Воскресным утром в семь часов утра небо над Центральным парком было серым и низким. Температура — где-то на точке замерзания. Саша вошла в парк со стороны 19-й улицы. На Саше были длинный свитер, перчатки, носки и гетры. Шарф прикрывал уши и рот.

Живо взбегая по крутой тропинке, она лавировала между кучек конского навоза и упавших сучьев. Иногда она задерживалась, чтобы бросить взгляд на бездомных, удивляясь, как они переносят такой холод. Завернувшись в газеты и обложившись картонными коробками, они спали под пешеходным мостиком, который вел к музею Метрополитен.

Показалась парочка любителей ранних прогулок верхом. Мужчина с «ковбойскими» замашками, явно переоценивающий свое владение искусством верховой езды, визжал всякий раз, когда бросал свою бедную лошадку на штурм препятствия. Партнерша — не то жена, не то родственница, не то еще кто, — видимо, весьма страдавшая от того, что приходится предаваться спортивным развлечениям в такой холод, выглядела до того жалкой и зажатой, что Саша едва не предложила ей свои услуги, чтобы помочь спешиться и отвести коня в стойло.

Преодолев небольшую горку, Саша оказалсь на беговой дорожке, которая огибала небольшой водоем. На его поверхности плавали грязные куски льда, все еще не растаявшего после недели мокрого снега и ледяных дождей, обрушившихся на город. Беговая дорожка была пустынна на всем своем протяжении, сколько видел глаз. Впрочем, городская сумасшедшая Соня, как обычно, устроилась на корточках у чугунной ограды и, как всегда, выкрикивала:

— Вы меня бросили! Вы меня покинули!..

Однажды Саша упомянула о Соне в разговоре с матерью, и та рассказала, что часто видит ее в магазинчиках на Пятой авеню, где она бормочет то же самое, когда приходит за покупками. Каролина была убеждена, что Соня живет в двухэтажной квартире на Парк-авеню и у нее денег куры не клюют. Она будто бы была первой женой одного мультимиллиардера, который оставил ее, потому что она сошла с ума. Впрочем, это еще вопрос — что раньше: сошла с ума или была оставлена… Какая разница? Отвергнута, значит отвергнута.

Не основать ли нам клуб отвергнутых женщин? Вот о чем подумала Саша, пробегая мимо сумасшедшей.

— Привет, Соня, — проговорила она на ходу, — не горюй! Ушел — тем лучше для тебя!

Саша повторяла эти слова всякий раз, когда видела Соню.

Ветер усиливался. Саша сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, усердно хлопая в ладоши руками в перчатках и добросовестно наматывая свои сотни метров. Нужно лишиться последнего ума, чтобы совершать пробежки в такую погоду. В это промозглое утро попрятались даже крысы и голуби. Перепрыгивая через замерзшие лужи, она добежала до первой лодочной станции, а затем взяла курс на Ист-Сайд. Сама не зная почему, она вдруг обернулась и увидела, что ее догоняет мужчина. Его лицо было закрыто маской и темными очками. Она почувствовала, как на нее накатила дрожь. Не от холода, нет. Она обнаружила, что на этой стороне водоема не видно ни одной живой души. Она и мужчина в маске оказались одни.

«Спокойно, подруга! Спокойно!» — говорила она себе. На улице такой холод, и нет ничего странного, что кто-то решил утеплиться при помощи маски. В самом деле, ей и самой не мешало бы сообразить раньше и приобрести такую маску для той же цели. И не так уж она одинока. — Не далее как через четверть мили ей встретятся коллеги-бегуны с наушниками плееров на головах. Правда, оглушенные пением «Дайер Стрейтс», они вряд ли услышат ее крики о помощи.

Снег падал все гуще. Крупные хлопья медленно опускались на землю. Она прибавила скорости и, наконец, достигла дорожки, которая должна была вывести ее в начало Ист-Сайда. Обернувшись, она заметила, что мужчина также прибавил хода и расстояние между ними заметно сократилось по сравнению с тем, когда она увидела его в первый раз.

Что если он убийца-маньяк, охотящийся за спортивными женщинами? Что если он убийца, который выслеживает одиноких женщин?.. Что если он просто обыкновенный любитель утренних пробежек?.. Нужно двигаться. Движение — это жизнь. Именно этим он сейчас и занимается. Замечательная штука — утренние пробежки. На них отлично оттягиваешься, прекрасно расслабляешься и собираешься с мыслями.

И вот какая мысль пришла ей в голову. Нужно остановиться. Даже если это повредит набранному темпу и собьет с ритма. Если она остановится, рассуждала она, то он просто пробежит мимо. Одно из двух. Или пробежит мимо или убьет… Итак, рассудим спокойно. Если она остановится, а он пробежит мимо — значит, ей больше не о чем беспокоиться. Если же она остановится, и он ее убьет, то и в этом случае ей больше не о чем будет беспокоиться. Такая вот дилемма. Либо пан, либо пропал. Конечно, нет ничего глупее погибнуть от рук распоясавшегося маньяка в Центральном парке. Учитывая все то, что ей довелось пережить прежде. Это вне всякого здравого смысла. Уже не говоря о том, что это большая неудача.

