Окна здания Корасон-де-Хесус – одного из самых высоких в Каракасе домов – ослепительно сверкали на солнце. Это был один из четырех огромных корпусов, построенных на пересечении проспекта Симона Боливара и улицы Фуэрзас-Армадас.
Ральф, Малко, Эсперенца, четверо одетых в штатское сотрудников Дигепола и оба телохранителя стояли у окна в доме напротив.
У Криса Джонса и Милтона Брабека были в руках винтовки с оптическим прицелом – полуавтоматические «гарранды». На животе одного из штатских болтался огромный морской бинокль.
Внизу их здание окружала цепь солдат. Больше всего охранников скопилось у небольшой трибуны, с которой в присутствии мэра города должен был произнести свою речь вице-президент Соединенных Штатов Америки.
Эту трибуну можно было запросто обстрелять из любого окна здания Корасон-де-Хесус. Такому опытному стрелку, как Хосе Анджел, понадобилось бы всего несколько секунд, чтобы выглянуть, прицелиться и выстрелить.
Опершись на подоконник, Ральф Плерфуа напряженно всматривался в окна стоящего напротив здания. Оперативная группа уже начала обыскивать огромную бетонную постройку, но в группе было слишком мало людей.
Эсперенца молчала. Ее руки были по-прежнему скованы наручниками, и она послушно ходила за полицейским, водившим ее на цепи, словно хищного зверя.
– Давайте спустимся на несколько этажей, – предложил Малко. – Вряд ли он забрался так высоко: сверху неудобно целиться.
Через четверть часа раздраженные и отчаявшиеся, они уже спустились до седьмого этажа. Все окна напротив были закрыты; здание казалось совершенно пустым.
– Еще десять минут, и я все отменяю, – проронил Ральф Плерфуа.
Толпа на улице постепенно росла. Первые ряды почти целиком состояли из подкупленных сладостями школьников, за ними пестрела шеренга солдат в парадной форме. Движение на проспекте Боливара перекрыли, и оркестр вдохновенно играл гимн «Либертадор», заметно напоминающий фрагмент из оперы «Доктор Живаго». Об авторских правах в Венесуэле никто никогда не слыхал.
Среди официальных лиц стояла маленькая девочка, одетая в белое платье. Она держала перед собой на красной подушечке небольшую статуэтку Святой Девы – символический дар вице-президенту от церковных школ Каракаса.
Прислушавшись, можно было уловить доносившийся с северо-запада вой сирен приближающегося кортежа.
– Он обязательно покажется в окне, – уверенно произнес Малко. – Хотя бы для того, чтобы определить, где находится трибуна. И сделает это до прибытия кортежа. У нас еще будет время вмешаться.
Ральф покачал головой.
– А если он выстрелит с ходу, прицелившись в последний момент? Когда вы будете писать отчет вместо меня и обязательно отметите, что знали о покушении, но ничего не предприняли! Нет уж! Я отменяю остановку вице-президента. Пусть лучше горожане услышат эту речь по телевидению.
Самый старший из штатских вмиг позеленел от злости. Если это произойдет, начальник службы безопасности живо упечет его за решетку.
– Сеньор Плерфуа, – робко возразил он, – давайте подождем еще немного. Ведь машины еще не появились...
Сирены завыли громче, и через минуту к трибуне подъехал первый мотоциклист эскорта. Ральф включил передатчик.
– Дельта-один, говорит Папа. Где вы находитесь?
– Проезжаем площадь О'Лири, – ответили ему.
– Матерь Божья! – вырвалось у одного из штатских.
Внезапно сердце Малко учащенно забилось: одно из окон седьмого этажа только что приоткрылось.
– По-моему, он там, – тихо сказал Малко американцу, словно человек, находившийся напротив, мог услышать его с расстояния в пятьдесят метров и сквозь два окна.
– Где? – с трудом владея собой, спросил Плерфуа.
