Бейрут!

Прижавшись лицом к иллюминатору старенького «707», Малко наблюдал, как становятся все крупнее сероватые ровные здания, переплетения узких извилистых улиц с торчащими кое-где небоскребами, превратившимися за время гражданской войны в полые каркасы. Вот уже восемь лет различные ливанские группировки выбивают друг друга то из одного, то из другого квартала.

Впрочем, сверху все выглядело вполне обычно: цепочки машин тянулись по кривым улицам города, хаотично выросшего между рекой Бейрут и морем. С 1975 года он поделен надвое. Восточная часть, от реки Бейрут до центра, занята христианами. Западная — мусульманами и прогрессистами, объединившимися против христиан. А посредине располагается так называемая «зеленая линия» — безлюдное пространство, которое вот уже много лет нельзя было пересечь без риска для жизни. Теперь обстановка несколько разрядилась, восточная и западная половины Бейрута потихоньку начинали сообщаться между собой.

Но христиане по-прежнему не чувствовали себя в безопасности, тем более что сейчас добавилась новая угроза: в южном пригороде мусульмане-шииты объединились под знаменами «Амала» — организации, примкнувшей к их врагам. Христиане, теснившиеся вокруг холма, возвышавшегося в центре их поселения, молились, чтобы временное затишье продлилось.

Самолет развернулся на посадку, и Малко увидел разрушенные здания вдоль большого променада на морском берегу, обрамлявшего Западный Бейрут. Он испытывал любопытство и возбуждение, поддаваясь дьявольскому, тайному, злому очарованию этого города, безобразного, как Сайгон, и столь же богатого подпольными спекуляциями, сделками, войсками, по-восточному жестокими неожиданными ударами. Американцы должны чувствовать себя тут потерянными, словно в другой галактике...

Бархатный, чуть хрипловатый голос прервал его размышления:

— Пристегните, пожалуйста, ремни.

Когда по тебе так убиваются, можно пристегнуть что угодно. Он проводил глазами великолепные ножки темноволосой стюардессы, улыбавшейся ему от самого Кипра. Такая сделает еще острее любые острые ощущения от Бейрута. Небольшой горячий коктейль, от которого уже сейчас у Малко бежали по спине мурашки.

Он вновь припал к иллюминатору. До плоских крыш, казалось, было рукой подать. Потом им на смену потянулись незастроенные участки вдоль побережья. Самолет Ближневосточных авиалиний на подлете к аэропорту Халде, на южной окраине, избегал шиитских кварталов, чтобы не искушать поклонников РПГ-7. Вообще-то уже давным-давно ни одна уважающая себя компания не сажала самолеты в Бейруте, где и аэропорт-то открывался, только когда обстрелы не были слишком интенсивными.

Не путешествие, а целая эпопея! Сначала, поскольку Бейрутский аэропорт не принимал, Малко собирался лететь в Кипр, а оттуда добираться железной дорогой до контролируемого христианами порта...

Он воспользовался случаем, чтобы обновить в Париже гардероб Александры.

И вдруг — о чудо! — аэропорт в Бейруте открыли! Но, увы, из Парижа не было рейсов. Пришлось через Каир лететь на Кипр. Так Малко оказался на борту аэробуса Эр Франс, направлявшегося в Рияд с посадками то в Дамаске, то в Каире, в зависимости от дня недели. Лайнер коснулся посадочной полосы в Каире с точностью кукушки в часах, чего никак не скажешь о самолетах Ближневосточных авиалиний на Кипр. Вылет был отложен на несколько часов. Разумеется, это давало ему возможность как следует перекусить, чтоб не набивать живот паштетом из гусиной печени и бордо, которые подавались пассажирам первого класса. Однако каирский аэропорт не слишком баловал посетителей разнообразием пищи.

Проблему разрешил щедрый бакшиш, который служащий управления вручил полицейскому из иммиграционной службы. Малко тут же получил кратковременную въездную визу. И вперед, к пирамидам! Дорожное движение в Египте было по-прежнему беспорядочным, но «пежо» доставил-таки его в величественный город пирамид, и он насладился воспоминаниями о своей миссии в Каире.

Еще одно чудо: «707» Ближневосточных авиалиний все-таки прилетел! И попал в осаду уставших от ожидания пассажиров. Естественно, первый класс при регистрации не обслуживался отдельно. Наконец все уселись, и старичок «707» взял курс на Кипр.

