POV Джей

Скверно закончившиеся выходные повлекли за собой не менее отвратительные будни. Утро понедельника началось со звонка из полиции. Тамошние сотрудники отчаянно жаждали завидеть мою самовлюбленную физиономию на пороге комнаты для допроса. Видимо, служивые люди не в курсе, что везде и всюду я появляюсь исключительно по собственному желанию. Пришлось побеспокоить своего адвоката, а меня всегда злила необходимость обращаться за помощью, пусть даже к тому, кто получает за это нехилые деньги. В итоге пострадал мой калорийный для нервов завтрак, никогда еще не слышал от этой темпераментной брюнетки таких отчаянных криков!

Да-а, кажется, забыл напомнить, что уезжать я вовсе никуда не собирался. Скорее наоборот, мое присутствие в городе приобрело оттенки строжайшей нужды. Байка с обстоятельствами была придумана ради Астрид, а точнее, исходя из личных соображений находиться как можно дальше от нее. Я не могу защитить тех, кто мне близок, — проверенный временем факт.

Итак, как же я собирался провести отпущенные две недели? О, график наметился плотный: убийство трехсотлетнего вампира значилось пунктом номер один и вызывало больше всего сложностей. Теоретически я представлял, как избавиться от себе подобного, но на практике мог сплоховать по всем параметрам. Он сильнее, быстрее, живучее, и я понятия не имею о его слабых местах, в то время как Лео прекрасно осведомлен о моих. Недаром в записке был дан намек на третью голову.

Раз за разом прокручивая в мыслях содержание мерзкой цидульки, я бегло пробежал глазами полицейский отчет, всплывший на экране ноутбука, и выписал на лежащий неподалеку листок бумаги имя жертвы. Лора Баккли — девятнадцатилетняя студентка МИТа*, недавняя выпускница средней школы. 'Что же занесло тебя, Лора, на юг? Уж ни любовь ли к бронзовому загару?'.

Далее мне на глаза попался отчет коронера:

'…Окоченение лицевых мышц выражено очень ярко. Трупные пятна имеют интенсивный синюшно-фиолетовый цвет, что позволяет сделать вывод об асфиксической* смерти. Предположительно использовалась капроновая веревка, подробнее удастся узнать через анализ тканей на шейном срезе. Умерла насильственной смертью…'

Да уж, на самоубийство оторванная голова явно не тянет!

'…Тело подверглось расчленению непосредственно в момент остановки сердца, при этом преступником использовались грубые инструменты наподобие промышленных тисков, о чем свидетельствуют характерные трещины в височной кости по обеим сторонам лица жертвы…'.

Какая гадость, ей богу! Аж аппетит пропал!

Не желая и дальше тратить время впустую, я захлопнул крышку ни в чем не повинного ноутбука и откинулся на спинку стула в надежде отыскать ответы в просвете зарождающегося на горизонте восхода солнца. Мне нравится мой вид из окна: густые кроны деревьев, растущих в близлежащем парке, тихое шоссе, окончательно умирающее в темное время суток, и дышащий свежестью небосклон. Все кажется привычным, родным, знакомым до боли. Нет необходимости внимательно вглядываться, потому что я и без того знаю цвет каждого листика на том многовековом дубе, а это внушает умиротворение. Больше всего на свете я люблю постоянство, когда предметы годами не меняют внешних свойств, когда чувства и желания остаются неизменными на протяжении десятилетий. У меня была уверенность в завтрашнем дне, был четкий план, выработанная манера поведения в придачу со списком ценностей. Я пил кровь, поддерживая неизвестно кем дарованное бессмертие, набирался сил и выстраивал нерушимую схему мести. Меня ничто не волновало, поступками правило равнодушие и безразличие, а теперь этого нет. Моя концепция дала сбой, разладилась, перевернулась с ног на голову из-за…

Я мог бы винить в своих бедах Астрид, ее характер, чувственность, невинность и детский взгляд на мир, ведь именно они прельщали меня больше всего остального, однако сбрасывать со счетов собственные оплошности глупо. Я подтолкнул ее к себе, позволил стать ближе, влюбил без всяких на то усилий и, чего ух греха таить, с задержкой дыхания ждал появления ответного чувства. На данный момент его нет, и я отчаянно корю себя за то, что думаю об этом с сожалением. Никогда прежде мне не приходилось быть настолько близким к отметке 'чудовище' с пометкой 'любимое'. Она знает о моей сущности, уже прочитала об ужасах, сотворенных мною в молодости, и, хоть и не смогла связать их с нынешним Джеем, не назвала Верджила распоследним ничтожеством, а ведь Айрис выразилась примерно так. Разумеется, под властью эмоций, в пылу отвержения жестокости моего рассказа, но все-таки она выказала презрение.

Моя девочка. Впервые в жизни я нахожу в обычных словах тайный смысл, будто заложенный самой природой. В груди ворочается нечто мягкое, теплое и настолько приятное, что веки невольно опускаются, позволяя телу налиться истомой.

