— Как самочувствие? — встретил меня вопросом Виграф. Сегодня он был в светло-синей рубашке классического покроя, но более ничем не отличался от себя-предыдущего и с аппетитом поглощал какую-то кашу, сверкая жизнерадостным лицом. Я, впрочем, тоже не чувствовал дискомфорта после затянувшихся посиделок и честно ответил, садясь напротив:

— Нормально. Твоё, смотрю, тоже.

— Вполне. А значит, мы готовы развивать начатое. Как ты смотришь на прогулку по программе «всё включено»?

Следом за мной в зал вбежала Альма и, виновато поклонившись в сторону хозяина, заняла место по инструкции, за моим стулом; манку из большой кастрюли в центре стола я успел наложить сам. Бросив на нас весёлый взгляд, Виграф издал короткий звучный вздох, проассоциировавшийся у меня с былинными барышнями, томно поглядывающими из окна светёлки.

— Альма, нальёшь чаю? — попросил я, вспомнив недавние наставления. Девушка просияла и кинулась к посуде; хорошо ещё, что сорт подавался один и не возникло потребности разбираться в нюансах. — А что за программа такая?

— О! — Виграф чуть наклонился вперёд и стал таинственно рассказывать, сопровождая слова плавной жестикуляцией одной рукой. Выглядело это как нечто среднее между объяснением плана диверсии, рекламой нового шоу и воспроизведением сказок тысячи и одной ночи. — Минуя несколько близлежащих доменов, мы попадём на Змеиную гряду, одно из самых высоких скоплений гор в этой части мира. Поднимемся на самый верх, наблюдая рождающийся на наших глазах закат, и попадём в гости к моей подруге, которая живёт в вулкане, подобного которому ты ещё не видел!

— Учитывая, что это будет первый вулкан в моей жизни, я заинтригован.

— Ваш чай, милорд, — прошептала Альма практически мне на ухо. Поймав ещё один взгляд Виграфа, я мысленно вздохнул — как же это всё странно ощущается! — и коснулся руки девушки, которой она пододвинула чашку.

— Спасибо.

— Альма, дорогая, сбегай вниз скажи, что мы скоро отбываем, — отослал её феодал. Прищёлкнул пальцами: — Ах да, Маркус, ты ведь не против оставить лошадей и прогуляться на дирижабле?

— Ого! — от лошадей мне по-прежнему требовался отдых, да и предложение было необычным. — Полностью за.

— Прекрасно. Распорядись тогда, чтобы подготовили дирижабль. — Когда за девушкой захлопнулась дверь, он торжествующе развёл руками: — Совсем другое дело! Скорость твоего прогресса по сравнению со вчерашним днём просто поражает.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но, вспомнив о присутствии за спиной Виграфа Берты, почувствовал, что краснею, и переключился на завтрак.

Закончив, Виграф подошёл к окну и кивнул вниз:

— Вон он, красавец.

Во дворе раскладывали сложную конструкцию из кусков полотна мягко-серого цвета, соединённых между собой деревянными, вроде бы, рейками. В центре оно приподнималось каким-то объектом размером с автомобиль, вероятно кабиной или как там оно называется.

— Поместится? — выразил сомнение я, вставая рядом.

— Конечно. На определённом этапе вступает автоматизация, и дальше надо только следить за ветром.

Мне стало любопытно, и я решил досмотреть процесс до конца.

Действительно, когда полотно заняло практически всё доступное пространство, над кабиной сам собой возник пузырь, который стал быстро расти и поднимать за собой оболочку. Дойдя до уровня нашего окна, шар остановился и воздух перенаправился в стороны.

Объект внизу оказался похож на открытую конную коляску века восемнадцатого-девятнадцатого, но не обособленную, а лежащую на обнимающем её снизу и сзади моторном отсеке, органично продолжавшем контуры.

— Здорово! — восхитился я. — Вот куда тратят потенциал люди, далёкие от войны?

— Ага, на средства доставки, чтобы стать к войне чуточку ближе.

— Серьёзно?

— В некотором смысле, — Виграф усмехнулся, но обычные для него озорные искры в глазах притухли. — В рабочем режиме он становится невидимым, чтобы завистники и дураки не могли испортить удовольствие.

— Эк у вас тут, — покачал головой я.

— Да как везде, — феодал тряхнул волосами и вернулся к столу. — Ну-с, можно начинать собираться. Час у нас точно есть, хотя никто не мешает отправиться и к ночи.

— Что надо успеть сделать? — деловито поинтересовался я. Виграф окинул меня долгим оценивающим взглядом. Кивнул самому себе, снова посмотрел мне в глаза.

— Одеться.

Личность приютившего меня человека характеризовалась уже тем, что помимо «комнаты для прослушиваний» он уместил в свой не такой уж большой замок комнату для переодевания. Натурально, две стены из четырёх целиком занимали шкафы, а окно напротив двери, по всей видимости, оставили чтобы оценивать вид одежды в солнечном свете. В углу у окна возвышались ростовые зеркала, позволяющие разглядеть себя с любого ракурса.

Обошлось без бесконечных примерок, но минут десять Виграф плясал между секциями, напевая что-то под нос и изредка поглядывая на меня. В конце концов, подобрал два комплекта и торжественно вручил:

— На, присматривайся, я скоро приду.

Льняная пара из спортивных брюк и рубашки с подвёрнутыми рукавами мне не приглянулась, хотя и выглядела неплохо. А вот чёрные с фиолетовым отливом брюки и мягко-сиреневая рубашка затронули в душе что-то связанное с княжеством и были немедленно надеты. Они оказались малость неудобны в нескольких местах, и я решил две проблемы за раз — сделав подправленную копию и вернув оригиналы на место. Теперь и мне будет что носить, и хозяин ничего не потеряет.

Вскоре вернулся Виграф в синем костюме с золотого цвета декоративным оформлением, включая характерную шнуровку на торсе. Окинул меня довольным взглядом:

— Хорошо.

— Твой в шкафу, — сообщил я, — это уже копия.

— Чудо, а не ребёнок, — феодал всплеснул руками.

— В смысле?

— Анекдот такой есть, — он подошёл ко мне, расстегнул дополнительно одну пуговицу сверху, доведя счёт до двух, поправил рубашку на плечах. — «Сёмочка, иди домой обедать!» — «Мы поели у Мойши, мам!» — «Чудо, а не ребёнок!»

Я усмехнулся. Задал наиболее интересующий сейчас вопрос:

— Ты серьёзно пойдёшь в этом?

— Почему нет? — в голосе Виграфа звучало искреннее недоумение. Встав в героическую позу, он краем глаза полюбовался на своё отражение в зеркале. — Не вижу ни одной причины.

Память о доспехах местного предводителя светлых сил заставила смириться. Но на всякий случай я уточнил:

— Мы, чисто случайно, не на слёт гусарского клуба едем?

— Обижаешь! Я такой один. Хотя интересная задумка для домена, надо будет подкинуть кому-нибудь мысль.

— А не жалко? — удивился я. — Да и вообще, зачем подкидывать кому-то мысли? Неужели люди сами не знают, чего хотят?

— Я бы сказал, их желания слабо соотносятся с формами создаваемых сообществ, так что этот момент никого особо не волнует.

Ответ так удивил, что на нём разговор и прервался, и я молча последовал за занимавшимся последними приготовлениями Виграфом. Лишь однажды поинтересовался:

— Люди ведь объединяются по интересам. А разве можно, имея одинаковые интересы, формировать различные структуры?

— Разумеется. Политические партии — самый явный пример, — походя отбил феодал, на секунду оторвавшись от дел. Пришлось снова согласиться с ним.

Судя по тому, что провожать нас почти никто не вышел, даже Альма, о которой я волей-неволей думал большую часть времени передвижения по замку, путешествия Виграфа были делом более чем привычным. Сев на диванчике по ходу дирижабля рядом с полной рычажков панелью, феодал дёрнул самый большой из них и помахал находящимся внизу. Лестницу, по которой мы забирались, уже отодвинули, так что от заведения мотора до подъёма в воздух прошло секунд десять, не больше. С непривычки вцепившись сразу в оба борта до боли в пальцах, я наблюдал, как перед нами под низкий подвывающий гул проплывают многочисленные башенки и, наконец, остаётся целиком внизу замок.

Владелец его, спокойно откинувшись и положив одну руку рядом, подставлял лицо ветру и не показывал ни малейшего волнения по поводу отсутствия стен и нормального потолка и сопутствующей возможности выпасть.

— Здесь есть какая-нибудь спасательная система? — крикнул я, перекрывая шум силовой установки.

— Конечно! — отозвался феодал. Протянул руку назад, похлопал по стенке: — Минибар!

Не выдержав, я расхохотался. Страх в самом деле немного отступил.

Через несколько минут дирижабль закончил манёвр и поплыл вдоль побережья на восток. Мотор притих и теперь мерно гудел, заставляя вибрировать пол; скорее всего, вибрация шла и раньше, но трясущимися от мандража ногами это сложно было определить. Набравшись смелости и глянув вниз, я увидел простирающееся под нами море, уходящее куда-то за горизонт. Видимо, сразу к эльфийским берегам, если на пути к ним не встречалось островов.

— Я, конечно, много на чём летал… хотя вру, не так уж много, больше наблюдал. Но даже летающие животные не заставляли так бояться.

— Животным можно довериться, — высказал предположение Виграф, — с машинами в этом плане сложнее. Но ты можешь довериться мне.

— Как насчёт статистических данных? Сколько успело опробовать эту штуковину, сколько остались довольны?

Феодал задумался:

— Человек десять, плюс-минус. Количество добравшихся до пункта назначения совпадает с количеством погруженных. Случаи выпадения за борт — множественные, с повторами, на совести отдельных людей.

— Я их не знаю, случаем?

— Меня ты точно знаешь, — беззаботно отозвался Виграф. Рефлексы сработали моментально: я сперва вцепился в ближайший борт, и только потом стал анализировать и спросил:

— И по какому случаю они выпадали?

— По случаю употребления алкоголя, — усмехнулся Виграф, постукивая пальцами по приборной панели. — Кто-то сам на спор прыгал, кого-то выносило из-за потери координации.

— Но домой доставлены были все, — напомнил я. — Каким образом?

— Спасательный круг. На воду садиться слишком сложно и неоправданно, так что я сидел наверху и тянул верёвку. Хотя одного привезли прям так, понравилось ему, видите ли. Ну, а мне-то что, привязал верёвку и полетел.

— Всё равно ведь опасно, — я представил такой полёт в подробностях и, хотя не мог не оценивать его зрелищность, сомневался в безопасности.

— Над алкоголем я, увы, не властен, — Виграф развёл руками, — а пьяный слышит слово «опасно» как «круто».

— Мда.

По правому борту, слева от меня, закончились горы, нависавшие над заливом, где осталось наше прибежище, и открылась холмистая местность, примерно такая же, как преодолённая мной по пути от троицы воителей. Замков стало меньше, даже с учётом дальности обзора, но меня они особо и не интересовали, в отличие от пейзажей, напоминавших об оставленных на другом краю земли государствах.

