На улице Ринг-роуд образовалась огромная пробка, и немудрено: прямо поперек проезжей части преспокойно разлеглась корова. Шофер сигналил и рулил как сумасшедший, чуть не разнес вдребезги мотороллер, на котором ухитрилось разместиться семейство из шести человек, и все же, когда они подъехали к дому Амарджит, было уже полвторого.

Крошечный садик перед домом почти полностью был занят палаткой цвета хаки; небрежно прислонившись к ограде, стоял солдат в красном берете с огромным ружьем на плече. Другой солдат расхаживал взад и вперед по узкой дорожке.

Малко успел заметить в палатке еще с полдюжины солдат, валявшихся на раскладушках.

Из дома вышла Амарджит и помахала Малко рукой:

— Я уж думала, что вы заблудились:

На ней были узенькие, в обтяжку, брючки из розового шелка и длинная сиреневая блузка, стянутая широким поясом.

В комнате, на диване в стиле «Галери Барбес» 1935 года, сидел пожилой мужчина, одетый в подобие белой пижамы, с газетой в руке.

— Моя дядя, Гурнам Азад.

Поздоровавшись со старым индийцем, Малко спросил:

— Почему у вас в саду столько солдат?

Гурнам Азад обреченно улыбнулся:

— Я значусь в «черном списке» у сикхов, и правительство меня охраняет. Но все это попусту. Все равно убьют.

Он говорил так, как будто речь шла о ком-то другом. Удивительная страна.

В комнату вошел слуга, босой и плохо выбритый, с подносом в руках. Все те же вечные кусочки баранины и курицы под обжигающим соусом. Амарджит протянула Малко стакан, наполненный какой-то беловатой жидкостью.

— Выпейте, это нейтрализует перец в желудке.

Его чуть не вырвало. Нечто совершенно отвратительное: что-то похожее на прокисший йогурт.

...Через пятнадцать минут с едой было покончено, и слуга подал чай с кардамоном.

Индийцы едят очень быстро и не делают из еды культа.

— Я могу пойти вместе с вами за журналистским удостоверением, — предложила Амарджит. — С помощью нескольких рупий и бутылки виски попытаемся пробить индийскую бюрократию.

— Сегодня воскресенье...

— Там есть дежурные.

— Наша поездка в Амритсар не из приятных, — заметил Малко. — Вы не передумали?

Журналистка пожала плечами.

— Мы здесь привыкли к насилию. Во время погромов мы прятали сикхов, а наши соседи пришли, чтобы их убить. Перед этим они уже расправились с одной семьей и носили повсюду труп маленького ребенка, насаженный на острие копья... Недавно на глазах у своих детей был зарублен топором отец семейства. Для нас смерть мало что значит. Просто переход из одной «кармы» в другую.

Дядя куда-то исчез, и они вышли из дома.

Опять долго ехали по бесконечным проспектам и наконец, очутились перед грязным, выкрашенным охрой зданием, которое охраняли часовые: Бюро печати и информации. Коридоры, уставленные растениями, вяло крутящиеся вентиляторы и вежливо улыбающиеся, но совершенно ни на что не годные чиновники. Казалось бы, получение журналистского удостоверения — дело простое и быстрое, но никто не мог им толком объяснить, к кому нужно обратиться... В результате, они оказались в огромном кабинете, где посетителей принимала, по всей видимости, какая-то важная персона. Над столом висел портрет бородатого сикха, президента республики Индия. Чиновник был знаком с Амарджит. Он приветствовал ее, и его вмиг повлажневшие глаза уже не отрывались от ее груди.

Через двадцать минут Малко вышел оттуда, имея в руках маленький кусок зеленого картона в пластиковом чехольчике: журналистское удостоверение, оформленное по всем правилам на его имя. Прикрытие для поездки в Амритсар было обеспечено.

— Мне нужно написать об одном индийском празднике, — сказала Амарджит. — Он проходит в северной части города. Хотите поехать со мной?

— С удовольствием, — сказал Малко.

До следующего утра делать ему было нечего. Амарджит перегнулась к шоферу:

— Чанди Чоук!

— Хорошо.

В старом Дели, на выезде с Матхура-роуд, они застряли в плотной массе рикш, пешеходов и дрянных автомобильчиков. Все это катило по мостовой, словно грязевой поток. Кругом царила глубокая нищета. Масса уличных торговцев предлагали прохожим лепешки, жареное мясо на вертелах и штучные сигареты.

