Шестеро мужчин шумно спорили в густом табачном дыму, утонув в широких креслах, с бокалами в руках. На низком столике скапливались бутылки: ром «Сибоней», коньяк «Гастон де Лагранж», шампанское «Моэт-э-Шандон», виски «Джонни Уокер». Они плотно поужинали в «Масон де ла кава» и решили закончить вечер в асьенде «Эспаньола».
Четверо из них были офицеры доминиканской армии, двое других — торговцы наркотиками из Колумбии. Все они отмечали благополучное прибытие большой партии кокаина, благодаря стараниям доминиканской армии, охранявшей тайный аэродром.
В комнату, слегка прихрамывая, вошла крупная платиновая блондинка в строгом сером полотняном платье. Присутствующие приветствовали ее непристойными возгласами. Один из мужчин, указав в ее сторону сигарой, воскликнул:
— Oiga, Кукарача! Ты опять собираешься предложить нам своих старых потаскух или малолетних сифилитичек? Если я подцеплю из-за тебя СПИД, я щипцами сдеру с тебя шкуру.
Подбоченясь, Кукарача ждала, пока шестеро мужчин успокоятся. Следом за ней проскользнула маленькая шлюшка, которой еще не было пятнадцати, затянутая в белый эластичный комбинезон, в слишком больших для нее лодочках на высоких каблуках. Длинные черные волосы ниспадали на худенькие плечи, глаза были опущены в притворном смущении.
— Господа, — сказала Кукарача, — если вы при деньгах, у меня есть для вас сюрприз. Нечто особенное, о чем вы будете вспоминать всю свою жизнь.
Ее слова снова приветствовали шутками, но уже не так уверенно. Блондинка подошла к чему-то вроде окошечка в стенке гостиной и потянула за дверцу, приоткрыв квадратное отверстие.
— Пусть кто-нибудь из нас подойдет и сам убедится, — попросила она.
Один из военных встал, игриво подмигивая. Он прижал лицо к окошечку и через несколько мгновений обернулся с налитыми кровью глазами и хриплым восклицанием:
— Hija de puta!
За ним последовал другой, тут же оттесненный своими дружками. То, что они видели, воспламеняло их естество сильнее, чем любой порноклип.
Соседняя комната была увешана зеркалами. Вся ее меблировка состояла только из двух предметов: кровати и большого белого кожаного пуфа. Над кроватью свисало около дюжины очень длинных ремней, соединенных сложной системой противовесов, оканчивающихся кожаными браслетами. Два из них были закреплены на запястьях молодой женщины, сидевшей на кровати. Два других охватывали ее лодыжки. Достаточно было потянуть за ремни, чтобы разодрать ее на части или подвесить за запястья.
В доминиканских борделях часто устраивались подобные шоу с участием тайно эмигрировавших бедных крестьянок, отупевших от рома. Однако эта привязанная девушка была белокожей, темноволосой и абсолютно голой. Клиенты Кукарачи не могли оторваться от зрелища ее острых, но полных грудей, топкой талии, подчеркивающей выпуклый и округлый зад.
С наушниками от плейера на голове девушка смотрела в пустоту со странным выражением в глазах. Она была явно одурманена наркотиками.
Кукарача весело посмотрела на шестерых мужчин, которые, внезапно притихнув, уже прикидывали, что бы они смогли сделать с этой неожиданной добычей.
— Господа, — бросила она, — все, кто в состоянии заплатить двести долларов, могут развлекаться с нашей воспитанницей до полного изнеможения. Вы будете первыми, кто воспользуется этим. Это сюрприз полковника. И кроме того, Хосефа будет следить, чтобы вы сохранили свои силы.
Маленькая шлюха похотливо улыбнулась мужчинам.
— Кто эта девушка? — спросил один из Колумбийцев. — Похожа на индианку...
Кукарача смерила его уничижительным взглядом.
— Идиот! Если ты ее не хочешь, ступай трахать одну из этих жалких шлюх из «Пти Шато». Тебе это обойдется всего в сто песо...
Первым решился один из военных, бросив на низкий столик две скомканные банкноты по сто долларов. Двухмесячное жалование. Остальные, игриво хихикая, последовали его примеру. Собрав деньги, Кукарача вынула из кармана ключ и отперла дверь комнаты.
— Развлекайтесь вовсю! И не покалечьте ее. Хосефа знает, как обращаться с ремнями...
— Надеюсь, что она умеет обращаться и с моим «прибором», — сказал полковник, именовавший себя Мануэлем, с сальным смешком.
Как бы в подтверждение его слов, Хосефа подошла, встала перед ним на колени и осторожными движениями расстегнула ему брюки. От ее ловких ласк его пенис очень быстро встал как таран между волосатыми ляжками офицера. Тот грубо оттолкнул Хосефу и направился в комнату. Остальные последовали за ним. Хосефа присоединилась к ним.
— Вам будет удобнее без одежды, господа, — сказала она тонким голоском.