— Кстати, — вспомнилось вдруг, — ты хотел обсудить земельный вопрос применительно к здешней империи.

— Нет повести печальнее на свете, — с готовностью отозвался Виграф, — чем повесть о песочнице и детях. Хотя начиналась империя, как водится, не с этого. Тебя ведь интересует экскурс в историю?

— Ещё как. Думаю, для понимания происходящего он мне необходим.

— Может статься, он запутает тебя ещё больше, — подмигнул феодал. — Там увидим. В общем, собралась как-то знакомая компания обсудить насущные тяготы, да и решила попробовать действовать сообща. Мало того, полноценное государство построить! Как подобает всем серьёзным людям, для которых слова «план захвата мира» не пустой звук. Строить решили таким образом: заводила, по стечению обстоятельств — наиболее успешный в военном деле, стал верховным главнокомандующим, остальные — его офицерами во главе собственных дружин. Молодая динамично развивающаяся компания успела подмять под себя с пару десятков соседей, пока остальные поняли, что схема рабочая и стоит внимания.

— А раньше никто не знал, что кооперация решает? — удивился я.

— Кооперация это одно, а тут совсем другое! Если тебе предложат подружиться с кем-то против кого-то, ты, скорее всего, согласишься. Но если предложение будет носить неопределённый характер, при том, что от тебя требуется подчиниться кому-то, ты наверняка откажешься.

— Ну, допустим.

— Когда накопилась критическая масса, вольные — а именно так они стали называть себя в противовес покорившимся империи — объединились в союз, на равных встретились с армадой с востока и с небольшим перевесом одержали над ней верх. Поток желающих присоединиться к империи к тому моменту уже иссяк: кто-то испугался, кого-то смутили слухи о внутренней смуте. Одно за другое, и имперцев погнали обратно, отбирая завоёванное.

— «Покорившимся» — это их собственное восприятие? Или реальное положение дел таким и было?

— Вот слушай, — продолжил Виграф. — Компания, как ты догадываешься, за прошедшее время разрослась на притоке добровольцев. Принципы организации остались прежними, но заметив, что новички довольно часто воюют не так хорошо, как от них ожидают, компаньоны усложнили структуру. Офицеры, они же курфюрсты, как их называли некоторые, стали так же, как Вождь ими, командовать всеми прочими. Стали офицерами не только среди создаваемых, но и среди равных. Им это очень понравилось, тем более, что скоро у них появились собственные фавориты и помощники, образовывавшие ближние кружки.

— Могу предположить, что, как только начались неприятности, эти кружки моментально перегрызлись, — высказался я, вспоминая по ходу рассказа лекции Веалена.

— Всё так. Некоторые погрузились в интриги за влияние на Вождя, некоторые открыто объявили о неподчинении. Ну, как, открыто… Перестали отвечать на сообщения и ушли в глубь территории, чтобы с группой единомышленников поселиться на приглянувшемся куске земли. Кто-то переметнулся к союзу вольных, договорившись, что им оставят домены в нынешней приграничной полосе и не предъявят в дальнейшем претензий. В общем, идея централизованного государства получила обоснование, но реализация вышла так себе. Первая волна контрнаступления отобрала половину территории, потом оставшиеся офицеры убили Вождя, попытавшегося провести чистку рядов от деструктивных элементов, и вторая волна отхватила половину от того, что оставалось.

— И они удержались? — удивился я. — Не разбежались окончательно?

— Так ведь остались, с одной стороны, достаточно способные, выжившие в междоусобице, с другой, самые замотивированные на продолжение. Они видели, чего можно добиться с помощью империи, и после такого уже не захочешь возвращаться к одиночному существованию. Неразрешимые противоречия ушли в прошлое вместе с теми, на кого они были завязаны, и все имперцы объединились в совет во главе с Лидером. Оставшуюся под контролем землю поделили поровну, без учёта прежних границ, полнота власти в новых доменах отошла к их хозяевам. Во время войны Лидер становился главнокомандующим и для этого созывал всех с ополчением, а в остальное время неспешно занимался учётной деятельностью: перепись населения, наличный объём потенциала, и прочее по мелочи. С масштабными задачами вроде переписи помогали инициативные группы.

— Либо всё превратилось в болото и развалилось, либо Лидер занялся укреплением позиций, — высказал я предположение.

— Нечто среднее.

Сделав паузу, Виграф пощёлкал рычажками, корректируя параметры нашего движения. Продолжил:

— Период мирной жизни растянулся на довольно долгое время. И мало-помалу имперцы стали игнорировать свои обязанности, при том, что продолжали пользоваться пассивными благами: на два десятка человек, как ты догадываешься, никто просто так не нападёт. На этом фоне начал кристаллизоваться бюрократический аппарат, который объединил сторонников жёсткой линии и вёл пропаганду на тему «заплати налоги — и спи спокойно».

— А зачем им налоги?

— Устойчивая фраза. Там ценились не деньги, а солдаты, которых все имперцы должны были раз в период создавать за свой счёт и поставлять в копилку государства, которой распоряжался Лидер. Должны были — но выполняли не все и не в полном объёме. На эти споры наложился — та-дам! — земельный вопрос. Прослышав о чудесном изобретении местных политических гениев, в империю устремились изгнанники, готовые за кусочек свободной земли в хорошем районе и подчиниться, и платить взносы, и вообще всячески поддерживать линию партии. Кусочки они получали маленькие, но зато бюрократия использовала их для пропаганды против старых имперцев, которые действительно смотрелись на фоне новичков довольно блёкло. В день икс на совете подняли вопрос о переделе доменов в целях расселения в достойных условиях приобретённых верноподданных — разумеется, за счёт недобросовестных налогоплательщиков. Те возмутились и подняли шум, на них насела бюрократия, и слово за слово — начался вооружённый конфликт. Силы распределились примерно поровну: в распоряжении ленивых владетелей была земля, централистов оказалось больше, но половину составляли малоземельные изгнанники. Пришлось опираться на копилку Лидера. Ко всеобщему, пожалуй, удивлению, конфликт погасили в минимальные сроки — за счёт разницы мотивации сторон.

— И приступили к подготовке к новой войне.

— Разумеется, зачем же ещё нужно было объединяться? Хотя в этот раз всё оказалось не так просто. Империя была ещё не так сильна, сколачивание союза против неё тоже забуксовало. Но многие слышали об очередной гражданской войне на её территории, так что самые хитрые соседи развернули предварительную агитацию: надо ударить по империи сейчас, пока она не окрепла и не ударила сама. При том, что имперцы активно зазывали к себе всех желающих улучшить материальное положение посредством полномасштабной войны и освобождения земли от множества претендентов. Догадываешься, что за этим последовало?

— Насколько понимаю, ценность каждой конкретной головы сильно выросла и пошла война не за территории, а за умы.

— А те, кто ещё не выбрал предпочтительную сторону, активно этим пользовались, — подтвердил Виграф. — Торговались до последнего, выбивая лучшие условия договора. И то, не давая, чаще всего, окончательного ответа, только «можете рассчитывать на меня, позовите, как всё начнётся».

— Да уж. И кому первому надоело?

— Вольным. Им предлагать было особо нечего, сами-то хотели разжиться чем-нибудь. Поэтому, поняв, что хороший момент для наступления уходит, а цирк прекращаться не собирается, они объявили об окончании мобилизации, прямо обвинив в этом безземельных. Большая ошибка. Империя планов не изменила и, подобрав освободившийся человеческий резерв, помчалась вскачь.

— Закончилось тем же, что и в прошлый раз?

— Итог в любом случае был предсказуем, но события пошли по-другому. Выполнив план-минимум, имперцы собрали совет и постановили двигаться дальше. Но до того, как была достигнута следующая планка, Лидера убили: ходили слухи, что он имел какие-то неафишируемые договорённости с новыми соратниками и новые земли собирались поделить исключительно между ними, при том, что первый достигнутый результат поделили между всеми имперцами поровну. Вопрос урегулировать не удалось, так что решили таким способом.

— И империя вошла в новый кризис, — вздохнул я.

Хроника воспринималась скорее как кино или книга, анализ действий участников с точки зрения привычных установок я не проводил: в чём-то было интересно сосредоточиться на повествовании Виграфа и получении удовольствия от общения, в чём-то не хотелось задумываться о том, насколько местные отличаются от Правителей. Последний вопрос лучше было оставить на потом, для свободного размышления.

— Как посмотреть, лично мне кажется, что по сравнению с прошлым разом им повезло. Граница остановилась на том расстоянии, когда союзу всё ещё требовалось приложить достаточно много усилий для оформления, хотя империя могла использовать полученные ресурсы прямо сейчас. Но да, убийство действующего Лидера породило соответствующие споры в совете. В принципе, все были согласны с тем, что это не хорошо, и искали пути решения, но каждый видел их по-своему. Часть, преимущественно бывшие безземельные, настаивали на расширении центральных прав и всеобщем равном подчинении — в их интересах было наличие сильного защитника, не зависящего от старых друзей. Старые имперцы предлагали всеобщую структуру, ранги в которой распределялись бы в соответствии с военными заслугами. Наверху должен был располагаться совет из десяти самых лучших, а совет возглавлял бы достаточно формальный Лидер. Время поспорить у них имелось, так что ничто не предвещало, как говорится. Но среди радикальных централистов вызрел заговор: они решили, что спорами ничего не добиться и надо убить наиболее ярких представителей противостоящей группировки, чтобы остальные сдались. Удар с наскока не получился, и результатом плохо спланированной операции стала, — Виграф приосанился, голос его стал торжественным, как у церемонийместера на балу, — всеимперская вседворцовая имени его лидерского высочества бойня.

Я шумно выдохнул: ожидать от феодалов гуманности было бы нелогично, но развязка превзошла все ожидания.

— А дальше продолжился старый цирк на новый лад, — Виграф снова сменил тон на обычный с оттенками таинственности, наклонился чуть ближе. — Количество имперцев резко уменьшилось, в разы. Количество земли осталось прежним. Как думаешь, имеет смысл нападать в этот момент?

— Хм… Если подобрать всю освободившуюся землю, количество потенциала, следуя логике, возрастёт пропорционально.

— Только не сам потенциал, а его пределы. Да, именно на этом строили пропаганду выжившие: мы не трогаем вас, вы не трогайте нас, иначе новое наступление будет куда более согласованным, чем раньше, и вам его не остановить. Проверить это так никому и не удалось, потому как никто не решался, и даже если это был миф, то очень красивый.

— Интересно. А что там происходило на самом деле?