– Седьмой этаж, четвертое окно слева.
Послышался двойной металлический щелчок: «гориллы» одновременно вложили патроны в стволы винтовок. Глаза всех устремились на окно седьмого этажа. За ним было пусто. Казалось, окно просто распахнулось от сквозняка.
И вдруг они увидели его.
На Хосе Анджеле были белая рубашка и темные очки. Несколько секунд он смотрел вниз, затем отдалился от окна. Похоже, пока при нем никакого оружия не было.
Эсперенца стояла неподвижно, словно окаменев. Гориллы лихорадочно вертели кольца настройки своих прицелов. Ральф Плерфуа, казалось, уже обрел прежнее хлоднокровие.
– Вы уверены, что опередите его? – спросил Ральф.
– Он даже не успеет поднять ствол, – ответил Джонс, не отрывая глаз от прицела. – Умрет, так и не поняв, в чем дело.
Плерфуа включил переговорное устройство и отдал приказ прекратить обыск здания.
В глубине души Малко желал, чтобы Анджел больше не появился в окне, хорошо представляя, чем все это кончится. Но австриец уже достаточно близко знал Хосе Анджела и понимал, что тот не откажется от своего замысла.
Внезапно вой сирен заглушил все остальные уличные звуки. Кортеж был уже в двухстах метрах от трибуны. Головные мотоциклисты остановились и поставили ноги на землю.
– Внимание! – прошептал Ральф.
Джонс и Брабек напряглись. Окно напротив приоткрылось пошире, и Малко успел увидеть высунувшийся оттуда винтовочный ствол.
Два выстрела слились в один. Несмотря на глушители, Малко показалось, что его голова раскалывается пополам. Эсперенца вскрикнула и отшатнулась.
«Гориллы» бесстрастно выжидали. В окне седьмого этажа уже не было заметно никаких движений. И винтовка, и стрелок исчезли.
– Вы его уложили? – спросил Ральф Плерфуа. Голос его звучал напряженно и в то же время слегка разочарованно: все произошло слишком быстро. У Малко даже мелькнула мысль, не почудилось ли это ему.
– Мы в него попали, – поправил Джонс. – Я видел в прицел. Но мало ли что... «Гориллы» по-прежнему были в боевой готовности.
Эсперенца заплакала. Ральф отдал распоряжение осмотреть комнату, где должен находиться убийца. Прошли несколько бесконечно долгих секунд, и наконец в окне здания Корасон-де-Хесус появился человек в военной форме – как раз в тот момент, когда около трибуны остановился «линкольн» вице-президента.
– Ну?! – нетерпеливо спросил Плерфуа в микрофон.
– Здесь труп, – ответил по-испански возбужденный голос. – Рядом – винтовка. У него дыра в груди и нет половины черепа.
Ральф Плерфуа, не скрывая своего облегчения, отечески похлопал Эсперенцу по плечу. Он мгновенно превратился в прежнего элегантного выпускника университета, каких можно часто встретить на престижных вашингтонских вечеринках.
Стараясь не думать об участи бедного Хосе Анджела, Малко смотрел на трибуну. Вице-президент уже вышел из машины и поднимался по ступенькам в сопровождении американских и венесуэльских охранников. На прозвучавшие минуту назад выстрелы никто не обратил внимания: они потонули в реве мотоциклов.
Эсперенца приблизилась к окну. Ее запястья были по-прежнему скованы наручниками, но сотрудник Дигепола уже не держал ее на цепи.
Вице-президент продолжал щедро раздавать приветствия и рукопожатия. Девочка со статуэткой медленно подошла к нему, держа на вытянутых руках красную подушечку с подарком. На голове у девочки красовался нелепый и громоздкий венок из живых цветов.
Несмотря на смерть Хосе Анджела, Малко испытывал какое-то малодушное облегчение. Теперь вице-президент почти полностью исчез за спинами телохранителей и сопровождающих его чиновников. Даже Таконес и Эль Кура уже ничего не могли предпринять.
