Философские истоки атомизма

е было мощных телескопов. Лучи лазеров не проникали на расстояния в миллиарды световых лет. Спектральный анализ не раскрывал свойств невероятно отдаленных космических тел. Но человеческая мысль уже бороздила Вселенную на такое же расстояние, как и современная,— в бесконечность. И это было возможно потому, что в античной философии диалектическое мышление выступало еще в своей первоначальной, естественной простоте, не нарушаемой теми препятствиями, которые создала сама себе метафизика В XVII—XVIII ВВ. (см. 2, 20, 369).

Атомистическая теория Левкиппа — Демокрита была закономерным результатом развития предшествующей философской мысли. Уже в учении Анаксимандра из Милета, философа VI в., содержался намек, догадка относительно возможности выделения из «беспредельного» («апейрона») более чем одного мира. Согласно Анаксимандру, «апейрон» находился в вечном движении, причина же этого движения — в нем самом. Уже ученик Анаксимандра — Анаксимен из Милета считал основой всех вещей в мире густое (плотное) и разреженное. Все вещи возникают, учил он, из сгущения и разрежения воздуха. В космогонии Анаксимандра, а также Гераклита Эфесского (жившего тоже в VI в.) все процессы в природе происходят по закону необходимости, который Гераклит называл «логосом».

Уже Пифагор Самосский и вся его школа обратили внимание на огромное значение количественных отношений в мире и геометрических форм, ритма и симметрии в вещах. Они же учили о мире как мире всеобщей гармонии, находящей свое выражение в гармонии чисел, и особенно в гармонии противоположностей предела и беспредельного. Согласно Филолаю, ученику Пифагора, с которым «встречался Демокрит» (13, 154), фундаментальное число — это единица как физическая монада, определенным образом оформленное пространство: отрезок, прямоугольник, квадрат, треугольник, куб, пирамида и т. д. (см. 64, 76). Уже Парменид, основатель элейской школы (VI—V вв.), учил, что бытие не возникает и не гибнет; оно едино, непрерывно, цельно, неделимо и однородно, и это бытие познается разумом. А элеец Мелисс Самосский (V в.) сформулировал закон сохранения бытия: «Из ничего никогда не может возникнуть нечто» (21, 30 В 1). Здесь же в философии элейцев впервые появилось различение между чувственно воспринимаемой и истинной реальностью.

Уже Эмпедокл из Агригента (ок. 490—430) основой вещей считал корни-стихии, а их сочетание или разъединение — причиной возникновения и гибели вещей. Анаксагор из Клазомен (ок. 500—ок. 428) полагал, что весь мир состоит из семян «гомеомерий» (подобочастных), не только бесконечных в числе, но и заключающих в себе всю бесконечность частей существующих вещей; мельчайшие и невидимые частицы веществ соединялись в его системе в чувственно воспринимаемые вещи во всем разнообразии их качеств.

Наконец, некоторые древнегреческие учения восходят к древневосточной науке. «Восточная наука — предшественница греческой философии» (50, 149). Демокрит учился у египетских геометров — «гарпедонаптов» (см. 13, XIV; XVII). Истоки его этических идей можно обнаружить не только в высказываниях «семи мудрецов» и пифагорейцев, но и в учении вавилонских жрецов.

В атомистической системе мы находим все перечисленные учения, иначе осмысленные и дополненные. Даже важнейшие принципы — принцип сохранения бытия, принцип притяжения подобного к подобному, само понимание физического мира как возникшего из соединения первоначал, зачатки этического учения — все это было уже заложено в философских системах, предшествующих атомизму.

Однако предпосылками атомистического учения и его философскими истоками были не только «готовые» учения и идеи, которые атомисты застали в свою эпоху. Еще большее значение для возникновения атомистической теории и всей системы Демокрита имели вопросы, поставленные предшественниками.

Древнегреческая философия выросла и развивалась в благоприятных социально-экономических условиях, связанных с переходом от раннерабовладельческого к зрелому рабовладельческому обществу. Она формировалась в процессе качественного преобразования мифологического мировоззрения под воздействием становящейся науки (см. 53, 137). В отличие от мифологии философия не признавала первенства надприродного по отношению к природному, она подчиняла или растворяла его в природном и натуралистически объясняла мир. Противоречие между философским и мифологическим мышлением способствовало развитию философских идей древности. Это противоречие оставалось основным до тех пор, пока сама философия (в Греции это произошло в V в.) не разделилась на два лагеря: материализм и идеализм.

Внутри философии возникли новые вопросы и «апории» — затруднения и противоречия. Первые философы пытались определить первооснову, фундаментальное вещество мира. Затем обнаружились противоречия между движением и покоем, между единым и многим, между сущностью вещей и явлением, наконец, между физическим и психическим. Каждая философская школа решала эти вопросы по-своему, развивая при этом зачатки различных областей науки и мировоззренческие взгляды. Атомизм Демокрита отвечал на вопросы, поставленные его временем. Именно это обусловило его большое влияние на дальнейшее развитие философии.

Многие исследователи считают, что учение об атомах возникло как ответ на вопросы, поставленные элейцами, и как разрешение обнаружившегося противоречия между чувственно воспринимаемой и умопостигаемой реальностью, ярко выразившегося в «апориях» Зенона. Впервые у элеатов из натурфилософии — умозрительного истолкования природы, рассматриваемой в ее целостности, — начинает выделяться философия. Этот важнейший шаг в истории мысли сопровождался возникновением негативного отношения к первым философам; рациональное знание, дающее философскую картину мира как умопостигаемой сущности вещей, объявляется единственно истинным, чувственное же знание, дающее натурфилософскую картину мира как мира явлений, — неистинным (см. 64, 141). В философии элеатов выясняются вопросы об отношении бытия и небытия и об отношении бытия и мышления, т. е. решается основной вопрос философии.

К миру умопостигаемому, а следовательно, истинному Парменид (540—470) относил бытие, т. е. все то, что существует. К миру же чувственному, а следовательно, неистинному он относил небытие, т. е. то, что не существует. Под несуществующим элейцы понимали пустоту как «ничто». В своей поэме «О природе» Парменид так говорит о путях познания:

Из этого Парменид и элейцы делали вывод, что бытие едино, цельно, непрерывно, однородно, неизменно и неподвижно. Не может быть ничего другого, кроме бытия, и отсюда замечательный вывод: бытие не возникает и не гибнет. Но отсюда и отрицание движения (двигаться бытие может только в небытие, а его нет), и отрицание изменения бытия во времени (не могло быть и не будет ничего другого, отличного от того, что есть в настоящем).

