Следующим утром шел дождь. Не внезапный ливень при голубом небе, а свинцовый моросящий дождик, который мог продолжаться несколько дней.

Было воскресенье и еще очень рано. Все еще спали. Выпив на кухне чашку кофе с Роз, я вышел к машине. Хотелось поехать на ферму уже сегодня. Да и разборку вчерашнего происшествия не мешало бы отложить до утра понедельника.

Когда мы вчера вернулись. Ли все еще был неподвижен и очень пьян. Мне не хотелось присутствовать при ссоре, которую затеет с ним из-за этого Мэри.

Я позавтракал в кафе Гордона и отправился на ферму. Она находилась в семи милях от города, прямо против долины Черного ручья, около поместья Эйлеров, где жил Сэм.

Остановившись против дома, я присел на несколько минут под прекрасные могучие деревья, чтобы рассмотреть строения.

Ферма находилась примерно в ста ярдах от дороги, и к ней вела песчаная дорожка. Через дорогу на голом песчаном холме стоял домик арендатора. Перед ним росло большое дерево.

Дом оказался в лучшем состоянии, чем старый городской. Мой дед всегда очень гордился тем, что следил за ним. После его смерти на ферме в течение трех лет из четырех жил арендатор. Сейчас дом казался заброшенным и пустым, и окна мертво поблескивали под дождем.

Я грустно прислушивался к шуму воды, лившейся в бочку, стоявшую у переднего крыльца. Потом я пробежал под дождем до дома, доставая ключ. В прихожей было темно и тихо. Я прошел в столовую, думая о дедушке и бабушке и о том, как весело мне бывало здесь в детстве.

Комната слева в начале прихожей — это гостиная, там был камин, а комната напротив — спальня, которую я занимал летом во время каникул. Дальше шел холл, а из него вела дверь в столовую, направо от нее располагалась кухня, а налево — вторая спальня, где был еще один камин.

Я вошел в эту комнату и зажег огонь, чтобы несколько рассеять холодную сырость в помещении.

Мои дед и бабка умерли в течение нескольких месяцев, один за другим. Бабушка — в апреле, а дед вслед за ней — в июле. Ему уже стукнуло семьдесят восемь, но я никогда не верил, что причина его смерти в старости. Они с бабушкой прожили вместе более пятидесяти лет, и после ее смерти он скончался просто от одиночества.

Он оставил мне ферму и примерно восемь тысяч долларов, размещенных в различные банки. Кроме того, мне достался лес и кое-какое имущество в городе. Все это стало моим, когда мне исполнился двадцать один год. Это случилось около года тому назад. Он завещал все это мне, потому что мы были всегда так близки и я подолгу жил с ним. А потом он знал, что Майор отрезал меня совершенно, когда я ушел из дома.

Мой отец воевал в Первую мировую войну в инженерных войсках и вернулся домой в чине майора; позже его всегда так называли. Ему это нравилось.

Майор был человеком упрямым и необузданным. Полагаю, что его единственная любовь была такой же всепоглощающей, как и все его прочие страсти. Я всегда слышал от людей, но никогда от самого Майора, что он был безгранично привязан к моей матери. Хрупкая и нежная, она отличалась от него по темпераменту, насколько это только возможно. Значительно моложе его, она умерла совсем молодой. Он не стал соблюдать траур, но окунулся в работу, еще более неумело и при этом упорнее, чем когда-либо. Говорили, что на другой день после похорон он уволил двоих за то, что они прохлаждались на работе. Когда же они стали возражать, он пригрозил, что застрелит их, если они не уберутся через пять минут.

Он был большим мужчиной с громким голосом. Он всегда много работал, но пил еще больше, и с ним было трудно иметь дело из-за его характера. Ли оказался единственным человеком из всех, кого я знал, который мог с ним ладить. Что бы Ли ни делал, а он вытворял многое, ему всегда удавалось перетянуть Майора на свою сторону.

Ли был исключен из колледжа в первый же год за дикий уик-энд, проведенный им в Галвестоне. Там фигурировала и украденная машина — такси, и девица с Постофис-стрит. Ли всегда утверждал, что он не крал такси. Просто водитель был еще более пьян, чем они, он вылез из машины и бросил их. Как бы то ни было, полиция задержала Ли и девчонку в воскресенье на рассвете, когда они купались голыми. Машина находилась в семидесяти пяти ярдах от берега и застряла в песке. Они ехали на ней, пока не заглох мотор, по песку, при слабом приливе.

Майор оплатил убытки и погасил все обвинения, в том числе и в краже. Он простил Ли, но никогда больше не пытался отправить его назад в колледж.

С этого времени Ли стал младшим партнером в фирме. В его обязанности главным образом входило вождение машины на предельно возможной скорости по скверным загородным дорогам. Ли знал, как ладить с отцом, а Майор, думаю, всегда в душе гордился им. Ли умел носить хорошую одежду, знал, как производить впечатление на людей, и имел много подходящих телефонных номеров различных злачных мест. Майор любил развлечения.