Определенно, я превратился в слащавого романтика, но даже сие наблюдение не вызывает раздражения. Пусть так, наедине с собой можно быть кем угодно.

Однако я увлекся и не заметил приближающегося из-за спины несчастья. Обиженная брюнетка вдруг решила сменить гнев на милость и без стука вошла в мою спальню, видимо, в надежде наконец получить заслуженную, как ей казалось, порцию ласки. О, боги, когда я смогу уже избавиться от этого ненавистного сосуда с кровью?

Вывернувшись в объятиях цепких лапок, я с улыбкой на губах вытолкал в коридор ноющую особу и предусмотрительно запер дверь на ключ. Мне нужна тишина и покой, а еще не помешал бы подробный план действий.

Предыдущие два дня не дали никаких результатов. Я неотрывно наблюдал за Лео сутками напролет, изредка прерываясь на небольшой перекус, отчаянно сопротивлялся желанию показаться Астрид на глаза или же заглянуть ночью к ней в спальню. Представить страшно, что я бы мог натворить, очутившись с ней наедине во взвинченном состоянии, и мне бы было гораздо спокойнее, если бы речь шла о ее крови. А еще блеснул силой воли, на протяжении двух суток лишая себя единственной возможной радости — разговоры с малышкой. Мне казалось, будто так для нас обоих будет лучше. Но мог ли я представить, сколь сильно начну скучать по бархатистым переливам ее голоса, по нежному смеху и сбивчивым интонациям, когда от волнения она начинает перебивать саму себя и изредка заменять звук 'р' на 'л'? Такое мне и в страшном сне не являлось, хотя я уже и забыл, что значит полноценный ночной отдых.

Искоса глянув на настольный календарь, я с удовлетворением отметил праздничную для всех школьников дату — 1 сентября. Выходит, сегодня моему несмышленышу ничто не угрожает. Весь день она будет находиться под пристальным вниманием родителей, учителей, будущих одноклассников, поэтому я вполне могу позволить себе взять небольшой отгул. За истекшие шестьдесят лет я кое-что разузнал про Леандра, по несчастливой случайности столкнулся с

*МИТ (аббр.) — Массачу́сетский технологический институт.

*Асфи́кси́я — удушье, обусловленное кислородным голоданием и избытком углекислоты в крови и тканях.

вампиром, обратившим его (в память о той встрече у меня остался миловидный шрам на груди), и выяснил одну интригующую деталь: в молодости старик Мердок был с ним знаком и именно поэтому послал радушное приглашение почтить своим присутствием свой новый дом в Штатах. Не думаю, будто Волмонд догадывался о том, кем является званый гость, но проверить эту версию на прочность не мешало бы. Зачем? Черт возьми, да я понятия не имею, но хоть что-то делать со всей этой скверной историей надо!

Есть у меня на примете один из дальних родственников Айрис, который может пролить свет на темную историю. В свое время его бабушка вела довольно оживленную переписку с моей возлюбленной, вполне вероятно, что в их старых письмах мне удастся отыскать лучинку истины, а там уж потянуть за тоненькую ниточку и добраться до пунктика 'Ахиллесова пята всех негодяев'. Благо, ехать придется не так уж далеко. По моим данным потомок эмигрировавших немцев живет ныне в соседнем штате, и дорога займет от силы сутки, тем более что обратный путь я вполне могу провести в компании очаровательного телефонного хохота Астрид.

Мимоходом подкрепившись вновь надувшейся на меня девчонкой и прихватив на всякий случай сменный комплект одежды, я с комфортом расположился в салоне Кади и под заунывные напевы готического рока помчался по трассе, беззастенчиво испытывая скоростные возможности машины класса 'люкс'.

На въезде в нужный город меня охватило странное чувство дежавю. Изрытые ухабами и ямами дороги, старые, давно не ремонтированные, покосившиеся дома с пожухлой лужайкой, припаркованные вдоль улиц раритетные авто, молящие о визите в мастерскую и свежей покраске…Шестьдесят лет назад я очнулся в похожем месте, не имея ни малейшего представления о том, что вокруг происходит. Последним воспоминанием был бар, куда я ежедневно заглядывал в надежде налиться спиртным по самые брови и не видеть кошмаров. Ночных ужасов о том, как бездыханное тело Айрис с остекленевшими глазами, смотрящими на меня с немым укором, вдруг растаивает, исчезает, потому что слишком больно держать ее на руках и чувствовать неизменный холод, а ее место занимает Леверна или мама. И я понимаю, что причастен к каждой из смертей, пытаюсь вымолить у них прощение, но всегда слышу в ответ: 'Ты слишком слаб, чтобы быть мужем-братом-сыном. Я презираю тебя, убийца!'.

