он улыбается, шутит, несет помноженные надвое глупости и проявляет бескрайний запас толерантности. Я давно это заметил и, если честно, откровенно недолюбливаю подобных личностей. Мягкотелый, льстивый, подстраивающийся под нужды других, уступающий абсолютно во всем — такие люди мне всегда были неприятны. Однако стоит вывести его из состояния равновесия всего раз, как о последствиях придется забывать очень долгое время. Нет, малышка, я тебя не пугаю. Ни в коем случае. Просто хочу предостеречь на будущее, не играй с огнем, пожалуйста. Пока ему нравится вилять перед тобой хвостом, и я очень надеюсь, что это надолго. Но ведь может и наскучить…

— Можешь больше ничего не объяснять, — умело воспользовалась девушка паузой в череде моих разрозненных размышлений. — Я буду умницей, обещаю. Никаких злых вампиров в радиусе ста километров, ладно? Только нежные, милые и абсолютно себя неконтролирующие, особенно по части желаний, да, Джей?

Я машинально мотнул головой, и лишь затем догадался опустить взгляд вниз, дабы сфокусироваться на нефритовых глазах, лучащихся хитростью, обаянием и малой толикой снедающего меня изнутри нетерпения. Да, сладкая, я помню. Планы на вечер.

К сожалению, выпроводить суетливо хлопочущего на ниве домашнего хозяйства балагура на улицу было невозможно, поэтому следующий час мы провели в гостиной за выслушиванием откровенно бредовых идей Лео. Я даже не старался делать вид, будто его наполеоновские планы осуществимы и действенны, поэтому в пух и прах разносил каждую предложенную версию из числа: выследим-поймаем-убьем, посадим на кол, взорвем, сожжем…В общем, легко и непринужденно обезвредим, притом без всяких усилий и тактики. Нас ведь двое!

Последнее, по мнению восторженного идиота, являлось главным преимуществом, в то время как я не видел в этом злосчастном 'нас' ни одного плюса. Возраст позволял Леандру крушить кулаком стены, передвигаться со скоростью завалящего болида Формулы-1, обходиться кровью раз в три дня и, пожалуй, все. Я так и вовсе мог похвастать не самой жизненно необходимой особенностью по ориентированию в темноте. Сложив вместе имеющиеся перспективы, получаем тандем инвалидов-смертников. Прямо гроза ополченцев, да и только!

— А что ты предлагаешь, Мозг? — агрессивно протявкал уставший от моих доводов разума парень. — Молиться? Или сразу пойдем сдадимся? Мол, простите, дяденька, виноваты, исправимся. Только не делайте нам бо-бо, очень уж жить хочется.

— Отличный план, кстати, — съязвил я. — Натянем на тебя пояс шахида и вперед, в стройные ряды Талибов! Или больше по душе Аль-Каида?

Астрид, до сих пор сохраняющая взволнованно-серьезное выражение лица, тихо прыснула и спешно ткнулась носом мне в плечо, не желая привлекать к себе всеобщее внимание. Лео неожиданно последовал ее примеру, заржав во всю мощь легких, и через мгновение стены квартиры сотряс неимоверный хохот, усиленный тремя парами разноголосых глоток.

— Теперь о серьезном, — блаженно перевел я дух, подсознательно отмечая, что в столь непринужденной атмосфере думается гораздо проще. — Вслух буду говорить специально для альтернативно одаренных с застарелым мозжечком. В первую очередь, нужно наметить маршрут, уяснить конечную цель и составить общий план мероприятий, а только потом что-то делать. И уж никак не наоборот. Ты получал еще какое-то послание после той надписи в ванной?

— Нет, а должен? — глупо полюбопытствовал сей умственно отсталый представитель отряда бессмертных, принимаясь раздражающе расхаживать вдоль комнаты.

— По всей видимости, да, — благостно пробормотал я, вкратце описывая свое недавнее пребывание в доме Астрид. — Прольется моя кровь, и чутье подсказывает, будто в этом будешь замешан ты. По старой традиции, скажем так. Я вижу два варианта развития событий. Либо Северин вновь воспользуется Астрид, как приманкой, и расставит сети в самых неожиданных местах, либо ты выкинешь очередной фортель, исходя из природной склонности к идиотизму. Все зависит от того, как скоро Гудман догадается, что мы раскусили его игру. Короче, рекогносцировка, она же визуальное изучение противника с целью принятия решения, состоит в следующем: выяснить имена всех недавно приехавших в город мужчин, попытаться выследить каждого из них, и при обнаружении малейшего сходства включать план-перехват. Что может ослабить вампира его возраста хотя бы на короткий срок?

— Твой военно-полевой язык достоин похвал, — чинно согнулся Леандр в поклоне, вынуждая меня подняться с дивана для объяснения прописных истин о сосредоточенности. — Да, ладно-ладно, молчу. Нервный ты, Габсбург. Или нетерпеливый? Я же вижу, как вы смотрите друг на друга. Что, не дождетесь, пока бедный, осиротевший, бездомный скиталец выметется вон? — не желал униматься чрезвычайно разговорчивый мерзавец, натянувший на себя маску вселенской скорби. — И по существу твоего вопроса, — ловко увернулся он от заслуженного отеческого подзатыльника. — Ничто его не ослабит. Про байки вроде крови мертвеца, соли, вербены и прочих травок советую забыть. Человеческого в нем уже не осталось, семь столетий не прошли даром. Поэтому на внезапность лучше не надеяться. Лихо подбежать сзади и срубить голову не получится, Северин одним взглядом умеет кишки по веткам деревьев разбрасывать. Во всяком случае, со стороны это выглядит именно так. Скорость реакции у него потрясная.

Подведем неутешительные итоги. Операция 'Чип и Дейл спешат на помощь' провалилась по всем пунктам. Остается уповать на удачу, которая буквально-таки обязана в ближайшем будущем повернуть к нам осчастливленную физиономию. Единственный шанс — вычислить Гудмана, подкараулить и воспользоваться всей оружейной мощью демократичной Америки. Тонны пиротехники, ракеты земля-воздух, ядерные боеголовки, истребители, танковые дивизии, что угодно, лишь бы продлить свой срок пребывания в этом бренном мире еще на сотню лет. Ради треклятого эгоизма и неугомонного желания быть с Астрид. Потому что смерть меня не страшила. Инстинкт самосохранения вампирам не присущ, уж слишком рьяно мы веруем в собственную неуязвимость. А вот перспектива потерять тот ценный дар, посланный свыше, пугала по-настоящему.

Однако достаточно на сегодня потока душевных противоречий. Оставшееся до вечера время я хотел посвятить заглаживанию вины перед девочкой, поэтому односложно указал загостившемуся приятелю на дверь и велел выметаться вон со всей прытью.

— Э-э, стоп! — возмутился прирожденный клоун, театрально цепляясь руками за стены в коридоре. — Ты ведь не выгонишь меня просто так! А деньги? Квартира, к чертовой бабушке, опечатана, кредитки заморожены, административный корпус небось до сих пор кишит федералами. Да, я слышал краем уха, что мое дело сдали этим костюмированным индюкам из ФБР. Учти, Габсбург, я обижусь и уеду из города.

— Скатертью дорога, — великодушно напутствовал я, с трудом продвигая к двери отчаянно упирающегося парня. Кажись, кто-то чересчур много ест! — Семь футов тебе под килем и ветер под самые паруса!

— Двадцать тысяч, герцог, — ультимативно заявил наглец. — И я оставлю тебя в покое на ближайшие сутки, а, может, и двое. Ведь это ты с усердием вырыл мне сточную канаву. Рассказал бы раньше о Джокере, и ничего бы не случилось…

Только трепетным отношением к нервам объяснялась вереница моих следующих действий. Не говоря ни слова, я вынул из гардероба куртку и, понося вампира отнюдь не лестными терминами, влез в ботинки.

— Вернусь через полчаса, — на автомате предупредил я Астрид, понуро выходя в подъезд. Впредь обязательно обзаведусь привычкой держать дома приличную сумму денег!

— Джей, — бросилась вслед за мной удивленная девушка, — я с тобой поеду. Пожалуйста! — молитвенно прижала она руки к груди, расплываясь в заискивающей и неимоверно льстивой улыбке. Пришлось кивнуть. — Я мигом!

Подпрыгнув на месте от небывалого запаса ребячества, малышка скрылась за массивной стальной дверью, а я прислонился плечом к стене, стараясь не замечать присутствия неподалеку осязаемой головной боли. И почему моя жизнь состоит из сплошной череды проблем и неприятностей? Чем я так провинился перед всевышним?

Лео, оправданно находя мое состояние лишенным тяги к пустой трепотне, нарезал круги вокруг лифта под стать излюбленной неугомонности.

Мы оба вздохнули с облегчением, когда из квартиры на крейсерском ходу вынеслась малышка, жестко уцепилась за мое плечо обеими руками и трогательно потерлась кончиком носа о шею, страдальчески приподнимаясь на носочках.

— Можем заехать ко мне домой на десять минут? — шепотом спросила она. — Хочу проверить сообщения на автоответчике, вдруг родители звонили.

Я пообещал, что на обратном пути обязательно заглянем в поместье, и неохотно шагнул внутрь подъехавшей кабины, из дальнего угла которой злорадно сверкал глазками опостылевший вампир, отчего-то решивший прокомментировать то, как обалденно мы с Астрид смотримся вместе. До гаража я еще худо-бедно сдерживался, лениво отмахиваясь от пустого набора звуков, но стоило глупому монологу вновь коснуться избитой темы оргий, как тщетные попытки абстрагироваться от внешних раздражителей пали даром.

— Последнее китайское предупреждение, — сквозь зубы процедил я, остервенело захлопывая дверцу пассажирского сиденья Кадиллака, куда секунду назад усадил девочку. — Заткнись по-хорошему, иначе я растолкую, как будет по-плохому.

Не знаю, что на Леандра подействовало, мой исполненный лютой ненавистью тон, полыхающий злобой взгляд или зудящие возмущением кулаки, однако дорога до клуба прошла в относительном умиротворении. Правда, блаженное спокойствие продлилось недолго. Едва переступив порог увеселительного заведения под руку с девочкой (д`Авалоса я без зазрения совести запер в машине в угоду мечтаниям о пятнадцатиминутной передышке), мы столкнулись со стайкой оживленно щебечущих артисток в тренировочных костюмах, помахивающих друг перед другом газетной страницей.

— Представляете, дочь конгрессмена! Говорят, ей даже пятнадцати еще не было, а такая смерть! Изнасилована и застрелена, вот ужас-то! — скандировал один хор голосов.

— Ну ты даешь! Застрелена, — лживо передразнила брюнетка интонации товарки. — Ее задушили и только потом расчленили. Во всяком случае, так сказали в новостях. Преступник был застрелен во время задержания, но фишка, знаете, в чем? Убили-то его не копы! У кого-то еще имелся зуб на этого подонка, все каналы только и твердят о том, что в городе появился Каратель! Вот бы пожать ему руку! Молодца мужик! — я хмыкнул в кулак, твердо решив выписать сей красноречивой даме премию. — Никогда не понимала, почему маньяков сразу на электрический стул не сажают. О каком исправлении может идти речь, если он людей режет, точно бекон на завтрак? Видели фотку этого психопата? Вылитый тролль! — она тряхнула хрусткой бумагой и наглядно продемонстрировала коллегам черно-белое фото небезызвестного мне парня с ежиком длинных, торчащих в разные стороны прядей волос, потухшим взглядом и агрессивной ухмылкой.

К слову, ее последнее замечание в свете отвратительного по качеству изображения звучало довольно обоснованно. Лео и впрямь смахивал на персонажа злых сказок, называемого в народе гоблином. Или орком, кому уж как больше нравится.

Желая прекратить дележку жареными сплетнями, я вежливо кашлянул и расплылся в коварной улыбке, поймав на себе взор шести пар испуганных глаз.

— Добрый день, мистер Майнер! — смущенно проскандировала одна из танцовщиц, ретируясь по направлению к служебным помещениям.

Затем правильному примеру последовали оставшиеся участницы, не забыв перед бегством осыпать шефа лживыми приветствиями, и через две минуты мы с Астрид вновь остались наедине. За вычетом неприятного осадка из недоумения, замешательства и скребущего сердца чувства, что история-де принимает воистину скверные обороты.

— И что теперь? — осторожно полюбопытствовала девочка, рассеянно поднимаясь по лестнице на второй этаж.

— Понятия не имею, — напрямую ответил я, орудуя ключами. — Все-таки дочь конгрессмена якобы убита маньяком, которого некто без раздумий пришил из снайперской винтовки. Слишком громкая история для этого городка. Северин разбередил улей с пчелами в неподходящий момент, а я лишь подлил масла в огонь, когда приехал за тобой на фабрику с полицией на хвосте.

— Да я не о том, — плюхнулась девочка в кресло у письменного стола. — Тебе это как-то навредит? Они ведь не узнают, что стрелял ты, правда?

Я натянуто рассмеялся и отрицательно помотал головой, вынимая из сейфа тугие пачки стодолларовых купюр. Руки действовали на автопилоте, в то время как мысли крутились вокруг сложившейся ситуации. Интересно, как скоро пресса разнюхает о невероятном прецеденте исчезновения трупа из недр полицейского морга? И заведут ли дело на некоего Карателя (дурацкое прозвище, кстати)? По логике вещей нам обоим следует в кратчайшие сроки уехать из города, а лучше вообще из страны, переждать грозу где-нибудь в Нидерландах, и только по наступлению затишья возвращаться обратно. Другое дело, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь оставить свою малышку, да и вообще рассчитываю на помощь Лео в поимке Охотника, значит, и его отъезд придется отложить. Выходит, мне придется приложить максимум усилий, дабы вездесущие агенты ФБР остались с носом.

Попутно выстраивая цепочку действий, я отыскал на столе среди кипы бумаг и свежих недельных отчетов записную книжку, выписал парочку номеров на оторванную страничку и потянул девушку к выходу, когда сознание посетила неожиданная догадка.

— Как называется местный канал? — почти бегом кинулся я к компьютеру, носком ботинка нажимая круглую кнопку на системном блоке.

— GDC-channel вроде, — неуверенно ответила Астрид. — А что?

Я пропустил ее вопрос мимо ушей, набил в поисковике короткий набор заглавных символов, вышел на нужный сайт и мгновенно наткнулся глазами на размашистое сообщение: 'Серийный убийца держал своих жертв на заброшенном металлургическом заводе! Жестокий маньяк застрелен при задержании! Полиция разводит руками! Имя стрелявшего остается загадкой!', и следующий за ним текст.

'Из достоверных источников доподлинно стало известно, что объявившийся в городе маньяк, на счету которого по неофициальным данным более десяти жертв, — восемнадцатилетний латиноамериканец — Леандр Палемон д`Авалос. Полиция опровергает множественные слухи о все увеличивающимся списке жертв преступника, однако нашему корреспонденту удалось побеседовать с ведущим судмедэкспертом. Приводим точную цитату ответов источника, пожелавшего остаться засекреченным.

— О количестве тел пока рано говорить, криминалисты продолжают извлекать их бетонных плит все новые и новые трупы. Одно могу сказать точно, наш маньяк был неравнодушен к девушкам в возрасте от двадцати до тридцати пяти, предпочтительно белокожим. Разная степень разложения позволяет сделать вывод о том, что преступник проворачивал свои грязные делишки не первый год, либо же у него был сообщник, о котором нам ничего не известно. Способ убийства во всех случаях совпадает — полная или частичная критическая потеря крови, приведшая к остановке сердца. Настораживает тот факт, что в его квартире был найден расчлененный труп. Вероятно, это подтверждает мою теорию о наличии подельника.

— Как он избавлялся от тел? Удалось опознать кого-то из жертв?

— Очень просто. Упаковывал труп в пластиковый мешок, перетягивал скотчем и заливал цементным раствором. Здание заброшено в конце восьмидесятых, никакой охраны, разумеется, нет. Абсолютная изоляция пространства. Думаю, нашей мэрии грозит нешуточное судебное разбирательство по этому поводу. Имена жертв остаются невыясненными, но это лишь вопрос времени. Не далее как час назад тела начали отправлять в полевой морг, к вечеру у нас появятся предварительные результаты.

— Можете сообщить что-нибудь о личности стрелявшего?

— Это внутренняя информация, не подлежащая разглашению.

— Но у правоохранительных органов есть зацепки?

— Лишь общие сведения о типе винтовки. Хотите знать мое мнение? Это был профессионал высочайшего класса, вероятно, прошедший спецподготовку во Вьетнаме. Траектория полета пули позволяет определить точку удара, сильно удаленную от тела. Пятьсот, а то и шестьсот метров. При ограниченной видимости — это могло стать ощутимым препятствием, однако выстрел был произведен с миллиметровой погрешностью. Перебита яремная вена, смерть наступила почти мгновенно.

— Почему именно в шею?

— Полагаю, это намек на почерк маньяка. Он предпочитал обескровливать своих жертв, снайпер поступил так же. Говорю вам, мы имеем дело с преступной группой, выясняющей отношения столь диким способом. Не исключено, что волна убийств будет продолжаться'.

Я оторвал взгляд от монитора, вытянул из-за спинки кресла приросшую к полу Астрид, лихорадочно пробегающую глазами последние строчки нелепо оформленной новости, и усадил ее к себе на колени, полной грудью вдыхая умопомрачительный аромат волос.

— Значит, ты у меня идейный вдохновитель преступной группы? — не очень умело отшутилась она, расслабленно откидывая голову мне на плечо.

— Головорез, негодяй и психопат, — вкрадчиво прошептал я, трепетно касаясь губами ее щеки. — Не знаю, как ты меня вообще терпишь.

— И я не знаю, — слабо отозвалась на мою реплику малышка. — Просто люблю, вот и все. А разум с сердцем, как известно, враждуют с незапамятных времен.

Я проигнорировал сомнительный комплимент и вознаградил себя за тяжкий день сочным, неповторимо нежным поцелуем, неминуемо напомнившим об одном срочном дельце. Выудив из кармана куртки телефон, я небрежно набросал короткое смс: 'Планы изменились. Сегодня, до десяти вечера. Дверь откроет консьерж. Предупреди флориста', и мечтательно вздохнул, сетуя на переизбыток свободного времени. Разобраться с Лео, накормить девочку человеческим ужином, завести ненадолго домой — на все это уйдет от силы часа три, а стрелки хронометража будто нарочно застыли на цифре пять. Хотя…следует ли мне жаловаться в подобной ситуации? У нас вся ночь впереди!

Подгоняемый сзади откровенно недоверчивым взглядом, я буквально мчался вперед на волне излишне реалистичных фантазий и не заметил, как предвкушающая неземное блаженство улыбка лихо погасла при встрече с горящей злостью парой угольно-черных глаз притаившегося на заднем сиденье автомобиля вампира.

— Что? — с ходу спросил я, галантно придерживая дверцу для своей спутницы.

— Тебе бы в Нострадамусы податься, Габсбург, — съехидничал он, просовывая голову меж сиденьями. — Нехило получается предсказывать будущее. Угрозу я принял к сведению, теперь нам обоим следует трястись за сохранность здравия. Зачитываю вслух, — трагедийным тоном возвестил парень, выставляя вперед ярко светящийся экран смартфона. — 'Холод не приносит боли бессмертным в отличие от огня. Ты следующий'. Это что, мать вашу, такое? Извини, леди, за ругательства, но уж лучше я посквернословлю, чем буду примеряться ножичком к твоей шее, ладно? Потише, Верджил, я просто описал ей свой душевный настрой. Мой вопрос кто-нибудь осчастливит вниманием?

— Меня порежут, тебя сожгут, — подвел я краткий итог, заводя мотор. — По-моему, очень даже логично. А сейчас, разговорчивая начинка для шашлыка, будь любезен выслушать дальнейший инструктаж. Это деньги, — издевательски пояснил я, протягивая Леандру необходимую сумму. — Это номера телефонов. По первому ответит парнишка, спросит, нужны ли лекарственные препараты на основе трав. Ты согласишься и попросишь отложить успокаивающий набор на имя…Далее назовешь любые данные. Удостоверение и водительские права будут готовы через три часа, в разговоре выяснишь, где их можно забрать. Рассчитаешься при встрече и не вздумай жадничать, я с этими людьми работаю тридцать лет, у нас доверие и полная идиллия в отношениях. Следующим пунктом определишься с жильем. Женщину, которая ответит по второму номеру, зовут Марта. Она сообщит о всех имеющихся вариантах и предложит посмотреть понравившийся. Ни документов, ни договоров с ней заключать не потребуется, полная анонимность. Дерет она за свои услуги зверскую цену, зато безопасность гарантирована. И еще одно, — слишком резко затормозил я у ближайшего перекрестка, намереваясь избавиться от третьего лишнего как можно быстрее. — Не светись. Твоя рожа на каждом столбе, узнать ее труда не составит. Добудь себе приличную одежду, голову помой, причешись, что ли, а то эта…хм, прическа назойливо бросается в глаза. Позвони мне завтра около полудня, решим, что делать дальше.

На сей раз он молчаливо согласился, осторожно хлопнул Астрид по плечу, протянул мне ладонь для рукопожатия и неуклюже вывалился из салона, с завидной скоростью исчезая из поля зрения многочисленных прохожих. Похоже, часть моих наставлений все же воплотится в жизнь, что не могло не радовать.

 

Глава 21. Ночь удивительных открытий

POV Джей

Благодать. Когда-то давно я разучился по достоинству оценивать обыденные человеческие радости. Прогулки по парку, тихие разговоры, переплетенные пальцы на руках, любование профилем идущей рядом девушки, легкий ветерок, вплетающийся в густые пряди темных волос, отражающиеся в изумрудных глазах отблески заходящего солнца. Испещренный теплыми оттенками небосклон, наполовину прикрытый раскидистыми кронами деревьев. Извилистая аллейная дорожка, усыпанная редкими опавшими листьями, приятно хрустящими под ногами. Стройные ряды скамеек, мелькающие лица прохожих, тающий на языке приторный вкус сахарной ваты…

Я не солгу, если скажу, будто в моей жизни не было дня прекрасней сегодняшнего. И пусть начался он самым отвратительным образом, запомнится абсолютно иным. Благостным отрезком вечности, который я провел в обществе любимого человека. Впору сморгнуть сентиментальные слезы!

Мне хорошо, по-настоящему уютно рядом с ней. Нет тишины, потому что темы для разговоров находятся всегда. Нет дискомфорта, усталости, желания побыть наедине с мыслями. Скорее наоборот, мне мало сегодня, завтра и послезавтра, проведенных вместе. Хочется большего, навсегда, например.

С момента нашего знакомства я ни разу не пытался смотреть в будущее, в глобальном смысле, разумеется. Не задавался вопросом: 'Что дальше?'. А ведь в чем-то для нас и впрямь не существует 'дальше'. Семья и дети. Два понятия, не совместимые с моей нынешней ипостасью. Десять лет — вот тот срок годности, которым ограничено мое счастье. По истечению их я обязан уйти, дабы позволить Астрид обрести недостающие ценности. Стареющего мужа, подрастающих отпрысков, кризис среднего возраста, страховые накопления и коротко остриженную лужайку. Американская мечта, будь она неладна!

Ощутив приближение приступа вселенской хандры, я остановился у ближайшей лавочки, нагло урвал у девочки приличный кусок противно липнувшей к пальцам розовой массы, чмокнул гораздо более сладкие губы и с блаженством развалился посредине деревянной скамьи, утягивая малышку за собой. Якобы испуганно взвизгнув, она приземлилась ко мне на колени, метким броском отправила в урну палочку от надоевшего лакомства и с щемящей сердце улыбкой потерлась о мою щеку кончиком носа, точно ласковый котенок, одолеваемый нехваткой нежности.

— Может, мы уже достаточно нагулялись? — с намеком поинтересовалась девушка, очевидно устав от обсуждения сюжетных перипетий недавно прочтенного мною романа Стивена Кинга 'Буря столетий'. Да, есть у нас одна маленькая закономерность, мы потихоньку крадем друг у друга безобидные привычки и увлечения. Я до мозга костей проникся готическим роком, убийственно глупыми фильмами ужасов, графическими романами в жанре нуар и современной американской прозой, в то время как Астрид по достоинству оценила творчество Люка Бессона, прикипела душой к фильму 'Леон', вызывающий у меня скоп самых противоречивых чувств, и экспрессионизму в целом. Мистика, фантасмагория, смерть, фатализм и отчаяние, принимающие гротескные, иррациональные черты, — приоритетные темы стилистических черно-белых фильмов пятидесятых-шестидесятых годов, пересматривать которые я могу бесконечное число раз. 'Кабинет доктора Калигари' Роберта Вине, 'Метрополис' Фрица Ланга и 'Носферату, симфония ужаса' Макса Шрека — тройка картин, по праву называемых мною Великими.

Однако я опять потерял нить разговора, впав в состояние повышенной задумчивости. Отчего-то именно сегодня мне, как никогда, требовались подтверждения прозрачному факту — мы пара. Понимание, доверие, любовь, искренность, честность — все это есть между нами. Недостает лишь равенства. Маленького пунктика, который позволит мне через год или два в третий раз упасть на колено перед девушкой и попросить ее руки.

Да что со мной, черт возьми?! Откуда этот навязчивый бред сумасшедшего?

— Давай где-нибудь поедим, — абсолютно невпопад предложил я, бодро подскакивая на ноги. — Меня ужасает перспектива рандеву с кастрюлями. Как насчет китайской кухни?

— Отлично, — без всякого энтузиазма согласилась Астрид, терзая меня на протяжении томительной минуты обвинительным взглядом. — А по дороге ты объяснишь, о чем так упорно думаешь весь вечер. Идет?

Я для виду кивнул головой и повел ее к оставленной у обочины машине, попутно сверяясь с наручными часами. Один час. Осталось подождать каких-то шестьдесят минут, и приготовления в квартире закончатся, а я наконец получу возможность выразить неисчерпаемую глубину своих чувств к этой малышке более действенным способом, нежели комканые вербальные признания, по части которых никогда не был мастером.

Ресторан нам попался замечательный. Приглушенное освещение, выдержанный в исконно азиатском стиле интерьер, успокаивающие золотые тона, прекрасная винная карта и чуткий шеф-повар, лично взявшийся удовлетворять избалованным вкусам обладателя платиновой кредитки. Кулинарные изыски превзошли любые ожидания.

Беседа за столом отчаянно не клеилась по причине обоюдной нервозности. Я гадал, справились ли должным образом заранее нанятые декораторы с воплощением в реальность моей фантазии о романтической обстановке, девочка сильнее сжимала бледными пальчиками палочки всякий раз, когда наши взгляды на мгновение пересекались и вновь возвращались к лицезрению неохотно пустеющих тарелок. Думаю, постепенно ее стала пугать не столько перспектива остаться со мной наедине, сколько общий вид моей неуместной сосредоточенности. И почему хваленая на все лады самоуверенность покидает меня в самых критических ситуациях? Я ведь взрослый, опытный мужчина, которому нет нужды чураться женщин. С одной лишь маленькой оговоркой на тот факт, что заниматься сексом по любви мне еще не доводилось. Айрис предпочитала грязные утехи с моим лучшим другом, в то время как я изредка удостаивался цензурного поцелуя в щечку. А до войны я ни о чем подобном и не помышлял, в прошлом столетии целомудрие блюли не только девушки.

В итоге лихо краснеющего подростка из подсознания мне удалось выдворить не раньше десерта. Помочь же малышке перестать вздрагивать от мимолетного прикосновения было гораздо труднее, тем более мне ужасно нравилось доводить ее маленькое сердечко до иступленного боя племенных барабанов путем применения запрещенных приемов. Развязные ухмылки, откровенные блуждания глаз по оголенным участкам загорелой кожи, мелькающие в репликах двусмысленные фразочки и нарочно подобранный тембр голоса с сочными, низкими оттенками неприкрытого желания поскорее очутиться в замкнутом пространстве и насытить жажду разгоряченных поцелуев. Полагаю, вел я себя отвратительно, если не сказать непристойно, но Астрид, судя по всему, и не думала обижаться или расстраиваться. Наоборот, усиленно подыгрывала мне и к концу трапезы так вжилась в роль искушенной соблазнительницы, что по неведению отпустила томящегося внутри зверя на вольные хлеба.

Казалось бы, ну какого подвоха можно ожидать от невинного ангела, коим девочка, безусловно, являлась ранее? Поэтому расплатившись по счету и прибавив к означенной сумме лакомые чаевые, я проследовал за малышкой к выходу, расслабленно сжал в ладони хрупкую ладошку и прогулочным шагом побрел по направлению к Кадиллаку, дожидающемуся владельца в застенках плохо просматриваемой подземной парковки. Как вдруг локоть ощутимо сдавили тонкие пальчики, а тело с силой утянуло в сторону. В тот же миг я почувствовал спиной холод монолитной бетонной колонны, идущий в резонанс с пылающим жаром губ агрессивно настроенной девушки, взявшейся за столь неблаговидное занятие, как совращение вампира. Она прильнула ко мне, призывно выгибаясь самым одуряющим образом, ловко высвободила несколько верхних пуговиц на рубашке из петель и нежно царапнула ноготками кожу на груди, чем довела до невменяемого состояния. Добавив нашей яростной языковой борьбе толику безумства, я легко перенял инициативу, очертил ладонями силуэт стройных бедер и задрал вверх края юбки, спеша добраться до манящих округлостей. Никогда прежде я не был с ней груб, а сейчас потерял власть над своими действиями. Практически вырывая из ее горла приглушенные стоны, я до боли сдавливал, мял и с неистовством пещерного человека стискивал упругие ягодицы, затем подхватил на руки, раздраженно закинул длинные ножки себе за спину и поменялся местами с задыхающейся девицей. Теперь она оказалась прижата к широкому столбу, в то время как мои руки забрались под кофточку и в отсутствии контроля пустились во все тяжкие. Раз или два я вспоминал о действенности более сдержанных ласк, однако эти зряшные попытки вдребезги разбивались при встрече с неугомонностью Астрид, взявшейся до крови искусывать собственные губы. Задним числом пришла догадка о конечной цели ее издевательств, и, на секунду разорвав пьянящую эйфорию поцелуя, я шепнул:

— Никто не станет тебя кусать. Так что уймись.

— Но я хочу, — еле выговорила она простенький набор звуков дрожащим от возбуждения голосом. — Хотя бы самую малость.

— Ты представить себе не можешь, как хочу я, — потихоньку начал я остывать, отчаянно цепляясь за мутные проблески в подсознании. — И вовсе не крови. Тебя. Целиком. Мучительно долго. Сейчас, но не здесь.

Какая-то звериная часть меня по всем пунктам поддержала разочарованный девичий выдох и скорчила точь-в-точь такую же обиженную рожицу, ибо не понимала значимости сегодняшней ночи. Я грезил о ней наяву и с закрытыми глазами, ждал два месяца, показавшихся невыносимыми, в мельчайших деталях продумывал каждый миг, смаковал представления о надвигающихся эмоциях… Так живописно мечтают барышни о дне своей свадьбы, просиживая долгие вечера в обнимку с маминым подвенечным платьем.

И позволить буйным гормонам испортить столь грандиозный праздник? Только не на сей раз. Моя идеальная малышка, кладезь природной невинности и чистоты, заслуживала самого бережного отношения.

Продолжая высоконравственный диалог с внутренним голосом, я осторожно опустил девушку на асфальт, заботливо расправил малейшие складочки на одежде и громко чмокнул стремительно опухающие губки интенсивно алого оттенка.

— И почему ты такая упрямая? — задал я риторический вопрос, быстро справляясь с наведением лоска на свой внешний вид. — Зачем тебе эта мерзость?

Я и впрямь не знал формулировки причин, согласно которым добровольный отказ от ее крови выглядел чудовищным упущением с моей стороны. Окажись я на ее месте, ни за что на свете не подставил бы горло вампиру. Ведь одному дьяволу известно, чем может обернуться подобный каприз.

— Неужели неясно? — с добродушной, хоть и несколько лукавой улыбкой на лице переспросила Астрид. — Ты вампир, я твоя девушка. Это же логично!

Вот это глубина суждений! Действительно, если я, в отличие от большинства американцев, по утрам пью кровь вместо кофе, то просто обязан вонзать зубы во все самое дорогое и ценное. Что там говорил Лео насчет пульса у ножки табуретки?

— А еще я снайпер, убийца и социопат, — откровенно рассмеялся я над несуразностью ее мышления. — Какая связь должна вытекать из этих моих увлечений?

Отвлеченная беседа плавно довела нас до автомобиля и по дороге до дома перетекла в жаркий спор о том, что я, мол, постоянно бегу от правды и вообще стыжусь своей сущности. И с последним утверждением я был в корне не согласен. Вероятно, во мне есть некоторое отвращение к тому кровожадному монстру, что сидит внутри, но гораздо больше я ненавижу сам факт своего бытия. Мне никогда не передать словами, каково это — жить в черно-белом мире, теряться на свету и учиться круглосуточному анализу окружающей среды. Я ведь не могу просто войти куда бы то ни было и окинуть безразличным взором обстановку. Мозг машинально цепляется за серые шероховатости и дает старт бессознательному процессу осмысления. Ага, это у нас лососевый цвет, тот коралловый, этот хаки, сей морковный, каштановый, кремовый, васильковый, индиго, сиреневый, лимонный, оливковый, охра, палевый, грушевый, персиковый, сливовый…Эдак и с ума сойти недолго! Мне еще человеком опостылели семь оттенков радуги, которые мы разучивали вместе с мамой. Став вампиром, я возвел свои знания на недосягаемую высоту, но и этого оказалось недостаточно. Серый-то оставался преобладающим.

Затем армия, где мои бесполезные таланты по части сумеречного зрения буквально вывернули наизнанку. Врожденная внимательность к деталям превратились в охотничий навык воспринимать малейшие изменения в природной среде. Из меня вылепили снайпера и отправили убивать. 'Это твой долг перед родиной, сынок!' — без устали вещали командиры, слепо закрывающие глаза на мое происхождение. Я не считал себя канадцем или американцем, потому что обладал душой немца. Потомок Габсбургов, отлученный от престола вездесущей демократией. Как мог я хладнокровно стрелять в тех, о ком пеклись и заботились мои предки? О, да! Я ведь мстил! Высшая цель, благие побуждения, торжество справедливости, равновесие чувств…А так ли это? Однажды я уже ошибся, потратив целых шестьдесят лет впустую, безжалостно угробив время на поиски того, кто не был виноват. Лео, конечно, предал мою дружбу, когда не рассказал о двуличности мисс Волмонд, однако это ничуть не умаляет и моей оплошности. Я лично позволил играться своими чувствами, с послушно разинутым ртом глотал тонны откровенной лжи и не задумывался, правильно ли поступаю. Мне ведь доводилось читать ее дневники, но ни единого раза я не заметил в сумбурных описаниях нестыковок. Мой отец всегда говорил: 'В первый раз обзовут лошадью, дай обидчику в нос. Во второй раз — назови наглеца уродом. В третий раз обзовут — отправляйся в лавку и покупай седло'. Пожалуй, я действительно облажался по-крупному.

И после всего вышеозвученного кто-то смеет ставить мне в укор ненависть к отнюдь не сахарной жизни? Вот и я думаю, малышка, что ты несколько недопонимаешь ситуацию.

Положив конец спору, в котором каждый остался при своем сугубо верном мнении, я загнал Кадиллак в гараж, заглушил мотор и только после того, как железные ворота с лязганьем опустились на пол, повернулся к удрученно молчащей Астрид.

— Меня ты учишь любить себя, — натянуто улыбнулась она, несмело отнимая взгляд от колен, — а сам…Почему бы просто не смириться, Джей? Ведь ты действительно замечательный! Есть обстоятельства, с которыми трудно бороться. Они и вынуждают тебя убивать людей. И я принимаю это, понимаешь? И действительно буду пить с твоим 'завтраком' чай, вести беседы о погоде и гулять, если понадобится. Потому что ты даже не представляешь, какое огромное место занимаешь в моей жизни! По сути ты и есть моя жизнь, и я по праву считаю ее образцово счастливой.

— Мне нечего тебе возразить, — честно признал я, вкладывая ее маленькую ладонь в свою. — Разве что согласиться с обозначенными приоритетами. Ты для меня все, — на выдохе прошептал я, клеймя проклятиями излишнюю чувствительность.

Уж как я ни старался избежать неловкого момента душевных излияний, Астрид сумела клещами вытянуть из меня правду, притом с абсолютно невинным выражением лица! Ей богу, мы однозначно друг другу подходим.

Сие наблюдение я закрепил для прочности запоминания глубоким поцелуем, а после выбрался из салона, дабы придержать дверцу своей очаровательной спутнице, и торжественно повел ее к лестнице черного хода, ведущей в парадный холл подъезда. В лифте на нас обоих вновь напала нервозность, поэтому увеличивающуюся тягу к наэлектризованным прикосновениям пришлось игнорировать из страха повредить кабину высоковольтным разрядом тока.

Кодовый замок, несколько протяжных биков электронного механизма, щелчок, заставивший девочку вздрогнуть от неожиданности, поднятый тумблер выключателя, ярко вспыхнувшая во мраке квартиры лампочка и громкий возглас удивления вежливо поприветствовали меня, заполоняя душу спокойствием. Все получилось! Работу флориста я мог лицезреть во всей красе. Изначально мой выбор пал на астры, других цветов я не желал видеть в принципе. Не будем вдаваться в меркантильные подробности, за доставку сего великолепия из Канады я выложил кругленькую сумму, о чем уж точно не жалею. Белые, розовые, желтые, красные, синие, фиолетовые, со множеством светлых и темных оттенков. Махровые, с торчащими в разные стороны узкими, прямыми, волнистыми, загнутыми внутрь или заостренными лепестками, они поражали воображение разнообразием и красотой. Собранные в гирлянды и абстрактные композиции, они присутствовали практически везде. Ими обвешаны стены, обрамлены зеркала, оплетены дверные проемы…Некто в порыве вдохновения даже забросал пол слегка увядшими бутонами. Запах же попросту будоражил! Ненавязчивый, нежный, прокладывающий тернистый путь среди обонятельных рецепторов, он напомнил мне о поздней осени в Канаде, сумел донести непередаваемое ощущение свежести дождя, опадающей листвы и горьковатый аромат хвои.

Астрид по достоинству оценила широту и гибкость моей фантазии, а посему шокировано обегала глазами оранжерейную прихожую и с любопытством вглядывалась вглубь квартиры, резонно полагая, что одним лишь коридором я, конечно же, не ограничился. Декорированию подверглась ванная и спальня. Остальные комнаты я затрагивать не собирался, дабы впоследствии не мучиться многочасовой уборкой.

— Это…это все для меня? Астры, верно? — недоверчиво переспросила малышка, довольно нагло срывая со стены метровую ленту лихо сплетенных бутонов.

— Верно, астры, — расцвел я искренней улыбкой. — И нет, это исключительно ради себя любимого. Подумываю на досуге заняться гербарием.

Девочка заливисто расхохоталась, демонстрируя зашкаливающее за отметку повседневной радости настроение, накинула мне на шею цветочную композицию и жадно притянула ближе к себе. Награда превзошла мои ожидания по всем параметрам, такого мягкого и искрящегося любовью поцелуя эти губы мне еще не дарили.

Небрежно сбросив с ног обувь, я почти вслепую снял с девушки полусапожки, зашвырнул их в дальний угол, не особо заботясь о порядке, и с нечленораздельным 'мм' оторвал Астрид от пола. Никакой звериной страсти — это я пообещал себе изначально. Лишь нежность, которой за восемьдесят пять лет жизни у меня накопилось в избытке.

До спальни мы добрались на удивление быстро, поэтому пришлось выпускать малышку из рук, давая ей возможность осмотреться по сторонам. Если честно, после прихожей опочивальня особого впечатления не производила. С десяток зажженных толстых восковых свечей, расставленных на прикроватных тумбочках, те же цветочные изыски, на сей раз обвивающие столбики кровати, и непроизвольная атмосфера интимности из-за слабого освещения мерцающими огоньками. Постельное белье, как и задумывалось, поменяли на истинно шелковое, вот только оттенок остался для меня загадкой. То ли пурпурное, то ли аметистовое, что, впрочем, не имело принципиального значения. Гораздо больше меня восхитил срывающийся от счастья писк молодой особы, не оставшейся равнодушной при виде свечей.

— Как же я люблю тебя! Как же безумно я все-таки люблю тебя, Джей! — почти в самое ухо провизжала взбалмошная девчонка, намереваясь задушить меня в жарких объятиях. — Ты самый-самый-самый лучший!

— Я бы сказал уникальный! — игриво повел я бровями, силясь добраться до акустической системы. Последний штришок, приглушенная инструментальная музыка. Меломан из меня никакой, но, думаю, творчество Энигмы придется кстати. Их песни с несуразными текстами как-то особенно влияли на подсознание, во всяком случае, на мое. — И, знаешь, что? Я тоже тебя люблю.

Удивительное дело, но говорить о своих чувствах с иронией мне было проще, нежели натягивать на лицо траурно-серьезную мину. Да и момент выдался подходящий. Я действительно ощущал в себе потребность в выражении этих нелепых, но искренних слов.

Казалось, девушка с минуты на минуту рухнет в обморок от концентрации восторга. Такой суетной, живой, безостановочно хохочущей и поистине парящей на выросших за спиной крыльях, я ее прежде не видел и сейчас ни под каким предлогом не собирался отводить взгляд. Она будто расцвела изнутри и стала еще красивее.

— Астрид, — пропел я ее имя, непроизвольно начиная двигаться в такт музыке. — Моя Звездочка. Мой Цветочек.

Необходимость использования слов отпала за ненадобностью, когда я погрузился на глубину изумрудных глаз. И это добровольное растворение в одном только взгляде дало мне все то, чего я сознательно лишал себя раньше. Теплота. Простая, человеческая, согревающая. Моя вторая половинка, недостающая частичка души.

Как же здорово было прижимать ее к себе, гладить, вдыхать аромат волос и ни о чем не думать. Потому что средоточие моих помыслов рядом, ласково трется щекой о плечо и что-то тихо мурлычет себе под нос, словно маленький ребенок, увлекшийся новой игрой. А я меж тем понимаю, что физическая составляющая сегодняшней ночи ничто по сравнению с этой минутой и этим мгновением. Вот оно, мое удовольствие, неразбавленное наслаждение, услада для мертвого сердца и награда за прошлые мучения.

За всеми мыслями я как-то позабыл о еще одном участнике запоминающегося в мельчайших деталях вечера — гормон нетерпеливости. Девочке довольно скоро наскучили мои пуританские ласки, и она как бы невзначай расстегнула сначала одну пуговицу на рубашке, затем вторую, третью, скользнула пальчиками по кубикам брюшного пресса, прижалась губами к шее и сладко втянула ртом воздух, трепетно щекоча кожу зубами. Я блаженно опустил веки и теснее прижал к себе юную обольстительницу, зарываясь ладонью в шелковистые локоны. Немного повозившись с мелкими застежками, Астрид без труда одолела запонки на манжетах, с гордостью стянула с меня сорочку и в порыве дикости, ничтоже сумняшеся, бросила ее на пол. Столь небрежного отношения к любимым вещам я стерпеть не смог и обрушил на бунтарку свой праведный гнев, выраженный в безрассудном поцелуе поистине ненасытного характера. Задевая кончиком языка самые чувственные участочки, жадно вдыхая терпкость бархатных губ и перебирая пальцами прядки волос, я неспешно избавился от мешающей кофточки, стянул с плеч тонкие бретельки бюстгальтера и очертил ладонями каждый невероятно соблазнительный изгиб, прежде чем расправиться с немудреной застежкой нижнего белья. Девочка сдавлено застонала, когда я бережно обвел рукой контуры мягкой, упругой и сказочно нежной груди, а затем вполне ощутимо впилась ноготками мне в поясницу, чувственно поднимаясь выше наперекор прошедшей вдоль позвоночнике жаркой волне удовольствия. Чертовка! Но, должен признаться, дьявольски сексуальная чертовка!

С неохотой разорвав наш пламенный поцелуй, за короткие десять минут превратившийся в кровопролитную войну за инициативу, я совершенно по-звериному облизал губы и подтолкнул девушку к кровати, по пути отыскивая крохотную собачку на молнии юбки. Малышка податливо попятилась назад и через мгновение шумно провалилась в объятия шелковых простыней и пуховых перин, изрядно позабавив меня комичными взмахами рук. Желая во славу насладиться великолепием ее обнаженной груди, я присел на корточки и медленно, сантиметр за сантиметром, стал стягивать с будоражащих воображение ножек джинсовую ткань. Втянутый, интенсивно сокращающийся от частых вдохов животик, кружевная резинка трусиков, трогательные бантики по бокам, плотный черный материал закрытых шортиков, гладкие, манящие, стройные бедра оттенка легкого загара, судорожно прижатые друг к другу круглые коленки…что мне сразу не понравилось. Воспользовавшись свободной рукой, я ласково расцепил неуместную хватку и завел избитую пластинку:

— Если ты не хочешь, или боишься, или передумала, нужно лишь сказать…

— Нет-нет-нет! — яро запротестовала Астрид, невежливо обрывая меня на полуслове. — Только попробуй остановиться! Я вовсе…просто…стесняюсь, в общем.

Господи, грехи мои тяжкие! Дожили! Она меня стесняется!

Теряя дар речи от возмущения, я быстро покончил с затянувшейся расправой над юбкой и через дорожку мимолетных поцелуев добрался до раскрасневшегося лица девочки.

— Я сотни раз говорил, что считаю тебя самой красивой, — устало прошептал я, помимо воли реагируя на соприкосновение наших тел. — Ты идеальная во всех смыслах.

Она не нашла лучшего способа загладить вину, как заставить меня утонуть в нежности хоть и извиняющегося, но все же чувственного и бескрайне любящего поцелуя, поглотившего с головой былое негодование. И вновь этот пьянящий аромат ее крови на языке, и чарующе любопытные пальчики на спине, и целенаправленно оплетающие мои бедра ножки. Злость как рукой сняло, когда малышка что-то неразборчиво прошептала и выразительно уперлась ладошкой мне в грудь, заставляя перекатиться на спину.

Медлить в таких случаях равносильно глупости, поэтому я без лишних споров перевернулся, утянув за собой девушку, и задохнулся в бессловесном восторге при виде воплощения самых откровенных ночных фантазий. Полуобнаженная, с матово мерцающей в свете дрожащих огоньков десятка свечей кожей, она сидела у меня на коленях, выжидательно сложив ладони на бедрах, и взгляд ее был красноречивее миллиона слов. Единственное, что просили эти бездонные глаза цвета распустившейся листвы, небольшой помощи в борьбе с заумным механизмом на пряжке ремня, остальное их обладательница намеривалась осуществить лично. И я пришел на выручку своей неумехе, впавшей в состояние неконтролируемой эйфории. Не знаю, чего добивалась эта юная леди, когда, без труда справившись с пуговицей на джинсах, взялась расстегивать молнию на ширинке зубами. Моей смерти? Вполне возможно, ведь жар ее прерывистого дыхания, прекрасно ощущающийся даже через толстую ткань, оказался конкурентоспособным противником бессмертия. Или же хотела на деле доказать, насколько иногда мои слова расходятся с действительностью, потому как буквально через мгновение якобы случайно коснулась кончиком носа требующей самого искушенного внимания выпуклости на боксерах и тут же хихикнула, должно быть, находя свои издевательства жутко оригинальными. Честно признав в себе наличие пугающий мыслей, суть которых сводилась к тому, что назад дороги уже не существует, я приподнялся над кроватью, позволяя малышке стянуть порядком надоевшие джинсы, и за руки притянул ее к себе для утоления безжалостной жажды яростных поцелуев. Чувствовать ее всем телом, бесконтрольно бродить ладонями по отзывчивым изгибам и лелеять в сознании великолепную новость, что теперь она моя, почти целиком. На тот момент я не мог подобрать более конкретного понятия счастья. Но когда иезуитские пальчики скользнули под резинку трусов и смело погладили перевозбужденный орган, приоритеты скатились до уровня обыденных человеческих потребностей. На возвышенные философские суждения просто не осталось ни сил, ни терпения.

Переходя с удушающее частого дыхания на утробное рычание, я обхватил обеими руками спину Астрид, легко поднялся вместе с ней на ноги, а после властно приземлился на кровать, продавив матрас до критической отметки. Одних губ мне уже было недостаточно, поэтому я вытянул наружу дразнящие пальчики, жестко сцепил тонкие запястья в оковы собственных рук и медленно начал ласкать разгоряченное тело в надежде отомстить за каждую вспышку ослепляющего недовольства. Шея, плечи, ключица, грудь с набухшими вишенками розовых сосочков, животик, бедра, колени, икры и лодыжки: все подверглось ужасающей пытке губами с применением языка и зубов. Я услышал и стоны, и хриплые просьбы, и настоящие крики, неспешно путешествуя поцелуями вверх-вниз, и только когда девушка снизошла до молитвенных: 'Ну, пожалуйста!', согласился прекратить это извращенное волевое испытание.

Последнюю деталь гардероба своей очаровательной малышки я снимал дрожащими в предвкушении пальцами и, кажется, позабыл о живительной потребности в кислороде, едва взгляд с полностью одобряющего лица переключился на бугорок с редкими, волнистыми, короткими, чуть рыжеватыми волосками. Удержаться было невозможно. Швырнув шортики на пол, я в изнеможении прижался губами к внутренней стороне бедра и накрыл ладонью чувственное местечко, разом ощущая и жар, и влажность, и разлившуюся изнутри волну небывалого удовольствия. Перебирая пальцами нежные складочки, я попытался придвинуться ближе и лоб в лоб столкнулся с невиданным доселе сопротивлением. Хм, кто-то силится играть по собственным правилам? Хорошо, я уступлю, сладкая, но лишь раз. Второго приступа альтруизма ты не дождешься.

Добровольно сдав позиции, я поднялся выше и для острастки еще немного помучил невероятно аппетитные губки, нежась в объятиях рук их хозяйки, которой не терпелось приступить к немного пугающей части. Поглаживания по спине постепенно спустились к пояснице, а затем и вовсе переместились на бедра, где нервозные пальчики уцепились за ткань боксеров и чрезмерно старательно потянули вниз. Я делал вид, что слишком поглощен процессом бережного поедания горячего язычка, и мысленно ухохатывался над бесплодностью тщетных попыток. Девочка, в силу неопытности, разумеется, позабыла об одном достаточно большом препятствии, что поняла отнюдь не сразу. Наконец хваленое упорство дало очевидные плоды. Астрид, соблазнительно изогнувшись, все же умудрилась стащить целомудренную одежду до колен, а после трогательно ткнулась носом мне в шею, демонстрируя толику смущения, стыдливости и неловкости ситуации.

Душу затопило неимоверным количеством умиления, что в разы увеличило боязнь ошибиться в малейшем движении. Конечно, она не первая девочка, которую мне довелось, скажем так, испортить, но раньше чувства других меня совсем не заботили. Как-то откровенно было наплевать, испытывает моя партнерша удовольствие или нет. Я платил, они подчинялись, что вполне устраивало обе стороны. А сейчас все иначе, безумно хотелось познать именно ее наслаждение.

Оттягивая непривычно волнительный момент, я до конца снял боксеры, аккуратно уложил девушку на спину, методично расслабил каждый сжавшийся в предвкушении новых ощущений мускул круговыми массажными поглаживаниями и спешно выдворил из подсознания назойливо вертящийся на языке вопрос, действительно ли она этого хочет. Ответ был предсказуем. Я видел призывно пульсирующее 'Да!' на глубине ее глаз, угадывал его же в беспрерывно покрывающих щеки и плечи поцелуях, различал сквозь впившееся в кожу на затылке подушечки пальцев. И, поддавшись уговорам изнывающего от желания зверя, осторожно провел затвердевшей плотью вдоль горячих складочек. Малышка звонко охнула мне в самое ухо и с упоением вцепилась в волосы, очевидно, порываясь выдрать густой клок. Однако на боль я обратил внимание в последнюю очередь, без остатка отдаваясь поедающему внутренности пламени, сконцентрированному по большей части в области паха. Резко выдохнув так и не использованные остатки кислорода на пылающую багровым румянцем щеку, я медленно и донельзя бережно погрузился на жалкие пять сантиметров, при этом не позволяя Астрид даже шевельнуться, чтобы не пораниться раньше времени, и сосредоточенно заскрипел зубами от не таких уж благостных восприятий. Узко, тесно, влажно, жарко и в некотором роде даже неприятно, потому что неясно, как дальше двигаться и стоит ли вообще это делать.

Девочка шумно ловила ртом воздух, добавляя моим безрадостным мыслям оттенок вездесущей паники, но в итоге все же сумела взять эмоции под контроль и под чутким руководством явно не принадлежащего мне голоса попеременно избавилась от напряжения в мышцах.

— Сладкая, — прерывисто шептал я, в перерывах между звуками легко покусывая заботливо подставленную шейку, — не бойся. Позволь сделать тебе приятное.

Простое действие возымело должный эффект, дискомфорт исчез, и на смену ему пришла вполне естественная преграда.

Если бы я заранее знал о столь шикарном списке сложностей, давно отказался бы от сомнительной затеи. Но отступать не в моих правилах, а посему я слепо дотянулся до призывно раскрытых губ и подчинил их своей томительной ласке. Минуты через две бедное сердечко наконец успокоилось и перестало выдавать пугающе сбивчивые рулады, сведенные судорогой пальцы разжались, а я облегченно вздохнул и чуть отодвинулся назад, чтобы тут же аккуратно вернуться обратно и вновь потревожить эластичное препятствие. Астрид живо отозвалась на мои старания протяжным стоном и сильнее вжала голову в подушки, стремясь выгнуть спину.

— Джей, — слабо вымолвила она, теперь уже улыбкой встречая мое следующее плавное движение.

Входить глубже я не рисковал, сосредоточенно добиваясь абсолютной безболезненности каждого проникновения, однако с каждой секундой сдерживаться становилось все сложнее. Нестерпимо хотелось сдавить в ладонях ладные бедра и заполнить собой самые потаенные уголки комкающей простыни малышки. И я дрогнул, когда с ее губ сорвалось неожиданное: 'Еще!', отчего-то принятое мной за руководство к действию.

Как и следовало ожидать, получилось слишком резко. Лицо девушки моментально исказилось неподдельной болью, реснички на крепко зажмуренных веках трижды дрогнули и увлажнились проступившими слезами, колени сильнее обхватили мои ноги, а сама она попыталась то ли подняться, то ли банально сбежать.

— Прости, — похолодел я от ужаса, с головы до пят покрываясь противным липким потом.

— Нормально, — сдавленно пробормотала Астрид, с трудом выравнивая поразительно частое дыхание. — Ты не виноват. Претензии к природе.

Она медленно приподняла веки, отчего две крупные слезинки скатились по вискам и в тот же миг бесследно исчезли на поверхности наволочки, с улыбкой окинула затуманенным взглядом мою отмеченную печатью вины физиономию и прижала горячую ладошку к щеке.

— Теперь я твоя, — осчастливлено поставила меня перед фактом девушка. — Душой, сердцем и телом. Так что будь добр, пользуйся на здоровье. Желательно начать прямо сейчас.

Пребывание в незавидном состоянии окаменелого мраморного изваяния потеряло для меня всякий смысл, когда до разваливающегося на составные части мозга дошла общая суть ее высказывания. Моя! Черт возьми, она целиком моя!

Бонус (необязателен к прочтению)

Словно старательный ребенок, удостоившийся сдержанной родительской похвалы, я алчно провел губами опьяняюще неровную линию от ее подбородка до скулы, уголком рта ощутил щекочущее прикосновение кукольных ресничек на огромных выразительно распахнутых глазах и медленно порхнул внутрь обжигающе горячего лона, уверенно поддерживая грудной стон шипящим выдохом сквозь зубы. Первоначальные чувства не шли ни в какое сравнение с теперешней приятной пыткой. Она осталась все той же маленькой, тесной и болезненно хрупкой, но ранее упущенные мелочи, вроде мягкости, нежности и обволакивающей теплоты, расплавили свинцовый пласт внизу живота и налили тело томительным блаженством.

— Какой же ты большой, — восхищенно прошептала Астрид, грациозно выгибаясь навстречу моим относительно спокойным ласкам.

— Тебе больно? — несколько раздосадовано спросил я, заталкивая в темный ящик необдуманное решение слегка увеличить темп движений.

— Ну что ты, — прерывисто расхохоталась она, в абсолютно несвойственной себе манере яростно впиваясь пальчиками в мои ритмично сокращающиеся ягодицы, заставляя быть ближе, глубже, жестче и настойчивее. Ох, плохая затея! Хотя воплощение у нее, прямо скажем, одурманивающее. Люблю развязных девочек! — Просто чуть-чуть непривычно.

Я успел позабыть начало разговора, поэтому предпочел вербальным изъяснениям более правдоподобный язык тела и увлеченно смял ладонью бархатную грудь, бережно и в то же время чувственно зажимая твердый сосочек между пальцев. Вторая рука обвилась вокруг поясницы, дабы прижать малышку теснее к себе и добиться очередного оханья сильным толчком. Сиплому: 'Джей', моментально слетевшему с пересохших губ, явно недоставало какого-нибудь непристойного продолжения, однако расстраиваться по этому поводу я не стал. Десяток лет, миллионы ночей и возведенные в нано степень часы, проведенные в моем обществе, впоследствии обязательно превратят сей райский цветок в раскрепощенную дьяволицу. Сейчас вполне достаточно ее трогательной сдержанности.

Крепкие стеночки, энергично сокращающиеся вокруг моего естества, неистовые стенания, мои собственные тщетные попытки удержаться от звериного рыка, подмахивающие каждому движению бедра, быстрые и жаркие поцелуи, пожирающие стремительно пропадающий запас кислорода в легких, путаница в руках и ногах, сводящие с ума просьбы не останавливаться и сплетенный воедино хриплый шепот, в отзвуках которого почти невозможно было узнать истинный смысл захлестнувших душу эмоций.

— Я люблю тебя, — общими усилиями выговорили мы, до неприличия растягивая гласные.

И я задохнулся от счастья и распирающей грудь изнутри гордости, когда почувствовал приближение Астрид к точке наивысшего удовольствия, а после с изумлением отметил, что все делал именно для нее, утратив желание лелеять нужды своего организма. Эгоистичный, себялюбивый вампир куда-то запропастился, чему я несказанно обрадовался. Потому что, вопреки ожиданиям, безвозмездно отдал своей девочке абсолютно все. Безусловно, достижение с моей стороны.

Последнее ритмичное ласкающее движение, протяжный всхлип и тело малышки забилось подо мной в сладостных муках. Удовлетворение. Никогда бы не подумал, что чужая нега может оказаться в разы привлекательнее собственной.

Я жадно всмотрелся в милое лицо, детально запоминая каждую несущественную складочку, изломлено изогнутые бровки, трепещущие реснички, дрожащие уголки губ, и спустился с поцелуями чуть ниже. Совершенно не хотелось разрывать нашу тесную близость, однако разум напутствовал хоть изредка вспоминать о банальной человеческой усталости. Ей необходим отдых. Интересно, пяти минут достаточно?

О, да! В этих сомнениях весь я, эгоцентричный и ненасытный кровосос, которому, кстати, так и не довелось отужинать. И натолкнула меня на эти безрадостные рассуждения отнюдь не забота о желудке, а смазанное пятнышко крови на ноге до сих пор не вернувшейся на бренную землю девушки.

Дабы не искушать судьбу, я торопливо перевел взгляд на более волнующие воображение места, так и не устояв перед соблазном, чмокнул ароматную кожу на умиротворенно вздымающейся груди и лег рядом, по возможности обнимая каждый сантиметр великолепно слаженной фигурки.

— Так хорошо, — поделилась Астрид, вероятно, сотой частью истинных ощущений. — Волшебно, восхитительно, чудесно…Нет, моему словарному запасу это чувство не поддается. Уместно в таких случаях говорить спасибо? — она расслабленно потянулась, осоловело заглядывая мне в глаза, и смешно ткнулась носиком в подбородок.

— Даже очень, — лениво протянул я в ответ, игнорируя усиливающееся жжение в неудовлетворенном органе. — Благодарности я принимаю после полуночи. Так что не затягивай с этим, ладно?

— Торжественно клянусь, — отшутилась малышка, неуклюже взбираясь на меня сверху.

Только многолетняя гармония души с разумом помогла сохранить мне рассудок и внешнюю невозмутимость, когда манящие своей желанностью бедра властно сжали ноги, гладкий животик накрыл ноющую плоть, твердые сосочки без зазрения совести потревожили брюшной пресс, а их обладательница невозмутимо сложила ладони у меня на груди и склонила поверх голову.

— Почему я никогда не говорила вслух о том, какой ты красивый? — полюбопытствовала девочка, по всей видимости, не замечающая моих провальных попыток выровнять окончательно сбившееся дыхание. — Огромное упущение! Эти растрепанные волосы, глубокие синие глаза, знойные губы…Мм, ни на земле, ни на небесах мне не встретить никого прекраснее тебя! Мое совершенство!

Сопроводив последнее лестное восклицание дразнящим воздушным поцелуем, девочка грациозно поползла вверх, потревожила средоточие моего вожделения, а после распрощалась с отдыхом на следующий час, потому что христианское терпение Майнера лопнуло от избытка взрывоопасных фантазий.

Сосредоточенно сопя, я по возможности осторожно подтянул к себе Астрид, ухватившись пальцами за ее горло, добился беспрерывного зрительного контакта и почти грубо спросил, хочет ли она еще. По сути, отрицательный ответ вряд ли повлиял бы на мои планы, однако поинтересоваться стоило. Хотя бы ради этой реплики.

— Хочу, Джей. Очень хочу, — выдохнула мне в губы девушка, нарочно прижимаясь горячими складочками к твердой плоти. Кружащее, раззадоривающее движение, и мне в прямом смысле снесло крышу. От страсти, ее томного голоса с хриплыми, соблазнительно тягучими нотками, выразительности каждого жеста и глубины поцелуя, замахнувшегося на многочасовую языковую баталию.

Дальнейшее ожидание грозило мне нешуточными проблемами по части мужского здоровья, а посему пришлось спешно исправлять положение. Приподнимая ее над собой, я с трудом восстанавливал в памяти былые познания о ласке и, очутившись наполовину внутри, яростно вонзился вперед, заполоняя, владея и безраздельно властвуя нежнейшими просторами. Малышка затрепетала в моих руках, откинула голову назад, шумно разрывая идиллию переплетенных языков, и безмерно удивила меня своим желанием принять посильное участие. Она переместила мои ладони с талии на грудь, чуть надавила на пальцы, допуская несдержанность прикосновений, и встала на колени, дабы тут же вернуть себе чувство бескрайней наполненности. Грациозно, необузданно и рьяно, тогда как разлившееся в моих жилах ощущение палящего удовольствия не поддавалось описанию. Моя сладкая девочка, почему же я раньше не замечал в тебе такого разрушительного огня? Ни одной женщине доселе не удавалось доводить меня до безумия одной лишь магией взгляда. И вдруг…неопытное, скромное, тихое, милое и бесконечно трогательное создание переворачивает с ног на голову мои представления о жизни, дарит такой букет эмоций, что впору составлять энциклопедию о вампирском пороге восприимчивости.

Заворожено путешествуя руками вдоль любимого тела, я наконец добрался до лица Астрид с медитативно опущенными веками, погладил норовившую ускользнуть щеку и случайно поддел указательным пальцем слегка прикушенную нижнюю губу. Девушка неожиданно вцепилась взмокшей ладошкой в мое запястье, облизнулась, притом так, что мне пришлось сжать свободную длань в кулак, дабы не травмировать пылкую хищницу, и страстно сомкнула уста вокруг ногтя. Следом в ход пошли зубы, с их едва заметными укусами, и язык, усердно разжигающий на моей коже погребальный костер. Казалось бы, странная и даже пошлая ласка, но в исполнении моей очаровашки она вышла сугубо возбуждающей. Как-то иначе трактовать ее значение лично мне представлялось глупым.

Продолжая сводить на нет мои отчаянные попытки растянуть собственное блаженство уверенными движениями, малышка пробежалась коготками по груди и с громким стоном по-кошачьи выгнула спину, впустив меня невероятно глубоко.

— Джей, — задыхаясь, жалобно протянула она. — Не могу больше…

Я внял мольбе и с ликованием перенял инициативу у стремительно слабеющей девочки, умело подведшей нас обоих к грани. Все, что от меня потребовалось, немного увеличить темп и пару раз потревожить дразнящими поглаживаниями сгусточек чувственных рецепторов. И как только первая судорога сократила внутренние мышцы девушки, а наэлектризованная волна поднялась из недр напряженного органа, я потерял всякий контроль над собой в целом и связь с реальностью в частности. Отлично запомнился лишь могучий гортанный звук 'Агрх', сорвавшийся с языка абсолютно непреднамеренно, и громкий девичий вскрик, перешедший в скулящий полустон.

Гулкое биение сердца, отдающееся в горле, сначала ввергло меня в шок. Неужели мое? Что, в принципе, не явилось бы откровением, ведь никогда в жизни я не испытывал ничего даже отдаленно похожего. Жар и холод, спокойствие и безудержная дрожь, усталость и взрыв небывалой мощи, желание воздвигнуть рукотворный мемориал этой богине и одновременная вялость, неохота банально пошевелиться. Все проявления немыслимым образом переплетались меж собой и общими усилиями дополняли возникшую во мне пульсирующую сферу, нареченную истинной любовью. Минуту назад со мной случилось то, чего не бывало прежде: я занимался любовью. Не сексом, нет. Именно любовью.

Да, Майнер, тебя заело. Новое слово?! Напротив, абсолютно свежие ощущения. Такие, что дают прочувствовать простенький факт. До сегодняшней ночи я и не жил вовсе — существовал. В тени, во мраке, прозябал без света и не имел надежды на освобождение.

— Знаешь, что самое удивительное? — заговорил я отчасти с самим собой. — Теперь у меня есть способ увидеть цвета. Красный, желтый, оранжевый и фиолетовый…их можешь показать ты! И, будь я трижды проклят, это фантастика!

 

Глава 22. Друг познается в беде

POV Астрид

Психологи утверждают, будто ассоциативное мышление — один из способов детально изучить характер человека. Интересно, какой образ сложился бы в голове последователя Фрейда, выдай я свое понимание ряда терминов, вроде 'зубочистка, шелковые платки и зубы', за неземное удовольствие, феерию восторга и инопланетное блаженство? Думается, бедняжку Астрид направили бы прямиком к психиатру. И верно ведь! Я сумасшедшая. Милое, лишенное душевного здравия существо, отдавшее сердце вампиру.

Пожалела ли я хоть об одном мгновении сегодняшней ночи? Да что вы, в самом-то деле!

— Солнце мое, — радостно пропел Джей, порхнув в ванную на выросших за спиной крыльях. Я оглянулась на щекочущую нервы мелодичность его голоса и расплылась в абсолютно идиотской улыбке, вызванной блещущими переливами счастья в неповторимых лазурных глазах. — У тебя нет аллергии на пероксид водорода?

Не понимая сути вопроса, я отрицательно помотала головой и вернулась к захватывающему процессу приведения спутанных мокрых волос в порядок, ибо с минуты на минуту готова была рухнуть в обморок при виде одних лишь жадно искусанных губ. Об остальном великолепии, наподобие слабо мерцающих капель воды, стекающих с влажных смоляных прядей, вольготно расположившихся на обнаженных плечах, груди и животе, или сильных рук с выделяющимися вздутыми венками, полчаса назад дарившими моему телу и ласку, и нежность, и любовь, не говоря уж о наслаждении! В общем, смотреть на этого мужчину без риска воспламениться в мгновение ока, стало невероятно сложно. А уж когда он подошел ко мне сзади, сладко скользнул ладонями вверх по бедрам, задирая края полотенца, медленно наклонился и лизнул шею обжигающим языком, я вцепилась обеими руками в раковину, попутно обронив расческу, и почувствовала, как конечности наливаются вялостью, слабостью и раболепным подчинением.

— Ты со мной не разговариваешь, что ли? — якобы гневно поинтересовался Майнер, теснее прижимая мою попку к себе, длинными пальцами разминая судорожно втянутый животик, мягко покусывая мочку уха…Боже, не дай мне умереть в столь юном возрасте! — Учти, я умею развязывать языки. Шесть месяцев полевой практики при участии в допросах немецких солдат. У меня очень специфичные навыки, да и с изобретательностью полный порядок. Хочешь опробовать их на себе?

Ох, прощайте родители и уготованное мне местечко в раю!

— Да, — надеялась решительно выкрикнуть я, но получилось как-то испуганно, дрожаще и донельзя смущенно. Верно, потому что я в мельчайших нюансах помнила недавнее светопреставление с туго связанными руками и зубочисткой.

— Ну-у, я так не играю, — театрально поморщился Джей, комично надувая и без того распухшие губы. — А изобразить недотрогу? А обозвать меня извращенцем? Или ненасытной кровососущей тварью, на худой конец. Кстати, не сильно болит?

Он переместил свой взгляд на ярко выделяющийся на бледной коже овальный след от своих зубов, тяжело вздохнул и ласково покружил подушечками пальцев над неглубокой ранкой, ранее принесшей мне невыразимую словами негу.

— Вообще не болит, — как на духу признала я, встречаясь глазами с его отражением в зеркале. — Честно! Сначала было немного неприятно, но потом…Пообещай, что это случилось не в последний раз! Пожалуйста!

Парень осуждающе глянул на меня из-под полуопущенных черных ресниц завораживающей длины, но промолчал, что вселило в сердце некое успокоение.

— Пойдем спать, — лениво предложил он, привнося в голос доселе не слышанные уютные интонации. Обыденная, казалось бы, фраза, однако в исполнении моего любимого она приобрела все оттенки буйного праздника, восхваляющего домашнее тепло. А посему я с огромным восторгом согласилась и, извернувшись в объятии крепких рук, проделала короткий путь из ванной до спальни, нагло пользуясь услугами молодого человека, его опьяняющей силой, непринужденностью и ловкостью.

К сожалению, дорога до кровати не могла продлиться вечность, и через минуту я нехотя рассталась с обволакивающим теплом его тела, а затем и с полотенцем, неряшливо завязанным под грудью. Майнер на мою обнаженность отреагировал весьма странно. Сначала вырвал из цветастой гирлянды, обвивающей столбик ложа, благоухающую дивными ароматами астру, встряхнул ничуть не увядший бутон, глубоким выдохом распушил игольчатые бархатные лепестки, затем перевернул меня на бок и едва ощутимо, почти не касаясь, стал водить цветком по коже. Один узор, напоминающий размашистые мазки огромной кисти, второй, переплетающийся с предшественником в воздушные кружева, и третий, сочетающий оба предыдущих в замысловатый орнамент.

— Давай уедем куда-нибудь на выходные, — тихо, словно умиротворенно журчащая в низовьях сельской речушки вода, заговорил он. — Любая точка земного шара. Я просто хочу побыть с тобой наедине, там, где нас никто и никогда не сможет отвлечь друг от друга, понимаешь? Только не надо коверкать мои представления банальными пошлостями. Дело не в сексе. Эти две ночи…не знаю, я всегда жил один. Да, за стенкой изредка похрапывала кормящая меня девица, но фактически я был изолирован. А теперь вдруг появилась ты. Спишь в моей постели, носишь мои пижамы, даришь тепло. Диковинка какая-то. Для меня, во всяком случае.

Я осторожно пошевелилась, боясь лишним шорохом оборвать важнейшее в своей жизни признание, аккуратно склонила голову на ноги сидящего на краю постели парня и неуверенно подняла взгляд вверх. Мой милый! Именно эту его черту характера я любила больше всего на свете. Он умел вуалировать чувства, но в редкие минуты повышенной эмоциональной восприимчивости изобличал самого себя, притом так искренне, что я не находила слов в ответ.

— А как же родители? — в излюбленной кретинской манере по-слоновьи разрушила я сказочность момента. — Они вернутся завтра и наверняка ждут от меня телячьих нежностей. Мол, как я скучала и все такое…Да и вряд ли нас отпустят куда-то вместе, ты же знаешь папу. Начнет подозревать худшее и в итоге замучает вопросами.

— Ты согласна или нет? — решил добиться Джей конкретики, отмахиваясь от моих достаточно разумных доводов. — Родителей я возьму на себя. Если помнишь, мне вообще-то восемьдесят пять лет. Столь почтенный возраст накладывает отпечаток, со взрослыми мне общаться проще. О, да, малышка! Возмутись как следует! — живо отозвался он на мой агрессивный выпад, выраженный сухим ударом маленького кулачка по железобетонному и абсолютно непробиваемому прессу.

Спонтанная потасовка, исполненная в шутливо рычащих красках, закончилась моим капитальным поражением на всех фронтах. Мало того, что сие веселящееся чудовище довело меня до икоты иезуитской щекоткой, так еще умудрилось отшлепать 'наглую, непослушную и своенравную девчонку', как оно выразилось, подушкой, после чего, коварно поигрывая бровками, клещами (точнее дразнящими поцелуями) сорвало с моего предательского языка ответ на ранее озвученный вопрос.

— Да, Майнер! Да! — войдя в раж, на полную громкость вопила я. — Хоть в Грецию, хоть в Голландию, хоть на Аляску! Я поеду с тобой куда угодно!

— Умница, моя дорогая, — расплылся в сытой улыбке вампир, очень зрелищно скидывая со своих бедер полотенце. — Впредь не спорь со мной. Я, черт возьми, всегда прав!

Бронированная истина, тем более что бурное выяснение отношений я затеяла исключительно дурачества ради. Мне нравилось видеть его таким: смеющимся, лучащимся счастьем, жизнерадостным и неизменно ослепительным. Чем ярче делалась ухмылка на его губах, тем жарче становилось у меня на сердце, а к глазам подкатывали слезы умиления. Он выглядел целым и невредимым, будто избавился от непомерного груза вековой боли. Ни тоски, ни страданий, ни треклятого чувства вины.

— Можно вопрос? — осторожно отвлекла я его от шумного чмокания своего живота. — Тебя не задевает то, что я по-прежнему зову тебя Джеем? Наверное, правильнее было бы перейти на Вергилия или Верджила…

— Язык не боишься сломать? — заразительно расхохотался он над моей напускной серьезностью. — На самом деле, мне нравится все три варианта в твоем исполнении. Разрешаю пользоваться любым. Только при посторонних, тсс, — парень заговорщически приложил палец к губам, воровато осматриваясь по сторонам, — зови Джеем. Иначе хваленая конспирация накроется медным тазом.

Боже! Я по-старчески вздохнула, удивляясь ребячливости великовозрастной дитятки, и запустила пальцы обеих ладоней в хаотично сплетенные пряди угольно-черных волос. Так и подмывало подтянуть к себе этого 'малыша', а после задушить в крепких объятиях, исходя из каверзной мысли 'никому не отдам!'.

— А когда истечет срок годности мистера Майнера? — нащупала я в себе пудовый запас неудовлетворенного любопытства. — И какое имя ты собираешься взять в будущем?

— Лет через пять, — с некоторым сомнением ответил Джей, с удобством пристраиваясь щекой к моей груди. — О новых паспортных данных я пока не задумывался. Что, есть предложения? Или дельные советы?

— Пока нет, — раздосадовано призналась я и жадно обняла мужчину ногами, комфортно скрещивая ступни у него на пояснице. Как же все-таки хорошо! Не испытывать стеснения, неловкости, зажатости, ежесекундно растворяться в омуте ультрамариновых глаз и таять, плавиться, сгорать в неге ласковых прикосновений. Больше никаких барьеров и непроходимых стен. Я отдала всю себя: душу, сердце, тело и кровь, взамен на слияние в неразрывное целое. — Джей, — неуверенно заговорила я, тщательно подбирая слова для озвучивания следующего важного вопроса, — у нас есть будущее? Только не злись, пожалуйста. Если не хочешь отвечать, я пойму, но не расстраивайся, ладно?

— Лет десять точно есть, — холодно проинформировал он, в то время как в голосе засквозил убийственный металл. — А затем я уйду. И это не должно тебя пугать или огорчать. Так надо. Именно сегодня я размышлял на эту тему и понял, что смогу дать все. Любовь, заботу, внимание, гарантию благополучия и обеспеченности, уверенность в завтрашнем дне. И при этом лишу жизни в привычном ее понимании. Мы не будем стареть бок о бок, не заведем детей, друзей, постоянную работу. Единообразие, переезды из города в город, отчужденность — такой станет твоя жизнь через пять лет. Райская птичка в золотой клетке с видом на океан и улыбчивой прислугой на попечении бессмертного хозяина. Вероятно, ты почувствуешь себя счастливой. Правда, продлится это недолго. К тридцати годам захочется опробовать роль чадолюбивой матери, и тут я, увы, окажусь бесполезен. А после мы расстанемся. С криками, скандалами либо же мирно, но обязательно разойдемся в разные стороны.

— Но я не хочу детей, — почти закричала я, отчетливо представляя каждую деталь нашего эфемерного завтра, столь фатально описанного чуждыми словами. — Мне никто кроме тебя не нужен!

— Нужен, — резко поднялся на локтях Майнер, попутно хватая мою челюсть двумя пальцами. — Нужен, — натянуто повторил он, терзая мои искрящиеся слезами глаза гипнотическим взглядом. — Не спорь с тем, кто дожил почти до вековой отметки. Я захотел семью еще в семнадцать и продолжаю неровно дышать при виде детей и по сей день. Ты не знаешь, каково это, чувствовать себя тупиковой ветвью развития. Сила, выносливость, ум, здоровье — есть все задатки, а шанса ни одного! Я мертв, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше будет нам обоим.

Я обиженно отвернулась к стене, игнорируя настойчивые попытки парня приковать мое внимание к жестокому, безжалостному, исконно бесстрастному лицу, не выражающему никаких эмоций. Зачем вообще завела этот разговор, ненормальная?! Что ожидала услышать? 'Я так люблю тебя, моя сладкая, что, не задумываясь, обращу! Мы разделим вечность пополам' и бла-бла-бла вплоть до самой мелодрамотичности?

Если честно, именно таких душещипательных речей я от него ждала в действительности. Неважно, осуществимы ли они в реальности или нет. Столь некстати захотелось избитой романтики…

— Не гневайся, о, муза моей черствой души! — принялся кривляться Джей на все лады, быстро-быстро смахивая злые слезы с моих щек подушечками пальцев. — Я не хотел тебя расстраивать, случайно вышло. Давай отсрочим этот разговор, а потом как-нибудь вместе выведем формулу отношений человека и вампира. Ты ведь понимаешь, что я тоже не в восторге от такого финала, верно?

Я всхлипнула в ответ, ненавидя себя за чрезмерную чувствительность, и спешно скрылась от чудовищности бренного мира в горячих мужских объятиях, наливающих тело мерным спокойствием.

— Вот так, моя девочка, — одобрительно зашептал он, ласково приглаживая мои влажные волосы. — Все у нас будет хорошо, не сомневайся. Как насчет обсуждения 'завтрака'? Кого станем тащить в дом? Блондинку, брюнетку, рыженькую, худую, полную, чертовски сексуальную?

— Я тебе дам, сексуальную! — возмущенно заворчала я, принимая правила заданной игры для отвлечения мыслей. — Жажду видеть здесь крокодилоподобную бабищу весом в центнер с паклей вместо волос, подушкой безопасности на месте груди и приплюснутым носом-картошкой величиной с кулак!

— О-о, какая ты суровая, — монотонно запричитал Майнер, очевидно, очень натуралистично представляя себе описанную мной нимфу. — Мои трапезы превратятся в кошмар! Каждый подход, как раунд в сумо, сытым из борьбы выйдет победитель. На такой диете я не протяну и месяца, обещай изредка баловать меня длинноногими пончиками!

— Нахал, — любовно припечатала я, зачарованно изучая пальчиками поверхность маняще гладкой, рельефной и притягательной груди. — Я подхожу под твои представления о длинноногих пончиках?

— Нисколечко, — задорно показал мне язык сей эталон несерьезности. — Ты мой возбуждающий вкусовые рецепторы торт со взбитыми сливками и клубникой. Много не съешь, зато получишь колоссальное удовольствие!

Емкое сравнение вызвало во мне блаженное мурчание, поэтому следующий вопрос не подразумевал под собой рассудительного ответа.

— Почему ты не кусаешься? Нет, я поняла, что это неприятно, вот только неясно, в чем именно заключается отвращение?

— В боли, — задумчиво пояснил Джей, усердно двигая нижней челюстью. — Пробовала когда-нибудь грызть грецкие орехи зубами? Малоприятное занятие, к концу которого резцы начинает сводить судорогой. Вот и с надкусыванием кожи точно также. Волокна, ткани, мышцы, сухожилия — все это еще нужно умудриться порвать, разрушить и разрезать, дабы добраться до сладкой крови. В итоге прилагаешь максимум усилий ради скудного эффекта, лезвиями-то орудовать проще. Ну и сбрасывать со счетов факт неосторожности тоже не следует. Я до одури боялся зацепить яремную вену, когда кусал тебя. И не смотри на меня так, — завел он осуждающую пластинку, замечая появившийся в моих глазах огонек при одном лишь упоминании сего пьянящего момента. — Да, это было невероятно! Но каждый раз мы так делать не станем. Не хочу видеть на тебе уродливые шрамы в виде собственного неряшливого прикуса.

Я решила согласиться с доводами зазнайки, а после вернуться к захватывающему диалогу, когда парень без зазрения совести отнял у меня инициативу и задал свой вопрос, больше похожий на просьбу.

— Расскажи о своей болезни. Я имею в виду аутизм. Чем он был вызван?

Вот спасибо тебе, дорогой папочка! Успел просветить моего парня по части медкарты! И почему родители пожизненно раздувают из мухи слона? Что за дурацкая тяга, ей богу!

— Нет у меня никакого аутизма, — обиженно надув губки, пробурчала я. — Были симптомы, но диагноз так и не поставили. Просто, ты наверняка и сам заметил, я немножечко не от мира сего, а в детстве вообще вела себя странно. Могла неделями не разговаривать, передвигалась по дому, как тень, в садике ни с кем не играла, сидела в углу комнаты и рисовала. Меня раздражали игрушки, я любила лишь карандаши. Меловые, восковые, грифельные, угольные…А они, как назло, всегда пачкались, поэтому выглядела я жутко. Руки, лицо, одежда повсеместно запачканы разноцветными пятнами. Особой аккуратностью я раньше не отличалась. О детской жестокости, думаю, говорить тут излишне. Одногодки меня ненавидели со страшной силой, дразнили уродкой и чумазиной. Я как-то не особо расстраивалась, попросту не обращала на них внимание. Их бесила подобная толерантность, в особенности же моя либеральность злила одну девочку, без понятия как ее звали… Как сейчас помню, это был мой пятый день рождения, родители накупили кучу сладостей, пригласили целый дом детей, ни одного из которых я не знала. По-моему, созвали всю улицу. В числе приглашенных оказалась и та девочка. Кукольное платьице, картинные кудряшки, по-взрослому накрашенные ресницы…своей улыбкой она напоминала мне Джокера. Да, я уже тогда любила комиксы и души не чаяла в Бэтмене. Мне всегда хотелось, чтобы он прилетел посреди ночи в наш дом, забрался в мою комнату, картинно взмахнул плащом и попросил отправиться вместе с ним в долгое и опасное приключение. Наивная дурочка, что тут еще скажешь, хотя отчасти с тобой я познакомилась именно так. Ну так вот, возвращаясь к празднованию дня рождения взрослой не по годам Астрид Уоррен. Обрядили меня, как рождественскую елку. Для солидности облили духами и пустили к гостям. Скука была смертная. В Барби я никогда не играла, Кена считала смазливым балбесом, кукольные домики нагоняли тоску и ассоциировались с психушкой Аркхэм*. Забившись в дальний угол гостиной, я от нечего делать принялась пересчитывать людей, как вдруг ко мне подошла эта девочка и предложила подняться наверх. Мол, поиграем, порисуем, в общем, повеселимся на славу. И я пошла, показала ей свою комнату, продемонстрировала рисунки, достала карандаши…Закончилось все очень плохо. Она стала смеяться над Бэтменом, обзывать его крючконосым и толстозадым, разорвала на мелкие кусочки один из моих набросков, над которым я работала больше полугода, затем схватила карандаши и разрисовала мне лицо, сказав, что так я выгляжу более привлекательно, а после выстригла на макушке два пучка волос, оставив нечто наподобие ушек летучей мыши. Я не кричала, не вырывалась, даже не плакала, и к тому времени, как наверх с расспросами поднялись родители, вообще перестала разговаривать. Вплоть до нового года я, по словам мамы, не произнесла ни звука. После беспорядка, учиненного агрессивной выскочкой, обзавелась привычкой трижды на дню расставлять вещи во всем доме по своим местам, прятала рисунки и комиксы то в холодильник, то в сушку для белья, и рисовала жуткие абстракции. Сначала мной занялся психолог, затем и психиатр, но общаться им приходилось в основном с родителями. Я-то усердно молчала. Из этого состояния меня вывел папа. На праздник он вместо костюма Санта-Клауса вырядился Бэтменом, ночью зашел в мою комнату, сел на кровать и попросил помощи. Вроде плащ у него прохудился или что-то вроде того, теперь и не вспомнить. Я видела только глаза. Блестящие, глубокие, карие и такие любимые, что сердце просто останавливалось. И неожиданно расплакалась, попутно высказав супергерою, как я считала, наболевшее. Что меня никто не любит, я некрасивая и чуднáя, ну и далее по списку. Следом еще несколько лет групповых занятий у психолога, на которых меня учили откровенности, сосредоточенности и уверенности в себе. Хотя с этим лучше справлялась Чейз. Мы сблизились в школе, стали практически не разлей вода. И если бы не она… — я махнула рукой и сверилась с реакцией Джея, искренне надеясь, что не ввергла его своим путанным рассказом в состояние затяжной комы.

— Маленькая моя, ты не чуднáя, — заверил меня обладатель бархатного голоса, — а самая лучшая. И очень, очень красивая, уж поверь стреляному ворону. Еще ты замечательно рисуешь, честно. Я, конечно, не Бэтмен, и даже не супергерой, зато люблю тебя всей душой. Складно вышло, правда? А сейчас засыпай, мой ангел. Обещаю, сны будут исключительно добрыми, светлыми и очень яркими. Ты замечательная, — напоследок закрепил Майнер стойкий эффект небывалой гордости собственной персоной, нараспев произнеся каждую гласную, и привычно взялся убаюкивать мое сознание мягкими поглаживаниями.

— Мой любимый, — сладостно причмокнула я губами, прижимаясь к родной груди, и моментально отбыла в страну Морфея.

_________________________________

*Arkham Asylum (Аркхэм Эсайлум или Клиника Аркхэм) — психиатрическая лечебница в городе Готэм-сити из вымышленной вселенной Бэтмена.

Проснулась я в районе полудня от собственного приглушенного смешка, вызванного надоедливым щекотанием кончика носа, тут же распахнула веки и узрела сиротливо лежащую на подушке астру насыщенного красного оттенка, бархатные лепестки которой ласкали кожу на лице. Рядом примостился желтоватый листок бумаги, сложенный вдовое. Нетерпение с недавних пор стало основной чертой моего характера, поэтому уже в следующий миг я пробегала глазами идеально прямые ряды строчек.

'Моя первая записка для тебя. Прогресс окончательно поглотил давнюю привычку изливать душу посредством письма. Мобильный телефон — бич человечества. Напоминай мне об этом почаще, пожалуйста. Но вернемся к сути послания.

Возьмусь предугадать первые три вопроса, посетившие твою чудную головку. Где я? По меркам моего жалобно скулящего сердца, баснословно далеко. Если же пересчитать это расстояние в более сдержанной измерительной системе, то в паре километров от трогательно сопящего смысла своего существования. Когда вернусь? Через тридцать убийственно долгих минут. Зачем уехал? Астрид, что за праздное любопытство, право слово?! Должны же у меня быть свои маленькие секреты.

Наконец, чем тебе, такой расстроенной и повсеместно тоскующей, заняться в мое отсутствие? Ответ прост: следуй за стрелочками. Настоятельно советую соблюсти два условия. Никакой одежды (неряшливо накинутое на плечи покрывало я, оцени благородство, готов простить) и полное отсутствие сдержанности. Твой радостный визг я расслышу, даже находясь за сотни тысяч верст. Он умеет согревать заледеневшее сердце.

Засим откланиваюсь. Вечно твой,

герцог Ехидство'.

Трижды перечитав каждое отдельно взятое предложение, я мимоходом восхитилась изящностью почерка Джея с резко выписанными, размашистыми буквами, в очередной раз подивилась витиеватости его лексических навыков и заливисто расхохоталась над подписью. Как же я все-таки люблю его чувство юмора!

Подгоняемая вперед стремлением поскорее узреть уготованный сюрприз, я спрыгнула с кровати, кое-как обмоталась приятно облегающей тело шелковой простыней и вприпрыжку помчалась по яркому следу крупных стрелок, вырезанных из цветной бумаги. Романтично разбросанные по полу бутоны цветов за время моего сна словно испарились, что в некоторой степени и огорчало, и вызывало улыбку. Мой аккуратист и неутомимый борец за чистоту окружающего пространства!

Слегка запыхавшись с непривычки от быстрого бега, я на мгновение замерла в коридоре у огромного зеркала, потерявшего изрядный пласт во вчерашней вампирской разборке, и признала в отражении себя лишь с пятой попытки. Всклоченная голова, попадающая под выражение 'взрыв на макаронной фабрике' прическа, вдвое увеличившиеся губы, с прекрасно сохранившимися на них следами страстных поцелуев, покрасневшие от недостатка сна глаза, пылающие интенсивным румянцем щеки…В общем, великолепная ночь всепоглощающей любви оставила на мне свой суровый отпечаток, сконцентрированный на шее в виде бережно наклеенного пластыря. Разумеется, это Майнер, терзаемый муками совести, постарался свести к минимуму последствия моей безрассудной выходки. Что за вздорный характер, ей богу!

Мысленно выставив галочку на предстоящем разговоре, я осторожно покружилась на месте, с приятной тяжестью в животе констатировала одеревенелость мышц, углядела парочку бледно-зеленых кровоподтеков на спине и бедрах и продолжила маленькое приключение, столь заботливо уготованное мне залихватским выдумщиком. У дверей ванной указатели неожиданно разветвились: первый путь вел непосредственно в цитадель гастрономических изысков (она же кухня), второй после крутого виража вдоль стены упирался в комнату 'бывшего завтрака'. Секундное раздумье сменилось решимостью, и я, подхватив руками полы ускользающей мантии и проигнорировав взбунтовавшееся чувство голода, шагнула в спальню.

Открывшуюся моему взору картину невозможно описать скупыми определениями, вроде бурный восторг. Это был чистой воды искрометный парад положительных эмоций, прошедший на главной улице Парижа.

Пластиковые мешки с вещами прежней владелицы опочивальни испарились будто по мановению волшебной палочки. Кровать вновь обзавелась симпатичным пшеничным покрывалом с изысканным узором и мягкими подушечками в расшитых якобы золотой нитью наперниках. Однако мой взгляд был прикован отнюдь не к изменившейся обстановке. Мольберт, незаменимый атрибут всех художников, разместившийся напротив чудесного солнечного окна с раздвинутыми портьерами. Великое многообразие профессиональных кистей, краски (акриловые, гуашь, акварель, масляные, темпера), представленные во всем великолепии, и, как апофеоз окутавшей меня эйфории, примостившийся на невысоком столике чемоданчик с карандашами.

Белоснежный холщовый лист в мгновение ока преобразился у меня перед глазами в кровопролитную битву за земную цивилизацию, и окружающий мир сузился до размеров уверенного мазка кистью. Четкие штрихи, складно перетекающее на ткань изображение и безграничная гармония стали моими спутниками на протяжении следующего часа. Боковым зрением я заметила тенью прошмыгнувшего за спиной парня, но не посмела разрушить живительную связь с вдохновением. Лишь по мере ослабления натуралистичных образов я смогла оторваться от одухотворенного занятия и вполоборота повернулась к развалившемуся посреди кровати Джею.

— Привет, — с приторной нежностью в охрипшем голосе провозгласила я, жадно впитывая в себя самодовольный взгляд лучистых глаз цвета морской волны.

— Здравствуй, — в излюбленной манере протянул он в ответ, очаровательно закидывая руки за голову. — Так и думал, что найду тебя здесь. Ты давно не рисовала, — ласково пожурил меня Майнер. — Я успел соскучиться по этому контрасту между твоим альтер эго и воображением. Почему так много крови и жестокости?

— Не знаю, — задумчиво оглянулась я на плоды своих стараний, машинально прикусив зубами кончик кисти. — Символизм всему виной. Так я избавляюсь от внутренних демонов, переношу их на бумагу.

— Занятно, — коварно улыбнулся парень, поднимаясь на ноги. — Выходит, ты чувствуешь себя воплощением зла вселенского масштаба? Что ж, тогда мы друг другу подходим.

С прерывистым смехом прошептав последнюю фразу, он заключил меня в свои жаркие объятия, дарящие бескрайний покой, и в течение двух скоротечных минут позволил наслаждаться лишающей соображения близостью мускулистого тела, а после шутливо возмущенно погнал на кухню для удовлетворения насущных потребностей простого человеческого организма. В сервированном столе, уставленном тарелками с тостами, оладьями и аппетитными блинчиками, графином с грейпфрутовым соком, вазочками с апельсиновым, вишневым и клубничным джемом, соусником с кленовым сиропом и небольшой этажеркой со свежими фруктами, заключался второй сюрприз, о существовании которого я благополучно успела позабыть. Кстати то, что я ошибочно посчитала за оладьи, на самом деле оказалось запеченными в кляре кусочками ананаса, тающими во рту. Отщипнув крохотный кусочек 'на пробу', я задохнулась восхищением и без зазрения совести слопала с десяток лакомых лепешек, запивая кулинарные изыски невероятным по вкусу соком с примесью малой толики цедры лимона. Ранее возникший в душе комплекс неполноценности буйно расцвел при появлении одной предательской мысли о том, что все это Джей приготовил сам, без посторонней помощи.

— Это ты виновата, — как ни в чем не бывало пожал он плечами в ответ на мое заявление о чрезмерной идеальности, на фоне которой я неизменно блекну. — Я просто физически не мог усидеть на месте. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, куда-то направить поток бьющей через край энергии. Я никогда не чувствовал ничего подобного.

Меня растрогала его откровенность, не говоря уж о смущенно опущенных ресницах и потупленном взгляде. Захотелось немедленно задушить сей образчик одуряющей искренности в пылких объятиях и вывалить на него ворох собственных ощущений и восприятий. Ведь я действительно парила в облаках! И вчера ночью, и сегодня утром, и прямо сейчас. Жаль, что от душещипательных излияний Майнера уберег заунывный вой мобильного телефона. И я ни под каким предлогом не прощу Лео эту мерзкую выходку!

— Почему бы тебе, мистер Назойливость, не позабыть о моем существовании лет этак на триста? — раздраженно уточнил Джей, с неохотой поднося телефон к уху. — О, да, я помню. Совместный план действий и все такое. Ладно, давай встретимся. Через полчаса у сквера неподалеку от гипермаркета. И тебе не хворать, — напоследок пожелал он, награждая меня извиняющейся улыбкой в стиле: 'Обстоятельства, детка, не терпят отлагательств'.

Я быстро допила остатки сока, наспех вытерла жирные губы тканевой салфеткой, яростно чмокнула пахнущую терпким одеколоном щеку и на всех парах помчалась наводить лоск на ужасающий внешний вид, походя вслушиваясь в тихий звон убираемой со стола посуды. Вот она, моя счастливая мелодия! Уютная домашняя атмосфера, царящий в сердце покой, безбрежная симфония эвдемонизма*. Значит, все же существует вероятность совместного будущего! Мы ведь идеально дополняем друг друга, словно два близлежащих кусочка цельного пазла. Я права?

Неторопливо облачаясь во взятую со спинки стула одежду, я обдумывала вчерашний спор с Майнером и искала новые, ранее не используемые аргументы в ответ. Дети? Не стану зарекаться, вероятно, когда-то мне все же захочется вкусить сладость материнства, но что мешает взять ребенка на воспитание? Раз у моего избранника полная гармония со своей темной стороной, и жажда крови находится под строжайшим контролем, этот вариант кажется разумным выходом из ситуации. Друзья? Постоянная работа? Я вполне могу обойтись и без них, потому что знаю, какой беспросветной, мрачной и исполненной безысходности будет выглядеть моя жизнь без Джея. Он превратился в живое воплощение всех моих мечтаний, стремлений и помыслов. Без него я уже не буду собой, останусь опустошенной, безликой, слепо следующей инстинктам оболочкой…

— Сладкая, я глубоко оскорблен и обижен, — с порога огорошил меня парень странным известием, прерывая лихорадочный мозговой штурм 'брестской крепости'. — Меня не было шестьдесят минут, а ты даже не удосужилась поинтересоваться, где это я пропадал. Я, конечно, не жалуюсь, хотя твое безразличие вообще-то задевает, но…

— И где же ты был, мой дорогой? — вмиг ухватила я суть разыгрываемого спектакля.

— В туристической компании, — рьяно вспыхнули выразительно очерченные густыми черными ресницами глаза. — Эти выходные, два авиабилета, Зальцбург, только ты и я, — тоном змея-искусителя принялся перечислять он, театрально загибая пальцы на правой руке. — Лучшая гостиница города, номер люкс, арендованный автомобиль, изнуряющие пешие экскурсии по живописным местам. О планах на ночь распространяться или желаешь сохранить некую интригу?

В этом каверзном вопросе заключалась большая часть моей жгучей любви к Майнеру. Он умеет быть разным, как добрым, так и злым, но одного у него не отнять — превосходства. Всегда и во всем он будет на голову выше других.

Кажется, описывать тут мои осчастливленные визги и оглушающие вопли дикой радости, занятие зряшное. Пища на ультразвуковой частоте, я повисла на шее непревзойденного мастера самых неожиданных подарков, зацеловала до смерти нагло ухмыляющееся лицо, для проформы пару раз хлопнула блуждающие под кофтой мягкие ладони и уплыла на волне подозрительно реалистичных фантазий, а посему не заметила кардинальной смены обстановки. Из пределов манящей спальни мы перебрались в прихожую, где на меня, вальяжно развалившуюся по центру удобного кожаного диванчика, натянули обувь и под аккомпанемент сокрушительного по силе страсти поцелуя вытолкали за дверь. Каким-то чудным образом, не разрывая томной близости, мы добрались до лифта, шумно ввалились в кабину, к счастью, оказавшуюся пустой, и разомкнули уста лишь для произнесения жизненно важных известий.

— Обожаю тебя, — со всей ответственностью возвестила я, наслаждаясь необузданностью его взгляда оголодавшего хищника и прерывистостью жаркого дыхания, ласкающего щеку.

— И я тебя, — беззвучно пробормотал Джей, огненными губами высекая на моей коже каждый звук. — Очень. Люблю.

В итоге в автомобиле мы очутились во взвинченном состоянии с нерушимой верой в то, что вчерашняя ночь была не самой умелой репетицией на тему имеющейся между нами химии. Вероятно, поэтому я выскочила из салона, как ошпаренная, стоило Кадиллаку припарковаться у обочины многоэтажного торгового центра. Концентрация физического влечения на квадратный сантиметр закрытого пространства зашкалила по всем показателям.

Парень рассмеялся над моей прытью и неспешно, а значит, и чрезвычайно грациозно вылез из машины, издевательски взъерошил ладонью волосы, добиваясь моего обильного слюнотечения, и, прежде чем поравняться со мной, педантично заблокировал двери.

Через дорогу нервно мерила резкими шагами тротуар, с плавно текущей по нему волной прохожих, жутко надоедливая аденома по имени Лео. И вид его сосредоточенной физиономии моментально

______________________

*Эвдемони́зм — этическое направление, признающее критерием нравственности и основой поведения человека его стремление к достижению счастья.

испортил мне настроение и лишил последней завалящей радости на сердце. Я не обратила внимания на пригожесть дня, раздраженно отмахнулась от ярких лучей послеполуденного солнца, режущих глаза, не уловила витающий в воздухе аромат царственной осени, даже позабыла о необходимости смотреть по сторонам, когда почти бегом бросилась к противоположной стороне, намереваясь…

Не знаю, что за ворох нелепостей скрывался за моими стремительными действиями. Мыслительный процесс оборвался в ту самую минуту, когда из-за угла на сверхзвуковой скорости выскочила лаково-черная легковушка с тонированными стеклами и помчалась прямо на меня. Словно истукан, я замерла посреди проезжей части, пытаясь по траектории движения стального монстра определить спасительный закуток, задним числом отметила абсолютную невменяемость водителя и на автопилоте рванула вперед. Рев мощного мотора и нечленораздельный крик, доносящийся откуда-то из-за спины, окончательно деморализовали меня и заставили раствориться в пространстве. Время как будто остановилось, однако его действие не распространялось на несущегося за мной по пятам обладателя завидного числа лошадиных сил.

Широкое дорожное полотно, по которому мне с огромным трудом удавалось переставлять окаменелые ноги, в любой миг грозило обернуться для нерасторопной и неспортивной Астрид погребальным саваном, потому как автомобиль ни в коем случае не желал расставаться с намеченной целью. При всей любви к блещущей всеми оттенками радуги жизни я не смогла бы добраться до высокого бордюра прежде, чем колеса стального чудовища превратят мои кости в труху. На выручку мне пришло везение собственной персоной. Руку чуть выше локтя сдавили неразличимые для испуганных глаз пальцы, неведомая сила легко, будто играючись, приподняла тело над асфальтом и в следующую секунду я больно шмякнулась коленками о тротуарную плитку. Рядом присел на корточки взволнованный Лео.

— Цела? — успел спросить он до того, как все внутри меня оборвалось от невыносимого шума безжалостно стирающихся шин сдуревшей машины-убийцы.

Обернувшись назад, я выхватила темный силуэт выскочившего на дорогу Джея, сфокусировалась на бледном, точно белоснежный лист дорогостоящей бумаги, лице и заорала благим матом, разом подскакивая на ноги, кидаясь обратно под колеса неуемного седана, моля господа о снисхождении и участии…Однако все оказалось напрасным. Жертва была выбрана, я могла лишь срывать горло в истошных воплях и бестолково молотить кулаками воздух в яростных попытках отбиться от удерживающего меня на месте вампира.

Я не поняла, что произошло на самом деле, попросту не осмыслила до конца увиденное.

Майнер, очевидно, молниеносно кинувшийся вслед за мной, возник на пути у безжалостного черного седана в тот самый миг, когда Лео, пользуясь дарованной свыше быстротой реакции, вытянул глупую Астрид из-под удара. Джей, должно быть, не заметил этого, все произошло слишком быстро, и жестоко поплатился за проявленное благородство пополам с искренним беспокойством за сохранность моего здоровья. Я заметила каждую незначительную мелочь, свинцовой тяжестью осевшую на задворках подсознания. Отчетливо увидела, как автомобиль на полном ходу врезался бампером в колени парня, как беспомощно и в то же время изумленно он взмахнул руками, как поэтично подлетел вверх на пару метров, а после упал на багажник, проломив своим весом спойлер, и скатился на асфальт. Хруст, чавканье, хлюпанье, разрозненные толчки бьющегося под горлом сердца, непечатный комментарий спасшего мне жизнь вампира и резонансный гогот могучего двигателя вырвали меня из омута первобытного страха и заставили кинуться к распростертому посреди дороги телу.

Сквозь пульсирующую точечную сетку, скачущую перед глазами, я разглядела сравнявшиеся по цвету с землей губы, неестественно вывернутые под самыми неожиданными углами руки, странно поджатые ноги и огромную, пугающе темную лужу крови, быстро растекающуюся по серому дорожному полотну. Рыдания переросли в надсадные оры, что не помогло мне оказаться возле любимого раньше Лео.

Парень живо припал на колени рядом с другом, прощупал пульс, видимо, отыгрывая какую-то важную часть сценария для многочисленной публики, низко склонился над посиневшим лицом и что-то горячо зашептал. Слова я начала разбирать довольно скоро, а вот понять их суть, к сожалению, так и не смогла.

— Дружище, слышишь меня? — в пятый раз вкрадчиво повторил вампир, добиваясь ответа ритмичными хлопками по впалым щекам.

— К сожалению, — с трудом выговорил Джей простенький набор звуков, перебивший поток моих отчаянных слез. — Астр…

— В порядке, в полном здравии и яром сумасшествии, — скороговоркой опередил Леандр появление ожидаемого вопроса. — Лучше о себе подумай. Ты теряешь слишком много крови. По ходу пьесы упал очень неудачно, боюсь, сломан позвоночник и пробита затылочная кость. Давай на счет три. Я помогу тебе вдохнуть, а ты остановишь кровотечение. Моргни, если понял.

В ответ на веках Майнера раз или два дрогнули ресницы. И мир будто рухнул во второй раз мне на голову, когда д`Авалос интенсивно продавил парню грудь мощным толчком громоздких ладоней, вырывая из недр измученного невыносимой болью тела сдавленный хрип пополам с брызгами крови. Я впилась ногтями в асфальт и принялась нервно раскачиваться на месте, монотонно твердя про себя все известные молитвы разом.

— Ну же, Габсбург, помогай мне! — слегка повысил интонации вампир. — Когда ты, дьявол, последний раз нормально ел?! Соберись, мужик! Ради своей малышки! Раз, два, три! — вновь вернулся он к успокоительному счету, продолжая совершать над грудной клеткой друга какой-то таинственный обряд сродни непрямому массажу сердца, только с поправкой на вампиризм. — Есть! — облегченно выдохнул Лео, отметивший ускользнувшие от моего пристального внимания признаки улучшения скверного состояния Джея. — Аккуратно, чтобы никто не заметил, затягивай рану на затылке. Кровь в себя не впускай, с этим мы позже разберемся. И медленно, очень осторожно открывай глаза. Я сделаю вид, что везу тебя в больницу. Остановимся в переулке, кого-нибудь перекусим.

Его нервная, прерывистая, местами затихающая до набора трудноразличимых звуков речь вернула мне смутную тень растворившейся на дне паники надежды и на следующие десять минут осушила щедро поливаемые горючими слезами щеки.

Дальнейшее происходило по описанному мальчишкой сценарию. Слабо задрожали фиолетовые веки, показались затянутые беспросветной мглой тысячелетней боли глаза, холодные пальцы сомкнулись вокруг моей нервозно трясущейся ладони, и я наконец смогла более или менее глубоко дышать.

'Все хорошо, мой ангел', - буквально пропел его выразительный взгляд, коснувшийся моей умирающей в муках души. 'Не о чем волноваться'.

Я могла бы оспорить столь некачественную уверенность, однако решила побаловать смирением пострадавшего от моей глупости парня и тихонечко мотнула гудящей головой в знак абсолютного согласия.

Тут же возле нас материализовался агрессивного вида внедорожник, хлопнула дверца водительского места, затем чьи-то руки потянули меня назад и без слов втолкнули вглубь обтянутого дорогой телячьей кожей салона.

— Режь запястье, — в приказном порядке велел Лео, швыряя мне в лицо тонкий прямоугольный предмет, оказавшийся складным перочинным ножом. — Иначе он умрет.

Последний аргумент погасил несформировавшиеся сомнения. Крепко сцепив зубы, я полоснула лезвием по коже, отодвинула на задний план неприятные ощущения и с выписанным на лбу ужасом смотрела, как бережно и заботливо вампир устраивает на заднем сиденье полуживого друга, как помогает моим непослушным рукам уложить залитую кровью голову на колени…

— Теперь напои его, — изрядно запыхавшись, посоветовал парень, с трудом перекрикивая вой сирены только подъехавшей кареты скорой помощи. — Вот черт! Спасибо-спасибо, спасать уже никого не надо. Все живы — здоровы, ложная тревога, — нарочито бодро отрапортовал он, плотнее натягивая на лицо козырек только запримеченной мной бейсболки. — Свисни, если ему вдруг хуже станет, — жизнерадостно провозгласил Леандр, плюхаясь в кресло и поворачивая ключ в замке зажигания.

Я же попыталась абстрагироваться от целого мира, сосредотачивая все внимание на Джее, слабо сопротивляющемся моим настойчивым стараниям напоить его свежей кровью. С горем пополам мне удалось прижать к его губам саднящий порез и, пройдя череду жалобных просьб, заставить сделать несколько глотков.

— Вот так, любимый, — удовлетворенно шептала я, убирая со взмокшего лба прилипшие смоляные пряди. — Мне ничуть не больно, не переживай. Все хорошо. Все хорошо.

Точно заживляющую мантру, я твердила оптимистичную фразу, гладила землисто серые щеки свободной рукой и тихо плакала, красочно представляя себе страдания Майнера, остро чувствуя его боль каждой клеточкой своего тела, изнемогая от желания каким-то образом перенять ее на себя, избавить его от мучений.

Минуты через две упрямство парня вновь дало о себе знать. По-прежнему пугающе бледные губы надежно сцепились, а мутный, какой-то растерянный и полностью рассредоточенный взгляд ледяной глыбой вонзился в мое лицо, беззвучно прося подчинения. И я повиновалась. Меж тем Джей продолжил требовать от меня нечто важное, однако определить, что именно, не представлялось возможным. В мыслях простирался бескрайний туман из отчаяния и страха, к которому дружно присоединилось еще и чувство вины за все случившееся.

Вяло вытянутая вперед рука, неосторожно ударившаяся о спинку кожаного кресла, дала столь необходимую мне зацепку.

— Лео, — противно тоненьким голоском пропищала я, заставляя водителя оторваться от дороги с бесконечно чередующимися улочками и подворотнями.

— Чего? — довольно нервно бросил он, неодобрительно косясь на бесцветные щеки друга. — Да-да, сейчас, — едва различимо забормотал Леандр, очевидно, без труда толкуя суть немого обращения, потянулся к бардачку, раздраженно вытряхнул почти все содержимое на пол, после чего отыскал-таки нужный предмет и протянул его мне со словами, — аккуратно сними его голову с колен, слезь на пол и перевяжи запястье. Габсбург, старина, потерпи еще немного. Я понимаю, что больно, просто здесь повсюду столько свидетелей! Нелюдимый городишко превращается в суетной мегаполис всегда очень кстати!

Сердитое бурчание переросло в монотонное причитание и через секунду стихло, в то время как я сознательно готовила себя к самому худшему. В целом выполнить указание вампира оказалось не так уж легко. Занемевшими, трясущимися пальцами я по возможности осторожно перехватила затылок Джея, с трудом приподняла его на пару сантиметров и чуть не лишилась сознания от испуга, заслышав мученический хрип. Майнер впился ладонью в обивку сиденья и совсем перестал дышать, когда я чудом умудрилась перебраться на пол, чтобы он наконец смог более-менее ровно улечься, избавив травмированный позвоночник от нагрузки.

Пряча заплаканные глаза, я зубами вскрыла упаковку ранее полученного бинта, наспех замотала порез и постаралась не смотреть на то, что еще с утра было светло-голубой джинсовой юбкой, а теперь представляло собой пыльную, насквозь пропитанную кровью тряпку буро-коричневого цвета.

— Вылезай из машины, — бесцеремонно велел Лео, притормаживая у огромных мусорных баков, расставленных у глухой каменной стены какого-то тупика. — Немедленно!

Последнее прозвучало как приказ, поэтому я проворно выскочила наружу, тихонечко прикрыла дверцу и, не устояв на подкашивающихся ногах, рухнула на грязный асфальт, жалобно прижимаясь спиной к огромному колесу джипа. Наверное, столь громко и отчаянно мне не приходилось плакать никогда в жизни. Внутри будто лопнула вместительная цистерна соленой жидкости, содержимому которой давно не терпелось вырваться на поверхность. В салоне, по моим ощущениям, происходило нечто поистине зверское. Подобравшийся ближе к другу д`Авалос, вероятно, с садистской улыбкой от души измывался над Джеем, потому как каждый последующий неистовый крик был страшнее предыдущего.

— А ты думал, будет приятно? — натянуто и очень зловеще рассмеялся Лео, перебивая истошный вопль моего парня. — Мирись, давай. Иисус терпел, нам велел. И-и…заключительный заход. Первый шейный позвонок, он же атлант…вот не надо так орать, Верджил! Здесь тебе не оперный театр, живость голосовых связок никого не интересует, — в этот момент я сильнее сдавила обеими руками голову, надеясь в ближайшем будущем обзавестись полной глухотой, но с изумительной четкостью расслышала малейший страдальческий всхлип любимого, схожий с предсмертной агонией. И вдруг блаженная тишина окутала меня, радушно позволяя спрятаться в своих чутких лапах. — А теперь отдохни. Пойду, проверю твою красу ненаглядную. Небось, давно уже в обмороке валяется.

Пружинистые шаги, обогнув багажник внедорожника, вплотную приблизились ко мне. Взгляд машинально переместился со строгих черных кроссовок (на сей раз с демократичными шнурками одинакового колера) на участливо-сочувствующее лицо, зацепился за лихо сдвинутый набок козырек бейсболки, прошелся по выглядывающим в прорези коротким пятисантиметровым прядям, лишившимся мелированных концов, и рассыпался в бессловесной благодарности добродушным карим глазам.

— Ты как? — без всякой насмешки спросил Лео, присаживаясь на корточки. — Габсбург в порядке. Покончит с исцелением и снова начнет пилить мне мозг своими заумностями.

— Нормально, — неумело солгала я, бездарно копируя мягкую улыбку вампира. — Спасибо тебе огромное! — от всего сердца поблагодарила я, в сотый раз смаргивая незатихающий поток щекочущих кожу слез.

— Пожалуйста, — довольно серьезно ответил он, неуверенно потрепав меня по плечу. — И не вини себя, если что. Целью изначально был именно Верджил. Ты выбежала на дорогу, машина вынеслась из-за угла, вот только скорость набирать не спешила, пока на трассе не замаячил Габсбург. Все идет по плану Северина, пролилась его кровь. Следом мой черед, и, гиена огненная, мне подобная перспектива усиленно не нравится! Как думаешь, герцог, может, на годик уйти в подполье? Авось пронесет, и кости целыми останутся…

— Держи карман шире! — попробовал расхохотаться Джей, но тут же закашлялся и затих на томительно долгих две минуты, которые потребовались мне для того чтобы подняться на ноги, придерживаясь за сильную ладонь, совладать с тяжелой дверцей и наполовину влезть в салон.

Майнер лежал на боку, с трудом умостившись на широком, но при этом катастрофически коротком сиденье, и зачаровано разглядывал собственные растопыренные пальцы, окропленные засохшими багровыми пятнами.

— Джей, — одними губами вымолвила я, наваливаясь коленями на ступеньку, предусмотренную проектировщиками автомобиля с высоченной посадкой, — Джей…

Он закатил глаза, разумно избегая совершать резкие движения, многозначительно поднял руку вверх, слепо нащупал сначала мои волосы, а затем и лицо, и аккуратно погладил щеку.

— Все хорошо, сладкая. Не плачь больше, ладно? Мне плохо, когда тебе больно, — отрывисто, будто с большой натяжкой выговорил парень, жестом предлагая мне сесть рядом. Однако я предпочла не самый опрятный на вид коврик и с удобством устроилась в небольшом закутке между креслами, блаженно вытягивая ноги по направлению к двери. Мы оказались лицом к лицу и в течение трех яростных толчков разрывающегося на части сердца всматривались друг в друга, почти не узнавая в себе беззаботно воркующую пару, что мечтала о предстоящей поездке в Европу. Опять страдания, страх, вина и отчаяние. — Как же я верну тебя родителям в таком состоянии? — задумчиво прошептал он, грустно улыбаясь. — Ну ничего, что-нибудь придумаем. А пока иди ко мне. Хочу убедиться, что не потерял самое ценное сокровище, — потянулся Джей к плечам, ласково придвигая меня ближе и давая прекрасную возможность спрятать зареванное лицо у себя на груди. — Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел…

Привычно оборвав якобы не мужской поток душевных излияний, демонстрирующий объяснимые человеческие слабости, он замолчал и принялся медленно перебирать спутанные прядки волос у меня на голове. Я же в последний раз хлюпнула носом и мысленно закончила разом пришедшую на ум молитву: '…И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен. Не подвергай нас испытанию, но защити нас от Злодея'*.

_________________

*Распространенный среди католиков перевод молитвы 'Отче наш'.

Отец наш на Небесах,

Пусть прославится Твоё имя,

Пусть придет Твоё царство,

пусть исполнится и на Земле воля твоя, как на Небе.

Дай нам сегодня насущный наш хлеб.

И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен.

Не подвергай нас испытанию,

но защити нас от Злодея.

 

Глава 23. Большое предательство

POV Джей

Любовь и дружба — два столпа мироздания, поддерживающих жизнь. Не руки атлантов, как внушает нам Древнегреческая мифология, не всемогущий Господь, как утверждает большинство религий, и даже не чей-то промысел. Сегодня я мог умереть, хоть и думаю об этом с улыбкой, потому что многоуважаемая старушенция с косой давно рассталась с привычкой нагнетать ужас на мою душу. Однако я до сих пор дышу благодаря тщательным стараниям Лео и бессловесным мольбам Астрид.

Последнее имя всколыхнуло в безмолвном сердце зашедшую на огонек толику нежности и заставило крепче сжать рукой дрожащее плечико. Какая же я все-таки сволочь! За столь короткий срок умудрился исковеркать ее жизнь до неузнаваемости, окунул в такой зловещий омут, что от его вод ни одному здравомыслящему существу вовек не удастся отмыться. И ведь продолжу делать это снова и снова, ибо на обратном пути случился завал. Теперь мы с ней пассажиры одного поезда, несущегося по рельсам со сверхзвуковой скоростью. А шпалы меж тем разбирают и относят на металлолом…

— Время обеда! — громко забарабанили в окно автомобиля бледные костяшки пальцев.

— Сейчас, — сипло отозвался я, собирая в кулак все мужество. 'Давай же, Майнер!' — слезливенько подбадривал я самого себя. — 'Всего пара усилий, и станет легче. Нас ведь учили в армии не обращать внимания на боль'.

Нельзя сказать, чтобы самоуговоры оказались действенны. Со сломанным позвоночником и 'мозгами наружу', как выразился мой разлюбезный приятель, мне прежде не приходилось сталкиваться. Исходя из ощущений, я не просто угодил под колеса похвально упрямого автомобиля-убийцы, а провел часок-другой под гусеницами танка, притом физический контакт вышел непередаваемо близким.

— Все хорошо? — взволнованно отреагировала девочка, углядев мои смехотворные попытки принять сидячее положение, и, не дожидаясь храброго ответа, почти оглушила дальнейшим криком. — Лео, Лео, пожалуйста! Помоги! Он…о, боже, он совершенно синий!

Вероятно, минуту назад я обязательно возмутился бы кособокостью неуместного сравнения, однако сейчас лишь агрессивно сверкнул глазами и завалился на спинку сиденья, жадно хватая широко открытым ртом начисто отсутствующий в салоне джипа кислород. Перед опущенными веками замелькали яркие пятна, неохотно складывающиеся в единственную потребность вечного организма — кровь. Я до одури хотел пить, и следующие два мгновения томительного ожидания подтвердили самые страшные опасения. Уши словно заткнули берушами, предварительно нахлобучив мне на голову эмалированную кастрюлю, на дно которой с завидной периодичностью опускался гаечный ключ на шестнадцать (всегда подозревал наличие у Астрид крайней степени жестокости), в виски вонзили стальные штыри, затылок без зазрения совести раскололи надвое, язык раздули до невероятных размеров наподобие тягучего резинового шарика, а вот про нос отчего-то забыли. Я чувствовал абсолютно все запахи, различая малейшие переливы в сладостных ароматах. Тонкий персиковый смешивался с ненавязчивым вишневым и рождал поистине великолепное амбре из кожи, волос, дыхания и манящего кровообращения девочки.

— Бур-бур-бур, — монотонно, но при этом чересчур эмоционально вещал вагнеровский тенор*, по всей видимости, принадлежащий Леандру. К нему тут же присоединился еще более высокий голос, выражающий крайнюю степень негодования пополам с искренним испугом. Кажется, Астрид вновь чем-то недовольна и с удовольствием занимается рукоприкладством. Никогда бы не подумал, что в ней течет кровь амазонки…

Так, стоп! Лучше поразмышлять об этом позже, когда упоминание чьих-то эритроцитов перестанет вызывать в моем желудке голодные спазмы.

По мере ослабления осознанности мыслительного процесса и увеличении соблазна вонзить зубы хоть куда-нибудь, сдерживать себя стало несоизмеримо сложнее. Я понимал, что вялого тонуса мышц для бесчеловечного нападения на любимую девушку вполне достаточно, и недоумевал, почему Лео медлит вместо того чтобы вмиг положить конец моим страданиям. Однако на смену апатичной злобе, разлившейся по телу с искрометным течением боли, быстро пришло концентрированное недоумение, когда в горле поселился стойкий привкус некачественной пластмассы. Я попробовал спросить, каким еще более изощренным пыткам ополоумевший вампир решил подвергнуть меня забавы ради, задел зубами край настойчиво просовываемой в рот трубки, вздрогнул всем телом от посетившей голову догадки и послушно сглотнул первую порцию жгуче теплой жидкости. За шестьдесят лет я научился нехитрому трюку из числа скупых вампирских фокусов — безошибочное определение группы крови и резус-фактора по вкусу, запаху и консистенции. Поэтому мысленно восхитился услужливостью друга, не каждый же день удается отведать четвертую отрицательную!

— Что? Зачем? Я не просила… — сквозь невидимые ушные затычки из комьев прессованной ваты с песком расслышал я срывающийся на плаксивые интонации девочки.

— Это вода, лапуся, — снисходительно пробормотал Лео, шурша какими-то упаковками. — Скручиваешь крышечку, подносишь горлышко к губам и пьешь, чтобы успокоиться, поняла? А-а, впрочем, иди ты в ж…! У меня тоже нервы не железные! Схватила бутылку и вымелась из машины! Если он умрет, я тебя об этом оповещу телеграммой! Вон пошла!

Резко хлопнула дверца и на мгновение в салоне повисла звенящая тишина, изредка прерываемая сердитым мужским сапом и моими жадными глотками. На протяжении бесконечно долгих двух минут я усердно потакал прихотям ссохшегося организма, но, почувствовав некоторое облегчение, раскрыл глаза и попытался здраво оценить обстановку. Все тот же кремового цвета войлочный потолок внедорожника, неотвратимо давящий на виски, восково-бледное лицо Леандра со

____________________

*Вагнеровский тенор (он же героический) — высокий мужской певческий голос, обладающий большой силой звука.

ввалившимися внутрь глазницами и удобно расположившаяся на разложенном переднем сиденье девица, из шеи которой торчал внушительного вида катетер, бодро наполняющий кровью висящий на спинке пластиковый пакет. К нему была присоединена еще одна прозрачная трубка, доставляющая живительную жидкость непосредственно в мою голодающую пасть. Ясно, откуда взялся этот раздражающий синтетический привкус.

— Как себя чувствуешь? — без всякой издевки поинтересовался парень, заметив мой преждевременный приход в себя. — Если хорошо, моргни два раза, коли не очень…

Я единожды опустил веки и, собравшись с духом, подмигнул одним глазом, сообщая, что нахожу свое состояние удовлетворительным. Лео как-то неестественно улыбнулся и продолжил сыпать избитыми вопросами. Проверял чувствительность кончиков пальцев, неуверенно прощупал рукой лоб на манер измерения температуры, осмотрел затылок и каждый отдельно взятый позвонок, и лишь затем вынес свой авторитетный вердикт: 'Жить будешь'. Все это время я потягивал чарующе свежую кровушку и с вежливым любопытством разглядывал лежащую в кресле особу. Приятные, но абсолютно не запоминающиеся черты лица, роскошные каштановые волосы, разметавшиеся по подголовнику, чуть полноватые руки, сильно натянутая на внушительной груди застиранная водолазка, скромные, если не сказать заношенные джинсы невразумительного оттенка и вульгарные черные туфли на красной подметке и пятнадцатисантиметровом каблуке. Возраст на первый взгляд колебался в районе от двадцати до тридцати семи лет, но, смыв густо наложенный макияж, избавив ногти от десяти слоев дешевого лака и вытащив из бюстгальтера килограммы поролона, в сухом остатке получим трогательное число двадцать три. И мне мгновенно разонравилась затея вампира по части безразличного: 'Убьем, так убьем! Чего переживать-то?'. Я выпил уже около полутора литров, чем погрузил одурманенную лекарствами девушку в глубокий обморок. Не остановлюсь, это сделает ее сердце…

— Хватит, — неосмотрительно прохрипел я, нещадно оцарапав краями трубки горящее жаждой горло, а после постарался жестами донести до Лео свое желание немедленно прекратить измывательства над юной особой. Предстать перед Астрид хладнокровным убийцей?! О, лучше добровольная и мучительная смерть! Хотя тут я, пожалуй, погорячился. Умирать как-то вовсе не хотелось…

— Ох уж это твое королевское благородство, — страдальчески вздохнул парень, вытягивая из меня опостылевший силиконовый проводник. — Только в живых нам ее все равно не оставить, она меня узнала. Не хочешь марать белы рученьки? Ладно, мы вампиры негордые, сами справимся. Куда вас с истеричкой отвезти?

Сначала я как следует отдышался, попутно массируя саднящую изнутри шею, затем удостоверился в том, что основная опасность скопытиться раньше срока миновала и здравость суждений вернулась ко мне в полной мере, и уж после выдал на-гора скопившийся запас 'лестных' определений.

— Никогда больше не смей разговаривать с Астрид в подобном тоне, — высокомерно вещал я, наблюдая за обратным переливанием крови. — Ты извинишься за грубость и впредь станешь прилагать все усилия к тому, чтобы никоим образом не оскорбить эту девочку. Почему? Я так сказал и точка, могу добавить восклицательный знак для большей доходчивости. Убивать ты никого не будешь, я давно подыскиваю подходящий 'завтрак'. Она вроде годится, да и кровь деликатесная. Пункт назначения? Думаю, ближайший бутик. Переоденемся, выпьем по чашке кофе, успокоимся и наведаемся в гости к Уорренам. Если меня не пустят на порог, в чем я практически не сомневаюсь, найдется минутка для обсуждения парочки насущных проблем. Я успел разглядеть того, кто сидел за рулем. Кажется, все, — решил закругляться я, когда якобы вспомнил о небольшой благодарности. — И да, спасибо за заботу. Мне действительно полегчало.

Лео сполз ниже с сиденья, заслышав последнюю часть моей подчеркнуто спокойной тирады и с неприлично разинутым ртом проследил за моим героическим выходом из машины. На его лбу неоновым светом сверкала вывеска: 'Нифига себе!', которая как нельзя лучше подействовала на мое разрозненное слишком медленно затихающей болью сознание.

Малышку, сосредоточенно нарезающую круги неподалеку от смердящих мусорных баков, я приметил почти сразу, но добраться до нее в считанные мгновения не сумел. Помешали головокружение, очевидная одеревенелость мышц и щемящая сердце жалость, свинцовой тяжестью отдавившая ступни. Она выглядела такой…потерянной, испуганной и заплаканной одновременно, что я попросту растерялся на первых парах. Эти остекленевшие глаза, вперившиеся в одну точку на грязном асфальте, нервно сплетенные между собой пальчики с посиневшими ноготками, забинтованные запястья. Скольким еще она должна пожертвовать ради меня? И как мне искупить свою вину на сей раз? Я ведь совершенно не умею извиняться на словах.

— Астрид, — довольно тихо окликнул я девочку, неуверенно шагая ей на встречу, — Астрид. Астрид, Астрид, Астрид! — методично выкрикивая ее имя, я уже мчался к ней со всех ног, на бегу широко раскрывая спасительные объятия, а, подлетев, изо всех сил сжал руками узенькие плечики, оторвал от земли хрупкое существо и надежно спрятал опухшее лицо у себя на шее. Сейчас я не запрещал ей плакать, осознавая важность выплескивания скопившейся боли наружу, не спешил рассмешить, а осторожно раскачивался на месте, убаюкивал и безмолвно клялся, что в последний раз позволил обстоятельствам взять верх.

Я найду Северина, чего бы мне это не стоило! И положу конец череде отчаянных неприятностей, омрачающих собой нашу жизнь!

— Обещаю тебе, — прочно укоренил я данное себе заверение, зарываясь носом в растрепанные темные волосы.

До автомобиля я донес ее на руках, осторожно усадил потерявшее остатки сил существо на залитое собственной кровью заднее сиденье и устало опустился рядом, по возможности сохраняя исполненный состраданием зрительный контакт с помутневшими от слез глазами. Мне не нравился цвет ее лица, соотносимый с землисто-серым, и уж совсем не по себе становилось от звучания голоса. Безжизненного, изломленного, хриплого и будто находящегося за сотни километров…

— Тебе лучше? — с надеждой осведомилась девочка, по всей видимости, с трудом балансирующая на грани реальности и глубокого обморока. Получив спешное согласие, она прокашлялась и все тем же замогильным тоном надгробного мраморного изваяния продолжила. — Больше не пугай так меня, пожалуйста. Я с удовольствием умру сама, лишь бы не смотреть на то, как мучаешься ты. Отвези меня домой, Джей. К себе. Спать хочется.

В ответ я несколько раз энергично тряхнул головой и раздраженно поторопил Лео нервозным хлопком по креслу. Благо, словоохотливый водитель здраво оценил мое взвинченное состояние и, отказавших от неуместных на данном этапе комментариев, споро доставил нас в ближайший магазин. По пути я справился о здоровье сидящей впереди девицы и получил в ответ ободряющие сведения. Приходить в себя она уже пыталась, поэтому Лео пришлось увеличить дозу снотворного. Забавно. Выходит, не мне одному пришлось потратить шесть лет на освоение специальности лекаря. Леандр тоже может похвастать корочками медицинского факультета. Не так-то легко в нашей суровой действительности быть вампиром!

Астрид за нашим перешептыванием не следила, глубоко дышала, опустив по моему совету голову между коленей, и всячески боролась с накатившей дурнотой. Когда джип остановился на немноголюдной улице прямо напротив дверей круглосуточной лавки, я первым выскочил из машины и вихрем ворвался внутрь, переполошив скучающих продавщиц, а после вернулся за девочкой.

— Две женщины, кнопка сигнализации под кассой, камер наблюдения нет, — трагедийным шепотом ввел я в курс дела парня, которому отчаянно не терпелось в ближайшие часы лишить кого-то жизни. Так уж мы устроены, злость необходимо снимать посредством чужой крови, криков и мольбы о пощаде. — Только чтобы Астрид ничего не заметила.

— Будь спок, дружище, — заговорщически подмигнул мне Лео. — С моей скоростью вполне можно замахнуться на президентскую жизнь! А ты не хочешь поучаствовать? Расслабляет.

— Да я уж как-нибудь обойдусь, — громко бросил я через плечо, бережно вводя малышку в тускло освещенный магазинчик.

Разумеется, найти среди вешалок приличные вещи я не надеялся, но представившийся глазам ассортимент неизменно разочаровывал. Растянутые свитера, мятые юбки, лежалые жакеты, чудовищные блузы и невероятно уродливые брюки, сшитые по моде мезозойской эры. В итоге мне досталась жуткая рубашка грязно-помидорного цвета и портки без единой выточки, странно обтягивающие филейную часть и при этом едва прикрывающие щиколотки. Девочка вымученно улыбнулась, придирчиво оглядев сию красотищу, затем вручила мне стопку вешалок и затолкала в примерочную кабинку. За процессом неспешного раздевания я следил с особой жадностью, но из страха показаться аморальным подонком не предпринимал абсолютно никаких попыток дотронуться до нежно любимого тела. Квадратная белая кофта с безобразным круглым воротничком изуродовала до неузнаваемости женственные изгибы, превратив высокую, подтянутую, упругую грудь в бесформенные складки на толстой ткани, кошмарная хламида, лишь с нетрезвых глаз смахивающая на некое подобие юбки, изувечила стройные бедра и закрыла совершенно очаровательные коленки, рьяно заставив смириться с тяжкой участью. За все великолепие нам еще предложили рассчитаться, что вызвало во мне тревожный приступ негодования.

Лео меж тем осоловело прогуливался вдоль прилавков, изредка обдавая присыпанных толстым слоем плесени дам обаятельной улыбкой. Кепку он, по понятным причинам, предпочел оставить нетронутой и весело помахал нам с Астрид рукой, провожая за двери ванной, которой столь любезно позволили воспользоваться подобревшие после щедрых чаевых служащие торгового зала. После всех манипуляций малышка предстала передо мной в качественно ином свете. Порозовевшая, с отмытыми от засохших пятен крови щеками, причесанная и куда менее сонная, она с воодушевлением бросилась помогать мне наводить лоск на собственный внешний вид и после череды легких и раззадоривающих поцелуев рассталась с острым камнем на сердце.

— Я расскажу твоим родителям о том, что случилось с Джессикой, — неохотно принялся я делиться общей сутью оправдательной речи перед старшими Уорренами. — Скажу, что вы были близки, и ты очень болезненно восприняла все случившееся. Именно поэтому я на время забрал тебя к себе. Говорить ли о сегодняшней ночи, решишь сама. Если что, я готов принять удар. Покаюсь в соблазнении, слезно поклянусь жениться и все такое.

— В шутку, да? — как-то чересчур беззаботно уточнила девочка, увлечено обтирая мое лицо бумажным полотенцем. — Ты ведь никогда не женишься на мне на самом деле.

— Почему? — только и сумел вымолвить я, для надежности вцепившись рукой в обитые края раковины. Иногда эта детская непосредственность, с которой задавалось большинство вопросов, действенно выбивала почву у меня из-под ног.

— Не знаю, не захочешь, наверное, — отстраненно пояснила Астрид. — Со мной твоя жизнь стала…другой. Не такой легкой, яркой и полной захватывающих приключений. Нет девиц, плетей, веселья, зато появились немытые тарелки, необходимость покупать продукты, готовить, в конце концов. И неприятности. Это я виновата, Джей. Побежала через дорогу…

— Лучше замолчи, — разъяренно велел я, бесцеремонно отворачиваясь к заляпанному жирными отпечатками зеркалу. — Терпеть не могу глупых, болтливых девчонок. Ты хоть понимаешь вообще, что несешь? Я только с тобой начал жить по-настоящему. А то, что до сей поры не сделал предложение…мы и так торопимся. В былые времена я обставил бы все иначе, стойко ждал бы годами возможности хоть раз к тебе прикоснуться.

В общем, словами выразить свое отношение к ситуации в целом и затравлено опустившему голову ангелочку мне не удалось. В который раз. Я ни в чем не винил ее, а за стремительно пронесшуюся ночь собирался благодарить, стоя на коленях. Потому что никогда, ни с одной женщиной я не испытывал ничего подобного. Никому не старался угодить утром, не носился по квартире на реактивной тяге, изнывая от тотального безделья, не ломал голову над тем, каким именно образом хочу удивить и порадовать, не простаивал часами у плиты, штудируя поваренную книгу, точно Библию. Меня распирали изнутри эмоции, коим не терпелось вырваться на поверхность. И я затеял эту поездку в Зальцбург, позабыв о сезоне охоты, переоборудовал комнату 'завтрака' под мастерскую, трижды махнув рукой на потребности организма, выстроил в сознании вереницу планов на будущее, пообещал себе, что терпеливо дождусь момента окончания высшей школы дизайнеров и лишь затем навяжусь в спутники жизни, как вдруг чуть было не потерял смысл своего существования. Я заигрался в любовь, и поплатился за это. Право на ошибку дается человеку от рождения, вампиры же не имеют ничего схожего. Если подле тебя смертный человек, просчитывай трудности на десять шахматных ходов вперед. Чем я, собственно, и вознамерился заняться.

Однако резкость в подборе выражений оказалась излишней. Оборачиваясь назад, я успел заметить проблеск растерянности в лице Астрид, сменившийся плохо выполненной улыбкой. Моментально стало неловко за свою грубость. Я уже приготовился замуровать дрянной характер в бетонную стену стыда и даже подобрал максимально искренний тон для произнесения короткого: 'Извини', когда в дверь постучали.

— Птенчики-воробышки, — язвительно замолотил бескостным языком Лео, — давайте-ка выматываться! Потом поворкуете, голубки бескрылые. Подвиги и теории вселенских заговоров ждут нас с адским нетерпением. Вам, может, и наплевать на всяких там охотников, а вот лично мне…

— …полезно заштопать рот шелковой нитью, — удрученно прервал я пафосный поток нелепостей, появляясь в дверном проеме. Судя по лихорадочному сиянию угольно-черных глаз, парень уже успел воплотить в жизнь свой садистский ритуал, оттого и пребывал в стадии повышенного душевного комфорта, чего я не мог сказать о себе. В затылок сопела обиженная девица, в машине поджидала полуживая спутница на следующий месяц-другой и с каждой из них мне придется разбираться в одиночку. Паршивый денек!

Воспевая жалостливую оду себе несчастному, я слепо нащупал сзади ладонь Астрид и стремительно зашагал к выходу. Обе продавщицы, подозрительно склонив растрепанные головы набок, сидели у кассы. По неопытности их можно было принять за спящих, если не заострять внимание на мертвенно-бледных щеках. Девушка, послушно идущая чуть позади меня, была чрезмерно увлечена своими мыслями, а посему не заметила, как у одной из служащих магазина съехала с туловища рука и, безвольно раскачиваясь, повисла вдоль ножки продавленного стула. Я зыркнул на Лео, вкладывая во взгляд все имеющееся внутри презрение, и на всякий случай прибавил скорость. Дернул же черт связаться с этим маньяком! Ведь чувствовал, что без глупых убийств не удастся обойтись.

В салоне внедорожника нас ожидал сотый по счету сюрприз из разряда неприятно-раздражающих. Неосмотрительно оставленная в сохранности барышня пришла в сознание, изумив нас лошадиной выносливостью организма. Подумать только! Потерять полтора литра крови, вдоволь 'накушаться' снотворного в слоновьей дозе и взирать на мир широко распахнутыми глазами! Ей богу, отличные показатели!

— Хай, пупсик! — ловко выбрался приятель из оков оцепенения, обмениваясь со мной через зеркало заднего вида недоверчивым взором. Я безразлично пожал плечами и ласково чмокнул макушку девочки, выбравшей отстраненно безучастную модель поведения. Верно говорят, язык мой — враг мой. Ладно, извинюсь как-нибудь позже, без ехидных свидетелей.

— Здрас-сти, — испуганно и в то же время заинтересовано вскрикнула молодая особа, взволнованно ощупывая липкими ладошками шею и плечи. — А кто вы? И…

— И что происходит? — услужливо подсказал Лео, с нескрываемым сарказмом поглядывая на мой будущий бизнес-ланч. — Начнем со знакомства. Я лорд Ратвен, сзади граф и графиня Орлок, но на них можешь не обращать внимание, они в английском ни в зуб ногой. Только по-румынски умеют балакать. А тебя как звать, куколка?

Я тихо прыснул в кулак и, сфокусировавшись на непонимающем лице Астрид, склонился ближе для некоторых пояснений.

— Лорд Ратвен — вымышленный персонаж Байрона, — едва слышно зашептал я, наслаждаясь тягостным ароматом густых локонов. — Вампир из цикла рассказов 'Соревнования в историях о призраках'. Граф Орлок — тоже не самый живой киногерой, персонаж фильма 'Носферату. Симфония ужаса'. А упоминание Румынии — прямая отсылка к творчеству Брэма Стокера и его Дракуле. Видимо, Лео решил проверить ее культурный багаж.

— Ясно, — даже не улыбнулась малышка, задумчиво рассматривая подголовник стоящего впереди кресла. — Я, правда, глупая и болтливая? — наконец, скороговоркой протараторила она, силясь поддерживать приглушенные интонации беседы.

Я не успел ответить, потому что краем уха зацепился за мелькнувшую в дурацком разговоре фразу, и раздосадовано покачал головой, намекая тем самым на отсрочку щекотливой темы до более подходящего момента.

— Значит так, душка, — без остановки несся Леандр на волне врожденного идиотизма. Кажется, я вновь пропустил обмен 'позывными' и в очередной раз не узнаю имя той, чьи вены буду вспарывать на протяжении, даст Бог, немногим больше двух месяцев. — Суровая жизненная истина: вампиры существуют, и в этой машине их трое. Прекрасный пол у нас следит за фигурой, поэтому поддерживает сугубо травоядную диету. Белки-полевые мыши-суслики. Мы с герцогом, точнее с графом, предпочитаем более калорийную пищу. Правильно, похлопай глазками, можешь еще и пальчиком у виска покрутить, легче тебе от этого не станет. Я не хочу применять к тебе внушение, — якобы сострадательно произнес он, драматично вздыхая. Лицедей чертов! Неужели за три сотни лет можно научиться столь виртуозному блефу? — Оно плохо влияет на психику, а ты ведь не желаешь пускать слюни весь скоротечный остаток жизни? Замечательно! Тогда запоминай условия. Панику не подымать, внимание к себе не привлекать, попытки уйти из жизни по доброй воле отставить, сладким на ночь не объедаться, нам повышенный сахар в крови противопоказан. Что там дальше? А-а, истерики не закатывать, слезные потопы не устраивать, не действовать на нервы и вообще быть пай-девочкой. За примерное поведение станем поощрять, за проколы, уж не обессудь, грубо наказывать. Муж, дети, немощные родители есть?