— Победили централисты радикального толка, которые установили совершенно новые правила сосуществования. Предводитель их группы взял себе новый титул, Властитель, его власть стала распространяться на всю территорию империи, за исключением только домашних замков. Нового Властителя, обработав имеющийся опыт, договорились выбирать на дуэли с «нулевым блоком», без всякого потенциала, и другие способы выдвижения не считать допустимыми. Блок ставил совет, куда снова вошли все живые имперцы, но в целом его возможности оказались урезаны. Напрямую Властитель занимался только войсками, остальное поручал советникам, которым, по факту, разрешалось делать что угодно для выполнения поставленных задач на условиях личной ответственности за результат. Совет мог обсуждать их действия и устанавливать некоторые ограничения, но не больше. Рекрутский набор оставили, хотя теперь, понятно дело, за статистикой следили гораздо лучше. И теперь за невыполнение обязательств перед центром могли лишить места в совете, укрепляя таким образом дисциплину.

— А неплохое образование получилось, — оценил я. Виграф кивнул:

— Особенно при том, что лишение места в совете носило характер остракизма. Не можешь исполнять функции — не являешься полноценным имперцем. Сдавай домен и иди куда хочешь.

— Сурово. Но действенно, думаю.

— Как оказалось в дальнейшем, недостаточно действенно. Те участки земли, которые остались в имперской собственности, но потеряли хозяев, после перетасовки перешли в прямое распоряжение Властителя — кроме пограничных, куда переселили часть имперцев из центра. Чтобы не возникало конфликтов с новичками, отрезать им наделы решили именно от этой, свободной земли, мол, Властитель олицетворяет всё государство и, в отличие от других, ничего не потеряет, если передаст часть владений в управление.

— Небось желающие получить бесплатную территорию мигом слетелись.

— Конечно, но всех проверяли на идеологичность и прочие качества. Даже специальные ритуалы возникли по определению пригодности соискателей к получению имперского гражданства. Тем и развлекались, пока время было мирное. Но это всё равно не помогло: новый конфликт новички и спровоцировали, их число, несмотря ни на что, увеличивалось быстрее, чем освобождалась, по тем или иным причинам, новая земля. Каждый новый надел и так был меньше предыдущего, но это не только не улучшало, а даже в чём-то ухудшало ситуацию.

— Война, — пожал я плечами.

— Хотели, — согласился Виграф, — но не успели. Предводитель фракции недовольных выступил на совете с обвинением в адрес старых феодалов, мол, они не исполняют часть обязанностей, но пользуются расположением Властителя благодаря давней дружбе. Те ответили, что новички последних лет должны быть довольны самим фактом присоединения к империи, а не спорить из-за земли, далее обвинения приобрели личный характер, и Властитель оказался вызван на дуэль, которую благополучно выиграл. Недовольные затихли, но на следующем совете предъявили обвинение уже в нарушении дуэльных правил и вмешательстве в ход поединка. Которое следует исправить автоматическим прекращением полномочий действующего Властителя и всеобщими выборами нового. Закончилось всё снова бойней.

Виграф сделал паузу на управление транспортным средством.

— Новым Властителем стал один из восставших, и земля была поделена между всеми имперцами поровну. Все прежние правила в кои-то веки сохранились, лишь новичкам постановили сосать лапу до ближайшей войны или другого появления новых территорий. В совет им входить разрешили, но без права голоса, так как полноценными членами общества они не являются.

— Сдаётся, я уже знаю результат нового этапа, — усмехнулся я.

— Да уж кому, как не тебе.

— Ну, не скажи. Тут всё так запутано, что половину исходов я бы, может, и предположил, но угадать не смог.

— Так и живём, — развёл руками Виграф, по-прежнему беззаботный. — Многие новички стали вступать в инициативные группы при советниках Властителя, получая таким образом долгожданный голос в совете. Однако через некоторое время поднялся вопрос о том, что слишком уж часто стали подводить кого-то под конфискацию, отыгрываясь, видимо, за предыдущий период. Лишение места в совете ведь отправляло феодала по миру, а его домен передавали кому-то другому, из числа безземельных в порядке очереди. Так вот, сверху надавили, снизу прижали, и выяснилось, что бюрократы вовсю мухлюют со статистикой и списками очередей и действительно специально подводят порядочных имперцев под статью в интересах кого-то из своих друзей. Вот тебе и инициативные группы. Гражданской войны не произошло, новичков было слишком мало, но всех причастных к махинациям без лишних рассуждений перебили, включая тех, кто уже сидел на местах. После этого приём новичков закрыли с концами, решив, что от них слишком много проблем.

— Весело, — заметил я.

— Очень, хотя снаружи за всем этим наблюдать гораздо веселее, чем изнутри. Чем ближе ты к водовороту, тем больше у тебя возможностей узнать, какие сокровища лежат на глубине, но тем меньше возможностей выплыть обратно.

— Как-то так. И чем всё закончилось?

— А пока тем и закончилось. Это последнее яркое событие, и сейчас там всё тихо бурлит в ожидании нового конфликта, между кем бы он ни произошёл. Как произойдёт — можно будет собирать информацию и восстанавливать картину событий. А тем временем мы приближаемся к точке назначения.

По левой стороне от меня из-за очередной гряды показалась небольшая равнина, на которой стояла большая деревня, вытянувшаяся вдоль подножья горы удивительно ровной формы. Тёмно-серые безжизненные скалы, между которыми вилась выделявшаяся светлым дорожка, уходили к вершине, из которой раз в несколько секунд бил сноп бездымных искр. Периодически неизвестной природы заряд копился и превращался в гораздо большего размера золотой фонтанчик, как от фейерверка.

— Я представлял себе вулканы совершенно по-другому.

— Готов поспорить, такого, — Виграф сделал акцент на последнем слове, — вулкана ты не представлял вовсе.

Дорожка, как я заметил, присмотревшись, шла только до середины склона, где располагались ровная площадка вполне подходящего для нас размера и вход в тёмную пещеру. Заложив плавный вираж, мы направились прямо туда. Без всяких проблем, как заправский воздухоплаватель… воздухопловец?… скорее, просто авантюрист с внушительным стажем, Виграф посадил дирижабль и, дождавшись успокоения мотора, открыл неприметный отсек в полу. Скинул вниз верёвочную лестницу, пояснил:

— Спрыгнуть можно и так, а вот на обратном пути пригодится. Трап мне тут подавать пока отказываются, но я над этим работаю.

С каждым пройденным по тёмному коридору метром — а называть этот тоннель пещерой язык не поворачивался, слишком уж пол и свод были ровными — становилась громче музыка, идущая из условного жерла. Я различил скрипку и гитару, ещё, кажется, фоном играла виолончель. Красивая и энергичная композиция звала ускориться, присоединиться к празднику, устроенному в таком необычном месте. Полумрак распространялся, похоже, на все внутренние помещения; глаза без особых проблем различали детали обстановки, но что-то большее вроде попыток разглядеть выход представляло трудности.

Мы вышли в огромный, теряющийся в размерах зал. Метрах в трёх от пола стены начинали медленно сужаться и заканчивались кратером, в который просматривалось голубое небо. Здесь освещению было уделено особое внимание: оно как будто жило собственной жизнью, неоднородно распределяясь и гуляя во всех трёх измерениях как ему вздумается.

Наиболее яркое пятно приходилось на центр зала, где танцевал единственный присутствующий здесь человек — девушка с рыжими волосами, спускавшимися сзади почти до талии и переходившими в круглую чёлку, в свободном бело-оранжевом платье чуть выше колена. Следуя за её движениями, волосы то плавно перелетали широким шлейфом, то вздымались настоящей огненной волной, от чего поневоле перехватывало дыхание.

Кажется, она заметила нас не сильно позже появления, но продолжала танцевать, демонстрируя изящность и красоту стройного тела и наслаждаясь производимым впечатлением. Лично я ничего не имел против этого, Виграф так и вовсе напоминал с застывшей на лице полуулыбкой и прищуренными глазами мартовского кота.

Слитно с последней нотой выйдя из танцевального движения, девушка легко, несмотря на тяжёлое дыхание, направилась к нам. Свет сразу же перестроился, выделив нас всех в большой плавно сужающийся круг.

— Лучшего момента для знакомства и представить нельзя, — Виграф вышел вперёд и плавно развернулся, одновременно выходя на позицию для поцелуя и становясь посередине, чтобы наблюдать всех. Девушка с готовностью подставила щёку. — Маркус, позволь представить тебе хозяина этого домена, богиню музыкального вулкана и самую обворожительную даму в этой части света Луару.

— Раз от раза всё напыщеннее, Граф, — проворковала девушка, шутливо отмахиваясь от него. У неё обнаружилась очень мило звучащая картавость, наподобие французского акцента.

— Луара, это мой дорогой гость, заехавший в наши места в поиске приключений, Маркус. Прошу любить и жаловать.

— Это ты удачно попал, приключений у нас всегда в достатке, — подтвердила девушка, окидывая меня пристальным и оценивающим и одновременно хитрым лисьим взглядом. Пространство под её глазами было щедро усыпано веснушками, от маленького аккуратного носа до острых скул. Тонкие губы изгибались в загадочной улыбке, от которой можно было ждать чего угодно.

— Приятно познакомиться, — я слегка наклонил голову, Луара в ответ сделала намёк на книксен, насколько позволял короткий подол.

— Чай, кофе, перекус? — предложил Виграф. — Или сразу танцевать?

— Вы голодные, мальчики? — поинтересовалась Луара.

— В меру, — феодал отозвался за обоих. — Мы вылетели сразу после завтрака, но скоро надо будет подкрепиться.

— Поняла, никаких проблем.

В стороне, куда махнула рукой девушка, возникла из темноты большая стойка с «набором для вечеринки»: тарелки с нарезкой, канапе, вазочки со сладостями, мисочки с фруктовым салатом, и тому подобное.

— Я, пожалуй, тоже схвачу чего-нибудь, — решила она.

— Пока ты отдыхаешь, я могу ввести Маркуса в курс дела, — предложил Виграф.

— Давай. А там и я присоединюсь.

— Что от меня требуется? — с лёгкой опаской спросил я, когда мы зашли чуть глубже в зал. Феодал развёл руками:

— Это же очевидно. Танцевать!

— Я не умею, — чуть нервно отрезал я. — Вообще. Не хочу позориться.

— Но ты чувствуешь музыку, — Виграф изобразил кистью движение волны, — отслеживаешь, как она течёт, как влияет на тебя.

— Этого недостаточно. Если ты привёз меня сюда ради этого…

— Смотри.

Он провёл мыском полукруг по полу, и вдруг едва ли не у меня над ухом заиграла невидимая скрипка. Мозг подсказывал, что покрытие у пола очень странное и издаёт ненормальные звуки, но я на всякий случай обернулся: пусто.

— А вот так? — спросил Виграф; происходящее его веселило. Полукруг, сделанный его рукой, отозвался уже голосом виолончели. Движение кистью сверху вниз пробудило трубу с низким тоном.

— Ещё, — попросил я, пытаясь разобраться.

Виграф сделал сложное движение ногами, перескочив вбок; мне это почему-то напомнило танцы из американских мюзиклов середины или начала двадцатого века. Невидимый — несуществующий? — оркестр молчал. Затем то же самое движение в обратном направлении — и я услышал примерно те же не то джазовые, не то роковые аккорды, с которыми и ассоциировал визуально.