Внезапно прямо перед собой они увидели красные стены гигантской крепости, точно сошедшей со страниц одного из романов Киплинга. Укрепления тянулись на целый километр.

— Красный Форт, — пояснила Амарджит.

Величественный и давно заброшенный обломок имперского могущества. У подножия стен был устроен парк, а во внутренних помещениях расположился какой-то коммерческий центр и то, что осталось от административной службы. Величие и упадок... Тротуары улицы, по которой с трудом пробирался их автомобиль, служили приютом множеству несчастных; они жили здесь под натянутыми кусками брезента, в старых, без колес, колясках рикш или просто на земле...

— Мне трудно снова привыкать к Индии, — сказала Амарджит. — Но это моя страна... Я не могу найти себе квартиру, потому что хочу жить одна. Рассорилась со своей семьей, отказавшись выйти замуж за предназначенного мне человека моей касты... Жизнь индийской женщины напоминает по-прежнему жизнь Ситы, богини унижения, которая беспрекословно подчиняется своему мужу, а затем сгорает вместе с ним на погребальном костре, боясь не угодить ему даже после его смерти...

От волнения грудь ее вздымалась и под тонким шелком облегающей кофточки выглядела крайне соблазнительной.

Амарджит перехватила взгляд Малко и слегка смутилась.

— Похоже, у всех индианок очень красивая грудь, — заметил он. — А у вас она просто великолепна.

Она смущенно засмеялась.

— Не знаю! Должно быть, все дело в генах. Все статуи эротических храмов изображают женщин с пышной грудью. У нас действительно редко увидишь плоскую женщину. В нашем народе всегда существовал культ эротики, но система «совместных семей» положила этому конец.

— Что это такое?

— Это ужасно. Две или три семьи живут вместе под надзором бабушек и дедушек. Никакой тайны интимных отношений. Бабушка решает, когда молодоженам заниматься любовью. И все это длится уже много поколений...

— Значит, в Индии больше нет эротики?

— Только в деревнях, где еще сохранился тантризм. Изредка они проводят свои сборища, которые правительство называет оргиями. Всю ночь они занимаются любовью, группами, растягивая удовольствие. И у них до сих пор сохранился культ фаллоса.

Малко вспомнились восхитительные губы Ведлы. У юной пенджабки культ фаллоса был, должно быть, врожденным.

Они свернули на улицу Махатмы Ганди, по обеим сторонам которой расположились ужасающие трущобы. В основном это были сколоченные из досок бараки, а одна семья устроилась в багажном контейнере, украденном у какой-то аэрокомпании. Наверху — дети, внизу — взрослые. В помещении, рассчитанном на два десятка чемоданов, ютилось пять-шесть человек...

— Посмотрите вон на ту улочку, — сказала Амарджит.

Разрушенные лачуги, обгоревшие стены, развороченные фасады. С другой стороны текла река Джамна.

— Здесь, — сказала молодая женщина, — с помощью полиции была проведена зверская расправа с сикхскими семьями. Насиловали женщин, забивали ногами детей. Людей наваливали кучами в машины и поджигали...

Малко смотрел на женщин, что сидели прямо на улице на своих лежанках, уставив глаза куда-то в пустоту. Прошел год, а здесь ничего не было восстановлено. Были видны даже пятна крови, которые не удалось смыть муссонным дождям. Мужчин здесь почти не было.

— Сикхи ничего не забыли. Видите эту надпись на стене? — спросила Амарджит.

На обрушившемся фасаде одного из домов Малко увидел яркую надпись санскритскими буквами. Амарджит наклонилась к нему.

— Там написано: «Пусть пролитая кровь породит ненависть!»

Они повернули направо и внезапно оказались буквально нос к носу со слоном. Потом увидели второго, третьего и, наконец, четвертого... За слонами двигались десятки грузовиков, переделанных в карнавальные повозки, между ними шли музыканты в потрепанных униформах, изо всех сил дуя в трубы. Шум стоял ужасный. На грузовиках ряженые индийцы изображали различных богов.

— Вот тот фестиваль, который я ищу! — сказала Амарджит.

Она принялась делать записи. Прошел час, прежде чем они, оглохшие от шума и все в пыли, отправились, наконец, обратно к центру.

— Завтра мы выезжаем очень рано, — сказала Амарджит. — Я прикажу шоферу заехать за вами в шесть часов.

Малко вспомнил надпись на санскрите. Да, в Амритсаре ненависть, по-видимому, была жива.