И вот он оказался в другом мире. Выпустив шасси, самолет кружил над лагерем десантников. Малко перевел взгляд на восток, к холмам, тянувшимся с севера на юг вдоль границы Большого Бейрута. То там, то тут вырастали серые грибы — рвались снаряды. Гражданская война продолжалась.

Самолет коснулся земли и замедлил бег. Потом вдруг снова набрал скорость, словно собираясь взлететь. Сладкий хрипловатый голос стюардессы известил:

— Командир корабля просит пассажиров сохранять спокойствие. На взлетной полосе разорвалось несколько снарядов, наш самолет выходит из опасной зоны. Спасибо за понимание.

Ни один из пассажиров не выразил удивления. Это Ливан. Стюардесса положила на место микрофон и улыбнулась Малко, словно обращалась только к нему одному. У девушки была изумительная фигура, не слишком правильные черты лица и такой обжигающий взор, будто она накурилась гашиша в туалете. Поймав настойчивый взгляд Малко, она подплыла к нему.

— Вам что-то нужно?

— Только хотел узнать ваше имя, — ответил он, улыбнувшись.

— Мона. Вот и прилетели.

Легкий толчок, и «707» остановился. Двери открылись, впустив в салон струи проливного дождя. Пока Малко шел к аэровокзалу, он ясно слышал глухие разрывы бившей через равные промежутки артиллерии.

Его поразил жалкий вид аэропорта: побитые плафоны, стекол почти нет, стены испещрены следами пуль всех калибров. Пассажиры спешили наружу, словно аэропорт вот-вот взлетит на воздух. Малко последовал за ними и увидел на улице роскошную Мону. Она бежала к микроавтобусу для экипажа, волоча за собой чемодан на колесиках ярко-желтого цвета. Не повезло: автобус ушел у нее из-под носа! К Малко бросились шоферы такси, наперебой спрашивая по-английски и по-французски:

— Вам в Бейрут?

Он подошел к стюардессе, растерянно стоящей рядом с большим чемоданом.

— Разрешите, я вас подвезу? — предложил он. — Вас, я видел, забыли подождать. Я еду в Бейрут.

Она искоса глянула на мужчину, потом ослепительно улыбнулась.

— Это было бы замечательно. Я вам не помешаю?

Они сели в «бьюик», знававший лучшие времена, и покатили вдоль высоченной земляной насыпи, выложенной цементными плитами: лагеря военных десантников США. Мона, положив ногу на ногу, закурила, рассеянно глядя на хибары района Бордж Эль-Бражнех и ливанские М-113, стоящие через каждые пятьсот метров. Машина резко затормозила: проверка. Ливанские солдаты отсортировывали автомобили, пользуясь загадочными критериями, словно играли в лотерею. Шофер включил радио. Диктор «Голоса Ливана» сообщил самым благодушным голосом, что порт обстрелян «градами», артиллерия друзов и фалангисты-христиане ведут перестрелку. Неизвестные нанесли удар по башне Мюрр... В общем, обычный для Бейрута день.

— Вам не страшно возвращаться в Бейрут? — спросил Малко стюардессу.

Она качнула черными кудряшками.

— Нет, что вы, я привыкла. Мы все привыкли. Все-таки уже восемь лет тянется...

Проехали заграждение, набрали скорость и помчались среди руин Сабры и Шатилы, на фоне которых белыми рядками выделялись кое-где итальянские танки. Ощетинившаяся временными заграждениями зона тянулась вдоль Соснового бора, некогда составлявшего гордость Бейрута. Теперь от него остались лишь изуродованные, голые стволы. Потом пошли превращенные в бетонную крошку здания, вывороченные, пробитые снарядами фасады, за которыми ничего больше не было. И невероятное оживление на дорогах при абсолютно неупорядоченном движении. Тут преобладали «мерседесы» и старые американские автомобили. На Маазре, главной артерии города, пересекающей Бейрут с востока на запад, можно было подумать, что ты на Елисейских Полях в субботний вечер. Но вдруг среди сиянья неона зиял черный провал разрушенного здания. Стюардесса с прежним безразличием смотрела в окно. Потом она повернулась к Малко:

— А вы зачем в Бейрут?

— Импортирую электронику.

— Лучше бы вы импортировали генераторы или стекла. Они здесь в цене... Подстанции и проводка разрушены бомбардировками. А снайперы не дают их восстанавливать. (Она засмеялась.) По крайней мере так нам говорят. Главная-то электростанция находится в христианской зоне. Да только те, кто управляет энергетикой в Ливане, сами же являются импортерами японских генераторов. Естественно, они сначала свои склады освободят. И увидите, ток снова появится, как по волшебству...