Доводы Парменида поддержал его воспитанник и ученик Зенон Элейский (ок. 490—430). Он доказывал невозможность движения в ряде логических «затруднений» (апорий), которые улавливали действительную (и до сих пор составляющую основу некоторых сложных философских и математических операций) трудность: как выразить движение в логике понятий? как выразить множественность? В античное время апории Зенона не могли быть действительно научно разрешены; пятнадцать веков потребовалось для выработки соответствующего логического и математического понятийного аппарата. На уровне античной науки апории разрешала атомистика, а затем (уже иными методами) — философия Аристотеля.

У Диогена Лаэрция и христианских писателей сохранились перечни философов VI—V вв., составленные в более позднюю эпоху. Согласно всем таблицам преемственности философов, Демокрит — наследник италийской линии философии. Вот один из фрагментов: «...Ксенофан, его ученик — Парменид, его — элеец Зенон, его — Левкипп, его — Демокрит» (13, VII). В других таблицах (Евсевий, Эпифаний) до или после Зенона указан еще Мелисс, который видоизменил учение элейцев, провозгласив бытие не конечным, а беспредельным. Однако, как говорил комментатор Аристотеля Симпликий, Левкипп «пошел при изучении сущего не по тому пути, по которому шли Парменид и Ксенофан, но, по-видимому, по прямо противоположному» (там же, 147). Аристотель это объясняет следующим образом:

«Некоторые из древних полагали, что необходимо (логически), чтобы бытие было едино и неподвижно. Ибо пустоты не существует, а при отсутствии отдельной пустоты невозможно движение, равно как и не может быть многих предметов, если отсутствует то, что отделяло бы их друг от друга... Исходя из таких рассуждений, некоторые (ученые) вышли за пределы ощущений и пренебрегли ими, так как считали, что нужно следовать разуму... Заметим, что с логической точки зрения все это последовательно, но с точки зрения фактов такой взгляд похож на бред сумасшедшего. Левкипп же был убежден, что у него есть теория, которая, исходя из доводов, согласных с чувствами (в то же время), не сделает невозможным ни возникновение, ни уничтожение, ни движение, ни множественность вещей» (там же, 146).

В начале этого рассуждения Аристотель подчеркнул, что Левкипп и Демокрит строили «наиболее методически» свою теорию «исходя из того, что сообразно природе, какова она есть». В его свидетельствах первые атомисты, подобно ионийским натурфилософам, выступают как «физики», т. е. исследователи природы, причем природа понималась прежде всего как «сущность вещей» (см. 55, 9). Вслед за Эмпедоклом и Анаксагором они осуществили синтез ионийской и западногреческой линии философии и, разрешая своей теорией поставленные элейцами вопросы, совершили коренной перелом в развитии греческой философии.

Элейское бытие было понято как вся Вселенная, как совокупность всех вещей, и как таковая она не могла возникнуть из несуществующего или превратиться в ничто (см. 13, 42; 43). Но это бытие стало из единого множественным, состоящим из бесконечного числа атомов, из которых каждый является неделимым, однородным, целостным, неизменным, полным, как элейское «единое бытие». Атомы постоянно движутся, а следовательно, бытие стало описываться как прерывное, и это было правильное решение. «Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого» (3, 29, 233). Но движение — это, согласно элейцам, переход в небытие; Левкипп и Демокрит допустили существование небытия — пустоты.

 

Атомы и пустота

Согласно Демокриту, Вселенная — это движущаяся материя, атомы веществ (бытие — to on, to den) и пустота (to uden, to meden); последняя так же реальна, как и бытие (см. 13, 146; 173; 189 и др.). Вечно движущиеся атомы, соединяясь, создают все вещи, их разъединение приводит к гибели и разрушению последних. Системе Демокрита, как и другим древнегреческим философским учениям, были присущи диалектические черты. В. И. Ленин увидел элемент диалектики уже в самом различении атомов и пустоты. По его мнению, Гегель, излагая учение Левкиппа, уловил «зерно истины»: в атомистике имеется «оттенок („момент“) отдельности; прерыв постепенности; момент сглажения противоречий; прерыв непрерывного, атом, единица... „Единица и непрерывность суть противоположности“...» (3, 29, 238).

Введение атомистами понятия пустоты как небытия имело глубокое философское значение. Категория небытия дала возможность объяснить возникновение и изменение вещей. Правда, у Демокрита бытие и небытие сосуществовали рядом, раздельно: атомы были носителями множественности, пустота же воплощала единство; в этом была метафизичность теории. Ее пытался преодолеть Аристотель, указывая, что мы видим «одно и то же непрерывное тело то жидким, то затвердевшим», следовательно, изменение качества — это не только простое соединение и разъединение (13, 239). Но на современном ему уровне науки он не мог дать этому должного объяснения, в то время как Демокрит убедительно доказывал, что причина этого явления — в изменении количества между-атомной пустоты.

Понятие пустоты привело к понятию пространственной бесконечности. Метафизическая черта древней атомистики проявилась также в понимании этой бесконечности как бесконечного количественного накапливания или уменьшения, соединения или разъединения постоянных «кирпичиков» бытия. Однако это не значит, что Демокрит вообще отрицал качественные превращения, наоборот, они играли в его картине мира огромную роль. Целые миры превращаются в другие. Превращаются и отдельные вещи, ибо вечные атомы не могут исчезать бесследно, они дают начало новым вещам. Превращение происходит в результате разрушения старого целого, разъединения атомов, которые затем составляют новое целое (там же, 343; 344). Согласно Демокриту, атомы неделимы (atomos — «неделимый»), они абсолютно плотны и не имеют физических частей. Но во всех телах они сочетаются так, что между ними остается хотя бы минимальное количество пустоты; от этих промежутков между атомами зависит консистенция тел.