— Ты рисуешь музыку? Серьёзно?

— И ты рисуешь музыку. Все могут рисовать музыку, если захотят, — феодал поплыл вокруг меня в ритме вальса под соответствующую мелодию фортепьяно и скрипки. Сделав широкий круг, вернулся назад, встал прямо передо мной и, уперев внимательный взгляд, настойчиво произнёс:

— Просто попробуй. Думай о той музыке, под которую двигаешься, и действуй. Главное, не ломать ритм и не ломать гармонию между движениями и музыкой.

— Не ломать гармонию по много лет учат в специальных школах, — проворчал я напоследок. Но в голове уже формировалась задача и просчитывалось, что потребуется для её выполнения. И, конечно, разгорался азарт.

— Дать совет? — предложил Виграф.

— Давай.

— Начни с малого, к большому ты так или иначе придёшь. Найди знакомую песню с подходящим ритмом и пройдись по залу, подстраивая под неё шаг. Главное, не выпускай из головы. Ходил когда-нибудь с плеером в ушах по городу?

Действительно, цепочка самых обычных шагов отозвалась мерным барабанным ритмом. Поддавшись желанию и чуть усложним движение, я добавил перезвон тарелок.

— Работает! У меня получается!

— Так держать! — крикнул Виграф, от которого я, сам того не отследив, оказался уже довольно далеко.

Сами собой включились руки, складываясь в какие-то банальнейшие формы, но, пока я не задумался об этом, они встраивали в рождавшуюся композицию звуки гитары. Переселив себя и снова позволив телу жить собственной жизнью, я вернул гитару на место и понял, чего от меня хотели и что пытались донести.

Вокруг звучала практически та песня, которую я знал и на которую ориентировался. Однако попытка остановиться и продолжить танец на месте, в том виде, в котором, как я знал, он и должен был проходить, окончилась провалом — инструменты зафальшивили, вызвав цепную реакцию с движениями рук и ног, и в конце концов я остановился.

— Отлично! — до меня добежал Виграф, одобрительно похлопал по плечу. — А ты говорил.

— Я же не знал, что всё… вот так, — я развёл руками со смущённой улыбкой, не в силах выразить кипящую внутри бурю эмоций. — Беру слова назад, спасибо, что привёл меня сюда.

Феодал широко, с витиеватым движением рукой церемониально поклонился.

Сперва я боялся, что, засмотревшись на Виграфа и Луару, не захочу ничего делать сам — куда мне до них, если они этим занимаются постоянно? Но оказалось, что всё органично дополняло друг друга: они танцевали, даря как возможность полюбоваться различными стилями, так и идеи для движений, потом они отдыхали, а я постигал границы своих тела и фантазии и вникал в услышанные советы, и далее по новой.

Автоматически регулировалось не только освещение, но и температура: потоки обнимающего воздуха становились то теплее, то холоднее, благодаря чему всегда было комфортно и никто не перегревался, хотя попытки предпринимались постоянно.

В какой-то момент ребята начали спорить и до меня донесся голос Луары:

— Ну, Граф! Ты уже давно про неё не вспоминаешь, когда я её увижу?

Приблизившись из интереса, я ненароком стал участником происходящего:

— Вон, и Маркус ничего подобного ещё не видел. Покажи класс, Граф!

— Хорошо, драгоценная моя, только не делай такие жалобные глаза, — погладив Луару по волосам, сдался феодал. Встал с диванчика, на котором они отдыхали, потянулся. — Но сначала ты покажешь нам обоим Нотр-дам.

— Ох, вредина! — фыркнула девушка. — Ну, ладно, так и быть.

Поднявшись следом, она шутливо толкнула парня в бок, вышла на свободное пространство и подняла руки. Платье, уже неоднократно за сегодня менявшееся, превратилось в длинный цветастый цыганский наряд.

— Маркус? — обратилась девушка ко мне. — Как тебе Нотр-дам де Пари?

— Мюзикл? — уточнил я. — В оригинале ни разу не видел. В записи, если честно, тоже… Но несколько песен знаю, нравится.

— Я лучше оригинала, — убедительно произнесла Луара с хитрой улыбкой. Пройдя мимо и проведя рукой по моему плечу, от чего по телу прошла дрожь, она направилась в центр.

Заняв место рядом с Виграфом и дождавшись вступления музыки для гарантии приватности, я поделился:

— Она умопомрачительная, во всех смыслах.

— Надеюсь, тебя не одолевает желание сбежать? — усмехнулся феодал, делая глоток из высокого стакана.

Ответ уже был в голове, но на всякий случай я перепроверил его, проанализировав ощущения:

— Нет. Здесь здорово.

— Это хорошо, — спокойно кивнул Виграф, наблюдая за танцем девушки. — Потому что ей ты тоже нравишься.

— Да..! Блин, какого… — справившись с собой, я гораздо более осознанно и членораздельно возмутился: — Ты либо врёшь, либо подстраиваешь всё так!

— Ни то и ни другое, — с чувством произнёс он. Обернулся ко мне с расслабленной улыбкой. — Смирись, Маркус, ты нравишься девушкам. Волноваться нужно было бы в обратной ситуации, а тебе нужно просто протянуть руку и взять то, что само к тебе тянется.

— Я не… Ох… Не то чтобы я не хочу, но… — против воли я бросил взгляд в сторону Луары, кружившейся под звуки гитары, барабанов и скрипки. — Это не моё. Понимаешь?

— Расслабься, оно ничьё, — Виграф посмотрел на меня более пристально и серьёзно. — Она не моя девушка, которую я пытаюсь подложить товарищу в постель. Она не подруга, проигравшая мне спор. Она совершенно самостоятельна и умеет выбирать объекты интереса. Интереса, хочу заметить. Она не спит с каждым встречным, всего лишь уделяет внимание тем, кто этого заслуживает.

— Я первый встречный.

— Нет. Тебя привёл я, и это достаточно много говорит в твою пользу. У нас, кстати, есть определённая договорённость: наиболее интересных гостей мы стараемся вытаскивать и к другому тоже — разбавляем таким образом круг общения и оказываем небольшую помощь.

— Неужели вам так скучно? — поморщился я, выигрывая время на обдумывание основного вопроса.

— Всем иногда бывает скучно. И я сейчас не про постель. Такие люди, как мы с Луарой, действительно зависимы от количества новых знакомых. А те, с кем можно позволить продолжить общение, и вовсе крупицы золота в куче песка. Ты ведь знаешь цену людям, Маркус. Как думаешь, желание прикоснуться к золоту это плохо?

— Люди гибнут за металл, — бросил я первое что пришло в голову.

— Без металла гибнет гораздо больше, — Виграф тряхнул головой. Чуть влажные волосы липли к щекам, закрывая ему обзор. — Нам не требуется обеспечивать себя. Но взамен мы несём иные тяготы, вроде той, которую я назвал. Ты хороший человек, не лишай другого хорошего человека возможности пообщаться с тобой чуть ближе, чем ты привык. Ты останешься доволен, а её сделаешь капельку счастливее.

Я на секунду закрыл глаза, запоминая ощущения. Чётко произнёс:

— Нет, — и снова устремил взгляд на Луару, чувствуя необъяснимое облегчение, как будто с души слетел какой-то груз.

Какой? Что он там делал, откуда появился? Это, наверное, придётся решать позже. А пока я мог — впервые, пожалуй, за сегодня — совершенно спокойно, не отвлекаясь ни на какие сторонние позывы, наблюдать мастерство танца хозяйки вулкана.

— Кремень, — совершенно неожиданно заключил Виграф, качая головой с оттенком, если мне не показалось, восхищения в голосе. Он мягко положил руку мне на плечо: — Надеюсь, это не станет причиной раздора между нами. Наслаждайся вечером, ты это заслужил.

Я ничего не ответил — всё равно не смог бы подобрать слова, да и Луара уже заканчивала.

В закрывающем большую часть тела платье ей было довольно тяжко, так что я всё-таки увидел капли пота на её лице. Отдышавшись, девушка, точно отмеряя интонации, попросила:

— Воды, умираю.

Виграф уже держал наготове наполненный стакан, который поднёс с почтительным полупоклоном:

— Я же говорил, богиня!

— Ну, не только поэтому, — усмехнулась Луара, хотя ей явно были приятны такие восхваления. Приняла стакан, сделала несколько глотков. — Как тебе, Маркус?

— Великолепно, — улыбнулся я, тоже поднимаясь. — Просить тебе станцевать всё произведение было бы чрезмерно, но посмотреть на постановку целиком действительно захотелось.

— Если растянуть на несколько дней, то можно попробовать, это будет интересно, — она попыталась обжечь меня взглядом, как раньше, но эта магия перестала на меня действовать, и я ответил новой не выражающей ничего сверхъестественного улыбкой.

— Ух, как я сейчас разгорюсь, — заметил Виграф, оглядывая зал.

— Не хочешь сменить костюм? — усмехнулся я.

— Да костюм нормальный, ты сам видел. Но к такому я сегодня точно не готовился.

— Меркьюри, Граф! — захлопала в радоши Луара. — Фредди Меркьюри!

— Нет уж, ни раздеваться, ни даже расстёгивать я ничего не буду, — погрозил ей пальцем феодал, — не надо торопить события.

В ответ ему подарили такой же обжигающий взгляд, какой мне недавно, на который он ответил соответственно. Да, эти игры явно были не для меня, по крайней мере, не по моему уровню.

Виграф дошёл до центра, приняв эффектную позу, вызвал на себя луч света из ниоткуда, приготовился и медленно двинулся по кругу, чередуя плавные скользящие движения и быстрые перестраивания. Мелодию, к моему удивлению, взялся выводить величественный орган. Через какое-то время он перешёл на тянущиеся ноты, а мелодию подхватила скрипка.

— Уже пару раз хотел спросить, — вспомнил я, — здесь нельзя воспроизводить слова?

— Можно, — Луара кивнула, — но это требует гораздо большей концентрации. Приходится выбирать, лучший танец или точный текст.

— Ага, понятно. А то и пара знакомых песен была, и мюзикл почему-то без слов…

— Есть ещё такой момент, что слова могут мешать. Не сочетаются с музыкой: у тебя на неё одни ассоциации, а текст совсем про другое. Выбросить — слишком многое потеряется. Так что я настроила таким образом, что мелодия остаётся сама по себе. Встречал когда-нибудь караоке?

— Неа. Но принцип понял.

Виграф закончил вступление, замер на секунду или две. Сделал сложное движение, отбив каблуками ритм и перестроившись, — а затем сорвался в танец такой скорости, что, несмотря на верно следующее за ним пятно света, выхватывающее фигуру из окружающего сумрака, различить конкретные движения в первые секунды оказалось совершенно невозможно. Одновременно я ощутил удар басов, которые за прошедшее время давали о себе знать всего несколько раз и на гораздо меньшей мощности. Сейчас же вулкан, казалось, целиком вибрировал в такт неестественному сочетанию бас-гитары, органа и барабанов.

