Как погонщик смуглолицый, Понукающий волов, Я плетусь за вереницей Мерно шествующих слов. И размеры мне не тяжки, И к перу я приобвык, Но бывает, что в запряжке Заведется буйный бык, И на белой глади луга, Там, где синяя трава, Взгромоздятся друг на друга Непослушные слова. И тогда не до дремоты, — Не глазей по сторонам, А старайся под ярмо ты Втиснуть шеи шалунам. С этой бычьею повадкой, Обессилевши в борьбе, Засыпаю над тетрадкой, Как погонщик на арбе.

«Картечью им шею прошей! Зажарь пулеметом на славу!» Людскую, разбухшую лаву Отплюнули зубы траншей.         Уверенно было и просто         Солдату погибнуть, когда,         Заржавев, ломались года         Могучими ребрами моста. И в небо, разинувши рты, Щетиною пушек шершавы, В зеленых предместьях Варшавы Взрывались крутые форты.         По ночи по долу, что задран,         Рефлекторов пальцы висят.         Торговая — дом шестьдесят —         Раздолие радостным ядрам. Но ты в этом доме жила, Не мудрой, а свежей и белой, И ты ожидала несмело От неба два нежных крыла.         Во вздыбленной плоти отверстий,         Где слиты цемент и тоска,         Я только сумел отыскать         Твой маленький, маленький перстень. Над бедным покоем твоим — Всего он дороже и кротче — Шмыгнул обезумевший летчик — Приявший твой дух, серафим.         Не больно совсем и знакомо         Истлели теперь навсегда         Мои молодые года         В скелете умершего дома. Орудия глуше галдят, Скудеет дыхание серы… Ко мне наклоняется серый, В запыленной каске солдат.

Мы с тобой бродячие собаки: Что ни день ждем корку или кость. Знаешь, — эти дальние бараки Ожидают, не придет ли гость. Я приду. Нас будет снова двое. Станет ночь тревожна и пестра, И на белые ленивые покои Бросит тень усталая сестра. Я приду. И дней тяжелых накипь Отразит потухший черный глаз, Потому что белые бараки Улыбнутся мне в последний раз. И когда к утру на жесткой койке Я застыну, словно в сердце злость, Ты, конечно, вспомнишь, как мы стойко Вырывали друг у друга кость.

День устал, а вечер, понемногу Подбираясь, к ночи завернул И, вздохнув, нечаянно дорогу Показал на круглую луну.         Мы пошли, но что-то, как заноза,         Вдруг остановило шаг.         Под ногами скрипнул снег морозный         И стеклом откликнулся в ушах. А глазам, им было очень больно, Даже веки иней не белил. Я подумал: «Это ветер вольный, Верно, нас сейчас остановил».         Но не ветер, серп серебророгий         Был острее тонкого ножа —         Это он столкнул большие ноги         И так крепко за сердце держал. Но земля сильнее оказалась, Тело круто выпрямилось вдруг. — И рука узлами завязала Человека, жизнь и труд.