Всю дорогу она сидела молча, глядя прямо вперед и полностью меня игнорируя. Она заговорила, когда мы уже почти въехали в город.

— Где ты меня выбросишь?

— «Выбросишь»? Откуда у тебя такая мысль?

— Но ты же не собираешься все это проделать по-настоящему?

— Конечно собираюсь.

— Но почему? Я не думала, что тебе нравлюсь.

Я закурил сигарету:

— Не нравишься.

— Тогда почему, объясни, ради Бога…

— По-моему, мы уже недавно все обсудили.

— Но если это только ради Ли, то он уже успел скрыться. И если папа такой дурак, что отпустил нас с тобой одних…

— Это было соглашение. И свою часть он выполнил, а я не собираюсь его обманывать. Может быть, ты не знаешь, с чем играешь, но я знаю.

Она фыркнула, и я стал объяснять ей ситуацию. Но вдруг подумал: «О, черт возьми, зачем пытаться вдолбить что бы то ни было в ее тупую башку? Зачем пытаться объяснить ей, что, если бы Ли уехал этим утром, это ничего бы не изменило. Ему все равно нельзя было бы вернуться. Сэм Харли никогда не перестал бы его преследовать. И я тоже, если он мне теперь встретится. Зачем пытаться втолковать ей, как важно, чтобы Мэри ничего не узнала?»

Мы поднимались по Южной улице в молчании. Я остановил машину в переулке за банком и вышел.

— Мне надо получить деньги по чеку. Может быть, ты хочешь что-нибудь купить или позавтракать? А может, что еще?

— Нет, — резко ответила она, — я ничего не хочу.

— Как угодно, — пожал плечами я. Когда банк открылся, я выписал чек на триста долларов. Прочитав указанную сумму, Джулиан Крид в удивлении поднял свои аккуратные брови.

— Что ты собираешься делать. Боб? Покупать новых мулов? — спросил он тонким голосом.

— Можно сказать, да.

Я вернулся в переулок. Уже становилось жарко. Я снял фланелевый пиджак и бросил его на заднее сиденье. Потом влез в машину.

— Ну, как себя чувствует страстно жаждущая свадьбы невеста?

Глаза ее пылали ненавистью.

— Иди ты к черту!

Затем мы остановились в начале переулка и я увидел Мэри с какой-то девушкой. Они шли по другой стороне улицы. Она была в белом льняном платье и белых туфлях. Она не видела нас, так как направлялась в другую сторону. За ее грациозной походкой было просто любо-дорого наблюдать. Она помахала через улицу кому-то, кого я не видел, и я нажал на газ так, что резиновые прокладки загорелись. Мы пролетели по переулку и повернули на восток.

— Ты мчишься как сумасшедший, — сказала Анджелина.

Я молчал, и она продолжила:

— Кто эта девушка?

— Какая девушка? Где?

— Та, на которую ты смотрел. Рыжеволосая, в белом. Ты должен ее знать, ты на нее так пялился!

— Ты что, хочешь сказать, что не знаешь ее?

— Я бы не спрашивала тебя, если бы знала.

— Вам следовало бы познакомиться. Ты выполняла значительную часть ее работы. Это была миссис Лиленд Крейн.

— О! — произнесла она и помолчала. — Я не считаю, что она очень хорошенькая, а ты?

— Я должен считать иначе?

— Мне наплевать, что ты считаешь. Я просто спросила.

— Спроси меня о чем-нибудь еще. Давай поиграем в вопросы и ответы. Например, спроси меня, какой город — столица штата Омаха?

— Иди ты к черту!

— Ты что, не хочешь быть образованной девушкой? Считаешь, что достаточно просто уметь вертеться?

Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Следующий час пути мы провели в полном молчании. Я ехал быстро и внимательно следил за дорогой, а она, сидя прямо, сложив руки на коленях, смотрела только вперед. Мне все время казалось, что она вот-вот расплачется. Но она не плакала, и я начал чувствовать к ней нечто вроде уважения. Она пережила достаточно для восемнадцатилетней и воспринимала все стойко и мужественно, без слез и истерик. Все это уже не было для нее развлечением, как, впрочем, и для меня. А я не облегчал ее положения, обращаясь с ней так. Мне становилось стыдно. Мне хотелось выместить зло на ком-нибудь или на чем-нибудь, и я вымещал его на ней, потому что она была рядом. Я осуждал ее за всю эту вонючую историю еще и потому, что она мне не нравилась. Но ведь осуждать за все надо было только Ли, и я это знал.

