30 апреля, поместье Морже, Швейцария.

Рядом с модной чернильницей на деревянной подставке лежало гусиное перо с позолоченным наконечником. На кожаной папке покоилась рука мужчины, одетого в темный жакет. Белые манжеты были заколоты дорогими запонками, а на среднем пальце красовалась печатка из красного золота. Письменный стол был грубым и массивным — настоящий антиквариат. Такой вполне гармонично смотрелся бы несколько веков назад в каком-нибудь замке. По другую сторону стола стояли мужчина и женщина, оба значительно моложе мужчины с кольцом.

— Что вы об этом думаете, друзья мои? — спросил мужчина за столом.

— Это отличная возможность впервые за столь долгое время. Вам нужно быть оптимистичнее, Штефан, — ответила женщина.

— Я согласен с Йоханной, — вставил молодой мужчина, — нам не следует прекращать раньше времени.

— Действительно, сейчас еще слишком рано, — согласился мужчина, встал из-за стола и, поглаживая белую бороду, пристально посмотрел на Женевское озеро. — На этот раз тайну знает больше людей, чем когда-либо. Следовательно, и уровень опасности выше.

— Но на этот раз и люди гораздо умнее, чем прежде, — заметила Йоханна.

— Верно, с каждым разом они становятся все более учеными, но стали ли они от этого более мудрыми?

— Если мы подскажем им правильный путь, то можем узнать это, — сказал молодой мужчина, — к тому же пока у нас достаточно времени, чтобы своевременно поставить точку.

— Первые шаги были не слишком ободряющими. Из-за стремительности прогресса становится все труднее скрывать это. Я все же надеюсь, что ты окажешься нрав, Йозеф. — Штефан отошел от окна. — Я согласен. И наше решение логично. Может, последующие дни дадут нам больше уверенности.

2 мая, отель «Де ля Гранж», Сен-Пьер-дю-Буа.

— Рад видеть, что ваш аппетит не пострадал.

Питер уже доел рыбу, а Патрик заказал себе не только вторую порцию еды, но и вторую бутылку красного вина. Крепкое сухое вино отлично подходило к его жаркому.

— А разве что-нибудь пострадало? — спросил он, повеселев.

— Это вы должны мне сказать! Судя по вашему внешнему виду — не похоже.

— Если не принимать во внимание голод, я чувствую себя в отличной форме. Но это совершенно неудивительно, учитывая, что я провалялся в постели два дня кряду.

— Но вам это действительно было нужно. Врач так и не смог ничего обнаружить, кроме тяжелого физического и душевного истощения.

— Я до сих пор не могу понять, как вы меня разбудили. Неужели вы использовали акупунктуру?! Даже я в нее не верю. Как вы до этого додумались?

— Нужда заставила. У меня не было выбора.

— Очевидно, это было чертовски больно. Может быть, именно поэтому я и проснулся.

— Не будьте таким неблагодарным. Это же сработало, да и потом, вы выглядели неважно. Вы мне можете объяснить, что случилось?

— Нет, честно говоря. В моей голове какой-то хаос.

— Вы что-нибудь помните? Что вы чувствовали?

— При всем уважении к вам, я ничего не могу рассказать. Каждый раз, когда я пытаюсь подумать об этом, мои мысли расплываются. Я сбиваюсь, и у меня начинаются сильные головные боли. Надеюсь, это пройдёт. Одно я могу сказать наверняка: нам нужно избегать этого черного пятна.

— Тот, кто нашел эту пещеру, до сих пор не пришел в себя.

— С легкостью могу себе это представить. Я с удовольствием бы побеседовал с ним и узнал, что с ним произошло. — Он выпил бокал вина. — А что вы делали все это время? Что-то удалось узнать? Вы продвинулись вперед?

— Я дважды был в пещере и все это время исследовал надписи. Кое-где они перекрывают друг друга, то есть нанесены одна на другую. Может быть, с разницей в несколько лет. При более точном анализе, может, удастся сказать, сколько времени разделяет эти надписи.

— Вы смогли разобрать текст?

— Да, несколько латинских строк. Но, кажется, они не зависят друг от друга.

Питер достал записную книжку, в которую заносил спонтанные идеи, вопросы или сложившиеся выводы.

— «Memento, homo, quia pulvis es, et in pulverem reverteris», — прочитал он вслух.