— Да, — неуверенно ляпнула девица, безустанно клацая челюстью от страха. — Пятеро.

— Мужей? — от души расхохотался парень, лихо выходя из виража. — О них придется забыть. И вот еще что, никогда не лги тому, кто читает мысли. Обычно это плохо заканчивается, поняла? — довольно молчаливая собеседница подобострастно кивнула и сильнее вцепилась кривыми пальцами с облупленными ногтями себе в колени, подтягивая их к груди. Я уже ничему не удивлялся, мысленно набираясь опыта по вербовке пищевых звеньев. И почему мне никогда не приходила в голову идея чуть приукрасить свои вампирские таланты, а точнее их отсутствие? — Раз уж семьи у тебя нет…кстати, родители умерли или детдомовская?

— Детдомовская, — на сей раз честно призналась окончательно разонравившаяся мне сирота. Уж больно жалкая. Ни красоты, ни ума, ни обаяния, так еще и с грузом несчастливого детства за плечами! Сейчас в Астрид проснется участие, и подступ к горлу мне отрежут навсегда…

— Я тоже, — без зазрения совести солгал Лео, вызвав в моей девочке приступ удушающего кашля. Убить его, что ли, дабы легче жилось? — Теперь переходим ко второму вопросу. Этот милый пластырь у тебя на шее означает, что тот недовольный дядя на заднем сиденье пил твою кровь. В следующий раз будет не так больно. К не менее недовольной тете лучше не подходить, она хоть и вегетарианка, а язычок острый. Да и дерется весьма неплохо, удостоверился лично. Так отбреет и ногами отпинает, что мало не покажется. Габсбург, — неожиданно громко воскликнул он, притормаживая на очередном перекрестке, — куда вашу светлость доставить сначала? В дом на холме, или прежде закинем булочку в королевские покои?

— К Астрид, — сквозь зубы процедил я, порядком подустав от обилия благоглупостей.

— Будет исполнено, — осклабился парень, вновь поворачиваясь к девице.

За дальнейшим течением несодержательной болтовни я не следил, про себя повторяя заранее заготовленное покаяние для родителей. И только сейчас удосужился пораскинуть мозгами над теми, с какими невинными глазами буду демонстрировать им искалеченную порезами и укусами дочь!

— Сладкая, — настороженно обратился я к девочке, — не позволишь мне кое-что снять на время? Нехорошо получится, если твой отец заметит это, — я коснулся пальцами скрытой марлевой повязкой ранки от укуса и сокрушенно вздохнул, бережно отлепляя клейкую ленту. И зачем я поддался на ее уговоры?

Опосля посыпать голову пеплом — моя основная черта. Я постоянно твержу вслух о какой-то рассудительности, тогда как на деле ни единого раза заранее не просчитывал последствия своих поступков. Поэтому сейчас был вынужден подвергнуть малышку занудному инструктажу. Не убирай волосы, не носи кофточки без рукавов и всячески покрывай ублюдка, которого по доброте душевной подпустила к телу.

Астрид со всем соглашалась, подбадривая меня героической улыбкой, и по мере продвижения автомобиля к концу улицы отчаянно боролась с волнением.

И вот мы рука об руку бредем по занесенной опавшей листвой дорожке, дотошно всматриваясь во входную дверь, готовую распахнуться в следующий миг и обрушить на нас цунами праведного родительского гнева. С трудом поднимаемся вверх по шести враждебным ступенькам и молча гадаем над именем смельчака, коему предписано судьбою нажать на звонок. И я, как истинный джентльмен, вдавливаю большим пальцем резиновую кнопку, попутно натягивая на лицо приторно-обаятельную гримасу. Нервы натянуты до предела, напряжение в мышцах доставляет физическую боль, усиливающуюся под действием жадно впившихся в кожу ладоней ноготков. Знаю, сладкая, мне тоже страшно.

К огромному моему сожалению, секундой позже в дверном проеме замаячила физиономия старшего Уоррена. И его взгляду невозможно было отказать в выразительности. Яростный, прожигающий насквозь, без колебаний отыскивающий в глубинах моей черной души местонахождение совести и преисполненный скупым отцовским разочарованием.

— Привет, пап! — как можно более радостно проскандировала девушка, клюнув мужчину в гладко выбритую щеку.

— Здравствуй, Цветочек, — с нежностью отозвался он, крепко обнимая Астрид и якобы случайно отодвигая ее подальше от меня. — День добрый, Джей.

— Здравствуйте, — еле выговорил я, мысленно уклоняясь от раскаленных волн излучаемого мужчиной недружелюбия. — С приездом, сэр! Рад, что вы так быстро вернулись.

Николас буркнул нечто, вроде: 'Несомненно', и посторонился, впуская дочь в дом, а следом и гостя, смиренно снесшего невысказанное вслух порицание. Малышка унеслась на поиски матери, чем я не преминул воспользоваться и вкратце изложил заученную на зубок байку о трепетной дружбе с Джессикой Уилсон, ее трагической смерти и так далее, вплоть до истощения бурного ручья красочной лжи. Мужчина вежливо выслушал меня и без светских реверансов спросил, было что-нибудь между нами или нет. Я враз растерялся от подобной напористости, но, памятуя о недавней демонстрации сухости, живо взял себя в руки и с донельзя честными глазами выдал едва ли не оскорбленное: 'Нет'.

На том кровопролитная казнь мистера Майнера завершилась, так и не добравшись до своего апогея. Правда, пришлось задержаться на чай, столь любезно предложенный миссис Уоррен, а после со злорадством потягивать обжигающий губы напиток, заедая его куском свежеиспеченного домашнего пирога с яблоками, и представлять, каково приходится Лео. Я-то преодолел все предложенные круги ада, за вычетом искренних извинений перед Астрид, а ему только предстоит знакомство с коварством Северина.

Минут через двадцать я откланялся и единым духом выпалил взявшейся проводить меня до дверей девочке запоздалые слова.

— Я погорячился в магазине, сладкая, — стойко борясь с внутренней неохотой, прошептал я. — Разумеется, ты не глупая и уж тем более не болтливая. Просто трудный выдался день. Не обижайся, ладно? И ни в чем себя не вини. Я буду неподалеку, если соскучишься, присоединяйся, — напоследок подмигнул я, целуя подставленную щечку с призрачным присутствием персикового румянца.

— Я люблю тебя, Верджил, — довольно комично помахала девушка мне в след рукой, вложив весь бескрайний запас нежности в последнее звукосочетание, разлившее по телу благостную истому. Как же давно я не слышал этой чертовски приятной фразы!

На обратном пути к машине я сосредоточился на облике водителя, сидевшего за рулем черного седана, чуть было не угробившем мою жизнь, и вновь попытался вспомнить, где видел этого парня лет двадцати семи на вид раньше. Волнистые рыжие волосы средней длины, прикрывающая лоб челка, голубые или же серые глаза, располагающие и как бы затертые черты лица, тонкие губы, глубокие носогубные складки, темно-коричневая родинка на щеке величиной с бусинку и отсутствующая фаланга на мизинце. На какой руке? Кажется, на правой, хотя четкой уверенностью я не обладал.

Определенно, мне приходилось сталкиваться с ним прежде, вопрос в том, при каких обстоятельствах. Кем он может быть? Человеком Северина? Или одиноким гордым мстителем? Как любила говаривать моя матушка, зло всегда возвращается злом. Вдруг это отголоски былых преступлений?

Лео в непривычной для своей ветреной персоны задумчивости прогуливался возле внедорожника, цепляя носком кроссовка мелкие камешки у обочины.

— Как думаешь, это конец? — не отрывая взгляда от земли, спросил он. — Я ведь понимаю, что надеяться на волю случая глупо. У тебя ни моей силы, ни скорости, ни опыта. Зато гонору хоть отбавляй, но вся эта бравада не сыграет ровным счетом никакой роли.

— Ты умирать вознамерился? — саркастично ухмыльнулся я, пристально вглядываясь в тонированное стекло на дверце пассажирского места. Девица благополучно спала, очевидно, умаявшись выслушиванием бесконечной болтовни дражайшего приятеля.

— Да нет, еще помашу лапками, — не слишком уверенно заявил мальчишка, нервно срывая с головы бейсболку и крепко сжимая ее в огромном кулаке. — Выкладывай свой план! Осточертело тыкаться носом вслепую. Хочу поймать гада и обезвредить, пока окончательно умом не тронулся!

— Он, как и все гениальное, прост по неприличия, — издалека начал я, лениво опираясь локтем на капот автомобиля. — Нам потребуются списки всех приезжих за последний год. Да-да, именно за двенадцать месяцев, потому что предпоследний мой сувенир корнями уходит в прошлый декабрь. Не думаю, будто в городе так уж много задержавшихся надолго новичков, от силы пару десятков человек. Станем проверять каждого, вне зависимости от расовых и религиозных принадлежностей. Женщины, старики, дети — все попадают под подозрение. У Северина есть сообщники, ведь за рулем сидел не он, — тут я прервался для детального описания внешности рыжеволосого водителя, заранее примирившись с постигшей нас неудачей. Лео авторитетно заявил, что с подобным типом знакомство сводить ему не приходилось. — Далее, — прочистив горло, продолжил я, — защита Астрид. В ней можешь не участвовать, твое право. Но знай, что с этого дня я не отойду от нее ни на шаг.

— Я и не ждал от тебя других слов, — глумливо хихикнул парень, придирчиво вглядываясь в мое непоколебимо серьезное выражение лица. — За версту видно, что втрескался ты по самые не балуйся. И, знаешь, я тебе даже завидую. Нет, твоя девчонка мне до лампочки на фонарном столбе. Классно это, чувствовать, что кто-то нуждается в тебе, ждет, скучает, готов поддержать в трудную минуту, приласкать при надобности. Выходит, есть смысл в этом мракобесии, названным бессмертием?

— Выходит, есть, — достаточно равнодушно согласился я, планомерно отгораживаясь от личных обсуждений. — Разделение обязанностей будет следующим. Ты станешь проверять каждое имя из списка, я займусь наведением более точных справок. Как только наберется достаточное количество обыденных сведений, тут же вычеркиваем кандидата из списка. Ну а если уж повезет, и натолкнемся на самого Гудмана…

— Шашки наголо и вперед, демонстрировать доблесть и отвагу, — хищно осклабился неутомимый юморист, которому в детстве абсолютно напрасно спускали мелкие шалости. — Вас ведь этому учили на войне?

— Вообще-то, другому, — вновь оставил я без внимания попытку подобраться к душе. — И тебя это не касается. Кстати, как у тебя с менеджментом? Не хочешь на досуге примерить роль управленца процветающего ночного клуба?

На том и порешили, а после разошлись в разные стороны. Я отправился на плодотворную пешую прогулку вокруг владений Уорренов, попутно связался с бывшей подружкой, не раз выручавшей меня в подобных ситуациях, попросил о неоценимой услуге и с благодарностью назвал номер факса, на который и была отправлена стратегически важная информация. Лео поехал ко мне на квартиру, дабы избавиться от крепко спящей девицы. Я не стал называть ему код от замка, решив ограничиться малой кровью, попросту позвонил консьержу и попросил впустить моего якобы друга, а через пару минут вытолкать из подъезда взашей.

Ближе к вечеру ко мне присоединилась отдохнувшая и повеселевшая Астрид, и настроение мгновенно взлетело до небес при виде ее мягкой улыбки, столь неизменно щемящей мертвое, но оттого еще более чувствительное сердце. Она со смехом поведала мне о сорока минутном допросе, устроенном отцом сразу после моего ухода, и гордо возвестила о том, что не сдала позиции. Мы вызвали такси и отправились в клуб, где, вопреки мрачному стечению обстоятельств, с размахом отпраздновали мой 'второй день рождения' и, без ложной скромности, лучшую и далеко не последнюю ночь. Перед уходом я поднялся к себе в кабинет, сгреб в охапку стопку дожидающихся своего часа отчетов и оторвал довольно внушительный по длине рулон факса. Затем отвез чуть захмелевшую малышку домой, галантно проводил до дверей и пообещал потревожить ее сладкий сон, когда бдительные родители наконец уснут.

Беглая сверка с тридцатью двумя фамилиями и адресами желаемого результата не принесла. Я со стопроцентной уверенностью мог утверждать, что никогда не слышал ни одного из представленных имен. Лео, к моему вящему недовольству, тоже развел руками и с утра вознамерился отправиться по первому же адресу. Меня слегка позабавила похвальная инициатива, как и горящие ненавистью глаза. Я понимал, что выступало исключительным мотиватором, и с трудом сдерживал рвущийся изнутри гогот. Страх очутиться в моей шкуре, ощутить ту же неимоверную боль и рискованно балансировать на грани жизни и смерти, отчаянно цепляясь за въевшиеся в душу ценности. Ему предвестили огонь. Неужели наезд огромной пожарной машины?

— Смейся-смейся, — хмуро зыркнул он на меня, смачно прикладываясь губами к горлышку бутылки, законопослушно завернутой в бумажный пакет. Незначительное дуновение ветерка донесло до меня терпкий аромат пшеницы, дерева и спирта — знаменитый ирландский виски. Хм, перед смертью не надышишься, не так ли? — Я с удовольствием понаблюдаю оттуда, — парнишка задрал голову вверх, любуясь бескрайними синими просторами беззвездного неба, — как будешь выкручиваться в одиночку. С Северином-то? Пупок себе развяжешь, и только.

— А ты оптимист по натуре, — благостно припечатал я, принимая погасшее окно родительской спальни за сигнал к действию. — Изучи эти бумаги, в двух из них есть фатальные ошибки по просчету месячной прибыли. Найдешь — получишь работу и перестанешь одалживаться. Бурной тебе ночи!

— И тебе тем же концом по тому же месту! — съехидничал вампир, направляясь к машине. Но даже эта ничтожная ложка дегтя растаяла в нежней бочке меда и не смогла испортить мне красочную гамму эмоций предстоящих объятий Астрид. И пусть доступ к великолепному телу был ограничен присутствием старшего поколения, я все равно получил массу блаженства, раз за разом пересчитывая кукольные реснички на прикрытых веках.

Следующую неделю складывался мой новый распорядок дня. Утром, с рассветом выметаясь из пределов спальни приглушенно сопящей малышки, я отправлялся к себе домой с целью навестить 'завтрак' и, насытившись и переодевшись, возвращался к Уорренам, чтобы отвезти их дочь в школу. К слову, очевидных проблем с рационом питания у меня не возникло. Не знаю, какими бесчеловечными угрозами запугал девицу Лео, но вела она себя безукоризненно. Вежливо здоровалась при встрече, храбро переносила не самый приятный обряд вспарывания вен, поддерживала светские беседы на отвлеченные темы и охотно пила со мной кофе, безобидно улыбаясь. Ни жалоб, ни просьб, ни тем более угроз я от нее не слышал и почти уверился в мысли о том, что Астрид очень скоро вновь сможет побывать у меня в гостях без риска заработать неизлечимую временем психологическую травму.

Пока девушка боролась с твердокаменными знаниями, мы с д`Авалосом трудились, не покладая рук, во благо сохранности его жизни. Разыскивали нужных людей, вели бесконечно утомительные беседы с соседями, друзьями, сослуживцами и всячески копались в анамнезе предполагаемых сообщников Гудмана, поэтому к концу недели преодолели половину списка. Каждая неудача и вычеркнутое имя вселяли в нас зряшную надежду на то, что именно следующий подозреваемый горько поплатится за глупую трату драгоценного времени, которое меж тем неумолимо мчалось вперед семимильными шагами.

После полудня я возвращался обратно к воротам образовательного учреждения, подхватывал успевшую соскучиться малышку и отвозил ее в клуб, где передавал на попечение персонала и охраны количеством в двадцать три безмозглых амбала. Не сказать, чтобы ей нравились столь кардинальные меры, однако иного выхода из ситуации я не наблюдал. Изредка, отчасти чтобы позлить выбивающегося из сил Лео, я оставался с девочкой, и в эти непродолжительные, но безгранично светлые моменты, нам удавалось по достоинству оценить всю прелесть прошлой, несоизмеримо более спокойной жизни.

В один из таких дней, когда мне до зубного скрежета осточертела не замолкающая и на секунду компания Леандра, случилась главная неприятность. Мы с девушкой, недавно разучившей не самые сложные правила игры в боулинг, только покончили с обсуждениями ставок на игру, согласно которым проигравшая сторона обязана была удовлетворить желание победителя, и начали партию.

— На первый раз опробуем 'десятку', - тоном умудренного сединами старца вещал я, протягивая Астрид шар с названным номером. — Сгибаешь два ненужных пальца, оставляя большой, средний и безымянный, вставляешь их в отверстия. Тихонечко, не поранься. Удобно? Вот и замечательно. Теперь все внимание на меня. Делаешь четыре шага от дорожки, останавливаешься на линии, видишь? Встаешь на крайнюю точку: левая или правая, в зависимости от того, какой рукой владеешь. Заметь, шар все это время держится на весу наподобие маятника, обязательно параллельно к полу. Шаг первый — отводишь руку вперед, как бы замахиваясь, шаг второй — закрепляешь шар под углом в шестьдесят градусов. Два оставшихся шага — заносишь руку назад, немного пружинишь на месте и отпускаешь шар. Не вздумай смотреть на кегли, прицеливайся только по стрелочкам. В идеале шар должен пройти по центральной и угодить между средней и находящейся возле нее кеглей. Это гарант почти стопроцентного страйка. Попробуй сама. Вот так, умница. Не торопись, при броске нужно красться, как пантера. И-и…отпускай! Молодец! Слышишь, как шар соприкоснулся с паркетом? Беззвучно и мягко, значит, удар получился сильным. Как я и говорил, беспрецедентный страйк!

Я поцеловал своего удачливого боулера, чуть не потерявшего сознание от переизбытка эмоций, и резко обернулся на громкий хлопок ударившийся о стену двери. В зал вошел, точнее влетел, внесся верхом на самонаводящейся ракете, ворвался пущенной ядовитой стрелой ополоумевший приятель и разразился такой нецензурной тирадой, что я вознамерился заткнуть малышке уши. Если опустить букет непечатных слов, то общий смысл его сверхэмоциональной тирады сводился к следующему.

— Чертов, хренов, нет, это все слишком мягко звучит! — рьяно потрясал он в воздухе громадными кулачищами, грозя испепелить взглядом всякого, кто осмелится перебить абсурдный поток звуков. — Отморозок! Недомерок! Кретин! Урод! Ууу, ненавижу! Знаешь, что он сделал? Нет, ты только представь! Я еле успел увернуться, еще секунда и…Короче, один из адресов оказался складом. Я помялся чуток снаружи, решая, стоит ли вообще туда соваться, походил вокруг, поиграл в 'очкую или пошло оно все к той-то матери' и рванул внутрь. А там! ТАМ! Бля…, - прервался Лео на миг, шумно переводя дух. Я на всякий случай отодвинул Астрид себе за спину и сделал два настороженных шага вперед, лихорадочно определяя характер странной вони, исходящей от вампира. — Этот рыжий, которого ты видел за рулем седана, он, через ногу его восемь раз, окатил меня с ведра! Да не водичкой какой-то живительной, а…

— Бензином, — понимающе закивал я головой, справившись наконец с обонятельным узнаванием. — Миленько, ничего не скажешь. Дальше что?

— Что-что, — сварливо отозвался парень, бесцеремонно садясь по-турецки на пол. — Елочка, гори, — вот что дальше. Чиркнул спичечкой и, привет! Я едва успел увернуться, схватил первую попавшуюся железку и так отделал гада, что тот преждевременно отъехал в праотцам. Кстати, принес сувенир тебе на память. Вон, у порога бросил пакет, — меланхолично махнул он рукой влево, потирая выкатившиеся из орбит глаза ребром грязной ладони.

— И что в нем? — нервозно уточнил я, с опаской поглядывая на так называемый презент.

— Голова, — просто ответил вампир. — Хочу высушить и повесить дома над кроватью, может, легче станет.

— Ты притащил сюда чью-то голову? — опешил я, натуралистично представляя себе изумление охранников на входе. И это еще мягко сказано. — Совсем офонарел?

— Да успокойся, Габсбург, никто меня не видел, — отмахнулся от моих справедливых упреков Лео. — Я, как Карлсон, забрался сюда по крыше. Есть у тебя тут душ? И переодеться! А еще желательно поесть, выпить и девку послушную. Черт, отродясь так не дергался!

— Душ есть, поесть и выпить тебе принесут, — не сразу выбрался я из пучин стойкого оцепенения. — А вот с девками, уж извини, напряг. Потерпишь до вечера. Поднимайся на четвертый этаж, я сейчас дам указания.

На последнем слове я потянул Астрид за собой к выходу, на секунду замер у дверей, раздумывая над тем, что делать с милым подарком, матерясь сквозь зубы, подхватил пластиковый мешок, удостоверился в прочности непромокаемой упаковки, жестко велел дерганому психопату избавиться от изобличающих улик и понуро поплелся в кабинет. Некоторая отвлеченность мыслей выбила меня из колеи, но, даже находясь в подвешенном состоянии, я сумел различить явные признаки опасности. Взломанный замок… Дьявол! Ведь это не пакости сотрудников, а очередная спланированная и приготовленная заранее ловушка.

Огораживаясь всеми силами от волн удушающей паники, я вручил девочку дежурившему на этаже охраннику, вызвал по рации всех имеющихся в здании дружинников, забрал у двух подбежавших 'горилл' пистолеты и решил лично проведать обстановку в комнате. Бодигарды обеспокоено попытались натянуть на меня бронежилет и, наведавшись по известному адресу, отставили зряшные старания.

В кабинете царил идеальный порядок: ни изуродованных трупов, ни оторванных конечностей, ни стен, залитых кровью. И только одна незначительная деталь привлекла мое рассредоточенное по углам помещения внимание. Мерцающий пульсирующим красным цветом экран монитора, по которому плавно текли неистово черные буквы, постепенно складывающиеся в зловещее предупреждение:

'Союзники и предатели едины в двух лицах. Они отнимают все самое ценное. Будь готов принести жертву. Следующий раунд за вами обоими'.

— Сэр, это угроза? У вас неприятности? Стоит вызвать полицию? — послышалось со всех сторон разномастное вещание трех пар голосовых связок, тогда как я бесчисленное множество раз возвращался глазами к строчкам, вычленяя важнейшие сведения.

За вами обоими? Значит, в этот раз испытывать нас станут одновременно. Союзники и предатели? Речь явно о Лео, только что он может отнять у меня? Чем я дорожу больше всего на свете? Право слово, слишком прямолинейный вопрос. Разумеется, Астрид.

Принести жертву? Какую? Кому? Черт возьми, голова кругом. Когда же я наконец смогу перевести дух? Эти игры выводят меня из равновесия! И, стыдно признаться, пугают до одури. Я не понимаю правил…

— Джей, Джей! — оглушительно выкрикивая на все лады мое имя, бросилась мне на шею свихнувшаяся на почве параноидального страха девочка. — С тобой все хорошо? Ты цел?

— Да, все отлично, — успокаивающе прошептал я, теснее прижимая к груди бледную щечку. — Спасибо, господа! Ложная тревога, можно расходится по местам. Крейг, Солис, заберите оружие. Благодарю всех за оперативность. Сладкая, — обратился я к девушке в тот же момент, когда кабинет окончательно опустел, — а где мистер Никогда-не-затыкаюсь?

— А ты разве не заметил? — уголком губ улыбнулась она, до боли сдавливая мне ребра кольцом яростно сплетенных за спиной рукой. — Он вошел в комнату следом за тобой, быстро глянул на монитор и незаметно для всех вышел, на бегу бросив мне нечто, вроде: 'Вечером, у твоего дома. Есть разговор. Я кое-что придумал'.

О содержании спонтанно посетившей захламленную голову Лео идеи в тот же миг мне узнать не удалось, вероятно, к счастью. Зато нам с малышкой довелось стать свидетелями, а если быть точным, слушателями предельно занимательной сцены. Старшие Уоррены трудились на благо семейного бюджета подчас до позднего вечера, поэтому, прибыв в поместье немногим раньше семи, мы никак не боялись потревожить чей бы то ни было отдых. Однако уже на подступи к лестнице я отчетливо различил странный нечленораздельный звук, донесшийся со второго этажа, подозрительно походящий на подавленный женский стон. Ощутив некоторую неловкость, я замер на первой ступеньке, слепо нащупал в воздухе маленькую ладошку Астрид и жестом попросил ее прислушаться к происходящему наверху. Ритмичные, очень характерные для определенного рода занятий удары, редкие, но такие чувственные охи, чуть более агрессивные ахи и прочий набор задушевных колебаний воздуха моментально окрасили очаровательные круглые щечки девушки пунцовым румянцем и троекратно усилили трогательное биение восприимчивого сердца. Вопреки здравым доводам рассудка я не поспешил увести малышку подальше, а потянулся к пересохшим губам и, точно доведенный до крайностей в засушливый сезон хищник, накинулся на нее с требовательными ласками, заставляя позабыть о существовании целого мира, подчиняя своей железной воле и стремительно набирающему вес желанию. И неважно, сколь нелепо мы выглядели со стороны. Плевать на родителей, им сейчас явно не до нас…

Я почти утратил контроль над собой и уже приступил к неистовому срыванию одежды, когда обстановка наверху несколько видоизменилась и после оглушительного хлопка, очевидно, пинком распахнутой двери стали слышны голоса.

— А ты сумасшедший, — насмешливо протянула мадам, чьи хриплые интонации разительно отличались от грудной мелодичности голоса миссис Уоррен. — Напугал меня до чертиков.

— Не кокетничай, — прерывисто рассмеялся баритон, который мог бы принадлежать утробно урчащему коту, на Пасху объевшемуся жирных сливок. — Каждая женщина втайне мечтает об изнасиловании. Сегодня тебе повезло больше других. Пить будешь?

— Лео? — выразительно вытаращила на меня глаза Астрид, узнавая густые тягучие интонации вампира. — И…и Рейчел? А она что здесь делает?

— Вот сейчас и выясним, — зло сжал я ладонью перила лестницы, быстро одергивая задранную юбочку и поднимаясь выше. Умереть, не встать! Столь триумфального возвращения блудной подруги я никак не ожидал, как и низменной подлости со стороны ее мерзкого дружка. Устроить из чужого дома бордель! Уму непостижимо.

Именно в ту самую секунду, когда сознание заволокло густым туманом твердой решимости провести операцию молниеносной кастрации, я лоб в лоб столкнулся с парнем, перекочевавшим в разряд кровных врагов, и со всей силы зарядил кулаком по наглому лицу.

— С дуба рухнул? — разъяренно завопил Леандр, от неожиданности теряя равновесие и комично падая на пол. Приземление вышло гулким, с таким звуком на кафель шмякается сырой кусок мяса, и донельзя глупым, что несколько усмирило стремительное течение по венам ярости.

— По-моему, это ты неизвестно откуда свалился! — цедя каждое слово, проговорил я. — Ты что себе позволяешь? Таскать девиц в чужие дома теперь в порядке вещей?

— Прошу прощения, — возмущенно проскандировала появившаяся в дверном проеме гостевой спальни растрепанная блондинистая голова. — Я не девица, если что, Майнер. Кстати, здравствуй.

— Здравствуй, — виртуозно скопировал я ее пренебрежительный тон. — С последним твоим утверждением я бы поспорил. Девица — это еще лестно сказано.

— А не пошел бы ты, моралист хренов? — мгновенно потеряла самообладание Рейчел.

Я уже собрался как следует отбрить хамоватую занозу, когда вслед за мной наверх поднялась Астрид, кинула Лео прихваченный с дивана в гостиной плед, успокаивающе погладила меня по лицу, твердо заверив в том, что все нормально, и с отупляющим визгом бросилась обнимать замотанную в простынь подругу.

Позже, когда вся честная компания, состоящая из полностью одетых и не совсем довольных друг другом участников, уселась за обеденным столом, выяснилась трогательная, а по моим представлениям попросту отвратительная, правда о нежданном возвращении блондинки из Италии. По ее словам, она никак не могла пропустить день рождения лучшей и любимой подруги, поэтому приехала заранее, дабы внести посильную лепту в организацию грандиозного праздника. Горнолыжный курорт явно не пошел ей на пользу, о чем я за кратковременный обмен колкими любезностями умудрился напомнить трижды. Не знаю, что злило меня в этой девчонке больше всего. Ее заносчивость, капризность, стервозность, вздорный нрав или колючий язычок? Полагаю, сам факт нашего знакомства. Доступность для меня признак третьесортности, что не особо располагает к задушевному общению.

Под предлогом необходимости оставить наедине двух истосковавшихся по живому общению приятельниц я вытянул Лео на улицу, где вознамерился вытрясти из него подробности якобы гениальной идеи, оказавшейся по поверку пустым набором звуков.

— Наймем частных детективов, пусть трясут всех оставшихся в списке, — захлебываясь восторгом, вещал абсолютно недалекий представитель отряда безголовых бессмертных. — Все меньше будем подвергать себя риску наткнуться на любовно расставленные сети. А мы займемся поисками Северина. Он ведь пьет чью-то кровь, верно? Значит, бывает в местах, где можно подцепить не слишком отвратительную девицу. Дешевые мотели, сомнительные забегаловки, грязные рестораны, дискотеки — я знаю его привычки. Да и кровь ему нужна очень часто. Пошляемся по злачным местам с недельку, глядишь, чего-нибудь да нароем. Если он не сам ищет себе корм, то хотя бы выйдем на след адъютанта. Ну, чего молчишь?

— В зобу дыханье сперло от твоей дальновидности, — жестко рассмеялся я над трехсотлетней наивностью. — Вот идиот ты, Лео, ей богу! Ладно, предположим, мы его найдем, а дальше-то что? Вызовем полицию? Спецназ? Поддержку с воздуха? Подгоним тяжелую артиллерию? Да пойми ты, ослиная голова, нам не столько Северин нужен, сколько список его слабостей. То, чем мы сейчас занимаемся, банальная трата времени. Я просто пытаюсь разгадать правила заданной игры. Чего он от нас хочет? Междоусобной грызни? Дележа Астрид? Чего?

На сей сакраментальный вопрос ответа у него не нашлось. У меня, кстати, тоже. С каждым днем я все сильнее ощущал себя ловко загнанной в угол мышью, с которой толстый филин перед началом трапезы желает порезвиться. Он не дает подсказок, лишь дразнит, откровенно советуя действовать вслепую, а затем с удовольствием наблюдает за суетливой возней своей жертвы. Мы мечемся от одного края клетки к другому, цепляемся за жизнь, боремся с невидимыми противниками и упускаем из виду нечто важное. Какой-то скрытый смысл, объединяющий и послания, и презенты, и откровенные угрозы.

После того разговора поиски решено было прекратить, тем более что у Лео вдруг появились дела, совпадающие с ежевечерними исчезновениями из дома Рейчел. Я же вернулся к прежней рутине, ставшей краше от присутствия в ней Астрид, с возрастающим волнением перелистывал страницы на календаре, в мельчайших деталях продумывал предстоящую поездку во Флориду, коей суждено заменить собой феерическое путешествие в Зальцбург, и предвкушал немой восторг малышки при виде уготовленного подарка в лице красавицы Скайлайн.

Единственное безжалостное упоминание о большой игре Северина сохранилось в ночных бдениях вокруг дома на холме. До того как свет во всех окнах погаснет, одинокая стайка недремлющих вампиров бесцельно бродила по округе, после же перемещалась в стены поместья, где разбредалась по разным спальням. Леандр держал путь в гостевую комнату, я на цыпочках крался следом, мечтая поскорее залезть к своей девочке под бочок. В общем, дурдом по-вампирски, я это так называю.

Едва стрелки наручных часов перевалили за полночь, по моему телу разлилось ни с чем не сравнимое волнение. Сегодня мой ангелочек стал на год старше, восемнадцать лет назад Господь вдохнул трепетную душу в существо, которое побеспокоило своей наивностью очерствевшее за годы бессмертной жизни сердце. Я так ждал этот день, по ощущениям способный кардинально переменить бренный мир!

Я повернулся на бок и со слепящей глаза нежностью стал рассматривать расслабленные под действием сна черточки выразительно прекрасного лица. Мактуб, кисмет, фатум, как говорят арабы, или, выражаясь более прямолинейно, судьба. Заключенная в хрупком человеческом теле, объявшая собой весь смысл моего бытия, крохотная, но такая значимая частичка меня, сумевшая собрать воедино миллионы осколков канувшего в Лету Вергилия. С этой девочкой я вновь научился быть единым, растерял коллекцию подобранных в разных эпохах масок, в разной степени обзавелся подобием человечности, стал менее циничным, в конце концов. И то лишь ее заслуга. Маленький, но выдающийся подвиг.

— Можно вопрос? — медленно зашевелились пухлые алые губки, мгновенно осушившие своим гипнотическим танцем полость моего рта. — Как превратиться в вампира?

— Я думал, ты спишь, — живо перевел я тему, игнорируя глупый по своей содержательности вопрос. Уж не рассчитывает ли эта юная мисс на откровенность с моей стороны?

— Нет, Джей, не сплю, — неохотно открыла она один глаз, искоса наблюдая за моей красноречивой реакцией. — Я давно потеряла покой, с тем самых пор, как ты сказал, будто уйдешь через десять лет. Ответь, пожалуйста. Не хочу спрашивать у Лео.

— Вот и не спрашивай, — похвалил я ее благоразумие, обиженно отводя взгляд к потолку. — Ровно с этой минуты я раз и навсегда запрещаю любые вариации об обращении. Во-первых, мертвая ты мне будешь не нужна. Во-вторых, романтики в вечности нет в принципе. В-третьих, я не хочу ссориться в твой день рождения, впрочем, как и в любой другой тоже. Достаточно причин?

— А старая и больная, значит, сгожусь? — все тем же неизменно размеренным и настойчивым тоном продолжила гнуть свою линию Астрид. — Уж не поэтому ли ты решил бросить меня спустя чертово десятилетие?

— Тише будь, — на подступи к бессознательной злобе прошипел я. — А заодно и чуточку вежливее, иначе я просто уйду. Но в одном ты права, у Лео все же можно поинтересоваться, хотел ли он для себя такой участи и как справляется с мерзким бессмертием по сей день. Знаешь, что оно влечет? Абсолютную пустоту. Это не яркий парк аттракционов, которые так и тянет опробовать, а непролазная чаща из потерь, страданий, отчужденности, пороков и безнравственности. Разве ты не видишь, какие мы на самом деле? Как легко убиваем, не испытывая раскаяния, не мучаясь совестью? Безответственные, лживые твари с раздвоением личности. Мы еще помним себя другими, но, увы, жить прежней жизнью уже не можем. Нас преследует прошлое, зачастую в лице выживших из ума охотников. Опасность, угроза, риск — столь диким способом мы коротаем досуг. И когда вдруг начинает казаться, что иной колеи для маневров нет, появляется тот, кто переворачивает мировоззрение с ног на голову. Я говорю о тебе, сладкая. Хоть ты и понятия не имеешь, как много я готов отдать за то, чтобы разорвать сделку с дьяволом. В ту ночь, когда мы занимались любовью, я сожалел лишь об одном. Об отсутствии последствий. И пусть ты еще слишком молода для детей, неважно. Ведь с возрастом не изменится абсолютно ничего.

— Джей, милый мой, пожалуйста, послушай, — едва ли не отчаянно взмолилась девочка, приподнимаясь на локтях. — Это не проблема. В смысле, у нас могут быть дети в любом количестве! Усыновление, искусственное оплодотворение, да хоть клонирование! Хорошо, ты не согласен на обращение, пусть так. Но обещай подумать над другими вариантами. Я с ума схожу при мысли о том, что ты уйдешь, оставишь меня совсем одну. Мы должны быть вместе, несмотря ни на что! Вопреки всему!

Я счел за благо прекратить безосновательный разговор и дал необходимые клятвы, которые при необходимости без колебаний нарушу. Непозволительно в угоду чувствам корежить чье-то будущее. Эту истину я усвоил давно, вот только применял ничтожное число раз. Потому что доселе никогда не любил настолько искренне, самоотверженно, можно сказать, жертвенно.

— Скажи, что произошло с тобой? — судя по всему, вернулась малышка к раздражающей беседе. Впредь обзаведусь привычкой опаивать ее на ночь дурманящими растворами для крепости сна! — Как ты стал вампиром?

Ах, вот оно что! Невинное любопытство, яро требующее удовлетворения. Иногда идеальная девушка мне видится немой. В этом случае не пришлось бы вскрывать застаревшие гнойные нарывы, превозмогая тяжкую боль.

— В день смерти Айрис, — не слишком словоохотливо забормотал я, отматывая киноленту воспоминаний на шестьдесят лет назад, — я уехал из города. За неделю растратил выручку от продажи антикварного магазина, оставив большую ее часть владельцу трактира в соседней деревушке. Когда понял, что пропивать уже нечего, почти за бесценок продал дом, который купил для будущего семейства Видричей. Спускать всю сумму на выпивку я не стал. Вернулся обратно в Грин-Каунти, из людской пересуды узнал об аресте Мердока и следствии. К своему огромному стыду признаюсь, что я знал правду. О том, что Лео вампир, якобы попытавшийся обратить дочь Волмонда, об отрезанной голове…Я видел это своими глазами, читал уцелевший от огня абзац письма, тот самый, что он процитировал тебе. Не помню точно, почему я не пытался отнять у старика инструменты, зачем вдруг взялся выслушивать его бредовый и бессвязный рассказ о вурдалаках. В тот момент казалось, будто ничто не имеет значения. С головой ли или без она все равно была для меня прекрасна. Прости, что говорю это. Я понимаю, тебе неприятно…

— Все нормально, Джей, — ободряюще погладила меня по плечу малышка. — Со мной ты можешь говорить о чем угодно, запомни, пожалуйста.

— Непременно возьму на заметку, — грустно улыбнулся я, отрешенно пялясь на стену, словно в экран широкополосного монитора, по которому стремительно неслась моя жизнь. — Выходит, зная правду о невиновности Мердока, я не помог ему избежать наказания. Не пошел в полицию, где меня обязательно подняли бы на смех, не скормил полисменам занятную байку о кровососущих, охотно отнимающих жизни у молодых барышень. Хотя я бы мог настоять на вскрытии Айрис, на более точных экспертизах, на сопоставлении часа биологической смерти со временем, говоря языком протокола, насильственного отнятия головы. Но я не предпринял ровным счетом ничего, лишь добился свидания с Волмондом, на котором обвинил его в семи смертных грехах. Я кричал и топал ногами, как ребенок, клеймил его последними проклятиями…Мне нужен был виноватый, потому что тяжесть бремени ответственности за смерть любимой женщины казалась чересчур неподъемной. А он умолял меня отыскать Лео, на что я не согласился. Мы ведь друзья, усердно твердил я себе. Почти братья, единые духом! Последними словами, что я услышал от старика, была строка из Ветхого Завета: 'Восстань, Господи, во гневе Твоем, подвигнись против неистовства врагов моих, пробудись для меня на суд, который Ты заповедал, — сонм людей станет вокруг Тебя, над ним поднимись на высоту. Господь судит народы. Суди меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне'. На оглашении приговора он не произнес ни звука, отказался от права последнего слова, мужественно принял решение присяжных, а после упал. Замертво, как мне тогда показалось. Скончался он уже в больнице, не приходя в сознание. И на его похоронах я поклялся, что отомщу. С опозданием, да, но все же выполню волю старика, притом любой ценой. Сам того не ведая, я ступил на тропу вечной смерти. Вновь переезд, затем еще один и еще, пока мне, наконец, не удалось напасть на призрачный след трусливого беглеца. Штат Мичиган, какой-то захолустный городишко близ Детройта стал моим проводником в мир вечности. Я помню встречу с излишне нервным джентльменом, снабдившим меня сведениями относительно местонахождения Леандра за некую мзду, свое желание как следует выспаться перед важным днем, а значит, не обошлось и без спиртного. Просто лечь и закрыть глаза у меня в ту пору не выходило. Дальше беспросветная мгла. Очнулся я в каком-то полуразвалившемся от времени сарае, с саднящим горлом, раскалывающейся на части головой и дикой жаждой. Первые пришедшие на ум опасения подтвердились буквально сразу. Бледный, как мел, холодный, как лед, и вызывающе отвратительный.

Словарный запас иссяк, и я теснее прижал к щеке подушку, надеясь потонуть в горьком запахе лаванды и отключиться от суровой реальности, рьяно сдавившей костлявыми ручищами горло. Как, без устали готов вопрошать я, как можно мечтать о подобной жизни? Каким идиотом надо быть, чтобы хладнокровно подвергнуть свое тело обращению? И почему, черт возьми, Астрид этого не понимает?

До наступления рассвета в спальне сохранялась гробовая тишина. Я мысленно корил себя за испорченное настроение девочки, но упорно продолжал лежать к ней спиной, не находя сил для поддержания отвлеченной болтовни. Она столь же упрямо бодрствовала, изредка тяжело вздыхая отнюдь не в угоду разбушевавшейся совести. Обстановку несколько разрядил негромкий стук в дверь и сопроводительный шепот: 'Это Рейчел. Впусти, а?'.

Сверившись с утвердительной реакцией малышки, я бесшумно поднялся с кровати, влез в джинсы и майку и два раза повернул против часовой стрелки торчащий из замка ключ.

— Доброе утро, — приветливо улыбнулась мне завернутая в длинный махровый халат девушка. — Передашь от меня имениннице сладкий поцелуй и вот это, — протянула она прямоугольный сверток из хрусткой бумаги с аляповатым бантом ужасающей наружности. — Мы с пусиком, тьфу ты, с Лео отъедем кое-куда на пару часов, ладно? Только не выдавай меня, это будет сюрприз. Скажи лучше, что я, как наглый предатель дружбы, сбежала, позабыла о подруге и все такое. С учетом нашей взаимной неприязни выйдет просто отлично, да? Спасибо!

Она тараторила так быстро, подчас проглатывая не только окончания слов, но и предложения в целом, что я с трудом успевал ориентироваться в потоке приглушенных звуков. А после подтянулась на носочках и больно ткнулась мне носом в щеку, очевидно, имитируя некий дружеский чмок. Вот и еще одна красочная людская глупость — приятельские лобызания. Бр-р, ну не после Лео же! Вампир, плюющий на гигиену, попросту отвратителен!

Находясь в некой прострации, я проводил взглядом удаляющуюся по коридору спину, аккуратно притворил дверь и не успел воспользоваться запирающим механизмом, как с той стороны к деревяшке трижды приложились костяшки чьих-то пальцев. Сегодня, что, день ранних визитов?

На сей раз в гости пожаловал Леандр, вот только без светских пожеланий и трогательных объятий. По деловому кивнув мне в знак приветствия, парень пружинисто приподнялся на носочках, углядел торчащую над подушками всклоченную голову, ухмыльнулся, нахраписто отодвинул меня и чинно прошествовал на середину комнаты, пряча руки за спиной. Нет! Я почти осязаемо схватился за голову и поспешил воспользоваться приоритетным правом первым поздравить Астрид. И не придумал ничего лучшего, как в два прыжка оказаться у кровати, вытянуть из-под одеяла испуганно и, к счастью, не очень громко вскрикнувшую особу, по-хозяйски прижать к груди и заменить любые, даже самые заливистые речи, глубоким, чувственным и сладким поцелуем. Лучшим подарком, так уж и быть, я согласен побыть ровно до того момента, пока не дотянусь до внутреннего кармана куртки, на дне которого дожидается своего триумфального часа брелок с ключами от Скайлайна.

— Эм-м, нижайше извиняюсь за то, что прерываю, — сквозь рвущийся из груди смех залопотал вампир. — Кстати, классная задница! Так вот…

Я мгновенно поубавил пыл, бросил взволнованный взгляд на названную часть тела, скрывающуюся за бесформенными пижамными штанами из абсолютно непрозрачной ткани, и яростно зарычал в ответ на неудавшуюся шутку.

— Так вот, — смахивая проступившие на ресницах от сдерживаемого смеха слезы, повторил клоун, — с днем рождения, лапуся! Расти тебе большой и крепкой! Быть может, чуточку более доброй по отношению к некоторым, но такой же естественной и настоящей. От всей вампирской души поздравляю, сей проверенный на ящур презент вручаю!

Малышка тихо засмеялась, прикрывая рот маленькой ладошкой, и неуверенно взяла продолговатую коробочку, прибывшую прямиком из ювелирного магазина.

— Можно? — несколько настороженно спросил у меня Лео, по-хамски тыкая указательным пальцем имениннице в щеку. Я любезно кивнул и лично удостоверился в невинности легкого поцелуя в скулу, хотя успел боковым зрением заметить, как странно и в то же время навязчиво он косился на ее губы. Что-то мне наскучили посетители!

Парень ретировался по направлению к выходу, едва на моем лице заходили желваки, поэтому заготовленная роль ревнивого мавра отпала за ненадобностью. Вместо этого я вернулся к животрепещущему языковому методу выражения бурлящих эмоций, а после, воспользовавшись кратковременной паузой, произнес весь ожидаемых запас откровений разом.

— С днем рождения, моя девочка! — стратегическая связка слов для последующих излияний. — Желать тебе ничего не стану, просто пообещаю выполнять малейшие прихоти весь следующий год. Подарок, уж не обессудить, я прихватить с собой не смог. Посему предлагаю вместе отправиться за ним после школы, идет?

Астрид быстро закивала головой, расплываясь в поразительно хитрой улыбке, и умоляюще сузила глаза в надежде услышать и без того известную истину.

— Я люблю тебя, — титаническим усилием воли выговорил я набор ненавистных звуков. — До безрассудства, которое нам обоим к лицу. Планы на вечер следующие: сбежим с вечеринки, устроенной твоей ненормальной подружкой, выгуляем мой сюрприз, отключим телефоны и часа на четыре выпадем из реальности. Можно сделать это у меня дома, но тут уж решай сама. Сегодня я готов переносить капризы. Ну а затем аэропорт, родная Флорида и милый сердцу Сент-Питерсберг. Твоих родителей я уже оповестил, они в общем-то не против. Что скажешь?

— Как же хочется визжать! — весьма не к месту брякнула малышка, одурело вцепляясь ногтями мне в плечи. — Какой ты все-таки…боже, я просто не нахожу слов! Почему, почему ты такой идеальный? Я устала себе завидовать! Джей! О, даже имя у тебя восхитительное! В общем, Джей, — наконец справилась она с шумным водопадом бьющих через край эмоций, — я со всем согласна! А что за подарок, который нужно выгуливать?

Я не ответил и попытался шуточно задушить в объятиях безустанно хохочущую особу, когда вдруг вспомнил о времени. Черт, наверняка ранняя пташка миссис Уоррен уже проснулась! Вот потеха-то будет, если мы с ней столкнемся на лестнице. Тогда прощай и поездка, и радушное приглашение в дом, и мало-мальски дружеские отношения с главой семейства. Трехдневный расстрел через повешенье — вот кара, которой подвергнут меня жаждущие отмщения 'взрослые'.

На полном ходу похватав свои вещи, я влез в ботинки, застегнул куртку, заботливо водрузил подарок от Рейчел перед ногами слегка погрустневшей Астрид, уделил самое тщательное внимание прощальному поцелую и, точно подлинный разведчик в стане врага, стал прорываться к дверям черного выхода. Благо, удача оказалась на моей стороне, и до припаркованного на соседней улице Кадиллака я добрался без лишних приключений.

Долго раздумывать над тем, куда податься, не пришлось. По случаю торжества родители лично вызвались сопроводить дочь до ворот образовательного учреждения, поэтому до двух часов я волен делать все, что заблагорассудится. Для начала неплохо бы подкрепиться, а там уже буду действовать по настроению. 'Завтрак' по обыкновению крепко спал в столь ранний час, но стоило мне аккуратно приоткрыть дверь гостиной, как от подушки отделилась всклоченная голова и сонно пробормотала:

— Доброе утро, Джей. Дайте мне пару минут, уже одеваюсь.

— Можешь поспать еще, если хочешь, — галантно предложил я, с ужасом вспоминая те дни, когда всякое мое возвращение домой сопровождалось громом и молниями, отлетающими от стен. — Я сегодня никуда не спешу.

— Да все нормально, — сквозь широкий зевок пробурчала девушка. — Я вчера рано легла. Пробовала читать ту книгу, что вы мне посоветовали, и отрубилась. Уж больно скучная.

— Возьми соседнюю, она с картинками, — без всякой издевки посоветовал я, направляясь на кухню, дабы дать недотепе возможность без спешки соблюсти утренний моцион.

Смешно сказать, но за прошедшие недели я как-то прикипел душой к своему нынешнему рациону. В меру глупая, но добрая, воспитанная, обязательная, аккуратная и похвально уравновешенная. Сначала она меня откровенно побаивалась, предпочитая держаться на солидном расстоянии, затем истосковалась по общению и смущенно попросила разрешения иногда разговаривать. Помню постигшее меня в тот момент удивление! С той странной для нас обоих беседы начался этап осторожного узнавания. Я мало говорил, в основном слушал. О ее жизни в детдоме с младых ногтей, о неимении собственных вещей, когда все от носка до одеяла на кровати принадлежит государству, о жестокости соседей по комнате, о радостном дне выпуска, который обернулся глобальной катастрофой. Мечтающая об отдельной крыше над головой, стабильной работе и любящей, крепкой семье, Трейси (я наконец-таки запомнил имя) понятия не имела, каким бесконечно жутким кошмаром обернется ее жизнь вдали от суровых попечителей. Те жалкие гроши, что она получила в качестве 'стартового капитала', закончились через месяц. Со съемного жилья ее попросили съехать, коли нечем платить за постой. Высокооплачиваемую работу она найти не успела, временно пристроившись в ресторан посудомойкой. И впереди замаячил неумолимый призрак тотального безденежья. Конечно, смерть от голода ей не грозила, на огромной кухне фешенебельного трактира всегда можно было бесплатно подкрепиться, а вот проблема с кровом выглядела куда страшнее. Пару раз переночевав на вокзале, девушка поняла, что не приспособлена для бродяжничества, однако в приют для бездомных не пошла. Вновь вернуться в шестиметровую комнату с восьмью спальными местами, есть отвратительную как на вид, так и на вкус похлебку, радоваться воскресным фруктам и реветь в голос, когда подойдет ее очередь на две минуты уединиться в ванной? В не слишком одаренную извилинами головку пришел куда более прагматичный план действий — нужно найти богатого мужа. 'Такого, чтобы и при деньгах, и не жадный, и меня любил до беспамятства', - дословная цитата. Первая неудача выбила почву из-под ног юной обольстительницы. Предполагаемый кандидат в мужья, выбранный из числа постоянных клиентов ресторана, охотно угостил закончившую смену протиральщицу тарелок ужином, наговорил кучу комплиментов, отвез в роскошный гостиничный номер, с придыханием уложил рядом с собой в кроватку…Вот только утром не припал на одно колено, а вытолкал взашей, попутно разбив вдребезги розовые девичьи мечты.

Засим на помост взобралась судьба-шутница в лице Лео, случайно забредшего в харчевню в поисках свежей крови для умирающего приятеля. Не знаю, отчего его вдруг понесло именно на кухню, где и состоялась роковая встреча. Состоятельного супруга Трейси так и не нашла, зато натолкнулась на обеспеченного вампира, угодить которому оказалось проще пареной репы. Через неделю мы заключили устное мировое соглашение. Я не делаю ей больно (по возможности, разумеется), не распускаю руки, не вожу сюда приятелей, жаждущих плотских утех и прочая-прочая. Она не устраивает истерик, скандалов, не заходит без разрешения ко мне в комнату, не прикасается к моим вещам и, если не возникнет нареканий, через месяц сможет выходить на улицу без сопровождения. На первый взгляд, ситуация выглядела бредовой, на второй — абсолютно здравой. В кои-то веки я без потерь для нервов уживался с 'завтраком'. Тяжкое достижение, путь к которому занял шестьдесят лет.

Я сварил кофе, разогрел в СВЧ пиццу и улыбнулся робко замявшейся у дверей девице, жестом приглашая ее к столу.

— Ты вчера упомянула в разговоре, что хотела бы сходить в кино, — довольно неумело принялся я опустошать на вечер квартиру. — Как насчет ночного сеанса? Посмотришь сразу все новинки.

— Ой, не, мне неудобно занимать у вас стока времени, — резко потушила она крохотный огонек в глазах. — Посмотрю что-нить дома, у вас такая классная подборка дисков!

— Отнимать, — машинально поправил я, — время не занимают, а отнимают. Если я отпущу тебя одну? — вмиг опротивел я самому себе. Черт знает, что такое! Рабовладельцем быть мне еще не приходилось. — В счет нашего договора. Ты ведь вернешься назад, не наделав глупостей?

— Думаете, мне каждый день выпадает возможность пожить вот так? — многозначительным жестом обвела Трейси руками стены кухни. — Вы хотите побыть со своей девушкой, ну той, с большими глазами, да? Тогда без вопросов, выметусь, и духов моих здесь не будет. Во скока вернуться?

Я подавился кофе, пытаясь скрыть приступ удушающего хохота, и еле выговорил простенький ответ на вопрос. Сомнений в ее честности у меня не возникло, такие, как правило, совершенно не умеют лгать.

Разделавшись с нехитрой лепешкой и допив остывший напиток, я утолил свой альтернативный голод путем вскрытия парочки сочных капилляров на предплечье послушной особы, почти силком запихал в нее половину шоколадки, проверил предыдущие порезы, удостоверился в великолепной регенерации и с тоской принялся за уборку спальни. Остальные помещения сверкали чистотой благодаря трудам скучающей в четырех стенах девушки, мою же комнату стерилизация не затрагивала по причине строжайшего запрета. Эх, впредь буду более дальновиден!

К обеду я решил выбраться из дома за покупками, тихоня напросилась в помощники, а, узнав о содержимом списка нужных товаров, вызвалась еще и в советчики. В итоге вместо букета цветов и бутылки вина вместительный багажник Кадиллака оказался под завязку набит 'жутко здоровскими вещами'. Лексикон сей восторженной прелестницы по-прежнему доводил меня до икоты. Какие-то ароматические свечи, вонючие палочки, масла и абсолютно ненужные крема для массажа, расслабления и достижения 'неземного', как указывалось на большинстве упаковок, удовольствия. Ох, боюсь, Астрид не получит вообще ни грамма блаженства, если вымажется всем этим варварским разнообразием, а вот аллергическую реакцию схлопочет уж точно.

И вот, наконец, волнительный час икс. Все дела переделаны, бодро напевающая себе под нос Трейси стеснительно убрала в карман деньги на кино, мороженое, такси и тонну более качественной косметики, и я с чувством выполненного долга, после внесения вереницы бумажных мешков с покупками в прихожую, отправился к школе, дабы подбросить до дома свое измученное единообразными поздравлениями существо. Правда, на парковке меня поджидало сокрушительное разочарование. Перешагнувшая за восемнадцатилетний рубеж красавица к полудню ощутила недомогание и отпросилась с занятий.

Почему не позвонила мне? Подыскивая разумное объяснение, я попытался нащупать в куртке мобильный телефон, похлопал себя по груди, животу, на всякий случай вывернул карманы джинсов, с некоторым недоумением вернулся к машине, осмотрел торпеду, бардачок, сиденья, коврики под креслами…и понял, что Айфон бесследно исчез. Очевидно, какой-то ловкорукий мерзавец вытянул его у меня в магазине, пока мы с 'завтраком' торчали в очереди к кассе. Черт, досадный факт! Терпеть не могу эти маленькие, но сугубо раздражающие неприятности.

Выезжая со стоянки, я отловил промелькнувший в мыслях тревожный сигнал, страдальчески отправил его куда подальше и, проигнорировав правила дорожного движения, помчался к особняку Уорренов. Что могло случиться за два-три часа? Да ничего! У малышки есть Рейчел, которая при необходимости обязательно соединиться с Лео, а тот бы уж оповестил меня в случае чего. Правда, они оба уехали с рассветом, но, как я полагаю, успели вернуться вовремя.

Грозя проломить пол педалью газа, я лавировал в неиссякаемом потоке автомобилей, распугивал клаксоном неторопливых водителей и воспевал отчаянные оды Господу избавить в будущем столетии человечество от бесславной отрыжки прогресса в виде многокилометровых пробок. Хвала небесам! Вдалеке показалась покрытая свежей черепицей крыша нужного дома, затем стала видна и подъездная аллея, большую часть которой загородил собой агрессивный темно-синий внедорожник вампира. Фух, разрешается перевести дух! Спасибо тому, кто придумал понятие мужской дружбы, пусть и несколько извращенной, как в нашем случае, например.

Игнорируя услуги входной двери, я вознамерился устроить девочке маленький сюрприз и привычно схватился за ручку черного хода. Периодически смазываемые петли сделали свое дело, как и выпестованная в армии способность передвигаться абсолютно бесшумно. Я потянул носом витающий в кухни воздух, отметил умопомрачительный запах свежеиспеченного кекса, углядел его остатки на обеденном столе, нагло отрезал себе небольшой кусок и, на ходу поедая несравненное творение миссис Уоррен, двинулся в гостиную, из которой слышались приглушенные голоса.

— Ясно теперь, почему он называет тебя сладкой, — серебристо шептал Лео. — Ты и впрямь на вкус необыкновенная.

— Меньше говори, — возмущенно велела Астрид. — Времени у нас мало.

— Как скажешь, лапуся, — согласно заворковал парень. — Расслабь мышцы, чтобы не было больно. Боже, храни недотрог! Какая же ты мягкая, теплая…

— Лео, — чрезвычайно громко задышала девушка, — замолчи, а! Если Рейчел или Джей увидят нас, то…

Бережно цепляясь рукой за стену, я кое-как добрался до арки, ведущей в соседнюю комнату, ощутил поднимающийся обратно кусок выпечки, секунду назад провалившийся в желудок свинцовым пластом, и попытался собраться с мыслями. О чем шел разговор? Боюсь, я очень неправильно истолковал суть достаточно обыденных слов. Моя девочка и этот подонок? Да быть того не может!

Дабы утвердиться в непоколебимости собственных выводов, я сделал еще два шага вперед, молчком переступая порог залы, и едва ли не рухнул в обморок от переизбытка чувств, узрев ни разу не явившуюся мне в ночных кошмарах картину. Массивный диван, обтянутый белоснежной кожей, у высоких подлокотников которого присел на корточках Лео. Его голова скрыта от меня широкой спинкой, но о роде занятий этой несомненно нужной части тела догадаться несложно. С обеих сторон облаченный в расстегнутую до середины груди рубашку с коротким рукавом торс огибают стройные загорелые ножки. Ступни предельно напряжены, крохотные и такие нежные пальчики нервно поджаты. Их обладательнице явно приходится 'нелегко'! Еще бы, измена — штука со всех сторон неприятная, хоть иногда и стоящая.

Теоретически, я не должен был слышать звуки, над этим похлопотала яростно бьющаяся в висках кровь, но умудрялся различать отдельные колебания накаленной до предела атмосферы. Прерывистое, учащенное и явно с трудом сдерживаемое дыхание, противное чмокание, если не сказать, посасывание, бесконтрольные полустоны…Вероятно, столь же отвратительная мелодия изо дня в день станет сопровождать мою душу в аду.

А парочка меж тем, не замечая меня, продолжала развлекаться в угоду требующим разврата телам. Почти одновременно я увидел, как приподнялась выше растрепанная шевелюра вампира, и рядом в обивку вонзились бледные пальчики с короткими, миндалевидными ногтями. Последние попытки списать все на разыгравшееся воображение пали даром. У Рейчел длинные, остро отточенные коготки, выкрашенные неимоверным образом: черные у основания и красные на концах. Каких еще подробностей мне недоставало? Я не видел лиц, что, признаться честно, даже радовало.

Спеша подвергнуть свое сердце обряду умерщвления во второй раз, я подошел чуть ближе, для надежности прислонившись плечом к колонне, и заметил вторую руку Астрид, вонзившуюся в ножку кофейного столика. Правильно, подлая стервочка, держись крепче! Может и удастся получить последнее в своей жизни удовольствие.

Вот и ладонь Лео, взявшаяся ласкать коленку бесстыжей девицы. Интересно, как быстро я умею отрезать пальцы? Дамы и господа, делайте ваши ставки! Бьюсь об заклад, оставшиеся я непременно отгрызу зубами.

На миг из поля зрения исчезла голова предателя, склонившегося к распростертым прелестям этой…Дьявол, ну почему мне так везет на дряней? Чем они занимались? Варианта два. Либо он пил кровь из любезно предоставленной бедренной артерии, либо преподавал азы тяжкой, но дико возбуждающей языковой науки. В конечном счете мне фиолетово, каким образом малышка решила развлечься. Больно было настолько, что я с минуты на минуту ожидал возникновения внутреннего кровотечения. Каждый шаг вонзал внутрь меня заточенный металлический штырь, задевающий мечущуюся взаперти душу. Душу, которую предали, вываляли в грязи, оплевали и сунули обратно забавы ради. Дабы посмотреть, каким воистину мертвым может стать вампир.

И я сумел полюбоваться на себя со стороны. Такими нас изображали в ранних фильмах ужасов. Уродливая, жалкая, бьющаяся в стенаниях тварь с зияющими черными дырами на месте глазниц, заострившимся носом и синюшними, мерзко дрожащими губами. Впервые в жизни мне захотелось заплакать от жалости к себе, тому наивному, глупому и доверчивому мальчишке, который все так же слепо верил в любовь, как и шестьдесят лет назад. Прошлое ничему меня не научило, поэтому, Габсбург, стой и терпи. Не как мужик, ведь теперь ты тряпка для прелестных ножек, а как вампир или снайпер.

Однако добровольно истязать себя моральными экзекуциями я больше не мог. Не хватило выдержки, мужества, желания стать сильнее, пройдя уготовленные всевышним круги сущего ада. Я не собирался смотреть на то, что выжигало глаза. Просто достал из кармана перочинный нож, бесшумно выдвинул лезвие и кинулся вперед. Хотя лучше бы ушел! Ведь теперь мне полностью открылась картина всего происходящего в комнате.

Разорванное платье, открывающее грудь в вызывающем кружевном белье, задранное до самого живота, тоненькие веревочки вульгарных трусиков из прозрачной газовой ткани. Уж не сменой ли партнера объясняется отказ от любимых закрытых шорт? Перемазанная кровью внутренняя сторона бедра, со словно прилипшими к коже зубами ненасытного упыря. Должно быть приятно чувствовать, как он вытягивает из тебя каплю за каплей!

— Ах ты ж сука! — почти нежно пропел я, встречаясь взглядом с медленно приоткрывающимися глазами Астрид. По мере осознания ситуации они становились все больше и больше, пока, наконец, не сравнялись по размеру с двумя чайными блюдцами. Красота ты моя ненаглядная, на лемура очень похожая, не ожидала? Думала, сможешь как Айрис, водить меня за нос на коротком поводке, дергать им в разные стороны, а сама раздвигать ноги направо и налево? Ну-ка, спой мне песенку про то, что все совсем не так, как я подумал, что подлец, негодяй и насильник заставил тебя упасть в стойку и воспользовался случаем подкрепиться! Голос пропал? Да не уж-то! Кстати, женщины, которые спят со всеми подряд, очень часто страдают воспалением придатков.

Первым под руку попался Лео. Без колебаний или каких-то сентиментальных сожалений я закинул ладонь с судорожно зажатым ножом вверх, лихорадочно примерился лезвием к затылку и не успел отомстить основному предателю, потому как перед носом, словно из неоткуда, материализовался устрашающего вида кулак и в следующую секунду свет померк.

 

Глава 24. Перестановка слагаемых

POV Астрид

Мой восемнадцатый день рождения. Кажется, это не тот праздник, которому следовало бы радоваться, но, к сожалению, с утра я об этом не знала, поэтому сразу после ухода Джея принялась хрустеть подарочной оберткой, добираясь до содержимого презентов. Прямоугольная коробочка от Рейчел. Дайте-ка угадать, набор косметики? Нет, она знает о моей ненависти к макияжу. Ладно, шут с ним, открываю. Та-да-да-да! Коллекционный выпуск журнала о Двуликом*! Бог мой, да он датирован августом 1942 года! То самое, недостающее первое издание о Харве Данте! Моя дорогая Чейз!

Смахивая трогательные слезы умиления и сентиментальности, я бережно вытянула альманах из коробки, позеленела от зависти к самой себе, а затем и от смущения. Потому как в упаковке нашлось место и для второго сюрприза, приправленного каверзной запиской подруги: 'Будешь этим подтирать Джею слюнки!', гласила бумажка, объясняющая наличие невероятно вульгарного, прямо-таки бесовского комплекта белья. Ниточки, кружева, отрезки газовой ткани, буквально тающие на ладони — столь незамысловато выглядело сие непотребство. Да и цвет показался мне вызывающим. Алый с едва заметными черными вставками, призванными зрительно увеличить грудь. И зачем я рассказала ей о той волшебной ночи? Лучше бы и дальше прикидывалась скромницей.

Далее под руку попался сувенир Лео, и вот тут гадать не пришлось. Я знала, что на дне велюрового футляра находится ювелирное украшение, но все же забыла перевести дыхание перед тем как открыть крышечку. Внутри меня поджидал сначала легкий шок, затем стойкое недоумение, и уж потом широкий браслет из белого золота, инкрустированный тремя крупными звездочками-топазами фиолетово-красного оттенка. 'Моя маленькая вселенная' — эта фраза, выгравированная на обратной стороне изделия, повергла меня в ужас. Я от всей души буду надеяться, что вампир не имел в виду ничего конкретного, а попросту купил уже готовый презент, не озаботившись его тщательным осмотром.

Что там у нас на очереди? Родительские подношения. Набор профессиональных кистей (даже не заикнусь, что Майнер успел их опередить на две с лишним недели), тысяча долларов (ага, откупаются от родного ребенка!) и карточка известной автозаправочной станции. Любопытное дело, скажу я вам! Думается, сначала дарят машину и только затем талоны на бензин. Ну, да хватит привередничать!

Подлетев над кроватью на добрый метр, я понеслась на поиски взрослых, запрыгнула отцу на спину, застав его в ванной с электробритвой в руке, зацеловала гладкую щеку и с воплем вышедших на след дичи команчей понеслась на кухню, где готовился праздничный, а посему неповторимо ароматный,

завтрак любимых вкусностей именинницы. С трудом вытерпев момент доставания из духовки кекса, я бросилась в исполненные нежностью материнские объятия и выслушала ворох ежегодных пожеланий. Расти большой, не будь лапшой и так далее, хотя гораздо важнее слов был взгляд. Такой теплый, согревающий, искренний и очень лучистый! Словно солнышко заглянуло к нам в дом, решив на время обосноваться внутри мамы.

Утреннее чаепитие прошло на волне приподнятого на недосягаемую высоту настроения. Папа неприлично много шутил и шумно вздыхал, наблюдая у меня все признаки раннего взросления, мама заняла сторону мужа и театрально вздыхала всякий раз, когда кто-то из них вспоминал тот день, когда я появилась на свет. Ностальгическими оханьями описывались мои первые самостоятельные шаги, разборчиво сказанное словосочетание 'злая тетя', адресованное воспитательнице в детском саду, попытавшейся отмыть лицо вечно чумазой Астрид, и еще куча забавных историй, связанных с периодом ранней юности.

На занятия меня повез папа, и злоключения начались уже у школьных ворот. Сначала мою избегающего пристального внимания персону атаковал огромный букет роз, за которым прятался хитро улыбающийся Киви, следом за ним притаилась Сара с воздушными шарами наперевес, поэтому удачно скрыть от одноклассников факт появления на свет, как таковой, не удалось. Все оставшееся до звонка время я выслушивала однообразные пожелания, попутно собирая коллекцию из шоколада, ластиков и авторучек, коими запасались сверстники в ближайшем ларьке. По самым скромным подсчетам я произнесла: 'Очень приятно! Спасибо!', по меньшей мере сотню раз, так что

_____________________

*Двуликий — суперзлодей вселенной DC Comics, враг Бэтмена. Двуликий — это псевдоним, принятый бывшим окружным прокурором Готэм-сити, борцом с преступностью Харви Дентом после переменившего его жизнь несчастного случая, когда половина его лица была изуродована кислотой.

мозоли на языке гарантированы на весь следующий год.

К концу третьего урока я неожиданно ощутила дурноту, озаглавленную усиливающейся с каждым мгновением тошнотой, и, предварительно спросив разрешения, наведалась в медпункт, где суровая и непреклонная женщина в белом халате констатировала слабую форму пищевого отравления. Мое везение не имеет границ, которые стираются в особо 'удачные' по меркам земного шарика дни. Заболеть в день рождения, как это похоже на Астрид Уоррен.

Пришлось возвращаться в класс за вещами и под насмешливые взоры одноклассников, лишь часть из которых являлась по-настоящему сочувственной, собирать сумку. Удалиться из кабинета с гордо поднятой головой не позволил внезапный спазм в животе, что вызвало в душе жгучие слезы искренней ненависти к собственной персоне. Еще хуже мне стало на парковке, когда спешно набранный номер Джея вдруг заталдычил о недоступности абонента. Охо-хо, я проклята богами! И что оставалось делать? Правильно, ползти к особняку на карачках, хотя на деле я все-таки вызвала такси и, борясь с приступами бурной тошноты, кое-как дотерпела до дома и, едва переступив порог, опрометью кинулась в ванную. Вдоволь наобнимавшись с унитазом, я почувствовала кардинальное улучшение, тщательно умылась, вытерла порозовевшее лицо полотенцем и вновь попыталась соединиться с Майнером. И натолкнулась на тот же механический голос, что и прежде. Пришлось надиктовать сообщение на автоответчик, хотя какой от этого толк? Он все равно никогда не слушает голосовую почту.

— Джей, милый мой, приезжай скорее, ладно? Я дома. Люблю тебя! — неохотно озвучила я дурацкий текст, заваливаясь в гостиной на диван.

Чем бы заняться? Телевизор — скучно, книги — утомительно, а спать меж тем совершенно не хотелось. И это с учетом того, что ночь я провела в разглядывании обиженно повернутой мужской спины. Почему в наших отношениях появилось такое пугающее количество сложностей? Ответ неочевиден, пусть и несколько предсказуем. Да, мой парень вампир, который когда-то имел наглость обещать, что между нами ничто не изменится в любом случае. А ведь изменилось. Я заметила это еще тогда, в магазине, когда Джей велел мне замолчать и назвал глупой, болтливой девчонкой. В нем появилась злость, изливаемая чаще всего в мою сторону. Теперь я отдувалась за его испорченное настроение, мирилась с агрессивностью взгляда, резкостью в подборе выражений… Временами стало казаться, будто моего некогда сдержанного, воспитанного и очень обходительного молодого человека подменили. Старый аналог изредка заглядывал на огонек в порыве нежности и, не попрощавшись, уходил, оставляя после себя легко воспламеняемый эталон гневливости. Конечно, причина кроется в треклятом сезоне охоты и необходимости общаться с Лео. При чем тут последний? Я давно заметила, как усиленно Майнер пытается продемонстрировать на публике свою подчеркнуто трезвую здравость мышления. В присутствии давнего приятеля я переставала быть сладкой, маленькой и его девочкой, из голоса пропадала теплота, ласка и мелодичность вместе взятые. И это огорчало. На душе объявлялся неприятный осадок из горечи и обиды, теснящий смутное осознание, будто я постепенно становлюсь лишней, ненужной и мешающей. Зато наедине он по-прежнему был моим Джеем, правда, за исключением вчерашнего разговора. Кстати, о нем я думать совершенно не собиралась, дабы не омрачать и без того скатившееся до нулевой отметки расположение духа.

Минут через двадцать мыслительный процесс обернулся для меня предвестником унылого самочувствия, поэтому с размышлениями решено было покончить. Поднимаясь с дивана, я придирчиво ощупала руками живот и радостно поскакала наверх, не обнаружив не единого признака начинающейся болезни. Следовало приготовиться к приему главного гостя, а по совместительству еще и горячо любимого парня, поэтому подарок Рейчел оказался как нельзя кстати. Мы ведь договаривались посвятить друг другу целый вечер! Ради сногсшибательного эффекта можно потупиться принципами и влезть в царапающий нежную кожу комплект. Детально осмотрев свое отражение в зеркале, я вполне удовлетворилась результатом, подкорректировала длину бретелек на явно тесноватом бюстгальтере и принялась вываливать содержимое встроенного шкафа на кровать, подбирая вечерний туалет. Цветастый сарафан с кокеткой? Ага, и белые банты в придачу. Глупость какая, мне же не пять лет исполняется. Ладно, следующий вариант. Короткая кожаная юбка-карандаш и красная кофта с люрексом? Нет, чересчур шаблонно, да и пошло к тому же. А вот этот гарнитур стоит прикинуть на себя. Заурядное черное платье, прикрывающее колени, с демократичным декольтированным вырезом, приталенное и идеально облегающее фигуру. Отсутствие рукавов скрашивал удобный пиджачок до трети спины из парчовой ткани приятного оттенка червонного золота. Прибавим ко всему прочему туфли на высоком каблуке и жемчужное ожерелье из перламутровых бусинок. По-моему, вышло просто здорово! Осталось сотворить нечто эдакое с волосами, подкрасить глаза, оттенить блеском губы и сменить серьги на более праздничные.

На ходу накручивая волосы на крупные термобегуди, я понеслась в родительскую спальню, отыскала на мамином столике крохотный флакончик настоящих французских духов, два раза мазнула колпачком по обеим сторонам шеи и, довольная результатом, вернулась к себе, где погрузилась в чтение свежего комикса. Правда, разобраться в интригующем сюжете возможности не представилось. Стоило перевернуть третью страницу, как внизу позвонили в дверь.

Гадая над именем гостя, я спустилась вниз и осмотрительно глянула в глазок, узрев на пороге молодого парня, одетого в курьерскую форму.

— Добрый день, мисс, — расцвел очаровательной улыбкой посыльный. — У меня подарок для Астрид Уоррен.

— Это я, — столь же приветливо заговорила я. — Где расписаться в получении?

— Простите мне мою настойчивость, но если несложно, предъявите документы, — вежливо залебезил передо мной сторонник бюрократии. — Знаете, всякое случается, а у нас очень солидная фирма. Вам ведь нетрудно, мисс.

— Ладно, проходите, — вынужденно сдалась я, шире приоткрывая дверь и отправляясь на поиски школьной сумки. — Надеюсь, вы принесли нечто стоящее, а не открытку от бабушки из Филадельфии.

Торба с учебниками нашлась на пороге ванной комнаты. Вынув из бокового кармана давно не используемое водительское удостоверение, я поплелась обратно в прихожую и любезно протянула зануде пластиковую карту. Курьер покосился сначала на права, затем на раскрытую дверь, молниеносным ударом ноги захлопнул последнюю, резко повернул тумблер замка и со всей силой вцепился рукой мне в запястье, жестко прижимая к твердокаменной груди в фирменной куртке.

— А вот теперь познакомимся поближе, — вмиг переменился его тон, превратившись в угрожающее шипение разъяренной кобры. — Ты одна?

— Да, — неизвестно зачем ляпнула я, пугаясь до потери сознания. — То есть нет! Что вам нужно? Деньги? Я все отдам. Пожалуйста, только не…

— Засунь их себе в… — яростно прошипел злоумышленник, обдавая мое покрывшееся испариной лицо терпким запахом ментоловой жвачки. — Я пришел по просьбе нашего общего знакомого. Верджил, случаем, тебе ничего о нем не рассказывал?

Бог мой! Я едва удержалась на ногах от осознания собственной глупости! Кого впустила в дом, идиотка беспросветная?! Дружка Северина!

— Я…я должна что-то передать? — точно переваренное желе, обмякла я в грубой мужской хватке, с трудом балансируя на краю чарующе черной пропасти.

— А ты умненькая, — лживо восхитился моей догадливостью парень, настойчиво подталкивая меня к стене. — И хорошенькая, как и все вампирские шлюхи. Жаль, у меня мало времени. Развлеклись бы чуток.

Продолжая напирать на меня, как ледокол на айсберг, он шаг за шагом продвигался к перегородке и, поравнявшись с целью, налег всем телом. Воздух из легких моментально улетучился в неизвестном направлении, выбив из груди тоненький вскрик, руки сцепили в неразрывный замок и подняли высоко над головой, подол платья взметнулся вверх, открывая похотливому взгляду судорожно сведенные вместе бедра.

Я не знала, хотя интуитивно догадывалась, чего хочет этот мерзавец, но вырываться и кричать банально не рисковала, серьезно опасаясь за свою жизнь.

Лже-курьер меж тем ехидно посмеивался, необузданно бродя свободной ладонью под одеждой. Абсурдность и абсолютная двоичность ситуации вконец лишила меня соображения, а уж когда перед лицом запорхало задорно блестящее лезвие складного ножа, в горло костлявыми пальцами вонзилась концентрированная паника. Я приготовилась к худшему, зажмурила веки, сквозь которые к щекам прорывались предательские слезы, и с ужасом расслышала, с каким умерщвляющим сознание звуком разрезается ткань.

— Ноги раздвинь, — холодно велел ублюдок, многозначительно постучав по бедру рукояткой ножа. Я зарыдала в голос от захлестнувшего душу унижения и вынуждено расставила ступни. — Что, сучка, по-прежнему думаешь, будто с мертвыми хороводиться лучше? Тогда советую приберечь эту мысль до следующей нашей встречи. Запоминай, куколка. Сроку тебе два часа. Избавишься от нашего подарка вовремя, будешь жить. Новый тур игры начнется в Хэллоун, он выявит победителя. Усвоила? Повтори.

Одеревеневшим языком я наспех изложила требуемое и обессилено зарычала, чувствуя, как под трусики забираются грязные пальцы, как начинают больно мять кожицу, как грубо проникают внутрь…Никогда в жизни я не орала так же громко, как в тот раз.

Жгучая, режущая, колющая и попросту адская мука продлилась немногим больше минуты, но для меня протянулась целую вечность. Беззастенчиво матерясь сквозь зубы, негодяй отодвинулся назад, позволяя мне безвольно съехать вниз по стене, вытер испачканную кровью руку об испорченное платье и, брезгливо сморщившись, присел рядом.

— Ты поняла урок, крошка? — заботливо уточнил он, рассматривая меня под разными углами, то склонив голову набок, то вытянув шею, то прищурив один глаз. — Тогда принимай дар от Охотника, как вы все его называете.

Раздался гулкий хлопок, эхом отскочивший от стен, и левую ногу на внутренней стороне едва не разорвало от лютой боли. На секунду мне показалось, будто мерзавец вырвал из нее кость или отнял по меньшей мере половину конечности, однако уже через мгновение я осознала ошибочность скоропалительных выводов. Стоило отвратительным ладоням убраться из поля зрения, как я сумела различить глубоко ушедший под кожу металлический прямоугольник, схожий по размеру со спичечным коробком.

— Ну, бывай, подружка мертвяка, — чинно распрощался парень, направляясь к запертой входной двери. — Как-нибудь обязательно свидимся.

Я попыталась выдавить из себя хотя бы отдаленно напоминающий троекратное проклятие звук, затравленно захныкала, словно побитый суровым хозяином шестимесячный щенок, и успокоено перевела дух. Достаточно истерик, необходимо срочно взяться за ум. Позвонить Джею, велеть ему бросить чертовы дела и мчаться ко мне домой, а между делом попытаться вытащить жутко саднящий 'подарочек'. Я ведь сильная, со всем справлюсь!

Телефон, где он? Я повертела разбухшей головой в поисках пластмассовой безделицы, одновременно с тем собирая все силы к тому, чтобы подняться на ноги, наткнулась взором на торчащую из базы трубку стационарного аппарата, кое-как доползла, опираясь на одно колено, до высокого столика в прихожей и победно вытянула руку, извлекая устройство из торпеды. На удачу в ухо полились длинные гудки, наливающие тело блаженным расслаблением. Все закончилось, сейчас приедет Майнер, засуетится вокруг своей глупой Астрид, уберет боль, поможет справиться со стрессом, а потом…

— Да, дорогуша, — вонзился в виски разительно иной голос. — Хочешь, чтобы я вернулся?

Я вмиг отбросила телефон, узнав по интонациям сволочь, недавно развлекавшуюся самым гнусным образом, и лихорадочно поторопила всеобъемлющий мыслительный процесс. Как мобильный Джея оказался у этой вонючей скотины? А что, если не только Айфон, но и его обладатель находится в загребущих лапах Северина? Господи, лишь бы вспомнить номер Лео! Прилежно тыча гнущимся в разные стороны пальцем в кнопки, я трижды ошиблась, но на четвертый заход расслышала в динамике исполненный бьющей через край радостью баритон.

— Внимательно слушаю, излагайте! — в привычной для себя манере отозвался он, подталкивая меня к словесному прорыву плотины.

Я выла в голос, шумно сморкалась в кулак и бессвязно мямлила, объясняя суть ужасающего приключения, и даже не заметила, как связь оборвалась.

Минутное недоумение сменилось безграничной тоской. Вот, значит, как! Я надеялась на его участие, толику человечности и дружбу, а взамен…Уу, гад! Гореть тебе в аду синим пламенем!

Проклиная тот день и час, когда вообще появилась на свет, я вцепилась руками в ножку стола и медленно стала приподниматься над полом. Боль в ноге проделывала обратный финт, спускаясь ниже, охватывая собой голень, лодыжку и стопу, но я не дала себе послабления. Охая на все лады, выпрямилась, разогнула затекшую спину, расправила задранное платье, прикрыв от греха подальше тошнотворно уродливую рану, и, чуть прихрамывая, побрела на кухню за ножом. Да, буду хладнокровно вырезать чертову штуковину. Расчетливо, безжалостно и очень методично. Потому что в подсознании билась лишь одна фраза, небрежно брошенная чудовищем: 'За два часа избавишься от нашего подарка, поживешь еще'. Вроде так, хотя за точность цитаты ручаться не могу.

Прежде казавшийся коротеньким путь до пищеблока вдруг превратился в сущее испытание на выносливость. Я задыхалась от нехватки кислорода, умаялась промокать воротничком одежды выступающий на лбу пот, вновь ощутила головокружение, проигнорировала свинцовую тяжесть в желудке и, напоследок ухватившись за холодильник, бесславно провалилась в затяжной обморок.

* * *

— Эй, воплощение моей эротической фантазии, приходи уже в себя, — впился в кору головного мозга срывающийся на хохот неизменно приятный мужской голос. — Надеюсь, ты ушиблась и сейчас без промедления отдашься мне на этом тепленьком полу! Ну, как самочувствие? Где погладить, что приласкать?

От души проморгавшись, я сфокусировала расплывающееся мутным озером внимание на двоившейся физиономии предателя и с придыханием залепила ему пощечину.

— Каналья! — мгновенно пришло на ум странное словечко, вырвавшееся абсолютно непреднамеренно, но успокоившее бушевавший в крови ураган эмоций.

— И за что ты так меня ненавидишь? — даже не поморщился Лео, опускаясь рядом со мной на колени. — Я ведь исправился и, кстати, извинялся за свое свинство, притом неоднократно. Ладно, раз уж поцелуя от тебя не допросишься, давай договоримся о нейтралитете. В противном случае, я тоже позволю себе вольности.

— Какие? — настороженно уточнила я, на удивление туго смекая.

— Разные, — уклончиво ответил парень, бегло осматривая меня с ног до головы. — А ты умеешь падать! Не подскажешь, как умудрилась так эстетично порвать платье? Нет, я не жалуюсь, у тебя красивая грудь и белье подходящее. Просто любопытство гложет. Chino tu madre! Santa razarino*! — вознегодовал вампир, беспардонно задирая подол платья. — Быстро рассказывай, что случилось!

Не желая играть с огнем, как предостерег меня Джей, я кратко описала свои злоключения, без особых излишеств передала суть послания Северина и сжалась в эластичный комочек первобытного страха при виде лица, искаженного гримасой нечеловеческой ненависти. Шумно выдохнув весь имеющийся в груди воздух, Леандр втянул ноздрями свежую порцию, уловил скрывающийся от меня аромат и без предупреждения запустил ладонь под юбку. Я завизжала на полную громкость, ощутив его прикосновение к запретному местечку, и попыталась отползти подальше, когда он вытянул руку, на протяжении двух пронзительных ударов одуревшего сердца растер пальцами крохотный сгусток отвратительно черной крови и возмущенно процедил сквозь зубы:

— Кто это сделал?

— А мне почем знать? — окончательно разъярилась я, чувствуя себя грязной, испорченной, ничтожной, гадкой и недостойной. Почему рядом не Майнер, которому можно поплакаться к жилетку, который поймет мои эмоции, разделит мою боль, а не станет так глумливо улыбаться и агрессивно сверкать глазами! — Убирайся из моего дома! Чтобы через пять минут духу твоего здесь не было!

Парень согласно кивнул, поднялся с колен, а после непостижимым образом очутился лежащим рядом, благостно устроив голову у ножки кухонного стола.

— Это за твою наглость, деточка, — ласково прошептал он, двумя пальцами сжимая мой подбородок. — А вот это за отсутствие гостеприимства. Нужно быть добрее к окружающим.

Я не успела вывернуться. Горячие губы уже накрыли собой мои и мягко распространили тепло от одного уголка изумленно раскрытого рта к другому. Отсутствие настойчивости изумляло, щемящая

нежность губительным образом сказалась на сопротивлении, а скоротечность момента лишила понимая. Я сейчас, что, целовалась с Лео?

— Скорее это я тебя целовал, — цинично вторгся в мои мысли чертов вампир. — Следующая оплошность с твоей стороны развяжет руки другому моему желанию, ясно?

Я презрительно фыркнула, тщательно вытерла губы замусоленным воротником платья и отвернулась к холодильнику. Господи, верни мне Джея! И разрази молнией это ничтожество!

— Ладно, стратегическое перемирие, — помахал стервец у меня перед носом краешком белого вафельного полотенца. — Подняться можешь? Или помочь?

Не дожидаясь ответа, он вытянул вперед загребущие лапы, жадно сцепил ладони на талии в замок, заставил меня бесстыже выгнуть дугой спину для демонстрации всех природных прелестей и с некоторой заминкой поднял на руки. Да не абы как, а по-хозяйски перекинул через плечо, впился ненавистной клешней в филейную часть и, не прекращая ржать аки обкуренная лошадь, потащил в гостиную. Я брыкалась, зловеще шипела и грозилась проткнуть осиновым колом мерзкую грудь, но с тем же успехом могла противостоять проливному дождю в тропиках.

Наконец я ощутила под собой мягкую поверхность, оказавшуюся диваном в гостиной. Пришлось дожидаться, пока Лео уберется на достаточное расстояние, а после уделить минутку внимания

__________________

*Chino tu madre! Santa razarino! — Матерь Божья! Святые угодники! (вольный пер. с итал.).

недремлющей мести. Неясно как, но мне все же удалось изловчиться и пребольно лягнуть здоровой ногой не настроенную на нападение коленку гада.

— Не смей больше ко мне прикасаться! — впала я в действенное сумасшествие, воинственно помахивая над головой подушкой в форме звериной лапы. — А уж целовать тем более!

— Тьфу ты, дура! — эмоционально припечатал вампир, с трудом удержавшийся в вертикальном положении. — Уймись, пока я еще в состоянии сдержаться. Помнишь еще о том, что у нас всего два часа, хотя теперь уже полтора? Так вот, дай мне сосредоточиться и прекрати изображать идиотку. Это бесит.

Неохотно признав его правоту, я закрыла полыхнувшее смущенным румянцем лицо подушкой и терпеливо принялась ждать озарения. Тело горело изнутри болью, притупляющей восприятия, в горле першило от крика, веки жгло от недостатка влаги и невыносимо хотелось кому-то выплакаться и рассказать о чертовщине, всякий раз без стука врывающейся в мою жизнь. Но кому? Джею, которого никогда нет рядом в подобные минуты? Рейчел, которая и понятия не имеет о вампирах? Лео, которому в детстве напрасно не перевязали шею пуповиной? Родителям, которые расстреляют меня на месте, выслушав половину приправленного сверхъестественным повествования? Киви?

— Опиши свою боль, — мечтательно попросил Леандр, отнимая у меня спасительную подушку. — Какая она? Только не надо грубить, детка. Я не для смеха спрашиваю.

— Не знаю, — мрачно вздохнула я, силясь приподняться на локтях и спустить ноги вниз с высокого подлокотника, но прирожденный садист не дал мне облегчить страдания, заявив, будто в таком положении кровь хуже поступает к ране. — Она постоянная, не ослабевающая и жуткая. Я не чувствую кончиков пальцев.

— Что-нибудь еще беспокоит? — озадаченно продолжал разглядывать меня парень. — Головокружение, тошнота, рези в боках, спине, боли в мышцах?

— Нет, ничего, — уверенно прошептала я, устав ворочать трехпудовым языком шершавой наружности. — Принеси, пожалуйста, воды.

Он в мгновение ока сносился на кухню, откуда принес стакан кристально чистой жидкости и заботливо помог сделать первый мощный глоток. Я хлебнула от души, не ожидая подвоха, очумело вытаращила глаза, теряя возможность дышать, и так громко закашлялась, что наверняка потревожила соседей.

— Это что? — только и сумела вымолвить я.

— Водка, — спокойно пояснил вампир. — Буду поить тебя ровно до тех пор, пока не добьюсь послушания, доброты и стойкой любви ко всем в мире и к себе в частности. А если серьезно, котик, то у нас большие неприятности. Эту дрянь нужно срочно вытаскивать, кажется, она ядовитая, хотя тут я могу ошибаться. Но даже в этом случае умереть от заражения крови я тебе все равно не позволю. Поэтому приготовься терпеть, будет очень больно. Не хочешь составить завещание?

— Как же я тебя ненавижу, — с тоской констатировала я, мужественно принимаясь пить панацею от реальности маленькими глоточками. Спиртное камнем валилось в желудок, воспламеняя мои и без того румяные щеки, и по мере опустения стакана обстановка гостиной теряла четкие очертания, как и лицо сидящего на журнальном столике д`Авалоса. Думать становилось все труднее, веки неизменно тяжелели, организм погрузился в молодецкий сон. Хочется верить, что обошлось без храпа.

Ненадолго очнулась я, ощутив невероятную по своей силе боль, к которой примешивался легкий холодок в районе груди, скользящий вверх-вниз.

— Черт, больно же! — попыталась я взбрыкнуть, но не справилась с хмелем и вышедшими из-под контроля мышцами. Пришлось буквально насильно разлеплять веки пальцами, а затем несколько секунд соображать, где я и что происходит. Кстати, о причине, согласно которой чья-то наглая ладонь шарит по кружевам бюстгальтера, тоже не мешало задуматься.

— Знаю, — злобно рыкнул Леандр. — Я же не виноват в том, что у вас нет подходящего ножа, а еще лучше скальпеля. Прикажешь зубами выгрызать это?

— Если только осторожно, то вполне возможно, — пьяненько хихикнула я, шутливо борясь с хамскими поползновениями забраться под белье. Приятно, конечно, мистер Хочу-все-потрогать, но у меня есть парень, которого днем с огнем не сыскать. А все почему? Потому что он задница! Самая большая и самобл…самолюбчив…тьфу, самовлюбленная! Вот! — А ты знаешь, что он меня через десять лет бросит?

— Кто? — непонимающе уточнил Лео, перенося ладонь на живот, чтобы я не смогла до нее дотянуться и запретить ненужные, но такие расслабляющие ласки.

— Джей, — словно сам собой разумеющийся факт, проворчала я. — Уйдет, потому что так надо. И я останусь одна. Такая вся бездетная и никому ненужная. Слишком старая для вечно молодого вампира. А еще он недавно назвал меня глупой, болтливой девчонкой, представляешь? И никто не знает, как было больно! Совсем никто! Так обидно, потому что ни за что. Я все для него делаю, наизнанку выворачиваюсь, а он…Носится теперь со своим 'завтраком', чтоб она провалилась! По магазинам с ней ходит, на прошлой неделе попросил меня подобрать для нее одежду! Убила бы обоих!

Теперь настал черед алкогольных слез, которые иссякли сразу, как только ногу свело сначала судорогой, а затем и неимоверным по своей силе приступом боли. Я едва не откусила себе кончик языка, крепко сцепляя зубы, и, вполне вероятно, вывихнула бы парню кисть, окажись он простым смертным, когда впилась в нее со всей дури.

— Ты меня без ножа режешь, садист! — вмиг встряхнулась я, возвращая туманную ясность мышления. — Осторожнее же можно.

— Прости, конфетка, — нервно улыбнулся он и, помахивая залитым кровью тонким лезвием, добавил, — вот только нож у меня есть.

— Это-то меня и пугает, — попыталась я отшутиться, стараясь трезво взглянуть на все происходящее со стороны.

Я лежала на диване, попутно любуясь парящим на высоте в добрых четыре метра потолком, платье разодрано, плюс ко всему еще и задрано почти до ушей…Боже, основной инстинкт отдыхает! Анатомически нижнюю часть тела, которая сейчас покоилась на подлокотнике дивана, описывать и вовсе не стоит. Широко расставленные ноги, между которыми с удобством устроился Лео, склонивший голову так низко, что кончик его носа почти касался кожи на внутренней стороне бедра. И его горячее дыхание повсюду: щекочет волоски, греет заледеневшие участки и вызывает в моем теле определенную, пусть и абсолютно неправильную ответную реакцию.

— Не против, если я попробую зубами? — прервал парень мой пугающий своей осмысленностью процесс ориентации в пространстве. — Ни черта не выходит! Эта штуковина с какими-то зазубринами, я тяну, а острые края рвут бедренную артерию. Если я позволю этому случиться, ты попросту истечешь кровью за две минуты.

— Делай, что хочешь, — меланхолично махнула я рукой на благоразумие, жалостливо отворачиваясь к спинке дивана.

— Как скажешь, кошечка, — плотоядно усмехнулся Леандр, примеряясь губами к кровоточащей ране. На удивление, получилось не мерзко и отвратительно, а даже немного приятно, несмотря на жуткую боль, поедающую любые проявления светлых эмоций.

Я храбро боролась с накатившей чернотой вплоть до того момента, пока он не подобрался зубами к металлической пластине, а после едва не лишилась сознания. 'Убейте меня! Лучше просто убейте!', - отчаянно взмолилась я, решив попусту не растрачивать утекающие, как песок сквозь пальцы, силы на болтовню. А вампир меж тем рассуждал иначе.

— Ясно теперь, почему он называет тебя сладкой, — заливисто расхохотался он, причмокивая скопившуюся в уголках губ кровь. — Ты и впрямь на вкус необыкновенная.

— Меньше говори, — попыталась подать я правильный пример, слепо отыскивая в воздухе любой мало-мальски твердый предмет, который бы могла сжать со всем усердием. — Времени у нас мало.

И это было истинной правдой. Чем бы там не надумал отравить меня Северин, его план удался на славу. Я уже давно не чувствовала ступней, а минуты через две перестала ощущать и пальцы на руках. Жаль, боль в ноге не желала утихать столь же рьяно, как леденели окончания рецепторов.

— Все для тебя, лапуся, — примирительно заворковал вампир, стараясь кончиком языка затушить жжение по краям раны. — Расслабь мышцы, чтобы успокоить боль. Боже, храни недотрог! Какая же ты мягкая, теплая…

— Лео, — на подступи к безудержным рыданиям завопила я, — замолчи, а!

Хоть перед смертью послушаю тишину, я ведь всегда любила одиночество. До той поры, пока в моей жизни не появился Джей. Мой любимый, дорогой и милый вампир! Боюсь, я не успею сказать тебе этого лично, уж чересчур паршиво себя чувствую, но хочу чтобы ты знал, что всегда, я всегда буду любить только тебя! Каждый день и час, покуда жива моя душа! И пусть сейчас тебя нет рядом, это неважно, огромный кусочек моего трепетно колотящегося сердца все равно с тобой, изо всех сил жмется к тебе, требуя внимания, теплоты и ласки. Совсем как я, когда мы вместе!

— А если Рейчел или Джей увидят нас, — вдруг решила поразмышлять я вслух, испуганно округляя глаза от посетившей голову догадки. — Ой, Лео, поторопись, пожалуйста!

— Успокойся, — зарубил он на корню любые мои попытки подняться. — Кому какое до нас дело? Полежи еще немного, я обо всем позабочусь.

Последняя его реплика меня несколько взбодрила и даже вызвала усталую улыбку, однако следующий виток ни с чем не сравнимой муки полностью выбил из колеи. Я бы закричала, но отсутствие физических сил лишило меня столь красочной возможности излить душу своему истязателю, поэтому пришлось схватиться рукой за спинку дивана и чуть приподнять спину, в надежде стряхнуть с ноги зверские зубы. Что же ты делаешь, а?

— Потерпи, зайка, потерпи, — на миг оторвался парень от яростного процесса смертоубийства несчастной Астрид, доверившей свою бесценную жизнь в лапы отъявленного негодяя. — Я заканчиваю. Скоро.

Столь выразительная неопределенность разорвала мое хворое сердце на миллион неаккуратных кусочков. Я не могла больше выносить эти бесчеловечные страдания! 'Пусть все закончится', - мысленно заламывала я руки, скуля о пощаде. 'Я хочу умереть. Лео, пожалуйста! Быстро и эффективно, ладно? Просто убей'.

Однако поддержка пришла с другой стороны. Смаргивая удушающие слезы, я с удивлением узрела стоящий у дивана черный силуэт и после недолгого узнавания различила столь нежно любимые черты лица Майнера. Господи, дорогой мой, как же я устала ждать тебя!

Пытаясь приподнять руки вверх, дабы обнять размеренно подходящего ближе мужчину, я быстро смирилась с неудачей, молниеносно состряпала в уме осчастливленную улыбку, чтобы только не испугать своим состоянием Джея, и тут воочию столкнулась, правильнее даже сказать, схлестнулась с ним взглядами. Ненависть, злоба, вражда, отвращение, неприязнь, брезгливость, омерзение, гнев, ярость, желчность, ожесточение. Все это я скорее почувствовала, нежели увидела в помертвевших глазах.

— Ах ты ж сука, — поспешно уводя взор в сторону, мелодично пропел он, в то время как голос звучал будто издалека и казался абсолютно неродным, чуждым, загрубелым, очерствевшим.

Я не успела и пикнуть, не говоря уж об обстоятельных разъяснениях, как в занесенной над головой руке блеснуло острие ножа, готовое вонзиться в податливо теплую плоть в любой момент. И мир словно рухнул на меня во второй раз за день, когда подметивший первые признаки отчаянных неприятностей Лео оторвался от своего благородного занятия и, играючись, заехал моему парню кулаком по лицу, отправив последнего в затяжной нокаут.

— Да что ты творишь?! — искренне возмутилась я, порываясь подняться с дивана, дабы припасть всем телом к распростертой на ковре фигуре. — Он же ничего не понял!

— Понял! Он очень даже хорошо все понял, — живо остудил мой пыл вампир, ощутимым хлопком по груди возвращая мою спину в горизонтальное положение. — И если ты не заметила, пытался порешить нас обоих с помощью вот этого, — Леандр с неприязнью отпихнул ногой некий предмет, шумно врезавшийся в ножку ближайшей тумбы. — А теперь лежи и не дергайся, скоро этот недоделанный Рэмбо очнется и устроит всем ту еще первую кровь! Зажми что-нибудь в зубах, легче будет, ладно?

Я послушно зажевала край подушки и приготовилась к худшему, тогда как обуявшее меня изнутри цунами невыносимых страданий меркло перед самыми извращенными пытками древности. В какую-то секунду мне вдруг стало казаться, будто все это время Лео занимался утомительной щекоткой, а сейчас по-настоящему вгрызся зубами в ногу на манер выдрессированного добермана и прилагает все усилия к тому, чтобы отнести добычу к себе в будку. Уж как остервенело он рвал мою кожу, как отталкивался от подлокотника руками, как причмокивал губами…

— Черт! Дьявол! Сатана ненаглядный! Бес окаянный! Вытащил! — застрочил без продыху вампир, сплевывая на ладонь иезуитский подарок Северина. — Такое чувство, знаешь, будто…а-а, ладно! Ты как, воробышек? Трепещешь еще крылышками?

Он поднялся, зачем-то вытянул из брюк ремень, крепко затянул его на окончательно онемевшей ноге и взволнованно присел рядом с моей головой.

— Прости, что так долго, — бережно отлепил парень прилипшую к взмокшей щеке прядку волос. — Я боялся сделать хуже. Ты ведь нужна мне…нам, нужна нам живая. Можешь поспать немного, я перевяжу тебя и отнесу наверх. Габсбург придет в сознание, получит объяснения и переоденет тебя, а я приберу гостиную. Только, чур, обещай больше не срываться на мне, хорошо? Это я так культурно в друзья набиваюсь.

— Набивайся, — растрогано прошептала я, обессилено опуская веки. 'С этой минуты точно будешь принят', - хотела было добавить я, но язык отказался повиноваться. Через секунду отключился слух, и я застыла в блаженном отсутствии гравитации, радостно паря под потолком от небывалой легкости во всем теле.

К сожалению, достаточно долго это состояние продлиться не могло. Вялотекущий тонус мышц моментально пришел в действие, когда бдительный внутренний разум распознал едва уловимые попытки поднять меня на руки. Стараясь выказать взглядом предельную самостоятельность, я два раза предупредительно хлопнула вампира по бессовестным ладошкам и, всеми способами закрываясь от кромсающего нервные клетки скрежета в голове, одурманено присела на краешек дивана. Тряхнула спутанными волосами, восстанавливая мозговое кровообращение, и сделала над собой титаническое усилие, когда отважно оперлась ступнями о дрожащие половицы. Хотя, конечно, непослушанием страдали мои ноги, но суть происходящего от этого претерпевала микроскопические изменения.

— Джей? — вопросительно покосилась я на Лео. — Он еще не приходил?

— Да-а, голуба, дела у тебя с памятью обстоят паршиво, — беспечно подметил он, держа на подхвате поразительно сильные руки, которые не позволили бы мне позорно обрушиться на пол. — Давай я отнесу тебя в кроватку, а после поговорим. Честно, ты паршиво смотришься, не спорь со взрослым дядей.

— Лучше помоги добраться своим ходом, — тихо пролепетала я, радостно наваливаясь всем телом на подставленное плечо. — Отличный, кстати, день рождения вышел. Никто не праздновал, а я меж тем успела напиться до отключки. Плохо, что вы не умеете стирать воспоминания, сегодня я бы многое отдала за…

Мы как раз обогнули спинку монструозного мебельного гиганта, направляясь к тяжкому испытанию под видом многоступенчатой лестницы, когда я чуть было не споткнулась о кожаные ботинки, вальяжно развалившееся посреди гостиной. Металлические носы, заклепки, цепочки и прочая исконно рокерская 'красотища' быстро освежили дневные события, добавляя мне понимания ситуации. Я перекинула взгляд выше, касаясь им отсутствующего лица с изломленной засохшей струйкой крови, огибающей щеку, и с воем бросилась обнимать Майнера. Аккуратно растирала дрожащими пальцами впалые щеки, наводила румянец на лишенные цвета губы и в страхе прижималась ухом к якобы неподвижной груди. Чертов остолоп, кретин, маньяк! Ну неужели трудно держать мерзкие кулаки при себе?!

— Астрид, глупая, отойди, — выдерживая размеренно спокойные интонации, вещал парень. — Дай мне самому во всем разобраться. Не дури! И подменись с колен, начнешь напрягать ногу, только навредишь себе…

Я лишь отмахнулась от назойливого жужжания. Советы раздавать все мастера, а передо мной вообще-то лежит бесчувственное тело любимого мужчины! И плевать я хотела на последствия! Ну же, миленький, открой глаза, утешь надсадно бьющееся в горле сердце!

Вняв моим бестолковым мольбам, Джей трижды сожмурил посиневшие веки, забавно подвигал носом, очевидно, и принявшим на себя удар недоделанного боксера, и неистово сжал мое запястье.

— Убери. От. Меня. Руки, — с животной ненавистью отфильтровал он каждое слово, резко садясь.

— Астрид, уйди, — в точности скопировал Лео его голос. Мое непослушание послужило толчком к более доходчивому приказу. — Рысью наверх!

— Джей, ты же неправильно все понял, — невозмутимо улыбнулась я, погладив методично сгибающиеся и разгибающиеся пальцы. — Мы с Лео не…

— Ах, вы с Лео не! — пригвоздил он меня взглядом к полу. Я позабыла о том, как дышать, когда мужчина неожиданно впился ногтями мне в шею, притянул ближе к себе и бешено замахнулся второй рукой, намереваясь отвесить звонкую оплеуху.

— Да ты рехнулся? — потерял присутствие духа Леандр, перехватывая в воздухе занесенную кисть. — Только тронь ее!

— И не посмею, — холодно согласился Джей, с высоты своего величия отталкивая меня от себя. — Теперь это твоя прерогатива, трогать ее. Только помни об осторожности, шлюхи обычно заразны. Всем до свидания, грязным дешевкам вежливое прощайте. А это тебе, Лео, на память.

Четко озвучивая каждое слово, Верджил с достоинством выпрямился, омерзительно ухмыльнулся мне, брезгливо оттряхнул колени джинсов и в мгновение ока приблизился к другу. Окончание последней фразы отчего-то заставило согнуться мальчишку пополам, что не вызвало в моей душе даже ничтожной капли недоумения. Я по-прежнему сидела на паласе, в сотый раз переваривая услышанное, на все лады повторяла про себя 'шлюха' и 'дешевка', коими наградил меня мужчина, и жалела о том, что не умерла двадцать минут назад. 'Между нами ничто не изменится, в любом случае', - эхом отдавался в голове некогда столь родной голос, обладатель которого только что впервые в жизни поднял на меня руку. И лучше бы ударил! Тогда бы я сумела взрастить в себе ненависть к этой гордо шагающей к входной двери абсолютно прямой спине. Но он не дал мне столь завидной поблажки, оставив гореть заживо на инфернальном костре.

— Ну зачем ты к нему полезла? — хрипло вопрошал подползший ближе д`Авалос, медленно вытаскивающий из живота пластмассовую рукоятку отвертки. — Не боись, это не больно, хотя и обидно. Вот верно болтают люди, бабы — дуры!

 

Глава 25. Пожиная плоды

POV Джей

Вылетая из дома Астрид со скоростью набирающей импульс пули, я истово верил в то, что никогда более сюда не вернусь. Не захочу оттаскать за волосы эту ничтожную, лживую и насквозь пропитанную грязью дешевку, хоть сей поступок вряд ли принадлежит к разряду мужских. Не обернусь, горя изнутри желанием испепелить взглядом доверительные и такие наивные глаза, не брошу через плечо очередное оскорбление из когорты непечатных, а просто выметусь вон. Потому что каждый следующий мой поступок будет выглядеть чудовищнее предыдущего. Я чуть было не ударил девушку! Какое бесчинство! Меж тем, я уверен, что почувствовал бы облегчение. Она обязана пройти через ту боль, что испытал я. Иначе вся моя жизнь, основанная в первую очередь на мести, не более чем складно обрисованный фарс.

Куда податься? Где скрыться от самого себя? Я знал лишь одно место, способное в ничтожной степени восстановить душевное равновесие. Клуб. Алкоголь. И девицы в невероятном количестве. Сегодня Майнер вновь обрел свободу, грех не отпраздновать столь знаменательное событие.

На бегу выискивая в карманах ключи от Кадиллака, я наткнулся на плоский пластиковый прямоугольник, быстро поднес его к глазам, с трудом сконцентрировал рассредоточение по обрывкам воспоминаний внимание и дико заржал, узнавая в предмете подарок для мисс Уоррен. Брелок от Скайлайна. Так и быть, напоследок блесну галантностью, отправлю ей автомобиль на эвакуаторе. Мне он все равно не пригодится, а оставленный в гараже Ниссан станет ненужным, безжалостным и мерзким по своей природе напоминанием, что когда-то я имел глупость наступить на те же грабли, что и шестьдесят лет назад.

На входе в развлекательный центр я на максимум выкрутил рычажки бесчеловечности, собираясь дать волю целому букету нижайших желаний, поэтому сразу же закрыл парадные двери на замок, вывесив табличку 'Закрыто'. Распустил охрану, выволок за шиворот чертовых менеджеров, бухгалтеров, уборщиц и прочих бестолочей, оставив с десяток танцовщиц, миловидную барменшу и раздражающе прилипчивую секретаршу. Недолго думая, выстроил обаяшек по росту на главной сцене, уселся за центральный столик в самом первом ряду и придирчиво отобрал кандидатку на снятие основного стресса. Конечно, ты, моя ненаглядная Шерил! Испуганные до обморочного состояния девицы сочувственным взглядом проводили еле переставляющую ноги коллегу и, судя по звукам, бросились наутек. Впрочем, плевать. Убивать я все равно никого не планировал, а вот поиграть в кошки-мышки хотелось. У стойки бара я подтянул что-то бессвязно лопочущую дамочку ближе к себе, забрал с верхней полки две запылившиеся бутылки рома, отпугивающие клиентов астрономической ценой, и, скрутив пробку у одной из них, от души приложился губами к спиртному.

— Будешь? — обходительно поинтересовался я у молодой женщины, отрицательно мотнувшей головой в знак протеста. — Тогда просто молчи.

— Джей, отпустите меня, пожалуйста, — вероятно, не расслышала моего последнего замечания барышня. — Хотите, я кофе сделаю, выпьете, успокоитесь…

— Захлопни рот! — взбешенно крикнул я, поднимаясь по лестнице и силком утягивая вслед за собой запинающуюся на каждом шагу особу. — Это все, чего я хочу.

Очевидно, иногда я умею говорить доступным языком, потому что следующие два пролета и двадцатиметровый коридор мы прошли в уютной тишине. Свой выбор я остановил на голубой комнате, потакая дурацкому порыву поскорее вытеснить из души любое упоминание об Астрид.

— Располагайся, — коварно повел я бровями, пропуская вперед примерзшую к порогу секретаршу. Пришлось для расторопности подтолкнуть ее в спину ладонью, а после облегченно прислониться лбом к надежно запертой на ключ двери. Как обернуться без риска воочию углядеть образ расхаживающей вдоль стен малышки, медленно зажигающей свечи, мерцающий огонек которых преображал помещение до неузнаваемости? Не ощутить запаха ее волос, не столкнуться с фантомом витающего в воздухе девичьего смеха, не наткнуться глазами на сиротливо лежащую на полу длинную белую рубашку с черным лаковым поясом. Как же она была в тот день хороша!

— Раздевайся, — потусторонним голосом велел я, оживленно отыскивая на стене выключатель. Сейчас-сейчас, все придет в норму. Что значит любовь, тем более столь грязная, для вампира вроде меня? Ни-че-го. Пустой набор звуков, обман зрения, красочная иллюзия из надуманных чувств. Я умею быть другим.

— Джей, пожалуйста, — оголила мои нервы до предела тщедушная попытка взять на жалость. — Не делайте этого, я прошу вас.

— Я велел раздеться, — плавно повернулся я на сто восемьдесят градусов, натягивая на лицо хладнокровную маску абсолютной эмоциональной непроницаемости, — а не открывать рот. Долго еще ждать?

Шерил втиснулась в дальний угол комнаты и испуганно съехала по стене вниз, по возможности как можно туже прижимая колени к груди. О, ну прямо эталон скромности! А ведь еще пару месяцев назад кто-то усиленно тряс перед боссом природными прелестями, что же изменилось с тех пор?

— Сладкая, не заставляй меня идти на крайние меры, — ласково зажурчал я, проникновенно обращаясь к тихо всхлипывающей дамочке. — Ты же не хочешь, чтобы было больно?

Девица затравлено сверилась с моими лучащимися помноженной натрое угрозой глазами и после недолгих раздумий выпрямилась, чтобы через секунду отвернуться и увлеченно приступить к безвкусному процессу обнажения. 'Да и черт с ней!' — благоразумно принял я решение, заваливаясь на кровать с бутылкой великолепного рома. Секс, как таковой, мне был нужен постольку — поскольку, поэтому за пыхтящей, шмыгающей и униженно сопящей женщиной я не наблюдал, целенаправленно наливаясь спиртным.

Жаль, у вампиров все естественные алгоритмы заторможены проклятущим анабиозом. Осушенная початая бутылка не оказала на меня ровным счетом никакого действия, разве что надоедливый внутренний голос захлебнулся собственной обидой и отбыл на покой.

— И долго ты там стоять собираешься? — со смехом уточнил я, с тоской обнаружив завершение сеанса стриптиза, который умудрился проморгать.

— Можно мне уйти? — прошептала девушка, испытывающая мое терпение на прочность.

— Нет, нельзя, — вполне ожидаемо ответил я, резко хлопая ладонью по одеялу неподалеку от себя. — Рабочий день еще не закончился. Брось, Шерил, я же не есть тебя буду.

И то была чистейшая правда. Демонстрировать свои кровопролитные замашки я вовсе не помышлял, как и применять в ход излюбленную привычку по части плетей с цепями. Хотелось просто побыть с кем-то, ощутить чье-то тепло, только бы не прозябать в этой ненавистной тишине, прокручивающей перед глазами исконно въевшиеся в память минуты безбрежного счастья с Астрид.

Словно отыскав в моих словах успокаивающую крупицу истины, девица смущенно повернулась, крадучись, приблизилась к постели и осторожно присела на самый краешек. Организм мгновенно отреагировал на притягательный запах, истончаемый молочно-белой кожей, и руки сами потянулись к натянутой, словно тетива лука, спине. С объектом релаксации на сей раз мне несказанно повезло. Чуть полноватая, но оттого кажущаяся еще более стройной фигура, подтянутая грудь размера третьего, не меньше, идеально изломленная линия талии и бедер, крепкие ноги, матово переливающиеся в тусклом освещении волосы и красивое, по-настоящему женственное лицо с выразительным глазами, тонким прямым носом и сладострастным ртом. Дорогое белье, изящные украшения и едва уловимый аромат качественного парфюма. Видимо, хорошее жалованье я плачу отнюдь не напрасно.

Минуты две я потратил на борьбу с животным страхом, на смену которому явилось разрушительное по силе воздействия возбуждение. И хоть женщина не вызывала во мне отвращения, заглушить трубно воющую пустоту внутри ей не удалось. Все чудилось мне пресным, сухим и унылым. Не хватило какой-то страсти, огня, этой угнетающей дыхание нежности, что всякий раз возникала рядом с Астрид. Банальное состязание на спортивную выносливость, да и только.

— У тебя что-то случилось? — блаженно мурлыкнула Шерил, без устали елозя губами по моей груди. Интересно, когда мы успели пересечь черту панибратства, дорогуша?

— Все отлично, — бесстрастно проинформировал я, отчаянно жмуря щиплющие в уголках век глаза. — Грандиозно и здорово.

— Я же вижу, — упрямо настаивала на своем прилипчивая девица. — На тебе лица нет.

— Потерялось при переезде, — схамил я в надежде вызывать обиду, но добился обратного эффекта. Пришлось дать несколько важных пояснений сугубо ругательного характера, которые вдруг перестали действовать. И почему женщины воспринимают секс так буквально? Я всего лишь попытался избавиться от скулящего о предательстве типа, расположившегося посреди мертвого сердца, ничего более. Мне не нужны слушатели, советчики или друзья по несчастью. А уж тем более такие болтливые!

Благо, от необходимости выливать ушат суровой жизненной истины на голову удовлетворенной по всем параметрам особы меня избавил настороженный стук в дверь, через секунду переваливший за отметку дичайшей барабанной дроби.

— Да иду! — раздраженно прикрикнул я, на ходу влезая в джинсы и вынимая из кармана ранее припрятанный ключ.

Думается, открывать мне вовсе не следовало, ведь на пороге стоял достопочтенный Лео. Чудом удержавшись от того, чтобы не заехать ублюдку по морде, я со всей дури хлопнул дверью, заметил вставленную в проем ногу и от души приложился к деревяшке ступней, надеясь тем самым сломать мерзавцу конечность.

— Достал ты меня уже, псих! — похвально завизжал вампир на ультразвуке, меж тем не сдавая позиции и с легкостью прорываясь в пределы комнаты посредством чудовищной физической силы. Стоило ему бросить беглый взгляд на кровать, как застывшая на лице маска гневливости и концентрированной ярости живо сменилась чистой воды изумлением. — Привет, крошка! Не оставишь нас наедине на пару космических лет?

Девушка захлопала аккуратно подкрученными ресницами и попыталась отыскать во мне защитника или кого-то еще и, воочию убедившись в непоколебимом безразличии, похватала свои вещи с пола, дабы через мгновение вынестись из номера с приличествующей ситуации прытью. Кажется, меня ожидает иск за домогательства! Чертовски приятная страна, эта Америка!

— Молодец, Габсбург! Ничуть не растерялся! — принялась осыпать меня упреками эта пресмыкающаяся тварь. — Только как теперь станешь смотреть в глаза Астрид, а?

— Идите вы с ней на х…! — радостно использовал я сидящий в груди шип, шумно заваливаясь на мятые простыни. Где мой чуткий сорокаградусный товарищ?

— Мы-то пойдем, — миролюбиво согласился со мной сукин сын. — Только для начала послушай, как все обстояло на самом деле. Вздумаешь перебить, я тебя, быдло последнее, свяжу, как следует взгрею и продолжу рассказ, въехал?

— Любопытно узнать, что за сказочку вы сочили за столь короткий срок, — лениво протянул я, до половины выхлебав содержимое второй бутылки. — Валяй, времени у меня навалом.

Змееныш удовлетворенно хмыкнул, опираясь локтем о резную спинку кровати, и выудил из тренировочной куртки с логотипом Найк два продолговатых предмета. Мой нож и невесть как очутившуюся в нагрудном кармане куртки отвертку, которую я в угоду вселенской злобе перед уходом из поместья всадил в живот бесовского отродья. А следом кинул мне в руки третью вещь. Странная металлическая пластина размером со спичечный коробок с восьмью вогнутыми ножками разной длины. Часть из них достигала двух сантиметров, оставшиеся представлялись на пять единиц продолжительнее. У каждой из них на конце имелся стреловидный наконечник пугающей остроты.

— Что это? — насмешливо уточнил я, безразлично отбрасывая диковинную штукенцию в сторону.

— Подарок Северина, — немногословно пояснил упырь, очевидно, приберегая эмоциональные интонации для шокирующей новости, которая, по своему обыкновению, и гроша ломанного не будет стоить. — Для нас с тобой. Я вытащил это у нее из ноги.

— Чего? — моментально стряхнул я с себя пафосную спесь. — Откуда вытащил?

— Из ноги, — для особо одаренных типов вроде меня, парень продемонстрировал собственную конечность, наглядно похлопав себя в той части, где начинается восхождение бедренной артерии. — Мы не трахались, как ты тонко успел подметить суть ситуации, и даже не развлекались моим любимым способом. Я, охренный ты придурок, спасал жизнь твоей девчонке! И что получил вместо спасибо? Она теперь со мной не разговаривает, ты же отблагодарил отверткой. Так что сейчас поднимай свою сучью задницу и вали на парковку, пока она не перегрызла себе вены зубами. Не знаю, что ты будешь ей говорить, как унижаться и извиняться, но ты это сделаешь!

— Объясни толком, что случилось? — развил я бурную активность, мечась по комнате в поисках запропастившихся деталей гардероба. — Лео, дьявол, не молчи!

Я вспомнил предупреждение Северина касательно союзников и предателей, вновь увидел расплывающуюся перед глазами обезоруживающую улыбку Астрид, потонул в нахлынувшем звуке ее голоса: 'Джей, все совсем не так, как ты подумал'. А если и впрямь не так? Господь всемилостивый, что же я натворил!

— Вижу, мозг встал на место, — одобрительно прокомментировал парень мое испуганное выражение лица. — Теперь бы научиться им пользоваться по назначению. Ладно, герцог, присядь на минутку, отдышись. Она все равно тебя не простит, во всяком случае, сегодня. Это был ее день рождения, а ты мало того, что повел себя, как свинья, обозвал ее шлюхой и грязной дешевкой, кстати, сукой, по-моему, тоже, так еще умудрился переспать с секретаршей. Не комильфо, Верджил, уж прости за прямоту. Я-то ничего не скажу, а вот смолчит ли твоя обоже?

— Да-да-да, — словно болванчик, кивал я головой, соглашаясь с доводами совести, взявшейся вдруг вещать посредством бескостного языка приятеля. — Что произошло?!

— Начинаю от печки, так сказать, — на сей раз осчастливил вниманием он мой вопрос, принимаясь описывать злоключения моей девочки, которая теперь, собственно, вряд ли таковой являлась. — Я торчал с Рейчел в том кафе, выбранном для празднования, в качестве мальчика на побегушках, когда около полудня позвонила Астрид. По голосу стало ясно, что приключилась полная задница, как мне тогда показалось, с тобой. Уж слишком агрессивно она вопила в трубку. Короче, приехал я в поместье очень быстро. Входная дверь настежь открыта, в прихожей явно разыгрывалась отнюдь не страстная сценка, а сама хозяйка дома валялась на полу в кухне в бессознательном состоянии. Платье разодрано, мордочка заплаканная. Жуткое зрелище, которое стало еще хуже, когда я попытался ее бегло осмотреть. Ты уж прости за вольность, но пришлось оглядеть не только ножки. Кровью от нее несло за километр. И, знаешь, что я увидел, точнее нащупал? Короче, без понятия, как это назвать. Ее не насиловали, но поиздевались на славу, — на этом живописном этапе, действенно обезображивающем мою и без того вспоротую хирургическими лезвиями душу постиг приступ внеочередной эпилепсии. Я смотрел на жестикуляцию Лео и понимал, что через минуту забьюсь в предсмертной агонии. А он меж тем свел воедино мизинец и большой палец, оставив растопыренными три прочих пальца и попытался материально показать мне суть животных измывательств над Астрид. — А затем воткнули в ногу это, — выделил его красноречивый взгляд бесхозно валяющуюся на простыне безделицу наподобие увеличенного варианта микросхемы. — По словам девчонки это был не вампир. Он через слово повторял один и тот же вопрос о том, нравится ли ей хороводиться с мертвяками, а после передал послание от Северина, назвав его Охотником. В общем, смысл был следующим. От презента в виде пластины нужно избавиться в течение двух часов, иначе белые тапки и тесный деревянный ящик. Кстати, вранье чистой воды, но мы обсудим это позже. Новый тур начнется в Хэллоуин, он выявит победителя. Все. Именно этот штопанный контрацептив порезал ей платье, а не я в порыве жгучего возбуждения. Теперь разберемся с брехней, для этого припомним содержание прошлого дацзыбао. В нем ведь шел намек на мое предательство, верно? Мол, я отберу твое самое ценное сокровище и так далее. Так вот, Верджил, можешь себя поздравлять. Ты заглотил наживку, а после нарвался на толстенный крючок. Вся эта херня с изменой была подстроена. Астрид не случайно превратили в лакомый для вампира кусочек. Полураздетая, сочащаяся кровью и потерявшая сознание от боли — я бы в жизни мимо такой душки не прошел. Ты, если я правильно понял, посеял телефон? Значит, связаться с тобой девчонка не могла. Очень разумно. Нас торопило время, поэтому ждать твоего приезда было нельзя. Северин пугал какими-то быстродействующими ядами, а я меж тем не обнаружил на пластине никаких следов растительных или животных экстрактов, окромя крови. Складываем все вместе и получаем виртуозно исполненный акт мести. Нас обоих филигранно поимели во все анатомические отверстия, хотя лавры первенства я, как истинный друг, все же уступаю тебе. Чем намерен оправдываться?

— Не знаю, — как на исповеди признался я, запоздало хватаясь руками за голову. Ну и наломал же я дров в таком количестве, от которого вовек не избавиться! Извинения? Разумеется, в любом ключе. Если понадобится, я вывернусь наизнанку, лишь бы достучаться до обиженного сердечка, пообещаю отрезать себе язык, обварю недостойные руки в кипятке за то, что посмел замахнуться. Может, встать на колени? О, только если в отсутствии свидетелей и на непродолжительный срок! Я, конечно, бескрайне люблю эту малышку, но дрянную гордость не выкинешь и уж тем более не заткнешь.

На скоростном ходу оформляя общий вид повинной речи, я выискивал обаятельное личико секретарши, заглядывал в множественные двери пустых кабинетов и попутно отмахивался от единообразного ворчания приятеля. Девице просто необходимо заткнуть рот, иначе о личном счастье с Астрид придется позабыть навсегда. Боюсь, измены она мне ни за что не простит. Наконец, впереди мелькнул и скрылся за поворотом бежевый лацкан приталенного пиджачка, уносящий прилипчивую секретаршу на задворки огромной кухни. Я прибавил шагу и через минуту ухватил локоть упорно не оборачивающейся на оклики дамочки.

— Ты кому-нибудь сказала? — напрямик спросил я, заставляя ее обернуться.

— Нет, — агрессивно прошипела одноразовая партнерша. — А должна, мистер Майнер?

— Вот и славно, — облегченно выдохнул я, приглаживая выбившиеся из ее безупречной укладки прядки волос. — Завтра с утра отнеси в бухгалтерию эту записку, — лихорадочно нацарапал я в блокноте пару строк, призванных спасти положение, и протянул девчонке. — И возьми недельный отпуск с сохранением содержания.

Задним числом припоминая поговорку 'Кто владеет информацией, тот владеет миром', я вытянул из особы клятвенное заверение о бескрайнем молчании, на всякий случай согласился с ее перлом о том, что следующий секс обойдется моему бумажнику со скидкой и поспешил к выходу. Вот бы и ситуация с малышкой разрешилась столь же благополучно! Понятно, что презренным металлом откупиться от сердечных обид не получится, а жаль. Сию науку я изучил вдоль и поперек, а вот извинения, притом искренние и очень проникновенные мне не под силу. Что ж, была не была! Свои ошибки нужно уметь признавать.

Лео благоразумно испарился в неизвестном направлении, поэтому к припаркованному в стороне от общей вереницы машин джипу я шествовал в гордом одиночестве. За пару метров до цели тело разбил паралич, потому как взгляд выделил съежившуюся на переднем сиденье фигурку. Свернувшись тугим комочком вибрирующей боли, она полулежала на разложенном кресле, прилагая тщетные старания к тому, чтобы унять дрожь в хрупких плечиках. Подтянутые к груди коленки сжимали небольшой планшет для рисования с готовым наброском, постоянно лягающие зубы расправлялись с остатками сломанного карандаша, тусклые глаза буравили ничем непримечательную точку на дверце автомобиля. И все это по моей вине.

Мечтая в ту же секунду провалиться сквозь землю, я подошел к внедорожнику с пассажирской стороны, без заминки открыл дверь и замер в нерешительности, обнаружив пропажу вербальных навыков. Тишина напирала на меня сзади, безразличный взор потухших изумрудных очей подписывал смертный приговор, и страх ознакомиться с ним в ближайшем будущем сделал свое черное дело, я заговорил.

— Астрид, — вложив всю любовь и нежность в поистине восхитительное имя, я клещами тянул из себя каждый последующий звук, — прости меня, если сможешь. Я не нахожу оправданий своему поведению, своим словам, своей грубости. Но это больше не повторится, клянусь тебе! — я прервался в надежде уловить хоть какие-то изменения в неподвижной тени и столкнулся с абсолютным равнодушием. Маленькая, только не молчи! Я уже привык к скандалам, неровно дышу к крикам и ругательствам, обожаю пощечины, а потому бессилен перед апатией. Пришлось присесть на корточки, чтобы продемонстрировать пустынным и будто выжженным глазам вымученную и наклеенную улыбку. — Мне жаль, что так вышло. Жаль, что меня не было рядом в трудную минуту. Жаль, что я не удосужился выслушать твое объяснение. Я был слишком зол и раздавлен для этого. Ты все, что у меня осталось от прежней светлой жизни. Пожалуйста, не оставляй меня во мраке. Я прошу.

Ее реакция окончательно добила меня своей внезапностью. Такой холодный, подавленный и отрешенный взгляд вдруг объял мое болезненно бледное лицо океаном вековой боли, прорывающимся изнутри посредством обжигающе горячих слез. Я вытянул ладонь вперед, желая уберечь от их воздействия очаровательные щечки, но Астрид отодвинулась, решительно сжала миниатюрные кисти в кулачки, наспех справилась с истерикой и выкорчевала корни буйно взращенного деревца надежды.

— За что, Джей? — шепотом начала она свою отрепетированную речь. А таковой она, безусловно, являлась, иначе откуда взялись эти цинизм и подчеркнутая логичность в каждом слове? — Почему ты так со мной обошелся? Я ведь не сделала тебе ровным счетом ничего плохого. Не давала поводов для сомнений в преданности, а ты попросту вытер об меня ноги. Не дал и рта раскрыть, ни единой возможности объясниться! Ты хоть представляешь себе, каково это, услышать от любимого человека такие слова? Разве я виновата в том, что не обладаю должной физической силой, способной заставить тебя выслушать правду? Задумайся хоть на секунду, во что ты превратил мою жизнь! За те месяцы, что мы вместе, меня дважды пытались изнасиловать, бесчисленное число раз грозились убить, я увидела столько зла, о существовании которого и не подозревала. А сейчас, что? Чего ты от меня хочешь? Попытаться все забыть и жить дальше? Но как? Как прежде больше не подходит. Ты знаешь, что я тебя люблю и не умею подолгу злиться. И мне, правда, жаль признавать… — девушка замолчала, дабы подобрать максимально безобидный тон для оглашения смертного приговора. Я уже догадался об окончании ее эмоциональной тирады, однако не видел смысла в препираниях. — Мы не подходим друг другу, Верджил. Я не могу и дальше бороться за место под палящим солнцем, замучили ожоги. Я хочу расстаться.

— Ясно, — на удивление спокойно произнес я, делая два убийственных шага назад, отдавивших меня от собственного сердца на неисчерпаемо длительное расстояние. — Я уважаю твое решение, поэтому спорить не стану. Не держи на меня зла, пожалуйста, потому что я действительно тебя люблю. Пусть неправильно, эгоистично и слишком жестоко, но все же люблю. Прости, мне нужно найти Лео, — я больше не мог говорить и предпочел ретироваться прежде, чем еще ниже скачусь в ее глазах, в ту жертвенно серую пропасть, на дне которой расположено пристанище сброшенных свыше мужчин. Меня ведь и впрямь бросили, притом без предупреждения. Я оказался не готов к такому финалу и по пути к Кадиллаку привычно оплакивал свои потери скупыми, но от того не менее чувственными слезами. У меня нет больше Астрид, а мир меж тем не рухнул, как я того ожидал. Вместо этого сломалось что-то во мне самом, обвалилась плотина, сдерживающая поток эмоций. Они все до единой вылились наружу посредством безжалостной злости, ярости, неприятия и гнева, когда я колотился головой о руль, силясь вытряхнуть из нее свирепо рычащую истину: 'Все кончено'. Наш поезд попал в аварию и сошел с рельс.

Я не помню, как добрался до дома. Быть может полз до квартиры на коленях или мчался верхом на лихом коне желания скрыться от реальности. Теперь ведь ничто не имеет значения. Не разуваясь, я вслепую побрел к холодильнику, выгреб из него весь запас спиртного и с удобством устроился в спальне, предварительно переколотив, разломав, разбив и испортив всю имеющуюся мебель. Целым остался лишь ноутбук, на жестком диске которого хранилась заветная папка с фотографиями. Совместными фотографиями с Астрид. Наши поездки на природу, благоглупости в клубе, приправленные смехом блуждания по огромному участку поместья. Моменты счастья, коими я стану жить. Приятные…да что там! Дражайше восхитительные воспоминания о минутах, которые следовало не просто ценить, боготворить! А я разбрасывался ими направо и налево, верил в то, что являюсь ожившей девичьей мечтой, что завоевал сердце малышки на столетия вперед и сложившийся уклад вещей уже ничто не изменит. Я вправе унижать ее, могу позволить себе оскорбления и обиды в любом количестве, ведь то я! Несравненный герцог австрийский, потомок знатных королевских семей, единственный и непревзойденный в своем роде экземпляр! А по совместительству еще и распоследнее на этой маленькой зеленой планетке ничтожество.

Три дня я глушил боль алкоголем, воспринимая в штыки любые поползновения 'завтрака' напоить меня свежей кровью. Не хотелось ничего.

Вероятно, таким дичайшим способом, как добровольный отказ от существования, я хотел привлечь внимание Астрид, заставить ее смилостивиться над жалким вампиром и забрать назад свои слова о расставании. Да, это не по-мужски, это подло, расчетливо и попросту мерзко, но какая к черту разница? Я не смогу без нее.

А время меж тем шло, организм постепенно ослабевал, проспиртовывался и потихоньку отвыкал от двигательной активности, выработав новый безусловный рефлекс. Двумя пальцами скрутить крышку, обхватить стеклянную емкость посредине, попытаться по шершавости этикетки угадать содержимое и в три глотка осушить бутылку, а после наблюдать за кружением зеркального потолка и мысленно вычитать дни из короткого календаря, ознаменованного смертью еще одного Габсбурга. Интересно, пустят мою самовлюбленную задницу в рай хоть на часок? Не терпится увидеть маму, поцеловать сестренку, обнять отца. В аду-то будет, конечно, куда веселее. Там я смогу повыдергать космы Айрис, заставлю ее держать ответ за то, что вообще очутился в столь зловонном местечке, не исключено, что с применением пыток…

— И давно он такой? — послышался от порога взволнованный мужской голос, не поддающийся узнаванию.

— Пятый день пошел, — шепотом пояснила предательница Трейси. — Я пробовала отбирать у него бутылку, но тогда становилось еще хуже. Когда пьет он хотя бы спокойный, не кричит, не долбится кулаками в стену, не зовет Астрид. А что у них случилось? Полаялись, да?

— Не то слово, — многозначительно протянул густой баритон. — Я все это время любовался схожей картиной за вычетом тяги к пьянкам. Когда он ел в последний раз?

— Ну, я приносила ему блинчики в четверг, вона у стены валяются, — с воодушевлением принялась докладывать перебежчица в стан врага. Вот и относись к ним после этого с сочувствием! — А в пятницу делала омлет…

— Да нет же, — отмахнулся Лео от глупых отчетов. — Когда он пил кровь?

— Пять дней назад, — как на духу призналась девица. — Я уж как только не уговаривала, и так подходила, и эдак, а он огрызается. Когда пообещал убить, желание помогать отпало. Теперь я просто приношу ему с утра весь ассортимент винно-водочного отдела, а вечером уношу бутылки. Вы вылечите его, да?

— От слабоумия? — съязвил вампир. — Не думаю, но душеньку обещаю залатать в ближайшие сутки. Можно попросить тебя, кошечка, об одолжении? Принеси жгут, спирт и лезвия, а заодно задери рукавчик. Торжественно клянусь быть нежным.

Девчонка унеслась выполнять указания, а Леандр, хохотнув, встал у изголовья постели.

— Ты вообще слышишь еще хоть что-нибудь? — громко крикнул он, тормоша меня за плечо. Я открыл один глаз, узрел подле себя воплощение былых человеческих кошмаров в виде пронзительно сияющей ухмылки и с трудом перевернулся на бок. — Значит, слышишь, — сделал абсолютно неверный вывод сей врачеватель. — Не хочешь сказать мне спасибо? Я навел мосты с обиженной стороной, она ждет тебя через час на берегу реки, где вы гуляли в ночь знакомства. Не придешь, считай, похерил ее навсегда. Доступно изложил?

Я обязательно подскочил бы на ноги и опрометью помчался к двери, если бы смог пошевелить хоть одним мускулом. Но пятидневный отказ от пропитания сказался на мне самым отвратительным образом. Даже дышать с каждой минутой становилось все тяжелее, не говоря уж о других, более утомительных телодвижениях.

— Вижу, ты брызжешь слюной от радости, — самодовольно подметил парень. — Тогда слушай мой план действий. Сначала мы тебя поим, затем подвергаем глобальной головомойке. Извини уж, но несет от тебя, как от мусорного бака в канун дня Заполнения. Переодеваем и отвозим в место встречи. Следом у нас будет еще парочка дел, но для твоего ссохшегося мозга это уже перебор, поэтому обойдусь без подробностей. Ну, кто самый лучший друг на свете и приверженец влюбленных?

Изнывая от желания поскорее покончить со всеми формальностями, я, одурев от охватившего душу восторга пополам с искрометной благодарностью, глотал фееричную по своим вкусовым данным кровь, простаивал под раздражающими кожный покров струями сначала ледяной, а затем и горячей воды, по указанию приятеля четырежды почистил зубы, истратив два тюбика пасты с эвкалиптом, жевал отвратительно щиплющую язык жвачку и всячески соглашался с бредовыми идеями новоявленной 'мамочки'. Момент переодевания в тщательно выглаженную рубашку и свежие брюки я бы назвал историческим, потому что именно в ту секунду, когда мне довелось свериться со своим сияющим отражением в зеркале, вновь родился на свет мистер Джей Глен Майнер, не без участия балаболистой 'акушерки', разумеется.

Лео, кажется, лучился изнутри непередаваемой гордостью, когда торжественно вел меня к джипу, однако стоило очутиться с ним в замкнутом пространстве, как приподнятое расположение духа мгновенно сошло на нет от затронувшей болевые ощущения беседы.

— Раз уж ты такой идиот, Габсбург, что не понимаешь очевидных вещей, — приступил непосредственно к оскорблениям сей образчик морали, — я, как друг, заменю твой потерянный стыд. Скажи мне на милость, старичуля, ты и впрямь не всекаешь, какую редкую рыбку поймал в сети? Она ведь даже не золотая, это банально, а уникальная! Второй такой в мире нет, и никогда не будет. Знаешь, сколько я готов отдать за возможность встретить подобную девушку? Все! Если у Астрид родится сестра или отыщется двойник, я пойду ради нее в огонь и воду, перегрызу глотки каждому, кто попытается встать у меня на пути. Потому что оно того стоит. Она приняла тебя, твою сущность, твой характер, твое прошлое, твою манеру убивать людей. Ты не монстр в ее глазах, не чудовище, не падаль, а мужчина. И ничто в ее взгляде не выказывает отвращения. Ты окутан нежностью, любовью, заботой, которыми можешь воспользоваться при необходимости. И тебя не предадут, не обменяют на другого, потому что думает и мечтает она только о тебе. Остальные превратились для нее в пустой звук, неразличимую для глаза голограмму, набор мышечных рефлексов. Если ты не возьмешься за ум, Верджил, непременно ее потеряешь. Попомни, блин, мои слова, — зловеще пригрозил он, избегая моего придирчиво осмотрительного взгляда. И я, похоже, понял, в чем тут дело, но спросить напрямик не успел. Лео живо перевел тему в более животрепещущее русло. — Я вкратце опишу ее состояние, чтобы ты ненароком не наделал глупостей. Во-первых, у нее болит нога, об этом старайся не забывать. Во-вторых, в понедельник я возил ее к гинекологу. Хотелось удостовериться, что все в порядке, ну, там, инфекций нет и все такое. В общем, у нее нашли какие-то микротрещинки, ничего серьезного, но от интимной близости, тьфу, дебильный перл, рекомендовали воздержаться недельки две. И в-последних, она не разговаривает. Вообще ни звука не произносит, только смотрит, да так жутко, что меня начинает подташнивать. Утром мы общались с ней посредством сурдопереводчика: я спрашивал, Рейчел пыталась угадывать значение той или иной гримасы. Ржачно, конечно, со стороны, а вот на деле реально чесались руки кого-нибудь утопить. Она мне щенка спаниеля напоминает, такой взгляд несчастный, а сказать ничего не может, только по ночам скулит в подушку, да, запершись в ванной, ревет белугой. Сразу оправдаюсь, в комнату ее я почти не заходил. Рейчел многое рассказывала. Теперь обратимся к Охотнику и его делишкам. Есть у меня одна зацепка плюс еще и идейка, но пока выжмем факты, — вампир порылся рукой во внутреннем кармане куртки и вытащил вчетверо сложенный листок бумаги, протянув его мне. — Это морда того, кто вломился в дом к Астрид. Я попросил ее нарисовать, чтобы иметь хоть общее представление о гаде. Знаком с отморозком? Вот и славно, я возьму на себя честь вечерком вас друг другу представить. Кстати, поройся в бардачке, там где-то валялся телефон с рабочей сим-картой. А то до тебя теперь фиг дозвонишься.

Я машинально пихнул мобильный за пазуху, не отрывая мечущего громы и молнии взора от портрета смертника, посмевшего причинить боль малышке. Карандашный набросок вышел достаточно точным, если не сказать, фотографичным. Треугольное лицо с высоким покатым лбом и острым подбородком. Кустистые брови, нависшие над глубокими глазницами. Несколько удивленные круглые глаза с вытянутой по ширине радужкой, закрывающей белки. Прямой нос с тонкими крыльями и презрительно поджатые плоские губы. Собранные воедино не самые приятные черты складывались в наделенное шармом и одновременной брутальностью изображение, испорченное отсутствием волос. То ли девочка не сумела разглядеть прически, то ли поленилась ее нарисовать, то ли подлецу не повезло с наследственностью. В любом случае, мы, если верить заверениям приятеля, воочию ощупаем ему макушку сегодня же. И я буду предельно внимателен к деталям во время снятия скальпа.

— Лео, — решительно набрал я в грудь побольше воздуха, забывая о местонахождении ревности, — она тебе нравится?

— С чего ты взял? — густо рассмеялся парень, заслышав в моем голосе возмущенно сопящие нотки. — Я просто завидую тебе, вот и все. Ты не видишь своего счастья, а потому расшвыриваешься им в разные стороны. Мне по возрасту полагается ставить на путь истинный тех, кто сбился с курса.