Кажется, мое сокровенное желание исполнилось. В тот день я избавился от снов, эмоций, переживаний, добился конечной стадии своего никчемного черно-белого существования — стал живым мертвецом, подчиняющимся набору низменных инстинктов. Хорошо, что в первые месяцы я мог думать лишь о крови, это успокаивало. Единственным плюсом в жизни вампира является то, что он больше не человек, поэтому и вести себя вправе иначе. Мораль теряет свою привлекательность, вседозволенность становится девизом. Сколько бед я натворил в тот год! Как легко расширил список загубленных душ, недрогнувшей рукой приписав к нему еще сотню имен! И до сих пор не знаю, кому обязан своим причастием к отряду кровососущих.

Нужный мне дом нашелся на окраине городка, и весь его внешний вид кричал о том, что поездка была совершена впустую. Выбитые окна, отсутствие входной двери, изуродованный временем фасад…Сарайчик пустовал по меньшей мере десяток лет, и следующие восемь часов в пути послужат мне отличным уроком того, что иногда полезно пользоваться головой и лично проверять полученные сведения.

Из приступа яростного недовольства собой меня вырвала настойчивая трель мобильного телефона с высветившимся на экране неизвестным номером. Решив спустить на звонившего всех собак, я поднес неумолкающий IPhone к уху и со всей возможной злостью рявкнул:

— Внимательно!

Но то, что я услышал после, заставило внутри оборваться нечто жизненно важное и железобетонной тяжестью упасть прямиком в желудок. Астрид. Она находится в окружной больнице. Состояние стабильное, но она постоянно твердит о том, что хочет видеть меня.

— Приезжайте скорее, — с нажимом попросила медсестра. — У больной аллергия на снотворные препараты, и мы не можем ее успокоить. Что я могу ей передать?

— Что я приеду часа через два, — скороговоркой выпалил я, яростным похлопыванием по рулю подгоняя Кадиллак. — Что прошу ее немного поспать и ни о чем не думать. Вы не в курсе произошедшего?

— Почему же, — двусмысленно буркнула девушка, — очень даже в курсе. Ее бросил парень.

Час от часу не легче! Это, что же получается, я виноват? Еще ночью все было нормально, она смеялась, уверяла, что вполне справляется, засыпая в гордом одиночестве. Я тогда даже позволил себе некий довольно пошлый комментарий о том, что ночи без сна гораздо приятнее, да и проводить их лучше вдвоем…Черт, голова кругом идет!

За сто двадцать минут мне, разумеется, добраться до больницы не удалось. На это ушло почти в три раза больше времени, и к тому моменту, как я влетел в палату, бесцеремонно отталкивая несущуюся за мной по пятам дежурную медсестру, девочка крепко спала.

Выглядела она неплохо, если не считать сильно припухших губ, рассеченных или же прикушенных сразу в нескольких местах.

— Что случилось? — шепотом спросил я у надоедливо брюзжащей женщины в зеленой пижаме.

— Вам здесь не место, молодой человек! Часы посещений… — завела былую пластинку соратница Гиппократа, но разом умолкла при одном лишь взгляде на мое лицо, перекошенное концентрированной злобой. Вопрос не пришлось повторять дважды. — Ее привезли на 'скорой'. Вызов поступил из кафе, где девушке стало плохо, она потеряла сознание. Прибывшая бригада определила гипертонический криз и немедленно доставила ее сюда. Родители приехали чуть позже. Остальные подробности мне неизвестны.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я, подкрепляя свои слова приятно хрустящей зеленой купюрой. — А теперь позвольте мне побыть с ней наедине.

Не дожидаясь исчезновения медсестры, я на цыпочках прокрался к постели испугавшей меня до полусмерти малышки и тихонечко опустился в стоящее рядом кресло.

— Я здесь, сладкая, — едва слышно обратился я к спящей, бережно сжимая в ладони совершенно ледяную ручку с расслабленными пальчиками. — Спи и ничего не бойся.

В безмолвных подсчетах мерных вдохов и выдохов прошла вся ночь, в течение которой я выстроил тысячу самых невероятных догадок о причинах состояния Астрид. Что могло напугать или расстроить мою девочку да такой степени? Какая тварь посмела обидеть этого ребенка? И почему мне раньше не пришло в голову, будто первый день в новой школе для моей малышки может стать настоящим испытанием?! Она ведь такая неуверенная в себе, зажатая, робкая…

— Джей, — искренне улыбнулась девочка, осторожно поворачивая голову в мою сторону, — хорошо, что ты здесь. И прости, что заставила бросить дела…

— Тсс, — предупреждающе шикнул я, придвигаясь ближе, чтобы не заставлять ее напрягать голос. — Все хорошо. Я бы с удовольствием поцеловал тебя для начала, но боюсь даже прикасаться к тому, что раньше было самыми сладкими на свете губами. Опять твоя неуклюжесть, да?

— Почти, — грустно подтвердила она, — но правильнее назвать это моей глупостью. Обещай, что выслушаешь меня до конца? И не будешь злиться.

— Конечно, моя маленькая, — необдуманно попал я в плен собственного слова.

— Это сделал Лео, — после долгого молчания, показавшегося мне конкурентоспособным противником вечности, произнесла девушка. — Он велел передать тебе, что больше не потерпит угроз, и в следующий раз я так легко не отделаюсь.