— A-a, — сказан Патрик.

— «Помни, человек, прах ты, и в прах возвратишься». Эта фраза христианского происхождения. Обращение Бога к Адаму после его грехопадения. Потом я нашел вот что: «Indocti discant et anient meminisse periti», что можно перевести как «Незнающие пусть научатся, а знающие вспомнят еще раз». Кто-то нацарапал это на стене.

— К последним, вероятно, относятся авторы других надписей в пещере? — сказал Патрик.

— Да, может быть. Хотите еще десерта?

— Нет, спасибо. Я бы с удовольствием выкурил еще одну сигарету, а потом можно и кофе.

Он положил салфетку на стол, откинулся назад и закурил. У Питера вошло в привычку в это же время набивать свою трубку.

— Я за то, чтобы мы заказали сюда из Женевы языковеда. Тогда мы сможем значительно продвинуться в нашей работе.

— Хотите сказать, что на этом ваши познания в латыни закончились?

Патрик посмеялся над своей шуткой, но Питер не дал сбить себя с толку.

— Я нашел кое-что интересное, — продолжил англичанин, — рисунок.

Он поднял свою записную книжку над столом и показал Патрику карандашный набросок.

— Цветок? А что значит подпись под ним?

— «Нос sit exemplum discipulis». Это значит: «Это пример ученикам» или «моим ученикам». А буквы «C.R.C.» являются, возможно, инициалами художника.

— Значит, художник считал, что эта пещера является хорошим примером для его учеников?

— Возможно…

Питер раскурил трубку и, улыбаясь, приподнял бровь.

— Мы это еще выясним. Цветок, безусловно, роза. Но это совершенно особенная роза, и я знаю, кто ее нарисовал.

— Шутите!

— Боже упаси!

— И? Кто же это сделал?

— Не торопите события. Вам еще предстоит удивиться. Я уже договорился по телефону о встрече. Нам нужно лететь в Париж. Вы сможете?

— Конечно, — Патрик постучал себя по животу, — я уже позаботился о своем хорошем самочувствии. Когда вылетаем?

— После обеда мы едем в Безье, а оттуда полетим на частном самолете. Встреча состоится сегодня вечером. Назад вернемся рано утром.

— Вы уже все организовали, Питер?

— Женевский «Фонд Вавилона» сделал это возможным, — пошутил Питер и порадовался удивленному и в то же время восхищенному выражению на лице Патрика.

— А я предлагаю с пользой провести оставшееся время и послать факс Элейн.

— Какого содержания?

— Я хочу узнать у нее точное местонахождение пастуха.

— Согласен. Тогда мы должны использовать такую возможность и заказать лингвиста или специалиста по древним языкам.

— Неужели вы думаете, что Элейн найдет человека, который может читать и иероглифы, и клинопись, и тексты майя? А еще заодно хорошо бы древнеиудейский и греческий.

— Я как минимум рассчитываю на такого человека, который бы знал, где можно раздобыть перевод тех или иных фраз. Но для начала давайте просто оценим возможности мадам «средства не играют никакой роли», а?

— Питер, с каждым днем вы становитесь мне все симпатичнее.

2 мая, пивной ресторан «Ля Типиа», улица Рима, Париж.

— Профессор Лавелл! Рад снова видеть вас!

К столику исследователей подошел импозантный мужчина средних лет в костюме и галстуке. Питер встал и протянул ему руку.

— Позвольте представить вас друг другу: Патрик Невро, инженер и археолог. Мы работаем вместе. А это Себастьян Хоке, банкир и первый человек в нашем деле.

Себастьян сел за столик и жестом заказал себе кофе, потом повернулся к Питеру и улыбнулся:

— Мы так давно не виделись, господин профессор! А я с интересом слежу за вашими публикациями. Как жаль, что молва так несправедлива к вам и к вашей работе.

— Думаю, это только вопрос времени. Ничего же не пропадет.

— Ну, а сейчас вы снова работаете над чем-то? Почему так торопитесь?

— Мы нашли один рисунок и хотим знать, какое отношение он имеет к ложе.

Себастьян улыбнулся:

— Вы же знаете, что я связан с ложей обетом молчания.

— Да, знаю. Но ведь попытка не пытка, не так ли?