Война уничтожала не только людей... При безумном дорожном движении на улицах не осталось ни одного действующего светофора. Несчастные полицейские, задерганные гудками со всех сторон, едва справлялись с потоком машин. Здесь ничто не напоминало о войне. До центра Бейрута они добирались почти час. Мона спросила:

— Вам удобно будет высадить меня в Ахрафи?

Она по-арабски назвала водителю адрес, и машина помчалась по Кольцу — шоссе с востока на запад в обрамлении руин. Ни единого целого здания. Вот были бои так бои! Через каждые двести метров — военные посты с мешками, наполненными песком. Наконец они поднялись на холм Ахрафи, место поселения христиан-маронитов, и оказались на спокойной узкой улочке с современными, почти не пострадавшими домами. Света в окнах не было, кое-где лишь виднелись огоньки фонариков. Такси остановилось.

— Приехали.

— Позвольте, я донесу ваш чемодан до лифта, — галантно предложил Малко.

Мона чистосердечно рассмеялась от его наивности.

— Лифта нет! Я же сказала, снаряды Валентина Бесхребетного разрушили электростанцию.

— Что за Валентин Бесхребетный?

Шофер как раз вытаскивал из багажника огромных размеров канареечно-желтый чемодан.

— Валид Джамблат, главарь друзов, — объяснила Мона. — Не стоит, я живу на восьмом этаже...

— Тем более, — возразил героически Малко. — Здесь спокойно, вам везет...

Девушка показала пальцем на нечто, напоминающее абстрактную живопись, на асфальте.

— Сюда упал снаряд, но не взорвался, — объяснила она. — Я тогда тоже только что вернулась, как сегодня. К счастью, они часто пользуются египетскими снарядами. А они ненадежные...

Малко мысленно поблагодарил египтян и взялся за чемодан. Через восемь этажей, с колотящимся в ребрах сердцем, он опустил его на пол при свете зажженной Моной спички. Юная стюардесса открыла дверь небольшой квартирки и запалила лампу-"молнию". Малко рухнул в кресло.

— Вы просто чудо! — сказала девушка. — Выпьете чего-нибудь?

Он попросил водки. Себе она налила коньяка «Гастон де Лагранж». Пока он пил, Мона успела сменить униформу на джинсы и свитер, подчеркивавшие еще больше достоинства ее фигуры.

Малко чувствовал себя немного неуверенно. От глухого разрыва неподалеку у него побежали мурашки по коже, но Мона его успокоила.

— Не обращайте внимания. Это в Баабде.

Он с сожалением поднялся. Внизу ждал шофер.

— Мы можем как-нибудь вместе поужинать? — предложил он. — Я вам позвоню.

Мона покачала головой и виновато улыбнулась.

— Это невозможно, телефон не работает. Подстанция разбита «градами». Где вы будете?

— В «Коммодоре».

Все крупные гостиницы разрушены, остались считанные единицы, да и те в Западном Бейруте.

— В таком случае я заеду за вами вечером?

Работать он начинал лишь на следующий день.

— Я занята.

Было заметно, что девушка сама сожалела об этом. Несколько секунд они еще, улыбаясь, глядели друг на друга. То, что Малко прочел в глазах юной ливанки, придало ему смелости. Он положил ладони на бедра Моны и тихонько привлек ее к себе. Их губы встретились и слились в бесконечном поцелуе. Когда же его пальцы, скользнув под кофточку, коснулись теплой груди, Мона, чуть задыхаясь, отшатнулась, бедрами еще прижимаясь к Малко и призывно глядя на него.

— Вы с ума сошли! — мягко произнесла она.

И добавила, поскольку Малко все не отпускал ее:

— Вам нужно идти! Сейчас сюда явится мой Жюль. Он знает, когда я возвращаюсь.

— Тогда завтра вечером?

— Я постараюсь. Позвоню вам в «Коммодор». Или прямо подъеду, если не смогу позвонить.

Они обменялись последним поцелуем, и он вышел на темную лестницу. Неплохое начало для поездки в Бейрут. Шофер такси нервничал. Он показал на часы — половина восьмого.

— Комендантский час, — пояснил он.

С восьми движение по улицам запрещалось... Они вернулись в Западный Бейрут по похожим друг на друга улицам с бетонными кубами вдоль шоссе и не слишком пострадавшими домами.

