10 апреля, горное пастбище, провинция Лангедок, юг Франции.

Пастух внезапно проснулся; сердце сильно колотилось. Что-то, подобное удару и литавры, выдернуло его из сна. Быть может, какой-то звук, или предчувствие, или дурной сон.

Он приподнялся и нервно посмотрел по сторонам. Его животные, разбившись на маленькие группки, мирно паслись рядом, под деревьями и кустами. Никто из деревни не отваживался забрести так далеко, но Жака совсем не беспокоили слухи. Он знал, где есть спокойные местечки и сочная трава для его овец, а те, в свою очередь, были ему безмерно благодарны. Но сегодня овцы явно беспокоились. Жак посмотрел в небо и только тогда понял почему. Огромные дождевые облака, подобно темной стене, поднимались из-за горы на востоке. Они двигались очень быстро. Вот почему он проснулся. Жак так же хорошо предчувствовал надвигающуюся бурю, как и его стадо.

Он поднялся, подхватил свою кожаную сумку и начал собирать овец. Недостатком этого горного местечка было то, что ближайшая хижина с загоном находилась в нескольких километрах отсюда, ниже, под защитой густой кроны деревьев.

Облака были еще сравнительно далеко, но на Жака уже упали первые капли. Пастух сердито посмотрел на небо. Это будет не просто ливень, а настоящий ураган.

10 апреля, дворец Де Молир, недалеко от Парижа.

Когда на газоне у дворца приземлился вертолет, кое-кто из гостей выглянул наружу. У подъезда стояли двое охранников и наблюдали за приземлением. Один из них, получив инструкции из наушника, подтвердил информацию в скрытый микрофон, а затем подал знак назад. Из виллы тут же вышли двое служащих и, пригнувшись, побежали к вертолету, лопасти которого уже успели остановиться. Подбежавшие открыли боковую дверь, и из вертолета вышли двое — мужчина и женщина. Обоим было около тридцати. Одеты элегантно, но скромно. Приказав охранникам идти в стороне, они двинулись к дому. Сразу же за ними из вертолета вылезло импозантное чудо. Оно было облачено в серый костюм-тройку, белый галстук, белые гамаши и черное пальто с накидкой. Этот высокорослый мужчина производил впечатление настоящего антиквариата. Качество одежды было просто превосходным, а на обрамленном окладистой белой бородой лице читалась надменная серьезность. Как только он сделал несколько размеренных шагов по направлению к дому, молодые спутники пропустили его вперед и последовали за ним.

Президент, как обычно, давал во дворце Де Молир прием по случаю начала весны. Будучи избранником народа, он не хотел управлять страной, отгородившись от всего живого, а наоборот, хотел постоянно находиться в тесном контакте с сильными мира сего: верхушкой бизнеса, средствами массовой информации и деятелями культуры. Большинство гостей не были знакомы друг с другом лично, но, благодаря прессе, знали, кто присутствует на приёме. Присутствующим хотелось и на других посмотреть, и себя показать, поскольку лишь немногим удалось встретить на приеме знакомого.

Когда белобородый мужчина со своей свитой вошел в фойе, высшее общество невольно расступилось перед ними, некоторые прекратили беседу и несколько человек даже поклонились, приветствуя вновь прибывших. Троица удалилась в тихий уголок, где из огромных окон можно было любоваться садом, прилегающим ко дворцу, пока официанты разносили напитки.

За окном уже начало смеркаться, хотя было еще не поздно. Но небо затянуло облаками: собирался дождь.

— Ну что это за дата! — сказал молодой человек. — Она же неточная!

— Нет ничего более точного, — ответил пожилой мужчина, — мы не видели больше никаких знаков.

— Штеффен, вас просят, — женщина сделала шаг в сторону, — мы пока отойдем.

Когда президент Мишо увидел входящего графа и его спутников, он постарался незаметно улизнуть от двух советников по экономическим вопросам, с которыми мило беседовал. Чтобы не показаться окружающим чересчур заинтересованным своим новым гостем, он взял бокал портвейна у проходящего мимо официанта и только потом направился к импозантному старику.

— Господни граф, я безумно рад, что вы нашли время и так быстро откликнулись на мою просьбу!

— Я тоже рад, господин президент! Но что за время вы выбрали…

— Понимаю, такое пестрое общество, возможно, не лучший фон для нашего разговора, но речь пойдет о вещах особой важности. Или вы имели в виду погоду?

— И да, и нет, — мужчина, которого президент назвал графом, смотрел на своего собеседника с легкой улыбкой. Постороннему человеку могло показаться, что президент стоит рядом с мудрым великаном, уважаемым наставником. Может, это так и было, но никто из присутствующих не знал ни графа, ни того, что связывает его с президентом.

Ветер заметно усилился. Его резкие порывы становились все чаще и приносили с собой все более крупные капли дождя и запах влажной земли. Кажется, будет сильная буря. Пастух торопился сбить нервно блеющих животных в стадо. Одного взгляда на небо ему хватило, чтобы понять, что осталось совсем мало времени. Над горной вершиной было черным-черно. Раздались раскаты грома.