Я до сих пор не могу понять, почему мы с ним не могли ужиться. В эти годы я часто думал, что он подсознательно ненавидел меня за то, что мое появление на свет убило мать. Я никогда не мог по-настоящему поверить в это, ведь он слишком умен, чтобы поддаться такому нелепому болезненному чувству. Скорее, как сказала однажды Мэри, в нас обоих слишком много одинакового тупоголового упрямства, чтобы мы могли жить вместе. Боже мой, страшно даже вспомнить, каким ужасным поркам он меня подвергал. А провокации, которые ему устраивал я, могли вывести из терпения даже святого.

В тот последний год, когда я был дома, произошло очень многое. В апреле умерла бабушка. В мае домой вернулся исключенный из колледжа Ли. И в том же месяце отношения между мной и Майором дошли до окончательного разрыва.

В конце мая я закончил среднюю школу и начал собираться на ферму на лето, как бывало каждый год. Мой дед ждал меня более, чем когда-либо, теперь, когда умерла бабушка и он остался один.

Никогда не забуду Майора, каким он был в тот день. Конечно, он не всегда бывал таким, но этот случай врезался в мою память навечно.

В тот день я вел себя не лучше, чем он, и хотел бы теперь об этом забыть, но, вероятно, никогда не смогу.

Он встретил меня в гостиной, когда я выходил из своей комнаты с чемоданом. Он брился и выглянул из ванной. На нем были серые твидовые брюки с болтающимися подтяжками. Щека под одним ухом оставалась намыленной. Лицо его потемнело, и я заметил, что правое веко нервно подергивается, что всегда выдавало его гнев.

— Куда это ты собрался? — спросил он требовательно.

— На ферму.

— Отнеси назад свой чемодан и распакуй. Этим летом ты не поедешь ни на какую ферму.

— Почему?

— Потому, что я так сказал. Ни один из моих сыновей не станет работать помощником на ферме всю жизнь. С этим покончено.

— Но ему ведь нужен кто-то.

— Но не ты. У него достаточно помощников. А если нужны еще, он может их нанять.

Или я найму их ему.

Мне было тогда восемнадцать, и я был крупнее его. Я почувствовал, что наша вечная ссора достигла высшей точки. Именно в таких случаях Ли всегда притворялся, что соглашается с ним, пускал в ход свое обаяние и, в конце концов, уговаривал его. Я никогда не мог поступать так. И тогда меня подвергали порке или осыпали грубой руганью за мое непокорное поведение. В результате мне приходилось делать то, что мне приказывали. Но сегодня, я знал, этому пришел конец.

— Я еду на ферму, — упрямо повторил я.

— Черт побери, ты что, не повинуешься мне?

Не отвечая, я повернулся и пошел.

— Остановись! — прорычал он. Он выскочил из ванной, держа в руке ремень, которым правил бритвы.

— Ты ударишь меня в последний раз!

— Посмотрим, молодой человек! — ответил он и злобно замахнулся.

Ремень полоснул меня по плечам. Я поймал его и вырвал из его руки. Я забросил его далеко в холл. Он отпрянул, будто хотел ударить меня правой рукой — его левую руку ампутировали во время войны.

— Не трогай меня, — сказал я. — Я убью тебя! Впредь тебе понадобятся две руки, чтобы со мной справиться!

Об этих словах я буду после жалеть всю свою жизнь, но я произнес их, и он остановился.

Теперь его голос прозвучал негромко, так, будто он задыхался. Его широкая грудь поднялась, словно он хотел задержать дыхание.

— Уходи и не возвращайся. Здесь с тобой покончено!

— Я не вернусь, — спокойно ответил я. Я взял чемодан и вышел за дверь. После этого я видел его всего один раз, очень недолго, в июле вечером, на похоронах моего деда. Но мы не разговаривали.

Когда дождь немного поутих, я прошел в амбар и осмотрел конюшню для мулов. Все постройки находились в хорошем состоянии. Затем я направился к домику арендатора. Он не использовался со времени смерти деда, так как человек, работавший на ферме, жил в большом доме. А домик арендатора одно время использовался для хранения сена. Однако он не очень пострадал. Его вполне легко привести в порядок, сделав небольшой ремонт и вставив с полдюжины разбитых оконных стекол.

Мне хотелось поскорее навести в нем надлежащий порядок. Теперь все здесь принадлежало мне. Я намеревался сделать все таким же, как было при деде. Меня всегда восхищало то, как он жил. Если меня спросить, почему я хочу стать фермером, я не смог бы объяснить. Здесь не предвиделся большой доход, и, конечно, быть фермером не считалось престижным, как, скажем, быть врачом, или хорошим адвокатом, или издателем газеты. Но мне нравилось находиться все время на воздухе и нравилась тяжелая физическая работа, сезонная смена труда и независимость. А главное — я буду одним из хороших людей, таких, как дед.