— Верно. А что за рисунок и где вы его нашли?

Питер передал мужчине копию розы с подписью. На какой-то момент тот потерял контроль над собственным лицом. Но уже через несколько секунд взял себя в руки.

— Откуда у вас это, господин профессор?

— Вам показалось это знакомым?

— Вы должны мне сказать, откуда срисовали эту розу!

— Я бы с удовольствием, месье Хоке, но, боюсь, мы находимся только в самом начале пути. В данный момент я работаю над проектом высшей степени секретности. И ничто не должно выходить за его рамки. А что вызвало у вас такое беспокойство?

Кажется, банкир успел немножко прийти в себя, но до сих пор крепко сжимал листок.

— Вот уже четыре года, как я перестал быть гроссмейстером ложи. Теперь дальнейшее развитие определяет Рене Колладон. Гроссмейстер решает, что можно говорить, а что нет. Он же отвечает за появление эмблемы в средствах массовой информации. Нам нужно договориться о встрече с Рене…

Банкир устремил взгляд в никуда и несколько секунд раздумывал о чем-то. Потом неожиданно встал.

— Мне нужно сделать пару телефонных звонков. Есть ли у вас время сегодня вечером? Подойдет, если я позвоню вам в отель и заберу оттуда?

— Без проблем, мы остановились в «Меридиане». Просто оставьте для нас сообщение. И я прошу вас, оставьте этот листок здесь.

Когда банкир вышел из пивной, настала очередь Патрика задавать вопросы:

— Вот это скорость! Откуда вы его знаете и о какой ложе шла речь?

— Я познакомился с ним давно. Тогда он был еще гроссмейстером «Братства истинных наследников креста и розы», одной из наиболее влиятельных масонских лож. Их эмблема очень похожа на рисунок из пещеры. Он мог бы пролить нам свет на то, как этот рисунок попал в пещеру и что значит эта надпись.

— Питер, что у вас общего с такими сектами? Я бы никогда о вас такого не подумал…

— Это не секта. Это масоны или, лучше сказать, тайное общество, но ни в коем случае не религиозное объединение. Они преследуют безобидные социальные цели, такие как братство, взаимопонимание и так далее. Одно из основных положений запрещает дискуссии на тему религии и политики во время их собраний.

— Это вовсе не значит, что они не секта. Это же масоны носят фартуки и капюшоны и в темных комнатах при тусклом свете свечей протягивают друг другу руки?

— Ваш глубокий дилетантизм просто поражает меня. Согласен, большинство их символов, обрядов и традиций кажутся религиозными. Но на самом деле все это имеет очень интересную культурно-историческую подоплеку, уходящую своими корнями в XVIII век.

— Ладно, профессор, раз вы так говорите… Надеюсь, ваши разговоры не доведут вас до оккультизма!

Питер вздохнул.

— Это не имеет никакого отношения к ложе, но я понял, на что вы намекаете. Не беспокойтесь. Оккультизм — это, пожалуй, последнее, чем меня можно заинтересовать.

Себастьян Хоке забрал исследователей из отеля ровно в одиннадцать часов вечера. Они сели в его машину и по окружной выехали в пригород Парижа.

— Было непросто организовать встречу, — рассказывал Себастьян, — в храме сегодня проходит рядовое собрание. Но гроссмейстер на месте. К сожалению, просто остаться снаружи никак нельзя. Поэтому нам вместе придется пройти церемонию приветствия, и только потом мы сможем уединиться с ним.

— Если нам придется есть или пить что-то необычное, — вставил Патрик, — я бы предпочел знать об этом заранее, чтобы успеть смыться оттуда.

— Об этом вам не стоит беспокоиться, месье, — Себастьян указал на коробку на заднем сиденье: — Внутри вы найдете черные капюшоны и фартуки. Мы все носим такие. Дальше вы везде будете следовать за мной и делать то, что я вам говорю. В остальном вам нужно только молчать.

— Черные капюшоны и фартуки! Я так и думал. Питер, вы это уже проделывали?

— Только слышал об этом.

— Что ж, очень успокаивает…

Голос Патрика звучал не слишком уверенно. Он распаковал фартуки и рассмотрел их. Они были сделаны из очень тонкой белой кожи ягненка и, судя по всему, должны были завязываться на талии так, чтобы прикрывать зад. Патрик покачал головой.