И все-таки тревожный червячок треклятых сомнений надежно расположился на сердце, особенно с учетом досконального знания людской психологии. Я заметил, как дрогнули сжимающие руль пальцы и по мере ответа покрылись испариной. Чем вызвано такое волнение? Уж не ложью ли?! Я ведь помню его взгляд, пожирающий губы Астрид. Помню ужас, промелькнувший в его глазах, когда я замахнулся для непростительной пощечины. Скверный период я выбрал для свершения многократный глупостей. Что же помешало ему воспользоваться моей оплошностью? Дружба?! Не смешите, скорее вышеозвучанные причины. Безразличие девушки.

Маленький мой, любимый ангелочек, я все исправлю! Я изменюсь, только бы ты простила…

 

Глава 26. Семейные узы

POV Астрид

— Я хочу расстаться, — эти слова всколыхнули воздух и неподъемным камнем улеглись на сердце, края которого ранили изгрызенный хищными зубами орган. Он должен понимать, что иного выбора просто не осталось. Я вынуждена, приперта к стенке и загнана в угол его грубостью, незаурядной обидой на человечество и тем комком горечи, что обезвредил душу, лишив меня тем самым способности к сопротивлению. Сие послужит вам хорошим уроком, мистер Майнер! Я девушка, а не кукла, которой можно играться в приступе скуки и отшвыривать от себя по мере надобности. Мне тоже бывает больно, особенно когда на горизонте не наблюдается справедливости!

Разумеется, я вела себя непозволительно, намереваясь столь гнусным образом отомстить Джею за оскорбления. Пусть поймет, что потерял меня, одумается и к вечеру придет с повинной головой. А я прощу, впрочем, уже простила. Одной глупой особенности у Астрид Уоррен не отнять, она — неразумное дитя природы — абсолютно не умеет злиться. К чему же весь спектакль? Это крайность, кульминационный момент из числа тех, что выявляет несовершенство наших отношений. Изначальной ошибкой было мое снисхождение. Я все сносила, сквозь пальцы смотрела на его недостатки, пропускала мимо ушей перезвон встревоженных колокольчиков, и вот к чему пришла. К отсутствию уважения. Джей стал позволять себе отчаянные вольности, инцидент в гостиной ярое тому подтверждение. Я пыталась объясниться, а вместо этого нахлебалась грязи.

Но с сегодняшнего дня все будет иначе. Я так решила.

— Ясно, — безразлично бросил парень, выпрямляясь во весь рост. Я попробовала проследить глазами за выражением его лица и впала в еще более агрессивное состояние. Как можно быть таким двуличным, скажите на милость?! Порой я не успеваю отслеживать ту многослойную гамму эмоций, что скрывается за этим пасмурным взглядом, а иногда не вижу вообще ничего. Говорящая мимика, выразительность черт и прочий исконно Майнеровский репертуар уступают место космическому вакууму. Ему будто все равно. — Я уважаю твое решение, поэтому спорить не стану, — как ни в чем не бывало продолжил он, отрешенно пялясь на носы своих ботинок. — Не держи на меня зла, пожалуйста, потому что я действительно тебя люблю. Пусть неправильно, эгоистично и слишком жестоко, но все же люблю. Извини, мне нужно найти Лео, — с легкой улыбкой на губах пробурчал Джей, в долю секунды пересекая добрую половину парковки.

И это все? Я машинально приподнялась на сиденье для лучшей концентрации сознания, закрепила спинку, воспользовавшись небольшим рычажком, и отрешенно уставилась в боковое зеркало. Ему нужно найти Лео?! При чем тут этот недостойный тип, обладатель скверного чувства юмора? А как же я? Где просьбы переосмыслить решение, где уверения в стиле: 'Я изменюсь, малышка! Все наладится, ты только поверь мне'? В конце концов, где жаркая полемика? Это ведь не выход, расстаться. Мы же созданы друг для друга! Не хочу я никаких разлук!

Подгоняя себя вперед паническими мыслями о том, что Майнер воспринял все слишком буквально, я сбросила на пол планшет с законченным портретом дружка-мерзавца Северина, неуклюже выбралась из машины, по-прежнему заботясь о больной ноге, и стремглав понеслась по следам самовлюбленного вампира. Жаль, не прихватила из дома бейсбольную биту в качестве железного аргумента! Ну, ничего, справимся подручными средствами. Голыми руками вырву из его груди мертвое сердце из армированной стали и втопчу в асфальт! Чертов живодер, сколько ты еще собираешься надо мной издеваться?

Однако воинственный настрой утих в тот же миг, когда территорию стоянки на полной скорости покинул Кадиллак, унося своего достопочтенного хозяина на 'взлетную полосу'. Иначе к чему такая спешка?

'Секундочку, секундочку', - успокаивающе затвердила я, захлопывая неприлично разинутый рот. 'Все не так страшно. Он понял, что я пошутила, правда? Обиделся, наверное, но это не беда. Я извинюсь, и все забудется. Нам просто нужно поговорить, на сей раз без обвинений, упреков и резких суждений. И кого я взялась учить уму-разуму?'.

Судорожно останавливая пробивающийся к горлу поток унизительных слез, я поплелась обратно к джипу, улеглась на заднее сиденье и, глядя в потолок, принялась вспоминать содержание своего монолога. Какую помноженную на трое чушь я несла! Боже, неужто ты дернул меня за язык? Гнусная, бесхозная и нелогичная часть тела, которую следует немедленно ампутировать, притом без всякого наркоза! 'Мы не подходим друг другу' — какой бред, нелепица и околесица! Да мы идеальная пара!

— Габсбург капитулировал? — ловко запрыгнуло в салон воплощение жизнерадостности, а по совместительству еще и искусный раздражитель моих расшатанных нервов. — Не подскажешь, в каком направлении?

Между креслами проявилась всклоченная голова, ознаменованная убийственно отвратительной улыбкой. Все ведь из-за тебя, негодяй! И твоего создателя, будь он трижды прилюдно четвертован на площади! И Айрис, вертеться ей в гробу без остановки! Предала Верджила, а мне расплачиваться по чужим счетам!

— Нет, — злобно рыкнула я, пряча лицо в ладонях. — Я ничего не знаю и тебе совать нос в чужие дела не советую. Будь добр, отвези меня домой. Пожалуйста!

Я надеялась на собственную выдержку, но не справилась с тайфуном кружащихся внутри эмоций и разревелась перед богомерзким кровососом, попутно вываливая на него ушат студящих жилы страхов. Я боялась, что Джей поверил моим словам и своенравно махнул рукой на наши чувства, нашу любовь, наше будущее. Попросту расхотел возиться с истеричной девчонкой, которая акцентируется прежде всего на своих ощущениях и травмах. Конечно, я не заслужила произнесенных им ругательств, не желала мириться с недоверием и той несостоявшейся пощечиной. И все же…следовало учесть тот факт, что ревность затмила разум моего горделивого совершенства. Он не контролировал поступки, не взвешивал слова, зато попросил прощения, что немаловажно. Я знаю, с каким трудом даются ему подобные, в высшей степени, подвиги. Почему же я не смогла пойти навстречу? Мы обязаны уступать друг другу, временами перешагивая через себя.

— Хорош накручивать себя, — дотянулся Лео до моей щеки, пару раз потрепав ее для поднятия духа. — Габсбург отходчивый, переварит твои претензии и приползет обратно. Ему сейчас лучше перебесится вдали от посторонних, а то, знаешь, мы немного неуравновешенные. Отвезти тебя домой? Без проблем, детка. Ты нарисовала то, что я просил?

Я кивнула, указав взглядом на планшет, и постаралась проникнуться оптимизмом неунывающего стяжателя вечности. Только бы Майнер не натворил бед! Может, позвонить ему и уболтать встретиться? Я с огромной радостью откажусь от дурацких замашек о расставании.

К сожалению, немедленно приступить к действию мне не удалось. Я вспомнила, что телефон любимого угодил в отвратительные лапы сообщника Северина, и взвыла от приступа тотального невезения. Неужели придется ждать вечера? Или ночи, что еще хуже. Хотя Джей вряд ли пропустит уготованное Рейчел торжество в мою честь.

Ладно, остановимся на мысли о том, что перемирие откладывается. Настроение и без того паршивое, а мне еще предстоит щеголять наклеенной улыбкой перед гостями и изображать искренний восторг с весельем.

Очутившись дома, я первым делом заперла на все возможные засовы входную дверь, наказала не собирающемуся уезжать вампиру зорко следить за черным входом, и, опечалено вздыхая, поплелась в ванную. Не терпелось смыть с себя налипшую за день грязь, переодеться и на часик завалиться в кровать для восстановления сил. Памятуя о невоспитанности Лео, я закрылась в уборной изнутри, открутила краны на полную мощность, бросила на дно ароматизированный шарик и выжидательно устроилась в позе лотоса на полу, облокотившись спиной о дверь. Все-таки один из упреков в адрес любимого мужчины оказался истинным. Моя жизнь с его появлением изменилась до неузнаваемости. Сложности теперь возникают из ниоткуда. Я понимаю, за все в этом мире приходится платить, а за столь непоколебимое чувство и подавно, но не такую же цену!

Я приподняла руки, тщательно всмотрелась в заживающие рубцы на обоих запястьях, потерла исчезнувший след от укуса на шее, сняла носок, дабы полюбоваться на небольшой кусок пластыря на пятке, и медленно стянула с себя спортивные штаны. Новая отметина, скрывающаяся за путами бинтов, беспокоила не столько болью, сколько самим фактом своего существования. Мы встречаемся всего несколько месяцев, а я уже похожа на Франкенштейна. Что дальше? Смерть в возрасте двадцати лет? Обращение, которое могло гарантировать мне счастье, не омраченное сроком годности? Меж тем своей жизни без Джея я уже не представляла. Он показал мне любовь, на которую не способен обычный смертный, чем обрек на…Впрочем, неважно. Ясно лишь то, что другого мужчины у меня никогда не будет. Он не выдержит сравнения с моим самозабвенным нарциссом. Я ведь идеалистка по натуре!

Воплотив в жизнь мельчайшие детали матримониального плана отдыха, включающие в себя и горячую ванну, и непродолжительный сон в забаррикадированной от наглых поползновений спальне, я во второй раз за день взялась опустошать гардероб. Сейчас подбор наряда не имел особого значения, былое праздничное настроение растворилось в потоке беспросветной горечи, но я уделила толику внимания своему внешнему виду. Влезла в красивый брючный костюм светло-песочного оттенка, отыскала изящные туфельки на плоской подошве (каблуки с больной ногой отпадали за ненадобностью), подобрала легкую блузу, идеально сочетающуюся по цвету с нарядом, подкрасила губы и с горем пополам справилась с непослушными волосами, переведя весь запас мусса для укладки. Стрелки настенных часов к тому времени подобрались к цифре шесть, значит, до встречи гостей осталось около сорока минут. Где же Майнер?

На сей каверзный вопрос ответа не нашлось даже у вездесущего Лео, вальяжно развалившегося на диване в гостиной перед орущим телевизором.

— Наверное, сразу в кафе приедет, — не слишком уверенно подбодрил он меня, предлагая свои высококвалифицированные услуги водителя, с которыми я была вынуждена согласиться. — Да не грусти, котик! Все образуется. Лучше улыбнись!

Я выдавила из себя предложенную гримасу, но похвалы не удостоилась. Вампир нахмурился, разглядывая мои потускневшие глаза в течение секунды, отвернулся, выключил плазменную панель и непостижимым для среднестатистического зрения образом оказался рядом.

— Это твой день рождения, — словно невзначай напомнил парень, большим пальцем подтягивая обвисшие уголки моих губ. — Окажи любезность, наплюй на всех и наслаждайся вечером. А я помогу, если позволишь. Как друг.

Последняя фраза отчего-то прозвучала с опозданием, поэтому еще до ее возникновения я предпочла дистанцироваться от назойливой близости и прожорливости пылающих на бледном лице глаз. Утренние сомнения потихоньку набирали вес и обретали все признаки пугающей догадки. Неужели я ему нравлюсь? Или у кого-то врожденный инстинкт хапать лапами все, что принадлежит другому? Взыгравший дух былого соперничества?

Твердо пообещав себе блюсти суверенитет, я побрела к машине, по пути вглядываясь в петляющую между домами дорогу в надежде натолкнуться взглядом на лихо несущийся по трассе Кадиллак, и забралась в салон, где вознамерилась спрятаться от нахлынувших безжалостным водопадом расстроенных чувств.

Под развеселенькую болтовню неугомонного юноши мощный джип лавировал в потоке нервных автомобилистов, сродни мечущимся под моей черепной коробкой мыслям. Я гадала, победит ли любовь твердокаменное упрямство, и пришла к неутешительному выводу о том, что воскрешать испепеленные глупостью отношения придется самой. Джей излишне горд для этого и стратегически неприступен. Съездить к нему на квартиру сейчас или дождаться середины торжества, а потом ненадолго сбежать?

— Улыбаемся и машем, крошка, — привычно раздавал Леандр умные советы, обходительно открывая мне дверь и предлагая руку. — Тебя все заждались, так что не вызывай ненужных подозрений. Делай вид, что все здорово. Люди обожают обманываться.

Именно этим нехитрым наставлениям я и следовала на протяжении двух утомительных часов. Без конца улыбалась, благодарила за поздравления и в промежутках между репликами заливисто хохотала, обнажая скрытый доселе актерский талант. Никто не заметил фальши, что к расправе над закусками стало порядком раздражать. И они еще называются моими друзьями и родственниками! Я в буквальном смысле умирала у них на глазах, но никто и пальцем не подумал пошевелить, дабы избавить несчастную Астрид от мучений. Взгляда, застывшего на входной двери в ожидании триумфального появления Майнера, тоже никто не распознал. Хотя вопросы о его отсутствии периодически сотрясали воздух, особенно со стороны папы. Благо, Лео додумался озвучить любопытную отмазку и без устали описывал всем присутствующим возникшие в процессе затянувшихся переговоров с инвесторами трудности, которые требовали неотлучного участия акулы развлекательного бизнеса.

Я сидела во главе тесно уставленного разнообразными яствами стола, выставленного посреди огромного пустующего зала, и несколько недоумевала над тем, зачем Рейчел понадобилось снимать для столь скромного мероприятия целое кафе. Друзей собралось немного: Киви в компании нелюдимой второй половинки, Сара со своим парнем, капитаном школьной команды по волейболу, парочка довольно приятных в общении одноклассников, несравненная организаторша сего мракобесия Чейз, не спускающий с меня настороженного взора Лео и родители. Благо, в этот год обошлось без дальних родственников и выжившей из ума девяностолетней бабули. Просторное помещение, тонувшее в скудном освещении, украсили, на мой вкус, нелепо. Воздушные шары, мерцающими разноцветными огоньками гирлянды, многочисленные поздравительные надписи, флажки…Все казалось ярким, пестрым и аляповатым, тогда как разбитое вдребезги сердце рьяно требовало засилья черных тонов, кладбищенских крестов и погребальных саванов. Кстати, музыка была подобрана в угоду гостям, то бишь никакого готического рока. Че авторитетно заявила мне, что танцевать под 'это непотребство' получается у считанного числа выдрессированных поленьев.

Когда в зал внесли невероятных размеров торт, покоящийся на подносе в руках у двух официантов, и все запели пришибленную временем 'Happy Birthday', я вдруг поняла, каким несчастным существом являюсь по сути. Вокруг блещут улыбки, порхают от бокала к бокалу тосты, искрятся трогательными огнями восемнадцать свечей, а внутри меня сидит пустота, которую может заполонить только Джей. Я зажмурилась, прежде чем задуть свечи, и загадала желание. Хочу, чтобы все наладилось, чтобы любимый вновь был рядом, а все плохое забылось. Выдохнув весь имеющийся в груди запас воздуха, я открыла веки под гром складных аплодисментов и разочаровано опустилась на стул. Мгновенно в нашей суровой действительности не сбывается даже простенький каприз.

Все с удовольствием принялись за поедание десерта. Я тоже воткнула вилку в тщательно пропитанное сиропом бизе, но набивать желудок калориями не спешила. Маска злосчастной радости сползла с лица, на дальнейшие кривляния на публику не осталось сил. К моему огромному сожалению, этот досадный факт не ускользнул от внимания бдительного вампира. Первая скатившаяся по щеке слезинка, и вот передо мной появилась внутренняя сторона широкой ладони, излучающая томительное тепло.

— Позвольте пригласить вас на танец, мисс, — мягко прошептал Лео, чинно сгибаясь передо мной в старомодном поклоне.

Я отыскала взглядом подругу и, получив от нее подначивающую улыбку, опасливо вложила пальцы в монструозную руку, а затем поплелась вслед за парнем на середину танцпола. Музыкальным слухом я не обладала, балетным па в детстве не училась, посему изначально прониклась к благородному жесту вампира искренним сочувствием. Сейчас я отдавлю вам ноги, мистер д`Авалос, так что готовьтесь к худшему! Вероятно, одну из конечностей в итоге придется ампутировать.

Парень, не подозревая о надвигающемся бедствии, плавно развернулся ко мне лицом, придвинулся ближе, навел странно щекочущий нервы зрительный контакт и едва слышно уверил в том, что все хорошо. Или будет хорошо? Я почему-то не ощутила разницы, обливаясь струями ледяного пота всякий раз, когда он прикасался ко мне. Сначала положил руку на поясницу, затем подтянул мою себе на плечо, потом переплел пальцы на наших ладонях и увлеченно прижал их к своей груди. Медленно, неторопливо, будто наслаждаясь каждым движением, в то время как я с головы до пят покрывалась мурашками. От страха, потому что призрачные догадки дослужились до отметки правдивых восприятий. Я ему нравлюсь, несомненно.

— Я весь вечер ждал этой возможности, — приглушенно заговорил он, ловко владея не только своим телом, но и моим поразительно отзывчивым. — Не терпится спросить, как ты отделала того мерзавца? Пинала ногами? Молотила скалкой?

Я не сразу ухватила суть вопроса, но, заслышав хохочущие интонации, спешно расслабилась и просветила вампира по части абсолютного бездействия. Странная штука получается. Значит, со знакомыми маньяками я сражаюсь аки разъяренная тигрица, бросаюсь стульями и размахиваю ножами, а с только встреченными негодяями бываю на удивление милой и снисходительной. Необходимо искоренить этот дефект в будущем.

В тихих насмешках над собственной несуразностью пролетели следующие два танца. Я машинально переставляла ватные ноги, удивляясь опытности партнера, и все ближе подпускала к сердцу очерствелую грусть. Рядом не Джей, что неизменно огорчало. В Лео нет ничего схожего: иной запах, полярная манера одеваться, другой ритм дыхания, чуждый голос, столь разительно отличающийся от одурманивающей мелодичности, даже рост не совпадал. Мальчишка был немногим выше меня, тогда как Майнеру моя макушка приходилась аккурат в районе подбородка, да и то с учетом вытянутых носочков. И улыбка не такая. Менее наглая и самодовольная, зато чуть более открытая и обаятельная.

— Опять раскисла, — ворвались в сопоставительный анализ низко шипящие интонации. — Что на сей раз, май дарлинг? Тоска с печалью почки гложет? Отправь ты свои мысли на покой, дай себе передышку. Как насчет прогулки по свежему воздуху в компании ненавязчивого кровососа? Заметь, со мной не нужно прикидываться, будто все зашибенно, хотя призрачный намек на улыбку все же приветствуется. Согласна?

— А ты обещаешь говорить примерно раз в двадцать меньше? — помимо воли озвучила я неуместное одобрение, осторожно поднимая взгляд вверх. И только встретившись глазами с двумя светящимися в полумраке угольками, поняла, насколько сильно нам обоим не терпится скрыться от пристального внимания 'наблюдателей'. Увлекшись своими проблемами, я умудрилась позабыть о том, что Лео по идее считается опасным преступником, в неживом состоянии покинувшим здание морга. Его фото побывало во всех газетах и лишь неделю назад исчезло с экранов телевизоров. Ясно теперь, почему он уселся в дальнем и самом темном углу стола и за весь вечер произнес немногим больше двух слов. Я пряталась за маской всеобъемлющей радости, скрывающей истинные чувства, вампир притворялся невидимкой, и обоим пришлось туго. На его лице красуется та же печать неизгладимой усталости, что и у меня. — Если Рейчел не против, конечно.

— Уно моменто, пурфавор*, - по-звериному осклабился кривляка, жадно прижимая мою ладонь к горячим губам для мимолетного поцелуя, а после без промедления скрылся из виду, очевидно, отправившись на поиски подруги.

Я попробовала дать себе отчет в творимых действиях по пути к столу, но претерпела жесточайшее поражение. В последнее время вокруг столько путаницы. Трещащие по швам отношения с Джеем, страдающая дружба с Чейз, которой я не говорю и слова правды, недомолвки с родителями, свалившийся как снег на голову Лео. Никак не выходит разобраться с симпатиями и антипатиями. Вроде он мне нравится (как друг, разумеется) и в тот же миг возникают сомнения. Парнишка явно чего-то недоговаривает и вообще порой ведет себя подозрительно. Взять, к примеру, наше послеобеденное приключение. Вампир спас мне жизнь, безусловно, но излишне по-своему, что настораживало с первых секунд. Кажется, необходимы радикальные меры. Я должна дать понять, что завистливым стервятникам ничего не светит. Ни сейчас, когда Майнер целенаправленно возводит бетонные стены неприступности между нами, ни в будущем.

К сожалению, бывшая одноклассница не усмотрела в предстоящем совместном променаде под звездным небом ничего предосудительного, посему через пять минут, распрощавшись с вошедшими в раж празднования гостями, я уже сидела в джипе и вовсю наслаждалась агрессивными потоками

___________________

*Uno momento, purfavor! — одну минутку, пожалуйста! (испорч. испан.).

ветра, бьющими в лицо через приспущенное окно. Мы мчались по опустевшей трассе с невероятной для моей ускользающей в пятки души скоростью в сто двадцать километров в час, внимали блаженной тишине и реву форсированного двигателя, и мне впервые за день удалось по-настоящему расслабиться.

Черта города осталась позади, впереди простирались завораживающие сельские пейзажи. Распаханные поля с убранным урожаем, колоритные лесные массивы, пугающие своей отчужденностью развилки с грунтовыми дорогами. Все это на фоне увядшего горизонта с одиноко подсвеченной луной в форме блестящей золотой монетки. Очень живописно!

— Астрид, я сдаюсь! — почти униженно приподнял водитель руки над рулем, искоса посматривая в мою сторону. — Мне тебя в жизни не перемолчать. Будь любезна, нацарапай пару строк на бумаге. Информационный вакуум доводит меня до самоубийства.

— Не знала, что для тебя это такое испытание, — не таясь, рассмеялась я. — Так уж и быть, расскажи мне что-нибудь о себе. По возможности не пошлое, если можно.

— О себе? — изумленно вскинул он брови, перестраиваясь в левый ряд и уходя в неприметный среди раскидистых хвойных деревьев поворот. — А о чем?

— Например, о превращении, — якобы безразлично попросила я, окольными путями подбираясь к своей истинной цели. — Как вообще становятся вампирами?

— Под монастырь меня решила подвести, значит, — заметно расстроился Лео, хмуро стирая с губ зарождающуюся улыбку. — Небось Габсбург послал тебя куда подальше, так?

Я пристыжено кивнула и задумчиво отвернулась к окну, когда мой спутник без светских отхождений, по-деловому приоткрыл завесу строжайшей тайны.

— Я родился в Мехико, в ту пору являющимся центром вице-королевства Новая Испания, — начал он непосредственно с событий трехсотлетней давности. — В 1702 году. Нашей эры, слава богу, поэтому о динозаврах поведать ничего не могу. Знатными корнями в отличие от Верджила похвастать не могу, но семья у меня достаточно зажиточная. Отец был плантатором, выращивал кофе и владел рабами, хотя его я почти не помню. Он умер от чахотки, едва мне исполнилось три года, поэтому братьями и сестрами обзавестись не вышло. Мать пробовала в одиночку заниматься хозяйством, но не обладала характером феминистки, и спешно вышла замуж во второй раз, дабы не прозябать в нищете. Так появился отчим, достаточно суровый мужчина, которого я и боялся и ненавидел одновременно. Воспитывала меня в основном кормилица, пленная итальянка Жуда, которой я обязан знанием как родного испанского, так и сицилийского наречий. Я скучаю по ней до сих пор. По шоколадным глазам, по жестким волосам-пружинкам, по собственному прозвищу. Она называла меня Бриджинито, то есть маленький разбойник. Впрочем, все это неважно, тебе ведь нужен ответ на вопрос, верно?

— Нет-нет, — нелогично запротестовала я, без разжевывания проглатывая озвученную часть истории, — продолжай, пожалуйста. Хоть попробую взглянуть на тебя, как на человека.

— Не трать понапрасну силы, я давно уже не человек, — ненадолго взгрустнул Лео, медленно останавливая джип посреди непролазной чащи. Дорога кончилась, как я с трудом сумела различить столь простенький факт в напрягающей глаза темноте. Интересно, что мы тут забыли? Ночью, в лесу, наедине с опасным, посмотрим правде в глаза, вампиром?! — И не трясись ты так, здесь неподалеку есть местечко, которое я очень люблю. Обещаю, ничего плохого с тобой не случится, можешь полностью довериться мне. Во всяком случае, я очень этого хочу. В смысле, чтобы ты забыла тот инцидент на заводе. На самом деле я не такой.

— А какой? — моментально полюбопытствовала я, вслед за парнем вылезая из машины и опасливо ступая на влажную от обилия влаги в воздухе траву.

— Скромный, поэтому отвечать не стану, — заливисто расхохотался Леандр, огибая капот внедорожника, чтобы предложить свою помощь в ориентации посреди беспросветной мглы, опустившейся на замершие кроны деревьев ночи. Замешкавшись для виду, я с выразительной неохотой ухватилась рукой за протянутый локоть, порадовалась наличию теплой куртки и практичным туфлям на плоской подошве и, вымеряя каждый шаг, поплелась в неизвестном направлении. Надеюсь, мы не заблудимся, мистер Кротость и Смирение? — Так на чем я остановился? Ах, да, любимая нянька. В общем, до восемнадцати жизнь текла довольно размеренно. Я окончил семинарию, притом не самым успешным образом. С мозгами у меня было все в порядке, а вот прилежания недоставало. Отнюдь не детские шалости, плохая компания…чудил я по-крупному. Любой психолог сейчас скажет, будто из желания привлечь материнское внимание, а я меж тем пошлю его к черту. Что родившей меня женщине, что ее мужу я представлялся обузой. Хотя отчим все-таки проявлял ко мне некий интерес, изредка. А потом мать умерла, просто не проснулась утром и все. Через неделю на тот свет отправился и я. Опущу часть о Северине, мне неприятно об этом вспоминать, поэтому приступлю к столь важным для тебя пояснением. Давай на минутку обратимся к легендам о вампирах. Существует предание, будто ими обычно становились самоубийцы, преступники или злые колдуны, но чаще всего жертвы жестокой, несвоевременной и насильственной смерти. Думаю, оно отчасти правдиво. Есть еще былины о 'порождении греха' посредством укуса проклятого, но сие, конечно, чушь неудобоваримая. Итак, необходимые ингредиенты для начинающего упыря де факто еще человека. Обязательным условием является тяга к жизни, какая-то цель, незаконченная миссия, то, что укроет тебя от смерти. Думаю, пламенная любовь не сгодится. Я, когда обращался, пылал изнутри возмущением, Габсбург мечтал отомстить. То есть ты должна понимать, на что идешь и чего хочешь. Четкие приоритеты. Не смогу описать тебе суть происходящих в подсознании изменений, это запредельное ощущение. Похоже на диалог с самим собой, мол, я не умру потому-то и потому-то. Цепляешься из последних сил за душу, держишь ее, обжигая руки, и гадаешь, выйдет или нет. Сумбурно как-то получается, да?

— И непонятно, — щурясь от вибрации в висках, согласилась я. — Добавь конкретики, пожалуйста.

— Ладно, но если Гасбург взъерепенится, я тебя сдам с потрохами, — подначил наглец, непроизвольно накрывая мою ладонь своей огромной ручищей, согревая равномерным теплом заледеневшие пальчики, пропуская сквозь кожу вереницу электрических импульсов. Я пробовала оградиться от их воздействия, но тело продолжало реагировать на чуждую близость вопреки всяческим ухищрениям. Обаяние Лео, видимо, не обошло мои рецепторы стороной. — Но перейдем от гипотетических ситуаций к реальности. Злой дядька Северин к тому моменту мерил шагами крохотную планетку Земля уже четыре сотни лет, полагаю, скучал безмерно, а посему придумал себе два развлечения. Женщины и…дети. Последние в самом извращенном понимании этого слова. Раз в пятьдесят лет он обзаводится новой игрушкой, вдохновенно ваяет себе очередное нежно любимое чадо. Видимо, мне как-то не очень повезло в жизни, раз довелось угодить в число его детишек. Короче, к фактам. Мы были немного знакомы, он помог мне выбраться из одной скверной передряги, согласился на благодарность в виде выпивки в ближайшем пабе. Дальнейшее я помню смутно. Очнулся с дикой головной болью в каком-то захолустье, а рядом он. Сидит, значит, на стуле и так миленько разглагольствует о вечности, высших способностях и дарованном свыше благословении Господа Всемогущего. Замечу, что в голове у него коллекция тараканов. Иной раз слушаешь и не понимаешь, о чем он вообще тарахтит, но делает это красиво, конечно. Мозги слипаются моментально. Я тогда попытался спросить, что происходит, где мы и все такое, а он все жужжит и жужжит о необходимости выбора. В итоге я не выдержал, оттаскал его на могучем испанском и, сплюнув, направился к двери, когда в спину воткнули нож. В буквальном смысле. Один раз, второй, третий, пятый, десятый. Потом я сбился со счету, в глазах помутилось от боли, ноги перестали держать…Точно помню только то, что умирал я не один день, постепенно истекая кровью, теряя возможность двигаться. Организм был молод и полон сил, сердце абсолютно здорово, что только продлило мучения. Я лежал на полу, грезил о стакане воды, проклинал размеренно шастающие из угла в угол сапоги и дико орал, когда пытка начиналась по новой. Северин резал меня, выковыривал куски плоти, заставлял умолять о пощаде и хохотал, подстегивая бурлящую в венах ненависть. Он нарочно первым же ударом повредил мне позвоночник, дабы потом измываться до бесконечности. Как добиться самого превращения я, честно, не знаю. Есть некий ритуал, согласно которому внутренние органы должны умирать в определенной последовательности, но что он из себя представляет, я без понятия. Ясно одно, сердце умерщвляется в последнюю очередь. То ли особым ядом, то ли клинком, смазанным кровью создателя — загадка. Затем ты делаешь выбор. Разумеется, никто не спрашивает, хотите ли вы, сеньор, быть вампиром. Нет, все как-то странно происходит. Интуитивно понимаешь, что все, мол, это конец, и вдруг вспоминаешь, а есть-де незаконченное дельце. И вот тогда, с учетом яростной хватки в эту предательскую мыслишку, бодро карабкаешься вверх, как по ступеням. Страшно и холодно, впереди темнота, сзади пропасть. Если бы я нуждался во сне, то худшим кошмаром являлось пройти через все ужасы еще раз. Один мой приятель назвал процесс обращения марафоном для души, который выявляет ее прочность. Пройдешь — схлопочешь бонус в виде бессмертия, оступишься единожды — считай, потерялся навсегда. Так что мой тебе совет, пупсик, откажись от этой затеи. Никто не может гарантировать тебе вечность, она разборчива и жутко своенравна. Выставишь на чашу весов свою любовь, непременно проиграешь. Это не цель, а банальная прихоть, — вздумал напутствовать меня вампир, отнимая тем самым возможность переосмыслить все сказанное. Незаметно для себя я остановилась, будто угодив ступнями в болотную жижу, уперлась невидящим взглядом в поросшую низкорослой травой тропку и жестко вцепилась обеими руками в грубые мужские ладони.

— Совсем без шансов? — вяло проворочала я непослушным языком. — Это ведь последняя надежда, понимаешь? — Лео сдавил мне пальцы, выражая согласие. — А Джей вот не понимает, — с тоской завершила я свой короткий монолог, истово пялясь на вычищенные квадратные ногти парня.

— Астрид, — сдавленно прошептал он, приподнимая мое лицо подушечкой большого пальца, — не хочу тебя обижать, но это все придурь. Любовная горячка, которую ты порешь, не отдавая себе ни малейшего отчета. Опиши мне вампирские будни в своем представлении! Утром кровь, днем работа, без денег ведь никуда, а вечером что? Посиделки у телевизора, склонив голову на плечо нестареющего супруга? Знаешь, когда это тебе надоест?! Лет через сто. Только все это фигня по сравнению с тем, кем ты станешь после обращения. Читала газеты, в которых с удовольствием полоскали мое имя на все лады? Разве не интересно, убивал я их или нет? А я убивал. Десятки тысяч женщин за три столетия! Раскаяние? Совесть? Да отсохли они уже давно, как и у Габсбурга. Мы теперь твари, в чью голову приходят спонтанные идейки поднять на любимую девушку руку, затем обозвать шлюхой и мразью, а после снять стресс с секретаршей, чтобы не так противно на душе было. Ни я, ни он не сожалеем, да и большую часть времени вообще ничего не чувствуем. Кровососущая природа, мать ее!

— Лео, какой стресс снять с секретаршей? — больно кольнула сердце червоточинка, разбившая вдребезги затененную картину мира перед глазами. — Ты о чем это?

— Я? — деланно изобразил Леандр удивление, резко отворачивая предательски дрогнувшие мускулы на лице. — Да к слову пришлось, просто вспомнил один случай, когда…

— Он за этим поехал в клуб? — упорно крутила я свою пластинку. — Из мести, что ли? Переспал с Шерил? Лео, быстро отвечай! И не юли, пока не получил по первое число! Майнер изменил мне, да?

— Нет, — твердо ответил он, хотя взгляд повествовал обратное. Я уловила лучинку сочувствия, растворившуюся в непроницаемо черной радужной оболочке, и поняла, сколь сильно ненавижу жизнь, способную доставлять телу такие неимоверные страдания.

С днем рождения, Астрид Уоррен! Прими от судьбы уготованный любимым мужчиной подарочек — разодранное в клочья сердце. Вместо праздничной упаковки, виноватое выражение лица его друга. Бантом послужит эта умиротворенная ночь, сулящая смерть от нервного срыва. Промокай дрожащими ладонями мокрые ресницы и вспоминай его слова о том, как неправильна, эгоистична и жестока любовь.

Истерично напевая себе под нос поздравительную песенку, я проворно развернулась на носочках и бегом кинулась к машине. Мчалась вперед, не разбирая дороги, срывая горло в губительных для столь осязаемой лесной тиши рыданиях, запиналась, подала и неизменно вставала, в надежде скрыться от самой себя и той боли, что гналась за мной по пятам. А она, признаться честно, лидировала, ежесекундно вонзаясь то в спину, то в грудь. Как безжалостный, рычащий хищник впивалась когтями в душу и грызла, жевала, поедала зудящие куски, утоляя многовековой голод. Легче становилось лишь от порезов и царапин, по мере продвижения сквозь непролазную чащу деревьев появляющихся на щеках и ладонях. Ветки кустарников хлестали лоб, массивные корни оставляли после себя синяки на коленях, и в тот миг, когда вокруг талии сомкнулись крепкие руки, я окончательно обессилела и покорно повалилась на траву вслед за нерасторопным вампиром. Впредь позволительно собой гордиться, перещеголяла по скорости трехсотлетнего упыря!

В выходные, заживляя душевные раны в согревающих материнских объятиях, я сумела собрать воедино события двух минувших дней и в бездумном разглядывании мерцающего экрана телевизора в незначительной степени систематизировать разбегающиеся мысли. До сегодняшнего утра я отчетливо помнила лишь истерику в лесу, остальное непостижимым образом признавалось мной за бесхозные отходы, требующие немедленного удаления. Не задевало почти ничего. Помню, как вампир с сотней успокаивающих уговоров усадил меня в машину, развлекал на обратном пути фонтанирующей болтовней, кажется, даже гладил по волосам. А еще он безостановочно клялся, что никакой измены не было в принципе. Только я имела противоположную уверенность, основанную на доводах сердца. Джей не пропустил бы мой день рождения, не оставил бы на попечение жутко прилипчивого Лео, не отдал на съедение гостям…Если бы являлся тем самым Джеем, которого я знала когда-то. А не тем несносным типом, что возник абсолютно спонтанно.

Потом приезд домой, обернувшийся катастрофой глобального масштаба. Джип припарковался у обочины, потому как въезд на территорию участка загораживал вольготно расположившийся посреди двора эвакуатор. Водитель погрузчика перебросился с моим сопроводителем парой нечленораздельных фраз, а после сунул под нос какой-то формуляр и велел расписаться в получении. Я, не читая, подмахнула предложенную бумажку и во все глаза уставилась на двухдверную малолитражку цвета перезрелого апельсина, ключи от которой чья-то заботливая рука настойчиво всунула в мои непослушные пальцы. Подоспевшие объяснения Лео вывели меня из равновесия. Это подарок Майнера — Ниссан Скайлан с милейшей наклейкой на лобовом стекле: 'С Днем Рождения, Астрид!'. С минуту я вчитывалась в короткое послание, смаргивая очередной поток незапланированных слез, и по их истечению с гортанным воплем бросилась на капот, желая сорвать мерзкую надпись. Только потеряв два ногтя и вдоволь наслушавшись отвратительного скрежета оцарапанного стекла, я поняла, что рисунок прикреплен изнутри. И вдруг стало еще больнее. В сознании укоренилась мысль, будто Верджил все делает специально. Я не хотела видеть упоминаний о треклятых именинах, но получила этот гадливый презент. В действительности и подумать о расставании не могла, а он так легко согласился. Хотя тут больше подходит термин 'сдался'. Не кинулся отговаривать, не молил о пересмотре решения, просто ушел. Я не изменяла, однако оказалась преданной назло. Небось и часа не прошло с той секунды, как он вылетел из моего дома! Поехал в клуб, сцапал первую попавшуюся девушку и потащил наверх. Нарочно, подло и гнусно, как и подобает пропитанному цинизмом эгоцентрику. А сейчас эта чертова наклейка, не поддающаяся моим рьяным попыткам уничтожения!

В ту ночь укладывала меня спать Рейчел. По ее ласковому журчанию стало ясно, что в целом послеобеденный инцидент известен, вопрос откуда. Либо я в приступе неподвластной расшатанной психике болтливости рассказала о своих злоключениях, либо Лео занялся просвещением юных умов. Благо, от родителей мое состояние удалось скрыть. К нашему возвращению с увеселительной прогулки по лесным чащам они уже крепко заснули, а наутро благостно позволили мне пропустить занятия из-за чрезмерно усталого внешнего вида. Верно, я ведь промаялась всю ночь без сна, тщательно карауля дверь спальни. Казалось, с минуты на минуту она распахнется, явит мне привычную извиняющуюся улыбку самодовольного характера, приправленную озорным блеском синих глаз, и все закончится.

Сказать по правде, я не слишком расстроилась, когда в комнату без стука ввалился Леандр, на сей раз без привычной хамоватой гримасы на лице, молчаливый, что настораживало, и повсеместно сочувствующий. Не распознав во мне признаков бодрствования, он на цыпочках прокрался к изголовью кровати, сел на самый краешек, поправил уголок одеяла и тихонько прошептал странную фразу: 'Прости за эту выходку. У меня не было выбора, куколка, а шанс предоставляется лишь единожды', общий смысл которой ускользал за ворохом творящихся вокруг бедствий.

Так мы и встретили рассвет. Я лежала на боку, тратя остаток сил на бесполезное разглядывание письменного стола, парень сидел за моей спиной, накручивал на палец пряди разметавшихся по подушкам волос и изредка тяжело вздыхал, явно изнывая от тишины и безделья, а в шесть безропотно вымелся восвояси.

И день потек своим чередом. Я, пользуясь родительской щедростью, после завтрака из стакана сока и гренки вернулась в постель и мгновенно заснула, как полагается, с кошмарами. Чуткое воображение составило свой рецепт из пережитых ужасов, демонстративно встряхнуло их посредством нанесенной душевной травмы, добавило щепотку горечи от расставания с Майнером и услаждало меня этим жутким коктейлем до пробуждения от собственных жалобных стонов. Я и раньше плакала во сне, но в тот день побила все рекорды по крокодильим рыданиям.

Вечером уехала Чейз, что переполнило вместительную чашу отчаяния до отказа. Разумеется, продолжительный отдых на горнолыжном курорте и недельное пребывание у нас дома в качестве гостьи подорвали ее нерушимый авторитет успеваемости в школе, поэтому прощались мы сдержанно. Махая рукой вслед выезжающему из гаража кабриолету, я мысленно провожала последнюю поддержку и готовилась в одиночку справляться с нахлынувшими трудностями. Будет нелегко.

Меж тем в моей власти имелся приоритетный способ борьбы с невзгодами — поглубже зарыть в себя боль и обиду и постараться забыть об их местонахождении. Заламывать руки, биться в рыданиях, выплескивать эмоции…банально. С детства я научилась ограждаться от окружающих посредством молчания. Угрюмость, мрачность и выразительная апатия отталкивали сердобольных личностей, даруя взамен умиротворение и внутренний комфорт. Мне уютно в изоляции, приятно находиться наедине с мыслями и не тратить понапрасну время на бестолковую болтовню. Нет нужды ломать голову над тем, что ответить на вопрос: 'Как поживаешь?'. Проще изобразить глухонемую, чем по крупице выдавливать из себя заядлую ложь.

С тех пор я распрощалась с вербальными навыками и всячески избегаю общения. В школе выбираю последний стол, многозначительно водружаю сумку с учебниками на соседний стул и прилежно грызу гранит науки, остерегаясь встречаться с хмурыми взглядами Киви и Сары. К концу недели друзья покорно приняли мою тягу к отчужденности, но все же не перестали здороваться, очевидно, втайне питая иллюзорные надежды на скорое воссоединение. Неожиданно новой проблемой для меня стал Лео, обзаведшийся вредной привычкой всюду следовать за мной хвостиком. Раз уж я теперь являюсь счастливым обладателем автомобиля, хладнокровно сжечь который не удалось из-за проклятущей жадности, то смело могу добираться в лицей и обратно самостоятельно. Впрочем, вампир к моим здравым доводам рассудка особо не прислушивался и бдительно плелся сзади на джипе, сопровождая каждую поездку. В итоге уморительный балаган решено было прекратить, и с понедельника я поеду на занятия в компании ухмыляющегося водителя.

Гораздо страшнее выглядела его беспринципная манера с покровом темноты маячить в пределах моей спальни. Не спасали ни замки, ни гневные взоры, ни агрессивно раздутые ноздри, ни однократная оплеуха в порыве жгучей ярости. Парень все сносил с улыбкой и как ни в чем не бывало устраивался на ночь на стуле, придвинутом к тумбочке, бездарно оправдываясь заботой о моей безопасности.

Вот почему я ранним субботним утром тенью шмыгнула в родительскую комнату и забралась под одеяло рядом с мамой. Осточертела незатихающая белиберда, с преобладающими в ней двусмысленными шуточками.

— Не расскажешь мне, что случилось, Звездочка? — проявила миссис Уоррен чудеса упорства, неустанно повторяя этот вопрос с момента пробуждения. — Я хочу помочь, солнышко. Если у тебя проблемы, достаточно просто…

— Кира, — одергивающе цыкнул языком вернувшийся из кухни с подносом в руках отец, — не мучай нашу малышку расспросами. Лучше налетайте на пончики, пока не остыли, крем сегодня восхитителен! Цветочек, сделал как ты любишь, капучино с двойными сливками.

Я с благодарностью взяла протянутую папой чашку и робко улыбнулась погрустневшей матери, впиваясь зубами в ароматную выпечку. Искренне жаль, что приходится расстраивать родителей, но по-другому справляться с невзгодами не выходит. Я только учусь жить без Майнера, заново собираю многочисленные осколки себя, ищу подходящую модель поведения и отсеиваю гранулы фатальных ошибок. В столь напряженных диалогах с внутренним голосом нет места театральщине.

Вечером папа устроил барбекю на свежем воздухе, и настроение медленно поползло вверх, пересекая отметки совершенного по своей концентрации безразличия. У меня вышло даже пару раз рассмеяться над курьезными шутками главы семейства, поэтому к поеданию жареных на гриле овощей щемящая сердце тоска благополучно отбыла на покой. В итоге я решила отправиться спать пораньше, стойко пообещав порадовать завтра домашних долгожданным возвращением речи. В конце концов, они ведь не виноваты в том, что мой эталон мужчины на поверку оказался расписанным в акварельных красках пшиком. Изящный эскиз попал под дождь и потерял львиную долю привлекательности.

Только сейчас я поняла, насколько бездумно идеализировала Джея. Принимала вымуштрованные манеры за воспитанность, страстную натуру — за любовь в чистом виде, набор сомнительных принципов — за высоконравственный характер. А на самом деле он обычный, разве что сказочно красивый. В нем есть и подлость, и низость, и злосчастная мстительность, и неуважение, и тяга к пусканию пыли в глаза. Не позабыть бы о всеобъемлющем обмане! Как часто я велась на поводу у его речей, как принимала на веру полые обещания, как героически оправдывала мерзкие поступки. Следовало вычеркнуть его из своего сердца еще в тот день, когда вскрылась истина о происшествии с Рейчел. То была моя первая уступка, вылившаяся впоследствии в безбрежную душевную рану.

Видно, удача наконец повернула ко мне лицом с благосклонной улыбкой, потому что ночь прошла в непоколебимом спокойствии. Никто не раскачивался неподалеку на стуле, не кидался подтыкать одеяло, строча направо и налево сальными намеками, и не бурчал над ухом. Да и от кошмарных сновидений удалось передохнуть.

Новые сутки начались с невообразимой пульсации крови по жилам. Я открыла глаза будто по надоедливому звонку будильника, хаотично подметила скоп окрыляющих мелочей и задышала так глубоко и часто, что едва не потеряла сознание от переизбытка кислорода. Крепкая рука, обвивающая мое подверженное взволнованной судороге тело, покоилась на одеяле. Бледные пальцы лихорадочно переплетены с моими трясущимися фалангами, затылок щекочет размеренный сап и вокруг струится надежное тепло пополам с нежным запахом терпкого одеколона. Я не могла и помыслить о том, чтобы шевельнуться, тогда как в мыслях уже обежала весь дом в приступе буйной радости. Он вернулся! Мой злой сквернослов и дражайший негодяйчик, моя самовлюбленная и недостающая половинка сердца, мой Джей! Без необходимых извинений, на которые мне, честно говоря, наплевать, без обстоятельных разговоров, без соблюдения правил приличия, просто лег рядом, обнял как прежде и порушил былые верования в твердость характера. Я не могу больше серчать, не хочу вновь отталкивать его от себя и строить по периметру баррикады, потому что слишком измучена этой тоской. Печалью по нашей сносящей преграды близости, по опьяняющим поцелуям, по объятиям и плавящейся неге его великолепного грудного голоса. Я готова вести и дальше партию мартовской кошки, ведь одно лишь упоминание его имени приводит меня в восторженный трепет.

Продолжая бороться с пограничным коматозным состоянием, я сцепила ладонь и осторожно подтянула ее чуть выше, намерившись расцеловать каждый ноготок. В тот же миг взгляд уперся в уродливый перстень из потускневшего от времени желтого металла с овальным камнем величиной с перепелиное яйцо, и меня с головы до пят окатило волной иезуитского разочарования. Никогда не замечала в себе такой ненависти к Лео! Именно сей недостойный господин (выражаясь иносказательно, пиявка неблагодарная) с удобством устроился на моей постели, да еще и лапы свои вонючие распустил!

Закипая негодованием, я с силой пихнула негодяя локтем в живот и рождественской хлопушкой взметнулась над матрацем вверх, чтобы через секунду оказаться стоящей на полу. Невозмутимость парня поражала фантазию! Он не поморщился, получив отнюдь не дружеский тычок, никак не отреагировал на оплеуху подушкой и даже бровью не повел, когда я в угоду пышущей ярости ущипнула его за щеку. Напротив, молодецкий сон превратился в медвежью спячку с гортанным храпом. Смущал меня лишь тот факт, что вампирам отдых не полагается по рангу, а значит, мерзавец без зазрения совести прикидывается, дабы окончательно взбесить хозяйку спальни.

Но я не дала мальчишке столь завидного преимущества и, сыпля беззвучными ругательствами, заперлась в ванной, где привела себя в порядок и безжалостно спустила в канализационные пустоши недавний восторг. Почему Майнер такой упрямый? Неужели трудно позвонить или просто приехать? Я уже согласна простить ему все, вплоть до сдачи Константинополя. Пусть вместе нам порой быть больно, поодиночке в разы сложнее. Невыносимая каторга с бесконечными измывательствами.

Оставшийся осадок комковатой горечи я отправилась топить в кружке кофе и столкнулась на кухне с внеочередным сюрпризом. Прижатая магнитом-бабочкой к дверце холодильника записка следующего содержания: 'Звездочка, прости своих бестолковых родителей. Неприятности по работе, пришлось выехать на рассвете. Не скучай, пожалуйста. Постараемся вернуться к ужину. Виноватая мама'. О боже! Только этого мне для пущего ликования не хватало. Провести воскресение с Лео. Кому же я изрядно насолила на небесах?

— Доброе утро, котик, — неспешно приступил вампир к умерщвлению моих человеческих качеств, бесшумно появляясь из-за спины. — Как спалось?

Я ненадолго решила быть искренней, поэтому задним числом отметила, что грезилось довольно неплохо. Во всяком случае, вековой усталости и след простыл.

— Все так же молчим с достоинством, верно? — никак не желал отлипать мистер Заноза-в-причинном-месте, бесстрастно наблюдая за моими действиями. — Скажи, ты на меня злишься или попросту вредничаешь?

'Скорее второе', - издевательски протянула я, строжайше соблюдая негласное правило о гробовом молчании. Авось балбесу надоест молоть языком в одиночку, и я смогу провести день с удовольствием.

Развлекаясь по ходу пьесы, я залезла в шкафчик, вытащила наружу коробку с сухим завтраком, достала тарелку, наплескала в нее молока, высыпала хлопья и равнодушно взялась орудовать ложкой, опершись о разделочный столик. Лео взгромоздился на стул, меланхолично сложил руки на спинке, уронил поверх растрепанную голову и с интересом стал разглядывать мою пижаму, елозя масляными глазками от груди к ногам.

Моментально ощутив неловкость, я презрительно отвернулась к окну и залюбовалась горизонтом с виднеющимися вдали кронами могучих деревьев, утопающих в жарких лучах восходящего солнца. Черные шапки гигантов словно тянулись к небосводу, желая заполучить полагающуюся частичку тепла и заботы желтого карлика. Интересно, чем занят сейчас Джей? Небось устраивает чаепития для своего 'завтрака', улыбается неотесанной девице, рассказывает ей забавные истории…

— Знаешь, Молчун, я несколько иначе представлял себе совместный уикенд, — топорным образом вклинился в грустные размышления ласкающий слуховые рецепторы голос, обладатель которого беспардонно сжал мои плечи исполинскими ручищами. — Влом перекинуться со мной парой глупых фраз? Тогда говорить буду я, а ты соблаговоли уж не перебивать, — на последнем слоге парень сделал явный акцент, а после настойчиво развернул меня лицом к себе, отобрал недоеденный завтрак и так тесно прижал к груди, что продохнуть не представлялось возможным. Я воспламенилась изнутри взрывоопасной смесью из возмущения и свирепости, но вырваться не успела, за что поплатилась практически сразу. Лео наклонился ближе, поразительно ловко сокращая дистанцию между нашими губами, и быстро, точно в воспаленном бреду, зашептал. — Я не для того выпроваживал твоих предков из дома, чтобы вновь терпеть пофигизм. Переключи хоть ненадолго внимание на других и поймешь, не только тебе хреново. Я пробовал с этим бороться, старался не замечать тебя, но не срослось. Астрид, — шумно втянул он широкими ноздрями воздух, жадно скользя горячими губами по моим бледнеющим щекам, — я люблю тебя. Без дураков, серьезно. Очень люблю, сам не знаю почему. Вроде ты не в моем вкусе. Какая-то вялая, плаксивая и чересчур ранимая, но башню сносишь напрочь. И это, блин, потрясно. Прости, что такими словами, я вообще с натяжкой сейчас могу соображать. Так боюсь твоей реакции, поэтому не отвечай, окей? Точнее не посылай куда подальше. Знаю, что мои признания тебе до фонаря. Просто не лишай надежды. Я уже получал путевку катиться лесом, держателем второй прослыть не хочу. Дай мне шанс, одну ничтожную попытку — это все, о чем я прошу. Не примну упасть на колени, если откажешь. Я ведь не так уж противен, верно?

Скорость, с которой вампир оперировал словосочетаниями, убивала завалящие зачатки осмысления. Я не успевала отсортировывать и половины звуков, а уж разбиралась в их значении и вовсе интуитивно. На протяжении всего монолога с толку сбивали не столько прерывистость раскаленного дыхания и хаотичность блуждающих по коже прикосновений пересохших губ, сколько общий вид сверкающих, точно тлеющие угольки, глаз с переливающейся всеми цветами радужкой. Лео умудрялся быть, что называется, везде. Его руки массировали ноющую от напряжения спину, коротко остриженные пряди агатовых волос щекотали лоб и подбородок почти одновременно, кончик носа кочевал от скул к шее под аккомпанемент незатихающих вдохов. Казалось, вампир усердно обнюхивает меня, словно тщательно выдрессированная поисковая собака. Тело так и вовсе угодило в плен литых мышц. Я могла отмечать малейшее их сокращение, особенно в области груди и брюшины.

— Верно, — сдавленно ответила я, теряясь от его напористости. — Ты не противен, а действенно отвратителен. Отпусти немедля! И мотай отсюда без оглядки, потому что я стану швырять тебе вслед ножи и секиры!

Реакция вышла непреднамеренной, что не помешало мне выплеснуть на Лео недельный запас агрессивности и тем самым сбить его с толку. Очевидно, столь дерзкий ответ не пришелся заядлому кровопийце по душе, потому как в следующее мгновение его лицо ознаменовалось крайней степенью бешенства, разве что без пены у рта. Я в страхе отклонилась назад, запоздало прикусив остренький язычок, и попыталась переосмыслить признание. Он любит меня?

— Вот и славно, — волевым усилием парень обрел самообладание, наконец избавил меня от своих удушающих объятий и, скрывшись из поля зрения на миг, вопреки этикету уселся на обеденный стол с тарелкой чужого завтрака. — Рад, что ты вспомнила о речевых навыках. В тишине нам было бы скучно. Итак, есть предложения?

Я не совсем поняла интонации, с которыми прозвучала последняя фраза. То ли вопросительные, то ли восклицательные, а все из-за переизбытка хлопьев, поэтому поддерживать диалог не спешила, терзаясь тщедушной толикой вины. Мне ведь известно, каково быть проигнорированным, незамеченным. Словно талантливый глашатай, напрасно надрывающий связки в толпе глухонемых. Джей так же отмахивался от моих щепетильных излияний. В то же время, что я должна произнести? 'Спасибо, Лео, за искренность?'. Но у меня нет ни единой уверенности в ее наличии. Или отделаться завуалированным отказом? Мол, ты мне симпатичен, конечно, когда не мерзок до потери пульса, однако сердцу не прикажешь…и дальше изворачиваться до бесконечности.

Так и не найдя ярко горящей таблички 'Правильно' в этом маловразумительном тоннеле непостижимых эмоций, я предпочла вернуться наверх, где забаррикадировалась в ванной со сменной одеждой, и в процессе умывания целенаправленно избавилась от стрекота миллиардов мыслей. Избегать Леандра у меня не выйдет, не те физические способности. Тем более его хитрость и изворотливый ум играют против бессильной Астрид. Родителей нет, подруга далеко, на Майнера вряд ли приходится рассчитывать, остается лишь уповать на твердость своего характера и врожденную стойкость. Впрочем…есть Киви! И общественные места, круглосуточный кинотеатр, многолюдный центральный парк. Пригодная альтернатива для тех, кто чурается зловонной ситуации 'наедине с шизоидным вампиром'. Я, к слову, из их числа.

Решительно сверившись с убежденным в своей правоте отражением в зеркале, я отложила щетку для волос, поправила растянутые плечи у бесформенного свитера жуткой вязки, подтянула ужасные на вид прямые джинсы, делающие меня килограмм на пять полнее, и с молитвой на устах взялась за дверную ручку. План побега из родного гнезда дозревал на ходу и громогласно рухнул в тот момент, когда у подножия лестницы материализовался душеприказчик Сатаны собственной персоной.

— Я уж думал, ты утопилась от счастья. — Столь же выразительный оскал блистал на ехидной морде шакала Табаки из мультфильма 'Маугли', а посему вовсе неудивительно, что мои подошвы прочно укоренились в ступеньке. Лео светился восторгом. Я готовилась к худшему. — Но вернемся к совместному досугу. Как тебе, скажем, пешая прогулка по окрестностям, обед в закусочной, вновь променад на свежем воздухе и куча тайн на сладкое? Например, о нас с Северином. Или с Верджилом. У меня хорошая память, — хвастливо протянул парень, умело подбивая меня дать опрометчивое согласие.

— Два условия, — педагогическим тоном начала я, поднимая вверх указательный палец. — Обо мне не говорим в принципе, раз. И два, никакого вранья наряду с вольностями. Выведешь меня из себя, — предупредительно затряслась я в приступе напускного гнева, конвульсивно выискивая окончание зряшной угрозы. Однако д`Авалос согласился прежде, чем мои со скрипом работающие извилины справились с непосильной задачей.

— Принимается, — еще пуще осклабился наглый тип, галантно предлагая мне ухватиться за согнутый локоток. — Теперь только правду, как на исповеди. Спрашивай о чем угодно.

Его жертвенный тон наряду с избитыми ужимками цирковой обезьянки непостижимым образом успокаивали и внушали доверие. И пусть любование островками дикой флоры и фауны за пределами поместья получилось весьма безрадостным, мне удалось урвать крохотный кусочек удовлетворения. Заливистое чириканье птиц, убаюкивающий шепот редкой листвы на деревьях, ласкающий шелест пожухлой травы под ногами, неугомонное солнце, слепящее глаза сквозь ветвистые кроны, и прочная атмосфера арктического уединения сопровождали нас всю дорогу. В какое-то мгновение мне даже стало казаться, будто утреннего монолога не было, как и предыдущего трехдневного отказа от вербальной сноровки. Мы немного и вполне безобидно шутили, болтая на отвлеченные темы, пока не перешли к основному витку разговора. Я специально приберегла заветное имя на обеденный промежуток, поэтому обратилась непосредственно к Охотнику.

— Каюсь, не смог сразу вскрыть все карты, — неожиданно обратился вампир в пространство, уворачиваясь от моего встревоженного взгляда. — Северин…в общем, об этом никто не знает, в том числе и Габсбург. Я стыжусь правды, она выставляет меня бескрайним глупцом. Короче, — удрученно почесал он затылок, путем титанического вдоха собираясь с духом, — отец он мне. В смысле, не просто создатель, но и…

— Чего? — аккуратно округлила я очи, останавливаясь посреди извилистой тропинки с неприлично разинутым ртом. — То есть как отец?

— Ну отчим, — неохотно буркнул Лео, смутившись моим концентрированным изумлением. — Родной отец-то умер, когда мне было три. А затем появился отчим, помнишь? — я быстро сориентировалась в прошлых россказнях и утвердительно мотнула головой. — Им и стал Северин. Я уже говорил, у него имеется пара вредных привычек. Женщины и дети. Сначала сей господин влюбляется, хотя эту его черную страсть с огро-омной натяжкой можно так назвать, затем женится, усыновляет всех предложенных отпрысков и терпеливо ждет конца спектакля. На нашу беду, мы с матерью угодили в сценарий на главные роли. Без понятия, кого из нас этот гремлин выбрал в первую очередь, меня или латиноамериканку, славящуюся своей красотой на все Мехико. Важно то, что он четырежды клялся мне в отчаянной невиновности. Типа о его бессмертии никто не знал, жену он никогда не кусал. И тому есть якобы неопровержимые доказательства, в мою сторону ведь 'батенька' клыки не скалил, а детская кровь отличное лакомство. Кстати, сам никогда не пробовал, если что. Ну вот, опять возвращаемся на три сотни лет назад. Пятнадцать лет они с матушкой, глупой курицей, прожили душа в душу. Куда смотрела эта сеньора и почему не заметила у мужа признаков отсутствия старения, мне неведомо. Вероятно, глаза застила редкая для наших краев смазливость избранника. Два метра от макушки до газона, светловолосый, белокожий, с крепкими зубами а-ля арабский скакун и полный комплект волевых качеств. Характер у него, знаешь, зверский, силища немереная, взгляд, как у оголодавшего льва. Дела на плантации живо поперли в гору, и уже к концу года мы с матерью купались в роскоши и уважении. Хотя мне все эти сливки кайфовой жизни были до известного места. Я тосковал по отцу, ненавидел мать за предательство и смертельно боялся громилу-отчима. Кажется, возраст-то несознательный, всего три года, но в те времена детство заканчивалось гораздо раньше. Болезнь папы сказалась на мне, навсегда отложилась в памяти картина того, как он кашлял кровью и в бреду отстреливал воображаемых племенных индейцев-язычников. Потом умерла мать, и неприязнь к Северину стала возрастать в геометрической прогрессии. Я винил его во всех бедах, втайне копил изнутри запас агрессии и в один далеко не прекрасный день выплеснул ее наружу. Не было никакого бара и алкоголя, та часть стянута из рассказов Верджила про обращение. Однажды ночью я просто пришел в спальню к отчиму и в порыве ярости попытался заколоть его ножом. Кто ж знал, что верзила не спит и слышит каждый мой шаг! В итоге в действие пришла поговорка: 'Кто к нам с мечом придет, тот от него и скопытится'. Первый же пропущенный удар отозвался дикой болью в позвоночнике. Вроде проклятский проклятка и не хотел меня калечить, по его словам, разумеется, а получилось скверно. Гудман говорил, будто спасти мою никчемную жизнь уже было невозможно, на горизонте маячила перспектива паралича нижних конечностей, поэтому он занялся превращением. Только я в это тупое треньканье не верю. Каждый мой 'братик' волею случая оказывался на пороге преисподней, и всякий раз бесценную душеньку героически спасал всевидящий благодетель, поставивший раздачу вечности на поток. Думаю, это он убивал матерей, дабы взрастить в пасынках нечеловеческую тягу к отмщению, благодаря которой есть вероятность присоединиться к вурдалакам. Вот такая тварь семи веков отроду, — печально завершил свое сокрытое тенью обиды повествование Леандр, меланхолично направляя меня обратно к поместью.

За обедом я добросовестно пережевывала не только безвкусный омлет, но и скопище услышанной информации. Доселе мне не приходило в голову взглянуть на Лео с иного ракурса. Скабрезные шуточки, наигранный оптимизм, хулиганский вид и невероятная надоедливость преобладали над истинной личиной, которая шла вразрез с былыми представлениями о всепоглощающей пустоте. Теперь я видела в нем человека, а не вечно молодого оболтуса, сидящего напротив с отсутствующим взглядом.

Глаза машинально пробежались по скудной обстановке крохотного зала придорожного кафе, вернулись к лицезрению белого и абсолютно неаппетитного куска запеченных яиц и остановились на соседней тарелке, разукрашенной смешными загогулинами из кетчупа. Томительное молчание водрузилось по центру стола с начала трапезы, прихватив в напарники неуютный осадок горечи. И методов борьбы с этой напастью у меня на данный момент не имелось.

Протяжный свистящий звук возвестил о закончившемся помидорном соусе. Вампир отставил пластиковую емкость, взял тюбик с горчицей и с двойным усердием приступил к завершению бессмысленного рисунка, попутно обкладывая края блюдца обрывками дешевой салфетки. О чем он думал? Кого вспоминал? Приходилось довольствоваться неубедительными догадками. Вероятно, Северина.

Как причудливо сплелась узорная паутина творящегося вокруг безобразия! Охотник…и вдруг отчим Леандра. Мужчина, который фактически воспитал его, кормил, одевал и обувал с младых ногтей, а затем безжалостно воткнул нож в спину, притом буквально.

Я невесело улыбнулась своим размышлениям и допила гадкий бурый напиток, представленный в меню под гордым названием 'капучино'. Что теперь? По идее мне ведь следует поставить в курс дела Джея, дабы снять со счетов ощутимую возможность предательства. Почему-то именно этот мерзкий шаг беспокоил меня больше всего, особенно с учетом интуитивных позывов. Я и раньше чувствовала в Лео угрозу из-за нежелания идти на откровенность, теперь же маленькие сложности сбились в устрашающих размеров снежный ком.

'Астрид, я люблю тебя', 'У меня не было выбора, куколка, а шанс предоставляется лишь единожды', '…снять стресс с секретаршей, чтобы не так противно на душе было', - обрывки слов гонгом зазвучали у меня в голове, мешая опереться на сосредоточенность. 'Один влюблен, второй присматривается', 'Он мой отчим', '…дай мне ничтожную попытку, — это все, о чем я прошу'.

А если все подстроено, и никакой измены не было в помине? Заклятый дружок Майнера якобы проговорился, окружил меня заботой, байками и неусыпным вниманием, походя извлекая из ситуации собственную выгоду. Не хочу показаться взбалмошной идиоткой с манией преследования, но у д`Авалоса на меня наличествует характерное для крайней степени зависти слюнотечение. Нет, это никуда не годится! Мне нужен авторитетный совет Джея. Пусть он разбирается в теории вселенских заговоров, заодно объясняя своей девушке азы сугубо мужской логики.

— Я хочу встретиться с Верджилом, — волевым взмахом руки отрезала я подступи к беспрецедентным пререканиям, поднимаясь над стулом для пущей важности.

— Будет исполнено, — рьяно подскочил на месте вампир, неуловимым жестом отправляя на пол всю имеющуюся на столе посуду. — Завтра. Позвоню с утра. Назову время.

Злостно швыряя мне в лицо каждую пропитанную желчью реплику, парень растоптал кроссовком уцелевшую при падении салатницу, бросил рядом стопку стодолларовых купюр, поэтично спикировавших на подсохшие ломтики хлеба, и вылетел из кафе на сверхзвуковой скорости. Я оцепенела от неожиданности и непонимающе хлопала ресницами вплоть до тех пор, пока трубный рык форсированного двигателя не вторгся в сознание, заставляя выставить галочку на труднодоступном вопросе: 'А что, собственно, сейчас произошло?'.

 

Глава 27. Сети расставлены

POV Джей

Пожалуй, осень в Джорджии самое благоприятное время года, когда палящее солнце отправляется на покой, уступая пост шелковистым лучам с легкой прохладцей северного ветерка. Когда воздух наливается свежестью и доносит до чуткого обоняния едва различимый аромат океанского бриза. Когда неохотно увядает буйно цветущая флора и вместе с ней испаряются многочисленные насекомые. Знаменитые леса 'Персикового штата' заполоняет уныние, столь близкое моему состоянию. Я не знаю, какое количество воображаемых километров отделило нас с Астрид друг от друга за прошедшие пять дней. И не имею ни малейшего представления о том, есть ли в целом свете хоть одна ничтожная возможность отстроить отношения заново на бескрайних руинах собственных ошибок.

Зато мне известно, почему я повел себя, как последний дурак. Почему ни разу не позвонил, не попытался встретиться, не тратил время на уговоры, а безыдейно скорбел об утрате. Печально признаваться, но я привык терять дорогих и близких. За восемь десятков лет научился смиренно принимать от судьбы затрещины, вместо того чтобы бороться, бесстрашно сражаться и выйти победителем вопреки сложившимся устоям.

На протяжении всей жизни я успешно противостоял слабостям, прошел кровопролитную войну, противоборствовал внутренним демонам, обретал истинную любовь, однако так и поднаторел в величайшей премудрости человечества — ставить чувства на волю разума. По наивности кажется, что нет ничего проще: распознать в миллиардной толпе свою половинку, блеснуть дарованным от рождения шармом и почивать на лаврах непревзойденности до скончания веков. Никто не объяснил мне, глупцу, о существовании сложностей, не дал толковый совет и не указал верный путь. В жилах Габсбургов наряду с самолюбованием течет гордость, если не сказать, заносчивость. И вдруг какая-то восемнадцатилетняя девчонка воротит нос, принимая тягчайшее решение о немедленном расставании. Дрянной нрав оказался мне неподвластен, о чем действительно стоит сожалеть. Я не меняюсь с годами, насквозь прогнивая изнутри.

Но сегодня увитые ядовитым плющом традиции будут зарыты под толщами нелицемерного раскаяния. Астрид для меня не прихоть или очередной каприз, а единственная в своем роде девушка, даже мизинца которой я не достоин.

Воссоединив в сознании все вынесенные заранее выводы, я попросил Лео остановить машину, молчаливо выбрался из салона и с некоей тоской в усталом взгляде осмотрелся по сторонам. Мы добрались по бездорожью к той части простирающегося на сотни миль леса, что окружает задний двор знаменитого поместья Волмондов. Равнинные участки здесь перемежаются с монументальными холмами, скрывающими от посторонних глаз обделенное людским вниманием чудо: приток полноводной реки Флинт, названный еще язычными индейцами 'Лисий хвост'. Наше первое неофициальное свидание состоялось на правом берегу пресноводной красавицы. Дай бог, чтобы не последнее.

Едва внедорожник приятеля скрылся за поворотом ближайшего перекрестка, я со всех ног помчался к условленному пункту, подгоняемый в спину противоречивыми желаниями. Нестерпимо хотелось обхватить ладонями прелестные щеки со следами смущенного румянца, жадно поглотить поцелуем сердито поджатые губки любимого нежно-розового оттенка и до наступления темноты перебирать пальцами волнистые локоны, наслаждаясь их воздушной легкостью и неземным запахом. Меж тем я понимал, сколь несбыточны мои обывательские мечты и как глубока и болезненна причиненная мной рана.

Сворачивая с петляющей среди прижимистых кустарников тропки, я припомнил наикратчайший путь к цели, на бегу пообещал себе добиться прощения любыми средствами, будь то самые отчаянные мольбы, и чуть не прошиб лбом необъятный ствол засохшего дерева, когда узрел невдалеке изящный силуэт оранжевой малолитражки, замершей на поросшей чахлой растительностью проселочной колее.

— Черт возьми, она приняла подарок! — вслух прокомментировал я ободряющий знак, любуясь неожиданно ставшим родным Ниссаном, и вернулся к размеренному галопу.

Нарастающий шум воды, екающее на все лады мертвое сердце и песчинки теплящейся надежды живо донесли меня до назначенного места. Под ногами захрустели омытые илом и редкими водорослями камни, влажный воздух прорвался в легкие и насытил каждую клеточку неутомимого организма терпким кислородом, и я, словно громом пораженный, резко остановился, увидев ее в ста метрах. Веки моментально обожгло унизительной сыростью, голос охрип от натуги и мысленных криков восхваления всем известным богам Олимпии, руки задрожали в предвкушении счастливых объятий, а рассудок с трудом удержался в здравии. С минуту я смотрел ей в спину, инстинктивно пересчитывал разобщенные шаги, следил за колыханием распущенных волос, приподнимающихся над ссутуленными плечиками, и стремительно рванул вперед, беспорядочно расшвыривая подошвами ботинок береговой мусор из веток и гальки. Астрид почти сразу распознала мое приближение и дернулась, чтобы обернуться, но затем передумала и попросту замедлила поступь. Через мгновение мы оба застыли, как показала практика, в ожидании. Я зачаровано всматривался в ее макушку, отбивая тянущиеся к девушке ладони. Она все чаще и чаще дышала, очевидно, прилагая максимум усилий к сохранению предложенной дистанции в двадцать заунывных сантиметров. Вокруг густым туманом простиралась затянувшаяся тишина, сотканная из неловкости и убаюкивающего плеска воды.

— Девочка моя родная, — зажав переносицу большим и указательным пальцами для твердости голоса, я заговорил и с удивлением заметил, как она медленно поворачивается ко мне лицом, как тайком утирает залитые слезами щеки краешком шарфа и неторопливо откидывает голову назад, поднимая взгляд от груди к шее, подбородку, минует губы и вмиг фокусируется на зрачках. Так, словно заглядывает в душу, на ограниченных просторах которой безошибочно отлавливает самые скверные пятна. — Я виноват перед тобой. Очень виноват. Все, что я делал и говорил, это непростительно. И должного наказания для меня придумать невозможно, разве что потерять тебя навсегда. Я просил прощения за то, что бросил тебя в трудную минуту, а после вновь испарился без следа и оправданий. Не знаю, что со мной творится в последнее время. Ошибки накладываются друг на друга, и им конца и края не видно. Ты вправе отвернуться от меня, но, пожалуйста, сначала выслушай, — без всякой задней мысли или театральщины я опустился на колени, зажмурил увлажнившиеся глаза, истово прижался щекой к животику девушки и громко, перебивая изумленный возглас: 'Джей, не надо, прошу тебя!', заговорил. — То, что связывает нас, наши отношения, наша любовь, — беспорядочно путаясь в иносказательных навыках, я подыскивал подходящие слова, способные передать неподъемную тяжесть на сердце от истекших пяти дней вакуумного одиночества. — Это нечто живое, дышащее, чувствующее, настоящее. Совсем как ребенок, крохотный малыш. Астрид, наш малыш, понимаешь? — отмахиваясь от идиотизма собственных выкриков, я заглянул в блестящие от влаги изумрудные глаза и с готовностью поймал их рухнувшую оземь властительницу. Звук ее безудержных рыданий раскатистым эхом прокатился внутри меня и потонул в тесной близости. Я изо всех сил прижал к груди девушку, однако переводить дух не спешил, поэтому неохотно продолжил. — Ты не можешь его убить, это против человеческой природы. Я не дорожил тем, что имел, и совершенно напрасно. Только теперь, когда я вновь вижу тебя, обнимаю и судорожно запоминаю каждое мгновение, возникло драгоценное осознание важности твоего присутствия. Боже праведный, я так скучал! Так тосковал по тебе, милая моя девочка!

Изловчившись, я отнял от плеча ослепительно прекрасное лицо и осторожно прикоснулся губами к испещренному изломленными складочками лбу, попутно стирая подушечками пальцев не иссыхающие слезы. Как больно, невыносимо мучительно наблюдать за ее страданиями. Знать имя виновника и выть от невозможности что-либо изменить.

— И сейчас, — прошептал я, преданно всматриваясь в хаотично дрожащие под матовой кожей мускулы, — сейчас я прошу тебя об одном. Не о прощении, которое может придти лишь со временем. Не о доверии, которое я умудрился подорвать. И не о милости, хотя на нее я возлагаю большие надежды. Позволь мне все исправить. Во имя всего, что было межу нами, и той любви, что и поныне бережно хранится в моем порочном сердце.

Я отстранился, давая девушке убедиться в нерушимой искренности каждого звука, и принялся ждать сурового вердикта, забыв о необходимости дышать.

— Я не умею говорить так же красиво, — порой не совсем внятно забормотала она, предпочитая оставить веки опущенными. — И не поняла, что ты имел в виду под убийством ребенка. Да это и неважно. Я много раз слышала о существовании мазохистской любви, когда любишь кого-то настолько сильно, что становится наплевать на себя. Но и предположить не могла, что буду заложницей этого чувства. Слепой рабыней. Марионеткой в чужих руках. Еще с утра я уверяла свое отражение в зеркале, что рискну вырваться из адского круга, что ты не единственный, кого мое сердце готово принять, что порознь нам будет проще. То была лишь иллюзия, а значит, я обречена.

— Астрид, пожалуйста, — возмутился я последней формулировкой, внутренне соглашаясь с ее пугающими выводами. Я действительно выступаю в роли кукловода, сатрапа и признанного садиста.

— Не перебивай, Джей, — молитвенно сложила девушка аккуратные ладошки у груди. — Ты представить себе не в состоянии, с каким трудом мне даются эти слова. Я много раз тебя прощала, а, пожалуй, не следовало. Две измены за столь короткий срок…это слишком.

Я помертвел от названной цифры и, стараясь скрыть нахлынувшее волнение, неуместно отшутился:

— А какая же вторая? — к сожалению, вышло отвратительно, и раздражительно дрогнувшие реснички лишь подтвердили мои ужасающие догадки. Она знает о Шерил.

— Есть такая пословица: 'Не бросайся кирпичами, коли живешь в стеклянном доме', - рассудительно предостерегла меня малышка. — Так вот не лги мне, чтобы потом не сожалеть об этом. Ты спал со своей секретаршей в тот момент, когда я пыталась отмыться, в переносном смысле, от твоих оскорблений. И это мне не забыть при всем желании, как и все те бесконечные часы ожидания. Сначала в кафе во время празднования дня рождения, затем дни напролет дома, по дороге из школы, бессонными ночами и так далее…Я надеялась, что ты придешь, лелеяла в воображении картину со множеством пощечин, но, увы и ах. В общем, довольно упреков, — трубно шмыгнув очаровательным носиком, она поднялась с колен, опираясь о мои плечи, решительно потянула меня за собой и агрессивно ухватилась руками за отвороты кожаной куртки. — Я в сотый раз тебя прощаю, Майнер! И запомни, ангельскому смирению пришел конец. Если ты еще когда-нибудь оступишься, чем заставишь меня страдать…советую добровольно уйти из жизни, потому что я точно тебя убью! Лучше на слово поверь! Понял? — с этим вопросом в грудь ударился сначала один сцепленный кулачок, затем второй, а после они оба беспорядочно замолотили по всей поверхности, куда только сумели дотянуться. И я терпел экзекуцию, растягивая предательски сокращающиеся уголки губ, и соглашался с эмоциональными выкриками, и, не таясь, радовался бескрайней удаче.

— Понял, моя маленькая, — подобострастно твердил я, изредка отлавливая сжатую ручку для смачного поцелуя. — Я верю твоим угрозам и воспринимаю их абсолютно серьезно.

— Да вижу я, как серьезно, — выбившись из сил, взвыла молодая особа и с облегчением повисла на моей шее. — Ну за что я могу до беспамятства любить мерзавца, негодяя и вампира к тому же, скажи на милость? Ты основательный подлец, но какой восхитительный!

Дружный хохот, обоснованный выбором нежнейшей интонации, с какой произносились безобидные ругательства, растопил остатки преграды и заботливо обложил края зияющей пропасти крепкими мостами. Я подтянул Астрид ближе, с небывалой легкостью оторвал ее от земли и в порыве показного ребячества немного покружил на месте. Спасибо тебе, трепетное девичье сердечко, за неоценимую услугу и благосклонность к моей персоне!

Следующие пару часов мы провели на береговом возвышении, развалившись под сенью внушительного дерева, в тесных объятиях друг друга с невысказанной вслух мечтой о мимолетном поцелуе. Я боялся преступить грань дозволенного и обходился предложенным минимумом: волнующим слуховые рецепторы звуком ее голоса, пробирающим до кончиков пальцев теплом кожи и пронзающими насквозь грустными улыбками, что сопровождали скудный рассказ о недавних новостях. Малышка с комфортом устроилась на моей брошенной на землю куртке, поверх которой сначала уселся я, а после с показным равнодушием к моим распростертым в стороны рукам присоединилась она. Голова запрокинута на плечо, раздуваемые редким порывом ветра волосы щекочут подбородок, спина закрывает грудь и заледеневшие пальчики отогреваются в моих жадных до прикосновений ладонях. И я чувствую, как хорошо нам обоим, как затягиваются рубцы на измученных душах, как размякают скованные судорогой от чрезмерной тревоги мышцы.

Девушка уже успела пересказать мне скудные школьные новости, похвасталась отлично сданным тестом по литературе, оповестила об успехах с репетитором по математике и приступила к цитированию недавнего доклада по географии о Северной Корее.

— Представляешь, они живут, как в каменном веке! В девяностые годы по стране ударил голод и умерло около трех миллионов человек. У них запредельный культ личности 'Великого Вождя', то есть прошлого президента Ким Ир Сена, а также его сына 'Великого руководителя' Ким Чен Ира. Их биографии учат еще в детском саду, потом зубрят в школе наизусть, затем в институте, и каждый день перед началом и в конце рабочего дня проводятся двухчасовые партсобрания, где размышляют о мудрости вождя. Я когда прочитала, долго пыталась представить, о чем именно можно дискутировать изо дня в день! Телевизор показывает три государственных канала, радиоприемники настроены только на официальные станции, интернет закрыли в 2007 году, по мобильному звонить можно лишь в пределах страны, полноценно кушать тоже запрещено! Туристов почти за ручку водят только по центру столицы, Пхеньяну, демонстрируют хмурые коробки домов, таскают в мавзолей и дают полюбоваться на монумент идеям чучхе. Пообщаться с местными жителями нельзя, сходить в обычный продуктовый магазин тоже, а сотовые у приезжих отбирают прямо в аэропорту! — в порыве запальчивости воскликнула малышка, укоренив спонтанно вспыхнувшую догадку о нарочитой отвлеченности беседы.

Я поохал для виду, негодуя над пережитками социалистического строя, и топорно вернул правильное русло нашему диалогу. Мои вопросы оказались предсказуемы, в то время как ответы порождали все большее количество затененной злости на милейшего дружка. Я едва успевал состыковывать его завзятую ложь с честными пояснениями Астрид и спустя двадцать минут составил четкую картину происходящего. Начнем с того, что меня сразу поразило несоответствие пугалок Лео с действительностью. Я отчетливо помню, как он предупреждал меня о подавленном молчании девушки. Допустим, ее немота обуславливалась моим отсутствием или глупостью вампира, но поездка к гинекологу, которой не случалось в принципе, или отъезд Рейчел на следующий день после празднования дня рождения, которая, по словам приятеля, сегодняшним утром подбадривала подругу судропереводом…Как это называется, черт возьми? Я не жалуюсь на слух и уж тем более не грешу необоснованными галлюцинациями. Попахивает двойной игрой в одни ворота, не так ли? Выходит, об измене тоже поведал сей эталон пресмыкающихся гадов! Ох, братец, поберегись, такую подлость я простить не сумею!

— Джей, это еще не все, — сдавленно обратилась девочка, покончив с рисованием завитушек на тыльной стороне моей ладони. — Я тебе самого главного не сказала. Северин…он его отчим. В смысле не только создатель, но и человек, взявший Лео на воспитание в трехлетнем возрасте. Ты ведь в курсе истории его детства?

— Об умершем от чахотки отце, гулящей матери и веренице мужчин, посещающих ее постель? — скорее утвердительно спросил я, оперируя давней информацией. — Сказать по правде, я изрядно запутался в этом сборнике баек. Но то, что Гудман его отчим… Нелепость какая! Астрид, птенчик мой, будь снисходительна к заскорузлому уму, перескажи его откровение в подробностях.

В итоге на мою голову сверзился с высоты птичьего полета водопад неочевидных сведений, часть из которых попросту ввергала в шок. И, положа руку на сердце, описание эмоционального признания в любви окончательно лишило меня ориентации в пространстве. Я старался не реагировать на удушающую истину губительным для взошедших ростков наших новых доверительных отношений образом, поэтому со сцепленными зубами, сдирая в кровь кожицу на губах, сносил постигшее разочарование. Он любит ее! И готов сражаться, притом с использованием гнусных приемов и привлечением артиллерийских орудий наподобие семисотлетнего 'папочки'. А я, олух царя небесного, допустил это, за что по традиции стану расплачиваться годами. Но когда? Почему я раньше не заметил? Каковы его планы?

Гадать бессмысленно и неразумно. В конце концов их с Северином странное родство еще ничего не доказывает, на Лео ведь тоже ведется охота. Хотя-а…

Если задуматься на секунду и припомнить все турниры, то парнишка подвергался настоящей взбучке лишь с моим непосредственным участием. Нож под лопатки, осколок зеркала в плечо, пуля в шею — то сугубо Майнеровские заслуги. Расчлененный труп в ванной, якобы презентованная рыжеволосая голова, которой я и не видывал, арест полиции с последующим побегом и неудавшееся нападение на складе. Щадящий график, однако! Мы с Астрид отдувались по полной программе, а Леандр меж тем прохлаждался за углом с парой царапин и в дурном расположении духа. Явный акт несправедливости налицо, но значит ли он то, что вампир…

— Зябко, — весьма театрально поежилась девушка, теснее сжимая вокруг себя кольцо моих рук. — Нет, правда, Джей, очень холодно. Хочется кофе, — в абсолютно несвойственной для своей некапризной натуры манере заныла она, о чем-то оживленно намекая взглядом.

Я выплыл из пучин встревоженных мыслей и занялся распознаванием поистине непостижимых женских сигналов. Кофе, хм? Ах, кажется, начинаю понимать.

— Ко мне? — с неким завуалированным страхом поинтересовался я.

— Да, — решительно притопнула ножкой малышка, — познакомишь со своим редчайшим 'завтраком'! Хоть узнаю, что тебя в ней так восторгает.

— Восторгает? — изумленно повторил я, помогая ей подняться. — Да ничего, за исключением покладистости. Сладкая, ты ревнуешь?! Господи, милая моя, как же я чертовски рад это осознавать!

В итоге мечта вновь обрести мягкость ее медовых губ воплотилась в жизнь раньше условленного срока. Я не оставил девушке ни единой возможности к сопротивлению, когда одурело повалил на землю, накрыл сверху своим телом и поскорее перекатился на спину, боясь простудить ревнивицу, а после целую вечность наслаждался губительным поцелуем. К сожалению, страсть оказалась мне неподвластна, поэтому повсеместно тоскующие руки то и дело пробирались под одежду, спеша добраться до великолепных изгибов. Однако нежность, бережность и неброский оттенок ласки пришли на помощь в самый нужный момент. Я попросту закрыл глаза и еще очень долго утолял голод по любимому телу невинными прикосновениями.

Я вошел в квартиру вслед за девушкой несколько сбитый с толку роем кружащих под черепной коробкой дум и странностью наших теперешних отношений. Вполне естественно ощущать идущий от Астрид холодок, я и не надеялся отделаться малой кровью за сотенные прегрешения, но вместе с неким отторжением от нее исходил и огонь. Дикий, необузданный, властный и сумасшедший в своей исключительности. Стоило нам обоим оказаться в замкнутом пространстве салона Нисана, законопослушно натянуть лямки ремней на плечи, как мне тут же захотелось проделать неблизкий путь до дома пешком, лишь бы избежать пытливости ее предельно сосредоточенного взгляда. Не понимаю, что в ней изменилось или прибавилось, однако уже начинаю любить до беспамятства этот обновленный вариант малышки.

Сняв верхнюю одежду, я помог своей спутнице скинуть с плеч утепленную парку, педантично пристроил ее на соседней со своей курткой вешалке, забрал шарф и перчатки, а после с готовностью препроводил желанную гостью в гостиную, сияющую хирургической чистотой. Очевидно, пятидневное беспробудное пьянство сказалось на мне наисквернейшим из возможных способов, потому что комнату я признал не сразу и даже успел на долю секунды задуматься над тем, не попал ли ненароком в чужое жилище. Раздвинутые портьеры, обычно укрывающие помещение от беспощадного солнечного света, столь ненавистного моим восприимчивым глазам, подвязаны уродливыми бантами с не менее мерзкими кисточками. Паркет вычищен до зеркального блеска. Тахта, диван и антикварные викторианские кресла укутаны чехлами и, точно дешевая рождественская елка, обвешаны кружевными салфеточками и ажурными нарезками воздушной ткани. Милая сердцу пыль стерта с картинных рам, кофейного столика и переполненного фолиантами книжного шкафа. В носу засвербело от приторного аэрозоля с вонючей апельсиновой отдушкой. Последним аккордом явилась неподдающаяся сравнению улыбка, от вида которой меня скрутил приступ морской болезни.

— Знакомься, Астрид, — хватаясь одной рукой за виски, второй я невоспитанно указал на скалящую зубы недотепу, превратившую скромное обиталище Майнера в парадную тетушки Энн. — Трейси, — не успело простецкое имя сорваться с языка, как в разговор вступило вышеназванное стихийное бедствие по произнесению тысячи и одной глупости в секунду.

— Очень, прямо до опупения рада с вами познакомиться, — ради столь знаменательного события девица решила забросить стратегически важный просмотр телевизора в целом и шоу Опры в частности, поэтому резво соскочила с дивана и помчалась нам навстречу. Если бы не чувство вины перед малышкой, я непременно ретировался в любом предложенном направлении и следующие пару часов отсиживался в спальне. — А что помирились, молодцы. Я уж и молилась за вас, и свечку своему ангелу ставила, да! Джей так страдал по вас, так мучился…

Я замычал себе под нос монотонную песенку и притворился глухим, в то время как пустомеля без передышки описывала любимой девушке мое недавнее состояние полнейшей апатии. Конечно, можно было остановить сей унизительный обмен впечатлениями, но зная характер Астрид, не раз сталкиваясь с ее ослиным упрямством и отнюдь не женским упорством… В общем, правильнее просто смолчать, а затем свести обсуждение щекотливой темы на нет при первом удобном случае.

На мое баснословное везение, девушки довольно споро закруглились с перемыванием мне косточек и дали несчастному вампиру пару минут заслуженного отдыха. 'Завтрак' поскакала на кухню ставить чайник, я с тяжелым вздохом повел гостью в мастерскую, по мере сил привлекая ее внимание к своему лицу, а не к распахнутой настежь двери разгромленной опочивальни. Впрочем, старания пали даром задолго до их применения. С лукавой улыбкой, достойной самого Иуды, да и предателя Брута в том числе, Звездочка ловко выдернула руку из моей ладони и бесцеремонно отодвинула заядлого буяна в сторону, любуясь живописным пейзажем. Я бы назвал эти поэтичные руины 'Погромом в Хевроне', за исключением повсеместно лежащих на остовах из мебели и техники трупов невинно убиенных евреев.

— И зачем было устраивать такой беспорядок? — сочувственно вздохнула Астрид, переводя на меня укоризненный взгляд невероятно глубоких очей переливчатого зеленого оттенка.

— Это не самая моя большая ошибка, — понуро воздал я должное собственной глупости, нежно обнимая вновь обретенный смысл жизни. — Поверь, мне очень стыдно абсолютно за все, но за боль, причиненную тебе, в особенности.

— Почему ты сразу не пришел? Где пропадал все пять дней, я ведь так ждала! — расстроено упрекнула она, в поисках утешения обхватывая мои предплечья хрупкими пальчиками.

— Маленькая, я не нахожу ответов на твои вопросы, — образцово честно зашептал я, гладя шелковистые волосы, вдыхая их дивный аромат и краем глаза наблюдая за хаотичным кружением миллионов мелких песчинок пыли в спертом воздухе не проветренной спальни. — Я поверил в твою измену, затем выяснил правду и кинулся исправлять положение, когда оказалось слишком поздно. Те твои слова, сказанные на парковке…нет-нет, малышка, я ни в чем тебя не виню, наоборот, ты во всем была права. Однако они задели меня за живое. Я будто выпал из реальности, поняв, что потерял тебя. Хотя куда вернее будет звучать термин 'умер'. С той минуты ни Джей, ни Верджил больше не существовали, осталась полая оболочка с набором низменных инстинктов. Все время я провел здесь, на этой кровати в обнимку с ноутбуком. Листал наши фотографии и пил, заглушая тем самым жгучую боль. Как истинный черствый сухарь я мечтал о каком-то чуде, не желая и пальцем пошевелить для его скорейшего свершения. Не то, чтобы я не хотел вернуть все на круги своя, нет. Просто не знал, чем оправдаться и как смотреть тебе в глаза без риска быть сожранным изнутри недремлющей совестью.

Поток уготованных с утра изъяснений иссох, и мы погрузились в ту медитативную тишину, что ценилась мной со дня знакомства с этой неповторимой девушкой. Ее ровное дыхание с отзвуками учащенного сердцебиения и мерно проникающее сквозь рубашку родное тепло порой занимали все пустующие ниши в организме, а сейчас и вовсе заполонили меня сверху донизу, вынуждая душу пуститься в праздный пляс.

— Астрид, я не должен просить тебя об этом, — опасливо отсеивая каждый лишний слог, продолжил я, — но и смолчать было бы глупо. Бездействие иногда страшнее любых ошибок. Жаль, что признаю я это с огромным опозданием. Давай попробуем начать все заново, без оглядки назад на мою ничтожность. Если это для тебя слишком, я пойму…

Она, по всей видимости, задумалась над плохо сформулированным предложением, отодвинулась на пару сантиметров, желая удостовериться в искренности моих побуждений, и донельзя очаровательно улыбнулась.

— Прекращай терзаться, Джей, — благосклонно посоветовала девушка, прикладывая ладонь к моей жаждущей прикосновений щеке. — Нам и в начале было трудно совладать с твоим характером. Я не хочу, чтобы ты менялся или старался подстроиться. Мне необходимо уважение, понимание и чуткое умение выслушать. А еще перестань сравнивать меня с Айрис, пожалуйста. Я не предам тебя никогда.

Потопив в океане неуместных споров возникшее было возражение, я принял на заметку все, без исключения, замечания и повел юную леди к столу, где нас поджидали истончающий тонкое амбре ванили кекс и истосковавшаяся по общению девица, облаченная в забавный передник с танцующими медведями.

Казалось, жизнь потихоньку вливается в прежнее русло, хоть и с измененным течением. Рядом радостная Астрид, как безмятежный островок для уединенного отдыха вдали от горестей и печалей, ее горящий щенячьим восторгом взгляд расслабляет, успокаивает и понемногу уравновешивает рокот надвигающихся волн со стороны грозного неприятеля. 'Завтрак' вписывается в обыденность, точно дальняя родственница из числа дворовой челяди, не доставляет лишних хлопот и рьяно помогает избавиться от большинства садистских замашек, за что ей низкий поклон и вечная благодарность. Теперь я человек не только с любимой девушкой, но и дома. И мы действительно пьем чай, обсуждаем прошедший выпуск пятичасовых новостей, кривим носы от рекламы и едва ли не готовим ботинки для совместной пешей прогулки. Прав был великий Гёте, когда сказал: 'Где глупость — образец, там разум — безумие'.

Единственное огорчение случилось, когда в кармане брюк очнулся мобильный с высветившимся посреди экрана номером Лео. Извинившись перед дамами, я вышел в коридор, обоюдоострыми щипцами вытянул из себя вежливое приветствие без капли желчи и с интересом выслушал занятную информацию о предполагаемом месте встречи. Все та же северная часть города, заброшенный металлургический цех и негодяй, ворвавшийся в дом малышки, на закуску, так сказать.

В миг, когда в ухо понеслись частые гудки, передо мной встал непосильный выбор: остаться с Астрид и продолжить вилять купированным хвостом для сглаживания заострившихся углов или принять приглашение вампира и присоединиться к расправе над нежизнеспособной тварью, к которой у меня имелся внушительный список претензий физического характера. Благо, девочка почувствовала неладное и лично решила разобраться с моим долгим отсутствием, поэтому выскользнула из кухни и ласково прильнула ко мне из-за спины.

— Тебе надо уехать, — проницательно подметила малышка, не нуждающаяся в зрительном контакте. — Надеюсь, не слишком надолго?

— Всего пара часов, — как можно более мягко ответил я, медленно оборачиваясь. — Отвезти тебя домой? Или сумеешь дождаться меня здесь, а после прогуляемся под звездами?

— Ох и подлиза же ты, Майнер! — звонко расхохоталась она над моим неумением маскировать отчаянные извинения. — В поместье я пока не поеду. Хочу кое-что прибрать за вами, мистер. И на будущее знай, можешь громить хоть всю квартиру, но спальню не тронь. Она дорога мне, как память об ушедшей молодости!

— Слушаюсь и повинуюсь, — благочестиво согнулся я в издевательском поклоне, шутливо лобызая прелестные ручки с чуть подрагивающими пальчиками, и поднялся выше для более раскованных ласк. — Только не вздумай ничего трогать, я сам разберусь с этим безобразием, — нарочно прервал я поцелуй на самом захватывающем моменте, истосковавшись по выразительному гневу мисс Уоррен.

— Кто в доме хозяйка, а? — устрашающе уперла она кулачки в бока, демонстрируя во всей красе властную натуру. — То-то же, негодный вампир! Так что разберемся без сопливых, где нам и что трогать. Кстати, Трейси мне понравилась, но не мог бы ты выпроводить ее на часик-другой, когда вернешься?

Ничем не прикрытый намек, да еще произнесенный с приглушенными интонациями и весьма однозначными проблесками пламени в глазах, живо образовал тугой узел внизу живота и побудил вернуться к ознакомлению со сладкими губами. В итоге после двадцати минут слепых блужданий по коридору в обнимку с разгоряченной девицей в поисках второй спальни у меня сложилось странное впечатление затянувшегося прощания перед чем-то неотвратимым. Слабые попытки внутреннего голоса вынудить меня подчиниться иступленному желанию, наплевав на поездку, я без колебаний заглушил, выудил загребущие ладони из-под ее футболки, наспех застегнул податливые шаловливым пальчикам верхние пуговки на рубашке и трижды повторил столь значимую для Астрид фразу: 'Я люблю тебя, моя девочка!', прежде чем выместись вон из квартиры.

'Из пункта А в пункт В прибыл Кадиллак, притом добирался он туда не положенные четверть часа, а целых тридцать минут. Вопрос: что послужило причиной столь вымученной расторопности водителя?', - предельно простая задачка, при решении которой стоит основываться в первую очередь на моем внутреннем состоянии. Вымуштрованное чутье всю дорогу твердило мне отказаться от участия в казни зарвавшегося смертника, поэтому потребовался лишний круг по заброшенным улочкам старой части города, дабы воссоздать уравновешенную линию поведения с Лео. Нам ведь потребуется предельно честный разговор, что, учитывая отсутствие самообладания и повышенную вспыльчивость, будет не так-то просто устроить.

Итак, отбрасываем неугодные сомнения и душевные разочарования. Состряпанные в мое отсутствие треугольники удостоятся плеяды внимания чуть позже, впереди меня ждет уморительное развлечение и десять пинт смердящей крови истинного мерзавца.

Я бросил машину в том же неприметном тупике, что и в ночь вызволения Астрид, скинул с себя куртку, боясь испачкать дорогостоящую вещицу, и по пути к давно остановившему свою работу металлургическому цеху вдоволь насладился дивной красотой мертвых пейзажей. Разруха, опустошение и забвение тянулись здесь от одного здания к другому, петляя меж поросших кустарниками закоулков, каждый шаг отдавался от разваливающихся стен губительным эхом, а умеренные вдохи чудились злостными нарушителями редкой для нашей суетной жизни тишины.

Но вот показалась заветная дверь, и чрезмерная поэтичность в восприятии удалилась восвояси. Первым делом я оказался в некоем подобие раздевалки, затем ступил на бетонную лестницу с отваливающимися железными перилами, пересек вытянутый в длину холл с выбитыми стеклами, по которому вольготно разгуливал сквозняк, и приметил тоненький лучик света карманного фонарика, блуждающий среди груды строительного мусора. Поравнявшись с его источником, я замер и недоуменно уставился на вампира, забавляющимся с 'карандашом'.

— Салам, брат, — хмуро вскинул он сжатую в кулак ладонь, выражая сим варварским жестом скупое приветствие. — Как прошла встреча двух полоумных влюбленных?

— Твоими молитвами, — изящно увернулся я от преждевременного обсуждения. — Где кролик, которого предстоит разделать?

— Скулит по отрезанным лапкам, — виртуозно поддержал игру парень, указывая мне взглядом на неприметный в густом мраке проем. — Я купировал ему несколько пальцев на правой руке, уж больно не терпелось отплатить за одну низость.

— Тогда приступим к основным пыткам, — заранее выпустил я на волю томящуюся взаперти кровожадность, мрачно потирая зудящие ладони, и перешагнул порог выбранной приятелем комнаты. Лео поднялся с расшатанного стула и последовал за мной.

Начиная свою военную карьеру переводчиком в допросах пленных немецких солдат, я не раз бывал в схожих декорациях, но лишь сегодня почувствовал разливающееся по жилам удовлетворение. Эргономичная керосиновая лампа, предусмотрительно зажженная вампиром, вытолкнула из кромешной тьмы безвольно болтающееся тело, обнаженное до пояса. Обе руки стянуты у запястий толстым кожаным ремнем и подцеплены на вопиюще острый крюк, торчащий на одной из несущих балок, коими испещрен низко нависающий над головой потолок. Голова с сальными, слипшимися волосами опрокинута на грудь, носки босых ступней едва дотягиваются до пола. Отморозок явно пребывал в бесславной стадии затяжного обморока, что не устраивало ни меня, ни дражайшего дружка, схватившего стоявшее поодаль ведро с водой. С криком разъяренного индийского слона: 'Проснись, красавица!', он резко опрокинул его содержимое на атлетического склада фигуру и с умилением стал всматриваться в тщедушные попытки нашей жертвы проанализировать обстановку.

— Что вам нужно? — вероятно, этот вопрос задавался им неоднократно, но вразумительного объяснения так и не удостоился. Посему ситуацию вызвался исправлять я.

— Думаю, ты и сам очень скоро поймешь, — вкрадчиво зашептал я, бесшумно появляясь у приговоренного из-за спины. — А пока соблюдем формальности. Имя, возраст, вероисповедание и причастность к громким преступлениям?

Лео громко заржал и ненадолго вымелся из комнаты, чтобы вернуться обратно с двумя колченогими табуретками, очевидно, с целью обустроить зрительный зал. Я тем временем выслушал абсолютно неправдоподобный ответ и лично озаботился получением нужных сведений, пошарив в заднем кармане джинсов отпетого негодяя. Бумажник — вот тот кладезь информации, что достоин моего придирчивого внимания.

— Полное имя Линкольн Агастус Хавьер, — с глумливыми интонациями зачитал я, сверяясь с водительским удостоверением. — Возраст двадцать девять лет, гражданство американское, судя по всему холост. Подданный штата Нью-Йорк, но родился в Массачусетсе. Фух, скукота какая, — с театральным зевком отбросил я кошель напарнику, детально принимаясь за изучение внешности подонка.

Сходство с портретом было поразительным, если не считать налипших на лоб и скулы прядей давно немытых волос, что несколько заглушило агрессию отвлеченными мыслями о невероятном таланте Астрид. Одновременно ее образ живо всколыхнул в сознании рассказы Лео об издевательствах над несчастной девушкой, и ярость зарделась во мне с утроенной силой.

— Как ты вообще его нашел? — сокрушительным ударом в солнечное сплетение оглушил я третьего лишнего, размеренным тоном обращаясь к вампиру. — По портрету, гм?

— Сходил к гадалке, — съязвил пребывающий в дурном расположении духа собрат, доставая из-за пазухи педантично обернутый в черный носовой платок складной стаканчик из тех, что входят в джентльменский набор 'зажигалка-фляжка-ручка'. Следом на свет появился нож для вскрытия писем с иглоподобным лезвием в добрый десяток сантиметров, кончик которого вполне мог конкурировать по остроте со скальпелем. Словно раздумывая над дальнейшими действиями, вампир подошел к бесчувственному ублюдку, легким движением руки вспорол кожу на сгибе его локтя и обыденно подставил емкость под вялотекущую струйку дурно пахнущей крови. — А вообще-то все оказалось до смешного просто, — наконец серьезно заговорил он, поворачивая ко мне усталое и будто стертое лицо. — В городе двадцать три отдела, торгующих униформой, среди которой имеется и курьерская. Четверо суток ушло на то, чтобы выявить нужный. Внешность у красавчика запоминающаяся, продавщица узнала его почти сразу. Дальнейшее дело техники. Включил обаяние, притащил лапусе букет цветов и коробочку конфет и попросил припомнить, чем расплачивался урод за покупку. Дуралей по глупости сунул кредитку, так мне стало известно имя. Остальное прошло как по маслу.

— Смекалисто, — неохотно покривил я душой, изнывая от желания сомкнуть ладони на чьей-то глотке. — Теперь выясним, что ему известно о Северине. Позволишь?

Я сверился с реакцией дружка и с нескрываемым восторгом схватился за протянутый нож, спеша утолить трубно воющий изнутри голос, требующий криков, жалобных стонов и бесконечной мольбы о пощаде. Лео обосновался в 'амфитеатре', удобно развалившись на стуле со стаканом крови в руке, и сочувственно вздыхал всякий раз, когда я несколько превышал дозу болевых ощущений, ухищряясь кромсать и резать самые чувственные участки. Без единого слова я вонзал лезвие в сочащуюся ферментами плоть, мысленно припоминая каждую крупную слезинку своего звереныша, ее разорванное платье, всклоченные волосы и тот гнусный презент в виде металлической пластины с зазубринами. И всякий раз восторженно выл вместе с пленником запредельных мук, потакая хищнической природе безнадежного садиста.

— Эй, Габсбург, завязывай, — неожиданно встревожился приятель, распознав в очередном жертвенном оре признаки скорой смерти от обильной кровопотери. — Мы его теряем! — с притворным ужасом добавил он для большей доходчивости и живо вырвал из моих рук орудие для издевательств. — Гнус, слышишь меня? — поднял Леандр омытую градом струящимся потом и смазанными потеками крови морду. — Начинай выбалтывать секретики, быть может, останешься жив. Кто велел тебе нарядиться курьером и вломиться в дом девчонки с сувениром наперевес?

— Охотник, — смачно сплюнул на пол мерзавец застрявший посреди горла сгусток крови, — он так представился нам. Я сам его не видел, получал указания по телефону.

— А кто видел? — по-деловому ухватился вампир за ценного поставщика сведений, сдавив ему глотку. — И почему ты сказал 'нам'? Тот рыжий, что лишился черепушки на складе, тоже в команде?

— Да, — сипло согласился кандидат на экспресс в ад, — это был Тедди, Теодор Бакли. Именно к нему пришел Охотник с предложением отомстить за сестру. Он уговорил его стать вампиром, а затем выследить убийцу Лоры и поквитаться.

— Что еще за Лора? — непонимающе уточнил друг, тогда как в моей голове моментально сложился труднодоступный пазл происходящего. Лора, та самая рыжеволосая девушка, с которой мы познакомились в клубе, та, что явилась первым предупреждающим подарком от выжившего из ума маразматика Северина, посланным 'с небес'.

— Выходит, недоносок, сбивший меня на машине, ее брат, — заговорил я отчасти с самим собой, выстраивая мысленную цепочку логических следствий. — А ты кто? Жених?

— Верно, мать твою, — порывался плюнуть мне в лицо набравшийся сил мститель, но неудачно ткнулся носом в подставленный кулак. — Он пришел к Тедди с фотографиями, твоей и его, а затем достал из кармана листок о вскрытии…мы…мы даже похоронить ее по-человечески не могли! Удалось найти только голову. Я ненавижу вас, твари! Вы отняли у меня самое ценное…

— Заткнись! — агрессивным тычком в грудь утихомирил Лео буяна, а после указал мне взглядом на необходимость отойти в сторонку. — Объясни, Габсбург, че вообще происходит? Кто эта Лора?

— Девица, с которой я спал год назад, — остервенело сжал я кулаки, устав от бесконечного повторения одной и той же истории. — Ее голова была предвестником всех бед. Тот рыжий вампир, что окатил тебя бензином и пытался сжечь, ее брат, а эта мерзость — жених. Северин пришел к ним, чтобы заручиться поддержкой. Наплел, будто мы виноваты в ее гибели, и велел бесстрашно мстить. Полагаю, убийство дочери конгрессмена и высланный Астрид диск тоже на их совести.

— Но мы-то, блин, не при делах, — по-детски наивно захлопал глазами мальчишка, украдкой оглядываясь через плечо на искалеченного пленника.

— Поди объясни сие откровение этому идиоту! — рявкнул я, отдавая себе отчет в том, какую зловонную яму с помоями уготовил нам Гудман. Как ни крути, мотивы Линкольна мне предельно ясны, более того, схожи с личным мировоззрением. Признаться честно, я не могу убить человека только за то, что он пытался восстановить справедливость, пусть и несколько по-своему, с миллиардом фатальных ошибок. Да, измывательства над Астрид и жестокая смерть ее одноклассницы, вещи сами по себе жуткие, как, впрочем, и гибель невесты. Окажись я на его месте, запросто погубил гораздо большее количество народа.

По моим ощущениям, размышления Лео имели аналогичный характер и закончились весьма плачевным для 'курьера' образом. Обдав меня пасмурным взором, вампир молча вернулся к тоскующим стульям, закинул на один из них грязный кроссовок, уперся локтем в колено, повалил поверх раскрытой ладони подбородок и без всякой заинтересованности попросил Хавьера облегчить душу и поделиться всеми известными об Охотнике фактами, иначе о смерти ему придется умолять не одну неделю.

— Я видел его однажды, — спустя пятиминутное раздумье, принялся исповедоваться Линк, — со спины всего лишь. Высокий, грузный, немного ссутуленный. Волосы вроде светлые или седые, точно не скажу. Тед говорил, у него татуировка на руке: черный дракон, а из разинутой пасти выползает гремучая змея. И примерно похожие иероглифы, — ткнул он чуть приподнятой ногой в д`Авалоса, по всей видимости, желая указать на закатанный рукав полосатой рубашки, открывший вид на бесцветную картинку. Папа и сын пользуются услугами одного и того же мастера, не так ли? — Больше ничего не знаю. Умаляю, только без боли!

— Бог тебе судья, скунс! — неожиданно отмахнулся приятель от последней просьбы, никак не решаясь нанести решающий удар в область коронарной артерии, который спешно прекратил бы страдания и дал мне возможность приступить к другой, не менее занимательной беседе о личных приоритетах. Впрочем, о жалости я подумал совершенно зря, потому что в следующий миг ехидная физиономия приятеля озарилась ожесточением, и со словами, — а я рискну побыть покладистым исполнителем его суровой воли! — проделал в сердце бедолаги сквозное отверстие. — Покойся с миром, старичуля, — не преминул вампир напоследок блеснуть кощунством, мягко опуская сокращающиеся веки на глазницах парня, бьющегося в агонии.

Я отвернулся, не испытывая ни малейшей тяги к любованию столь удручающей картиной. Не знаю, что произошло со мной в тот момент. В прошлом смерть всегда казалась дружественной спутницей, но не сегодня и не сейчас. Именно в эту минуту я испытывал презрение к своему образу жизни, сущности и идеалам, за которые теперь не отдал бы и цента. Вот к чему приводит жажда мести, вызванная истинной любовью. Какая тонкая и абсолютно неразрывная связь соединяет эти два понятия. Мы мстим за тех, кого любим, — будто выжженный ген в биноме человека. Значит, гомо сапиенс в переводе с латыни означает 'набор инстинктов', и никак иначе.

— Как насчет помощи, а, Конфуций? — увлекшись извлечением морали, я упустил из виду гомерически смешные попытки друга снять с крюка обмякшее тело. Мастерски рассекая воздух ножом, карлик-недомерок подпрыгивал на месте, силясь дотянуться до ремней, но особого успеха не достиг и с мнимой ненавистью сверлил меня глазами на протяжении минуты. — Отцепи его и можешь проваливать к своей крале.

Затоптав рано вскинувшую голову ярость поглубже, я выполнил его просьбу, аккуратно опустил на пол Линкольна, поискал чем бы накрыть труп, наткнулся взглядом на брошенный в углу ком полиэтилена и, стараясь не очень испачкаться, растянул пленку над пешкой Северина. А после принял внушающую опасение стойку, вцепившись глазами в меряющую комнату шагами фигуру.

— И когда ты собирался сказать мне о том, что влюблен в нее? — по возможности иронично провозгласил я, с удовольствием наблюдая за постыдным впадением Лео в ступор. — Полагаю, одновременно с раскаянием о тонне лжи, ведь так? Рейчел уехала на следующий день после дня рождения, не без твоего участия, разумеется. К врачу ты Астрид не возил, а мне об этом сказал из ревности. Не хотел, чтобы я к ней прикасался, верно? Что ж, вполне в твоем духе. Однако смею тебя огорчить, ты ничего не добился сермяжной хитростью. Она была и остается моей.

— Напротив, Вердж, — сдержано возразил мне мальчишка, резко оборачиваясь и делая небольшой рывок вперед, — я добился многого. Теперь она знает, какой ты. Ситуация с изменой стала показательной по всем параметрам, — по его лицу пронеслась тень неотделимых эмоций, одну из которых я все же сумел распознать: злорадство. — Да, я соврал, и ничуть не раскаиваюсь в этом. У меня были пять чудных дней. С ней. В одной постели. И плевать, что мечтала она о тебе, рядом-то был я. Смотрел, как она засыпает, ждал, когда проснется, караулил под дверью ванной и наслаждался каждым моментом. Стой, где стоишь, я еще не закончил, — заранее предупредил он мою попытку свернуть чью-то бесхозную шею. — Тебе всегда везло по жизни. Дружная семья, сестра, невеста…даже с Айрис ты умудрялся выглядеть счастливым, а я трахал ее и не чувствовал ничего отдаленно схожего. Мне было так же мерзко, как и сейчас. В тот день, когда вы застукали нас с Рейчел у Астрид дома, я пришел туда отнюдь не случайно, а чтобы увидеть ее. Осточертело любоваться на твою довольную рожу, хотелось уже наконец утереть тебе нос, показать, что гладко бывает только на катке. Честно, я не сразу врубился, что со злости перепутал девчонок, но когда понял…обрадовался, представляешь? Она не заслуживает плохого обращения. Никакой грубости, только ласка и трепет, будто по отношению к редчайшему цветку, славящемуся своей прихотливостью. Вот ты, Габсбург, кричишь на каждом углу о своей великой любви к ней. Но это же ложь! Вы все друг друга обманываете, потому что самая сильная и чистая любовь — неразделенная. Я предпочел бы никогда этого не знать, но такова истина: нет ничего хуже, чем любить того, кто тебя не любит, — и в то же время ничего прекраснее со мной в жизни не случалось. Любить кого-то, кто любит тебя, — это ведь нарциссизм, самолюбование, бравада! Любить девушку, которая тебя не любит, — вот это да, это подлинная любовь, — с жаром завершил свой абсурдный монолог Леандр, сокращая наличествующее между нами расстояние до одного смертоносного шага.

Интересно, ему нос прямо здесь сломать или вывести на улицу, а там уж похоронить в ближайшей канаве? Завистник чертов!

Я растянул губы в приторной улыбке, намереваясь проделать оба финта немедля, и агрессивно ткнулся кулаком в выгнутую колесом грудь, как бы намекнув на брошенный вызов. Однако достойный ответ заполучить не успел. Острый слух мгновенно выхватил из накаленной до предела атмосферы приближающийся звук величественной поступи и через секунду в комнату вошел человек, появление которого насквозь пронзило меня молниеносной догадкой.

— Добрый вечер, джентльмены! — учтиво поздоровался мужчина, чье имя не осталось тайным ни для одного из присутствующих. — Вергилий, мое почтение. Здравствуй, сын.

— Наше вам с кисточкой, батенька, — без грамма удивления в затвердевшем голосе отозвался Лео, принимаясь остервенело ржать над маской первобытного ужаса, сковавшей мои лицевые мышцы. — Должен тебя предупредить, он буйный. Может, придержать на всякий случай? — на этом вопросе вокруг моих запястий сомкнулись 'стальные наручники' превосходящих по силе рук.

— У нас всего лишь частная беседа, Леандро, — порицательно покачал прилизанной головой Северин, проходя в центр комнаты. — А ты хорошо со всем справился, я действительно горд. Но ближе к делу, господа, — наконец занял он доселе пустующий стул и брезгливо огляделся по сторонам.

Сказать по правде, этот колоссального роста вампир внушал мне студящий жилы страх даже в сидячем положении, не говоря уж о его усмехающемся сыночке.

— Итак, — назидательно протянул Гудман, вежливо позволяя докончить фразу вашему покорному слуге. 'Сети расставлены. Ловушка захлопнулась'.

Надеюсь, моя смерть будет безболезненной.

 

Глава 28. Враг в отражении

POV Астрид

Устало утирая пот со лба чистым краем салфетки для протирания пыли, я опустилась на стул и с удовлетворением оглядела плоды двухчасовой уборки в разгромленном помещении. Основная часть мусора из осколков стекла и пластика покоилась в утробе трех огромных пластиковых мешков, письменный стол приведен в идеальный порядок, а вот любимое хозяйское кресло вряд ли подлежит ремонту. Залитое разноцветными пятнами из разбитых баночек краски для принтера, с отломанным подголовником и поврежденной ножкой, оно теперь пригодно разве что в качестве музейного экспоната имени Майнера. Боюсь, телевизору, игровым приставкам и мощной акустической системе грозит та же незавидная участь, как и двум настенным бра, одному ночному торшеру и неизвестным образом затесавшейся в обстановку напольной вазе, у которой уцелела лишь верхушка. Однако наибольший ужас на нас с Трейси, добровольно предложившей мне свою неоценимую в рамках вопиющего бардака помощь, наводил девственно чистый стеллаж, тянущийся вдоль всей стены. Ведь когда-то он выполнял роль единственного 'коллекционера' баснословного собрания книг и дисков, коих, по моим приблизительно скромным подсчетам, на полу насчитывалось не меньше полумиллиона экземпляров. И каждый из них нам предстояло избавить от пыли и песчинок стекла, рассортировать по принадлежности к фильмам либо музыке, а после вернуть на законное место. Думается, не так я планировала встретить свою далекую старость.

— Умаялися? — сострадательно поинтересовалась Трейси, ловко спрыгивая с громоздкой стремянки и отбрасывая в сторону будто измазанную сажей тряпку, которой только что закончила протирать полки. — Хотите чаю вам сделаю?

— Я вполне дееспособна, поэтому чай могу приготовить сама, — не слишком вежливо отозвалась я, пытаясь вновь подняться на желейные конечности. — И давай на 'ты', а то неудобно получается. Как насчет перерыва в работе?

— Завсегда пожалуйста, — громко хмыкнула девушка, грязной ручищей потирая зудящую щеку. — А брататься мне с вами неловко как-то.

— Это еще почему? — как можно более дружелюбно улыбнулась я, осторожно перешагивая через груды коробочек с кинолентами. — К Джею ты обращаешься по имени, чем я хуже?

— Что вы! — искренне ужаснулась она необдуманной постановкой вопроса. — Не хотела вас гневать, просто как-то неудобно сразу на 'ты'. Вы вона какая важная птица, а я так…

— Послушай, — окончательно растерялась я от странности нашего разговора, — будь я внучкой английской королевы, может, и задирала бы подбородок кверху. Но это не так, поэтому зови меня Рид или Астрид, а про 'вас' забудь, договорились?

К счастью, недотепа согласилась, чем только укоренила запоздало взросшие зерна истовой жалости и неизгладимой симпатии. Милая, затюканная девица, получавшая от жизни лишь тычки и затрещины. Свое нынешнее положение пленницы она расценивала, как судьбоносный подарок. Не жаловалась на порезы, всюду виднеющиеся на руках, не поносила Майнера бранью и вообще казалась необоснованно довольной. Поначалу у меня сложилось впечатление, будто Трейси не до конца искренна и втайне мечтает поскорее удрать отсюда, поэтому во всем поддакивает вампиру. Но после трех минут разговора стало ясно, ей и впрямь здесь нравится.

В итоге к ситуации в целом у меня вышло двоякое отношение, разумеется, не без участия заядлой ревности. Я понимала, что любимому необходима кровь, и в то же время жаждала оградить его от любой мало-мальски посторонней женщины в угоду разбушевавшемуся инстинкту собственницы. Бесполезно было уговаривать себя трезво смотреть на вещи, ни о какой ясности мышления речь не заходит, когда перед глазами у тебя маячит довольно привлекательная соперница. Пусть не самая интеллектуально одаренная, чересчур забавная и поразительно бесхребетная, однако не обделенная шармом и покладистостью.

По пути копаясь в личных восприятиях, я добралась до кухни, включила чайник и только схватилась за дверцу холодильника в поисках съестных припасов, как из прихожей донеслась заунывная трель звонка. Изображение на экране видеофона несколько огорчило меня, хотя и не явилось столь уж неожиданным откровением. В камеру весело зубоскалился Лео, черт его дери.

Не спеша открывать неприятному гостю дверь, я ткнула пальчиком в кнопку громкой связи и настороженно поинтересовалась, чего желает сей господин.

— Шелом, котеночек, — в угоду своей энергичности парень несколько раз подпрыгнул на месте и замельтешил перед объективом ладонью, выражая пламенное приветствие. — Не впустишь заледеневшего путника погреться в избу с мороза?

— Входи, — рачительно приберегла я скудные остатки нервов, с трудом справляясь с неповоротливым рычажком на огромном замке. — С чем пожаловал? И где Джей?

Вампир театрально вытер подошвы кроссовок о резиновый коврик, нарочно пряча от меня взгляд в пол, и комкано пояснил:

— Возникли кое-какие сложности, Габсбургу пришлось ненадолго зачехлить удочки. Видимо, за тобой заехать он не успел, поэтому…

— Какие сложности? — мгновенно всполошилась я. — Куда уехать? Почему без звонка? — вопросы посыпались из меня беспрерывно, притом с такой завидной скоростью, что мальчишка не успевал отвечать, но перебивать взволнованный поток бессвязной речи не решился. — С ним все в порядке? — на выдохе закончила я обширный допрос, в изнеможении цепляясь скрюченными судорогой пальцами за воротник его спортивной куртки.

— Давай потолкуем обо всем по дороге, — ограничился Лео бестолковым предложением, самодовольно наблюдая за моими метаниями по коридору в поисках мобильного, обуви и парки вместе взятых. Безотчетно хватая абсолютно не те вещи, я кое-как закуталась в пуховик, обмотала вокруг шеи шарф и обеими ладонями уперлась вестнику тревожных звоночков в грудь, а после ловко вытолкнула нас обоих на лестничную площадку, не забыв крикнуть Трейси, чтобы заперла дверь.

— Лео, миленький, объясни толком, что произошло, — с отчетливыми слезами в дрожащем голосе взмолилась я, мчась вниз по ступеням. Лифта ждать было недосуг.

— Нормально все, лапусь, — невозмутимо скандировал д`Авалос на протяжении всего пути до припаркованного у обочины джипа. — Скоро сама в этом убедишься.

Дальнейшие мои ухищрения, просьбы и даже угрозы нечеловеческой расправы без всякой отдачи растворялись в воздухе. Мы с ветерком пронеслись по безлюдным улочкам малозаселенной части города, с визгом шин вынеслись на густо освещенную магистраль, пересекающую центр, оказались на федеральной автостраде и, наконец, притормозили на заправке, отчего-то проигнорировав все колонки. Вампир, ничтоже сумняшеся, бросил машину у хорошо просматриваемого окна расположенного на территории магазина, нетерпеливым жестом велел мне выбраться наружу, а сам пулей влетел в торговый зал и что-то эмоционально спросил у продавца. Я со всех ног неслась следом, однако подоспела не раньше, чем Лео получил, по всей видимости, очень ценные указания.

— За мной, куколка, — не оборачиваясь, велел он и на крейсерской скорости рванул сквозь лабиринт прилавков и холодильников. Я слепо подчинилась и, придерживая рукой беспрерывно колотящееся в приступе осязаемого страха сердце, силком призвала к послушанию желейные ступни.

В конечном счете мы очутились у дверей мужского туалета, и безраздельная паника, вольготно шныряющая по разваливающейся на составные части душе, преобразилась до размеров повального изумления. Я бы осыпала парня вопросами, если бы гораздо больше не нуждалась в кислороде, который испарился из легких во время нешуточного марафона, поэтому ограничилась протестующим взглядом и спустя одно колебание первой переступила порог уборной. Вампир вероломно изогнул брови, тщательно запирая дверь изнутри, жестко ухватил меня за немеющую ладонь и, точно на аркане, молчком потащил к срединной кабинке. Осознание абсурдности происходящего застало меня врасплох, когда он забрался на унитаз, потянулся руками к прямоугольному окну, выполняющему здесь роль вентиляции, а поняв, что несколько проигрывает в росте, приподнялся на носочках и агрессивно вцепился пальцами в деревянную раму.

— Лео, какого черта мы делаем? — ежесекундно недоумевала я, наблюдая за идиотским трюкачеством сбрендившего кровопийцы.

— Завяжи язык узелком и помоги, — с кряхтением выдал он в ответ, зряшно пытаясь упереться носками кроссовок в гладкую кафельную стену в поисках опоры. — Можешь за задницу потрогать, я сегодня добрый. Ну же, детка, этак мы надолго здесь застрянем.

По-прежнему не доверяя ни единому слову психопата, я с неким смущением сжала обеими ладонями ненавистное колено и по мере скромных возможностей постаралась протолкнуть его вверх, кажется, вполне удачно, потому что в следующий миг парень скрылся из виду, оставив после себя малопривлекательную дыру на месте окна. Очевидно, застекленную раму клептоман в угоду вороватым ручонкам прихватил с собой по ту сторону стены. Не успела я поддаться удивлению, как в проеме показался рукав его куртки, сползающий вниз вместе с едва различимыми для напряженного слуха командами: 'Живо цепляйся, недосуг объясняться!'. Пугающая догадка странного содержания, что, мол, мне предстоит рискнуть здоровьем неизвестно ради чего, оказалась вполне ненапрасной. Лео всерьез предлагал всецело положиться на свои хваленые физические данные и проделать тот же опасный финт с преодолением барьера через прямоугольный лаз под потолком.

Я колебалась ровно минуту, пока не вспомнила о Джее и возникших сложностях, затем взобралась на сантехническое оборудование и с замиранием сердца ухватилась за безумное подобие 'транспорта', попутно зажмуривая глаза. Остальное слиплось для меня в жуткий ком убийственных ощущений. Чудовищный рывок вверх, когда ступни потеряли важную связь с твердой поверхностью, жгущая боль в левом локте, переместившаяся на правое бедро, ледяной порыв ветра, обжегший щеки, и успокоительное тепло крепких объятий наряду с ласковым шепотом: 'Умница, милашка! Так и продолжай держать глаза закрытыми. Мы немного пробежимся'.

Не знаю, отчего я вдруг расхотела протестовать и, что еще более непонятно, покорно обвилась руками вокруг мерзкой шеи, ткнувшись носом в ворот пахнущего чем-то морским пуловера из щекочущей ноздри шерсти. Вероятно, причины столь похвального для своенравной Астрид поведения крылись в интуиции. Я будто предвидела итоги этого небрежно брошенного 'пробежимся' и заранее пожалела о забытых в машине ремнях безопасности. Боюсь, с аптекарской точностью мне не описать свои чувства никогда. Лишь по одному впечатлению со въевшимися в позвонки внутренними органами я уяснила старт ужасного спринта наперегонки с баллистической ракетой. Такое же ощущение постигало меня в самолете при наборе высоты, так же закладывало уши легким свистом, и кровь словно переставала течь по венам, постепенно скапливаясь в стенках сосудов. В тот момент, когда желание закричать от неконтролируемого испуга побороло толику храбрости, мир обратно укоренился на ногах, я очутилась сидящей на чем-то промозглом, и все закончилось.

— Как самочувствие? — нараспев произнес потусторонний голос, приближающийся по мере сосредоточенности на реальности. — Не тошнит? Я сам к этому долго привыкал. Опусти голову между колен, должно быстро помочь, а то у нас совсем времени не осталось. Габсбурга уже небось закопали…

— Чего? — явно ослышалась я, моментально поднимая ссохшиеся веки. — Как закопали? Кто? Что происходит, можешь ты мне ответить или нет?!

— Не могу, красавица, — внимание на расплывчатом лице со следами улыбки ехидной гиены мне удалось сфокусировать не сразу. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Давай поднимайся, наша цель всего в ста ярдах (примерно сто метров — прим. автора) отсюда, — придирчиво разбил вампир мои призрачные верования в искренность и, уцепившись за безвольно висящие вдоль коленей ладони, помог принять шаткое вертикальное положение.

Я стряхнула с себя дурман вместе с грязными лапищами и в следующую секунду с трудом удержалась от того, чтобы не забиться в форменных истеричных рыданиях, когда узнала место, в которое меня затащил наглый упырь. Кладбище.

Моментально мою трусливую душонку обуял ни с чем несравнимый ужас, многократно усиливающийся при взгляде на кресты, надгробные плиты и скорбные памятники херувимов, встречающиеся то тут, то там. И уж совсем гадко мне стало при мысли о том, что совсем недавно я бесславно восседала на чьей-то могиле.

Правда, то были лишь скрытые проявления моих разрастающихся страхов. Вот раздалось сворачивающее кровь шуршание, сбоку от нас мелькнула какая-то тень, расступились ближайшие заросли колючих кустарников и в освещенных луной очертаниях материализовалась колоссальных размеров мужская фигура. Ростом под два с лишним метра, одетая в зловеще развивающийся от малейших порывов ветра плащ, полы которого достигали земли, она замерла, не доходя до нас пары шагов, и насыщенным грудным басом с величественными нотками музыкальности провозгласила:

— Ты задержался, сын мой, — явный упрек в сторону Лео, отчего-то взявшегося загораживать меня от пристального взгляда исполина. — Неприятности?

— Папик, не жуй мозг понапрасну, — неестественно рассмеялся парень, все сильнее напирая на меня своей спиной. — Все прошло гладко. Девчонка здесь, от хвоста я избавился. С ним разобрались? — очень четко выделил Леандр местоимение.

— Всему свое время, — уклончиво отозвался мужчина, чье имя не укрылось от моего болезненного процесса понимания ситуации. — Сейчас я хотел бы полюбоваться на ту леди, что тронула твое сердце. Соблаговоли отойти в сторону, мальчик мой. Упаси Бог томить неведением столь ангельское создание, — на этом он легким взмахом руки отодвинул помыслившего было сопротивление отпрыска и с подчеркнутым радушием в сверкающих в свете занимающейся ночи глазах стал рассматривать меня. — Позвольте представиться, сударыня. Мистер Северин Гудман, к вашим услугам, мисс.

Я склонила шею вслед за исполненным поклоном и уперла взор выкатившихся из орбит очей в протянутую ладонь, по праву принадлежащую некогда Голиафу. Впрочем, до глубины души поражали не только размеры монструозного вампира. Красота. Природная, естественная, обескураживающая и чуточку непозволительная для того, кто семь веков ступает по просторам нашей необъятной планеты с жаждой убийства. Дотошно правильные черты лица: высокий прямой лоб, изящные надбровные дуги с двумя ровными линиями белесых волос с пшеничным отливом, ровный нос с чуть округлым кончиком и острыми крыльями, полные, словно налитые превосходством, губы с приподнятыми уголками и очаровательная ямочка на немного суженом подбородке в виде малюсенькой вдавленной полосочки кожи. Но больше всего завораживали глаза, с их воплощением девственной чистоты небес и глади редчайших горных озер. Не такие льдисто голубые, как у Джея, скорее с призрачными серыми крапинками, зато более умные, проницательные и безнравственные. Они словно кричали о насмешливости, выражая девиз своего обладателя: 'Человечество ничто в сравнении со мной!'.

Напоследок я уловила манящий аромат сигар и одеколона с нотками ванили, вишни и бергамота и испытала безотчетное желание провести рукой по зачесанным назад русым волосам, чего, слава богу, удалось избежать. Потратив минуту на разглядывание этого жуткого и вместе с тем обаятельного мужчины, я задалась мысленным вопросом о его неизменном возрасте и выставила планку на цифре '35'.

— Рада знакомству, — немеющим от выразительного страха языком выдала я заядлую ложь и с плохим предчувствием вложила в мягкую, теплую и будто родную отцовскую ладонь дрожащие пальчики. — Астрид.

— Я знаю, мисс, — не преминул обдать меня ушатом заносчивости мужчина, споро теряя интерес к обыденной персоне, а после подошел к пасынку, обнял его за плечи и на ходу зашептал что-то важное, но абсолютно неразборчивое.

Мои тщетные попытки настроить слух на максимальную восприимчивость оказались напрасными. Из всей пятиминутной речи, что вела шагающих впереди мужчин и меня вглубь погоста, удалось выудить десяток незначительных слов и всего одно имя: Вергилий, за которым последовал смертный приговор: '…выбыл из игры'.

POV Джей (двумя часами ранее)

В тысячный раз припоминая старую немецкую пословицу о том, как груз вины становится легче, если нести его с покорностью, я снова и снова смотрел в глаза предателя и терпеливо ждал вынесения приговора. Мои прошлые размышления о дорогах мести оказались весьма уместными. Все началось именно с нее. Ради восстановления чертовой справедливости я ступил на свой смертный путь, из-за ложного чувства долга потратил годы на выслеживание Леандра, свел тесное знакомство с его, как выяснилось позже, отчимом, ввязался в глупейшую драку, чем разбередил самолюбие злопамятного вампира, и сейчас почерпну наполненную до краев чашу последствий. Но каков плут, скажу я вам! Завоевать мое доверие дважды — занятие из категории невыполнимых, а мальчишка с ловкостью выполнил этот непостижимый трюк. Думаю, чинные аплодисменты прозвучат как нельзя более кстати.

Выбивая озябшими ладонями ритм небезызвестной песни 'We Will Rock You' талантливой группы Queen, я нагло ухмыльнулся прямо в физиономию мерзавца и с вызовом воззрился на названного крестного отца всех вампиров.

— Чего же вы ждете? — неосмотрительно истоптал я мозоли напряженных членов синдиката, вальяжным жестом простирая руки к стенам, будто в надежде немедля разорвать соглашение с вечностью. — Мольбы о пощаде и прочих унижений не будет. Хоть вас это и огорчит, но я желаю уйти с достоинством.

— Вердж, завязывай ломать комедию, — зло рыкнул на меня папенькин сынок. — Лучше послушай умную речь. Ты мастер делать выводы на пустом месте. Думаешь, мы с этим напыщенным дядькой заодно? Отчасти это так, да, папуся?! Но не совсем верно с точки зрения творящейся вокруг херни.

— Прощу прощения, джентльмены, — вклинился в жаркий спитч молокососа трубный бас семисотлетнего 'старика'. — Я не располагаю должным количеством времени, чтобы вести беседы на посторонние темы. Леандро, краткий отчет о ситуации, пожалуйста.

— Ну и зануда ты, Сев, — грустно заохал парень, подтягивая ко мне стул, который я поначалу хотел отпихнуть ногой, но после расстался с замашками нервного подростка и с подчеркнутым безразличием устроился на продавленном сиденье. — Господа, справа от вас находится труп некого Линкольна Хавьера, третьесортной пешки в сплетении паутин благочестивого Охотника, — заунывным тоном экскурсовода в музее, сопровождающим десятую группу туристов за смену, принялся вводить он в курс дела скромную компанию вурдалаков. — Слева мы имеем возможность наблюдать заброшенные пустоши, где до сегодняшнего дня отсиживалась эта редиска. По несчастливой случайности я не застал его на месте, но обнаружил кучу прелюбопытных деталей. Во-первых, это мужчина, — перешел Лео непосредственно к фактам, выуживая из темного угла, куда не попадал тусклый свет зажженной керосиновой лампы, небольшой кейс в непроницаемом для влаги черном чехле. — Видите содержимое? Опасная бритва, белоснежное вафельное полотенце и складное зеркальце со следами коротких волосков с проседью на концах, — без устали сыпал громкими выводами новоявленный Холмс. — Судя по всему, этому фрукту хорошо за тридцать или даже за сорок человеческих лет. Галопом скачем дальше и…потайное отделение. Паспорта без фотографий, зато с автографом, кредитки, номера банковских счетов на разные имена и пара тысяч наличными. Конфискуем в качестве вещдоков.

— Минуточку, Коломбо, — едва сдерживая рвущийся из груди гогот, я подошел к сыщику и вытянул один из документов, дабы сравнить мои догадки с действительностью. К сожалению, почерк оказался мне неизвестен, и 'расследование' потекло своим чередом.

— Благодарю за энтузиазм, Ватсон, — рьяно вжился в роль балагур, кладя удостоверение обратно в дипломат. Деньги уже успели перекочевать во внутренний карман его куртки. — На полу, коллеги, мною так же были найдены затертые пятна крови, что свидетельствует в пользу того, что сей любопытнейший экземпляр неряшливый вампир с тягой к излишней жестокости. Он не просто обедал здесь, вдали от цивилизации, а применял к еде разного рода пытки кустарными инструментами. Крюк, дорогие мои любители детективных историй, — неодобрительно покосился Лео на мой широкий зевок на весь рот и ткнул пальцем в болтающийся на балке изогнутый металлический стержень с остро отточенным концом, — использовался давно и постоянно, о чем говорит натертая до блеска поверхность. Таким образом, с помощью дедукции и нелинейной смекалки, мне удалось составить приблизительный внешний портрет негодяя. Выше среднего роста, раз легко дотягивался до стропил. Мне такой фортель не под силу, в отличие от Габсбурга. Крепкого телосложения, седые волосы, временами отращивает небольшую бородку. Из личных домыслов: питает вящую неприязнь к двум присутствующим здесь мужчинам, мстит с повышенной озлобленностью. На этом у меня все, господа, — слово взявший на выступлении шквал оваций актер, мальчишка согнулся в поклоне, зло сверкнул в меня оскаленными зубами и удалился в тень.

— Недурно, сынок, — сдержанно похвалил папочка надрывные старания своего чада, переходя на приглушенную беседу со мной. — К твоему рассказу я скромно могу добавить лишь имя недоброжелателя, но, боюсь, Вергилий не уследит за нашим ходом мыслей. Впрочем, для вас, дорогой Габсбург, я готов сделать несколько пояснений. Начнем с того, что вы напрасно наградили меня чужими регалиями. Я не Охотник и никогда бы не стал причинять неудобства своему сыну, одному из любимых, смею заметить.

— Неудобства? — ошеломленно переспросил Лео, вклиниваясь в плавное течение изречений отчима. — Ты в своем уме вообще, папик? Да нам обоим задницу пытались порвать на британский флаг, а потом исполосовать его звездами!

— Не перебивай меня, — тихо и очень проникновенно осадил Северин зарвавшегося отпрыска, лишь слегка поднимаясь над стулом. Однако мне достаточно было и взгляда, исполненного крайней степенью возмущения, чтобы понять сермяжную истину: с этим типом шутки плохи, а их последствия безрадостны даже для мертвых. — Я продолжу с вашего позволения, — смиренно попросил он внимания, улыбкой сопровождая отступление сыночка к дальней стене. — Итак, я прилетел сюда по просьбе Леандро, и предлагаю вам свою неоценимую помощь. Пути Господни неисповедимы, посему ваше молчание я принимаю за согласие и прошу немедля приступить к делу. Мальчик мой, отправляйся за девушкой. Ее жизнь еще дорога нам. Вергилий, сопроводите меня до погоста. Возражения советую оставить при себе.

Я округлил глаза при завуалированном упоминании Астрид, с трудом осознал суть собственной цели, которой должен послужить в угоду прихотям увитого плесенью вампира, и со всем бесстрашием наплевал на его предупреждение, кинувшись со спины на дружка.

— Только подойди к ней ближе одного километра, — за неимением подходящего оружия я от души воспользовался ядовитым тоном, слепо нащупал рукой ненавистное горло и в тот же момент перелетел через всю комнату, больно приземлившись ничком на груды многолетнего мусора.

— Уважение и покорность, — надменно провозгласил Гудман, брезгливо отирая ладонь носовым платком. Очевидно, ту самую, которой я обязан азам пилотирования, рассеченной губой и носовым кровотечением. — Эти два детерминантных понятия впредь напрямую связаны с вашей жизнью, Вергилий. Будьте же благоразумны.

— Ну-у, я, пожалуй, пойду, — громко возвестил о своих намерениях Лео, нарочно играя на моих нервах испорченным смычком. — Батенька, вы, того-этого, не буйствуйте больше. Нехорошо обижать маленьких.

С ничтожным чувством собственной тщедушности и омерзением к идущему рядом вампиру я очутился на кладбище. Паника, тревога, миллионы сомнений — все они надежно разместились в моем сознании, лишая столь необходимой передышки от роя жужжащих мыслей. Я не знал, чему верить, кому доверять, и вяло плелся к необозначенной цели, жалостливо моля всевышнего о снисхождении к Астрид. Зачем она понадобилась Северину? Действительно ли Охотником является кто-то другой? В поисках каких благ Лео подался к создателю и не был ли соучастником всей игры с самого начала? Ни на один вопрос я не находил ответа, теряясь в отражениях смутных догадок. Что за спектакль устроило семейство кровопийц в мою честь? Боже милостивый, только бы не свихнуться на почве томительного ожидания всеобъемлющих объяснений.

Молчаливо шествуя по вымощенной плиткой дорожке, проходящей через центральную часть прискорбного места, я взглянул на часы и мимоходом отметил приближение стрелок к цифре семь. Сто двадцать минут прошло с тех пор, как я по доброй воле покинул уютную квартиру, свою малышку и ступил на извилистую тропку, уходящую прямиком в ад.

— Примите мои извинения, Вергилий, за пещерное невежество, — неожиданно заговорил мой попутчик, рукой указывая на необходимость принять левое направление у небольшой развилки. — Дети — моя тайная слабость, а Леандро в особенности. Я полюбил этого мальчугана с первых дней. Меня задевала его непокорность и тяга ко всякого рода разбойничеству. Лишь он один и по сей день умеет услаждать мой взгляд. Кажется, вам безынтересны мои откровения? — словно кожей ощутил он некое отторжение с моей стороны и приступил непосредственно к сути начатой издалека беседы. — Что ж, обойдемся без светских условностей. Вам известно о любви моего мальчика к некоей Астрид Уоррен?