Кроме признаков элейского бытия атомы обладают свойствами пифагорейского «предела» (см. 64, 173). Каждый атом конечен, ограничен определенной поверхностью и имеет неизменную геометрическую форму. Наоборот, пустота, как «беспредельное», ничем не ограничена и лишена важнейшего признака истинного бытия — формы. Атомы чувственно не воспринимаемы. Они похожи на пылинки, носящиеся в воздухе, и незаметные вследствие слишком малой величины, пока на них не упадет луч солнца, проникший через окно в помещение. Но атомы гораздо меньше этих пылинок (см. 13, 200—203); только луч мысли, разума может обнаружить их существование. Они невоспринимаемы еще и потому, что не имеют обычных чувственных качеств — цвета, запаха, вкуса и т. п.

Симпликий ясно говорит нам о том, что «пифагорейцы и Демокрит не без основания, отыскивая причины чувственных качеств, пришли к формам (т. е. к атомам)» (schemata), которые Демокрит иногда называл также абдерским словам rysmoi — «фигуры» или ideai — «идеи», «виды» (там же, 171. См. также CXV; CXVI; 198), подчеркивая их основной отличительный признак. Сведение строения материи к более элементарным и качественно однородным физическим единицам, чем «стихии», «четыре корня» и отчасти даже «семена» Анаксагора, имело в истории науки огромное значение.

Чем же, однако, различаются между собой атомы Демокрита?

Изучая свидетельства Феофраста, ученика Аристотеля, чьи комментарии послужили первоисточником многих более поздних сообщений о философии греческих досократиков, включая Демокрита, английский исследователь Мак Диармид отметил определенное противоречие. В одних местах речь идет только о различии форм атомов, в других — также о различии их порядка и положения (см. 80, 124; 125). Однако понять нетрудно: порядком и положением (поворотом) могут различаться не единичные атомы, а составные тела, или группы атомов, в одном составном теле. Такие группы атомов могут быть расположены вверх или вниз (положение), а также в разном порядке (как буквы НА и АН), что и видоизменяет тело, делает его другим (см. 13, 238—248). И хотя Демокрит не мог предугадать законов современной биохимии, но именно из этой науки мы знаем, что, действительно, несходство двух одинаковых по составу органических веществ, например двух полисахаридов, зависит от порядка, в котором выстроены их молекулы. Огромное разнообразие белковых веществ зависит преимущественно от порядка расположения в их молекулах аминокислот, причем число возможных комбинаций при их сочетаниях практически бесконечно. Фундаментальные частицы материи, существование которых предполагал Демокрит, соединяли в себе в некоторой мере свойства атома, молекулы, микрочастицы, химического элемента и некоторых более сложных соединений.

Атомы различались также величиной, от которой в свою очередь зависела тяжесть. Как известно, догадка об атомном весе принадлежит Эпикуру. Однако уже Демокрит был на пути к этому понятию, признавая относительный вес атомов, которые в зависимости от размеров бывают тяжелее или легче. Так, например, самыми легкими атомами он считал самые мелкие и гладкие шаровидные атомы огня, составляющие воздух, а также душу человека.

С формой и величиной атомов связан вопрос о так называемых амерах, или «математическом атомизме», Демокрита. Ряд древнегреческих философов (пифагорейцы, элейцы, Анаксагор, Левкипп) занимались математическими исследованиями. Выдающимся математическим умом был, несомненно, и Демокрит. Однако демокритовская математика отличалась от общепринятой. Согласно Аристотелю, она «расшатывала математику» (13, 108). Она основывалась на атомистических понятиях. Соглашаясь с Зеноном, что делимость пространства до бесконечности ведет к абсурду, к превращению в нулевые величины, из которых ничего не может быть построено, Демокрит открыл свои неделимые атомы. Но физический атом не совпадал с математической точкой. Согласно Демокриту, атомы имели разные размеры и формы, фигуры, одни были больше, другие меньше. Он допускал, что есть атомы крючкообразные, якоревидные, шероховатые, угловатые, изогнутые — иначе они бы не сцеплялись друг с другом (см. там же, 226; 227; 230; 233). Демокрит считал, что атомы неделимы физически, но мысленно в них можно выделить части — точки, которые, конечно, нельзя отторгнуть, они не имеют своего веса, но они тоже являются протяженными. Это не нулевая, а минимальная величина, дальше неделимая, мысленная часть атома — «амера» (бесчастная) (там же, 120; 124). Согласно некоторым свидетельствам (среди них имеется описание так называемой «площади Демокрита» у Джордано Бруно), в самом мелком атоме было 7 амер: верх, низ, левое, правое, переднее, заднее, середина. Это была математика, согласная с данными чувственного восприятия, которые говорили, что, как бы мало ни было физическое тело — например, невидимый атом, — такие части (стороны) в нем всегда можно вообразить, делить же до бесконечности даже мысленно невозможно.

Из протяженных точек Демокрит составлял протяженные линии, из них — плоскости. Конус, например, согласно Демокриту, состоит из тончайших чувственно не воспринимаемых из-за своей тонкости кружков, параллельных основанию. Так, путем складывания линий, сопровождающегося доказательством (см. там же, XIV), Демокрит открыл теорему об объеме конуса, который равен трети объема цилиндра с тем же основанием и равной высотой; так же он высчитал объем пирамиды. Оба открытия признал (и уже иначе обосновал) Архимед (см. 49 и 23, 35—41).

Авторы, сообщающие о взглядах Демокрита, мало понимали его математику. Аристотель же и последующие математики ее резко отвергли, поэтому она была забыта. Некоторые современные исследователи отрицают различие атомов и амер у Демокрита или полагают, что Демокрит считал атомы неделимыми и физически и теоретически (см. 73); но последняя точка зрения ведет к слишком большим противоречиям. Атомистическая теория математики существовала, и она возродилась впоследствии в школе Эпикура.

Атомы бесконечны в числе, число конфигураций атомов так же бесконечно (разнообразно), «так как нет основания, почему бы они были скорее такими, чем иными» (13, 147). Этот принцип («не более так, чем иначе»), который иногда в литературе называется принципом индифферентности или разновероятности, характерен для демокритовского объяснения Вселенной. С его помощью можно было обосновать бесконечность движения, пространства и времени. Согласно Демокриту, существование бесчисленных атомных форм обусловливает бесконечное разнообразие направлений и скорости первичных движений атомов, а это в свою очередь приводит их к встречам и столкновениям. Таким образом, все мирообразование детерминировано и является естественным следствием вечного движения материи.