Все трое прибыли в очень тихий район. Из-за деревьев аллей и старых стен выглядывали фешенебельные виллы. Себастьян остановился около больших кованых ворот, прямо у окошка с переговорным устройством. Он опустил стекло и проговорил в микрофон несколько непонятных слов. Через пару секунд ворота отворились, и машина въехала внутрь. Проезд был довольно широкий, мощенный булыжниками. Освещения не было ни на дороге, ни на всей остальной территории виллы. И только благодаря свету автомобильных фар можно было видеть, что там находится. Себастьян повернул машину на парковочную площадку, достал из бардачка две черные тряпочки, вышел и завесил свои номера. Только после этого они продолжили поездку. По извилистой и заросшей по краям рододендронами дороге они доехали до просторной поляны, на которой стояла вилла внушительных размеров. Перед ней уже было припарковано два десятка автомобилей с закрытыми номерами.

— Это что, встреча анонимных алкоголиков? — спросил Патрик.

Себастьян повернулся к нему с сердитым выражением лица:

— Надеюсь, месье, вы в состоянии прикусить свой язык прямо сейчас. Заседания ложи всегда анонимные. Ни одни из посвященных не знает, кто скрывается под капюшоном рядом с ним. Благодаря этому мы можем не испытывать стеснения и сосредоточиться только на словах и поступках.

— А-а…

— Я вынужден попросить вас надеть капюшоны и фартуки прямо здесь.

— Если организация анонимна, откуда же вы знаете имя своего гуру?

Кажется, Патрик и не собирался замолкать, но Себастьян, видимо, решил больше не реагировать на его реплики.

— Разумеется, мы не используем наши настоящие имена, — ответил он.

— Ну да, мог бы и сам догадаться.

— Патрик, я прошу вас, — умолял Питер, — нам необходима эта встреча.

— Хорошо. Надеюсь, никто не сфотографирует меня в таком наряде, — он посмотрел на Питера сквозь прорезь в капюшоне и понизил голос: — Представляю, какие могут быть заголовки: «Фетишист Патрик Невро и его тайные сексуальные пристрастия».

Себастьян проводил их к двери, которая сразу открылась перед ними. Открывший был в таком же костюме. По фигуре можно было догадаться, что это был мужчина, а не женщина. Он обратился к Себастьяну на незнакомом языке, и они довольно долго беседовали, пожимая друг другу руки. Потом они несколько раз повернулись в сторону новеньких и продолжили непонятную беседу. В конце концов их пропустили, и они пошли по освещенным свечами коридорам в просторную комнату, где уже собрались посвященные. Они мало чем отличались друг от друга. У кого-то фартуки были украшены вышивкой, а у кого-то, наоборот, выглядели очень скромными.

— Что это был за язык? — прошептал Патрик на ухо своему коллеге.

— Думаю, что это древнеиудейский, — прошипел Питер в ответ.

— Древнеиудейский? Разве это не мертвый язык?

— Давайте я объясню вам это позже, Патрик.

Долго ждать не пришлось. Питер как раз пересчитал присутствующих, вполголоса говорящих по-французски, и пришел к выводу, что их число соответствует количеству припаркованных у входа автомобилей. И тут со стороны входа он заметил какое-то движение. В противоположном конце зала с легким скрипом открывались створки тяжелой деревянной двери. Стало ясно, что это и есть вход в настоящие помещения ложи и до церемонии приветствия осталось совсем немного.

Один за другим гордой поступью собравшиеся вошли в странное помещение с высокими каменными стенами. Две огромные колонны у входа образовывали своеобразный портал. Трехметровая колонна по левую руку была сделана из белого мрамора и украшена бронзовыми древнеиудейскими письменами. Правая же колонна была из черного камня и украшена желтой медью. На ней красовались иероглифы и божество с головой ибиса. На полу проступала плоская двухцветная мозаика. Рисунок очень напоминал эмблему: по периметру круга шла надпись на древнееврейском языке, внутри же были изображены угольник и мастерок, лежащие на готовальне. Члены ложи встали полукругом по контуру мозаики. Себастьян подал знак своим друзьям встать позади него и вести себя тихо. Потом собравшиеся слились в едином монотонном жужжании, которое сначала набирало громкость, а потом внезапно прекратилось. В комнате повисла гробовая тишина, и только спустя несколько минут из полуоткрытой двери послышалось тихое шуршание. Из противоположной, плохо освещенной стороны зала вышел человек с алтарной свечой в руке. На нем, как и на других членах ложи, были капюшон и фартук, но кроме того, на шее у него была цепь с металлическим медальоном.

