Фары «кортины» осветили ржавый остов автомобиля посреди пустыря.

Малко выругался и затормозил. Он снова заблудился. За Фоллс-роуд были сплошные развалины и ни души, ни фонаря. Он колесил но католическому району в поисках пивной «Олд Хауз», где ему назначила встречу Маурин. Он несколько раз притормаживал, чтобы спросить дорогу у прохожих, но те удирали от него со всех ног. Ночью на улицах Белфаста становилось опасно. Наконец он подъехал задним ходом к одному старику и спросил, как добраться до «Олд Хауз». Хотя старик выговаривал слова так, будто жевал горячий картофель, Малко тем не менее разобрал, в какую сторону двигаться, и направился к Фоллс-роуд. Через сто метров он повернул в переулок напротив разрушенного завода и увидел пивную. Перед заведением выстроился забор из наполненных цементом и скованных металлическими перекладинами железных бочек, который призван был обезопасить посетителей кабачка от весельчаков на колесах, любящих побаловаться гранатами. Здание, приютившее пивную, казалось, готово было развалиться. Ни огонька, ни единого целого окна. Малко проехал немного дальше и поставил машину. Два молодых католика подозрительно наблюдали за ним и пошли следом. Всякий оставляющий машину на улицах Белфаста считался потенциальным убийцей...

Он толкнул дверь и сразу окунулся в тепло и людской гомон. В зале яблоку негде было упасть. От пивной кислятины спирало дыхание. Малко повернул направо, в зал, украшенный постерами ИРА. Всюду, куда ни глянь, люди сидящие, стоящие, опирающиеся о стойку. С пивными кружками в руках, разгоряченные, хохочущие, они толковали о том о сем, во всю глотку перекликались поверх голов. При появлении Малко все вмиг стихло. Ошалевший бармен негодующе пялился на костюм и галстук Малко. Кое-кто из любителей пива поставил кружку, уставившись на него с той же нежностью, с какой лев глядит на газель. Второй бармен незаметно достал из-под стойки деревянную дубинку.

Дверь за Малко затворилась, и к ней привалился спиной, сунув руки за пояс, громадный детина с черными сальными волосами. Настроенный враждебно... Очевидно, Малко приняли за протестанта, решившего покончить жизнь самоубийством или устроить им ловушку. Напрасно Малко искал взглядом хотя бы одно доброжелательное лицо... Мертвое молчание. Пролетел тихий ангел, обвешанный дубинками. Но вот из дыма возникла фигура Биг Лэда, направлявшегося к нему. Малко готов был расцеловать его. Молодой ирландец что-то пробурчал сквозь зубы, повел головой, и толпа вмиг расступилась перед Малко, вновь загомонили голоса, а девица в очках, пившая у стойки, даже улыбнулась ему, когда он нечаянно толкнул ее.

Маурин с Биг Лэдом и одноруким Брайаном сидели за столиком в глубине зала. Одетая в джинсовый костюм, Маурин стянула волосы на макушке пирожком и не накрасилась. Малко пришло в голову, что, вероятно, мало кто из посетителей пивной знал, чем она зарабатывала себе на жизнь. Хотя он ничего не заказывал, бармен поставил перед ним пинту пива.

– Извините, «Гиннесса» нет!

Питейные заведения фирмы «Гиннесс» бастовали, что обернулось всенародным бедствием.

Биг Лэд яростно заскреб ногтями свои юношеские прыщи, в то время как другая его лапища лежала на ляжке Маурин.

– Ну, как все устроилось? – спросила она.

– Наилучшим образом.

Малко не решился уточнить, насколько хорошо все устроилось... Пронзительный взгляд Маурин, казалось, читал его мысли.

– Она была довольна?

– В высшей степени, – уверил ее Малко. – Но...

Маурин выразительно повела глазами в сторону шумной компании слева от них.

Одним глотком она наполовину опорожнила свою кружку. В другом конце пивной заиграл оркестр. Маурин исподлобья разглядывала Малко испытующим взглядом. Однорукий отмалчивался, размечтавшись о «Гиннессе»... Пили много. Четверть часа спустя Маурин подала знак уходить.

На улице было свежо. Маурин посмотрела в сторону Фоллс-роуд, где на углу стояла своего рода башня, высящаяся среди развалин... Она указала Малко на светящуюся красную точку:

– Там, наверху – «поросята». Ночью следят за нами, а днем фотографируют...

Малко разглядел на верху здания нечто вроде каземата, откуда просматривалась вся Фоллс-роуд.

– Два года назад там укрылись «особисты», – продолжала Маурин. – Пришлось взорвать башню. Погибли все.

Биг Лэд и однорукий растворились в потемках, наблюдая за окрестностями. У Малко возникло ощущение, что его испытывают, подвергая какому-то непонятному обряду посвящения. Так что же было в письме? Не зря ли он теряет время, изображая заговорщика среди этих психов из пивнушки? Он не должен был забывать, что находится в Белфасте, чтобы узнать, почему убили Билла Линча.

– Как вы нашли Туллу? – спросила Маурин. – Держится молодцом? Вас обыскали?