— Я сожалею, что был таким противным, — сказал я через какое-то время.

— А ты думаешь, что не всегда был противным? — ответила она рассерженно.

Ну, теперь сдержись, не давай ей повода снова разозлиться! Может быть, она напугана и весь этот стойкий антагонизм — просто защитная реакция? Может быть, она разговаривает так, вместо того чтобы плакать, как это сделала бы другая девушка?

— Нет, я не всегда такой. Бывают моменты, когда я даже добрый.

— По тебе этого не скажешь. Ты слишком большой и слишком уродливый, чтобы быть добрым!

— Да, ты, безусловно, любезная маленькая паршивка! — воскликнул я, начиная забывать о своих благородных намерениях. — Что тебе требуется, так это хорошая порка!

— Только тронь, большая обезьяна, и я пну тебя туда так, что ты этого долго не забудешь!

— Ладно, ладно, маленькая специалистка по мужской анатомии. Этому теперь учат девушек в десятом классе?

— Я просто не понимаю, как такой, как Ли, может иметь такого брата? Я, право, не верю, что вы родные. Ты уродливый и злобный!

«Какой смысл, — подумал я, — стараться вести себя цивилизованно? Это ведь пустая трата времени».

Мы въехали в Шриверпорт до полудня. Сначала я отыскал врача, чтобы получить медицинское свидетельство. Затем мы приобрели лицензию на вступление в брак. Но тут пробило двенадцать часов, и все мировые судьи отправились обедать.

Не зная, как убить целый час, мы немного потоптались перед зданием суда. А потом медленно направились в закусочную, чтобы съесть по сандвичу и чего-нибудь выпить.

Мы проходили мимо большого магазина готового платья, рассеянно и бесцельно разглядывая витрины. Анджелина приостановилась на минуту напротив дамских платьев. А я, закурив, наблюдал за проезжающим мимо транспортом. Она снова пошла вперед, оглядываясь через плечо на витрину, полную платьев. И только на одно мгновение я увидел ее глаза без этой мрачной воинственности. Они были голодными и безнадежными, и мое сердце дрогнуло.

Она со скучающим видом ждала, пока я подойду, а я смотрел на ее одежду. Пожалуй, я впервые обратил на это внимание с тех пор, как она вышла из комнаты утром, и внезапно остро почувствовал нелепую бесформенность ее дешевого платья и то, как грубо были починены ее стоптанные башмаки.

— Подожди минутку, — сказал я, — на что ты смотрела?

— Ни на что. Пошли.

В витрине стояли четыре манекена, одетых в разные платья. Один демонстрировал коричневую бумажную юбку и маленький жакетик. На костюме была указана цена — тридцать пять долларов.

— На это?

— Ну, я просто так посмотрела.

— Тебе нравится?

— Какая разница?

Я взял ее за руку и пошел к дверям. В магазине, после яркого солнца, было несколько сумрачно и пахло новой одеждой и составом, которым чистили пол. Из-за стеклянного прилавка к нам подошла седая продавщица.

— Я могу быть вам полезна? — улыбнулась она.

— Да, — ответил я, — моя жена хотела бы взглянул" на этот коричневый полотняный костюм, который выставлен у вас в витрине.

— Конечно, — сказала она, бросая быстрый взгляд на Анджелину. — Кажется, у нас есть как раз ее размер.

Я заметил женское одобрение в серых глазах продавщицы и полускрытую зависть к поразительной фигуре Анджелины.

— Сюда, пожалуйста. — Она направилась в глубь магазина.

Лицо Анджелины горело. Мне кажется, единственное, что она увидела во внимательном взгляде продавщицы, было презрение к тому, как она одета.

— Я не могу купить это, — прошептала она растерянно и сердито. — У меня всего около семи долларов.