Следующий раз я приехал на ферму в ноябре. Я намечал это с тех пор, как уехал из Нью-Йорка после последнего унизительного поединка. Теперь я был рад еще и тому, что уехал из городского дома. Ли пил все больше и больше, и было невыносимо наблюдать, как это переживает Мэри, и ждать, что произойдет в результате с их семейной жизнью. Причем делать вид, что ничего не замечаешь.

В декабре они часто приезжали ко мне, привозя иногда жареное мясо или что-то другое, приготовленное Мэри и Роз. Они были убеждены, что я умру от голода или отравлюсь своей собственной стряпней. И не без основания. Я ненавидел все, что связано с готовкой. Позднее, когда мне придется по-настоящему заняться фермерством, у меня не будет времени даже попытаться приготовить себе что-то поесть.

В первый месяц они приезжали каждые несколько дней. Но после Нового года визиты их стали реже, а иногда Мэри приезжала одна в нанятом автомобиле. Она никогда не говорила, чем занимается Ли или почему он не приехал с ней, но я всегда сам знал причину — его просто не было дома. Иногда он исчезал на целую неделю. Он сделал некую попытку начать работать. На пару с кем-то он купил заправочную станцию. Но они не успели проработать и месяца, как однажды ночью, после закрытия, устроили там вечеринку и станция сгорела. Думаю, кто-то оставил там горящую сигарету.

В один прекрасный холодный день в январе Мэри, не найдя меня возле дома, пошла меня искать. Я работал на новой земле, выкорчевывая пни и сжигая сучья и ветки.

Я весело махал топором под мягким полуденным солнечным светом. Было прохладно, всего несколько градусов выше нуля, но моя рубашка лежала в стороне и на моих руках и спине блестел пот. Я забыл о сырости и о не слишком аппетитном холодном завтраке, который привез с собой из дома в это утро. Я испытывал удовольствие, занимаясь тяжелым физическим трудом. И вдруг я услышал у себя за спиной забавный смешок.

— Ты выглядишь, как Тор. Похоже, что у тебя совсем нет мозгов.

Я оглянулся и увидел Мэри, стоящую улыбаясь у горящих сучьев.

— Привет! Откуда ты взялась?

Она слегка поежилась, кутаясь в широкое пальто с поднятым воротником.

— Я из города. Это место, где живут интеллигентные люди, которые пользуются удобствами в доме и отоплением. Это все пришло на смену каменному веку, но ты, похоже, об этом не слышал.

Я перекатил кусок бревна и расстелил на нем свой пиджак, чтобы она могла сесть. Она вытянула свои длинные, одетые в шелковые чулки ноги, и мне подумалось, как нелепо они выглядят здесь. И как некстати тут острые каблучки ее туфель, застревающие в сырой земле.

— Ради Бога, надень рубашку, ты, идиот! — сказала она взволнованно.

Натянув рубашку, я подошел к ней, громко шлепая своими подошвами. Из принесенного с собой бумажного пакета она вынула термос, несколько сандвичей и большой кусок пирога.

— Я принесла тебе небольшой завтрак. Я хотела бы, чтобы ты женился. Тогда мне не надо было бы заботиться о том, как ты питаешься.

Она бросила на меня лукавый взгляд. Когда я откусил сандвич, она вдруг спросила:

— Кстати, а как Анджелина?

Для меня это оказалось полнейшей неожиданностью. Но мне кажется, я был совершенно спокоен и равнодушен, когда ответил:

— Анджелина? Думаю, хорошо. А что?

— Я просто интересуюсь, часто ли ты ее видишь? Она живет ведь прямо через ручей, вон там, да?

— Верно, — кивнул я, — это старая усадьба Эйлеров.

Я все еще не мог понять, к чему она клонит. Если она подозревала, что между Ли и дочерью Харли что-то происходит, она вряд ли была этому рада.

— Она умеет готовить?

— Не знаю. Откуда мне знать!

— Ну, тебе нужна девушка, которая умела бы готовить.

— Это так необходимо?

— Ну правда. Боб, ты серьезно к ней относишься? Ты поэтому здесь застрял?

— Нет, с чего ты это взяла?

— Пару недель назад Ли как-то упомянул ее имя. А когда я спросила, кто она, он ответил, что это старшая дочь Харли и что ты, похоже, увлечен ею.

— О! — воскликнул я. Он неплохо вывернулся на этот раз. — Он преувеличивает, Мэри. Ничего такого нет. Я просто помогал ей делать уроки.

— Помогал делать уроки? А что она изучает? Как ловить мужчин?

Вскоре Мэри уехала. А я упорно продолжал работать всю вторую половину дня, стараясь разрубить пополам старый орешник, чтобы его можно было бросить в костер. И я все думал о Ли. Он по-прежнему вспоминал эту девчонку, особенно когда выпивал. Мэри не сказала, что он был пьян, когда проговорился об Анджелине, но в этом не было нужды — все и так очевидно.