– Обыскали, но письмо не нашли.

Впервые за все время Маурин соблаговолила улыбнуться.

– Благодарю вас!

– Да, кстати, что было в письме? Тулла просто не помнила себя от радости...

Маурин вновь замкнулась.

– Узнаете в свое время, – сухо отвечала она. – Мне пора.

– Может быть, вам нужна от меня еще какая-нибудь услуга? – не без насмешки осведомился Малко.

Она покачала головой:

– Нет.

– А вот я хочу просить вас об одной услуге. Пообедайте завтра со мной. Мне скучно в Белфасте.

Казалось, она готова была отказать, но, немного помолчав, все же согласилась:

– Вели вам хочется, давайте, но времени у меня будет мало. Ждите меня в «Скандии», – это недалеко от вашего Фонда, на Хауард-стрит.

На сей раз она пожала ему руку и исчезла во мраке пустыря.

* * *

Вряд ли можно было найти заведение более неприветливое, чем «Скандия». Ресторан уже трижды взрывали, поэтому на входе два цербера обыскивали всех подряд. Вдруг взор Малко поразило ослепительное видение. – Маурин, но Маурин совершенно другая. Волосы струились но плечам, грудь туго обтянута белой прозрачной блузкой, длинные ноги в распахе длинной застегивающейся впереди юбки, почти все пуговицы которой были расстегнуты.

– Вы – блистательны! – объявил ей Малко, ожидая, пока не обыщут ее сумочку.

Она как-то странно улыбнулась.

– Какое это может иметь значение? Красота – это так, пустое!

Они устроились за столиком. Заведение больше походило на столовую, чем на приличный ресторан. Все таращились на Маурин.

– Почему вам так хотелось встретиться со мной?

Малко улыбнулся.

– Вы меня обворожили!

– Вам просто хочется переспать со мной, – брякнула Маурин.

– Почему вы знаете?

Она покраснела, переменила разговор.

– Я полагала, вы здесь для того, чтобы помочь Ирландии.

– Именно этим я и занимаюсь, – возразил Малко. – ОФСИ доставляет еженедельно добрую сотню посылок, помимо денег. А вот что делаете вы?

Она удивленно взглянула на него.

– То есть?

– Все упражняетесь в пулевой стрельбе, как в Лондондерри?

Она замерла, потом лягнула его под столом.

– Я запрещаю вам говорить об этом!

До конца обеда они почти не говорили, либо обменивались ничего не значащими словами. Наблюдая друг за другом. Он понимал, что она пришла не только ради его красивых глаз. Тем не менее, она так и не сказала ничего существенного. На Хауард-стрит им повстречался английский дозор. Маурин вызывающе уставилась на шедшего впереди солдата, открывая ноги до самого верха, великолепная в своем дразнящем бесстыдстве. Несчастный солдат шел, пятясь задом, не отрывая глаз от дивных ног. Маурин зло засмеялась:

– Этот поросенок пойдет за мной хоть на край света!

Когда дозор удалился, она застегнула две пуговицы, обернулась к Малко и неожиданно спросила:

– Что вы делаете в субботу и воскресенье?

Малко поднял лицо к серому небу.

– Куплю бутылку водки и выпью ее один. Хотите, сделаем это вместе?

Она скупо улыбнулась:

– А если я приглашу вас на конец недели?

Но в воскресенье в Белфасте заниматься было решительно нечем, разве считать бомбовые воронки... Малко пытался проникнуть в тайну серых глаз, не смея надеяться, что его приглашают провести выходные дни в любовных забавах... В любом случае лучше, чем торчать на вилле Билла Линча.

– С удовольствием принимаю приглашение.

– Прекрасно, – ответила Маурин. – Завтра утром я заеду за вами.

* * *

Конор Грин налил полный стакан «Джи энд би», бросил туда несколько кусочков льда, протянул его Малко и поднял свой бокал.

– За удачные выходные!

Малко выпил: он соскучился по водке. Он размышлял, где бы раздобыть бутылку «Дом Периньона» в подарок Маурин. И на сей раз они без лишнего шума сошлись с заместителем консула в номере 707 гостиницы «Европа».

– Мне начинает казаться, что я напрасно теряю время, – заметил Малко. – Со времени моего приезда я так и не узнал ничего нового об исчезновении Билла Линча. Мне удалось лишь выяснить, что Маурин – активистка ИРА.

– И что она имеет сверхсовременное советское оружие, которое досталось ей не в телевикторине, – добавил Конор Грин.

– Будем надеяться, что выходные пройдут спокойно. Видимо, снова буду торчать в какой-нибудь хибаре в компании жутких личностей...

– Любопытный опыт изучения общества, – ответил Конор Грин без тени улыбки. – Что-нибудь да непременно приобретете...

– Блох! – со вздохом подхватил Малко. – Я уже сыт по горло ИРА и Ирландией. Пусть уж все взорвут к чертовой матери, и делу конец.

– Оно конечно! – поддакнул Конор Грин. – Но мне хотелось бы знать, какую роль во всей этой катавасии играют русские. До сих пор они вроде старались не высовываться.

