Я в сотый раз взглянул на часы, чувствуя, как во мне растет нервное напряжение. Ожидание становилось мучительным: слишком много времени было для размышлений! С тех пор, как часы пробили полночь, прошло сорок пять минут. Я сидел во взятом напрокат автомобиле на Коллинз-авеню против въезда в «Дофин». Это был еще один из прославленных мотелей на Золотом побережье, примерно в двух кварталах от «Золотого рога». В «Дофине» для Чэпмена был забронирован номер. Это сделала Мэриан. Она же подготовила все, что нужно для рыбной ловли на Кисе.

Я закурил очередную сигарету и продолжил наблюдать за уличным движением, которое сейчас явно затихало. Я уже приметил несколько телефонных будок — на случай, если мне придется звонить. Потом снова нервно посмотрел на часы. Я сидел здесь уже полтора часа. Может быть, он сделал в пути остановку? Может быть, за две недели, прошедшие после их жестокого конфликта и ее ухода, его планы изменились и сейчас он направляется совсем в другое место?

Мог он и потерпеть аварию…

Внезапно я насторожился: на улице появился еще один «кадиллак».

Конечно, это еще ни о чем не говорило — мимо меня прошло несколько десятков таких машин. В Майами-Бич в них не было недостатка. Но это был один из больших «кадиллаков», к тому же серого цвета и с номерной дощечкой другого штата. Потом я увидел на нем пеликана. Машина сворачивала на подъездную дорогу, ведущую к мотелю «Дофин». Без сомнения, это был Чэпмен. И притом один. Я неслышно вздохнул. Именно это нам и надо было знать наверняка. Если он и собирался поразвлечься во время своей поездки, то пока что еще не нашел подходящей девчонки.

«Кадиллак» остановился перед стеклянным фасадом вестибюля, увешанным разноцветными лампочками, защищенным от улицы ящиками с тропическими растениями.

Я вышел из машины и перешел улицу.

Чэпмен уже исчез за дверью, и портье выгружал из багажника в свою тачку три его больших и с виду дорогих чемодана.

Я вошел в вестибюль и направился к двум телефонным кабинкам, находящимся в глубине слева, рядом с аркой, которая вела в ресторан. Никто не обратил на меня внимания.

Чэпмен стоял возле стойки дежурного администратора. Он выглядел в точности так, как его описывала Мэриан. Между мною и им не было ничего общего, кроме того, что мы оба были одинакового роста и, в общем, одинакового сложения.

На нем был легкий габардиновый костюм, соломенная шляпа, белая сорочка, традиционный галстук в полоску. И конечно, очки.

— У вас забронирован номер на имя Хэрриса Чэпмена, — проговорил он отрывисто. Это был не вопрос, а утверждение.

Я не слышал ответа дежурного, но видел, как тот повернулся, чтобы проверить по своей книге.

Тем временем я уже был у телефонной кабинки, делая вид, что ищу в блокноте нужный мне номер, но, перед тем как войти в будку, бросил взгляд в сторону бюро администратора. Дежурный уже нашел то, что ему было нужно. Улыбаясь, он протянул Чэпмену регистрационную карточку.

Потом вручил ему письмо. Пока все шло отлично. Но я должен был проследить, что он сделает с этим письмом. Если сунет его в карман, то может о нем забыть.

Чэпмен с любопытством взглянул на конверт и, положив письмо на стойку, стал заполнять регистрационную карточку.

Должно быть, узнал почерк, подумал я. Письмо было от Мэриан. Она написала его перед отъездом в Нассау.

Я закрыл дверь кабинки и быстро набрал номер телефона нашей квартиры. Она сняла трубку после первого звонка.

— Он здесь, — доложил я спокойно. — И получил письмо.

— Что с ним сделал?

— Пока ничего… Подожди-ка… — Я взглянул в сторону Чэпмена. — Вскрыл конверт.

— Отлично, — отозвалась она. — Он позвонит, как только поднимется наверх в номер.