Мне сложно было бы и просто идти так быстро, а Виграф полностью менял положение тела примерно раз в секунду, успевая вдобавок молотить пол. Что-то подобное я видел в национальных ирландских танцах, но там упор шёл исключительно на ноги, так что феодал, похоже, демонстрировал что-то своё. Ужас, сколько, небось, пришлось потратить времени на подбор движений. Ещё и запоминать это всё до автоматизма…

В какой-то момент оркестр прервался и орган снова повёл свою линию, медленно и торжественно. Виграф завершил серию и буквально выпрыгнул из света, которое по окончании танца осталось на месте.

— Три куплета отбегал, — прокомментировала Луара, — на четвёртый не натянулся.

— Уже три? — удивился я.

Мы оба, тем не менее, были довольны: девушка расчувствовалась и тихонько шмыгала носом, а я испытывал примерно те же ощущения, что после первого своего танца здесь.

— В не совсем подходящих туфлях, но я это сделал, — гордо объявил Виграф, приближаясь. Поклонился нам и только потом направился к столу: захватить воды для него мы не догадались.

— Граф, ты великолепен! — бросилась за ним Луара, всплескивая руками от восторга. — Ты светило, маэстро, уникум!

— Нет, нет, — замахал Виграф, на секунду отрываясь от стакана с водой. Опустошив его полностью, закончил: — Нет, я не буду с этим спорить.

Заливисто рассмеявшись, Луара смахнула с его плеча несуществующую пылинку и обернулась ко мне:

— Скажи ведь, он великолепен!

— Всё так, — согласился я, подходя ближе. — Страшно представить, сколько времени ты это репетировал.

— А чем ещё заниматься? — усмехнулся Виграф. — Зимой особенно. В гости никто не ходит, вот и тренируемся.

— Пока никто не видит, — добавила Луара со смехом.

— Именно так, — подтвердил феодал, — когда кто-то придёт, будет поздно.

— Можно танцевальную студию открыть для окрестных жителей, — улыбнулся я.

— Да кому они нужны, — отмахнулась девушка. — У них своих забот полно.

— А что важнее, первое и второе?

— Важнее то, чтобы они прокормить могли себя и окружающих. Как в Европе всегда было: сюзерен охраняет, крестьяне кормят. И никто не отвлекается.

Я вдруг почувствовал обиду за людей внизу.

— Ты ведь тоже не охраняешь их целыми днями.

— Почему нет? — удивилась Луара, кажется, искренне. Только сейчас она сосредоточилась на теме обсуждения. Махнула рукой в сторону: — Они ведь там живут и ни о чём особо не заботятся. Ни о соседях, ни о стихийных бедствиях, ни о рекрутских наборах. Благодаря мне.

В том, что её потенциала хватит для остановки стихийного бедствия, я имел все основания сомневаться, но не стал озвучивать эту мысль.

— Не думаю, что им есть разница, с кем жить, с тобой или кем-то из твоих соседей.

— Есть разница. Мне от них ничего не нужно, кроме некоторой доли еды. Я не воюю, не вкладываюсь в авантюры. Не заставляю ничего строить, как в Гнёздах!

— Гнёздах? — не понял я.

— Расскажу завтра, если напомнишь, — вклинился в наш спор Виграф. Молча стоявший до того в стороне, он вошёл между нами и ласково погладил Луару по плечу: — Не переживай ты так, он очень живо интересуется взаимоотношениями и сравнивает твой домен с тем, что видел раньше, в других местах. Маркус, ты ведь не пытался оскорбить её?

— Нет, — честно ответил я, — мне действительно интересно всё, что здесь происходит… Я… извини, если обидел.

— Я же говорю, всё хорошо. — Развернувшись, Виграф коснулся и моего плеча. Тон его ни капли не изменился, но в глазах читалось одобрение и благодарность за усмирение гордости. — Ты тоже не нервничай, Луара не теоретик и не разбирается в этих тонкостях, ей главное, чтобы люди жили хорошо и были всем довольны, а уж как там организована жизнь на другом конце света — другой вопрос. Поэтому она немного разошлась, думая, что ты её в чём-то укоряешь. Да, Луара?

Девушка кивнула и, отстранив Виграфа, мягко обняла меня:

— Да, я после танца часто бываю на взводе. Нервная система на подъёме, хочется или ещё танцевать, или подраться, или… ещё как-нибудь разрядиться.

— Понимаю, это, наверное, у всех так. — Вдохнув тонкий цветочный аромат духов, я погладил её по руке, лежащей на моей груди. Атмосфера разрядилась едва ли не быстрее, чем начала накаливаться.

Напоследок коснувшись меня и Виграфа, девушка прошла к столу, взяла новый стакан воды и какую-то сладость.

— Думаю, мне пока хватит. От напора Графа такая энергия, как будто это ты танцуешь, а не он. Кто пойдёт со мной наверх отдохнуть?

Вопрос был задан так легко и так спокойно, словно ничего особенного не подразумевал. Если бы не разговор с Виграфом чуть ранее, я мог бы и не догадаться, на что соглашаюсь.

— Маркус, тебе будет интересно посмотреть, как это всё выглядит из окна, — феодал дал последний шанс. Вернее, думал, что последний: прежде чем я открыл рот, Луара нанесла решительный удар, едва не отправив меня в нокаут:

— Музыку можно настроить и оттуда. Так что, при желании, можем подняться все вместе.

Кое-как мобилизовав остатки самообладания, я натянуто улыбнулся и похлопал Виграфа по спине:

— Заманчивое предложение, но уговор есть уговор. Идите, я сейчас посижу и начну повторять всё, что изучил.

— Жизнь коротка, а наука обширна, — с лёгким непонятно откуда взявшимся акцентом произнёс феодал. Волнение? Но нет, голос звучал весело и беззаботно, лишь глаза внимательно следили, как я сажусь на диванчик. Тоже взяв что-то со стола, Виграф приобнял Луару за талию, кинул на меня последний взгляд: — А полностью это звучит как — жизнь коротка, наука обширна, случай шаток, опыт обманчив, суждение затруднительно.

— Спасибо, будет над чем подумать, — кивнул я.

— Пойдём, моя дорогая?

— Не скучай, Маркус, — попрощалась Луара. — Если что, знаешь, где нас искать.

— Конечно.

Проводив их взглядом, я поднялся и, выхватив из памяти едва ли не первую попавшуюся мелодию, начал мерить зал шагами.

* * *

Виграф вернулся спустя два десятка композиций, каждая из которых требовала гораздо больше времени на подбор, чем на собственно исполнение. Я в этот момент лежал на единственном диванчике во всю длину, потихоньку примериваясь здесь и устраиваться на ночёвку.

Тихо приблизившись, феодал осведомился:

— Присяду?

Я не посчитал нужным скрывать своё удивление — слишком устал, чтобы тратить на это силы. Приняв сидячее положение, заметил:

— Я думал, ты с ней и останешься.

— Это было бы нечестно по отношению к тебе, — неожиданно ответил Виграф, без тени наигранности. Он сел рядом, закинув по обыкновению ногу на ногу, свободно сложил руки, откинул голову назад.

Было непонятно, как реагировать на его заявление, поэтому я перешёл сразу к интересующим вопросам, крутившимся в голове всё прошедшее в одиночестве время.

— Вот объясни, ты явно должен это понимать. Если в том, что она приглашает кого-то к себе, нет ничего особенного. И нас тут всего трое, при том, что все в курсе её дальнейших планов. Почему нельзя говорить честно и открыто? Обычных танцев не хватает, хочется ещё и словесных?

— Так ведь это для нашего же удобства, — отозвался Виграф, так же безмятежно и нисколько не удивившись. Он похлопал одной рукой по сиденью дивана: — Мягкое сиденье помогает отдыхать твоим ногам. Словесные кружева помогают отдыхать твоим нервам.

— Каким же образом?

— А ты сам представь. Луара говорит, что ты ей нравишься, и предлагает разделить с ней постель. А ты отказываешься и продолжаешь танцевать.

Возникшая в голове картина отдавала сюрреализмом.

— Это называется метод от обратного, — не дожидаясь ответа, продолжил Виграф. — Достаточно представить положение дел при тех параметрах, которые ты хотел бы иметь, и вопрос может решиться сам собой.

— Я знаю, как это работает, — кивнул я, — но представлял всё это по-другому. Не прямое признание, а… Какие-то более понятные намёки, наверное. Я же в самом деле мог подняться туда, ничего не понимая до последнего момента!

— А, ты всё-таки знаешь ценность словесных кружев, — одобрительно протянул Виграф тоном коварного персидского визиря с характерным прищуром. Чуть развернулся в мою сторону. — Просто Луара оплела тебя ими с ног до головы и этого показалось много. Насчёт последнего момента — я тебе подыграл, помня о проблемах с Альмой. А так — всякое может быть: кто-то действительно отказывается перед самым финалом и уходит с криками и обидой, кто-то сдаётся в процессе. Люди разные, и даже те, которые считаются золотом среди песка, могут поступить как-то… некорректно.

Мы замолчали, думая каждый о своём. Потом Виграф уточнил:

— Ты пойдёшь наверх за чем-нибудь?

— Нет, — я покачал головой, — пусть всё останется как есть.

— Ну, всё оставлять не обязательно. В конце концов, там есть отдельный душ.

Взвесив всё ещё раз, я ответил:

— Не сейчас. Я не в таком плохом состоянии после танцев. Если ты не считаешь иначе, конечно.

— Всего лишь счёл нужным дать тебе эту информацию, никаких намёков, — Виграф поднял руки, демонстрируя, что они пусты. — И, независимо от ответа, далее последовало бы предложение прогуляться до дирижабля. Спать там не слишком комфортно, но всяко лучше, чем здесь на диване, да и поговорить можно.

— Ты не перестаёшь меня удивлять, — высказался я.

— Чем именно? — живо поинтересовался феодал.

— Хм… наверное, тем, как быстро перестраиваешься. С одной модели поведения на другую, с одних ключевых точек на другие.

— Интересно. — Уже оказавшись на пару шагов впереди меня по пути к тоннелю, он добавил: — Наверное, я по привычке танцую.

— Вполне возможно.

Баллон дирижабля, как оказалось, имел специальный зеркальный режим. Одинокая высвечиваемая звёздами коляска на площадке перед входом выглядела как необычный памятник на невысоком постаменте, и тем страннее было забираться внутрь.

Под сиденьями обнаружились два дополнительных отсека, судя по содержимому — специально на случай незапланированных остановок. Пледы оказались достаточно тёплыми, чтобы летней ночью скорее вызывать желание откинуть их, чем натянуть, а подушки достаточно объёмными, чтобы скрыть неровность перехода маленького подлокотника в жёсткий металлический борт. Длина диванов чуть-чуть не давала вытянуться в полный рост, но я забрался повыше на подушку и подложил руки под голову. У Виграфа площадь полезной поверхности оказалась ещё меньше за счёт приборной панели, но он поступил наоборот: тоже оперев голову на руки, кинул подушку на противоположную сторону, сглаживая неровности, и выставил ноги по колени за борт.