– Может быть, из-за этого и погиб Билл Линч? – заметил Малко.

– В таком случае Маурин что-то известно. Не исключено, что в эти выходные вы что-то узнаете, тем более, что они вам, похоже, доверяют.

* * *

Обувшись в высокие черные сапоги, поверх которых она закатала до икр джинсы, надев пуловер с вырезов и собрав волосы в конский хвост, Маурин была еще прекраснее, чем всегда. Глядя на се ненакрашенное лицо, ей можно было дать не более шестнадцати лет.

– Вы готовы? – спросила она.

Малко был готов. Заперев виллу на ключ, он пошел за Маурин, в гараж, думая по дороге, что было бы верхом безнравственности оставить такую женщину добычей этой скотины Биг Лэда.

– Вы пришли пешком? – полюбопытствовал он.

– Меня довезли, – уклончиво отвечала она.

– Куда едем?

– Поезжайте по дороге на Бангор. Путь неблизкий.

Машин было мало, так что из Белфаста выбрались без затруднений. Малко набрал приличную скорость. Миновали Стормонт, грузное приземистое здание сразу за нарком, разбитым у дороги, где заседал ирландский парламент, ставший непреодолимой преградой на пути любых реформ. Маурин в молчании глядела прямо перед собой, словно рядом никого не было. Теперь они ехали берегом озера.

Через десять километров они наткнулись на воинский заслон. Пришлось ставить машину на обочине. Проверка бумаг, осмотр багажника. Когда английский офицер увидел в удостоверении Маурин штемпель «Угроза безопасности», Малко решил уже, что он разберет машину на винтики. Его самого обыскали повторно, а Маурин пришлось уединиться с девицей из вспомогательных сил. Через некоторое время она вышла из палатки, фыркая, как разъяренная кошка, изрыгая проклятия на счет девицы и от души желая ей попасть в руки негров или пакистанцев.

– Сука! – шипела она. – Если бы вы знали, куда она заглядывала, только для того, чтобы унизить меня!

Она сжимала кулаки, играя желваками, глаза ее еще больше ввалились. Малко пришло в голову, что у нее было, наверное, именно такое лицо, когда она убивала в Лондондерри английских солдат.

Он немного пришел в себя лишь через полчаса. Вся Ирландия была перекрыта дорожными заставами.

Ехали в молчании по все более узким дорогам, удаляясь от озера и Белфаста. Наконец у дороги возникла нескончаемая каменная ограда, а потом – запертые чугунные ворота.

– Станьте здесь! – приказала Маурин.

Выйдя из машины, она подошла к воротам, достала из кармана ключ, отперла и отвела створку.

– Где мы? – спросил Малко, въехав за ворота.

Маурин бросила на него безмятежный взгляд.

– У меня дома. Поезжайте.

Он тронул машину. Минут пять они катились по песчаной аллее, которая вилась по парку, изобилующему цветочными куртинами, высоченными деревьями и лужайками, и въехали наконец на обширную площадку, окруженную каменной оградой, за которой далеко простиралось поросшее травой пространство. Дом был не очень велик, викторианской архитектуры, с высокими белыми колоннами, плоской крышей и просторной террасой сбоку. Имение казалось покинутым: кругом ни души, на окнах – ставни.

– Родовое поместье моих родителей, – пояснила Маурин, выходя из машины. – Я могла бы здесь жить, но это было бы безнравственно, когда столько ирландцев ютится в лачугах. Предпочитаю Андерсонстаун. Но у меня остались ключи. Родители уехали в Лондон. «Поросята»! Им плевать на мое дело!

Малко тоже вышел. Как далеко остался Белфаст! Воздух благоухал, – Лицен, да и только! Он едва не признался Маурин, что владел еще более крупным поместьем, но подумал, что она, скорее всего, посоветовала бы ему сжечь его... Тут ему пришло в голову, что наконец-то они с Маурин остались с глазу на глаз, впервые с тех пор, как познакомились.

К черту ЦРУ! Его ждал восхитительный воскресный отдых в имении, затерявшемся в бог знает какой дали, перед пылающим камином и чашкой ирландского кофе!.. Он последовал в дом за Маурин, открывшей дверь. На столе в мраморном холле стоял огромный старинный граммофон. Стены были увешаны охотничьими трофеями, панцирями гигантских черепах и старинным оружием. В прохладном воздухе пахло размеренным бытом почтенного семейства. Над лестницей висел огромный бивень нарвала.

– Класс! – со знанием дела оценил Малко.

Маурин оперлась о стол и обернулась к Малко: та же дразнящая поза, тот же изогнутый стан и взгляд серых глаз, вперившихся в золотистые глаза Малко. Он подошел и положил ей ладони на бедра. О, чудо! Она не отстранилась.

– Мы проведем два чудесных дня, – сказал он.

Она разглядывала его с непонятным выражением. Взявши его за руки, она легонько отвела их, точно он был ребенок, и вполголоса сказала:

– Я приберегла для вас нечто особенное.

Малко нахмурился, настороженный выражением ее голоса.

– Что именно?

– Испытание, – загадочно молвила Маурин.