Я далеко не был в этом уверен. Человек проехал семьсот миль и наверняка мечтает лечь в постель. Но с другой стороны, Мэриан знает его настолько, что может предугадывать его реакции.

В письме были и шантаж, и угрозы, правда завуалированные, но тем не менее резко выраженные. Она, дескать, должна обсудить с ним вопросы, касающиеся уплаты налогов за 1955 год, и будет ждать его звонка не позднее чем сегодня вечером.

— Он умолчал о доходе в шестьдесят пять тысяч долларов, — объяснила мне Мэриан, написав письмо. — Все, конечно, шито-крыто, но он-то знает, как я умею докапываться до таких вещей.

И если дать им хоть малейший намек… И он знает, что информаторам за это платят.

Я снова оглянулся. Чэпмен сунул письмо в карман и направился к телефонам.

— Повесь трубку! — быстро сказал я. — Он собирается звонить!

В трубке щелкнуло, наступила тишина. Чэпмен вошел в соседнюю кабину и захлопнул дверь.

Я продолжал «говорить», разыгрывая разговор с воображаемой девушкой. Чэпмен набирал номер.

— Алло, Мэриан! Это Хэррис! — Я слышал каждое его слово. — А мне, кажется, говорили, что ты в Нью-Йорке. На кой черт это письмо? Ну да, я только что приехал… Послушай, если это какая-нибудь уловка, чтобы заманить меня к себе, то это нечестно. Мы же договорились, что между нами все кончено. Ведь теперь уже ничего не изменить, и я не понимаю, почему мы должны ставить друг друга в неудобное положение… Что? Ты это о чем? — Наступила долгая пауза. — Ах, вот оно что! — резко сказал он потом. — Честное слово, никогда бы не подумал, что ты можешь дойти до такого… Пожалуй, Корел была права… Но, черт возьми, ты же хорошо знаешь, что уплата налогов была проверена и перепроверена, и ни у кого не возникало ни малейшего сомнения… Не важно, что ты считаешь…

Если тебе нужны деньги, то почему ты не взяла жалованье за шесть месяцев, которое я тебе предложил?.. Нет, не приеду! Я устал. Я целый день сидел за рулем… Какие доказательства? У тебя нет никаких доказательств, и ты это сама отлично знаешь!

Я слышал, как он стукнул трубкой, и, выйдя из кабины, с силой захлопнул за собой дверь. Я снял трубку, бросил еще монетку и снова набрал наш номер.

— Что ты об этом думаешь? — спросил я почти шепотом, когда она сняла трубку.

— Он придет, как только все обдумает. Дай мне знать.

— Хорошо, — сказал я.

Когда я вышел из кабины, Чэпмен входил в коридор на противоположном конце вестибюля, сопровождаемый портье, который нес за ним чемодан.

Я вернулся в свою машину и закурил. «Кадиллак» стоял на площадке, слева от главного входа в здание. Прошло минут десять. Может быть, она ошиблась? Потом к мотелю подкатила пустая машина такси.

Спустя минуту или две она уже отъехала от подъезда отеля, пересекла улицу и направилась в южном направлении. Теперь в ней сидел пассажир в соломенной шляпе — это был Чэпмен.

Я взглянул на часы. Чтобы приехать сюда, мне понадобилось пятнадцать минут, но теперь движение значительно сократилось. Значит, достаточно будет и десяти.

Я снова вышел из машины, перешел улицу, прошел примерно полквартала и завернул в бар, который приметил еще раньше. В баре имелась телефонная кабина, а возвращаться в вестибюль отеля мне очень не хотелось — разве что по крайней необходимости.

В баре находились три или четыре посетителя, и телефон оказался свободен. Теперь нервы мои были натянуты до предела, как скрипичные струны, — даже вздохнуть глубоко я не мог.

Я заказал виски, выпил стаканчик и вошел в будку телефона-автомата. Плотно закрыл дверь, набрал номер. Мэриан сразу же взяла трубку.