Малко решил, что ему больше здесь делать нечего. Слушать речь, а тем более аплодировать, он не собирался. Австриец взглянул на Эсперенцу. Она стояла, чуть наклонившись вперед, и неотрывно наблюдала за тем, что происходит внизу. Почувствовав, что на нее смотрят, она повернула голову, и Малко, к своему изумлению, прочел в ее глазах тайное ликование. От ее прежней подавленности не осталось и следа.
– Мне больно, – сказала она. – Нельзя ли убрать наручники?
По знаку Ральфа Плерфуа один из полицейских снял с нее наручники и цепь. Эсперенца потирала запястья. Малко покосился на ее руки и увидел, что наручники не оставили на них ни малейшего следа.
Она притворялась. Но зачем? Что она теперь может предпринять? Малко внезапно охватила тревога. Ему не давало покоя выражение лица Эсперенцы. Вместо горечи и стыда за собственное предательство в нем читались уверенность и гордость. А ведь она по-прежнему находилась под стражей! Таконес и Эль Кура не появлялись, а Хосе Анджел лежал бездыханным на седьмом этаже дома напротив.
Почему же у нее такой торжествующий взгляд?
Малко выглянул в окно. Церемония проходила без сучка и задоринки. Мэр Каракаса произносил приветственную речь, девочка в белом стояла между ним и вице-президентом. Обернувшись, Малко увидел на лице Эсперенцы невероятное напряжение и окончательно убедился в том, что внизу готовится нечто ужасное, нечто такое, о чем никто и не подозревает.
Он выхватил у полицейского бинокль и снова посмотрел на трибуну. И тут ему бросилась в глаза, казалось, безобидная деталь: статуэтка Святой Девы в руках у девочки была как две капли воды похожа на те, которые Малко видел в лавке церковных сувениров, когда искал Таконеса.
Девочка держалась совершенно спокойно. Это была маленькая метиска с черными миндалевидными глазами. Белоснежное платье красиво оттеняло ее смуглую кожу. И Малко понял.
– Ральф! – прошептал он. – Передайте вице-президенту, чтобы немедленно уезжал. Ему угрожает опасность.
Плерфуа остолбенел от удивления.
– Но...
– Статуэтка! – быстро произнес Малко. – Я почти уверен, что она начинена взрывчаткой. А снайпер – это просто для страховки...
Ральф Плерфуа не успел ничего ответить. Эсперенца в ярости бросилась на Малко, изрыгая ругательства и царапая ему лицо.
Плерфуа поспешно нажал на кнопку передатчика и обнаружил, что его невидимый собеседник уже закончил связь и выключил переговорное устройство. Американец метнулся к окну. Девочка со статуэткой стояла в каких-нибудь трех метрах от вице-президента.
– Отойдите! Отойдите! – закричал надрываясь Плерфуа.
Его голос потонул в шуме динамиков, но несколько охранников все же подняли головы. Ральфу казалось, что время летит с невероятной быстротой. Пока он спустится по лестнице, взбежит на трибуну, доберется до вице-президента, объяснит ситуацию – будет уже поздно. Если, конечно, догадка Малко окажется верной.
Двое полицейских наконец-то оторвали Эсперенцу от Малко. Девушка зашлась в истерическом крике.
Внезапно Ральф Плерфуа выхватил у Джонса винтовку и навел ее на трибуну.
– Эй! – крикнул Джонс. – Вы что, спятили?
Плерфуа, не отвечая, крепче прижал приклад к плечу. «Горилла» отреагировал мгновенно. Его правая рука сделала почти неуловимое движение, и оглушенный Плерфуа свалился на подоконник. Джонс подхватил винтовку, которая едва не упала вниз.
– Во дает! – прокомментировал он. – Вице-президента хотел укокошить!
– Не президента, а девочку, – сказал Малко.