О вечном движении говорили уже ионийские философы. Однако этот взгляд был у них еще связан с гилозоизмом. Мир находится в вечном движении, ибо он в их понимании — живое существо. Совершенно иначе решает вопрос Демокрит. Его атомы не одушевлены (атомы души являются ими только в связи с телом животного или человека). Вечное движение — это сталкивание, отталкивание, сцепление, разъединение, перемещение и падение атомов, вызванное первоначальным вихрем. Больше того, у атомов имеется свое, первичное движение, не вызванное толчками: «трястись во всех направлениях» или «вибрировать» (см. там же, комм. к 311). Последнее понятие не было развито; его не заметил Эпикур, когда он скорректировал демокритовскую теорию движения атомов, введя произвольное отклонение атомов от прямой.

В своей картине строения материи Демокрит исходил также из принципа, выдвинутого предшествующей философией (сформулированного Мелиссом и повторенного Анаксагором),— принципа сохранения бытия: «ничто не возникает из ничего». Он связывал его с вечностью времени и движения, что означало определенное понимание единства материи (атомов) и форм ее существования. И если элейцы считали, что этот принцип относится только к умопостигаемому «истинно сущему», то Демокрит относил его к реальному, объективно существующему миру, природе.

Атомистическая картина мира представляется несложной, но она грандиозна. Гипотеза об атомарном строении вещества была самой научной по своим принципам и самой убедительной из всех, созданных философами ранее. Она отметала самым решительным образом основную массу религиозно-мифологических представлений о надприродном мире, о вмешательстве богов. Кроме того, картина движения атомов в мировой пустоте, их столкновения и сцепления — это простейшая модель причинного взаимодействия. Детерминизм атомистов стал антиподом платоновской телеологии. Демокритовская картина мира — это уже ярко выраженный материализм, такое философское мирообъяснение было в условиях древности максимально противоположно мифологическому.

 

Космогония и космология. «Ананке»

В «Облаках» Аристофана имеются следующие строки:

Комедия Аристофана «Облака» была поставлена в Афинах в 423 г. Ученые считают, что незадолго до этого появился «Малый мирострой» Демокрита, где были изложены космогония, космология, а также учение о природе, обществе и человеке. Как видно из комедии, взгляды Левкиппа и Демокрита стали известны — возможно, через софистов — афинской публике. Демокритовское учение вложено Аристофаном в уста Сократу, который в глазах афинян был олицетворением философии, а следовательно, антимифологических воззрений (и который неправильно отождествлен здесь с софистами).

На основе наблюдений и, возможно, философского переосмысления традиционной мифологической идеи о первоначальном «хаосе» Левкипп пришел к своей замечательной гипотезе, одной из самых плодотворных идей древности о «вихре» (dinos) атомов, — начальном состоянии и движущей силе возникновения космоса. Демокрит, отбросив учение о силах, движущих материю («Любовь» и «Вражда» у Эмпедокла, Разум — «Нус» у Анаксагора), целиком принял и дальше развил концепцию Левкиппа. Ученый комментатор Аристотеля Филопон (нач. VI в. н. э.) дает нам следующее определение вихря: вихрь — «это такое движение (элементов), вследствие которого они отделяются друг от друга» (13, 288). Древние авторы приводят ряд описаний возникновения мира из вихря атомов (см. там же, 288—300), которые, «сталкиваясь между собой и всячески кружась... распределяются по отдельным местам — подобное к подобному» (там же, 289); «все рождается путем сплочения и сцепления (epallaxis) этих первотел» (там же, 292).

Учение о вихре отметил Ф. Энгельс (см. 2, 20, 505); на него обратил внимание и В. И. Ленин, конспектируя труд Гегеля (3, 29, 239). Для последнего это положение Левкиппа (и Демокрита) лишено всякого интереса; «пустое изображение», «смутные запутанные представления»,— выписывает В. И. Ленин гегелевские характеристики и восклицает с возмущением: «Слепота Гегеля, однобокость идеалиста!!» Когда же Гегель, передавая описание движения атомов у Эпикура, жалуется на «произвол и скуку», В. И. Ленин напоминает: «а электроны?», «а „бог“ у идеалистов???» (там же, 266).

Первичное движение атомов — это природное движение, им присущее, оно не требует внешнего толчка (см. 13, 313). Только в дальнейшем сплетение и сочетание атомов в сложные тела происходит в результате толчков, ударов и силы притяжения подобного к подобному, признание которой характерно для ряда философских систем того времени. Эта сила действует в космогонической картине Демокрита как закон природы и, согласно мнению некоторых исследователей, является первичной причиной образования самого вихря.

Вихрь возникает не единожды. Хаотическое движение атомов в пространстве постоянно приводит к образованию вихрей, из которых создаются бесчисленные миры (см. там же, 347 и др.). Все эти миры, в том числе и наш, рождаются и погибают, но Вселенная вечна: безначальна и бесконечна (см. там же, 14). Она не имеет создателя, и в ней нет цели; все в ней подчинено всеобъемлющему закону необходимости, и ничто не случается без естественной причины.

Бесконечные миры во Вселенной! Эта мысль всегда в истории науки и в истории философии ассоциировалась с могучей фигурой Джордано Бруно. Однако эта идея, выдвинутая итальянским мыслителем на новой научной основе в конце XVI в., была настоящим «возрождением» из пепла идей древних атомистов. О бесконечных мирах последовательно, с точки зрения атомизма, учили Левкипп и Демокрит. Согласно их взглядам, множество миров существуют одновременно в пространстве; они разные (есть и одинаковые), на самых разных расстояниях друг от друга и на разных стадиях развития. Каждый из них рождается, расцветает и погибает. Столкновение этих миров может вызвать космическую катастрофу (см. там же, 343— 360). Интересно объясняет этот взгляд Ш. Муглер: Демокрит говорит не о падении целых миров друг на друга — это, по мнению Муглера, недопонимание источников, — а только о выпадении (так сказано у Плутарха и Ипполита) отдельных атомов одного мира в другой (космической радиации, сказали бы мы) в виде истечений, которые могут иметь пагубные последствия (см. 81, 223). Однако у Ипполита действительно говорится о столкновении миров (tus kosmus), а не атомов. Но Плутарх говорит и о выпадении чужеродных тел на Землю как источнике болезней; подобные мысли есть и у Лукреция (см. 12, VI 662—663).