— Что? — подумал я, будто ослышался. — Что значит, это сделал Лео?!

— Ну, в смысле губы и синяки на спине, — безразлично разъяснила Астрид специально для жирафов, вроде меня. — Теперь придется очень многое объяснить родителям, а я даже…

— Губы и синяки? — я сам не заметил, как подскочил на ноги. — Значит, губы и синяки, да?! Синяки…эта тварь прикасалась к тебе? Отвечай! Да или нет?

— Да, — сдавлено пробормотала малышка, бледнея пуще прежнего.

Но мне уже было не до этого. Я во все глаза смотрел на распухшие от зверских укусов губы и медленно сжимал и разжимал кулаки, припоминая все, о чем узнал за свой недолгий век. Вампиры равнодушны к физической боли, потому что тело фактически мертво, но если воспользоваться чем-то острым, предварительно смоченным в 'крепком' растворе соли, а затем несколько раз провернуть длинное лезвие против часовой стрелки…Так, в душе поднял голову отъявленный маньяк, что сыграет мне на руку, но чуть позже. О какой угрозе говорила Астрид?

— Не знаю, Джей, — испуганно вскрикнула девочка, должно быть, находя мое эмоциональное состояние опасным для общества. Собственно, так оно и было, вот только ей я никогда не сделаю ничего плохого. — Он сказал вроде, что не потерпит угроз. Или…да, сейчас попробую вспомнить дословно, только перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, я тебя умоляю.

Я послушно ткнулся носом в одеяло, прижимаясь лбом к мелко подрагивающей ладошке, и обратился в слух.

— Кажется, звучало это так: 'если получу еще хоть одну угрозу, то закончу то, что начал сегодня. Поверь, это будет больно, мучительно и очень медленно', - неохотно поделилась она со мной ужасными воспоминаниями, после чего отвернулась к стенке и на мгновение закрыла глаза, позволяя двум крупным слезинкам скользнуть по щекам и упасть на подушку.

Черт возьми, ахинея какая-то! Неужели Леандр принял за угрозу наш непродолжительный обмен 'любезностями', состоявшийся у дома Астрид? Если так, то он еще больший тугодум, чем мне казалось! Почему вдруг начал действовать именно сейчас, а не выкинул нечто подобное раньше?

'Правильно, сынок, до вчерашнего дня ты был рядом почти безотлучно', - живо подбросил мне ответ рассудительный внутренний голос, в то время, как в голове прокручивалась лента описанных событий. Эта мразь трогала мою девочку, прикасалась к ней своими грязными лапами, рвала и кусала нежные губы, оставляла синяки на теле, к которому даже я боюсь притронуться…Что он ей пообещал? Закончить начатое? Черта с два! Я с удовольствием отрежу все нужные в этом нехитром деле органы!

Начнем со здравых идей. Уйти сейчас я не могу, только не после того, как заставил вновь пережить случившееся и без того напуганную до обморока девочку. Забрать ее из больницы и отвезти к себе тоже не вариант, только подозрений в киднеппинге мне для полного счастья не хватало, а уж старшие Уоррены сумеют раздуть из мухи слона. То-то моим адвокатам потеха будет отбиваться от букета статей, в числе которых и похищение, и попытка совращения несовершеннолетней, и нанесение морального вреда психологии несформировавшейся личности, и жизнь под чужим именем и с поддельными документами. Журналисты взвоют от восторга! Остается сидеть здесь, скрывать свою ярость от проницательных глаз и дожидаться приезда обеспокоенных родителей, ради которых собственноручно придется вылепить занятную сказочку…Кстати, при чем тут бросивший парень?

— Да я просто не знала, что сказать врачам, — впервые за истекший час улыбнулась моя девочка. — Все кафе видело, как он…ну, ты понимаешь…а потом он уехал, и я вдруг ударилась в рыдания.

— Постой, все видели и никто не попытался тебе помочь? — внутренне обрадовался я перспективе увеличить число жертв с одной единицы до двух десятков. Мечта вампира в действии, черт возьми! — И почему ты никому не сказала правды? Он ведь хотел…

На последней фразе я задохнулся от накатившей черноты из ненависти и злобы, и посильнее сцепил зубы, боясь с минуты на минуту взорваться.

— А что полиция может сделать с вампиром? — задала мне Астрид риторический вопрос. — И все видели лишь то, что хотел показать он. Я даже вдохнуть боялась, думала, он окончательно разозлится и перегрызет мне шею прямо там, на глазах у всех.

— Клыки коротки, — прошипел я. — Откуда ты знаешь, что он вампир?

— Догадалась, — грустно засмеялась малышка. — А они правда есть? Ну, клыки. Джей! Покажи, пожалуйста!