– Девочку? – Джонс обеспокоенно посмотрел на Малко, начиная подозревать, что все вокруг сошли с ума.
– Ну-ка дайте мне! – Малко потянулся к винтовке. – Я кое-что придумал.
Малко настроил прицел, и когда в нем появилось безмятежное лицо вице-президента, опустил ствол пониже. Своеобразный ореол из микрофонов являлся отличной мишенью: за ним никого не было. Малко плавно нажал на спусковой крючок.
Два микрофона упали на трибуну, словно скошенные цветы. Вице-президент поднял голову и взглянул на бетонный фасад здания. Когда охранники заметили торчащий из окна ствол винтовки, улица огласилась их бешеными воплями.
Малко выстрелил снова. На этот раз пуля отколола от трибуны огромный кусок дерева. Малко спокойно продолжал стрелять, целясь в том направлении, где пули не могли задеть людей. Он пробил бензобак одного из мотоциклов, и горючее начало быстро заливать опрокинутую машину.
Началась паника. Венесуэльские офицеры и четверо американских телохранителей стали увлекать вице-президента к машине, прикрывая его своими телами. Солдаты отталкивали мечущихся зрителей и сами старались как можно скорее укрыться в безопасном месте. Лишь девочка в белом платье не двигалась с места. Она испуганно озиралась, не осмеливаясь бросить статуэтку и побежать прочь вместе со всеми. Вместо этого она судорожно сжимала фигурку Святой Девы в руках, словно прося у нее защиты.
Малко поспешно отскочил от окна, когда в стену дома ударили ответные пули. Несколько кусков свинца угодили в окно и отбили внутреннюю штукатурку.
В следующий момент стены здания содрогнулись от мощного взрыва. Его эхо еще долго металось по улице между двумя многоэтажными бетонными домами.
Когда последние осколки оконного стекла упали на пол, Малко посмотрел вниз. Девочка со статуэткой исчезла. На том месте, где она только что стояла, образовалась небольшая воронка с обугленными краями.
Трибуну разнесло в щепы. Повсюду на асфальте лежали люди. Многие из них уже не шевелились. Взгляд Малко упал на президентский «линкольн»: машину смело с дороги взрывной волной, и ее капот застрял в металлическом ограждении моста. Еще немного – и автомобиль упал бы на автобусную стоянку, расположенную десятью метрами ниже. Но вице-президент, судя по всему, должен был отделаться легким испугом.
Цветочный венок, который Малко только что видел на голове девочки, повис на мачте с американским и венесуэльским флагами.
Ральф Плерфуа возился с переговорным устройством, но его приказы теперь уже не имели никакого значения.
Малко приблизился к Эсперенце, которую держали за руки двое полисменов.
– Ты обо всем знала, верно?! И о том, что эта девочка обречена на смерть?!
– Будь ты проклят! – закричала Эсперенца. – Девочке спокойнее там, где она сейчас! Это лучше, чем подыхать с голоду или продаваться с двенадцати лет!
Малко схватил ее за руку и подтащил к окну.
– Сумасшедшая! Посмотри, что натворила твоя революция!
Машины «скорой помощи» увозили многочисленных раненых. Там и сям медсестры перевязывали лежащих на земле людей. К месту взрыва подъезжали все новые и новые автомобили с красными крестами.
Рядом с обломками трибуны уже уложили в ряд пять трупов, в том числе женщину в разорванной одежде и ребенка.
– Ну что? – с горечью сказал Малко. – Это и есть ваша революция?
«Линкольн» с искореженным капотом и пробитой шиной медленно удалялся.
Эсперенца безумными глазами смотрела на жуткую картину, открывшуюся ее глазам. На лице девушки было написано нечеловеческое страдание. Внезапно она вырвалась из рук Малко и вскочила на подоконник. Мгновение Эсперенца стояла над бездной, затем взмахнула руками и бросилась вниз.