Я задохнулся возмущением и чуть было не ляпнул: 'А откуда известно об этом вам, господин Проходимец?', но титаническим усилием воли сдержался и изобразил этакого простачка, не улавливающего сути обсуждения.

— Вижу, известно, — скоропалительно сделал свои выводы мужчина, чинно сцепляя руки в замок за спиной. — Я выяснил, что она небезразлична и вам, уважаемый. Поэтому прошу назначить цену, любую, на ваше усмотрение.

— Что? — преждевременно впал я в оцепенение. — Назначить цену?

— Именно, дорогой мой друг, — продолжал истязать меня треклятым воспитанием невозмутимый вампир. — С тех пор как финикийцы изобрели торгово-рыночные отношения, на этой планете исчезло понятие сколько-нибудь значимых проблем, все они отныне решаются звоном презренного металла. Деньги, как я понимаю, вас не прельщают. Что тогда? Возвращение австрийского трона?

— Да как ты, мерзкая кровососущая тварь, смеешь… — я замахнулся для нанесения сокрушительного удара из разряда 'куда дотянусь' прежде, чем вымолвил хоть слово, а после позорно рассек кулаком воздух в том месте, где еще секунду назад продавливала землю гренадерского роста сволочь.

— Молодо-зелено, — нараспев произнес голос над ухом, чей обладатель крепко ухватил меня за шиворот и слегка приподнял над тротуаром. — Не забывайте, что вы смертны, сударь, и отнюдь не так всесильны, каким себе представляетесь. Я даю вам шанс выбрать достойную награду за невзрачную человеческую девчонку. Не облегчайте мне труды, ваша глупая смерть огорчит сына.

— Катись к дьяволу! — наконец-таки обозначил я свою позицию, намереваясь с гордо поднятым подбородком встретить кончину от рук истинного ничтожества, кичащегося возрастом, опытом и вседозволенностью. Предложить мне выкуп за Астрид, будто за вещь, безделицу, очередную игрушку для разлюбезного сыночка! Верх наглости.

— Не дерзи мне, мальчишка, — зло прошипел Северин, планомерно добиваясь моей гибели от удушья собственным воротничком рубашки, на котором уже затрещали пуговицы от натуги. — Впрочем, твоя позиция мне предельно ясна. Среди новообращенных все так же бытует мнение о ценности всего, к чему не прикасалась длань вечности. Вас привлекают не деньги и даже не власть, а любовь и чувства. Позвольте заметить, Вергилий, что это повод для большой тревоги, — с последним умным советом, он отпустил меня, позволив униженно рухнуть кулем на землю, и с бодрым насвистыванием продолжил свой дальнейший путь, не прибегая к излюбленной скорости, а пользуясь размеренной поступью знатных особ на церемонии чествования.

Столь неудачного во всех отношениях дня у меня еще не случалось, поэтому, поднимаясь с колен и отряхивая перепачканные слоями налипшей грязи брюки, я трижды проклял и себя, и жизнь, и оскалившуюся судьбу. А после хмуро последовал за мерзким душегубом, понимая, что малой толикой крови от столь навязчивого спутника мне не отделаться при всем желании. Неужели лет эдак через шестьсот я стану циником до мозга костей, разучусь ценить банальные радости вроде светлой девичьей любви и вознесусь над повседневной людской толпой на такую безграничную высоту? Боюсь, правды мне не познать никогда, ведь будущее строго предопределено нынешними приоритетами. Я давно уже сделал выбор в пользу смертности, еще в тот день, когда осознал свои чувства к Астрид. В тот ужасающий миг, когда время возобладает над моими стараниями, когда старость возьмет свое…я завершу ритуал, начатый пять дней назад. Просто откажусь от крови и освобожу этот мир от порождения первозданного порока.

Мрачные размышления довели меня до административного здания, одно из окон которого привлекало внимание скудным лучом света от эргономичной настольной лампы, очевидно, принадлежащей смотрителю кладбища. Не разбираясь в сути параноидальных планов Северина, я тоскливо проследовал вслед за мужчиной к запрятавшейся на заднем дворе двери, с тревогой вслушался в ритмичный стук костяшек огромных пальцев по деревяшке и с прилежанием стал дожидаться развязки событий. Спустя грузный шум стоптанных сапог, створка незначительно приотворилась, являя моему сосредоточенному взору полоску густо поросшего щетиной лица со следами трехдневных спиртовых вливаний в виде одутловатого носа.

— Чего надо? — прокуренным голосом поинтересовался алкоголик, каждым звуком давая понять неуместность нашего позднего визита.

— Доброго вечера, сэр, — ничуть не растерял Гудман запасы своей тошнотворной вежливости, отступая назад по мере приближения удушливой вони, вырвавшейся из помещения. — Не сочтите за труд выполнить небольшую просьбу за хорошее вознаграждение.

По моим ощущениям, из всей прилизанной речи маргинал уловил лишь два слова 'просьба' и 'вознаграждение', а посему сразу переключился на деловой тон.

— Надоть-то чаво? — блеснул расширенным лексическим запасом питекантроп.

— Взглянуть на план захоронений, любезнейший, — от души ужаснулся папочка Лео предстоящей перспективой войти внутрь смердящей комнаты. — И лопату.

— Стольник, и по рукам, — живо скумекал пьянчуга наличие наживы и вытянул вперед оголодало трясущуюся ладонь, покрытую язвами, фурункулами и прочими гадостями.

С выразительной неохотой Северин все же вложил в отвратительную клешню названную купюру, быстро отдернул руку и пошире распахнул дверь, будто надеясь на сопутствие притока морозного воздуха надвигающейся ночи, а после смело перешагнул невысокий порог богадельни. Я остался снаружи и постарался задавить в зародыше возвысившийся столп сомнений и страхов. Зачем ему понадобился инструмент? Нет, разумеется, ответ на этот вопрос у меня имеется. Вопрос в другом: разрывать уже существующую могилу или копать свежую? Если второе, то я предпочел бы откреститься от участия в безыдейной забаве. Жаль, не имею ни малейшего представления о том, каким образом совершить это простое действие. Они ведь крайне предусмотрительны (под множественное число на данный момент попадала вся семейка потомственных упырей), иначе к чему приплетать сюда Астрид? О какой ее выгодной роли говорил двухметровый гигант?

Пожалуй, информационный вакуум наряду с метаниями вдоль стен наглухо задраенной ловушки, в стальные прутья которой я угодил по собственной глупости, и являются моими затаенными страхами, поэтому скорое возвращение Гудмана с перекошенной миной отозвалось в висках лютой ненавистью, обжегшей веки. Клянусь богом, если мне удастся вырваться из этой заварушки мерно дышащим, Лео захлебнется горьким раскаянием за одну лишь попытку напомнить старому приятелю о местонахождении боязни.

В общем, первый акт хладнокровно срежиссированной пьесы закончился не в мою пользу, однако гипотетическая возможность отыграться все же осталась.

— Знаете, Вергилий, меня всегда веселили байки о вампирах, в которых нас выставляли оплотом грехопадения, — в сотый раз промокая лоб надушенным носовым платком, принялся трепать языком мужчина. — Сколь же прискорбно осознавать, что грязнее человека в этом мире твари нет. Чревоугодие, похоть, алчность, отчаяние, гнев, уныние, тщеславие, гордыня, сребролюбие, прелюбодеяние. Вечности неподвластно выжечь в людских сердцах эти отпечатки. Их тюрьмы переполнены, а души основательно истощены, оттого и кажется, будто закат эры прямоходящих не за горами. Приматами были, ими же и остались.

— А к какому сословию относите себя вы? — на беду ввязался я в бестолковую дискуссию, принимая из рук зазнавшегося пленника бессмертия одолженную лопату. Правда, без всякой охоты, потому что в качестве оружия для защиты она мне все равно не сгодится. — Божий странник? Надсмотрщик за родом человеческим? Или возьмем выше: ангел во плоти?

— Иронизируете, друг мой, — ловко ориентировался Северин в лабиринте захоронений, выбирая смутно знакомое для моих осязательных восприятий направление. — Похвальная способность насмехаться, глядя страху в глаза. О, нет, любезнейший, я не считаю вас трусом, хотя в вашем положении некий испуг был бы вполне оправдан. Осмелюсь заметить, что я знавал некоторых ваших предков, и вы кажетесь мне достойным их потомком. Вас подводит эта барышня, точнее боязнь утратить ее жизнерадостную улыбку. Вы переоценили смысл любви. Бессмертному позволено почитать лишь творение своей плоти и крови, о прочих чувствах, увы, придется забыть. Разумеется, если вы желаете прожить не одну тысячу лет. В противном случае, не сходите с намеченного пути, и эта девушка обязательно вас погубит.

— Благодарю за совет, — как можно более желчно процедил я, продавливая ладонью черенок взятого инструмента, в надежде утихомирить пылающий огонь желания плюнуть в надменную рожу. — Только почему-то он не вяжется у меня с вашими недавними намерениями преподнести сыну столь опасный подарок.

— Что ж, уместное замечание. Один ноль в вашу пользу, — гнуснейшим образом расхохотался Гудман, начиная внимательно приглядываться к каждому из встречающихся на нашем пути надгробий. — Видите ли, Вергилий, мне не впервой исполнять прихоти Леандро. Мальчик он взбалмошный, романтичный и очень увлекающийся, и к тому же обладает одной примечательной для меня особенностью: умеет жить обрывками о светлых воспоминаниях, кои я и спешу ему обеспечить. Эта девочка всего лишь очередной каприз, но я готов пойти на любые траты, лишь бы его осуществить. Отцовская забота — вот то, что я стараюсь дать моим сыновьям.

Полагаю, я с честью выдержал это испытание, потому как по окончанию несуразной тирады сумел выдавить из себя подобие понимающей улыбки и споро прибавил скорость, дабы оказаться в милях от воплощения самых вопиющих представлений о воспитании.

По счастливой случайности, наша совместная прогулка подошла к концу через минуту после моего рьяного бегства от собственного неумения держать эмоции в узде. Безнравственный кровосос царственным жестом указал на нужную могилу, взглядом повелевая мне остановиться, и с интересом воззрился на не заставившую себя ждать реакцию, первой из которых было удивление, затем непонимание, а потом уж откровенные насмехательства. Право слово, это чересчур даже для их своеобразного семейного чувства юмора!

— Приступайте, Вергилий, вам ведь нужны факты, а не мои домыслы, — подначил меня сходящий с тропинки мужчина, чье шуршание плаща о подошвы ботинок притупляло громкие вопли недремлющей совести. Потревожить Эту могилу, чтобы убедиться в ошибочности выводов мерзавца?! Боже праведный, я не сумею! — Не пасуйте перед обстоятельствами, дорогой Габсбург, и они отплатят вам той же монетой.

— Черт возьми, заткнитесь уже наконец! — яростно вспылил я, запоздало принимая на заметку безвыходность ситуации, и с остервенением вонзил лопату в землю, подвигая чахлый букет цветов к соседнему надгробию, у которого виднелся не менее ссохшийся гербарий, разве что в более яркой упаковке.

Конечно, за восемьдесят лет жизни я успел повидать многое, после войны хватался за любую работу, стремясь поскорее вырваться из нищеты, но могилы не разрывал никогда. Само кладбище меня почему-то отпугивало с раннего детства. Я не понимал, зачем люди приходят сюда, прикрываясь словами 'навестить близких', не видел логики в пространных разговорах с усопшими и откровенно побаивался запечатлевшихся на скорбных церемониях воспоминаний. Один вид открытого гроба вселял мне стремление немедля нестись со всех ног в обратном направлении, без оглядки назад, не говоря уж о покоящемся внутри тесного ящика теле. Но то было раньше.

Сейчас я не испытываю и сотой доли прежнего ужаса, зато обзавелся почтением к памяти несчастных. Покой мертвых тревожить нельзя, так какого дьявола я продолжаю рыть?! Ответ крылся в возникших сомнениях. Я вспомнил о содержимом кейса, своих собственных привычках возить в машине несессер с походным набором вещей первой надобности, мысленно ощутил на ладонях жесткость белоснежной салфетки для умывания из 'вафельной' ткани и подналег на лопату, намереваясь в прямом смысле докопаться до сути.

По мере ускользания крупиц времени невзрачная горка земли вокруг меня постепенно росла вширь и ввысь, а потому пришлось спуститься вниз и уже оттуда продолжить орудовать инструментом, рукавом рубашки утирая скопившийся пот со лба. Куртку я снял давно и отбросил подальше, чтобы получать хоть какое-то наслаждение от затянувшейся должности единственного землекопа. Северин, к слову, умотал в неизвестном направлении, дав мне тем самым хорошую передышку от дразнящих нервы разговоров.

В армии я специализировался в несколько иной области и теперь от души жалел о скудости собственных навыков по части рытья окопов. С ними процесс пошел бы вдвойне веселее и уж куда менее тягостнее. Когда глубина ямы приблизилась к метровой отметке, на ладонях вздулись первые в моей жизни мозоли, поясницу скрутило от размеренного изменения положений 'вниз лопату, дать ногой, забросить вверх' и отчаянно захотелось пить. На везение последний позыв измученного непосильным трудом организма был вознагражден прилетевшей из-за груды скопившейся над поверхностью земли бутылки простой родниковой воды, которую я успел поймать еще в воздухе, пользуясь отменным снайперским слухом и недюжей сноровкой.

— Вердж, не обидишься, если я сейчас зарою тебя прямо там? — издалека послышался насмешливый голос Лео, чью пасть я заткнул метким броском ранее найденного булыжника величиной с бигмак. Камень, по моим ощущениям, просвистел в паре сантиметров от уха разговорчивой пиявки, что сильно поубавило пыл в дальнейшем подтрунивании. — А башкой думать тебя не учили? Я ведь не один вообще-то!

Следующим моим вполне ожидаемым шагом было со всей прытью взобраться наверх, наспех отряхнуться от грязи и с неподдельным сумасшествием наброситься с объятиями на растерянную Астрид.

— Джей, Джей, любимый мой, — почти сразу признала она меня в писаном чудище и, не обращая внимания на вероятность тотально испачкаться, теснее прижалась к моему тоскующему по нежному теплу телу. — Что с тобой? Почему все лицо в крови? И…боже! — очевидно, углядела малышка затеянные раскопки, очень выразительно округлив и без того огромные глаза. — Боже всемилостивый, что происходит?!

— Со мной все хорошо, — как можно беспечнее принялся отвечать я по порядку, прекращая марать своей грязной щекой ее светящееся чистотой личико бесподобного ангелочка. — И с лицом, и вообще. А что происходит…я и сам хотел бы знать. Никто не поставит нас, грешных, в курс дела?

— Джей, они говорили такие ужасные вещи, — принялась шепотом ябедничать мне девушка, нарочно уводя подальше от столпившихся у могилы отца с сыном. — Мол, ты выбыл из игры и все такое. Что это значит? И почему Северин здесь? Он ведь хочет вашей смерти!

— Или только моей, — необдуманно поделился я частью своих умозаключений, запоздало прикусывая кончик излишне болтливого языка. Но слово, как говорится, не воробей, и следующие пропитанные слезами охи и ахи окончательно поддавшегося власти беспринципного страха птенчика послужили мне хорошим уроком.

Пятясь в сторону от косых взглядов о чем-то живо дискутирующих мужчин, мы с Астрид вышли на мощенную плиткой дорожку и продолжили свой приглушенный разговор без остро слышащих свидетелей, ни к одному из которых я не питал доверия. В тот же миг Лео с грохотом спрыгнул в могилу, дабы вернуться к главной цели прихода в столь злачное место — осквернение останков небезызвестной нам обоим личности.

Его папочка меж тем с самым заинтересованным видом изучал сплетение наших с малышкой ладоней, наверняка гадая над суммой, за которую я непременно откажусь быть обладателем этой дарованной свыше благодати. 'Напрасно утруждаетесь!' — хотел крикнуть я, но поостерегся посвящать в перипетии торгов девочку, и выдал ей все необходимые объяснения по теме неожиданного возникновения Гудмана.

— Давай уедем, сейчас же! — наперекор моим успокоительным речам взмолилась она. — Он омерзительный тип, совсем как сыночек-предатель. Джей, родной, я прошу тебя!

— Они не дадут мне этого сделать, — с искренним отвращением к существующим слабостям признал я. — Но обещаю, что с тобой не случится абсолютно ничего. Не бойся, сладкая. Ты ведь веришь мне?

Ее тоненький и полностью неуверенный ответ: 'Конечно же верю', потонул в громогласном восклицании: 'Есть!', сотрясшем воздух почище точечного ядерного удара. Я понял его значение прежде, чем оказался в непосредственной близости с потирающим громоздкие ручищи Северином, быстрым жестом задвинул Астрид себе за спину, скрывая ее от алчущего взора сверкающих голубых глаз, и склонился над задранным кверху лицом Леандра.

— Подсобишь, а? — с неприкрытым восторгом и гордостью полюбопытствовал изрядно запыхавшийся парнишка, стоящий на глубине добрых пяти метров. Однако в нашем случае залежная старость действительно является радостью. За каких-то пару десятков минут ему удалось прорыть столь основательный пласт промерзшей земли. Вот бы мне поскорее перешагнуть столетний рубеж!

Я засомневался для вида, шепотом попросил отойти малышку подальше, предостерегающе осадил дернувшегося было кровососа развеять ее одиночество гнусными разглагольствованиями и аккуратно спрыгнул вниз, стараясь не угодить на прогнивший насквозь гроб. Ожидаемого зловонного запаха мне обнаружить не удалось, что лишь подстегивало цветущие догадки о непостижимой проницательности Гудмана.

— Будем вытаскивать или здесь поглядим, чья взяла? — хихикнул в кулак Лео, чувствующий себя несколько неуютно в замкнутом пространстве наедине с озверевшим мной. — Брось, Габсбург, наши отношения мы обострим чуточку позже. Ты ведь не хочешь, чтобы папик опять устроил тебе ай-яй-яй?

— Да пошел ты! — со злостью пихнул я его кулаком в плечо, заставляя переместиться в изголовье полуразвалившейся домовины. — Там сбоку должны быть ручки, насколько я помню. Хватайся! Вытолкнем эту дрянь на поверхность, а после я тебя здесь заживо и похороню.

— Твою доброту бы в иконку, да на стены расклеивать, — натянуто отшутился завистливый стервятник, с легкостью приподнимая ношу. К моему теплящемуся внутри удивлению, я виртуозно повторил каверзный трюк и по примеру мальчишки поднял гроб над головой, подхватывая днище на вытянутые руки. — Эй, Сев! Альтруизмом блеснуть не жаждешь? Принимай посылочку от простых работящих вампиров!

Создатель сего ничтожества радушно перенял у нас груз, а затем поочередно помог выбраться из богомерзкой ямы. Сначала дражайшему сыночку и уж потом мне, на что я, впрочем, не спешил особо жаловаться.

И вот настал тот волнительный момент, когда оттягивать столкновение с правдой стало невозможно. Мы, словно стайка любящих острые ощущения зевак, окружили выставленный в отдалении от захоронения гроб и выжидательно уставились друг на друга, беззвучно вопрошая имя смельчака, что решится вскрыть столь диким способом правду.

— Всегда его ненавидел, — отчего-то шепотом пробурчал Леандр, одурело хватаясь за валяющуюся неподалеку лопату и вставляя острое лезвие совка в узкую щель крышки гроба. Мы с Северином приготовились разочароваться в своих домыслах, Астрид испуганно отступила на пару шагов. В ушах у каждого присутствующего зазвенела барабанная дробь. В воздухе заскрипели искры сосредоточенных взоров. И в следующий миг неподатливая крышка отлетела в сторону. Малышка заранее вскрикнула, больно впиваясь ноготками в мою заведенную за спину ладонь, но так и не рискнула посмотреть внутрь…девственно чистой обивки из шелковой ткани. Былая белизна за шестьдесят лет испарилась бесследно, оставив после себя отвратительные как на вид, так и на запах желто-черные пятна. Однако нет и намека на истлевшие кости. Гроб оказался пуст.

— Загудели, задымились провода, — в отчаянии сплюнул Лео на землю сгусток скопившейся желчи, — мы такого не видали никогда!

— Что ж, леди и джентльмены, — неизвестно над чем засмеялся Гудман, обегая наши оцепенелые лица ликующим взглядом, — позвольте назвать вам имя Охотника. Отставной немецкий генерал пехоты, нацист, помещик и конезаводчик, херр* Мердок Клаус Волмонд!

— Вот то, что он хер, это ты, батенька, в самое яблочко саданул, — напоследок продемонстрировал остроумие наш штатный клоун, в целом обозначая и мое отношение к личности отца Айрис.

_______________________

*Прошу излишне громко не смеяться, так в немоговорящих странах обращаются к мужчинам: Herr, что во многих языках принято читать как 'херр', но в нашем сугубо 'герр'.

 

Глава 29. Цена притворства

POV Астрид (сцена на кладбище)

Малейшее дуновение ветра, легкий вскрик птицы, приглушенный взмах крыльев, колыхание веток на деревьях, шелест травы под ногами, скрип подошв и даже собственное неприлично громкое дыхание вновь и вновь пугали меня до потери пульса. Без стыда признаюсь, что так сильно и безотчетно я не боялась никогда в жизни, но сегодняшняя безлунная ночь наводнила мою душу свежими эмоциями. Уже сам факт того, что находимся мы на кладбище, посреди множества захоронений, наливал ступни свинцовой тяжестью, не говоря об основном участнике — Северине.

На протяжении всего месяца я слушала рассказы о его бесчеловечности, исполняла без спроса розданные роли в его шизофренических сценариях и спектаклях и прекрасно знала о содержании конечной цели этих бесчеловечных игр. Отобрать у меня самое ценное: Джея. Лишить его жизни, не забыв об адских мучениях, которые достигнут своего апогея в тот момент, когда мое сердце разорвется на части от осознания невосполнимости утраты. И что я вижу сейчас? Трех вампиров, разрытую могилу и соседнее с ней надгробие. Глаза машинально обегают размашистые буквы: 'Айрис Хельга Волмонд. 09 февраля 1931 г. — 09 июня 1950 г.' и нижеследующая надпись.

'Твои глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста с кораллами ровнять.

Небелоснежна плеч открытых кожа,

И тонкой проволокой вьется прядь.

Прости за то, что не сумел защитить. Всецело любящий тебя, В.'

Я перевела взгляд на автора скорбных строк, грустно улыбнулась чумазому лицу и сглотнула вставший посреди горла ком раздражающей ревности. Сколько это будет продолжаться? До каких пор ее призрак намерен следовать за нами по пятам? Айрис, Айрис, Айрис и снова трижды проклятая Айрис, черт бы ее побрал! Все в наших отношениях с Майнером тем или иным образом завязано на прошлом, от которого не спрячешься, не уйдешь, не позабудешь. Оно возвращается обратно неряшливо брошенным бумерангом, крушит окна в нашем выстроенном уютном мирке и перезвоном бьющейся посуды с завидной периодичностью дает о себе знать. Если не личным присутствием, так окольными путями, как, например, сегодня.

И Лео, чье присутствие выявляется в яростных взмахах лопаты, с утомительной скоростью мелькающей над разрастающейся ямой. Изменник, вероломный подлец, дезертир в стан врага, некогда осмелившийся заручиться моим доверием, состраданием и пониманием. Я действительно сожалела о своей гневливости в ответ на его признание, терзалась совестью за выказанную грубость и невежество, и напрасно. Только учуяв прищемленный хвост, отщепенец без колебаний отправился с докладом к 'папочке', притащил сюда этого жуткого монстра для расправы над заклятым другом и…

Не знаю, какой пункт значился следующим в планах кровососущей семейки. Мгновенная расправа ли над нами обоими за старые прегрешения Верджила или убийство лишь одного из нас. Столь несущественные детали вряд ли могли волновать меня на данном этапе. Без Джея я отсюда все равно не уйду, несомненно.

Но вот что-то пошло не так, и настороженное выражение на любимом лице сменилось восторгом, вернее эйфорией. Я не успела озвучить мелькнувший в голове вопрос, как Майнер со всех ног бросился к разрытой могиле и с секундной оглядкой спрыгнул вниз. На поверхности остались мы с Северином, о существовании которого я предпочла бы узнать из некролога в ближайшем выпуске вечерней газеты.

— В Джорджии красивые ночи, — подвергая меня пытливому взору бездушных глаз, заговорил мужчина. Его голос, одновременно напоминающий о рокоте океанских волн и пушечном залпе, легко преодолел разделяющее нас расстояние в виде противоположных краев могилы и заставил мои спрятанные в карманы куртки ладони покрыться испариной. — И не менее очаровательные девушки, не находите, мисс?

— Я родилась во Флориде, — откровенно расхохоталась я над омерзительным комплиментом, неловко потупив глаза в землю. — А ночи, кстати, здесь обычные.

— Должен с вами не согласиться, — осоловело причмокнул губами вампир, с особым тщанием вглядываясь в бескрайние просторы черно-синего неба, усыпанного миллионами драгоценных звезд. Часть из них отливали красным, другие казались зелеными, третьи поражали воображение отнюдь не крохотными размерами, четвертые ласково подмигивали, озорно выскакивая из-за веток деревьев, что щекотали своими кронами небосклон. — Видимо, вы не настроены на разговор, юная леди. А ведь нам есть о чем потолковать на досуге, правда?

— Вы правы, не настроена, — храбро приготовилась я категорично рубить с плеча. — И не думаю, будто у нас с вами когда-либо найдутся общие темы для дружеских бесед.

— Они уже есть, деточка, — внезапно перешел он на низкое шипение, приступая к непосредственным угрозам. — И я отечески советую быть сговорчивее, во всяком случае, со мной. Вам дорог этот юноша? — длинный, несколько паучий и неповторимо бледный указательный палец уперся вниз, безошибочно выделив из двух сокрытых во мраке фигур Джея. — Тогда запомните, что он может оттуда и не выбраться, может угодить под колеса автомобиля или заживо сгореть в своей квартире. Не исключена возможность ограбления, передозировки, отравления химикатами…Я вполне ясно выражаюсь?

Я содрогнулась при мысли о том, куда клонит этот смердящий за километр тип, и быстро кивнула в ответ.

— Видите, дорогая Астрид, как просто найти общий язык с понятливой барышней, — нравоучительно заявил Северин, от души наслаждаясь моей реакцией и редким по силе концентрации испугом. — Сейчас я вынужден прервать наш разговор на этой горькой для нас обоих ноте, однако завтра жду вас в кафе на цокольном этаже центрального универмага. Придти вы должны будите в одиночестве, что гарантирует жизнь и Вергилию, и вашим ближайшим родственникам. Если усвоили, улыбнитесь, вам радость очень к лицу.

Мой искаженный ужасом оскал изрядно повеселил вампира, последней фразой которого стало озвучивание времени близящейся кончины глупышки Уоррен: три часа дня. Затем из могилы выбрались парни, попеременно одарившие меня вереницей осчастливленных улыбок (ухмылку Лео я тотчас же стерла из памяти, не желая мучиться ночными кошмарами), и бушующий шквал эмоций пришлось спешно прятать от проницательности любящих глаз. Впрочем, все так увлеклись вскрытием с огромным трудом добытого гроба, что вряд ли заметили бы мое в разы ухудшившееся состояние, кричи я о нем во всю мочь скованных цепями беспринципного страха легких.

Следом отлетела крышка домовины, что несколько притупило взращенные Гудманом колосья неизбежности. Не желая заполучить сердечный приступ от вида давно истлевшего трупа, я отскочила назад, надежно прикрыла веки пальцами одной ладони, другой хаотично сжала кисть Майнера и за гулким течением крови по жилам с трудом расслышала странный возглас отчима Лео.

— Позвольте представить вам Охотника, — восторженным тоном опытного глашатая вещал он. — Отставной немецкий генерал пехоты, нацист, помещик и конезаводчик, херр* Мердок Клаус Волмонд!

Только повторив названное имя про себя во второй раз, я рискнула открыть глаза и с недоверием воззрилась на пустой деревянный ящик, обитый изнутри прогнившей тканью. Немыслимо! Невероятно! Исключено! Неужели все это время за нами гнался человек, умерший шестьдесят лет назад? Отец Айрис?!

Судя по всему, открывшаяся правда не укладывалась в головах у всех присутствующих, включая Леандра со съехавшей на сторону челюстью, Джея со следами багрово-красных пятен злобы на побелевшем лице и даже Северина, распрощавшегося с былой невозмутимостью во славу выразительного бешенства. Еще бы! Кто-то ведь подверг жизнь его дражайшего отпрыска опасности и бла-бла-бла, хотя, по-моему, мальчишку следовало хорошенько отшлепать для начала, а после провести недельный сеанс внушения, что зависть-де — отвратное чувство.

— Несколько уточнений, — неожиданно вернулся в форму Верджил, пинком ноги возвращая крышку гроба на прежнее место. — Как вы поняли, что это Мердок? И не разрешите ли взглянуть на ваши руки, мистер? Уж больно наигранно и неубедительно смотрится со стороны эта ситуация.

Боясь малейшим писком привлечь к себе ненужное внимание, я постаралась утихомирить разбушевавшееся в молодом человеке недоверие путем частых поглаживаний по ладони, но с тем же успехом могла вести задушевные беседы с мраморным бюстом Наполеона у отца в кабинете. Внимать моим немым предостережениям никто не спешил.

— Вы оскорбляете меня, Вергилий, — агрессивно подбоченился Гудман, легким ударом ботинка отправляя домовину обратно в могилу. — Я пришел помочь. Плясать под дудку высокомерного сопляка в мои планы не входило. Вам недостает уважения доверять моим словам? — слишком рьяно для моего разобщенного зрения приблизился он вплотную к Джею, остервенело ухватив последнего за грудки.

— Э-э, старик, глуши приемник! — словно взяв на заметку мои молитвы, в набирающую обороты ситуацию вмешался Леандр. Повторив отцовский фокус с пронзительным перемещением, он непостижимым образом влез между мужчинами, уперся каждому кулаком в ребра и с натяжкой сумел оттолкнуть их от себя. — Папик, мы же договаривались, что ты будешь вести приличный образ жизни. Вердж, дружище, я все объясню, если позволишь.

— Сначала пусть он покажет мне руки! — никак не желал униматься Майнер, агрессивно тыча вытянутым пальцем в сторону разъяренного вампира, которого удерживало на месте лишь присутствие пасынка. — А ты вообще катись ко всем чертям, сосунок!

— Убавь ты звук, мил человек, — сокрушенно покачал встрепанной головой Лео, беспечной улыбкой призывая вампиров к толерантности. — Северин, извольте продемонстрировать нашим восхищенным взглядам божественную красоту вашей сияющей белизной полярных снегов кожи! Просим-просим, верно, господа и дамы?!

Осмотревшись в поисках поддержки, мальчишка украдкой подмигнул мне, выражая тем самым посыл о необходимости внести посильную лепту, и со щенячьей радостью в глазах воззрился на создателя. Вампир, пусть и неохотно, но все же снял плащ, вручил его сыну и неторопливо принялся расстегивать рубашку, меж тем не сводя с меня красноречивого взгляда. И я поняла то мысленное послание, что вторгалось в мое сознание в процессе извлечения крохотных пуговок из петель. За это унижение суждено будет расплачиваться мне, притом долго и очень болезненно.

Но вот шелковая ткань сползла с исполинских плеч, оголив нереальной ширины грудь, состоящую из тугих чугунных мышц, внушающие не меньший ужас руки и твердокаменный пресс. Постояв с минуту в позе солдата 'вытянувшись стрункой', мужчина повернул торс сначала на один бок, затем на другой, вернулся в исходное положение и вывернул ладони внутренней стороной вверх, насмешливо вытягивая их вперед будто из желания поскорее подобраться к чьему-то замешкавшемуся горлу. Что бы Джей не искал на этом необхватном теле, он этого не нашел, как мне показалось.

— Никаких драконов со змеями и иероглифами, — вроде как прокомментировал Лео, возвращая своему создателю плащ. — Так что мирно расходимся по делам, заканчивая с опытной игрой на истеричных виолончелях. Папик, самое время подкрепиться. Габсбург, не смеем больше задерживать. Перевари за ночь сведения, а завтра потолкуем. Отчаливаем, Сев! — бросив последнюю команду на манер прожженного солью мореплавателя, парень подцепил под локоть сеющего вокруг волны густой ненависти вампира, и оба скрылись с глаз с ультразвуковым свистом.

POV Джей

Мердок — Охотник? Человек, умерший на моих глазах от разрыва сердечной мышцы? Мужчина, чья нелепая смерть вынудила меня положить остатки жизни бесполезному процессу отмщения? Отец девушки, которая когда-то имела наглость клясться мне в вечной любви? Восстал из могилы только для того, чтобы поквитаться с виноватыми? Но я же ничего не знал! Слепо восхищался его доченькой-дрянью, лелеял малейший ее вздох, пекся о блаженстве и шесть десятков лет провел в муках, вновь и вновь корчась на инфернальном костре собственного неумения защитить близких. Память мгновенно примчалась на помощь, подталкивая моему мысленному взору нашу со стариком встречу, состоявшуюся в тюремных стенах. В тот день он просил меня об одном: заняться поисками Лео. А я отказался, потому что верил в наличие между нами крепкой дружбы и байки о вампирах расценивал, как дурно сочиненные сказки. В ответ в спину мне понеслась цитата из Ветхого Завета: 'Восстань, Господи, во гневе Твоем, подвигнись против неистовства врагов моих, пробудись для меня на суд, который Ты заповедал, — сонм людей станет вокруг Тебя, над ним поднимись на высоту. Господь судит народы. Суди меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне', значение которой открылось лишь сейчас. Он задумал неладное еще тогда, каким-то немыслимым образом вышел на обладателя бессмертия, уговорил подвергнуть себя обращению…Выходит, на суде Волмонд разыграл недомогание, что позволило ему вырваться из стен Фемиды, а уж когда дело дошло до медицинского осмотра, врачи констатировали факт смерти. В те времена не было сверхчувствительной аппаратуры, и небьющееся сердце принималось последователями Гиппократа за первичные трупные признаки. Генерал меж тем принял самое прямое участие в своих похоронах, позволил священнику отпустить себе все прегрешения, а после чинно покинул кладбище до того, как могильщики зарыли гроб в землю. Финита ля комедия и шквал оваций лично от меня.

Впрочем, рановато исступленно хлопать в ладоши. Разгадка малюсенькой тайны непременно дает возможность потянуть за тоненькую ниточку, чтобы добраться до середины клубка. Мое превращение случайность или хладнокровная закономерность?

Я нахожусь в душном помещении, пропахшем запахом дешевой выпивки и третьесортных сигар. Вокруг вьются клубы сизого дыма, из-за спины доносятся фальшивые ноты джаза, по помещению снуют разновозрастные официантки. Одна из них подходит к моему столику, с игривой улыбкой на губах переносит с подноса на столешницу бутылку кукурузной текилы, водружает рядом заляпанную жирными отпечатками рюмку и неспешно занимает соседний стул.

— Моя смена закончилась, — грубо поясняет она гомону возмущенных голосов, требующих немедленного исполнения давно сделанных заказов на выпивку. — Не угостите даму? — кокетливо обращается ко мне женщина, жеманным жестом заправляя за ухо выбившуюся прядь кудрявых волос. Лица ее я почти не вижу, сказывается недостаток сна. На этой неделе мне удалось поспать немногим больше двух часов. В остальное время я все чаще и чаще вижу перед собой объятое вечным покоем свечение глаз Айрис.

Молча беру бутылку, наполняю до середины рюмку, протягиваю ее женщине и с деланным облегчением прикладываюсь к горлышку, игнорируя все мыслимые приличия. Алкоголь щиплет язык, обжигает горло, раскаленной лавой проносится по пищеводу и холодным пластом падает на дно желудка. Минутное спокойствие. Окружение неохотно принимает более четкие очертания. Взгляд падает на задранный вверх локоток, замирает на объемном лифе бесформенного платья, скользит по открытой шее и мужеподобным плечам и призывает равнодушие. Прошло больше тридцати дней с того момента, как я потерял возлюбленную, как любовался видом ее отрезанной головы, как перебирал пальцами золотые локоны, орошенные свежей кровью, как поливал слезами окоченевшие губы. И сейчас мне нужно лишь одно — забыться.

Каждый вечер я прихожу сюда именно с этой целью, сажусь в дальнем от барной стойки углу в компании с крепким напитком и бездумно пью, опрокидывая стопку за стопкой. А утром просыпаюсь под дверью клоповника, где с недавних пор снимаю комнату, с ощущением неискоренимой внутренней пустоты. И сегодня все пойдет по тому же сценарию. Во всяком случае, должно пойти.

— Верджил, старина! — беспардонно хлопает меня кто-то по руке, выбивая подтянутую к губам емкость со спиртным. — Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь, друг?

Не могу сказать, что знаю стоящего чуть поодаль мужчину, но голос определенно чудится знакомым. Поднимаю растерянный взгляд вверх, спихиваю с колен неизвестно как очутившуюся там официантку и долгих две минуты стараюсь проморгаться, дабы скинуть с себя признаки тотального захмеления. В объектив попадают суровое лицо с округлыми надбровными дугами, залысины в лобных частях коротко стриженного черепа и сдержанно собранный в тонкую полоску рот. Узнавание сменяется во мне недоверием, и сознание погружается в сладкую полудрему. В тот миг, когда моя голова бесчувственным образом свалилась на стол, мысли потревожил всего один серебристый колокольчик: это Мердок.

— Джей, любимый, ты в порядке? — прервал цепочку слипшихся воспоминаний донельзя встревоженный возглас Астрид, заставив вернуться в действительность, чье окружение во стократ превосходило мои ожидания.

Спеша избавить малышку от ненужных тревог я встряхнулся, с удивлением углядел в своих ладонях лопату, с помощью которой заметал недавние следы правдивых раскопок, и абы как покончил с неблагодарным занятием, пускаясь в дивный монолог с самим собой.

— Это он, — всецело полагаясь на смышленость девушки, заговорил я. — Он обратил меня. Я только сейчас понял, что именно старика Волмонда видел в тот злополучный вечер, в баре. Он окликнул меня, затем сел рядом, а дальше чернота. На беду я чересчур много выпил, поэтому не сумел запомнить всех подробностей.

— О чем ты, Джей? — обеспокоено заломила руки девочка, с легкостью отбирая у меня инструмент и отбрасывая его в сторону. — Ты вспомнил что-то о своем превращении?

— Да, — твердо уверенный в своей правоте, я изо всех сил прижал растрепанного птенчика к себе, успокаивающе настроился на ритм ее сладкого дыхания и без лишних подробностей о флиртующих официантках пересказал все пришедшие на ум детали того рокового вечера в пабе. — Я узнал его и в момент отключился. То ли от переизбытка алкоголя, то ли от нахлынувших эмоций. А может, меня специально чем-то опоили. Видишь? — балансируя на грани заразного сумасшествия, зачастил я. — Теперь все складывается. Вот почему Лео до сих пор щеголяет невредимостью, Мердок всего на месяц-другой старше меня, но с учетом своего человеческого возраста уже успел перешагнуть столетний рубеж. Вот почему охота началась только сейчас! Он ждал, набирался опыта, оттачивал мастерство и вынашивал дьявольский план мести. Записки, предупреждающие послания…ему необходимо столкнуть нас лбами, тогда и руки-то не придется пачкать в крови. Конечно, Северин ни при чем, мы ошиблись!

— Послушай меня, пожалуйста, — подтянулась на носочках Астрид, намерено добираясь заледеневшими пальчиками до моих горящих лихорадкой щек. — Поедем домой, милый. Ты примешь душ, восстановишь силы, осмыслишь все как следует, а я тихонечко побуду рядом, да? Обещаю ни о чем больше не спрашивать, только, прошу, давай поскорее отсюда уберемся. Мне страшно до чертиков.

Я принял на заметку ее законное желание, бросил уничтожающий взгляд на надгробную плиту с именем устроителя всех бед, клятвенно пообещал себе отыскать выжившего из ума нациста в ближайшие дни и размашистым шагом повел девушку к выходу, по пути вызвав к воротам кладбища такси. Все грядущие планы решено было отложить до утра, чтобы посвятить остаток вечера и ночь нашим вновь обретенным отношениям, теплотой и нежностью которых я готов был наслаждаться вопреки всем невзгодам. Однако обстоятельства несколько переиначили мои грезы, и посещение любимой спальни в поместье пришлось отложить на определенный срок. Пока не заснут родители.

Я проводил девочку до самых дверей дома, чмокнул охотно подставленные губки и вернулся в такси, небрежно бросив водителю адрес клуба, где первым делом в одном из съемных номеров для плотских утех залез под горячие струи воды, надеясь привести спутанное сознание в порядок. Сменного комплекта одежды у меня не имелось, поэтому с зубодробильным скрипом пришлось влезать обратно в вонючие вещи, что ничуть не умерило боевой пыл. Покончив с банными процедурами, я влетел в кабинет и первым делом бросился к столу. Схватил листок бумаги, испещрил его неаккуратными каракулями из десятка осевших в памяти фамилий и уселся на телефон с намерением побеспокоить поздним вечером всех нужных людей. Отозвал из отпуска начальника охраны, потревожил экз-подружку из ФБР, навел мосты со спутниковой системой слежения крупной телефонной компании и принялся намечать приблизительный план действий. Банковские счета, кредитные карты, водительские и прочие удостоверения, что мы видели в кейсе Мердока, отныне находятся в пределах моего самого пристального внимания. Стоит ему воспользоваться хотя бы одним из них, как меня незамедлительно известят об этом. На всякий случай необходимо позаботиться и о тылах, значит, нелишним будет тряхнуть старыми связями. Года четыре назад я свел знакомство с одним очень ценным в нашем конспиративном деле человеком, который брался обеспечить любому желающему дипломатический суверенитет в большинстве стран мира, включая Пуэрто-Рико и Панаму. Неплохо было бы обзавестись еще парочкой столь же либеральных паспортов для Астрид и ее родителей. Уж и не знаю, согласятся ли они на переезд…хотя кто их, собственно, спрашивает! Без этой девочки я и шага не ступлю в сторону пересечения границы Штатов. Что у нас дальше?

— Входите, — излишне резко отозвался я на стук в дверь, прикрывая рукой микрофон телефонной трубки, на обратном конце которой вовсю шли договоренности о цене покупки личного вида воздушного транспорта. Сбрендивший на почве транжирства бедняга Майнер решил запастись вертолетом для отступления.

— Это я, Джей, — донесся с порога приятно усмиряющий мой разошедшийся пыл зычный голос Брайана. — Доброго вечера, старина!

— Присаживайся, угощайся, — возвращаясь к прерванному разговору, предложил я, указав на кресло и бар с бутылками одновременно. — Принимаю ваши условия с двумя оговорками. Сделка должна пройти в обход налоговой службы, лучше всего на какое-нибудь левое имя. Да, оплатить могу и наличными, непосредственно в момент приема товара. Отлично, тогда полный бак горючего послужит мне отличным бонусом. Записывайте координаты, — по-деловому скрупулезно продиктовал я набор цифр, намереваясь забрать 'покупочку' на крыше клуба. — Завтра в три часа дня. С вами приятно сотрудничать! Дружище, выручай, — перевел я концентрацию внимания на бывшего вояку. — Ситуация вокруг обострилась до предела, поэтому черту закона я теперь нарушаю без раздумий. Это список имен и фамилий, — протянул я приятелю листок с названными сведениями, зорко следя за его ответной реакцией. — Ничего запредельного я требовать от тебя не буду. Сейчас как раз идет сопоставление этих граждан с проданными номерами сим-карт. Твоя часть будет заключаться в прослушке каждого из них. Если удастся засечь и местонахождение, границы моей благодарности определишь сам. Согласен?

Мужчина долго сверялся с полученной информацией, не менее муторно 'пережевывал' мои слова, и в тот момент, когда я готов был пойти на попятную, наконец протянул руку для пожатия.

— Спасибо, друг, — от души поблагодарил я, приподнимаясь над стулом. Осталось лишь одно небезынтересное дельце. — Да, и еще. Если мне вдруг понадобится уехать, у нотариуса имеются четкие распоряжения на сей счет. Всё, вплоть до последней ковровой дорожки в этой богадельне переходит в твое пользование. Рад был тебя повидать!

На этой странной для недоверчивого взгляда полковника ноте завершились масштабные приготовления к предстоящему туру игры, что должен состояться в Хэллоуин. В конце концов, Мердок — не семисотлетний вампир, одолеть которого мне не представляется возможным по физическим показателям. А раз силы примерно равны, то некоторым алчущим кровопролития тварям придется ой как несладко. Гарантировано!

На все лады подбадривая себя оптимистичными картинами скорой поимки Охотника, я выключил компьютер, сгреб со стола кипу исписанных листков, сунул в карман записную книжку, погасил свет и с чувством выполненного долга запер кабинет, в уме подсчитав какое количество времени понадобится для того, чтобы перед возвращением к Астрид заскочить домой переодеться. К слову, о квартире. Завтра же переоформлю ее на имя 'завтрака', дабы уезжать из города с чистой душой. Авось до недотепы дойдет, что замуж лучше выходить по любви, а не из корысти.

Дальнейшие телодвижения походили на обыденную рутину. Опустошить гардероб, заполнить корзину для белья грязными вещами, бросить на столике в прихожей пару сотен для Трейси, бодрым маршем сбежать по ступеням на цокольный этаж, выгнать из гаража заждавшийся своего часа Кадиллак, до упора опустить стекло водительского места и, наслаждаясь хлесткими потоками ночного ветра, рассекать тишину пустеющей трассы ревом мощного двигателя. Затем припарковаться на соседней улице, совершить скромную пешую прогулку по кромке чернеющего в свете луны леса, затаенными тропками добраться до заднего двора огромного поместья и подойти к двери запасного хода, чтобы различить легкий хруст веток под ногами, долетевший до моего слуха с фасадной стороны здания. Мышцы мгновенно обрели тонус, инстинкт прирожденного хищника дал непроизвольный старт бесшумности и уже через секунду я, словно вымуштрованный призрак, возник за спиной незваного гостя.

— Что-то забыл, а, Лео? — злобно прошипел я ему на ухо, молниеносно сжимая обеими ладонями зазевавшееся горло.

— Мать твою, Габсбург! — вздрогнул от неожиданности стервец, ловко увертываясь от объятий моей стальной хватки. — Совсем с головой не дружишь? Разве можно так к людям подкрадываться?

— К людям нельзя, но ты не из их числа, — еще более яростно припечатал я, горестно оплакивая упущенный шанс звонкой монетой отплатить за все унижения сегодняшнего дня. Вампир уже повернулся ко мне лицом и приготовился отразить любую следующую атаку. — Повторю свой вопрос, что ты здесь вынюхиваешь?

— Ничего, — судя по кислому выражению, застывшему на постной физиономии, парнишка пребывал не в самом благостном расположении духа. Если меня не подводит чутье, он был чем-то расстроен или подавлен. — Заменяю тебя на посту соглядатая за ее крепким сном, — глубокомысленно ткнул Лео пальцем вверх, безошибочно указывая на затемненное окно спальни Астрид.

— Гран мерси за благородство, — не удержался я от ехидства, исполнив легкий книксен для пущего раздражения натянутых нервов. — А теперь выматывайся вон, пока я не дал волю одному преобладающему желанию хорошенько начистить твое продажное рыло.

— Знаешь, я, пожалуй, останусь, — внезапно расцвел ирод искренней улыбкой, медленно вынимая из кармана протертых джинсов рьяно сцепленные кулаки. — Не только у тебя имеется внушительный список претензий, старичуля. Так давай проясним ситуацию прямо здесь и сейчас.

На короткий миг я задумался о подвохе, кроящемся за столь храбрым вызовом, и с показным безрассудством ввязался в неравный бой, успев первым нанести сбивающий с ног удар в челюсть. Противник пошатнулся, запрокинул голову влево и, не удержавшись в вертикальном положении, завалился ничком в пожелтевшую траву любовно взращенного Уорренами газона. Я кинулся вперед, намереваясь продолжить начатое, однако упустил из виду скоростного приверженца вечности и, точно подкошенный, рухнул на колени от чудовищной боли в области печени. Оказалось, Лео воспользовался моей нерасторопностью, зашел за спину и с особым тщанием поквитался за выбитый передний зуб. Впрочем, и я в долгу не остался. Превозмогая невероятную боль, поднялся на ноги, резко повернулся лицом к супостату, узрел его в опасной от себя близости, блокировал летящий в свою сторону тумак и с душой приложился ботинком к груди мерзавца. Получилось весьма действенно. Лео ненадолго потерял ориентацию в пространстве и, силясь поскорее отдышаться, пропустил два мощных хука по корпусу. Впрочем, удача не могла сопутствовать мне постоянно, а посему, завершив серию матерых толчков, я излишне рано расслабился и по несчастливой случайности схлопотал резкий удар локтем в живот. Сгибаясь в три погибели от жгучей боли, помутившей изображение перед глазами, я попробовал увернуться от следующего приема откатом, что, собственно, вампир и предвидел. По девчачьи схватившись за волосы, он заставил меня выпрямиться и со всей дури вломился твердокаменным лбом в переносицу, от чего кровь из обеих ноздрей хлынула фонтаном. Столь грязный прием я стерпеть не сумел и, будто клещами, вцепился мальчишке в запястье, медленно выкручивая руку в обратном для суставов направлении. Вампир едва удержался от крика, способного перебудить всю округу, с трудом накопил силы для сопротивления, что не укрылось от моего пристального внимания за ходом отнюдь не дружеского сражения, и моментально пропахал подбородком добрый метр асфальтированной дорожки, отправившись в 'путешествие' с моей подачи. Пока оппонент занимался сбором себя воедино, я спешно останавливал носовое кровотечение, терпеливо дожидаясь продолжения поединка. Однако Леандру все равно удалось застать меня врасплох коронной внезапностью. С минуту пролежав в обнимку с тротуаром, он вдруг рывком поднялся на ноги, принял боевую стойку из пружинисто согнутых колен, с опертыми на них кулаками, и тут же понесся на меня с похвальной прытью ядерной боеголовки. Мой жалкие попытки отскочить в сторону не увенчались успехом. Выставленная вперед голова врага неминуемо врезалась в солнечное сплетение, и мы оба, подчиняясь законам физики, рухнули на землю. Неприятель сел на меня сверху и оказался чуть более проворным, поэтому его пальцы сдавили глотку на долю секунды раньше, чем я сумел дотянуться до опостылевшей шеи.

— Я люблю ее, — почувствовав себя победителем, прошипел мне в лицо мальчишка. — И тебе, бля, придется с этим считаться в любом случае!

Я был лишен возможности дышать, не говоря уж о яростном возражении, но прилагал максимум усилий к тому, чтобы скинуть с себя монолитное тело подонка. Однако с каждым мгновением огненный шар в груди разгорался все интенсивнее, принимая скверные масштабы. Язык распух до немыслимых размеров и норовил вывалиться наружу, веки налились свинцовой тяжестью и уверенно заскользили вниз, в мозгу один за другим стали лопаться цветные шарики преимущественно черного оттенка, и сознание покинуло меня.

Очнулся я спустя неопределенный промежуток времени от того, что на лицо тоненькой струйкой лилась обжигающе холодная вода, к мерзкому плеску которой присоединился насмешливый говорок изменника.

— С возвращением, о, великий властитель незалежных австрийских земель! — в притворном челобитном поклоне завалился на колени бездарный комик. — Не извольте казнить за оплошность, велите выслушать донесение о Северине!

— Проваливай к дьяволу, — со стоном обхватил я обеими руками мерно воющую голову, отбирая у балагура бутылку живительной для саднящего изнутри горла жидкости.

— Так тебе нужна правда, или как? — сбавил обороты по части кривляний вампир, ловко присаживаясь рядом на корточки. — А то, знаешь, не очень-то хорошо получается. По сути именно я вытянул наши задницы из сточной канавы заблуждений, но и ты, и Астрид вместо благодарности обзываетесь обидными, между прочим, словечками. Предатель, стукач, дятел…

С секундной передышкой для утоления нарастающей жажды я принял сидячее положение, тряхнул спутанными влажными волосами, возвращая мыслям привычное течение логичности, и чуть было не отправил вампира по известному адресу, когда спонтанно повторяющиеся вопросы, то и дело всплывающие в абсолютно всех размышлениях, потребовали заслуженную порцию обстоятельных объяснений.

— Ну, заводи пластинку, — безразлично бросил я, утирая мокрое лицо носовым платком, ткань которого тут же пропиталась бурыми пятнами засохшей крови, как следствие недавних бурных выяснений натянутых отношений.

— Северин не Охотник, — сходу поразил меня 'неожиданным' известием паренек, устраиваясь на промозглой земле в позе лотоса, будто из желания показать, сколь долгий разговор мне предстоит вытерпеть, — это я понял еще в день рождения Астрид. Тут нечем гордиться, но этого дядьку я изучил досконально задолго до твоего появления на свет. Он жестокий, беспринципный, не терпящий возражений червь, превыше всего ценящий власть и вседозволенность, но впутывать в свои планы хрупкую человеческую девчонку, причинять ей вред…Так низко опускаться Сев не стал бы никогда. Понимаешь, люди для него пушечное мясо, стадо мелких, назойливых тараканов, от чьей крови он зависит уже многие годы. Он в жизни бы не сделал их пешками в своей игре, потому что считает ненадежными, порочными и лживыми существами, не знакомыми с азами уважения. Вот и выходит, что 'курьер'-человек, приносящий подарочек смертной девчонке, не в его стиле. А уж те издевательства, что она мне описала! Нет, твердо решил я в тот день, Гудман на такое вряд ли сподобится. И раз уж этот раунд игры исходил не от него, тогда и все предыдущие были делом тех же рук. В итоге ночью я уговорил себя позвонить папочке и попросить помощи, потому что одному размотать клубок гадостей не представлялось возможным. Это он надоумил меня пройтись по магазинам с фоткой недоноска, и когда удалось выйти на след Линкольна, Северин прилетел первым же рейсом. Я приехал в аэропорт, чтобы встретить его, и на обратной дороге мы заметили прилипший сзади хвост. Сначала одна неприметная малолитражка, затем другая, объявившаяся на углу улиц Фиц и Инглиш. Третьей стал тонированный джип и так до бесконечности, пока мы не бросили машину, проделав остаток пути лихими маневрами по закоулкам. Дальнейшее тебе известно. Астрид я привез на кладбище специально, из соображений сохранности. Сейчас оставлять ее одну равносильно акту самоубийства, Мердок обязательно использует против нас малейшие слабости. А ту слежку, кстати, мы по глупости приписали Волмонду, но два часа назад вскрылась правда. Это Легион.

За время не самого вдумчивого монолога вампира я успел подсчитать 'убытки' в виде сломанного ребра, вывихнутого запястья и искривленной носовой перегородки, которые незамедлительно подверг исцелению, и даже впал в незавидное состояние полудремы, однако упоминание небезызвестного Легиона тут же заставило меня встряхнуться. По счастливой случайности о существовании этого братства, хотя правильнее будет охарактеризовать его как всесильную организацию или же корпорацию, я и не подозревал, вплоть до момента знакомства с одним убеленным сединами бессмертным лет двадцать назад. Немилосердное прозрение позволило мне абсолютно иными глазами взглянуть на мир. У нас, ярых приверженцев свежей крови, оказывается, имеется своя сословная ветвь, делящая созданий вечности на касту высших и низших. К первым относятся власть имущие и отчаянные головорезы, сумевшие перешагнуть порог тысячелетнего возраста. Они и образуют Легион, названный согласно отрывку Евангелие от Марка, где рассказывается о встрече Христа с бесноватым. 'И сказал Иисус ему: Выйди, дух нечистый, из сего человека! И спросил его: Как тебе имя? И ответил тот: Легион имя мне, потому что нас много…'.

Вторая когорта отдана нам, сирым и убогим, чей возраст недостаточен для вхождения в свет, а души истово теплятся в греховных сосудах. Чем на досуге помышляют союзники этой фракции, прозванные Легионерами, толком не знает никто. Стерегут конспирацию, обламывают зарвавшихся новичков, регулируют нашу популяцию и суют нос не в свои дела — таковы мои представления об их туманной деятельности, что, впрочем, никогда не проверялось на собственной шкуре. И вдруг…

— Как показал сеанс двухчасового общения с правящими верхами, ни ты, ни я, ни Мердок этим индюкам не нужны, — нарочно затянул Лео выкладку успокаивающих сведений, умело отыгрывая моцартовский Реквием на моих слипшихся треволнениями жилах. — Они примчались вслед за Северином, хотят стребовать с него старый должок, что к нашему делу, в общем-то, не имеет никакого отношения. Предлагаю в деталях обсудить пренеприятнейшую сценку на заводе. — Я замер в ожидании, давая парню единственную в своем роде возможность оправдаться. Здесь и сейчас, как говорится. Ведь случай с якобы изменой Астрид послужил мне огромным уроком. — Начну с твоих вопросов. Что за несусветную чушь я нес о зависти? Честно тебе отвечу, то бы бред сивой кобылы. На Айрис мне всегда было начхать с высокой колокольни, как и на твое прошлое, собственно. Не принимай как личное оскорбление, но судьба у тебя гадкая, и глазки пучить в ее сторону…тупизм, короче. Вся эта благозвучная ахинея предназначалась локаторам Гудмана. Мол, терпеть я тебя ненавижу, Габсбург, и все такое. Зачем, спросишь ты. Поясню, сколь крепкие и исконно дружеские, — двумя пальцами на обеих ладонях вырисовал он в воздухе кавычки, намекая на иносказательность своих заливистых речей, — отношения существуют между нами. У папика есть одна характерная особенность, он до неприличия азартен. Если уж задается какой-то конкретной целью, то прет напролом, лбом круша при этом стены. И главной миссией всей его постыдной жизни является коллекционирование 'детей', этих бессмертных прихлебателей, что с радостью заглядывают ему в рот и по утрам носятся по замку с тапками в зубах. Я никогда не описывал тебе наше милое семейное гнездышко в Европе? — Я отрицательно помотал головой, мимоходом подмечая звучание надрывных истеричных ноток в некогда насмешливом голосе. Видимо, вампир чересчур близко подобрался к очень болезненной теме. В противном случае мне неведома природа агрессивного блеска зияющих черных глазниц со следами многовековой муки, унижений и пылающей ненависти. Он будто вспомнил о чем-то, что в былые времена запечатлелось в сознании под грифом 'секретно'. И подобную реакцию понять, примерить на себя, а уж затем проникнуться сочувствием, вышло без труда. Я сумел побывать в шкуре заносчивого, своенравного и непослушного приятеля, который вынужден подчиняться указам авторитарного отчима, кому в угоду пышущей справедливости давно следовало почивать на океанском дне в качестве акульего десерта. Поэтому следующий мой шаг, выраженный легким хлопком по плечу осунувшегося приятеля, разрядил атмосферу. — Тогда опустим вдохновенную дележку впечатлениями, потому что я не вернусь туда даже под страхом смертной казни, — сокрушенно отвернулся от меня Лео, тщательно маскируя проскальзывающие в нетвердых интонациях слезы за фальшивой бравадой. — Хотя Северин постарается убедить меня в обратном, я знаю. Станет шантажировать твоим убийством или еще какой низостью. Вот зачем нужен был негатив между нами! Вот почему я делал вид, что всецело выступаю против, когда схватил тебя за руки и удерживал на месте. Уже потом, на кладбище, я, конечно, сглупил. Не стоило кидаться разнимать вас так скоро, но пугать Астрид…Старик, если бы ты представлял, насколько сильно я запутался! В своих чувствах, ощущениях, ролях. Я ведь специально 'проговорился' о твоей измене, о чем до сих пор сожалею. Ее боль, ее страдания, все это слишком высокая цена за право быть рядом на протяжении жалких пяти дней. Так что, Вердж, я прошу у тебя прощения. За неумелую двойную игру, за темные мыслишки, которые имели место быть, за чертовы ухищрения и вообще за все. Ты брат мне, что бы там вокруг не происходило.

За свою прерывистую речь д`Авалос ни разу не обернулся, не посмотрел мне в глаза, продолжая высказывать каждую реплику в бесцветную пустоту впереди себя, однако по окончанию монолога он все же удостоил мою персону вниманием, униженно вытянул вперед руку для пожатия и принялся ждать сурового вердикта. Меж тем во мне происходила эпическая битва двух абсолютно разных существ. Простого двадцатипятилетнего парня, который когда-то имел неосмотрительность дорожить странного рода дружбой, и вампира, к чьему ненаглядному сокровищу некто осмелился протянуть липкие щупальца. Что самое интересное, в этой неравной схватке победителя не оказалось, ровно как и полчаса назад. Превосходство по силе и опыту целиком принадлежало Лео, а главный приз в лице очаровательно сопящей Астрид достанется мне.

Отчасти опираясь именно на эту светлую мысль, я вложил во взмокшую ладонь свою, энергично потряс ее, невольно став свидетелем возвращения радостной улыбки годовалого щенка, и в порыве жгучего облегчения отеческим жестом притянул к себе за плечи восторженного раздолбая, чтобы закрепить объятиями устный пакт о ненападении.

— Не вздумай огорчить меня предательством, — предупреждающе прошипел я, живо отталкивая от себя повеселевшего приятеля.

— Вот тебе крест! — истово осенил он знаменем выпяченную вперед грудь. — Сегодня же папик найдет мне Мердока, а после прикончим всех одним ударом!

Столь оптимистичный план действий не мог не вызвать во мне гнусное похихикивание наряду с глумливым напутствием: 'Удачи во всех начинаниях!', брошенное в спешно организованную пустоту. Я недоверчиво покрутился на месте, запоздало смакуя подробности неожиданной встречи, и вразвалочку двинулся к двери черного хода. Теперь лишь тишина, покой и сладкое дыхание малышки, щекочущее обоняние на всех аспектах восприимчивости. Как же я чертовски сильно соскучился по ее спальне!

POV Астрид

Большую часть ночи я провела без сна, бесконечное число раз прокручивая в мыслях последние слова Северина о времени и месте встречи, которая вполне обосновано может обернуться для меня настоящей трагедией. Я не знаю, что собрался требовать этот смердящий слизью за милю тип, какие условия он намерен ставить и так далее. Впрочем, в любом случае добром для меня это не закончится, несомненно.

Ближе к двум часам, когда я окончательно обессилела от бесконечных 'перебежек' с одного края кажущегося комковатым матраца на другой и зарылась лицом в подушку в надежде хоть на секунду прекратить тягостный мыслительный процесс, дверь в спальню тихонечко приотворилась, по ковру прошлась вереница глухих размашистых шагов, и кто-то осторожно сел у изголовья, отчего одеяло медленно сползло с моего плеча. В тот же миг холодные пальцы попытались возвратить его на место, изредка затрагивая оголенные участки кожи наэлектризованными импульсами. Не удержавшись под натиском искрящихся эмоций, я вздрогнула и резко перекатилась на спину, чтобы приветствовать осчастливленным взглядом того, чье дыхание и запах четко выделю из миллионной толпы двойников. Джей. С загадочной полуулыбкой на вишневых устах, приспущенными ресницами, поэтично порхающими от бровей к нижним векам, нежно любимым хаосом волос на голове, когда тоненькие прядки у висков задорно образуются в романтичные колечки, а небрежно зачесанная назад челка приоткрывает абсолютно гладкий лоб с молочной кожей, белизна которой в лунном свете видится искрящейся. И глаза, как истинное воплощение всего, что я безумно люблю в этом мужчине. Такие чистые, глубокие, мерцающе синие, будто одухотворенные чувствами, притом самыми различными. За ту короткую секунду, что мы рачительно растратили на любование друг другом, я ощутила и любовь, и тоску, и ласку, и радость, и блаженство, и нетерпение. Но более всего остального меня восхитила страсть. Не желание, не похоть, именно страсть. Какая-то выпестованная в самом центре пламенного сердца тяга поскорее очутиться рядом, прижать меня к себе и молчать, не произносить ни звука до тех пор, пока нашим душам не удастся наговориться вволю.

Вероятно, я излишне много внимания уделила малозначительным деталям и чересчур увлеклась немым восхвалением в адрес сидящего рядом парня. Такова уж моя странная натура, по уши влюбленная в невероятно красивого вампира.

— И чего мы не спим? — мягко спросил Майнер, заворожено прислоняя свою ладонь к моей щеке. Холод мгновенно сменился жаром, когда я позабыла о необходимости дышать, стараясь прижаться к руке как можно ближе.

— Тебя ждала, — бессовестно солгала я, подавляя пагубную решимость к откровенности. Рассказ о мерзких пакостях Северина равносилен убийству, ибо я знаю, как Джей его воспримет. Громы, молнии, цунами проклятий и обнажение сабель — то лишь поверхностный сценарий предстоящей бури гнева. Нет уж, увольте, мне предпочтительней разбираться со всеми сложностями в одиночку, нежели подставлять под удар любимого человека.

— Я уже здесь, — словно в подтверждение своим словам, он игриво растрепал мне волосы, беззастенчиво отнял доставляющую негу ладонь, снял с себя куртку, повесив ее на спинку кровати, скинул обувь и с шуршанием завалился на бок, попутно вытягивая из-под моей головы вторую подушку и отбирая одеяло.

Изображая смиренную покладистость, я без боя сдала спальные принадлежности и самым невинным образом придвинулась ближе. Закинуть на него ногу, опутать смоляными прядями на затылке нервно дрожащие пальцы, потереться губами о кончик аккуратного носа, скользнуть ниже к чуть подсохшим устам, попутно испещрив чувственными царапинами затянутую в ткань футболки грудь, и с минуту дразниться поцелуем. Владением этими отнюдь не детскими шалостями я обязана своему бессмертному гуру. На его учительское счастье, я пользуюсь ими довольно редко, лишь в тех исключительных моментах, когда отчаянно хочется позлить негодника и вывести из равновесия, как, например, сегодня. Мы так долго не были вместе, так истосковались друг по другу, что оба сгорали под действием взгляда. Прикосновения же попросту сводили с ума.

Стоило плавной волне удовольствия проследовать за рукой Джея от талии к бедру, немного покружить над ягодицами и подлезть под ночную рубашку, как реальность перед глазами раскололась надвое. Меньшая ее часть все еще напоминала мне о том, что мы находимся в доме со спящими родителями, за незапертой дверью, другая умоляла быстренько забыть о моральных аспектах и поддаться зову гормонов. Хотя правильнее обозначить эту феерию блаженства с иного ракурса. Безудержный танец любви в исполнении обворожительного Верджила и хромой на обе ноги Астрид, потому что акт обольщения был исполнен на любительском уровне. Едва первый зычный стон слетел с языка в ответ на легкие покусывания мочки уха, озарив собой пределы комнаты, как все мгновенно прекратилось. И обвиняющий взор бурлящих возмущением глаз, одаряющий мое виноватое лицо порицанием и призрачной толикой восхищения, послужил отчетливым сигналом к тому, что спорить-де чревато последствиями.

— Завтра, мой птенчик, — шепотом пообещал Майнер, педантично расправляя края задранной маечки и настойчиво кутая меня в сковывающие движения слои одеяла. — Сейчас я делюсь впечатлениями от просмотра 'Темного рыцаря', а после ты засыпаешь, договорились? — не веря своему обманчивому слуху, я мотнула головой, преданно прижалась носиком к небольшой ямочке на приятно пахнущей шее и опустила веки, погрузившись в мелодичность мерно журчащего голоса. — Итак, признанный злодей-гений Джокер в исполнении Хита Леджера…

Заснула я совершенно непреднамеренно и вопреки множественным ухищрениям полюбоваться сияющим профилем еще хоть минуточку. По телу разлилась слабость, подпитываемая осязаемым восторгом от того, что столь любимые и родные объятия вновь сопровождают меня на пути к Морфею. Однако до конечной цели я не добралась, помешал разнесшийся по дому крик:

— Милая, поднимайся! Одевайся, чисти зубки и спускайся в столовую, у нас гость, — на последнем издыхании похвасталась неизвестно каким известием окрыленная мама. Громкий хлопок двери возвестил о ее уходе и поселил в душе паническую мысль о том, что сплю-то я не одна!

В тот же миг меня словно ветром сдуло с кровати, к моему вящему успокоению и необъяснимому разочарованию оказавшейся пустой. В общем, кто бы сомневался! Скорее небеса упадут на землю, чем Джей поддастся эмоциям и забудется.

Путь до ванной я проделала на автопилоте, заранее ужаснулась перед тем как заглянуть в зеркало, узрела в отражении жуткое чудище с опухшим лицом и гривой давно нечесаных волос, раздосадовано сплюнула в раковину остатки зубной пасты, тщательно вытерлась полотенцем и вернулась в комнату за платком, коим намеревалась прикрыть бесстыже голые плечи. На переодевание сил бы точно не хватило.

Шумно спускаясь вниз по лестнице, я мысленно гадала над тем, как умудрилась проспать шесть часов и вовсе этого не почувствовать, и ничуть не заинтригованная именем внезапного посетителя хмуро прошла к своему привычному месту у обеденного стола.

— Доброе утро, мам, пап, — не отнимая мутного взора от пола, поприветствовала я родителей, плюхнулась на сиденье, подтянула ближе чашку с кофе, щедро наплескала в нее сливок и лишь затем отметила неладное. С моим появлением в столовой ранее слышимая дискуссия живо свелась на нет, и сейчас ни один из присутствующих не рисковал прослыть нарушителем гробового молчания. Причиной, ясное дело, послужило мое появление.

— Доброе утро, Астрид! — весело помахал мне рукой юноша, сидящий напротив, чьи внушительные очертания скрывались в тени ярких лучей солнца, бьющих из незанавешенного окна прямо за его спиной. Но голос! Да мне смело можно завязывать глаза, затыкать нос и связывать руки, этот неповторимо бархатный тембр не укроется от узнавания при любых обстоятельствах.

— Доброе утро, Джей, — растеряно повторила я, с ходу очень туго соображая над происходящим. — А что ты…как?

Понятия не имею, что за вопрос норовил сорваться с языка. Разве я не предупредила его вчера о гневливом главе семейства, который рьяно приписал все приступы меланхолии и апатии дочери проделкам ее обожаемого бойфренда? И не предостерегла как можно реже попадаться отцу на глаза? Неужели запамятовала?! Представляю, что сейчас начнется!

Видимо, я настолько увлеклась тревогами и волнениями касательно здоровья Майнера, что не уследила за собственным выражением лица. Столь досадная оплошность не осталась безнаказанной. Целую вечность, как мне показалось, родители буровили деморализованную дщерь красноречивыми взглядами. Мама вынула из моих рук стаканчик со сливками, отец медленно переложил газету на другой край стола, зачем-то переглянулся с гостем, спокойно потягивающим кофе, и все трое дружно расхохотались.

Моим первым порывом было броситься к телефонному справочнику за разъяснениями о номере психиатрической клиники, что в целом оказалось излишним. Все еще потешаясь над потерянной глупышкой Рид и ее глупо выпученными глазами, папа стер краешком салфетки навернувшиеся от смеха слезы и пустился в столь необходимые детали.

— Джей, конечно, предупредил нас, что будет сюрприз, но такого я не ожидал, — честно признался старший Уоррен, благожелательно хлопая лучащегося самодовольством вампира по плечу. — Неужто до сих пор не проснулась?

— Не проснулась, сэр, — неугомонно посмеивался надо мной Джей, грациозно вставая из-за стола. — Поэтому ничего и не понимает. Привет, Астрид, — сострадательным тоном обратился он ко мне, будто по отношению к безнадежной больной, обогнул отцовский стул и пружинисто опустился рядом с моим на корточки. — Я вернулся.

— Я вижу, — понимающе кивнула я головой, украдкой щипая себя за руку. Ауч! Значит, не сплю.

— Николас, мы опаздываем, — вдруг всполошилась мама, предпочитая допивать полезный для фигуры ананасовый сок уже на бегу. Во всеобщей суматохе никто не заметил лихорадочного шепота: 'Улыбнись и крепко обними меня. Позже все объясню', которому я подчинилась по всем законам безрассудства.

Парень с охотой ответил на мои удушающие телячьи нежности, боковым зрением покосился на отца, спешно проверяющего содержимое портфеля, и лишь затем позволил себе облегченный выдох, украшенный веселящейся, хитрой и неподражаемо дерзкой улыбкой. Я бы с удовольствием просидела в этой не самой удобной позе год, а то и два, наслаждаясь видом благоухающего всеми оттенками веселья лица, однако у правил приличия имелось собственное мнение на сей счет. С явным сожалением Майнер вынужден был разорвать нашу близость, подняться на ноги и вернуться на место с целью продолжить завтрак, потому как к столу на всех парах мчалась мама с обыденными пожеланиями успешного дня и сладким чмоком в щеку.

— Можешь опоздать на первый урок, — снисходительно улыбнулась она, адресуя те же светские экивоки и моему парню.

— И вам того же, мэм, — почтительно склонил голову он. — Спасибо за отличный кофе!

— На здоровье, дорогой, — чуть не прослезилась умилением миссис Уоррен, падкая, как и все женщины, на безукоризненную вежливость конца девятнадцатого века.

Ускоренный стук каблучков оповестил нас о приближении родителей к входной двери, затем к гравийной дорожке, ведущей к гаражу, щелчок сигнализаций утихомирил проснувшееся чувство голода, а рев моторов подвигнул осторожно подняться со стула и лично проследить через окно за тем, как процессия машин покинет территорию участка.

— Ты почти завалила мой продуманный план триумфального возвращения, — укоризненно цокнул языком внезапно появившийся за спиной юноша, к расправе над которым мне не терпелось приступить незамедлительно. — Два часа подготовки, спешная репетиция по дороге из аэропорта, блестящее выступление перед твоим отцом…а ты так ничего и не поняла, засоня!

— Из аэропорта? — смутная догадка посетила неспешно раскачивающийся мозг, но ее оформление тут же перебил пронесшийся по коже холодок от невинного прикосновения томительно теплой ладони к плечу. Я осторожно опустила веки, мысленно подготавливая сознание к сокрушительному каскаду ощущений, выпустила из рук занавеску и развернулась вполоборота. Желание уяснить для себя суть устроенного спектакля испарилось при встрече с двумя пляшущими язычками пламени, что брезжили на бездонной глубине сапфировых глаз.

— Именно, душа моя, — спокойно ответил Джей, невозмутимо сокращающий наличествующее между нами расстояние. — Я ведь должен был предоставить твоим родителям исчерпывающее оправдание. Почему пропустил день рождения их дочери, где пропадал без малого неделю и так далее. С удовольствием признал бы, что являюсь неблагодарной скотиной, осмелившейся причинить боль своей малышке, но, боюсь, подобные меры не пришлись бы им по вкусу. Поэтому позволь ввести тебя в курс дела. Судя по чемоданам у входа, опечатанным лентой таможенной маркировки с сегодняшним числом, и этим авиабилетам, я проводил дни в тоскливых совещаниях и встречах с западными инвесторами, а по приземлению сразу же бросился к тебе домой, ублажать вселенскую тоску по сладким губам.

Вероятно, мне следовало поинтересоваться, о каких поклажах идет речь, откуда взялись талоны на летный транспорт, и уточнить еще ворох несущественных деталей, однако трогательный по силе нежности поцелуй затмил собой весь мир, оставив рядом лишь этого мужчину. И его руки, тесно жавшие к себе мое податливое тело. И ласкающее шуршание одежды наряду с негромким падением моего платка на пол. И перезвон колечек на гардине, когда я, надеясь удержаться на подкашивающихся ногах, жалостливо ухватилась за штору. И яростное жжение в груди от недостатка кислорода. И грузное дыхание Майнера, всякий раз врывающееся в меня губительным сгустком позабытых эмоций.

Я окончательно растаяла в его жарких объятиях, будто плитка нежнейшего молочного шоколада, угодившая на солнцепек, и безыдейно впивалась пальцами во все подряд. В бугристые предплечья, деликатный шелк волос, отвороты свитера, шею и лицо, подозрительно часто оказывающееся в пределах досягаемости моих ладоней. Никогда прежде не замечала, сколь сильно меня восхищает бархатистость гладко выбритой кожи или колкость коротких волосков на бакенбардах. Наверное, поэтому первый сделанный за долгое время вдох оказался неотличим от восторженного писка, что порядком позабавило парня и в незначительной степени смутило меня.

— Девочка моя родная, — с умилением пропел Джей, перемещая поцелуи в область беззащитной ключицы. — Как же я тебя люблю! Ты себе просто не представляешь.

Находись я в тот момент в здравом уме, обязательно поделилась бы взаимностью, нашептала бы в ответ кучу глупых, романтичных и слезливых признаний. Только не теперь, когда кругозор сузился до размеров плавного блуждания его губ, а восприятие обострилось до предела. Нетерпение, подчиняемое одному конкретному желанию, рьяно швырнуло в меня подсказкой к следующим действиям и вернулось на исходные позиции.

'Побольше бы опыта в этих делах', - грустно признала я свой главный недостаток, неумело подталкивая мужчину к лестнице. Развязно забраться к нему на руки, обвить ногами крепкий торс и вернуть себе власть над его чарующе притягательными губами, как того требовал изголодавшийся организм, мне не позволил банальный стыд. Впрочем, вампирам иногда свойственно предугадывать ход событий, не говоря уж об односложных девичьих мечтах. Ловко подсадив меня на себя, Майнер пружинисто развернулся, быстро огляделся по сторонам в поисках препятствий, не слишком ободряюще ухмыльнулся и, возвращая нам обоим бурлящее осознание немыслимой близости с помощью поцелуя, направился вперед. На грохот падающих стульев и дрожание стен, неосмотрительно встречающихся на нашем пути, я обращала внимание лишь благодаря дружному гоготу, что вырывался из легких. В остальном гораздо больше меня испугало внезапное падение, состоявшееся еще до преодоления лестничного пролета. В последнюю секунду мужчина успел уберечь свою ношу от травм и с изяществом распластался спиной на том месте, где по воле случая должна была лежать я.

— Не ушибся? — взволнованно вскрикнула я, непостижимым образом очутившись сверху.

— Есть немного, — сосредоточенно растягивая гласные, пожаловался парень и слегка поелозил на небольшом пятачке устланного дорожкой пола. Наконец, с удобством устроив голову у ступеней, он подтянул меня ближе, чуть наклонил, благостно разрешая упереться ладонями себе в грудь, и страдальческим шепотом закончил. — Вот здесь болит, — нагло ткнул Джей указательным пальцем в свои губы, — и здесь, — демонстративно выпятил грудь, словно намекая на необходимость принятия срочных мер.

Только тут до меня дошло, что никакого падения не было, и та предательская ухмылочка возникла на его лице отнюдь неспроста. Неужели прямо на лестнице? Боже!

— Ты сумасшедший, — с упоением припечатала я, отбрасывая в сторону заскорузлые предрассудки, и потянулась к выжидательно приоткрытому рту, раздраженно заправив за ухо мешающие волосы.

— Не без твоего участия стал таким, — напоследок съязвил вампир, подхватывая дикую забаву по тактильным состязаниям. Я прилагала максимум усилий к тому, чтобы запустить ладони под свитер и пуститься в захватывающее путешествие по дебрям напряженных мышц и чувственных участков атласной кожи, поэтому порой слишком часто сбивалась с выдержанного ритма безумного по силе страсти поцелуя и без разбору чмокала то подбородок, то скулы, то кончик размеренно сопящего носа, а то и мочку уха.

У мужчины процесс утоления тоски, как он выразился, проходил более оживленно. С ворчанием забравшись ко мне под маечку, Майнер попытался добраться до груди, нечаянно оцарапал браслетом часов кожу и, теряя незавидные остатки терпения, попросту разорвал недавно купленную вещицу.

— Ненавижу серый цвет, — не нашел сей образчик сдержанности лучшего объяснения азам пещерного воспитания, отбрасывая за голову негодную тряпку и приступая к изощренным пыткам. Его ласки, пожалуй, трудно описать скудным запасом слов. Поглаживания, пощипывания, легкие кружения, чувственные сжатия и мимолетные прикосновения, преисполненные нежностью, любовью, горячностью и чудодейственной страстью, сжигали меня изнутри, испепеляя снаружи. Наверное, я стонала или же одурело вопила во всю глотку, а быть может самозабвенно мычала под нос одну из тех мелодий, что играла в нашу первую ночь и навсегда отложилась в памяти. Хотя вряд ли издаваемые мной звуки имели принципиальную важность. Невыносимо хотелось и дальше любоваться его темнеющими глазами, жадно поедающими мою беззастенчивую полуобнаженность, и ладонями, в которых я утопала без шанса быть спасенной.

Не знаю, сколько это продолжалось, в какой-то момент я просто почувствовала спиной стену и поняла, что стою на ногах, точнее висну, цепляясь за любовно предоставленные плечи, ловлю ртом воздух и веду скрупулезный подсчет миллиону поцелуев, что ложатся на мою шею, ключицу, грудь и живот. Всякий раз, когда его губы спускаются ниже, меня тянет воспарить в небо, однако желание дождаться еще более пикантного продолжения неумолимо возвращает обратно на бренную землю.

— Астрид, птенчик мой, — зашелестел над ухом надтреснутый голос, — я хочу тебя. Безумно хочу, но… — в последней реплике мне вдруг послышался отказ или нечто вроде того, — но обязан спросить. Если ты намерена повременить, я пойму, честно. Только скажи, когда мне остановится, потому что я уже теряю голову.

— Повременить? — с трудом озвучила я затейливое слово, неохотно припоминая причины возникновения странной просьбы. Ах, да, наша ссора, испорченные отношения и все такое. Боже, как он умудряется думать в такие минуты? — Джей, прекращай, пожалуйста. Мы ничего не начинаем сначала, и точка. Останавливать тебя я не собираюсь.

Я говорила какими-то обрывками вертящихся в затуманенном сознании предложений, поэтому предпочла замолкнуть и приступить к действию. В мгновение ока мне удалось сорвать с вампира пуловер и футболку вместе взятые, дабы приступить к самой ответственной части: неподатливая пряжка ремня, будь она неладна. Однако и с ней расправа вышла на удивление кроткой, как и с пуговицей на брюках, а затем и с молнией. Ткань бесславно свалилась на пол, присоединяясь к менее удачливой соседке, бывшей когда-то верхом довольно приятной пижамы, следом в соседи набились и мои бриджи, стянутые с колен с особым изяществом. Майнер, споро скидывая с ног обувь, перешагнул через портки, небрежным жестом отпихнул скопившуюся горку одежды в угол и плавно опустился рядом со мной на корточки. Его руки легли на усеянную многочисленными мурашками кожу бедер и медленно заскользили вверх-вниз, будто нарочно подталкивая меня теснее вжаться в шершавую поверхность стены.

— Мерзавец, — внезапно прорезал сплетенную из предвкушений небывалого удовольствия атмосферу желчный возглас, появление которого крылось в небольшой прямоугольной отметине от резцов той странной металлической пластины, что 'подарил' мне Охотник. — А я кретин! Ничтожество! Недоумок! Так ни разу и не спросил о твоем самочувствии, чурбан безмозглый!

Эк нас понесло! — хмуро перевела я взгляд на ругающегося мужчину, бережно обводящему подушечками пальцев края заживающей ранки на внутренней стороне бедра.

— Джей, — опасливо косясь на багровеющее от ненависти лицо, как можно тише заговорила я, — все нормально. И будет еще лучше, если ты отложишь самобичевание на потом. Скажем, когда я начну валиться с ног от бессилия.

К чести Верджила следует заметить, что контроль над эмоциями в жестко требующих того ситуациях, всегда являлся его неоспоримым достоинством. Благо, лично для меня никто исключений делать не стал. Я успела расслаблено перевести дух и вновь оказалась в заложницах у этого неповторимого ощущения парящего блаженства.

Поцелуи, коими покрывался каждый непримечательный участочек, были несравнимы с божественным восприятием того, как сильное, мускулистое и неимоверно соблазнительное тело сплетается с моим в неразрывное целое. Широкая, мощная, рельефная и такая родная грудь, соприкасающаяся с моей, дарящая ей тепло, ласку и защищенность — вот воплощение рая на земле для счастливицы Астрид, которой повезло влюбиться в эталон мужественности и дьявольской сексуальности.

Кажется, умудрилась забыть о непредсказуемости, потому что в следующий миг моя спина потеряла связь со стеной, а кожу точно обожгло горячностью. Теперь Джей стоял позади меня. Его ладони настойчиво воспламеняли держащийся на последнем издыхании организм, постепенно спускаясь от вытянутой шеи к резинке шортиков. Голову дурманил незатихающий шепот ласковых слов и совершенно умилительных прозвищ, вроде 'мой звереныш', которые в сочетании с сочными, хриплыми интонациями доводили их слушательницу до неистового рычания.

— Если я сделаю что-то не так, малышка, — в исконно своем репертуаре принялся осыпать Майнер напутствиями, — или тебе что-то не понравится, пусть и не в физическом плане…Всего одно 'нет', и все прекратится. Пообещай, что скажешь.

Я дала глупую клятву, никоим образом не намереваясь исполнять ее, и задрожала, когда последняя деталь гардероба покинула свое привычное место. Скорее от холода, и уж затем от смущения, когда мужчина слегка подтолкнул меня к перилам лестницы, довольно ясно намекая на свои будущие действия. Нервно закусив губу от зарождающегося в недрах живота страха пополам с искренним желанием без конца пробовать все новое, я для храбрости вдохнула поглубже, покрепче зажмурилась и что есть мочи уцепилась пальцами за ограждение.

— Не бойся, сладкая, — ободряюще погладил Джей мою напряженную спину. — В этот раз никакой боли. И если не понравится…

'Всего одно слово 'нет'', - мысленно закончила я фразу, начиная беспричинно улыбаться под действием его успокаивающих ласк и мягких покусываний.

Он медлил, тщательно присматриваясь к моей реакции на свои манипуляции. Сначала отодвинул чуть в сторону ногу, заставляя меня опереть носочек ступни на первую ступеньку, затем потянулся к лопаткам, немного помассировал их, перекинул волосы через плечо и с упоением взялся целовать шею. Легко, непринужденно и почти воздушно, потому как знал, что именно таким нехитрым способом меня можно довести до полуобморочного состояния. Нарочно терся кончиком носа о затылок, с каждым моим судорожным вдохом прижимаясь все откровеннее, пока я не заныла о невыносимости своего желания, тем более, что чувствовать ягодицами его твердую плоть и ощущать томительную бархатистость ее кожицы, становилось поистине бесчеловечной мукой.

Только осознание тотального слияния нашей близости, сопровождаемое гортанным оханьем, блаженством и бескрайней наполненностью одновременно, удержали меня от исполнения акта самовозгорания. Я не пыталась представить, сколь распутным образом мы смотримся со стороны, именно поэтому и помыслить не могла о бесполезных 'нет', целиком отдаваясь медовой неге медленных, но оттого еще более приятных проникновений. Его руки, властно сдавившие мои бедра, тяжелое дыхание над ухом и звук соприкасающихся тел унесли меня далеко за пределы поместья, нежно переправив в тихую обитель погожего летнего денька, где солнце призвано доставлять лишь радость, а ветер и дождь находятся в его суровом подчинении.

Однако неспешность не могла длиться вечность. Мне вдруг захотелось больше безумства, страсти, огня, о чем дважды просить не пришлось. Джей с улыбкой, судя по широте приоткрытых губ, поцеловал мою спину и немного увеличил темп, делая толчки более частыми, резкими и в малой степени грубыми. Постепенно шипение, неосознанно вырывающееся из его горла, сменилось едва различимым рычанием, что в конечном счете довольно результативно сказалось на моих ощущениях. Изнывая от наслаждения, я с огромным трудом оторвала от перил взмокшую ладонь, завела ее назад и самыми кончиками пальцев едва коснулась ноги мужчины. Легкий холод его кожи моментально привел меня в трепет и подвиг на более смелые действия. Теперь я пользовалась всей поверхностью кисти, постепенно подбираясь к низу живота и тем очаровательным кубикам пресса, что не оставляли в покое мое воображение в темное время суток. Неожиданный спазм, вызванный его уверенными ласками, когда каждый отдельно взятый мускул наливается жаром и слабостью, а размытая картина мира перед глазами затеняется яркими всполохами света, застал меня врасплох. Кричать, — живо возникла в сознании неуместная мысль, — кричать до тех пор, пока не прекратится эта непревзойденная пытка.

С той самой секунды я предпочла не отвлекаться на недостойные мелочи и погрузилась в искрящийся омут чувств. Тяжесть дыхания вампира занятным образом сплеталась с моим диким сердцебиением. Путешествующие вдоль ребер руки, властно мнущие грудь, будто нарочно выдавливали изнутри стон за стоном. И проникновения, такие сильные, исступленные и необузданные, что в состоянии были выжечь меня изнутри. Собственно, минуту спустя так и вышло. Я уже рассталась с идеей немного полетать под потолком, как вдруг все мое естество воспарило вверх, температура тела, казалось, зашкалила за земные нормы, горло сдавил последний бесконтрольный вопль, глаза обожгло пеленой слез и окружение рассыпалось на миллион песчаных осколков. С перезвоном серебряных бубенчиков они падали на пол, скатывались по ступеням и неохотно затихали где-то в отдалении, оставляя после себя необъяснимый осадок горечи.

К реальности я вернулась лишь в согревающих объятиях Майнера, щедро сдобренных его неповторимым запахом и нежным шепотом.

— Маленькая моя, все хорошо? — встревожено спросил он, упоенно водя по моим щекам мокрыми пальцами. — Тогда почему ты плачешь?

В поисках ответа на сей каверзный вопрос, я разлепила усталые веки, с удивлением обнаружила себя лежащей на кровати, отметила столь необходимую во всех случаях жизни близость любимого мужчины и совестливо признала очевидную правоту. Я и впрямь рыдала, притом со знанием дела, от души поливая соленой жидкостью подставленное плечо. От счастья или же переизбытка эмоции, точную причину сейчас обозначить не выходило. Я все еще дрожала под действием неизгладимых впечатлений.

— Великолепно, Джей, — бессвязно забормотала я, вжимаясь в него всем телом, — просто превосходно! Дай мне немного придти в себя, уж слишком сложно говорить.

Вместо согласия парень натянул на нас обоих одеяло, подложил себе под голову вторую подушку и терпеливо принялся ждать моего триумфального возвращения из райских кущ, тихо мурча под нос заразительно бодрую мелодию.

В конечном счете очевидная одеревенелость мышц поработила тело, и до полудня ни один из нас не посмел подняться с кровати. Долгие дни вынужденной разлуки давали о себе знать путем неумолимой жажды по пустым разговорам, переизбытку нежности во взглядах и близости. Такой, чтобы надрывно бьющееся сердце лишь увеличивало ритм, терзая своей пульсацией острый вампирский слух. Заразительно громкий смех, подтрунивания друг над другом, хаотичные чмоки, шорох простыней и шутливая схватка за право обладания подушкой выветрили из головы малейшие упоминания о суетливых страхах. Я забыла о важном школьном тестировании и гнусном ультиматуме Северина, целиком отдаваясь власти неутомимого мечтателя. А Джей и правда лучился изнутри романтизмом, когда вслух рассказывал о своих планах касательно моего отъезда в колледж. Небольшой уютный домик, расположенный на огромном участке, густо засаженном деревьями. На заднем дворе должно найтись место для беседки, где каждое утро будут проходить скромные чаепития под умиротворенное чириканье птиц.

— И ты, любовь моя, — вдохновенно несся он по волнам слащавых фантазий. — С растрепанными волосами, заспанным личиком и широкой улыбкой, облаченная в мягкую пижаму, потягиваешь кофе. Солнце назойливо лезет в глаза, ослепляя чрезмерно яркими лучами, заставляет опустить веки…опускай! — внезапно впился парень зубами в мочку моего ушка, сопровождая свою команду показным гортанным рычанием. Не желая огорчать негодника категоричным отказом, я демонстративно подчинилась. — Тебе тепло. Горячая жидкость согревает изнутри, проходя по пищеводу. Сначала здесь, — жаркая ладонь коснулась впадинки над ключицей, — потом здесь, — спустилась ниже, заскользив вдоль ложбинки между грудями. Помимо воли я крепче зажмурилась и задержала дыхание. — Затем спускается ниже, — кружащее движение по поверхности живота. — А перед закрытыми глазами тем временем загораются и гаснут цветные круги. Оранжевый, — я едва не вскрикнула от неожиданности, вполне отчетливо узрев перед собой мерцающую вспышку названного оттенка, но поняла, что вызвана она не магической силой действия ласкающего голоса, а легким касанием раскаленных губ к веку, и спешно расслабилась. — Красный, фиолетовый и, наконец, аппетитный желтый. Ты улыбаешься, — совершено верно, — и я это вижу, потому что больше всего на свете люблю тебя счастливую. Мне нравится та крохотная ямочка на щеке, — Майнер приложил к ней подушечку пальца, — и приподнятые уголки губ, и едва заметные морщинки на носу. И, да, черт возьми, твой смех я просто обожаю! — рвущийся изнутри хохот, казалось, невозможно было остановить ничем, однако вампиру удалось совладать и с ним, притом с неоспоримым изяществом. Всего один вопрос, произнесенный с нехарактерной для нашего ребячества серьезностью, и сказочное волшебство улетучилось бесследно. — Астрид Элизабет Уоррен, согласна ли ты выйти за меня замуж?

Если бы мне довелось лежать на краю, то разумным ответом послужил бы протяжный бум от немедленного падения на пол. А так, с честью избавившись от последствий наваждения, я разлепила веки, подтянулась ближе к изголовью, бесславно разинула рот и тут же его захлопнула, притом с отвратительным по звучанию клацаньем челюстей. Все мое внимание оказалось уделено сосредоточенному лицу и глазам, на глубине которых не нашлось места ни фальши, ни насмешкам, ни любым другим малоприятным проявлениям. Напротив, Джей держался очень уверенно, несколько нагло, как и подобает его излишне эгоцентричной натуре, и нахраписто. Но волнение, таящееся во взгляде, предательски выдавало его истинное отношение к ситуации. Мой отказ будет убийственным.

— Ты шутишь, — неумело принялась я выдавать желаемое за действительное.

— Ничуть, моя девочка, — вопреки мерному журчанию голоса, нахмурился мужчина. — Я люблю тебя, по-настоящему. Душой и сердцем. Именно с тобой хотел бы встретить старость, будь я обычным человеком. Давай на секунду представим, что тебя со мной нет. Знаешь, что я чувствую? Пустоту, как бы банально это не прозвучало. У большинства из нас нет самого главного: смысла жизни. А я его нашел, и терять не собираюсь.

По мере разговора мы незаметно для самих себя сели, крепко уцепившись за руки, и на долгие минуты погрузились в тягостное молчание. Для парня оно наполнилось ожиданием, для меня — дотошным взвешиванием всех 'за' и 'против'. К слову, причину для отказа я нашла лишь одну. Родители. Остальные не устояли под натиском многочисленных плюсов, ведь Джей для меня всё. Он — воплощение целого мира, моя родная вселенная, мой спасительный островок посреди необъятного океана суровой реальности. Я давно принадлежу ему, с того памятного дня, когда обнаружила в своей спальне загадочного незнакомца, рассматривающего зеркало. Выходит, супружество для нас формальность, светский ритуал подмены фамилий. Хм, Астрид Майнер? Во всяком случае, не так ужасно, как Астрид Элизабет фон Видрич-Габсбург, герцогиня австрийская.

— Я согласна, — с некоим вызовом высказалась я, намереваясь на следующем выдохе оповестить вампира о внушительном списке условий. Впрочем, договорить мне так и не удалось. Ни сейчас, когда вокруг творилось нечто невообразимое, ни спустя полчаса.

Верджил, по всей видимости, капитально обезумел от радости и опьянел от восторга. Более разумного объяснения его дальнейшим поступкам я просто не находила. Издав боевой клич индейца из племени Томагавков, что славились ярым сумасшествием, он мгновенно подхватил меня на руки, опасливо покачиваясь из стороны в сторону на прогибающемся матрасе, выпрямился, словно буйный ребенок, немного поскакал на месте, щедро осыпал жаркими поцелуями мое снисходительно улыбающееся лицо и вприпрыжку помчался в ванную, очевидно, студить ледяными струями воды голову.

Перспектива совместного душа слегка смутила мое, пока что, трезвое сознание, с чем без усилий справились мыльные руки, с их хваленой нежностью и вящим любопытством. Сил на сопротивление попросту не осталось, а посему я дипломатично сдалась и, прижавшись спиной к влажной груди, позволила изводить себя уже знакомыми методами. Джей никуда не спешил, поэтапно превращая свою девушку в подобие снеговика из облаков густой белой пены. Правда, полюбоваться результатом я ему не дала, завладев не только флаконом с гелем, но и окрыляющими лаврами превосходства.

Пожалуй, термин 'естественная красота' отныне будет восприниматься мной чересчур буквально. Гладить это изысканное творение всевышнего, заменять капли воды на литых мускулах воздушными комьями взбитой пены, ловить взглядом сытые улыбки откормленного кота и дышать через раз при возникновении необходимости спускать ладони все ниже и ниже. Если бы не успокаивающее тепло массажных струй, я наверняка не дожила до того момента, когда почувствовала его в себе. Благо, промежуток от неистового поцелуя до агрессивного слияния в неразрывное целое оказался небольшим. Майнер не дал мне даже опомниться, как подкинул вверх, до боли сдавливая в чудовищно сильных объятиях ребра, переплел у себя за спиной мои ступни, сложил заранее слабеющие руки на мощные плечи и аккуратно прислонил к выложенной кафелем стене.

— Не закрывай глаза, — негромко попросил он, бережно погружая в меня обжигающе горячую плоть. — Хочу видеть, как меняется их цвет.

Я сочла своим долгом осуществить эту маленькую прихоть и взамен потянулась губами к любимому лицу, желая очертить поцелуями каждую незначительную линию, будь то скулы, брови или же подбородок. Джей двигался осторожно, медленно, словно смакуя последствия своей неспешности и мои сдерживаемые стоны, к которым слишком быстро потерял интерес. С той секунды я потеряла ориентацию в пространстве, отчетливо осознавая лишь одну вещь: разрастающийся внутри огненный шар удовольствия вот-вот разорвется на куски, после чего мои пальцы непременно поранят заботливо предоставленные плечи. Остальное ушло на двадцатый план, первостепенную важность имели только его действия, его требовательные руки, держащие мои бедра, его ритмичные толчки, стягивающие мои внутренние мышцы в узлы, его предупреждающий взгляд оголодавшего хищника, поедающий мою шею, его кровоточащие от нечаянного укуса губы и частое дыхание. В какой-то момент я обратила внимание на небольшой дискомфорт в области спины от неприятного трения с холодной стеной, но тут же о нем позабыла, потому что горло полоснуло внезапным приступом тупой боли. Зубы!

Я едва не разрыдалась от счастья, когда поняла, что происходит, и мягко вплелась ладонью в мокрые пряди на затылке мужчины, притягивая его ближе, позволяя насладиться каждой каплей вытягиваемой крови. Приятная мука вознесла испытываемое мной удовольствие на небывалую высоту и привела к кульминации. Судорога прошлась вдоль всего тела, отчего-то пощадив голосовые связки. Имей я шанс услышать свои надсадные крики, наверняка после сгорала бы со стыда.

Глаза закрылись сами собой, и сознание устремилось ввысь, к тем манящим просторам бескрайней вселенной, далеким звездам и полному отсутствию гравитации.

К сожалению, на сей раз поваляться в постели, преданно прижавшись друг к другу, нам не удалось. У Джея нашлись какие-то срочные дела в клубе, меня впереди ждала встреча с Северином, поэтому из ванны мы отправились на поиски одежды, походя устраняя следы своей неконтролируемой страсти. Мужчина расставил стулья и убрал со стола тарелки с засохшим завтраком, я, на ходу набивая рот внушительными кусками пончика, заняла пост у раковины.

— А что за тестирование? — удосужился терзать меня недоверием Майнер, охотно проглотивший наспех слепленную байку о школьных трудностях. Об ультиматуме семисотлетнего 'папочки' я, по понятным причинам, распространяться не желала.

— По политической географии, — якобы пояснила я, остервенело натирая мыльной щеткой бока одной из кружек. — Мы его уже писали, я плохо справилась, поэтому иду на пересдачу. Осталось только придумать занятную отмазку, согласно которой пришлось пропустить основные занятия.

— Мой неуемный темперамент их устроит? — от души расхохотался парень, трогательно обвиваясь рукой вокруг моей талии. Вторая тем временем оклеивала пластырем небольшую отметину от зубов на шее.

— Вполне, — лживо блеснула я весельем, закрывая воду. — Так и скажу директору, что посвятила все утро тебе. Надеюсь, подробностей избежать удастся.

— Ни боже мой! — игриво приподнял вверх он кончик моего носа, жадно прижимаясь губами ко лбу. — Пусть весь город знает, как нам хорошо наедине.

Тихо посмеиваясь над собственным безумием, мы двинулись к двери, но отчего-то замерли у порога. Точнее это сделал Джей, решивший оглянуться назад с неясной целью. Однако, проследив за его заразительно сияющим взглядом, остановившимся на лестнице, я живо, что называется, словила мышей и задохнулась от праведного возмущения. Вот как именовать вампира, который в абсолютно все свои поступки вкладывает определенный подтекст? Я-то, святая простота, полагала, будто у него не хватило терпения донести нас обоих до спальни, а в действительности получается…Ух! Прибила бы, негодяя!

— Интересно, как скоро, переступая порог вашего дома, я перестану видеть тебя там? — ехидно полюбопытствовал главенствующий кандидат в очереди на первоклассную взбучку, ловко уклоняясь от молниеносного тумака по спине. — Обнаженную, покорную, сладко стонущую, — решил выговориться он перед смертью, изворачиваясь под немыслимыми углами от щедро сыплющихся с моей стороны взмахов ладони, — и такую любимую! — с дерзкой ухмылкой закончил вампир издевательства, без видимых неудобств сгребая меня в охапку, закидывая на плечо и выставляя на улицу.

— Мерзкий кровопийца, — вполголоса гневалась я, вкладывая весь запас нежности в безобидные по силе воздействия ругательства. Но по пути к Ниссану все-таки изловчилась в наказание трижды хлопнуть Майнера по мягкому месту, за что лишилась права управления транспортным средством до самых ворот школы.

А после нам пришлось расстаться. Мужчина влез на заднее сиденье заранее вызванного такси и отчалил по жутко секретным делам, о сути которых предпочел умолчать. Мне, в подтверждение своей нелепой байки, оставалось лишь припарковать Скайлайн и до заветного часа отсиживаться в библиотеке за бездумным листанием первых попавшихся книг. Разумеется, появления Северина можно было подождать и в кафе, но тогда мне грозила преждевременная кончина от миллиона бестелесных страхов. Предпочтительнее отсидеться в тиши прохладного помещения под аккомпанемент легкого шуршания страниц, нежели прятать скованное ужасом выражение на лице от любопытных взглядов посетителей многолюдной забегаловки. Поэтому я устроилась в дальнем углу пустого читального зала, подальше от стола библиотекарши, с удобством расположившись в велюровом кресле рядом с призывно зажженной лампой, и погрузилась в бессмысленное чтение. Что может потребовать Гудман в обмен на здравие Джея? Деньги, несметные богатства? У меня их нет, значит, нечто более приземленное.

'Например, жизнь', - громом на безоблачном небе разразилась в голове удручающая догадка. 'Моя жизнь. Лео ведь рассказывал, что раз в пятьдесят лет душегуб обзаводится очередным отпрыском. Неужели мне суждено…'.

— Привет, булочка! — оглушительным всполохом разорвал мое уединение приятный голос, чей обладатель чинно восседал в соседнем кресле с самым невинным видом.

— Идиот, — мстительно расплатилась я за мимолетный испуг, порываясь встать на ноги, чего явно не следовало делать. Одно рачительное телодвижение, и мы с Лео очутились нос к носу, практически прижатые друг к другу его треклятой скоростью реакции и неуместной привычкой вторгаться в мое личное пространство по любому поводу. — Отойди, — столь же немногословно пригрозила я, раздраженно упираясь ладонью в окаменелую грудь. Мои смехотворные усилия по части отталкивания успехом не увенчались, зато изрядно позабавили недостойного упыря. — Я закричу.

— Милости прошу, визжи, — подтолкнул меня к свершению очевидных глупостей всецело довольный собой юноша. — Только помни, что я убью каждого, кто попытается прервать наш миленький диалог. Итак, — демонстративно заткнул он уши, заинтриговано следя за беззвучным шевелением моих губ, извергающих проклятия. Видимо, один ноль, притом не в мою пользу. — Оценка пять, детка, — похвально прошептал Леандр, тыльной стороной ладони поглаживая пылающую гневливым румянцем щеку. — Кстати, нехорошо пропускать учебу, особенно из-за этого.

Когда его противно липнувшие к коже пальцы отбросили за плечо волосы и коснулись пластыря на шее, я поняла, отчего вдруг некоторым женщинам приходит в голову идея душить своих детей. Такие, как этот предатель, просто не заслуживают права к существованию!

— Убери от меня лапы! — рьяно вспыхнула я злобой, агрессивно тыча пальцем в выпяченную грудь. — И как ты вообще здесь очутился?

Вероятно, мой вопрос автоматически приравнялся к разряду восхищенных, потому что доселе скромная стоваттная улыбка видоизменилась до откровенного насмехательства над природной наивностью.

— Знаешь, пупсик, твой детский взгляд на мир поражает, — перешел вампир на богопротивный шепот, перехватывая мое запястье в воздухе и прижимая его к губам. — Всего-то и требовалось, что перемахнуть через забор. У меня ведь гораздо, гораздо больше преимуществ, нежели у твоего драгоценного Габсбурга. Но ближе к делу, конфетка. Что тебе ляпнул старина Сев?

Я настолько растерялась, заслышав окончание глумливой речи, что безропотно позволила Лео не только любоваться своим вытянувшимся от удивления лицом, но и допустила невинный поцелуй в щеку, за которым должно было последовать нечто большее. Правда, к тому времени я собралась и отклонила голову назад, попутно влепляя наглецу отнюдь не миролюбивую затрещину. Что, в общем-то, не избавило меня от необходимости отвечать.

— Брось, котёночек, — продолжил мальчишка изображать из себя толстый слой нежнейшего молочного шоколада, тающий на языке. Теперь уже обе мои руки находились во власти его алчных пальцев, а кончик носа почти соприкасался с моим. — Я видел тебя вчера, и помню, какими испуганными глазами ты смотрела на папика. Что он сказал?

— Вот у него и поинтересуйся, мерзкий прихвостень! — желчно посоветовала я, устав от ноющей боли в выгнутой дугой спине. — А меня отпусти немедля!

— Да без проблем, — очевидно, тоже расстался с терпеливостью пресмыкающийся гад, грубо оттолкнув меня от себя, точно наскучившую безделицу.

Я не устояла на ногах и с прилежанием провалилась обратно в продавленную обивку кресла. Парень меж тем решил воспользоваться случаем и с выписанной аршинными буквами угрозой в глазах склонился надо мной, поочередно опираясь зверски сильными клешнями о подлокотники.

— Секунда для раздумий, — перешел он к прямым запугиваниям. — Воспользуешься ей неверно, увидишь первый труп, и так до тех пор, пока не ответишь на мой вопрос. О чем вы говорили с Северином?

— Чтоб ты провалился, чертов ублюдок! — с трудом удержалась я от плевка в сторону отвратительной физиономии. — Ненавижу! Хочешь знать, чего хотел твой любезнейший папочка? Так утирайся, мразь, правдой! Он жаждал встречи со мной тет-а-тет и предупредил, что если приду не одна, Джею крепко не поздоровится. Поэтому, будь так добр, блюди маршрут по известному адресу! Уже почти половина третьего.

Вся спесь и напускное бахвальство в тот же миг слетели с бездушного лица, уступив пьедестал концентрированной ярости. Я успела заметить, как по-волчьи дрогнула его губа, оголившая передние зубы, а белки глаз налились кровью, полностью затмив при этом зрачок. На ум явилось непрошенное напоминание о словах Майнера, относящихся к двуличию дружка-предателя, и живое их воплощение стояло передо мной, брызжа ядовитой слюной. Тот, кого я боялась лишь на интуитивном уровне, наконец, выбрался на поверхность, — бесчеловечный, кровожадный, лютый и ненасытный трехсотлетний вампир.

— Это все? — отрывисто спросил монстр, не оставивший и следа от прежнего улыбчивого юноши. Я подобострастно кивнула. — Где? — господи, помилуй! У него даже голос изменился, став более басовитым, густым и глухо звучащим, будто мы оба вели беседу на повышенных тонах в застенках кафедрального собора.

— Кафетерий в центральном универмаге, — встревожено пропищала я, бледнея до самых корней волос. — Через полчаса. Только, пожалуйста, не предпринимай ничего, ладно?

Невиданное чудище протяжно хмыкнуло и, хвала небесам, отвернулось, давая мне живительную передышку для приведения себя в чувство. Выходит, бессмертные и впрямь меняются с годами, притом кардинально.

— Пошли, — не оборачиваясь, велело выбравшееся из заточения альтер эго и в два исполинских шага преодолело расстояние в добрый десяток метров.

Я послушно засеменила следом, ощущая себя героиней комикса о приключениях Невероятного Халка, нашедшего способ избавиться от кислотно-зеленого кожного покрова. 'Что делать?' — одурело вопил мой внутренний голос, догадывающийся о финале столь трагичной истории. Если я явлюсь пред ясны очи Северина в сопровождении невменяемого пасынка, Джею не избежать неприятностей. 'Но как? Как отвязаться от Лео?' — запоздало обратилась я к доводам здравого смысла, ранее твердящего о строжайшем запрете на распускание острого язычка. Неужто не могла солгать?!

В бесконечных упреках к собственной персоне, я в компании угрюмо молчащей спины добрела до парковки и по волевому жесту поднятой вверх руки остановилась у высокого забора с частыми металлическими прутьями в сотне ярдов от павильона охраны.

— Я не могу с тобой пойти, рыбка, — нежданно-негаданно возвратился Лео в прежний божеский вид, поворачивая ко мне осунувшееся и будто изможденное лицо. — С Северином шутки плохи, а я, хоть и стыжусь в этом признаваться, боюсь его до отключки. Но уверяю, тебе он ничего не сделает, честно. Так что можешь смело идти.

— Вот спасибо за напутствие! — ехидно проскандировала я, багровея от вставшей поперек горла злости. Нет, начало искренней тирады меня даже порадовало, однако дальнейшее ее продолжение попросту не укладывалось в голове. Он, чертов кровосос, имеющий наглость запугивать восемнадцатилетнюю девчонку бессмысленными убийствами, спасовал перед своим создателем! И это ничтожество набивалось ко мне в друзья? Уверяло в какой-то любви? Дождевой червь и тот выглядит привлекательнее, да и храбрее, кстати!

— Астрид, не надо так, — пуще прежнего расстроился д`Авалос, отыскав в моих глазах отвращение. — Ты многого не понимаешь и не знаешь, какой была моя жизнь под одной крышей с этим козлом. Он использует любую возможность, чтобы вернуть меня обратно, а я…нет, предпочтительнее смерть.

— А чего же ты к нему бросился, когда хвост прищемили? — выпустила я на волю физически ощутимое разочарование. — Предал друга, только чтобы выслужиться! Знаешь, ты даже не трус, нет. А дворняжка, которую Северин дергает за ошейник и водит куда вздумается!

— Не смей так говорить! — вполне ожидаемо взбеленился мальчишка, яростно выдергивая голой рукой стальной прут из школьной ограды. — Если я чего и боюсь, так это потерять тебя. Всю неделю я в лепешку расшибаюсь только ради обеспечения твоей безопасности. Я позвонил Гудману, попросил его приехать, почти в ногах у него валялся, вымаливая прощение за тот давнишний инцидент. И все из-за тебя, потому я не могу видеть, как Охотник издевается над слабейшим из нас. Ты выбрала Габсбурга, а он ведь пальцем о палец не ударил, чтобы защитить тебя от этого кошмара! Мне же досталась роль стороннего воздыхателя, но это мелочи…Очень скоро я получу двойную цену за свои услуги. Главное ведь терпение, — по мере опустошения лексического запаса, он заметно успокоился, бросил на землю невесть зачем отломанную железку и в мгновение ока приблизился ко мне, остановившись у критической отметки, равной жалким двум сантиметрам. В таком положении любой мой вдох мог стать недопустимой ошибкой, что, собственно, и произошло.

Спеша избавиться от несанкционированного вторжения, я сделала малюсенький шажок в сторону и на целую вечность угодила в плен к раскаленным губам. Руки тут же оказались заведены за спину и сцеплены в замок, тщетные попытки нижних конечностей сдвинуться с места пресекались на корню зорким вниманием вурдалака, а мои усердные старания по части сжатия зубами нежной кожицы на губах еще больше его распаляли. В конце концов меня замутило от характерного солоноватого вкуса крови. Сопротивление, что называется, бесполезно.

Стоило этой светлой мысли посетить сознание, как былая настойчивость Лео перевоплотилась в нежность, наполнившись лаской, трепетом и призрачной толикой сладости. Его ладони настолько бережно обрамили мои щеки, что уголки век обожгло слезами сочувствия. Все то, что раньше ставилось мной под сомнение, сейчас обрело доказательную базу. Он и впрямь меня любит, иначе бы не обращался, как с фарфоровой куклой. Казалось, его ничто не интересует помимо моих губ. По телу не бродят жаждущие острых ощущений пальцы, никто не стремится теснее вжать меня в себя. Все происходило с точностью до наоборот. Он гладил мой подбородок, лишь слегка касаясь контура нижней губы, заворожено перебирал волосы, локон за локоном, и мурчал от удовольствия, прекрасно осознавая, с какой необъяснимой охотой я отвечаю ему.

Нет, не поймите превратно, я не забывала о Джее и своих чувствах к нему. Пожалуй, я никогда не признаюсь в этом вслух, особенно при Лео, но этот поцелуй состоялся из жалости. Мне до слез было обидно за вампира, потому что его любовь навсегда останется безответной. 'Несправедливо!' — билась в конвульсиях моя восприимчивая душа. 'Он ведь достоин тебя'. К сожалению, оспорить сей разумный довод я не сумела. Ведь тот, кто способен на такую глубину восприятия, действительно заслуживает взаимности. Беда в том, что я уже встретила своего единственного мужчину, а сердце, как известно, не резиновое.

В итоге благотворительная акция по бесплатной раздаче счастья всем желающим окончилась нескоро. К тому благословенному моменту, когда парень оставил мои губы в покое, совесть уже доедала незавидные останки излишне сентиментальной Астрид и в ускоренном темпе раздавала советы, касающиеся дальнейшей линии поведения.

— Лео, — дрожащим голосом обратилась я, для поддержки цепляясь холоднеющими ладонями за прутья забора, — ты хороший. Не всегда, конечно, но иногда действительно умеешь быть замечательным и другом, и вообще…Вот только я тебя не люблю, — как можно более мягко вонзила я краеугольный нож в беззаботно распахнутое сердце. — И никогда…не смогу. Наверное. Прости, пожалуйста!

Его улыбка погасла так же, как под действием толщ воды заканчивает свою недолгую жизнь теплящийся огонек свечи. Без дымка и манящего шипения, просто стерлась, выкорчевывая из памяти приятные воспоминания о своем существовании. Я не удержалась от слез, узрев подле себя бесстрастное лицо и глаза, наполненные немым укором, и заплакала, точнее заскулила, словно побитый щенок.

— Ты лжешь, — надтреснутыми интонациями попытался возразить мне вампир. — Стоишь тут и врешь, потому что про себя думаешь: 'Ах, как бы мне не обидеть Джея! Ах, он этого не перенесет!'. Чхать мне на него, ясно?! Или ты признаешь, что безразличия между нами нет и не было, или пеняй на себя.

— Господи, можешь ты хоть секунду побыть человеком? — моментально вышла я из равновесия, в очередной раз столкнувшись с бездарным шантажом. — И понять, что я тебе говорю. Да, ты мне действительно небезразличен, но это не любовь, Лео. Дружеская привязанность, симпатия, благодарность, да что угодно!

— Благодарность? — вызверился парень, взглядом пригвождая меня к тому крохотному пятачку промерзшей земли, что находился под ногами. — Засунь ее себе в задницу! Вместе с симпатией и привязанностью!

Последние брошенные слова повисли в воздухе мнимой пощечиной, и выживший из ума Леандр испарился из поля видимости с использованием расписной скорости выпущенной из лука стрелы. Я, раздираемая изнутри горечью, торжественно сохранила осевший на сердце осадок от неудачно проведенной беседы начистоту и понуро поплелась вдоль забора к воротам. Естественно, на встречу с Северином я капитально опаздывала, но даже это животрепещущее наблюдение не способно было добавить моим вяло подчиняющимся конечностям расторопности. Почему именно я? Неужели трудно подыскать более подходящий объект для вожделения? Ту, что не станет убиваться при мысли о необходимости отказа, что найдет достойный выход из ситуации, а не будет рубить правду-матку с плеча. Я ведь не хотела быть резкой…

Продолжая осыпать голову пеплом, я забралась в салон Ниссана, с третьей попытки вставила ключ в систему зажигания и почти тронулась с места, когда мимо на сумасшедшей скорости пронесся пугающе огромный черный внедорожник, устремившийся, видимо, на взлетную полосу.

Сворачивающее кровь предположение о личности лоботомированного водителя заставило внутренности сжаться в дурном предчувствии. Трясущимися руками я выудила из кармана куртки телефон, с горем пополам отыскала в справочнике нужный номер и нажала кнопку вызова. Гудок, затем второй, третий…

— На проводе, — рявкнул д`Авалос мне в ухо, с трудом перекрикивая фоновый шум, отдаленно напоминающий агрессивные порывы ветра, бьющие в распахнутое окно мчащейся по трассе машины.

— Лео, это ведь был не ты, да? — понесла я откровенную чушь, с каждым протяжным воем в трубке все больше убеждаясь в правильности своих догадок. — Я прошу тебя, сбавь скорость, а! К чему этот драматизм?

— Куколка, опусти чуток носик и заглуши самооценку, — понесся из динамика заливистый смех. — На тебе свет клином не сошелся, дорогуша. Так что…

Договорить он не успел. Скрежет металла, гомон, грохот, сдавленные крики и матерые ругательства — все, что я услышала перед тем, как связь оборвалась, предоставляя моему воображению исключительную возможность в деталях воссоздать картину аварии.

Я будто побывала на пассажирском сиденье автомобиля, несущегося по шоссе в милях от школьной парковки.

Немыслимая скорость, когда четкими остаются лишь предметы из ближайшего окружения, а картинка за окном сливается в единый цветастый вихрь. Меня сковывает изнутри испуг, потому что промахнуться мимо нужного поворота и наскочить на неизвестно откуда выросший столб в подобной ситуации проще простого. Именно это и произошло через мгновение. Тотальное замедление. Время перестает иметь значимость. Кровь в сосудах сжижается и устремляется обратно к сердцу. Уши закладывает тишиной, как в момент приближения сокрушительного урагана.

И только обреченный джип по-прежнему не съезжает со смертного пути. Столкновение.

Тонкий металл радиаторной решетки и капота встречается с препятствием и мнется, словно фольга. Хрустко, податливо и неумолимо. С характерным хлопком вылетают и бьются стекла, а сила удара тем временем уже сминает силовой каркас. Вырванное с куском подвески колесо отлетает далеко в сторону, передние стойки кузова скручиваются пополам, крыша выгибается горбом. Двери намертво заклинивают в проемах, и уменьшившийся на четверть автомобиль делает последний бросок по инерции. В этот момент хронометражные фокусы прекращаются, и бесформенная груда металла окончательно замирает в десятке метров от места столкновения. От обломков машины еще идет дым, что-то искрит под капотом, оторванное колесо продолжает катиться. В ушах стоит натуральный звон, а гремевшая из магнитолы до аварии музыка затихает.

Кажется, Мердок нашел-таки способ отомстить давнему обидчику.

 

Глава 30. Всё включено

POV Астрид

'Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети', - заученно талдычил мой мобильный в ответ на тщетные попытки поделиться бедой хоть с одной живой душой. Ни Джей, ни Лео не реагировали на сотенные по счету звонки, что в разы усиливало симптомы охватившего меня синдрома безотчетной паники.

— Пустяки, — взялась я за столь неблагородное занятие, как самоуговоры. — Аварию ты себе придумала, а даже если и нет, он ведь вампир, притом живучий. Таких хоть танками дави…Боже! — неуемная фантазия мгновенно подсунула мне под нос пасторальную картину мчавшегося по городским улочкам бронированного гиганта, гусеницами сминающего все на своем пути. Остолбеневших прохожих, водонапорные колонки, счетчики оплаты за парковку, вереницу автомобилей у светофора, в числе которых особо громоздкими размерами выделялся лаково-черный внедорожник.

Не в силах и дальше томиться бездействием, я села за руль, сурово заглушила поток рвущихся наружу рыданий большим глотком воды из бутылки, взятой в бардачке, прикрикнула на свое испуганно расстроенное отражение в зеркале заднего вида и повернула ключ зажигания. Деморализованное состояние предписывало мне уделять повышенное внимание дороге, поэтому в кои-то веки вызубренные навыки осторожного вождения пришлись ко двору. Аккуратно пользуясь поворотными огнями, я педантично тормозила на каждом перекрестке, зорко следила за стрелкой спидометра, не пресекающей отметку в сорок допустимых миль в час, а по пути выискивала притаившийся у обочины патрульный автомобиль. Везение снизошло до меня на углу Гарднер и Фокс, где полицейский экипаж, судя по всему, проводил профилактические работы по ловле нетрезвых водителей.

— Офицер! — завопила я еще до того, как выскочила из неряшливо остановленного в запрещенном месте Скайлайна. — Офицер, пожалуйста, узнайте по рации о недавнем происшествии на трассе. На каком километре это случилось?

— Доброго дня, мэм, — решил не отступать блюститель порядка от азов вежливости. — Успокойтесь, объясните толком, что произошло?

— Мой друг, — задыхаясь на каждом слове, заголосила я, — мы разговаривали по телефону, затем связь прервалась. Шум, скрежет, гомон…он был за рулем. А ездит очень и очень быстро, поэтому мне показалось, что…беда. Просто узнайте, прошу вас.

Патрульный понимающе кивнул и разослал по рации обращение ко всем постам. Ответ мы получили с секундной задержкой. Да, в двух кварталах отсюда и впрямь столкнулись два лихих гонщика. Темный SUV* марки Шевроле на полном ходу протаранил грузовик и врезался в отбойник. Оба

____________________

*SUV (читать: эс ю ви) (англ. Sport Utility Vehicle — автомобиль с наличием спортивных опций) — маркетинговый термин для автомобиля, имеющего кузов 'универсал' и систему полного привода. Часто в устной речи называется внедорожником, несмотря на разницу в конструкции.

водителя скончались на месте до приезда скорой помощи.

Я, покорно замирая на самом краю призывно глубокой пропасти отчаяния, выслушала перекличку по переговорному устройству, осторожно отошла в сторонку, всем телом повисла на металлическом ограждении, отделяющем тротуар от проезжей части, и постаралась привести себя в чувство.

'Северин. Он ждет меня', - мнимо цеплялась я за мирские невзгоды в тот момент, когда внутренности с дребезжанием разрывало на куски осознание невосполнимой потери. 'Ради Джея, я должна. Должна. Должна'.

И дальше сдерживать слезы оказалось невозможно. До сегодняшнего дня я никогда не теряла друзей, тем более таких неоднозначных, лживых, двуличных и не в меру обаятельных. Ведь каким бы откровенным ничтожеством ни был Леандр, одного у него невозможно отнять при всем желании — отточенного умения нравится людям. В редкие минуты, когда нас не разводила по разные стены баррикад его насквозь гнилая сущность, мне удавалось разглядеть в нем подлинные достоинства. Взять хотя бы очарование его улыбки или радушный блеск агатовых глаз! А прическа! Это вихрастое полчище торчащих, будто иглы дикобраза, волос, выкрашенных самым чудным образом.

Еще раз воссоздав в памяти сцену нашего последнего разговора, я зажала рот ладонью, сдерживая душераздирающие крики от невыносимой внутренней боли, и помчалась к брошенному автомобилю. Мелкие камни хрустели под ногами, сбоку слышались звуки клаксонов суетливых водителей, которых разозлило мое внезапное появление посреди дорожного полотна, в спину неслись нецензурные угрозы и отнюдь не вежливые просьбы поторапливаться, а глаза застила реалистичная картина того, как разъяренный вампир в отместку за нанесенное унижение терзает кроссовком педаль газа.

Не знаю, что двигало мной в тот момент. Стыд, вина, разочарование в собственных провальных принципах или боязнь навредить еще более дорогому мужчине. Возможно, все факторы сразу, потому как следующие десять минут я, давясь утробным плачем, потратила на поиски места происшествия, а после скоротечного любования остовами дымящихся металлических конструкций, отправилась прямиком к универмагу.

Центральный магазин гостеприимно встретил меня спертым воздухом двухъярусной подземной стоянки и услужливым юношей в униформе парковщика, что за скромную плату подрядился отогнать мой Ниссан вглубь непроглядной площадки. Затем было поднятие по лестнице, каждая из ступеней которой углубляла засевший в сердце ржавый прут тупой мышечной боли, и ноги сами донесли свою хозяйку до распахнутых настежь дверей кафетерия. Нужный столик я приметила сразу, отчасти потому, что не разглядеть Северина, пусть и в столь густо усеянном людьми помещении, мог лишь слепой. Его величественная фигура, идеально ровные плечи и поразительная осанка едва ли уступали по силе воздействия презрительно скорченной гримасе явного неудовольствия и первым делом бросались в глаза.

Без единого слова извинений я отодвинула стул, присела на самый краешек, выхватила из подставки простую бумажную салфетку и, лишь превратив ее в жалкую горстку обрывков, удосужилась пробормотать приветствие.

— День добрый, барышня, — громко лязгнул челюстями мужчина, с интересом наблюдающий за моим добровольным падением в пучину беспросветной депрессии. — Вы отняли у меня немыслимое количество времени, поэтому, если позволите, я обращусь сразу к сути нашей встречи. Полагаю, вам известно о чувствах моего сына? Не пытайтесь лгать, это бесполезно. Тогда у меня имеется деловое предложение, от которого, уверяю вас, отказаться будет достаточно проблематично.

— Он погиб, — слабо прошептала я в ответ, не удосужившись изобразить треклятое почтение пополам с заинтересованной внимательностью. Если честно, я и не старалась слушать бред этого убеленного показными сединами старца. — Лео разбился на машине около двадцати минут назад.

— Ошибаетесь, — невозмутимо уверил Гудман, бесстрастно прикладывая к губам изящную чашечку с ароматным кофейным напитком. — Мы беседовали посредством этой занятной безделицы, — взглядом указал он на лежащий на углу столика мобильный аппарат, — не далее, как за тридцать секунд до вашего прихода.

— Да? — с надеждой воскликнула я, невоспитанно выхватывая из кармана куртки свой сотовый и поднося его к уху. Та же монотонная болтовня автомата о недоступности абонента. — А вы правда…

— Послушайте, юная леди, — резко опустил Северин 'наперсток' с бодрящим напитком на столешницу, попутно грохая рядом свободную ладонь. Тонкий фарфор не выдержал чрезмерных колебаний и лопнул, выплескивая наружу темно-коричневую жижицу. — Вы, кажется, недопонимаете ситуацию. Когда я говорю, остальные сохраняют молчание до тех пор, пока не поступит соответствующее разрешение.

'Может, тогда стоит поменьше болтать?' — едва не сорвалась непростительная колкость с неразумного языка, однако столь очевидной ошибки мне все же удалось избежать. Благодаря, надо полагать, довольно колоритному появлению весьма странно одетой молодой женщины, занявшей живописное место у окна неподалеку от нас. Необычность ее внешнего вида включала и безвкусно выбеленные волосы, собранные в ужасающий пучок на затылке, и явно одолженную с мужского плеча куртку из тех, что носят лидеры футбольных команд, и жуткие джинсы со стразами, при каждом движении норовящие скользнуть с бедер для демонстрации округлых частей тела, и монструозные кроссовки размера этак сорок второго со шнурками ядовито-оранжевого оттенка. Последняя деталь отчего-то привлекла мое внимание, породив в сознании цепочку несформированных до конца выводов, однако пустопорожнее брюзжание вампира волновало меня куда больше, поэтому с детективными играми решено было покончить. Возвращаясь взглядом к собеседнику, я задним числом отметила удачно выбранный девушкой столик, находящийся за спиной отчима Лео и обратилась к осмыслению пафосных высказываний.

— Я мог бы пойти менее тернистым путем, — без умолку вещал Гудман, чей голос постепенно вгонял меня в состояние наркотической полудремы. — Скажем, убрать с дороги Вергилия, позаботиться о ваших родителях и взрастить в столь чистой душе ненависть, которая оказала бы влияние на процесс обращения. Вы ведь мечтаете о вечной жизни, не правда ли? Но это не входит в мои планы, тем более с прекрасным полом, как показала практика, возникают весьма нетривиальные сложности. В итоге я вынужден пойти с вами на сделку. Любая озвученная вами цена взамен на счастье сына. Итак, Астрид, что вы намерены просить?

— Я? — изумленно ткнула я себя пальцем в грудь, предпочитая подключить к обсуждению более доступный язык жестов. — Просить? У вас?

По мере высказывания вопросительных предложений, мои интонации становились все выше, незаметно превратившись в отупляющий по своей природе визг.

— Полноте, дорогая, — скривился мужчина, — фальшивите на каждом слоге. Что вам нужно? Деньги, драгоценности, яхты, дома? Ну же! Я не намерен торговаться до наступления темноты.

— Ничего, — исступленно пожала я плечами, искоса поглядывая за сомнительной дамочкой, которая только что с шипением отогнала от себя официантку. — Может, объясните, наконец, куда вы клоните? О каком счастье идет речь?

— Избави Боже нас от юродивых, — желчно процедил сквозь зубы Северин, начиная терять терпение. — Что во фразе: 'Я предлагаю назначить вам за себя цену', ускользает от вашего понимания?

Я потеряла дар речи. Назначить за себя цену? Будто за вещь? Выставить на продажу свои мировоззренческие взгляды, цели, мечтания, идеалы, душу и тело, наконец, обозначив их энным количеством бриллиантов?

— Вы всерьез вообще? — прошамкала я ссохшимся языком, мертвея от одной лишь догадки о том, зачем вампиру понадобилось устраивать столь вопиющую ярмарку. Лео. Только в его буйную голову, со въевшейся в мозговую кору любовной горячкой, могла забрести паразитическая мысль купить себе развлечение на грядущее четвертое столетие.

— Я похож на балагура, как по-вашему? — язвительно извернулся скользкий тип, ни на минуту не сводя с меня принципиально холодного взгляда.

— Ничуть, — пасмурно хмыкнула я, наполняясь гневом и неприятием до самых ногтей. — А вот на идиота здорово смахиваете! Вы когда сюда шли, на что надеялись? Думали, я с радостью огорошу вас списком желаний, а после сотру колени в челобитных поклонах, мол, благодарствуйте за лестное предложение, всю жизнь мечтала выгодно продать себя? Да вам лечиться надо, Северин, притом усердно. И не пытайтесь больше угрожать, это бездейственно. Я слишком высоко себя ценю с недавних пор, чтобы из страха ублажать капризного мальчишку. Всего доброго и вам, и вашему сыночку.

Я знала, что вряд ли в целости доберусь до двери, когда в мыслях величественно поднималась из-за стола, и отчасти радовалась сложившемуся укладу. Лучше быстрая смерть от рук разъяренного воплощения ночных кошмаров, нежели долгая и мучительная гибель в добровольном заточении. И грубость в таких случаях является действенным оружием. Поэтому каждое озвученное мной слово являлось не олицетворением глупости, а спасательным кругом для всех, кого я люблю. Гудман не станет тратить время на нравоучения, запугивания или преподавание манер. Он выйдет из себя (точнее, уже утратил самообладание), позволит покинуть людное место, а затем непременно кинется следом. Его неприятие панибратства я хладнокровно использовала во благо Джея.

В тот пугающий миг, потраченный мной на поднятие налитого свинцовой тяжестью тела со стула, когда лицо создателя Лео претерпевало кардинальные изменения, мимо столика как раз проходила нелепо разодетая дамочка. Та, что сидела неподалеку от нас. И пока я справлялась с очевидной одеревенелостью мышц, она успела бесшумно остановиться за спиной Северина, склонить голову ему на плечо и пронзительно пропищать на ухо:

— Мужчинка, вы та-акой неряха! — восторженно растягивая гласные, блондинка указала вытянутым пальцем на небольшую лужицу пролитого кофе на столешнице, приковав мое внимание к чудовищно безобразному квадратному ногтю, и кокетливо причмокнула ярко-красными губами. Сие обыденное действие подвигло меня поднять взгляд вверх и молниеносно разинуть рот в немом изумлении. Прямо напротив стоял ни кто иной, как Леандр. В парике, с размалеванной пастью, сверкающими злобой глазами и едва ли хоть отдаленно похожий на самого себя. — Дайте-ка помочь! — с этими словами парень в маскарадных одеждах схватил пару салфеток и, прикрывая ими безобразие, яростно зашипел на отчима, так осторожно и приглушенно, что отчетливо разбирать слова могли лишь мы трое. — Сейчас ты, сука, поднимаешь задницу и бодро чешешь на стоянку. Второй ярус, место двести четырнадцатое. И упаси тебя дьявол хотя бы в мыслях рыпнуться, жалеть придется до следующего тысячелетия. Милочка, — уже громче заговорил он, вновь входя в роль восторженной глупышки и обращаясь непосредственно ко мне, — не подскажите, где тут дамская комната?

Я едва не засмеялась в голос от охватившего душу облегчения пополам с искренним весельем. Ну кто бы мог подумать, что этот совершенно несерьезный юноша обладает таким завидным актерским талантом? Вон как перевоплотился!

— Непременно, — воодушевленно проскандировала я, лихо вскакивая с места, затем уцепила 'мадемуазель' за локоток и на всех парах помчала к ближайшему выходу.

Былые обвинения в предательстве испарились бесследно, когда до сознания добралась важнейшая за день мысль: он жив.

Эту сермяжную истину я пестовала внутри до санузла, за дверью которого выпустила на волю все свои чувства и желания. Не успел мальчишка перешагнуть порог общественной уборной, как тут же прослыл законным обладателем сразу трех пощечин. За мои слезы, своего одуревшего папочку и ложь соответственно.

— Чтоб ты провалился! — истерично топнула я ногой, агрессивно стискивая его талию в кольце собственных дрожащих рук. Секунду длившиеся объятия утихомирили стихийную бурю эмоций, после чего я сочла разумным отойти на приличное расстояние и встала у раковины. — Объяснения, Лео. Немедленно.

Вампир, до сих пор не оправившийся от пощечин, судя по выражению разукрашенного лица, силился переварить скоротечный момент лобызаний, поэтому заговорил с опозданием.

— Э-э, ну в общем, я соврал, — разумно начал он каяться, так сказать, от печки, потирая огнем горящую щеку, с пропустившими на ней следами телесных экзекуций.

'Ничего, потерпишь', - мстительно подумалось мне.

— Насчет своего страха перед этим навозным жуком, — добавил юноша немного конкретики, опасливо приближаясь к умывальнику с целью поскорее избавиться от макияжа. Парик был безжалостно отправлен в мусорный ящик. — Может, я и боялся его раньше, но не сейчас. Да ты сама виновата, — набрав пригоршню теплой воды, он вдруг осмелел и напропалую принялся оправдываться. — Я сразу хотел поехать с тобой и положить конец этим запугиваниям. А ты в слезы, 'ой, не надо! Он же Джея убьет!' и тра-та-та по рельсам. Пришлось лицедействовать, кстати, крутой прикидон, правда?

— Да уж, ты у нас прямо мисс Очарование, — ехидно прищурилась я и протянула ему изрядный кусок бумажного полотенца. — И размер обуви, как у Золушки!

Лео заржал, глянув на свои неряшливые кроссовки с чумными шнурками, стянул с себя куртку и уже собрался приступить к другим деталям гардероба, когда заслышал мой возмущенный оклик, после чего скрылся в одной из кабинок.

— А с аварией глупо вышло, — продолжил он 'отмывать' свою насквозь гнилую сущность. — Мне бы в голову не пришло пугать тебя чем-то подобным. Думаю, это Мердок со своим шаманским бубном нахимичил что-то с тормозами. Я только сел за руль, немного разогнался, глядь, а в поворот-то малышка входить не желает! Вот мы с ней на перекрестке-то и влетели в грузовик. Я выпрыгнул в последний момент, правда, не слишком удачно, едва с головой не расстался. Ну потом сюда двинул, костюмчик себе приобрел, столик в кафе присмотрел и все такое. И зря ты на меня с кулаками накинулась, — напоследок укорил д`Авалос, чинно выплывая в предбанник из уединенной комнатки, теперь уже в божеском виде. Кроссовки, широкие джинсы с потертостями, незабвенные металлические цепи, тянущиеся от карманов к хлястикам для ремня, рубашка из искусственно смятой ткани и теплая куртка, небрежно распахнутая на груди. — Я тебе раз сто дозвониться пытался, только все время занято было.

Я вспомнила, как беспрерывно терзала кнопку вызова, силясь поделиться бедами то с Майнером, то с его другом, и под тяжестью груза вины понуро опустила вниз подбородок. Хотя…

— По рации в патрульной машине сказали, что оба водителя разбились насмерть, — прибегла я к весомому аргументу, с трудом припоминая столь недалекие события. Пожалуй, сегодняшний день войдет в историю под грифом насыщенности.

— Ага, и экологи про глобальное потепление языками молотят, — назидательно поднял он вверх указательный палец, демонстрируя-де, что верить всему, о чем говорят, нехорошо. — Пойдем, чудо в перьях. Старина Сев давненько не огребал по первое число, чую, соскучился дядька по неприятностям, ох, как истосковался!

Напевая под нос бодрый революционный марш, Лео подтянул меня за плечи к себе, аккуратно приобнял, позволив каждой клеточке тела утонуть в океане защищенности, и повел на парковку.

Наверное, где-то в глубине души я с религиозным тщанием надеялась, что Гудман ушел или же провалился сквозь землю, а может расстался с идеей обезобразить до неприличия скоп чужих судеб и отправился восвояси, однако внешне во мне чувствовалась лишь решимость. Без понятия, на что рассчитывал Лео, когда шествовал навстречу губительным разборкам, и откуда собирался черпать силу для ведения неравного поединка. Впрочем, его уверенность неясным образом передалась и мне, поэтому к назначенному месту мы подходили с одинаковыми улыбками уже признанных победителей.

Мужчина, доселе сдержанно дожидавшийся нашего появления у капота затянутого в брезент автомобиля, воинственно выправил спину и открыл рот для произнесения своих раздражающе витиеватых речей.

— Ты с годами становишься все более опрометчивым, сын…

— Заткнись! Заткнись, твою мать! — преждевременно вышел из себя парень, жестом заставляя меня остановиться у объемной колонны, с вырисованной на ней цифрой '212'. — Достала твоя демагогия, поперек горла чертова вежливость! Хочешь знать ее цену? Так я просвещу, притом с огромным удовольствием.

По моим наблюдениям разговор проходил в гораздо более мирных тонах, нежели действия. Я не успевала отличать одно молниеносное движение от другого и почти рассталась с мыслью дать объективную оценку всему происходящему. Лео двигался вперед резкими толчками, то увеличивая скорость, то снижая, кружил вокруг своего создателя и, по-моему, усердно лез на рожон. Северин, в свою очередь, в долгу не остался и раз или два пробовал отловить разошедшегося отпрыска за загривок. Благо, пока безрезультатно.

— Прекрати паясничать, щенок! — громогласным окриком сопроводил он свое ленивое старание по поимке пасынка. — Участь этой дерзкой девчонки предопределена. Просто отойди в сторону, и я пощажу тебя!

Я вжалась в бетонную конструкцию, узрев огромные ручищи, сомкнувшиеся вокруг горла глупенького мальчишки, и до боли прикусила губу, когда исполин без видимой натуги сумел оторвать свое создание от асфальта и поднял вверх.

— Ух, впечатляюще! — желчно прохрипел несчастный, неустанно болтая в воздухе безвольно повисшими ногами, будто из желания поскорее нащупать подошвами твердую поверхность. — Только не спеши с расправой, у нас тут…маленький конфуз. Легионеры, — на мой действенный ужас, последнего слова пришлось ждать по меньшей мере полминуты, если не больше. И лишь с его звучанием обстановка, наконец, разрядилась.

Недостойный кровосос разжал хватку и с колоссальной высоты своего мнимого величия проследил за бесславным падением тела на землю.

— Что? — добавил он децибел в и без того трубный голос. — При чем здесь Легион?