Пока они раздевались, Хосефа начала манипулировать ремнями. Те, что были соединены с лодыжками, натянулись, раздвинув ноги молодой женщины, другие — вытянули ее руки в форме буквы "У", подчеркивая груди.
Казалось, молодая женщина впервые стала осознавать, что происходит. Она вяло попыталась освободиться, покачала головой, глядя на окружавших ее голых мужчин отсутствующим взглядом, в котором мелькнул страх. Мануэль приблизился к ней, сорвал плейер и упал на колени на кровать между раздвинутыми ногами молодой женщины. Остальные, любопытные и возбужденные, окружили их. Хосефа переходила от одного к другому, раззадоривая их, позволяя себя тискать, проскальзывая проворной рукой в чувствительные места и тут же увертываясь.
— Ну, чего же ты ждешь? — спросил старший из колумбийцев.
Его звали Хусто. Он был широкоплеч и высок, и его член не нуждался в ласках Хосефы, чтобы встать. Налитыми кровью глазами он созерцал промежность женщины. Полковник взял девушку за бедра и подтянул ее к себе. Грубым движением ягодиц он вонзил в нее член до упора с гримасой боли, настолько он был разбухшим.
Девушка закричала, попыталась вырваться и взмолилась по-английски:
— Leave me alone! Leave me alone!
Один из мужчин толкнул своего приятеля локтем:
— Это, действительно, американка!
Полковник Мануэль больше не двигался, застыв в глубине своей жертвы, вцепившись руками в ее круглые ягодицы, тяжело дыша. Один из его приятелей подошел, влез на кровать и тщетно старался всунуть ей в рот свой огромный член. Тот, кто ею овладел, отодвинулся и, взбешенный, все в том же напряженном состоянии, крикнул Хосефе:
— Мне это не нравится. Развяжи ее, она не убежит.
Хосефа бросилась к ремням и освободила молодую женщину, которая тут же забилась в угол кровати. Полковник вытащил ее оттуда и бросил животом на белый кожаный пуф. Груди ее были прижаты к коже пуфа, волосы упали на лицо. Затем он встал на корточки позади нее с похотливым блеском в маленьких черных глазках.
Хосефа устремилась к нему и стала ласкать языком напряженный член. Зад и ягодицы девушки, расположенные выше, чем туловище, казалось, сами раскрывались перед своим насильником. Полковник оттолкнул Хосефу, схватил свой орган левой рукой, прижал его к влагалищу своей жертвы и стал медленно вводить его туда, преодолевая сопротивление. В таком положении ему удавалось проникнуть гораздо глубже, и девушка закричала от боли, стараясь вырваться.
— Шлюха, — взревел полковник, — если ты будешь сопротивляться, я всажу его тебе по самую глотку!
Вцепившись обеими руками в ее бедра, безжалостно удерживая ее, он жестоким движением ягодиц закончил бесцеремонное продвижение своего огромного члена, когда их тела соприкоснулись.
Девица снова закричала, развеселив своих мучителей. Второй колумбиец обошел вокруг пуфа, приподнял голову девушки, схватив ее за волосы, и ущипнул за нос. Поскольку она открыла рот, он запихнул ей туда свой член, твердый и красный. Возбужденный полковник немного отодвинулся, затем снова вонзился в молодую американку до упора. Пот выступил у него на лбу: ощущение такое, будто насилуешь девственницу. За его спиной ухмылялся колумбиец Хусто.
— Поторапливайся! Я хочу ее задницу!
— И я тоже, — раздался другой голос.
Полковник почувствовал прилив спермы, он ускорил ритм своих движений, затем кончил с радостным воем и отошел в сторону с еще не опавшим членом. Его место тут же занял Хусто.
* * *
Малко за рулем «тойоты» поднимался по авенида Максимо Гомес к северу, проезжая по все более нищим кварталам. Он уже отъехал от берега моря почти на восемь километров, а город все тянулся. Виллы сменились складами и гаражами и, наконец, деревянными лачугами. Сидевший рядом с ним Милтон осматривал темные фасады домов. Никаких следов дансинга-борделя «Эрминиа».
Еще два километра в темноте, и они подъехали к большому металлическому мосту через реку Исабела. Они выехали из Санто-Доминго.
Они развернулись и снова поехали вдоль трущоб. Внезапно Малко заметил с левой стороны на примыкающей улице неоновые огни. Он повернул и наконец обнаружил вывеску «Эрминиа».
Один из борделей, принадлежащий полковнику Рикардо Гомесу.
Едва они вылезли из «тойоты», как к ним подошел какой-то мужчина, предлагая очень молоденьких девочек за весьма умеренную цену. Один взгляд Милтона обратил его в бегство.