— Черт! — выругался пастух, поняв, что непогода надвигается с такой скоростью, которая не позволит ему успеть укрыться. — Быстрей, давайте скорее!

Пастух подгонял овец, стараясь собрать их в одну группу и довести до тропинки, которую они хорошо знали и по которой легко могли бы вернуться домой сами.

Редкие капли дождя, приносимые ветром, в считанные секунды превратились в проливной дождь — предвестник конца света. Тяжелые тучи надвинулись, серые столбы дождя ринулись на землю, и дневной свет вмиг померк.

Пастух хотел было снова выругаться, как вдруг небо пронзила вспышка молнии, от которой он невольно вздрогнул. И тут же прямо над его головой раздался оглушительный раскат грома. Овцы испуганно заблеяли, одни в панике начали перепрыгивать друг через друга, другие же, наоборот, столпились в стороне. Потом все как одна ринулись вверх по склону, и пастух, не раздумывая, последовал за ними.

Не терять из виду обезумевших животных, мчащихся под проливным дождем, было совсем непросто. Но Жак, несмотря ни на что, следовал за ними по становящейся все более каменистой земле, оставляя позади кусты дрока и разные травы. Ливень, подобный всемирному потопу, быстро превратил землю в скользкую жижу. Пастух не раз скатывался вниз, и ему приходилось снова карабкаться вверх по грязи и острым камням. Почва становилась все более неровной, а гора — все более крутой. Перепуганные овцы были похожи на затравленных ланей. Жак увидел, что одна овца стоит на самом краю утеса. Кто знает, может, остальные уже давно спрыгнули с него вниз.

Стиснув зубы, пастух карабкался вверх. Он не думал о том, что оставил позади часть стада, и даже о том, что сам мог сорваться. Для него имели значение только те немногие животные, которых он самозабвенно преследовал. Вскоре ему пришлось встать на четвереньки, чтобы удержаться на склоне становящегося все более крутым утеса. Между массивными глыбами, которые, казалось, должны были выдержать его вес, бежали быстрые ручьи дождевой воды.

Когда Жак из последних сил вскарабкался на очередной выступ, руки его были опухшими, красными и холодными, как лед. Обессиленный, он замер на некоторое время, высморкался и вытер рукавом лицо, словно хотел избавиться от непрекращающегося дождя. Он посмотрел назад и испугался, увидев, на какую высоту вскарабкался и как далеко были луга и деревья. Он преодолел такой подъем, для которого в нормальных условиях потребовалась бы веревка, — и это под ливнем! Что за бес подгонял его? Дрожа, обессилев и промокнув до последней нитки, он просто сидел и ждал. Вероятно, он уже заработал себе воспаление легких. Было непонятно, ни когда закончится эта гроза, ни как, ради всего святого, он спустится отсюда вниз.

Сзади послышалось одинокое блеяние. Это заставило Жака обернуться. В нескольких метрах находился огромный вход в пещеру. Умные животные! Они прислушались к инстинкту, нашли убежище и укрылись в нем. У пастуха открылось второе дыхание. Он поднялся на ноги, вскарабкался еще на пару метров и вошел в пещеру.

— Прошу прощения, что вы сказали?

— Я спросил, видели ли вы по телевизору мое выступление на саммите «Большой восьмерки».

— Извините, господин президент, я отвлекся на минутку. Когда смотришь на ваши великолепные сады, можно увидеть столько всего…

Президент тоже выглянул наружу. Дождь спускался по стеклу золотистыми полосами, в нем отражался свет люстр и свечей в запах; сад же был погружен во мрак.

— …Да, да, я слушал вашу речь, — продолжил белобородый мужчина, — меня поразила ваша откровенность. Скажите, пожалуйста, как остальные восприняли это?

— Мне не хотелось бы обидеть вас, но мне кажется, что в мыслях вы далеко отсюда. Я с удовольствием побеседовал бы с вами чуть позже, господин граф.

— Да, вы правы. Благодарю вас за понимание. Я подойду к вам чуть позже, если вы не возражаете.

— Разумеется. А я пока пообщаюсь с другими гостями. Не стесняйтесь, просто дайте мне знак, когда будете готовы.

— Непременно. Еще раз большое спасибо, господин президент.

Как только президент отошел от своего собеседника, двое его спутников снова появились, и все трое, не договариваясь, подошли к окну и уставились во мрак.

Пастух щелкнул зажигалкой и начал осматривать пол в пещере в поисках чего-нибудь горючего. В конце концов ему удалось поджечь связку сухих веток и превратить ее в факел. В свете огня он обнаружил одно из своих животных. Овца, съежившись, стояла в нише стены и испуганно смотрела на огонь. Пастух, вытянув руки, направился к ней, произнося успокаивающие слова. Овца попятилась, но у Жака было достаточно опыта в подобных вещах, и он хорошо знал, как можно успокоить испуганное животное. Он продолжал медленно двигаться к овце и уговаривать ее. Потом Жак осторожно достал из кармана куртки пучок завядшей травы. Эти растения помогали животным избавиться от расстройства желудка и улучшали пищеварение. Овцы всегда с жадностью набрасывались на эту траву, где бы ни нашли ее. А так как в этих краях она не росла, то пастух всегда имел с собой пару связок про запас. Как и следовало ожидать, овца начала заинтересованно принюхиваться, и пастух смог приблизиться еще на пару шагов. В конце концов он подошел к ней так близко, что овца смогла не только нюхать, но и жевать. Жак замер и начал с любопытством оглядываться по сторонам. Здесь пещера была чуть ниже человеческого роста, но, судя по эху, уходила в глубь скалы на приличное расстояние. Вполне возможно, что дальше она была более просторной. Однако у Жака не было ни малейшего желания проверять это. Определенно здесь не было диких животных — волков или медведей, которых ему следовало остерегаться, но идея отправиться во тьму, вооружившись простеньким факелом, не привлекала Жака.