— А притом, батенька, — после череды шумных кашляний и отхаркиваний пролепетал мой защитник, по частям собирая пострадавшее туловище. Сначала подтянул ближе руки, затем согнул колени, после, словно под действием дурмана, медленно разогнул спину, принимая сидячее положение, а потом от души лягнул кроссовком голень отвлекшегося отчима. — У нас с ними, заплесневелыми, разговор маленький есть. О тебе, папик. Такая, знаешь, небольшая беседа, — наглядно продемонстрировал он размеры, сводя вместе указательный и большой пальцы так, чтобы расстояние между ними не превышало одного сантиметра, — о темных делишках легата школы Девкалион*. О побеге Джо и Стэна, о том, кто прикончил Лютера, а после свалил свою вину на беглецов. Я много чего знаю, Сев. И тебе по-хорошему следовало бы беречь меня, как зеницу ока, потому что в противном случае некоторые языки могут развязаться, появятся свидетели, а то и лучше, непосредственные участники событий!

О, сколько бесценных сокровищ я готова была отдать в то мгновение, чтобы хоть одним глазком свериться с выражением лица Гудмана! Но приходилось любоваться лишь его напряженным затылком и подпитывать свои фантазии о трусливо дрожащих желваках путем восторженного созерцания ритмично сжимающихся кулаков. На сей раз незамолкающий блюститель вечности отбросил былые замашки и на долгий десяток минут погрузился в одухотворенную тишину, сопровождаемую лихорадочным скрипом извилин. Я, остро распознав дух мчащейся нам навстречу победы, храбро выползла из своего укрытия и бочком приблизилась к Лео, чтобы помочь ему подняться, а заодно перекинуться парой-тройкой насмехающихся взглядов.

— Крепость пала, — многозначительно фыркнул парень, сверяясь с задумчивым видом достопочтенного негодяя. — Сейчас мы разберем ее по кирпичикам. Папик, у меня к тебе предложение, от которого, уверяю тебя, отказаться будет достаточно проблематично, — дословно процитировал он адресованные мне слова, тем самым утирая нос подлинному мерзавцу. — Полный ол инклюзив**! Глянь-ка сюда!

Я с замиранием сердца проследила за подчеркнуто нерасторопными действиями вконец обнаглевшего вампира, боковым зрением заметила, что Северин занимается тем же, и попросту онемела от неслыханной невоспитанности. Леандр, потакая прихотям неугомонного желания поиздеваться, медленно вытянул вперед крепко сжатый кулак правой руки, перевернул его, будто намереваясь раскрыть ладонь, аккуратно выпрямил средний палец и, ненадолго приложив его к губам, издевательски ткнул под нос презренной физиономии.

— Приятной прогулки по известным местам! — вполне миролюбиво довершил свой впечатляющий монолог стервец, после чего мы оба отправились на поиски моего Ниссана.

А я меж тем подумала, что до последнего дня долгой и светлой человеческой жизни буду вспоминать этот день и час.

____________________________

*Девкалион — согласно важному источнику древнегреческой хронологии, носящему название Паросская хроника, потоп Девкалиона уничтожил человечество в 1529 г. до н. э.

Остальные неясные слова, вроде 'легат', я планирую объяснить уже в новой книге, чтобы сохранить до тех пор некую интригу. Поверьте, будет очень интересно, просто сейчас большинство идей находятся в зачаточном состоянии.

**All Inclusive — все включено (испорч. англ.). Чаще всего используется, как туристический термин, обозначающий полный комплект услуг.

POV Джей

'Она согласна!' — на протяжении всего дня на разные лады напевал я, кочуя по этажам клуба с бокалом шампанского в руке. 'Да вы, мистер Майнер, считай, женатый человек! Пардон, вампир', - блистал я действенным сумасшествием, на ходу одаряя каждого встречного сотрудника полоумной улыбкой.

Настроение, что и говорить, было восхитительным. Ничего подобного я не чувствовал даже в прошлом, когда удавалось пощеголять перед друзьями мнимыми оковами предстоящей женитьбы. Потому что Астрид…с ней все иначе. Она способна дать такие эмоции, притом в таком количестве, что в груди возникает желание потребовать еще. Сегодняшнее утро, например. Боже, что со мной происходило! Форменное безумство, честное слово. Я ни на секунду не мог оторвать от нее взгляд, жадно поглощал малейшие вздохи, изводил себя жгучими прикосновениями и мечтал, понимаете? Впервые в жизни мне довелось примерить роль заядлого романтика, витающего мыслями где-то в отдалении. В том уютном домике, тенящемся на кромке безлюдной лесной чащи, что сумеет подарить нам обоим счастье, выраженное коротким звукосочетанием 'вместе'. Отныне и навсегда, пока смерть… Впрочем, о продолжении этой фразы лучше не задумываться. Гораздо логичнее заняться написанием сценария грядущей помолвки.

Кольцо, хм. Небольшой бриллиант в золотой оправе, тонкий ободок с замысловатым плетением и обязательное наличие гравировки на внутренней стороне. Все упирается в текст. Что написать? Свое имя? Занятно, конечно, но чересчур вульгарно. Самому прелестному созданию на свете? Ох, чую, предстоит изрядно поломать извилины.

Далее, подарок. Здесь куда проще, помнится, кто-то до умопомрачения жаждал попасть на съемочную площадку стартующего через два года в прокате фильма о похождениях Бэтмена все того же режиссера Кристофера Нолана. Устроим.

Банкет. Его можно перепоручить промоутеру, не забыв о коротеньком списке приглашенных гостей. Кто у нас на очереди? Родители, лучшая подруга, товарищи по новой школе и, пожалуй, все. Я жалостливо изображу сиротку без роду и племени.

И последнее, дата свадьбы. По мне так, хоть завтра, однако малышку вряд ли обрадует столь похвальная оперативность. Ей, как большинству девушек, непременно захочется поохать в предвкушении торжества, сжиться с идеей обретения второй половинки, устроить девичник и тому подобное. Неужели я готов испортить ей веселье? Ни в коем случае! Пусть сама назначит день и час, барышни это обожают.

Примерно в таком ключе прошло шестидесятиминутное ожидание свершения сделки купли-продажи летного транспорта, по истечению которых я в компании непередаваемо серьезного нотариуса поднялся на крышу, заранее прихватив бутылку игристого вина. Пожалуй, вертолеты наравне со сверхскоростными спортивными машинами по праву входят в число моих маленьких мужских слабостей. Звук рассекаемого широкими лопастями 'стального воробья' воздуха, оглушительный рев мощного двигателя и вибрация поверхности под ногами в момент приземления. С этими восприятиями сравним, разве что, восторженный процесс набора высоты. Меня с детства тянуло в небо, где преимущественными цветами были и остаются колеблющиеся оттенки серого, воссозданные образованиями воды. Но, черт возьми, кто-нибудь из вас имел возможность наблюдать закат 'изнутри', так сказать? Разглядывал детальное свечение сжимающихся лучей солнца, что насквозь прорезают горизонт, орошая облака невероятными тонами радуги? Без ложной скромности признаюсь: свидетелем сего великолепия однажды стал и я, ввязавшийся в сомнительную авантюру по обретению навыков пилотирования. С тех пор моя небесная болезнь считается неизлечимой. Я с блеском завершил двухгодичный курс обучения, заимел корочки пилота, и сейчас пополню гараж долгожданным приобретением.

Встреча с продавцами прошла на высшем уровне. Меня полностью удовлетворил как внешний вид вертолета, так и внутреннее убранство. Кабина пилотов оказалась оснащена по последнему слову техники. Многочисленные датчики и мониторы слежения за техническим функционалом, чувствительный радар, эхо-локатор, — все приборы были дотошно откалиброваны с аптекарской точностью. Комплектация так же не выявила изъянов. Оставалось лишь соблюсти формальности по части подписания бумаг, передать деньги и с невозмутимым видом пригласить невесту на прогулку, умолчав при этом о принципиально важных деталях.

К сожалению, быстро справиться с бюрократической волокитой нам не удалось. Мой педантичный нотариус, опасаясь подвоха, сначала немыслимое количество времени изучал документацию, затем лично полез сравнивать серийные номера двигателя бескрылой 'птички' с описанными сведениями. Я попытался было охладить пыл светоча юриспруденции, однако наткнулся на неповиновение, поэтому, дабы не портить злостью благостное расположение духа, подключился к разговору продавцов о возрастающих ценах на горючее.

Затем настал черед бутылки шампанского, которую мы, согласно традиции, открыли путем битья горлышка о вытянутую хвостовую часть вертолета. Шумные выкрики, тосты за вечную молодость воздушного красавца и прочее-прочее…За те два часа, что мы провели на крыше клуба, я успел порядком утомиться и неизменно сильно соскучиться по Астрид. Очевидно, девушка почувствовала то же самое, потому что не успел я спуститься на второй этаж, как первым делом натолкнулся на ее грустные глаза, равнодушно скользящие по выкрашенным в мрачные цвета стенам.

Удовольствие от созерцания источника моей вящей радости порядком подпортила вторая фигура, бдительно шагающая позади. Лео.

— Привет, сладкая, — радушно пропел я, в считанные мгновения пересекая разделяющее нас расстояние, равное танцевальной площадке. И, только вновь обретя тепло ее ласковых объятий, соизволил обратить внимание на приятеля. — Здравствуй.

— Низкий поклон тебе до самой мотни, Вердж, — с привычной сальной ухмылкой отрапортовал вампир, лениво опираясь рукой о косяк двери в мой кабинет. — Не пригласишь на рюмку чая? Тема есть для обсуждения, животрепещущая.

Я переглянулся с девушкой, судя по всему, имеющей некое представление о содержимом беседы, и безразлично вынул из кармана брюк связку ключей. Молча вошли, расселись по диванам (малышка рядом, Леандр напротив) и немым голосованием выбрали глашатая. Разумеется, самого одаренного в этой области.

— Начнем-с, помолившись, — громко потер парень ладони, принципиально отводя глаза в сторону от лицезрения наших с Астрид переплетенных пальцев. — Давай с ее вранья, — невоспитанно указал он рукой на съежившуюся девочку. — Никакого тестирования не было в помине. В три часа у нее была назначена встреча с Северином.

Я похолодел от мелькнувшей в голове догадки и инстинктивно прижал птенчика ближе к себе, запоздало пытаясь защитить ее от любых поползновений.

— И она состоялась, — решил обойтись мальчишка озвучиванием жизненно необходимых фактов. — Только ты ни за что не догадаешься, чем она закончилась.

— Подожди-подожди, — не успевал переваривать я более чем сухой рассказ. — Астрид, почему я узнаю об этом только сейчас? Зачем ты солгала? Отчего пошла в одиночестве?

Намереваясь заполучить немедленный ответ, я отодвинул от себя девушку на расстояние вытянутой руки, без труда добился беспрерывного зрительного контакта с искрящимися глубоким чувством вины очами и терпеливо ждал ее сбивчивых объяснений, часть которых легко мог предугадать. Запугать хрупкую смертную, право слово, плевая задача. А чего мой звереныш боится больше всего? Зная о ее храбрости, волевом упрямстве и мученическом терпении, весьма резонно было бы предположить, будто Гудман воспользовался шантажом. Небось пообещал навредить мне или родителям. Сучий потрох!

— Джей, я… — с ходу принялась оправдываться девочка, не смея поднять на меня взор, — я сглупила, точнее сознательно пошла на это. Ради тебя, понимаешь? Он обещал…

— Понимаю, — с легким сердцем простил я ей сие масштабное прегрешение, ощутив, что поступить иначе просто не в состоянии. Начни я кричать, стыдить своего неразумного птенчика, вопить о совершенных ею оплошностях, лишь оттолкнул бы эту до смерти испуганную приверженку жертвенности. — И не сержусь, — почти искренно прошептал я, нежно обхватывая ладонями сгорбленную фигурку. — Давай обратно к фактам, — обратился я к изумленному Лео, очевидно, дожидавшемуся кардинально противоположного развития событий. 'Не выйдет, дружище!' — горделиво подумалось мне. 'Теперь я действенно осторожен не только на словах, но и на деле'. — Почему вы пришли вместе?

Нельзя сказать, что последний вопрос материализовался в сознании недавно. Едва я увидел их вместе, сердце царапнула когтистая лапа ревности, так и не сумевшая отыскать выход на поверхность. Следом в мысли закралась еще более отвратительная догадка, что, мол, с приятелем-то Астрид поделилась страхами, которую я предпочел отогнать подальше. Не время для разборок.

Кстати, даже девушка не поверила внезапному приступу человеколюбия, однако это не помешало ей трогательно прижаться ко мне всем телом, ткнуться носиком в ворот свитера и размеренно засопеть на манер трубно мурчащего котенка.

— Да, Габсбург, овации из положения лежа на ковре, — вдумчиво протянул мальчишка, с минуту изучавший мое разглаженное лицо под разными углами. — Мозгом ты теперь пользуешься по поводу и без оного. Впечатляет. Но вернемся к папику…

По мере выслушивания изрядно раздражающих своей пустотой и метафоричностью описаний я то багровел от ярости, то бледнел от злости и даже пару раз порывался вскочить на ноги с невыясненной целью. 'Предлагаю назначить вам за себя цену'. Именно этой реплике суждено было с комфортом поселиться на дне моей встревоженной души на всё следующее столетие. Я не мог достаточно красочно представить себе, что испытала девушка, чьим ушкам предназначалось гнусное предложение, зато преисполнился изнутри гордостью при цитировании ее достойной отповеди. Конечно, глупышка очень серьезно рисковала, когда выставляла на кон свою драгоценную жизнь, в чем я не преминул ее строго упрекнуть. Ведь ни один из присутствующих в комнате вампиров не заслуживает и сотой части проявленного благородства. И все же…все же.

Святые угодники! Знал ли я, обладателем какого сокровища прослыву, когда продавал довольно любопытному семейству Уорренов дом на холме? Мог ли предположить, что всего через несколько жалких месяцев от души до пят буду зависеть от той странной девчонки, назвавшейся Астрид? Видел ли в ней изначально неисчерпаемый потенциал? Нет, нет и еще миллион раз нет! В те дни перед глазами мелькало хорошенькое личико, ознаменованное бескрайней добротой, отзывчивостью и чистотой. Меня зацепили ее непохожесть на других, спорные мировоззренческие нормы, доверчивость и толика склонности к сомнительным авантюрам. Тоненькая ниточка заинтересованности потянула за собой следующую, и так далее. И вот вам результат. Передо мной сидит Женщина. Взрослая, уравновешенная, чуткая, умная, умеющая принимать решения, подчас не доступные абсолютному большинству зрелых мужчин. И я не просто люблю ее, а восхищаюсь. Черт возьми, впору сооружать алтарь для поклонения, благо, идол у меня уже имеется!

— Ну и наконец развязка, — со щенячьим восторгом несся Лео на волне вдохновенного повествования, не замечая признаков моего завзятого выпадения из реальности. — Северин, даю зуб от своей запасной челюсти, уже вымелся из города, а посему впору выбрасывать из словаря поговорку: 'Папик вьется злым ужом, а я ссусь в углу с ружжом', - обыденно сыпал он похабными шуточками, каждой следующей фразой заставляя меня морщится все сильнее. — Отмотаем чуток события до дня встречи с Легионом. Я сразу не сообразил, что трухлявые пеньки требовали от него, но вчера покумекал, сложил все имеющиеся факты и врубился! Школа, Вердж! Они требуют объяснений касательно побега, а у папика пшик. Ни голов беглецов, ни твоей, хотя он и не знает, что ты в этом параде участвовал…

— А ты-то откуда знаешь? — логично удивился я, неохотно вспоминая о не самых радужных впечатлениях от посещения Девкалиона.

— Неважно, — мгновенно понял он, что сболтнул лишнего. — У нас речь сейчас идет о другом. Ты ведь в курсе той свиньи, что Стэн подложил Гудману? — я удовлетворенно хмыкнул, воссоздавая в памяти портрет смышленого мальчишки. — Ну, с убийством Лютера, а он ведь созданием одного из Легионеров был. То-то буча поднялась! Севику теперь и шага ступить не дают без соответствующей санкции…

— Постойте, — страдальчески взмолилась Астрид, впервые за долгое время вмешиваясь в захватывающий процесс обсуждения. — О чем вы вообще? Легион, школа, Лютеры-Стэны, это что и кто?

— Меньше знаешь — крепче спишь, конфетка, — живо осадил ее хамоватый вампир, в то время как я шепотом пообещал дать целый ворох пояснений, но чуть позже. — Короче, я банканул, чтобы вытащить наши задницы визуально невредимыми. Прямо так и заявил Северину, что стук пойдет по всем инстанциям. Ох, и струхнул, гад, аж позеленел бедненький от ужаса! Правильно, если Легион докопается до правды, не видать ему больше ни школы, ни собственной прилизанной шевелюры! Меня теперь другое беспокоит, — вдруг нахмурился наш заслуженный борец за светлое будущее. — Потянем ли Мердока в одиночку? Старик умудряется портить воздух с завидной периодичностью! Вот сегодня, например, умудохал мою тачку за пятьдесят кусков. — Далее предполагалось ознакомление с двухчасовыми стенаниями по поводу разбитой машины, поэтому я предпочел перевести дискуссию в более основательное русло. Чего желал добиться Гудман торгами? Зачем ему Астрид? — О, боги поднебесные! — взвыл приятель в ответ на мое отнюдь не праздное любопытство, с ногами заваливаясь на многострадальный кожаный диван. — Герцог, ты вообще, что куришь? Отчего мозг так высох? Астрид ему нафиг не сдалась, батенька отчаянно жаждет меня заиметь в ближайшем окружении. Сам оцени, Джо свалила, Стэн по бороде пустил, я с незапамятных времен компас на пульсе держу! У него среди вампиров уже авторитет ниже плинтуса, все создания разбегаются аки тараканы при виде тапка! И прикинь, что будет, если я по доброй воле соглашусь вернуться, ринусь на вокзал за ближайшим билетом и блесну шевелюрой на пороге Девкалиона? Да мне там памятник организуют, как самому придурковатому идиоту тысячелетия, а Сев каждое утро станет сей монумент платочком полировать. Вот и наметил дядька коварный план, — с невоспитанным зевком припечатал Лео, закидывая громоздкие ладони за взъерошенную гриву волос. — Купит себе Астрид, уж прости, котик, что так грубо, поманит меня, и дело в шляпе. Самое обидное, знаешь, что? Я пойду. Ради нее точно пойду, потому что как представлю, что какая-то тварь станет ее своим люмпеном называть, аж в дрожь бросает.

Упоминание о тамошних вампирских 'игрушках', считай, аналогах моего 'завтрака', капитально испортило мне настроение и подвигло отвесить кое-кому звонкую затрещину. Лео, благоразумно не заметивший агрессивного выпада, перевернулся на бок, уперся лицом в спинку внушительного предмета интерьера и громко засопел, прикидываясь спящим, чем я, собственно, с должной скоростью и воспользовался. Вывел Астрид в коридор, тихонечко прикрыв за собой дверь, и с выразительным равнодушием повел ее наверх, в одну из комнат для развлечений, в застенках которой собирался уделить час внимания бесславной составляющей своей затянувшейся биографии — посещение школы Мертвых.

 

Глава 31. Празднование Хэллоуина

POV Джей

Судьбой правит случай. Сию крамольную истину я осознал в один из скучных вечеров, что мы с Астрид вынуждены были проводить в компании Лео. Подумать только, целых шестьдесят лет оказались потрачены мною впустую, на беспричинную месть, будь она трижды неладна. И что в результате? Полное отсутствие времени. Ровно неделя осталась до последнего тура злосчастной игры Мердока, а у нас в рукавах не наблюдается ни единого козыря помимо хваленой силы и молниеносной реакции трехсотлетнего вампира.

Сегодня, как, впрочем, и вчера, мы чинно встретились у клуба на манер завзятых шпионов, уселись в ничем не примечательный тонированный джип, заранее проверенный механиком на наличие неисправностей, и с выписанным на хмурых лицах недовольством отправились на слепые поиски. Приятель привычно крутил баранку, сопровождая нудный процесс не менее заунывными разглагольствованиями, я краем уха вслушивался в интригующий шепот малышки, сидя на заднем сиденье, и гадал над тем, повезет ли нам хоть когда-нибудь. Любопытно узнать, чем, собственно, мы занимались? По моим ощущениям пустопорожними блужданиями по скрытым во мраке близящейся ночи улицам. Посещали придорожные кафе, зловонные забегаловки, небольшие ресторанчики, обходили непримечательные гостиницы, вваливались в молодежные и не очень клубы, шерстили кружки по интересам и попросту расшвыривались во все стороны драгоценными крупицами времени, имеющими свойство утекать сквозь пальцы. Везде и всюду мы демонстрировали посетителям, постояльцам или же словоохотливым работникам фото Волмонда, сохранившееся у меня со дня похорон. Качество снимка, разумеется, оставляло желать лучшего, однако при необходимости в нем все же можно было узнать немца. Астрид, несчастный мой птенчик, без энтузиазма, но с милой улыбкой на очаровательном личике таскалась за нами хвостиком, как того требовало положение вещей. Мало того, круглосуточная охрана приносила неудобства и мне, ведь чтобы отлучится хоть на минуту, приходилось вызывать подкрепление в виде задорно потирающего руки дружка, которому роль чуткой няньки явно доставляла колоссальное удовольствие. И если вечер, ночь и скоротечную часть утра я неотлучно проводил рядом с девушкой без малейших затруднений, то оставшиеся часы всецело принадлежали Леандру. Именно он сопровождал моего звереныша на занятия, умудряясь при этом присутствовать на самих уроках, а после возвращал девочку домой. Пару раз я заставал их за просмотром телевизора, однажды — за вдохновенным выполнением домашнего задания, иногда становился опечаленным свидетелем довольно оживленной болтовни на тему комиксов. И в такие безрадостные минуты мне хотелось придушить собрата по кровососущим привычкам без долгих выяснений причин и следствий.

Отныне ревность гонялась за мной беспрерывно. Даже находясь наедине с малышкой, я ощущал разрастание этого промозглого пульсирующего шара, что поселился в груди, прятать который и дальше представлялось невыполнимой задачей. И все же я держался, пусть и путем безжалостного истребления колосящихся ростков недоверия, нарочито бодро подбадривая себя мыслью о том, что Астрид ничуть не похожа на Айрис. А вдруг?

В общем, Охотника необходимо отыскать немедленно, потому как его поимка позволит мне разорвать порочный круг ежедневных посиделок с участием третьего лишнего. Отчасти поэтому, за вычетом рассудительного инстинкта самосохранения, я и участвовал в этих безрезультатных скитаниях по засыпающему городу.

— Гостиница 'Коктейль', - безынициативно оповестил задние ряды болтливый водитель, неохотно выбираясь наружу. Лично мне перспектива угодить под проливной дождь показалась сомнительной, поэтому мы с девушкой предпочли наслаждаться барабанным перезвоном крупных капель воды изнутри. — Ладно, тунеядцы, сам схожу.

Героическим жестом выхватив из бардачка предусмотрительно размноженное на копире фото, Лео натянул на голову капюшон спортивной куртки, громко хлопнул дверцей и сайгаком помчался к административному корпусу, ловко перескакивая вереницы увеличивающихся луж. Я чуть приспустил окно, впуская в салон автомобиля отяжелевший от повышенной влажности воздух, подтянул ближе Астрид и с тоской уставился на размытую струйку, стекающую вниз по стеклу.

— Джей, — мягко прошелестел над ухом родной голос, — что-то не так? Или ты просто устал?

— Пожалуй, что-то действительно не так, — хмуро отозвался я, предпочитая удерживать взгляд в отдалении от обеспокоенного лица. — Ответь мне честно, тебе нравится Лео?

— Да, — с небольшой заминкой произнесла девушка, доверительно прижимаясь щекой к моему плечу, — как друг. Он забавный, с ним весело. Нам есть о чем поговорить, но это все. К тому же Киви я испытываю куда более объемную привязанность…А почему ты спрашиваешь? — внезапно перебила она саму себя, добавляя интонациям напыщенную серьезность. — Ох, нет! Только не это! — страдальчески закатила малышка глаза к потолку, цепко ухватила пальчиками мою нижнюю челюсть, упрямо поворачивая лицо к себе, и отчетливо заговорила. — Джей Майнер, я люблю тебя одного, такого единственного и неповторимого. Других мужчин для меня не существует в принципе, а то, что ты сегодня видел, — она перевела дыхание, несколько сбившееся от волнения, и продолжила, — Ну не молчать же мне дни напролет! Мы обсуждали Супермэна, и только.

Я погладил ее изящные ладошки, повсеместно тонущие в объятиях моих длинных пальцев, и постарался улыбнуться, однако вышло из рук вон плохо. Что толку спорить с гипертрофированным чувством собственничества, если я осознаю глупость своего поведения, а он — нет? К тому же, будь на месте д`Авалоса любой другой парень, внутренних противоречий бы не возникало.

— Знаю, сладкая, — бессвязно забормотал я, зарываясь носом в густые волосы на ее макушке. — И ни в чем тебя не виню. Видно, мне просто хочется похандрить, уж больно яростно скребут кошки на душе. Да и погода не радует.

— Все наладится, мой дорогой, — оптимистично предрекла Астрид, радушно принимая мою скулящую натуру в свои теплые объятия. Я сполз по сидению вниз, не слишком удобно подогнул ноги, склонил голову на обтянутые приятно шершавой тканью юбки колени и надолго затерялся в прериях одурманивающих запахов и восприятий. Ее исполненные ласками поглаживания, мерное биение сердечка, ритмичные вдохи и выдохи, радужный блеск светящихся в кромешной темноте глаз и манящая свежесть алых губ убаюкивали мое сознание в течение десяти минут.

Впрочем, как говорится, хорошенького понемножку. Не успел я вдоволь насладиться столь редкой теперь идиллией ощущений, в мысли прокрался незыблемый образ Северина, невозмутимо предлагающий за энную цену расстаться со щедрым дарованием всевышнего. Благо, навозный жук покинул эти края, о чем свидетельствовали наспех наведенные нами справки. Возвратился в свою ничтожную обитель, названную Девкалионом, и дальше сеет хаос среди безвольных учеников тамошнего разлива.

Следом в размышления ворвался призрак Мердока, приведший с собой упоминание о Хэллоуине, и я предпочел вернуться в реальность, наполненную менее осязаемыми страхами. Канун Дня всех Святых, хм. Вот дернул же черт за язык дать своему зверенышу обещание посетить устраиваемый в клубе маскарад! А он, согласно законам маркетингового спроса, пройдет 29 октября, притом моим же указом наличие костюма для входа является обязательным, поэтому мне предписывается вырядиться в одеяние, кого бы вы думали?! Ох, если бы Дракулы! Изворотливый и садистский ум Астрид неумолимо назначил меня на роль Бэтмена. Мол, припасенные ею одежды будут смотреться в столь вычурной компании как нельзя более уместно. Правда, я еще не видел этого хваленого гардероба, хотя смутные догадки на сей счет имеются. Наверное, я действительно буду рад увидеть мохнатые ушки, перчатки с коготками и тугой резиновый хлыст, заменяющий собой хвост. Женщина-кошка из нее выйдет великолепная.

К слову, над моим облачением вовсю трудятся костюмеры, заботливо уберегающие мистера Майнера от тягостных стрессов в виде частых примерок. Огромный плащ из велюра, дурацкая маска, отвратительное обтягивающее трико, не менее мерзкая, скажем так, кофта из прорезиненной ткани и скоп бутафорских аксессуаров, что так любимы вымышленным миллиардером, по ночам промышляющим благородством, со дня на день в готовом виде перенесут в мой кабинет.

Пространные думы окончательно высушили мозг, поэтому на пронзительный стук в окно я отреагировал диковинным образом. Вмиг сбросив с тела дремоту, поднялся с колен заснувшей под тихий шум дождя девушки, глянул на сокрытое под капюшоном лицо, от души позлорадствовал над насквозь продрогшей фигурой и аккуратно приоткрыл дверь, по возможности бесшумно выбираясь на улицу под проливные струи воды.

— Капец, блин, — яростно зашипел на меня вампир. — Полчаса проторчал там в ожидании администратора, он, видите ли, отлучился по делам. Радует, что хоть не зря ждал. Он здесь, — многозначительно повел парнишка бровями, необдуманно подставляя лицо недовольному небу. — Волмонд здесь.

Я, до этого усиленно кутавшийся в полы куртки, отставил жалкие попытки прикрыть воротником нещадно поливаемую толщами дождевых капель голову, живо ощутил невероятный подъем настроения и ринулся было вперед, когда вспомнил об Астрид. Оставить ее одну? Ни в коем случае, но и будить как-то очень не хотелось.

— Толком объясни, что выяснил! — перекрикивая назойливый гомон непогоды, попросил я и влез обратно в салон внедорожника.

— Консьерж, или кто он там, узнал его по фотографии, — предельно информативно принялся вещать Лео, с удобством устраиваясь на переднем кресле и включая печку на полную мощность. — Сказал, что это их постоялец, Фридрих Ле-Рой. Снимает отдельный домик на заднем дворе еще с незапамятных времен, изредка захаживает сюда в компании нетрезвых барышень. Сейчас его нет, зато имеется это, — мальчишка жестом фокусника выудил из-за пазухи ключ с пластиковым брелоком с цифрой '7' и восхищенно потряс им у меня перед глазами, хвастливо выпячивая вперед собственную смекалку и предприимчивость. — Погнали?

Я перевел взгляд на усталое лицо пробудившейся малышки, посетовал на отсутствие зонта, и мы, дружно понося ругательствами сырость, бросили машину, завидным галопом помчавшись к обозначенному номеру. Возможно, со стороны наша напускная самоуверенность могла прослыть ребячливой глупостью, однако не стоит забывать о том факте, что мы изначально готовились к худшему. В моих ботинках имелись специальные отверстия для ножей, которые, естественно, не пустовали, движения плечевых суставов сковывала кобура для скромной пары надежных Маузеровских пистолетов, а на крайний случай во внутреннем кармане куртки дожидались своего часа учебная граната и дымовые шашки. Отступление я планировал обставить со всем изяществом. Лео, насколько мне известно, прихватил обрез, кожаный футляр с неизвестным содержимым и озаботился набором начинающего вора. Отмычки, фонарики-карандаши, бесконечные мотки веревок, стеклорезы и прочий исконно безынтересный инструмент. В сумочке Астрид дожидался своего часа рулон двустороннего скотча. Вдруг удастся приступить к пыткам?!

Колоритной шайкой отъявленных головорезов, мы приблизились к небольшому домику, стоящему в отдалении от идентичных собратьев, воровато оглядываясь почти на каждом шагу, обогнули фасад и сбились в кучку неподалеку от лестницы.

— Никого, — уверенно поделился я наблюдениями, крепко сжимая в ладони заледеневшую кисть девушки. — Комнаты, судя по всему, три. Сначала холл, направо кухня, налево нечто вроде гостиной и две спальни. Коридор узкий. Уходить, если что, лучше через окно дальней комнаты, оно на лес выходит. Отсюда до ближайших деревьев метров триста, поэтому тебе придется взять Астрид на руки, иначе долго прокопаемся.

— Паникер ты, Вердж, — забурчал Лео, однако мои наставления прилежно выслушал, что гарантировало всем нам безбрежную старость, в большинстве своем мнимую. — Давай уже внутрь, а то мы с конфеткой загодя дубу дадим.

Я признал весомость замечания друга, выпрямился, осторожно помог подняться с корточек малышке и, тщательно сканируя обстановку, последним оказался у входных дверей. Легкий щелчок исправного запорного механизма, скрип петлей, нервный выдох Астрид, и Леандр первым осмелился переступить порог временного убежища заклятого врага. Если бы я только знал, что таится в мглистой темноте этого проклятого помещения, непременно нашел бы способ оградить девочку от посещения столь злачного места. А так лишь безропотно шагнул следом, волевым жестом проталкивая вперед насмерть перепуганную особу.

Запах! Амбре, ударившее в нос, мгновенно помутило сознание. Мерзкая, удушающая вонь, что зачастую уловима в застенках мясоперерабатывающих комбинатов, заменяла здесь воздух, а посему сомнений быть не могло. Мы действительно напали на свежий след Волмонда, вот уже шестьдесят лет продлевающего себе жизнь посредством крови. Слишком смелый вывод? Напротив, в доме и стены, и пол, и мебель чудились пропитанными небезызвестной жидкостью, оттого и смрад стоял соответствующий. Благо, я один щеголял нетривиальными способностями по части зрительных восприятий, поэтому успел заметить характерные брызги на обоях в прихожей и строго-настрого запретил Леандру доставать фонарик в присутствии девушки. Полагаю, далее нас ожидает нечто еще более жуткое.

Моя прозорливость бесславно провалилась в лужу, когда, настороженно двигаясь вдоль коридора (возглавлял исступленно молчащую процессию мальчишка, следом за ним семенила помертвевшая Астрид, а в хвосте плелся я), взгляд упал на широкий дверной проем, открывающий вид на кухню. Прямо на средине обеденного стола чинно покоилась отрубленная человеческая голова, судя по длине волос, принадлежащая некогда особе женского пола. Менее значительные детали, вроде 'лесенки' воткнутых в холодильник ножей или груды покореженных кастрюль, устилающих линолеум, так и не завладели моим вниманием. Следующей нам на пути попалась гостиная, хвала небесам, не заваленная обезображенными трупами. Скорее наоборот, это помещение радовало глаз опрятностью и некоторой степенью ухоженности. Скромный диван, устланный темным покрывалом, кресла с потертой обивкой, пустующий книжный шкаф, колченогий кофейный столик и провисшие портьеры на окнах составляли убогую обстановку. Кстати, и воздух оказался чище, если не придираться к переизбытку пыли.

— Засада будет здесь, — шепотом выразил Лео вслух мои мысли, отправляясь на дальнейшее освоение территории в гордом одиночестве.

Я робко улыбнулся девочке, как бы извиняясь за доставленные страхи, и с понуро опущенным подбородком провел ее к дивану.

— Все хорошо, моя родная, — усадив малышку у подлокотника, я попытался вернуть ей расположение духа путем лживых уверений и жадно приник губами к дрожащим пальчикам. — Обещаю, скоро этот кошмар закончится.

Она не сумела мне ответить, испуганно вздрагивая при малейшем скрипе пружин, издаваемом прогнившей мебелью, и едва не грохнулась в обморок от прорезавших суетную тишину криков.

— Мать твою! Твою мать! — донесся до напряженного слуха гортанный вопль, заимевший позднее и более нецензурное продолжение.

Бесшумно выругавшись, я отошел от сбившейся в усердно дрожащий комочек ужаса Астрид, встал у дверного косяка и, повсеместно оглядываясь назад, коротко подозвал ошалевшего вампира. Тот соизволил предстать пред моими затянутыми облаками злобы очами спустя мгновение и трагедийным шепотом возвестил:

— Жесть. Просто жесть. Охота пройтись с экскурсией, милости прошу. Я в этом чертовом склепе больше и шага не сделаю.

Внезапный зуд костяшек пальцев на кулаках мне, с горем пополам, удалось купировать, дабы с выписанным на лице бесстрашием отправиться на освоение территории. Лео, само собой, храбро вызвался ограждать от напастей доведенную до крайностей девушку.

На войне я повидал многое: и кровь в немыслимых количествах, и нацистскую жестокость, и отцов, прикрывающихся от пуль детьми, и невообразимые проявления низшей человеческой натуры. Отложились в моей памяти и казнящие слезы матерей, что в периоды лютого голода вынуждены были кормить своих отпрысков супами из людской плоти. Да и быт вампира, знаете, редко подразумевает под собой благостные впечатления. Поэтому, входя в спальню, я настраивал мысли на бесстрастную восприимчивость, обусловленную скупым подсчетом важных деталей. Не помогло.

Тесное пространство, больше напоминающее по размерам кладовку, нежели отдельную комнату, куда оборотистые хозяева гостиницы похвальным образом вместили узкую кровать, покосившейся шкаф и обшарпанную тумбочку, напоминало бойню. Реки засохшей, свернувшейся толстой коркой крови, трансформировавшейся в тошнотворные бурые пятна, обезображивали стены и мебель. Я не заметил ни единого светлого пятнышка на сгорбленном постельном белье, а при виде множественных отпечатков маленьких ладоней, что чернели на обоях, с отвращением вообразил любимую забаву Мердока — кошки-мышки с обезумевшим кровопийцей. Тем несчастным женщинам, что по доброй воле приходили сюда, не приходилось рассчитывать на благосклонность монстра. Он игрался с ними, истекающими жизненными соками, словно сытый хищник с мелкой дичью. Сначала испещрял тела глубокими разрезами, затем под страхом смерти заставлял метаться из угла в угол в поисках несуществующего спасения. На внутренней стороне двери я нашел петли для огромного висячего замка, на оконных проемах имелись отверстия для четырех болтов, образующие вытянутый прямоугольник. Рядом на полу обнаружилась идентичная по размерам циновка, сантиметров пять в толщину, выполненная из прочной стали. Вот же чертов садист!

Следующая опочивальня мало чем отличалась от своей предшественницы, разве что у изголовья той же неизменно мерзкой кровати на низком столике покоился аквариум, точнее террариум в миниатюре, наполненный рассыпчатыми древесными шариками, ссохшимися мышиными хвостами и прочей гадостью. В таких, насколько мне известно, обычно держат пауков. Впрочем, с уверенностью утверждать не могу, емкость была пуста.

Плохое предчувствие царапнуло нутро, и в ванну я брел с постоянной оглядкой на потолок, будто из боязни нечаянно встать под гнездом вольно ползающих по дому тварей.

Пожалуй, мне сразу следовало сделать акцент на усиливающейся вони и с предельной осторожностью распахивать дверь, но, как говорится, знал бы, где упадешь, подстелил бы соломки. Посему чинно ударившаяся о стену створка радушно впустила в мои легкие спертый воздух уборной, помутивший сознание. Я никогда не был неженкой, но запах, стелющийся вокруг сумрачной дымкой, попросту сражал наповал. Содержимое желудка исправно вознеслось к горлу, отчего я согнулся пополам и едва сдержал вполне объяснимые порывы. Думаю, описывать тут источник смрада излишне. Им явилась до краев наполненная гниющей жидкостью ванная, на бортиках которой копошилась суетливая свора личинок или же червей, выяснять как-то не хотелось. Последняя пометочка специально для любопытствующих: да, эмалевая бадья была доверху налита кровью. Густой, почерневшей, липкой, вязкой, очевидно, месячной давности. Вдоль комнаты тянулся металлический поручень, располагавшийся на расстоянии вытянутой вверх руки, наподобие тех, что хозяйки используют для сушки белья. Вот только Волмонд придумал для него более агрессивное применение. Судя по обрезкам веревок, виднеющимся на держателе, именно здесь в положении головой вниз заканчивали свою жизнь обреченные жертвы маньяка. С надрезанным горлом, они висели над ванной и…

— Не могу больше, — вслух взмолился я, ползком покидая комнату. Что и говорить, Айрис, оказывается, было в кого уродиться заклейменной стервой.

Носком ботинка подтягивая к себе дверь, я мучительно медленно добрался до коридора, где, не особо заботясь о чистоте одежды, расселся на полу, уложил подбородок на грудь и стал придирчиво выравнивать учащенное дыхание. Боже, ну и жилище! Неужели у старика столь действенно осыпалась 'крыша' за лишние шестьдесят лет жизни? В кого он, черт возьми, превратился? Джек Потрошитель небось в гробу вертится от зависти.

Так или иначе, это милая обитель — последнее место на земле, подходящее Астрид. Если она увидит хотя бы сотую часть того, что досталось моим не самым восприимчивым глазам…Додумать мысль до конца мне помешало волнующее кожные покровы щекотание в области шеи. Я ощутил, как нечто весомое карабкается вверх по горлу, применяя при этом тоненькие мохнатые лапки, и с трудом удержал внутри совершенно девчачий визг. В ту же секунду рука взметнулась к горлу, чтобы уцепить тельце жирного паука, внезапно блеснувшего проворностью. Понятия не имею, есть ли у арахнидов зубы, но у штуковины, сидящей на мне, они однозначно присутствовали, потому как боль получилась такой непредсказуемо резкой и отупляющей, что я потерял ориентацию в пространстве и времени. Паника. Неосознанный вопль, потревоживший относительный покой прохлаждающегося приятеля. Плач Астрид. Ее мелькнувшее перед глазами лицо. Рука Лео, загородившая обзор. И чавкающий звук, последовавший за сокрушительным ударом подошвы кроссовка о пол.

— По-моему, тарантулы не ядовиты, — не слишком уверено приободрил меня вампир, направляя тоненький луч фонарика на сплющенные остатки восьмиглазой твари, облепленные непередаваемо пакостной слизью. — А даже если и так, переживать не стоит. Бессмертный ты или как?

Я притворился глухонемым, неловко пошатнувшись, поднялся на ноги, вынул из кармана носовой платок и брезгливо отер им кожу, на ходу подбирая самую очаровательную улыбку для округлившихся очей своего птенчика.

— Все хорошо, моя девочка, — во второй раз за вечер солгал я ей, ненавязчиво отводя в сторону от дверей ванной. — Осталось потерпеть совсем немного.

Она шмыгнула покрасневшим носиком и часто-часто закивала головой в знак согласия, хотя, должно быть, не поверила не единому моему слову.

— Не грусти, котеночек, — решил прийти мне на помощь шелестящий шепот друга. — Лично от себя обещаю ведро фисташкового мороженого, которое мы втроем слопаем у телика, когда вся эта фигня закончится. Договорились?

Ее робкий ответ перебил грузный стук поднимающихся по лестнице шагов. Я вытянулся стрункой, молниеносно выкручивая рычажки отточенной реакции на максимальный уровень, подтянул к себе девушку за плечи, завел за спину и, крадучись, двинулся к ближайшему укрытию — широкая арка гостиной. Астрид, ступая на цыпочках, присела на корточки у дивана и во избежание душераздирающих криков затолкала в рот костяшки посиневших пальцев. Д`Авалос присел рядом с ней, взявшись прикрывать меня из-за спины с обрезанным дробовиком на изготовку. Я вытащил пистолет из предусмотрительно расстегнутой кобуры, приник щекой к шершавой поверхности угла, взял под прицел входную дверь и по колебаниям скрипящих половиц определил местоположение врага. Два стремительных рывка вперед, совершенных будто в спешке, нервно вставленный в замочную скважину ключ, пару раз угодивший мимо, истеричный поворот запорного механизма. Хм, складывалось впечатление, что Мердок не в себе, иначе к чему такое волнение? В борьбе с преградой он толкнул дверь плечом и удовлетворенно хмыкнул, когда та поддалась. Раскат грома, возрастающий по мере распахивания створки, блеск молнии, озарившей внушительный мужской силуэт. Лица я заметить не успел, фигура чересчур быстро захлопнула дверь, задвинула щеколду и отвернулась к вешалке. Этой оплошностью и рискнул воспользоваться Лео, стремительно поднявшийся на ноги и пронесшийся мимо меня с порывом ветра. Я не успел моргнуть, как короткий, до блеска отполированный ствол обреза уперся старику между лопаток, и надтреснутый от тревоги и эйфории голос пригрозил:

— Дернешься, пристрелю, как бешеного пса. Руки! Руки подними, чтобы я их видел!

Застигнутый врасплох постоялец повиновался, оперся громоздкими ладонями о стену, чем привлек мое скрупулезно выделяющее мелочи внимание.

— Твою мать! — в сердцах воскликнул я, сломя голову бросаясь к двери. Одновременно с моим бесконтрольным возгласом раздался и другой.

— Прошу вас, не стреляйте! — пропитанный жалостью и унижением, потому что Лео поймал не Волмонда, а какого-то чернокожего бедолагу. — У меня дети.

'Развели, как котят', - неохотно восхитился я осторожностью старика, прыжком преодолевая лестницу и выскакивая под беспокойные потоки льющейся с неба воды. Острое зрение выхватило во мраке ночи темный всполох, скрывшийся за углом административного корпуса. Я рванул следом, на бегу досылая патрон в патронник, оскальзываясь по мокрой траве, внезапно превратившейся в полированную поверхность катка, рассеивая шлепками ботинок лужи и промокая под действием стихии до нитки. Когда под ногами оказался асфальт, двигаться стало намного проще, что не позволило мне настичь Мердока. Казалось бы, еще доля секунды, и я непременно ухватил бы мужчину за полы развивающейся куртки, а так… Победоносно вытянутые вперед пальцы царапнули ручку двери наглухо тонированного седана и сжали воздушную пустоту, образовавшуюся после сорвавшегося с места автомобиля. Задние колеса обратной прокруткой окатили мои брюки грязью и скрылись из виду за сплошной стеной тропического ливня. Я сплюнул вертящиеся на языке словечки преимущественно матерного содержания, яростно покосился на бесхозный джип, ключи от которого остались у приятеля, и понуро поплелся обратно к домику. 'Надо было стрелять, — вступил в продуктивную беседу со мной рассудительный внутренний голос. — В ногу, например'. 'Сам знаю! — необдуманно ввязался я в перепалку с самим собой. — Но не на людях же! Легион, смею заметить, не дремлет. Только с ними сейчас проблем не хватало'. 'Трус, — презрительно тявкнул незримый оппонент. — На войне все средства хороши'. Отвечать я не стал, найдя более достойный выход из положения.

— Будь ты проклята, продажная сука! — дал я волю чувствам до встречи с Астрид, обращаясь непосредственно к госпоже Удаче.

Одно могу сказать точно. Теперь я на все сто процентов уверен в том, что отец Айрис жив. И именно это упущение Господа я намерен исправить в ближайшем будущем.

Мое возвращение в келью кровожадного монстра, надо заметить, было своевременным, потому что съехавшая с катушек троица во главе с придурковатым вампиром устроила в прихожей черте что. Безвольная пешка Охотника с выписанным на лице ужасом забилась в угол, трогательно прислонившись всем телом к обувной полке, в паре метров от нее застыл озверевший Лео, направивший ствол винчестера на ни в чем не повинную жертву, а на руке у него повисла Астрид, скороговоркой молящая о пощаде.

— Ты что творишь? — вмиг обезумел я от злости, ногой выбивая оружие из лап вампира.

— Хочешь, чтобы он заявил в полицию? — не совсем логично рявкнул он в ответ, по мере отсутствия спокойствия аккуратно высвобождаясь от цепкой хватки девушки. — Первое правило: 'Не попадаться', напоминаю, подразумевает убийство ненужных свидетелей.

— Может, тогда и меня убьешь? — взъелась доведенная до точки кипения малышка. — Я ведь столько всего о вас знаю!

Парень непонимающе на нее покосился, так, словно увидел впервые в жизни, виновато вжал буйную голову в плечи, становясь ниже ростом, и бочком двинулся в сторону кухни. Его позорное и в малой степени неожиданное бегство осветило победным знаменем раскрасневшееся лицо девушки и подвигло ее склониться над растерянным мужчиной.

— Все хорошо, сэр, — просияла она дружелюбной улыбкой, материнским жестом поглаживая конвульсивно подрагивающее плечо. — Ни о чем не волнуйтесь. Обопритесь на мою руку, вот так, и медленно поднимайтесь. Джей, — едва ли не в приказном порядке обратилась ко мне Астрид, — помоги! Пожалуйста.

Я, раздираемый на части противоречивыми размышлениями, неохотно пошевелился, подошел к испуганной пешке Мердока с другого края, без энтузиазма уцепил чернокожего за согнутый локоть и легко поднял с пола. А ведь в чем-то Лео был прав, черт его дери, лишние знатоки нам явно ни к чему, но как убедить в этом альтруистически настроенную школьницу? М-да, ситуация…

— Давай я дальше сам? — нарочито подобострастным тоном обратился я к малышке, ловко подхватывая безвольное тело и взваливая его на себя. План виртуозного шантажа созрел мгновенно, однако некоторые принципиально аморальные детали предпочтительно озвучивать вдали от чрезмерно гуманной барышни.

Девочка придирчиво сузила глаза, забавно сморщив при этом хорошенький носик, и уверенно согласилась на передачу бразд правления. Видимо, безграничное доверие и здесь сыграло свою немаловажную роль. 'Тем лучше', - скомандовал я себе, держа путь к входной двери, что под тяжестью одеревенелой туши представлялось героическим подвигом. Мужчина, по моим ощущениям, весил полтора центнера, не меньше, и по душевной гадливости предпочитал передвигаться исключительно моими стараниями. В итоге я выдохся уже на лестнице, поэтому без всякого сожаления свалил откормленное туловище на хлипкие перила лестницы, оперев широкую спину о давно некрашеный столбик, поддерживающий навес над вытянутой в длину верандой, и резким хлопком ладони по небритой щеке привел страдальца в чувство.

— Слышите меня? — приглушенно вопросил я, деловито выворачивая наизнанку карманы его куртки. Необходимая вещица отыскалась в нагрудном. — Мистер Стедмор, — вкрадчиво пригрозил я, зачитывая вслух информацию со взятых водительских прав, — вы говорили о семье, верно? — судорожный кивок головой. — Так вот, беспокойтесь о них и дальше, потому что если вам придет на ум идея переступить порог отделения полиции, им крепко не поздоровится. Ваши данные я запомнил, как и адрес. Договорились?

— Ра-а…разумеется! — прошамкал несчастный, трясущимися руками принимая права обратно. Он уже успел придти в сознание, чему интенсивно поспособствовал не только страх, но и одухотворяющая свежесть озона, кроящаяся в коротких облачках пара изо рта.

С приближением ночи дождь заметно ослаб, и сейчас с хмурого неба к земле устремлялась противно оседающая на коже морось. Похолодало.

— Тогда всего доброго, — благодушно пожелал я, поворачиваясь лицом к дому. Сзади послышался шум, в основном состоящий из рьяного топота сапог по дереву, перетекшего в хаотичное блуждание подошв по жутко булькающей грязи, и я понял, что, оглянувшись, не застану храбреца на месте.

Еще одни световые сутки из жизни долой, притом неудачные, надо заметить. Недели угробить на бесплодную охоту, коротать вечера на заднем сиденье автомобиля, чтобы в конце концов напасть на благоухающий след безумного старика и опростоволоситься. Бессмыслица какая-то. Нам недостает собранности, в то время как у Волмонда…Эх, чего уж там! Права армейская пословица, твердящая, что, мол, сержанту никогда не превзойти генерала. Я был и остаюсь всего-навсего исполнительным солдатом.

Стрелки наручных часов подобрались к одиннадцати. Необходимо поторапливаться, если не желаю угодить в черный список старшего поколения Уорренов, да и вообще, не мешало бы сменить обстановку. Меня до сих пор мутило при воспоминании о ванной.

Так и поступили. Насуплено молчащий Лео, грудью загораживающий проход в кухню, поддержал мое рвение немедля уносить ноги, спрятал за пазуху подобранный с пола винчестер, застегнул молнию бейсбольной куртки до самого горла и первым вымелся на улицу. Астрид облегченно последовала его примеру, обеими руками обвилась вокруг моей талии, прижалась щекой к груди и стойко перенесла обратную дорогу до внедорожника в не располагающей к быстрому перемещению позе. Я видел, как глубоко и часто она дышала, отделываясь от закоренелого запаха гнилья, как наслаждалась крупицами влаги, витающими в воздухе, как упивалась их свежестью и медленно расслабляла один сведенный судорогой мускул за другим. Именно поэтому, не обращая внимания на водителя, которому претили наши лобызания, очутившись в теплом салоне автомобиля, я взял малышку к себе на колени, устроил на руках, точно маленького ребенка, и принялся раскачиваться вправо-влево, силой трепетной улыбки заглаживая любые проявления былого ужаса. Она пробовала мне отвечать, но с каждой попыткой получалось все хуже и хуже. Мешала боязнь, что читалась в каждом настороженном взгляде и резком телодвижении.

— Приехали, — радостно оповестил вампир, излишне агрессивно останавливая машину на обочине рядом с подъездной аллеей поместья. — Выметайтесь. Я отгоню рухлядь в соседний квартал, сварганю нам пару комплектов сухой одежды и вернусь. Так что спокойной ночи, злая лапуля!

— И тебе того же, — устало шепнула девушка, просовывая между сиденьями руку для прощального пожатия. Лео с энтузиазмом вложил ее в свою клешню и расцвел еще более белозубым оскалом, чем прежде.

Часом позже мы с приятелем, переодетые, согревшиеся, успокоившиеся и неизменно бодрствующие, сидели под навесом гаража на лестнице, ребром прислоненной к стене, и делились безрадостными впечатлениями.

— Точно тебе говорю, он рехнулся, — запредельно мудрым тоном вещал Леандр, лениво подтягивая пояс ускользающих штанов широкого покроя. — Тарантулы, черви какие-то, человеческие головы в вазочках для конфет, залитые кровью комнаты…

— Это ты еще в ванной не был, — вклинился я в омерзительный поток описаний. — Там просто картина маслом. Одного понять не могу, зачем? Ну зачем ему превращать дешевый гостиничный домик в эротическую фантазию любого маньяка? А сто литров гнилой крови?! Не пьет же он ее, в самом-то деле!

— Постой, выводы делать надо с умом, — внезапно ухватил меня за руку мальчишка, назидательно задирая вверх указательный палец. Архимед чертов. — И без спешки. Чего там твои радары засекли в уборной?

Я охотно поделился животрепещущими сведениями, боковым зрением следя за обоими дверьми поместья, окнами, лишь одно из которых притягивало глаз манящим желтым светом (комната Астрид находилась в другом крыле дома, поэтому увидеть ее я мог, обойдя фасад здания). Однако и оно погасло через минуту.

— Э-э, брат, а положеньице-то у нас — дрянь, — весьма рассудительно заметил собеседник, заговорщически придвигаясь ближе ко мне. — Я вот сейчас вспомнил байку о мертвой крови, может, слыхал о такой? — я скептически хмыкнул. — Да нет, история жуткая, хоть и в правдивости ее я не уверен. Пожалуй, похлеще ритуала обратного превращения будет. В общем, принято считать, что нас завалить ой как непросто, верно? По крайней мере, так старожилы рассказывают. Только имеются и у нас свои умельцы и экспериментаторы, навроде Эйнштейна, которые опытным путем выяснили, будто уязвимость наша в рационе заключается. Вот допустим, пьешь ты на завтрак свежую кровь, не суррогат какой, а чистейшую плазму от донора без вредных привычек, и бегаешь аки заслуженный спринтер. Глотнул пакость, и привет, нет боевого настроя. Всекаешь?

В принципе, так оно и есть. Я кивнул в надежде поторопить чрезмерное бестолковые разглагольствования друга.

— А теперь представь, что тебя заставят хлебать тухлятину, — решил прибегнуть он к услугам моего отлично работающего воображения пополам с неизгладимыми впечатлениями от посещения скромной кельи Волмонда. — Думаешь, сие пройдет бесследно? Говорят, порядком испорченная кровь может ослабить вампира на долгие часы, а то и дни! Все, конечно, зависит от возраста этого самого неудачника, его вероисповедания и расовой принадлежности, — два последних пункта, очевидно, относились к разряду несусветной чуши. — Но я тебе гарантирую, подобный ужин ты вряд ли когда-нибудь забудешь.

— Это что же получается, — умело сложил я предложенные дважды два, — Мердок специально запасается?

Лео просиял глупой и самодовольной улыбкой.

— И прошу заметить, исключительно ради моей напыщенной персоны старается, — с неким бахвальством в жизнерадостном голосе ляпнул он, не улавливая кроющейся в озвученных словах угрозы. — Ведь нас разделяют аж два столетия! — мечтательно добавил парнишка, купающийся в лучах собственной недальновидности.

Я уже собрался было остудить его неуместный романтизм по случаю открывшейся истины, однако шелест крадущихся шагов насторожил меня куда больше, нежели размашистая болтовня несмышленого приятеля. Бесшумно приотворилась дверь черного хода, и в проеме показалась раздутая тень малышки, прибавившей в килограммах из-за небрежно накинутого на плечи отцовского пуховика. Тяжелая парка, в которую девушка легко могла завернуться трижды, прикрывала ноги до самых колен, лишая меня возможности полюбоваться очередной уморительно трогательной пижамой с героями комиксов. В руках Астрид я заметил дымящийся кофейник и две белеющие в ночной мгле кружки. Старательно вымеряя поступь, она бдительно огляделась по сторонам, улыбнулась нашим неясным очертаниям и в следующее мгновение очутилась рядом.

— Продрогли, небось, до костей, — сострадательно прошептала девочка, протягивая жаждущим лапам Лео емкость с горячим напитком. Я благодарно принял из любимых ладоней чашки. — Ой, сахар забыла. Я сейчас…

— Обойдемся, — живо пресек я ее стремительную попытку вернуться обратно в дом. — Лучше объясни, чего не спишь?

Вампир, старательно не замечающий нашего присутствия, деловито отнял у меня посуду, до краев наполнил ее ароматной жидкостью, опустошив турку наполовину, и с блаженным причмокиванием алчно приложился губами к своему стакану.

— Вот что я в тебе больше всего люблю, булочка, — вместо короткого 'спасибо' зачастил он, — так это умение угадывать желания. Эх, лепота!

Астрид несколько смутилась, обнаружив в его речах характерную двусмысленность, и спешно перевела взгляд огромных, наивно распахнутых глаз на меня. Не желая терять попусту время, я умостил кружку на стропилах повернутой набок лестницы, притянул к себе комично разодетую барышню, небрежно обвил руками исчезнувшую за громоздкой одеждой талию и выпал из реальности. Жизнь в радиусе ста ярдов замерла: перестали биться о прожектор уличного фонаря уцелевшие после ливня мотыльки, во влажной траве затихли беспокойные шорохи, луна стыдливо улизнула за облака, спрятав свой сияющий оранжевый глаз за сенью взбитых скоплений влаги. Даже неприличное фырканье потягивающего кофе приятеля сошло на нет, когда мы с девушкой прижались друг к другу лбами, поровну разделили тепло кожного покрова и погрузились в умиротворенную тишину. Я чувствовал ее улыбку на своих губах, ощущал колебание крыльев аккуратненького носика, что поглощал собой мой запах, и постепенно отгонял притаившиеся за углом тревоги.

— Всё хорошо, моя маленькая, — ободряюще поддержал я ее. — Немного совсем осталось, и ты справишься, я уверен. Мы справимся.

— Знаю, — 'съехала' она щекой чуть вправо и жалостливо впилась пальчиками в мою шею. — Знаю, Джей. Я просто не была готова ко всему этому. Совсем не готова. Мне страшно, понимаешь? Каждую секунду боязно, и ведь не за себя…

Я понимал, более того, в мечтах и наяву грезил о действенном методе избавления от этого бесконечного метания по кругам ада. Без толку. Все, за что бы мы не взялись, изначально претерпевало неудачу за неудачей. Мердок, гореть ему в гиене огненной, был нам не по зубам, о чем свидетельствовало как мое упадническое настроение или повышенная угрюмость д`Авалоса, так и бесславный инцидент в гостинице. Я находился в смятении и дотошно вычеркивал дни из календаря, мысленно придвигая Хэллоуин. Развязка близка, но, клянусь дьяволом, ее финал предугадать невозможно. По крайней мере, покуда мы уязвимы. Вот то, чего я чурался с момента обращения, то, о чем следовало сожалеть, то, чему по силам погубить любого вампира. Любовь к человеку. Неизлечимая зависимость.

— Интересно, что вспугнуло старичулю Волмонда в гостинице? — якобы взялся рассуждать вслух Леандр, демонстративно разглядывая дно моментально опустевшей чашки. Нас он в излюбленной манере не замечал принципиально. — Почему он послал на разведку того негра, пардон, афроамериканца?

— Я тоже об этом думал, — неохотно отодвинулся я от Астрид, предпочитая при разговоре иметь перед собой лицо собеседника, а не бубнить в воздух. — Наверное, заметил джип, или чутье сработало. Хотя лично я больше склоняюсь к паранойе. Когда чего-то до смерти боишься, враги мерещатся повсюду. А Мердок, как подсказывает интуиция, предпочитает не сталкиваться с нами лоб в лоб, иначе не разменивался бы на всяких Линкольнов и Тедов.

— Хм, зачет, — цокнул языком вампир, выплескивая в кружку остатки кофе. — Завтра вернемся в гостиницу, опустошим чертову ванну… — бросив мимолетный взор на девушку, он предпочел покончить с громким планированием, поднялся на ноги, с хрустом потянулся, разминая затекшие мышцы, с чинным поклоном всучил малышке грязную посуду и прогулочным шагом, со всунутыми в боковые карманы брюк кулаками, отправился на променад по живописным окрестностям.

Астрид, помимо воли, проводила его спину грустными глазами и тихонько опустилась на ребро лестницы, устало роняя голову на мое плечо.

— Чувствую себя последней сволочью, когда он так реагирует, — подавлено поделилась она ощущениями, столь идентично вписывающимися в мои собственные восприятия.

'А ваш треугольник становится все острее, — гнусно хихикнул внутренний голос. — Без жертв уже не обойтись'.

POV Астрид

Школа Девкалион, тайные страницы прошлого Джея, о которых я и не догадывалась, лишние подтверждения его храбрости, отзывчивости и возвышенной духовности…На протяжении трех часов, пролетевших на едином издыхании, я прилежно слушала изобилующий мелкими деталями рассказ, охала и ахала на все лады, поэтому сейчас вряд ли возьмусь за описание той давней истории. Боюсь, на пике эмоций эта задача окажется для меня непосильной. Уж слишком свежи впечатления.

Кстати, о них родимых. В последнее время моему воображению нашлась альтернативная замена — пугающе неправдоподобная реальность. Мало мне было неутомимых призраков Айрис, что таились за каждым поворотом, так к ним прибавилась еще и фантасмагорическая тень внезапно воскресшего отца. Как сейчас помню тот ужасный день, когда неизменная троица, включающая мою скромную персону, Верджила и Лео, отправилась по ежевечерние поиски лихих неприятностей. Мужчины, строго соблюдая надуманные правила охраны, по обыкновению взяли меня с собой, бездарно оправдываясь заезженной фразой, мол, им так спокойнее. Впрочем, я не особо возражала, ведь неведение таит в себе куда большее количество страхов, нежели томительное ожидание на задних рядах автомобиля. В целом, утро отложись в памяти обилием смеха. Сначала пробуждение в теплых объятиях любимого, затем шпионский рейд в ванную, где мы упоенно целовались, заглушая звук ненасытных чмоканий шумным плеском воды. Потом вынужденное прощание, завтрак с родителями и поездка в школу под конвоем мрачного Лео. Да-да, я не ошиблась в эпитетах, с недавних пор глядеть на него без слез не представлялось возможным. Хаотичные припадки бурной радости замечались мной все реже и реже и зависели они зачастую от самых разнообразных факторов. Моя тяга к общению, например, или яркость улыбки, направленной именно в его сторону. Я догадывалась, что заботит парня и вызывает в нем тоску, но исправлять положение не спешила. Наш уговор. Я поставила Леандру условие, вероятно, излишне жестокое.

— Выбирай, — надтреснутым голосом велела я в тот день, едва уяснив для себя расхожую истину о том, что на занятиях в школе меня повсюду станет преследовать довольно болтливая тень, — либо мы просто друзья, без туманных намеков на иные отношения, либо я тебя видеть не вижу и знать не знаю. А там посмотрим, чья возьмет.

Он колебался ровно секунду, которую предусмотрительно потратил на поглаживания моих щек, будто напоследок хотел насладиться теплотой кожи, и кивнул. Больше мы к этой щекотливой теме не возвращались, что только сгустило обоюдную атмосферу неловкости между нами. На уроках Лео обычно отсиживался под дверью класса, поэтому трескотня встревоженных нервных окончаний меня не слишком отвлекала от освоения учебной программы, а вот походы в библиотеку или столовую превратились в сущий кошмар. Помня о своем скучающем надсмотрщике, я всегда выбирала самый дальний стол, по обыкновению пустующий в отсутствии желающих посидеть в одиночестве, отделывалась от друзей сердитым бурчанием, вроде необходимости перенести вдохновение на многострадальный лист бумаги, и на подрагивающих конечностях плелась к роковому месту. Не знаю, какие чувства во мне вызывал обладатель миллиона комичных ужимок, точнее не могу отделить одно от другого. Раздражение, неуверенность, зажатость, постоянные уколы совести, агрессию…Представляете? Все разом, без отделения на полутона. Я путалась в мыслях, теряла нити обсуждения и беспрерывно казнила себя за его испорченное настроение, потому что стоило нам заговорить о чем-то, кроме комиксов (единственная тихая заводь, в которой мы оба проводили большую часть времени без риска устроения очередной перепалки на приглушенных интонациях), под потолком начинали кружить громы и молнии. Нелепость? Верно, да только изменить хоть что-то не выходило. Находясь наедине с собой, я часто представляла нас магнитами с положительными полюсами. Кажется, сама природа наградила способностью притягивать предметы, а мы, согласно законам физики, упорно отталкиваемся друг от друга. И я размышляю об этом с сожалением, потому что из Лео вышел бы отличный товарищ. Видно, не судьба…

Возвращаясь к вечеру приятно начавшихся суток. На сей раз мальчикам повезло, им удалось наткнуться на временное обиталище Мердока, расположенное в одной из пригородных гостиниц Грин-Каунти. Откровенно говоря, жуткое место, соседствующее с кромкой дремучего леса, славящегося на весь штат засильем хищников. Старожилы болтают, будто в той беспросветной глуши не мудрено повстречаться с медведем-гризли. Жаль, этим сказочникам не довелось побывать в гостях у Волмонда!

Честно признаюсь, страх овладел мной еще до входа внутрь обветшалого домика с обшарпанным фасадом и угрюмыми оконцами. Памятуя о чрезмерной жестокости отца Айрис, я монотонно настраивалась на неизбежные ужасы. И хоть меня не пустили ни в одну из комнат (вряд ли стоит огорчаться, правда?), впечатлений я получила в избытке. Волосы на затылке поднимались дыбом от одного лишь запаха, витающего в помещениях. Смрад. Гнилостная вонь, что источали стены. И не поддающийся протоколированию холод. Нет, не от низкой температуры. Казалось, мы спустились в склеп или пещеру, располагающуюся в сотнях миль под землей. Спертый воздух перемежался здесь с немыми криками, полными ужаса и страданий. Кровь стыла в жилах от малейшего скрипа половиц, собственное дыхание закладывало уши, биение сердца напоминало шквал оваций тысячной толпы восторженных зрителей. Основываясь на моем читательском опыте в жанре 'хорроров', легко можно сделать вывод о здешнем жильце. Пристанище Смерти. Келья многоликого демона. Убежище маньяка.

Не передать словами, что я испытала, когда с лестницы донеслись разрозненные шумом дождя грузные шаги. Как испугалась за Джея и Лео, уловив скрежет ключа о замочную скважину. И едва удержалась на месте, узрев на пороге крепко сбитую фигуру, подсвечиваемую из-за спины яркой вспышкой молнии, блеснувшей на неистовом небе. Разноцветные вихри закружились перед глазами, зубастая крыса-паника вырвалась из заточения и бездумно впилась в податливый участок плоти на моей взмокшей от пота спине. Я бы закричала, Богом клянусь закричала, если бы сидящий рядом на корточках вампир не зажал мне рот ладонью. А затем зарыдала бы в голос, поняв, что Майнер, мой патологически безрассудный мужчина, бросился вдогонку за неизвестностью. Только спустя час я сумела разобраться со всем случившимся, осознала размеры истинной низости Волмонда, запугавшего несчастного человека до полусмерти, и в сотый раз возненавидела Леандра, которому взбрело в голову вымещать злость на невиновном. Возможно, в чем-то они, вампиры то бишь, и впрямь остаются людьми. Так же любят, переживают, радуются и огорчаются, но эмоциональный диапазон чувствительности у них, конечно, равносилен восприятиям колченогой табуретки. Убить кого-то? Запросто, что называется. Ни тебе сожаления, ни мук совести…в том числе и у Джея.

Теперь позвольте обратиться к событиям сегодняшнего дня. На календаре 29 октября, стрелки часов замерли на нелюбимой китайцами цифре '4' (нелюбимая она потому, что слог 'сы' с последним ударением в их языке обозначает еще и смерть) после полудня. Что из этого следует? Разумеется, команда 'бегом собираться'. Через два часа за мной заедет Верджил, а после нас ожидает шумная вечеринка в клубе. И я впервые в жизни думаю об этом с нескрываемым восторгом. Пьяная толпа, крики, визги, невообразимые костюмы и громкие басы не нагоняли на меня тоску, как в былые времена, а впрыскивали в кровь неимоверные сгустки адреналиновой смеси. Наконец-то нам удастся побыть наедине. Для непросвещенных открою маленький секрет: проще всего затеряться в людной толчее, нежели в уединенном парке на краю света, где обязательно кто-нибудь да побеспокоит. Тем более мне не терпелось прижаться всем телом к мускулистому торсу, облаченному по капризу Астрид в умопомрачительные, сногсшибательные и невероятные одежды Бэтмена. Только представлю на секундочку эти литые мускулы на груди, выпирающие из-под слоев прорезиненной ткани, эти широкие плечи, скрытые за тяжеловесным бархатом развивающегося на каждом шагу плаща, — и предобморочное состояние тянет поближе к полу. Ох, Рейчел бы точно скончалась от зависти, узнай, в какое неприличное пользование я на целую ночь заполучила Темного рыцаря!

В общем, фантазии лучше всего уместить в какой-нибудь неприметный черный ящик, а после затолкнуть подальше. Сейчас на первом месте собственные приготовления. Я благоразумно решила не изобретать велосипед, поэтому остановила выбор на Женщине-Кошке. Прошу сразу сбросить со счетов откровенно пошлый образ, созданный Холли Берри, Мишель Пфайфер, и тех девиц из комиксов в латексе. Джей ни за что не простил бы мне подобной раскрепощенности. Я взяла за основу гораздо более скромную актрису, Джули Ньюмар, что появлялась в телевизионных постановках в эпоху черно-белого кино. Достаточно удобный и не сковывающий движения набор из плотно прилегающих к телу брючек и кофточки с длинными рукавами, выполненный из хрусткого материала. Мерцающий на свету, отливающий всевозможными оттенками, по осязанию он напоминал холщовую бумагу с некоей примесью полиэтилена, но кожу не раздражал. Наоборот, обволакивал фигуру приятным теплом. Единственная неприятность заключалась в том, что любой комплект белья постыдно 'выпячивался' наружу, детально проступая на поверхности обтягивающего одеяния, поэтому этой частью гардероба пришлось пожертвовать во благо здравого смысла. К костюму я так же приготовила черные перчатки с манжетами до локтя, с наклеенными на окончаниях пальцев накладными ногтями. Последние, для пущего эффекта, были остро отточены и загнуты на манер кошачьих когтей. Линию узких бедер подчеркнул уместный псевдо металлический пояс с заклепкой посредине, а грудь стала чуть объемнее из-за симпатичного ожерелья из круглых пластин различного радиуса. В центре каждого из них поблескивал камень, по-моему, именно 'кошачий глаз', хотя в бижутерии я не слишком сильна. Волосы распущены и струятся по плечам в форменном беспорядке, как бы говоря, мол, гуляю сама по себе. На макушке виднеются очаровательные ушки-треугольнички из мохнатого, если процитировать маму, велюра, крепящиеся к тоненькому ободку. Глаза я подвела продолговатыми 'стрелками' с использованием подводки, на верхние веки наложила едва заметный слой желтых теней, прекрасно контрастирующих с изумрудной радужкой. Ресницы трижды увеличились под действием объемной туши (это хитрое задание я целиком и полностью доверила искуснице миссис Уоррен), отчего взгляд получился выразительным, дерзким и еще более глубоким, чем прежде. Главный акцент в образе выполняли брови. Зачесанные вверх с помощью подслащенной воды волоски и несколько нарочито небрежных, коротких мазков коричневого карандаша, летящие от дуг к челке, довершили акт перевоплощения. Теперь в отражении присутствовала миловидная Девушка-Кошка с загадочной полуулыбкой на лице.

— И где мой Бэтмен, мр-р? — игриво задала я вопрос вслух, аккуратно обводя контур губ бесцветным блеском, затем наградила себя тягучим воздушным поцелуем и грациозной походкой отправилась на поиски родителей. Пусть по достоинству оценят мои титанические усилия, если, конечно, с криком не отправят переодеваться, походя хватаясь руками за сердце. Все-таки было в моем внешнем виде нечто вызывающее, хоть и ловко завуалированное излюбленной скромностью. Пожалуй, настрой. Я ведь изначально планировала сразить Майнера наповал.

По счастью, папа, найденный в пределах их спальни за вязкой особого праздничного галстука, возмущаться не стал, лишь посоветовал заменить удобные домашние шлепанцы на туфли с каблуком, чтобы зрительно казаться выше, да уточнил, весь ли вечер рядом будет Джей. Я с готовностью пообещала, что и шагу не ступлю без соответствующего на то ведома, и полюбопытствовала, куда он так прихорашивается. Выяснилось, что они с мамой устраивают пышно обставленный романтический ужин, вернутся поздно и так далее. К моменту любования отцовским смокингом, который покидал свое место в шкафу в исключительных случаях, из ванной весело щебечущей птичкой выпорхнула мама в шикарном декольтированном платье, с завитыми волосами, подкрашенным лицом, изящным комплектом бриллиантовых украшений, истончающая неземной аромат французских духов. Она напоминала древнегреческую богиню. Вот бы и мне в ее возрасте выглядеть так же! И чтобы супруг смотрел на меня, как сейчас любовался ею папа. С нежностью, любовью, восхищением, гордостью и возвышенной страстью, такой, что я мгновенно ощутила неловкость и резво засеменила к двери, не удосужившись выслушать мнение родительницы. В конце концов, они у меня еще такие молодые!

Через полчаса дом опустел. Я, бросая взволнованные взоры на часы, спустилась на кухню, для успокоения навела себе чашку горячего шоколада, сделала глоток и подавилась, заслышав нетерпеливую барабанную дробь, терзающую входную дверь.

— Тебя в пещере вырастили? — вместо приветствия произнесла я, уставившись прямо в лицо бессменного стража моего здоровья. — Чего расшумелся?

Лео по обыкновению сверкнул сальной улыбочкой, поедая глазами выступающие части моей фигуры, оценивающе присмотрелся к бедрам, переместился на грудь и невоспитанно потеснил хозяйку дома внутрь, якобы случайно при этом прижавшись ко мне почти вплотную.

— Здравствуй, котёночек, — прерывисто шепнул он, заботливо поправляя съехавший с макушки ободок с ушами. — Внеплановая проверка территории. Не проводишь меня в свою спальню?

Я не обратила внимания на скабрезную шуточку, повернула рычажок запорного механизма, на приличном расстоянии обогнула застывшего посреди холла парня и вернулась к расслабляющему процессу чаепития. Проверено временем, чем меньше реагируешь на его присутствие, тем воспитаннее становится этот неандерталец. Вот и сегодня исключений не произошло. Леандр с минуту потоптался на входе, а после присоединился ко мне с милой болтовней на устах.

— Отпустишь меня сегодня до приезда Габсбурга? — звучно грохнул он об стол опустевшую посудину с остатками крепкого кофе. С обсуждениями погодных условий, видимо, покончили. — Жутко голоден.

— Неудачное начало дня? — сочувствующе улыбнулась я, когтистой лапкой подхватывая испачканные кружки и опуская их на дно раковины. Ух ты, удобно!

— Не то слово, — опечаленно вздохнул мальчишка и подставил для обозрения щеку, рассеченную наискось — от виска к подбородку — глубокой царапиной или даже разрезом. — Бойкая попалась девица.

Поддавшись необъяснимому порыву, я провела подушечкой указательного пальца по следам безобразной отметины с неровными, будто взлохмаченными краями, и тут же отдернула руку. Так, словно боялась обжечься или нечаянно пораниться. Впрочем, куда сильнее меня испугали блаженно сощуренные глаза, с их кукольными ресничками, пустившимися в триумфальный пляс.

— Конечно, можешь идти, — прозаикалась я, трусливо отступая назад на шаг или два. — Лучше прямо сейчас, наверное. Джей приедет через пять минут, — неизвестно зачем прибегла я к помощи оправданий и внутренне воспылала к себе губительной ненавистью.

Неверно! Все абсолютно ошибочно! Мое поведение, осуществляемые глупости и заскорузлый румянец стеснительного подростка. Я вкладываю в жесты и слова один смысл, Лео понимает их по-своему, и если начать объясняться…Ох, до чего же мерзко-то на душе. Я не хочу причинять ему боль и упорно наступаю на те же грабли.

Короткий миг мне удавалось прятаться от его проницательных глаз, что не могло продолжаться до бесконечности, и тут в мысли закрался поистине гениальный вопрос, разом разрядивший неловкость.

— А почему она, — для наглядности я чиркнула себя накладным ногтем по лицу, — не зажила? Похвастаться вздумал собственным невезением?

— Нет, пупсик, — разгладил вампир сеточку мелких морщинок сосредоточенности на лбу, вновь принимаясь светиться изнутри дружелюбием и беззаботностью. — Когда я голоден, сконцентрироваться трудно, а раздражаться по пустякам…В общем, до встречи в клубе. Меня, между прочим, тоже пригласили.

Я пожала плечами, беззвучно намекая на осведомленность в подобных вопросах, и чинно проводила бдительного охранника до дверей, благостно приняв на выходе его исполненный искренностью комплимент: 'Чудный костюмчик, сударыня!', после чего мы оба прыснули от смеха. Парень с поразительной точностью скопировал интонации своего незабвенного создателя, а имя Северина с недавних пор входило в наш сборник любимых жизненных анекдотов.

На столь оптимистичной ноте и распрощались. Я, позаботившись о замках, помчалась в гостиную, плюхнулась на диван с трубкой стационарного аппарата в руке и по памяти набрала номер Джея. Ответил он почти сразу и торжественно пообещал влететь в окно моей спальни на крыльях ночи, прежде удостоверившись, разумеется, что я коротаю часы в гордом одиночестве. Поэтому дальнейшее ожидание обратилось в сущую пытку. Шестьдесят секунд, сто двадцать, двести, двести восемьдесят…Та-тук-тук-та.

Деликатный стук костяшек пальцев о деревяшку выбил у меня почву из-под ног, поэтому в холл я летела на ультразвуковой скорости, задирая ногами половички, и с порога набросилась на мужчину с объятиями, толком не разобравшись в личности посетителя. Напрасно.

Легкие обдало запахом дорогих сигар, пальцы не обнаружили на затылке любимый шелк смоляных прядок волос, вместо этого наткнулись на скоп жестких локонов, и перед испуганно-недоуменными глазами сфокусировалось жуткое лицо.

— Здравствуй, Астрид, — хриплым, сочным голосом приветствовал меня…Джокер.

Ошибки случиться не могло. Зеленый парик из вьющейся крупными колечками пакли, выбеленная чем-то мерцающим на свету кожа (на ум пришло лишь одно схожее вещество — зубная паста, до отвращения стягивающая каждый мускул в засохшем состоянии), обведенные зияюще черными кругами гуталина глаза и яркая, выступающая на передний план улыбка. Нет, не так! Оскал ненасытной гиены, кажущийся бесконечным из-за грубой подводки тревожным красным цветом. Совсем как в комиксе — от уха до уха.

Я опешила и тем не менее продолжила рассматривать посетителя, скользя взглядом сверху вниз. Приличествующий образу фиолетовый фрак с засаленными швами и лацканами, неряшливо сидящие брюки того же колера в едва заметную белую полоску, изрядно присыпанные нафталином. Не вписывающаяся в общую картину зеленая жилетка, застегнутая на две мелкие пуговички, в разрезе которой красовался завязанный обыкновенным узлом галстук из числа тех, что отец называет ширпотребом. Шею облегал ворот безвкусной рубашки, серо-голубая в блеклую крапинку. Кисти рук прилежно скрывались в зашарканных перчатках из натуральной клеенки, как мне показалось, чуть более светлого тона, нежели костюм-тройка. На ногах, разумеется, нашлись безобразные грязно-коричневые туфли с квадратными носами и рваными шнурками, прибывшими из соседней мусорной корзины. Ростом сей оживший прототип главного выдуманного злодея современности поистине мог гордиться. Не меньше метра восьмидесяти пяти, а то и выше.

— Здрасти, — вытолкнула я из груди вымученный ответ, срываясь в пучину непроглядной панической пропасти. — А вы кто?

— Не узнала, дорогая? — еще шире осклабился Джокер, сложил губы дудочкой и подул на челку благородного цвета изумруда, назойливо лезущую в глаза.

Интонации, с которыми говорил разряженный мужчина, и впрямь показались мне знакомыми, тогда как лицо не находило в памяти ни единого аналога. Сказать по правде, я грешным делом подумала, что это Мердок, однако скоропалительный вывод пока ничем себя не подтвердил.

И тут же меня окатило волной облегчения, примчавшейся вслед за восстановлением мыслительной деятельности.

— Ой, мистер Ричардсон, — признала я в шизофренической гримасе маминого коллегу-архитектора. — Что вы же сразу не представились, загримировались будь здоров! Да проходите, пожалуйста, проходите, — я вежливо отодвинулась в сторонку, уступая гостю дорогу, и прилежно зачастила. — А родители уехали уже. Вы, небось, о встрече договорились, да?

— Верно, договорились, — заметно погрустнел сослуживец миссис Уоррен. — Давно уехали-то? Может, сумею нагнать?

Я вновь заперла дверь, в попытке перевести дух навалилась на нее спиной, и спустя короткое время отправилась воплощать в жизнь азы гостеприимства. Проводила 'Джокера' в столовую, усадила за стул и в процессе закипания чайника утолила любопытство мужчины. Плавная беседа о красотах Флориды, по которым я безумно тосковала со дня переезда, перетекла на общие темы, вроде трудностей учебы, и была перебита сотым по счету терзанием двери нетерпеливым стуком. Я к тому моменту успела выставить на стол вазочку с нежнейшими шоколадными конфетами и разлить по кружкам обжигающе горячий чай, а посему оказалась застигнута врасплох. Рот набит кондитерскими творениями с фруктовой начинкой и смачным глотком ароматной жидкости. Исполняя обязанности хозяйки, я подскочила на ноги, но мистер Ричардсон оказался проворнее. Отечески похлопав меня по плечу, он предложил свои услуги дворецкого и с бодрым насвистыванием отправился в прихожую. Сначала я послушалась (ох уж это строгое родительское воспитание, доложу я вам), а потом красочно представила себе удивление Джея при виде 'клоуна' и поскакала следом, по пути проглатывая излишне сладкий десерт.

Дальнейшие события напоминали фрагмент из высокобюджетного блокбастера. Динамично, местами непонятно и неинформативно. Величественно заведя запрятанную в перчатку руку за спину, мистер Ричардсон ловким щелчком пальцев отпер дверь, потянул ее на себя и на долю секунду обернулся назад, будто из желания удостовериться, стою ли я рядом. Я меж тем нетерпеливо переминалась за его спиной с ноги на ногу, выстраивая в сознании восхитительный образ Темного рыцаря, что притаился по ту сторону входа. Реальность, как оказалось, превзошла любые, даже самые смелые ожидания. Такого Бэтмена я видела лишь однажды — во сне, притом в невероятном и сказочном. Костюм Майнера, а это определенно был он, судя по тому скупому отрезку подбородка и губ, что виднелся под маской, земными понятиями описать было невозможно. Плащ, шуршащий за плечами при каждом невесомом порыве осеннего ветерка. Плотная закрытая маска-шлем, с торчащими на макушке остроконечными ушами и двумя прорезями для глаз. Лицо она облегала столь плотно, что я легко разглядела сквозь материал мужественные линии скул. Верхняя часть одеяния, плотно облегающая массивный торс, усеяна пластмассовыми накладками, призванными подчеркнуть выразительность мышц и стройность великолепно слаженной фигуры. Особенно меня впечатлили 'чашечки' на груди, образующие скопление мускулов. Мгновенно захотелось прикоснуться к ним рукой, а затем спуститься ниже, к тем очаровательным вставкам на брюшине, изображающим пресс. Трико (или что там носят уважающие себя люди-летучие мыши) демонстрировало изящность и пропорциональность каждой линии силуэта моего несравненного героя. С теми же агрессивными вставками из матового материала, они удивительно гармонично вписывались в идеально воссозданный образ. Картину венчали внушительные по виду ботинки с высокой голяшкой, наподобие армейских сапог, и привлекающий внимание золотой пояс для всевозможных приспособлений и гаджетов. К сожалению, на данный момент он пустовал, зато отлично контрастировал с общим фоном наряда — мрачный черный цвет.

— Ты? — басовитым, исконно Бэтменовским тоном поинтересовался Джей. Губы при этом оставались почти неподвижными, а вот глаза, виднеющиеся в небольших отверстиях, так и норовили вывалиться из орбит. Хм, неужели ненависть к Джокеру столь заразная штука?

— Я, — самодовольно прохрипел клоун, внезапно пропадая из моего поля зрения.

Понятия не имею, как такое могло произойти. Миг назад я имела перед собой четкие очертания двух высоких фигур в маскарадных костюмах, а теперь вот уперлась взглядом в потолок. К изумлению присоединилась и нехватка кислорода, вызванная молниеносным приступом удушья. Я потерялась в пространстве, однако испугаться не успела. Слишком стремительно все случилось. И только лихорадочно работающее сознание выдавало одну подсказку за другой, сосредотачивая мое внимание на изменившейся атмосфере. Злоба, раскаленная добела бессмысленными действиями Джокера, точнее мистера Ричардсона в его облике. Отчаяние, потусторонние возгласы, походящие на истошные крики. И что-то холодное, прямо-таки ледяное, чувствовалось на щеке. Кажется, металл, нет, лезвие ножа!

— Мамочки! — ужасающим полушепотом выдала я, обмякая всем телом в чьей-то железной хватке. — Господи Боже!

— Не трогай ее, я прошу! — издалека послышалась отчаянная мольба Майнера.

— И я просил, Верджил, — гаркнул мне в самое ухо прокуренный голос. — Можно сказать, умолял. Разве ты не помнишь?

Попутно воспринимая лишенный смысла разговор, я усилием воли отыскала спокойствие и хладнокровно принялась за подсчет весомых деталей. Стою на вытянутых носочках, потому что нечто исполинское усердно тянет меня назад. Рука, та ее часть, что находится между кистью и локтем, уверенно давит на мое горло, отбирая живительный кислород. Дышать практически невозможно. Меня подташнивает от ощущения собственного языка, застрявшего в гортани. Голова кружится. Щеки пылают бесчеловечным огнем. Мысли путаются. Хочется плакать, но гораздо важнее сейчас сопротивление. Я пробую пошевелиться, затылок упирается во что-то твердое, быть может, грудь выжившего из ума мистера Ричардсона, ведь именно он упорно добивается моей кончины от асфиксии. Ловлю носом скупые крупицы его сигаретного запаха. Без толку, ни единого вдоха сделать не получается. Глаза по-прежнему блуждают вдоль несущих балок на потолке, цепляются за люстру с двумя слепящими рожками. Свет обжигает и режет веки. Пытаюсь скосить взгляд вниз, на кончик своего усердно дергающегося носа. Еще одна вспышка, исходящая от яркого луча, что теплится на острие тонкого лезвия. Нож бродит по щеке, обводит скулу, задевает края нижних ресничек и почти упирается в глазное яблоко. Теперь уже не до шуток. Страх парализует голосовые связки, кожу лица начинают щекотать бесконтрольные слезы. Я шепчу глупые мольбы, но к ним никто не прислушивается. Мой голос слишком слаб, а старания тщетны.

— Мердок, во имя всего святого, отпусти ее! — прошибает застрявшие в ушах комья ваты отчаянный вопль Джея. Глухой удар, словно кто-то неосторожный уронил на пол энциклопедический том в три тысячи страниц. И смех, параноидальный, студящий кровь в жилах, нечеловеческий. Так громко, беспрерывно и ужасно может хохотать только психически нездоровая личность. Это веселился Джокер. Но почему Майнер назвал его Мердоком?

В ту же секунду с пронзительным щелчком сошлись воедино прохлаждающиеся до сего момента извилины. Я едва не упала в обморок от настигшей сознание догадки. Никакого мистера Ричардсона нет и не было с самого начала. Существовал лишь Волмонд, выживший из ума старик, который устроился на работу в одну из дизайнерских фирм Флориды, втерся в доверие к общительной Кирстен Уоррен, имеющей (вот совпадение) миловидную семнадцатилетнюю дочь Астрид. Если порыться на задворках памяти, то выяснится, что именно коллега-архитектор рассказал родителям о великолепном варианте загородного дома в Джорджии. Лже-мистер Ричардсон первым навел справки о поместье, нашел нам подходящее агентство и зорко следил за губительным процессом переезда. А еще он показал мне дневник Айрис и ту нишу под подоконником. Выходит, я лично впустила в дом Охотника, обряженного в костюм Джокера? Своими руками вырыла яму двум дорогим и близким вампирам?

Следует заметить, что цепочка логических выводов постепенно ослабевала, потому как я медленно теряла связь с реальностью вместе с сознанием. Вокруг запорхала пугающая рябь из вереницы мелких черных точек, похожих на рой раздраженных ос. Затем она сменилась здоровенными кругами, набирающими пульсацию. Я рискнула совершить последнюю попытку, расправила плечи, давая легким простор в грудной клетке, и кулем повалилась на пол. Резкая боль царапнула висок и мгновенно стихла, потому что мне все-таки удалось совершить жадный глоток упоительно свежего воздуха. Головокружение стало невыносимым, отчего минуту или две я пребывала в блаженном состоянии эйфории. Шумно дыхание, ощущение бескрайней свободы и умиротворенного планирования по воздуху дурманили разум. Я засмеялась, нервно, несдержанно и истерично, потом заплакала, закашлялась и, наконец, пришла в норму. Первым делом сжала обеими ладонями зудящую шею, радуясь, точно ребенок, исчезновению мерзкой руки, растерла горящие огнем щеки, избавилась от отвратительного чувства скользящего по коже ножа, небрежно смахнула с правого виска стремительно несущуюся вниз струйку крови (видимо, ударилась обо что-то при падении) и сфокусировала взгляд на коленях стоящего передо мной мужчины.

— А я ведь многое сделал для тебя, Астрид, — предосудительно заговорил Джокер, качая головой из стороны в сторону, отчего парик из завитой крупными колечками пакли зажил своей независимой жизнью. Зеленые пряди искусственных волос принялись раскачиваться, подпрыгивать и затеяли дружную возню между локонами. — Я показал тебе их сущность, но ты ослушалась. Это нехорошо, — вновь засмеялся он тем же будоражащим воображение смехом. Ну, точно псих!

В поисках Джея я обвела глазами прихожую, наткнулась на монолитный черный холм, выросший прямо из паркетных досок, и зажала рот обеими ладонями, в надежде подавить рвущийся изнутри вопль паники. То, что я изначально приняла за глыбу, при ближайшем рассмотрении оказалось безжизненным телом Бэтмена, неестественно скрючившимся на полу. Ноги в строгих армейских сапогах прижаты в груди, будто в защитном жесте, руки раскинуты в стороны, одна из них согнута в локте, другая хвастает выбитым плечевым суставом. Маска сорвана с лица и утопает в медленно растекающейся из-под головы лужице густой артериальной крови. Лицевые мышцы искажены гримасой панического ужаса, свирепого и безотчетного, а из уголка рта пробивается к зубам едва заметная струйка розовой слюны.

Я моргнула. Раз, другой, третий…и провалилась в забытье.

POV Джей

Я пулей выскочил из клуба, холодея от одной мысли о том, что кто-либо из сотрудников признает шефа в клоунском одеянии. Спору нет, костюмеры постарались на славу, дотошно воссоздав до мелочей расписное одеяние незыблемого образа Бэтмена, но я в этом наряде ощущал себя неловко, и это еще мягко сказано. Прорезиненная ткань намертво прилипла к коже, тревожа при каждом шаге волосяной покров тела, отчего движения выходили скованными и будто зажатыми. Развевающийся за спиной плащ весил, должно быть, целую тонну, потому как назойливо тянул меня назад. Пальцы в грубых перчатках покрылись испариной и будто одеревенели. Странного вида десятисантиметровые шипы на запястьях, выполненные из хлипкой пластмассы, острыми краями постоянно цеплялись за дурацкую накидку, что неимоверно раздражало. О маске я здесь просто умолчу. Описать это треклятое произведение искусства без использования отборных ругательств, знаете ли, довольно проблематично. Единственным удобным аксессуаром оказались сапоги. Грубые, армейские ботинки с высоким голенищем, выполненные из натуральной кожи, на практичной гибкой подошве, с невысоким каблуком, они влюбили меня в себя раз и навсегда. Я вообще неравнодушен к брутальному стилю, а уж воинская обувь и вовсе нагоняет на меня приступы сентиментализма. Утешал лишь тот факт, что все старания и мытарства в итоге выйдут ненапрасными. Астрид обязана по достоинству оценить мой внешний вид.

Кое-как умостившись за рулем Кадиллака, при этом едва не вырвав с корнем злостную хламиду, в полах которой я умудрился капитально запутаться, рванул с места, покидая пределы густо уставленной автомобилями парковки, и под студеные порывы ветра выкатил на суетную трассу. Из динамиков магнитолы лилась заунывная мелодия нового увлечения малышки группы Diary of Dreams: песня под названием Colorblind. Забавно, верно? Привычный слуху готический рок (девушка недавно тщетно пыталась объяснить мне азы призрачного различия между стилями Gothic и Darkwave, однако особого успеха не достигла), щемящий сердце и душу немецкий акцент талантливого вокалиста и цепляющий текст о дальтонизме.

— Этот мир и впрямь изменился, — с улыбкой поддакнул я словам припева, съезжая с основного шоссе на второстепенную дорогу, по окончанию упирающуюся в подъездную аллею дома на холме. По пути обменялись с моим птенчиком парочкой двусмысленных фраз по мобильному телефону.

Треть мили на колесах, ровно десять размашистых шагов по мощеному плиткой тротуару, четыре ступеньки до входной двери, последняя из них под тяжестью моей поступи издала жалобный стон, и я, проигнорировав услуги звонка, оглушительно приложился кулаком к деревянной панели. Из столовой, судя по отдаленному звуку голосов, живо отреагировали на мой зов. Чья-то размашистая поступь приблизилась ко входу, следом за ней семенил частый звук цокающих каблучков. Насколько я мог судить, по ту сторону находились хрупкая девушка и довольно грузный мужчина, по росту лишь слегка превосходящий меня. У снайперов ведь отличный слух, не говоря уж о хваленом чутье, которое хлестким ударом кнута полоснуло меня по ребрам. 'Будь осторожен', - взволновано шепнул на ухо встревоженный внутренний голос. Однако обратить на него внимание я не успел.

В проеме между косяком и дверью материализовалось разукрашенное лицо Джокера, с точностью до мельчайших складочек походящее на созданный Хитом Леджером образ психопата. Те же жуткие овалы черной краски вокруг глазниц, белая, словно лист дорогостоящей бумаги, кожа и самодостаточная улыбка свихнувшегося клоуна, выталкивающая на всеобщее обозрение желтые зубы любителя кофе и крепких сигар. Высокий лоб скрывался всклоченным париком кислотно-зеленого колера с завитыми в крупные колечки прядями искусственных волос. Впрочем, все это не помешало мне различить за толщами грима истинную личность клоуна. Дверь мне открыл Мердок.

— Ты? — недоверчиво пробасил я, мертвея от осознания собственной правоты. Ошибки произойти не могло. Да, мы не виделись более шестидесяти лет, но этот факт ничего не менял. На меня и впрямь уставился отец Айрис.

— Я, — высокомерно представился он, растягивая губы в настоящей, а не нарисованной улыбке. Именно тогда мы и схлестнулись взглядами, и я в полной мере ощутил все: его лютую ненависть, жажду мести, выпестованную за долгие годы злобу, презрение и неискоренимую тягу убивать. Волмонд клацнул челюстями, демонстрируя желание тотчас же броситься на меня с целью разодрать на миллион несимпатичных ошметков плоти. Я машинально выдвинулся вперед, готовясь принять удар, сорвал с лица чертову маску, на которой прорези для глаз отчаянно сужали угол обзора, и это явилось первой недопустимой ошибкой.

Та, кого я не заметил раньше, чье трогательное сердечко не расслышал. За спиной Джокера (совпадение ли, что старик вырядился подобным образом?) необдуманно притаилась Астрид. И я понял, что проиграл, потому как следующим действием Мердока было воспользоваться девушкой в качестве непробиваемого щита. Применив хваленую бессмертную скорость, обряженный клоун зашел сзади и с выписанным на обезображенном красками лице безумием уцепил малышку за горло. Меня передернуло, когда он сдавил нежную шейку чудовищно сильной рукой, тем самым подтягивая девочку к себе, и хищно осклабился. Его обведенные черными кругами глаза пылали изнутри ликованием, и тут случилось то, чего я боялся больше всего остального, — на свет божий из кармана длинного фиолетового фрака, полы которого прикрывали колени, появился аккуратный нож с коротким, но остро заточенным лезвием. Предупредительно ощеренные губы, в своей гнусной прорези демонстрирующие плохие зубы, наглядно показали мне, что лучше сохранять неподвижность и безмолвность, иначе…

— Мамочки! — испуганно возопила Астрид, неосмотрительно растратившая остатки кислорода на произнесение ненужных слов. Маленькая, я и без того знаю, как тебе страшно! — Господи Боже! — еще громче вскрикнула она, очевидно, почувствовав характерный холод металла на коже.

Джокер, радуя своих верных фанатов замогильным хохотом, приложил нож к ее щеке и с интересом принялся выводить им витиеватый рисунок, затрагивающий скулы и мелко дрожащие ресницы, а затем уперся кончиком клинка в нижнее веко.

— Не трогай ее, я прошу! — в отчаянии воскликнул я, борясь с невыносимым желанием зажмуриться, только бы не видеть этих изнурительных издевательств над любимой девушкой. Однако же здравый смысл требовал от меня невозможного: продолжать смотреть. Искать пути к спасению.

— И я просил, Верджил, — со смешком ответил Мердок. — Можно сказать, умолял. Разве ты не помнишь? — его усилия по скорейшему восстановлению моей памяти заключались в основном в еще более крепком сдавливании гортани трепещущегося птенчика.

Я заметил, как густо покраснело ее измученное лицо, все блестящее от обилия слез, и решился на крайние меры. Просто рухнул посреди прихожей на колени и в унизительно-молитвенном жесте сложил вместе ладони у груди.

— Мердок, во имя всего святого, не трогай ее! — узнать собственный голос невозможно. Он глух, подавлен и беспомощен, совсем как я в те беспросветно черные минуты. Догадываюсь, что последует далее, но предпринимать ничего не намерен. Плевать на свою участь, главное, чтобы не произошло непоправимое. Ее смерть однозначно сведет меня в могилу.

Волмонда, похоже, впечатлил вид моей душевной агонии, чего я не могу сказать о его бесчеловечности. С гримасой отвращения, покорежившей непроницаемую маску пограничной жестокости, он оттолкнул от себя Астрид, безжалостно позволил ей удариться головой о высокую ножку столика для всяческих мелочей и в мгновение ока очутился рядом. Я расслышал звериное рычание, прорывающее сквозь стиснутые зубы, и ловко увернулся от первого сокрушительного удара ботинком в солнечное сплетение. И если бы у меня нашлась толика времени, для того чтобы выпрямиться, возможно, дальнейшая схватка проходила бы на равных. Но, чему быть, того, как говорится, не миновать. И я пропустил серию мощных, напоминающих камнепад в тибетских горах, толчков по голове и спине. Затем хрустнуло что-то внутри, кажется, многострадальное ребро, уши заложило колокольным звоном, из носа брызнула кровь, и я расстался с последней завалящей надеждой на сопротивление. Блокировать стремительные выпады генерала не выходило, он молотил руками и ногами с такой скоростью, что гибель мне грозила не от адской боли, растекающейся по телу в гипертрофированных формах. Я бы просто захлебнулся собственной кровью.

'Соберись же!' — велел кусающий локти напряженный внутренний голос. 'Дай отпор!'.

Я не мог. Окружение плыло перед глазами, заливалось фонтами крови и с каждой секундой отдалялось все дальше и дальше. Короткая вспышка сознания оповестила меня о жуткой ране в области затылка, куда старик изловчился воткнуть чертов нож, и перед отходом к праотцам я все же сумел вынуть лезвие из головы, сжал рукоятку немеющими пальцами, да так и повалился бездыханным на пол.

— Люблю тебя, моя девочка, — мысленно шепнул я на ушко Астрид, устремляясь ввысь, на зов двух слепящих огонечков света, что задорно парили перед смеженными веками.

Пробуждение оказалось настолько болезненным, немилосердным и внезапным, что я поспешно свыкся с мыслью, будто следующий отрезок вечности проведу в аду. Хотя, черт возьми, чем наши кровососущие будни отличаются от преисподней? Душе, ей знаете ли все равно, где истлевать. Жаль, конечно, что вдали от Астрид, но, с другой стороны, какого рожна она здесь забыла? Мой чистый и светлый ангелочек, ни единого раза не помысливший дурного…

Протяжный стон напротив прервал мои размышления и подтолкнул на детальное ознакомление с обстановкой. Так, что у нас на сей раз? К моему вящему разочарованию кипящих котлов поблизости не обнаружилось, бесов и демонов в том числе. А вот хрипящий приятель радовал глаз своим повсеместным присутствием. Неужто и в столь злачном месте не удастся отдохнуть от его скабрезных шуточек? Дьявола-то я чем прогневал? Жил, грешил, прелюбодействовал, набивал суму презренным золотишком, походя убивал невинных, сквернословил, поддавался унынию и чревоугодию. В общем, заглавный кандидат в фавориты Сатаны, а поди же ты!

— Габсбург, ты ли это, другой мой ситный? — протявкал из противоположного угла небольшого, сокрытого во мраке беспросветной мглы помещения Лео.

Я прикрыл глаза, настраивая зрачки на максимальную восприимчивость, и теперь уже детально присмотрелся к обстановке. Разрази меня гром в морозный полдень! Никакой гиены огненной в радиусе километра не было и в помине! Мы находились в ванной комнате, и будь я трижды проклят, если она не является живым воплощением в миниатюре той самой уборной, что фигурировала в первой части фильма 'Пила'. Высокие, вероятнее всего пятиметровые потолки. Стены, выложенные промышленным белым кафелем, кое-где отвалившимся под тяжестью собственного веса. Одна из перегородок и вовсе разваливалась на составные часы, вопиюще невежливо выпятив наружу прогнившие куски арматуры. Толстые трубы обвивали комнату по периметру, распространяя в воздухе запах ржавчины и сточных испарений. С их вентилей капала вода, примерно раз в две секунды, поэтому уже через мгновение этот мерзкий звук 'кап-плюх' угодил в разряд ненавистных, тем более царящее здесь эхо троекратно усиливало каждый незначительный шорох, накладывая на них свой суровый отпечаток бесконечного повтора. Низкий унитаз чуть южнее меня вопреки логике соседствовал с писсуаром, и вместе они производили такую вонь, что обладатели нежного обоняния неизменно проникнутся сочувствием к моему незавидному положению пленника. А таковым я, по сути, и являлся. Иначе к чему эти обвивающие запястья и лодыжки кандалы, толщиной с мизинец? В надежде выяснить их предназначение, я неловко пошевелился, точнее весьма безуспешно поелозил на ледяном полу. Размеренно гудящая взрывами лютой боли голова живо отреагировала на трубный перезвон звеньев цепи, что тянулись от конечностей к стояку, находящемуся за спиной. Чудно, блядь! Уж простите за крепкое словечко, но существуют в мире ситуации, когда по-иному выразиться невозможно. Я намертво прикован к массивной трубе, которую вырвать или выломать не хватит ни сил, ни умения. Впрочем…нет, безрезультатно. Цепь мне тоже не одолеть при всем желании, а оно, уж поверьте, было всеобъемлющим.

Вернемся к осмотру, хоть какое-то действие. Ярдах в шести от меня, чуть левее бортика немытой со дня изготовления ванны, в том же сидячем положении пристроился Лео. И если я когда-нибудь думал об этом парне дурно, а такое, положа руку на сердце, неоднократно случалось, то сейчас до кончиков ногтей проникся к нему дюжим состраданием. Рассудительности Мердока мог позавидовать любой отпетый маньяк. Он, разумеется, не стал обездвиживать трехсотлетнего вампира посредством хлипких замков и наручников, проявил смекалку и вот что получил в итоге. Шею Леандра сдерживали два загнутых вовнутрь клинка, торчащих из стены, словно влитые. Даже издалека я мог разглядеть их остроту и исправность, что вряд ли ободряло попавшего в смертельную западню мальчишку. В относительно спокойном состоянии огромные лезвия, превосходящие по размеру мачете, не причиняли ему особых неудобств, однако стоило ему пошевелиться, как они вонзились бы в податливо мягкую кожу, а то и вовсе…голову с плеч долой.

— Эй, ты как? — встревоженный последней забредшей в сознание мыслью, поинтересовался я. Эхо восторженно подхватило мой голос и протащило вдоль всей комнаты.

— Тебе матом ответить или обойдемся скромным наречием 'хреново'? — невесело рассмеялся друг, до этого момента разминавший шумно хрустящие костяшки пальцев. — Сам-то в здравии?

— Астрид, — едва не съехал я с катушек, излишне медлительно склеивая в памяти спутавшиеся обрывки фраз и фрагменты действий. — Где она? Лео! ГДЕ?

— Рот закрой, диафрагму застудишь! — прикрикнул на меня д`Авалос, решивший усмирить неконтролируемый приступ сумасшествия. — Думаю, она уже дома. Все, что от нее требовалось, куколка выполнила. Ты здесь, я, к несчастью, тоже.

— То есть? — не совсем уловил я тайный смысл, кроящийся за обыденными словами. — Ты здесь из-за нее?

— А ты из-за королевы австрийской, — язвительно подколол меня вампир. — Без нее в последнее время ни одна неприятность не обходилось. Да чего там! Я ж понимаю, чью задницу она прикрывала. Так устроен мир: кого-то любят, кем-то пользуются, — философски изрек он, потягивая, очевидно, ноющую от неудобной позы шею. Лезвия моментально ожили и предупредительно оцарапали ему кожу, противным шорохом, схожим со звуком снятия огрубевшей чешуи с рыбы, намекая на более печальный исход событий, нежели неглубокие разрезы. — Кстати, чуешь зловоние?

— Оно здесь повсюду, — неодобрительно хмыкнул я, ни на секунду не переставая терзать себя тревогами об Астрид. Где же ты, мой звереныш? Как себя чувствуешь?

— Твоя правда, но я о другом душке говорю, — не спешил соглашаться Лео, прерывистыми вдохами втягивая ноздрями витающий в воздухе смрад. — Чадит тут кровушкой, притом гнилой. Совсем как в том гостиничном склепе.

— А ты пошарь рукой в ванной, — весьма разумно посоветовал я, неохотно перебивая собственные раздумья. — Она чуть правее тебя, — парень, само собой, подобной перспективой не вдохновился и злобно зыркнул в мою сторону глазами, горящими в темноте на манер двух тлеющих папирос. — Слушай, попробуй освободиться! Может, силушка твоя богатырская хоть раз на благо подействует, потому что у меня полная засада. Цепи толщиной с руку, кандалы и того хуже…

— Не против, если я загляну к тебе в морге, когда вскрытие начнут делать? — абсолютно ни к месту полюбопытствовал мальчишка. — Меня в покое не оставляет реальный вес твоего мозга. То ли два грамма, или того меньше? Сидел бы я здесь, спрашивается, если бы мог раздвинуть лезвия. Тогда мотай на ус. Как только я пробую разжать их спереди, они сходятся сзади, и наоборот. Дедуля вовсе не такой олух, каким казался мне раньше.

— Ясно, — шепотом приговоренного к казни преступника проговорил я, выпуская на волю все чувства разом. Безысходность. Отчаяние. Страх, которого я вряд ли стал бы стыдиться, особенно перед хищно оскаленным лицом мучительной смерти от истощения. Слепой гнев, вызванный беспомощностью. Мы ведь жертвы, загнанные в тупиковое ответвление норы лисицы, заглотившие крючок хитрого спаниеля. И тупая ярость, под чьим руководством я рванул на себя цепи, силясь разорвать литые звенья или обрушить трубы стояка. Сделать хоть что-нибудь!

Вокруг поднялся невообразимый шум: лязганье металла, испускающего редкие искры при трении, зычный вой полых сосудов, по которым давно перестала течь вода и отходы, какофония моих нечленораздельных выкриков и сотенных проклятий вампира, не имеющего возможности зажать уши. И вдруг под потолком вспыхнул свет. Ослепительно яркий свет, бьющий из подвесных флуоресцентных ламп, количеством пять штук. Я спешно зажмурился, Лео сделал это еще раньше. В комнате воцарилась первобытная тишина, щекочущая своим дребезжанием оголенные нервы. Ее рассекло механическое гудение, с каким по нажатию кнопки на пульте поднимаются ворота в моем гараже. Мгновением позже я сквозь тень приспущенных ресниц заметил открывшийся к боковой стене проем, явивший нам ликующую физиономию Джокера. На плече он нес бессознательное тело Астрид.

Уверен, мы с приятелем одновременно задались одним и тем же вопросом: 'Жива?', потому как синхронно уставились на вошедшего, притом в обоих взглядах читалось отнюдь не пожелание доброго здравия. Скорее наоборот, у нас руки зачесались внести тотальные исправления в чью-то медицинскую карту.

Мердок, не реагируя на наши перекошенные ненавистью гримасы, прошел на середину комнаты, скинул с себя безвольную фигурку, слава богу, дышащей девушки, перехватил ее за талию, опер о сальную раковину с обколотыми углами. Аккуратно выкрутил до упора вентиль, пуская громко фыркнувшую струю ржавой воды, дождался, пока емкость заполнится пропащей жидкостью наполовину, и брезгливо окунул в нее лицо бесчувственной малышки.

Я, до той поры тихо следивший за неторопливыми действиями клоуна, взвыл в голос, точно раненый медведь. Лео зарычал, как выдрессированная сторожевая собака, на чью территорию забрел посторонний. Однако все это едва ли впечатлило старика.

Он улыбкой (чертовой параноидальной ухмылкой!) обвел помещение, предпочитая уделять нам не больше внимания, чем осыпающимся стенам, а после за волосы вытянул голову очнувшейся девочки из воды. Она, оплевываясь, попыталась вытереть лицо мелко трясущимися ладонями, за что незамедлительно получила звонкую пощечину. Тут я взорвался, вскочил на ноги с целью ринуться вперед, дабы разодрать зубами мерзавца в клочья, но позабыл об оковах и с глухим шлепком завалился на спину, расшибив при этом затылок. Горячая кровь не преминула оросить собой выложенный тем же треклятым кафелем пол, поэтому пришлось тратить драгоценное время не на защиту любимой, а на концентрацию с последующим заживлением ран.

— Еще раз тронешь ее хоть пальцем, ублюдок, — желчно пригрозил находящийся в более жестких рамках несвободы дружище, — лопаточкой станешь соскребать со стен свои кишки! Я тебе это гарантирую!

Ох, не следовало ему браться запугивать старика! У таких червей, как он, понятие страха перед кем бы то ни было начисто отсутствовало в словаре, уж я-то, повидавший полк этих тварей, знал сие наверняка. В тот миг, когда стихло громогласное эхо последних произнесенных вампиром слов, я расслышал взволнованный вскрик Астрид, ознаменованный болью. Нет, невыносимой мукой.

— Кто там тявкает в углу? — нараспев спросил Джокер, и его голос медленно отдалился от меня, вплотную приблизившись к тому месту, где сидел Лео.

Я, истязаемый изнутри неведением, с трудом собрал себя воедино и, тряхнув грязными волосами, рывками перетек в сидячее положение. Бедная моя малышка, обливаясь слезами, стояла на коленях посреди комнаты и рукавом блестящей кофты промокала обильную струйку крови, вытекающую из правой ноздри. Ко мне она была повернута в профиль и не под каким предлогом не собиралась менять позицию, потому что тогда моим глазам предстояло столкнуться с видом синяков, припухлостей и ссадин, обезобразивших некогда очаровательное личико. Широкая спина генерала скрывала разъяренного Лео.

— Чего ты добиваешься, старый козел? — не желал блюсти политкорректность в общении неразумный мальчишка. — Ты ведь мести хочешь, гнида! Так давай, распускай ручонки в сторону виноватого. А то девчонку лупить особого ума, знаешь ли, не надо! Чего вытаращился, контрацептив гребаный? Ждешь покаяния? А накося, выкуси! — продолжил он брести по лезвию остро отточенной бритвы, суя под нос Волмонду оттопыренный средний палец. — Пока они здесь, я и словом не обмолвлюсь. Отпустишь, тогда и полялкаем. У нас ведь есть о чем потрещать, правда? О раскинутых ножках твоей дочери-шлюшки и тэдэ, верно говорю?

Богом клянусь, я не знал, сколь прочна выдержка отца уже упомянутой в иносказательном ключе Айрис, и уж тем более не ведал, что он продержится так долго. А посему следующее его действие оказалось вполне предсказуемым. Безмолвно, словно уберегая свои голосовые связки от перенапряжения, старик схватился громоздкими ладонями за лезвия клинков, обрамляющих шею болтливого Леандра, и попытался их сомкнуть. Астрид, доселе не осмеливающаяся и носом шмыргнуть, моментально подскочила на ноги и набросилась на плечо озверевшего мужчины.

— Нет, умоляю вас, мистер Волмонд, не делайте этого! — до смерти испуганным тоном зачастила она, ласково поглаживая руку монстра, что совсем недавно вымещал на ней скопившуюся за век злость. — Пожалуйста! Я прошу вас, мистер Волмонд! Я ведь все вам рассказала, он не виноват, помните? Никто не виноват! Умоляю, отпустите.

Малышка, что же ты делаешь? Понимаешь ли, сколь неразумно класть голову в пасть разъяренного тигра?

Полагаю, ни одному своему поступку девушка рациональной отчетности не давала, в то время как страх (да что там страх, ужас!) пожирал меня изнутри, притом отнюдь не безосновательный. Стоило отчаянным мольбам пресечь черту осознания в воспаленном мозгу Мердока, как ответная реакция проявила себя во всей красе. Лезвия он отпустил, найдя рукам более низкое применение. Попросту сдавил двумя исполинскими дланями хлипкую шейку малышки, небрежно, со скучающим выражением на бесчеловечном лице, оторвал Астрид от пола и отбросил в угол. Так, будто секунду назад держал подле себя не живого человека, а никчемный ломоть пропащего мяса, который уже вряд ли сойдет за сочный бифштекс. И я не солгу, если скажу, что на всю оставшуюся жизнь запомнил его глаза, точнее абсолютное отсутствие в них эмоций. Ни гнева, ни злости, в коих совсем недавно легко можно было уличить старика, не наблюдалось. Даже завалящей брезгливости и той не имелось. Девушка не вызывала у генерала ни единого чувства, наверное, поэтому не слишком пострадала при падении. Прежде, чем молниеносно соскочить с места со ставшим ненавистным лязганьем толстых цепей, я расслышал ее приглушенный стон и осторожный звук удара от неловкого соприкосновений коленей со щербатой плиткой, в остальном обошлось без плачевных последствий.

— Астрид, маленькая моя, — одними губами подозвал я ее ближе, понимая, что не дотягиваюсь до распластавшейся на полу фигурки. — Иди ко мне. Ничего не бойся.

Последнее заявление попахивало откровенным лукавством, что не помешало малышке проникнуться моими словами и без оглядки назад броситься в мои сдержанные объятия. Она, подобно безнадежному утопающему, с готовностью ухватилась за протянутую соломинку, повисла на моих плечах, попутно ткнувшись распухшим носиком в воротник пропавшего плаща, и часто-часто задышала. Однако еще до того, как ее личико скрылось в ткани пресловутой накидки, я отметил скоп взывающих к лютой злобе деталей. На то кошмарное фиолетово-синее месиво припухлостей, что исказило собой прелестные черты лица, оказалось невозможно смотреть без слез. Один глаз обезображен до такой степени, что перестал открываться, другой, избежавший воздействия чудовищных хуков справа, затянут мутной пленкой, которая сделала предельно расширенный зрачок почти неподвижным. На лбу я насчитал три или четыре глубоких ссадины, покрытых коркой запеченной крови. Левая бровь рассечена у основания. Скулы прячутся за вздутыми формами прямых ударов кулака, с оставленными на нежной коже следами от четырех костяшек пальцев. Нос разбух до неприличных размеров и покраснел, будто от долгого пребывания на солнце. От ноздрей к верхней губе тянутся две засохшие дорожки от обильного кровотечения. Сами же уста узнать попросту невозможно. Искусанные, увеличившиеся втрое, вывернутые внутренней стороной наружу, потерявшие всякое представление о былой чувственности и привлекательности, они больше походили на два пласта неистово красной плоти.

— Девочка моя, — унизительным фальцетом пропищал я, смаргивая гневный поток слез, подкативший к убиенным всем увиденным глазам. — Как мне жаль, что все…

— Джей, — с трудом выговаривая каждый звук, перебила меня Астрид, — пожалуйста, сделай хоть что-нибудь. Я умаляю тебя! У него… — она воспользовалась небольшой паузой, чтобы выровнять тяжелое дыхание и нервно смахнула с изуродованных щек надоедливую слезинку, скользнувшую с нижнего века менее травмированного глаза. — У него мои родители, Джей! Он никого не пощадит, но их…хотя бы их!

Отчаяние? Что я знал о нем до сегодняшней ночи? Очевидно, ничего. Оно искусно овладевает мыслями, а вместе с ними проникает повсюду, затрагивая душу, сердце, корежа тело, притупляя заложенные природой инстинкты. Похитить Уорренов — изощренный прием, в некотором роде противоречащий правилам удар ниже пояса. Ведь, сойдись для нас звезды в победоносном порядке, вполне может случиться так, что мне раз и навсегда укажут на дверь. Потому ли, что я вампир, или еще по какой животрепещущей причине, неважно. Главное, теперь на моей совести повисли три жизни, спасение которых представляется заданием затруднительным.

— Я сделаю все, что потребуется, — запальчиво пообещал мой предательски храбрый язык, вещавший в резонанс с испуганно надломленным голосом. — Ни о чем не волнуйся.

Как бы сильно, черт возьми, я хотел верить своим репликам в ту минуту, но правда состояла в том, что верить им было попросту невозможно. Как обреченный на смерть узник в оковах может противопоставить столетнему психопату? А кто-то еще сомневается в душевном здравии герра Волмонда? Спешу вас разубедить, немец страдал критической формой тотального безумия, что подтверждали его неподдающиеся здравомыслию действия. В тот момент, когда я мнимо оберегал своего птенчика от множественных бед, отец Айрис вел выступающий за рамки разумного разговор с Лео.

— А спеси в тебе прибавилось, щенок, — с явными нотками презрения в голосе прохрипел генерал, присаживаясь на корточки подле обездвиженного мальчишки. Я крепче прижал к груди измученную издевательствами девушку, стараясь обойтись без излишнего шума металлических оков. — Я долго наблюдал за вами обоими, изучал привычки, образ жизни, манеру мыслить, чтобы игра в итоге вышла максимально интересной, — небрежно пояснил он, попеременно склоняя голову то на один бок, то на другой, будто в надежде узреть нечто поистине недоступное. — И с тобой всегда возникали особые, я бы сказал уникальные сложности. Возраст, — едва ли не почтительно хлопнул Джокер в ладоши, усиливая тем самым воздействие своих слов. Я вздрогнул от неожиданности, Лео брезгливо поморщился, потому как все это время молчал лишь потому, что скрупулезно концентрировал внимание на процессе регенерации кожи. Заращивал болезненные порезы на шее, в тех местах, где лезвия своеобразных оков наиболее глубоко вонзились в плоть. — Ты старше, и это все портило. Но, — в притворном восхищении Мердок закрепил на лице подобострастную гримасу, которая стала мне видна при резкой оглядке назад, — ситуацию спасла та юная леди, что по родительской глупости исполнила роль обаятельной наживы. Верно, Астрид? — слегка повысил он интонации, адресуя вопрос затрясшейся, словно одинокий осенний листок, угодивший в порыв безжалостного ветра, девушке.

Я предвидел следующее телодвижение ряженого клоуна, поэтому сгорбился коршуном над своим бесценным сокровищем и намерился любыми путями оградить его от поползновений гадливых рук. Впрочем, особо усердствовать не пришлось. Охотник и не подумал обернуться, вместо этого погрузил правую перчатку во внутренний карман фрака и выудил оттуда небольшой нож, тот, что грозил увечьем Астрид, а после очутился в моем затылке. Атмосфера начала сгущаться, и Лео почувствовал это первым. Я заметил проблеск бесславной паники, отразившийся на глубине его темных глаз, и неохотно приветствовал последовавший за ней страх.

— Какой сегодня день? — без всякого интереса полюбопытствовал генерал, вертя между пальцев миниатюрный эквивалент кинжала. — Канун Дня всех Святых, — незамедлительно дал он ответ на свой же вопрос. — Испокон веков люди облачаются в маскарадные костюмы. Сначала они носили защитный характер, теперь сугубо развлекательный, но это дань традициям, — поучительно увещевал мужчина, чьи интонации с каждой секундой становились все более резкими, желчными, включающими в себя изрядную долю сумасшествия. Я уже догадался, что перед нами разыгрывается некое предисловие, за которым непременно последует нечто из ряда вон выходящее, поэтому усилил защиту девушки, якобы беспричинно лишая ее возможности видеть и слышать. Пусть отдохнет. — Неужели ты не уважаешь ритуалы предков, Леандр?

Парень, судя по выражению скукоженного отвращением лица, вряд ли вообще уважал что-либо, не говоря уж о каких-то языческих обрядах, однако пускать на волю дерзкий норов не спешил, поэтому Мердоку пришлось продолжить не имеющий отклика монолог.

— Ты — единственный из всех присутствующих, кто проигнорировал устои, — витиевато изложил он сделанный заранее вывод, заключающийся в том, что на Лео не наблюдалось костюма. — Это непростительно.

Сплюнув последнее слово на манер карательного приговора, бывший вояка приблизился к горделиво молчащему вампиру, схватил его за встрепанные волосы, насильственно заставляя запрокинуть голову назад, и в угрожающем жесте приложил острие ножа ко взмокшему лбу. Я мог различить крупные бусинки пота, скопившиеся у основания челки, и в абсолютно правдивом изумлении отделил их от проявившихся капель крови, что выступили на поверхности под действием лезвия. Затем широкая спина удовлетворенно кряхтящего немца заслонила побелевшее лицо приятеля, и обо всем происходящем мне пришлось судить исключительно на основе звуковых восприятий. Сдерживаемые стоны, выворачивающий воображение на изнанку звук разрезаемой кожи, царапание металла по кости (полагаю, оно возникало лишь в те моменты, когда нож затрагивал основание черепа, например, в лобной или носовой зоне), смачное чавканье, с которым миллиметр за миллиметром отпадал кожный покров, участившееся дыхание друга, порой совпадающее с моим собственным предсмертным сапом, безжалостное похихикивание Волмонда и мученический скрежет зубов, не допускающий возникновения надсадных оров. Жутчайшая догадка посетила меня тогда же, когда на пол, неподалеку от распростертой на холодной плитке ноги в неряшливом кроссовке, с хлюпаньем шмякнулось нечто омерзительное. В первую секунду этот отвратительный шлепок напомнил мне о падении мокрой тряпки на паркет, следом пришло более реальное ощущение, что сие ничто иное, как отрезок окровавленного человеческого скальпа, точнее срезанная половина лица Лео.

Не знаю, что я испытывал в те минуты, помимо дребезжащих стенаний пойманной в клетку ненависти. Сострадание, сочувствие, неверие в существование чего-то столь же противоестественного и, главное, страх. За жизнь жавшейся ко мне изо всех сил девушки, за собственную незавидную участь и здравие сидящего напротив мальчишки. Потому что именно ему первым довелось опробовать на своей шкуре, притом в прямом смысле, изящество психической нестабильности генерала.

— Черт тебя подери, Мердок, — истерично взвыл я, не решаясь встретиться взглядами с растворившимся в пространстве Леандром. — Что ты творишь?! Зачем?!

Он прекратил любоваться плодами своих шизоидных фантазий и на короткий миг обернулся назад, лихорадочно поблескивающими глазами отыскивая обладателя прозвучавшего голоса.

— Это лишь начало, Видрич, — жеманно сложил мужчина руки у груди, скрестив пальцы на ладонях так, чтобы мне стал виден нож, на конце которого медленно образовывалась норовившая скользнуть вниз алая капля. Нож с достоверными следами измывательств над впавшим в бессознательное состояние парнишкой. Нож, заляпанный кровью и кусками отсеченной плоти. Нож, являвшийся мне в кошмарах даже месяц спустя. Нож, давший старт процессу безжалостного отмщения.

Джокер мгновение потоптался на месте, словно продумывая дальнейший план действий, крадучись подошел ко мне, вытянул вперед окровавленную перчатку и зрелищным движением указательного пальца поманил к себе Астрид, будто говоря: 'Нам надо идти, дорогая!'. И я не смог бы удержать ее при всем желании, потому как страх — великолепный мотиватор. А уж им-то отец Айрис пользовался умело.

— Пожалуйста, не отнимай ее у меня, — в полном отчаянии заголосил я, сдавая позиции отбивающейся от моей защиты девушке. Разумеется, там ее родители, следовательно, расстановка приоритетов давно проведена.

Он улыбнулся и промолчал, пожалуй, находя неведение лучшим из возможных наказаний за преступление, которого я никогда не совершал.

— Я не убивал Айрис! — озвучил я никчемную отговорку, обращенную уже в пустоту, потому как и моя девушка, и Охотник скрылись во вновь ожившем проеме, после чего подвижный кусок выложенной кафелем стены встал на прежнее место. — Я любил ее, — едва различимым шепотом покаялся я в наиболее значимом грехопадении и перевел внимание на пришедшего в сознание друга, чей внешний вид в кратчайшие сроки заполонил душу ужасом. Вероятно, я и раньше считал Лео лживым типом с раздвоением личности, хотя в теперешней ситуации вряд ли правильно разбрасываться столь весомыми обвинениями. Передо мной и впрямь сидел Двуликий, тот вымышленный герой из цикла графических романов о Бэтмене, что щеголял отсутствием левой части лица. Только рисованный прототип, согласно предыстории, пострадал в результате ожога кислотой, а мой несмышленый товарищ оказался изуродован лезвием ножа.

Идеально прямая линия, делящая сведенную болевой судорогой физиономию пополам, проходила вдоль лба, разграничивала брови, спускалась к носу, зачеркивала посредине неглубокую носогубную впадинку и рассекала подбородок, оставляя при этом нетронутыми кожу вокруг глаз и губ. Тогда как щеки, скулы и…в общем, ни единого живого места, сплошное месиво из мышц, крови и обилия прочей жидкости внутренней секреции.

Позволю себе в сотый раз подметить: судьба — большая шутница. И лучше бы она смеялась вместе с нами, потому как ситуация, когда потешаются над тобой не кажется такой уж остроумной. Бэтмен, Двуликий и Женщина-Кошка, находящиеся в заточении у Джокера, — повод для смеха или печали?

POV Астрид

Попробуйте ненадолго закрыть глаза, что видите? А хотите знать, какие угнетающие фантазию картины предстали передо мной?

Чернота, непроглядная пропасть, превосходящая по размерам впадины Большого Каньона, на краю которой столпилась группа самых дорогих и близких мне людей. Короткая процессия движется, подхватывая ритм впереди идущего Джея. Хлесткие порывы ветра-подстрекателя терзают полы его плаща-накидки, срывают маску, и я могу разглядеть лицо. Вижу каждый изгиб искаженной гримасы ужаса, отделяю дрожащие уголки губ, что сокращаются абсолютно непроизвольно, зарисовываю в памяти расширенные пред тенью неподдельного страха глаза и молчаливо провожаю взглядом его решающий роковой шаг в неизвестность. Одна его нога опрометчиво ступает в овраг, другая по-прежнему удерживается на краю осыпающейся поверхности. И вот он исчезает. Просто срывается вниз, сопровождая свое губительное движение обреченным взмахом рук. Мелкие камни и пыль устремляются вслед за ним. Мой раненый вопль обегает окрестности и привлекает внимание остальных участников траурной процессии. На повернутых лицах, обращенных ко мне, восковой маской застывает печать порицания. Лео, желающий непременно сигануть вниз по примеру друга, нарочно смотрит будто сквозь меня. Не улыбается, как прежде, не пытается взбодрить, а пригвождает к месту ледяными глазами, блеск которых сравним с задорным сиянием снежного сугроба под влиянием длинных лучей полуденного солнца.

— Ты предала меня, — презрительно кривит он тонкие губы и в следующий миг бросается в смертельные объятия ликующей пропасти.

— Из-за тебя, — утирая заплаканные щеки, шепчет мама и пускается в свой последний полет по бездушной расщелине.

— Всё из-за тебя, — вносит некоторую конкретику папа, с криком бросаясь вдогонку за супругой. И только тут я начинаю осознавать, что ни один из них не спрыгнул в пучину оврага по доброй воле. Над черным небосклоном разносится смех, почти неотделимый от стихшего дуновения ветерка. Он нарастает, усиливается, обретает мощь и материализуется в прозрачный облик стройной девушки.

'Леди-призрак' — молниеносно приходит на ум толковое сравнение, способное заменить абзацы безликих описаний. Свободное белое платье с развевающейся юбкой мутным свечением выступает из мрака. Тонкие волосы, напоминающие колосья пшеницы, плывут над плечами, самыми кончиками затрагивая дружелюбно повернутую в профиль луну. Я знаю ее имя, но не решаюсь произнести его вслух.

— Она отобрала у меня все, папочка! — капризно топает босой ножкой мерзкая рыжеволосая девица, невоспитанно тыча в мою сторону пальцем. — Суди ее, как несправедливо судили тебя за мою смерть!

Я уже не пытаюсь подыскать оправдание, все мое естество покоится на дне пропасти, оставшиеся же стимулы к жизни слишком незначительны для того, чтобы еще хоть секунду удержать меня на твердой земле…

Сон ли это или метафоричное видение будущего? За истекший час я разучилась отделать реальность от вымысла, с головой уйдя под толщи буреющего океана безысходности. Помню, как Джокер взвалил мое податливое тело на плечо и поволок к притаившемуся у обочины автомобилю. Хлопок дверцы, быть может даже багажника. Короткая тишина. Стрекот мотыльков, бьющихся о защитный экран фонарного столба. Рокот требовательных толчков сердечной мышцы, притомившейся от переизбытка адреналина. И срывающий голосовые связки крик, раздающийся только в моей голове. Так испуганно и взволнованно по обыкновению вопит умирающая в конвульсиях душа, которой довелось наткнуться глазами на мертвое тело любимого мужчины. Удивительно, но во мне нет больше ниши для надежды и слепой веры в высшие силы. Я не уповаю на Господа, не штудирую вызубренные молитвы, просто несусь по течению, потому что устала бороться. Устала.

Затем рядом грохнулось нечто еще более тяжелое, близкое по размерам к профессиональной боксерской груше. Аккуратное облачко пыли взметнулось вверх, воздух наполнился странным смешением запахов. Дорогой парфюм я отделила сразу же, признав в нем родной и любимый аромат 'Фаренгейт'. С остальным пришлось изрядно повозиться. Полироль для естественных материалов, отдушка 'свежесть морского бриза' и, пожалуй, ненавязчивый дух прорезиненной ткани. Схожим образом в моем далеком детстве пахла приобретенная на праздник маска злой ведьмы.

Не желая тревожить ищущие умиротворения части тела, я повернула голову набок, попутно отметила выявленную спиной жесткость поверхности, на которой лежала, и уткнулась взглядом в мертвенно-бледное лицо Джея. Веки опущены, брови расправлены, мучительно вздернутая губа приоткрывает верхний ряд зубов. Красных, перепачканных уже подсохшей кровью.

— Джей, — плаксиво вымолвила я, прикладывая предательски трясущиеся пальцы к мраморно-ледяным щекам. Никакой реакции. — Пожалуйста, любимый… — суеверно оборвала я поток бесполезных слов, утаивая предсказуемое продолжение фразы: '…не умирай'. — Ты нужен мне!

Зловещая тишина заменила собой любой мало-мальски утешительный ответ. Я подползла ближе, всем телом навалилась на неподвижный черный холм, изображающий фигуру мужчины, и с облегчением различила пару сдавленных вдохов. Кончик носа на поверку оказался теплым, а это значило, что он дышит. Очень слабо, но все же дышит!

Несколько приободрившись, я медленно перетекла в иллюзию сидячего положения, собрала при этом маскарадным нарядом всю имеющуюся на полу грязь, уперлась в пол негнущимися коленями и оценивающе огляделась по сторонам. Низкие, прямо-таки давящие на голову потолки, предельно подтянутые друг к другу стены, обитые волокнистой тканью, и льющийся откуда-то сбоку свет позволили мне сделать вывод о том, что мы находимся в салоне автомобиля. Пятидверного Минивена, если быть точной, в котором задние сиденья сложены для расширения и без того вместительного пространства багажника. На заднем стекле имелась наклейка с незатейливым детским рисунком: троица схематичных человечков выстроилась по росту на буквах, в зеркальном порядке складывающихся во фразу 'мама, папа и я'. Выходит, машина скорее всего угнана, потому как о другом возможном варианте событий, где предыдущие владельцы пали жертвами полоумного маньяка, думать отчаянно не хотелось.

Мой взгляд остановился в узком просвете между передними креслами. Оранжевый 'шар' стоящего неподалеку фонаря хвостатыми полосами выделял приборную панель и руль, под которым, вот же везенье, повисла ободряющая связка ключей, торчащая из замка зажигания. Удача? Безусловно! И ее присутствие следует использовать по назначению.

Именно поэтому, превозмогая вялость суставов и весьма объемное нежелание шевелиться, я переползла через сиденье с убранной спинкой, с кряхтением втиснулась в тесный проход, отделяющий меня от водительского места, и благодаря одной лишь счастливой случайности без всяких осложнений плюхнулась на темную кожаную обивку. Дальнейшие манипуляции я доверила тем отделам мозга, что управляют моторными функциями, и затряслась в объятиях запоздалого ужаса в тот самый миг, когда вместо того чтобы бодро выкатить с обочины на трассу, непослушная 'спасительница' сдала назад. В результате левый габарит погиб при столкновении со столбом линии передач, что вряд ли повлияло на мою решимость. Отпустив нещадно терзаемую носком неудобной туфли педаль тормоза, я педантично переставила рычаг коробки передач с 'R' на 'D', убедилась в отсутствии помех на дорожном полотне, и, боясь зажечь фары, предельно осторожно выровняла направление колес. 'Курс на свободу!' — одурело вопило опьяневшее сознание, в то время как машина тихим сапом выбиралась на асфальт. Что я испытала, поняв, сколь хладнокровно и ловко улизнула из-под самого носа Охотника, не передать словами. Буйный восторг и ни с чем не сравнимая радость одурманили мою голову, а щедрые слезы немного ухудшили обзор. Все изменилось на сплетении Медел-лейн и сорок шестой улицы, когда набравший обороты Минивен под моим чутким руководством замер у светофора. Я, лихорадочно припоминая расположение всех возможных убежищ в городе, нервно забарабанила пальцами по рулю, еще раз сверилась с красным огоньком автоматического распределителя и запоздало включила поворотник.

— Нам вообще-то налево, Астрид, — этот предельно спокойный, пусть и укоризненный возглас безжалостно уничтожил все, к чему я стремилась последние десять минут. Самоконтроль рухнул, и на плечо улеглась неподъемная ладонь, вырвавшая из глубин моей вспоротой хищными лезвиями паники души полный ужаса вопль. — Езжай! — приказным тоном велел Мердок, чинно восседающий на полусогнутых конечностях за спинкой моего сидения, и я вынужденно подчинилась.

Будь проклята эта чертова вампирская сущность с ее безотказным умением возникать из ниоткуда! И тот злополучный день, когда я свела знакомство с бессмертными!

Две мили проехали в молчании. Джей по-прежнему не подавал ни единого признака жизни, что в конечном итоге развеяло мои самые затаенные страхи касательно собственной участи и переключило внимание на бестолковые молитвы. Свихнувшийся мститель, придерживающий мое помертвевшее плечо, односложно указывал путь, выступая в роли омерзительного навигатора с функцией голосового вещания. И пока мы находились на достаточно оживленной автомагистрали, в салоне царил зыбкий мир. Однако стоило универсалу уйти из суетного потока, как сзади донеслась команда: 'Вылезай!', брошенная с такой злостью, что любые попытки ввязаться в спор улетучились в одночасье.

В борьбе с неподатливым механизмом ремня безопасности мне удалось сэкономить лишнюю секунду, потраченную на конструктивный сбор эмоций воедино, дабы предстать перед разгневанным Джокером этаким эталоном бесстрашия. Не вышло. Волмонд, как и все военные, к которым не применимо понятие 'бывшие', лично озаботился выуживанием из автомобиля моей трусливой персоны. Просто выволок наружу за шиворот, резко захлопнул дверцу и с невероятной мощью вдавил меня в кузов, привычно уцепившись пальцами за горло.

— Играть со мной вздумала? — въелся он в меня яростным взглядом, заменяя доходчивое 'Со мной шутки плохи' сокрушительным ударом кулака по лицу. Его сила и неожиданность настолько меня потрясли, что на столпы искр, посыпавшиеся из обоих глаз, я почти не обратила внимание. А вот костяшки огромной ручищи, с треском вонзившиеся в надбровную дугу, запомнились очень отчетливо. Ровно как и боль, подвигнувшая сжаться в крохотный защитный комок, сползший по металлическому каркасу поближе к асфальту. Видимо, мужчину это удовлетворило, потому что продолжать экзекуцию он не взялся, за волосы перетянул меня обратно в вертикальное положение и пинком грязного ботинка, угодившим под колено, отправил внутрь минивэна. На сей раз не за руль. — Составь компанию Верджилу, — напоследок прикрикнул лишенный моральных барьеров отец Айрис, задвигая вслед за мной дверцу, и завел мотор.

Если бы я только могла предугадать, чем закончится наша жуткая поездка, и каким беспросветно черным пятном отложится в памяти остаток наполненного зверствами дня, вряд ли поливала бы жалостливыми слезами набухающий синяк на нижнем веке. Но неведение порой предпочтительнее любых экстрасенсорных навыков, поэтому до конца пути я вдоволь успела нареветься на слабо трепещущейся груди Майнера.

Помнится, одиннадцать лет назад, когда передо мной во всей красе предстал исполненный тревог и загадок взрослый мир начальной школы, и чурающаяся шумных людских сборищ Астрид с лихвой ощутила на собственном примере значение термина 'необратимость', а после с расписными симптомами депрессии угодила на прием к улыбчивому детскому психологу…В общем, именно в те дни я поняла, что жизнь всегда проводит четкие грани между реальным и стихийным, тем, чему можно и нужно противостоять, и тем, с чем приходится мириться. И нынешняя ситуация, к несчастью, попадает под вторую категорию. Я не способна дать отпор столетнему вампиру, во всяком случае, не в одиночку.

— А где Лео? — внезапно спросил Мердок, вежливо подставляя моим глазам свой загримированный профиль. И голос его при этом изменился до неузнаваемости. Ушли былые прокуренные нотки, испарилась властность, на смену которым подоспели более высокие интонации (я бы даже назвала их женскими, не имея перед собой ярого опровержения слуховым галлюцинациям), кокетливость и несущественная доля пафоса. Полагая, будто от меня требуется ответ, я подыскала наиболее правдоподобную ложь и открыла рот для ее озвучивания, когда Джокер произнес, — Он в клубе, дорогая. Но это лишь вопрос времени, — вновь вернувшимся в стан хриплым и сочным басом заядлого ценителя сигар. И тут же опять изменил мотив, ступив на тропу игривого щебетания. — Ох, поскорее бы. А девчонка тебе зачем?

Довольно четко брошенное 'девчонка' резануло мои уши избытком пренебрежения и затаенной злости, более походящей на ревность. Боже мой! Я ошарашено прикрыла губы рукой, облаченной в когтистую перчатку, задним числом отметила исходящий от ткани холод и во все глаза уставилась на сумасшедшего немца, ведущего задушевные беседы со своим вторым воплощением — дочерью Айрис. Их диалог, если только так можно выразиться, явился для меня своего рода наглядной демонстрацией болезни под названием 'раздвоение личности'. Одну его часть изрекал суровый нацист, другую декларировала взбалмошная молодая особа, умершая шестьдесят лет назад.

— Ее я убью позже, — будничным тоном сообщил 'милый' папаша, пославший исполненный сентиментальных изысканий взгляд на пустующее пассажирское кресло.

— Жаль, — жеманно дернул сбрендивший Волмонд плечом, без промедления входя в образ не менее 'очаровательной' дочурки. — Она мне не нравится.

— Потерпи немного, — приободрил мужественный говор. — Мы почти у цели, ловушка вот-вот с треском захлопнется, и тогда все наши мечты исполнятся. Ты обретешь покой.

— Кто будет первым? — деловито осведомилось писклявое Альтер эго. — Лео? Нет, хочу, чтобы он видел, как эта парочка умирает в мучениях, чтобы чуял ее кровь на своих руках, чтобы казнился до последних секунд жизни!

— Значит, сначала Верджил, — подвел отец итог извращенным фантазиям. — Но прежде я заставлю его пожалеть о предательстве, и ты мне в этом поможешь.

— Ах-ах, наш доблестный воин, — театрально вздохнула мерзкая девица, и от ее богомерзкого верещания в моих ладонях поднялся невообразимый зуд. — Лгун, лицемер и негодяй, вот он кто! — лязгнула она зубами, радушно выставляя на показ гнилостную натуру пополам с природной стервозностью. — Клялся в любви, на коленях за мной ползал, а затем, — прервалась фрейлейн Волмонд на бездарное хныканье обманутой стороны, — затем просто вырвал из жизни ради этой потаскухи!