— Он уехал пять минут назад на такси, — сообщил я.

— Отлично. И запомни: выжди минуты две после того, как я повешу трубку. Я буду на кухне.

— Хорошо, — сказал я.

После виски напряжение немного спало, но в будке телефона-автомата было душно, я весь вспотел. Мэриан что-то говорила. Голос ее звучал совершенно спокойно. Время тянулось бесконечно.

— Кажется, я слышу машину, — наконец сказала она.

Я ждал. Потом услышал звонок в дверь — слабый, словно издалека. Она повесила телефонную трубку — у входной двери стоял Чэпмен.

Я, не торопясь, снова снял трубку и бросил монетку. Слыша длинный гудок, я оглянулся и обвел глазами бар. Поблизости никого не было. Через закрытую дверь кабины меня никто не услышал. За несколько секунд до того, как истекла вторая минута, я стал набирать номер. Телефон в ее квартире зазвонил. Один звонок, второй.

— Слушаю, — это был Чэпмен. Все правильно. Она попросила его подойти к телефону.

— Миссис Мэриан Форсайт, — сказал я. — Она дома?

— Минутку…

Я услышал, как он позвал ее, но ответа не расслышал. Потом он снова подошел к телефону:

— Она сейчас занята. Кто ее просит?

— Чэпмен, — ответил я. — Хэррис Чэпмен!

— Кто?

Большинство людей, конечно, не имеют никакого представления о том, как звучит их речь для посторонних ушей, но он имел это представление, потому что привык пользоваться диктофонами и магнитофонными записями.

— Хэррис Чэпмен! — повторил я тем же отрывистым и нетерпеливым тоном. — Из Томастона, штат Луизиана. Она меня знает…

— Вы что, спятили?

Я словно ножом отрезал:

— Прошу вас позвать к телефону миссис Форсайт! Я не могу ждать здесь весь вечер!

— Ах, так вы — Чэпмен? Вот как? И откуда вы звоните?

— А какое вам до этого дело, черт бы вас побрал? — пролаял я в трубку. — Звоню из мотеля «Дофин». Только что приехал! Отмахал сегодня семьсот тридцать миль, устал как собака и совсем не в настроении играть в какие-то идиотские игры. Может, это вы хотите поговорить со мной об уплате налога, а? В таком случае, да будет вам известно, что я еще и юрист и знаю законы не хуже вас, приятель. И что такое шантаж — тоже!

Извольте передать ей трубку, или я сейчас же отправлю ее письмо в полицию…

— Да что же это такое, Мэриан?..

И тогда я услышал звук проигрывателя, где-то на заднем плане, сначала тихо, а потом все громче. Это была песня, появившаяся в то лето, когда Кейт сошел с ума… «Музыка плавно льется кругами». Вскоре после того, как рухнула последняя надежда и его отдали в руки врачей, Кейт однажды заперся в своей комнате и крутил эту пластинку все снова и снова — девятнадцать часов подряд.

— Послушайте! — выкрикнул я. — Что вы там еще задумали? И что значит эта музыка?..

Он все еще был у телефона. Я слышал, как у него перехватило дыхание.

«Музыка плавно льется кругами И заливает меня…»

— Остановите пластинку! — резко приказал я. — Кто рассказал вам про Кента? Это она вас научила! Вы даже говорите, как я! Чего эта женщина от меня хочет? Я предложил заплатить ей за шесть месяцев вперед…

— Мэриан! — дико закричал он. — Ради Христа, скажи, кто этот человек?

Я, конечно, не мог слышать ответа, но знал, что она ответила: «Как кто? Хэррис Чэпмен, разумеется!»

Выстрелы прозвучали совсем негромко — простые восклицательные знаки на нотной линейке. Сначала два — один за другим, потом третий.

В трубке раздался треск, как будто аппарат ударился о край стола, и я услышал, как он упал.