В другой раз я бы с удовольствием умилился очередной демонстрацией природной непосредственности, но сейчас настолько вымотался и разозлился, что просто оскалил зубы и наглядно указал на главное заблуждение человечества — мы не саблезубые тигры! И резцы у нас не торчат! И Дракула не был вампиром! И фамилия у него не склоняется, он Дракул, и никак иначе. И я ненавижу этот чертов мир, в конце концов!

В десять утра в палату вошли родители Астрид, и в выражении их лиц мне удалось прочесть две эмоции: беспокойство и удивление. Высокий широкоплечий мужчина, явно неравнодушный к тяжелой атлетике, в течение нескольких секунд рассматривал пальцы своей дочери, надежно переплетенные с моими, и после серии расслабляющих выдохов улыбнулся. Женщина с небрежно собранными в пучок на затылке волосами, в которых без труда узнавались чудесные, искрящиеся на солнце локоны дочери, нервно переводила взгляд с меня на мужа, очевидно ожидая непредсказуемой реакции последнего, а затем подошла ко мне.

— Зовите меня Кирстен, — с искренним радушием попросила она, — Астрид очень много рассказывала нам о вас, Джей. Поверьте, только хорошее.

— Я и не сомневался, мэм, — со всем почтением произнес я, вежливо поднимаясь со стула и на секунду поднося к губам бледную ладонь с тонкими аристократичными пальцами, неожиданно напомнившими мне ухоженные руки матери. Особенно поразил едва уловимый запах лаванды, исходящий от ее кожи. — Астрид обо всех говорит только хорошее. Надеюсь, ваш муж простит мне наглость восхититься вашей красотой, — и тут я ничуть не слукавил. Для женщины сорока лет она выглядела просто потрясающе, а уж матушка-природа с тщанием наделила ее шармом и даже некоей исключительностью. Такие огромные, немного раскосые глаза выразительного оттенка сверкающего изумруда я встречаю второй раз в жизни.

Слегка смутившись аляповатостью моего комплимента, Кирстен улыбнулась лишь уголками губ и перевела все свое внимание на дочь, засыпая ту вопросами о самочувствии.

— Николас, — сухо представился мужчина, обмениваясь со мной крепким рукопожатием. — Вас не затруднит выйти со мной в коридор?

Разумеется, не затруднит. Я ожидал чего-то подобного, отцы всегда очень ревностно относятся к ухажерам своих дочерей, подозревают их в нечистоте помыслов и часто небезосновательно, нужно заметить.

— Конечно, — согласился я, на мгновение поворачиваясь к затаившей дыхание девочке. — Тебе чего-нибудь хочется?

— Чашку горячего шоколада с кусочками зефира, — после недолгих раздумий ответила она и украдкой переглянулась с отцом, по всей видимости, беззвучно прося быть его помягче.

Я кивнул и с извинениями, предписываемыми этикетом, двинулся вслед за накачанной фигурой старшего Уоррена. Насколько мне удалось понять из рассказов Астрид, у них с отцом довольно теплые отношения, а значит беседа будет проходить в предупреждающем ключе. Не вздумай обидеть, расстроить, огорчить и причинить боль, иначе… Дальше могли быть варианты.

— Я человек простой, Джей, — издалека начал мужчина, добиваясь непрерывного зрительного контакта. Как и большинство успешных адвокатов, он всегда полагался на свое чутье и знание людской психологии. Что ж, мне скрывать нечего. — Поэтому не стану долго ходить вокруг да около. Сказать по правде, ты мне не нравишься. Я не понимаю, что может быть общего между семнадцатилетней школьницей и двадцатипятилетним владельцем ночного клуба. Уж прости, изучил твою биографию, задействовав старые связи в полиции.

— На вашем месте я поступил бы так же. Это бизнес, сэр, — пожал я плечами, понимая по тону собеседника, что требуется некоторое объяснение. — Способ заработать на жизнь, притом довольно прибыльный. Я исправно плачу налоги и открыто веду дела. Что касается вашей дочери, то я понимаю ваши опасения, более того, зная о проблемах Астрид, полностью их разделяю.

— Она рассказала тебе о болезни? — недоверчиво переспросил Николас.

— Теоретически я выяснил все сам, — решил я быть честным до конца. — У меня есть источники в ФБР, знаете, очень полезная вещь, когда ведешь дела с западными инвесторами. Но если не вдаваться в подробности, да, я знаю об аутизме и аффилиации. И понимаю, чем может обернуться малейший мой промах. Поверьте, этого не случится. Возможно, мои слова покажутся вам странными или даже неискренними, однако все же осмелюсь сказать, что Астрид мне действительно дорога по многим причинам.

— Я поверю тебе только потому, что желаю дочери всего самого лучшего, — медленно выговорил мужчина, тщательно осмысливая каждую мою реплику. — Но я не мог не заметить, как она изменилась со дня переезда. И меня это настораживает. Взять, к примеру, вчерашнее происшествие. Никто так и не смог объяснить нам с Кирстен, что случилось на самом деле.

— Я и сам бы хотел во всем разобраться, сэр, — признался я, стараясь выглядеть невозмутимо, в то время как в крови вновь закипала безотчетная ненависть.