Поперек дороги лежал вдребезги разбитый грузовик с овощами, передний мост его был сплющен в лепешку. Водитель еще сидел за рулем. Он врезался в ветровое стекло, и по белой дверце кабины текла кровь. Место аварии было огорожено небольшими камнями, и машинам приходилось его объезжать. Автомобиль, ставший причиной аварии, превратился в груду железа и мертвых человеческих тел, напоминавшую какую-то модернистскую скульптуру.

Виджай, шофер Алана Праджера, объехал место происшествия с полнейшим безразличием, и они снова покатили по ухабистой, но прямой как стрела дороге, обсаженной эвкалиптами. С тех пор, как они выехали из Дели, это был уже шестой несчастный случай. Ездить по индийским дорогам опаснее, чем воевать под Сталинградом. Можно подумать, что одна половина здешних водителей грузовиков играет в кинокартине «Плата за страх», а другая — в «русскую рулетку». Последствия такой езды «украшали» обочины дорог вдоль пенджабских рисовых плантаций... Двадцатью километрами дальше они увидели водителя, которому во время столкновения оторвало ногу. Он печально смотрел, как из обрубка льется кровь. Еще один, которому предстоит сменить «карму»...

Малко закрыл глаза. Кроме разбитых машин, смотреть здесь было не на что. Абсолютно плоская пенджабская земля с бесконечными полями, чаще всего засаженными рисом... Если бы не чалмы, верблюды, сари и тракторы, можно было подумать, что находишься где-нибудь в Юго-Восточной Азии. Рядом с ним дремала Амарджит. Теперь на ней было сари из набивного хлопка, волосы были спрятаны под белым шарфом, лак на ногтях старательно смыт.

На переднем сиденье, рядом с водителем, лежал маленький узелок — ее вещи. Ведь она должна была якобы прибыть в Амритсар поездом, вместе с другими бедными паломниками... Малко взглянул на часы: осталось еще три часа езды.

Молодая женщина приоткрыла глаза.

— Все в порядке? — спросил Малко.

— Да... Все будет хорошо. Сегодня вечером, в пять часов, не забудьте прогуливаться перед моей гостиницей. Я буду ждать на наружной галерее, как раз напротив своего номера. Как только стемнеет, я приклею бумажную тику рядом с замочной скважиной. Чтобы вы не ошиблись комнатой...

— Сегодня вечером? Но ведь встреча назначена на завтра.

Молодая женщина натянуто улыбнулась.

— Я знаю, что это неразумно, но так мне будет спокойнее.

Они замолчали. Их автомобиль зажало между двумя медленно ползущими тракторами, на которых тряслось не меньше дюжины одуревших от тряски крестьян. Резко тормознув и чудом избежав столкновения, Виджай снова нажал на педали, и машина ринулась дальше, проскрежетав всеми шестеренками. Амарджит наклонилась к Малко:

— Рабочие здесь все еще получают по восемь долларов в месяц, а если плохо работают, их бьют.

Что и говорить, хороша демократия и социальная справедливость!

До сих пор они не увидели на дороге ни одного заграждения. А ведь считалось, что Пенджаб находится в состоянии осады. Старый «Амбассадор» хоть и грохотал, словно мешок с персиковыми косточками, но держался неплохо. Малко, конечно, предпочел бы комфортабельный «Мерседес», но выбора не было. Когда они, выехав из города Дёра Баба, свернули на Амритсар, было уже почти два часа. А еще через двадцать минут они увидели щит с надписью: «АМРИТСАР, высота 750 футов».

Окрестности города производили угнетающее впечатление. Старые, почерневшие от времени, гниющие лачуги, покосившиеся дома. Множество велорикш, а моторикш почти не видно. Автомобилей совсем мало. Всеобщая нищета. И ни единого иностранца. Виджай остановился перед вокзалом, где ждали сотни велорикш и несколько такси. Слегка побледнев, Амарджит повернулась к Малко:

— До вечера.

Она быстро вышла из машины и затерялась в толпе. Вот они и приступили к выполнению задания.

* * *

В отеле «Интернэшнл», выстроенном недавно, но уже успевшем поблекнуть, было совершенно пусто и относительно чисто. И когда Малко, выдвинув ящик стола, раздавил таракана, он оказался довольно скромных для этой страны размеров. Спрятать кольт 45 было некуда, и он решил оставить его в дорожной сумке. Посмотрел на часы.

До темноты оставалось часа два: ночь здесь наступала рано.