«О, заставьте ее умолкнуть…»

Что-то упало еще. Потом наступила тишина.

Только музыка и ритмичное постукивание, словно телефонная трубка тихо покачивается, задевая за ножку стола.

Стук, стук…

«… А музыка плавно льется кругами…»

Я доехал до дома чуть быстрее чем за десять минут. И как только очутился на свежем воздухе, мне сразу полегчало. Возможно, она лишилась чувств, но это пройдет.

Я поставил машину за квартал от дома. Входная дверь была заперта. Я проскользнул внутрь и повернул ключ в замке.

В углу горела лампа. В кухне тоже было светло. Но ее там не было. Я вздохнул с облегчением.

Проигрыватель был выключен, телефон стоял на столе в полном порядке. В квартире царила полная тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием кондиционера.

Он лежал лицом вниз возле стола, на котором находился телефон. А она стояла в ванной, ухватившись за края умывальника руками и разглядывая в зеркале свое лицо. Видимо, начала чистить зубы, ибо в раковине лежали ее зубная щетка и паста. Наверное, она их уронила. Мэриан была очень бледна.

Я взял ее за руку. Она обернулась и посмотрела на меня невидящими глазами, потом провела рукой по лицу. Глаза ее снова приняли осмысленное выражение.

— Со мной все в порядке! — сказала Мэриан, и голос ее прозвучал спокойно.

Я вывел ее из ванной и усадил на кровать, а сам встал возле нее на колени.

— Потерпи несколько минут, и мы отсюда уедем. Посиди здесь. Хочешь выпить?

— Нет. Лучше не надо. — Она говорила отчетливо, не повышая голоса.

У меня возникло чувство, что все это лишь результат железной воли и что Мэриан вот-вот сорвется, закричит. Однако я ничем не мог ей помочь.

Купленный мною брезент был спрятан в чулане на кухне. Я приволок его в комнату, расправил на ковре и перекатил в него Чэпмена. Мне не хотелось видеть его лицо, поэтому я набросил на него край брезента. На его сорочке и на ковре, в том месте, где он лежал, виднелись пятна крови. Я обшарил его карманы, вынул все, что в них было, — бумажник, дорожную чековую книжку, ключи от машины, ключ от номера в «Дофине», записную книжку с адресами, письмо Мэриан, мундштук, зажигалку, сигареты и пластмассовый флакончик с какими-то таблетками. Письмо я разорвал и сунул обратно в карман пиджака вместе с таблетками и мундштуком. Очки его валялись на полу. Их я тоже сунул в карман. Все остальное положил на кофейный столик. На руках у него не было колец. Я оставил ему ручные часы.

Маленький пистолет 32-го калибра лежал на ковре возле проигрывателя. Я сунул его в другой карман пиджака.

Завернув труп в брезент, я вытащил его на кухню и оставил рядом с дверью, ведущей на черную лестницу. Отрезав от брезента две полосы, использовал их в качестве веревок. Потом сложил труп пополам, в позе зародыша, связал его. Сейчас меня уже сильно трясло, а желудок буквально выворачивало. Я наклонился над раковиной, а потом налил себе из буфета стакан виски и выпил его залпом. Через минуту мне стало немного лучше.

Налив в кастрюлю воды, я выбрал подходящую губку и стал стирать с ковра пятна крови. На это ушло почти десять минут и четыре кастрюли воды. Я знал, что кровь частично просочилась сквозь ковер и что на нем останется след затертого пятна, после того как он просохнет. Но об этом я еще успею позаботиться. Я собирался постирать весь ковер в шампуне.

Вымыв кастрюлю и раковину, я погасил в кухне свет. Какое облегчение — уйти подальше от этого страшного свертка!

Мэриан как раз поднималась с кровати. Я обнял ее.

— Со мной все в порядке, — повторила она. — Жаль, что я так сорвалась.

— Все в ажуре, — сообщил я. — Ключ от номера был у него в кармане. Только это меня и беспокоило. Ты когда улетаешь?