— Значит, ты не в курсе? — с явным сожалением уточнил старший Уоррен и, получив в ответ категорическое отрицание, продолжил. — Тогда позволь попросить тебя о нескольких вещах. Приглядывай за ней, пожалуйста. Я ни в коем случае не собираюсь запрещать вам встречаться, это глупо и эгоистично. Можешь в любое время приходить к нам в дом, мы всегда рады гостям.

Мои 'разумеется, сэр' и 'конечно, сэр' произвели должный эффект — из глаз, наконец, ушла настороженность. И я не просто играл роль эталона бойфренда, меня с детства учили уважению к старшим, в особенности это касалось родителей. Я почитал их, поэтому сейчас шел на поводу у инстинктов.

— Не делай ей больно, — уже более мягко произнес мужчина, доверительно положив мне ладонь на плечо. — Она очень восприимчивая и больше всего на свете боится порицания. Нам с женой пришлось через многое пройти, чтобы взрастить в ней толику уважения к самой себе. Астрид особенная, хотя так говорят почти все родители. И последнее, — сконфузился мой собеседник, очевидно, переходя к теме под кодовым названием 'секс'. — Не торопись. Это не наказ, всего лишь отцовский совет. Я понимаю, время сейчас другое, более раскрепощенное, и никто не ждет свадьбы…В общем, я надеюсь на твое благоразумие.

Жаль, последнего у меня не имелось, но я все же уверил Николаса, что буду предельно рассудителен. Еще бы донести эту мысль до Астрид!

После нелегкой нравоучительной беседы я спустился вниз, позволив родителям побыть немного наедине с дочерью, купил своей девочке стакан свежесваренного какао и уже хотел было вернуться в палату, когда взгляд упал на витрину небольшого павильончика, расположенного напротив входа в отделение педиатрии. Что может быть лучше плюшевой зверушки, подаренной без всякого повода? Девушки удивительно нелогичные существа. Называют нас большими детьми, а сами млеют при виде Тедди с судорожно зажатым меж лапами сердцем со слезливой надписью: 'Люблю тебя'.

Долго выбирать не пришлось. Я просто ткнул пальцем в самого большого и обаятельного медведя с шелковистой шерсткой, расплатился и поволок монстра наверх.

Мое появление имело шумный успех. Малышка чуть не зарыдала от счастья, получив презент с себя ростом, что заставило меня на секунду задуматься о необходимости более частых подарков. Ее мама растрогано улыбалась, отец одобрительно качал головой, а медсестра, закончившая с измерением давления, завистливо стреляла глазками в мою сторону, после чего все трое, не сговариваясь, вышли за дверь.

— Спасибо, — в десятый раз поблагодарила меня девочка, пряча раскрасневшееся лицо за мордой уродца. — Ты действительно самый лучший парень из всех!

— А ты побудешь лучшей девушкой, пока меня не будет? — с надеждой спросил я, не в силах и дальше изображать смиренную добродетель. — Всего пару часов, Астрид!

Ее отличительной особенностью всегда было не только понимание, но и умение не задавать вопросов, на которые я не смогу ответить честно. Вот и сейчас она без колебаний кивнула и робко попросила поцеловать.

— Я потерплю, — не дожидаясь моего сурового напоминания, что будет больно, заверила искусительница. — Просто я так соскучилась по твоим губам!

Да, я мог сказать о себе то же, поэтому в дальнейших спорах решил не участвовать. Сдвинул в сторону счастливчика-медведя, имеющего возможность лежать рядом с объектом всех моих мыслей и желаний, склонился над замершим в ожидании ангельским личиком и нежно чмокнул кончик симпатичного носика.

— Я вредный, сладкая, — прокомментировал я ее разочарованный вздох. — И готов понести любое наказание после того, как ты выздоровеешь. А сейчас пообещай не скучать, это разрывает на части мое мертвое сердце.

— Обещаю, — обиженно буркнула девушка, — и будь готов к иголкам под ногти! Моя месть не знает границ!

— Да-а, — цокнул я языком, разглаживая пальцами нахмуренные бровки, — твой отец прав, ты изменилась. И злишься безумно сексуально!

Однако реакция на мои слова осталась прежней. Стоило мне договорить, как в ярких глазах промелькнуло животрепещущее нечто, мгновенно участившее пульс, что заставило забыть об осторожности. Стараясь избежать болезненных участков, я провел языком от одного уголка губ к другому, поцеловал алеющую румянцем щеку, планомерно добрался до подбородка и почувствовал, как в волосы на затылке вплетаются нежные пальчики. На миг замерев у основания шеи, я попытался вспомнить о местонахождении благоразумия, а затем махнул на него рукой и отодвинул в сторону воротничок пижамы, игриво очерчивая губами каждую косточку на ключице, слегка прикусывая ароматную кожу, вдавливая языком призывно бьющие изнутри артерии. Я ведь сегодня так и не позавтракал…

— Джей, — слабо простонала Астрид, прижимая мою голову ближе к себе.