Исходя из атомистической теории, Демокрит рисует грандиозную космогоническую гипотезу. Вихреобразное движение, согласно Демокриту, было причиной образования и нашего мира, и этот мир, сейчас находящийся в расцвете, подчинен естественным законам Вселенной. В процессе вихревого движения осуществилась качественная дифференциация материи. В результате действия закона притяжения подобного подобным, атомы, более или менее однородные по форме, объединились вместе, возникли Земля и небесные светила, раскалившиеся от быстроты движения. Но тот же закон -имел и обратное действие; несходные атомы отталкивали друг друга (см. 13, 318; 320; 323; 382). Таким образом, процессы притяжения и отталкивания привели к образованию всего окружающего мира. Здесь особенно уместны слова Ф. Энгельса о том, что в отличие от метафизического естествознания XVII—XVIII вв. «для греческих философов мир был по существу чем-то возникшим из хаоса, чем-то развившимся, чем-то ставшим» (2, 20, 349).

Все происходящее в мире, согласно Демокриту, подчинено не сверхъестественной силе, а только закону необходимости (ananke, to anankaion). Необходимость Демокрит понимал как бесконечную цепь причинно-следственных связей. Он не искал первопричины мира — он ее отрицал. Но он постоянно искал причинные основания всех временных явлений. Об этом говорят заглавия целого цикла его произведений: «Небесные причины»; «Воздушные причины»; «Наземные причины»; «Причины огня и того, что в огне»; «Причины звуков»; «Причины семян, растений и плодов»; «Причины живых существ»; «Смешанные причины». В составе технических сочинений — «Причины благоприятного и неблагоприятного», а в этических записках — «Причины законов» (см. 13, CXV).

Некоторые ученые пытались оспаривать подлинность «Причин». Однако эти попытки не имеют серьезных оснований. Хотя «Причины» указаны в списке Диогена Лаэрция отдельно от тетралогий, заключительная фраза Диогена ясно свидетельствует о том, что, все им перечисленное в древности считалось подлинным, и только «прочие» сочинения (не вошедшие в список) либо частично переделаны, либо неподлинны (см. там же, комм. 1 к CXV). Найти причины явлений — это была, по Демокриту, одна из главных задач науки и деятельности ученого («мудреца»). Даже если заглавия «Причин» переданы неточно и если знаменитое изречение Демокрита о том, что для него предпочтительнее найти одну причину, чем занять персидский престол, — легенда, то все содержание естественнонаучных и философских отрывков Демокрита свидетельствует, что главным для философа был поиск причинной закономерности явлений. Социальная философия, теория ощущений, учение о происхождении живой природы, вопросы зоологии, ботаники, психологии — таков был круг научных интересов Демокрита, судя по дошедшим до нас фрагментам. И рассмотрение каждого вопроса было насыщено у него причинными объяснениями. Часто это мнимые объяснения, сделанные из-за скудного запаса фактов по аналогии. Но это всегда — объяснение явлений естественными причинами, поэтому у Демокрита так много правильных наблюдений и блестящих догадок.

Начиная с Аристотеля, который придерживался телеологической точки зрения, т. е. искал «конечную причину» и целенаправленность в природе, и кончая христианскими писателями, верящими в «божественное провидение», все противники материалистического детерминизма нападали на Демокрита. Приведем ряд высказываний. Аристотель: «Демокрит оставил в стороне цель и не говорил о ней, а возводил все, чем пользуется природа, к необходимости» (13, 23). Христианский писатель Лактанций: «Начать с того вопроса, который представляется первым по существу: есть ли провидение, которое направляет все на свете, или же все и создано и управляется случайностью. Основоположником последнего мнения был Демокрит, защитником — Эпикур» (там же, 591). Дионисий: Демокрит «считает высшей мудростью постижение того, что происходит неразумно и без толку, а случай ставит и владыкой и царем вселенной и божественных (сил)» (там же, 29).

Как видно, необходимость, не управляемую божественным провидением, христианские писатели называют случайностью, а Демокрита — философом, воспевающим «бестолковость» и «случай» во Вселенной. Отрицание промысла божьего, с их точки зрения, делало философию Эпикура, Лукреция и Демокрита «вредной» и «опасной», и они отвергали ее с порога, а само отрицание промысла считали введением случайности в качестве творца мира. У Данте (хотя в его поэме Демокрит находится в светлой части кругов «Ада», далеко от Эпикура) он изображен так:

В действительности Демокрит настолько был увлечен возможностью «сквозного» причинного объяснения мира, что объявлял всякого рода случайные события лишь субъективной иллюзией, порожденной незнанием подлинных причин происходящего. Знание же их, по убеждению Демокрита, превращает любую случайность в необходимость.

Демокрит, широко пользуясь распространенным в древности принципом аналогии микрокосмоса и макрокосмоса (см. 13, 9—12а), приводил в своих сочинениях примеры главным образом из человеческой практики. Поэтому Симпликий, а также вышеупомянутый Дионисий считают, что отрицание Демокритом случая не относилось к явлениям природы.

Согласно Демокриту, если человек нашел клад — это не случайно, ибо причиной было вскапывание земли или посадка оливкового дерева. Другой человек встретил того, кого не рассчитывал встретить; причиной было то, что он пошел на рынок (см. там же, 24) и т. д. Любое явление имеет свою причину, поэтому нет случайности. Точно так же и миры и вещи возникают не случайно, а по причине сталкивания и отталкивания атомов, и весь космос — из вихря. По некоторым источникам, Демокрит называл вихрь необходимостью (см. там же, 23), овеществляя понятие в материальном явлении. Но видимо, вернее будет сказать, что он называл необходимостью движение атомов (см. 71, 346), которое было вечным, независимым от временно возникающих вихрей. Но в терминах телеологии Аристотеля и его комментаторов процесс самодвижения атомов характеризуется как «автоматический» (to automaton), т. е. спонтанный (см. 13, 18), а иногда «случайный», что является искажением взглядов Демокрита.

