Через год Виктор приехал к Наде, в Анджерку. Пышная Тайка рога ему наставила. А его это сын или кого другого осталось загадкой. Он затосковал о Наде и дочке, понял, что дурак был, что-то не так делал, требовал от юной жены того, что не имел права требовать. Покаялся. Вся Надина родина настаивала: Надя прости. И она простила.

Но постель их осталась на всю жизнь холодной.

Позже Надя изменяла ему, потихоньку, желая той простой бабьей радости, которой почему-то была лишена в замужестве. Он тоже не был ей верен, по той простой причине, что был мужиком, и имел свое законное право применить себя. Не пропадать же мужчине в соку. Но для дома он оставался добытчиком и хозяином. Надю, свою куколку, которая в последствие заматерела, и стала статной, красивой женщиной он любил искренне. Но это была не плотская любовь, а какая-то совсем другая. Скорее, небесная, чем земная.

Мать звонила ему из Аткарска: «Ну, и как там твоя селедка?».

Ей бы и в голову не пришло, что Надя превратилась из худой селедки в прекрасную деликатесную рыбку, которую жаждали многие мужчины Анжерки.