У Текуна Умана не и мелось личного оружия, чего нельзя было сказать о его людях. Однако он никогда не расставался с ножом, который назывался «Ученик волшебника». Он всегда держал его за ремнем, где нож оставался совершенно незаметным, так как Текун всегда был худощавым человеком, а после ранения стал еще более стройным. Его выпуклые мышцы хорошо заживали, хотя отдельные движения все еще доставляли ему чувство дискомфорта, а то и боль. Но он уже научился не обращать внимания на боль и выработал привычку избегать ее.

Его любимый нож весил не более десяти унций, а его тонкое лезвие из нержавеющей стали было отполировано до блеска и отличалось необыкновенным изяществом. По форме лезвие ножа напоминало гарпун с острым концом, загнутым вперед в виде острого, как иголка, крючка. Этот нож привлек его внимание своей рукояткой из черного рога африканской газели, а также нефритовым колечком, которым лезвие прикреплялось к рукоятке, — признаком принадлежности к древнему континенту с явным намеком на цивилизацию майя. Этот нож обошелся Текуну в шестьсот долларов, но он был настолько очарован красотой этого оружия, что ни минуты не торговался с продавцом из Сан-Диего. Он просто выложил шесть сотенных купюр на стеклянную крышку прилавка и вышел из магазина с покупкой.

Многие владельцы хороших клинков обычно проверяют качество лезвия с помощью тонкого листа бумаги, разрезаемого силой тяжести самого ножа, лезвие которого должно напоминать лезвие бритвы. Текун проделал то же самое, но не с бумагой, а с кусочком кожи. Тщательно заточив лезвие, он вонзил его крючкообразный конец в смазанный маслом лист кожи и с удовлетворением наблюдал, как лезвие ножа рассекло кожу без какого бы то ни было нажима с его стороны.

Текун обожал старый уклад жизни и давние традиции противоборства и выживания в самых невероятных условиях. Для него это было чем-то вроде хобби, особым знанием, которое он приобрел еще во времена службы в отряде специального назначения. В прошлом году он поехал в Боливию, чтобы лично познакомиться с новыми поставщиками. Принимавший его хозяин преподнес ему очень хороший подарок — духовое ружье ручной работы, сделанное одним искусным мастером из индейского племени гуарани. Поначалу Текун был разочарован таким подарком, так как всегда увлекался музыкой андских народов и надеялся получить в качестве подарка оригинальную куэну — любимую флейту индейцев Боливии, издающую волшебные звуки. А потом Рекс, его новый торговый партнер, продемонстрировал, как работает духовое ружье:

— Даже мой пятилетний сын легко справляется с ним. Вот посмотри.

Дротик был похож на остро заточенную деревянную стрелу длиной с карандаш, но намного тоньше и острее. Рекс засунул ее в тонкий ствол духового ружья, сделанного из какого-то темного дерева, отдаленно напоминавшего то красное ценное дерево, которое регулярно вывозили из его родных джунглей. Текун деликатно выразил восхищение этим древним оружием индейцев, хотя сам все еще надеялся получить флейту.

— Думаю, тебе понравится эта вещь, — сказал Рекс. — Это оригинальное произведение искусства. А сейчас можешь убедиться в его точности.

Рекс надул щеки, набрал полную грудь воздуха, а потом сделал быстрый и короткий выдох. Текун едва успел заметить вылетевшую из ствола стрелу, которая мгновенно вонзилась в деревянную мишень. Не было никаких сомнений, что Рекс специально приготовил ее для такого случая, а возможно, для своего сына. Он попал прямо в глаз быка.

— Ну и как тебе эта штука? — спросил он.

— Да, действительно, впечатляющее зрелище, — согласился с ним Текун, стараясь выразить искренность своего восторга. — Похоже, ты долго упражнялся в стрельбе.

— Не совсем так. На самом деле ничего сложного здесь нет. С этим может справиться любой человек, который хоть когда-нибудь играл в дартс. Но в джунглях это совсем другое дело.

Рекс повернулся к бару. Они находились неподалеку от патио хозяина, а единственный вход в дом тщательно сторожили два дюжих охранника. Кроме них, неподалеку находился пожилой садовник, склонившийся над огромными кустами синевато-розовых цветов. В какой-то момент Текуну показалось, что он лучше говорит на языке индейцев аймара, чем на испанском. Между кустами цветов бродила огромная немецкая сторожевая овчарка, которая потом вышла к патио и настороженно посмотрела на Текуна. Текун вжался в спинку кресла, но огромная овчарка окинула его презрительным взглядом и отвернулась.