По мнению Эпикура, необходимость в философии Демокрита фатальна. Критикуя «физиков», Эпикур писал, что «лучше уж следовать мифу о богах, чем быть рабом предопределенности (почитаемой) естествоиспытателями» (там же, 37), так как неумолимая необходимость не оставляет даже такой надежды, как молитва. Возможно, отвечая на критику Аристотеля (который имел на него большое влияние), Эпикур, чтобы обосновать свободную волю человека, внес поправку в учение о движении атомов и допустил отклонение (parenklisis) атома от прямой линии при падении. Ведь атомы души тоже движутся, и, если они зависят от цепи причин и следствий, тянущихся в бесконечность, человек становится рабом необходимости. К. Маркс в своей диссертации показал, что это различие систем Демокрита и Эпикура существенно. Поправка Эпикура оказалась предвосхищением современной науки, открывшей в движении микрочастиц соотношение неопределенностей.

Тем не менее, если вдуматься в учение Демокрита, станет ясно, что он не был фаталистом. Он отбрасывал случай только в прямом значении— «tyche», т. е. отрицал слепую «судьбу», которая подобно мифологической богине Тюхе может внести внезапное изменение в естественный ход явлений. Он был приверженцем необходимости как естественного хода явлений (аристотелевское «automaton»). С другой стороны, он отрицал неизбежный рок фаталистов и судьбу — «Мойру», которая тяготела, согласно греческой религии, над человеком и на поверку тоже оказывалась произволом, что было запечатлено древнегреческими трагиками.

Скорбит хор в трагедии Софокла «Эдип-царь»:

С точки зрения фатализма (который приобрел классическую форму в стоицизме) все события предопределены с незапамятного прошлого по настоящее и будущее цепью причин и следствий. Так истолковал взгляд Демокрита только Псевдоплутарх (см. 13, 23). Однако в указанном фрагменте говорится о том, что раз движение атомов вечно, то в нем заложены и причины настоящего. Но для каждого явления Демокрит искал специфическую причину, осуществляя самоотверженный научный поиск, что не имело бы никакого смысла, если бы он стоял на точке зрения фатализма. Этика Демокрита также лишена фатализма и предполагает свободную волю человека (см. ниже, гл. VII); это полностью признавал Эпикур, который, однако, усматривал в этом непоследовательность и считал, что у Демокрита «теория приходит в столкновение с практикой» (13, 36а).

Вопрос о характере детерминизма Демокрита исследовал советский ученый И. Д. Рожанский. В своей книге он сравнил космологические взгляды Анаксагора и Демокрита (см. 55, 207—208). Согласно Анаксагору, если бы космообразование могло произойти не только у нас, но и в другом месте, то этот мир был бы во всех отношениях подобен нашему. Такая точка зрения была связана с анаксагоровским пониманием космоса как живого организма, который сам себя воспроизводит. Демокрит с этим не согласен. Бесчисленные миры могут быть совершенно различны. В некоторых нет ни Солнца, ни Луны, в других Солнце и Луна больше наших, в третьих же их большее число. Могут быть и такие миры, где совершенно нет воды и там нет растений и животных (см. 13, 343; 344; 349).

Таким образом, хотя Демокрит и детерминист, но, согласно его взгляду, закономерности, управляющие движением атомов, оставляют неограниченное поле возможностей (в силу бесконечного разнообразия как самих атомов, так и их сочетаний) для образования самых разных миров. То же разнообразие атомов создает различные цепи причин и следствий, которые требуют исследования в каждом отдельном случае. Итак, у Демокрита случайность и необходимость не исключают, а предполагают друг друга. Эпикур был прав, видимо, обвиняя Демокрита в том, что он недостаточно обосновал этот взгляд самим движением атомов.

 

Развитие живой природы

О живой природе Демокрит (судя по заглавиям) писал в сочинениях: «О природе», «Малый мирострой», а также в нескольких книгах «Причин». Не все наблюдаемое и виденное Демокрит прямо подчинял атомистической гипотезе, но всегда — каузальному пониманию мира.

В демокритовской картине мира смешиваются передовые для своего времени и уже устаревшие для греческой философии и физики взгляды. Замечательной была догадка Левкиппа и Демокрита (таков же был и взгляд Анаксагора) о звездной природе Млечного Пути. Аэций свидетельствует: «Демокрит говорит, что Млечный Путь — это совместное свечение многих малых, расположенных одна за другой звезд, светящихся вместе вследствие тесного расположения» (13, 418). По словам Сенеки, «Демокрит, самый тонкий ученый из всех древних, также утверждал, что он подозревает существование неизвестных нам (планет)» (там же, 390). Демокрит правильно считал, что в бесконечном пространстве («великой пустоте») нет ни «верха», ни «низа», ни «центра», ни «крал» (см. там же, 361), только в космосе атомы падают «вниз», так как они притягиваются к центру вихря.

Но наряду с этим Демокрит представлял себе Землю плоской или имеющей форму вогнутого, для удержания морей, барабана (хотя космос, по Демокриту, шаровиден). Он считал также, что Земля парит в центре космоса, не меняя своего положения (см. там же, 401—405). А ведь уже пифагорейцы учили, что шаровидная Земля вместе с другими планетами вращается вокруг «центрального огня» (см. 21, Д 44 А 17). Имеется все же одно не совсем ясное сообщение Диогена Лаэрция о том, что, согласно Демокриту, Земля вращается вокруг центра (возможно, вокруг своей оси) (см. 13, 404 и комм.). Вероятно, на каком-то этапе жизни Демокрит внес некоторые исправления в свою космологию.

В бесконечной Вселенной среди других миров возник наш Космос. Различные сочетания атомов обусловили разнообразие этого мира материальных вещей. Атомы различной формы и величины образовали первичные сочетания: огонь, воду, воздух и землю (см. там же, 271—281). Вода и земля — это смесь элементов, «панспермия» — «полный набор семян» (там же, 140а—145). Она потенциально способна на любые образования, в том числе живые.

Обычные атомы, сцепившиеся между собой зубцами и выступами и образовавшие большие по величине тела, как будто затормозили свое естественное движение, стали застывшими и неподвижными и движутся силой ударов и толчков (это атомы, составляющие воду, землю и другие сложные соединения).

Только шарообразные, или сферические, атомы огня имеют особую подвижность, потому что «они касаются (других) по наименьшей плоскости» и, видимо, потому что они в своем движении не задерживаются трением (там же, 131; 132; комм. 5 к 304), вследствие чего движутся вечно и беспрестанно. Атомы огня благодаря своей сферической форме не могут сцепляться и создавать одно целое. В своем движении они проникают повсюду и, если заполняют в достаточном количестве пустые поры в теле, придают ему свое движение.