— Возможно, в пять пятнадцать и наверняка в шесть тридцать.

Я посмотрел на часы. Без пяти два. Ей придется долго ждать одной в аэропорту, но тут уж ничего не поделаешь. Здесь ей оставаться нельзя.

Тем не менее казалось, она уже полностью овладела собой и действовала разумно. Мэриан подкрасила губы и надела шляпу, а я уложил ее дорожный чемоданчик и принес ей пальто, перчатки, сумочку. Ключ от номера в мотеле «Дофин» я сунул себе в карман.

Когда мы проходили через комнату, в ее глазах на мгновение промелькнул страх.

— Машина стоит приблизительно в квартале отсюда, — сказал я. — Не хотел подгонять ее к самому дому.

Она ничего не ответила. Я выключил свет и запер двери. Когда мы сели в машину, я дал ей закурить. Всю дорогу до Коллинз-авеню она молчала.

Лишь один раз я повернулся и взял ее за руку. И почувствовал ледяной холод даже через перчатку.

Я остановился подальше от «Дофина». Повернувшись к ней, зажал ее лицо в своих ладонях и сказал:

— Я не задержусь больше десяти минут. Ты уверена, что тебе не станет плохо?

— Да, конечно, — ответила она с тем же спокойным и как будто непоколебимым самообладанием.

Пройдя мимо центральной части «Дофина», я приблизился к нему со стороны выезда. Здесь находилась просторная автостоянка, расположенная вдоль боковой стены здания. Тут же был и черный вход. Я вошел через него и очутился в одном из коридоров нижнего этажа. Я вынул из кармана ключ от номера 226. В конце коридора увидел лифт самообслуживания и ведущую вверх лестницу. Поднявшись по ней на второй этаж, я начал сверять номера — 214, 216… Нет, не сюда. Тогда направился в противоположную сторону и свернул за угол. Навстречу мне шел официант с подносом в руке. Я кивнул ему, рассеянно помахивая ключом. Он улыбнулся и прошел мимо. Ага, 224, 225. Значит, я двигаюсь правильно. Теперь в коридоре не было ни души. Я отпер дверь, проскользнул в номер и заперся на ключ.

Окна на противоположной стороне комнаты были завешены портьерами. На ночном столике рядом с кроватью горел свет, в ванной — тоже.

Один из трех чемоданов лежал в сетке для багажа, другие два стояли под ней на полу. Их вид мне не понравился. Он пробыл здесь не меньше десяти минут и не открыл ни одного чемодана? Значит, мог звонить по телефону А что, если он звонил Корел Блейн, чтобы сообщить о своем приезде? Мы рассчитывали на то, что он никому не позвонит из-за позднего времени. Но если все-таки позвонил, не сказал ли ей о письме Мэриан?

Впрочем, в данную минуту я все равно ничего не мог сделать. Мне предстояло разрядить много других мин, прежде чем начать думать об этом.

Я присел на кровать и потянулся к телефонной трубке. Дежурный администратор мог знать, что Чэпмен отлучился из мотеля. Возможно, он даже вызвал для него такси. В таком случае нужно было начать с этой стороны.

Я снял трубку.

— Пожалуйста, дежурного, — сказал я.

— Хорошо, сэр… — Телефонистка тут же добавила:

— О, это вы, мистер Чэпмен? Хотите, чтобы я еще раз попробовала связаться с Томастоном?

Я подавил вздох облегчения.

— Нет. Просто отмените заказ. Я позвоню утром.

— Слушаюсь, сэр.

Ночной дежурный снял трубку:

— Дежурный слушает.

— Это Чэпмен, — сказал я. — Из номера 226.

Никаких писем на мое имя?

— Гм… Сейчас посмотрю… Нет, сэр, ни одного письма.

— О'кей! Пожалуйста, предупредите на коммутаторе, чтобы со мной никого не соединяли. Я не хочу, чтобы меня до полудня кто-либо беспокоил. Не забудьте, пожалуйста.