Заслушавшись, я не распознала признаков близящейся расправы, поэтому не успела увернуться от громоздкой ручищи, принявшейся шерудить за спинкой сиденья в поисках моей безрассудной головы. Ее паучьи пальцы, притаившиеся за тканью перчатки, живо нащупали волосы на макушке, уцепились за приличный их пучок и с остервенением приложили меня носом о собственную коленку.

— Дрянь! — визгливо воскликнул безумный немец, примеривший на себя роль истеричной наследницы, а после как ни в чем не бывало принялся насвистывать бойкую мелодию, увлеченно наблюдая за дорогой.

Я с трудом собрала воедино свору забившихся по углам мыслей, проигнорировала лютую боль, разливающуюся вдоль основания лобной кости, заткнула кровоточащую ноздрю длинной манжетой снятой перчатки и постаралась переосмыслить все услышанное. В психическом здравии бывшего генерала фашисткой армии сомневаться не приходилось. Он однозначно болен, притом неизлечимо. Меня нельзя назвать дипломированным психиатром, но в данном случае двух спорных мнений не существовало в принципе. Я отчетливо слышала интонации обоих участников беседы, и с уверенностью могла утверждать, что старик действительно считает дочь живой. На протяжении их словесной переклички мне ни разу не захотелось рассмеяться, потому как веселья сие положение вещей не подразумевало. Мороз пробегал по коже, когда мужчина без малейших проколов вдруг переключал тональности голоса, оперируя вымышленными масками — своей и Айрис. Что делать? Изысканиями ответа на столь крамольный вопрос необходимо заняться немедленно, и мне бы не повредила лишняя пара сообразительных извилин. Жаль, Майнер до сих пор пребывал в беспамятстве.

Автомобиль наконец добрался до конечного пункта. Колеса с тихим шуршанием пробрались под ярко освещенной цветными огнями аркой и прокрались к пустующему участку разлинованной белыми полосами парковки. Двигатель заглох, и в тот же миг в душу закралось уже привычное чувство тревоги. Я поняла, куда нас занесла нелегкая. Клуб Джея, с размахом празднующий наступление Хэллоуина, о чем свидетельствовали агрессивное дребезжание стекол второго этажа, глухие отголоски последних хитов танцевальной музыки, плавное перемещение людской толпы у входа и беззаботный смех. Дверца минивена отъехала в сторону. В проеме показалось сосредоточенное лицо клоуна со сверкающими угольками злых глаз. Джокер влез внутрь, заставив меня потесниться и испуганно вжаться в противоположную стену салона, присел на корточки возле распростертого на полу тела Бэтмена, удостоверился в его абсолютном бессилии и, горделиво вздергивая подбородок вверх, заговорил.

— Приведи мне его, — с косой ухмылкой на размалеванных губах велел Мердок. — Иначе…

Завершать угрозу не имело смысла. Я не нуждалась в дополнительных подсказках. Ему нужен Лео, и если рискнуть оступиться, пострадает Верджил. Ей богу, простая схема, которая на деле грозила обернуться для меня непоправимой трагедией.

— Я не смогу, — честно призналась я, по возможности удерживая в узде дребезжащий голос. — Мистер Ричардсон…

— Я Волмонд! — перебив меня, завопил он на полную мощь легких завидного объема. Удивляюсь, как хлипкие стекла машины выдержали этот невообразимый гомон яростно выделенных звуков. Мои барабанные перепонки такой стойкостью не отличались. — И мне плевать, сможешь ты или нет, девчонка! — не снижая децибел, с плеча рубанул нацист и вытащил из кармана фрака злополучный нож, дабы приставить лезвие к горлу бесчувственного Джея. Медленно провел им по коже, каждым своим жестом намекая на вероятный исход нашей маленькой игры в шантаж.

Я испуганно отползла в дальний угол, непослушными ногами отталкиваясь от пола, обеими ладонями обхватила колени, прижала их к груди и в болезненно частом дыхании попыталась отыскать подсказку к дальнейшим действиям. Согласиться? Боже, я не вправе поступать подобным образом с Лео! Но отказать Мердоку…

— Хорошо, — клещами выдрала я изнутри необходимый ответ. — Я…я приведу его. Только прошу, не причиняйте ему вреда! Пожалуйста, мистер Волмонд!

Чокнутый мужчина одобряюще улыбнулся, протяжным щелчком, на секунду остановившим мое сердце, втянул лезвие в изящную пластиковую рукоятку и взглядом указал на проем за своей спиной, предлагая покинуть салон автомобиля. Пришлось играть по предложенным правилам, втайне оберегая надежду на положительный исход событий.

Ползком выбираясь наружу, я боковым зрением уцепилась за бесстрастное лицо Майнера, миновала опасно рассевшегося на пути клоуна и едва не лишилась чувств от оглушительного: 'Бэнг!', раздавшегося сзади. Любимое развлечение отца Айрис, по-видимому, заключалось в доведении запуганной жертвы до инфаркта.

— Десять минут, — вдоволь насмеявшись, проскрипел изверг и вытолкнул меня из универсала. — Иначе его смерть до конца дней будет повсюду преследовать тебя, — вот то, что я услышала перед тем, как дверца со скрежетом задвинулась, отрезав пути к отступлению.

Тонированное стекло явило моим глазам печальное зрелище. Смазанные потеки черной туши на щеках, стремительно набирающая объем припухлость над левым веком, вздутые ноздри со следами недавнего кровотечения и неглубокая рана на виске, покрытая запеченной коркой. В таком виде показаться Лео равносильно провалу. Может, немец именно на то и рассчитывал? Я не справлюсь с заданием и погублю тем самым Джея?

В общем, выбор невелик. И трусливому бездействию я предпочла воплощение в жизнь азов предательства. Поэтому нетвердой походкой направилась ко входу в клуб, и не думая прикрывать обезображенную физиономию. Этим и хорош Хэллоуин. Когда вокруг толпами разгуливают сомнительные личности в не менее обескураживающих балахонах, носящие уродливые маски, главное, держать марку. Мол, да, изображаю побитую в подворотне Женщину-Кошку, а, что, нельзя?

— Стоять! — с бурчанием застопорил меня у входа бдительный охранник. — Документы!

— Добрый вечер, Джонс, — невозмутимо прощебетала я, растягивая горящие огнем губы в приветливой улыбке. — Мистер Майнер у себя?

— О, мисс Уоррен, — мгновенно сконфузился страж, — простите, не узнал. Это грим, мэм?

— Ну уж не настоящие синяки, — фальшиво расхохоталась я и доверительно потрепала когтистой лапкой 'откормленную' стероидами руку верзилы. — Так мне можно пройти?

Караульный в строгом костюме рьяно потеснился, отдернул массивную цепь, преграждающую вход, и, вытянувшись по стойке смирно, проводил мою грациозно вихляющую бедрами фигуру до стеклянных двустворчатых дверей. Просторный холл встретил меня резонансными пересудами многочисленных группок людей, громким эхом музыкальных басов и тревожным снованием персонала в униформе. Официанты сбивались с ног, безостановочно предлагая посетителям угощение и напитки. Вооружившись бокалом с шампанским, я поплелась к широкой лестнице и при первом удобном случае скрылась от какофонии звуков в туалетной комнате, расположенной на втором этаже. Наспех привела себя в порядок: тщательно умыла лицо, распушила волосы, прикрыла толстыми прядями самые безобразные на вид сливовые отметины, застирала испачканную кровью перчатку; и, довольная результатом, поднялась на третий этаж. А где еще, спрашивается, можно застать вампира, приходящего в экстаз от одного лишь слова 'веселье'. Разумеется, на дискотеке, среди оживленного скопления нетрезвых барышень, чьи одеяния конкурируют с более чем откровенными нарядами стриптизерш. К примеру, вон та Красная Шапочка, затянутая в алый топ из латекса и вульгарную мини-юбку, точнее широкий пояс. Трогательный чепчик на ее голове явно принадлежал девочке из сказки, в остальном же ничто в созданном образе более не указывало на известную с детства героиню. Впрочем, костюмы присутствующих заботили меня в последнюю очередь, гораздо важнее оказалось отыскать в столь пестрой толчее Смертей с косами из фольги, Ангелочков, Зорро, Тарзанов, Принцесс и прочих единственного настоящего вампира. Продираясь сквозь плотную стену участников маскарада, я блуждала взглядом по залу, обогнула уставленный шеренгой пустых бокалов столик, шарахнулась в сторону от придурка в клоунских одеждах и, наконец, увидела Лео в самом центре танцпола. С раздетой девицей в руках. То есть, какая-то целомудренная одежда на ней все же была, но в минимальном количестве. Короткие кожаные шортики, шнурованный корсет, выставляющий на показ весьма внушительные природные прелести, и туфли. Других атрибутов я не заметила, поэтому определить 'роль' мадам не сумела. Ее партнер по танцу (кажется, парочка, не обращая внимания на музыку, вдохновенно исполняла похабное танго) решил обойтись карнавальной маской для глаз, дабы сохранить нежно любимый имидж разнузданного подростка. Кроссовки, джинсы, рваная футболка — всем этим я любовалась уже неоднократно, тогда как вытворяемые им бесчинства попали в поле зрения впервые. То, чем занимались эти двое под восхищенный свист публики, попадало под категорию 'детям до шестнадцати запрещается'. Это и не танец был вовсе, а дань уважения богу Похоти. Я на миг замерла, пораженная глубиной и действенностью захлестнувшего душу чувства, зажмурилась при виде очередного распаленного поцелуя в губы, отдалилась от пьяных выкриков раззадоренной толчеи зрителей и внезапно бросилась вперед. Распихивать зевак проще, когда в арсенале имеются остро заточенные когти и горящие злобой очи, не говоря уж о неумолимом желании подпортить настроение гадливому типу, веселящемуся в свое удовольствие, в то время как товарищ находится на волосок от смерти. Словно прилипшую к Лео особу я вежливо оттеснила звучным хлопком по оголенному плечику. Разорванный поцелуй окончился характерным чавканьем, с каким пробка в наполненной ванной покидает сливное отверстие, а после мы с парнем резко уставились друг на друга. Он — с тенью недоумения на лице, я — с лютой ненавистью, которую притащила за собой безосновательная ревность. Да-да, именно ревность. Это безыдейное ощущение падения в сточную канаву предательства вряд ли можно спутать с чем-то еще. И, черт возьми, оно было таким неправильным. Несвоевременным. Ненужным.

— Эхм…привет, — с отчетливыми вопросительными интонациями провозгласил вампир, разрушая порядком затянувшееся молчание. — Что-то не так?

Я вздрогнула, уловив в его реплике толику осуждения пополам с искренней радостью, и отрицательно помотала головой. Я ведь пришла сюда не за выяснением отношений. А жаль. С какой бы выразительной охотой излишне правильная Астрид сейчас признала, что ей таки нравится этот несносный мальчишка, вместо того чтобы хладнокровно тянуть его на дно незыблемой пропасти.

— Не видел Джея? — нагло соврала я, за руку уводя Леандра подальше от танцпола, неугомонной ватаги празднующих и жалобно вибрирующих корпусов мощной акустики. Мы почти добрались до стойки бара, когда мой спутник неожиданно остановился, развернул меня лицом к себе и крепко обнял, до умопомрачения сдавив при этом ребра.

— От тебя одуряюще несет кровью, малыш, — развратным шепотом поделился он удручающими выводами. — А щеки пахнут солью и влагой, — подсаживая меня на высокий стул с липким сиденьем, Лео якобы случайно умудрился задеть носом все распухшие участки на пострадавшем лице. — И ты напугана, хотя в первые секунды злость удачно это скрыла. Не понравился мой выбор? — теперь его губы легли на неприметную ссадину на виске, олицетворяющую собой неудачное падение в прихожей. И я не удержалась от приглушенного стона, вызванного резкой болью. — Прости, радость, но лгуний я не люблю. Быстро рассказывай, что стряслось? И не забудь упомянуть имя того, кто это сделал, конфетка. Надеюсь, не Габсбург?

Только сейчас парень соизволил оторваться от меня, хотя руки оставил на прежнем месте, отчего к коленям мгновенно прилила кровь, принесшая с собой усмиряющий ежесекундную дрожь жар. Я молчала, стыдливо упрятав подбородок в грудь. Он ждал, потягивая через тонкую соломинку заказанный ранее коктейль. Рассматривал меня, пока пустел пузатый бокал с коричневой жидкостью и кубиками прозрачного льда, и не говорил ни слова. Просто глядел и пил. Безразлично. Терпеливо. И так естественно, будто мы не раз и не два воплощали в жизнь столь замысловатый обряд деструктивного диалога.

— Я понял, — покусывая трубочку, произнес Лео. — Он убьет его, если я не приду, — утвердительно заявил парень и отставил стакан в сторону, полностью сосредоточив внимание на моих лопочущих неслышное согласие губах. — За этим ты здесь, котёнок. Что ж, недурно. Немножко грубо, конечно, но сделаем скидку на уровень развития Мердока. Итак, ты просишь меня пойти с тобой. Без проблем, зайка, но с одним малюсеньким условием, — по тону я не уловила, что он имеет в виду, поэтому подняла взгляд и наткнулась на два мрачно поблескивающих в темноте зала уголька, что озаряли своим сиянием хмурое лицо. Мой писклявый вопрос: 'Каким?' не нуждался в озвучивании. — Ты будешь со мной, когда всё закончится. И это не предложение, пупсик. Я, бля, рисковать задницей ради высших помыслов о дружбе больше не стану. Вердж классный чувак и все такое, но, как говорится, моя хата с краю. Так что, либо соглашайся, либо проваливай. И говорю я это на полном серьезе.

Доводилось ли вам когда-нибудь восхищаться и презирать одновременно? Притом по отношению не к абы кому, а к трехсотлетнему ублюдку, для которого понятие чести и достоинства не значит ровным счетом ничего. Теоретически, я могла бы дать пустое обещание и тут же забыть о нем, как о страшном сне, но почему-то не стала этого делать. Потворствовать тварям вроде него, удовлетворять их низменные желания, чтобы по ночам, рыдая в подушку, оправдывать себя преследованием благих целей? Полноте, мне ближе клацанье челюстей на морде свирепого Джокера. И пусть он убьет на моих глазах Джея…Нет, не пусть! Столь тяжкий груз мне не вынести даже с учетом всей высокоморальной чепухи мира. К черту! Будь, что будет!

— Согласна, — с вызовом прохрипела я, спрыгивая со стула, и от души приложилась тонким каблучком к не ожидавшей нападения кроссовке парня. Победоносный оскал его противной рожи сменился гримасой боли, что приструнило извергающийся в моей крови вулкан отвращения с пламенем из ненависти. А затем со всех ног помчалась к выходу, вспоминая о последних словах Волмонда, касающихся давно истекших десяти минут.

Лео храбро мчался позади подобно озлобленному спортсмену, смахивающему на тренировках со лба седьмой пот, дабы заполучить главный приз соревнований. И вряд ли я могла винить его за правдиво выказанные чувства, в конце концов, мы оба виноваты в произошедшем. Недооценивать его любовь было большим упущением с моей стороны. Вас смущает употребление возвышенного слова 'любовь'? Меня ничуть, потому что, видимо, она у всех разная. В случае Лео — это чистой воды вожделение, неудовлетворенная тяга заполучить нечто, принадлежащее другому.

Его же ошибка заключается в подборе средств. Использовать шантаж в то время, как я балансирую на краю смертоносного по своей природе обрыва и вот-вот сорвусь вниз, по меньшей мере подло. И бесчеловечно, хотя чему здесь удивляться. Они ведь и не люди вовсе. Вампиры. Отвергнутые Богом существа, которым чуждо все естественное. Бездушные кровопийцы, которых я буду ненавидеть до конца своих дней. Двоих из них уж точно! А с учетом Северина так и вовсе троих.

— Всех, кроме Джея! — запальчиво процедила я сквозь зубы, выскакивая на улицу через неприметную дверь. Д`Авалос похвально семенил следом, что засвидетельствовал мой уничижительный взгляд назад. И его мягкая улыбка, играющая на ярко красных губах, стала последним воспоминанием, ненадолго отпугнувшим черноту.

Хруст, походящий на агрессивное смятие листа папируса. Женский вскрик, судя по всему, мой. Удар по голове, растекающаяся вдоль позвонков боль. Монотонный перезвон колоколов в ушах. Горячие брызги какой-то жидкости на щеках. И холод асфальта под щекой. А перед глазами всё та же улыбка Лео, из уголка которой вытекает струйка крови. И наивно распахнутые глаза, уставившиеся на меня невидящим взором. И радость, мерцающая в зрачках теплыми оттенками.

Вакуумные дыры в понимании происходящего. Обрывки фраз и действий, накрепко засевшие в голове, а между ними камерные пустоты. Складывалось впечатление, что кто-то нарочно вырывает из моих сжатых пальцев осмысленные ниточки событий, оставляя наедине с невзрачным эскизом.

То были первые мысли, посетившие мой отдыхающий разум. Затем вернулись тревога, испуг и припозднившееся на скоротечный миг волнение вперемешку со скупыми деталями всего случившегося у дверей клуба. Я и Лео вышли на улицу (неприятного местоимения 'мы' приходилось избегать по очевидным причинам) с черного хода. Не знаю, почему ноги понесли меня к тому узкому проему, таящемуся в застенках служебных помещений. Кажется, то был самый короткий путь к машине Мердока. Задний двор увеселительного центра освещен не так хорошо, поэтому со стремительного галопа пришлось перейти на тонизирующую мышцы трусцу. Парень специально отстал на пару шагов, избегая показываться мне на глаза. Когда добрались до южного крыла здания, в груди уже пылал бесовский огонь от недостатка кислорода. Я остановилась, чтобы отдышаться. Одной рукой заткнула режущую боль в правом боку, другой оперлась о колено, сохраняя шаткое положение равновесия. Взгляд уперся в замызганные носы некогда элегантных туфель и небрежную лужицу воды у бордюра мощеного бетонными плитами тротуара, скопившуюся под сливным желобом сточной трубы. Гладкая поверхность отражала безжизненный шар света ближайшего фонаря и угрюмый кусок простирающегося вдоль линии горизонта неба. Ни ободряющей улыбки луны, ни скопления звезд…холодно, мрачно и по ночному пустынно. Все исказилось в одночасье. Тупоносый мужской ботинок ступил в мое импровизированное зеркало, рассеяв вокруг сотни крошечных грязных брызг, что в большинстве своем осели на фиолетовой ткани брюк Джокера. Ушные раковины пронзил животный рык, монотонно льющийся из-за спины. Я скорее почувствовала, нежели увидела, ощеренное лицо Лео, хищно оскаленное в сторону врага. Клоун ответил ему тем умерщвляющим нервные окончания смехом, что и поныне доводит меня до судорожной икоты. Его молниеносный выпад вперед оказался предсказуем, однако простая человеческая скорость не позволила мне среагировать столь же стремительно. Удар в грудь с размаха вышиб из меня дух, а запомнившийся хруст явился жалобным стоном ребер. Без единого шанса дать должный отпор я повалилась на землю, исступленно вжалась щекой в промозглое полотно асфальта и с удивлением различила в какой-то паре метров глаза уже поверженного Лео. Их блеск потух, а неиссякаемая глубина исчезла, уступив тронное место равнодушию. Следом из-за плеча материализовалась прожорливая воронка забвения, и я отключилась, будто по нажатию рубильника.

Очнулась же только что и, не разжимая век, принялась прокручивать в себе избитую пленку памятных кадров. Честно говоря, бестолковое занятие, потому как оно не объясняет главной сути творящихся вокруг бедствий. Каковы планы Волмонда?

Видимо, этими широкомасштабными поисками ценных крупиц истины мне и предстояло заняться в будущем. А сейчас неплохо было бы оглядеться вокруг.

Я растерла ребрами ладоней слипшиеся ресницы, отлепила со лба ссохшуюся с кожей челку, размяла затекшую от неудобного лежания шею и резко села на некоем подобии тюремной койки. Жесткое ложе, сколоченное из неотесанных досок, крепилось к двум крюкам на стене посредством устрашающих цепей. Шершавую деревяшку чьи-то заботливые руки прикрыли прохудившимся полосатым матрацем, покрытым жуткими бурыми пятнами. Я провела пальцем по одному из них, ощутила ногтем характерный шорох наждачной бумаги и с ужасом соскочила на пол. Кровь! Полоумного визга, Божьей милостью, удалось избежать. Утешающий признак.

Перед глазами простиралась пятиметровая комнатка с небольшим прямоугольным оконцем под потолком. Стальные прутья кованой решетки, само собой, прилагались. Освещение исходило от керосиновой лампы, покачивающейся на огромном гвозде, что торчал из кирпичной стены с отслоившейся кладкой. Чуть правее находилась глухая металлическая дверь, разумеется, запертая снаружи. Пахло здесь соответствующе: сыростью, гнилью и нечистотами. Неприятно, но вполне терпимо. Не ожидать же от чокнутого фашиста эстетических изысков вкупе с вежливым обращением!

Суетливое копошение в углу изначально приковало мое внимание к сгустку мглы, куда не мог пробиться тусклый свет колеблющегося пламени. Я сняла лампу с держателя и на цыпочках прокралась к источнику тревожного звука. Тьма потихоньку скукожилась и в следующую секунду восторженно вытолкнула на обозрение сбившуюся в живой серый ком стайку безобразно великих крыс, упоенно поедающих ошметки отрубленной человеческой руки. Мелкие и острые как бритва зубки вонзались в пальцы с синюшными ногтями, кроваво-красные глазки-бусинки горели на алчущих до плоти мордочках грызунов, а толстые хвосты дрожали от возбуждения. Одна из тварей заметила мое присутствие и неохотно оторвалась от пиршества. И тут я заорала; неосознанно и так громко, что заложило уши. Безумно вопила до тех пор, пока немыслимым образом не запрыгнула на мерзкое лежбище с прижатым к груди спасительным источником света. Крыс мои угнетающие дыхание вокальные данные ничуть не смутили, поэтому с наступлением благостной тишины комнату вновь заполнили звуки их междоусобной возни и удовлетворенного чавканья.

Я разревелась, в полной мере ощутив призрак витающего в атмосфере бессилия. Неужели мне сулит смерть от зубов этих гадких существ? Быть съеденной заживо?!

— Выпустите! Выпустите меня сейчас же! — со своей относительно безопасной 'вышки' подала я голос, обращаясь к бесстрастной двери. — Мистер Волмонд! Пожалуйста!

Не хотелось бы признавать правдивость треклятых пословиц, но из двух зол предпочтительнее выбирать наименьшую. Так что, прощайте, разносчики инфекций!

Свою унизительную просьбу пришлось повторить трижды, однако отклик она нашла не раньше, чем в интонациях наравне с ужасом засквозили нотки бесславных стенаний. Издалека послышались шаги, каждый из которых сопровождался невыносимым по своей природе скрежетом, будто кто-то упорный вел по стене металлическим стержнем. 'Хр-р' — агрессивно шипели осыпающиеся под действием стального прута кирпичные перегородки. 'Иу-иу' — стонали железные двери, коих я насчитала пять штук. Наконец животрепещущая симфония стихла. Лязгнул тяжелый засов, и в приоткрывшемся проеме очутилось лучащееся счастьем мертвенно-бледное лицо Джокера. Качественно наложенный грим за прошедшие часы смазался (на лбу проступил пятачок розовой кожи размером с детскую ладонь, гуталиновые круги вокруг глаз сползли на щеки, неряшливая подводка губ перетекла и на подбородок), зеленый парик съехал набок, и только сумасшедший взгляд сохранил истинно прогрессирующий вид.

— Какие-то проблемы, милочка? — с придыханием поинтересовался клоун, сцепляя пальцы в замок и выставляя их перед собой. Надо полагать, для демонстрации незабвенного ножа, вольготно расположившегося в объятиях фиолетовой ладони.

— Выпустите меня, мистер Волмонд! — с плачем взмолилась я, переминая босые ступни на окровавленной поверхности матраца. — Пожалуйста!

Последнее слово вышло со всхлипом, отчего расписная физиономия мужчины на мгновение исказилась отвращением. Его жаждущий подробностей взор уцепился за мокрый блеск моих зареванных щек, метнулся в угол к шуршащим тварям и вернулся обратно к владельцу, решившему полюбоваться чарующими красотами выбеленных бровей. Я, начавшая было падать духом, проглотила неприятный ком поражения и сползла по стене на койку. Спасительный огонек света в стеклянной колбе пристроился у ног. Гнусный ужас завладел всеми помыслами. И с языка сорвался вопрос, который следовало трижды обдумать перед произношением.

— Чего вы хотите? — утопая в океане безысходности, прошамкала я. — Отомстить за дочь? Мистер Волмонд, в ее смерти никто не виноват, никто, клянусь вам! Это случайность…

— Случайность?! — рьяно перебил поток моих пустых изъяснений мужчина, подлетая к лежанке и хватая меня за грудки. — Что ты, сопливая девчонка, можешь знать о случайностях? Редкой оплошностью для тебя сейчас явится этот нож, который я воткну, знаешь, куда?! — я моргнула от неожиданности и почувствовала острое лезвие, исследующее впадинку над ключицей. — Они отняли у меня дочь, — продолжил цедить он сквозь плотно сжатые зубы. — Мою Айрис, отняли! Заставили расправиться с ней этими вот руками! И наблюдали! Сочувствовали! Смеялись надо мной и моим горем! Теперь настал мой черед получать удовольствие от вида их страданий. Я столько всего сделал ради этого, столько! Да-да, безостановочно трудился дни и ночи на пролет на протяжении шестидесяти лет! Да-да! Да-да! — истерично рассмеялся Мердок, отнимая чертов нож от моей почти парализованной глотки. Тогда как его тошнотворные руки, за километр разящие машинным маслом и испражнениями, по-прежнему удерживали позиции по бдительному захвату моей шеи. Грубые пальцы выписывали круги вдоль линии волосяного покрова. Шизофреническая улыбка неотвратимо надвигалась, грозя в следующий миг воссоединиться с моим помертвевшим лицом в неразрывное целое. — Я убью тебя, — без лишних изысков пообещал отставной генерал, будто в тисках сжимая мою не успевшую отъехать на сторону челюсть. — Но прежде поиграем. В прятки. Итак, дорогуша, — осчастливлено продемонстрировал он зачатки спешно возвращающегося настроения, — у тебя две минуты, чтобы надежно укрыться в любой из комнат этого крыла. Жульничать воспрещается. Время пошло!

На клеточном уровне уловив старт сомнительной забавы, я поднялась и без единой оглядки на выжившего из ума монстра помчалась к выходу. Рачительно прихваченной 'в дорогу' керосиновой лампы оказалось вполне достаточно для освещения простирающегося в безбрежные дали коридора со множеством незапертых дверей. Спеша запутать след, я попросту распахивала ногой каждую из них (притом некоторые хитро притворяла обратно) и стремглав мчалась дальше. Голые пятки шлепали по ледяному полу, собирая на себя не только различного рода мусор, но и мелкие осколки стекол, гвозди и прочую 'колючую' атрибутику какого-то заброшенного лабиринта вытянутых в линейку комнат. Звучащий внутри голос планомерно отсчитывал стремительно утекающие секунды. Восемьдесят четыре, восемьдесят пять…Прыгающий свет лампы выхватил из темноты застекленный красный ящик с гротескными буквами 'ПК'. Я опустилась на корточки, слепо пошарила ладонями вокруг себя и удовлетворенно охнула, наткнувшись на гладкий силуэт огнетушителя. Подобный вид оружия вряд сыграет мне на руку, а вот тяжеленный топор с лаковой рукояткой может послужить на благо новоявленной Баффи. Проявив чудеса хладнокровия, я взвалила огнетушитель на плечо, размахнулась и на выдохе размозжила им стекло, за которым притаилась необходимая вещь. Правда, снять с креплений привлекательный инструмент оказалось не так-то просто. Впрочем, не стоит недооценивать потенциал угодившего в западню индивидуума. Человеческие возможности безграничны, особенно в моменты повышенной опасности. Не уделяя внимания изрезанным ступням, я подпрыгнула на месте, вцепилась жадными пальцами в полированную деревяшку и, повиснув на ней, перенесла вес своего тела вниз, что явилось неоспоримым противоборством для жалобно прогнувшихся крюков. Еще одно тщательно спланированное усилие, я и в компании греющего душу орудия лесоруба повалилась на пол. Сто семь, сто восемь…Присутствующая во всех уважающих себя фильмах ужасов дверь с табличкой 'Бойлерная'. Более неудачное место для игры в прятки представить себе трудно, однако на дальнейший бег требовались дополнительные силы, которых у меня не наблюдалось. Спринт с пудовым топором наперевес, знаете ли, никогда не был моим хобби.

Сто тринадцать, сто четырнадцать…На реактивной тяге пронеслась под кровлей загнивающих труб, в два прыжка преодолела с десяток ступеней по уходящей вверх решетчатой лестнице, в обессиленном состоянии проползла под 'мостиком' остановившего свою работу теплоканала и блестящими от слез глазами выделила невдалеке спасительный вентиляционный люк.

Сто девятнадцать, сто двадцать, стоп. Влезла в узкую шахту, предварительно уместив на полу тесного хода пожарный топор и светильник, с натугой вставила в пазы грузный экран, нещадно обламывая ногти о витиеватый орнамент из стальных листьев, и затихла. Укрытие, разумеется, должными удобствами не располагало, поэтому мне пришлось встать на четвереньки, при этом держа наготове защитное орудие и пряча за спиной предательски дребезжащий огонек лампы. В какой-то момент назойливый страх перерос в настоящую паранойю, и я предпочла обмотать прозрачную колбу манжетой перчатки.

Вокруг гудела не поддающаяся характеристике тишина. Глубокая, наполненная тревогами и волнением, она словно просачивалась в меня, наливая мышцы молекулами неподвижности. От долгого стояния в неудобной позе заныли коленные чашечки, подушечки пальцев одеревенели, оросив кожу липкой испариной, со лба скатилась одинокая капля пота, повисшая на самом кончике носа. Я попыталась сдуть щекотное скопление влаги, для чего выпятила вперед нижнюю губу, и до крови прикусила язык, когда издалека донесся воющий скрип несмазанных дверных петель. Мердок вошел в бойлерную. Остановился, очевидно, осматриваясь по сторонам. Царапнул ржавую поверхность ближайшей трубы лезвием ножа, заполнив помещение умерщвляющим визгом покореженного металла. Сердце пропустило пару ударов, а затем с плясками и прыжками через инфернальный костер ускакало в онемевшие пятки. Я захотела отползти назад, но не сумела убедить тело подчиниться.

— Раз-два, — внезапно нараспев произнес генерал, прибегая к услугам хриплого, а оттого еще более жуткого и зловещего голоса, каким в прежние времена щеголял персонаж ужастиков Фредди Крюгер, — Мердок здесь найдет тебя. Три-четыре, запирайте дверь в квартире. Пять-шесть, Мердок хочет всех вас съесть. Семь-восемь, Мердок всех найдет без спроса. Девять-десять, никогда не прячьтесь, дети! — финальным аккордом для моей расшатанной психики явился его триумфальный Джокеровский гогот, от которого волосы прочно закрепились в положении 'дыбом'. Я зажала рот обеими руками, запрещая любым звукам вырываться наружу, и затряслась от беззвучных рыданий, в то время как Волмонд отправился на неторопливые поиски. Его размеренная поступь в сопровождении внятного монолога плавно текла от одного угла котельной к другому, и выбор интонаций постепенно менялся с отстраненного вещания на злобное рычание. — Знаешь, Астрид, я передумал убивать тебя сразу. Чутье подсказывает, что лучше всего это сделать у них на глазах, правда? — вкрадчиво выбалтывал мужчина дальнейшие планы, блуждая по первому ярусу. — Не желаешь заключить пари насчет того, кого из них твоя гибель больше расстроит? Полагаю, Верджил привязан к тебе сильнее, как и рассчитывалось с самого начала. Ты ведь уже поняла, что ваша с ним встреча не была случайной? Впрочем, моя вина засчитана на половину. Оставшиеся пятьдесят процентов отходят мстительности Видрича. Он никогда не говорил тебе, зачем в действительности являлся в поместье? Не рассказывал о своих планах касательно вашей с Лео интрижки? Спешу тебя разубедить, дорогая, твоя светлая любовь в свое время выступала в его руках инструментом лютой мести. Я же решил ничему не препятствовать, они бы в любом случае оба заинтересовались тобой. Забавно было наблюдать за тем, как их обоих завораживала твоя неординарность. Так что спешу выразить тебе благодарность за доставленную радость, приятно удивила старика. Красота и занятный склад ума в это смутное время относятся к редкому набору сочетаний.

Большая часть слов потонула в стихийном океане моей струящейся по венам крови за раскатистыми волнами всестороннего ужаса, однако уличение Джея в подлостях я расслышала довольно четко, вот только осмыслить толком не успела. Немец, излазив каждый закуток нижнего этажа, решительно водрузил ногу на звякнувшую ступеньку лестницы, что неизбежным образом приблизило его к намеченной цели.

— Единственное, о чем я жалею, — будничным тоном продолжил излагать Охотник ворох сомнительных откровений, вразвалочку, судя по нечастому топоту обуви, продвигаясь вверх, — так это о твоем участии во всей игре. Уоррены — милейшие люди, и я вряд ли планировал навлечь на их головы столь мучительное несчастье, как утрата ребенка. Почему ты не взяла на заметку мои подсказки? Я ведь не раз и не два просил тебя отказаться от дружбы с вампирами. Демонстрировал жестокость, когда стравливал их между собой, открывал глаза на истинную сущность…Помнишь тот диск с записью? Разумеется, помнишь. Что же удерживало тебя подле них? Сострадание? Сочувствие? Дрянные оправдания, хотя юную леди они умело красят. Астрид, выходи! — до неприличия растягивая звук 'и' в каждом озвученном слоге, позвал Мердок и во второй раз пружинисто прокрался мимо моего убежища, не удостоив взглядом виднеющийся за пересечением отсыревших труб экран вентиляционной шахты. Я к тому моменту успела превратить губы в мясистые обрывки сочащейся кровью плоти. — Я начинаю скучать, и для тебя это может обернуться плачевным образом, согласна? Ну что ж, — минуту дегустировав неуютную тишину, он недобро крякнул и отправился на третий заход по осмотру местных 'достопримечательностей', - мое дело предупредить. Вообще в образованном обществе молодым леди предписывается поддерживать диалог посредством вежливых вопросов, поэтому я дам тебе шанс проявить любопытство. Неужели не тянет спросить, как именно я восстал из мертвых? О-о, к этому ответу я готовился шестьдесят лет, — восхищенно цокнул языком клоун, костяшками пальцев проверяющий трубы на наличие полостей, в которых я рискнула бы схорониться. — Незачем объяснять, что побудило меня влезть в личину отторгаемой Божьей природой твари. Смерть моей дорогой супруги Одиллии я худо-бедно сумел пережить, но Айрис…Айрис, — с явственными слезами в нетвердом голосе повторил мужчина имя дочери на манер священника, с благоговением зачитывающего наизусть канонический список святых. — Она была моей надеждой и опорой, моим золотым лучиком в царстве мрака, моим бессменным путеводителем в мир возвышенного созерцания. Мой трепещущий крылышками ангелочек, — сентиментально вздохнул Джокер, вполне искренне, по моим ощущениям, проглатывая ставший поперек горла ком горечи. — Которого отняли, — резко пересек генерал черту отчаянной озлобленности. — Отняла эта шайка мерзавцев! Я сразу понял, на чьих плечах лежит ответственность за содеянное. Лживый прихвостень Лео, одурачивший меня, втершийся в доверие, поселившийся в доме… — за грохотом сминаемой, точно конфетная обертка, трубы я не разобрала окончание последней реплики и, воспользовавшись случаем, живо утерла рукавом кофты влажное от пота лицо. — И тогда я решил действовать. Свидание с Верджилом доказало, на чьей стороне выступал этот трусливо скулящий щенок, притом выступал изначально, неоспоримо. Стоило мне увидеть его пустой взгляд, сомнения улетучились. В тот день он предал нас, а подобного проступка Волмонды не прощают. По законам военного времени мной был вынесен приговор, который вот-вот будет приведен в исполнение. Смертная казнь во имя справедливости, — на сей раз в его лихорадочном монологе засквозили нотки фанатизма, однако за точность сделанных выводов я бы ручаться не взялась. Чересчур велик оказался страх, что поедал меня изнутри в те кошмарные минуты, когда мимо небольшого решетчатого 'оконца' прошмыгнула призрачная тень нациста. — Но как, спрашивал я себя. Как выследить и убить вампира? И тогда в моей голове родился план, к несчастью, неосуществимый. Что я, заключенный под стражу, мог противопоставить давно спевшейся банде беглецов? Помимо ярости и гнева, ничего материального. Дожидаясь суда в одиночной камере, я денно и нощно молил Господа взять правосудие в свои руки и не прогадал. За неделю до заседания ко мне в камеру после отбоя пришел его посланник, назвавшийся Лютером. Он и стал моим мудрым учителем на следующую половину столетия, моим создателем, моим величайшим в бессмертной истории наставником, моим гуру. Это великий вампир, без преувеличения готов доложить я общественности, ныне, к сожалению, обретший вечный покой. Нет, деточка, я к его смерти не причастен. Впрочем, довольно, речь сейчас не о нем, а о моем, в высшей степени, гениальном сценарии отмщения. Следующим же утром после нашего памятного знакомства с Лютером я проснулся мертвым. Проснулся в последний раз, дабы никогда более не смыкать глаз. И порог запятнанного позором храма правосудия переступал уже не живой человек, а вампир. Разыграть сердечный приступ не составило труда, посему уже с заходом солнца я отправился на первую в своей бесконечной жизни охоту. И год за годом прилежно учился сосуществовать в гармонии со своей новой ипостасью. Я обратил Верджила, — горделиво воскликнул Мердок и тут же замолк, ровно как и окружающее пространство, внезапно провалившееся в изолированную для звуков пропасть. Стих усиленный эхом топот сапог, унялось едва различимое шипение огонька в керосиновой лампе, а вот мое собственное дыхание превратилось в оглушительный сап. Во всяком случае, так показалось мне.

Минуту я просидела в оцепенении, избавляясь от дрожи пополам с истеричным желанием с криком броситься наутек во глубину шахты. Непроизвольно сжимающиеся зубы восторженно поедали кожу на костяшках моих пальцев. Силуэты попадающих в поле зрения предметов провалились в туман, похожий на плотное облако июльского марева, что не помешало мне распознать приближение пугающе темной фигуры. На сей раз она не проследовала дальше, а остановилась. Как и мое потерявшее всякий стыд сердце, чье биение достигло апогея в тот момент, когда Волмонд с отнюдь не старческой ловкостью перегнулся через настил из труб и вонзил пальцы в отверстия защитного экрана.

— Кто плохо спрятался, тот и виноват! — замогильным шепотом предупредил мужчина, рывком рассекречивая мое укрытие. Я взвыла белугой и попыталась отползти назад, чего с учетом получасового пребывания на четвереньках явно не стоило делать. Парализованные страхом и долгим пребыванием в неудобной позе конечности окаменели и демонстративно отказались подчиниться владелице, в то время как прыткие щупальца вампира алчно хлопнулись на алюминиевую поверхность в паре сантиметров от меня. За ними в проем затянулась и всклоченная голова. — Так-так, — тоном главного маньяка всех времен и народов заговорили разрисованные алые губы, — глупые мыши играли с котом. Никто не расскажет, что было потом, — блеснул генерал стихотворными талантами, с трудом втискивая широкие плечи в проход.

Этого я и ждала, поэтому без промедления оторвала от пола пудовое топорище пожарного инструмента и мгновением позже с размаху опустила его на паучью кисть в фиолетовой перчатке, а затем бросилась наутек, агрессивно орудуя стирающимися в кровь коленями. Развернуться не позволяла теснота, отчего с каждой потерянной секундой мне приходилось пятиться все быстрее и быстрее. Прочь от оглушительного вопля раненого немца и его сломанных пальцев! Прочь от собственного ужаса загнанной в тупик жертвы!

— Я убью тебя! Убью! — с непродолжительными перерывами на скулящие стенания грозился Джокер, иногда переходя на родное наречие. И хоть дословный смысл ускользал от моего понимания, суть летящих в мою сторону реплик сводилась в основном к использованию ненормативной лексики. Похожими интонациями порой изъяснялся Джей, когда дело приобретало особо скверные оттенки безысходности, например.

Через неизвестное количество минут усиленные металлическим эхом вопли Мердока остались далеко позади. Я смогла наконец продохнуть, немного успокоиться и составить приблизительный набросок проделанного маршрута. Проползла три развилки, принимая преимущественно левое направление, что отдалило меня от той жуткой комнаты с крысами. Интересно, на какое расстояние? И где мы вообще находимся? Если вспомнить те железные двери с окошками посредине, решетки на окнах и висящие на цепях койки…тюрьма? Или психиатрическая лечебница. В любом случае заброшенная лет десять назад. Значит…

'Думай же! Думай', - отчаянно поторопила я тягостный для воспаленного мозга мыслительный процесс. 'План эвакуации!'.

Гениально! Когда срывала с крюков достояние дровосека, краем глаза наткнулась на висящую чуть левее поэтажную схему здания. Отсутствие непрерывного источника света, разумеется, несколько подпортило точное воссоздание в памяти всех деталей, но, как говорится, на безрыбье…

Забившись в самый глухой угол бесконечно петляющей шахты, я зажмурилась и постаралась четко изобразить в голове рисунок из выцветших стрелок, линий и сокращенных надписей. Котельная находилась в левом нижнем углу, над ней шел прерывистый ряд полосок, складывающийся в крохотные прямоугольники с цифровыми обозначениями. Тюремные камеры или же палаты. Комната, в которой я очнулась, была последней по коридору, следовательно…Вероятно, сейчас подо мной расположилась столовая, что подтвердилось буквально через десяток ярдов по-пластунски. Бесстрастное вентиляционное отверстие, заложенное той же узорчатой решеткой, отразило унылую картину внизу. Вереница ровных, выставленных будто по линейке, деревянных столов с обшарпанными скамьями утопали под слоями вековой пыли. Изнемогая от боли в пояснице, я поползла дальше, наткнулась на еще один защитный люк с расхлябанными пазами, опасливо оглянулась назад и решительно собрала волю в кулак. Необходимо спускаться, как услужливо подсказало мне усердно работающее в таких случаях чутье.

По возможности бесшумно поддела пальцами дребезжащий в родном углублении экран, потянула его на себя и, приложив похвальное усилие, с грохотом сдернула с места. Шум поднялся невообразимый. Сначала мне даже показалось, что Волмонд умудрился-таки забраться в шахту и остервенело несется вперед по моему свежему следу, однако стоило отставить неподъемную железную махину в сторону, вокруг вновь воцарилась мертвая тишина. Что успокаивало расшалившиеся нервишки и радовало одновременно.

Высота потолков исправительного учреждения (я с детства до одури боюсь психиатрических клиник, поэтому остановилась на мнении о том, что вокруг простилаются арестантские казематы) близилась к пятиметровой отметке, поэтому просто сигануть вниз не вышло. Впрочем, трусливые посиделки на пятой точке мне так же не импонировали, поэтому пришлось наступить на горло собственным страхам, свесить ноги на край и медленно, удерживаясь на вытянутых нетренированных руках, погружаться в неизвестность. Если бы не дурацкие игры воображения, я вполне удачно спрыгнула бы на пол, а так… Не обладая завидными Майнеровскими навыками по части сумеречного зрения, я умудрилась не различить находящуюся прямо под люком кухонную стойку для раздачи и, когда вытянутые на ступнях пальцы коснулись твердой поверхности, реалистично представила, как холодные и склизкие клешни генерала вплетаются в мою лодыжку, как тянут на себя босую ногу, одну, затем вторую…Я завопила, задергалась, будто в конвульсиях, хаотично замолотила нижними конечностями в воздухе и в истерике шмякнулась оземь, потому что хлипкие ручонки не справились с непомерной нагрузкой. Приземление получилось весьма жестким, хоть и без лишних травм. На сгребание костей в кучу я потратила минуты две, после чего подскочила над полом и, прихрамывая, сайгаком ринулась вглубь служебных помещений поваров на поиски подходящего оружия.

Покосившиеся прилавки, морозильные камеры размером с мою спальню, монструозные газовые плиты с выдранными горелками, промышленные духовые печи. Под стать обстановке оказалась и кухонная утварь. Например, половником легко можно заколачивать гвозди в условиях кризиса, а из проржавелой терки соорудить комфортабельное жилище для соседского пса породы лабрадор. На долю секунды я представила себя героиней сказки, которой довелось забрести в гости к агрессивно рычащим великанам. На мой взгляд, именно так и должна выглядеть кухня уважающегося себя переростка. Жаль только, ножей в здешних дебрях не обнаружилось, хотя подобранный у исполинской раковины молоток для отбивки мяса подивился мне находкой куда более ценной. Не говоря уж о пожелтевшей книжице с волнистыми от влаги листами и заголовком 'Инструкция по технике безопасности', где на последних страницах разместился четкий план этажа с обозначенным жирным красным крестом выходом. Фортуна, наконец, соблаговолила потешить мою персону изменчивым вниманием! В тот же миг, прижимая к сердцу несметные по теперешним временам сокровища, я резко повернулась на носочках и…некорректно вписалась носом в чей-то вытянутый кулак. Сохранить вертикальное положение не получилось. Пошатнувшись, я отступила на шаг назад, неряшливо побросала находки, — очевидно, для более звучного падения, — и расстелилась по грязном кафельном полу. Во рту моментально обосновался непередаваемо гадкий вкус металла и соли, из глаз вслед за искрами посыпались красные огоньки, чем-то напоминающие зажженный бенгальский стержень, к ним присоединились мерцающие круги с роем сетчатых черных ос на подхвате. Уши обдало колокольным звоном, а после заложило мерным гудением.

— Вставай! — гаркнул безбожный голос над головой, принадлежащий агрессивно настроенному немцу. Я не подчинилась. Не могла подчиниться. — Ах ты… — дальнейший поток ругательств и оскорблений приводить считаю излишним. Изысканный лексикон нациста не нуждался в представлении. Лаконично, доступно, грязно и неизменно отвратительно. Однако основная угроза притаилась отнюдь не в эвфемизмах Охотника. Удар ботинком в живот явился началом бесконечной пытки истовой болью. Я жалостливо ползала по кухне, стремясь увернуться от рук и ног озверевшего вампира, елозила спиной по полу, моля о снисхождении, укрывала ладонями зареванное лицо, сворачивалась в беззащитный комок перед ощеренной пастью близящейся смерти и отстранено гадала, когда же все закончится. Продержусь ли я следующие шестьдесят секунд в этом кромешном аду или сдамся без боя. Брошу Джея и дрянного шута Лео? Так и не попрощаюсь с родителями, Рейчел, Сарой, Киви?

Кажется, живых мест на моем теле уже не осталось. В пучину лютой агонии угодило абсолютно все, вплоть до кончиков волос и ногтей. Злость на самою себя за беспомощность и податливость отошла на задний план. Я уже не могла передвигаться самостоятельно, только бессвязно кричала и плакала, глядя на свои пальцы, погибающие под подошвами темно-коричневых ботинок.

Ужасающая 'забава' наскучила Джокеру очень нескоро. К тому моменту я уже не соображала, где нахожусь, почему и зачем. Пространство и время потеряли всякий смысл. Восприятие притупилось, и действительность поставлялась в меня порционными урывками. Генерал за шиворот поднял меня, брезгливо отряхнул, точно залежалый ковер, благостно позволил сплюнуть скопившуюся во рту кровь и молчаливо поволок к двустворчатым дверям. Ступни мне, к сожалению, не повиновались, поэтому весь проделанный путь я вынуждена была мученически морщиться от того, как безвольные лодыжки то и дело ударяются о стены, косяки, столы, стулья и прочую рухлядь. Мимо мелькали скупые оконца с замазанными краской стеклами. Свет через них почти не проступал, что навеяло на меня безрадостные воспоминания о той жуткой ночи на заброшенном заводе в компании Лео. Все познается в сравнении. Тогда я готова была поклясться, что худшего развития событий не существует в природе, что Лео — бездушная тварь, которой не найдется места даже в преисподней. А жизнь меж тем всё разложила по полочкам. Точнее, беспорядочно разбросала.

Конечным пунктом нашего затянувшего путешествия значилась какая-то дурно пахнущая комнатушка вроде чулана. Хлипкая створка, загораживающая проход, испуганно всхлипнула под тяжестью ботинка Мердока и со скрипом убралась в сторону. Я, доселе возлежавшая на мускулистом плече садиста, кулем покатилась на пол, где была встречена парой мрачных алых глазков, тускнеющих на волосатой крысиной мордочке. Грызун тоненько пискнул при виде неожиданной гостьи, приподнялся на задних лапах и шумно дал деру прямо через мою голову, от чего крохотные лапки с ощутимо острыми коготками оцарапали и без того изувеченное лицо. 'Что дальше?' — без всякого интереса вопросила я у забившегося в дальний угол сознания, которому отчаянно опротивели нескончаемые бедствия, сыплющиеся будто из рога изобилия. 'Он оставит меня умирать? В одиночестве?'. Перспектива, конечно, не радужная, но всяко приятнее недавно предложенного шанса скончаться в муках от беспросветной боли.

Однако уже следующее открытие беспринципно заставило взять свои размышления обратно. Преданно вжимаясь щекой в грязный бетон, я не рисковала шевелиться до тех пор, пока сзади не послышалось сдавленное мычание, вызванное вкрадчивым шепотом беспощадного мужчины.

— Любуйся, Кира, остатками своей семьи. Позже я отниму и эту исключительную возможность. Ты ведь любишь их, верно? Тогда ответь, чья смерть принесет тебе больше страданий? Ее? Или, быть может, его?

Протяжный звук 'му-у' перерос в нечто более масштабное, наполнившись рыданиями, криками и спертыми взываниями к отсутствующей человечности. Я онемела, когда поняла, чей голос скрывается за кляпом, и раздумывала оборачиваться. Увидеть маму, связанную, избитую и смертельно перепуганную, сейчас равносильно погружению на океанское дно. Но все же я обернулась, скорее по глупости, нежели из желания вогнать последний ржавый гвоздь в крышку своего гроба.

Ошибки произойти не могло. Посреди душной комнатенки без окон, освещенной всё той же эргономичной керосиновой лампой, что покачивалась в вытянутой руке ошалевшего клоуна, стоял грубо сколоченный стул. Его ножки, подлокотники и спинку опоясывали толстые веревки, до крови расчесывающие нежную кожу своей пленницы. Первым делом я признала туфли с обломанными каблуками. Ее любимые, на ярко-красной подметке.

Мама сидела ко мне в профиль. Обездвиженная, растрепанная, с кровоточащей раной на виске и засохшими бурыми потеками на заплаканных щеках. Рот облеплен кривым полосами серебристого скотча. Опухшие глаза с потеками туши в ужасе таращатся на благостно оскалившуюся физиономию Волмонда. Красивые ногти миндалевидной формы изничтожают внутреннюю сторону ладоней, раз за разом впиваясь все глубже в плоть. Она всегда сжимает кулаки, когда нервничает.

— Мама, — мгновенно потеряла я рассудок, дабы, позабыв о боли и страхах, броситься с утешающими объятиями на несчастную женщину. — Мамочка, любимая моя, ты не бойся! Ничего не бойся, дорогая моя! — успел прострекотать мой проворный язык до того, как наслаждающийся всем происходящим немец оттянул меня за волосы от связанных коленей матери и швырнул в ближайшую стену. Я, наученная горьким опытом, выставила вперед руки, чтобы уберечь многострадальную голову от сотенных повреждений, и с остановкой сердца заслышала звучание щедро раздаваемых пощечин.

'Господи, пожалуйста, помоги!' — в отчаянии рухнула я на колени и, раскачиваясь справа налево, принялась монотонно бубнить под нос вызубренные еще в начальной школе псалмы. К такому я была не готова. Рисковать собой ради Джея? Сколько угодно! Но ставить на карту жизнь мамы…

Ровно триста секунд ушло у меня то, чтобы собрать воедино накренившуюся психику, заткнуть трубный плач и с криком кинуться на Джокера, упоенно отбивающего кулаки о лицо Кирстен Уоррен.

— Не трогайте ее! — с трудом вытянула я из груди простенький набор слогов, припадая к ногам инквизитора и цепляясь обеими руками за его колени. — Отпустите ее! Умоляю!

Вдохновенный панорамой моего унижения Мердок на миг застыл на месте с занесенным для очередного удара кулаком.

— Ты права, дорогая, — в приступе беззубого альтруизма погладил он меня по всклоченным волосам. — Растрачивать время и силы впустую — не наш метод. Проведаем-ка лучше…хм, напомни, как его зовут? Ах, да! Джей. Вот к нему и отправимся. Кстати, — восхищенно причмокнул губами негодяй, крепкой рукой подтягивая меня к себе, — отсалютуй привет папочке. Вон он, в углу пристроился. И пообещай быть хорошей девочкой, ему приятно будет узнать, что угрозы для жизни больше нет.

Я уже ничему не удивлялась, ведь полуживой индивидуум вряд ли способен добавить ко всем прочим чувствам еще хоть одну новинку. Страх, помутивший разум. Паника, затмившая светлые проблески. Боль от созерцания жесточайших картин. Ужас, неотделимый от мытарств притомившейся тревоги. Уныние, твердящее о том, что благополучный исход невозможен. Глухие потуги истерики, попытавшейся было завладеть мной в полной мере. И мрак вокруг, поборовший тот хилый огонек в колбе керосиновой лампы. Мы все умрем.

Взгляд прилежно метнулся в указанном направлении, неустанно пульсирующий зрачок выделил в черноте неясные очертания грузной мужской фигуры. Ноги в кандалах, от них к вбитому в стену металлическому кольцу тянулась широкая цепь. Лица мне не удалось разглядеть, однако в словах Волмонда сомнений не возникало. Это действительно папа.

— Что я должна сделать, чтобы вы их отпустили? — напрямки спросила я, беря под контроль любые проявления исконно девичьих порывов. Плакать, грызть локти и корчиться в раскатах хлесткой агонии я стану потом, сейчас куда важнее вытащить из западни всех, на кого только хватит сил.

— О, сущий пустячок, — одобрительно хмыкнул генерал, по всем признакам впечатленный моей безрассудной самоотверженностью. Он продолжил свою мысль не раньше, чем мы вышли в коридор. Спокойным, размеренным шагом, так, будто находились не в застенках самого неоправданного жестокого места на земле, а на светском вечере в цивилизованном обществе. Мужчина чинно поддерживал меня за локоть, я, не обращая внимания на пламенные очаги физических страданий, крохотными рывками семенила рядом и на пороге обернулась, чтобы молчаливо проститься с родителями. Мама уронила голову на еле трепещущуюся грудь. Отец все так же оставался неподвижен и беззвучен. И я изо всех сил буду молить Бога о том, чтобы с ними больше ничего не случилось. — Ты убьешь Верджила, но прежде просветишь меня в некоторые тонкости рассказа Лео о смерти Айрис, — подчеркнуто холодным тоном возвестил параноик, возвращая беседу в выбранное мной русло. — И тогда им посчастливится увидеть рассвет. Когда-нибудь замечала, сколь прекрасен в этих краях восход солнца?

— Замечала, — вымучено улыбнулась я, понимая, что столь изуверской гримасой подписываю приговор любимому мужчине. Ситуация, в которой нет выхода. Выбор, который я не сумею пережить. Поступок, который сведет меня с ума. Джей или родители? Палка о двух концах, и простая сумма слагаемых дала необходимый ответ. — Я…я сделаю.

— Что именно, дорогая? — ласково поинтересовался вампир, неспешно ведущий мою угнетенную персону сквозь лабиринт агрессивно настроенных коридоров.

— Я расскажу вам все, — трусливо выскользнула я из оков претенциозных обязательств перед садистом, — и…и убью его.

Полагаю, последняя реплика и явилась для нас апокалипсическим началом конца. По крайней мере, в ту секунду во мне умерло нечто ценное и невосстановимое. Наверное, сердце. Облитое свежей кровью сердце, всецело принадлежащее Майнеру.

POV Лео

Для начала неоспоримая жизненная истина: порой можно влюбиться из одной только ревности. На протяжении трех столетий со мной это случалось трижды. Одиллия — во всех смыслах невероятная женщина, отдавшая предпочтение едва ли не единственному качественно хорошему проявлению моей сволочной натуры (в суровой действительности, положа руку на донорскую почку, я редко выволакиваю сироток из горящего дома, так что случай со спасением Мердока предлагаю считать беспрецедентным). Ее паскудная дочь Айрис, в любви к которой я не сознаюсь и под пытками. А меж тем подобный грешок за мной водится. От этой напасти не уберегало ничто: ни доскональное знание гнилостной натуры, ни наблюдения за одурачиванием друга-престолонаследника Австрийской империи, ни собственные широко раскрытые глаза. Я видел ее насквозь и не хотел отворачиваться. Далее я начну петь дифирамбы красочности ее улыбки, с пеной у рта стану описывать озорной блеск выпученных девчачьих очей, приложу слюнявчик к груди от воспоминаний о женственности фигуры, поэтому обойдемся без дутых подробностей нашего слащавого романа, протекавшего в суровых постельных условиях. И раз уж речь зашла о сей 'достопочтенной' леди весьма облегченного поведения (по-видимому, желчность появилась на свет гораздо раньше меня самого, о чем история стыдливо умалчивает), приподнимаю пыльную завесу тайны. Я виртуозный лжец с многолетним стажем. Вот почему люди, как правило, избегают одиночества? Потому что наедине с собой лишь немногие наслаждаются приятным обществом. Я же в подобной среде ощущаю себя комфортно благодаря обману. Честность — синоним понятия скуки, а как порой приятно вообразить себя бескорыстным рыцарем в белых одеждах, странствующим по свету в поисках воплощения добродетели. Или храбрым джедаем без страха и упрека. Или вампиром, способным постичь простые человеческие переживания. И еще сотня разнообразных 'или', что входят в сборную имени меня.

Однако бесславный ход истории разухабистым враньем не изменишь. И та жалкая горстка воспоминаний, осевшая в могильном склепе моей непотребной душонки, со дня смерти Айрис — наглядное тому подтверждение. Та вопиюще нелепая часть героического эпоса о мести Волмондам, что угодила в доверчивые ушки Астрид, не имеет ничего общего с правдой. Да, я приехал в Штаты ради выплескивая лютой злобы. Да, обходными путями утянул милашку немку в кроватку. Да, до скрежета в позвоночнике ненавидел главу семейства. Да, всеми фибрами бессмертия оказался причастен к ее смерти, потому что был глуп, самонадеян, несдержан на язык и излишне…благороден, что ли.

Мы поссорились, как сейчас помню, из-за Верджила. К тому моменту за ним по пятам уже носилась слава моего лучшего друга и едва ли не единоутробного брата, а посему поступки рыжеволосой бестии вызывали у меня здоровое чувство злобы. В итоге, в один далеко не прекрасный день, я решился на крайние меры. Накропал левой ногой с использованием фантазии записку генералу, где в подробностях описал наши ночные марафоны с его дочуркой, подложил дацзыбао в багаж старика и поехал на станцию за билетами. Роль верхушки любовного треугольника мне опротивела. В кои-то веки личному удовольствию я предпочел более тесные узы дружбы. Ведь что у нас с Айрис было общего? Скомканное одеяло да оргазмы. 'Недокомплект' — точное название наших отношений. Чего мне не хватало в жизни помимо очевидных вещей, вроде бьющегося сердца и маячившей на горизонте старости? Любви. Мне нужен был кто-то, кому я мог бы отдать всего себя — всё свое свободное время, всё свое внимание и заботу. Кто-то, зависимый от меня. Хитрая ведьма под эту категорию ясноглазых барышень не попадала.

Получается, хотел как лучше, а вышла полная хренотень. Природой данная грубость при разговоре с 'безобидной' сироткой выползла наружу и принялась жалить всех без разбору. Желая вычеркнуть Айрис из сердца, я преступал грани дозволенного и к вечеру пожинал горькие плоды раскаяния. Она, чертова стерва, отравилась, но умереть при этом умудрилась на моих руках. Видимо, чтобы я успел понять, в какую вонючую яму дерьма вляпался. Затем объявился Габсбург, следом подвалил на перекладных фашист, ознакомившийся с моим красочно изложенным опусом. 'Беги, Лео! Беги!' — вмиг перенял мозг бразды правления над телом. Мне оставалось лишь подчиниться. Потому что письмо, подсунутое Мердоку в качестве пугалки на ночь, содержало не только литературную порнографию. В нем я ложно клялся обратить мисс Волмонд до рассвета. Ума не приложу, зачем. Вероятно, милая привычка забавляться с людскими чувствами передалась половым путем от аморальной партнерши. В любом случае, натворил я бед вагон и маленькую тележку, поэтому смазанные салом пятки пришлись ко двору.

Впрочем, анализ собственных провинностей не входит в мой ежевечерний рацион. Кесарю кесарево, как любила говаривать моя глупейшая матушка. Я предпочитаю плыть по течению, дабы изредка разводить руки в стороны и восклицать невинным голоском: 'Не при делах я, любезнейший'. Лучше вернемся к размышлениям о третьей зазнобе.

Астрид…после этого имени я обычно добавляю: 'Черт возьми, как же бьется сердце!', чего, понятное дело, в напыщенной реальности не случается. А я все равно ощущаю оголтелый топот копыт табуна лошадей в груди. Потому что любовь — она как ветер, ты ее не видишь, но чувствуешь. К сожалению.

Со дня знакомства с ней утекла цистерна воды. Казалось бы, отчего не позабыть столь плесневелую древность! А я, дурья башка, помню каждую безынтересную мысль, забредшую на огонек лихо работающего котелка. 'Что Верджил в ней нашел?' — гнусно хихикал я тогда, разглядывая немудреное воплощение заурядности. Приятная, но отнюдь не шикарная внешность. Огромные глаза цвета подгнившего мха. И трогательная улыбка бесхитростного котёнка. Дитё, одним словом. Ни грамма женственности, ни шарма, ни умения держаться. Короче, не мой типаж, тогда как ее подруга (мм, Рейчел вроде) уверенно обмахивала хорошенькое личико лавровым венком. Прозрение влетело мне в копеечку. Строго говоря, я лажанулся по полной программе. То, что разглядел старина-дальтоник, надежно укрывалось от моих радаров месяц-другой. Вспышка осознания нагрянула с тылов, когда я провел крохотную параллель между прошлыми победами на любовном фронте и нынешним кругом знакомых. Астрид в моем послужном списке не значилась. В том смысле, что подобных экземпляров я всегда обходил стороной, считая их скучными поделками под хохлому, мол, ну диковинка, и что с того? Впервые я начал присматриваться к ней после кособокого похищения с целью изнасилования. Твердолобое упрямство, выдержка и стремление к жизни пополам со зловредной наглостью появились спонтанно или мне удалось достучаться до дремлющих личин этой, без сомнения, обаятельной куколки, спрашивал я себя, лежа в морозильнике городского морга. Любопытство, которое, как известно, не порок, а источник знаний, живо затребовало утоления. Собирать истину по крупицам — занятие сродни неудачным попыткам суицида. Мечешься по комнате с перерезанным горлом, тычешь пальцем в кнопки телефона, вызывая экстренную помощь, и неохотно бьешься темечком о сделанный вывод: бритву надо брать острее, да башку в момент вспарывания вен не запрокидывать назад, а наклонять вперед. Вот и я бесцельно таскался всюду за лапочкой, подслушивал ее разговоры с друзьями, в отсутствие хозяйки навещал спальню, рылся в рисунках, штудировал комиксы. В общем, всячески деградировал и морально разлагался.

Когда же я в нее влюбился? Правильнее будет задать вопрос по-другому. Какого лешего я, сердитый серый волк, запал на кроткую овечку? Разумного объяснения в природе не существует. Она — лучшее и доселе непризнанное обществом произведение искусства, которым мне доводилось любоваться (фу, как сопливо звучит)! И дело не во внешности или характере (оба аспекта неидеальны), а в каких-то неразличимых для зрения нитях. Я прикасаюсь к ней, и внутри все перестраивается под тепло ее кожи. Я смотрю на нее, и сердце мечется в груди, укрываясь от шквала сдерживаемых эмоций. Я говорю с ней и не знаю, что выкину в следующую секунду, ведь желания уже давно не поддаются контролю. Я обнимаю ее и понимаю, что совершаю непоправимую ошибку, потому что худший способ скучать по человеку — это быть с ним и разуметь, что он никогда не будет твоим.

Итак, доктор, объявите диагноз. 'Неизлечимая форма зависимости на почве личностных противоречий, обусловленная редкими потугами совести'. Штука, само собой, смертельная. Фармакология здесь бессильна. Альтернативным выходом является высокохудожественное исполнение харакири, но об этих моих самурайских замашках потолкуем в другой раз.

Сейчас с дрожью в прожилках разумнее обратиться к реальности. В близком окружении — смердящая ванная комната, где по разным углам восседают два эталона идиотизма. Я, прикованный к стене парой замысловатых клинков, и Верджил, бодро звякающий кандалами. Хорошо сидим, доложу я вам! Продуктивно шевелим извилинами на тему спасения, маемся от боли и отлавливаем любые посторонние шорохи. Минуту назад Мердок, он же чудак на букву 'м', вымелся восвояси, прихватив с собой Астрид. Ранее срезанная им половина моего лица обосновалась на полу, так что без сарказма заявлю: 'Жизнь, бля, прекрасна!'.

— Как ты в целом? — с расписным страхом в охрипшем голосе уточнила особа королевских кровей. Мой внешний вид, полагаю, был неотразим, поэтому Габсбург и тупил глазки в сторону, чураясь пересечения наших взглядов.

— Как огурец, — морщась на все лады, проскрипел я. — Как огурец, который прошел через тело лошади и вышел, знаешь, откуда?!

Слова давались мне с огромным трудом. Правую часть весьма смазливой мордашки жгло немилосердным огнем. Кровь без остановки стекала с брови, оседала на губах, а после падала на ворот рубашки, довольно резво просачиваясь в светлую ткань. Оголенные мышцы 'замкнуло', казалось, навсегда. Раздражение и злость зашкаливали. Если бы я только мог подняться на ноги, то старик уже оплакивал бы к чертям содранный скальп со всего тела. Я бы одной рожей не ограничился, это точно!

— Понимаю, — сочувственно вздохнул дружище, судя по частоте дыхания, бьющийся в предсмертной агонии. Еще бы ему не корчиться в муках! Переживания за лапусю кого угодно преждевременно сведут в могилу, мне ли не знать. — Шансы выбраться отсюда по-прежнему нулевые? — 'оптимистично' осведомился он, со звяканьем натягивая пленительную цепь до упора. Хм, ну успехов ему в нелегком деле!

— Почему же? — язвительно подначил я, в панике оглядывая собственные пальцы с синюшными ногтями. Слишком большие кровопотери. Да-а, беда, только момент для концентрации выбран чересчур неподходящий. С дикой болью и агрессивным припадком я, худо-бедно, мог совладать. Но как быть с четким мельканием перед глазами обезображенного личика Астрид? — Существует тысяча способов. Заклинание, например. С умным видом шепчешь магическую формулу и, опля, металл превращается в воду. Не боишься ноги намочить?

— Спасибо за совет, — буркнул неблагодарный сокамерник. — Непременно возьму его на заметку. А что-нибудь более действенное у тебя на примете имеется?

— Ага, — без зазрения совести солгал я, — попробуй не дергаться, так легче думается.

Последний постулат доморощенному неврастенику пришелся не по вкусу, о чем ясно свидетельствовали свирепо сжатые кулаки, однако столь ожидаемых мною оскорблений не последовало. В этом затаенном психозе весь Вердж. Кремень, а не вампир. Тверже него, только гвозди для гробов, поэтому за радужный исход событий особо переживать не приходилось. Уж его-то светлая снайперская голова обязательно отыщет выход.

Помолчали для острастки. Я рискнул еще раз попытать счастья в борьбе с клинками, сплюнул скопившуюся во рту кровь, бросил неблагодарное занятие и с тоской уставился в потолок, щурясь от непривычно яркого света флуоресцентной лампы. От долгого сидения в неудобной позе ощутимое покалывание в спине переросло в беспрерывную боль. Пальцы на ногах онемели. Холод от кафеля добрался до костей, сведя возвышенный поток мечтаний о чьей-нибудь сладкой артерии к обыденной чашке горячего кофе с дымком. Наследный принц по заразительному примеру отбросил цепи в угол, истерично обхватил руками голову и монотонно затрясся на месте в позе болванчика. Мой чуть подсевший за время заточения слух уловил глухой гомон страдальческих стенаний.

— Бэтмен в депрессии, — глумливо охарактеризовал я увиденную картину, — это круто, чувак, но безыдейно. Давай лучше потрещим, что ли, как на духу. Начнем с новостей. Мердок сошел с ума. Горячий заголовочек, верно?

— Лео, хватит, — бесцветными интонациями осадил меня собрат по неволе. — Ей богу, и без тебя тошно до чертиков.

— А ты посоветуй дедуле на втором подходе отрезать мне язык вместо того, чтобы мордашку и дальше уродовать, — ни на йоту не сдал я позиции, извлекая собственную выгоду из намечающейся беседы. Я ведь фактически увел у товарища девушку, когда поставил ей тот не самый опрятный с виду ультиматум. И правильнее будет сделать это сейчас, пока злой Бобик на привязи. — Новость номер два: Астрид теперь со мной, — скорострельной очередью выпалил я, втайне восхваляя предприимчивость старого пердуна, использовавшего литые цепи. Такие даже мне разорвать будет трудно.

— Что? — с ходу очень туго соображал приятель. — С тобой?

— Ну да, — снисходительно пояснил я, решительно встречаясь взглядами с извечным соперником. — Я предложил, она согласилась, — несколько переиначил я суть нашего договора, умалчивая о постыдных подлостях и ухищрениях, к которым вынужден был прибегнуть. Рано или поздно это бы обязательно случилось. Изо дня в день видеть ее перед собой, притом неважно в каком исполнении — реальном либо вымышленном. Когда она рядом я перестаю моргать, когда нет — вовсе не поднимаю веки, потому как за закрытыми глазами таится мой личный вид чуда. Я знаю, что помешался. Более того, назубок выучил симптоматику этого недуга. Плюс разбираюсь в истоках, ведь не сыскать женщины желаннее, чем та, что принадлежит другому. Меж тем, ни одна из премудростей не меняет паскудного положения вещей. Я хочу быть с ней, бесшумно плестись в хвосте ее тени, исполнять капризы, подтыкать на ночь одеяло, носиться по утрам с завтраками и просто жить. Ради нее. Возле нее. Для нее. Потому что такова любовь. Она как флюс, который ты по началу не замечаешь, затем он начинает тебя изредка тревожить. Потом боль задерживается, твердя о том, что заглянула ненадолго. Следом она остается навсегда, и воспаление увеличивается, раздувая щеку. Так любовь награждает тебя физическим уродством. Оно растет, успешно борется с лекарствами и занимает все мысли. Пропадает сон, аппетит, исчезает из жизни подобие радости. Организм потихоньку истощается, а панацея существует лишь в одном варианте. Альтернатив, как правило, не случается. И я буду грызться до победного за антидот. Пойду по головам, если потребуется.

Габсбург онемел. Лицо побагровело. Левая бровь забилась в нервном тике. Губы искривило презрение. Или разочарование?

— Так вот почему ты злился, когда говорил о ней, — внезапно расхохотался он, притом абсолютно невесело. Я бы сказал, зловеще. — Думал, все выйдет проще пареной репы. Заставляешь ее шантажом дать согласие, походя обезглавливаешь Мердока, спасаешь меня от неминуемой гибели, — с явным сарказмом продолжил делиться Вердж оперативно созданной логической цепочкой, — и упиваешься находчивостью, да? Что называется, рисовали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Браво, друг мой! Ты еще больший кретин, чем кажешься! И запомни, пожалуйста, Астрид тебе не видать, как собственных ушей, уж об этом я позабочусь.

— Никак убьешь меня? — мгновенно угасло во мне желание продолжать эту забаву с дележом каната. Доля истины в его словах, конечно, имелась, не говоря уж об общей картине моего отвратного поступка. Неужели я и впрямь поступил, как последняя скотина? Тогда почему испытываю чувство стыда? Вроде это мой привычный облик.

— Нет, Лео, наоборот, — в излюбленной манере величественно вздернул старина подбородок вверх, — я вытащу тебя отсюда. Заметь, совершенно бесплатно.

— О, храни тебя Господь, благодетель! — ядовито оскалился я. — Извини, ножки облобызать не могу, кое-что мешает. Но непременно сохраню в памяти широту твоей мрачной души.

— Уж будь добр, — решил добить он меня своей непривычной разговорчивостью, чинно выходя из перепалки с титулом заслуженного оратора наперевес.

Раздражение окатило меня троекратно усиленной волной. Соленая вода угодила на лицевую рану, обожгла едва было утихнувшие покровы, и я вновь провалился в нескончаемый океан телесных мук.

И зачем вообще раскрыл рот? Риторический вопрос. За истекший месяц эта парочка пожрала такое несметное количество моих драгоценных нервов, что вовек им не расплатиться. Уверяю вас, сие не зависть, нет. Поперек горла уже стоит их снобизм. Как там в писании сказано? От каждого по способностям, каждому по возможностям. Ага, а Лео пряный кукиш без хлеба. Вот справедливо-то!

Слаженный процесс кислотного брюзжания мешал мне сосредоточиться на заживлении ран, поэтому к очередному визиту фашиста с прибабахом подготовиться не удалось. С грохотом в сторону отъехала часть стены. Проем жалобно задрожал. Напряженное зрение выделило в нескончаемой черноте сбитый силуэт маньяка. Рядом пристроилось мертвенно-бледное лицо котёнка. Взгляд отсутствующий, правое веко усиленно дергается, порываясь открыться, чего не позволяет сделать уродливый отек. Губы мелко дрожат, но еще отчетливее трясутся длинные пальчики на изящных ладошках. Она в ужасе от всего происходящего, хотя держится молодцом. На щеках ни слезинки, походка почти уверенная (изредка подводит боль, которая то и дело вспыхивает в измученном теле), дыхание ровное. Хотя раздутые крылья носа свидетельствуют об обратном. Видимо, сломанное ребро не сопутствует глубоким и частым вдохам.

Старый козел лучился изнутри удовлетворением, когда галантно пропускал даму вперед. Астрид, по-прежнему смотря в пол, осторожно переступила невысокий порог, изображенный здесь рельсовой шпалой, и, словно по команде, отступила в угол. Вжалась спиной в выложенную плиткой стену, завела руки за поясницу и стыдливо спряталась за завесой спутанных волос. И только тогда я разглядел прозрачную каплю кристально чистой слезы, скатившуюся с подбородка на кофточку. И взбесился окончательно, потому что никогда прежде не видывал ничего более безобразного. Издеваться над беззащитной крошкой…слов нет, короче. Одни слюни, и те матершинные.

Верджа я предусмотрительно не замечал. Шоковых сведений и без его перекошенной физиономии оказалось достаточно.

Тронувшийся умишком дядечка потоптался на входе, мечтательно вздохнул, глядя на меня в упор, величественно ступил в комнату, мимоходом пнул зазевавшегося оболтуса (его впечатлительная пассия яростно стиснула зубы, храня должное молчание) и двинулся напрямки в мою сторону. Что ж, вполне ожидаемый ход. Я и не планировал отделаться легким испугом. Боюсь даже представить, какую дрянь эта скотина намерена сотворить с моим телом на сей раз. Иглы по ногти? Колесование? Четвертование? Шипы во чресла? Вау, последнее я предпочел бы пропустить, если можно!

Действительность преподнесла мне спорный сюрприз, когда ублюдок вытянул из-за пазухи клешню с…обыкновенной металлической кружкой.

— И в чем подвох? — столь некстати позабыл я отключить опасную языковую функцию.

Дедуля осклабился, но отвечать не стал. Подошел ближе, присел на корточки, так, чтобы уровень сцепления лезвий пришелся ему аккурат в районе складчатой шеи. В прорези растянутых губ хищно сверкнули гнилые зубы. 'Кариес непобедим' — по складам прочитал я невидимую на желтой эмали надпись, пытаясь отвлечь внимание от звериного проблеска во взгляде. Сбрендивший на почве вины папаша утянул грабку с кружкой влево. Я заинтриговано покосился в сторону, заметил, как емкость бодро скрывается за бортиком немыслимо грязной ванной, услышал густое хлюпанье зачерпываемой жидкости и судорожно сглотнул. Если сейчас заставит хлебать эту гадость, я точно сорвусь, накрою всех присутствующих трехэтажным матом и…

Холодная стенка стакана прижалась ко рту. Меня передернуло от отвращения. Внутри шевелилось нечто воистину мерзопакостное, а запах сражал наповал. Такой замогильной вони мои чувственные ноздри еще не встречали. Как бы описать ее поточнее? Скисшее молоко, пережаренные кофейные зерна, сгнивший кусок ветчины и тухлое яйцо в одном флаконе. Добавьте к этому чудесному коктейлю горстку копошащихся белых личинок с разложившегося трупа столетней соседки и поймете, какая несказанная удача выпала на мою долю.

— Пей, мой мальчик, — ласково прошелестел упырь, наклоняя посудину. — Иначе это опробует она.

Твою мать, гребаный узурпатор! На будущее обзаведусь привычкой скрывать своих обоже за семью замками, глядишь, дотяну до почтенного батенькиного возраста в семь столетий.

Первый глоток начисто отбил у меня охоту иронизировать. Удивляюсь, как вообще позволил ему заиметь продолжение, потому что это охренительное ощущение продвижения пропащей кровушки по пищеводу, да еще и вприкуску с червями…О-о, святые развратники! Мутило меня со страшной силой, а уж когда выпитое осело по стенкам скукожившегося желудка, отвращение превысило все разумные пределы. Я, как мог, старался глотать вонючее пойло без отделения вкусовых качеств. Вырубил обоняние, абстрагировался от пребывания в комнате, даже фантазию отключил на время, дабы с честью вынести изуверское испытание. Безрезультатно. Выпитая отрава педантично искала выход, пробуждая обратный пищеварению процесс. Секунда-другая и я едва не захлебнулся в собственной… В общем, подробности излишни.

Дурманящее извращение растянулось до бесконечности. За опустевшей кружкой перед выпученными от натуги глазами возникла следующая, затем еще одна и еще, пока я окончательно не потерял способность к рационализации. Дышать удавалось через раз. Во рту поселилось небывалое сочетание восприятий: нестиранные носки годовалой давности (лично пробовать их, конечно, не приходилось), лежалая присыпка для кошачьего лотка и прочие фашистские изыски. В какой-то момент я даже обрадовался миражу с близящейся смертью. Уж лучше прослыть владельцем тесного деревянного ящика, чем и дальше играть по правилам параноика.

И вдруг все прекратилось. Из поля зрения исчезла полоумная пародия на Джокера. Скрылась из виду ненавистная кружка с тухлятиной. Бодрая возня паразитов на языке стихла. Веки отяжелели. Меня сморило некое подобие сна, чего не происходило, хм, наверное, со дня обращения. Могу поклясться, что уснул, вот только чем тогда объяснять отчетливый слух? На моргание не хватало сил, в то время как хищнические рецепторы отделяли каждый незначительный шорох, по которому я с легкостью судил обо всем происходящем. Приглушенно клацнуло дно металлической чашки, соприкоснувшееся с кафельным полом. Примерно в двух метрах правее меня. Гармоничное шуршание одежды выдало молниеносное перемещение старика в пространстве. Он сделал пять шагов назад, остановился, прошипел нечто невнятное, вернулся обратно, со всей дури зарядил мне кулаком по лицу, охватывая костяшками пальцев неизменно болезненную часть со срезанной кожей. Я приготовился было орать благим матом, когда понял, что не чувствую ровным счетом ничего. Мышцы и нервные окончания парализованы ранее выпитым раствором мерзости. Психованный дедуля воспринял мое молчание с энтузиазмом. По-детски восторженно хлопнул пару раз в ладоши и с очевидным намерением уцепился клешнями за клинки. Честно говоря, я трухнул не на шутку. Умирать, пусть и в столь преклонном возрасте, не особо хотелось, тем более так глупо. Благо, мы с Мердоком сходились во мнениях о том, что смерть должна стать для меня подарком, а не избавлением. Поэтому прорезавший воздух спустя миг щелчок не снес мне голову начисто, а лишь ослабил давление лезвий на горло. И на том спасибо, мил человек.

Далее, полагаю, следовало ожидать расправы над Верджилом, потому как интерес нациста к моей бесчувственной персоне резко пресек черту широченных зевков. Я навострил локаторы. Чутье подсказывало: 'Сейчас состоится жесть', поэтому в некотором роде отсутствие зрения и двигательной моторики сыграло мне на руку. Единственное, что не оставляло в покое мое блуждающее по дебрям космоса сознание, так это пребывание в комнате Астрид. Ей было вовсе незачем любоваться пасторальными пейзажами с бойни, но, видимо, генерал имел обратные моим мировоззренческие нормы.

Спустя мгновение я вник в суть ее присутствия. Добрый, как и все эсесовцы, дядечка решил извлечь из нашего колоритного сборища максимум удовольствия. В общем, начну по порядку.

Во всех смыслах ущербный папик Айрис, повозившись с клинками, ставшими мне за эти несколько часов едва ли не родными, отошел влево. К облупленным раковинам, надо понимать. С кряхтением наклонился, пошарил шелудивыми ручонками по трубам (редкое бряканье металла я приписал клацанью ножа о коллектор) и вытянул оттуда хрусткий пластиковый пакет. Потерявшая дар речи парочка не произносила ни звука, и в этой кладбищенской тишине лихое сердцебиение лапуси казалось оглушительно громким и бессистемным. В ее груди без устали взрывались одна бомба-шутиха за другой.

Волмонд меж тем упоенно содрал со своей заначки хлесткие мотки скотча, развернул ее и высыпал на пол звякающую горстку железяк. Нечто вроде гаечных ключей и щипцов, судя по тональности падения, вдохновенно образовало на кафеле внушительный холм пыточных инструментов. Маньяк тут же разворошил его носком ботинка, отыскивая необходимое. Я, с учетом бессмертного опыта, красочно представлял себе его выбор, хоть и не мог говорить о нем наверняка. Стамеска, какая-нибудь огромная отвертка, клещи, скальпель (без него 'нормальные' живодеры из дома обычно не выходят) и особый вид ножниц (я бы, например, остановил взгляд на реберных; под их лезвиями кости трещат как оголтелые). Короче, тоска зеленая. От воспаленной фантазии немца я ожидал более изощренных решений, хотя, с другой стороны, подобному стечению обстоятельств невозможно не радоваться. Все перевернулось с ног на голову, когда дедуля заговорил, обращаясь, по моим слепым представлениям, к Астрид.

— Держи, — по-отечески ласковым тоном обратился он к девушке. Голос плавно отдалился от меня, вплотную приблизившись к Верджу. — Помнишь наш уговор, дорогая?

Ее ответа я не расслышал. Нечто невнятное и бубнящее походило на согласие, как олень на крокодила, и шизофреника оно изрядно повеселило. Хохотал он долго, бесстрастно, со знанием дела, после чего мгновенно оборвал тупой ржачь и…

Я не совсем понял, что именно сотворил этот гнойный нарыв на теле вменяемого вампирского сообщества. Откуда-то издалека (вроде как из недр самих стен) разнесся сухой щелчок. За ним последовало мерное гудение наподобие заведенного тракторного мотора, затем ожили сковывающие старину Габсбурга цепи. С глухим бряцанием кандалы стали наматываться на реле, таящееся за осыпающимся кафелем. Дружище запаниковал и попытался воззвать Мердока к рассудку. Безуспешно. Я и сам капитально задергался, но лишь в воображении. Телеса по-прежнему находились под действием мертвой крови и любые импульсы воспринимали в штыки.

Если мне не изменяет память, через минуту доблестная королевская задница оказалась намертво прикована к стояку, доселе виднеющемуся на заднем плане. Двигатель катушки пару раз удовлетворенно фыркнул и заглох. Булочка протяжно шмыгнула носиком. Ее рыцарь погрузился в высокомерное молчание (говорю же, кремень, а не мужик; взглянет — лес вянет). И вот тут-то полетели клочки по закоулочкам.

План Волмонда по нанесению приятелю тяжких телесных был прямолинеен до безобразия. С горящими, как мне померещилось, глазами он вручил Астрид инквизиционный реквизит, на секунду выскочил из пыточной, чтобы опосля вернуться с колченогим стулом. Обустроить зрительный зал на одну персону не составило никакого труда. С легкой отдышкой фашист плюхнулся на сиденье и приготовился к жадному поглощению эстетических прелестей от вида крови, мучений и обильных девичьих слез.

Несчастный котёночек зарапортовался, перебирая в руках столярные (и не только) принадлежности. Старый хрыч прикрикнул на нее. Не помогло. Она побросала инструментарий на пол, отчаянно разрыдалась и по глупости забилась в угол, который не мог дать ей ни защиты, ни спасения, ни избавления. Лишь холод, безысходность и осточертевший ужас, который в помещении слыл альтернативой воздуха.

Генерал взбеленился, подскочил на ноги, с ходу поднял отвергнутую человечной куколкой вещицу и с размаху воткнул ее в Верджа. По стону, слетевшему с давно посиневших губ, я определил место удара — область живота, отнюдь не смертельная, зато непередаваемо мучительная.

— Хочешь, чтобы здесь висел твой отец? — хрипел и плевался желчью в разные стороны бывший вояка, щедро сдабривая речь отборным исконно немецким матом. Смысла этих незапоминающихся слов я не понимал, но интонации говорили сами за себя. — Тогда вставай, — пять или шесть непечатных обращений, — и делай, что приказано!

Ох как мы затрещали-то! Приказано. Ну погоди, гитлеровский жополиз! Я только приду в себя, а там уж и разберемся, кто и что должен исполнять.

Я всегда ощущал в этом крохотном комочке нежности заложенный потенциал, но прежде не догадывался, насколько он неиссякаем. Скулящее хныканье оборвалось на ультразвуке, значит, Астрид совладала с собой, с дрожью в коленях выпрямилась и, вооружившись самым безобидным на ее взгляд орудием, приступила к художественному бодиарту скальпелем по замшелому торсу. Хрумканье рвущейся ткани костюмчика Бэтмена. Чавканье раздираемой плоти. Подобным звукам под силу подстегнуть энтузиазм влюбленных в свою работу мясников. Среднестатистическим же американцам они вряд ли пришлись бы по вкусу. Я, вероятнее всего, принадлежал в третьей категории — равнодушные свиньи, потому что не испытывал в тот момент ровным счетом ни единой эмоции. Заупокойный плач конфетки не вызывал сострадания, хоть я и понимал, каково ей приходится. Резкие и частые вдохи Габсбурга со сдерживаемыми воплями чудились едва ли не естественными. Я просто слушал и кропотливо приводил крупицы сознания в целостность.

— Теперь попробуй это, — вновь вернулся в приподнятое расположение духа Мердок. Его умиротворенный тон подхлестнул мое любопытство, и глаза, в обход подчинению действию мертвой крови, приоткрылись сами собой.

От удивления я вздрогнул, вмиг просек фишку со скрытностью, расслабил напряженные лицевые мышцы и из-под полуопущенных век принялся наблюдать за всем происходящим.

По началу разглядеть что-либо не представлялось возможным. Я слишком долго просидел в плесневелой тьме, оттого зрачки и не могли привыкнуть к безбожно ослепительному свету флуоресцентных ламп. Затем все вошло в норму, а мне выпала честь стать помертвевшим свидетелем жесточайшей расправы над другом. Оторопь берет, когда видишь, каких ублюдков взрастили сороковые годы прошлого века. Эта хренова война…фух, нет в моем разнообразнейшем лексиконе слов, способных достоверно передать наносимые Верджу увечья. На месте груди — сплошная рана, сплетенная из миллиона глубоких порезов, каждый из которых кровоточил по-своему. Из брюшины торчала деревянная рукоятка какого-то инструмента с зазубренными краями. Голова безжизненно болталась на безвольной шее, но он был еще в сознании. Спрятал лицо, чтобы Астрид не видела агонии. На его потерявшую всякий разум 'мучительницу' смотреть не хотелось в принципе. Деморализованная, смертельно напуганная и чуток свихнувшаяся на почве собственной неимоверной душевной боли, она стояла по правую сторону от плеча Джокера, стискивала в синюшных пальцах окровавленный скальпель, таращилась на него, как на врага народа, и беспорядочно шевелила губами. То ли из желания отловить все слезинки, стекающие по обезображенной фиолетовыми отеками коже, то ли шептала бездейственные молитвы, то ли капитально помешалась и сейчас вела светские беседы с более здравым внутренним 'я'. В любом случае потусторонний блеск ее здорового глаза навеял мне мысль поторапливаться с 'оживлением' тела, иначе нашу дебильную дружбу продолжать придется в застенках психиатрической лечебницы.

Дедуля тем временем совершенствовал образ жертвы аборта с помощью щипцов, коими неспешно и с выписанным во всю рожу удовольствием срывал ногти с обездвиженной руки Верджила. Если бы пупсика не оказалось поблизости, комнату заполонил бы рев такой силы, что хоть диктофон доставай, а после толкай запись производителям сигнализаций. Однако дружище молча терпел экзекуцию.

Впрочем, вскоре личное участие в истязании Мердоку наскучили. Он передал клещи лапусе и в предвкушении следующей порции обоюдной боли сладкой парочки уселся в 'портере'. Астрид рухнула на пол перед ногами своей второй половинки, уцепилась свободной от инструмента ладошкой за изуродованную кисть и с воем обезумевшей тигрицы примерилась кусачками к ногтю среднего пальца. Кульминацию и развязку сего ужаса я предпочел пропустить, поэтому скосил взгляд вниз и сосредоточенно уставился на клинки, обрамляющие шею. И как умудрился позабыть о том, что их слегка расслабили? Видимо, для того, чтобы я, пребывая в затяжной стадии прострации после приема внутрь гадливого пойла, нечаянно не срезал себе голову по доброй воле. Хитроумный механизм из двух перекрещенных между собой сабель внушительной остроты претерпел следующие изменения. Если в прошлом я пробовал разжать их спереди — они сходились сзади, и наоборот. Теперь же передние основания лезвий просто лежали друг на друге, а жестко связывающая их пружина исчезла. Получается, вероятность выскользнуть из этих поистине смертельных объятий невредимым резко возрастет, коли я умудрюсь исполнить молниеносный финт с рывком вперед.

Остается подсчитать скудные шансы и проверить слаженность работы мышц. Пошевелил пальцами на ногах. Украдкой сжал немеющие пальцы в кулак. Незаметно для увлеченного пытками Охотника согнул ногу в колене и тут же распрямил обратно. Вышло, хоть и несколько медленнее обычного. На сантиметр продвинул голову вперед, на что лезвия похвально среагировали. На шее появились две дополнительные и уже незаживающие отметины. И хрен бы с ними, вот только боль доконала меня до такой степени, что вспыхнувший приступ лютой злобы быстро купировать не удалось. Я психанул, излишне заметно дернулся, чем привлек к себе чуткое внимание старика.

Фатальная угроза в лице принявшего боевую стойку нациста принесла свои плоды. Я врубил на полную мощь третью космическую скорость, оттолкнулся кроссовками от пола и в считанные доли секунды покинул пределы опостылевшей ловушки. Гортань при этом пострадала еще больше, однако мозг запретил телу реагировать на какие бы то ни было ощущения. Мердок офанарел от подобной наглости и ринулся на меня с прытью подстреленного при случке кабана.

В моем плане, которого, собственно, и вовсе не имелось, существовал один весомый недостаток: отсутствие оружия. Голыми руками брать чересчур опытного вампира, вроде дедульки, соотносимо с лазаньем по горам без страховки. Постоянно гадаешь, а повезет ли на сей раз, и только когда срываешься, понимаешь, что, блин, удача-то отвернулась. И я наивно позволил себе ошибиться. Обернулся на миг назад, схватил один из клинков, намереваясь выдрать его из стены, и яростно взвыл, когда расторопный пенсионер воткнул мне в спину зверски жгучую штуковину. Комментарий, которым сопроводил Волмонд свой прыткий выпад, мог бы не на шутку обеспокоить мое злобно мечущееся в теле сознание. Вот только я его почти не расслышал.

— Северин просил передать привет, — кажется, прозвучало это так, хотя за точность воспроизведения звуков я не в ответе.

Удар ножом, как выяснилось позже, пришелся в область поясницы, пробив тем самым позвоночник. О-о, священные олимпийские свистульки, мне круто повезло, потому что невзрачному смертному такой кун-фу выписывал путевку в трамвайные места для инвалидов. Этот гнусный прием был изобретен вьетнамскими солдатами для допросов военнопленных и назван офигенно поэтично: 'голова на палке'. После такой экзотичной манипуляции передвигаться можно только в кресле с колесами.

Для проформы освежив в памяти академические знания в области медицины, я из последних сил заглушил адски пламенную боль, молниеносным взмахом руки выдернул из стены проклятущую саблю, в призрачное мгновение обернулся лицом к генералу и…

— Добить меня решил, хм? — замахиваясь для карательного выпада, я дал волю ехидству. — А вот это тебе слабó, козлина немощная!

Завершающий аккорд. Послушный клинок булата врезался в морщинистую фашистскую шею. Умудренная сединами прожитых веков скорость добавила действу оттенок изящества. Алчно чавкнули перебитые артерии. Брызги крови по инерции разлетелись по внушительному радиусу. Срезанная голова отделилась от плеч с хрящевым треском и с высоты славного роста солдафона грохнулась на пол, совершив эстетичный откат в сторону. Оставшаяся часть туловища глупо застыла на месте, похвально продержалась на ногах еще секунду и навозным мешком припала к моим ногам. В общем, Коннор Маклауд завистливо ковыряет в носу от восхищения.

Жаль мне не дали почувствовать себя героем. Не успел я опустить 'джедайский меч' и расслабиться, в мозг впился гортанный ор такого диапазона, что все святые вымелись из ванной своим ходом. Визжала, понятное дело, Астрид, которой попросту сорвало крышу. Наверняка от облегчения, хотя поди разбери этих чрезмерно впечатлительных барышень.

Я уже собрался было приструнить истеричку не менее громогласным криком, когда мимолетный проблеск безумия в ее глазах сменился решимостью. Не меняя тональности воплей, она выбросила ранее используемые не по назначению щипцы и обеими руками уцепилась за скальпель, чтобы затем направить его острие на меня.

— И что дальше? — невозмутимо поинтересовался я, медленно перешагивая через труп нациста и скопившуюся лужицу черно-бордовой крови. Взгляд упрямо направлен на свихнувшуюся малышку. — Поиграем в больничку?

Она подавилась собственным хрипом севших голосовых связок. Заревела. Сокрушенно помотала головой. И к моему несказанно огромному ужасу согнула локти, чтобы упереть лезвие себе в горло. Лишь тогда я осознал размеры внепланового стихийного бедствия. Ее перегруженный зверствами мозг отныне работал в психоделичном режиме, воспринимая ближайшее окружение в штыки. Под термин 'угроза' попадал и я, и она сама, и бесчувственно болтающийся на стояке Габсбург, и мир в целом. Четкие границы между хорошим и плохим, добром и злом, чаем и кофе стерлись лавиной временного помешательства.

— Полегче, булочка, — заговорил во мне Фрейд, — не дергайся. Все хорошо, видишь? — я в обезоруживающем жесте задрал лапки кверху и чутка повертел ими в воздухе. — Я тебя не обижу. И ты себя тоже, верно?

Вместо согласия она замычала нечто поистине идиотическое, зарыдала еще громче и попыталась проткнуть свою нежную шейку хирургическим лезвием. Возможно, в наказание за то, что сотворила с Верджем. Копаться в причинах не имело никакого смысла. Я просто рванул вперед и заломил ей руки.

— Выбрось каку, детка, — на всякий случай прибег я к помощи слов прежде, чем насильно отнял у нее опасную игрушку. Холодные, как мрамор, пальчики разжались отнюдь не сразу. Впавшая в дебилизм лапуся отчаянно билась со мной секунды три: агрессивно шипела, кусалась, брыкалась и всячески вырывалась, притом без оглядки на два тысячелетия цивилизации. С тем же успехом я мог усмирять одичавшую самку шимпанзе.

В итоге путем бесчисленных ругательств все же удалось скрутить обессилевшую дикарку. С воплем отъявленной феминистки она в последний раз вонзила зубы в мое плечо и затихла до размеренного сапа. Отбивающее непоседливый ритм сердце вошло в норму. Мышцы тела расслабились. Я вдохнул полной грудью, поморщился от только замеченной боли в пояснице, поднял измученную глупышку на руки и вернулся к подвигам.

Теперь на очереди Верджил, мой растерзанный в клочья товарищ, которому везение изменило еще при встрече с акушеркой. Вырвать с корнем толстенные цепи и подхватить подвластную ньютоновской физике тушку — занятие из числа привычных, поэтому уже через минуту я в некотором изумлении застыл на месте. Правое плечо оттягивает пусть и не совсем спящая, но абсолютно не держащаяся на ногах конфетка, левое занято тяжеловесным набором желейных костей приятеля. Ни продохнуть, ни, извините, слово вымолвить, тем более что мне усилено досаждала взявшаяся словно из ниоткуда адская боль в пояснице (дедуля там свой ножичек забыл, что ли?). С горем пополам отволок на собственном горбу хлипкую парочку в угол, свалил их в груду возле стены, оттер пот со здоровой половины лба и в отупении шлепнулся рядом на задницу, устало выпрямляя мелко дрожащие от натуги колени.

Астрид, как я и предполагал, не спала, предпочитая буравить пустым взглядом пространство впереди себя. Спустя миг к безликому взору наркоманки на стадии жесточайшей ломки добавилось раздражающее круговое покачивание. Она будто выписывала силуэтом глубинно драматичные эллипсы и, по ощущениям, начисто выпала из реальности. Габсбург на фоне своей обоже выглядел куда как оптимистичнее, даже не смотря на торчащую из брюшины заточку, которую я попросту трухнул вытаскивать.

— Кто первым раскупорит глазки и поддержит мои антисемитские* настроения, — шутливо пригрозил я, изнемогая от переизбытка тишины, — тот не получит в ухо, обещаю. Итак?

Глухо, как в бронетранспортере. Вердж дышал через два разá и полировал коньки, дабы поскорее их отбросить. Его подружка радовала очи лихо освоенной ролью шизофренички. И чего мне так везет с компаниями в последнее время?

— Ладно, сатира не удалась, — заохал я, хватаясь за нещадно ноющую спину. — Выбираться отсюда кто-нибудь вообще собирается или вся надежда на мои слабые силы?

Пускающая псевдо слюни девица, позабывшая о нормах доступной человеческой речи, жалобно уцепилась пальчиками за мою голень и трижды сжала ее. Я со злости проделал то же самое и сурово воззрился на отсутствующее выражение лица. Наконец очухался старичуля Верджил, потребовавший от моего слуха титанических трудов по части изъятия крупиц смысла в его мертвенно бесцветном шепоте.

— Увези ее, — с радостью выделил я почти единственное четкое словосочетание из числа жутких хрипов. — Подальше отсюда…дальше я…я…я сам.

— Как говорится, флаг тебе в руки и копье в известное место, — легко согласился я из нежелания заводить полемику на героическую тему. Бросить его в подобном состоянии мне не позволила бы совесть вкупе с искренними представлениями о кособокой дружбе. Так что проще поддакивать и делать все по-своему. Больше нервов сберегу.

Заручившись моей покорностью, сородич по кровососущим пристрастиям облегченно завалился набок и страдальчески засипел. Я сострадательно помог ему улечься на пол, с сомнением покосился на древко отвертки, торчащее из живота, все так же не решился прикоснуться к нему и, ползком подобравшись к голове мученика, сорвал с плеч способную пригодиться плащ-накидку Бэтмена. Ткани на нее ушло немерено, посему мне хватило и на обертывание вяло кровоточащих ран, и на платок для продрогшей Астрид. Последний широкий кусок пошел на погребальный саван генералу. С изрядной долей отвращения я доплелся до уродливо срезанного 'котелка', что пристроился под раковиной. Метким ударом кроссовка выпнул мерзость из-под скрещения ржавых труб. Мастерски

_________________________

*Антисемитизм — разновидность ксенофобии, неприязнь к евреям.

докатил это убожество до сиротливого трупа. По пути 'потерял' гадкий кислотно-зеленый парик, а после с небывалым удовольствием прикрыл сей натюрморт бархатной материей. Не из чувства прекрасного, разумеется. Мне не хотелось, чтобы кошечка еще хоть раз в жизни наткнулась очаровательными глазками на сие ничтожество.

Затем я вернулся обратно к тихо стонущему Габсбургу и его полоумной красотке, которая, к огромному моему изумлению, охотно поднялась и безропотно позволила себя увести. Жаль, не в светлое завтра. Всего лишь в кошмарное сегодня.

Без проблем одолели до сих пор открытый проем в стене. Глотнули пропащий воздух изъеденного сыростью предбанника. Я напряг зрение, чтобы немного ориентироваться в угольной темноте, различил невдалеке размеренно покатую бетонную лестницу. Ступени оказались узкими, неудобными и, что неизменно огорчало, бесконечными. Поначалу девчонка пыталась идти самостоятельно, изредка оступаясь и ища поддержки у стен. На середине нешуточного препятствия упорство ей отказало, и мне выпала честь безотказно работающего лифта. И все бы ничего, вот только рана в позвоночнике, нанесенная дедулей Волмондом, с каждым проделанным шагом становилась глубже и явственнее. Мне с трудом удавалось дышать. Обезображенное лицо взмокло от чрезмерной нагрузки. Руки заходили ходуном, точно у алкоголика со стажем. Мышцы свело судорогой. В горло воткнулась жажда. Желудок скрутило голодным спазмом. А рядом она, такая мягкая, теплая и бьющаяся яремная вена. Соблазняет. Дразнится. Рушит бесхребетные моральные барьеры. Ей нет дела до того, что испытывает душа по отношению к этой девушке. Ей плевать, какое похвальное число раз я готов умереть за это создание.

Но я сдержался, потому что в черепную коробку забрались совсем уж глупые сравнения. Им удалось купировать вожделение яркими образами. Вот, к примеру, я, обычный смертный, видящий кровь лишь на экране телевизора или на службе (давнишняя мечта — выучиться на патологоанатома, ведь здорово всю смену возиться с кишками!), приобретаю, значит, в булочной бублик на последние медные гроши. В животе урчит, есть охота до отключки безусловных рефлексов и так далее. И вдруг, о, боже, влюбляюсь в ватрушку! Приношу домой, обустраиваю мучное изделие в хлебнице, периодически сую его в холодильник для лучшей сохранности, читаю стихи, пою серенады…Ох, и почему у вампиров все не как у людей? Описанный выше случай в цивилизованном обществе находится за гранью фантастики. У нас же это в порядке вещей. Ну и похабщина, честное слово! А истоки меж тем таятся в статистике. Среди моих нестареющих знакомых насчитывается всего одна женщина, да и та с легкостью потянет на бравого мужика, за исключением, разве что, половых признаков. В остальном бой-баба и плохой пример для подражания. Процесс обращения отбирает сильнейших. Душевная тонкость ему не по нраву.

За нравственными препонами поиски выхода пронеслись незаметно. Синдром Габсбурга, так я называю приступы повышенной задумчивости, не дал мне разобрать шепота внезапно оживившейся крошки. Ее невнятное бормотание о родителях, надобностях и 'Лео, пожалуйста' я оставил без внимания, как и попытки вырваться из рук. Слезы тоже не возымели эффекта. Воспринимать ее затянувшуюся истерику всерьез никто не собирался. Куда важнее мне было поскорее достать машину, запереть в ней потерявшую всякий разум девицу и возвратиться к другу. Желательно с литром свежей донорской кровушки, которая в считанные мгновения подымет его самовлюбленную королевскую персону на ноги.

К дверям я вышел методом научного тыка, вдоволь нашлявшись по бескрайнему лабиринту из лестниц и этажей, а на улицу выбрел и вовсе с осознанием пьянящей свободы. Мол, все закончилось. Лео вновь спас кучу неблагодарных нахлебников. Ай да умница! Ай да Человечище! Ну или Вампирище, если брать за основу факты.

На горизонте алела заря, пожалуй, самая живописная на моей памяти. Тусклый черный небосклон прорезало оранжевое марево восходящего солнца. Клубы сливочных облаков окружали безлюдный пустырь, простирающийся на сотни ярдов вокруг. Жухлая трава блистала инеем. Редкие камни на глинистой почве утробно хрустели под натиском подошв. Виднеющиеся вдалеке деревья с обнаженными остовами веток лениво покачивались в такт беспорядочных вихрей ветра. Одним словом, красотища.

Любопытно узнать, в какой стороне находится шоссе? В столь ранний час по звукам мне вряд ли удастся определить расположение автострады, да и таланта, если честно, не хватит. Помимо постылого сердцебиения Астрид, ее же нескончаемого шепота и собственных немых жалоб о возрастающем аппетите я не различал ничего, поэтому бодро почапал напрямки через сонную степь. Боль в хребте не отпускала. Скорее наоборот, с каждым проделанным шагом становилась все яростнее. Я постарался забыть о ней. Крепче сжал в тисках объятий свою хныкающую ношу. Краешком рта прижался к спутанным волосам и перешел на реактивный бег. Лапусик наконец умолк, что позволило мне собраться с мыслями и быстрее добраться до будто вымершей трассы. Первого встречного автомобиля ждали, небось, целый час. Не обращая внимания на властительный холод поздней осени, я развалился у обочины под облупившимся дорожным указателем, устроил девушку у себя на коленях и осчастливлено смежил веки. Покой. Радость, потому что она рядом. Живая, не совсем здоровая, полувменяемая и такая незатыкаемая. Совсем как я в лучшие времена. И колющая тревога, взявшаяся из ниоткуда.

Бурчание на ладан дышащего мотора я расслышал еще до того, как груда металлолома рывками вкатила в поле зрения. В качестве водителя выступал унылый и заспанный мужчина лет сорока-пятидесяти. Не самый опрятный вариант завтрака, конечно, но не в моем положении кочевряжиться. Снял с себя бормочущую куколку, с натяжкой выпрямился, поборол чертов позвоночник, которому вдруг взбрело вспомнить о почтенном трехсотлетнем возрасте. Невозмутимо встал посреди проезжей части. Поза, спору нет, соответствующая. Руки на ширине плеч, грудь вперед, челюсть квадратиком и так далее. Эталон решимости и воинственных помыслов. Обглоданный молью шофер заприметил меня в последний момент. В панике утопил педаль тормоза и неумело вильнул в сторону, силясь объехать неподвижное препятствие. Драндулет экстремальную ситуацию оценил по-своему. Фыркнул, снимая с себя полномочия, чихнул, пустил через капот струю едкого сизого дыма и гордо замер. Я, со стороны смахивающий на ожившего протагониста фильма ужасов (чего только стоила изувеченная физиономия, не говоря уж о заляпанной кровью одежде), спокойно приблизился к колымаге, воспитанно побарабанил в окно, приветствуя вопящего человечишку уродливой улыбкой. Дернул водительскую дверцу на себя. 'Везунчик' попытался ее заблокировать, да не учел двух фактов. Во-первых, я гораздо быстрее. Во-вторых, злить меня голодного очень и очень неумный поступок. Так что весьма упитанного дядечку ожидала незавидная участь. Я не дал ему и пискнуть, как выволок из машины, прислонил к кузову и споро отыскал указательным пальцем восходящее ответвление аорты. Должен признаться, все эти пижонские замашки Верджила со скальпелями, ножами и лезвиями мне не по душе. Еще на стадии 'молодо-зелено' я понял, что от укусов получаю ни с чем не сравнимое удовольствие. Другие называют этот вполне естественный процесс животной кормежкой, кривят носы и сетуют на моветон, а мне всё равно нравится.

Вот и сегодняшнее утро не обзавелось исключением. В глотку хлынул водопад обжигающе горячей крови. Мертвое сердце с упоением подхватило ритм пока еще здравого кроветворного органа жертвы. Желудок расправил плечи и прекратил скулеж. В голове прояснилось. Тело налилось легкостью и силой. Я мгновенно приободрился и походя затянул свежей кожей самые назойливые раны — на лице и шее. На спину, увы, не нашлось терпения.

Умертвив мужичка незатейливым удушьем (пусть дружище побалует себя кровью с переизбытком углекислого газа, бодрит), я оттащил упитанную тушу к багажнику и перевел взгляд на Астрид. В принципе, психоз за истекший час никуда не исчез. Взгляд по-прежнему дикий, движения резкие и отрывистые, дыхание потрясающе частое.

'Опустевшая кормушка, блин, тоскует без кукушки', - подобрал я точную рифму ко всему увиденному, осторожно подходя к еле держащейся на ногах лапусе. Руки приходилось держать на виду, ведь только Папе Римскому известен ход ее мыслей.

Дошел, остановился. Хотелось бы послушать советы внутреннего психолога. Впрочем, обошлись собственными силами.

— Садись в машину, котик, — неуверенно воззвал я к удалившемуся в заоблачные дали разуму. — И дождись нас, окей? В смысле меня и Верджа.

— Ты приведешь его? — с хрипотцой поинтересовалась она, поднимая на меня удивленный взгляд. — И моих родителей тоже?

Ага, и отряд бойскаутов в придачу. Я пообещал на аркане приволочь всех, кого только встречу, уложил это болезненное несчастье на заднее сиденье, укрыл ей ноги сорванным с кресла вязаным чехлом из верблюжьей шерсти. Сел за руль, отогнал автомобиль с трассы, оставив его под сенью раскидистого дуба с облысевшей кроной. Вернулся за 'свежатинкой' для товарища, взвалил это ожиревшее от отечественных гамбургеров убожество на плечо и рысью помчался на выручку приятелю. Какие бы кошки между нами не носились, какие бы боевые действия не происходили, я всегда буду воспринимать его как брата. Потому что он — моя семья. Своенравная, временами отвратительная, эгоистичная, сволочная по характеру и…родная, в общем. Я не знаю, почему отношусь к Габсбургу именно так. Мы никогда не были закадычными корешами, не трещали на личные темы, да и вообще ладили не лучшим образом. И всё же, всё же…

Эх, порой и мне трудно выразить словами свои чувства, поэтому вернемся к действию. До заброшенного здания (судя по облупленной табличке, красующейся у дверей главного входа, нацист держал нас в психиатрической лечебнице имени Роберта Шелкиса) я добрался без проблем, если не считать за таковые мучительные спазмы в позвоночнике. А вот отыскать ранее покинутый подвал, где остался Вердж, вышло куда более мудреной задачей. В итоге с остывающим трупом на плече я бесцельно прошлялся по цокольному этажу целых десять минут и лишь затем наткнулся на неприметную лестницу длиной в добрых полмили. Изнуренный Бэтмен попался мне на половине пути. В полубезумном состоянии, истекающий кровью он, потеряв ориентацию в пространстве, похвально карабкался вверх по бетонным ступенькам. Ползком, на четвереньках, по-пластунски — как угодно, только бы поскорее вырваться из плена той смердящей ванной. И это его желание мне было очень близко.

— Кушай, сына, от пуза, — с притворной слезой проголосил я, сваливая ношу у ног измотанного вампира.

Тот посмотрел на меня с недоверием, молча пощупал прокушенную шею, убеждаясь в теплоте доставленной крови, и с детским восторгом в глазах принялся восстанавливать жизненные потери. Пил жадно, без продыху и оглядки на воспитание втягивал в себя сладчайший нектар и по-звериному щурился от удовольствия.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он, когда, насытившись, сумел оторваться от почти неотделимого от плеч горла. — За все спасибо, Лео.

— Да чего там, — якобы смущенно потупился я, исподлобья стреляя хитрыми глазками в сторону розовеющей физиономии. — Я же не за бесплатно старался.

Вердж нахмурился, заслышав окончание моей реплики, предосудительно помотал башкой с грязными волосами, но от комментариев воздержался. Видно, поберег нервы для следующего раза.

— А теперь увози отсюда Астрид, — по всем признакам насильственно выдрал он из себя нежелательную фразу, медленно и 'по стеночке' поднимаясь с облупленных ступенек. — К себе или в гостиницу, мне без разницы, лишь бы подальше. Я приеду как только…черт, — яростно ухватился дружище за травмированную грудь, которая заживлению поддавалась с большой неохотой. При этом старина умудрился сжать ладонь с одним сохранившимся ногтем, отчего разверстые раны на пальцах закровоточили с утроенным рвением. Да-а, недурно пообтрепал его дедуля Волмонд, совсем недурно.

— Слушай, — внезапно вспомнил я о своих увечьях и повернулся к Верджилу спиной, попутно задирая края куртки и футболки, — глянь чего там, а? Жжет, не переставая.

— Где? — не сразу сориентировался счастливый обладатель встроенного в кору головного мозга прожектора. — А-а, вижу…

Мне не пришлись по вкусу его мгновенно угасшие интонации, так, будто некто невидимый ловко выкрутил рычажок изъяснений приятеля до минимума. После чего округу охватила полуденная кладбищенская тишина. Габсбург минуты три любовался саднящим увечьем, зачем-то лапал жутко зудящие участки и затравлено молчал до тех пор, пока я не выдержал.

— Ну? Жить буду? — тупо вопросил мой панически настроенный голос, обращенный к наклонному потолку. — Герр доктор, объявите диагноз!

— Лео, а что сказал Мердок перед тем как… — впервые слышу заикающегося снайпера с позывным Дебилятинка (для простоты обращения). Совсем нехорошо мне стало от воспоминаний о предсмертной реплике фашиста, на личное озвучивание которой банально не хватило духу. — Привет от Северина, верно?

Я сглотнул, 'зашторил' спину и плавно, словно ступал по тягучей болотной трясине, обернулся лицом к старику Верджу. В его отведенном взгляде и дергающейся нижней губе я отыскал ответ на свой безобидный вопрос: 'Что за хворь со мной приключилась?'. И понял, какой пердимоноколь распознал его востренький солдатский радар.

— Сколько? — сухо обратился я к цифрам, немея до самых подтяжек. — Двадцать дней? Десять? Сколько мне осталось?!

— Неделя, — практически пропищал мой убеленный сединами знаний товарищ, — до полного разложения. В сознании ты пробудешь не больше трех дней.

Три дня? ТРИ ДНЯ! Мать вашу за ногу!

Я круто развернулся на носках кроссовок и сломя голову ринулся вверх. Чтобы сбежать от треклятых сочувственных вздохов. Скрыться от ненавистной жалости. Дать волю эмоциям, доселе неизвестным моей безнравственной натуре. И осмыслить вынесенный вердикт. Я умру. Через три дня. В процессе обратного обращения. Неотвратимого. Болезненного. Страшного. От той гниющей раны на спине, оставленной немцем. По просьбе моего дражайшего папика.

Овации в студию! Месть двухметрового блондинчика удалась на славу. Я и предположить не мог, что до такой безбожной степени обозлил батеньку недавней фишкой с шантажом. А он, значит, паскуда, решился на крайние меры. С его-то хвостиком в семь столетий отыскать Волмонда дело плевое, как и снабдить генерала толикой важных стратегических сведений, ведь в суть моего обращения были посвящены всего два существа. Мистер сволочь Гудман и Астрид, но ей известно отнюдь не все. Вампиры не настолько глупы, чтобы трепать языком на опасные темы. Вот и я уберег ее нежные ушки от основополагающих подробностей.

'Я тебя породил, я тебя и убью!' — вот она, сучья жизненная правда.

— И что мне делать? — по-детски обиженно осведомился я у ближайшей стены, зло врезаясь кулаком в обветшалую кирпичную кладку. Хрустнули костяшки пальцев. В месте их соприкосновения с перегородкой возникла дыра. Вторая. Третья. Пятая. Девятая. Я бы с радостью проделывал отверстия головой, потому что стоящий под черепом гул и гомон убивал меня раньше срока. — Я не хочу! — криком здесь не поможешь. — Я не хочу умирать!

— Я знаю, — прервал мой ор раздавшийся сзади фальцет, позорный обладатель которого усмиряюще повис на моих плечах. — Мы что-нибудь придумаем, обещаю, брат.

Без понятия, что повлияло на меня сильнее. Его пустой треп о несбыточном или скупое родственное обращение, произнесенное сердцем, ставшее моей отдушиной на следующий десяток минут. Кажется, всё и сразу. На глаза навернулась позабытая издревле соленая жидкость. Грудную клетку стянул недостаток кислорода. Я шумно прочистил нос, замаскировав это грехопадение кашлем. И жадно обнял друга.

Хорошо, что тот момент обошелся без участия свидетелей. Истерика двух взрослых мужчин — зрелище не для слабонервных.

 

Глава 32. 'Лжец, лжец, лжец'

POV Лео День первый

Крепость дружеских объятий. Стыдливо спрятанное за товарищеским плечом лицо. Омытые мерзкими слезами щеки. И волчий вой, который я прятал едва ли лучше девичьих рыданий. Позади три сотни лет бездарно растраченной жизни, а впереди…Впереди лишь три дня, которые следует продержаться с честью, с достоинством. Хотя какое там! Смерть не бывает достойной. Она уродлива в любом случае, даже если на одре покоится съеженный старикашка, в незапамятные времена потерявший волосы, зубы и рассудок. Она не интересуется невыполненными планами. Не позволяет смириться. Не терпит. И не дает снисхождение. Она отнимает. Вырывает из рук мечты, надежды, мизерное подобие стремлений, начинания, сминает их, точно испорченный лист бумаги, и прицельно бросает в корзину к горстке все тех же неудавшихся комков. И тогда уже не остается на земле ничего, связанного с тобой. Ни жены, погрязшей в скорби. Ни осиротевших детей. Ни единой души, способной постичь бремя утраты.

Я прожил никчемную жизнь, так почему же рвусь и дальше влачить это жалкое существование?

— Как удачно все сложилось для тебя, — с притворным смешком выразил я вертящуюся в голове цепочку мыслей. — Нет больше нужды делить ее с кем-либо, поэтому жить вам в любви и радости до, хм, определенного момента. Нудно это, не находишь?

— Лео, — привычно состроил Верджил донельзя серьезную мину, оторвался от меня и открыто заглянул в глаза, чтобы продолжить, — видит Бог, я не желал тебе смерти. И никогда…

— Завязывай с нотациями и нравоучениями, — брезгливо отер я противно влажные щеки грязными ладонями и отошел от приятеля на светское расстояние. Он последовал моему примеру, смахнул сырость с ресниц, отдышался и прижал неплотно сжатый кулак ко рту. — Просто забирай ее и проваливай. Я предпочел бы подохнуть вдали от восхищенных охов, — гордо развернувшись, я прошагал по петляющему коридору с десяток ярдов, намереваясь вновь найти дорогу к подвалу с трупом Мердока, но был остановлен впавшим в крайность вампиром.

— Не дури, — слабо подчиняющимися грабками ухватился он за мой локоть, — я не в благородство и отзывчивость сейчас играю. Здесь ее родители. Мне нужно их найти, поэтому, — очень изящно выполненный просительный жест выпученными глазищами я оценил по достоинству, — прошу, увези Астрид. Мне нужно время, чтобы все уладить. Похищение целой семьи, полиция, больница, — весьма необузданно впился он пальцами в разламывающиеся виски. Странно. Я почему-то считал, что она бредила, когда твердила о чьих-то родителях. Видно, в очередной раз накосматил. — Я даже не знаю, живы ли они вообще и знают ли о моей…

— …привычке закусывать человечинкой, — пасмурно рассмеялся я, предвосхищая визгливый материнский ужас и виртуозно исполненный отцовский хук справа. Посмотреть бы хоть одним глазком на это светопреставление! Чую, влетит кому-то по первое число за архаичные замашки по статье извращенной гастрономии. — Заметано, — скорчил я подневольную рожицу, с энтузиазмом берясь за заботу о лапусе. А что, неплохо. Устроим горячую ванну на две персоны, понежимся в пене, потом и до кроватки доберемся… — Короче, ни пуха тебе на всех фронтах, — уже на бегу саданул я, бросаясь на внеочередные поиски злосчастного выхода из здешних казематов.

Габсбург и проморгаться не успел, как живописный вид моих бодро сверкающих пяток покинул окрестности. В долю секунды я вынес свое разлагающееся тело на улицу, скоротечно набил легкие ароматнейшим воздухом морозного утра. Подставил румяное лицо под искрящиеся лучи взошедшего солнца и немного взгрустнул. Новый день. Первый из числа последних трех.

Но довольно лирики. Повыть от безысходности я еще успею. Сейчас гораздо важнее совладать с возложенной на мои поджарые плечи ответственностью: окружить теплотой и вниманием прекрасное маленькое создание. И чадолюбивая мамаша из меня выйдет превосходная. Одной только любви на задворках похабной душонки скопилось несметное количество. Ее-то я и стану транжирить напропалую.

Добрался до машины и первым делом сунул любопытный нос на заднее сиденье. Вверенное мне бедствие безмятежно дрыхло, свернувшись на коротком диванчике калачиком. Множественные синяки на лице за время моего отсутствия сменили агрессивный фиолетовый оттенок на пугающе черный. Припухлости вздулись еще сильнее. Ссадины покрылись коричневой коркой. Страхолюдина, одним словом. Хотя и в таком, мягко говоря, непривлекательном состоянии, она вызывала во мне ряд весьма неприличных желаний. Чертов запретный плод!

Ни в какую гостиницу я ее, естественно, не повез. Взял курс на собственную тихую гавань. С благоговейным трепетом в желудке навел зеркало на спящий комочек моих отрадных побуждений. И неспешно вырулил на оживающую трассу.

К сожалению, полностью искоренить мыслительную деятельность мне не удалось. Поэтому всю дорогу (отнюдь не близкую, надо заметить) я провел наедине с разрастающимися страхами.

Много ли нужно для сохранения памяти о человеке? Час работы мраморщика. Отправлюсь я на встречу с маменькой через…обойдемся без точных чисел, и что? Кого расстроит или огорчит этот вопиющий акт несправедливости? Астрид? Ей, думается мне, глубоко начхать на персону по имени Лео. Верджил? Ну-у, может быть (а может и не быть, кстати). Северин?! Ага, еще Санта-Клауса вспомни! Ему моя бесславная гибель только на руку. Нет сынули, канули в Лету и проблемы с длинными языками. И зачем взялся трясти пыльной правдой о Девкалионе? Глупый, болтливый смертник.

Кто у нас остался в графе 'друзья'? Джо и Стэн. Насчет этой липкой парочки я спокоен. Им и впрямь захочется порыдать над моей сухонькой могилкой часок-другой.

Да-а, негусто. В кои-то веке собрался умирать, а не перед кем. Скряга Вердж отменит все мои комедии, запретит иронизировать на тему поминок, даже в гробу поваляться не даст ради душевных нужд. Тоска, ей Богу.

Настроение припадочно сверзилось до нулевой отметки. Изящно хохмить у меня уже не выходило. В голову нагло врывались пессимистичные картины недалекого будущего. Казалось, что незаживающая рана на спине разрастается быстрее положенного. Отравляет мою кровь. Изнашивает органы. Допинывает тщедушное тельце, когда-то бывшее полновесной душой. Грызет меня изнутри, обрекая на возможные страдания.

Ничто так не огорчает, как жалость к самому себе. Стоило немного поразмыслить об уготованной участи гниения заживо, и беспросветная депрессия захлестнула меня от носков до чепчика. Мол, что за невезунчик ты, Лео! В очередной раз вляпался в неприятности. Конкретно укоренился в навозном отстойнике. Теперь уже навсегда.

За однообразными вихляниями по заунывным кущам пролетела дорога до дома. Под колесами колымаги зашипел гравий. Лобовое стекло отразило занюханный пейзаж нищих красот. Разваливающиеся бараки. Переполненные мусорные баки. Оголодавшие взгляды шатающихся вдоль улиц детей в кургузых обрывках одежды. Изнуренные женщины, дожидающиеся автобуса на остановке. Серые, словно застиранные лица с безобразными морщинами от хронической усталости.

Я нарочно выбрал квартиру в этом неблагополучном районе. Именно здесь буйным цветом колосится настоящая жизнь. Суровая. Злая. Беспринципная. Полная невзгод и лишений. Эти люди, опустившиеся на самое дно по воле собственной лени и незначительности, видят мир совсем другим. Они не топчут ковры в шикарных холлах. Не увешивают стены картинами в помпезных рамах. Не обедают в дорогих ресторанах. Им по вкусу волчьи законы. И гораздо ближе теория Дарвина, восхваляющая азы естественного отбора. Как и мне, кстати говоря.

Когда-то я пробовал добывать деньги честным путем, но быстро понял, что прелесть бытия заключается отнюдь не в соблюдении графика работы. Риск и опасность — они в свое время помогли мне расширить горизонт. В эпоху шпаг и дуэлей я грабил банки, притом шумно и обязательно посреди бела дня. Забавы со скрытностью и богобоязненностью меня никогда не прельщали. Пару раз оказывался в тюрьме, на волосок от виселицы, что добавляло моим играм азарта. Начало эры огнестрельного оружия резко охладило пыл ярого пацифиста. Я не приверженец кровавых разборок, поэтому вместе со многими загорелся идеей Золотой Лихорадки и покинул Мексику. Новый виток безрассудств занес меня в Штаты. Борьба за прииски, сотни, затем и тысячи людей в подчинении, — я заканчивал день состоятельным вампиром, а с восходом солнца считался вдвое богаче. Потом Америку затрясло в войнах. Презренные янки гнали с родных земель индейцев. И я отплыл в Старый Свет. За месяцы пути постиг истоки мореплавания, пощекотал нервы Британским судам, когда плавал под черными парусами с летящей впереди нас славой отъявленных головорезов. Конец девятнадцатого века настиг меня у берегов Индии, где я, упитанный толстосум и пройдоха, женился на скромной индийской принцессе. Ее папенька-шейх выделил мне невзрачный дворец с гаремом наложниц, надавал каких-то шелков со слонами и с распростертыми объятиями принял в семью. Пожалуй, те десять лет, потраченные на песни и пляски, нескоро выветрятся из памяти. Жена мне, конечно, досталась никудышная. Страшненькая, туповатая, да еще и необучаемая. За всю совместную жизнь она выучила два английских слова: 'извините' и 'здравствуйте'. А вот ее сестра…

Эх, счастливые были годы! И потянуло же меня в Европу, притом в разгар Первой Мировой. Там я и познакомился с Одиллией да на беду спас ее будущего мужа из горящего дома. Следом братание с Айрис и Верджилом, ставшее началом конца. И почему нам, прямоходящим, не дано предвидеть будущее?

— Приехали, — с горечью возвестил я, глуша мотор у облезлых ворот гаража.

Астрид пробурчала в ответ нечто сонное, сомкнула распухшие губы, накрыла раздутую щеку сухонькой ладошкой и сладко засопела дальше. Надо бы вылезти из машины, соскрести с сиденья этот храпящий комочек, отнести в квартиру, отмыть, переодеть и перетащить в кровать. Однако нежелание шевелиться в кратчайшие сроки взяло надо мной верх. Я откинул голову на спинку кресла. Зажмурил глаза и представил, что сегодняшняя ночь мне приснилась. На самом деле не было ни Мердока, ни его сволочной мести, ни тех ужасов, что представились моим глазам. Абсолютно ничего. А значит, и последнего разговора с Габсбургом тоже не случалось. Мне незачем обдумывать церемонию собственных похорон. Впереди долгие и долгие годы жизни, которые я с огромным удовольствием провел бы на берегу необитаемого острова, нежась в тени вековой пальмы, потягивая кокосовое молоко через трубочку, пропуская сквозь пальцы шелковистую россыпь золотого песка, внимая рокоту прибрежных волн. И она будет рядом. Счастливая, беззаботная, постоянно улыбающаяся. Ее смех украсит собой безлунные ночи, озарит беззвездное небо, согреет теплом мое сгнившее сердце. Я украду ее, если потребуется. На аркане затащу в самолет и увезу так далеко, где никто и никогда нас не станет искать. И она полюбит меня, я сумею этого добиться. И с той поры водворится рай на земле…Мой маленький, но полноценный оазис. С Астрид.

Мечтать не запретишь, но воспрепятствовать можно. На этой печальной ноте я выбрался в усаженный чахлым вечнозеленым кустарником дворик. Осторожно, боясь разбудить, перетянул куколку к себе на руки. Ногой прикрыл дверцу автомобиля. И, ощупывая путь подошвами, трагедийными шажками двинулся к изогнутой лестнице, уводящей на второй этаж. Моя квартира последняя на пролете. Из минующих окон числом пять засаленных стекол в обрамлении убогих занавесок доносились привычные для здешнего отстойника звуки. Ругань и всхлипы в седьмой — неугомонная мамаша, не найдя денег на опохмел, приступила к воспитанию ни на что не годных детей. Супружеская брань за дверью восьмой — глава неудачно созданного семейства как всегда приполз домой под утро. Жильцы апартаментов под номером девять вели себя на удивление тихо. Видимо, достали дозу и сейчас воздавали дань красочным глюкам. За 'десяточкой' находилась моя зажиточная келья.

Прихожей тут не имелось по определению. Сразу за порогом простиралось съеденное стенами пространство. У занавешенного плотными темно-синими портьерами окна пристроился компьютерный стол, заваленный всяческим хламом. Коробки с дисками, автомобильные журналы, обертки от шоколадных батончиков, пустые банки из-под колы, смятые пачки с остатками чипсов — аккуратность явно не моя стезя. Далее шла декоративная стенка, выполняющая роль книжного шкафа. Ключевое слово 'роль', потому что книг у меня не имеется в принципе. Разве что дозволительно считать оными толстую подшивку комиксов. Ими я увлекся с подачи Астрид, точнее исключительно ради нее. Оставшиеся метры отведены под гостиную без всяких изысков. Продавленный диван с обивкой болотного колера, удобное кресло с массажной спинкой. Низкий столик, заваленный пультами управления от плазменного телевизора, игровой приставки, дискового проигрывателя, акустики и прочих благ цивилизации. В стене жужжал встроенный кондиционер. По левую сторону за метровой стойкой расположилась крохотная кухня. Сразу предупрежу, я ей совершенно не пользуюсь, поэтому смело отводим взгляд вглубь тесного жилища. За холодильником, пустым по обыкновению, спряталась узкая дверь гостевой спальни. Тесной, с одной лишь кроватью и вовсе без окон. В общем, бестолковая комната. Через нее же можно пройти и в ванную, а затем и в мои отменные покои. Именно их я при въезде в это второсортное гнездышко проапгрейдил по полной программе. Выкинул сборище рухляди, гордо именуемое мебелью, и обустроил всё по-своему. Аэродром, способный вместить послушный табун пони, заменяет здесь постель. Гардероб с легкостью умещает сотню туго набитых чемоданов со шмотками (их у меня, правда, чуточку больше, так что некоторыми пришлось пожертвовать). Беговая дорожка, доска для пресса и парочка гантелей — необходимые инструменты для поддержания формы. Кровь в излишних количествах иногда толстит, не говоря уж о моих пристрастиях к фастфуду.

Злоключения начались в ванной, куда я на цыпочках отволок развалившуюся на моих руках лапусю. В окружении кафельных стен ее шамкающий храп немного поменял тональность, что никоим образом не сказалось на безвольном состоянии. Я умудрился даже слегка позавидовать ее нервной системе, когда бесшумно носился по помещению с очевидными целями. Включал воду, опустошал аптечку, искал стопку свежих полотенец. Придирчиво отбирал флаконы с шампунем, гелем и успокаивающими маслами. Уже в спальне добыл в одном из ящиков комода подходящую одежду. Вернулся обратно и столкнулся с главной на тот момент проблемой. Астрид ведь нужно раздеть.

Не то что бы меня смутила эта мысль, скорее наоборот, вдохновила. Пожалуй, даже слишком вдохновила. Я столько раз мечтал об этом, и фантазии, надо заметить, по всем пунктам обходили действительность. В них она и выглядела по-другому (без синяков и ссадин), и самостоятельно держалась на ногах, а не подпирала сушку для белья с участием моих рук. Впрочем, унылая сознательность посетила меня ненадолго. С минуту повозившись со своим моральным обликом, я обхватил искалеченное создание одной рукой за талию, другой неспешно стянул ремень, опоясывающий ладные бедра. И потянул вверх края тоненькой кофточки. На середине этого, казалось бы, простого действия у меня перехватило дыхание. Не от восхищения, нет. От ужаса перед всем увиденным. На ней не было белья, что с лихвой компенсировалось синяками и ушибами самой жуткой наружности. Иссиня-черные на животе. Огромные фиолетовые пятна под грудью. Зеленые следы пальцев на шее и ключице. Грубые отметины протекторов от подошвы мужского ботинка на спине: между лопатками, на пояснице и ниже, которые стали видны лишь после снятия плотно сидящих брючек. Я бы с радостью отказался от возможности вновь прикоснуться к ее нежному телу взамен на отдаленное любование персиковой кожей. Не знаю, что делал с ней этот ублюдок Мердок. Но от всей души жалею, что даровал ему быструю и безболезненную смерть.

Только в воде Астрид ненадолго пришла в сознание (полным пробуждением ее вялую попытку оказать сопротивление обозвать язык не поворачивался). Потянула меня за руку, заставив опуститься на колени, прижалась холодным носиком к щеке и тихо прошептала:

— Спасибо, Джей, — на что я ответил тусклой улыбкой. Тьфу, незрячая бестолочь! Хотя глупо ожидать от нее понимания ситуации. Узнай она меня по-настоящему, давно бы подняла такой вой, какой не снился и моим буйным соседям.

Банные процедуры отняли у меня последние силы. Орудовать мыльной губкой приходилось с дотошной аккуратностью, чтобы невзначай не задеть какой-нибудь особо болезненный ушиб. К тому же свалившееся на мою отчаянно гудящую голову несчастье постоянно норовило заснуть, уйти под воду и нахлебаться пенной жидкости, что добавляло мне и без того лишних хлопот. С шаманскими свистоплясками и языческими гимнами я все же вымыл это маленькое бедствие, ополоснул, кое-как причесал волосы, обернул в махровую простынь и оттащил в кровать. После чего позволил себе отдышаться минуты две.

Жизненный тонус дал первый на моей памяти сбой. От чрезмерной нагрузки, которую я раньше и не ощущал вовсе, затряслись руки. Боль в пояснице подобралась к шее и прицельно вонзила свое копье в затылок, расколов череп на две неровные половины. Я застонал. Поднялся с матраса, по-старчески придерживая ладонью скулящую рану на спине. Описал круг по периметру комнаты, заставляя мышцы работать, а не ленно бездействовать. Со сцепленными зубами вытерпел ворох уготованных мучений, когда каждый вдох всё ближе пододвигал меня к краю свежевырытой могилы. Затем вернулся к Астрид. В моих вещах — белой футболке с похабным рисунком кроликов в пикантной позе, черных шортах с надписью сзади: 'Всем сюда!' и безразмерных носках — она смотрелась совершенным ребенком. Тщедушным воробышком, которому по роковой случайности мерзкие дворовые мальчишки подрезали крылья. Безобидной крошкой, в кои-то веки втянувшей острые коготки и ядовитый язычок. И что удивительно, именно такой она мне нравилась больше всего. Зависимая, нуждающаяся в защите, немо просящая о ласке и внимании.

— Почему не я? — еле различимым шепотом спросил я у расслабленного личика. — Почему ты выбрала его? Того, кто ценит лишь то, что теряет. Разве ты вправе решать, кому из нас жить? Но ты решила, а я, кретин, поддался. Списывать старпёра со счетов было огромной ошибкой. Я слишком высоко вознесся, когда возомнил себя всемогущим. За что еще успею расплатиться. Ты предала меня, пуся. И это я тебе прощаю, — я пригладил разбросанные по подушкам мокрые пряди темных волос, навис над размеренно вздымающимся плечиком и легко прижался губами к ее виску. — Потому что шанс умереть за любимую девушку выпадает однажды. Грех его упускать. — Она не шелохнулась, пока я вставал, вытягивал из-под нее одеяло в ярко-красном пододеяльнике и плотно укутывал в мягкую перину смотанное в тугой комочек тельце. Однако чутье подсказывало мне, что произнесенные слова не зависли в воздухе бесполезной массой звуков. Она слышала их, хоть и не поняла до конца.

Доказательством послужил сдавленный всхлип, настигший меня на пороге спальни. Я резко обернулся. И почти рванул обратно, когда в секунду раздумал возюкаться с чужими соплями. Планка присутствия духа и без сторонних истерик находится на плачевно низком уровне. Мне самому впору влезть на крышу, дабы повыть на жителей окрестных домов. Так паршиво вечно неунывающий Лео не чувствовал себя еще никогда…

Толику утешения я отыскал на дне картонного пакета с кровью. Батенькино, будь он обезглавлен на главной площади своего чертового замка, ноу-хау. Чистейшая донорская плазма, упакованная в фольгированные коробки. В такие обычные смертные разливают молоко и соки. Можно лакомиться холодными эритроцитами, а можно и в микроволновку сунуть для пущей достоверности. Правда, пользы от нее никакой. Уровень консервантов (кровь ведь имеет свойство свертываться) зашкаливает, но в общем и целом жажду ей утолить возможно. Я предпочитаю первый вариант. Нагретая эта гадость противной тяжестью валится в желудок, вызывая изжогу.

Насытившись, я на всякий случай полазил по кухонным шкафчикам в поисках чего-нибудь съестного. Полюбовался на сгустки паутины в углах пустого буфета. Наткнулся на сиротливую пачку макарон, соседствующую с солью. И, махнув рукой на припасы, отправился в ванную приводить себя в порядок.

Для начала полностью разделся и встал у овального зеркала, вытянутого в человеческий рост. Отражение оказалось безрадостным. Белесый шрам, на две части рассекающий мое лицо ото лба к подбородку, выглядел просто тошнотворно. Комканный, безобразный рубец из бугров сросшейся кожи. Я сосредоточился, закрыл глаза и попытался исправить эту уродливую оплошность пластического хирурга. Хрен-то там! Регенерация отныне подчинялась мне с большой неохотой, предпочитая оставлять после себя очевидные следы былых увечий. Так что поворачивался я к зеркалу попой в предвкушении худших картин.

— Священные лысые ёжики! — ошеломленно вылупил я глазки, наткнувшиеся на 'это'. Непотребство, не иначе. Черная, будто измазанная сажей поясница. Нет, не так. Густое, сетчатое пятно слякоти, расползающееся вдоль нижнего отдела позвоночника. Ближе к центру оно концентрировало смоляную окраску, тогда как края огромной чернильной кляксы отдавали некоей серостью. По центру хребет рассекался продолговатым отверстием от ножа. Живым отверстием, которое пульсировало или сокращалось, словно делая короткие и частые вдохи. Кожа вокруг раны казалась выжженной и загноившейся одновременно. Меня затрясло в лихорадке. Какие к ё…ной матери три дня? Такими темпами я отшлифую копыта к завтрашнему вечеру, как пить дать!

— Спокойно, Лео, — уравновешенно взялся я усмирять собственный психоз. — Тебе ведь всё равно умирать. Так чего беситься понапрасну?

Дурацкие слезы, навернувшиеся на глаза, я утопил в горячей воде, брызнувшей из душа. Схватил губку. Выдавил на нее содержимое всего тюбика с гелем для душа. И в течение следующего получаса самозабвенно затирал облаками белой пены угодившие в слив мечты о лазурном берегу. Не видать мне ни необитаемого острова, ни загорелой Астрид, ни ее распущенных волос, собранных у левого ушка пушистым бутоном тропического цветка. Ни райского бунгало с соломенной крышей. Ни добытых непосильным трудом кокосов. Ни песчаных замков. Только эти последние часы наедине с ней, небрежно преподнесенные Верджилом. Чем не повод оторваться на полную катушку?

— Ну-те-с, приступим, — алчно потер я руки и выключил воду.

Вылез из ванной, наспех обтер торс, взъерошил волосы на голове и обвязал талию полотенцем, прикрывая кружево почерневших капилляров и вен на спине. Оскальзываясь на скользком полу, прокрался в спальню. Выпотрошил гардероб. Отыскал хлопковые белые шорты до колен и в тон им майку — буду зорко следить за расползанием жуткого увечья. Вытащил из базы трубку стационарного телефона и пулей выскочил в гостиную, где второпях сделал заказ в ближайшем приличном ресторане. Еду обещали доставить к полудню. Отлично, три часа в запасе. И я знаю, как их можно провести.

К моему стремительному возвращению Астрид перевернулась на другой бок, бессовестно развалившись по центру 'аэродрома'. Одеяло от бесконечных метаний по километровому матрасу сбилось в пуховую груду у ее животика, обнажив стройные ножки до колен. Ухоженная, матовая кожа притянула к себе изменчивый солнечный свет, проникающий в комнату сквозь узкую щель в плотных шторах. В горле пересохло. Я потоптался для порядку на месте, живо сгонял в кухню, набрал стакан ледяной воды из-под крана, залпом осушил его и в сотый раз вошел в спальню.