Свойствами атомов огня Демокрит объяснял небесные явления. Он говорил, что гром вызывается тем, что с большой силой прорывается огонь, заключенный в облаках с очень толстым покровом. Когда же облако сталкивается с другими облаками, атомы огня как бы процеживаются через имеющиеся пустоты и собираются вместе — это вспыхивает молния. Наконец, когда этот поток порождающих огонь телец силой устремится вниз, молния падает на Землю. Подобно Анаксагору, Демокрит говорил, что звезды — камни, а воспламенились они от быстроты движения (см. там же, 415). Точно так же Солнце и Луна не вечны, а возникли, как и Земля, «при незаконченных образованиях отдельных миров» и их природа была сходной с природой земли, а не горячей; только впоследствии солнечная сфера, расширившись, «приняла в себя и огонь», и солнце стало «куском раскаленного металла или камня» (там же, 395; 396).

Таким образом, между огнем и движением имеется постоянное взаимодействие: от быстроты движения тела раскаляются, т. е. принимают в себя из окружения все больше атомов огня, и, наоборот, быстродвижущиеся атомы огня приводят тела в движение. Можно сказать, что движение атомов огня является силой, приводящей в движение другие тела, ибо Демокрит определял силу как то, что воздействует и является причиной изменения в другом. Притом то, что воздействует, и то, что подвергается воздействию, одинаково, т. е. взаимодействуют атомы, одинаковые по форме. Если даже воздействующее инородно, оно действует «в инородном, поскольку оно сколько-нибудь одинаково», т. е. по принципу соединения подобного с подобным (там же, 315—326 и комм, к 321). Поэтому огненные атомы воздействуют на тело извне постольку, поскольку оно внутри имеет одинаковые атомы, и изнутри, поскольку они соединяются с такими же атомами вовне.

Именно так Демокрит представлял роль огненных атомов в живом организме, атомистически объясняя сущность жизни. И его концепция была шагом вперед по сравнению с гилозоизмом ионийских философов (хотя у Демокрита и были некоторые пережитки гилозоизма). Ни атомы сами по себе, ни их сложные соединения не были «живыми». Жизнь сообщали им атомы огня.

Если вдуматься в роль Демокритовых атомов огня, то их движение представляет у него вторую и, пожалуй, высшую форму движения. Первая элементарная форма движения — вихрь атомов. Вторичное же движение под воздействием атомов огня составляет, по Демокриту, как сущность жизни, так и сущность ума или психики человека; причем это уже не сугубо внешний источник движения. Атомы огня в теле человека и в связи с ним составляют его «душу» или ум, что, согласно Демокриту, одно и то же. Атомы души или разума есть везде, даже в мертвых предметах — камнях. Но там их слишком мало, они далеко отстоят друг от друга и не могут ни разогреть предмета, ни придать ему движения. Если сравнить мертвые предметы и живые, то, по Демокриту, жизнь — это результат количественного накопления, определенной концентрации движущихся огненных атомов, размещенных в ткани тела (см. там же, 443а—451). Древний гилозоизм здесь трансформирован в «физический» («огненный») план и почти исчезает: фиксируется различие живого и неживого.

Жизнь на Земле возникла из неживой материи путем спонтанной генерации из влажной земли. Согласно Демокриту (по мнению Рейнгардта, в свидетельстве Диодора, которое мы здесь приводим, излагается теория Демокрита), от солнечной теплоты «поверхность (еще полужидкой земли) вздулась, а некоторые влажные вещества вспучились во многих местах; в этих местах возникли гнилостные пузыри, покрытые тонкой кожицей...». Вследствие нагревания они «стали нести живой плод», а когда «увеличились до надлежащего размера, оболочки лопнули под влиянием солнечного жара, и появились на свет различные виды животных» (13, 515). С преобладанием теплоты (огненного вещества) они оказались птицами, землистых веществ — сухопутными животными, влажных — плавающими. Животные собирались в виды по принципу тяготения подобного к подобному. Прямо из земли появились деревья и растения. Когда земля окончательно затвердела, она не могла больше рождать крупных животных и стала рождать лишь травы и другие растения, а также мельчайших животных, а «все одушевленные стали уже рождаться от взаимного смешения» (там же).

Об этой теории, которую Диодор позаимствовал от земляка Демокрита, философа Гекатея Абдерского (IV—III вв.) и которая повторяется у ученого Гермиппа (III в.), постоянно (особенно в зарубежной науке) идут споры. Одни ученые признают ее демокритовской, другие нет. Данная теория приводится и другими авторами (Цензорином, Аэцием, Лактанцием). Правда, она не излагается в терминах атомистического учения, но, во-первых, авторы, переработавшие ее, не были атомистами, а во-вторых, во всех остальных свидетельствах, касающихся вопросов биологии, у Демокрита прямо об атомах уже не говорится; речь ведь идет о соединениях, сложных телах. В биологии Демокрита (см. там же, 514—557) говорится о четырех элементах. Традиционное учение о них находилось в некотором противоречии с теорией атомов, но признавалось атомистами. Теория, приведенная Диодором, содержит взгляды, уже до Демокрита распространенные в Ионии; кроме того, подобная теория излагается в двух произведениях Гиппократа: в «О древней медицине» и «О мускулах». Наконец, еще у одного абдерита — Протагора, как мы увидим дальше, взгляды на возникновение жизни, человека, общества имели много общего с изложенными у Диодора. Нет сомнения, что именно «естествоиспытатель» Демокрит был основным автором теории, передаваемой Диодором.

Немало наивного и несостоятельного было и во взглядах Демокрита на происхождение и развитие жизни. Но в то же время у Демокрита обнаруживается замечательная догадка, своего рода зачатки теории естественного отбора. Уже Анаксимандр учил, что первоначально че ловек произошел от животных другого вида и «вначале был подобен ...рыбе» (14, 1, 39). Ксенофан на основе изучения окаменелостей и отпечатков доказывал, что некогда земля была покрыта водой и существовали только морские животные. Затем земля стала илом и эти животные были занесены на сушу, тогда появились и люди (см. там же, 103).