— Тебе так удобно? — удивился я.

— Конечно. Звёзды прямо над головой.

Вид действительно открывался умопомрачительный. Землю окутывала тьма, но с каждым метром вверх света становилось больше, а в самом небе сверкали звёзды в таком количестве, что мне и сравнить было особо не с чем. На «даче» Одиночки Томаса в предгорье видели что-то подобное, в убежище Эрго — уже нет, там небо слишком сильно закрывали облака.

— Ты не шутил про богиню вулкана? — спросил я, поймав недавнюю мысль.

— Так и есть, селяне внизу считают её богиней, — Виграф повернул голову в мою сторону. — Практикуют обряды, которые, как считают, должны привести её в хорошее расположение духа, упоминают в быту соответственно ситуации, носят дары, положенные традициями. Обычно это что-то съестное.

— А она им?

— А она им себя, такой, какая есть. Ты по-прежнему думаешь, что местные живут плохо и их надо освободить?

— Не хочу я никого освобождать! — с жаром отверг я. Сбавил тон на пару тонов. — Я разобраться хочу. Она действительно считает, что ничем им не обязана?

— Говорит она так. Но ты же не будешь утверждать, что люди всегда говорят правду?

— И зачем бы ей врать нам? — иронично поинтересовался я.

— Зачем обязательно нам? — изобразил удивление Виграф. — Скорее уж, себе. Стихийные бедствия, как ты догадываешься, здесь происходят не так часто. Поэтому отдельный человек имеет полное право не знать, как он поступит в такой ситуации, и говорить о себе всё что угодно. Но понятно станет только при наступлении события.

— Хочешь сказать, сейчас она открещивается от людей всеми силами, а потом вдруг захочет защитить?

Виграф вздохнул и взял паузу.

— Расскажи мне о Правителях, Маркус. Я не убегаю от темы, всего лишь ищу лучшую возможность донести до тебя свои мысли.

— Они не такие, — сходу выдал я. Начал разворачивать мысль: — Всё время, что я с ними общался, они волновались о своих народах. Не каждую минуту, понятно, но… Для них это действительно важно. Есть те, кто считает созданных людей полноценно живыми и относится к ним соответствующе. Есть те, кто считает их бездушными инструментами. Но это всё равно их инструменты, которые некому беречь и сохранять, кроме тех, кто их создал!

— А чем они занимают своё время?

— Хм… правят, в общем-то.

Было затруднительно объяснить человеку, не имевшему соответствующего опыта, в чём заключается суть процесса. Логика подсказывала, что надо спроецировать заведование хозяйством отдельного замка на большие масштабы — но ведь это не являлось правдой. Даже управление городом имело другую направленность по отношению к стоящему в нём дворцу.

— В стране всегда полно дел, было бы желание ими заниматься. Но дело даже не в этом. Всё становится гораздо сложнее, когда берёшься за это сам. В какой-то момент со мной поделились очевидной, вроде бы, мыслью, хотя чрезвычайно сложной для понимания в других условиях. Ты можешь строить какие угодно планы и как угодно воспринимать себя на той должности, которую занимаешь. Можешь с какой угодно скоростью выполнять поставленные задачи и выбирать их из числа возможных. Суть в том, что ты никогда не сможешь адекватно оценить свою деятельность.

— Поясни, — попросил Виграф, разглядывая звёзды.

— Вот есть ты, конкретный человек с конкретной работой. Не важно, министр, первый министр или глава государства. Тебе будут ежедневно сообщать о десятках самых различных задач — разного уровня сложности, масштаба, с разным сроком действия, с разным сроком решения. Их надо будет разбирать. Что бы ты ни делал, у тебя окажутся первоочередные задачи, второй очереди, третьей и не стоящие твоего внимания. Не стоящие не потому, что они какие-то не такие, а потому, что ты такой, какой есть: в единичном экземпляре и живущий в сутках, в которых двадцать четыре часа. Ты можешь пойти на принцип и заниматься всеми поступающими делами, но сил это заберёт массу, а толку окажется не сильно больше. Потому что большинство маловажных дел могут без проблем выполнить другие, у которых вполне хватит для этого компетенции.

— Я понял. Продолжай.

— Когда входишь в колею и без проблем сортируешь задачи по категориям, появляется ощущение, что ты во всём разобрался и всё уже знаешь. Особенно сильно оно проявляется, когда первоочерёдные дела выполняются моментально, без всяких проблем и задержек, и ты основное внимание уделяешь второй и третьей очередям. Ты всесилен! Твоя эффективность запредельна, никто не справится с этими обязанностями лучше тебя и никто не посмеет сказать, что ты плох. Однако — это не стоит ничего. Один процент от настоящей важности.

— Я правильно понял, хоть работай без продыху, хоть ничего не делай, результат будет один? — удивился Виграф.

— Результат будет разный, но… это работает совершенно не так, как представляется. Как бы это объяснить… Представь, что объективная оценка тебя как госслужащего выражается в линии колбочек. Они могут быть черными, белыми или серого оттенка, в зависимости от показателей. И каждая колбочка отражает свой параметр, уникальный. Так вот, если ты бог документооборота, у тебя будет одна белая колбочка. Одна!

— А что оценивают все остальные?

— Вот в этом и состоит мастерство государственного деятеля: понять, какие колбочки соответствуют твоим условиям работы, тому обществу, в котором ты живёшь, и заниматься их обелением, не отвлекаясь на то, что на колбочки не влияет. С одной стороны — не отвлекаясь, а с другой — не думая о том, насколько лично тебе нравится заниматься своими делами. Понятно, что симпатии и антипатии никуда не денутся и личный фактор присутствует в любом случае, но далеко не на таком уровне, как здесь, у Луары. Люди есть люди, и говорить, что раз их всё устраивает, то значит, всё в порядке, неправильно. — За время монолога мысль несколько раз успела поменять направление, и закончил я уже совсем о другом: — И чаще всего получается так, что уже после прекращения правления выясняется — ты был ленивым и делал меньше, чем надо было, ты был недальновидным и гнался за сиюминутной выгодой, ты витал в облаках, не замечая бросающихся в глаза недоделов. И так далее.

— Это всё человеческие оценки, — заметил Виграф, — их можно учитывать, но на них не обязательно ориентироваться.

— А если не человеческая?

Разговор вплотную приблизился к тем областям памяти, которые по-прежнему отдавались тупой ноющей болью в душе.

— Что ты имеешь в виду? — не понял феодал.

— Обстоятельства. Что если ты сам, безо всякой помощи в какой-то момент понимаешь, что был идиотом? Готовился к войне, в то время как надо было следить за урожаями. Заботился о продовольствии, когда не хватало товаров. Занимался торговлей, когда на границе собирался враг…

— Тогда ты берёшь и начинаешь всё заново, разве нет?

Голос Виграфа стал более жёстким — он явно почувствовал мою горечь и подстроился под изменившийся фон разговора. Он не поддерживал светскую беседу, не болтал перед сном, не критиковал, а действительно хотел узнать ответы на свои вопросы. И именно эта неожиданная серьёзность дала мне силы продолжить.

— Нет, — я качнул головой, глядя в сверкающие точки на тёмном бархате, но почти не видя их. — Можно хоть десять раз начать с нуля, но это будет не твой ноль. Точнее, не так… Каждый ноль твоей страны станет твоим нулём. Ты сам станешь им, как человек, который должен был сделать всё как надо — и не сделал. Не на кого переводить стрелки, не на кого надеяться. В тяжёлый момент никто не придёт и не скажет: «ну, хватит, теперь я всё исправлю» — потому что никому это не нужно, у них свои дела. Не сможешь ты — не сможет никто. Это не уйти из замка и всплыть на другом краю континента, где тебя не знают. Ты либо несёшь свой долг, либо никогда за него не берёшься. Полная, абсолютная неотвратимость.

— Всплыть на другом краю… — тихо повторил Виграф.

— Фраза одного из здешних знакомых, — пояснил я.

— Да, всё верно.

— Что?

Феодал чуть поёрзал.

— Здесь нет неотвратимости, Маркус. Здесь люди живут надеждой.

— Надеждой? На что? — горько усмехнулся я, отстранённо понимая, что собеседник ни в чём не виноват и не стоит давить ему на психику.

— На лучший исход. Мы живём в таком мире, где не проигрывать невозможно, а потому поражение по определению не может быть конечным. Если все резко станут самураями и, вне зависимости от конкретных обстоятельств, будут расставаться с жизнью при недостижении желаемого результата, никого не останется, кроме нескольких везунчиков. Зачем губить людские жизни?

— А зачем они такие вот?..

Виграф надолго замолчал, прежде чем вкрадчиво ответить:

— Ты ведь ищешь здесь союзников не от избытка человеколюбия и желания дать кому-то посмотреть мир. Не знаю, что произошло лично у тебя, однако ни один Правитель ещё не приходил сюда от хорошей жизни. Поправь меня, если ошибаюсь: по принципу неотвратимости, ты должен был смириться со своей потерей и остаться на месте. Покориться и жить дальше.

— Я сейчас не об этом, — у меня чуть отлегло от души: мы по-разному воспринимали одни категории, и это можно было считать одной из причин размолвки. — Неотвратимость это не отказ от самого себя, а внутреннее принятие любого события, независимо от того, нравится оно тебе или нет. Да, я проиграл войну, — голос снова подскочил, хотя внутренняя боль чуть ослабла, — и пытаюсь наверстать это. Но я не рассказываю на каждом углу, что, на самом деле, никакой войны не было, если и была, то я почти её выиграл, если и не выиграл, то не сильно и хотелось, и вообще, ничего я не потерял, скоро заживу ещё лучше прежнего. Ты знаешь хоть одного здесь, кто пытался бы бороться за свой клочок земли до последнего? Без этих вот «переберусь в более спокойное место, и всё будет нормально»?

Отзвуки моей громкой тирады ещё некоторое время висели в воздухе, но потом слились со звенящей ночной тишиной. За это время я успел не то чтобы в корне сменить позицию, но пережить внезапную волну эмоций и посмотреть на обсуждаемую тему более трезвым взглядом.

— Я знаю нескольких, — негромко отозвался Виграф. Однако я его перебил:

— Извини, давай не будем дальше об этом. Я наговорил много лишнего, чего на самом деле не думаю.

— Не подвергая анализу твои слова о Доменах — я должен, тем не менее, поблагодарить тебя за информацию о Правителях.

— Те ещё сволочи, да? — поморщился я, ощущая едкий стыд.

— Маркус, — Виграф в очередной раз произнёс моё имя так, что оно заменило сотню других слов. — Никто ни с кем не ругался, ты всего лишь выпустил пар. Я достаточно хорошо ориентируюсь в конфликтах, и можешь об этом не волноваться. А по сути обсуждения — ты действительно сумел наиболее полно ответить на мой первоначальный вопрос.

— Какой? — в замешательстве спросил я. Феодал тихо и переливисто рассмеялся. — А… ну да.

— Думаю, пора отходить ко сну.

