В первый день ноября полил такой дождь, будто с осеннего неба сорвало все невидимые запоры, за которыми собирались над городом тучи.
Стефан стоял на веранде, облачившись в ватник, наблюдая за тем, как дождь прозрачными пальцами срывает с деревьев последнюю листву и вбивает ее в мокрую землю. Голые ветви дикого винограда болтались перед его глазами, как спутанные веревки.
Хлопнула входная дверь, послышались шаги на лестнице.
Оглянувшись, Стефан увидел входящего в комнату Чона в длинном черном плаще, с корзинкой, полной черного винограда.
Стефан выступил ему навстречу, затворил двери веранды, отсекая шум дождя.
— Стася внизу? — вместо приветствия спросил Чон.
— Стася уехала, — отозвался Стефан.
— Уехала? Куда?
Стефан знал, что его отцу ни в коем случае нельзя говорить, куда подевалась Стася, но он не успел выяснить, распространялся ли этот запрет на Чона. Стефан открыл было рот, чтобы сообщить Чону, что Стася отбыла на дачу Родиона, как это иногда объясняли отцу, но подумал, что это может расстроить Павла, и сказал правду:
— В Петрозаводск.
— Зачем?
— Сам не знаю, — ответил Стефан. — За колонковыми кисточками или за жженой костью…
— Все это спокойно можно достать в Москве, — недоуменно отозвался Чон.
Стефану показалось, что он не слишком расстроился из-за отсутствия Стаси, как будто сейчас оно даже в чем-то устраивало Чона.
В голове у Стефана промелькнуло, что Чон захочет сейчас поговорить с ним о Стасе, может, попросить у него, как у брата, Стасиной руки.
Чон поставил корзинку с виноградом у ног, сел в кресло.
— Отдай Марианне, — сказал он, кивнув на корзинку. — Мне прислали из Майкопа.
— Сам бы съел.
— Я не ребенок.
— И Марианна не ребенок.
— Я Стасе нес виноград, — объяснил Чон. — Что же мы будем делать без нее? — Говоря это, Чон приглядывался к Стефану, как будто решил кое-что ему предложить, но что-то его удерживало. — Дождь. — Чон поежился. — Вертикальная речка. Не переношу воду, брат. Многие художники обожают водоемы, а я терпеть не могу. Иногда мы с Пашкой Переверзевым отправляемся на Волгу, в Конаково, у нас там приятель сторожит турбазу. Пашка ловит рыбу, а я не выхожу из домика, валяюсь на кровати и читаю какую-нибудь книжку… Послушай, без Стаси здесь как-то сиротливо… У тебя нет планов на вечер?
— Нет как будто, — сказал Стефан.
— Тогда я приглашаю тебя в одно место.
— Куда? — вдруг почему-то испугался Стефан.
— Это в высшей степени приличное место, — заверил его Чон. — Хотя и ночной клуб. Но безо всякого там стриптиза. Там собираются сливки общества и большие снобы. Слушают старинные романсы, скрипку, иногда твой покорный слуга кое-как импровизирует за роялем… Едем?
— Идет, — согласился Стефан.
К ночному клубу «Белый ферзь» они подкатили на такси.
Пока Чон рассчитывался с водителем, Стефан разглядывал башенку, в действительности похожую на фигуру ферзя. Наверное, в прошлом была часовенкой, развалившейся от времени и выкупленной каким-то предприимчивым человеком. Теперь башня выглядела по-королевски: кирпичик к кирпичику, кладка как во времена Петра I, зубчатые ворота, крыльцо как печатный пряник…
Витая лестница привела их в небольшой зальчик с баром, десятком столиков, на которых стояли горящие свечи в подсвечниках. Сцена с роялем в углу тоже была освещена свечами — электричество мелькало разноцветными огоньками только над баром. Официант, в белом фраке, тут же подошел к ним, обменялся с Чоном рукопожатиями.
— Мало еще народу, — озираясь, заметил Чон. — Володя, посади нас у самой стены.
— Нет проблем, — улыбнулся официант, — что будем пить?
— Что будем пить? — спросил Чон Стефана.
Тот не бывал еще в подобных заведениях и не знал, что тут принято пить.
— Водку, — буркнул он.
— Водку, — повторил Чон. — Закуску тащи, какая есть.
— Я мигом, — кивнул официант.
— Однако тебя здесь уважают, — чтобы что-то сказать, смущенный всем этим изысканным великолепием со свечами, белым роялем и белыми фраками официантов, произнес Стефан.