Пол пещеры был очень гладким, и только кое-где встречались осколки горной породы, осыпавшейся за сотни, а может, и тысячи лет с потолка. Пастух наклонился: пол выглядел так, словно кто-то специально выровнял и вычистил его. А стены? Они были слишком гладкими, чтобы иметь естественное происхождение. Осматривая стены, Жак невольно испугался: на расстоянии вытянутой руки от него скала была покрыта надписями! Значит, он действительно был не первым человеком, кто нашел это убежище. Неужели это были наскальные рисунки первобытного человека, какие уже находили в других районах Франции — Ласко и Шове? Жак несколько раз читал о таких находках в газетах, и это очень интересовало его. Потому что когда-нибудь он и сам хотел бы сделать подобное открытие и стать знаменитым. Неподалеку от этих мест, где-то в районе Перниньяи, ученые откопали человека каменного века. Пастух сделал шаг в сторону и осветил другую часть стены. Это не было похоже на наскальные рисунки Ласко. На стене не было ни изображений лошадей или оленей, ни отпечатков рук или простых точек. Там были слова! Во всяком случае, это были символы и буквы неизвестного ему языка. Нет, это не древние надписи, разочарованно подумал Жак. Может, это была парочка заблудившихся туристов, которые оставили след о себе? Расписанной оказалась не одна стена. Жак прошел вдоль скалы и удивился тому, что кто-то приложил так много усилий, чтобы написать все это. И чем глубже он уходил, тем больше надписей появлялось на стенах, пещера была исписана сверху донизу! Пастух обнаружил размашистые фразы, короткие словосочетания и даже отрывки больших текстов. Должно быть, здесь заблудилась целая группа туристов: во-первых, на стенах было невероятное количество надписей, а во-вторых, встречались разные виды и типы знаков, как будто туристы были из разных стран.

Самодельный факел вспыхнул в последний раз и потух. Пастух оказался в кромешной тьме. Он начал сердито искать свою зажигалку, как вдруг заметил голубое сияние. Сначала он удивился: откуда здесь мог быть лунный свет, если снаружи только начало смеркаться, да и небо затянуто густыми дождевыми тучами? Но потом Жак понял, что свет идет не от входа в пещеру, а изнутри. И, по мере того как глаза привыкали к темноте, Жак начинал видеть все больше деталей. Проход расширялся и заворачивал за угол, где сияние становилось особенно ярким.

Любопытство охватило его, и пастух отважился пойти дальше, словно ведомый этим магическим мерцающим голубым светом.

Праздник во дворце Де Молир достиг высшей точки, когда открыли буфет. Присутствующие вмиг забыли о хорошем воспитании и наперегонки стали наполнять свои тарелки. И, несмотря на то что большинство старалось держаться так, как того требовали и повод, и элегантные платья, лишь единицам удалось выйти из этой ситуации достойно. Кто-то все-таки пролил на себя соус, кто-то уронил нож или вилку, а некоторым вообще пришлось вернуть свои тарелки назад, потому что на них образовалось несочетаемое ассорти. И только три человека у окна не принимали участия в этой возне у буфета. Они неподвижно стояли на своих местах и все так же смотрели в сад отсутствующим взглядом. Остальные гости прекратили обсуждать странных незнакомцев только благодаря крабовому салату и бутербродам с икрой.

Поэтому никто, кроме свиты графа, не услышал, как он тихо произнес:

— Это так далеко.

В пещере раздался пронзительный крик. В считанные секунды пастух выбежал наружу. Его глаза были широко раскрыты, руки крепко сжимали голову. Он в бешенстве рвал на себе волосы и расцарапал ногтями кожу головы до такой степени, что кровь ручьями стекала по лицу. Потом пастух сорвался с крутого обрыва и, пытаясь ухватиться за камни, откалывал, падая, своим телом куски горной породы. На некоторое время это притормаживало его, но уже спустя пару секунд он снова несся в пропасть вместе с камнями и обломками до тех пор, пока наконец не остановился вместе с этой лавиной из глины и камней на плоской поверхности. Одежда Жака была изодрана в клочья, из многочисленных ран сочилась кровь, одна рука была сломана, осколки ребра впились в легкое, и все лицо было залито кровью из рваной раны на голове. Но, несмотря на все это, Жак не остановился ни на секунду. С безумным воем он поднялся и, спотыкаясь, пошел в лес на дрожащих ногах.