Себастьян отклонился назад и дал понять своим спутникам, что сейчас в комнату вошла очень важная персона, вполне вероятно — сам гроссмейстер.

Мужчина поднялся на кафедру и зажег стоящий на ней семисвечник. Только после этого стала видна каменная арка позади него. В ее основании была звезда Давида.

Гроссмейстер поднял руки вверх, а собравшиеся снова начали жужжать. Как только все смолкли, из соседней комнаты в зал вошли двое. Под руки они вели третьего человека, который был одет совсем иначе и очень походил на пленного. Из-под простых льняных рубашки и брюк проглядывало абсолютно нагое тело. На ногах были простенькие шлепанцы, на глазах — черная повязка, а на шее болталась короткая веревка с большим узлом. Двое вывели мужчину в центр, повернули его несколько раз вокруг своей оси и оставили стоять лицом к гроссмейстеру. Наконец, кто-то из присутствующих нарушил тишину и подошел к пюпитру. В ответ на это гроссмейстер отошел в сторону и вскоре покинул комнату через открытую дверь.

Себастьян взял Питера за плечо и рукой указал на маленькую дверь, в которую удалился гроссмейстер. Приложив палец к губам, он пошел к двери, увлекая за собой своих знакомых. Выйдя из зала, они попали в узкий проход.

— Что они сделают с этим типом? — не выдержал Патрик.

— Это всего лишь ритуал посвящения, — приглушенно ответил Себастьян.

— Надеюсь, вы правы!

Вдоль прохода было несметное количество дверей и ответвлений, но они шли прямо. В конце концов они оказались в довольно просторном кабинете, где за столом в мягком кресле с большой спинкой уже сидел гроссмейстер и ждал их.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — прозвучал женский голос, — меня зовут Рене Колладон. Очень приятно познакомиться с вами, профессор Лавелл, и с вами, месье Невро. Брат Себастьян, невзирая на запрет, провел вас в замок как учеников. Но сделал он это с моего согласия, потому что вы искатели. Вы ищите ответы.

— Благодарим вас за готовность встретиться с нами, — сказал Питер. — Почему вы разрешили нам посетить замок в такой день?

— Чтобы вам было ясно, сколько всего ускользает от вашего пристального взгляда каждый день и как далеко вы можете быть от истины.

— Также это свидетельствует о том, — вмешался Патрик, — как много людей еще лишены возможности знать всю правду.

Рене молча и холодно посмотрела на Патрика, и Питер испугался, что дама в любой момент может выйти из себя. Но на самом деле это было не так. Ее голос звучал в худшем случае раздраженно, но уж никак не зло.

— Вам легко так говорить. И мне легко акцентировать на этом внимание, потому что вы ищите. Потому что все мы стремимся к свету. Вы должны ценить наше благосклонное отношение к вам. Но все же я хочу предостеречь вас. Большинство ответов не предназначено для неровных камней, как мы называем непосвященных. Внутренняя ложа, последняя тайна, всегда будет оставаться для вас закрытой, если ваши вопросы будут касаться ее.

— Скажите, — произнес Патрик, — почему вы разговариваете на древнееврейском? Если, конечно, это древнееврейский.

Рене наклонилась вперед еще сильнее и пристально посмотрела на собеседника.

— Я вижу, вы не имеете ни малейшего представления о нашей истории.

— Нет, я никогда до этого не интересовался масонством. И никогда не носил такого фартучка.

— Мы, масоны, всегда в поисках и в постоянном стремлении сделать себя более нравственными. Так же, как мы обрабатываем неровные камни, чтобы воздвигнуть из них роскошное здание в честь Всевышнего. Каменщики испокон веков были посвященными по определению. Мы сооружали соборы и церкви, пирамиды фараонов и иерусалимские храмы. Но наше величайшее строение в Его честь рассердило Его. И за это Он покарал человечество. Вы понимаете, о чем я говорю?

Патрик покачал головой.