— Хорошо, сэр. И повесьте на ручку двери дочечку, тогда никто из служащих к вам не войдет.

— Благодарю, — сказал я.

Вынув из шкафа дощечку с надписью: «Не беспокоить», я выключил свет и выглянул в коридор. Никого. Я повесил дощечку на ручку двери, удостоверился, что дверь заперта, и направился к лестнице. По дороге никого не встретил.

Очутившись на тротуаре перед мотелем, я облегченно вздохнул. Еще одно препятствие было позади.

Я развернул машину, направляясь на Коллинз-авеню, а затем свернул на дорогу, ведущую к аэропорту.

Она сидела рядом со мной — прямая и спокойная. За всю дорогу Мэриан только один раз нарушила молчание.

— Я воспользовалась тобой, — сказала она задумчиво. — Да простит меня Господь Бог… Прости и ты меня, Джерри.

— Как это, воспользовалась мной? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду?

Она промолчала.

Мы подъезжали к аэровокзалу. Когда я остановил машину на обочине дороги, было без десяти три.

— Какой сегодня день? — быстро спросил я.

— Четверг, четырнадцатое ноября… И не надо, Джерри! Говорю тебе, со мной все нормально.

Но я должен был убедиться в этом. Ведь с этого момента ей предстояло жить одной и полагаться только на себя.

— Скажи мне, что ты будешь делать?

— Я улечу отсюда в пять пятнадцать или в шесть тридцать. В любом случае уже к полудню буду в номере в Нью-Йорке. В час дня уеду из отеля и полечу в Новый Орлеан. В Томастоне буду в субботу утром. А дальше — все в точности так, как мы с тобой распланировали.

— Хорошо, — одобрил я.

— Ты не забудешь про магнитофонные записи? И ни при каких обстоятельствах не пытайся звонить мне.

— О записях не беспокойся. И вообще не беспокойся ни о чем. Все будет О'кей! Мы простимся здесь. А потом я разверну машину, высажу тебя у аэропорта и умчусь. О'кей?

— О'кей! — Она повернулась и приблизила свое лицо к моему.

Я поцеловал ее, прижав на миг к своей груди, и шепнул, прикоснувшись губами к ее щеке:

— Я не успокоюсь, пока опять не буду с тобой.

Это все, что я хочу сейчас сказать. Точка. И поехали.

Я развернул машину, подъехал ко входу в аэровокзал и помог ей выйти. Она подняла руку в знак прощания, повернулась и вошла в здание аэровокзала.

Было тридцать пять минут четвертого, когда я, дав задний ход, доехал до нашего домика. За высокой тенистой изгородью он казался темным, улицы были безлюдны.

Я остановился у гаража, выключил зажигание, фары и вышел из машины. Потом открыл багажник. Войдя в дом, прошел в спальню и переоделся как бы для рыбной ловли. Потом отправился на кухню и, не зажигая света, налил себе виски.

Предстоявшая работа меня, понятно, не радовала.

Я даже не был уверен, выдержу ли, но одно знал твердо — должен это сделать. Я весил сто восемьдесят, а он — сто девяносто пять. Но физически я был в весьма приличном состоянии.

Открыв кухонную дверь, я подтащил его к краю крыльца и встал на колени, чтобы крепче обхватить его руками. Через три минуты багажник уже был закрыт, я опирался на него, весь дрожа от усталости и обливаясь потом, а также стараясь подавить подступающую к горлу тошноту. Говорят, что сумасшедшие не сознают своей собственной силы. Но и те, кто дошел до отчаяния, — тоже.

Я снова проскользнул на кухню, закрыл и запер дверь, выключил в спальне свет и вышел через парадный вход. Открыв гараж, я выкатил и прикрепил к машине прицепную тележку с лодкой. Возможно, при этом и разбудил жителей соседнего дома, но это было не страшно. Флорида кишела любителями рыбной ловли, которые будили своим шумом соседей в четыре утра. Я вывел свою машину на улицу.

