Погляжу — загляжусь во все стороны Да, прислушаясь, вздох затаю: Деревянные сохи и бороны Деревянные песни поют.          Избяное, овинное, банное,          Вековое — сучки да горбыль…          Деревянное, все деревянное,          Деревянная старая быль! Вот они, армяковые, гнутые, Натрудившие полем виски, В берестовые буты обутые Деревянные мужики!          Тут и деды мои, и прапрадеды —          Вся родня моя, кровь моя, пот,          Конопляными жилами прядами          Пророщенные, лапотный род! Всю их жизнь с аржаными лепешками Без говядины постные щи, Я и сам деревянною ложкою По губам у себя протащил.          Всю тоску неизбывную, серую.          Что сочила годами земля,          Я пронес с лошадиною верою,          Как они, по великим полям. И метя черной плетью и веником Согревала мужичья судьба, Оттого и гляжу неврастеником, Потому я сутул и горбат…          Оттого и глаза мои выжжены,          На челе моем сумерок тень,          Что любил горячо эти хижины          Деревянных моих деревень. И теперь, когда буйная, пьяная Прокатилась над Русью гроза, Не потухло еще деревянное Застаревшее горе в глазах…

Не люблю я городского шума, Не горазд до песен городских. От чужих харчей — худая дума, Сердце — в лапах у тоски. Что мне вздох по песне соловьиной? Мне дороже и милей Теплый пар от морды лошадиной, Песья ласка в тишине сеней. Посулили мне дорогу птицы, Белоносые ругатели грачи, — И я осенью летел в столицу Умных книг рассказы заучить. По ночам я засыпал над книгой: Снилось поле, деревенский лес, В огуменки за соседской ригой От болот туман-сметана лез. Снился снег, в деревне гости, волки, Зайцы-плясуны столпились у гумна; Снились пустоши, ружье-двустволка Сиротою у окна. На проспектах, на больных бульварах Грудь устала грязный воздух пить. Хорошо бы мне по-старому Бревна зимником возить! Новый ряд смолистых крепких срубов По весне поставят земляки — Деревенский я, лесной и грубый, Я родился и умру таким. Как мне дороги в дороге ветки-ели, Что из снега пареньком встают! …Вот полозья про работу заскрипели, Про тоску неладную мою. Не люблю я городского шума, Не горазд до песен городских, От чужих харчей — худая дума, Сердце — в лапах у тоски.

Пусть серебро на проводах застынет, И леденит студеная зима,— Нам привезут березовый гостинец В промерзшие кирпичные дома.         И даст дорогу деревенским дровням         Железный громыхающий трамвай;         А на санях в разодранные бревна         Запутается желтая трава. Потом весь день, пока не переколем, Нам будут петь звенящие дрова — О хмуром лесе, бездорожном поле, И пахнуть медом мерзлая трава.         А вечером о песнях перелесков,         О хлебных всходах трудовых полей —         Расскажет снова, рассыпаясь треском,         Охапка полыхающих полен. И тесным стенам отсыревших комнат Листы упругие курчавой бересты Теплом веселым хорошо напомнят О радостях высоких и простых.

Коротким вечером — как узкая могила, — Когда растаял день в желтеющем песке, О прежней воле плакала овечья жила, Распятая на выгнутой доске. Коротким вечером в пыли увяли дали, Максим-пастух, родная сторона… Беспомощно глаза немые трепыхались, Как эта мертвая покорная струна. Как больно трогали чужие пальцы Ее, уставшую прерывисто дрожать! Ах, скрипке желтой некому пожалиться: Там, где-то, далеко, знакомая межа… Коротким вечером — как узкая могила, Когда растаял день в желтеющем песке, О прежней воле плакала овечья жила, Распятая на выгнутой доске.

Звени и пой, разлив песчаный! Недолог час, недолог срок! Когда барханное качанье Застынет у чужих дорог; Когда зеркальные каналы Заблещут синью горных вод И на груди пустыни впалой Железный лебедь проплывет, А где желтеющее лоно Немых песков, где спят бугры — Поднимутся до небосклона Поля бегущей джугары… Арбе тогда не заскрипеть, И долгих песен не услышать, — И все же не могу не петь, Когда весна мой край колышет. И все же мне не позабыть Неудержимого раздолья, И по-сыновнему любить Тебя со сладостною болью. Родимый край, моя страна, Оазисовые становья! Не от тебя ли старина Уходит вспугнутою новью, Не ты ль до Индии шумишь, Заржавые отбросив цепи! О прошлом не звени, камыш! О прошлом не пылайте, степи!

Город, город! Странное лицо У тебя по вечерам Доныне. Точно скалы, Точно близнецом Ты встаешь громадой из пустыни, И звенит от тысяч бубенцов Воздух То оранжевый, То синий… Не уйти, Не повернуть назад К тихим речкам, К темным косогорам, Где одни мужицкие глаза Верят тайнам синего простора, И не там ли Дымные воза Облаков Тоскуют без призора? (Мне теперь о том не рассказать — Слушаю — как вырастает город). Город-пристань, Вот и корабли, Переулки, Улицы Качая… У бортов без-устали бурлит Не толпа ль матросов удалая, Чтоб на завтра Снова Плыть и плыть К берегам неведомого края.