Музыка обрушилась на них от самого порога. Это была мелодия меренги, звучавшая из глубины помещения. Большой многоцветный шар вращался над площадкой с деревянным полом, по обеим сторонам которой располагались темные кабины. Кругом были девицы. Человек двенадцать танцевали поодиночке, делая вид, что им очень весело; другие, тесно прижавшись к своим клиентам, терлись об них, стараясь возбудить и увлечь в соседние кабины... Как только Малко и Милтон Брабек устроились за одним из столиков, на них набросилась целая свора девиц, требуя рома и пива. Крупная, очень темная метиска с божественным задом уселась к Милтону на колени, а другой удалось добраться до его мужских достоинств.
Малко предотвратил драму, успокоив Милтона взглядом. Одна из девиц прижалась к Малко, и он спросил у нее:
— Где Кукарача?
Она глупо засмеялась и не ответила... Он задал тот же вопрос другой девице, указавшей ему на помещение в глубине дансинга.
— Por aqui!
Он пошел посмотреть. Помещение отличалось от первого только наличием кондиционера. Какая-то фигуристая девица с очень смуглой кожей, с декольте до пупа и губами, накрашенными фосфоресцирующей помадой, кружилась волчком. Другие ждали в темноте кабин. Увидев Малко, одна очень молоденькая, не колеблясь, задрала свое «мини», демонстрируя густую черную растительность на лобке.
Малко обратился к бармену. Кукарачи не было. Он вернулся к своему столику. Одной из девиц удалось вытащить Милтона на площадку. Вцепившись в него, она извивалась, как безумная. Американец бросил отчаянный взгляд на Малко и вернулся к столу с видом потерпевшего кораблекрушение...
— Это невозможно, — вздохнул он, — прямо какие-то мартышки!
Малко вынул банкноту в сто песо и сунул ее за вырез платья повиснувшей на нем девицы.
— Найди мне Кукарачу.
Она удалилась и через несколько мгновений вновь появилась в сопровождении некоего подобия светского танцора с плечами грузчика и масляной улыбкой.
— Господа, — бросил он, — я счастлив видеть вас в «Эрминиа». Чем могу быть полезен? Как видите, у нас самые красивые девочки в городе...
— Я бы хотел повидать Кукарачу, — сказал Малко.
Тот изобразил удивление.
— Женщины, которую вы так называете, сегодня вечером здесь нет...
— Где она?
Доминиканец нахмурился.
— Не знаю, сеньор. Но я могу вам помочь. Вы выбрали девочку?
— Да, — ответил Малко.
Тот тут же просиял.
— Muy bien! У вас хороший вкус. Это вон та?
— Нет, — сказал Малко, — это молодая американка по имени Карин.
Хозяин притона отвел глаза и сказал уже менее уверенно:
— Карин? Сеньор, я никого не знаю здесь с таким именем, у нас нет иностранок, только доминиканки и гаитянки. Все здоровы...
Внезапно Милтон взорвался. Выпрямившись, как черт из табакерки, он схватил хозяина притона за горло и принялся колотить его головой о соседнюю колонну. Учитывая его внушительный вид, никто и не подумал вмешиваться.
— Ты нам скажешь, где Карин, дерьмо!
Малко оторвал Милтона от его добычи.
Хозяин притона, отдышавшись, воспользовался этим, чтобы сбежать.
— Я наведу справки, сеньор!
Держась за горло, он удалился, расталкивая смолкнувших от удивления девиц, замерших на площадке.
Ожидание было недолгим. Через две минуты из бара появились четверо мужчин. Высокие, широкоплечие, с низкими лбами и злыми глазами. Один из них держал бейсбольную биту, другой — битую бутылку. Они двигались вдоль площадки, отрезая путь к выходу.
Милтон Брабек вскочил с радостным ржанием:
— Наконец-то завяжется диалог!
Он подождал, пока четверо мужчин не оказались в нескольких метрах. Они даже не заметили, как он выхватил из-за спины спрятанный под курткой «микро-узи».
Треск автоматной очереди едва перекрыл звуки меренги, большой светящийся шар разбился, и его осколки осыпали танцевавших под ним девушек. Они разбежались с криками ужаса. Милтон уже перезарядил свой «узи». Расставив ноги, он навел оружие на четырех головорезов и сделал им знак приблизиться.
— Нам нужны сведения, — крикнул он по-английски. — У вас есть тридцать секунд, чтобы их сообщить. Ты, толстяк! Где Кукарача?
Тот, к кому он обратился, молчал, стоя с открытым ртом. Милтон Брабек слегка опустил дуло «узи», раздался треск рвущегося шелка, и иол у ног толстяка, казалось, разлетелся в пыль. Дуло снова поднялось, целясь в живот...
— Я считаю, — крикнул телохранитель. — Пять, четыре...
Четверо мужчин быстро посовещались между собой, и один из них приблизился, крича, чтобы перекрыть грохот музыки.
— Господа, Кукарача должна быть в «Пти Шато», на одиннадцатом километре автострады.
Американец опустил оружие. Одним прыжком он бросился на своего осведомителя.
— Поедешь с нами! И, если нас там ждут, ты войдешь первым!..
Никто не помешал их отъезду.