Гостиницы, где Малко останавливался прежде, все разрушены: «Святой Георгий», «Фенисия» и даже едва успевшая открыться «Холидей Инн»... В «Коммодор» пока попал лишь один снаряд, сбросивший два номера вместе с постояльцами в бассейн, стоявший, впрочем, без воды.

Едва Малко подошел к портье, его заставил вздрогнуть тонкий свист. Он окаменел: сейчас упадет снаряд... Но в оживленном холле никто не обращал внимания на этот звук. Журналисты, а они составляли девяносто девять процентов проживающих в гостинице, даже не подняли глаз...

Свист прекратился, взрыва не последовало. Потом вдруг раздался снова, пронзительней прежнего. Заметив выражение лица Малко, девушка-администратор сказала ему тихонько:

— Не волнуйтесь, это попугай. На него что-то нашло после израильской бомбардировки. Вон он, возле бара.

Малко обернулся и увидел попугая. Тот сидел на жердочке в клетке. Потом вдруг, вцепившись в нее лапками, опрокинулся назад и, повиснув вниз головой, издал звук, напоминающий свист падающей бомбы. Каково же людям, если так реагируют животные!

Металлические ящики картотеки, сваленные в крошечном дворе прямо на глинистой земле и прикрытые от дождя пластиковыми чехлами, еще больше усиливали впечатление разгрома, растерянности. Главный вход по соображениям безопасности был закрыт, все пользовались служебным с узкой улицы Рифали. Напротив магнитного детектора на решетке ограды висело объявление, написанное фломастером: «Внимание! Никакой информации о десантниках не даем!»

Лысый мужчина с пронзительным взглядом голубых глаз, угловатыми чертами и тонкими губами осторожно прошел через грязный двор навстречу Малко и, невесело улыбнувшись, протянул ему руку.

— Господин Линге, рад приветствовать вас в приемной смерти...

Малко пожал протянутую руку.

18 апреля Роберту Карверу кто-то позвонил, и он прошел в другое крыло посольства к телефону как раз в тот момент, когда триста килограммов взрывчатки превратили в огонь и тлен почти всех его коллег по бейрутскому отделу ЦРУ. За чем последовало повышение по службе, разумеется, заслуженное, но несколько поспешное, и назначение на весьма незавидный в этом негостеприимном городе пост резидента...

— Проходите, — пригласил он Малко.

Внутри здание так же походило на свалку, как и снаружи. Они прошли в кабинет, заваленный сейфами, стопками папок и досье.

Вдоль стен до уровня человеческого роста были сложены зеленоватые мешки с песком, что придавало комнате вид укрепления. Роберт Карвер виновато улыбнулся.

— Если опять попадет, они не дадут рухнуть потолку. Здесь всего можно ожидать...

Он подошел к окну и задернул плотные гардины, тоже зеленого цвета, потом зажег лампу и сел так, чтобы его лицо оставалось в тени.

— Это тоже не излишняя предосторожность, — сказал он. — Вот смотрите.

И подвинул Малко пепельницу, полную сплюснутых, потерявших форму пуль.

— Они стреляют из соседнего здания. Это все подобрано на этой неделе во дворе.

Радостное сообщение. Да и сам кабинет, утонувший в полумраке, не давал повода к веселью. Малко взглянул на карту Бейрута, висевшую на стене над мешками с песком. Она напоминала лоскутное одеяло, где лоскуты — районы, удерживаемые различными вооруженными группировками: на востоке — христиане-катэбы, на западе и юге — всевозможные противники правительства: прогрессисты Валида Джамблета, пронассеровские стрелки, коммунистическая партия Ливана и, конечно, «Амал» — шиитские боевики, удерживающие южный пригород совместно с последними палестинцами, сконцентрировавшимися в Сабре и Шатиле.

Малко перевел взгляд с карты на полиэтиленовый мешок, запечатанный красным сургучом.

— Это личные вещи погибшего Джона Гиллермена, — пояснил Роберт Карвер. — Я собираюсь отослать их родным. Надеюсь, вы не суеверны.

Да уж, Бейрут — не место для подобных слабостей. Впрочем, в документах для внутреннего пользования обстановка в Ливане называлась «благоприятной». О войне немножко забыли. Резидент сверлил Малко взглядом. На этот раз, правда, Компания его не обманула, когда раздался звонок в замке Лицен. «Работенка паршивая, — сообщил ему резидент в Вене. — Вы вправе отказаться. Бейрут».