— Ты придурок, Лео, — лаконично оценил я собственные метания по квартире, с дрожью в поджилках присаживаясь на свободную половину кровати. Лечь рядом?

Идея здравая, но страшная-йа-а-а…до оключки мозга. А вдруг она проснется? И ей очень, очень и очень сильно не понравится мое навязчивое присутствие! С одной стороны, я у себя дома. С другой, ее мнения по поводу приезда сюда никто не спрашивал. С третьей, я до желудочных коликов обожаю злить эту строптивую ведьмочку. Лощенная парижская Богоматерь, как она багровеет от ярости! Как неумело и безобидно ругается! Как очаровательно щурит темнеющие в приступе гнева глаза! Как эмоционально размахивает руками, осыпая меня проклятиями! Кладезь артистизма, а не девушка. По совместительству еще и асфальтоукладочный каток, но в тех редких случаях, когда удается довести ее до белого каления.

Ухохатываясь над блеклыми перспективами будущего, я смиренно прижался щекой к подушке. Затаил дыхание — ноль реакции. Затем забрался под одеяло — вновь тишина. Опасливо придвинулся ближе, позволяя ее дыханию овивать рассеченное шрамом лицо. Астрид повела носиком, принюхиваясь к назойливому запаху моего шампуня. Краешек ее припухших губ дернулся, будто в улыбке. Я не удержался и обвел их ярко-розовый контур указательным пальцем. Она задышала чуть чаще. Я очертил подбородок. Вывел изящную линию скул. Легким касанием прошелся по тонюсеньким бровям. Спустился к ресничкам. Крепким, туго завитым и завораживающе длинным. Она заворчала и перевернулась на спину, намереваясь досмотреть свой сон. Я тяжело вздохнул, отыскал под одеялом ее горячую ладошку, крепко сжал чуть влажные пальчики и закрыл глаза. Буду запоминать каждую секунду этого дня — лучшего в моей непутевой жизни.

Спустя двадцать минут лапуся…хм, нет, не проснулась, насколько я мог судить, глядя на ее зомби-замашки по части спускания ног с постели. Новоиспеченный лунатик плавно перетек в сидячее положение, оттолкнулся руками от матраца, нетвердо укоренился на ногах и неуверенно поперся по поиски приключений. Я дождался, пока она выберется из спальни, и бросился следом. Приник грудью к дверному косяку и украдкой высунул голову за угол. Видимо, шизофрения не покинула булочку навсегда, а решила изредка наведываться, посылая приветы всем жаждущим. Повредившееся рассудком создание упоенно шарило в кухонных ящиках, задумчиво перебирало приборные ножи и вилки, чтобы через миг отыскать ту самую жуткую бяку — пугающих размеров тесак для разделки мяса. Этакий одомашненный эквивалент топорика.

С чувством выполненного долга 'милейшая' девица, замыслившая неладное, возвратилась в постель. Я к моменту ее появления успел улечься обратно в кровать и повернуться лицом к стенке, чтобы издали моя всклоченная шевелюра походила на Габсбургскую. Астрид тихо шлепнулась рядом и погрузилась в равномерный храп. Холодное орудие отправилось под подушку. Ее психоз очень отчетливо со мной поздоровался и вымелся восвояси.

Иных сюрпризов до обеда не случилось. Я не стал отбирать у кошечки ее 'успокоительное', но всякий пожарный присматривал за серебристой рукояткой. Затем в дверь позвонили, и я помчался принимать гору пакетов с заказанной едой. Расплатился. Набил холодильник вкусностями. Отправил обещанное ведро фисташкового мороженого в морозилку. Зарядил кофеварку. И с екающим сердцем поплелся и дальше исполнять обязанности блюстителя сладкого девичьего сна. Не срослось. Конфетка в мое отсутствие продрала слипшиеся глазки и сейчас удивленно озиралась по сторонам, по ходу пьесы обнюхивая наволочку соседней (то бишь моей) подушки.

— Здрас-ссти вам, — решил я немного подурачиться, круговым взмахом руки приветствуя изумленное существо. — Как спалось после вчерашнего? — двусмысленный контекст я добавил в реплику отнюдь неспроста.

— Лео? — уморительно собрала она в кучу выпученные глазки. 'Подбитый' наконец-то открылся, хотя тотально избавиться от мутной пелены, искривляющей обзор, ему всё же не удалось. — Почему ты здесь? — с сомнением спросила куколка, сбитым с толку взглядом окидывая свой внешний вид. Эх, надо было оставить ее голой! Вот смеху бы было! Пусть бы помучилась, повспоминала, чего могла натворить на не совсем свежую голову! — Точнее, почему я здесь? И что это на мне?

— Фух, сколько всего интересного тебя гложет! — от души потешался я над ее бестолковостью, присаживаясь рядом с трусливо поджатыми ногами. — Начнем по порядку. Да, я Лео. На первый раз угадала. Ты здесь, потому что сама этого, — сделал я акцент на последнем слове, — захотела. Я здесь потому, что это, — весьма издевательски обвел я взором кровать, — моя квартира. Ну а на тебе моя одежда. И под ней нет ни-че-го-шень-ки. За исключением пары любопытных выпуклостей.

Она совсем затихла. Отвела глаза. Покраснела так, что насыщенный румянец проступил через плеяду густо окрашенных синяков. И часто-часто заморгала.

— Мы… — вопросительно повысила она интонации, нарочно подталкивая меня первым вскрыть карты.

— О, да, моя прелесть! — дурашливо обнял я нервно сцепленные вместе коленки, впервые называя ее своей. Какой бесплодный самообман, но на поверку звучит восхитительно! — Мы! — в совершенно другом аспекте восторга провозгласил я, вытягивая готовую впасть в панику лапусю из-под одеяла и сажая ее на себя сверху.

— Нет, — неубедительно вскрикнула Астрид, судорожно мотая головой в разные стороны. — Я бы никогда…Джей, — внезапно что-то в ее голосе треснуло, переломилось надвое и тревожно зазвенело. Она уставилась на меня остекленевшими глазами.

И только тут я понял, какого маху дал, когда позволил ей беспрепятственно изучать обезображенное шрамом лицо.

Сначала она просто таращилась на меня, затем потянулась пальцами к рубцу. Отдернула руку, так и не коснувшись, и лихо выскользнула из моих некрепких объятий, чтобы забиться в дальний угол кровати. Про нож она вспомнила за миг до того, как я выхватил его из-под подушки и прицельным метанием воткнул в стену у занавешенного окна.

— Это была шутка, лапочка, — по возможности серьезно оправдал я неуместный в данной ситуации розыгрыш. — Между нами ничего такого…

Договорить мне не дал вой беременной носорожихи. Астрид вновь вознамерилась проверить стойкость моей нервной системы и завизжала так пронзительно, что я едва не оглох от восприятия ее чарующих воплей. На сей раз я не стал строить из себя светило психиатрии. Сгреб ораторшу в охапку, уложил ее по центру кровати и для надежности придавил сверху весом своего тела, лишая всякой возможности пошевелиться.

— Заткнись и слушай, — зло велела та пагубная часть меня, что не терпела истеричных выходок и припадков. Она захлопнула рот. Хорошая девочка. — Все живы и здоровы. Твой ненаглядный Джей и мама с папой. Они в полном здравии, усвоила? — глаза красноречиво пропели раболепное согласие. — Тебя я забрал, чтобы Верджу легче дышалось. Ему сейчас хватает проблем с полицией, — о больнице вести речь было бы неразумно. Ее и так лихорадило со страшной силой. — Ты знаешь, что никакого вреда я тебе не причиню, верно? — лучик сомнений в ее лице сменился железобетонной уверенностью, когда я немного ослабил хватку и ласково погладил встрепанные волосы. — Теперь спрашивай, что хотела, только очень спокойно. Без воплей и слез.

— Я не убила его? — мгновенно пролепетал плохо подчиняющийся язычок.

— Нет, моя радость, — в последний (в этом я себе поклялся) раз воспользовался я притяжательным местоимением, втайне упиваясь по самую маковку дурманящим теплом ее мягкого тела. — Ты никого не убила.

Именно тогда я и позволил котёночку выплакаться, потому что слезы облегчения гораздо предпочтительнее пустопорожних рыданий на тему чьей-либо гибели. Она выла от вида крутящихся перед глазами обрывков воспоминаний. Отирала якобы испачканные в крови руки о простыни. Жадно цеплялась холодеющими пальчиками за мою шею и трубно шмыгала сопливым носиком всякий раз, когда я шептал в ответ нечто ободряющее.

Быстро купировать отголоски былых ужасов не вышло. Когда у милашки закончились силы, на помощь истерике прискакали невнятные всхлипы, слившиеся в полновесную оду гадких картин прошлого. Она, заикаясь и проглатывая окончания слов, принялась исповедоваться мне в грехах. В живописных корчах описывала, как именно резала Верджа. Как пробовала убегать от Мердока после сданного раунда игры в прятки. Как переступала через себя, разыскивая меня в клубе. Как выбирала: между мною и Габсбургом; между Джеем и родителями; между жизнью и смертью. А потом долго и муторно просила у меня прощения.

— Ш-ш, котёночек, — только и успевал вставлять я междометия в поток ее бурных раскаяний. — Не имей привычки казнить себя ежесекундно. Обвини себя разок для проформы и живи дальше. Я, если хочешь знать, только так и делаю. Иначе вскорости обзаведешься синдромом вечно угрюмого Майнера. Вот кто среди нас любитель тщательных самобичеваний.

Ее грустная улыбка, образовавшая ямочку на влажной щеке, приподняла настроение нам обоим. Я заметил, что Астрид трудно дышать под натиском моего торса, и в два искрометных движения слез с кровати.

— Санузел направо по курсу, — услужливо предупредил я всех приверженцев 'ранней' чистки зубов и отправился сервировать стол. — И дверь не запирай, у меня клаустрофобия расшалилась, — предостережение никогда не бывает излишним. Поди разбери ее нынешнюю манеру мыслить, а ну как задумает пакость?!

Пока я возился с тарелками и хитрыми функциями СВЧ-печки, лапуся плескалась водичкой и 'любовалась' собственным отражением в бесстрастном зеркале. Могу себе представить ее тихий ужас по поводу внешности. Издали она сейчас походила на марсианина. Вся такая цветная и пышная, словно радуга.

— Катастрофа, — четко отделил мой слух ее сугубо лестную оценку испорченных параметров. — Надеюсь, он подох, как собака. А перед смертью очень долго мучился. Лео, — уже ближе подобралось ко мне ее хрипловатое сопрано, — Джей, правда, в порядке? Ты не обманываешь?

— Когда я тебе лгал, солнце? — наигранно возмутился я, брякая на стойку плошку с подогретой лазаньей. — Ни единого противоречивого слова, всё докладаю, как на духу!

— Ага, — весело поддакнула она, резво забираясь на высокую табуретку по ту сторону столешницы. — А почему тогда уходишь от ответа?

— Нямай молча, зануда, — подтолкнул я к ней посудину с харчами. — В сохранности твой прынц, я об этом позаботился.

— Шпашипо, — с набитым ртом проговорила оголодавшая девица, поразительно быстро приходящая в норму. Я вообще-то ожидал несколько иного развития событий. Даже приготовил смирительную рубашку, выгладил вязочки на рукавах. А малыш расцвел и пахнет, что не могло не радовать. И почему ее поведение не поддается статистике? Науке сия тайна не раскроется никогда. Эта девочка просто другая. Чуднáя, но в хорошем смысле.

Меня воротило от одного запаха еды, поэтому составить компанию бодро жующей деточке я не сумел. По всем признакам дела у нас с обратным процессом обращения продвигались вперед семимильными шагами. Перед глазами юлили размытые черные круги. В ушах звенела камерная дрель. Лоб взмок холодной испариной. Я пошатнулся от головокружения. В последний момент уцепился дрожащей рукой за плиту, благодаря чему устоял на ногах. Астрид, похоже, ничего не заметила. Однако ее радостный щебет скрылся от меня за грохотом работающих под черепом отбойных молотков.

— Тебе нехорошо? — тягуче, медленно и будто издалека спросила сидящая в трех метрах девушка. Я выдал заранее припасенный ответ, прозвучавший как несвязный набор слогов. И ринулся к холодильнику за внеплановым пакетом крови.

Совершить этот подвиг мне не довелось. Пол вдруг ожил, встал в горизонтальную стойку и со всего размаху впечатал в себя мою многострадальную физиономию. Браво хрустнула челюсть. Кончик языка угодил в расщелину между зубами. На паркетину плюхнулась капля крови. И все опять вошло в норму. Слух и зрение возвратились в целости и сохранности. Мышечные спазмы унялись. Дурнота скрылась за занавесом. А посему я с легким содроганием в животе ощутил, как лапуля припала рядышком на колени.

— Лео, миленький мой, родненький, что с тобой? — встревожено заголосила девушка и с богатырской силушкой перевернула меня на спину, чтобы видеть лицо. Я быстро зажмурился. Закрепил страдальческую гримасу. Чуть приоткрыл губы и фальшиво простонал. — Господи Боже! — всплеснула руками доверчивая глупышка. — Я же не знаю, что в таких случаях делать…Леочка, хороший мой, помогай мне, пожалуйста.

Ох, сколько всего нового успеваешь о себе узнать в преддверии смерти. И хороший я для нее, и миленький, и родненький. Если еще немного поахать, и до любименького доберемся. Чем не благородная цель?

— Ближе, — потусторонним шепотом попросил я, собирая воедино лакомые способности к театральщине. — Наклонись, — сипел мой натянутый в предвкушении низшей подлости голос. Астрид, наивная маргаритка, послушно приникла ушком к моим пересохшим губам. Ее сердце, колотящееся на манер племенных тамтамов, умертвило былые потуги совести. Я не мог упустить такой момент, только не сегодня.

Действовать пришлось быстро, что в разы убавило процент получаемого удовольствия.

Я притянул ее за плечи к своей груди, попутно подобрался к карамельным губам через припухшую щеку и без промедления втянул в себя всю сладость этой вредной, но самой желанной девчонки. Она опешила. Застопорилась и машинально ответила на поцелуй. Потому что хотела его. И только затем к ней заявилось припозднившееся осознание ситуации. Снова мы. Снова на кухонном полу. Снова целуемся. По моим подсчетам, весьма нескромно и развязно.

Именно по этой причине хлесткий отпор не заставил себя долго ждать. В тот же миг лапусик попытался вырваться, чему я довольно зло воспрепятствовал, когда бережно, но чересчур резко сдавил ей запястья, свел их на пояснице и играючись удержал одной рукой. Как же опротивели мне эти светские реверансы! Почему я просто не могу быть с тем, кого люблю? Почему ей обязательно надо изображать эти ослиное упрямство и лебединую преданность? Помимо ее несравненного Джея в мире еще шесть миллиардов людей, не считая вампиров. И все они что-то чувствуют, о чем-то переживают, кого-то ненавидят, кого-то ценят, кому-то строят козни, кого-то теряют. А я хочу стать тем, кто ненадолго обретет своё маленькое и щедрое счастье. Всего один поцелуй — на большее я никогда не замахнусь.

В общем, пока я закипал изнутри не нашедшим разумной мотивации гневом, агрессивно отбивающийся от нападения малыш перекочевал на пол и оказался в плену моего подконтрольного порыва. Я не позволял себе вольностей и интересовался исключительно ее личиком. Сердито поджатыми губками, терпящими мое нагло вторжение по воле преобладающей силы. Чуть курносым носиком. Гладким лобиком с рисунком из мелких царапин. Бархатистыми щечками, каждый кровоподтек на которых охотно белел под действием моих пальцев.

В конце концов Астрид сдалась и милостиво позволила мне потворствовать нежности.

— Я так люблю тебя, глупенькая, — всё никак не мог отыскать я в потёмках скулящей души того смехотворного раздолбая, каким считал себя на протяжении всей сознательной жизни. — Настолько, что мне достаточно этого, — шумно чмокнул я округлый подбородок.

— Лео, мы уже говорили об этом, — не преминула она отвернуться от моего взгляда жалкого фанатика, повстречавшего идола. — С тех пор ничего не изменилось.

'Ты ошибаешься, булочка', - грустно вздохнула обреченная часть меня.

— И пусть, — не спешил поддаваться я пессимизму. — Пусть ты не признаешь, что любишь меня. Об этом необязательно говорить вслух. Достаточно лишь один раз показать.

— Я испугалась за тебя, и только, — обожаю эту ее манеру постоянно оправдываться! — Ты всегда выдаешь желаемое за действительное?

— Неа, — устав держаться на локтях, я сполз с не краснеющей врушки и мечтательно пристроился рядом, — лишь в тех случаях, когда желаемое совпадает с действительным. Ну признайся, пуся. Я тебе совсем не чужой дядя. Иначе бы ты давно запустила в меня табуреткой.

— Отменная идея, кстати, — предостерегающе уцепилась кошечка лапкой за ножку стульчака, а затем повернулась на бок ко мне лицом и прилежно зачастила, будто в припадке внезапного откровения. — Даже если ты прав, это ни на что не влияет. Я не могу быть сначала с одним, потом с другим…Не упрекай меня за то, что невозможно исправить. Я не выбирала Джея. Его приняло мое сердце, раз и навсегда. Кто же знал, что оно окажется резиновым и там найдется еще одно местечко для…Ну вот зачем я это говорю?

— Нет-нет, продолжай, — расплылся я в ликующей улыбке. — Любопытно узнать, какие еще органы в твоем теле отлиты из прочного каучука.

— Очень смешно, — шутливо треснула она меня рукой по макушке. — И ты прекрасно понял всё, что я имела в виду. А произносить вслух это вовсе необязательно, — хитро щелкнула лапуся меня по носу ловко инвертированной цитатой.

— Не хотел радовать тебя раньше времени, — помимо воли развеселился я, укрываясь от невзгод в объятиях привычного обмана, — да видно придется. Помнишь наш разговор в твой день рождения? В гостиной, после стакана водки.

Тупой вышел вопрос. Ту жуткую неделю она вообще вряд ли когда-нибудь забудет.

Конфетка, не обдумывая кивнула, но затем засомневалась в осмысленности собственных выводов. Пришлось освежать впечатления от нашей хмельной болтовни.

— Ты тогда жаловалась мне, — по ее заразительному примеру улегся я на бочину и подоткнул голову рукой. — На Габсбурга. Мол, какой скотиной он стал в последнее время и всё такое. И вскользь упомянула о вашем маленьком уговоре. Через десять лет топаем в разные стороны. Так вот, я дождусь, — 'точнее, намеревался дождаться', - внес я некоторые оговорки в испорченные планы. — Что ты на это скажешь?

Удивительное дело, но этот весьма бесполезный ответ был важен для меня, как никогда.

— Дождешься? — неизвестно в чем засомневалась пуся. — Зачем? Нет, постой, не перебивай. Я вообще плохо представляю себе эти картины из будущего. Джей против моего обращения. Ты, конечно, тоже, — я благосклонно кивнул, соглашаясь с ее наитием. — Поэтому мне трудно вообразить себя, двадцативосьмилетнюю мадам, шагающую рядом с вечно двадцатипятилетним мужем, — фу, как гадко прозвучало последнее слово, хотя Астрид умудрилась напихать в него кучу гордости пополам с вожделением. — Но это еще цветочки, с возрастом появятся ягодки. А как же я тогда буду смотреться рядом с тобой?

— Заметано, меняемся местами, — сообразительно поддержал я ее дебильные страхи. — Сейчас ты со мной, опосля чего-нибудь обломится и Верджу.

Девчонка мое предложение, разумеется, отвергла и, как следствие, перехотела продолжать нематериальную беседу о несбыточном. Поднялась на ноги, оттянула слегка задравшийся край футболки и невозмутимо вернулась к прерванному завтраку. Я полез в холодильник за кровью. Вскрыл коробку зубами и в два глотка утрамбовал в себя всё содержимое. Однако! Пить я стал аки запыхавшаяся лошадь.

Малыш тем временем остервенело орудовал вилкой, предпочитая таращить пустой взор в столешницу. Честное слово, в те редкие минуты, когда мы остаемся наедине, мне порой хочется оторвать себе руку, лишь бы было чем в нее пульнуть. Ну что за вздорный норов? Шуток она не понимает. Серьезность тоже не способна оценить.

В клокочущей тишине с тарелки исчезла лазанья. Опустел стакан с грейпфрутовым соком. Закончила процесс варки кофемашина. Я устал мяться у плиты и залез с ногами на разделочный столик. Астрид же наоборот спрыгнула со стула и покрутилась на месте, решая, в какую сторону податься.

— А посуду за собой мыть тебя не научили? — сурово спросил я, не желая упускать ее из виду. Пристыженный котёночек схватил плошки с чашками, обогнул стойку и неуверенно доплелся до раковины, соседствующей с тумбой, на которой я сидел. — И чего ты злишься, а, котя? Ну ляпнул дурь и ляпнул, что с того? Вот такой у меня дрянной язык, — я протянул руку, чтобы пригладить ее торчащие стогом соломы волосы, но вместо этого прошелся тыльной стороной ладони по теплой щеке.

— Я не злюсь, — сокрушенно поделилась мыслями вредина, во второй раз натирая пенной губкой несчастное блюдце. — Просто не знаю, что еще можно сказать.

Она увернулась от моей попытки спуститься пальцами к шее. Правда, весьма неудачно, потому что в тот же момент я оказался у нее за спиной и настоял на своем. Аккуратно собрал копну спутанных волос в смутное подобие хвоста. Перекинул его через правое плечо, а сам медленно приник губами к левому, основанием выглядывающим сквозь растянутый воротник футболки. Астрид поежилась. Выпустила из рук стакан. Хрупкий хрусталь угодил на вилку. Раздалось характерное звяканье, и я лишился весьма симпатичного фужера.

— На счастье, — суеверно шепнул я, смакуя каждый сантиметр ее матовой кожи и подбираясь к манящей мочке ушка. Привлекательные запахи терзали обоняние. Ее волосы пахли яблоками и ванилью. Шея истончала тонкий аромат сирени с горечью вишни. Бьющиеся под кожей стенки вен напоминали о привкусе соленой воды.

Единственное, что меня удручало, так это некое стеснение. И ее. И свое собственное. Любым двусмысленным жестом я мог бы разрушить ее дурманящее оцепенение, поэтому держал руки на виду, на ее худеньких плечиках. А как хотелось прикоснуться к великолепию ее тела. Почувствовать жар импульса, исходящий от него. Хотя бы раз жизни опробовать прелесть близости…

Нет, об этом не следовало и мечтать. Ее душевный комфорт мне в стократ дороже убогих наслаждений. Одно дело целоваться с другом своего парня. Совсем другое — переспать с ним. Да и поздно мне уже затевать постельные марафоны. Хренова ноющая поясница не позволит исполнять кульбиты под восторженные стоны.

— Лео, не надо, — внезапно вывернулась лапуля из моих непринужденных объятий и отскочила к двери гостевой спальни. — Это неправильно и…подло.

Кто бы сомневался, что первыми ее словами станут именно экивоки в сторону нашей с Верджем дружбы. Только кого на смертном одре беспокоят такие незначительные мелочи? Точно не меня.

— Как знаешь, — безразлично отказался я от изнурительной осады непреступной крепости, зарывая в душе горькую обиду на человечество. И взялся за недомытую тарелку. Собрал осколки бокала в уцелевший остов. Со психом распахнул дверцу тумбы, где хранилось мусорное ведро. Наклонился, чтобы не рассыпать мелкие стеклянные крошки, и от неожиданности поронял все на пол. Причиной тому послужил испуганный вопль Астрид.

— Мамочка моя дорогая, что это? — одурело вопила весьма крикливая особа, тыча в меня пальцем. — Лео, что это? ЧТО?

По выражению ее лица я догадался, куда направлен взгляд. На мою спину с задравшейся майкой. На черную, как смоль, поясницу со следами неотвратимого гниения.

— Э-э, где? — запоздало опомнился я и в считанные секунды ретировался из кухни, на ходу подтягивая резинку шорт и одергивая края дурацкой материи.

Булочка резво помчалась вслед за мной в спальню.

— Не прикидывайся дурачком, — в голосе звенел металл, удачно смягчающий неприкрытый ужас. — Что с твоей спиной? Почему ты упал? Я ведь видела, тебе и в самом деле стало плохо. Что происходит?

В процессе партии игры под названием 'Вопросы без ответов' мы немного побаловали себя догонялками, когда я на всех парусах удирал от ищущей истины кошечки. В итоге победило упорство, которое и загнало меня в угол у дальней стены ванной комнаты.

Пожалуй, в прежние времена я никогда не позволил бы нахрапистой девице одержать над собой победу и уж тем более не взялся бы перед ней отчитываться. Но слезы, блестящие в ее нефритовых глазах, и паника, легко угадывающаяся в дрожащих губах, взрастили свои ядовитые плоды. Конечно, она многого не понимала, кое-чего не помнила, зато очень ловко манипулировала услугами интуиции. И хваленое женское чутье ей подсказало: случилась беда.

— Это что-то серьезное? — упрямо сыпала Астрид вопросами. — Лео! Не молчи!

'Приговор на две персоны'

POV Джей День первый

Трудно поверить в то, что Всевышний ко мне равнодушен. Последние восемьдесят лет он только и занят щедрой раздачей затрещин, сыплющихся на мою изувеченную голову с редкостной периодичностью. И я никак не могу понять, почему. За каким, простите, дьяволом, мне следует проходить это бесконечное по своей продолжительности испытание? Кому и что доказывать? Себе?! Святые угодники, я прошел сей курс еще в бытность человеком, когда вдоволь налазился по окопам и отбил колени у коек раненых друзей в госпиталях. Когда бесценность человеческой жизни сужалась для меня до размеров оптического прицела. Когда слепое выполнение приказов почиталось за честь.

Быть может, миру?! Миру, который не дал мне ничего, сколь бы жалостливыми не являлись мои мольбы! Кому, черт возьми? КОМУ?

Минуту назад я, волею судьбы выбравшийся из треклятых оков и цепей, досыта напившийся крови и полностью исцелившийся после пыток, проводил взглядом спешно удаляющуюся по коридору фигуру. Сгорбившуюся под натиском обнаруженной истины. Ссутулившуюся в момент наших скоропалительных расчетов оставшегося времени. Осунувшуюся перед лицом непреклонной действительности.

Лео. Глупый мальчишка, заигравшийся в бессмертие. Неотесанный вампир, возомнивший себя всемогущим. Мой друг и товарищ, сумевший уберечь нас от, казалось бы, неминуемой гибели.

Я отчетливо помню, как братался с неизбежностью, прикованный к трубам, исполосованный глубокими порезами. Как прятался от убиенного всем происходящим взгляда Астрид. Как пробовал молча терпеть боль и, не справляясь с собой, выл в голос вместе с осипшей от рыданий девушкой. Тогда для меня уже не существовало надежды.

А сейчас Мердок мертв. Сложил голову в декорациях своей же пыточной камеры благодаря геройству Лео. И вот цена спасения — жуткое пятно черной слизи, увеличившееся в размерах прямо на моих глазах. Я знаю, что оно принесет за собой. Знаю, какой мучительной и невыносимой окажется смерть. Понимаю неизбежность предстоящего момента, но…Но не могу принять!

— Чего ты добиваешься, мерзавец? — запальчиво воскликнул я, возводя мутнеющий взор к потолку. Безответные монологи с Господом, ну и ересь. — Что тебе от меня нужно? Что еще? Ты отнял всех! Позволил им забрать мою душу! Так почему никак не насытишься?! У меня больше никого не осталось, — обреченно завалился я на колени, вгрызаясь кулаками в комья земельной пыли на полу. — Только они, — на свистящем вдохе прошипел я, клацая дрожащими челюстями. — Только они. Лео и Астрид.

Совладать с постыдной истерикой было невозможно. Заключительный аккорд агонии смычком выписывал внутри меня один умерщвляющий пируэт за другим. Я молотил руками прогнившие половицы, пытаясь избавиться от жужжащей под черепом мысли. 'Лео умрет. В лучшем случае, через неделю. Я бессилен что-либо изменить. Процесс обратного обращения не остановить'. Бесцельно полз на карачках вперед, прокручивая в уме имена всех бессмертных знакомых, которые сумели бы найти выход. Подходящих среди них не нашлось. Но я продолжал попытки.

Бороться с неукротимой стихией. Противостоять неизбежному. Попусту скалиться на судьбу. Таранить лбом несокрушимые стены. К сожалению, этим я привык заниматься сызмальства. Реальных проблем (решаемых тем более) для меня не существовало в природе. Всякий раз приходилось выворачиваться наизнанку, чтобы сохранить то самое ценное, самое дорогое и важное…

В общем, покуда балом правила неврастения, просветлений во мне не наблюдалось. Однако не стоит забывать о главном качестве любого снайпера — хладнокровие. Едва эмоциональный вакуум завладел сознанием, я вмиг почувствовал облегчение, с отвращением поднялся с колен, отряхнулся и наскоро отдышался.

— Уоррены, — спокойно обозначил я не терпящую отлагательств цель и, выбросив из головы отвлекающую скорбь, с тщанием прислушался к 'перешептыванию' обрушенных стен. Пустынное здание изнутри кишело жизнью. Повсюду сновали крысы, чьи толстые хвосты с шорохом разметали мелкие куски обвалившейся штукатурки. Этажом выше ворчливо чистили перья пробудившиеся птицы. Где-то недалеко по каплям стекала на пол вода. За моей спиной под действием сквозняка стонали дверные петли. И пахло разрухой.

Для начала я, выверяя каждый шаг, прошелся по низу, заглянул во все попавшиеся комнатенки, обследовал пеналообразный чулан и с сомнительным отношением к дряхлой лестнице преодолел следующий ярус. Вновь безрезультатное шатание по коридорам. Спустя двадцать минут собранной настороженности один из отточенных до блеска вампирских инстинктов посоветовал мне срезать угол и пройти через разгромленную столовую. Кровь. Ее тонкий, невесомый и влажный след завис в воздухе, молекулами простилая мой дальнейший путь сквозь вереницу перевернутых столов и скамей. Я поддался чутью и набрел на неприметную коморку без окон, и явившуюся источником редкого по силе концентрации запаха.

Пять жалких квадратных метров — именно столько отвел Мердок для сотворения личного местечка в аду для супружеской четы Уорренов. В центре 'залы' располагался грубо сколоченный из неотесанных досок стул, к которому была привязана измотанная до критической стадии женщина. Чудовищные мотки крепкой веревки растерзали все имеющиеся на теле открытые участки. Крики и мольбы о помощи приглушила криво наклеенная полоса скотча, стягивающая ввалившиеся щеки. Сальные пряди волос повисли над еле вздымающейся грудью. Я, не медля и секунды, подлетел к несчастной, рассеяно пошарил по карманам в поисках ножа, вспомнил о дурацком переодевании в Бэтмена и слепо ощупал руками пол. Плоский камешек с острым краем — то, что надо!

Пока я возился с распиливанием неподатливого каната, Кирстен очнулась и промычала нечто бессмысленное и неразборчивое.

— Пожалуйста, успокойтесь, миссис Уоррен, — по возможности вежливо усмирил я раздражающие потуги женщины во что бы то ни стало оттолкнуть спасителя. — Это всего лишь я, Джей.

В ее подавленных охах засквозило облегчение, правда, ненадолго. Как только мне удалось разорвать путы веревки, мать Астрид споро засуетилась, столь некстати намереваясь вскочить на ноги, и мгновением позже окончательно обессилела, дабы повиснуть на моих растерянных плечах неуютным грузом.

— Все хорошо, — смущенно приободрил я будущую родственницу, несмело перехватывая изнуренную фигуру в области талии. Не знал, что у мам она так ярко выражена. — Все в полном порядке.

Схожие глупости мой язык изрекал на протяжении получаса, давая рукам относительную свободу действий. Первым делом я предельно осторожно отлепил от пугающе бледного лица кусок непрозрачной ленты. Кирстен в последний раз ахнула, закрыла ладонью горящие губы и нетвердой поступью отодвинулась от меня к ближайшей стене, чувствуя все ту же неловкость. Я поддержал ее слабеющую инициативу и помог совладать с нешуточным препятствием в виде трех неполноценных шагов. В итоге миссис Уоррен спиной навалилась на кирпичную кладку и с отдышкой, хрипом и кашлем задала вопрос, на который я еще не приготовил ответ.

— Что произошло, Джей?

Сочтя глухоту за благо, я обратился ко второму сердцу, чье надсадное биение наполняло помещение чахлыми отростками жизни. Николас Уоррен, чинно смахивающий пыль полами смокинга, сиротливо примостился в углу в окружении беспросветной мглы. Руки и ноги бравого мужчины обездвижены пудовыми цепями. Запястья и лодыжки овивают небезызвестные оковы внушительной толщины. Затылок покрывала запекшаяся корка крови с примесью редкой седины. Я обвел глазами звенья оков, углядел прочное металлическое кольцо, к которому они крепились, и со вздохом ринулся к отцу Астрид на выручку. Без ключа справиться с кандалами у меня не вышло бы при всем желании, однако уже сама мысль о том, что придется вернуться в ту богомерзкую ванную за сущей безделицей, ввергала в затяжной ужас. Щекотать хлипкие нервы понапрасну? Увольте. Думаю, я не сумею удержаться и как следует приложусь ботинком к трупу заклятого старика. А это худший вариант развития событий.

Долго препираться с собственными противоречиями не пришлось. Я подошел ко вбитому в стену железному обручу, вцепился в него обеими руками, уперся согнутой ногой в отслаивающуюся кладку и по команде мысленного счета рванул на себя злополучное кольцо. Хруст. Гомон осыпающихся обломков кирпича. И мне было дозволено по инерции отлететь назад с судорожно зажатым между пальцами пленительным кольцом.

Дальнейшие злоключения слились для меня в единый пласт чего-то выходящего за рамки обыденности. Сначала убедился в слегка пошатнувшемся здравии несчастного семейства, затем, так и не удосужившись преподнести Уорренам основательные объяснения, оставил супругов наедине с отголосками страха, а сам отправился добывать машину и мобильный телефон. Еще на трассе обеспокоился вызовом службы спасения, после чего по колдобинам и ухабам доехал до парадных дверей заброшенной психиатрической лечебницы, где погрузил растерянных родителей в салон юркого Форда и на всех парах помчался к означенному месту встречи с командой врачей.

Пригород Грин-Каунти, как и сам сонный городишко, всегда вызывал в моей душе бурю восторга. Размашистые силуэты вековых лесов на горизонте. Парящее над черными кронами солнце. Океаны нераспаханных полей. По-осеннему желтые луга с засохшими стеблями диковинных цветов и растений. Развеянные ветром столпы некошеной травы. И мрачное серое полотно федеральной трассы — как единственное упоминание о цивилизации, посетившей эти погожие равнины и склоны.

Впрочем, очевидные красоты здешних пейзажей заботили меня в последнюю очередь. Занимающие заднее сиденье пассажиры задались целью довести мою взвинченную персону до нервного истощения плеядой каверзных вопросов. Где Астрид? Что стряслось? Как они очутились в том жутком месте? Правда ли, что их похитил давний друг семьи? И далее по списку. Я изворачивался, как мог, однако даже мои таланты в искусной лжи оказались бесплодными перед лицом слепого родительского ужаса. Тем более, что с трудом пришедший в сознание Николас быстро вернул форму путем воплощения в жизнь азов умелого допроса.

Если не вдаваться в пустопорожние детали, которыми я щедро присыпал скудный поток сведений, мой рассказ сводился к следующему. Вчера около восьми я приехал в поместье, чтобы забрать Астрид и отвезти ее на устраиваемый в клубе маскарад. Однако помимо младшенькой Уоррен в доме обнаружился и неизвестный тип, расхаживающий по гостиной в костюме Джокера. Остальное, судя по моим словам, я помнил смутно. Вроде этот неизвестный размахивал ножом и угрожал Астрид. Затем удар по голове и густая темнота. Очнуться мне довелось уже в подвальном помещении. Потом виртуозный побег (о цепях я предпочел умолчать, заменив их веревками, которые без труда удалось разорвать об острый край обломка трубы), плодовитые поиски своего маленького сокровища, ее победоносное освобождение и отправка в больницу. О похищении старшего поколения Уорренов я узнал лишь позже, поэтому, не дожидаясь ответных ходов полиции, вернулся обратно. Где все это время был Джокер? Без понятия. Зачем ему вообще потребовалось устраивать этот кошмар? Не имею ни малейшего представления. С меня не требовали ничего.

Концы с концами в моем глухом бурчании вязались слабо, но Уоррены заметно успокоились и дотошно принялись выяснять текущее самочувствие дочери. Я, вздыхая, лгал дальше и пытался отделаться от жутко надоедливых мыслишек, вроде студящих кровь картин того, как Лео прикасается к моему зверенышу, как окружает малышку лаской и заботой. Как справляется с ее нынешним душевным состоянием. Как ухаживает за моей искалеченной девочкой.

Неискренняя беседа размеренным темпом довела нас до черты города. За ближайшим поворотом притаилась кавалькада сияющих тревожными сигнальными огнями двух полицейский машин, фургонов скорой помощи и парочки внедорожников 'гражданской' наружности. Я потер ладонью взмокшую шею и по знаку патрульного припарковал Форд у обочины. Ох, какое несметное количество вранья мне предстоит озвучить в ближайшие часы! Жаль, раньше не догадался разыграть кратковременную потерю памяти, а теперь поздновато будет изображать амнезию.

Слаженно работающая бригада парамедиков извлекла из салона пострадавшее семейство, погрузила их на каталки (так и не избавившийся от оков Николас отправился в больницу под аккомпанемент бодрого перезвона цепей) и приступила к своим непосредственным обязанностям. Я решил поинтересоваться, в какую цитадель Гиппократа свезут Уорренов, и вылез из автомобиля, когда чья-то твердая рука утянула меня обратно в кресло. Полураскрытая дверца самостоятельно захлопнулась снаружи, притом дважды. Я в недоумении огляделся по сторонам.

— Добрый день, мистер Видрич, — тоном восторженного коллекционера бабочек (знаете, такая странная манера общения — отстраненная, подчеркнуто-вежливая и в то же время угрожающая, высокомерная) приветствовал меня обладатель окладистой черной бороды, невозмутимо занявший переднее кресло. Прилизанные темные волосы, разложенные идеальным пробором на две равноценные половины. Выглаженный костюм-тройка. Со вкусом подобранный галстук. Белоснежные манжеты, уголком просматривающиеся сквозь рукава, и столь же безукоризненный воротничок. Вычищенные до зеркального блеска туфли. Определенно, у меня этот возникший словно из воздуха господин вызывал стойкое отвращение. Тем более притащивший с собой близнеца-компаньона, чье бесстрастное и лишенное всяких эмоций лицо маячило за спинкой моего кресла. — Агастус Ледмор, будем знакомы, — не дожидаясь моей реакции, бородач впился мне в кисть старческими пальцами с желтыми ногтями и неспешно обернулся вполоборота, дабы представить своего спутника. — А это Коул Барбер, мой незаменимый помощник. — Прислужник расцвел тоскливой улыбкой, обнажившей верхний ряд мелких волчьих зубов с длинными и острыми на вид клыками.

Не смотря на расписную любезность незваных гостей и предельно радушные интонации, я нутром ощутил опасность и на всякий случай придвинулся ближе к дверце.

— Вероятно, вам любопытно узнать цель нашего визита? — скорее утвердительно проскандировал одетый с иголочки сквайр. Я молча кивнул. Собеседник прочистил горло, под гомон моих разряженных нервов извлек из бокового кармана кожаного кейса, что разместился на его угловатых коленях, сложенный вчетверо лист бумаги, расправил его перед глазами и сухо продолжил. — С недавнего времени нам, — 'то есть Легиону', - мысленно дополнил я обобщающие сведения, — доподлинно стало известно о том, что вы, Вергилий Георг Хельмут фон Видрич-Габсбруг, — сверившись со своими записями, на одной бесконечно траурной ноте зачитал мои данные Агастус, — одна тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения, уроженец Зальцбурга, Австрия, обращенный в июле одна тысяча девятьсот пятидесятого года новорожденным вампиром Мердоком Клаусом Волмондом…верно? — оторвался он от заунывного чтения, чтобы свериться с выражением моего лица. Я опустил веки в знак согласия, силясь удержать бразды самообладания. Бюрократический червь вновь вернулся глазами к испещренному каракулями листку. — Он же Верджил Томас Видрич. Он же Джей Глен Майнер. Он же главный подозреваемый в деле номер семьсот девять от десятого декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года об убийстве ученика третьей ступени школы Девкалион Феликса Роткота. Обвинителем предстает легат Северин Лесли Гудман. Что можете сказать по существу инкриминируемых деяний?

Сказать, что я не понял ничего, значит безбожно оболгать ситуацию. Манера изъяснения достопочтенного Агастуса ввергла меня в состояние затяжной прострации. Все эти цифры, имена и года не давали толковых представлений, нарочно вуалируя основную суть. Но одна фамилия всколыхнула слух. Гудман!

— Простите, джентльмены, что спрашиваю, — ядовито рассмеялся я, отправляя к чертям неудавшиеся попытки взять гнев под контроль, — но нет ли в ваших записях пометки о том, что многоуважаемый, — весьма гнусно хмыкнул я, — легат Северин Гудман не далее, как этой ночью, подверг процессу обратного обращения свое создание? Вы поглядите внимательнее, может, заметите довольно редкое сочетание Леандр Палемон д`Авалос, уроженец Мексики и всё такое.

— Процессу обратного обращения? — растеряно повторил за мной доселе немой приспешник Легиона с заднего сиденья. — Того самого Лео? Мастер, вы должны его помнить, — обратился Коул к начальству, подобострастно просовывая гладко причесанную голову между креслами. — Мы допрашивали его по делу беглецов Ван Ортон и Слейтера…

— Ты имеешь в виду того разгильдяя с блудницами? — в показном возмущении легионер уперся короткопалыми ручонками в бока и задышал глубоко и часто на манер довоенного паровоза. — Поделом щенку. Я давно предупреждал его о…

— Но, мастер! — в ужасе воскликнул слуга, очевидно, находя слова своего шефа опрометчивыми и противоречащими их треклятой букве Закона. Агастус мгновенно стих и с сомнением покосился на меня.

— Шутка, ха-ха, — чересчур высоко рассмеялся бородач, пытаясь сгладить образовавшиеся острые углы в понимании происходящего. Я выдавил из себя скоротечный смешок и с удвоенным тщанием стал прислушиваться к дальнейшим изречениям офисной крысы. — Видите ли, Верджил, нас послали сюда… — вампир осекся и предрекающим шепотом пояснил наконец преследуемые цели, — …за вашей головой, если быть откровенным.

— Давайте-ка проясним некоторые детали, господа, — с трудом унял я дрожь в надтреснутом голосе. — В чем конкретно меня обвиняет Легион? Есть ли неоспоримые доказательства? Свидетели? — самодовольно прохрипел я, ловко оперируя уже имеющимися ответами на эти весомые вопросы. Мне вменяют убийство бессмертного, того заносчивого сопляка, что попался под руку в самый неподходящий момент. С той поры утекло немало времени, но тот подспудно скверный день я по сию пору помнил с точностью до секунды.

Захолустная глушь в центральной части Европы. Абсолютно дикая территория, окруженная со всех сторон непролазными лесными чащами. Замок Девкалион, с горделиво возвышающимися над снежными кронами деревьев башенками. Чтобы добраться туда, необходимо преодолеть лощенную кирпичную стену добрых пяти метров в высоту. Надежно охраняемую, надо заметить, стену. Два десятка часовых, собаки, яркое (почти дневное) освещение всего периметра школы — даже мне, опытному снайперу, преодолеть этот 'заборчик' представлялось невыполнимой задачей. А вот переплыть подернутое тонкой коркой льда озеро и, продрогнув до самых костей, выбраться на противоположный берег…В общем, цели оправдывали средства. Я ведь забрел в такую даль не ради минутного знакомства с сынами Легиона. Я пришел за Лео. Мудрая сорока донесла на своем хвосте весть о том, где вот уже третий год отсиживается трусливый мальчишка — оплот всех моих низменных помыслов. В те дни я свято верил в его причастность к гибели Айрис, жил жаждой мести и попросту глупил по-черному.

Не скрою, мой лишенный координации план за версту разил самоубийством. Стоило мне, насквозь мокрому, взвинченному и одеревеневшему от холода, миновать пост жиденькой охраны и пробраться во внутренний дворик (устланный пышными сугробами, с выметенными дорожками, усаженный пушистыми елями и в некотором роде сказочный), труды месячной подготовки обрушились в тартарары. Меня засекли. Не доблестная стража, разумеется, нет. Этих никчемных болванов я обвел бы вокруг пальца с зажмуренными глазами. А прогуливающееся вдоль погасших окон замка отродье. Двухметровый увалень с лицом хищно оскалившейся гиены. Долю секунды мы, замерев в угрожающих позах, сверлили друг друга умерщвляющими взглядами, после чего одновременно бросились в атаку. Я, само собой, спустя короткий миг зарывал под толщами снега следы молниеносной схватки: кричаще алые брызги крови, отрубленную впопыхах голову, слетевшую с нее шапку и дрожащее под действием последних мозговых импульсов туловище. Не успел я управиться с первой проблемой, на горизонте возникла ее более гротескная форма. Вальяжно шныряющий по окрестностям директор школы. Двухметровое исчадие ада. Голубоглазый пасынок Сатаны. Облаченный в роскошное меховое манто вампир. Северин Гудман, слывущий создателем той неповоротливой твари, чью жизнь я отобрал десятью минутами ранее.

Стоит ли упоминать, что до Лео я так и не добрался, да и вообще чудом остался жив, отбрехавшись от соблазна кануть в безвестность после взбучки, устроенной рассерженным папочкой.

Сумрачная долина воспоминаний, растянувшаяся на долгое мгновение, вновь съежилась до размеров крошечного огонька и неохотно погасла, оставив подле меня неразрешимое уравнение со всеми неизвестными. Я понял, за чем и по чьему приказу пожаловали легионеры. Северин, воистину хитрейшее существо с цыплячьей душой (если таковая имелась, конечно), вознамерился избавиться от всех свидетелей своего постыдного падения в канализационные пустоши. Сначала Лео, который знал слишком много. Теперь я, информированный не менее полноценно. Уразумел я и суть бездарно преподнесенного спектакля 'Слуга и хозяин'. Некий удачный аналог плохого и хорошего полицейского, когда проникаешься доверием к подсадной утке. По логике вещей опасения должен вызывать этот бородатый хрыч с бумажками, тогда как на деле он всего лишь канцелярская мышь с минимумом возможностей. Реальный палач сидит за моей спиной. Тихий, незаметный, якобы безобидный — тот, кто без раздумий распахнет проржавелые врата преисподней перед зазевавшимся долгожителем. Умно, что и говорить.

— Вы абсолютно правы, герр Габсбург, — подольстился ко мне потенциально безвредный Агастус. — Свидетель по вашему делу всего один, но, позвольте уточнить, пользующийся нашим безграничным доверием. Легат Гудман состоит у Легиона на хорошем счету, в то время как вы, мой юный друг, — я устал от выслушивания заоблачной ереси и театрально зевнул, с тоской поглядывая на часы на приборной панели автомобиля. Половина первого после полудни. Ей Богу, пора прекращать этот балаган с торжеством правосудия. — Вы вызываете у нас огромные опасения. Вспыльчив, неуравновешен, агрессивен, склонен к насилию и пренебрежению правилами, не обучен, обладает обостренным чувством справедливости, мстителен, — выборочно зачитал вампир строки из своего досье, — а главное, — поучительно вздернул он вверх кривой указательный палец с загнутым вовнутрь ногтем, — неуправляем. Поэтому должен вас огорчить, Верджил. По состоянию на двадцать восьмое октября две тысячи десятого года вы официально, то есть на основании решения Тысячелетнего Суда Главенствующих Легионеров от того же дня, признаны неугодным Братству субъектом, подвергающим наше существование риску быть обнаруженным. На основании вышеизложенного, руководствуясь статьей сто двадцать пятой Настоящего Кодекса о немедленной ответственности лиц, наделенных бессмертием, и поправкой к ней, Легион без личного присутствия обвиняемого вынес приговор следующего содержания. Зачитываю вслух. 'Признать господина Вергилия Георга Хельмута фон Видрич-Габсбурга (далее Осужденный) виновным в совершении тяжкого преступления, предусмотренного статьей 125 Настоящего Кодекса, и назначить ему наказание в виде обезглавливания. В соответствии с принятой поправкой к ст. 125 НК о разумном истреблении незрелых вампиров наказание в виде обезглавливания считать несостоятельным до момента восхождения Осужденного в вековой возраст. Вещественное доказательство по делу: сорокасантиметровый клинок с пластиковой рукоятью и следами крови; уничтожить. Приговор обжалованию не подлежит и вступает в силу непосредственно в день подписания членами Судебной Комиссии', - на выходе закончил уморительный экскурс в нашу распрекрасную систему исполнения наказаний Агастус и протянул мне внушительную подшивку бумаг для ознакомления.

Я забавы ради полистал занятный сборник околесицы, полюбовался двенадцатью вихрастыми автографами, венчающими последний листок с карательной писулькой, и невесело рассмеялся.

— Нельзя ли заполучить подарочный экземпляр этой, безусловно, юридически грамотной книжонки, с названием, хм, Настоящий Кодекс? — издевательски сложил я ладони у груди, изображая крайнюю нужду, и швырнул кипу ядовитых бумажонок в лицо бюрократа. — Насколько я понял, обезглавливание откладывается на пятнадцать лет. Тогда извольте пояснить, какого дьявола вы приперлись? — на дальнейшие светские рассюсюкивания у меня не осталось сил, посему окончание отповеди прозвучало едва ли сдержано. Скорее гневно и неосмотрительно желчно.

— Умерьте пыл, уважаемый, — вступил в игру угрюмый слуга, ошибочно принятый мною за палача. — Тот, кто слушает, да услышан будет. Вы верно рассудили насчет даты казни, но допустили неточность. Милостью отпущенный вам срок отводится не на праздные увеселения. За это время вы должно лично, я подчеркиваю, лично обратить человеческое существо, а именно девушку, не моложе двадцати лет. Европейской внешности. Руководство к действию и необходимые ингредиенты, назовем их так, вы найдете в багажнике после нашего ухода. Инструкции прилагаются. Убийство порождает жизнь, — нравоучительно заявил Коул, в раскорячку выбираясь из салона на проезжую часть. Затем, придерживая дверцу костлявой рукой, добавил. — Вы задолжали нам одну бессмертную душу. Легион всегда изымает долги. Не исполните нашу волю, мы вернемся раньше срока. Нет, не за вами, герцог. За вашей чудной спутницей. Берегите себя, юноша, — отечески похлопал он меня по плечу и чинно 'поплыл' в сторону оставшегося на трассе лаково-черного внедорожника с развивающимся флажком на боковом зеркальце. Серый череп в окружении кольца с шипами на черном фоне — бессменная эмблема Девкалиона, если мне не изменяет память.

— Постойте, — запоздало приструнил я вышедшие из-под надзора чувства, бросаясь вслед за легионерами. — А как же Северин? Разве за хладнокровное убийство своего создания наказание не полагается?

— Отчего же, друг мой? — манерно обернулся бородач на звук моего дребезжащего волнением голоса. — Мы приняли к сведению ваши слова. Можете не сомневаться, они найдут отклик в определенных кругах.

— Но… — попытался я то ли возразить, то ли оспорить холодную невозмутимость Агастуса, однако чопорный мужчина счел мои старания недостойными внимания и ловко запрыгнул на водительское место.

— До встречи через пятнадцать лет, Вергилий, — через приспущенное окно бросил вампир.

Я растеряно обвел взглядом громоздкий кузов автомобиля. Рев форсированного двигателя заглушил мои провальные потуги потребовать от Легиона решительных действий. Джип сорвался с места, прокруткой задних колес поднял столп песчаной пыли и легким креном вышел на встречную полосу, чтобы неуклюже развернуться, вновь поравняться со мной и на предельной скорости умчаться восвояси.

Что ж, будем надеяться, в случае Гудмана кривой и косой механизм вампирского возмездия сработает как надо. Очень хочется верить, что склизкий червь, заваривший эту зловонную кашу, уронит голову с плахи сегодня же, иначе…

— Нет, старина Джей, больше ты мстить не станешь, — с привычным опозданием на миллиард световых лет вынес я поучительный урок. — Ни единому дышащему существу, — и понуро поплелся к Форду, сверяться с оставленными инструкциями и наставлениями.

Обратить девушку. Неужто для меня не нашлось более гуманной выволочки?

Бурный водопад проблем похоронил под толщами своих потоков всю радость. Мысли пропитались скорбью. Сознанием овладело безразличие. Взгляд остекленел. Промозглая серость забралась под кожу и пустила витиеватые ростки в каждый незащищенный орган. Я не мог чувствовать, говорить, слышать и размышлять. На протяжении двух последующих часов я просто сидел в машине и пялился на разложенные по приборной панели буклеты с абсолютно идиотскими названиями 'Практические советы по обращению', 'Подчини себе смерть', 'Семь причин не умирать' и 'Как обойти боль в финальной стадии. Дополненное руководство Создателю'.

Мимо изредка сновали машины. Солнце упрямо ползло вдоль линии горизонта. Плавно перемещались тени, прибавляя в размерах. В салоне стало душно. Разогретый кислород вязкой массой пробивался в легкие, отравляя мой мозг удушьем.

В какой-то момент мне вдруг захотелось выбраться наружу, сбросить с плеч в разы отяжелевший наряд Бэтмена, лечь прямо на шоссе вдоль разделительной полосы, обхватить руками затылок, закинуть ногу на ногу и сгинуть в беспечности. Туда, где не придется до победного грызться за право существования. Где мимолетный порыв ветра не является предвестником скорой бури. Где от моего выбора не зависит ровным счетом ничего. Где я смог бы забыться, поддавшись ускользающему соблазну. Где мой лучший друг сумеет исцелиться от недуга, а любимая девушка…

— Астрид, — вслух позвал я прообраз своих мечтаний и усадил на цепь скулящее Альтер эго. Начнем по порядку. Родители малышки вне опасности, как и она сама. Моей жизни тоже ничто не угрожает (ближайшие пятнадцать лет, во всяком случае). Осталось подыскать выход для Лео. Ах, да! Неубранный труп Мердока с отсеченной головой. О нем мне следовало позаботиться в первую очередь.

Подумано — сделано. Я смахнул с торпеды глупые агитационные листовки, расчищая обзор, завел мотор, въехал на трассу, в крутом вираже развернул доходягу, незаслуженно носящую гордое название 'автомобиль', и к обеду без лишних приключений возвратился обратно в безлюдные владения заброшенной психиатрической клиники. Помимо гнусных инструкций по обращению в багажнике нашлась и запасная канистра бензина, которую я использовал для спуска в мерзейшую ванную. На поджог трехэтажного здания двадцати галлонов (десять литров — прим. автора) горюче-смазочной жидкости вряд ли бы хватило, поэтому я ограничился одним подвалом. От души полил сальным раствором безликий черный холм, бывший некогда помешанным на почве мести ничтожеством, им же оросил все окрестные стены, уделил особое внимание кандалам, совсем недавно красовавшимся на моих конечностях, и клинкам, что удержали Лео на месте и в конечном итоге стали первопричиной его хоть и храброй, но откровенно бестолковой гибели. После чего, с чувством выполненного долга, поднялся вверх по лестнице на десять ступенек, трагедийно замер, выуживая из бокового кармана жутко неудобного трико припасенную зажигалку, неторопливо чиркнул кремнием, любуясь оранжевым язычком губительного пламени, и небрежно бросил огниво через плечо. Огонь распространился в секунду, жадно поглотил маслянистые лужицы. В ярком всполохе исчезли рваные остатки моего карнавального плаща, коими приятель прикрыл обезображенное туловище немца.

У меня отлегло от сердца. Там, за спиной, в лучах колеблющегося зарева под действием неукротимой стихии, превращались в пепел все самые дурные воспоминания. Об этой чудовищной ночи. О боли. О смердящем запахе протухшей крови. О слезах ни в чем не повинной девушки. О потерях, которые мне еще предстоит подсчитать, систематизировать и, что хуже всего, безоговорочно принять.

Акту сожжения подвергся и отживший свой век Форд, и назад в город я отправился пешком, воспринимая неблизкий путь как единственный шанс собрать воедино тысячные осколки невеселых мыслей.

Пятнадцать лет. Ничтожно жалкий отрезок времени, отведенный Легионом. Предполагается, что за столь короткий срок я с чистой совестью обращу некую молодую особу, обучу ее основам меткой стрельбы из винтовки (именно это предельно четко сформулированное пожелание было указано на обороте одного из буклетов) и спустя годик-другой отправлю в Девкалион, где из нее вылепят настоящего монстра. Однако сия низость ничто по сравнению с главной проблемой, имя которой Астрид.

Когда-то я всерьез полагал, что понятие сколько-нибудь объективного будущего для нас не существует, что гармоничный союз смертного человека и вампира изначально обречен на провал, что не сыскать в природе более неподходящей персоны на роль мужа и отца, что разумным поступком будет выглядеть мой полностью взвешенный уход через энное количество лет…Я ошибался, глубоко и безбожно, потому что нет в моем одиночестве ни смысла, ни целей, ни правящих балом желаний. По сути моя жизнь — идеально прямая линия на кардиомониторе. Ни тебе бурных всплесков на ровном месте, ни приступа тахикардии, хоть на миг способного искривить скучную диаграмму.

Многое познается в сравнении. В моем случае можно провести зримую параллель на 'до встречи с Астрид' и 'после'. Первая половина не вызывает интереса, она серая, пресная и безнадежно тоскливая. Месть, месть, месть…чертово ты дьявольское отродье! Неужели речь сейчас идет обо мне? Ни единого проблеска счастья в памяти, только страдания, взрывы бомб, пулеметные очереди и океаны пролитой крови, мыкающиеся во тьме. Я вообще когда-нибудь радовался?

'Да', - словно по нажатию послушного рычажка, загорелась внутри блещущая разнообразием цветов неоновая вывеска. Астрид научила меня смеяться, беззаботно и очень легко. С ней я вновь стал чувствовать. Она пробудила во мне невероятную по своей мощи гамму эмоций. Я люблю так, как не смел и мечтать. Вместе с ней в мой полуразрушенный и на ладан дышащий мирок ворвались нежность, забота, ласка и нескончаемая сладость. Окружение снова засияло красками. Обычные дни, ранее похожие друг на друга как близнецы, слились в сплошную череду праздников. Недели обзавелись карнавальными хламидами из павлиньих перьев. Я открыл для себя совершенно иной горизонт, где солнце опускается за линию лишь затем, чтобы сызнова воспарить под облака с другой стороны; где прошлое бессильно, а настоящее прекрасно; где ночь всего-навсего кусочек времени, отпущенный для построения новых грез; где обязательно найдется выход из любой ситуации; где достоинства исконно преобладают над недостатками. Она подарила мне теперешнего Джея, основательно перелопатив исходный материал. В итоге я уже не отделяю свою судьбу от ее. Они неразрывно связаны между собой, как небо и земля, как альфа и омега, как инь и янь, как Джей и Астрид.

И вот выясняется истинная цена стремлений. Нет более у меня в запасе вечности. Ее место занял сухой набор двузначных цифр. Пятнадцать лет и ни годом больше. Осталось уточнить одну немаловажную деталь: вправе ли я распорядиться этим мизерным сроком по своему усмотрению? С какой черствой миной по его истечению я сумею растолковать Астрид, почему должен непременно уйти? И не лучше ли будет именно сейчас развеять ее надежды вместо того, чтобы отнимать весомую частичку жизни, не подлежащую восстановлению. Ведь на это уйдут ее невосполнимые годы, ее молодость и неподражаемая наивность. Как мне поступить? По совести отказаться от всех мыслимых благ, перешагнуть через себя и тихо удалиться за кулисы, либо привычно наплевать на белый свет и вопреки подножкам злого рока хоть раз в жизни опустошить до дна кубок со счастьем?

Оба варианта с первого взгляда отпугивали заявленным астрономическим ценником. В первом случае я причинял своей малышке непростительную боль, за что еще непременно получу заслуженный котел с кипящей смолой в аду. Во втором — троекратно умножал и без того масштабные муки.

В поисках консенсуса прошла вся дорога до города. Я не обращал внимания на проезжающие мимо машины, когда неутомимой поступью преодолевал километр за километром вдоль уходящей в далекие дали автострады. Удачно подобранные к костюму Бэтмена армейские ботинки достойно прошли уготованное испытание. Остановиться пришлось лишь раз (в небольшой придорожной забегаловке), чтобы купить бутылку воды, хотя точнее украсть, потому как наличных денег у меня не нашлось.

Приветственную стелу с надписью 'Грин-Каунти, штат Джорджия, население 51 тыс. человек' осветили последние лучи уходящего солнца. На темнеющем небе щурились очертания бледно-желтой луны, скрывающейся за тенью огромной грозовой тучи. Над головой мерцала почти незаметная при беглом осмотре россыпь бриллиантовых звезд. Взмокшее за время пути лицо приятно обдувал обходительный вечерний ветерок. Ноздри впитывали щедрые лесные запахи: разросшегося мха, очерствелой коры деревьев, промерзших верхних слоев земли и тоненькой корки льда, сковавшей края неглубокой лужицы. Из мрака выступили грозные силуэты фонарных столбов. Под подошвами заскрипел гравий на мостовой. Перед глазами замелькали редкие лица суетливых прохожих. Кто-то спешил домой после тяжкого трудового дня. Кто-то опаздывал на встречу с друзьями. Одни на ходу дожевывали гамбургер, запивая его колой прямо из горлышка пластиковой тары. Другие увлеченно пялились в светящийся экран смартфона, айфона, КПК и прочих веяний прогресса. Третьи устало переставляли ноги, то и дело перекладывая туго набитые пакеты с покупками в другую руку. Четвертые громко переговаривались со спутниками. А некоторые так и вовсе целенаправленно двигались, не отягощая себя лишними действиями.

Я наблюдал за этим негласным парадом обыденностей и про себя удивлялся несуразности жизни. Сегодняшняя ночь лично для меня перевернула мир с ног на уши. Всё, чего я непреднамеренно добивался, всё, к чему помимо воли стремился, рухнуло в одночасье. Лео умирает, и вместе с ним превращается в прах какая-то внушительная часть меня. Уцелевшим же останкам на существование отведено пятнадцать лет…А поблизости никого, кто бы понял мои чувства, разделил боль, что с каждой минутой всё интенсивнее раздирает меня изнутри. Кто помог бы собраться с духом, встать с колен и отряхнуться. Вокруг улыбки, скользящие взгляды и равнодушие. Они не видят того, кем я стал и во что превратился. Наводящая ужас проекция одряхлевших руин. Сломленный, сдавленный и поверженный кусок…впрочем, чего уж там!

Я отвернулся от собственного отражения в зеркальной витрине какой-то лавки, крепко зажмурил окончательно потухшие глаза, затянутые мрачной поволокой, и, определяя путь по слуховому наитию, упрямо зашагал дальше. Адрес Лео был мне известен еще со времен наших бестолковых совместных рейдов в поисках Охотника, поэтому ноги уверенно держали выбранный курс. Зажженные огни ожившего города, нервные клаксоны автомобилистов и мерный гул людской толпы остались далеко позади. Теперешний пейзаж состоял в основном из блочных высотных домов и асфальтированных двориков. Правда, их вскорости потеснил ухоженный квартал с частными особняками. Вычищенные от опалой листвы лужайки, низенькие заборчики, педантично освещенные крылечки — если мне когда-нибудь взбредет в голову идея приобрести жилье в похожем месте, значит, сумасшествие таки не обошло меня стороной.

А вот и нужный район, издали смахивающий на безнравственное гетто. Трущобы с толстыми решетками на окнах, покосившиеся лачуги, хибары с просевшим фундаментом, трейлеры, поросшие жухлой травой по самые колеса. Враждебно настроенные стайки подростков, оглядывающие незнакомца с ног до головы. Юные умы сейчас ведут тщательный подсчет стоимости моей одежды. Хитрые глазки с вожделением упираются в наручные часы, и меня это забавляет. Не желая ставить парней в неловкое положение, я незаметно расстегнул платиновый браслет и позволил ему медленно покинуть запястье. Деньги, как показала практика, не приносят своим обладателям счастья. У меня неиссякаемый банковский счет, недвижимость почти во всех штатах, километровая шеренга автомобилей, даже вертолет и тот имеется, но какой в них прок? Разве они придут мне на выручку через пятнадцать лет? Или отсрочат хоть на год гибель Лео? Быть может, смерть соблазнится стодолларовой банкнотой? Ее устроит моя кредитная карта?

В том-то и дело, что деньги сами по себе бесполезны. Ассигнациями не измерить объемы испытываемого счастья, в них не выразить масштабы горя — это всего лишь цифры. Скупые математические символы, которые не дают радости. Жаль, что с ходом истории всё чаще и чаще приходится сталкиваться с обратной истиной.

Тихо фыркая себе под нос, я повернул за угол обшарпанной двухэтажки, прошел мимо шумной компании здешних тинейджеров, получающих свою порцию культурного развития из хрипящих динамиков бумбокса, и с неким содроганием в груди ухватился рукой за перила лестницы.

— Десятая квартира, — вслух напомнил я себе, решительно взбираясь вверх по ступенькам.

Искомая дверь оказалась последней на этаже. Сердце больно сжалось, когда я попробовал постучаться. Сначала деликатно и почти беззвучно, однако творящееся по ту сторону безобразие живо приглушило мои напрасные попытки быть предупредительным гостем. Я прислушался к происходящему, слегка удивился и во второй раз как следует приложился кулаком к деревянной панели.

— Держу пари, пожаловал наш ужин! — похвально перекричал осипший мужской голос убийственные музыкальные басы, льющиеся, казалось бы, из самих стен. — Всем пристегнуть ремни! Аэрокосмический шатл имени великого Йоулупукки* держит курс на созвездие Черепашьих Курьеров! — с этими словами дверь резко распахнулось, и меня сразило наповал пронзительностью испанских напевов.

На пороге стояла исполинская фигура, высотой в добрые три метра. Низ невиданного чудища представлял собой обычной длины волосатые ноги, до колен прикрытые некогда белыми шортами (сейчас на ткани во всей красе блистали маслянистые цветные разводы). Далее шел торс, затянутый в простую футболку с теми же грязными пятнами. По середине находилась голова, отдаленно сохранившая образ человеческой. Желтые брови, синий нос, щеки, напоминающие палитру увлеченного художника, трогательно выведенные черным фломастером усики и несоразмерно огромные губы невнятного оттенка. Узнавание претерпели только волосы, торчащие у висков и на макушке колкими иглами. Разумеется, Лео. С радужно разрисованной гуашью или же гримом физиономией, щенячьей улыбкой и диким восторгом в глазах. Венчала верхушку колосса хохочущая девица, беззаботно рассевшаяся на плечах у вампира. Стройные ножки в довольно коротких шортиках обрамляли его шею, а перепачканные краской пальчики надежно цеплялись за вихрастую гриву на затылке. При взгляде на лицо бессовестной леди меня окружила дурнота.

— Вердж! — мгновенно погрустнел якобы умирающий весельчак и по приказу моих налившихся кровью глаз живо убрал руки с коленей Астрид.

— Лео! — в унисон зарвавшемуся мальчишке пробормотала девушка, просящими интонациями умоляя спустить себя на пол.

— Лео, — с угрозой повторил я робкую реплику своей малышки и уперся приятелю ладонью в грудь, тесня обоих виновников нежданного приступа ярости вглубь квартиры.

— Кайфоломщик, — не остался в долгу проходимец, ловко возвращая накалившейся ситуации первозданную температуру. Для начала он избавился от моих мнущих хлопковую материю футболки пальцев, затем снял с себя девочку и в считанные секунды добрался до надрывающейся акустической системы, чтобы закрутить рычажок громкости. — Рад, что ты так быстро прифрахтовался, — едко поприветствовал меня мальчишка. — Милости прошу, располагайся, чувствуй себя неуютно и все такое.

Я не успел до конца привести в норму взбесившееся сознание, когда Астрид без всяких предупреждений с диковинно жалостливым всхлипом повисла у меня на шее. Лео злобно возвел глаза к потолку, обогнул какой-то сверкающий в темноте предмет, доплелся до входной двери и со всей душой приложился ей о косяк, выражая вполне справедливый протест. Я стыдливо потупился, в знак полнейшей скорби прикусил нижнюю губу и с парящим внизу живота ощущением спокойствия нежно прижал к себе хрупкое тельце птенчика. В квартире тем временем зажегся свет, и моя челюсть плавно стекла с насиженного места.

Ни для кого ведь не секрет, что Леандр, скажем так, весьма необычный вампир. За годы нашего знакомства он не изменился ни на йоту, не говоря уж о трех прожитых столетиях. Всем, я подчеркиваю это обобщающее местоимение, всем свойственно меняться. Мы взрослеем, порой умнеем, накапливаем опыт, учимся на своих ошибках, расширяем горизонты, отсеиваем ложные ценности, а в результате становимся иными (лучше или хуже — выбор, на мой взгляд, личностный). Безотказно работающее правило в случае моего друга дало сбой. Он всегда одинаковый.

Взбалмошный, эмоциональный, безголовый подросток, подверженный мыслимым и немыслимым гормонам, любящий жизнь, умеющий превратить любой день в цирковой балаган. Но ближе к сути.

Пристанище приятеля сложно назвать просторным. Две раздельные комнаты (спальня и гостевая соответственно), убогая по нынешним меркам кухня, нечто вроде кабинета, разместившееся на двухметровом клочке с компьютерным столом, стоящим впритык к окну, и смехотворное подобие гостиной с обрубленным диваном и ловко втиснутым в узкое пространство креслом. Не бог весть какие изыски, однако владельца апартаментов теснота вполне устраивала. Иначе зачем, просветите

_______________________

*Йоулупукки — 'Санта-Клаус' по-фински (прим. автора).

меня, пожалуйста, ему вдруг понадобилось водворять по центру основной залы искусственную, хм, ель? Да-да, ту самую вечно-зеленую лесную красавицу, верхушкой подпирающую потолок. А увешивать размашистые ветви шарами, фигурками зверей, фальшивыми конфетами в блестящих обертках, мишурой и гирляндой, наконец? Неясно и предназначение пушистых комьев ваты, коими осыпана пластиковая крестовина ненастоящего дерева. Точнее посыл мне вполне понятен, из колеи выбивает знание календаря. У нас вообще-то закат октября, а не декабря…

Реальность подверглась нападкам сомнений после беглого осмотра раскладного столика, на котором гордо рдела гора причудливо растянутых шерстяных носков для подарков. Саму столешницу закрывал раскатанный лист ватмана с неоконченным рисунком из натуралистичного очага. Тщательно прорисованные поленья на холсте соседствовали с грубыми карандашными эскизами, в то время как 'живые' язычки пламени яро требовали довести макет до ума путем применения более густых красок. Чуть левее на стене обнаружилась натянутая меж двух неаккуратно вбитых гвоздей леска. К ней прилагалась и тройка забавных прищепок в виде оленят с едва проклюнувшимися рожками.

Было отчего онеметь. Я, конечно, всякое мог предположить…

— Рождество? — недоверчиво уточнил я, машинально подпуская Лео к холодильнику. О близком присутствии Астрид я от удивления ненадолго позабыл, однако ее молящий шепот моментально расставил приоритеты в армейском порядке.

— Нет, монсеньор, пока что сочельник, — неохотно поставил меня вампир перед фактом, зубами вскрывая прихваченную с дверцы рефрижератора коробку с неизвестным содержимым. Сок или молоко, как подумалось мне. — День Благодарения мы отпраздновали за ленчем, верно, лапуся?

Обиженные бурчания недовольного моим неправильным появлением парня несколько притупили восприятие лихорадочных сведений малышки, с бесовской скоростью поступающие в мой одеревеневший мозг, однако часть ее свистящей тирады я все же уловил.

— Джей, любимый мой, прости меня, если сможешь. Я знаю, что виновата перед тобой, знаю и помню, помню почти всё…в мельчайших деталях. Как резала тебя, как соглашалась убить, как подставила Лео. И теперь он, — в этом месте я распознал погребающую к нам на огонек истерику и постарался усмирить бедную девочку, когда она в ответ протестующее сдавила мою талию коленями и добавила пылкости словам. — Он умирает из-за меня. Поэтому прошу, сделай хоть что-нибудь, Джей! Ты сумеешь, я уверена! Видит Бог, я крепилась изо всех сил, я веселилась ради него, но больше не в состоянии. Если…если только это произойдет…я не вынесу!

Впопыхах девушка, кажется, успела бросить туманный вопрос о самочувствии родителей, после чего в скулящий монолог вмешался крайне пренебрежительный возглас Лео.

— До самого пояса благодарен вам за поганое настроение, — лениво потянул он жидкость из пакета, — но нельзя ли вертать ситуацию обратно? Ты помнишь еще наш уговор, котик? Надувать сопливые пузыри ноздрями будите опосля, а пока всем слушать мою команду. Вердж, жгучий ты мой Отелло, дуй в ванную смывать с себя вонь всех сточных канав города! Астрид, развратная ты моя Дездемона, живо дорисовывать камин. Рождество вот-вот наступит, а у нас носки не развешаны и гирлянда барахлит. Или вы всерьез считаете Санту эдаким наивным вымыслом? Епсель, да отлипните вы друг от друга хоть на секунду, я вообще-то есть пытаюсь! Глухие в строю имеются? — агрессивно подбоченился капитан нашего лихого судна абсурда, дожидаясь шевеления в рядах матросов.

Астрид повиновалась первой. Слезла с меня, тыльными сторонами ладоней утерла со щек пятнистые разводы от потекшей краски (ее очаровательное личико тоже оказалось загримированным: радужные дуги на лбу спускались к переносице, где трансформировались в детально прорисованную цветочную полянку; зеленые мазки позиционировали траву, красные складывались в земляничную полянку на губах, белые олицетворяли счастливо скачущих по сказочным просторам зайцев) и безропотно вернулась к прерванному процессу. Я в замешательстве потоптался на месте и шагнул к Лео, желая призвать его к ответу. Однако тот и не подумал обратить на меня свое поистине драгоценное внимание. Просто указал рукой на притворенную дверь уборной и демонстративно отвернулся.

Несолоно хлебавши, я присел на бортик ванной, расшнуровал будто въевшуюся в ступни обувь, скинул одежду на пол и залез под колющие струи идущей под отличным набором воды из душа. Тонизирующий контраст температур помог мне привести себя в чувство. Клубы пара прочистили сознание. Одноразовые бритвенные принадлежности уменьшили ощущение бесконечной гадливости, а свежая рубашка и тренировочные штаны, любезно предложенные приятелем, как-то по-особенному сказались на присутствии духа. В нарядную гостиную я входил уже совсем другим человеком.

К тому моменту приготовления к Рождеству подошли к концу. Треть стены гостиной закрывал искусно выполненный плакат, иллюстрирующий каминный очаг. Вдоль него растянулась шеренга вязанных носков с надписями: 'Пусик Лео', 'Милашка Рид' и 'Злыдень Джей'. Пока что пустующих, на мой взгляд. Карандаши, маркеры, краски и кисти небрежно свалены в кучу у боковой спинки дивана. Отрадно спевшийся дуэт за время моего отсутствия умудрился не только вернуть атмосфере густой аромат веселья, но и накрыть стол, и даже переодеться, если посчитать за сие действие натянутые на лоб остроконечные красные шапочки с белыми попонами. Этим же непотребством украсили и мою макушку, после чего за обе руки потянули в трапезную.

— Оркестр, врежьте марш! — лихо мотнул вампир бестолковой головой, принимая на себя роль тамады, когда все расселись по местам. Я неловко пристроился на полу у дивана рядом с неестественно сияющей счастьем Астрид, Лео с кряхтением провалился в кресло, чтобы через миг подскочить на ноги с клоунской речевкой. Негромко заиграла музыка. Погас свет. Зажглись сотни маленьких лампочек на елке, отчего по комнате быстро разлетелись всевозможные цветные блики, оседающие на краях фужеров, ободках тарелок и зубьях вилок. Тем же радужным пламенем загорелись глаза девушки. — Сестра, стакан водки и барбариску! — продолжал посмеиваться парень, умело скрывая за хохмами свое истинное настроение. Мне достаточно было слышать его голос, что понять, с какой подлинно мужской самоотверженностью он борется сейчас с собой. — По традиции полагается говорить что-то об уходящем году, так вот, — он вынул из ведерка со льдом запотевшую бутылку шампанского, с прижимистым хлопком сорвал с нее пробку и призывным взмахом ладони заставил нас выпрямиться с вытянутыми бокалами наизготовку. — Если честно, поганый был год, как и четыре предыдущих, что я прожил здесь. Эта история с Айрис, злополучное обретение папочки… Ну да не хватало еще всяких козявок обсуждать, я хотел сказать о другом. Знаете поверье о полосатой жизни? Черные линии сменяют белые и так далее. По счастливой случайности, темных полос накопилось у меня немного, а светлые сейчас рядом. Не знаю, Вердж, простил ли ты меня или по-прежнему точишь зубы, но я все-таки скажу то, что думаю. На самом деле неважно, друзья мы или враги, братья или извечные соперники. Важно, что мы чувствуем теперь по отношению друг к другу…короче, твое здоровье, старичуля, — отсалютовал мне Лео, одним глотком осушивший свой бокал. Я поддался заразительному примеру и от души пожалел о том, что внутри всего лишь игристое вино, неспособно растопить ледяной ком горечи, поселившийся в горле. Моя малышка с опозданием прижала фужер к дрожащим губам и под звук клацанья зубов о стекляшку залпом влила в себя шампанское. Перед произнесением следующего тоста Лео выдержал неловкую паузу, добился наконец твердости в голосе, разлил оставшееся спиртное и восторженно повернулся всем корпусом к девушке. — Главное приобретение этого года, да и всей жизни, пожалуй. Габсбург, зачехли ушки на пару минут. Не хочу будить в тебе зверя, — неотрывно наблюдая за пируэтами мечущегося взгляда Астрид, попросил наглец. Я для храбрости промочил горло и опустился на пол, в показном порядке сжимая голову руками. — Ты в курсе моих чувств, пупсик. Я впервые полюбил кого-то больше себя самого и хоть не получил никакой взаимности… — дальше я слушать не стал, полностью удовлетворившись последними словами, однако на своего птенчика нет-нет да поглядывал, с болью на сердце провожая нескончаемую цепочку крупных слезинок. Капли влаги стекали по проторенным дорожкам на щеках, щекотали губы и срывались с подбородка вниз, падая в дрожащий омут золотой жидкости с пузырьками. — …Помни это, лапочка. Никогда не забывай, — назидательно воскликнул вампир, наклоняясь над столом, чтобы поцеловать разгладившийся лоб малышки. Я крепко стиснул зубы, удерживая внутри яростные крики от применимых к телу мучений, и стойко вынес кошмарный вид помертвевшего лица приятеля. — А сейчас подарки! Маэстро, сбацайте барабанную дробь! — решил улизнуть мальчишка от дальнейших актов драмы, с топотом бросаясь вон из гостиной.

Астрид моментально воспользовалась передышкой, поставила на край стола бокал и с тихим плачем накинулась на мое плечо. Я обнял ее и постарался приободрить глупыми и совершенно никчемными словами.

— Не надо, моя девочка, не плачь. Ты сильная, моя хорошая, очень сильная. Мне тоже тяжело, но я пытаюсь справляться. Так помогай мне, ладно? Прошу.

Если честно, от Лео я ожидал более основательной дальновидности. На кой черт ему вообще потребовалось посвящать Астрид в детали случившегося? Неужели трудно было промолчать? Мне, черствому восьмидесятипятилетнему сухарю и то приходится нелегко, чего же требовать от маленькой девочки, на долю которой выпало излишнее количество страданий, притом по моей вине. Исключительно по моей.

Впрочем, негодование продлилось недолго. Стоило зверенышу упрятать последнюю слезинку в ворот моей рубашки, как в комнату ворвался сущий ураган, обряженный Сантой. В сапогах на босу ногу, тех же смехотворно сидящих на бедрах шортах, коротком женском халатике из красного шелка, запахнутом на талии грубым кожаным ремнем с пряжкой, усыпанной стразами (видимо, вещи принадлежали одной из предводительниц табуна его быстросменных подружек), алых рукавицах и меховой шапке с торчащими кверху ушами, он радостным сайгаком выписал зигзаг вокруг стола и с чувством выполненного долга грохнул о пол полупустую наволочку кровавого колера, заменяющую мешок.

— Йо-хо-хо, ребятки! Что за стужа за окном, сама пурга стучится в дом! — мастерски перевоплотился клоун, для пущей реалистичности приправляя голос скрипящими старческими нотками. Вдоволь наскакавшись, дедуля, прихрамывая на обе ноги, доплелся до кресла и с удобством развалился в нем, бережливо водрузив поклажу с подарками на подлокотник. — Кто готов рассказать мне смешной анекдот? От вас шутка, от меня прибаутка. И подарок, тысяча чертей, йо-хо-хо!

— По-моему, ты перепутал сценарии, Санта, — не упустил я шанса неестественно рассмеяться, чтобы поднять настроение своему птенчику.

— Не вредничай, Вердж, — на миг выпал из образа Лео, гневно потряхивая оттопыренными ушами головного убора. — Итак, мои сорванцы и подлецы, рассмешите-ка старика. Давай начнем с тебя, деточка. Чем будешь тешить дедушку?

Я помог Астрид подняться и немного подтолкнул ее в сторону дурачливого вампира. Тот в свою очередь решил не упускать из виду открывшиеся возможности, наклонился вперед, сцапал руку несколько растерянной девочки и торжественно водрузил ее на колени.

— А что тебя порадует, дедуля? — смущенно брякнула первая жертва.

— О-хо-хо, внуча, — сменил направление причитаний Санта, — да что угодно! Могешь песню спеть или танец какой приватный исполнить, деду усё в радость!

— Э-э, почтеннейший, полегче там с желаниями! — живо запротестовал я, не столь уж и зло отщипывая виноградинку от грозди.

— Сердитый ты, унучек, — весело зыркнул на меня приятель. — Ну что, краса, выдумала хохму? — Астрид опасливо оглянулась на меня, уловила во взгляде целый комплект поддержки и звонко чмокнула в щеку присыпанный старостью символ Рождества. Лео, по всей видимости, нагло разомлел при получении сувенира и по глубокой душевной наивности подставил под поцелуй вторую часть хитрющей морды.

— Выворачивай мешок, как обещал! — слегка пригрозил я прохиндею сотрясающим воздух кулаком. — И дай уже мне наконец проявить себя.

Дружище проявил понимание, отодвинулся от губ моей крошки на должное расстояние и с ворчанием принялся шерудить рукой наволочку. Спустя секунду, когда все подневольные участники сомнительной затеи вдоволь наслушались монотонных причитаний 'старого ворчуна' об оленях и снежных заторах, на свет появился заслуженный подарок Астрид: увесистый железный короб с разрисованной пальмами крышкой и плитка отличного молочного шоколада. С тихим вздохом Лео вручил девушке эти нехитрые сокровища и оглушительно завопил:

— Йо-хо-хо, налить всем по чарке! А ты, чудище окаянное, подь сюды! Балагурить до желудочных колик будем! — после чего отпустил малышку лакомиться гостинцем и суровым отеческим взглядом обдал мою перетекшую в горизонтальное положение фигуру. Я в два шага преодолел гостиную и бессовестно плюхнулся на колени к Санте, закидывая излишне длинные ноги на подлокотник. Жаль, наш доморощенный пузан в красном халате не имел окладистой бороды, а то я с огромным удовольствием ради смеху укоротил бы ему всю растительность.

— Как самочувствие? — шепотом, неуловимым для человеческих ушей, спросил я, уверенно заглядывая за ширму напускного задора. А там…вполне ожидаемая картина. Страх перед неизвестностью. Рой панических мыслей, разбуженный частыми возвращениями к истокам. Он копался в себе, отделял плевры от зерен, взлеты от падений, хорошее от плохого, и пытался понять, где и в чем ошибся. Ведь вероятность исправить нынешнее положение дел так велика. Она таится в перерождении души…

— Терпимо, только спину не трогай, — перебил мой поверхностный осмотр пониженный голос. — А знаешь, милок, что я припас для тебя? — свел приятель к минимуму откровенность, возвращаясь к прерванной забаве. Я вцепился ему обеими ладонями в шею и украдкой глянул из-за плеча на Астрид. Она вместе с ногами залезла на диван, подложила под голову мягкую подушку и решительно сунула любопытный носик в содержимое большой прямоугольной коробки из-под печенья, при ближайшем осмотре оказавшейся под завязку набитой бумагами. — Первый мой сюрприз — эта маленькая подлость, — я не понял, о чем идет речь, и внимательнее пригляделся к верхним листам, перекочевавшим в руки девочки. Купчая на квартиру?

— Ты отдал ей свои, кхм, сбережения? — для галочки уточнил я, мельком пересчитывая выпавшие из плотного конверта пластиковые карты.

— Угу, и теперь ты не завидный жених и достойная партия на долгие годы вперед, а нищий, жалкий и никчемный альфонс, охотник за чужими богатствами! — необдуманно ухватил меня болтун за живое, привычно спуская с языка только пришедшую на ум чушь.

— Лео, зачем? — лаконично вопросила впавшая в прострацию счастливая обладательница пары-тройки миллиардов в родной 'зеленой' валюте.

— Брось, куколка, — отмахнулся от ее изумления парень. — Папочке вскорости недосуг будет беспокоиться об уплате налогов. Вот ты ими и займешься.

Я успел заметить внеочередное появление слез в давно утративших любимый изумрудный цвет глазах, поэтому громогласно перевел беседу в более беззаботное русло и капризно потребовал немедля вручить мне оставшиеся подарки в обмен на детскую песенку на немецком языке. Вообще-то я не привык валять дурака перед всем честным народом, однако ситуация обязывала. При начальных же аккордах моего отвратного песнопения уморительной баллады о гладкошерстном щенке друзья-товарищи уцепились за животы и по команде 'Танцы!' уставились на меня, как на диво дивное и чудо чудное в одном флаконе. Не знаю, отчего мне вдруг взбрело в голову блеснуть талантами по части исполнения знаменитого канадского ту-степа, но в итоге вышло очень весело, а главное заразительно. Через минуту мою правую ладонь оттягивала проворно двигающаяся по счету 'Раз-два-три' Астрид, тогда как левую прессовала мертвенно-холодная кисть Лео. Я на миг сбился с ритма, пропуская по телу проворную ораву жутких мурашек, и с неким сумрачным осадком на сердце якобы нечаянно отдавил другу ступню.

— Не обращай внимания и всё, — невинно пожал он плечами, по-прежнему не проявляя желания идти на контакт.

Пришлось отступиться, и большая часть невероятно памятной ночи пролетела для нас незаметно. Сначала мне преподнесли честно отработанный презент — полупустой альбом с фотографиями, первые страницы которого были заполнены дряхлыми карточками трехсотлетней давности. На оставшихся оказались бесценные кадры, в большинстве своем цветные, однако здесь нашлось местечко и для таких раритетов, как сам сеньор д`Авалос в разные эпохи. Часть снимков в портфолио отсутствовала по неизвестным причинам, другая запечатлела абсолютно незнакомых мне людей. Суровая женщина с выразительными чертами лица греческой богини. 'Моя мать', - как коротко представил нам ее Лео. При этом его интонации взлетели вверх на такую недосягаемую высоту, что мы с Астрид поспешили перевернуть страничку и с мольбой в глазах одновременно ткнули пальцами в плохо сохранившееся изображение мужчины в безукоризненной пиджачной паре.

— Это мой папа, — совсем иначе пояснил мальчишка, привнесший в голос те же теплоту, искренность и радость, что всякий раз непроизвольно возникали в нем при разговорах об Астрид. Я улыбнулся, потрепал друга по плечу и чуть прищурился для проведения сравнительного анализа.

Плантатор д`Авалос однозначно был влиятельным сеньором. Тяжелые надбровные дуги, выпуклый лоб, свидетельствующий о большом уме и негласном упрямстве. Последнее качество его сын унаследовал в полной мере, хотя и с мозгами у парнишки полный порядок. Глаза рассмотреть нам так и не удалось, а вот нос, губы и подбородок с поразительной точностью совпадали с прообразом. Те же широкие крылья носа, доходчиво повествующие об алчной натуре. Те же четкие контуры губ и женственная челюсть, редко встречающаяся у представителей сильного пола.

— А это моя нянька, — не меняя преданного тона, сообщил Лео, когда мы опустили взгляды на нижнюю карточку, — и я.

На фото жгучая брюнетка, всю красоту которой не мог передать ни этот пожелтевший снимок, ни сотни современных камер с тысячной палитрой цветов, по-родственному обнимала степенно плачущего мальчугана лет восьми. Толстощекий увалень одной рукой держался за подол простецкого платья женщины, а второй придерживал за нитяные космы страшноватую тряпичную куклу. Причины истерики нам, к сожалению, не раскрыли, после чего раздраженно велели заканчивать эти нудные посиделки и отправляться по постелям.

Мой расписанный под солнечную лужайку ангелочек рискнул было оспорить всеобщее решение, но быстро потерпел неудачу и с тоской поплелся готовиться ко сну. По такому случаю я вооружился одолженной у Лео свежей пижамой и, не дожидаясь приглашения, шмыгнул в уборную вслед за девушкой.

— Не помешаю, сладкая? — вежливо осведомился я.

— Нет, что ты, — торопливо буркнула она в ответ, зачерпывая ладонями новую пригоршню воды из-под крана, чтобы смыть с лица пузыристый слой пены. — Проходи.

Я покорно встал сбоку от раковины, опершись плечом о приятно прохладный кафель стены, и в нужный момент протянул малышке полотенце.

— Я отвез твоих родителей в больницу, — слишком черство ляпнул я, не имея ни малейшего представления о том, как должно выглядеть начало нашего разговора после всего случившегося. — Они в порядке. На Кирстен пара царапин, Ник и вовсе почти невредим. Спрашивали о тебе, кстати, — вконец сконфузился я и замолк.

— Спасибо, Джей, — натянуто поблагодарила Астрид и с утроенным усердием взялась тереть махровой тканью и без того сухие щеки. Я заподозрил неладное и мягко развернул ее к себе за плечико, потом вытянул из рук никчемную тряпицу и с немым ужасом уставился на то, что столь тщетно силилась спрятать девочка. Синяки, рассечения и опухоли, те самые, о которых я за ворохом собственных проблем успел позабыть. Те, что были замечены мною еще в подвале психиатрической лечебницы. Жуткие кровоподтеки, весь вечер скрывавшиеся под предательскими слоями грима. Лиловые, попросту черные и темно-зеленые.

— Астрид, маленькая моя, — сострадательно прогудел я, осторожно приподнимая изувеченное личико за подбородочек. — Зачем же ты прячешься от меня? Хочешь верь, хочешь нет, но я их совершенно не замечаю. В моих глазах ты все та же самая очаровательная и милая глупышка, какую я любил, люблю и буду любить вечность, — потешил я ее нежные ушки частичной ложью, относящейся к первой части фразы. Разумеется, я не мог не замечать подобного рода травм. — Иди сюда, мой зверек.

Раскинутые в разные стороны руки давно воспринимались нами обоими как решающий шаг на пути к обретению нерушимой гармонии. Стоило птенчику устало сложить хрупкие ладошки на моих плечах и добровольно расстаться с опорой под ногами, я сжал ее талию непомерно огромными ручищами и без труда оторвал от пола это обласканное богами создание.

Поистине странная штука любовь, притом не абы какая, а именно любовь вампира к человеку. Фактически это два полярно разных чувства, сплетенных в сознании воедино. Иногда меня влечет в ней женщина. Красивая, страстная и мудрая обольстительница, сумевшая заткнуть за пояс толпы более опытных прежних любовниц. Рядом с ней я без сожаления теряю рассудок и волю. Ради нее я совершу невозможное.

Но порой меня прельщает сладко дремлющий в ней ребенок. Несмышленый, несамостоятельный, ранимый и чертовски беззащитный. Мне хочется заботиться об этом малыше, хочется беречь его как зеницу ока, помогать умываться по утрам, переодевать, кормить с ложечки завтраком, заплетать волосы…В полной мере я еще не удовлетворял эти спонтанные желания из боязни выглядеть сбрендившим идиотом, однако они посещают меня всё чаще и чаще. Вероятно, так случается с теми, кому не довелось испытать прелести отцовства. Ведь в суровой реальности нас разделяют не восемь лет, а неполные семь десятилетий. Не думаю, будто столь весомая разница не оставляет на отношениях своего неизгладимого отпечатка.

Вот и сейчас я чувствовал себя скорее старшим братом, нежели влюбленным мужчиной. Опутывал пальцами встрепанный стог волос, мерно раскачивался на месте, убаюкивая растерзанное на части сознание, искал предлог для начала разговора и мысленно расписывался в бесхозности. Как объяснить ей неизбежность смерти? Какими словами обрисовать ситуацию? Покаяться ли в получении приговора? Или опрометчиво лгать, зная наперед, что час истины все равно наступит?

Наверное, я до рассвета блуждал бы по непролазным чащам из собственных опасений, недомолвок и страха, если бы не обратил внимания на пудовую усталость, обуявшую Астрид. В ту же секунду я решительно направился к двери спальни.

Постель уже была разобрана. У изголовья высилась притягательная горка взбитых пуховых подушек. Ярко-алое стеганое покрывало покоилось в ногах. Воображение умилял заботливо одернутый уголок воздушного по легкости одеяла. Правда, эти слезливые детали не относились ко второй половине огромного матраца, чьи пружины машинально прогнулись под тяжестью тела владельца. Лео, надо полагать, в угоду своему гадкому характеру и неугасающему желанию вывести меня из равновесия, по-хозяйски развалился на кровати, разумеется, впритык к предоставленному лежбищу для Астрид.

— На клей наступил, а, Вердж? — проявил стервец притворную каплю сочувствия. — Или врос ножками в досточки? Так не беда! Мы тебе ступни, того, спилим и топай дальше на здоровье!

Я не сумел подобрать в ответ достойной колкости потому, что в деталях рассматривал очередной маскарадный наряд пронырливого мальчишки. Сланцы, бермуды из парусины радующего глаз песочного оттенка, безразмерная рубаха дикого фасона, именуемая в народе "гавайка", и соломенная шляпа с завидно широкими полями. Недоставало лишь расколотого кокоса с трубочкой, кубинской сигары и аллеи кактусов на горизонте. В остальном этюд "мексиканец на отдыхе" удался на славу.

— Кыш отсюда! — разъяренно махнул я рукой, сгоняя вампира с насиженного местечка. — В течение следующих двенадцати часов ты и на пушечный выстрел не приблизишься к спальне, усек? У всего есть границы. К моему терпению эта непреложная истина относится в первую очередь. Брысь, я сказал!

Лео презрительно сощурился, собирая у лба и переносицы сетку мелких морщинок, и зажженным фитилем взметнулся над кроватью, чтобы спустя короткий миг внезапно возникнуть у меня за спиной и издать весьма неприличный звук.

— Зануда, — с непревзойденной обидой поделился он метким наблюдением. — Плесневелый, гадкий и опоротый розгами узурпатор! Таково мое мнение, — капризно припечатал невзрослеющий с годами подросток и с крейсерской скоростью вымелся в гостиную.

Я вздохнул, аккуратно поправил чуть съехавшую с плеча голову давно спящей Астрид и принялся укладывать этот пышущий нежностью комочек под одеяло. Когда многоходовая процедура завершилась, я погасил весь имеющийся в спальне свет, плотно задернул портьеры и присел на самый краешек постели, любуясь результатом. Мы ведь так и не поговорили. Оно и к лучшему. Неразумно бередить раны в момент наивысшей боли. Логичнее дать им затянуться, огрубеть…

— Ты там умер, что ли? — прервал мои думы свистящий шепот, льющийся сквозь тоненькую щель в приоткрытой двери. — Давай, счастливчик, цоб цобе! Кам хеа*! Бросай обузу!

Понося ликующий вид приятеля всеми известными миру ругательствами, я украдкой выскользнул из спальни и едва не снес правым ботинком обустроенный прямо у порога бивак. Блюдо с аппетитно зажаренной свиной ножкой, початая бутылка вина, отставленная от батареи еще более крепких напитков, что выстроились в ряд у стены, и пара плоских подушек — столь нехитрым образом гостеприимный хозяин решил скрасить наш совместный досуг. Устраиваться пришлось на полу, посреди узкого прохода, отделенного с одной стороны несущей стеной, с другой — барной стойкой, ограждающей кухню. Молча сели на подушки. Я скрестил ноги по-турецки, Лео предпочел упереться правым коленом в грудь, дабы сместить нагрузку с позвоночника. Пропустили по бокальчику отменного вина. Все так же бессловесно накинулись на филейную часть поросенка. Долго и упоенно вслушивались в сочный хруст корочки, руками утирали лоснящиеся жиром губы, оставляли сальные отпечатки пальцев на фужерах и думали каждый о своем. Но не о разном, судя по числу пересеченных взглядов, упавших на закрытую дверь опочивальни.

— Зачем ты ей рассказал? — обвинительно высказался я, намерено разрушая затянувшееся молчание самым взрывоопасным способом. — Мне казалось, правильнее будет поступить иначе. Например, сказать, что хочешь уехать…

— К твоему сведению, — вампир не дал мне развить мысль до конца, — я и словом не обмолвился о том, что произошло. Просто у кое-кого любопытство хлещет отовсюду броуновским потоком! Всё-то нашей маленькой мисс интересно, всё-то вызывает у нее желание разобраться в сути!

— Ладно, прости, — спешно ввинтил я предохранитель в набравший лихие обороты надвигающейся ссоры агрегат. — Мне невыносимо видеть ее такой, вот и всё.

— Думаешь, мне выносимо? — унялся лишь на мгновение друг, после чего вспылил с утроенной силой. Подскочил на ноги, обежал стойку, повис на дверце холодильника и трясущимися от возбуждения пальцами уцепил вскрытый пакет сока, содержимое которого вмиг очутилось на дне безразмерного желудка. — Пять литров за день! — эмоционально вскрикнул он, сминая картонную упаковку в ладони. — Пять! Врубаешься? Я уже видеть ее не могу! И эта боль! Она грызет меня изнутри. Жжет все, к чему прикасается. Ее не унять. О ней не позабыть. С ней не смириться. Вердж, окажи мне услугу, будь человеком!

— Какую? — заранее осведомился я, догадываясь о значении просьбы.

— Помоги мне избавиться от мучений, — трусливо увильнул Леандр от более честной формулировки. — Ты знаешь, как это сделать. Не сегодня, конечно, нет. Завтра. На закате.

Его тон возмутил меня до глубины души. С такой напускной обыденностью и беспечностью в светском обществе дискутируют о погоде, но уж никак не о добровольном уходе из жизни.

— Ты хоть понимаешь, чего просишь? — клокочущим от гнева голосом выпалил я. — Да будет тебе известно, дорогой друг, я приехал сюда не за тем, чтобы скрасить твои последние дни! И не из сострадания! Я наизнанку вывернусь, но найду способ! Если понадобится, обращу тебя заново! Благо, под рукой теперь имеется руководство для начинающих создателей. Спасибо за брошюрки Легиону… — неосмотрительно затеял я глупую болтовню с самим собой, забывая о нахождении поблизости чуткого вампирского уха.

_______________

*Come here! — иди сюда! (испорч. англ.).

— Легиону? — с ненавистью повторил приятель мою неуместную оговорку. — За какими пряниками ты поперся к этим маньякам? Что за плюшки выпрашивал?

— Эм-м, вообще-то я хотел….в смысле, — виновато почесал я затылок и с надеждой уставился в потолок, намереваясь отыскать в его белоснежных просторах яркое знамение высших сил. Однако хищные клещи д`Авалоса уже сомкнулись вокруг меня и скоротечно вытянули на поверхность нужную информацию. О приговоре и Северине, об угрозе в случае неподчинения и мече Дамокла, нависшем над головой Астрид, о строжайшей необходимости причислить к лику нестареющих кровопийц молодую девушку и собственных моральных препонах. Взявшая исток в русле неукротимой стихии беседа плавно влилась в поток отъявленной искренности. Я поведал другу даже о выборе, об этом кромсающем душу намерении либо уйти немедля, либо остаться с мыслью о том, что спустя пятнадцать лет переступить порог семейного очага будет во стократ сложнее. А какую незаживающую рану я оставлю на сердце малышки!

— Тпру-у, стоять! — зацокал языком вампир, не удержавшийся от сердитого восклицания по поводу моих пессимистичных взглядов на будущее. — Я долго тебя слушал. Теперь ты возврати должок. Начну сначала. Папик, конечно, паскуда, каких мало, поэтому просто свыкаемся с этой новостью и чешем дальше. Твой приговор. Не самая справедливая штука, но по меркам нашего законодательства ты еще легко отделался. Новичкам обычно головы отсекают на раз, без снисхождения к вероисповеданию или образу жизни. Тебе, можно сказать, несказанно повезло. Им понравился твой снайперский талант. Такие мартышки, пардон, умельцы в Легионе на хорошем счету. Поэтому тебя и назначили создателем. Уж больно не терпится дядькам заиметь такой же орлиный глаз, акулий зуб, медвежью месть, кабанью безжалостность и прочие повадки фауны, с поправкой на послушание и тотальный контроль. Здесь могу дать тебе один ценный совет. Найди непроходимую дуру, не обессудь за грубость, придуши ее, постучи в бубен свой шаманский, а как только созреет пташка до кондиции мертворожденной, вези в Девкалион. Там начнешь распинаться, что, мол, учил, воспитывал, на путь истинный наставлял, только без толку всё, экземпляр полнейший олигофрен. И мило так при этом улыбайся, строй из себя уникальность, лобызай ручки баронам вечности, к земле почаще припадай. Это патриотично выглядит. Ну и жди вердикта. Либо они тебя взашей вытолкают целым и невредимым, чтобы довершил начатое и привел им таки опытную снайпершу. Либо себе служить заставят. Не спорю, мерзко твоей душеньке придется, но уж лучше так, чем в могилке в окружении крестов и надгробий. Да и с лапочкой станешь видеться иногда, у Легионеров график ленивый, работа непыльная. Трах-бабах пульку промеж бровей неугодной персоне, и гуляйте, мистер! Есть еще и третий вариант, но его мы обсуждать не станем. В конце концов, умереть ты всегда успеешь и без моих мрачных прогнозов, — Лео перевел дух, промочил ссохшееся горло ромом из третьей распитой нами бутылки, сморщился и откинулся обратно на спинку дивана, к которому мы подобрались в процессе захватывающей беседы. Я окинул туманным взглядом гостиную, за штанину подтянул к себе уезжающую в одиночный круиз ногу и сонно свесил подбородок на грудь. — Йоу, мужик! Не спать! — не дала мне немного расслабиться чья-то наглая рука, каменной тяжестью обвалившаяся на плечо. — Мы еще главного не обсудили. Как тебе быть с Астрид?

— Как? — очумело прохлопал я слипающимися глазами. — Как быть? — нараспев прохрипел я, ощущая подкатившийся к горлу горчичный ком, и сокрушенно обхватил захмелевшую голову руками.

— Вот и я об этом думаю, — чуть более трезвым голосом поддержал вампир типичные для пьяной истерики всхлипы. — И уже успел придумать, что уходить тебе никак нельзя. Сам посуди, я весь день носился вокруг твоей цыпы, веселил ее, подбадривал и все дела, но видел, что толку от этого чуть. Смеялась она неестественно, при любом удобном случае норовила разреветься, с двери глаз не спускала, потому что тебя ждала. Понимаешь, как бы это помягче выразиться, ты ее чересчур под себя подмял. У нее теперь на уровне безусловных рефлексов в случае беды тебя звать. Джей, Джей, Джей! Таково ее слово-паразит. В общем, к чему я веду-то, а к тому, что бросишь девку, считай, на пожизненное упёк ее в психушку. Ты вспомни, что творилось в ее жизни в последние месяцы! Представь хоть примерно, что пережила Астрид прошлой ночью! Восстанови в памяти то, как она резала тебя, а потом тыкала в себя скальпелем, грозясь проткнуть им артерию! Знаешь, старичуля, абсолютное большинство после такого под белы рученьки отправляется в психушку, а ей хоть бы хны! Эта храбрая, безрассудная и донельзя упрямая малявка держится так, что я вою от зависти. Почему? Нет, мужик, вопрос неверный. Ради кого? Вот так правильнее. Ради тебя, Габсбург. Исключительно ради тебя. Она хоть и не осознает этого, но на интуитивном уровне чувствует, будто должна справляться, чтобы помогать тебе. Чтобы смотреться достойно. Чтобы заслужить похвалу. Хочешь обижайся, хочешь спорь, но ты вылепил из нее собачку. Послушную, преданную, чуточку свободолюбивую и самую малость гордую чихуа-хуа на привязи. И лишь тебе тянуть этот крест, — подвел некий безрадостный итог своей речи Лео, откупоривая следующую бутылку.

Я рассеянно наблюдал за его нечетко скоординированными движениями и попутно осмысливал услышанное. Возможно, приятель оказался прав по многим пунктам, однако важнейший из них он упустил из виду. Я не подминал малышку под себя и свои нужды, не перекраивал ее характер, не учил строить жизнь вокруг одной персоны. Наоборот, это она меня изменила. Или я ошибаюсь? Ведь если взглянуть на наши отношения со стороны, беспристрастно и объективно…

— Чего потух? — вновь не дал мне сосредоточиться пустомеля. — Никак оскорбился моими выводами? Ну извиняйте, амплуа у меня такое, людям правду в лицо совать. Слушай, Вердж, да не бери в голову. Я же не со зла сказал, просто хотел, чтобы ты очнулся. Выпучи глаза, наконец! И пойми, нельзя тебе уходить. Ни сейчас, когда ей нужна круглосуточная поддержка, ни потом.

— Легко тебе рассуждать, — машинально ухватил я предложенный стакан с явно лишней порцией выпивки. — А что я могу ей предложить? Загибай пальцы: ни нормальной семьи, ни детей, ни защиты, как оказалось.

— Эх, старик, гребешь ты проблемы прямо с потолка, — предосудительно помотал всклоченной гривой Леандр. — Семья, дети какие-то…всё пустое. Вот скажи мне на милость, ты любишь ее? Так, чтобы грудь разрывало на части от переизбытка чувств! Так, что яркость майского солнца меркнет перед ее улыбкой! Что жизнь не в радость, когда ее нет рядом! Если ответ положительный, тогда о чем ты вообще гуторишь? Сцепал за пальчик правой руки, колечко натянул, и гори оно всё адским пламенем! — не замечая моего оцепенения, мальчишка завершил ретивую тираду и предельно спокойно откинулся на спинку дивана. — Дурак ты, Верджил, и уши у тебя холодные. Такое мое авторитетное мнение, — примирительно шепнул вампир перед тем, как со стоном распластаться в объятиях мягких подушек, закинуть ноги на угол кофейного столика, со смаком зевнуть и устало сомкнуть веки.

Через минуту квартиру заполонила дрёма. Изможденное болью лицо друга расслабилось, мышцы налились изнутри истомой, рот медленно приоткрылся и испустил бравый медвежий храп. Я встрепенулся, недоверчиво щелкнул пальцами у носа предполагаемого притворщика и с изумлением констатировал глубочайший сон.

— Ты заслужил отдых, — скорее мысленно, нежели словесно подытожил я, помогая парнишке удобнее устроиться на тесной тахте. Плавно перенес его конечности поближе к телу, снял оставшиеся от Санты сапожищи, набросил на ступни висящее на подлокотнике покрывало и не удержался от проявления любопытства.

Аккуратно одернутый край футболки столь удачно улегшегося на бок мальчишки явил моему взору…чертовски жуткую рану. Будто обугленная кожа, древесный рисунок, складывающийся из почерневших вен и капилляров, и в центре этого парада прилежных вампирских кошмаров красовалось пятидюймовое отверстие. То надувающееся до размеров грецкого ореха, то вваливающееся внутрь, дабы вытолкнуть на поверхность каплю непередаваемо вонючей слизи, которая с шипением впитывалась обратно в кожу. Всякий раз, когда это происходило, Лео задерживал дыхание и едва различимо стонал, даже во сне откликаясь на безжалостные позывы боли. Чтобы оценить масштабы бедствия, мне пришлось полностью оголить д`Авалосу спину.

Открывшееся зрелище ввергало в шок. Весь позвоночник! От таза до лопаток! Ни единого живого пятачка! Сплошная пульсирующая опухоль!

Я ошарашено отполз к столу и на подступи к дурноте зажмурился. Никогда не видел ничего более мерзкого, ей Богу. На моей памяти обратное превращение убивало свою жертву по-другому. Он раздувался, засыхал, гнил заживо, но не чернел как смоль! Нет!

Быть может, это и есть ключ к разгадке? Соломинка во спасение? И стоит мне разобраться в природе заболевания, решение не заставит себя долго ждать?!

Тоненький лучик надежды просочился в душу. Еще не все потеряно! У нас обоих есть шанс!

Я обезумел от счастья, вмиг протрезвел, окрылено расправил материю на увечье товарища, резво заскочил в спальню к Астрид, чмокнул раскрасневшиеся ото сна губы и без должных объяснений и записок, на написание которых пошли бы драгоценные крупицы утекающего времени, вымелся за дверь.

Путь мой пролегал в неизвестность, ведь ни адреса, ни телефона искомого человека у меня не имелось. Зато по сию пору покоится на дне сейфа в обители Майнера неряшливо вскрытый конверт, подписанный твердой женской рукой. Он-то мне и нужен.

'Подари мне память'

POV Астрид День первый

Оставим в стороне начало нового дня и те эмоции, что я испытала, начиная с момента едва ли осмысленного пробуждения. Как удивилась окружающей обстановке. Как обрадовалась и в то же время огорчилась пребыванию в гостях у Лео. Все эти и многие другие события единогласно меркли перед видом оголенной спины вампира.

Одно неловкое движение. Крохотный опрометчивый шажок. И правда в буквальном смысле вырвалась из плена развернутой лжи бывалого прохиндея.

Мы стояли на кухне, увлеченно прятали друг от друга глаза после сотенной череды нелегких разговоров об истинном положении вещей. Ведь я призналась…отчасти самой себе, в ничтожной доли ему, но призналась, что люблю не только Джея. Разумеется, напрасно. Не следовало поощрять Лео столь робким огоньком надежды. Я еще не разобралась в себе до конца, не разметила границы на стершейся в недавнем шторме карте, не упорядочила хаос, царящий в голове. Но слово — не воробей…

С принятием этой горькой истины я отвернулась от вампира и тихо глотала комья досады до тех пор, пока серебристый перезвон миниатюрных осколков стекла не привлек мое внимание. В тот же момент земля ушла из-под ног, трижды накренившись под опасным углом, а в животе заворочалось нечто ледяное и ужасное.

Лео почти вдовое согнулся, чтобы подлезть к шкафчику под раковиной, и с кряхтением столетней развалины высыпал в девственно чистое мусорное ведро жалобно звенящие останки фужера. Именно тогда край его белой майки и задрался, открыв моему изумленному взору кошмар во плоти. Смоляная поясница, больше подходящая холке вороного коня, нежели живому (со скидкой на бессмертие, конечно) человеку. Тысячи крупных, мелких и еле заметных черточек, выступивших на болезненного вида коже. И вертикальная полоска незатянутой раны величиной в пять-семь дюймов, края которой раздувались, точно ноздри разъяренного животного.

Я закричала, громко и отчаянно, словно пыталась отогнать воплями ввалившуюся в дом беду, и в припадке вящей паники набросилась на парня с расспросами.

— Лео, что это? Что это? — безжалостно срывала я глотку, кидаясь в заранее проигрышную погоню за улепетывающим отпрыском вечности.

Бестолковая беготня по комнатам ничуть не усмирила ни пыл, ни страх, ни желание любым нечестным путем заполучить успокоительный ответ, что таким, мол, пещерно диким образом действуют на наглого кровопийцу поцелуи с девушкой лучшего друга. Я спотыкалась, оскальзывалась на поворотах, теснила плечами дверные проемы и бесчисленное множество раз находилась на волоске от победы, но удача всецело была на стороне Лео. К началу третьего круга я решила быть хитрее и в ванной специально подрезала путь резвоногому спринтеру так, чтобы спустя один радостный клич он оказался в западне из кафельных стен.

— Живо! Говори, — задыхаясь после каждого слога, велела я и уперлась олимпийцу обеими руками в грудь, дабы избежать новых раундов игры в салочки.

— А ты заставь, малявка! — ребячливо и абсолютно невежливо высунул мальчишка язык наружу. — Что, боишься силёнок не хватит? Эт верно. Тогда довольствуйся, — восторженно завершил он краткую отповедь, пихая мне под нос несложную комбинацию из трех пальцев.

— Мило, — рассерженно оттолкнула я гадкую ручонку. — Как раз в твоем стиле, — привычно отчитал невежду мой неугомонный язычок, и в тот же миг сознание осветил проблеск гениальной идеи. — Ну почему ты такой, а? Я разве из любопытства спрашиваю. Ведь если тебе плохо, нужно что-то придумать, раздобыть крови на худой конец. Свою я, конечно, предлагать не стану, — вовремя расставить точки над i занятие принципиально важное. — Это больно. Зато если ты захочешь привести кого-нибудь…

— Нет, пупсик, кровь мне не поможет, — хитро улыбнулся вампир, медленно овивающий руками мою талию. — Впрочем, есть один способ, — по интонациям о содержании действенного метода догадаться было несложно. Проходили, знаем! Кроватка, мягкие подушки, простынки под спиной…У-у, чертяка похотливый!

— И думать забудь! — решительно отодвинулась я от алчных лапищ и их развратных объятий, что, по-видимому, не слишком огорчило Лео. В его полных грусти глазах вдруг отчетливо сверкнуло пламя облегчения пополам с расслабленностью и погасло прежде, чем я сумела подыскать этому феномену вдумчивое толкование. — С тобой, правда, все хорошо? Выглядишь ты на самом деле скверно.

И то верно! Землистые щеки, губы, подернутые синеватой пленкой, заострившийся нос и обнаженные скулы свидетельствовали о скверном самочувствии приятеля Джея. Не говоря уж о том безобразном шраме, что вертикальной линией надвое рассекал некогда излишне улыбчивое лицо. К моему огромному удивлению он не заживал, хотя и смотрелся не таким уж свежим, какими выглядят недавно появившиеся рубцы у простых смертных. Основная напасть таилась во взгляде. Потухшем и обреченном, лишь издали схожим с тем ураганом кипящих страстей, который некогда буйствовал в темно-ореховых очах.

Колючее предчувствие подкралось к моему сердцу и, свернувшись в тугой клубок, умостилось рядышком. Его изломленные шипы пронзили насквозь тонкую кожицу. Холодея с головы до пят, я запустила пальцы под майку Лео, упрямо развернула его к стене и в немой агонии уставилась на спину.

— Астрид, перестань, — неубедительно пробовал вампир сопротивляться моему напору. Однако то была заведомо проигрышная попытка.

— Джей говорил мне однажды, что их можно убить двумя методами, — волнительно припомнила я нашу прежнюю забаву с составлением баек о бессмертных сынах. — Обезглавливание самый верный, но безболезненный. А вот… — слезы, хлынувшие из глаз проливным потоком, заглушили окончание фразы. Пока я косноязычно облекала догадки в слова, мозг бравым темпом комбинировал между собой имеющиеся знания.

Майнер и впрямь посвятил меня в животрепещущие подробности процесса обратного превращения. Вскользь и без красочных описаний, однако и тот скупой запас знаний ввергал в ужас. 'Не сыскать смерти мучительнее этой', - севшим голосом признал он тогда. 'Возраст оборачивается против тебя. Накопленная сила и опыт восстают против бренного тела'.

Теперь уже я оказалась проворнее. На лету оглушая окрестности траурными всхлипами, ринулась к двери в спальню и с трубным плачем навалилась на нее с обратной стороны. Непослушные пальцы сомкнулись на рычажке замка. Щелчок. Уединение. А сердце бешено колотится в груди. Жгучая боль охватывает душу. Голова распухает от великого множества мыслей. Дыхание скрадывают безутешные рыдания. Я пробую удержать рвущийся изнутри вой, зажимаю широко раскрытый рот обеими ладонями, щурю затянутые черной пеленой страха глаза, умываюсь собственными слезами и предательски оседаю на пол. На данный момент это конец. Непроходимый тупик их трех стен, верхними стропилами упирающийся в облака. Поблизости нет лестницы. Ни единого выступа в каменной кладке, за который можно было бы ухватиться. Над головой проносятся свинцовые тучи. Гремят раскаты грома. Предупредительным выстрелом рассекает черное небо молния. Я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Жалкой, отвратительной, беспомощной, никчемной. Не доверяющей утешениям и тому лживому голосу, что находится по ту сторону непролазной баррикады.

— Астрид, котик, зайчик, рыбка, одуванчик, — скороговоркой зачастил Лео, равномерно барабанивший в дверь на протяжении всех десяти минут истерики. — Не злись на папочку, пожалуйста. Я не лгал тебе, просто немного помечтал о нашей будущей жизни. Гадкий поступок, да? Так отходи меня тапком по макушке, только открой! Слышишь? Ну-у, пупсик! — заканючил вампир, утраивая старания при звуках моих усиливающихся стенаний. — Не будь такой жестокой, детка! Отопри задвижку, и мы поговорим! Астрид! — сотая по счету попытка призвать меня к совести с грохотом провалилась.

Я стекла на пол, прижалась мокрой щекой к пыльному паркету и образно представила себе, что через какое-то время на свете станет одним несчастьем меньше. Неукротимым бедствием, которое я люблю и ненавижу. Второе чувство, пожалуй, показное. На самом деле мне всегда нравился Лео. Не тот лишенный чести и морали мерзавец, каким я впервые узнала его. А тот смешливый, жизнерадостный и вечно неунывающий парень, объявившийся в канун моего дня рождения.

Тут же вспомнилось его комканое признание в любви, со словами: 'Короче, бейба, ты поняла, о чем я' и прочими изысками австралопитека. Или та ночь в лесу, когда он рассказывал мне о себе. О своем прошлом, о матери и рано умершем отце, об отчиме…Боже, скольких Лео я знаю! Впору составлять энциклопедию, куда войдут все его дюжие таланты по части притворства. Есть в моем сердце и лгунишка-Лео, имеется и хитрец, покусившийся на разрушение наших с Джеем отношений, найдется местечко и для неукротимого романтика, и для балагура, и для самоотверженного друга, положившего жизнь во имя спасения других. А еще существует некий подвид Лео-Ромео, способный на такую любовь, о которой не смеют мечтать миллионы современных мужчин. Как он порой смотрит на меня, с какой нежностью прикасается…

— Астрид, ты убийца! — ворвалось в мои скорбные мысли. — Блин, я не знаю, что еще можно сказать! Раньше мне никогда не приходилось разговаривать с дверью…вот черт! — исступленно сплюнул вампир и со шлепками босых пяток о кафель помчался прочь, очевидно, за подходящим инструментом. Впрочем, на тот момент меня уже ничто не могло взволновать. Мир канул в преисподнюю. Вселенная сузилась до размеров этой спаленки. А сама я стала не более чем песчинкой, покоящейся на поверхности дрейфующего посреди космических просторов астероида. Обожженной частичкой с испепелившимся сердцем.

— Японский материк, какого фига ты протираешь собой мой равномерно грязный пол? — вспыхнул у самого виска полный праведного гнева возглас Лео, чьи крепкие и хамоватые руки с легкостью приподняли меня над землей и прижали к безмолвной, но теплой груди. — Месяцы стараний насмарку. Теперь придется заново размечать положение пятен…Верно говорят, женщина на корабле к несчастью. Ты за один день умудрилась превратить мой фрегат в сборище рухляди! Сначала переколотила посуду, хотя нет, перед этим была еще разгромленная ванная, — тарахтел и тарахтел он, и не думая вступать в неравный бой с моей набирающей обороты истерикой.

Я выла и выла, уткнувшись носом в насквозь промокший ворот его майки. А Лео меж тем сыпал нескончаемыми упреками.

Диковинным образом рыдания иссякли сами собой. Унялась дрожь, прошибающая каждый мускул. Стих заупокойный вой. Я задышала ровнее и устало обмякла на руках у вампира. В комнате водворилась первозданная глушь. Робко тикали настенные часы в гостиной. Утробно жужжал старенький холодильник. За окном крикливо резвилась местная детвора. Вроде бы отовсюду слышались отголоски жизни…

— Сколько это длится? — басовито прошелестела я, не рискуя поднять взгляд вверх.

— Вердж сказал неделю. Может и больше, я не в курсе, — безразлично представил он исчерпывающий ответ, пальцами вырисовывая на моей спине щекотный узор.

— А потом? — отчетливо задрожал мой голос новым потоком сырости.

— Сама должна понимать, не маленькая ведь уже, — предельно честно увильнул от темы парень. Я вновь затряслась, точно в лихорадке, и обеими ладонями уцепилась за тонкий материал его майки. Очередное успокоение обошлось мне дорого. Пришлось до самой крови прикусить внутреннюю сторону щеки, только бы не усесться в сточную канаву унижения. — Можно тебя попросить об одолжении? — внезапно спросил Лео тем чуждым и полным серьезности тоном, какого я прежде не ведала. После утвердительного мычания он продолжил. — Прекрати всё это немедленно. Поверь, мне вполне достаточно физической боли. На душевную я не подписывался. И вообще, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на слезы. Особенно твоя. Я прожил долгих три века. Ты не представляешь, какой это огромный срок. И никогда не отчаивался, потому что уныние — удел слабаков и слюнтяев. Ты же не думаешь, будто у меня все всегда шло как по маслу? Были и взлеты, и падения, и разбитое сердце, и оплеванная душа, и какие-то воображаемые муки совести. Даже фиаско на любовном фронте и те имеются. Но одного не случалось никогда, кошечка. Я не разочаровывал себя. До сих пор мне не доводилось с презрением смотреть на свое отражение. Наоборот, я всегда гордился этим разгильдяем! Мне приятно вспоминать свои маленькие и большие победы. О поражениях же проще сразу забывать. В конце концов, у каждого Наполеона в загашнике есть Ватерлоо. Просто стоит подыскать для них миленький чуланчик, куда не следует ступать и по мере строжайшей необходимости. Ясно?

— Более чем, — пасмурно подтвердила я усвоение истины и попыталась встать, дабы отправиться в ванную и привести себя в божеский вид.

— Куда это ты намылилась, моя прелесть? — крепче сжал руки Леандр и быстрыми шажками засеменил к кровати. — Если ты не против, мы немного отдохнем для разнообразия, потрещим о геополитической расстановке сил в мире, сравним уровень эмансипации развитых стран с отстающими государствами, тряхнем былинными сплетнями о последней президентской инаугурации, может и до проблем демографии доберемся, — весело щелкнул он меня по носу, прыжком заваливаясь по центру гигантского матраца. Я, возмущенно сопящая и несказанно недовольная положением вещей, покорно приземлилась на кровопийцу сверху и тут же откатилась на свободную половину кровати. Правда, сбежать мне всё равно не дозволили. Ловко действующие и неизменно алчные ручонки по-хозяйски ухватились за растянутую резинку моих шорт. — Так и быть, мы просто поболтаем, — решил угодить мне мальчишка.

— Без двусмысленных шуточек, — наивно постаралась я сберечь репутацию, выстраивая между нами заграждение из длинных прямоугольных подушек.

— Как пожелаешь, моя королева, — чинно растекся он в услужливом поклоне и восторженно завалился на бок. Я со вздохом прилегла рядом, повернулась лицом к неугасающей улыбке и неуверенно ее поддержала.

Лео засмеялся в ответ. Я тоже смущенно хихикнула и, не надеясь добиться искренности, негромко попросила рассказать о себе еще хоть что-нибудь.

— О-о, великолепное начало разговора! — без единой заминки прострекотал он. — Даю на выбор три даты. 1784, 1832 и 1970 года. Откуда плясать?

Я остановилась на первой и нетерпеливо уставилась на оживший мемориал всемирной истории.

— Восемнадцатый век, очаровательная эпоха! — по достоинству оценил мое предпочтение авантюрист. — Корсажи, бальные платья, дуэли на шпагах, пабы с дешевыми красотками! Конечно, жизнь бок о бок с папиком накладывала определенные запреты на мои маленькие шалости, но в целом веселья хватало. Мы тогда только перебрались в Европу. Поселились в Венеции, если быть точным. Эх, краше города не сыскать! Наш дом был как бы островком спасительной суши, а вокруг непроглядным горизонтом простиралась вода. Подобраться к входной двери можно было лишь на лодке, — мечтательно закрыл глаза вампир, в мельчайших деталях припоминая столь непостижимое для моей буйно работающей фантазии прошлое. — Просторный особняк в три этажа, витражные окна с овальными сводами. У нас всегда пахло топленым воском, потому что батенька ненавидел полумрак. Особенно мне нравилась его привычка круглосуточно жечь камин. Возвращаешься, бывало, с очередных светских гуляний, входишь в гостиную и надолго замираешь у порога. В очаге потрескивают поленья, кружатся искры, похожие на сверчков, обгорает смола. В глубоком кресле чахнет над своими думами Сев, а вокруг него теснятся десятки подсвечников на три и даже четыре свечи. Так красиво это выглядело, что дух захватывало! Именно в тот год меня казнили впервые, указом самого папы Римского, надо заметить. Как сейчас помню, за распутство и еретические взгляды! Они, эти пустоголовые служители церкви, не понимали, что удержаться от соблазна, находясь в благополучной Венеции, задача непосильная и для бессмертного! Азартные игры, разнообразие любовных утех — романтика, одним словом. Я так увлекся этим праздником жизни, что попал в тюрьму. Стыдно сказать, за что! За совращение монахини! Представляешь? Ну-у, потом была виселица, могильник и прочие развлечения, какие в моей жизни случались постоянно. То на реи подвесят вместе с матросней. Да, малыш, успел я в свое время прослыть кровожадным пиратом. То на каторгу сошлют за разбой и пьяную драку. Всего теперь и не упомнишь, хотя…Погоди минутку, я сейчас!

Я и глазом моргнуть не успела, как Лео, воспользовавшись своей знаменитой аэрокосмической скоростью, ринулся к двустворчатым дверям встроенного гардероба и с энтузиазмом принялся вывалить оттуда неподъемные чемоданы. Надписи на ручках, сделанные умелой рукой с витиеватым прижимистым подчерком, гласили следующее: 'Британия, хлам', 'Швеция, XIX в., вернуть портсигар', 'Бриг 'Морской дьявол', память' и прочее в том же духе. Я не удержалась и открыла крышку самого любопытного кофра, 'Морского дьявола'. К огромному сожалению, он оказался почти пуст. На дне завалялась лишь потрепанная амбарная тетрадь, исписанная всё теми же тщательно прописанными буквицами, однако для ее прочтения мне бы потребовался толстенный словарь испанского языка. Хотя другие находки представляли некоторую ценность. Например, изъеденная молью черная бандана с обтрепанной оборкой из нитяных кисточек. Или забавная повязка на глаз, призванная добавить флибустьеру свирепости. Или вышедший из строя компас в вычурной коробочке, инкрустированной настоящими каменьями. Однако больше всего меня восхитила подзорная труба! Настоящая, отлитая из меди, отлично приближающая или отдаляющая объекты и по сей день.

Минут через двадцать парень нашел-таки искомый предмет, беззастенчиво вывернул его содержимое на пол, воровато похватал странные тряпицы и с неимоверным восторгом ускакал в ванную. Надо полагать, чтобы переодеться.

Время вынужденной скуки я провела с огромной пользой. Всюду совала свой любознательный носик, ворошила резные шкатулки с безделицами, с трудом разбирала шрифты на многочисленных грамотах и карательных приказах, в которых склонялось не меняющееся с годами имя.

Наконец, в комнату вернулся виновник моего обескураженного состояния. Но в каком виде!

— Боже, — ошеломленно вытолкнула я из груди приправленный восхищением воздух. — Невероятно! Музейный экспонат, и только! Признайся честно, ты в этом ходил?

— А как же, миледи! — смиренно исполнил книксен пижон. — Романский князь Церкви, разжалованный в дальнейшем, Леандр Палемон д`Авалос-второй. Кстати, первым тоже был я, но это детали. Нравится? — не без щедрой плеяды бахвальства поинтересовался титулованный самозванец, неспешно кружась на месте для демонстрации красот поразительно сохранившегося костюма.

Тяжелое, облегающее корпус платье (помнится, именно так тогда именовали эквивалент длинного, жестко приталенного пиджака) из плотной материи, на ощупь напоминающей нежнейший бархат. Простроченный золотой нитью силуэт, натуральные костяные пуговицы, изящно орнаментированная петлица, полы, сзади расходящиеся от талии неподвижными складками — мужчины восемнадцатого века не зря прослыли отчаянными модниками. Под верхней частью скрывался жилет, застегнутый на три пуговицы так, чтобы грудь оставалась открытой для выставления напоказ дорогой рубашки и изысканного галстука с объемными оборочками, заколотыми ювелирной брошью. Сама сорочка меньше всего походила на мужскую. Тончайшая ткань, старомодные кружевные манжеты, скрывающие половину кисти, и сливочный цвет награждали носителя этой вещи постыдными для нынешнего общества качествами, такими как робость, чувственность, возвышенность, мечтательность.

Венчал картину белый завитой парик с линейным пробором посредине и идеально круглыми напудренными кудрями у висков, собранный на затылке при помощи атласной ленты в жиденький, но уморительный хвостик.

— Нет слов. Просто нет слов! — упоенно пропищала я, жадно ощупывая руками образчик абсолютно чуждой эры. — Никогда не видела ничего более восхитительного. Вблизи, конечно. В фильмах все это смотрится совершенно по-другому. Не так захватывающе и…

Я запнулась на полуслове и полными ужаса глазами отследила перемещение воздушного гипюра, укрывающего ладонь Лео, в пространстве. Он тянулся к моим губам, воспроизводя между нами электризованный зрительный контакт. Медленно, с задержкой дыхания, в предвосхищении первого пагубного импульса, что образуется при соприкосновении. Обе мои ступни вросли в паркет. Горло пересохло. Язык намертво приклеился к зубам. Биение сердца заложило уши. Я вновь провалилась в тот пугающий вакуум, в котором никогда не существовало ни единого упоминания о Джее. Без надежды выбраться вовремя, пока еще не повторена недавняя ошибка. Но…его обжигающе горячая рука уже легла на мою щеку, обогнула овал лица, подлезла под мочкой уха, опуталась волосами и удовлетворенно замерла на затылке. Я сама придвинулась ближе, словно загипнотизированный питоном кролик, чем спровоцировала вампира на дальнейшие безрассудства. Он наклонился ко мне, испепеляя жаром сладчайшего дыхания, и нежно накрыл губами нервно дернувшийся уголок моих, затем другой, потом подбородок и носогубную впадинку, только чтобы сохранить первенство самого обходительного и ненавязчивого ухажера. Столь странная политика, надо признать, приносила впечатляющие плоды. Спустя миг начинало казаться, что именно я захотела этого, рискнула опробовать на вкус его неторопливые губы, надкусила ломоть не поддающихся осмыслению ощущений. И теперь уже не знаю, что будет правильным, а что нет.

Лео по-прежнему игнорировал мой глупо приоткрытый рот. Сейчас куда больше его интересовала моя шея и то, что находилось под толстой тканью футболки с похабным рисунком. Нет, он не елозил по моему телу руками, но лучше бы происходило именно это. Горячие, полные соблазна и плавящейся неги поцелуи, коими он покрывал материал, постепенно порабощали мыслительный процесс. Я уже не держалась на ногах, а бесславно цеплялась за плечи парня, опускающегося все ниже и ниже. Мурашки, затеявшие миграцию под одеждой, упорно досаждали моим попыткам отодвинуться хоть на пару дюймов. Думается, еще секунда и я…

— Лео! — ну вот, абсолютно напрасное старание пробудить во влюбленном мужчине разум, тем более методом постыдного стона.

— Сикстинская Капелла! Зайчик, лучше помолчи, — очень здраво осадил меня Леандр, — а не то мы оба горько пожалеем о содеянном. Но адские черти, как же я хочу, — необузданно вознес он вверх дрожащие вожделением руки, которым так и не довелось прикоснуться к моей пылающей жаром груди. Я чувствовала их теплоту, казалось, самим сердцем. — Хотя бы раз дотронуться, — не без сожаления признал вампир, зажимая между зубами край моей футболки. — Можно?

Сколько проигрышного отчаяния, страсти и боли было в этом вопросе! Какая холодная тоска поселилась в его загнанном взгляде! Будь я в тысячу раз сдержаннее и в миллион раз преданнее Майнеру, всё равно не посмела бы отказать.

Повторять дважды вымученное 'Д-д-да' не пришлось. Лео осел на колени с видом везунчика, получившего в наследство несметные богатства, и боязливо запустил руку под мою одежду. Я в ужасе зажмурилась и превратилась в соляной столб, от макушки до пола осыпанный морозным инеем. Его ладонь осторожно легла на живот. Нервные окончания у обоих, как нетрудно догадаться, оголились до предела. Мы замерли в ожидании и одновременно перестали дышать.

В звенящем напряжении пролетела секунда-другая, затем я резко отступила назад, а вампир последовал за мной, молниеносно выпрямляясь. В тот же миг за моей спиной оказалась распахнутая настежь дверца исполинского гардероба, а дух вышибло тяжестью навалившегося спереди тела то ли озверевшего, то ли просто утратившего контроль над собой кровопийцы. Однако испугаться или запаниковать я не успела. Губы сковало царственной властью мягкого поцелуя, и припасенные на случай беды мысли разом выветрились из головы. Я ответила ему с огромной охотой, в чем и по сей день не намерена признаваться. Не потому, что испытывала жалость. И не из сострадания, разумеется. Мне хотелось его целовать. Хотелось ощущать давление его пальцев на своих, когда мы жадно цеплялись друг за друга в моменты наивысшего головокружения. Хотелось терпеть эту тягучую боль внутри разбуженных синяков, когда его нос или щека нечаянно тревожили дремлющие раны. Откровенно говоря, я млела рядом с ним, потому что каким бы нежным и ласковым не был Майнер, он никогда не вел себя со мной так. Он не давал мне этого искрометного ощущения легкости, возвышенности над людскими толпами, планирования над океанскими просторами…

Во всем, что делал Лео, чувствовалась страсть, но совсем иного толка. Не темная, разжигающая и пленяющая, а хрупкая, невесомая и тающая. Впрочем, боюсь мой лексический запас слишком скуден для образной передачи всего происходящего. Скажу лишь одно, вкус этого поцелуя я сохраню на своих губах на всю оставшуюся жизнь и, даже находясь на смертном одре, сумею вспомнить, какое главенствующее место занимала в мертво-живом сердце Лео.

Прекратилось это нескоро. Когда мою грудь сдавил пылающий обруч нехватки воздуха, парень отодвинулся на ничтожное расстояние и ликующе взялся забавляться. То чмокал немеющие всей поверхностью губы, то щекотал их самым кончиком языка или терся о них носом. Трогательно и безобидно, как в безнадежно далеком детстве. Поэтому на первых парах коварный стыд забыл о моем существовании. Но стоило открыть глаза, и сказка рухнула, подобно выстроенному на зыбучих песках воздушному замку.

Что я делаю? Господи, что?

— Лапуля, ты чего? — недоуменно шарахнулся вампир в сторону в тот же миг, как пересеклись наши диаметральные взгляды. Я таращилась на него с ужасом, он — с неискоренимой смешинкой, купающейся в океане темно-карей радужки. — Нет-нет, май дарлинг, не так быстро! — в который раз обернулась провалом по всем фронтам моя решительная попытка убежать от проблем. — Никак о добром молодце Габсбурге вспомнила, совестно стало, да? А ты смекни, не приходилось ли ему когда-нибудь причинять тебе боль? Большую такую! От измены! Освежила мозг? С чем тебя и поздравляю. Дальше слушай меня двумя ушами. Плевать я хотел, что тебе там почудилось или привиделось! Еще с утреца я тебя приворотным зельем опоил, до обеда целовал и силой отвечать заставлял. Твоя вина только в том, что нахрапистому мужику отпор дать не сумела. Видно, мой гормон куда мощнее твоей скромной девичьей чести. Пережевала? Теперь проглоти и катись на все четыре стороны, затрахала меня роль Джина на любые случаи жизни, — пока я с огромным опозданием от расписания осмысливала едкую речь, варвар Лео грозно расталкивал ногами чемоданы, расчищая себе дорогу к кровати, и продолжал бубнить лишь одному ему доступные проклятия и желчные оскорбления.

— Лео, — вполовину громче положенного рискнула я выкорчевать нанесенную обиду, — не обижайся, пожалуйста. Дело ведь не в тебе, просто я такая…

— …дура набитая! — по велению ядовитой души перебил он меня, обессилено проваливаясь головой в подушки. — Клиническая идиотка, каких свет не видывал! И только посмей надуться, киса! На правду, какой бы отвратительной она ни была, не обижаются!

— Не примну воспользоваться твоей мудростью в следующий раз! А сейчас ради смеха сделаю исключение! — в два счета воспламенилась я изнутри, наперегонки с ветром бросаясь к входной двери. Пусть у меня нет ни денег, ни нормальной одежды, ни даже мобильного телефона, зато изрядная доля самоуважения однозначно присутствует. — Я была о тебе гораздо более высокого мнения, и напрасно! Ты всё та же свинья, что и прежде! Зажравшийся кабан с несоразмерной самооценкой! — на последнем издыхании проорала я, пинком ноги обеспечивая себе выход из спальни.

— Курица! — полетело мне в спину. — Пустоголовая индюшка, которая…которая, — захлебнулся мерзавец потоком ругательств, однако быстро совладал со скудностью воображения. — Вот и катись к дьяволу, соплячка! Вон из моей кварти… — недосказанный слог разбился об отрезвляющий хлопок двери, так и не достигнув своего адресата.

Я пулей выскочила на открытую лестницу, овивающую дом с западной стороны, и побежала по узкому проходу, пряча изуродованное лицо за завесой волос, кутая вмиг продрогшее до костей тело в жалкие клочки футболки, беспощадно отбивая босые ступни о всяческий хлам, что покрывал пол. Бутылки, битые стекла, старые велосипедные колеса, палки какие-то — местные постояльцы не слишком-то утруждали себя заботой о территории. Впрочем, мои мучения продлились недолго. У первого же лестничного пролета мне повстречался сгорбившийся сквернослов, восседающий на верхних ступеньках с донельзя разнесчастной физиономией. Парик с буклями валялся у его ног, а сверху пристроился забавный галстук с оборочками.

— Прости меня, маленький! — подозрительно прытко одумался Лео, внезапно набрасываясь на мои колени с удушающими объятиями, если только так можно выразиться. — Знаю, я подонок, тварь и ублюдок, не заслуживающий прощения. И хрен на него! Только вернись, ладно?

К сожалению, в этой пьесе абсурда мне была отведена ничтожно крохотная роль, притом без права голоса. Покончив с кургузыми извинениями, вампир подхватил меня на руки, играючись закинул на плечо и через минуту как ни в чем не бывало свалил на кровать, после чего усердно запеленал в колючее шерстяное одеяло, сполз на пол, уронил повинную голову на край матраца и вымученно приподнял завесу тайны над причинами своего чудовищного поведения.

— Габсбург, — шутка ли, что его объяснение в точности совпадало с моим взглядом на ситуацию? — Я начисто теряю соображение, когда ты думаешь или говоришь о нем. И с этим невозможно бороться, хотя следовало бы. Понимаешь, ревность такая зловредная штуковина. Вроде и видишь себя со стороны, а рот уже ничем не заткнуть. Я не считаю тебя дурочкой, честно.

— Как тогда насчет курицы и индюшки? — презрительно сузила я глаза, пряча за веками отблески причиненного унижения.

— Нет, нет и еще тысячу раз нет! — обескуражено отнял он всклоченную шевелюру от каркаса кровати. — Ты лучшая! Да разрази меня гром на этом самом месте, если я хоть однажды в действительности подумал о тебе плохо! Зай, прости поросёнка, пожалуйста! Впредь я буду самой хорошей, ласковой и доброжелательной хрюшкой на планете! — заискивающе вглядываясь в мою изменчивую маску суровости, завилял крученым хвостиком Лео. Я по мере сил сохраняла непреклонность, но, наткнувшись на широко распахнутые, по щенячьи преданные глаза, растаяла, выпуталась из плена одеял и осторожно, всего лишь одной рукой, приобняла негодника за шею, украдкой целуя нежный пушок его темных волос. — Хочешь, отрежь мне язык! Ох, и надоел же он за три сотни лет, ей Богу! Все беды сплошняком идут от него…

Я шикнула на баламута, призывая его к одухотворенной тишине, перетянула крепко сбитую кладезь мускулатуры за плечи на постель и с неким рвущим сердце на неровные куски чувством устроила буйную голову на своей груди. Если попробовать облечь в слова мои ощущения, то в тот момент я вдруг почувствовала себя взрослой и мудрой женщиной, вынужденной нянчить большого по росту, но маленького по уму детеныша. Такая крепко сидящая под кожей игла, которую я назвала бы не иначе, как материнским инстинктом.