— Я тебя слушаю, — язвительно подначил я, совершенно необдуманно запуская руку под одеяло. — Правда, не очень внимательно.

Нервный смешок перерос в тихий стон удовольствия, электрическим разрядом пронесшийся по моим нервам. Я поднялся чуть выше, не забывая при этом задирать края мешающей на данном этапе сорочки, и осторожно укусил сладкую шейку, лишь слегка поддевая кожу зубами. Пальцы тем временем изучали бархатную поверхность стройных бедер и вот-вот грозили вырваться из-под жесткого контроля. Здорово же я умею держать себя в руках, черт возьми!

В тот же момент дверь резко распахнулась, и я в два прыжка отскочил от кровати, непонятным образом оказавшись в самом центре небольшой пятиметровой комнаты, не забыв 'по пути' сшибить кресло, разумеется.

— Ой, простите! — испуганно вскрикнула медсестра, исчезая из поля зрения.

Мы же с Астрид облегченно рассмеялись и мысленно пообещали себе 'больше никогда', хотя знали, что толку от этого будет чуть.

Надо срочно исправлять то, что между нами творится. Я не монах и не привык обходиться без радостей секса, но с появлением в моей жизни девочки о некоторых темных сторонах пришлось позабыть. Она стала единственной, к кому меня тянуло по-настоящему. Все остальные не вызывали и сотой доли того влечения, что я испытывал к ней. Более того, сама мысль переспать с кем-то ради спортивного интереса и поддержания тонуса стала ненавистной, преисполненной чего-то грязного и недопустимого. Однако Уоррен прав, торопиться однозначно не следовало.

Всякий раз, представляя девочку лежащей на шелковых простынях на моей кровати, священном предмете интерьера, мягкость матраца которого не опробовала ни одна женщина (сказывается чрезмерная брезгливость), я спешил избавиться от слишком натуралистичной картинки. Даже не знаю, почему.

Но вернемся к моим планам относительно следующих двух часов. Кое-кто глубоко пожалеет о том, что посмел прикоснуться к моему бесценному сокровищу. Притом в прямом смысле этого слова. Года три назад я привез из Непала небольшой трофей — катриморас, он же коллекционный нож кукри, инкрустированный ювелирными камнями. Его двадцатисантиметровый клинок, заточенный по внутренней стороне, имеет изогнутую форму крыла сокола. И сия подарочная безделица как нельзя лучше подойдет для удовлетворения моей неугасающей жажды крови.

До квартиры я добрался очень быстро, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, бодренько взлетел вверх на восьмой этаж, с порога подозвал к себе аппетитнейшую шейку и без всяких прелюдий сорвал пластырь с еще не зажившей ранки. Вековой голод затуманивал мозг и оглушал почище невероятных воплей, но вскоре все пришло в норму. Рыдающая девица заперлась у себя в комнате, а я, на ходу выуживая из кармана толстую связку ключей, направился к сейфу, в котором бережно храню не только холодное оружие, но и огнестрельное. Моя красавица FN — американская снайперская винтовка калибра 7,62, стоящая на вооружении у ФБР. Хромированный ствол, скользящий поворотный затвор Маузеровского типа, трехпозиционный предохранитель и быстросъемный глушитель. В поисках этого великолепия в 2004 году я излазил все черные рынки и теперь изредка даю волю ностальгическим чувствам о временах, когда отчаянно ненавидел сам факт существования своей профессии. Бекас, ассасин, киллер…Между ними нет разницы, а вот тонкая грань присутствует. Когда-то давно я стер ее, потому что остро нуждался в деньгах, но в день открытия ночного клуба поклялся себе никогда не возвращаться к прежней жизни, и держу слово.

Однако сейчас меня интересовал нож, тоскующий в дальнем углу полки в непосредственной близости со стопкой удостоверений личности. Такая уж у нас жизнь! Каждые пятьдесят лет новое имя. Жаль будет расставаться с мистером Майнером, я как-то прикипел к нему за истекшие двадцать лет.

Забрав все необходимое, я захлопнул дверцу сейфа, дождался ответного щелчка и характерного пика автоматического механизма, после чего собрался навестить кухню и закончить приготовления, когда, обернувшись, увидел неаккуратно выглядывающий из шкафа уголок материи какого-то светлого оттенка. Чувствуя приближение очередного приступа ярости, я распахнул дверцы просторного гардероба и зарычал.

— Что ты искала у меня в комнате, verdammte scheisse*? — заорал я, незаметно для себя переходя на родной непечатный немецкий язык.

— Ничего! — агрессивно выкрикнула девчонка, предпочитая оставаться у себя в комнате.

— Не зли меня, — уже стоя у двери в ее спальню, предупредил я. Одно движение ноги и кому-то очень сильно не поздоровится, в этом я был уверен.

— Хорошо-хорошо, да, я трогала твою форму, — без тени раскаяния призналось это стихийное бедствие. — А ты служил в армии, да? — в дверном проеме показалось испуганное личико с хитрыми, заискивающими глазками.