Повесив на шею «лейку», выданную Аланом Праджером, он снова уселся в «Амбассадор». Виджай оставался за рулем. Они поехали к Золотому Храму.

Священных коров здесь было еще больше, чем в Дели. Ни одного современного здания, зато тысячи лавчонок, где торгуют всякой всячиной. Внезапно машина выехала на площадь перед храмом. Следуя наставлениям Амарджит, он направился к раздевалке, чтобы оставить там обувь, намотал на голову шарф и, ополоснув ноги в маленьком очистительном бассейне, поднялся по ступенькам, ведущим ко входу в храм. Наверху он на мгновение остановился, чтобы полюбоваться волшебным зрелищем.

Посреди квадратного, стометровой длины, бассейна высился Харимандир, Золотой Храм из белого мрамора. Крытый листовым золотом купол сверкал на солнце... По мостику из такого же белого мрамора, украшенному венецианскими фонарями, бесконечной вереницей текли посетители, входившие и выходившие из святилища. Заунывная и пронзительная музыка, впрочем иногда довольно мелодичная, лилась из десятков репродукторов, заглушая все прочие звуки. Малко смешался с толпой паломников, медленно прогуливавшихся вокруг бассейна по проложенной там дорожке все из того же белого мрамора, испещренной многочисленными обетами на санскрите и на английском языке.

Огромный бородатый сикх, совершенно голый, если не считать тюрбана, спустился по специально устроенным для этой цели ступенькам в бассейн и принялся совершать ритуал омовения, чтобы смыть с себя грехи.

Паломничество в Золотой Храм для сикхов — это то же самое, что для мусульман хождение в Мекку. Полагалось совершить его хотя бы раз в жизни... Несмотря на то, что Малко был здесь единственным иностранцем, никто, казалось, не обращал на него внимания. Он пошел вместе с паломниками, повесив на плечо сумку с кольтом 45. Ведь у этого мирного места было и другое лицо... Он направил объектив своего аппарата на две кирпичные башни, возвышавшиеся к востоку от бассейна, и увидел, что их верхушки изрешечены пулями и снарядами, выпущенными во время проведения операции «Голубая Звезда». Прямо перед ним у дорожки стояло полуразрушенное, черное от копоти строение... Маленький бородатый сикх, с копьем в руке, подошел к Малко я сказал ему на ломаном английском:

— Добро пожаловать, сахиб. Вы иностранец. Вы видите, что они сделали с нашим храмом... В течение двух веков никто так не осквернял его... Но Бог наказал собаку, по чьему приказу было совершено это преступление... — и, понизив голос, добавил: — И Бог покарает всех тех, кто ей помогал. Да благословит вас господь, caxii6.

И он мелкими шажками засеменил прочь по белому мрамору...

Малко не торопился. Он знал, что за ним, конечно, следили служители храма и шпионы из криминальной полиции, которыми храм кишмя кишел. Ему нужно было играть свою роль газетчика... Он остановился, несколько раз щелкнул «лейкой», потом пошел дальше, разглядывая купающихся или прогуливающихся паломников и стражников, дошел до мостика, ведущего в Золотой Храм. И через несколько мгновений уже входил в него с толпой других посетителей. Внутри было сумрачно. Множество людей с благоговением взирало на открывшееся перед ними зрелище.

Сидя под красным балдахином, служитель культа читал священную книгу сикхов «Ади-Грантх», обмахиваясь опахалом из шерсти белого яка. Певцы и музыканты сопровождали чтение песнопениями. Повсюду на полу сидели люди, предаваясь размышлению; вперемешку — жрецы и посетители, мужчины и женщины. В окна была видна спокойная гладь бассейна. На одном из мраморных подоконников Малко заметил след от пули. Здесь тоже прошло сражение...

Проходя мимо жреца, посетители бросали деньги: монетку или бумажку. Малко разорился на сто рупий, которые тут же были подхвачены служителем с ловкостью, достойной крупье из Монте-Карло. Повсюду висели гирлянды из цветов шафрана, символ чистоты... Выйдя из храма, он увидел двух бородатых сикхов, раздававших всем посетителям какие-то печеньица. Он тоже получил такое и положил в рот. Слишком сладко и почти несъедобно. Выплюнуть в священный бассейн? Но это могло вызвать чье-нибудь возмущение. Пришлось проглотить.

Он снова вернулся на дорожку и, усевшись напротив священного дерева ююба, посаженного на самом краю бассейна, стал рассматривать строения, стоявшие за восточной стеной храма, где шли самые тяжелые бои, и следы их видны были до сих пор.