— Это была Вавилонская башня, — продолжила женщина. — Господь свел людей с ума, и отныне никто не мог понять языка своего соседа. Это и было Вавилонское смешение языков.

— Поэтому вы говорите сейчас на древнееврейском?

— Иудейский — это язык Господа. И в нем заложена созидающая сила. Все, что называл Адам, вмиг становилось реальностью. В истинном имени вещей до сих пор живет исконная созидательная мощь. При помощи каббалы нам удается постичь истинную суть вещей, и мы можем вести беседы с Господом на праязыке. Но борьба за недостижимое совершенство не прекращается.

— Что такое каббала? — спросил Патрик.

— Давайте сейчас не будем вдаваться в подробности, — вмешался Питер. — В действительности нас волнуют совершенно другие вопросы.

Рене рассмеялась:

— О вашей целеустремленности ходят легенды, профессор Лавелл. Я бы с удовольствием углубилась с вами в дискуссию, месье Невро, но чувствую, что мы с вами встретимся еще раз и вы зададите ваши истинные вопросы. Профессор прав. Сегодня вы здесь по другой причине. Вы нашли рисунок и ищете ответ.

— Действительно, — Питер положил копию на стол. — Кто сделал этот рисунок и что он значит?

Рене взяла лист и внимательно рассмотрела его. Из-за капюшона было невозможно разглядеть выражение ее лица, но на несколько минут в комнате повисло напряженное молчание.

— Это роза, — сказала в конце концов гроссмейстер.

— Да, — ответил Питер.

— Вы срисовали ее из книги?

— Нет, почему вы так решили?

— Латинское выражение отсылает к первоисточнику, может быть, тексту или книге. Так откуда у вас этот рисунок?

— Я не имею права сказать это. Сначала нам нужно оценить его значение. Речь идет о тайном исследовательском проекте. Мы уже говорили об этом господину Хоке.

— Что за потаенный смысл должен содержаться в этом цветке?

— Может быть, то же значение, которое заложено в эмблеме вашей ложи. Разве это не такая же роза, в центре которой находятся крест и сердце? Если я не ошибаюсь, даже количество лепестков совпадает с вашим…

Рене отклонилась назад и, сделав вид, что ей не интересно, положила листок на стол.

— Сходство действительно поразительное. Но, возможно, случайное. Я не знаю, какая между ними может быть взаимосвязь, — она развела руками, — если бы я знала, где вы взяли эту розу, а так…

— «Это пример моим ученикам»… Буквы «C.R.C.» в конце фразы говорят вам о чем-нибудь? — спросил Питер.

— Я не рискну строить предположения, господин профессор.

— А вот брат Себастьян, — Патрик ткнул пальцем в банкира, — почему-то подумал, что мы срочно должны с вами встретиться по этому поводу.

Женщина никак не отреагировала, и только по движению ее тела можно было предположить, что она пожала плечами.

— Я думаю, мы узнали все, что могли, — подытожил Питер, — я не хочу показаться невежливым. Мы искренне благодарим вас за эту необычную встречу. Завтра рано утром мы должны улетать. А нам еще нужно заехать в отель.

— Мне тоже было очень приятно с вами познакомиться. И мне жаль, что я не смогла вам помочь. Нам непременно стоит оставаться на связи, на случай, если вы сможете раскрыть нам подробности о месте, где нашли этот рисунок.

— Я тоже так думаю, — Питер откланялся и подал Патрику знак, что им следует уходить, не задавая дальнейших вопросов. — А может быть, и вам что-то придет в голову.

— Брат Себастьян проводит вас, — сказала гроссмейстер. — Желаю вам счастливого пути.

Всю обратную дорогу они не обмолвились ни единым словом. А путь вдоль темных предместий, мрачных аллей, заброшенных домов и тускло освещенных жилых кварталов в этот раз казался более безутешным, чем несколько часов назад.

— Прошу прощения, — сказал Себастьян на прощание у входа у отель, — если ваш вечер прошел не столь продуктивно, как вам хотелось бы.

— Я вас умоляю! — возразил Питер. — Лично для меня это было весьма полезно. И я благодарен вам за то, что встреча стала возможной.

Оставшись наедине, исследователи отправились в бар отеля, где уединились от остальных гостей за самым дальним столиком. Питер набил свою трубку.