Взгляды Анаксимандра и Ксенофана на возникновение живых существ развивал в середине V в. Эмпедокл. Согласно его концепции, в природе под влиянием двух мировых сил — Любви и Вражды — был осуществлен ряд последовательных разрушений и созиданий животного царства. В первобытном море плавали сначала части тел животных — «головы без тел, руки без плеч, ноги без тела» (14, 2, 199). Под действием Любви они стали соединяться; но сначала это были уродливые образования — существа с двумя головами, с головой быка и телом человека, и наоборот. Эти образования оказались нежизнеспособными и погибли. После трех рождений улучшающихся, но все еще неудачных существ появились, наконец, совершенные, которые остались в живых (см. там же, 199—201; 159; 160). Так, в этой еще полумифической картине катастроф прозвучала мысль о выживании приспособленных. Идеи борьбы за существование, результатом которой является естественный отбор, здесь нет еще. «Уроды» Эмпедокла никакой борьбы не вели, они вообще были не способны к жизни.

Несравненно более научной была философия великого мыслителя V в. Анаксагора. Мы не знаем полностью его взглядов на происхождение жизни и человека; но до нас дошла его блестящая догадка о решающей роли руки в становлении человека (см. 55, 201). Наличие рук привело, согласно Анаксагору, к развитию разума человека и определило превосходство последнего над животными. На каком же основании мы можем утверждать, что именно в учении Демокрита появились зачатки теории естественного отбора?

В «Физике» Аристотеля утверждается, что то или иное устройство тел животных возникает в силу естественной закономерности и необходимости, причем целесообразность этого устройства является результатом случайных благоприятных совпадений, которые сохранились, в то время как другие, неблагоприятные приводили и приводят к гибели организмов: «...что препятствует тому, чтобы так же обстояло дело и в природе, и с (отдельными) частями (тела), например, то, что из числа зубов в силу природной необходимости передние вырастают острыми, удобными для разрывания пищи, а коренные — плоскими, полезными для растирания пищи, т. е. не может ли быть, что это происходит не для указанной цели, а имеет место лишь случайное совпадение?.. (Части), в которых все совпало таким образом, как если бы они возникли для определенной цели, уцелели, так как они, образовавшись спонтанно, оказались полезными, части же не такого устройства погибли и погибают, подобно тому как Эмпедокл рассказывает о своих „быка порожденьях с лицом человечьим“» (13, 31). Здесь ясно выражена мысль о естественном отборе. Зубы животных устроены удобно и целесообразно для питания животных потому, что животные с такими зубами уцелели в борьбе с окружающей природой.

Но кому принадлежит эта мысль? Аристотелю? Великий систематизатор древности излагал не только свои взгляды. Он широко использовал труды философских предшественников, не всегда называя их по имени. С одними он соглашался, с другими полемизировал. Уже давно доказано, что в приведенном месте Аристотель излагал взгляды противника. Это подтверждается особенно последующими словами: «Таково это рассуждение, способное привести в недоумение...», а дальше говорится о «тех, которые выставили эту теорию».

Комментатор Аристотеля Симпликий, разъясняя это место, развил и более обстоятельно изложил приведенный детерминистский взгляд. Приведя в пример орлов, которые вследствие слишком искривленного клюва принуждены голодать и погибают, тогда как другие, наоборот, сохраняют жизнь, и повторив из текста Аристотеля стих Эмпедокла, Симпликий продолжает: «Все, что соединилось друг с другом таким образом, что могло уцелеть, стало живым и сохранилось, так как его части взаимно удовлетворяли одни потребностям других: зубы разрывали и разжевывали пищу, желудок переваривал ее, печень превращала ее в кровь... То же, что соединилось ненадлежащим образом, погибло... На этой точке зрения, по-видимому, стояли из древних физиков все те, которые считают (сквозную) необходимость, присущую материальному миру, причиной происходящего... а из более поздних — эпикурейцы» (там же, 516).

Почему же Аристотель не согласен с этим мнением?

Потому что все его мировоззрение пронизывает телеологическая точка зрения. Поэтому он выступил против концепции «бесцельного процесса». Согласно Аристотелю, если у животных вырастают зубы, полезные для разрывания и растирания пищи, то дело не в необходимости, а в цели. Противник Аристотеля — материалист и детерминист, который все явления окружающего мира объясняет естественными причинами.

Как видно, у Аристотеля и Симпликия в изложении точки зрения противников объединены теории нескольких философов — «древних физиков», т. е. изучающих природу. Одним из них, несомненно, является Эмпедокл, который здесь прямо цитируется. Однако неверно, как это делают некоторые ученые, приписывать зачатки теории естественного отбора только Эмпедоклу. В приведенных строках ясно говорится о «древних физиках» во множественном числе. Кроме того, Симпликий и Аристотель приводят ряд мнений, которые никак нельзя считать принадлежащими Эмпедоклу.

Есть основания полагать, что автор высказанной точки зрения — Демокрит (см. 77, 111—133; 160—184). Неоднократное подчеркивание Аристотелем и Симпликием того, что у «древних физиков» материальная необходимость (hylike ananke) — причина явлений, является прямым указанием на Демокрита, у которого признание этого было характерной чертой учения, а сам Демокрит был даже известен как «почитатель необходимости». Это подтверждает и включенный в новое издание Демокрита отрывок из произведения Аристотеля «О происхождении животных», где автор прямо полемизирует с Демокритом. Здесь тоже речь идет о зубах, а именно о причине выпадения молочных зубов у животных, вырастания и выпадения прочих и т. д. Оба философа в общем одинаково понимают это явление, но Аристотель обрушивается на Демокрита за то, что тот все объясняет «случаем и природной необходимостью», а не указывает разумной цели, не указывает, что это происходит «ради блага» (см. там же, 517).

Вспомним, что на подобные обвинения отвечал впоследствии Дарвин: «Если бы происходили только одни правильные изменения, естественный отбор был бы излишним». Интересно, что для Дарвина не осталось незамеченным приведенное нами место из второй книги «Физики» Аристотеля, где говорится о форме зубов животных. Несмотря на предоставленный ему сильно искаженный перевод, Дарвин усмотрел в нем как бы проблеск будущего начала естественного отбора. Можно сказать, что, так же как до великого Коперника существовал надолго забытый Аристарх, как до диалектики Гегеля «прирожденными диалектиками» (Энгельс) были древнегреческие философы, так и зародыш теории естественного отбора появился в учениях древнегреческих материалистов.