Я вынул пять купюр по двадцать долларов, сунул их в ее сумочку и вернул ее ей:

— Теперь у тебя сто семь. Пожалуй, хватит, чтобы купить все самое необходимое. И ради Бога, когда дойдет до чулок, купи нейлоновые и самые лучшие. Для девушки с такими ногами преступление носить чулки, которые надеты на тебе.

Она снова вспыхнула:

— Я не думала, что тебе во мне что-то нравится!

— Ладно, давай сейчас в этом не разбираться. Просто смотри на меня как на покровителя искусства. Я люблю прекрасное. — Я пошел к двери. — Вернусь где-то через полчаса. Давай беги. Продавщица ждет тебя.

Анджелина изумленно посмотрела мне вслед. Смущенной улыбки у нее не получилось, и она, повернувшись, быстро пошла между рядами.

Оказавшись снова на улице, я вдруг вспомнил, что мне нужно обручальное кольцо. Купив его, я с нашими вещами отправился в гостиницу. На регистрационной карточке значилось: мистер и миссис Роберт И. Крейн. Поднявшись в комнату, я дал коридорному денег и попросил найти мне бутылку. Он вернулся с ней буквально через пять минут. Выпив большой стакан, я сел в кресло у окна и стал смотреть на залитую солнцем улицу. Я кисло думал о том, какой я дурак. Зачем я дал этой грубой девчонке сто долларов? Я столько не истратил за последние четыре месяца. «Сладкий папочка из страны хлопка», — усмехнулся я, делая большой глоток и содрогаясь от огненного вкуса. Я называл себя тупоголовым идиотом, и в то же время передо мной стоял ее убитый взгляд, когда она отвернулась от витрины.

Черт возьми, оправдывал я сам себя, разве девушка не должна получить что-нибудь к свадьбе? Даже если она упрямая маленькая грубиянка, которая не имеет никакого понятия о цивилизованных отношениях, и даже если свадьба состоится по милости «Винчестер рипитинг армс компани». Она все же должна получить при этом что-то, о чем могла бы вспомнить без желания перерезать себе горло. Правильно. Давай поплачем. Давай придумаем ее. Ты знаешь, что происходит, когда ты начинаешь жалеть Анджелину, свою молодую невесту? Анджелина — юная невеста! Дурак!

Я вылил остаток напитка в раковину в ванной и вернулся в магазин. Анджелина еще не освободилась. На прилавке были разбросаны открытые пакеты и коробки. Анджелина стояла ко мне спиной и не видела, что я подхожу. Но продавщица улыбнулась, и она повернулась ко мне.

Такой Анджелины я никогда не видел. Она оставалась все еще в прежнем платье, и в ней ничего не изменилось, кроме выражения глаз. Они стали совершенно иными. Конечно, ничего особенного, кроме того, что они были счастливыми. Я никогда раньше не видел их такими.

Она улыбнулась несколько смущенно:

— Тебе это нравится. Боб?

Она впервые назвала меня по имени. Она держала в руках пару очень прозрачных нейлоновых чулок, держала их так бережно, как только мать может держать дитя.

— Очень милые, — сказал я, стараясь преодолеть традиционное мужское безразличие к чулкам.

— И взгляни на туфли, которые я купила. — Она порылась в куче товаров и подошла ко мне с парой белых туфель на шпильках и очень тонких подошвах.

Каждый раз, когда она извлекала что-нибудь из кучи товаров, она счастливо глядела на меня, ожидая одобрительных комментариев.

Но я не успевал произнести и слова, как она уже отправлялась за следующим предметом.

Уходя, я попросил доставить все покупки в гостиницу. Лицо Анджелины слегка потемнело.

— А мы не можем отнести их сами. Боб? — спросила она с надеждой. — Они ведь не очень тяжелые.

— О’кей, — ответил я.

Мы собрали все свертки и вышли из магазина. На улице, глядя поверх пакетов в руках, она просто сказала:

— Спасибо. Я не знаю, почему ты это сделал, но никто никогда не доставлял мне такого удовольствия! С тех самых пор, как я появилась на свет!

— Очень рад, Анджелина, — ответил я неловко.

«Глаза ее прекрасны, — подумал я, — когда она не пользуется ими, как оружием».