А Рекс тем временем взял со стойки бара небольшую чашу из дерева, которая по цвету напоминала темное дерево духового ружья. Она была настолько маленькой, что полностью помешалась в ладони Рекса. Он снял крышку и погрузил в чашу кончик стрелы. А когда вынул ее, на конце блестели плотные капли тягучей жидкости, которые, как капли меда, стекали обратно в чашу. «Я давно слышал о твоем принципиальном неприятии огнестрельного оружия», — сказал он. Эти слова хозяина патио на какое-то мгновение породили в душе Текуна смутное беспокойство. Он быстро огляделся.

Охранники у двери были без оружия, даже без пистолетов. Почему? Может быть, это просто дань вежливости гостю? Похоже, что так. Рекс повернулся влево, направил духовое ружье в сторону огромного сторожевого пса, надул щеки и выстрелил. Немецкая овчарка удивленно взвизгнула, повернула голову к тому месту, куда вонзилась стрела и торчала сейчас, как копье в теле быка. После этого овчарка сделала один шаг, потом второй, ее лапы подкосились, и она, обессилев, рухнула наземь.

Текун посмотрел на Рекса, но тот самодовольно ухмылялся, показывая кивком головы на огромного пса. Они оба встали с кресел и подошли поближе. Текун был настолько поражен увиденным, что чуть было не спросил: «Ты что, убил его?», но это было бы слишком серьезным обвинением в доме хозяина. Ведь они только что познакомились и собирались поддерживать партнерские отношения.

— Он мертв? — все же поинтересовался он.

— Очень похоже на смерть, не так ли? — улыбнулся Рекс. — Но на самом деле он жив. И не просто жив, но и в полном сознании. Эй, Релампаго! — позвал он овчарку. — Эй, парень, очнись!

Глаза собаки медленно повернулись в сторону говорившего.

Текун отпрянул назад, но, повернув голову, все же продолжал следить за собакой. Был ли хоть какой-то страх в ее глазах?

— Через пятнадцать минут он очнется как ни в чем не бывало. Этот паралич проходит очень быстро. Конечно, для охотника в джунглях этого времени вполне достаточно, чтобы связать животное или убить его. — Рекс протянул духовое ружье Текуну. — Оно целиком сделано из дерева, поэтому в любом аэропорту у тебя не будет никаких проблем. А вот с этим нужно быть как можно более осторожным. — Он протянул Текуну пузырек с ядовитым медом.

Текун сдержанно улыбнулся, поблагодарил своего нового партнера и пожал ему руку, не скрывая своего восхищения духовым ружьем и набором небольших тонких стрел. С этого момента он больше не думал о флейте.

Бидз хорошо изучил расписание самолетов агентства ДИА. Двоюродный брат Селии, который работал в диспетчерской службе местного аэропорта и намеренно игнорировал английский язык (хотя до этого в течение двух лет изучал его в Нью-Йорке), предпочитал общаться на плохом испанском. Он сообщил Бидзу, что слышал, как один американский агент говорил другому гринго, что следующий самолет прибудет во вторник в четыре часа ночи. А сейчас было воскресенье. Домик был приведен в порядок, а грузовики уже находились в пути. Значит, зерно из контейнера номер четыре доставят местному священнику в понедельник утром.

— Мы можем ехать, — сказал Бидз, хорошо понимая, что его слова не произведут на друга никакого впечатления.

Текун надел свой зеленый спортивный костюм. Ночи здесь бывают довольно прохладными. Этот костюм хорошо подходил для вечерней пробежки, как, впрочем, и спортивные кроссовки фирмы «Найк».

— Встретимся в Мачакуиле без четверти девять.

— Это же семь миль отсюда, — возразил Бидз.

— Да, ну и что? — невозмутимо ответил Текун. — Обычно я бегаю десять миль. Да ладно тебе, Бидз, не волнуйся, все будет в порядке. — В голосе Текуна неожиданно появился южный акцент, унаследованный им от матери. — Со мной ничего не случится.

— Твой отец не одобрил бы такой легкомысленный поступок.

— Мой отец часто сомневался, поэтому и погиб. — Текун произнес эти слова с некоторым раздражением, что бывало с ним крайне редко. — Его погубила неспособность полностью погрузиться в этот бизнес. Он умер с сожалением в душе, я не хочу повторить его печальный опыт.

— Но, сынок, нет никакой надобности оставлять после себя следы на каждом шагу, — с отчаянием в голосе запротестовал Бидз.

Текун повернулся, пристально посмотрел на крестного отца, а потом неожиданно рассмеялся и похлопал того по плечу.

— Разумеется, есть.