— Это точно. Спокойной ночи, Граф.

— Спокойной ночи, Маркус. — Затем он добавил, без тени иронии: — Пусть мне приснится земля мудрых и справедливых правителей.

«И мне», — подумал я, не утруждая себя размышлениями о том, что он имел в виду на самом деле.

* * *

Едва небо над Юстицией приобрело красные вечерние оттенки, особняк Деционов распахнул двери. Первые гости появились на ведущей к нему аллее почти сразу же, а к моменту захода солнца вестибюль уже наполнился толпой приветливо переговаривающихся молодых мужчин и женщин, медленно растекающихся по внутренним помещениям; ещё больше оказалось на улице, тех, кто заинтересовался парком на заднем дворе или термой. Соседи по домам, родам и работе, выпускники одной школы самых разных лет, однополчане — все возможные друзья друзей Деционов, пребывающие в городе, хотели прийти и всех готовы были принять, благо принимающий род ни в чём не нуждался и даже тяготы продолжающейся войны пока обходили его стороной.

Многие из присутствующих не могли похвастаться таким же безоблачным положением дел. На протяжении нескольких месяцев события, за исключением коротких спокойных периодов, неслись вскачь и в отдельно взятых семьях могло произойти что угодно, от разрушения дальнего поместья до смерти кого-то из близких. Патриции, каждый из которых в той или иной мере, но постоянно рисковал жизнью по долгу гражданской или военной службы, тяжело воспринимали смерть друг друга: неизвестно, кто и при каких обстоятельствах станет следующим. Тем ценнее были минуты общей радости, а уж такое событие как первый после завершения осады родной Юстиции приём и вовсе не имело шансов остаться незамеченным. Закончили основную работу городские службы, прошёл на площадях Армилустриум, посвящённый тем воинам, которые в отгремевшей битве не закрыли свой личный счёт и через какое-то время должны были отправиться на поле боя снова. Теперь молодёжь собиралась, чтобы отпраздновать своим кругом.

По слухам, Валерия Децион, двадцатичетырёхлетняя дочь зампрефекта юго-восточного округа Юстиции, имела определённое влияние на отца и уговорила его съездить на несколько дней в соседнюю провинцию Нептунус проверить хозяйство на семейной вилле. Сама Валерия утверждала, что с папой у неё хорошие отношения, но уехал он по собственной инициативе, помня собственные молодые годы. В любом случае, городской особняк оказался в её временном пользовании и собирался быть проверен на износоустойчивость.

Предпочитавшие классический отдых гости расположились внутри и группами от пяти до двадцати человек заняли три зала, две гостиные, две каминные, мансарду и несколько балконов. Любители активного с элементами провокации времяпровождения сконцентрировались в районе здания термы в дальнем конце двора, где можно было как пообщаться и потанцевать на свежем воздухе, так и принять водные процедуры; многие уже знали, что помимо мужского и женского помещений имеется предназначенное для совместного купания, кого-то это открытие только поджидало. Не определившиеся и склонные к сменам формата развлечений расселись на выходящей к заднему двору лоджии, откуда можно было легко дойти и до площадки перед входом в парк, превращённой в танцевальную, и до ближайшей гостиной.

* * *

Возможно, Люции стоило переместиться куда-то ещё. В местной планировке она практически не ориентировалась и по приходу сразу направилась в знакомый средний зал с роялем. У окон округлой внешней стены, выходящих на переднюю аллею, стояли небольшие пуфики, отделяемые от остального пространства тем самым роялем. Замечательное место: если кого и притягивало, то только таких же интровертов, не склонных к болтовне и занятых собственными мыслями.

Однако сейчас она не была в этом уверена. Вечерний вид со второго этажа с самого начала обманул её ожидания и не утолил внутреннюю жажду, всего лишь поставив тоску на паузу до момента отведения от него взгляда. А некоторое время назад у другого конца стены появился юноша, периодически бросающий на неё взгляд. Знакомый наверняка подошёл бы, знакомый, но сомневающийся стоял бы по-другому, нервничая в раздумьях. Этот же, явно незнакомый, стоял спокойно, заняв место между окнами с бокалом в руке и то углубляясь в мысли, то прерываясь на очередной взгляд в сторону Люции.

Сам по себе юноша не вызывал у неё отторжения, несмотря на необычное поведение, но её нервировала ситуация. Чтобы уйти в другое помещение требовалось так или иначе приблизиться к незнакомцу на достаточно близкое расстояние, если только она не собиралась ползти под роялем. И необходимо было определиться, какой вариант ей предпочтительнее: проявить выдержку и дождаться, пока молодой человек уйдёт сам, или набраться решимости и пройти мимо. Но ведь он может пойти следом… Не лучше ли отшить его сразу?

Ненароком переведя взгляд, Люция на мгновение пересеклась с незнакомцем взглядом. От допущенной оплошности перехватило дыхание, к щекам прилила краска — но в то же время именно это придало сил. Поднявшись, девушка уверенно дошла до караулившего её.

— Уважаемый, если вам что-то нужно от меня, скажите прямо. Либо займитесь своими делами.

Заранее сформулированные слова начались как надо, громко и сильно с оттенком вызова, но вторая часть прозвучала совершенно неискренне, обычным зазубренным текстом. Это лицо она видела неоднократно, не вживую, конечно, и тем более не в такой близи.

Юноша поднял от бокала голубые глаза; художественная причёска на светлых волосах дрогнула под действием воздуха и инерции, но удержалась. Молодое лицо мальчика лет семнадцати-восемнадцати было неестественно спокойным, как у почтенного главы фамилии, ни одна мышца не напряжена зря. О том, что он услышал и понял сказанное, сообщила пробежавшая по тонким губам тень улыбки.

— Боюсь, это невозможно, — соответствующим его возрасту, хотя и чистым голосом произнёс он. Тон при этом, как и в случае с лицом, скорее подошёл бы человеку более зрелому, хотя бы лет двадцати пяти.

Впрочем, если догадка оказалась верной…

— Потому что я уже занимаюсь своими делами, — закончил юноша, — а именно — сплю.

— Я слышала эти байки. Оставьте меня в покое, — Люция бросила напоследок раздражённо-взволнованный взгляд и направилась к выходу из зала, решив найти место получше.

Но едва она присела на краешек дивана в большой гостиной, непонятно откуда на периферии зрения снова появился тот парень. Он не делал ни одного движения, помимо уже продемонстрированных вроде питья из бокала, и уж тем более не гнался за ней, но факт оставался фактом. Поджав губы, Люция быстрым шагом отправилась дальше, постоянно оглядываясь. За спиной никого не было.

Юноша появился спустя секунду после нахождения нового места, в точке, где только что отсутствовал. Девушка тихо зарычала от злости и бросилась дальше.

Навстречу ей из малой каминной вышла, переговариваясь, компания из четырёх человек. Люция, забыв о приличиях, осмотрела лицо каждого, убеждаясь, что среди них нет её преследователя. Зашла в комнату, закрыв дверь — огляделась. В создаваемом камином пляшущем полумраке сложно было бы что-то разглядеть, но кроме дивана и пары кресел сюда почти ничего не поместилось; в том, что на неё будут выпрыгивать из-под приземистого столика, девушка всё-таки сомневалась.

Пятясь, она добралась до дивана, скинула босоножки, села поджав ноги к дальнему краю, всё это время не сводя глаз с двери. Ну же, пусть её оставят… А если он войдёт, можно будет с полным правом позвать на…

Люция, не удержавшись, вскрикнула: сосредоточенный взгляд на мгновение перескочил на точку ближе, где показалось какое-то мельтешение, — и вот уже юноша сидит прямо перед ней, с неизменным бокалом. Закинув ногу на ногу, он грустно посмотрел в камин и сообщил:

— Бесполезно. Так это не прекратить.

— Зачем вы это делаете? — тихо спросила Люция.

— Зачем сплю? — удивился преследователь. — Я пытался отказаться, так гораздо больше времени для работы. Но потом всё равно падаю.

— Хватит издеваться надо мной, — попросила девушка, попытавшись вложить в голос злобу. На выходе, однако, получилась жалоба. — Отстаньте от меня, я хочу побыть одна.

— Увы, если бы я выбирал, — юноша развёл руками. — Есть определённая энергетическая потребность, проявляющая себя во время сна. Грубо говоря, если я недостаточно отдыхал и тянусь, сознательно или подсознательно, к веселым гулянкам, во сне это желание реализуется. Но не как у обычных людей, с помощью снов, а непосредственно: слепок моей личности берёт и перемещается в то место, энергетический фон которого соответствует необходимому.

— Вы врёте, — помотала головой Люция, — говорите так, чтобы запудрить мозги деревенским дурочкам.

— Это на патрицианских празднествах-то деревенские дурочки? — брови преследователя взлетели вверх.

— Их везде полно, — подтвердила девушка. — Можно сказать, это состояние души, а не интеллектуальный уровень.

Парень задумался:

— Прежде ни с лицеями, ни с институтами благородных девиц проблем не было. Может, это ваша эмоциональная оценка, как думаете?

— Вы ещё социологический опрос будете проводить? — вскинулась Люция; немного придя в себя, она собралась волю в кулак. — Убирайтесь прочь, пока я не позвала на помощь!

— Боюсь, это будет бесполезно и бессмысленно. В данный момент вы привязаны ко мне, а я к вам, и окружающие не будут нас замечать, пока связь не разорвётся.

— Вы…! Да вы…! — девушка снова вспыхнула. — Хам!

Новая её вспышка неприятия не произвела на собеседника никакого впечатления. Спокойно подняв руки, словно демонстрируя свою беззащитность, он ответил:

— Уверяю, всё, о чём вы подумали, останется на вашей совести. Мне от вас нужно только одно — общение.

— Вам что, других мало? Идите общайтесь с кем хотите!

— Мало, — согласился юноша. — В их душах чего-то не хватает. Чего-то такого, из-за чего меня не притянуло ни к кому из них. Зато притянуло к вам.

Он направил спокойный, но внимательный взгляд на неё.

— Я это слышала много раз, — повторила Люция. — Вы приходите к скучающим одиноким дамам, примерно в такой обстановке, — она кивнула на камин, — и соблазняете. Они-то, может, и остаются довольны, но я не такая. Со мной вам делать нечего.

— Вы можете разговаривать со мной, — возразил собеседник, — если вы сможете делать это без того, чтобы потом оказаться в постели, то проявите исключительную стойкость духа и нравов.

— Хвастун, — на автомате отозвалась девушка. Привычная модель поведения тоже придала ей немного дополнительных сил и вернула уверенность. — Считает, что неотразим и непогрешим.

— Это уже лучше, чем маньяк-убийца, — заметил юноша. — Кажется, именно так вы воспринимали меня в начале беседы?

— Я…

Глубоко вдохнув, Люция почувствовала в себе жизнь и способность сражаться.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Если вам нужен только разговор — выкладывайте, что у вас, и закончим с этим.

Собеседник снова развёл руками:

— Это вы должны что-то сообщить мне, не я.