А вот еще один вариант. Она может броситься в сторону — через кусты, за деревья и окажется около лестницы, которая ведет к служебным воротам и Пятой авеню. Там, конечно, тоже можно встретить всякого рода криминальные элементы, но это, как правило, мелочь пузатая. Если бросаться в сторону, то немедленно. Если делать рывок, то теперь.

Однако она предпочла воздержаться. Она продолжала бежать. Бежать все быстрее. Она отнюдь не собиралась упрощать задачу этому чудовищу. Пусть хорошенько попотеет, пока получит желаемое. Пусть сам разбирается со своими проблемами.

Изнасилует или лишит жизни?.. Собственная судьба вспыхивает в ее создании возможными заголовками вечерих газет… Просто безумие было выходить из дома сегодня утром. Можно даже сказать — самоубийственно. Карл назвал бы это неосмотрительностью. Мать сочла бы это следствием эгоизма. Маури, со слезами на глазах, назовет это… Нет, Маури просто лишится дара речи. Интересно, когда именно они будут обмениваться друг с другом мнениями? По дороге с кладбища, сидя в лимузинах, предоставленных FBN? А может быть, хлебнув винца на поминках?

Мужчина был уже совсем близко. Непосредственно за спиной. Она уже слышала его дыхание. Он почти поравнялся с ней, обходя ее слева. Это могло бы означать, что он только собирается ее обогнать. Однако и ребенок знает, что для этого нужно заходить справа. Какого же черта он лезет слева?.. Сердце стучало. Нижняя губа задрожала от дурного предчувствия. Она сдвинула шарф на горло, освободив рот. Даже сумасшедшая Соня не услышит ее, потому что сама кричит без умолку. Сумасшедшая Соня, которая сама тщетно взывает о помощи.

Саша остановилась. Просто встала как вкопанная, прижавшись к металлическому парапету, который тянулся вдоль всего нью-йоркского водоема.

А вот и он. Тут как тут. Стянув с лица маску и сняв темные очки, он стоял в двух шагах от нее, как раз под предупредительным щитом, на котором были начертаны правила, запрещавшие выгуливать собак. Она смотрела на него так, будто видела перед собой привидение.

— А я думала, что ты убийца, — наконец сказала она.

По своему обыкновению он молчал и посмотрел на нее этими своими глазами, — какого бишь они там были цвета?.. Пакостное утро, что и говорить.

— На этот раз я не упала, — сказала она. — Поэтому убирайся!

Однако он не убрался. Напротив, приблизился. Шагнул, уничтожая то короткое расстояние, которое разделяло их. И вот она уже в его объятиях. Она подняла голову, положила руки на его плечи и посмотрела ему прямо в глаза. «Что случилось с тобой? — хотелось закричать ей. — Как ты мог так поступить со мной и с ними? Если ты сделал это, — а они сказали, что это ты, — то где же ты был все это время, Гидеон, или как мне тебя называть?..» Но она не задала ни одного из этих вопросов.

— Только скажи, — попросила она, — это твой сын был там, в Риме?

Если он и был смущен, то не подал виду. Просто утвердительно кивнул головой.

— О мой бог, — проговорила она, прижимаясь губами к его щеке. — О мой бог…

— Я тебя люблю, — сказал он, будто это было ответом на ее возглас.

Как будто его признание должно было объяснить ей, как случилось, что он исчез, а потом появился вновь, покрыв расстояние в шесть тысяч километров.

— Но почему ты не сказал мне об этом раньше? — начала она.

— Я говорил.

— Нет, не об этом. А о том, что случилось.

Что он мог на это ответить? Он обнял ее за талию и повел к лестнице, которая спускалась к служебным воротам и на Пятую авеню.

— Я ждала, — произнесла она, останавливаясь.

Но он снова обнял ее и вытер слезы с ее лица. Когда-нибудь он попробует все объяснить, однако он не уверен, что она его поймет.

— Во второй раз я всего этого не вынесу, — предупредила она.

— Так же как и я, — сказал он, обнимая ее еще крепче. — Так же как и я… — повторил он и, даже не дождавшись, пока их минуют два любителя утренних пробежек, поцеловал ее. Однако те едва ли обратили на них внимание. Кому какое дело? Это же Нью-Йорк. Целуют ли вас, убивают ли — никто и глазом не моргнет. Что касается Саши, то в этот момент ей показалось, что с ней происходит и то, и другое.

И словно впервые за долгие-долгие годы на ее губах появилась улыбка.

— Хочешь выпить со мной кофе? — спросила она.

Разве не с этой фразы начинаются подобные истории?

— Я хочу, — ответил он, — жить с тобой.