Даже дерево ююба было расщеплено снарядом правительственных пушек и теперь перевязано проволокой. Великий покой царил над Золотым Храмом. Да, вполне спокойное место, чтобы здесь умереть.

* * *

Выходя, Малко прошел мимо бородатого благообразного сикха, который с копьем в руке охранял вход в храм. Направо тянулся пустырь, а налево — шло полным ходом восстановление четырехэтажного дома, также изрешеченного снарядами. Во время осады здесь погибло несколько сотен сикхов.

Внезапно, как это характерно для Индии, стало быстро темнеть. Прямо перед собой Малко увидел белое пятиэтажное строение, сгоревшее изнутри, — бывшее административное здание Золотого Храма. Здесь тоже шли жестокие бои. Он пошел направо, вдоль наружной стены, и нашел то, что нужно: на табличке значилось — «Гуру Нанак Ниваз». Белое четырехэтажное здание, с наружными галереями по всей длине, стояло в глубине сада.

Гостиница для паломников. Здесь должна была поселиться Амарджит.

Малко вошел в сад. Его украшали два обгоревших и развалившихся автобусных остова. Люди постоянно входили и выходили, и никто не обращал на него внимания. Подняв голову, он испытал легкое потрясение. С галереи четвертого этажа на него смотрела Амарджит. Он постарался запомнить в общих чертах место, где она находилась, затем, пройдя через сад, вышел с другой стороны и направился к ярко освещенному базару. Когда же покинул его, было уже совсем темно. Он вернулся к машине, которая оставалась на бесплатной стоянке под присмотром шофера, и поехал в отель «Интернэшнл».

Вытянувшись на кровати, Малко попытался расслабиться. До встречи с Кхалсаром, осведомителем Алана Праджера, оставались сутки. После того, что здесь произошло недавно, сикхские экстремисты, по-видимому, были настороже. Не исключено, что у него будут проблемы. Чтобы поднять себе настроение, он решил спуститься поужинать в темный бар. Там было полно сикхов, и Малко был единственным иностранцем. Сумку с кольтом 45 он повесил на спинке стула. Лишь бы он ему не понадобился. Блюдо, которое ему подали, было наперчено еще сильнее, чем в Дели, но вкусно. Ни радио, ни телевизора здесь не было. В половине десятого он направился пешком к Золотому Храму. Улицы были пустынны, лавочки закрыты, — одни коровы да рикши, спящие в своих колясках.

Когда он подошел к храму, было около десяти часов.

Музыка внезапно прекратилась, и неожиданно наступила тяжёлая, гнетущая тишина.

Малко совершил большой крюк по темным переулкам, чтобы подойти к гостинице с противоположной от храма стороны. Дойдя до сада, он вошел в освещенные ворота.

Спать здесь ложились рано. Он тихо поднялся на четвертый этаж, никого не встретив на лестнице.

Галерея была слабо освещена, на дверях комнат не было ничего, кроме номера. Он остановился перед той, за которой, по его расчетам, находилась Амарджит и внимательно ее осмотрел: ничего. Никакой тики!

Решив, что ошибся, он осмотрел две соседние двери, но на них тоже ничего не было. Тут в саду послышались шаги, и он увидел двух мужчин в тюрбанах и бородача с пикой. Они собирались подняться по лестнице. Должно быть, это прибыли новые жильцы. Малко побежал вглубь галереи, но она заканчивалась тупиком. Дальше бежать было некуда. Единственный выход — прыгнуть с четвертого этажа вниз, прямо на крыши сгоревших автобусов... Он вернулся назад и, нагнувшись над перилами, увидел, что мужчины были уже на площадке третьего этажа. Значит, они неминуемо поднимутся на четвертый!

Если они его здесь увидят и начнут задавать вопросы, выполнение задания окажется под угрозой.

Но если он очутится в комнате незнакомого человека, это тоже может вызвать скандал...

* * *

Что ж, тем хуже! Он толкнул находящуюся перед ним дверь. Она не поддалась: заперта на ключ. Он надавил сильнее. Изнутри мужской голос что-то спросил на незнакомом языке.

Малко вернулся к перилам. От напряжения у него начались спазмы в животе. Где же Амарджит?.. Голоса приближались. Внизу были видны ржавые каркасы автобусов. Он рисковал напороться на какую-нибудь железку, но другого выхода не было... Перекинув ногу через белые перила, он приготовился лететь в пустоту.