Время бесследно растворилось в молчании. Золотые просветы на сдвинутых портьерах испарились, прихватив с собою и размытые очертания теней. Потолок украсили багровые отблески заката. Я перевела взгляд на свое плечо, затекшее от беспрерывного контакта со щекой вампира, встретилась с двумя захмелевшими от счастья угольками, что сияли на болезненно бледном лице, и смущенно отвернулась.

Первым, как ни странно, запротестовал мой желудок. Изданный им львиный рев более походил на крайнюю степень возмущения, нежели скромное напоминание о давно минувшем обеденном часе. Парень мгновенно встрепенулся, слетел с постели, вмиг исчез за дверью, тут же вернулся обратно, запрыгнул на матрац поверх моих блаженно вытянутых ног и наклонился к лицу, заслоняя собой целый мир, опутывая мраком столь далекий и призрачный образ, который я воссоздавала в памяти в тот момент. И вот его губы опять на моих. Сухие и холодные. Пожалуй, чересчур холодные.

Явный контраст температур заставил меня отказаться от искушения быть съеденной заживо недремлющей совестью. Я отодвинулась, протестующее глянула на Леандра и в диком волнении прижала ладонь к его щеке. Слава Богу, теплая. Чего не скажешь о второй половине лица, к которой я в порыве облегчения посмела приникнуть.

— Лео! — пересек округу панический вопль.

— Астрид! — чуточку зло проорал вампир мне в ухо. — Перекличка окончена?

— Ты холоден, как лед, — с трудом пояснила я предпосылки своего нечеловеческого испуга. И путано растолковала хмурому взору суть наблюдений. — Та щека, что лежала на мне, теплая, а другая на ощупь напоминает мрамор, как и губы, руки, — большим пальцем коснулась я мнущей наволочку подле моей головы ладони.

— Тоже мне, беда, — надменно фыркнул парень, будто сбежавший из морозильной камеры в состоянии полярного окоченения. — Сейчас пропущу стаканчик крови, и все войдет в норму. Смею напомнить, не тебе одной требуется трехразовое питание. Поэтому рысью к столу! — в приказном порядке избавился он от моего недоверчивого взора и меланхолично поплелся следом. — И будь добра, прекрати визжать по каждому поводу. От этих твоих неиссякаемых эмоций у меня разыгрывается морская болезнь.

Я смиренно приняла на заметку справедливый упрек и вскарабкалась на высокий стул. Лео обошел стойку, распахнул дверцу под завязку набитого вкусностями холодильника, вынул оттуда два картонных пакета и поочередно наполнил их содержимым стаканы. Мне достался высокий бокал с мутно розовой жидкостью (любимый грейпфрутовый сок). Хозяин квартиры жадно влил в себя тройную порцию гадости, отдаленно смахивающей на томатный сок, только гуще, алее и без кусочков мякоти, после чего приступил к хлопотным приготовлениям совместного обеда. Отправил на подогрев в духовку огромное блюдо с индейкой, сунул в микроволновку тарелку с картофельным пюре, водрузил на столешницу две салатницы с нарезанными овощами и откупорил бутылку десертного вина. По окончании всех манипуляций, когда перед носом очутилось блюдце с ароматным пластом белого мяса, утопающем в сливочно-белой массе, приправленном зеленым горошком, я позволила себе удивиться.

— Ты разве не смотрела на календарь? — весело уточнил пришедший в благостное расположение вампир, взбираясь на соседнее сиденье. — День Благодарения на носу! Грех не отметить такой праздник. Итак, не хочешь поделиться с общественностью списком благодарностей? — я ошеломленно помотала головой, выражая несогласие. — Тогда я выступлю за тебя. В общем, благодарю провидение за этот день и час. За возможность побыть наедине с любимым вампиром. И за его нескончаемое терпение, потому что никто другой не стал бы сносить мои мерзкие выходки на протяжении столь долгого времени.

Протестовать показалось мне бессмысленным. Тем более что продолжение короткой речи начисто отбило охоту подключать к делу дрожащий рыданиями голос.

— А теперь пару слов добавлю от себя, если ты не против, булочка. — Лео наполнил бокалы рубиновым напитком и возвысился над столом, легко балансируя на ненадежных опорках стула. — Я благодарен тебе, Астрид. Ты многому меня научила, на многое раскрыла глаза. Но главное, ты подарила чувство, которое не даст мне полностью исчезнуть. Я останусь здесь, — указал он оттопыренным у ножки фужера мизинцем на мою грудь, — хоть ты этого и не желаешь признавать. Твое счастье, любимая!

На последнем слове я ощутила дурноту и быстро запрятала залитые влагой щеки в разворот тканевой салфетки. Парень, нарочно не замечающий моего убитого вида, опустился обратно на сиденье и с оживлением принялся поглощать угощение. Спустя минуту к нему присоединилась и я.

Остаток вечера до прихода Джея затерялся в памяти среди груды покореженных обломков. Мы развлекались, смеялись, пусть и не совсем от души, шутили, в порыве ребячества даже разрисовали друг другу лица гуашью, а после взялись за суетливое устроение внепланового Рождества.

Таким образом гостиная обзавелась гирляндами, пушистой искусственной елью с увешанными разноцветными шарами ветками, изображенным на холсте очагом за неимением более удачного аналога и прочими атрибутами всеми любимого праздника.

За стол, ломящийся от обилия ресторанных изысков, усаживались трое: я, подпортившая трогательную окраску лица недавним потоком слез облегчения; Лео с потухшей при появлении друга улыбкой, ничуть не растерявший бравый задор; и Джей, раскрасневшийся после ванной, облаченный в узкую для столь широких плеч рубашку и неподходящие по размеру штаны, едва прикрывающие щиколотки.

Второй за сегодняшний день тост хлебосольного хозяина сразил меня наповал. Я худо-бедно проглотила горечь от слов, адресованных Майнеру, но со следующим спитчем не справилась.

— Главное приобретение этого года, — не сводя с меня пытливого взгляда, с гордостью возвестил Лео. Джей, стоящий рядом, крепче сдавил пальцами хрупкую ножку бокала. — Вердж, зачехли ушки на пару минут. Я не собираюсь будить в тебе зверя, — рассудительно посоветовал глашатай ревнивому приятелю, что тот воспринял с нескрываемой радостью, опустошил чарку и плюхнулся на пол, блаженно прислоняя спину к дивану и обхватывая голову руками. — О моих чувствах тебе известно, крошка, — вновь сосредоточился на мне пышущий серьезностью вампир. — Жаль, что не удалось добиться взаимности, но такова уж твоя в доску правильная натура. — Я потупила глаза и попыталась согнать с лица обжегшую щеки краску. — А теперь начистоту, Габсбург больше не подслушивает. Заранее извиняюсь за сбивчивость, впервые в жизни мне трудно говорить, да и вообще не хочется этого делать, если честно. Куда приятнее было бы поцеловать тебя, чем распинаться в эпитетах, но…Короче, прелесть моя, будь счастлива. Со своим Джеем или кем другим, хотя какое там! Именно с ним тебе и впрямь будет хорошо. Только не позволяй ему собой помыкать. Не давай поблажек. Никогда больше не прощай то, что не следует. Держись особняком, настаивай, колоти посуду, борись за себя и слушай сердце. Оно всегда подскажет, что ты самая лучшая, несказанно красивая, страстно желанная и неповторимая. Помни об этом. Никогда не забывай.

Не знаю, кому на небесах я успела так опрометчиво насолить. Однако ниспосланные выше испытания с каждой секундой становились все труднее. В моей разверстой груди уже не осталось цельного фрагмента. Всё сыпалось, догорало дотла, уничтожалось невидимым ветром и иссыхало. Бедное сердце надувалось болью, словно прочный воздушный шарик, и вот-вот грозилось лопнуть.

Толику утешения принесло явившееся на подмогу плечо Джея, которое я за время отсутствия Лео умудрилась залить океаном слез. Затем следующий шок, еще сильнее предыдущего. Мой рождественский подарок. Увесистая металлическая коробка из-под дорогого французского печенья. За расписанной пальмами и песчаными островками крышкой притаились несметные богатства. Купчие на квартиры, дома, автомобили, кипы акций, облигаций и векселей. В плотном бумажном конверте обнаружились кредитные карты, пожалуй, всех банков мира. Но ничто из перечисленного так ранило мою душу, как обнаруженные на самом дне шнурки. Две нитяных ленты с пластмассовыми наконечниками на концах. Кислотно-желтая и ядовито-зеленая. Я незаметно для мужчин вытянула их из сундучка с сокровищами, покрутила перед глазами и обвязала вокруг правого запястья, намереваясь носить как заговоренный талисман на удачу.

'В память о Лео', - пришла на ум обоюдоострая мысль, которую я с шипением отогнала прочь, а после с неизгладимой грустью присоединилась к лихому канадскому ту-степу.

Утро следующего дня

Спать до обеда постепенно вошло у меня в привычку. Вот и сегодняшний день не стал исключением из скверного правила. Солнце за окном давно взобралось над облысевшими кронами деревьев, когда я открыла глаза и резко сощурилась от необычайно яркого света, льющегося сквозь начищенные до блеска стекла. В голове было на удивление свежо, поэтому обошлось без глупых происшествий. Я не испугалась, наткнувшись взглядом на малознакомые предметы интерьера, не запаниковала, обнаружив себя в чужой постели, и даже не ринулась наутек, повстречав на соседней подушке всклоченную голову, к которой, вот уж наказание, непременно прилагались сальная ухмылка вкупе с прожорливым взглядом вышедшего на охоту тигра.

— Ааа! — внезапно оглушил меня воплем прирожденный наглец.

Я вздрогнула от неожиданности и едва не свалилась на пол при виде широченной глотки с завидным диапазоном частот.

— Ты чего? — изумленно вымолвила я, подтягивая одеяло к самому носу.

— Приветствую тебя, — вдоволь поиздевавшись над несчастными гландами, вампир решил прибегнуть к более смирным интонациям. — Ровно так же, как ты меня вчера встретила. Или не помнишь?

Довольно хамский вопрос не удостоился внимания. Памятуя о присутствии Джея, в особенности о его легендарной ревностности, я убедилась в наличии одежды, коей служила длинная футболка и подвязанные веревочкой клетчатые пижамные штаны, и радостно потрусила в ванную. Синяки и одутловатости на лице за время отдыха претерпели ничтожные изменения. Сквозь зеркало на меня уставилась запойная алкоголичка со сливовым носом, раздутыми бровями и невнятными щеками, плавно перетекающими в более изящную линию шеи. К тому же от бесконечного потока слез покраснели белки глазных яблок и отекли веки, что придавало моему малопривлекательному облику вящий акцент уродства. Посему чистить зубы я стала, стоя к раковине спиной. Авось воскреснет надежда на хорошее настроение.

К концу утренних процедур в уборную ввалился сияющий Лео.

— Надень, пожалуйста, это, — хитро улыбнулся он, аккуратно водружая на сушку для белья горстку плечиков. — Потом позавтракай и спускайся вниз. Я буду ждать тебя в гараже.

И исчез, будто его и не было, невежливо позволив мне изнывать от любопытства и недоумения. Пришлось натягивать на себя предложенные вещи, идеально севшие на фигуре. Нежная на ощупь маечка голубого оттенка прилагалась к темно-синему спортивному костюму с широкими штанами и обилием накладных карманов на декоративных замках и теплой курткой с кожаными вставками на воротнике, манжетах и локтях. У двери в прихожей нашлась удобная пара кроссовок на низкой подошве. Предусмотрительно оставленные в обуви носки окончательно растрогали мою восприимчивость. До чего же он все-таки милый!

Положенные жженые тосты, щедро обмазанные приторно-сладким джемом, я проглотила, не жуя, запила горелки стаканом молока и опрометью выбежала из квартиры.

В воротах гаража меня встретили сразу две пугающие новости. Во-первых, Джей ночью 'скрутил удочки', как выразился его преданный друг, без всяких объяснений. Во-вторых, впереди меня ждет сногсшибательная поездка, буквально нашпигованная изнутри адреналином, потому что ехать предлагалось на…квадах.

Этим загадочным словом Лео обозвал жуткую помесь газонокосилки, трактора и мотоцикла, виднеющуюся за его по-детски восторженным лицом аж в двух экземплярах. Неуклюжие конструкции с четырьмя колесами и металлическими рамами неизвестного назначения вызвали у меня бóльшее опасение, нежели странное исчезновение любимого мужчины. Однако даже этот обоснованный страх испарился при столкновении с мыслью о том, что сначала нам необходимо добраться до трассы на ревущем подобии джипа. Точнее ни о каком 'подобии' речь и не заходила. За спиной парня насуплено пристроился самый настоящий крайслеровский (производное от названия выпускающей фирмы — 'Крайслер' — прим. автора) Jeep в стильном серебристом корпусе. Мощный, брутальный, технически крепко сложенный, до зубов вооруженный всем необходимым внедорожным арсеналом и попросту ужасный он произвел на меня двоякое впечатление. С одной стороны, я никогда не принадлежала к когорте людей, вроде Лео, не тянулась к сомнительным приключениям, не рисковала жизнью без строгой надобности, не рвалась покорять альпийские вершины. С другой, упорство мне и впрямь не занимать, а свобода — явно моя стихия. Меж тем от автомобиля буквально веяло амбициями. Он таращился на меня своими большими фарами и будто спрашивал, готова ли я бросить вызов суровым мужским сложностям. Разумеется!

Очутиться внутри оказалось не так-то просто. Проектировщики при создании этого монстра явно не рассчитывали на кого-то, столь же коротконогого и неспортивного, как смехотворно упрямая Астрид, поэтому без жертв не обошлось. Для начала я едва не прищемила себе палец, затем по неосторожности зарядила ногой в грудь вызвавшегося на помощь Леандра, после чего успокоилась и расслабленно развалилась в комфортабельном кресле. Владелец стального чудища утрамбовал в багажник желтый квад, выгнал своего питомца из гаража, ловко и, будем надеяться, надежно прикрепил к крыше второго четырехколесного собрата, но с ярко-красными крыльями, и торжественно занял водительское место.

До туманного пункта назначения добирались долго, однако я ничуть не ощутила течения времени за стрекочущей болтовней истинного мастера ораторского дела. До сих пор не понимаю, как ему удается сохранять лицо даже в гнетуще мрачных ситуациях? Ни тени грусти в озорно блестящих весельем глаз, ни единой притворной улыбки, ни намека на идущие на спад интонации. Лео был бесконечно счастлив, хоть внешность постепенно свидетельствовала об обратном. Я заметила разломившую уродливый шрам надвое морщинку, возникающую на лбу всякий раз, когда на особо крутых виражах приходилось до упора выкручивать руль. Или ежеминутную привычку то расстегивать почти идентичную моей куртку до середины груди, то застегивать до подбородка. Не укрылись от моего внимания и синюшные ногти, венчающие белесые паучьи пальцы. Ему стало хуже. Гораздо хуже, на мой взгляд.

Впрочем, о самочувствии лгунишку спрашивать бесполезно. Правды от него все равно не добьешься. Поэтому я аккуратно накрыла ладонью его словно исхудавшую за ночь кисть, чуть не вздрогнула от восприятия замогильного холода и с натянутой улыбкой на устах уставилась на дорогу. Лео хмыкнул, подтянул мою руку к потрескавшимся, шершавым на ощупь губам и оставил на коже студеный поцелуй.

По прибытии мы, точно по команде старт, выпрыгнули из салона (притом некоторые из нас приземлились не слишком удачно) и приступили к обстоятельным приготовлениям. Лео споро вызволил квадроциклы, достал с заднего сиденья защитное снаряжение, прихваченное специально меня. Оттуда же появилась на свет и невразумительная конструкция из алюминиевых стержней, тонких труб и белого полотнища с аршинной надписью, которую я так и не сумела прочитать в сложенном виде. Из всего этого он за секунды соорудил огромный стяг, перекочевавший в крепление на борту его алого мотовездехода. Мне, само собой, достался желтый.

Инструкции по эксплуатации вверенного транспорта я получила еще в машине, а посему нетерпеливо оседлала пугающий агрегат, быстренько опробовала пальцами малочисленные рычажки и восторженно окинула глазами горизонт. Бескрайняя равнина, окаймленная трассой, что простиралась далеко за спиной, и лазурным небом. Безлюдная, абсолютно дикая территория, ничем не напоминающая о цивилизации. Здесь не было назойливых линий электропередач. Не шумели поезда, движущиеся по обегающим округу железнодорожным путям. Не кружили на бреющем полете птицы. Мы угодили на край света. Вдвоем. Нарочно. Чтобы забыться, перебросить через плечо проблемы, звонко и необузданно рассмеяться в лицо невзгодам и окунуться в иной мир, полный новых побед и приобретений.

Я первой сорвалась с места, пробуя на вкус каждую незначительную мелочь. Хватала ртом радушные порывы свежего, пахнущего хвоей ветра. С удовольствием вслушивалась в звук раздувающейся на спине куртки. Отделяла собственный крик бодрящего восторга от урчания громкого, хоть и не слишком мощного двигателя. И без остатка отдавалась каждой минуте и мгновению.

Лео зорко отследил мой тренировочный круг и не удержался от искушения подпортить мне удовольствие жутко брюзгливыми нотациями.

— Отлично, котик, — для галочки ввернул он, когда я по его команде вернулась к финишной прямой. — Но не без ошибок. Во-первых, чего ты сидишь, как приклеенная? Расслабь мышцы, избавься от напряжения, позволь телу насладиться ездой! На кваде нельзя разваливаться, как в любимом бабушкином кресле! Будь живой, двигайся! Здесь тебе не асфальтированная трасса. Кочки, ямочки, 'волны', все атрибуты природы на месте! Так вот их стоит преодолевать без страха. Почувствуй квад и сама все поймешь. Передние колеса отрываются от земли? Подними очаровательную попку, согни колени, словно две пружины, расставь локти и налегай вперед, чтобы сбалансировать квадроцикл. Если наоборот, приподнимается задняя ось, делай то же самое, только теперь уже отклоняйся назад. Попробуй, — я изобразила требуемое и с легким сердцем уселась обратно на сиденье, жадно поглощая дальнейшие указания. — Во-вторых, куда ты смотришь?

— Глупый вопрос, — обиженно буркнула я, волей случая влезая в шкуру нерадивой ученицы, — вперед, конечно. А надо глазеть по сторонам? Выискивать светофоры?

— Грубая ошибка девчонок-новичков, — больно цапнул меня за живое кровопийца. — Смотреть нужно не вперед, а вдаль. — Великолепная формулировка! Как будто вперед — это вовсе даже не вдаль! — Суть этого в том, чтобы научиться просчитывать траекторию движения и оценивать препятствия. Ну и в-третьих, куда поворачиваешь, туда и наклоняешься. А то ты вообще неизвестно, о чем думаешь, когда входишь в вираж!

Вот зануда! Сейчас поглядим, кто тут девчонка-новичок с мыслями набекрень!

Горя возмущением, я до упора вдавила большим пальцем рычажок газа и со всего опора рванула вперед, не забывая при этом применять на практике полученные советы. Очень скоро мной овладело обещанное еще в машине чувство уверенности. Казалось, будто я с детства приучена рассекать огрубевшие стебли лежалой травы четырьмя широкими колесами. Квад отзывчиво исполнял любое мое желание, а тело постепенно подстроилось под его лихой ритм. Ни кочки, ни валуны отныне не представляли собой опасности. Об азах равновесия я и вовсе позабыла, поэтому вскорости обратила внимание на виртуозные трюкачества Лео. Его соратник, конечно же, оказался не в пример скоростнее моего. Покуда я неслась к горизонту на максимально возможных шестидесяти километрах в час, квадроцикл вампира рассекал воздух как минимум в полтора раза быстрее.

С небольшим опозданием я обратила внимание на знамя, горделиво развевающееся по правую руку от парня. 'Ты — моя Вселенная', - складывалось из рукописных красных букв, не совсем аккуратных, местами размазанных, порой налезающих на соседа. Оборотная сторона транспаранта гласила следующее: 'Подпись: твой безголовый Космос'. Прочтя это, я дрожащими пальцами вцепилась в тормоз. Четырехколесный байк услужливо замер посреди заброшенно поля. Я сняла шлем, отлепила от лица наэлектризованные пряди волос и пустыми глазами окинула мертвую округу.

Выходит, тот браслет, подаренный на день рождения, не был случайным. Уже тогда Лео пытался рассказать мне о своих чувствах, а я так ничего и не поняла.

— Все нормально? — жужжащий шум мотора приглушил ликующие нотки в голосе лихого гонщика, который только что вырулил из-за моей спины и любопытно остановился сбоку.

— Да, просто отдыхаю, — притворно-радостно провопила я, водружая шлем на прежнее место. — Ну, что, на перегонки?

— Несомненно! Готовься проиграть, конфетка! — бросил через плечо хвастун, устремляя квад к безоговорочному пьедесталу первенства.

Меня охватила спортивная злость, и хоть не удалось первой сорвать воображаемую финишную ленту, безнадежного отставания все же не произошло. Лео вынужденно признал, что я способная ученица и достойный соперник.

Грустить не приходилось до самого вечера. Мы без устали соревновались друг с другом, затевали различные игры, вроде захвата флага, защиты базы (с использованием того же самого флага), устраивали эстафеты и скоростные поединки. Д`Авалос даже показал мне несколько трюков, правда, лично пробовать их на практике запретил.

Ближе к вечеру голод и жажда напомнили о себе, и из недр джипа будто по мановению волшебной палочки показались клетчатое одеяльце, укрывшее сломленные стебли сухой травы, плетеный походный сундучок со съестным и термос, наполненный обжигающим губы мятным чаем. Три бутерброда из ужасающе огромных кусков хлеба и не менее гигантских пластов ветчины стали для моего съежившегося желудка достоверным эквивалентом простого человеческого счастья. Проглотив их, я с интересом уставилась на парня, вливающего в себя вторую по счету коробку с соком.

— А что внутри? — без всякой задней мысли спросила я, припоминая, что последние два дня Лео отказывался от обычной еды в пользу этих картонных пакетов.

— Кровь, — оторвался он от вспоротого зубами краешка, — не очищенная.

— Ясно, — непроизвольно поежилась я, отнимая ото рта шоколадный батончик. — Должно быть, вкусная, раз ты столько ее употребляешь.

— Отвратительная, — не согласился Лео, тоскливо сминая ладонью опустевшую тару. — К тому, что она холодная еще можно привыкнуть, тогда как кислый привкус…бе-е! Ее специально отравляют консервантами, чтобы не сворачивалась. А они сильно влияют на качество.

— Как ты себя чувствуешь? — топорно сменила я неудачно выбранную тему. — Только честно ответь, пожалуйста!

— А как чувствуют себя ходячие мертвецы? — не возымел эффекта мой молитвенный возглас. Вампир вырвал из моих рук вскрытую шоколадку, отвел взгляд в сторону и с отсутствующим видом принялся поедать орехово-карамельное лакомство, лениво орудуя челюстями. — Хотя тут не на что жаловаться. Главное не то, что творится снаружи, а то, что происходит внутри. Мне хорошо с тобой. И я рад, что ты до сих пор ни разу не попросилась домой.

Договорив, он выбросил обертку, и ее подхватил налетевший порыв ветра. Шуршащая бумажка воспарила ввысь, покружила над нашими головами, словно прощаясь, и ринулась к земле. Она выглядела такой одинокой и несчастной, когда невольно перекатывалась от одной кочки к другой, что я выпотрошила оставшиеся батончики из упаковки, собрала фантики на ладонь и послала их вдогонку за предшественницей. Лео, глядя на мои чудачества, заливисто расхохотался.

— До чего же ты ненормальная! — потрепал он меня по макушке, придвигаясь ближе.

— Я знаю, но не так уж это и плохо, быть непохожей на остальных.

— Это просто отлично, лапочка. Просто отлично!

Я прижалась щекой к его плечу и мечтательно закрыла глаза. Правое запястье грело усиливающееся с каждой минутой тепло разноцветных шнурков. Шею потревожил могильный холод ласковых пальцев вампира. Сердце обливалось кровавыми слезами. Душу постепенно испещряли шипы надвигающейся разлуки. Но я не плакала, потому что отчетливо слышала, как порхающие невдалеке обертки от шоколада резвятся друг с другом. Отныне они не одиноки. И я никогда не почувствую себя брошенной, покуда память о сегодняшнем дне хранится в глубинах подсознания.

Вечер второго дня

Мы вернулись в квартиру затемно, скинули в прихожей тяжеловесную амуницию из плотных, не страшащихся самого лютого холода курток и еле добрались до дивана. С упоением проведенный день измотал не только меня. Лео тоже передвигался с черепашьей скоростью, и каждый шаг отражался на его лице такой мукой, что я чудом удержалась от ненужных вопросов.

Не разуваясь, он поплел в гостиную, рухнул в объятия мягких подушек, блаженно откинул голову на спинку, немощно расставил руки по бокам и надолго погрузился в сводящее с ума молчание. Я испуганно присела рядом и ради собственного успокоения принялась рассматривать землисто-серую кожу щек на предмет ободряющих признаков, которых не было и в помине. Размашистые синие круги под глазами, заострившийся нос, обнаженные скулы, обтянутые тончайшей кожей, и проступившие на поверхности капилляры вряд ли могли считаться предвестниками отсутствия боли. И я решилась на отчаянный поступок.

— Ты хочешь моей крови? — убиенным голосом проскрежетала я, кажется, окончательно забывая о том, что Джей, не объяснившись, исчез, что по сию пору не возвратился, что не позвонил, что с ним, возможно, приключилась беда. Ни разу не вспомнила я и о родителях, которые, небось, переживали за участь пустоголовой дочери, беспокоились за нее. Куда больше меня интересовало самочувствие Леандра, по сути абсолютно постороннего парня.

— Только полученной в процессе отменного секса, — криво усмехнулся болтун, по-прежнему не меняющий формулировки своих скабрезных шуточек.

— Я серьезно!

— Поверь, пупсик, я тоже! — Он хитро приоткрыл один глаз, покосился на меня и уверенно добавил. — Не поможет. Твоя кровь мне ничем не поможет, рыбка. Я просто устал. Дай мне десять минут, и всё будет в ажуре. Обещаю. Кстати, ты знаешь, что всю сегодняшнюю ночь я дрых без задних ног! Впервые за триста лет выспался, как настоящий человек. И во сне всё время вспоминал цвет твоих губ. Ни у кого в мире больше нет такого, это я тебе как эксперт говорю. Такие красивые, сладкие, нежные, — Лео подтянул меня за локоть к себе и принялся заворожено обводить пальцами предмет разговора. Я смутилась и попробовала отодвинуться, однако противопоставить нечто весомое ослиному упрямству так и не удалось. — Как бы я хотел хоть на пару часов влезть в шкуру Габсбурга, чтобы услышать идиотское 'Я люблю тебя', которое ты постоянно ему твердишь. Чтобы не мучить тебя больше этими потугами совести о якобы измене. Чтобы любить сильнее, чем кто-либо, заботиться лучше, чем о ком-либо и…

Я не поняла, что помешало ему закончить мысль, но едва ли удержалась от облегченного вздоха. Непередаваемо гадкое ощущение, доложу я вам! Невыносимая ситуация, когда на каждое признание так и подмывает ответить взаимностью. Не по велению запутавшегося сердца, нет, а потому что изнутри рвется желание дать ему всё, подарить что-то взамен этих режущих запястье шнурков, соорудить ответное знамя с тысячами правдивых надписей! Без увиливаний и потупленного взгляда сказать, что я люблю его, втайне лелея надежду на улучшение скверного состояния. Поведать миру о том, как дорог и далеко небезразличен мне этот оболтус. Быть может, тогда его боль угаснет…

— Тс-с! — в обход моих размышлений зашипел Лео, не спускающий мгновенно вспыхнувших радужным фейерверком глаз с двери. — Ни звука, кошечка. Если вдруг постучатся, сделаем вид, что нас нет дома.

Я испугалась не на шутку, уловив сбивчивый топот множества ног, летящий из-за стены. Грузная поступь мужских ботинок перемежалась с суетливым цоканьем тоненьких каблучков. Незримые гости стремительными тенями преодолели занавешенное окно и замерли у нашего порога. Один удар, имитирующий вежливый стук, хотя по звучанию он больше походил на падение молота на наковальню, и моя храбрость похвально ускакала в пятки.

— Я тебя умоляю, — рассерженно осадил женский голос блюстителя приличий, после чего несчастная дверь задрожала под чьим-то натиском и секундой позже впустила в прихожую бравую троицу.

Во главе ее стояла воинственная девица, ростом чуть пониже меня. Раскрасневшееся лицо в комплекте со всклоченными темно-каштановыми волосами придавали ей сумасшедший вид, а картинно заломленные руки и сокращающаяся от резких вдохов грудь лишь усиливали первое впечатление. Шумно шмыгнув распухшим носом, она пущенной стрелой ринулась вперед, надо заметить, прямо на меня, отпихнула попавшееся на пути препятствие в виде хлипкого журнального столика и в порыве не нуждающегося в представлении бешенства припала на колени перед…Лео. Я не успела ничего предпринять прежде, чем эта своевольная барышня ткнулась лицом в живот вампира и трубно разрыдалась. Так жалостливо и безнадежно, что всё во мне прониклось сочувствием к ее несметной боли.

— Лео, этакий ты засранец, какого черта! Какого черта, я спрашиваю! Какого? Ты что же сделал, паразит? Ты обо мне, обо мне, скотина, подумал? Хоть раз вспомнил? Как я тебя ненавижу, боже! Как ненавижу! Всю дорогу я только и делала, что строила планы, с каким удовольствием буду тебя убивать! Ничтожество! Негодяй! Мерзавец! — билась в истерике тронувшаяся умом дамочка, предпочитающая отбивать кулаки не об измученное тело Леандра, как мне подумалось со страхом, а о диванные подушки.

Я вконец растерялась и в поисках ответов оглянулась на входную дверь, у которой в немом трауре застряли двое мужчин. Один из них, самой макушкой дотягивающий до плеча другого, показался мне смутно знакомым. Вспугнутый хаос волос, смазливые, хоть и не лишенные мужественности, черты лица, подчеркнуто неряшливый выбор одежды. Серая футболка из сетчатой ткани в сочетании с жилетом из искусственной черной кожи, еще куда не шло, но вот потертые штаны, от бедра до лодыжки увитые пряжками от ремней, и вульгарные ботинки с металлическими пластинами на месте язычка, кажется, Нью Роки (New Rock), смотрелись вопиюще безвкусно. Тот же Лео, к слову, одевался не в пример удачнее. Второго юношу я узнала моментально и, испустив раненый вопль, живо повисла у него на плечах.

— Джей! — тихо прошептала я, отогревая заледеневшие косточки в жарком кольце его рук.

— Привет, моя сладкая, — сдержанно поприветствовал меня его шелестящий голос, наполненный той бархатной хрипотцой, по которой я несказанно истосковалась. — Прости, что уехал, не предупредив. На это не было времени. Я должен…

— Всё хорошо, — сильнее жалась я к его груди. — Теперь всё будет хорошо.

— Эй, малышка, полегче! Я тоже по тебе скучал и все дела, но нельзя ли повременить с пылкой страстью? Мне неуютно раздеваться при свидетелях, — на всю квартиру завопил пришедший в чувство Лео, вступая в неравную схватку с руками девушки, что с бульдожьей сноровкой уцепились за пуговицы его полосатой рубашки. — Неси меня в спальню, тигрица! Там и продолжим!

Я изумленно вывернула шею, наблюдая за тем, как тщедушная девица без всяких колебаний отрывает от дивана упитанного нахала и на вытянутых руках волочет сорванца к месту плотских утех. Когда мимо проплыло порозовевшее лицо, ознаменованное ликующим оскалом, мне и вовсе стало дурно. Здесь все посходили с ума? Или я немного преувеличиваю?

С невыносимым грохотом распахнулась пинком открытая дверь спальни. Я вздрогнула и непонимающе уставилась на Джея. Он хмуро помотал головой, говоря, мол, не время пускаться в объяснения, и отодвинулся от меня, чтобы присоединиться к развратной парочке. Дверь за ним на сей раз была заперта на ключ. Моя потерявшая координацию челюсть пребольно завалилась на грудь.

— Святые Иисус, Мария и Иосиф! А не закатить ли оргию нам по случаю встречи? Раз протестов не поступило, предлагаю дать отсчет вечеру свободной любви!

Несущиеся сквозь стены возгласы в исполнении сладкоречивого Лео убивали во мне любые светлые помыслы. Тем более что в дальнейшем они видоизменили характер и стали уж совсем непристойными.

— Себастиан, — внезапно замаячила у носа угловатая ладонь со вздутыми, отчетливо виднеющимися синими венами.

— Астрид, — машинально представилась я, с трудом вспоминая о третьем прибывшем госте, и опасливо одарила парня рукопожатием.

— Красивое имя, — вежливо продолжил симпатичный юноша церемонию знакомства, водворяя входную дверь в привычный проем и завешивая ее цепочкой. — Не беспокойтесь по поводу того, что там происходит. Мой братец порой странно себя ведет.

— Братец? — эхом повторила я, выпучив глаза на манер испуганного лемура.

— По сути, да, но давайте я лучше подробно обо всем расскажу, — благовоспитанно повел Себастиан дланью, приглашая меня с удобством расположиться в гостиной. — Моя фамилия Слейтер, если вам это о чем-нибудь говорит. Верджил сказал, вы в курсе, поэтому…я вампир, как и все здесь присутствующие, за исключением вас. Девушку, что пришла с нами, зовут Джодель. С Лео мы знакомы довольно давно, по меркам моего скромного возраста, конечно. Я называю его братом, потому что у нас общий создатель. Северин. — Это имя прозвучало из его уст, как безбожное ругательство, что вряд ли удивляло. По моим ощущениям мерзейший Гудман давно заслужил, если не занимающийся неукротимым пламенем костер, то виселицу уж точно. — Когда-то все мы, включая вашего друга Верджила, попали в очень скверную ситуацию. Было это во времена моей учебы в Девкалионе.

— Вы учились в Девкалионе? — ошарашено переспросила я, хотя доселе не жаловалась на слух. Джей много рассказал мне об этой школе и ее учениках, и на основе его впечатлений я составила мнение о том, что худшей кузницы кровожадных монстров не сыскать на всем земном шаре. И вот сейчас передо мной сидит выпускник этой обители зла. Чем не повод вопить от страха?

— К несчастью, — грустно улыбнулся вампир, переиначивая мой испуг в искреннее любование нестареющей красотой. Его улыбка была приятной, обаятельной и открытой, что шло вразрез с ожиданием хищного оскала. — Помните историю о побеге Джо и Стэна, за которыми и ныне охотится Легион? Так вот, это мы, в смысле Себастиан и Джодель, сокращенно Джо и Стэн.

Я ахнула и мгновенно собрала воедино распадающуюся на составные части картинку. Джей привез нам надежду! Более опытную и взрослую вампиршу, которой по зубам найти выход из создавшегося положения! Кто, как не бывший преподаватель Девкалиона, разберется в хитросплетении бессмертных недугов?

— Караул! Хулиганы зрения лишают! Пустите, черти! — столь непревзойденные по силе воздействия вопли явили моему отсутствующему взгляду затянутую выпущенной из штанов рубашкой спину Лео, с разбегу набросившегося с объятиями на брата. — Бас, охламон ты мой закадычный, прикрой меня с тылу! Кстати, рад тебя видеть!

— Жаль, заглянули мы в гости не на чашечку чая, — лихо подхватил Себастиан густую трескотню названного родственника, удобнее устраивая на своих коленях театрально дрожащее от страха громкоголосое бедствие.

— Твоя правда, старичуля, — глубокомысленно вздохнул Лео.

Тут в комнату вошел пасмурный до неприличия Джей. Не глядя в мою сторону, он на два шага приблизился к другу и нервно вздрогнул от разнесшегося по квартире грохота. Кажется, гомон несся из спальни и, судя по всему, включал в себя проведение широкомасштабного парада танковых дивизий. Бились стекла, крушилась мебель, упоенно раскачивались на хлипких стержнях люстры на потолке, медленно, но верно осыпались стены.

— Она совсем с кукушками рассталась? — будничным тоном полюбопытствовал владелец сметаемых с лица земли апартаментов у обеспокоенного самую малость брата.

— По-моему, ее просто что-то разозлило, — задумчиво буркнул Слейтер и отправился усмирять свою пассию, если я верно уяснила для себя направленность их отношений.

Джей крепко зажмурился при отзвуках незатихающих залпов, отдаленно смахивающих на пушечные, впился пальцами в переносицу, резко развернулся на каблуках запылившихся туфель и опрометью кинулся к входной двери.

— Им всем пора к мозгоправу, — рискнул подыскать себе Лео чуткого собеседника, однако я уже со всех ног мчалась вслед за Майнером.

На мои истошные вопли 'Джей!' с завидной частотой реагировали лишь соседи, до сей поры планирующие крепкий сон, а теперь вынужденные сражаться с ополоумевшими хозяевами десятой квартиры. Я обежала оба этажа и дворик, но так и не нашла своего горе-парня. И только перейдя улицу, приметила сгорбившуюся у запертых дверей ближайшего магазинчика фигуру. Он сидел на каменном бордюре, оперев голову о выщербленную стену, сверлил стеклянными глазами безлунное небо и плакал. Очень тихо и отчаянно, будто впервые в жизни не знал, как совладать с собой и той болью, что накопилась в душе. Я подошла, осторожно присела рядом и взяла его за руку, немо предлагая свою поддержку. Джей крепко сжал мои пальцы и затрясся. Сначала это выглядело, как последнее титаническое усилие в борьбе со слабостью, спустя минуту округу облетел надсадный ор. Он бросился на мое плечо и взвыл так, что волосы зашевелились у меня на затылке, а сердце сбилось с ритма и ненадолго остановилось.

Иногда на месте мужчины вдруг возникает мальчишка, ранимый, беззащитный, восприимчивый, страшащийся незримого чудища в шкафу. Он может заплакать, если чувствует боль. Ему не зазорно биться в рыданиях, если эта боль чересчур велика. И здесь нечего стыдиться, ведь мы всего-навсего люди, которым присущи как привязанности, так и потери.

'Крушение надежд'

POV Джей Вечер второго дня

Прямо из аэропорта я в компании доведенной до крайности Джодель и ее сбитого с толку парня Себастиана, славных беглецов из Девкалиона, отправился к Лео — явного виновника нашего суетного сборища. От услуг такси мои чурающиеся каждого косого взгляда друзья отказались, что, само по себе, не удивляло. Ведь их поисками Легион озабочен и по сию пору, поэтому часть маршрута мы проделали на автобусе, затем пересели в попутку, пару миль одолели пешим строем и вновь расселись на сиденьях в общественном транспорте. С момента приземления Джо, как отныне называли бывшего префекта Ван Ортон, не проронила ни слова. Сосредоточенный взгляд, решительно поджатые губы и отстраненное выражение лица — она и раньше напоминала мне древнегреческую богиню Афину. Ее извечный спутник эмоций проявлял и того меньше, хотя весть о постигшей Лео хвори застигла его врасплох.

Я крепился изо всех сил, особое внимание уделяя размышлениям на отвлеченные темы, однако и на секунду не мог расстаться с мыслью о том, что найду друга в состоянии, не поддающемся изменению. Прикованного к постели, изнуренного бесконечными муками, скрипучим голосом молящего о смерти…

Нет, черт возьми! Я не позволю! Я не дам ему сдаться, заставлю бороться вопреки всем мольбам и просьбам! За шиворот вытяну из этой сточной канавы, в какую упек его Северин! 'Ни шагу назад! Дезертирство архипреступно!' — так нас учили на войне. А я привык руководствоваться старыми командирскими принципами.

Представить только, год назад я ненавидел Лео всеми фибрами души. Я желал ему не просто смерти, а недостойной гибели вдали от целого человечества. Я готов был лично вонзить зубы ему в глотку. Я искал самый болезненный способ убийства. Я пытался выяснить, что необходимо для проведения обратного превращения. Я молил Бога указать мне верный путь. И добился своего. Теперь там, где были дверные проемы, возведены глухие стены. Нет смысла искать выход, я заперт в ловушке из собственных пороков и негативной энергии.

Но я не сдамся, ни за что на свете. Астрид научила меня бороться. Она показала мне, сколь многого можно достичь, ступая по тропе самоотверженности. Нужно прощать. И я давно закрыл глаза на старые прегрешения Лео. Необходимо ценить. И отныне я дорожу всем, что имею, будь то дождливое облако над головой или трепетное девичье сердечко, опрометчиво отданное в мое безраздельное властвование. 'Просто любить. Не восхищаться, не искать выгоду, не соревноваться в чем бы то ни было. Просто любить', - таково ее последнее правило. Важнейшее, на мой взгляд.

Отныне я понимаю, что на самом деле является главным. Близкие и родные мне люди, те, без кого не прожить и сотой части дня. Мой воздух, вода и питье. Мой лучший друг и моя невеста. Разгильдяй Лео и мой нежный птенчик Астрид. Сердце и душа соответственно.

Уверен, схожим размышлениям поддались и мои спутники. Однако это не помешало Джо утратить чопорную британскую сдержанность и с бравой мощью (отнюдь не женской, следует заметить) накинуться на входную дверь десятой квартиры, тогда как я в угоду вышколенной учтивости рискнул деликатно постучаться.

— Я тебя умаляю! — презрительно сощурила она глаза, наваливаясь плечом на хлипкую деревяшку. И в ее взгляде, разительно отличающемся от моих воспоминаний о холодной и непреступной Джодель Ван Ортон, я узрел самого себя. Обеспокоенного, испуганного и взволнованного вампира, имеющего на руках бумагу с выделенной красными чернилами точной датой смерти. Ее гибель намечена на завтрашнее число. Моя состоится дважды. В тот же день и час и спустя пятнадцать лет. И я не знаю, какой казни боюсь больше.

В квартиру мы ввалились плотной гурьбой. Сначала Джо, без раздумий набросившаяся с кулаками на растерянного Лео. Потом я, не отрывающий сквозящего горечью взора от пола. Затем безмолвный Себастиан.

Мгновением позже меня чуть было не сбили с ног удушающие объятия Астрид. Я машинально обнял ее в ответ, забормотал на ушко нечто, вроде сухих извинений за исчезновение, но то лишь внешние признаки соприкосновения с реальностью. На самом деле я глаз не сводил с осунувшегося лица друга.

Если бы вы только видели его в ту минуту! Изможденного, бледного, смертельно усталого и такого жалкого (не знаю, каким словом еще описать это его выражение лица), что все мои верования в нелепую шутку с треском обрушились. Так может выглядеть только неизлечимо больной человек или вампир, дни которого сочтены по воле рока. Он умирал. Быстрее, чем я мог предположить…

Джо тем временем уняла саднящие душу рыдания и попыталась трезво оценить ситуацию. Любовно прошлась пальцами вдоль безобразного шрама, рассекающего лицо Лео, спустилась к бескровным губам, оголила ряды крепких зубов, торчащих из белесых десен, ощупала шею и нетерпеливо принялась рвать пуговицы на рубашке приятеля. Он для виду затеял очередной цирк, отрадно громко потребовал оттащить себя на руках в спальню, что девушка с изысканной легкостью и проделала, и еще долго сотрясал округу ненатуральными стонами, охами и прочими непотребствами.

Я не сумел остаться в стороне, выпутался из кольца рук удивленной всем происходящим малышки и прошел в спальню, осмотрительно запирая за собой дверь на ключ.

Они стояли по центру комнаты. Лео в процессе бурного спора, проходившего на приглушенных интонациях, лишился рубашки. Джодель обзавелась всклоченной гривой волос, некогда собранных в неаккуратный, старомодный пучок. Прижавшись лбами, они тихо переговаривались, и всякий раз, когда Лео приходилось повышать голос, на щеке Джо возникала блестящая влагой дорожка. Сама слеза утопала в заботливых ладонях парня.

— Ты мне всё портишь, дорогуша! Ни к чему сейчас эти твои крики, проклятия и высказанные вслух желания отомстить Северину. Мы оба знаем, какой это червь. Оба не раз страдали от деяний его рук. Я дал тебе возможность быть счастливой, так зачем ты ставишь на карту всё это? Зачем вы явились? Зачем послушали этого идиота? Я понимал, на что иду, когда шантажировал папика…Это мой выбор, Джо.

— Лео, сукин ты сын! Ты выбрал, да? Выбрал? Но что? Смерть? Какая свежая вариация, особенно на данном этапе. И не пробуй затыкать мне рот, я достаточно молчала. Молчала с Айрис, молчала с Верджилом, но с Астрид делать этого не стану. Что тебе мешает? Будь добр, объясни! Ей не по нраву твой воистину бесшабашный нрав?

— Джо, сделай одолжение, прикуси себе язык! — пробовал исправить положение друг, заметивший мое появление лишь на середине ядовитой тирады девушки.

— Нет, ты расскажи, что ее в тебе не устраивает! Хотя лучше молчи, я с огромным удовольствием взгляну в глаза той особе…

— Джо, — расстроено ухватил Лео локоток храброй воительницы, — я немного соврал тебе насчет Астрид. На самом деле она не такая уж и моя. Она девушка Верджа.

Последнее прозвучало из его уст не то ругательством, не то бранным словосочетанием, к услугам коих редко прибегают выходцы из цивилизованного общества.

— В смысле? — Должен сказать, меня поразила наивность Джодель. Столько лет знать Лео, а они, между прочим, водят крепкую дружбу немногим меньше века, и не привыкнуть к его главной отличительной особенности: ежесекундная ложь. Он же не бывает искренен! Вообще никогда. Фантазии заменяют ему действительность в любое время года, поэтому вовсе неудивительно повстречать весьма вольную интерпретацию нашего злосчастного треугольника. Оказывается, я к этой любопытной фигуре не имею никакого отношения.

— В смысле, что не было между нами ничего! Я-то, конечно, люблю ее…

— Ага, а она любит Верджила, — присовокупила вампирша, из-за плеча разглядывая мое возмущенно-озадаченное выражение лица. — Знаете, мальчики, вы простых путей не ищите! Вот объясните-ка мне, скучной сельской маргаритке, какого черта вас вечно тянет на одних и тех же баб? И ладно бы топ-моделей…

— Но-но-но! Попрошу без оскорблений! — почти в голос заорали мы, отстаивая честь дамы.

— Давай как-нибудь позднее разберемся с нашими тылами, Джо, — своевременно вернул я беседу в нужное русло. — Осмотри, пожалуйста, этого негодника. А то мне абсолютно не нравится…

Пожалуй, я хотел закончить фразу чем-то, вроде: 'вид его поясницы', тогда как на деле следовало учитывать спину целиком. За прошедшие часы я успел позабыть, сколь непрезентабельным образом теперь выглядит приятель. Та же слякотная рана, окаймленная кружевами обуглившейся плоти. Создавалось впечатление, будто несколько последних часов Лео провел не иначе как на жаровне, с удобством развалившись на раскаленном противне. Изменений я нашел несколько, и все они, как это ни прискорбно, попадали под категорию злокачественных. Сетка черных вен расползлась по всему телу. Теперь она охватывала не только спину и основание плеч, но и талию, брюшной пресс и даже грудь. Всё, вплоть до натренированных мышц, постепенно попадало под влияние жуткого гниения. Оно уже успело повлиять на дыхательную систему и, судя по неестественной белизне некогда загорелой кожи, с упоением принялось расправляться с терморегуляцией.

Джо тщательно обследовала каждый участочек, постоянно меняя освещение в комнате, то выключая свет, то поднося к Лео под разными углами зажженный торшер. И по тому, как хмурились ее выщипанные брови, я понял, надежды нет. Всё кончено. Спасение для Лео безвозвратно потеряно.

Я впал в ступор, в какое-то замороженное оцепенение, ознаменованное наиболее пугающими мыслями. Вот к чему привели мои старания! Вот чего я добился в итоге. Я позволил другу считать, что всё поправимо, что мы обязательно найдем выход. Я дал ему веру, которую тут же отнял.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, да, брат? — с горечью переиначил мои слова Леандр, прикрывая изуродованный торс тканью свободной рубашки. — Не надо больше ничего выдумывать, Вердж. Сделай то, о чем я попросил. Завтра утром, на рассвете.

Что он, черт подери, привязался к этому солнцу?! На закате, на рассвете, какая разница? Я не могу! Не могу хладнокровно снести голову тому, кого называю другом! Не потому, что в моих личных приоритетах существует галочка с названием 'не обезглавливать друзей', нет, дьявол, нет! Дело в том, что этих самых друзей у меня больше не осталось. Есть лишь ты и Астрид, и потеря кого-то одного…

Джодель осела на пол у ног Лео, осторожно отставила в сторону торшер, рассеивающий по комнате тающий лимонный свет, впилась зубами в подобранную к груди коленку и завыла. Без притворства или тени наигранности, отчаянно, неукротимо и яростно. Выпустила наружу боль, которой не нашлось места в вечно молодом организме. До той поры я и не предполагал, что разумное существо способно издавать такие рвущие душу на части звуки. Ее скулящий вой разнесся по комнате, отталкиваясь от нерадивых стен, и когтистой лапой вонзился в мою незащищенную боль, усиливая ее, делая невыносимей…

Д`Авалос недоверчиво таращился на нас с долю секунды.

— Нет, вы это всерьез вообще? — зло пробурчал он, взглядом пронзая меня насквозь. — Именно сейчас, да? Конечно, блядь! Пусть Астрид узнает! Пусть все узнают, что жить мне осталось без малого десять часов. А впрочем, — Лео махнул рукой и, оттолкнув меня от двери, бодро вырвался из плена четырех стен, — идите вы в задницу! Караул! Хулиганы зрения лишают! — Этим крикам посчастливилось достичь ушей остающихся в неведении участников, а именно Астрид и Себастиана, и прервать их размеренную беседу на полуслове.

Я на ватных ногах слепо поплелся за приятелем. За мной торжественно влачило мохнатую мантию чудище, то самое, из подвала психиатрической больницы, что терзало мое тело на протяжении многих часов. Оно жаждало расправы над уцелевшими останками. И я с радостью отдался бы воле его хищных лап, будь хоть немного уверен в их реальной силе. Потому что в то тревожное время не представлял лучшего подарка, чем избавительная смерть. Смерть, которая снимет с моих плеч бремя треклятой ответственности…

Не помню, что случилось после. Спертый воздух замкнутого пространства помутнил сознание. Веки полыхнули синим пламенем. В горле запершило. Я выскочил на улицу, надеясь отдышаться, и сам не заметил, как пересек двор, перебежал дорогу и очутился у запертых дверей бакалейной лавки. В ближайшем будущем мне предстоит свыкнуться с идеей о том, что Лео умрет. От боли, вызванной разложением, либо с моей подачи, о чем в принципе не хотелось задумываться, но умрет.

И это убивало меня, выжигало изнутри, заполоняло до краев серной кислотой, что плавила и поедала неизношенные органы. Наверное, я плакал. Да, действительно плакал, сколь бы постыдно это не прозвучало. Потому что не уготовано для человеческого создания худшего испытания, нежели потеря близких. А я утратил почти всех.

— Мой тяжкий крест, — вяло проворочал я языком, пряча недостойно мокрое от слез лицо на хрупком плечике подоспевшей в разгар жалкого зрелища Астрид. — Я теряю всех, хоть и не хочу этого. Если бы ты только знала, как я этого не хочу!

— Я знаю, Джей, знаю, — удрученно зашептала она, своими крошечными ладошками обхватывая мою голову, лаская ими дрожащие в рыданиях плечи, успокаивая и поддерживая. — Ты ни в чем не виноват. Так вышло. Господь всегда забирает самых лучших из нас, и с этим не поспоришь. Давай постараемся быть на него похожими. — Ей пришлось прерваться, чтобы избавить нетвердый голос от дребезжания слез. — То есть такими же сильными и где-то даже безразличными. Лео больно видеть нас такими…ты понимаешь, о чем я?

Я неоднозначно мотнул головой, с трудом отлавливая смысл ее слов за бесконечными всхлипами. Она тоже плакала, и в этом не было ничего предосудительного. Сегодня нам было некого стыдиться. Перед лицом невыносимой боли все равны.

Но в целом ее идея не показалась мне такой уж кощунственной. Лео это и впрямь понравится, я уверен. Не в его стиле впадать в депрессию и погружаться в крайности.

Я вспомнил наш давний разговор о смерти, философская, можно сказать, болтовня о вероятности иной жизни, которая ожидает нас за чертой. Пустые детали порядком выветрились из памяти. Однако одна фраза сохранилась почти дословно. 'Я бы хотел уйти достойно, без мук и дурацких страданий. Желательно не в одиночестве, конечно. Чтобы рядом нашелся тот, кому бы я захотел улыбнуться на прощание. Знаешь, сущим адом для меня было бы унижение. Лежать в окружении родственников и друзей, стонать и задыхаться, выпрашивать у высшего дядьки покоя и умиротворения…такое точно не по мне. Я хочу оставить после себя память, как о никчемном бездельнике, любителе глупых розыгрышей и так далее. Так я хоть перед лицом смерти окажусь честен'.

— Мы должны постараться, — внес я конкретику в дельное предложение.

Астрид не ответила, только крепче прижалась ко мне и тоненько задрожала от холода. Я снял с себя куртку, укутал ею заледеневшие плечи и украдкой отер щеки ребрами ладоней. Какое счастье, что она рядом! Моя отдушина, отрада для глаз, мой неисчерпаемый источник силы и моя главная слабость. Прозрение для слепца. Подвижность для немощного инвалида. Острый ум для глупца. Редкий дар для нищего.

Мы еще долго сидели на улице, утешая друг друга, готовясь к предстоящим мукам, заполоняя пустоты мужеством и стойкостью. Она гладила мои волосы, перебирала их прядь за прядью и что-то тихо шептала, позволяя своим близости и чистоте, коими я всегда восхищался, заживлять мои разверстые раны лучше любой вампирской регенерации.

К моменту нашего возвращения разгромленную спальню привели в надлежащий вид. Осколки расколоченных ваз и прочей бьющейся утвари исчезли с пола. Лишившаяся двух рожков и большинства хрустальных висюлек люстра обиженно раскачивалась на крюке, освещая недавнее поле брани. Разбросанные вещи вновь вольготно умостились на прежних местах. И только умытое лицо Джо со следами недавних горьких рыданий напоминало нам об устроенных беспорядках.

— Джодель, — смущенно протянула она руку моей девушке. — Очень приятно с тобой познакомиться, Астрид. Прости за то, что я тут устроила. Вообще-то я принадлежу к числу смирных вампиров, за исключением пары-тройки раз, когда на деле приходилось доказывать, что женщина-вампир не такое уж отребье, как принято считать.

Малышка с радостью обменялась с болтливой коротышкой рукопожатием и вздрогнула от неожиданной боли. Я сердито поджал губы и вытянул нежную ладонь из хватки окончательно огрубевших пальцев.

— Ой, прости! — мигом всполошилась одичавшая за время вынужденного бегства особа. — Мне редко доводится общаться с людьми, уже и забыла, какие вы хрупкие. Кстати, Верджил, ты не против, если я займусь этим? — она невоспитанно указала пальцем на распухшие синяки на лице Астрид и состроила молитвенный взгляд, немо твердящий о желании сделать хоть что-нибудь, в надежде отвлечься от насущных проблем.

— Только следи за своими руками, — мрачно предостерег я, с интересом прислушиваясь к негромкой беседе Лео и Стэна.

Парни оккупировали диван в гостиной и с удовольствием похрустывали чипсами, запивая их пивом из запотевших алюминиевых банок. Прямо перед ними стоял включенный телевизор, транслирующий спортивный канал. Разговор плавно тек о предыдущем баскетбольном сезоне.

Как пить дать, цивилизованная встреча давних друзей! Скромная выпивка, приятная атмосфера и наглые тени наигранности происходящего, скользящие вдоль всей комнаты.

Я поспешил присоединиться к пьесе абсурда. Вынул из упаковки последнюю банку пива, с удобством развалился на диване по правую руку от Лео, набрал горсть пережаренных ломтей картофеля в его пачке и с заядлым фанатизмом уставился в экран.

— Как она? — в перерыве между комментариями: 'Урод двуногий, ну кто так бросает?' и 'Ты ж обезьяна членистоногая, куда бежишь с мячом?', спросил Лео.

— Паршиво, я думаю, — по возможности честно признал я, с трудом дожевывая вставшую посреди горла закуску.

— Надо полагать, — хмуро покосился на меня приятель. — Вечно тебя тянет геройствовать. Оставил бы всё как есть, сейчас бы не пришлось переживать за неё.

— Лео, — я попытался было выразить свое отношение к ситуации, когда вампир вскочил на ноги, притворно радуясь забитому мячу.

— Оставь отговорки при себе, — хамовато осадил меня ярый болельщик, — и признай уже, что тебе просто нравится делать ей больно. — Я онемел от возмущения. Лео удовлетворенно допил остатки пива и отбросил пустую банку на стол. — Хотя теперь это уже не имеет никакого значения. Я хочу побыть с ней. Наедине. С твоего позволения или без него.

Дар речи вернулся ко мне отнюдь не сразу, во многом благодаря тону наглеца. Он говорил с такой непоколебимой уверенностью в собственной правоте, будто намеревался стребовать карточный долг или нечто вроде того. Словно я волен распоряжаться Астрид по своему усмотрению, как какой-то любопытной вещью.

Сидящий бок о бок с Леандром Стэн поперхнулся пивом, закашлялся, смутился и в кратчайшие сроки притворился глухим во избежание худших последствий.

— И чтобы ты знал, — невозмутимо продолжил пройдоха делиться списком желаний, — я хочу поцеловать ее. Только поцеловать, обещаю.

— Спасибо за откровенность, — зло процедил я, поднимаясь на ноги, но потом опустился обратно и безразлично откинул голову на спинку дивана. — Проваливай! С глаз долой. И рискни хоть пальцем к ней прикоснуться, я…я тебя…

Привычное 'я убью тебя' противилось срываться с языка.

— Договорились! — восторженно прогремел Лео на весь дом, опрометью бросаясь в спальню вслед за ранее скрывшимися за дверью девушками.

Себастиан отследил глазами ловко мечущуюся по помещению фигуру, бегло окинул взглядом мою окаменевшую физиономию и рассудительно отказался от комментариев. Таким образом, к лютой мышечной боли в груди присоединились воющие стенания запертой на ключ ревности.

По прошествии минуты не нуждающиеся в представлении руки вытолкали за дверь растерянную Джо. Щелкнул исправный рычажок замка. Я сжал кулаки и запретил себе думать о чем-либо, кроме слаженных действий снующих по экрану телевизора человечков в майках и шортах. Неужели она позволит ему прикоснуться к своим губам? Ответит на поцелуй? Господи Боже, умаляю, не допусти этого!

— Верджил, я… — попробовала обратиться ко мне Джодель, но была перебита гнетущим шиканьем своего парня. Стэн поднялся с дивана, по возможности бесшумно перешагнул заваленный упаковками от чипсов журнальный столик и настоятельно увел свою подружку подальше от моего концентрирующегося в области костяшек пальцев гнева.

Я боролся с собой. Честно, боролся на протяжении двух или трех минут, обратившихся в вечность. И всё же не преуспел в этом изматывающем душу занятии. И я ворвался в спальню, на полном бегу вышиб дверь (хотя особых усилий прилагать не пришлось, она оказалась незапертой) и изумленно застыл на пороге.

Мой ласковый птенчик мирно лежал на краю кровати и благостно посапывал, уткнувшись носом в подушку. Тяжесть огромного пухового одеяла и немыслимая продолжительность дня сделали свое светлое дело. Малышка крепко спала, без кошмаров и губительных волнений. Рядом с ней, навалившись на деревянный каркас, стоял на коленях Лео. Его пальцы массировали ее расслабленную ладонь, а взгляд беспрерывно исследовал черты чарующе прекрасного лица (по всей видимости, нам обоим было наплевать на несколько изменившие окраску кровоподтеки; стараниями Джо они побледнели и чуточку уменьшились).

— Она спала, когда я зашел, — насмешливым шепотом обрисовал Лео границы лужи, в которую я в силу природного дара рыть копытами землю без веских на то причин похвально ступил обеими ногами. — Но все равно спасибо за спектакль. Мне всегда нравилось тебя бесить.

— О, да, несомненно, — ядовито прошелестел я, пуще прежнего багровея от злости.

— Обещанный поцелуй, — решил вдоволь наиграться с моими нервами неуемный раздражитель, касаясь губами разглаженного лба Астрид. — Спи сладко, булочка!

Я взревел от досады, намереваясь в следующую секунду пристыжено вылететь из комнаты, и заметил, что у Лео никак не выходит подняться с пола. Он так и эдак упирался руками в прогибающийся матрац, пытаясь рывком выпрямиться, но терпел неудачи. Мышцы не слушались его, локти своевольно сгибались в самый неподходящий момент, перенапряженные колени дрожали.

Не говоря ни слова, я подошел ближе, ухватил приятеля за подмышки и легко вытянул его из унизительной неприятности.

— Иди к черту! — ожидаемо возмутился дружище, горделиво отталкивая мои руки. — Я просто задумался, вот и все!

Я промолчал, выключил ночник, прерывающий мерную дремоту спальни, погладил налитую румянцем щечку девушки и пасмурно поплелся вместе с Лео к выходу.

Мы вернулись к трансляции матча, без энтузиазма расселись на оставшихся местах (я занял свободный краешек дивана, потеснив тем самым воркующую парочку, Лео насуплено бухнулся в кресло). Разговоры и перешептывания при нашем появлении стихли. Повисла траурная тишина, прерываемая емкими репликами комментатора. Есть никому не хотелось. Заливать горе слабоалкогольным напитком тоже.

— Вы поженились, кстати? — заинтригованно перевел Лео внимание с экрана на лица Джо и Стэна. Они синхронно кивнули головами. — А фотки случаем не захватили? Я бы славно поржал, увидев тебя, дорогуша, в платье!

— Я не надевала платье, — едва ли не оскорблено вздернула курносый носик вампирша.

— Еще лучше! Всегда мечтал посмотреть на тебя без одежды, — теперь уже от души рассмеялся парнишка. — А что это за свадьба такая? Нудистская, что ли?

— Поэтому тебя и не пригласили, извращенец! — лихо парировала Джо озвученную колкость, демонстрируя блещущему иронией взгляду кончик ярко розового языка.

Все засмеялись, но уж слишком натянуто и неестественно. Совместные посиделки явно не клеились, на что хозяин квартиры вознамерился повлиять.

Я беспокойно оценивал черепашьи метания Лео по хоромам. Для начала он заглянул в холодильник, выудил оттуда пресловутый картонный пакет с кровью, как мне доложила на ухо Джо, единым махом опрокинул его содержимое внутрь, затем полез в кухонный шкафчик под раковиной, с кряхтением вынул из-за трубы хрусткий сверток, развернул его и радостно вывалил на пол две тугие пачки денег, перетянутые банковскими лентами.

— Не густо, — расстроено констатировал мальчишка, пролистывая кипу ассигнаций. — У кого-нибудь еще найдется наличность?

Себастиан с готовностью протянул брату свой под завязку набитый купюрами бумажник. Я с опаской передал и свой тоже. В сумме вышло около пяти тысяч, что моментально озарило улыбкой изможденное серое лицо бунтаря.

— Отлично, — в предвкушении сногсшибательного веселья потер руки дружище, влезая в вычурные кроссовки на высокой платформе и натягивая на плечи грубо сочетающийся со спортивными шароварами кожаный жакет. — Просьба впечатлительным, беременным и кормящим грудью остаться дома. Остальные рысью за мной!

Я замешкался отнюдь не по названным причинам. Не думает же он, будто я с легким сердцем оставлю Астрид одну?

— А-а, черт, — уже переступая порог, хлопнул себя Лео по лбу, — кто-то же должен приглядеть за нашей лапочкой! Ладно. Я, ты, он, она, вместе шведская семья, — вмиг вычислил он соглядатая посредством дурацкой считалочки. — Джо, пусик, не дуй губки! Мальчикам нужен полноценный отдых. Клянусь посохом, твой котяра на сторону заглядываться не будет. Если и снимем девочек, то лишь троих. Для меня, разумеется. Своих друзей я представлю им евнухами, идет?

Джодель удовлетворенно расхохоталась и помогла баламуту вытолкать нас за дверь. Я и словом не успел обмолвиться с бравым охранником для малышки, как очутился в салоне агрессивно ревущего джипа на заднем сиденье. За руль сел Стэн, в рядом стоящем кресле развалился гогочущий Лео.

В первом же попавшемся супермаркете затарились выпивкой. Я для поддержания здравости рассудка схватил бутылку виски, парни обратили выбор на куда более каверзный джин с тоником в придачу. У кассы случилось то, чего я опасался с самого начала. Не стесняясь ни своего шрама, ни откровенно скверного внешнего вида, ни чудовищной отдышки, Лео напропалую кокетничал с миловидной барышней, мающейся от скуки до нашего прихода. Минуты через две глупышка угодила таки в расставленные сети бесовского обаяния. Мы со Стэном чуть не проворонили вверенное бедствие и едва успели разнять страстно целующуюся парочку до того, как пострадала невинная шея.

— Совсем умом тронулся? — яростно шипел я на Лео, силком запихивая его в машину. — Посреди торгового зала, на камеру, да?

— Блин, чувак, ты зануден, как моя бабушка, упокой Господь ее душу! — пробовал надавить на жалость притворно хнычущий остолоп.

— Черт с тобой! — пошел я на попятную, хлопая дверцей пассажирского места. — Снимай девиц, но чтобы ни единого трупа! Я с этим возиться не собираюсь.

К моему огромному удивлению молчун Себастиан пламенно поддержал инициативу брата набить джип незатыкаемыми дамочками с соседнего перекрестка, и дальнейший путь я провел между двумя дурно пахнущими нимфами. Третья краса ненаглядная забралась на колени к Лео. Что и говорить, одухотворенная прогулка вышла в итоге! Колесили по вымершим улицам ночного города, поочередно высовывали головы из люка с намерением продрать глотку нечленораздельным криком, вразнобой горланили песни, подпевая хрипящему приемнику, и жадно вкушали плоды платной любви.

Я почти не участвовал в общем веселье, предпочитая держаться подальше от размалеванных девиц, но и надутым сычом выглядеть не хотелось, так что приклеенная улыбка вскоре гипсовым слепком застыла на лице.

Легкая передышка наступила для меня по прибытии на место. Им оказался пологий берег реки, усыпанный галькой. Вместе со Стэном мы на скорую руку соорудили большой костер (на котором, по-хорошему, следовало бы запечь потерявшего всякий стыд Леандра) и подтащили к нему изъеденное термитами бревно в качестве удобной скамейки. Все расселись, к несчастью для меня, по парам, если только это слово применимо в данном случае. Лео обхаживал адски вульгарную мадемуазель в чулочной паре с гривой давно нечесаных рыжих волос, оголодавший дружок Джо вился ужом вокруг чуть полноватой брюнетки в кожаном корсете, изъясняющейся исключительно матом. Я брезгливо скинул со своей шеи когтистые лапки жующей жвачку блондинки, облаченной в короткое до неприличия платье из сплошных блесток.

Через какое-то время я спустился к воде, оставив позади двух истосковавшихся по свежей крови самцов. Девушки были напоены до потери сознания, так что особых проблем у свихнувшихся на почве голода упырей не возникло.

Раскатистое урчание прибрежных волн сняло раздражение. Я сел на большой камень, осыпанный илом, задумчиво прислонил к губам горлышко почти полной бутылки, сделал ненужный глоток и невидящим взглядом уставился вдаль.

Завтра. Он просил сделать это завтра, точнее даже сегодня, ведь стрелки наручных часов перевалили за отметку в три часа утра. Но я не готов. Да, черт возьми, никогда не буду готов! Неужели он этого не понимает?

— Злишься? — донеслось из-за спины сытое урчание Лео. — Не кипятись, братишка. Все живы, здоровы, а мне так не хватало этой придури в последние дни! Ты ведь простишь меня, да? И будешь так же крепко и безвозмездно любить, как раньше? — Очаровательно! Теперь у него заскок на сторону преотвратных сексуальных меньшинств?

— Да, да и нет, — с отвращением смахнул я с плеча мертвецки холодную ладонь приятеля. — Любить я тебя ни за какие сокровища мира не стану. Закатай губу, амиго.

— Мучо грасиас за блестящую отповедь! — заливисто рассмеялся балбес, и я с легкостью подхватил его заразительный пример. Он пристроился рядышком, блаженно вытянул ноги, уперся руками в колени и повернул ко мне усталое, но счастливое лицо. — На самом деле я хотел поговорить с тобой о…ты знаешь, о чем. Ну, там поделиться желаниями, предпочтениями и всё такое. Одежду, гроб и надписи на венках я выберу без вашей помощи, — спокойно приступил он к основной сути, в то время как я едва не рухнул на землю в приступе накатившей дурноты. Господи, сколько же мучений необходимо вытерпеть прежде, чем говорить о собственной смерти с таким безразличием? Друг мой, какова же твоя истинная боль, если ты готов сдаться вместо того, чтобы сражаться, отчаянно цепляясь за жизнь? — Но одного я обеспечить не смогу. Кремируй меня и похорони в могиле матери, в Мексике. Хочу вернуться в родную землю… — на последнем слоге его голос будто одеревенел, сорвавшись на истошный хрип. Я вконец растерялся. — Блядь, Вердж, мне так страшно! Зверски страшно. Я уже и жить-то толком не хочу, потому что боль запарила, но умирать…Поклянись мне! Прямо здесь поклянись, что сделаешь это, что поможешь мне, как друг! Я заклинаю тебя, Христом Богом прошу, освободи меня! Это дожирает меня, хренов страх дожирает меня! Что там дальше? Ад или рай, а может вообще пустота? Не знаю, только здесь я больше не могу, понимаешь? Я прикоснуться к ней боюсь, потому что ее это пугает! Я же, мать твою, холоден, как могильная плита. У меня нет сил держаться. Я не могу больше улыбаться. Поклянись!

Предательский язык самолично наболтал то, в чем я под страхом потери Астрид не сумел бы поклясться, даже находясь в бреду. И Лео с благодарностью ухватился за мою оплошность, когда сдавил мою грудь в объятии ослабевших рук и с жаром нашептал на ухо какие-то непонятные слова, преимущественно на испанском языке.

Вернулись мы домой засветло, правда, с потерями. На обратной дороге Лео напросился на заднее сиденье, где спустя каких-то две минуты погрузился в молодецкий сон с отупляющим по силе воздействия храпом. Алкоголь и переизбыток крови окончательно подкосили его боевой дух. Поэтому порог квартиры переступали два с половиной вампира: разящий перегаром за милю Стэн и я, волокущий на руках заядлого борца с упадочническими настроениями. Проституток, хвала небесам, развозить по домам не пришлось. К моменту нашего отъезда они очнулись, с благодарностью приняли плату и щедрые чаевые на такси и бодро потопали в сторону шоссе, громко удивляясь наличию неизвестно откуда взявшихся порезов на лодыжках и запястьях.

— Верджил, что-то случилось? — всполошилась Джо при виде моей фигуры, лишь со второй попытки вписавшейся в дверной проем. И зачем, интересно, Лео понадобилось надираться в стельку? Топал бы сейчас на своих двоих, а не оттягивал мои руки до самых колен. — Ему стало хуже?

— Наоборот, Джо, несоизмеримо лучше, — саркастично хмыкнул я, перекладывая тяжеловеса на диван. — Просто некоторым вампирам противопоказано мешать джин с тоником и кровью. Дурно влияет на двигательную активность, — недобро зыркнул я глазами на крадущегося вдоль стеночки Себастиана, которому хмель не позволял уверенно передвигаться по суше. Зато они с Лео весьма успешно бороздили водяные просторы, когда на спор устраивали заплывы от одного берега реки к другому, о чем красноречиво свидетельствовали не обсохшие головы.

Позаботившись о комфортном восьмичасовом отдыхе для приятеля, я спустился в гараж и с ноющим сердцем приблизился к багажнику. По дороге сюда мы совершили три остановки: круглосуточная цветочная лавка, рано открывающийся бутик фирменной мужской одежды и запертое бюро ритуальных услуг. В каждой из них Лео вел себя самым вопиющим образом. Сначала бесконечно долго рылся в огромных вазах с цветами, заказывая невообразимые композиции то в виде Эйфелевой башни, то в форме квадратной сферы (попробуйте усомниться в существовании подобной фигуры!). Затем не менее скрупулезно примерял костюмы, выспрашивая у продавщиц, в каком из них он наименее 'погано смотрелся бы в гробу'. В определенный момент мне даже пришлось вмешаться и по секрету сообщить выбитым из колеи девушкам, что это всего лишь пари и мой приятель на самом деле просто выполняет условие проигранного спора. Однако худшее ожидало нас впереди, сразу после взлома двери пожарной лестницы. Я уже догадался о значении преследуемой цели, поэтому не без сомнений отправился вслед за Лео на поиски подходящего гроба. Мы излазили весь выставочный зал, оглядели ассортимент готовых изделий в мастерской, даже пролистали внушительной толщины каталог с жуткими, на мой взгляд, фотографиями, но так и не определились с выбором. В конечном итоге Лео решился на крайность, взявшись примерять (в прямом смысле) домовины, точно обувь или пиджак. Мое терпение иссякло отнюдь не в тот же момент. Я упорно сносил все его выходящие за рамки разумного шуточки и ужимки, молча помогал перелезть из одного гроба в другой, но когда дело дошло до…

— По-моему, красное дерево меня толстит. Остановимся лучше на вишни, она неплохо оттеняет цвет лица. — После этого возгласа я чудом удержался от того, чтобы не надавать паразиту зуботычин, и пинками вытолкал ухмыляющегося гада на улицу.

Сейчас мне предстояло выгрузить покупки из джипа. Несколько незатейливых букетов (более сложные флористические изыски услужливые продавцы пообещали доставить на дом к полудню), зачехленный костюм и прилагающиеся к нему галстук, рубашку и туфли, и шикарный во всех отношениях гроб. К последнему я и пальцем не посмел прикоснуться, не говоря уж о главном приобретении этой кошмарной ночи, сделанном в одном из антикварных магазинов. Идеально заточенная персидская сабля с узким клинком большой кривизны и плавным изгибом. Запрятана она была в деревянные ножны, оклеенные тисненой кожей. На нее я даже смотреть спокойно не мог, без риска немедля переломить оружие пополам.

— Не помешаю? — ворвался в мои безрадостные мысли красивый грудной голос, и через секунду через приспущенные ворота в гараж пролезла Джо. — Нам так и не удалось поговорить. Может, ты не против сделать это сейчас?

— Вообще-то против, — по возможности вежливо отказался я, набрасывая на руку костюм и сгребая в охапку свертки с цветами. Девушка понимающе покачала головой и отвернулась от меня к стене.

— Ты знаешь, как я к нему отношусь, — сдавленно просипела она, желая во что бы то ни стало подбить меня к откровенности. Вполне в ее духе копаться в чужих душах, только моя в этом отлаженном процессе участвовать не хотела. — И я знаю, как ты к нему относишься. Стэну я не могу рассказать о своих чувствах. Для него Лео всего лишь вампир, заслуживающий уважения за то, что осмелился выбраться из-под гнета создателя. Но ты бы меня понял. И мои чувства тоже.

Я не видел ее лица и все же расслышал звук шаркающих кожу слез. Она заплакала, обхватив себя руками за плечи. Вначале тихо, будто давно смирилась с течением событий, затем громче и громче, покуда моя отстраненность с пшиком не сдулась, словно не совладавший с атмосферным давлением воздушный шарик.

— И я тебя понимаю, Джо, — невнятно пробормотал я, по-дружески сжимая ладонями женственные и в то же время поразительно крепкие плечи. Поклажа незаметно попадала на пол. — Я тебя понимаю…

— Тогда помоги отомстить! — резко развернулась она ко мне лицом, хищно впиваясь взглядом в мои глаза. — Помоги, Верджил! Я хочу его смерти! Хочу лично отрезать ему голову в ответ на то, что он совершил! Он ведь всегда называл его любимчиком, без устали сыпал пустыми клятвами о нерушимой отцовской любви! Он восхищался им, а затем предал…нет, даже не предал! Хладнокровно и осмысленно убил!

Что я мог ей ответить? Не имею не малейшего представления. И почему всем вдруг взбрело в голову кидаться ко мне за помощью? Что я, раздавленный, смятый и множество раз поверженный, противопоставлю Северину? Свое выгоревшее желание поквитаться? Свои страх и боль? Быть может, семисотлетнего подонка впечатлит моя никчемность? Завидев мою искаженную ненавистью физиономию на пороге Девкалиона, он умрет от разрыва несуществующего сердца?

Да кто я, собственно, такой, чтобы распоряжаться чужими жизнями! Двусторонний костюм Бога и палача явно великоват для меня. Теперь, когда у меня есть Астрид, есть ее семья, те, о ком следует печься, чьи спины я должен прикрывать, не взирая ни на что, я не могу вновь схватиться за винтовку и устроить всем показательный экшн в духе 'Криминального чтива'. Я всю жизнь прожил в ненависти, пришла пора сменить флаги. Я хочу любить, а не убивать.

— Прости, Джо, но это бессмысленно, — решительно подвел я черту между недостойным прошлым и теми пятнадцатью годами, что у меня остались.

— Ты струсил? — презрительно процедила она, багровея до самых корней волос. — Намерен и дальше держать свою задницу в тепле, пока эта мразь и дальше упивается своей властью и мнит себя пупом земли?

— Если здравомыслие в твоем понимании является синонимом трусости, — пропустил я мимо ушей непростительное оскорбление, — то да, можешь считать меня трусом. И знаешь, моей заднице действительно лучше в тепле. Спасибо за изящную метафору.

Джодель задохнулась бешенством. Я заметил, как дернулась ее рука, и с немой яростью принял бы от нее пощечину, которой не последовало. Девушка стремительно развернулась на носках туфель и рванула к воротам гаража. Я присел на корточки и принялся сосредоточенно собирать разлетевшиеся по бетонному полу свертки.

Урок усвоен, дамы и господа. Месть — тупиковый путь. И выбирают его лишь те, кому нечего терять. Мне же столько всего предстоит приобрести в оставшееся время. В первую очередь, полноценную семью. Так не терпится назвать Астрид женой, будущей матерью своих детей, доблестной хранительницей семейного очага! Отныне для меня нет ничего желанней. А что касается трусости, вероятно, Джо была права. Я и впрямь боюсь, но не за себя. За жизни дорогих мне людей.

Часть последняя. Реквием

POV Джей День третий

До обеда в квартире безраздельно властвовала сонная тишина. В двух небольших комнатах были лишь я и спящие Астрид и Лео. Джо еще до моего возвращения из гаража увела из дома Стэна, и оба пропали в неизвестном направлении. Впрочем, их дальнейшие планы меня вряд ли интересовали. Я обратился к ним за советом, хотел удостовериться в точности диагноза, что и получил в итоге.

Большую часть утра я провел рядом с малышкой, наслаждаясь позабытым ощущением ее ласкающей близости. Легкий сап под ухом, горячая ладошка в объятиях моих пальцев и прелестный вид сочных, полных соблазна губ. Неудивительно, что в свой первый приход в поместье я залюбовался ею именно спящей. Очаровательная в жизни, в царстве Морфея она превращалась в редкой красоты цветочный бутон.

Чуть позже мое безотлучное присутствие потребовалось Лео. Он проспал немногим больше четырех часов, но выглядел так, будто за всю свою отнюдь не короткую жизнь не сомкнул глаз ни разу. Для вампиров, конечно, это естественное явление, ведь мы не нуждаемся в отдыхе. Теперешнее его положение, на мой взгляд, свидетельствовало об обратном. Ему необходим был отдых, тщательный отдых, потому что силы были на исходе.

Мое внимание привлек булькающий кашель, тяжелый, непрекращающийся и попросту ужасный. Позабыв обо всем на свете, я рванул в гостиную и застал там удручающее зрелище. Парнишка скрючился на боку, беспомощно свесив руку на самый край дивана. Голова безвольно повисла на тоненькой, словно цыплячьей шее со следами жутких сине-красных пятен. Изо рта сочилась кровь. Он давился ею, пытаясь откашляться, хрипел и все время, пока я осторожно нес его на руках в ванную, о чем-то упорно твердил. За хлюпающими звуками терялся смысл слов, поэтому я покончил со стараниями разобрать хоть что-нибудь и развил бурную активность. Набрал полную ванную горячей воды, чтобы приподнять ненадолго температуру тела, и без лишних предисловий опустил на самое дно плохо соображающего вампира, предварительно избавившись от одежды. Затем занялся остановкой внутреннего кровотечения. Без понятия, чем оно было вызвано. Возможно, очеловеченный организм Лео отныне отвергал кровь или нечто вроде того. Если честно, я не силен в этих вещах. Я испробовал почти всё: пережимал пальцами яремные и бедренные артерии одновременно и по очереди, поил его теплой и холодной водой, заставлял запрокинуть голову вверх и опустить между коленей. Безрезультатно. После каждой манипуляции его буквально выворачивало наизнанку, так что по прошествии получаса мы имели переполненный таз с ало-черным содержимым.

Я запаниковал. Теперь кровь фонтаном била не только из горла, но и вытекала из носа. Лицо Лео из мертвенно бледного вмиг превратилось в пугающе синее. Белки глаз покраснели от напряжения. Жилка на шее конвульсивно забилась. Он вытянул из воды дрожащую кисть, больше подходящую костлявому старику, нежели молодому парню, и резко перехватил ей мою руку в районе локтя. Немой жест 'не делай больше ничего, дай мне спокойно умереть'.

— Нет, черт возьми! — прогремел я на всю квартиру, вынимая затычку из сливного отверстия. Я сделал что-то неправильно, оттого ему и стало хуже. — Сейчас-сейчас, — лихорадочно бормотал я, регулируя смеситель душевого шланга до комнатной температуры. — Потерпи немного. Сейчас будет легче.

За моей спиной хлопнула дверь и в ванную на реактивной тяге влетела Джо.

— Господи! — заголосила она, глядя на окровавленное лицо и грудь мальчишки, и бросилась мне на выручку. — Язык! Дай ему что-нибудь зажать между зубами, иначе он задохнется, — нервно сыпала она указаниями, бережно протирая влажной губкой безжизненное, на мой дилетантский взгляд, лицо.

Я схватил первый попавшийся под руку предмет, им оказался бритвенный станок, отломил лезвия и просунул твердую рукоять приятелю в рот. Его веки протестующе дрогнули, но сил для сопротивления не нашлось.

— Теперь воду, холодную воду! Ледяную, — четко прошептала девушка, ни на секунду не отрываясь от своих странных манипуляций. Ее миниатюрные ладони с короткими пальцами, дрожащие, надо заметить, почище моих, уверенно и точно разминали левую половину груди вампира, выполняя нечто сродни непрямому массажу сердца. — Это последняя стадия. Его сердце пробует биться, отсюда столько крови. Поторопись, Верджил, умаляю тебя! Если оно не успокоится, это конец…Господи, родной мой, прости! Я должна была остаться, должна была проследить за твоим состоянием. Держись, хороший мой. Ты ведь так любишь жизнь! Не уходи сейчас! Вначале наделай всем пакостей, чтобы нам было, за что тебя ненавидеть! Слышишь?

Мы бились до победного, прилагали максимум усилий и не прогадали. Я на полную мощность выкрутил вентиль холодной воды, наспех опустошил таз в унитаз и подставил его под кран в раковине, чтобы быстрее наполнить ванную.

Внезапно в уборную ворвался Стэн с пластиковым ведерком льда в одной руке и горстью пакетов с замороженными овощами в другой. Упаковками прикрыли ноги слабо дышащего Лео, а кубиками льда обложили покрытую мурашками грудь. На застывшую у дверей Астрид никто не обратил внимания. Ее слезы, к несчастью, тоже остались незамеченными.

Наконец кровь остановилась. Джо радостно взвизгнула, утраивая давление пальцев на одеревеневшие мышцы друга. Я бестолково замер на месте, оглядывая свои раскрасневшиеся от холода ладони. Продрогший до мозга костей Лео устало приоткрыл глаза, окинул мутным взглядом помещение и бесцветным голосом прохрипел:

— Жрать охота, господа!

Мы грянули хохотом и поспешили вырвать его из морозильного плена, закутали аж в три махровые простыни и чуть не подрались, выясняя, кому суждено судьбою оттащить ослабленного сквернослова в постель. В итоге несказанная честь перепала мне. Джодель опрометью бросилась на кухню.

И только когда мы с Лео ворвались в спальню, я понял, что совсем позабыл об Астрид. Должно быть, ее разбудили наши нечеловеческие крики…

— Привет, котик, — ласково прожурчала моя ноша, обращаясь к кому-то, стоящему за моей спиной.

— Привет, — плачущим голоском отозвалась малышка. Я быстро управился с обязанностями сиделки, расправил подушки под головой приятеля и испуганно обернулся назад.

— Ставь в блокнотик галочку, рыбка, — тихо, почти неразличимо для неразвитого слуха бубнил Лео, не меняя интонаций, — сегодня ты видела меня голым.

— Ага, — кисло улыбнулась девушка, затравлено переводя взгляд с Лео на меня и обратно. — Там особо нечем любоваться, кстати, — весьма убедительно пошутила она, замирая рядом со мной. Она все еще плакала и выглядела смертельно испуганной.

Я поднял руку, желая осушить ее щечки, но затем передумал и отодвинулся в сторону. Пусть побудет с ним, успокоится, вдоволь наслушается глупостей. Я не хочу отнимать у нее эту возможность из-за одной лишь ревности. Он дорог ей, это видно. Она переживает за него, быть может, даже любит. Как друга или мужчину, почему-то сейчас это меня не беспокоило. Я слишком долго был эгоистом, не доверяющим и самому себе. Астрид давно заслужила слепую веру, у меня нет причин сомневаться в ее порядочности. Да разве Лео не вправе побыть с любимым человеком? Хотя бы сегодня…это ведь в моей власти.

— Слушай, братишка, я прогуляюсь немного, — глухо проговорил я и не узнал собственный голос, звучащий будто издалека, — а ты уж будь добр, проследи за Астрид. И не давай ей больше плакать. Слезы в таких количествах вредны для здоровья. Я в порядке, сладкая, — мимоходом шепнул я малышке на ухо, тенью выскальзывая за дверь.

За пределами спальни витали потрясающие запахи: жареного мяса, запеченного картофеля и оливкового масла. Джо, опоясав талию цветным передником, вдохновенно ваяла холестериновый завтрак лучшему другу. Стэн под ее чутким руководством крошил зелень для салата. Я специально не задержался в проходе и доли секунды, чтобы не ввязаться в новую перепалку с упрямой вампиршей.

— Верджил, постой, — с треском провалился мой радужный план по незаметному исчезновению. — Подожди, пожалуйста! — у выхода нагнала меня резвая дамочка. — Нет, не подумай ничего дурного, я просто хотела извиниться. Понимаю, насколько оскорбительно для мужчины прозвучало то слово, — многозначительно приподняла она смоляные бровки, не желая вдаваться в подробности при свидетелях. — Выйдем ненадолго?

Я молча кивнул и выбрел на улицу. Джо наспех отерла жирные руки краешком полотенца, убавила огонь под шипящей сковородой и бросилась следом.

— Не держи на меня зла, — искренне проговорила она, касаясь кончиками пальцев моего плеча. — Я иногда бываю излишне резкой. Ты прав, конечно же, прав. Северин только того и добивается. Ему доставляет удовольствие рушить семьи, разлучать близких, — с непередаваемой грустью в усталом взгляде поделилась Джодель давними наблюдениями, выводя нас обоих на безветренную сторону крытой веранды. Мы встали у перил. Она достала из кармана брючек мятую пачку сигарет и зажигалку. Закурила и предложила мне. Я отказался, но с удовольствием втянул ноздрями облачко едкого табачного дыма. — А еще я хотела поблагодарить тебя. Не только за то, что привез нас сюда. Вообще за твое отношение к Лео. Ты отличный друг, хоть и не любишь этого показывать.

Я не нашел слов в ответ и отвернулся, жадно проглатывая колющий ком в горле.

— Ты дал нам шанс достойно с ним проститься, — казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она снова заговорила. Сигарета истлела до середины. — Это многое для меня значит. И я сожалею, что не смогла поддержать твои надежды. Я знаю, ты думал, будто это нечто другое, не обратное превращение.

— Просто я видел однажды, как умирают от него, — силой вытолкнул я из себя омраченные грузом печали слова. — У Лео всё не так…

— Лео трижды прошел восхождение, Верджил, — мягко объяснила мне Джо, бросая окурок на землю. — Ему три сотни лет, он давно уже не человек. Поэтому и симптомы далеки от обыденных. Ты наверняка видел гниение заживо. С Лео случилось нечто хуже. Его тело отвергает бессмертие, организм изнашивается так, как если бы ему и впрямь довелось стареть три века подряд. Это сложно объяснить на самом деле. В Девкалионе этой теме отведен целый семестр второй ступени.

— Сколько у нас осталось? — Я и сам удивился простоте, с какой задал этот чудовищный вопрос. — И можно ли обойтись…

— Сутки, думаю, — трагическим шепотом отозвалась девушка. — И это будут страшные часы для всех нас. То, что произошло недавно, не имеет ничего общего с предстоящей болью. Он не умрет до тех пор, пока его организм не разрушится окончательно. Пока кости и ткани целы, он будет проходить через эти муки снова и снова…Верджил, у меня не поднимется рука!

— У меня тоже.

Мы замолчали, избегая искрящихся слезами взглядов друг друга. Ей Богу, я уже готов заключить сделку с самой преисподней, лишь бы почерпнуть оттуда силы для последнего, решающего шага.

— Он уже дважды просил меня об этом, — отгоняя от себя дурноту, я рискнул вернуться к тяжкой беседе. — И я пообещал. Но как? Как я объясню это Астрид? И смогу ли жить с этим дальше?

— Я не знаю, — зло смахнула она со щеки назойливую слезу. — Но я уверена, что это необходимо. Ни ты, ни я, ни тем более Астрид не сумеем и дальше смотреть на его страдания. И я ненавижу себя за, что сейчас скажу. Мы должны, Верджил. Это его выбор, и мы не в праве…

Ей не пришлось договаривать. Я наконец набрался смелости повернуться и открыто взглянул на нее, выражая согласие. Всё верно, мы должны.

Джо спрятала лицо в ладонях, сгорбилась и затряслась всем телом. Я неловко тронул ее за плечо, бестолково пытаясь подбодрить. Она всхлипнула, раз, другой, третий и жадно прижалась к моей груди, беспощадно поливая слезами рубашку. Я потоптался на месте, ощущая все нарастающий дискомфорт, и неуклюже погладил растрепанные кудри. Забавно. Вот вам и двухсотлетняя Железная Леди, закованная в каменную броню.

Световой день на Марсе истек прежде, чем девушка прекратила хлюпать носом, в последний раз отерла щеки, осушила их хаотичными взмахами кистей и смущенно засеменила к двери. Мне не хотелось возвращаться в квартиру, вновь вдыхать запах обоюдной скорби, натянуто улыбаться, а главное, не спускать глаз со спальни. Поэтому я перелез через перила и спрыгнул вниз, удачно приземлившись на чей-то любовно взращенный цветочный куст. Сейчас я нуждался в одиночестве, как никогда. От бешеного течения мыслей болела голова, и с этим могли справиться только свежий воздух и отсутствие пустых разговоров.

Два часа я бесцельно слонялся по округе и все это время представлял, с каким неподъемным камнем на шее спущусь в гараж за саблей, как выну ее из ножен, в зеркальном отражении стального клинка увижу свои выжженные горем глаза, как взмахну ей, со свистом рассеку воздух и…ничего не произойдет, потому что я охотнее отрежу себе руки, чем совершу то, что будет убивать меня долгие годы спустя.

Я вернулся, так и не достигнув гармонии разума с телом. На диване в гостиной кисли перед включенным телевизором Джо и Стэн. Я вынул из холодильника бутылку воды и пристроился в соседнем кресле. Просмотр рекламы. Не сыскать занятия увлекательнее!

— Даже не зайдешь? — пагубным эхом впился в кору головного мозга вопрос вампирши.

— Нет, — отрезал я, затыкая рот горлышком.

Джодель не обиделась на очевидную грубость, сочувственно вздохнула (ненавижу этот дурацкий звук) и опустила голову на плечо своего парня. Я закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее, затем поменял позу, потом еще раз и еще. Создавалось впечатление, будто сидеть мне приходится на осколках стекла. Я встал, стряхнул с сиденья невидимые раздражители, сел снова и понял, что потихоньку схожу с ума. Или уже сошел, что не играло особой роли.

— Проваливай, Верджил, — раздраженно буркнула девушка. — Просто постучись и войди.

Я внял ее совету, испуганно поскребся костяшками пальцев в дверь и с животворящей молитвой на устах вошел. Астрид сидела на кровати, опершись на спинку и вытянув ноги. Лео лежал на ее коленях затылком ко мне.

— Он с автоматом, да, зайка? — шутливо поинтересовался дружище, глядя на побледневшее при моем появлении лицо малышки.

— Нет, — даже не улыбнулась она, вынимая пальцы из лохматой шевелюры вампира. — Джей…

— Как чувствует себя наш больной? — с фальшивой радостью в голосе проскандировал я, мысленным пинком отрывая свою тушу от порога. Проделав изнурительный путь в два с лишним шага, я сел рядом с напряженной девушкой. Чмокнул ее в висок, ласково взъерошил гриву приятеля и обдал растерянные лица лживой улыбкой.

— Хреновастенько чуток, — пополнил Лео мой словарь очередным бранным словечком. — А ты никак в лотерею выиграл? Чего скалишься-то?

— Да-а, глупее ситуации не придумаешь, — мгновенно потух я, переглядываясь с Астрид.

— Ой, блин, забудь! — оптимистично махнул на все рукой приятель. — Ничем таким мы тут не занимались. Разговаривали и только. Да ты глянь на нее! Зареванная, какая-то вся сопливая, разве ж такое чучело можно любить? — безобидно проворчал он, зажимая между пальцев уголок бесцветной щеки.

— Можно, — нарочно оспорил я его мнение, нежно накрывая заледеневшую ладонь Астрид своей так, чтобы этого не заметил Леандр. Думаю, с него достаточно физической боли. Уколы ревности я решил взять на себя. — И даже нужно.

— Окей, старичуля, — расцвел хитростью мальчишка. — Погуляй еще пару часиков тогда, а я буду следовать наставлениям старших. — Мы оба рассмеялись, находя создавшееся положение комичным.

Астрид усилием воли протолкнула чудовищный ком, осевший в горле, и окончательно сникла. Остренький подбородочек упал на грудь, а уголки губ потянулись вниз.

— Брось, булочка, дяди шутят, — пришел ей на выручку Лео, выпуская на вольные хлеба завидную особенность смешить всех без исключения. — Я и в мыслях не имел ничего дурного. Никто больше не собирается тебя делить и мучить. Все зашибись, верно, мавр?

— Стопроцентно, — как можно мягче улыбнулся я, игриво пихая ее локтем в бок. — Давайте-ка лучше чем-нибудь займемся! Оргии сметаются с повестки дня, — предупредительно охладил я пыл друга. — Может, фильм посмотрим?

— Ты ж мой пусик! — осчастливлено потянул ко мне надутые губы вампир. — Только фильм — это остойно. Вам не понравится моя подборка дисков, а вот мульт какой зарядить будет неплохо. Габсбург, ты назначен киномехаником. Пушистик, сгоняй на кухню, там в морозильнике ведро фисташкового мороженого завалялось с незапамятных времен. И приведи сюда этих двух сычей, но ложки на них не бери. Пускай голодом сидят.

Я выпустил малышку и хотел было оправиться на поиски подходящего диска, когда девушка за руку оттащила меня в сторонку.

— Джей, — чуть не плача, зашептала она, — не злись на меня, пожалуйста. Я должна была пойти за тобой, но он так просил остаться…

— Выбрось эти глупости из головы, — приглушенно, но строго отчитал я ее манеру выставлять себя крайней. — Вы же друзья, правильно? — Она кивнула, слишком быстро, по-моему, будто старалась убедить себя в чем-то. Я непринужденно засунул ладонь в карман брюк, нащупал пальцами горстку мелочи и яростно сжал. Спокойно, Майнер, спокойно. Просто спроси, узнай ответ и живи дальше. — Или уже не только друзья?

Астрид прикусила нижнюю губу. Ее дыхание сбилось, а на щеках заиграл пристыженный румянец. Господи, не дай мне убить их обоих!

— Целовались? — холодно спросил я, мечтая оглохнуть прежде, чем получу ответ.

Она затряслась, схватила себя за плечи и будто сделалась ниже ростом.

— Да, — спустя две клинические смерти и один разрыв сердца я услышал ее робкий голос.

— А чего вы встали-то, я не пойму? — вмешался в самую гущу разборок тот, кому бы я сейчас с нескрываемым наслаждением открутил башку голыми руками. Но я заставил себя проигнорировать присутствие Лео.

— Что-нибудь еще? — ядовито осведомилась та часть меня, что нуждалась в убийственных подробностях.

Астрид затравлено пискнула: 'Нет'. Я свободно продохнул, расслабил плечи и додумался спросить:

— Он тебя заставил поцеловать себя? Или…

— Или, — резко побледнела девушка, еле держащаяся на ватных ногах.

И что мне теперь делать? Кричать и топать ногами, вопя во всю глотку об измене? Поделиться тем списком оскорблений, что вертелся на языке? Мы всё это уже проходили, притом безосновательно. Но молча проглотить это унижение…даже предательство, я не способен.

— Раньше не был способен, — вслух поправил я себя и продолжил наседать на помертвевшую особу, готовую в любой момент увильнуть от разговора посредством глубокого обморока. — Ты любишь его?

Казалось, именно этого вопроса она боялась больше всего на свете, не говоря уж о том количестве боли, который в нем просквозил. Паскудный денек, право слово!

— А меня? — шелестом осенней листвы прозвучал мой хоть и отстраненный, но такой унизительно высокий голос. Предыдущий ответ был понятен. Она заплакала, не выдержав изуверской пытки. Мне и самому захотелось подмочить наш затянувшийся разговор. — Ответь, только честно.

— Я люблю тебя, — несмело подняла Астрид глаза. Что ж, вроде искренно, хотя я по-прежнему с трудом осмысливал происходящее. — И его…это сложно.

— Согласен. — Едва не лишившись рассудка от двух коротких слогов: 'И его', я все так же спокойно, если не сказать безразлично, смотрел на нее и думал о том, в какую секунду между нами пошло что-то не так. Когда она успела влюбиться в Лео? И не я ли подтолкнул ее к этому, когда вдохновенно занимался придурью. Спал с секретаршей, пел дифирамбы о 'завтраке', наливался спиртным по самые брови вместо того, чтобы отпраздновать день рождения своей девушки в кругу ее семьи?

— Прости, — немеющими губами вывела она бесполезное извинение. Бесполезным оно было потому, что я не нуждался в пустом наборе звуков без тени раскаяния. Она не сожалела о содеянном, и это ранило меня, почти убивало.

'Поцелуй, всего лишь поцелуй', - тщетно уговаривал я себя опомниться, пока еще не поздно. 'Ты же любишь ее, безумно любишь. Забудь о Лео, думай о себе. Она нужна тебе, такая храбрая, такая искренняя, не умеющая лгать. Не делай ей больно, как и обещал. Не убегай от проблем, не руби с плеча. Будь мужчиной, любящим мужчиной, черт возьми! Прости, а потом выбрось из головы'.

Руки действовали в обход скрипучих размышлений. Я обнял ее за талию, жадно прижал к себе, бережливо оторвал от пола и под изумленные взгляды столпившихся у дверей вампиров вынес на улицу. Мы обогнули дом и расположились в том безветренном и глухом тупике, где совсем недавно в разговоре с Джо решалась судьба Лео. Памятуя о ее боязни высоты, я отошел подальше от перил и отпустил малышку, чтобы высвободить ладони, которым не терпелось прикоснуться к этому изъеденному слезами лицу.

— Никогда больше не заговаривай со мной на эту тему, — с отвращением вытолкнул я из себя нужную реплику. — Что было, то прошло. Я не хочу еще раз проходить через все это дерьмо. — Уф, общение с Лео портит мой лексикон. — Ты для меня без малого всё. И это всё я не собираюсь терять. Я люблю тебя, Астрид, даже больше, чем мог себе представить.

Я не дал ей ответить или вновь заплакать, решив заполучить одно малюсенькое доказательство. Поцелуй. Вначале нежный и невесомый, напоминающий по вкусу молочную карамель. Позже он превратился в бурлящий океан из тоски, которую мы оба копили в душе последние дни, и боли, что выпала на нашу долю. Я помнил о ее ссадинах, поэтому старался быть осторожным, но получалось отнюдь не всегда. Сдавленные охи от каждого неловкого прикосновения распаляли меня еще больше, наполняя грудь блаженным чувством невесомости.

— Моя девочка, — не удержался я от хвастовства, с жаром впиваясь губами в шелковистую шею. — Только моя.

Астрид засмеялась и крепче прижалась ко мне всем телом, в тысячный раз даруя пьянящее тепло своего тела. Люблю ее смех. Такой чистый и беззаботный, что его звучанием невозможно не проникнуться.

— Нам пора, — ощутив нежелание останавливаться, я насильно вернулся в реальность. — А не то они подумают, будто я тебя съел со злости.

— А ты правда не сердишься? — напоследок блеснула малышка коронной неуверенностью во всем, что касалось ее персоны.

— Правда, сладкая, — клятвенно заверил я, целуя округлую мочку ушка. — Нужно быть истинным зверем, чтобы сердиться на тебя со знанием дела. А я в последнее время все больше похожу на пушистого котенка, но это не значит…

— Да-да, — просияла манипуляторша. — В любом случае, и котята умеют больно царапаться.

— И кусаться, моя юная мисс, — притворно устрашающе сжал я зубами кончик ее носа.

— И кусаться, — покладисто согласилась она, целуя мой подбородок. И лед растаял окончательно. Нужно сказать, с ее методами дрессировки не поспоришь. Пятиминутная ласка, и я думать забыл обо всех глупостях. Рядом с ней вообще трудно сосредоточиться на чем-либо, помимо очевидных желаний. И мне это нравится. Женщины давно перестали сводить меня с ума, а этой маленькой чертовке практически не приходится прилагать усилий. Один взгляд, и я послушный раб ее воли. Мистика, ей Богу.

У дверей нас поджидала взволнованная толпа зевак под предводительством кусающего от нетерпения губы Лео. Пребывающий на стадии затяжного обморока, бледный аки сама смерть, изрядно похудевший, он цеплялся за плечи Джо, готовясь в любую минуту прийти на помощь своей возлюбленной, которая могла бы пострадать в перепалке с неуравновешенным мной. Я улыбнулся, пропуская Астрид войти первой, и ненавязчиво продемонстрировал горящим от любопытства взглядам наши сплетенные руки.

Джодель шумно выдохнула сквозь зубы, но на всякий случай прикрыла своей спиной друга-предателя. Я возвел глаза к потолку и отказался от комментариев. Итогами нашего обстоятельного разбора полетов был недоволен лишь Лео, что не укрылось от моего внимания.

— С каким огромным удовольствием я бы тебя сейчас придушил, — миролюбиво поделился я насущными фантазиями, вызываясь проводить до спальни плохо передвигающегося самостоятельно парня.

— Лучше отруби мне голову, — хмуро пробурчал он в ответ, закидывая тряпичную руку мне на шею. — От этого хоть толк будет.

Приподнятое настроение вмиг испарилось. Я помог ему добраться до постели, откинул одеяло и уже схватился за подушки, намереваясь подложить их под ноющую спину, когда Лео грубо вырвал их из моих рук и велел катиться ко всем чертям со своей гребаной заботой. Я и не подумал обидеться. Просто отошел в сторону и занялся обустройством кинотеатра. Отыскал среди вороха 'клубнички' заветную коробочку с диском, вооружился пультами управления, подключил технику к сети и созвал дружную братию на просмотр 'Аладдина'.

Повеселились мы от души. Хоровой гогот сотрясал стены ежесекундно, так что не уверен, что хоть кто-нибудь разобрался в сюжетных перипетиях. Даже Лео, изначально настроившийся на старческое брюзжание, и тот хохотал, как ненормальный, с аппетитом орудуя ложкой в креманке с мороженым. И я ничуть не протестовал против того, чтобы девушки лежали рядом с ним. Астрид пристроилась у плеча, Джо с широченной улыбкой на лице продавливала щекой его грудь. Всем было хорошо. Вплоть до захода солнца.

Именно тогда у Лео случился очередной приступ. Первый тревожный сигнал уловила Джодель, когда закричала, что он не дышит. Стэн, словно по команде, уцепил ладонь Астрид и безоговорочно вывел ее из комнаты. Я отбросил десерт и живо взлетел на кровать. В тот же момент измученное тело скрутила судорога. Лео сполз с подушек, распластавшись по центру матраса, и дугой выгнул спину. Неосознанный крик вырвался из его горла сам по себе. Лоб моментально испещрили серебристые капли пота. Он подмял под себя одеяло, комкая его в скрюченных пальцах, и резко рухнул обратно. С той поры его ноги и руки зажили собственной, бесконтрольной жизнью. Они дергались в стороны, совершая свой хаотичный танец, бились с нашими попытками удержать их на месте. Я растерялся, не зная, что предпринять. Джо так же испуганно удерживала Лео, шептала ему какие-то бесполезные слова и лихорадочно мотала головой.

— Потерпи, мой золотой, потерпи, — монотонно бубнила она, глядя на чудовищные конвульсии. — Мы ничего не можем сделать. Просто потерпи.

Словно в ответ на ее слова, голова Лео затряслась еще интенсивнее. Изо рта потекла пенистая слюна. Челюсти безбожно клацали друг о друга.

Мысленно я уже несся к гаражу, но на деле…На деле я уговаривал себя переждать. Приступ закончится, и Лео вновь будет с нами. Станет осыпать пошлыми комментариями костюм Жасмин, глумиться над фокусами Джина, парадировать кривляния Абу, воровать мороженое у Астрид, на что я буду скрипеть желваками! У нас есть, за что сражаться!

Но приступ не прекращался. Лео безумно хрипел. Вены на напряженной шее и мученическом лице выступили под кожей. Он вновь изображал из себя мостик, макушкой упираясь в изголовье кровати. Сиплые стоны пронзали меня до самых кончиков пальцев. Я крепко держал его трясущиеся ноги, а сам дрожал с головы до пят.

— Хватит! Хватит этих издевательств! — в километрах надо мной раздался панический вопль, принадлежащий, как это ни странно, мне.

Я не мог больше сидеть здесь и смотреть, как мой лучший друг в считанные минуты превращается в дряхлого старика с букетом неизлечимых заболеваний. Я должен выполнить обещание. Я должен освободить его.

Я выбежал из комнаты и, не разбирая дороги, помчался к гаражу. Стоящие в глазах слезы помутнили мой нелегкий путь. Я падал и запинался бесчисленное множество раз, но всегда вставал и двигался дальше. Сквозь туман воспоминаний, сквозь марево сомнений, сквозь пелену душевной агонии я шел или даже бежал, оставляя позади целую вечность. Вечность, которую я бы мог провести с другом, смеясь над его несуразными шутками, восхищаясь его любовью к жизни, ревнуя его к Астрид, ненавидя за прошлое и просто любя. Потому что он мой брат. Мой несносный, временами отвратительный и незаменимый братишка, с годами ставший воплощением целой семьи.

Только сейчас я понял, насколько близки мы были. Как истово дорожили этой кособокой дружбой, в которой не нашлось места для откровенности. Как я любил его дрянную манеру изъясняться! С какой теплотой всегда относился к легкому испанскому акценту. Он часть моей души. И эта часть в данный момент умирает.

Я долго не мог открыть багажник. Руки тряслись, а пальцы отказывались подчиняться. И только сотая попытка принесла ожидаемые плоды. Перед лицом возник чудовищный гроб. Игнорируя непреодолимое желание размозжить о него кулаки, я брезгливо потянул за узорный шнурок ядовитую саблю и не нашел в себе сил взять ее в руки. Это значило бы свыкнуться с мыслью о смерти Лео, чего я не мог себе позволить. Я был уверен, что к тому времени, как мне удастся вернуться, с ним все будет в порядке. Возможно, он даже улучит секунду, чтобы поцеловать Астрид в мое отсутствие. Я разозлюсь, надаю ему оплеух и все забудется. Да, так оно и будет, я уверен! Поторопись, Майнер, на твое сокровище вновь настроены радары неприятеля!

Радужные мысли донесли меня до квартиры. Я и не заметил, с какой легкостью под знаменем ярких картин несу в руке антикварное оружие. У дверей спальни я улыбнулся, прекрасно зная, свидетелем чего сейчас стану. Мой наглый товарищ не меняется с годами. Подлость у д`Авалосов, очевидно, передавалась по наследству!

Но я ошибся. В комнате не было Астрид, лишь Джо и Лео. Приступ закончился. Теперь вампир полулежал на руках у подруги, жался головой к ее груди и плакал. Не скрываясь и не таясь, просто потому, что этого требовала от него невыносимая боль, завладевшая телом.

— Верджил, он просит, — запинаясь на каждом слове, озвучивала Джо его последнюю волю, — он просит больше не откладывать. Он не хочет, чтобы мы разбирали его на кусочки тканей, которые потом станем оживлять электричеством. Он сказал, чтобы мы отпустили его, — она остановилась, зажала рот рукой и беспрепятственно позволила горючим слезам исполосовать опухшие щеки. — Он готов.

— Нет, Джей, нет! — отчаянно замолотили запертую дверь маленькие кулачки Астрид. — Не делай этого, я умаляю тебя! Еще день! У нас должен быть еще день!

— Пожалуйста, — беззвучно вымолвил Лео, с трудом поднимая на меня взгляд. — Как друг.

Мне потребовались все мои силы, чтобы отключиться от режущих сердце рыданий Джо и Астрид. Еще большее их количество ушло на то, чтобы вырвать из крепко сведенных рук вампирши тело друга. Она отошла в сторону, почти ослепшая от горя и боли, и упала на колени рядом с моими ногами.

— Не причини ему боли, — молитвенно зашептала она, ударяясь об меня лбом. — Будь осторожен. Храни тебя Господь, мой мальчик.

Я не понял, кому было адресовано последнее обращение, да и не хотел понимать. Я присел на кровать рядом с обессилевшим приятелем, выпрямил его обездвиженное тело, подложил ему под голову самую мягкую подушку, укутал босые ступни пледом, расправил края задравшейся рубашки и ненадолго прилег, обнимая его еле колышущуюся грудь.

— Я найду тебя через пятнадцать лет, — шепотом пообещал я, не доверяя полной силе своего увитого рыданиями голоса. — Уходи с миром.

Перед тем как встать, я услышал всего одного слово: 'Люблю', и понял, кому его следовало передать.

— Она тебя тоже любит, Лео, — искренно ответил я, вынимания саблю из ножен.

Несущиеся по квартире крики заглушили звук удара. Я упал на колени. Сабля с окровавленным клинком выпала из рук и с металлическим лязгом грохнулась на пол. И для меня наступила блаженная тишина.

Отныне мир опустел. Он безлюден, потому что в нем нет больше Лео.

 

Эпилог

POV Джей

Со дня смерти Лео прошло пятнадцать лет. Пятнадцать стремительных лет, пронесшихся перед глазами, как один чудесный миг. Если оглянуться назад, возвратиться в тот кошмарный вечер в квартиру моего лучшего друга, а потом вновь резко перенестись в реальность, то станет ясно: его жертва не была напрасной. Он освободил нас, бескорыстно даровал прелестное сегодня. Он, как никто другой, боролся за наше счастье и одержал победу. Мы с Астрид сумели создать свой собственный Рай, окруженный крошечными садами. Мы отыскали дорогу в Аркадию, в наш затерянный посреди порочного мира Эдем. Мы совершили то, что доселе не удалось никому. Мы жили нормальной, чуточку обыденной, но оттого еще более полноценной жизнью.

Впрочем, довольно пустых слов. Я поставил в конце письма точку, бегло оглядел глазами густо исписанный с обеих сторон лист бумаги, бережно, если не сказать любя, сложил его пополам, предельно осторожно вложил послание в белоснежный конверт и запечатал. 'Моей любимой супруге', - с нежностью заполнил я строки для адресата, отложил письменные принадлежности и облегченно вздохнул.

Часы в кабинете пробили полночь. Я расслабил спину, позволяя массажной спинке позаботиться об очевидной усталости, и мягко заскользил взглядом из одного угла тонущей во мраке комнаты в другой. Старые привычки в силе. Никаких огромных площадей, семиметровая каморка, уставленная вычурными книжными шкафами. Я все так же неприлично много читаю, подчас всё, что попадется под руку. Минимум света, как естественного, так и натурального. Повсюду властвует убаюкивающая тьма. Мебель только самая необходимая: диван, два кресла, стол и стул. Дизайном занималась моя малышка, поэтому к выбранному стилю невозможно придраться при всем желании. Искусственно состаренная фурнитура, тяжелые и безбожно дорогие ткани, монотонность оттенков — у Астрид безупречный вкус, а доскональное знание мужа помогло ей не совершить ни единого промаха.

Руки непроизвольно потянулись к фотографиям, теснящимся на столе. Я подолгу рассматривал каждую, воссоздавая в памяти золотые крупицы наивысшего счастья.

Наша свадьба, состоявшаяся на следующий день после выпускного бала в Высшей школе дизайнеров. Мы обвенчались в кафедральном соборе Зальцбурга, а это снимок сделан у входа рядом со статуей Святого Виргилия. Астрид всегда любила чудить! Боже мой, какие на наших лицах улыбки! Не просто ослепительные, прожигающие насквозь!

Я погладил пальцем самое прекрасное лицо на свете и смахнул со щеки слезу умиления. Моя маленькая богиня! Какое небывалое чудо для мужчины, жениться на идеале женщины!

Под следующей рамочкой скрывалась карточка с изображением плотной группки людей. Наше первое Рождество в новом доме. Хохочущие Кирстен и Николас Уоррены, опьяненные друг другом Астрид и Джей Майнеры, еще не успевшие поругаться Рейчел и Майкл Кеплеры, вдохновенно машущие фотографу Бен и Глория Квин, малочисленные коллеги по работе и друзья друзей, чьи имена давно выветрились из головы. Я так люблю, когда все мы собираемся вместе! Большой стол, нехватка стульев, море смеха и обилие веселья. Жаль, Лео никогда не было с нами…Я бы хотел увидеть его лопающиеся в ухмылке щеки среди этих лиц.

Далее. Самая лучшая фотография. Вновь мы с моей красавицей, счастливее, чем когда-либо прежде. На заднем фоне искрятся золотом песчаные островки, утопающие в прибрежных океанских волнах. На мне широкие шорты и свободная майка, дрожащая под порывами ветра. Она в забавном джинсовом комбинезоне на лямках и легкой футболке. Головы обоих венчают солнцезащитные очки. Мы хохочем, как ненормальные, щурим глаза и крепко обнимаем руками огромный живот моего Кругляшка. Восьмой месяц беременности. Невероятная гамма эмоций и по сей день.

Мы долго к этому шли, постоянно встречая на своем пути камни преткновения. Астрид боялась искусственного оплодотворения из-за врожденной аллергии на все известные медицине препараты. Она считала, что каким-то образом может навредить будущему малышу. И здесь я оказался бессилен. Ни уговоры, ни зачитанные вслух статьи из научных журналов, ни консультации со светилами акушерства и гинекологии на нее не действовали. 'Усыновим', - раздраженно внимал я ее убийственной отговорке всякий раз, когда дело доходило до скандала. И в ход пошли припрятанные козыри. Я хотел, чтобы она родила мне ребенка. Мне не нужен был очаровательный, крепкий и здоровый малыш, взятый в приюте для новорожденных. Только часть ее, зародившаяся под этим маленьким, но таким упрямым сердечком. Только этот комочек жизни я согласен был полюбить всей душой, так же, как любил его строптивую мамочку.

Хвала богам, крепость пала! Она согласилась поехать со мной в клинику, прошла полное обследование и в течение двух часов растолковывала доктору, что донор обходим едва ли не краше оригинала.

Результат превзошел любые, даже самые смелые ожидания. Сморгнув сентиментальную слезу, я взял горячо любимый снимок, жадно приник губами к стеклу и пустился в воспоминания. Тяжелая беременность. Неполных девять месяцев сплошного токсикоза. Тонны съеденного соленого крекера. Скачущее настроение и капризы, капризы, капризы…я так полюбил ей угождать! Часами торчал на кухне за приготовлением витаминных коктейлей. Обегал все магазины игрушек в округе в поисках того самого красного слона или бело-розового зайца. Лишь с заходом солнца Астрид вновь превращалась в мою тихую скромницу и могла долго хохотать вместе со мной над формулировкой очередного желания. Потом роды. Восемнадцать часов в зале ожидания. Неизвестность и страх убивали меня, но войти в операционную, наткнуться взглядом на мое вопящее от боли совершенство, учуять кровь…Я не мог, поэтому трусливо мерил шагами комнату, неустанно молясь. Я обращался к матери, прося присмотреть ее за моими сокровищами. Черпал мужество от отца. И требовал у Лео ни на шаг не отходить от Астрид.

Они сдержали слово, и на свет появилась моя вторая по бесконечной глубине любовь. Такая крошечная, что я испугался, увидев ее через стекло. Три тысячи двести граммов концентрированного восторга. Сорок восемь сантиметров, каждый из которых стоил мне одной слезы. Я смотрел на этот круглый комочек, на его недовольное личико и чувствовал, как бешено колотится в груди сердце. Впервые за долгий срок оно билось почти так же отчетливо, как в бытность человеком. Оно взорвалось в тот момент, когда я перенял это божественное творение из рук рыдающей мамы и опасливо прижал к себе.

С тех пор я не мыслю себя без моих дорогих девочек. Без Астрид и Леверны. Жить без них значило бы то же самое, что существовать без души и сердца, быть пустым, незаполненным, выжженным. Я стал отцом. Отцом и мужем.

Пальцы трепетно заскользили по изображению, огибая черты лица моего ангелочка. Маленькая копия мамы. Округлые бровки, изумительные глазки, смотрящие глубоко внутрь, подмечающие каждую незначительную деталь. Насыщенный карий цвет лишь подчеркивал их выразительность. Тонкий носик, полные щечки и крошечные губки. Я так люблю целовать ее совершенное личико, утром и вечером, поэтому даже хорошо, что у нас родилась дочь. Появись в этом доме мальчик, мы бы вырастили из него изнеженного нарцисса.

Снимок запечатлел настоящую принцессу с гладко расчесанными русыми волосами, прикрывающими плечи. Легкое белое платьице без рукавов добавляло невинности очаровательному созданию. Моя крошка очень фотогенична, а в жизни так и вовсе бесподобна. И это не восторженные охи опьяненного любовью отца, уверяю вас.

Я провел еще час в компании головокружительных воспоминаний, после чего поднялся из-за стола, решив немного размять ноги. У нас сравнительно небольшой дом: две спальни, кабинет, объединенный с библиотекой, и детская — на втором этаже, оставшиеся гостиная, столовая и каминный зал — на первом. Интерьер выдержан в классическом стиле. Никаких фонтанов, встроенных в стену аквариумов и прочих нелепиц здесь нет. Единственный критерий, по которому подбирались мебель и убранство, удобство.

На мгновение я остановился у двери в спаленку Леверны, прижался щекой к полированной поверхности, прислушиваясь к чарующим звукам воздушного дыхания дочери, улыбнулся и со скачущим в груди сердцем отправился дальше. Астрид крепко спала, когда я на цыпочках прокрался в нашу обитель неугасающей любви, разделся и с немым вожделением забрался под одеяло. Время не властно над нашими чувствами. С годами я еще сильнее влюбился в свою богиню. Я обожаю ее, всю целиком. Ее волнистые волосы, доходящие до линии бедер. Ее восхитительно женственное тело. Ее исцеляющее сердце. Ее нестареющую душу. Люблю сеточку мелких морщин, обрамляющую всё те же нефритовые глаза. Люблю ее грудной голос. И вечность буду любить ее дурманящий смех. Она так часто смеется!

Я не хотел разбудить миссис Майнер, поэтому осторожно придвинулся ближе, крепко прижался грудью к горячей спине, положил ладонь ей на животик и блаженно сощурился, словно охотник, убедившийся в сохранности своих трофеев. Мысли умолкли, предоставляя мне возможность в последний раз насладиться сытым течением жизни.

Сегодня я должен уйти. Наверное, глупо разглагольствовать о нежелании совершать нечто подобное или отводить место под грусть, тоску и отчаяние. Я давно свыкся с этой идеей. Завтра истекает отпущенный мне срок, и если пренебречь угрозами Легиона, пострадает моя семья, мои жена и семилетняя дочь. Это недопустимо.

Взгляд непроизвольно упал на будильник. Три двадцать утра. Через четыре часа мои девочки начнут просыпаться. Первой, как всегда, окажется Леверна с ее неискоренимой привычкой без стука врываться в нашу спальню и с разбегу запрыгивать на кровать, прямо между нами. Затем два звонких поцелуя: бодрящий для мамы и лакомый для папы. А после чета Майнеров непременно затеет шуточную драку за право задушить в ненасытных объятиях энергичный комочек. Мы самые жуткие родители, каких только можно вообразить. Сие проверенный факт, друзья мои.

С каверзной улыбкой на устах я встретил рассвет, принесший с собой очередное разочарование. Новый день. В этом словосочетании отныне нет места для радости. Оно пропитано скорбью, скупой печалью о несбыточном.

Пройдут какие-то часы прежде, чем я сорву с себя кожу, плоть и кровь, принадлежащие мужу, отцу, благовоспитанному соседу, гостеприимному хозяину, финансовому аналитику крупного банка и ярому фанату бейсбола. И вновь стану вампиром. Черствым, безжалостным, бездушным и неспособным любить. Теперь я создатель и наставник, с замурованными в камень чувствами. План Лео выполнен с изуверским тщанием.

Свою протеже я повстречал пять лет назад, в грязном, пропахшем потом и агрессией спортивном зале, где устраивались подпольные бои по боксу. Девушкой эту злобную гору мышц назвать можно лишь с большой натяжкой. На моих глазах она во втором раунде нокаутировала соперницу, превосходящую и по росту, и по весу примерно вдовое, и в течение пяти минут пылко бросалась на канаты, выискивая храбрецов среди взбудораженной толпы мужчин. И так во всем.

Сейчас Медведица (подходящий псевдоним для не отягощенной воспитанием деревенщины) являет собой неподдающееся дрессировке кровососущее исчадие ада. 'Зеленая' вампирша, готовая в любой момент стать для Легиона сокрушительной машиной для убийств. Я пытался обучить ее своему мастерству, прилежно вдолбил в твердолобую голову набор необходимых навыков, но особого успеха не достиг. Моей подопечной больше по нраву слепо орудовать кулаками, нежели смиренно жать к лицу оптический прицел снайперской винтовки. Стоит ли говорить, насколько это меня устраивало!

По коридору разнеслась торопливая дробь шагов, словно в дом к нам ворвалось крохотное стадо неуклюжих слоников. Прыжок. Ручка двери опасливо накренилась, впуская в комнату приглушенно хихикающую бестию. Я крепко зажмурился и притворился спящим. Рука, лежащая на плече Астрид, колыхнулась. Прекрасно! Оба моих сокровища проснулись и вовсю потешаются. Я улыбнулся, чувствуя, как под весом дочери незначительно прогибается матрас. Она залезла на кровать и ползком подобралась к нашим головам, готовясь издать тот ужасающий приветственный клич…

— Ага! — вонзился в мою голову сладкий голос. Одновременно с тем разнесчастный кончик носа угодил в плен к нежным пальчикам.

Я испуганно вздрогнул, подхватывая любимую забаву Леверны, и резко открыл глаза, дабы впустить в душу это райское зрелище. Моя куколка! Как же ты похорошела за ночь!

— Испугался, папочка? — заливисто расхохоталась проказница, разглаживая мое разомлевшее от неги лицо горячими ладошками. Всякий раз, когда она это делала, мне хотелось остановить время и остаток жизни ощущать прикосновения ее крошечных ручек.

— Конечно, моя прелесть, — влюблено поддакнул я, жадно поглощая губами невероятный запах ее кожи. Сливочное мороженое, персик и миндаль. Господи, в миллионный раз благодарю тебя за эти щедрые дары!

— А вот и нет, ты не кричал! — умело прищучил меня на лжи ангелочек. — Когда пугаются, громко кричат, я читала. А ты молчал. Значит, это не считается.

— Ох и заставлю я сейчас кого-то кричать, — внезапно присоединился к нашей игре притворно рассерженный голос Астрид. — Ох и заставлю!

Я не успел уберечь дочь от гневливых поползновений разбуженной мамы. Развернувшись, она в мгновение ока перетянула счастливо визжащую фею к себе на грудь, осыпала круглые щечки поцелуями и со знанием дела принялась щекотать лакомые бока.

— Доброе утро, любимый!

— Доброе утро, сладкая!

Измываясь над вопящей дочерью, мы со смехом обменялись звучными чмоками и общими усилиями крепко закутали брыкающееся чудо в одеяло.

— Кто готовит завтрак? — впопыхах влез я в одежду, со смехом разглядывая шевелящийся бугор на постели.

— Я приготовлю, — бодро пропела Астрид и накинула на плечи длинный халат, обвязывая талию шелковым пояском. Я хищно облизнулся, представляя, как проделаю те же действия в обратном порядке, и высвободил Леверну из заточения.

Мама отправилась на кухню, а я с лихо веселящимся грузом на шее потрусил в ванную. Чистить зубки, умывать личико, расчесывать волосы. В прошлой жизни я наверняка был чадолюбивой мамашей, повернутой на платьицах, бантиках и рюшечках. В противном случае, мне нечем объяснить появление этих слабостей. Каждую свободную минуту я рвался к дочери, хотел участвовать во всем, быть центром ее разностороннего мира. Дни напролет я готов смотреть с ней мультики, читать вслух книги, делать домашние задания, придумывать новые развлечения. Мне не бывает скучно рядом с ней. Специально для своей малышки я научился играть в куклы, шить им жуткие наряды и тайком одалживать у Астрид косметику и украшения. Для нас с дочерью не существует термина 'неправильно'. Мы — неразделимое целое одного человека. И наше время на исходе…

Водрузив малышку на невысокую табуретку у раковины, я протянул ей зубную щетку и с умилением взглянул на отражения наших лиц в зеркале.

'Забудь, Майнер, забудь. Не порть настроение окружающим своей хмуростью. Улыбайся, будь весел! Они не должны ничего почувствовать. Ни тени сомнений! Ты не сможешь уйти, если они попытаются остановить тебя. Черт возьми, да ты хочешь, чтобы тебя остановили?!'.

Я действительно хотел, чтобы Астрид ощутила перемены в моем настроении, почуяла неладное в моих глазах, интуитивно распознала мой панический страх перед неизбежным. Что и говорить, я боялся смерти и того черствого приговора, полученного пятнадцать лет назад. Но не боль страшила меня в первую очередь. Обезглавливание довольно быстрая процедура. Меня пугало будущее. Впереди нас ждет разлука — неоспоримый факт. Какой она будет? Смогу ли я добиться свиданий с семьей, когда поступлю на службу к Легиону? Редких, болезненных и мучительных встреч, которые постепенно разрушат все, что мы с Астрид создавали годами. Любовь, взаимопонимание, честность, искренность и доверие канут в пучину безвестности. Разве я позволю рукам, омытым кровью, притронуться к жене или дочери? Подвергну ли риску их жизни?

Не знаю. Я давно ищу ответы на эти и другие вопросы, притом весьма безуспешно.

Леверна покончила с утренним моционом, отерла румяное личико полотенцем и ткнула меня кулачком в бок, выталкивая из прострации. Я мгновенно очнулся, вынул изо рта задумчиво прикушенную щетину зубной щетки, вернулся к умыванию и минутой позже резво помчался наперегонки с юркой барышней до ее спальни. Разумеется, в этом нешуточном соревновании мне не удалось одержать победу и довольная собой крошка в наказание заставила проигравшего стелить постель. Я со смехом подчинился (живя под одной крышей с двумя очаровательными сердцеедками, невольно становишься подкаблучником), расправил красивое одеяльце с рыбками, водрузил сверху гору мягких игрушек и бережно пристроил у изголовья любимца дочери: огромного лохматого льва по кличке Лео. Это имя он получил сразу после того, как моя прелестница выпытала у мамы историю об улыбающемся парне с фотографии на ее прикроватной тумбочке. Астрид не рассказала Леверне о его смерти, конечно, но одно моя смышленая кроха уловила точно, мамочка любит этого 'смешного мистера'. Любит до сих пор.

Я солгу, если скажу, что меня это ничуть не задевает. Задевает, еще как задевает! Любого мужчину бы задевало, когда его жена даже в день свадьбы отказывается снять с запястья дурацкий амулет из шнурков. Она носит его по сей день, не снимая. И меня дико бесит эта фотография, беспардонно теснящая наши снимки. Иногда. А иногда я сам подолгу держу ее в руках, лелея в сердце неугасающую тоску по другу. Порой мне так не хватает его оптимизма и уморительных перлов, что хоть волком вой.

Аппетитный запах кукурузных оладий, затронувший обоняние, напомнил о течении времени и немо велел поторапливаться. Мой ангелочек к тому моменту успел переодеться в школьную форму и яро затребовал отцовского внимания. Я осыпал восторженными комплиментами свою леди и умело подобрал тонкие русые волосы лентой.

В столовую мы впорхнули в бальном танце. Леверна покружилась немного на месте, добиваясь одобрения матери, и нетерпеливо села за стол, с ногами забравшись на стул. Астрид выложила в тарелку последнюю порцию ароматных лепешек и гордо водрузила ее по центру обеденного стола.

Завтрак в нашей семье редко обходится без эксцессов. Обычно все настолько увлечены болтовней друг с другом и хоровым хохотом, что кто-нибудь один обязательно остается голодным. Сегодняшнее утро не стало исключением. Краем уха я вслушивался в стрекочущий щебет дочери об успехах в художественной школе и новой однокласснице, другая часть меня всецело принадлежала супруге, строящей планы на близящийся День Благодарения. Так что поесть толком не удалось. Впрочем, это мне только на руку. Очень скоро я не сумею вспомнить, когда в последний раз прикасался к обычной пище. Кровь станет моим единственным пунктом в меню. Настоящая, а не тот суррогат в пластиковых пакетах, что с оказией присылает мне надежный друг, работающий в пункте переливания крови. Согласитесь, женатому человеку не пристало держать под боком излишне разговорчивый 'завтрак'. Тем более, когда в доме имеется жутко любознательный ребенок.

Часы в гостиной пробили восемь утра. Астрид вновь засуетилась. Упаковала обед для Леверны в пластиковый контейнер, проверила ее школьную сумку, впопыхах трижды поцеловала наши макушки, не особо разбираясь в принадлежности каждой, и подтолкнула нас с малышкой к двери. Шумный комочек энергии первой выскочила во двор и вприпрыжку поскакала к гаражу. Я нарочно задержался в холле. Как всегда.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо знал? — вкрадчиво прошептал я, притягивая жену к себе за узелок на поясе халата.

— О, дай-ка подумать, — прерывисто расхохоталась она, дрожью отзываясь на малейшее мое прикосновение к шелковистой материи, под которой скрывался мой личный вид неземного блаженства. — Пожалуй, пару раз говорил.

— Я ужасный муж, — якобы разгневался я на себя за нерадивость, покрывая ее влажные губы со вкусом клинового сиропа нежными поцелуями.

— Худший из числа возможных, — гнетущим шепотом согласилась моя богиня, призывно выгибая спину навстречу моей путешествующей ладони. — Я так страдаю! Так…страдаю! — в перерывах между двумя глубокими вдохами пожаловалась Астрид, отклоняя голову чуть в сторону и давая простор моим жаждущим тепла ее тела губам. — Боже, Джей! — громче положенного вскрикнула она, когда я от поцелуев перешел к мягким покусываниям и зацепил зубами пульсирующую жилку на ее шее. Совсем легонько, чтобы услышать этот сводящий с ума стон. На самом деле я не собирался ее кусать. Я не пил ее кровь вот уже десять лет. Таково было мое условие.

— Не приплетай сюда Бога, сладкая, — прорычал я, запуская пальцы в струящиеся по спине локоны и крепче вжимая в себя самое желанное тело на свете. — Он хронический неудачник в сравнении со мной.

У Астрид не нашлось слов в ответ, если не считать таковыми жаркие поцелуи, обжегшие мою кожу. Нос, скулы, губы и подбородок сгорали в пламени ее сбивчивого дыхания, шея ныла истомой, ткань рубашки прожигалась насквозь, попадая под влияние искусных ласк. Мы оба забылись и двинулись вглубь дома с намерением утроить головокружение, когда ожил мой мобильный.

'К чертям собачьим эту штуковину!' — хотел было воскликнуть я, но прикусил язык и смущенно отпрянул от разгоряченной супруги.

— Леверна, — хором воскликнули мы, пристыжено опуская глаза в пол. Ох, премию 'Самые безответственные родители года' в студию!

— Я побежал! — мгновенно вернулся я к исполнению других, не менее приятных обязанностей, в последний раз целуя раскрасневшиеся губы Астрид.

— Я люблю тебя! — понесся мне вслед журчащий оклик жены.

'И я тебя! Ты даже не представляешь, насколько', - опечалено подумал я, выгоняя из гаража тонированную мазду. Моя крошка на заднем сиденье привычно приковала взгляд к окну. Ей нравится пересчитывать дома в нашем квартале, хотя всякий раз выходит разное число.

У ворот лицея в сердце впился ядовитый шип. Сейчас я выйду из машины, распахну заднюю дверцу, протяну руку своей маленькой королеве, помогая ее высочеству выбраться, а после мы простимся. Быть может, навсегда.

Навсегда. Какое жестокое слово для того, кто привык жить сегодняшним днем, кто страшится заглядывать в будущее, кто не мыслит себя вдали от двух бесценных существ.

Леверна с рюкзачком за спиной выбралась из салона, уцепилась за рукав моей куртки и задрала вверх улыбающееся личико, ожидая прощального поцелуя и пожелания хорошего дня. Повстречавшись с ее блестящими глазками кофейного цвета, я на миг замер в нерешительности, а затем опустился на корточки и нежно прижал дочь к кровоточащей груди. Я сделаю всё, чтобы вернуться. Я продам душу и тело любому, кто предложит достойную плату. Я обращу еще сотни и тысячи людей в обмен на право быть рядом с семьей. Я воскресну, если потребуется, но не отступлюсь. Моя малышка не будет расти без отца!

— Папочка, ты чего? — изумленно пролепетала детка, ощупывая крохотными ручками мои дрожащие в беззвучных рыданиях плечи. — Тебя что-то расстроило?

— Нет, моя радость! — пинком вытолкнул я себя из слезливого болота. — Я просто подумал о том, какая ты у меня взрослая. Совсем скоро ты окончательно вырастешь, влюбишься и перестанешь быть только моей.

— Ох уж эта ревность, — по-женски рассудительно вздохнул ангелочек, заключая мое лицо в объятия мягких ладошек. — Я всегда буду с тобой, даже когда ты будешь лысым, старым и некрасивым, и буду любить тебя, не смотря ни на что! Договорились?

— Ловлю на слове, — хитро подмигнул я, втайне потешаясь над серьезностью ее тона. Если бы ты только знала, лапочка, что твоему папе никогда не стать лысым, старым и некрасивым. — А теперь целуй папу и бегом на занятия.

Она послушно чмокнула меня в губы и поспешила к дверям школы, когда я вдруг окликнул ее и проорал на весь двор:

— Я люблю тебя, маленький ангел!

Некоторые родители возмущенно обернулись, выискивая нарушителя спокойствия. Часть из них, в основном ухоженные женщины лет тридцати, понимающе заулыбались, пытаясь привлечь к себе мое внимание. Но я не спускал глаз с мельтешащего в воздухе русого хвостика дочери, оплетенного золотистой лентой.

— Я тоже люблю тебя, папочка! — на первой ступени лестницы обернулась моя красавица, чтобы помахать мне и сдуть с ладошки сладкий поцелуйчик.

Я дурашливо поймал его в кулак и в немом жесте прижал к сердцу. Прозвенел звонок, и гомонящая толпа внесла Леверну в распахнутые двери школы.

Я вернулся к машине, на ходу вынимая из кармана мобильный, пролистал журнал пропущенных вызовов и с непередаваемым чувством гадливости нажал кнопку соединения. На экране высветилось: 'Медведица'.

Письмо Джея, найденное Астрид тем же утром

'Моя любимая Астрид!

Я переписывал это письмо сотни раз перед тем, как остановиться на этом варианте, хотя и он, признаться честно, не идеален. Хочется столько всего тебе написать, открыто рассказать наконец о своих чувствах, но все слова кажутся скупыми, недостаточными, лживыми, надуманными. Так что позволь просто поблагодарить тебя за спасение. Ты возродила из пепла человека, о котором я давно позабыл. Ты вдохнула душу в разрушенное тело. Ты научила мое сердце биться в такт со своим. Всё вышеперечисленное исключительно твоя заслуга, моя девочка.

На протяжении пятнадцати лет я без устали благодарю Господа за нашу встречу и твое ангельское терпение. И я не буду полностью искренен, если не попрошу у тебя прощения за причиненную боль. Знаю, ты давно великодушно простила мне все прегрешения, тогда как я так и не сумел избавиться от этой червоточины.

Но довольно о грустном. Последующие строки давались мне с огромным трудом, поэтому не обессудь на сжатость мысли. Мои литературные навыки давно скатились до уровня написания коротеньких записок.

Прошу прощения за то, что так и не нашел в себе смелости облечь содержание этого послания в разговор. Посему ты читаешь его в одиночестве, теряясь в многочисленных догадках. Спешу тебя утешить, мой птенчик. Я не разлюбил тебя, что само по себе невозможно, и не норовлю притворить в жизнь давнишний план об уходе.

Обстоятельства сложились таким образом, что оставаться с тобой и Леверной, моими самыми любимыми и дорогими девочками, значило бы подставить вас под удар. Я не могу этого допустить, родная. Мне необходимо исчезнуть. Вероятно, лишь на какое-то время, хотя на сей счет нет четкой уверенности.

Понимаю твое негодование, даже в чем-то его разделяю, ведь за всю совместную жизнь я и словом не обмолвился о своих планах. Поверь, это угнетает меня до сих пор. И я очень сожалею, что не признался тебе во всем раньше.

Надеюсь, ты простишь мне дальнейшее отсутствие ответов на, казалось бы, абсолютно резонные вопросы: 'Почему?' и 'Зачем?'. Я не могу дать объяснений.

Помнишь, когда впервые заболела Леверна, у нее поднялась температура, а на коже выступила сыпь? В тот день ты жутко запаниковала, отчаянно расплакалась и почти смирилась с мыслью о том, что наша трехмесячная кроха умирает. Я подошел к тебе, обнял за плечи и сказал: 'Доверься мне, малышка'. Ты мгновенно успокоилась и час спустя с удовольствием нянчила совершенно здоровую дочь. Тогда ты поверила, что я умею творить чудеса. Поверь и сейчас. Просто доверься мне, любимая.

После обеда к нашему дому подъедет патрульная машина. Пожалуйста, не пугайся, моя красавица. Дежурный офицер сообщит тебе ужасную весть о том, что на сто сорок втором километре шоссе найдена моя обгоревшая мазда с водителем внутри. Я нарочно подстроил эту аварию, чтобы избавить тебя от неловких вопросов от друзей и родителей. И уверяю, в ней никто не пострадал, за исключением одолженного в городском морге бродяги. Выслушай полицейского, откажись от его помощи и выбрось все дурные мысли из головы. Я не обрубаю мосты, как тебе могло показаться. Если выдастся шанс, я вернусь. Клянусь, Астрид! И найду выход из любых ситуаций.

Теперь позволь попросить тебя о двух вещах. Первое. Пожалуйста, не говори Леверне ничего о моем внезапном исчезновении. Я постараюсь уладить дела в течение месяца, но если вдруг что-то пойдет не так…Думаю, правильнее было бы сказать о моей смерти. И второе, напоминай нашей дочери о том, что я очень сильно люблю ее. Хотя бы изредка.

На самом деле просьб у меня гораздо больше, однако я не в праве требовать от тебя их выполнения. Главное, в чем мне хотелось бы тебя убедить, не жди слишком долго. Ты молода, невероятно красива, бесконечно добра и желанна, поэтому…Год, любимая! Один лишь год. И если следующей осенью я не буду отбивать колени у твоего порога…пожалуй, окончание фразы ты знаешь. У нашей крохи должен быть любящий отец, да и ты не должна хоронить себя заживо. Я буду спокоен, зная, что ты счастлива. Не прячь свое сердце, малышка! Оно достойно высших благ.

На этом у меня всё. Нижайше молю простить меня за доставленную боль. Я не знаю, почему всё выходит именно так, но уверен, мы справимся со всеми трудностями. Ведь мы сильные, мы викинги!

Крепко целую и обнимаю тебя, любовь моя, и нашего ангелочка. Будьте умницами, присматривайте друг за другом, храните мое сердце, навеки отданное в ваше распоряжение, и не унывайте!

Только ваш муж и папа.

С любовью, Джей'.

Конец

25 апреля 2011 года

Содержание