— Вы даже не знаете, на какую тему хотите со мной говорить?

— Именно так всё и обстоит. Догадываетесь, почему большинству проще прыгнуть в постель?

— Ну, раз так… — девушка вознамерилась поквитаться за испытанные неудобства и вытянуть из этого призрака душу, хоть бы и мнимую. Однако он неожиданно прервал её:

— Прежде чем приступить к серьёзному разговору, полагается познакомиться с собеседником. Мы эту стадию пропустили, но, раз теперь есть возможность, я настаиваю.

— Хвастун, — чуть помолчав, повторила Люция.

На губах юноши заиграла саркастичная улыбка, усиленная хитрым прищуром:

— Следует ли это понимать как то, что вы знаете меня, но боитесь произнести нужные слова вслух?

Девушка нахмурилась: сдавать позиции в беседе ей основательно надоело. Сделав над собой усилие, она заговорила, чеканя:

— Вы правите Новой Римской империей, занимая должность императора. На протяжении очень долгого срока, что вместе с вашей вечной молодостью порождает нездоровые слухи о том, что вы правили всегда и никого другого кроме вас не было либо они исполняли роль марионеток. То ли вы прошли с Империей весь её путь, то ли присоединились на каком-то этапе, об этом история умалчивает — считается, что дворцовый архив погиб в бесконечных войнах. Сами войны вы любите, охотно участвуете во всех манёврах и смотрах, уделяете им гораздо больше времени, чем другим направлениям. Опять же по слухам, вы нарочно тормозите развитие свободного рынка, считая, что ничего эффективнее государственного капитализма быть не может. В экономических форумах не участвуете принципиально, делая всё так, как считаете нужным. С другой стороны, вы явно испытываете что-то особенное к Эльфийской республике, которую вы как будто пытаетесь во всём обогнать, несмотря на альтернативный общественный строй, видимость дружеских отношений и действующий военный союз.

— Что-нибудь ещё о личности? — попросил Альден.

— Легко общаетесь с людьми, но мало кого допускаете в ближний круг. Обходитесь несколькими наиболее близкими друзьями — хотя насчёт их имён существуют разные мнения. Определённо тянетесь к сильным личностям, таким как сенатор безопасности, Ведущая Республики. Настолько, что периодически делаете ничем не мотивированные уступки им при защите государственных интересов, что, в свою очередь, порождает слухи о… чрезмерной гибкости и искажённом фаворитизме. Творческая натура. Очень увлекающаяся. Покровитель искусств, что помогает реализовывать потребность в людском внимании. Собственный его императорского величества концертный зал, Главный имперский театр, празднуемый ежегодно день Империи… Походы по вечеринкам в образе духа.

— Верить или не верить, каждый выбирает сам, — император покачал головой, — но конечный результат от этого не зависит. Да и процесс, по сути, тоже. Чем раньше человек оказывается способен членораздельно говорить, тем раньше всё заканчивается. Кстати, насколько мне известно, в слухи о призраке верят немногие, хоть эти истории и муссируются по углам с завидной регулярностью.

— У вас неточная информация, — с чувством превосходства возразила Люция. — Большинство только и ждут, что этот призрак обратит на них внимание. Считается, что он постоянно в поиске подходящего партнёра и надо суметь заинтересовать его. Но у вас более стройная легенда.

Император проигнорировал последнее замечание и поинтересовался:

— Много я потерял, не выбрав их, как считаете?

— Нет, — фыркнула девушка. — О подругах, конечно, не хорошо так говорить, но если человек никак не вырастет и продолжает верить в сказки…

— Вы уж определитесь, легенда или сказка, — улыбнулся Альден. — Впрочем, ваше дело. Простите, не знаю вашего имени, как и имён девяносто девяти процентов наших с вами сограждан. Хотя, если вы мне поможете…

— Охотно, — едко произнесла Люция. — Когда ещё выпадет возможность вызвать на ковёр самого императора, чтобы он сидел и мямлил.

Снова проигнорировав выпад, Альден кивнул:

— Приступайте.

— Для начала, я подруга Валерии Децион, у которой мы сегодня имеем честь отдыхать. Достаточно близкая.

— Уверен, здесь каждый второй скажет так. Конкретнее, пожалуйста.

— Действительно близкая.

— Каждый пятый, уже лучше.

— Мне выделили отдельную комна… Ой! Не смейте, я ничего не имела в виду!

— Хорошо, не буду, — непринуждённо отозвался Альден. Выражать необходимый уровень сарказма с помощью одних только глаз у него получалось великолепно. — Продолжайте, круг заметно сузился. Работа, учёба?

— Центральный гуманитарный университет.

— Уже закончили?

— Да. Но учились в разных группах, хотя и на одном курсе.

— Допустим. Дальше.

Девушка растеряла накопленный пыл и разговор приобрёл достаточно мирный характер.

— Наши родители достаточно близко знакомы — сблизились благодаря нам. Совершенно случайно Ювентин Децион является одним из начальников моего отца, Флавия.

— Дальше.

— На нас с Валерией пока история заканчивается. Однако мы как-то покопались в архивах и обнаружили, что связаны через основателя её ветви, Аверьяна Дециона. Будучи ещё Аверьяном Пурицием, он служил у Августа Дария, моего предка, являвшегося его боевым командиром.

— Причём Август Дарий не дожил всего несколько часов до того, как Аверьян покрыл себя славой, в одиночку убив десять демонов и не дав таким образом уничтожить батарею, — добавил Альден. — За что и получил почётный титул и право основать собственную ветвь рода.

— Разве не сутки?

— Уточним чуть позже, может, я неправильно помню. Что ж, осталось провести линию в обратном направлении, от Августа до Флавия… Как вы оцениваете свои шансы, госпожа Люция?

— Как достаточно высокие, — уверенно заявила девушка, — если только… Стойте, как?!

— О, я предпочту, чтобы эта тайна ушла со мной в могилу, — весело ухмыльнулся Альден. Он был доволен собой и не собирался скрывать этого.

Не удержавшись, девушка пихнула его ногой. Император перевёл удивлённый взгляд на место удара:

— Говорили мне эльфы, что римляне коварны, но чтоб настолько…

— Вот и идите к своим эльфам, — буркнула Люция, упустившая возможность ответно поиздеваться над своим мучителем.

— Да куда уж я от вас, — притворно вздохнул Альден. Перевёл взгляд на мерцающий камин — поленья уже почти догорели. Вздохнув ещё раз, на этот раз вполне искренне, он встал, сел рядом с камином на корточки, начал выискивать подходящие ветки в специальном ящике.

— Почему вы так странно одеты? — поинтересовалась Люция, разглядывая его со спины.

— Это текста, — пояснил Альден, не оборачиваясь.

— Я знаю, — девушка позволила себе немного сарказма. — Мне интересна причина выбора.

— Если вы знаете её историю, то знаете и причину. Когда-то давно был такой вид одежды как тога-претекста, обычная тога, но с цветной полосой по борту. Конкретный цвет зависел от мероприятия и обстановки, куда она надевалась. Потом претекста выделилась в отдельный вид, который под влиянием моды начали видоизменять кто во что горазд, без всякой претензии на глубокий смысл. А относительно недавно придумали вот такую одежду, к которой почему-то тоже прилипло название «текста». Так и повелось. Сейчас она является полуофициальной гражданской одеждой, с намёком на полноценную тогу, но более… молодёжной, наверное. По крайней мере, полоса, которая закручивается спиралью и крепится на бедре, хорошо подчёркивает фигуру, что молодёжью особенно ценится.

— А почему именно пурпурный цвет? — поддавшись игривости, Люция дотянулась и поддела ногтем ярко выделявшуюся полосу ткани персикового цвета: действительно, закручена, а не пришита.

— Древний цвет императоров, — пожал плечами Альден. Закончив с древесиной, он остался на полу, но отполз назад, прислонившись спиной к подножью дивана и снова оказываясь с девушкой лицом к лицу. — Я победил в важном сражении, и теперь красный и пурпурный мне сам бог велел носить.

— Какой? Марс, Юпитер?

Альден усмехнулся:

— И это вам-то я рассказываю про историю древней культуры?

Люция довольно улыбнулась.

* * *

Не сразу сориентировавшись, где находится и почему, Люция знала одно: ей хорошо. В окно светило приветливое летнее солнце, а обнажённое плечо грела чья-то добрая рука.

Ах да…

Ради интереса девушка потрепала волосы спутника. Основная часть осталась в том положении, в котором их оставили пальцы, но длинную раздвоенную чёлку как будто тянул магнит; вытянувшись вдоль головы, она сама собой сложилась в нужную форму.

— Привидится же такое среди ночи, — прокомментировала Люция. Потрепала парня за плечо: — Вставай, дух, скоро нас будить придут.

В дверь и впрямь постучали. Послышался весёлый голос Валерии:

— Люция, котик, просыпайся! Ты говорила, что будешь одна, но проверять не буду.

— Скоро спущусь!

Альден заворочался, и Люция, не теряя времени, убежала принимать душ.

По возвращении она застала императора в полной готовности: кровать была застелена, а сам он, уже одетый, лежал поверх покрывала и смотрел в потолок, переплетя пальцы на груди. Девушка подошла с другой стороны, легла рядом. Сказала:

— Спасибо. Это был интересный опыт.

— Это точно, — согласился Альден. — Веришь, первый раз остаюсь у кого-то до утра. Устал, понятно дело, но чтоб настолько потерять контроль…

— Да ну тебя, — Люция положила ладонь ему на лоб, провела по контуру носа. — Если б не это, продолжила бы думать, что знакомые меня обманывают. А так хоть точно знаю, что это не галлюцинации.

— Это не галлюцинации, так на самом деле и живём. Будет желание — увидимся снова.

— «Пропустите, мне к императору, я его во сне видела», — хихикнула девушка. — О, нет, ещё лучше! «У меня ребёнок от императора, теперь так просто не отвертится».

— Дети тем более по желанию, — пообещал Альден. — А вообще, покупаешь обычного почтового голубя на любом празднике и отправляешь во дворец весточку.

— Ну да, ты же у нас демократичный. Открыт для контактов… Много от тебя дворянских ветвей пошло?

Неожиданно Альден посерьёзнел. Но, как оказалось, по другой причине.

— Не больше, чем прервалось. И можешь считать меня кем угодно, но да, это немного облегчает мне совесть.

Наклонившись, Люция поцеловала его в щёку:

— Я никем тебя не считаю, свои дела ты вправе улаживать так, как считаешь нужным.

— Серьёзно? — после паузы уточнил император.

— Абсолютно. Ну, а то, что ты спишь со всем женским населением страны… За это ты перед нами на том свете будешь отвечать. Всем сразу.

— Договорились, — на лице Альдена снова мелькнула улыбка. — Хочешь, я останусь на завтрак? Буду сидеть и смешить тебя, но ты единственная будешь меня видеть. И все будут коситься в твою сторону и думать, что у тебя, наверное, была очень странная ночь.

— Хочу, — подумав, кивнула Люция.