— И я это ценю, — серьезно откликнулся Чон. — Рестораны не люблю. Там слишком много едят… Здесь люди собираются поговорить, послушать музыку, сюда и всякие знаменитости заглядывают. И новые русские, конечно, куда без них. Некоторые специально приходят сюда ради Людмилы, это певица, скоро услышишь…
Они ели салат и пили водку, и Стефан очень скоро почувствовал себя так, будто он здесь уже свой. Понемногу зал стал наполняться. Официант в белом фраке скользил между столиков с подносом, ему помогали две девушки, одетые как жокеи, но тоже во все белое. На сцене хрипловатым, но очень приятным голосом, окрашенным неизбывной грустью, под аккомпанемент скрипки и гитары Людмила пела об утре туманном, о сопках Маньчжурии, о колокольчиках, цветиках степных, о мерцании звезд и горькой истоме на душе, о цыганке, проданной бароном богатому помещику, о любви, любви, любви неутоленной… Потом певицу сменил юноша, исполнивший под аккомпанемент рояля вокализ Рахманинова, после него выступил пожилой гений чечетки, потом снова вышла Людмила с песней о заре невечерней и о конях, запропавших в росных лугах… Стефан пил рюмку за рюмкой, что-то раскрывалось в его душе навстречу музыке, звенело, подрагивало, ему казалось, что он сейчас способен отважиться на самый безумный поступок, поддержать самую умную беседу, потому что Чон охотно смеялся его шуткам, и тут…
Тут Стефан то ли протрезвел, то ли опьянел окончательно.
На сцену под звук кастаньет и частый стук барабана, создающих особый, жесткий и тревожный ритм, вышла темноглазая, гибкая девушка, почти девочка, в восточном костюме — прозрачных голубовато-фиолетовых шароварах и коротенькой, обшитой бисером кофточке. Бесчисленные косички, в которые были вплетены золотистые шнурки, как змейки сползали с ее хрупких плеч на грудь и спину; она начала медленный танец, сарабанду или болеро… Казалось, эта девочка летает по сцене, так выразительно было ее тело, но босые ее ножки, с браслетами на щиколотках, лишь переступали на месте.
Между тем стук барабана и кастаньет, в который вплелась мелодия ксилофона, становился все напряженнее, ритм участился, — и вдруг на сцену вылетели два молодца, оба в черном трико, с подведенными сурьмой глазами и с длинными испанскими ножами в руках, — они застыли, словно нависнув над девочкой.
— Кто это? — осевшим голосом спросил Стефан.
Чон кивнул официанту, и тот немедленно подлетел к их столику.
— Кто эта девочка, Володя?
— Это новенькая. Шефу она ужасно понравилась. Ее привел сам Лобов, Юрий Лобов; он поставил этот номер.
— Вот как, Юрий Лобов, — небрежно процедил Чон сквозь зубы. — Подумать только, какой уровень! И как называется этот номер?
— «Танец на ножах», — ответил Володя.
Тут за сценой запели скрипки высокого регистра — девочка тронулась с места и с запрокинутой головой закружилась между мужчинами. Они принялись охотиться за ней, втыкая свои ножи в пустоту, где еще секунду назад кружилась девочка. Девочка с изумительной гибкостью скользила между ними, кувыркалась, ходила колесом. Она двигалась стремительно и вместе с тем с какой-то тянущей, захватывающей душу ленивой грацией, будто поддразнивала охотников… В зале все уже давно перестали есть и разговаривать, даже девушки-официантки застыли у бара… Вот девочка пронеслась в сантиметре от одного лезвия, вот другое чиркнуло по ее обшитой бисером кофточке — в зале вскрикнули. Вот девочка всем телом устремилась на ножи — но в последнюю секунду сделала неуловимое движение — и пролетела под ними… Стефан вскочил на ноги. Девочка снова застыла, перебирая ногами, позванивая колокольчиками на браслетах: мужчины снова двинулись к ней… Они уже почти достали ее своими ножами — Стефан чуть не бросился к сцене (Чон удержал его), но девочка вдруг изогнулась и прыгнула одному из них на грудь, обвив мужчину ногами и торжествующе вскинув руки…
В зале бешено захлопали, закричали «Браво!» — почти вся публика, как и Стеф, давно стояла на ногах, следя за каждым движением танцовщицы.
Девочка спрыгнула на сцену и грациозно поклонилась.
Стефан мысленно рвал на себе волосы от горя, что не захватил с собою цветов.
Девочка и мужчины исчезли со сцены.
— Да ты сядь, наконец, — донесся до Стефана голос Чона.
Стефан оглянулся: публика уже сидела за столиками и как ни в чем не бывало жевала, а на сцене выступал фокусник, подбрасывая в воздух горящие факелы.