— Патрик, что вы думаете о той женщине?

— Она говорит немного путано, но что-то она точно знает.

— Я тоже так думаю. Я бы даже сказал, что уверен в этом. Но задерживаться дольше не имело никакого смысла. Она наверняка еще даст знать о себе. Поэтому я оставил Себастьяну номер нашего факса.

— Почему вы так уверены? Мне кажется, это совершенно не в ее интересах. Кстати, а что такое каббала?

— Почему так уверен?.. Ну, я слишком хорошо знаю Себастьяна. Он, безусловно, выдал себя. Этот рисунок, вне всяких сомнений, имеет большое значение для братства. Кто-кто, а наш друг в этом не ошибается. Он же на протяжении нескольких лет не только был гроссмейстером, но и вел дела ложи. А теперь он не может прыгнуть выше нынешнего гроссмейстера, а следовательно, сам ничего рассказать не может. Но уже одно то, что нас впустили в замок, свидетельствует о том, какое важное значение они придают нам с вами. И это только со слов Себастьяна. Теперь она хочет выудить из нас информацию. Полагаю, эта тайна имеет непосредственное отношение к самому сердцу ложи и, как следствие, вызывает их неподдельный интерес.

— И сейчас вы хотите подождать, пока что-то не «придет в голову» нашей коллеге?

— Именно. Если она начнет искать, то номер нашего факса приведет ее прямиком в Женеву. Но там она наткнется на гранит, в этом мы стопроцентно можем положиться на Элейн. Ей просто-напросто ничего не останется, как позвонить нам еще раз.

— Имеет ли это какое-то отношение к смешению языков, о котором вы говорили?

— О чем вы? — Питер выпустил густое облако дыма в потолок и искоса посмотрел на Патрика.

— Ну, с одной стороны, мы находим странную мультилингвальную пещеру, в честь которой проект называется «Вавилон». С другой стороны, загадочная дама в капюшоне несет какой-то вздор о смешении языков. Мы показываем ей рисунок из пещеры, и она вмиг становится нервной. Действительно языки имеют какое-то отношение друг к другу?

— Что ж, пещера, безусловно, не имеет никакого отношения к библейскому смешению языков, если вы это имеете в виду. Легенда о строительстве Вавилонской башни, которую Рене связывает с основанием масонской ложи, не более, чем легенда. Прототипом ее, скорее всего, стала древняя башня шумерского города Ура. Шумерская империя со временем пала, а на ее землях на протяжении нескольких веков пытались ужиться бедуины, кочевники и воины, говорящие на абсолютно разных языках. Это приблизительно второе или третье тысячелетие до рождества Христова. А наличие латыни на стенах пещеры свидетельствует о том, что она была расписана как минимум на две тысячи лет позже. Поэтому прямой связи там быть не может.

Патрик прикурил сигарету.

— Так, это мне понятно. Пещера вряд ли имеет какое-то отношение к Вавилону, как, вероятно, и ложа. Но что я хотел сказать: может, историю о Вавилонской башне придумали позднее, потому что она подходила как нельзя кстати. А вдруг первоисточником и была наша пещера?!

Патрик заметно разгорячился.

— Может, этот C.R.C. был основателем ложи и в свое время собственноручно расписал стены и потолок пещеры. Вдруг он хотел передать своим сторонникам, или ученикам, или кому-нибудь еще какую-то особенную тайну? А та заговорщицкая Рене считает себя его последователем. Но, к сожалению, сведения о том, где находится пещера, были утеряны, и взамен исторической пещеры придумали легенду о Вавилонской башне. Это и масонам, честно говоря, больше подходит.

— Да, звучит вполне правдоподобно. Что касается меня, то я не боюсь абсолютно никаких необычных причинно-следственных связей. Но история возникновения ложи, основывающаяся на столь древней легенде, кажется мне весьма сомнительной, если не нелепой. — Специальным приспособлением Питер загасил огонь в трубке. — Если бы мы могли определить возраст надписей в пещере, это помогло бы нам подтвердить или опровергнуть вашу теорию.

— Кроме того, хорошо бы знать, о чем говорится в текстах, — добавил Патрик. — Если какая-то тайна и есть, то наверняка она кроется в них.

— Да уж, помощник-лингвист становится нам нужнее с каждым днем.