— Нет, был капитаном команды по страйкболу! — гаркнул я, борясь с желанием придушить девицу. — Еще раз посмеешь засунуть любопытный нос не в свое дело, я тебе его отрежу, усекла?

Не дождавшись ответа, я вернулся к шкафу, любовно стряхнул с кителя несуществующие пылинки, бережно поправил рукой награды и прочистил охрипшее от надсадного ора горло. Что за день, в самом-то деле?! Такое чувство, что большинство жителей крохотного земного шарика всерьез озаботилось целью вывести меня из себя! Сначала мразь Лео, затем малышка Астрид, проверяющая на прочность мою шаткую выдержку, затем эта schlampe*! Ей богу, достаточно для одних световых суток!

____________________

*Verdammte Scheisse! (фердаммтэ шайсэ!) — е* твою мать! (нем.).

*Schlampe (шлампэ) — потаскуха (нем.).

На кухне я занялся разведением крепчайшего соляного раствора, после чего со всем тщанием вымазал густой кремообразной массой лезвие и дал подсохнуть. Конечно, соль нам не страшна, как и чеснок, базилик и даже петрушка, но в союзе с глубокой сквозной раной она давала потрясающие результаты. Невыносимая, поедающая боль, распространяющая по телу с медленным течением по венам выпитой крови (своих эритроцитов мы, как следствие вампиризма, не имеем) — я желал д`Авалосу адских мучений за то, что он сотворил с моей девочкой.

Найти недруга не составило особого труда, он привычно прохлаждался в доме своей новой игрушки — шикарном трехэтажном особняке конгрессмена Уилсона. Уж и не знаю, какими принципами руководствовалось это ничтожество при выборе подружек, но все они, как одна, были дочерьми очень богатых родителей, либо же сами имели солидные сбережения в банке. Мне кажется или Леандр и впрямь зарабатывает на жизнь старым как мир способом? Какая безвкусица! С вампирами-проститутками мне еще не приходилось сводить счеты. И почему сия догадка пришла на ум только сейчас?

Я затаился за широким стволом дерева, растущего неподалеку от главных ворот, и принялся терпеливо ждать. В былые времена мне доводилось просиживать, точнее пролеживать, в засадах по двенадцать часов, поэтому небольшое тридцатиминутное безделье я воспринял как заслуженный отдых. Но вот мишень дала о себе знать, подойдя к дверям припаркованного у тротуара кроссовера, и все инстинкты обострились до предела. Я знал, что мое преимущество заключается отнюдь не в физической силе, поэтому сделал ставку на внезапность и не проиграл! Всего один молниеносный взмах руки, и вот уже лезвие, без труда прорвавшее легкую ткань рубашки-поло, с утробным чавканьем вонзается в плоть, разрывает внутренние органы и дарует мне небывалое наслаждение.

— За смелость, друг мой, — прокомментировал я первое вращательное движение клинка по часовой стрелке. Пальцы, сжимающие рукоятку, мгновенно окропились кровью. — За боль, что причинил моей девочке, — какой глубокий внутренний массаж с последующей релаксацией! — За каждую ее слезу! — расслабьтесь, подопытный, нам еще столько предстоит пройти! — За каждую каплю крови! — кричим громче! Мне аплодируют миллионы! — За каждый синяк на ее коже! — кажется, я начинаю скучать. Нехорошо!

Перебивая визги одуревшего от боли вампира серебристым смехом, я медленно вытянул нож из нижней части спины в районе поясницы и с остервенением воткнул его в область правого легкого. Да, черт подери! Теперь меня окружает тишина и покой, потому что вопить уже бесполезно — гортань до отказа забита кровью.

— Ты, мелкая эгоцентричная мразь, возомнил себя бессмертным? — вкрадчиво шептал я на ухо окончательно поверженной жертвы, с особым садизмом вращая клинком по кругу. — Зри в корень, старина! Мы всего лишь трупы, не испустившие дух в момент биологической смерти. Какая доблестная миссия держит тебя в этом мире? Риторический вопрос, можешь не отвечать. Но заруби себе на носу, ради этой девочки я пойду на все! Надо будет, выпотрошу тебя и выверну наизнанку, а затем дам солнцу иссушить твои никчемные останки. Второй раз ты не отнимешь то, чем я дорожу больше всего на свете. А пока подыши еще чуток, у нас есть одно незаконченное дельце!

Выдернув из этого мешка низших человеческих проявлений лезвие, я позволил телу обессилено рухнуть на любовно взращенный конгрессменом газон, помахал окровавленной рукой застывшим у ворот секьюрити, сбежавшимся на истошные крики, и скрылся из виду прежде, чем кто-то из них сумел меня как следует рассмотреть. Теперь душ, переодевание и я смогу наконец взглянуть в глаза Астрид с чистой совестью. Все-таки жизнь, пусть и такая кособокая, как моя собственная, чертовски классная штука!