— Думаю, мне предстоит подхватить факел, выроненный Джоном?.. — предположил Малко.

— ...Гиллерменом, — уточнил резидент. — От вас ничего не скроешь. Это был прекрасный, чрезвычайно милый человек, может, слишком доверчивый. А с этими негодяями нужно всегда быть готовым к худшему...

На улице раздался зловещий и отчетливый лязг гусениц, словно напоминая, что идет война.

— Покушение было подготовлено отлично, — заметил Малко.

— Да, у нас семеро погибших и четверо раненых, причем одному так и не смогли вынуть осколок из черепа, — мрачно признал Роберт Карвер. — Они сделали все, чтобы возле машины-бомбы оказалось как можно больше народу. И они добились этого.

— А что следствие?

Роберт Карвер скривился.

— Результаты будут лет через десять! Ливанская армия оцепила район и, как обычно, никого не задержала. Так что следствием предстоит заняться вам.

— Каким образом? — спросил удивленно Малко.

Роберт Карвер нагнулся, и его лицо попало в круг света.

— За «вольво», на которой скрылись террористы, ехала машина с двумя женщинами. Нам известны их имена. Некая госпожа Масбунжи с дочерью. Служба безопасности Ливана утверждает, что ни одна свидетельница не заметила номера «вольво». Сдается мне, их допрашивали не слишком настойчиво. Может, вы еще раз попробуете?

— Вероятнее всего, пустой номер, — заметил Малко.

— Не исключено, — признал американец, — но попробовать все же можно. Эти негодяи действуют так уверенно! Если они из Бордж Эль-Бражнеха в южном пригороде, то ни армия, ни полиция вмешиваться не будут. Это вотчина «Амала». Шииты поклялись, что ливанская армия никогда не ступит туда. А поскольку шестьдесят пять процентов солдат этой армии — шииты, то они просто не будут сражаться против своих братьев по вере.

— А военной разведки у ливанцев нет?

— Есть, почему же, так называемая служба Б-2. Хорошо работает, у нее много информаторов. Только политика парализует разведку. Когда взорвали наше посольство, они арестовали человек двенадцать, причем на следующий же день: они их просто знали, и им было давно известно, что что-то готовится. Но никто не отдал приказ предотвратить покушение.

— Так меня вызвали сюда, чтобы провести расследование?

— Не только. Но это первая ниточка, которая может привести нас к кое-чему поважнее. К тому, чем занимался погибший Джон Гиллермен.

— А почему именно я?

Роберт Карвер раскурил сигару и улыбнулся:

— Не скромничайте. Ваш послужной список говорит сам за себя. И, кроме того, в городе, где каждая стена украшена надписью «Смерть Соединенным Штатам!», тот факт, что вы не американец — большое достоинство. Верно?

Вдохновляющая идея.

Александра, вечная невеста Малко, была искренне обеспокоена, узнав, что он направляется в Бейрут. Это придало особую остроту их любовным играм. Запах смерти возбуждает. В венском аэропорту Малко даже показалось, что на глазах у молодой женщины слезы. И не от холода... Александра осталась дожидаться его в замке Лицен вместе с Элко Кризантемом, еще не оправившимся от своих пакистанских приключений. Разумеется, удобно иметь в Бейруте под рукой мусульманина, но поскольку Малко не знал характера своего задания, он не взял Элко с собой. Всегда можно вызвать его позже. Метрдотель-телохранитель всегда был рад вспомнить былую профессию и прикончить одного-другого бедолагу...

Роберт Карвер наблюдал за Малко. Над крышей пролетел с оглушительным ревом снаряд. Лицо американца снова спряталось в тень, и у Малко возникло неприятное чувство, словно он на допросе. Несколько секунд они молчали, потом Малко спросил:

— И чем же занимался Джон Гиллермен?

— Проверял информацию исключительной важности. Две недели назад в Дамаске приземлился военный самолет из Тегерана. На борту у него было человек пятьдесят, одного из которых опознал свидетель. Это некий Абу Насра, один из известнейших террористов. Остальные из «Хезбола» и «Безумцев Господа», фанатики аятоллы Хомейни. Все они через долину Бекаа, базу иранцев, вышли к Баальбеку. У нас есть все предпосылки считать, что группа готовит грандиозное покушение. Ваша задача — узнать, какое именно, и помешать им...