Мне хотелось где-нибудь остановиться, чтобы выпить кофе, но я не осмелился это сделать. Я не знал, как скоро начнет светать. — Выехав из города и оказавшись на открытом шоссе, я увеличил скорость до семидесяти. Было десять минут шестого и еще темно, когда я приехал на остров Ки-Ларго. На перекрестке двух дорог свернул налево и через несколько минут был уже у первой бухты. Я осветил ее фарами, затормозил и, развернув машину, задним ходом спустился к воде. Один раз мне пришлось выйти из кабины, чтобы оценить расстояние.

Потом я снял с прицепа лодку и спустил ее на воду, подтянув к берегу, носом на песок. Наконец выключил фары.

Восток уже серел, и я впервые заметил, что море спокойно. Очень хорошо — можно будет уплыть далеко, оттуда меня не услышат.

Вокруг моего лица звенели москиты. Я собрался с духом и отпер багажник. Уже собирался поднять крышку, как вдруг нечто приковало мой слух. Я весь напрягся, прислушиваясь. Приближалась машина. Я быстро захлопнул багажник. В следующее мгновение меня ослепил свет фар. Проходящая машина замедлила ход, но не остановилась, а покатила дальше. На ее прицепе тоже была лодка.

Шум ее замер вдали. Я рывком рванул крышку багажника и вслепую схватился за брезент. Каким-то образом ненавистный тяжелый груз вновь очутился на моих руках, и я, шатаясь от непосильной ноши, отнес его в лодку. Потом сбегал назад, притащил бетонные блоки, по два сразу, и, как безумный, стал искать проволоку, инструменты. Наконец, все было сделано, я вывел машину за черту примыкающего к бухте пространства и поставил ее у дороги. Я как раз запирал ее, когда меня снова осветили фары машины.

Автомобиль остановился. Он тоже был с прицепом и лодкой. Из кабины вышел человек и сказал:

— Доброе утро!

При этом направил на меня луч фонарика.

От страха у меня пересохло во рту. Я с трудом заставил себя разжать губы и произнести подобающее приветствие. Потом двинулся к лодке. Человек давал какие-то указания водителю, направляя луч фонарика в сторону воды. Он осветил мою лодку.

— Ого! — произнес он. — У вас отличное снаряжение. Забирайтесь на корму, а я оттолкну лодку от берега.

— Спасибо, сам справлюсь, — отозвался я.

Но он все равно приблизился ко мне со своим фонариком. Я схватил нос лодки, быстро приподнял его, и лодка тотчас же соскользнула в воду.

Я перемахнул через борт, замочив ноги. Оставаясь на носу между пришельцем и Чэпменом, я схватил весло и поспешно оттолкнулся от берега футов на пятьдесят. Человек отвернулся и что-то сказал водителю. А я сел на корме и завел мотор.

Меня била дрожь.

Теперь на востоке посветлело, но видимость была еще очень ограниченная. Я направил лодку в море, не увеличивая скорости и высматривая возможные препятствия.

Слева от меня вспыхнул огонь. В западном направлении шел танкер. К тому времени, когда я выбрался за линию рифов, совсем рассвело. Лодка лениво покачивалась на длинных волнах, бегущих с юго-востока. Я продолжал плыть вперед. Танкер отошел далеко на запад, и вокруг я не видел ни одной лодки. Теперь я был в открытом море совершенно один и, вероятно, недалеко от донной излучины, где глубина достигала сотни футов. Ки-Ларго остался где-то на горизонте, и я видел его только тогда, когда лодку поднимало на гребень волны.

Я выключил мотор и взялся за проволоку, которой были обмотаны бетонные блоки.

Лодка взметнулась на поднявшейся волне и зачерпнула воду, когда тюк с брезентом упал за борт.

Всходило солнце.