Стефан повалился на стул. Он с изумлением посмотрел на Чона, который разглядывал на свет свечи бастурму.
— Кто она? — весь дрожа, снова спросил Стефан.
— Кто? А, девочка… Ты же слышал — новенькая. Что, понравилась?
Стефан задохнулся, не в силах выразить своих чувств.
— Да как ты можешь так… спокойно, Чон… Ты же художник! А эта девочка… — Тут Стефан вспомнил, что Чон, по счастью, был влюблен в его сестру. В его мозгу пронеслась мысль, что Павел, стало быть, ему не соперник, и Стеф просиял. — Как ее имя, можешь узнать? И нельзя ли здесь где-то купить цветы?
Чон снова подозвал официанта.
— Моего друга, Володя, очень заинтересовала девушка с ножами… Как ее имя?
— Зарема, — почтительно обернувшись к Стефану, сказал официант.
— Нельзя ли… цветы… — задыхаясь, спросил Стефан.
— Увы. — Володя развел руками. — Мы — молодое заведение, еще не все продумали…
— Пригласи ее к нашему столику, — лениво произнес Чон.
— Как?! Неужели это возможно? — пролепетал Стефан.
— Почему нет? — проронил Чон.
— Возможно, — строго произнес официант. — Если, конечно, Зарема захочет. Но не предлагайте ей выпить. Только сок. У нас заведение приличное, и девочка хорошая.
— Сок, сок, — обрадованно повторил Стефан. — Принесите нам сока… Подайте разного сока…
— И девушку, — прибавил Чон, ковыряя в зубах спичкой.
Действительно, через несколько минут девушка, переодетая в короткое жемчужно-серое бархатное платье и с косичками, стянутыми резинкой в пучок, улыбаясь, подошла к ним.
— Вы хотите со мною познакомиться? — весело и просто спросила она.
— Вы позволите? — Стефан, вскочивший на ноги при появлении девушки, усадил ее в кресло.
При ближайшем рассмотрении она выглядела старше, и глаза у нее оказались не темными, как сначала показалось ему, а дымчато-серыми, серо-зелеными, прелестного разреза, с большими черными зрачками и густыми ресницами.
Чон тоже нехотя приподнялся.
— Меня зовут Павел. — Он как будто решил проявить инициативу. — А моего друга Стефан. Моему другу хотелось немного по-дружески поболтать с вами… А я пока поиграю…
Фокусник как раз закончил свое выступление, и Чон, вскочив на сцену, сел за рояль, принялся наигрывать танго.
— О чем же мы будем говорить? — ласково спросила девушка, подперев подбородок хрупкой, точеной рукой.
— О вас. — Стефан вдруг почувствовал необыкновенную легкость во всем теле. — Откуда вы, Зарема? Кто вы?
Девушка засмеялась, явно довольная тем, что произвела на него впечатление.
— О, зовите меня просто Зарой. Зарема — слишком литературно. Мои родители любили литературу, а я за это расплачиваюсь.
— Что вы! Они дали вам замечательное имя, Зара! За-ра, — смакуя, повторил Стефан. — Как идет вам это имя! Сколько вам лет, Зара?
— Мне еще рано скрывать свой возраст, — улыбнулась девушка. — Около двадцати. А вам, Стефан?
— Двадцать.
— Я подумала — вы старше.
— А я решил, что вы совсем девочка. Вы живете в Москве?
— Ага! Я закончила эстрадно-цирковое училище. И вот устроилась сюда. А вы?
— Я… я вообще-то никто… Но у меня уже вышли две книжки, — волнуясь, сказал Стефан. — Я сочиняю разные фантастические истории.
— Представьте, это на вас похоже, — как будто одобрила его Зара. — А ваш друг, кто он?
— Вам он понравился? — ревниво спросил Стефан.
— Не успела понять… Так кто он?
— Он художник… А я вам понравился? — вдруг выпалил Стефан.
— Вы — да, — серьезно глядя на него, произнесла девушка.
У Стефана горло перехватило от счастья.
— Можно я буду приходить сюда… к вам, Зара?..
— Я буду ждать, — просто ответила она.
…Стефан и не заметил, как они пролетели на машине обратный путь.
Чон посмеивался над ним, но опьяненный счастьем Стефан не обращал на него внимания.
Перед его мысленным взором стояло лицо этой девушки… Даже если бы Стефан прошел весь путь от «Ферзя» до собственного дома пешком, он не заметил бы проливного дождя… Он не помнил, как вышел из машины, как распростился с Чоном, а когда вошел в свой дом, шатаясь как пьяный, первый, кого он увидел, — был отец…