Ему интересно, не переборщил ли он по части планирования своих действий, потому что его никто не понял. Либо никто не понял, думает Бобби, либо они просто-напросто решили не демонстрировать свои намерения. Во всяком случае, в газетах нет ни слова о Канзас-Сити, как нет ничего интересного на обновленном общественном сайте ФБР о человеке, которого они почему-то назвали жизнерадостным прозвищем Висперер.

И абсолютно ничего по поводу его загадочных слов на рисунках. Ведь он потратил на их составление очень много времени, и в результате складывается ощущение, что все это напрасно, что ничего этого не было и в помине.

А он есть, он существует. Достаточно взглянуть на эти руки. Поверни их немного, и сразу видно, что на них нет ни ран, ни трещин. Мягкий свет полной луны отчетливо пробивается сквозь пальцы, образуя замысловатые тени. Это его рука, а он сам ее неотъемлемая часть, часть самого себя. Здесь нет разрывов, нет никаких отделений, он представляет собой единое целое. И в каждом новом городе он становится все более целостным и все больше похожим на самого себя. Первый раз он полностью ощутил это, когда встретился с супружеской парой Мастерсон. И хотя был самый настоящий бардак, он вышел из него собранным в единое целое и, может быть, впервые за долгое время почувствовал, что пальцы его рук полностью принадлежат ему, и кожа тоже стала его собственной. Это ощущение до сих пор доставляет ему приятное волнение. С каждым разом он лучше понимает это ощущение, хотя и не может претендовать на абсолютное овладение этой тайной. Да и любой его план так или иначе становится тайной.

А суть этой тайны кроется в страхе перед распадом, расчленением. В те страшные дни в Бристоле он ждал ответа на свои вопросы, ждал, что кто-то нанесет ему неожиданный удар. Он с нетерпением ожидал, что прозвучит звонок или придет письмо из университета в Чепел-Хилл с приглашением работать в их медицинской школе. И тогда весь его опыт, накопленный во время работы в службе «Скорой помощи», окажется востребованным и окупится сторицей. Во всяком случае, он продолжал верить в то, что это рано или поздно произойдет. А сейчас приходится набраться терпения, ждать и надеяться на положительный отклик.

Ожидание. Сейчас он уже хорошо понимал, что он ждал не положительного ответа от факультета университета, а чего-то другого. На самом деле он ждал благоприятного случая с семейством Мастерсон.

Как только по городу разнеслась новость о сексуальных домогательствах по отношению к детям в частном детском садике, и в особенности информация о том, что миссис Мастерсон позволяла мужу завлекать детей в свой компьютерный кабинет на верхнем этаже дома, Бобби рухнул на мокрый пол своей ванной комнаты. А потом, когда он очнулся и прочел «Чистилище» в переводе Мервина, его голова стала постепенно проясняться. Тем более что об этом деле ему постоянно напоминали передачи местной радиостанции. Он до сих пор не мог сказать, сколько времени он пролежал на мокром линолеуме ванной комнаты, чувствуя запах собственных испражнений. Его тело била дрожь. Странно, что самое обыкновенное сообщение по радио произвело на него такое сильное впечатление. Он долго думал над этим, но никак не мог понять, что с ним случилось. Возможно, это стало результатом слишком долгого и напряженного ожидания хоть какого-то ответа от администрации университета. А может быть, все дело в том, что эта мерзкая супружеская пара специально учредила частный детский сад для соблазнения и развращения детей? И почему это произошло именно тогда, когда он сидел на унитазе? Он прочитал несколько книг Фрейда на эту тему, но ничего не нашел там, кроме, пожалуй, того, что освобождение кишечника является ежедневной ритуальной травмой, от которой никогда не может освободиться ни один человек. Но раньше он мог хотя бы контролировать этот процесс.

Нужно во что бы то ни стало увидеть этих Мастерсонов.

Это была охота, хотя и очень беспорядочная. Он часто упрекал себя за такую грязь, но вместе с тем понимал, что уже принял решение и не может отказаться от него. Он давно уже знал, что даже хаос можно преобразовать в определенный порядок. Вот почему, вонзив разбитую бутылку в Стива и Эйлин, он долго сидел на кровати и смотрел на их неподвижные тела. Они были привязаны к ножкам кровати, а их рты залеплены клейкой лентой. Его рука с пистолетом опустилась вниз. Он никогда не стрелял из него, а использовал лишь для того, чтобы заставить их быть покорными, заставить Эйлин привязать к кровати Стива. А потом стал думать даже более ясно, чем мог предположить. Эйлин привязала к кровати своего мужа — крепкого мужчину, который значительно превосходил его физически. К тому же он предусмотрительно прихватил с собой липкую ленту, хотя и забыл взять с собой стеклянную бутылку. После того как они перестали дышать, он уселся на их кровать с окровавленной бутылкой в руке и глухо проворчал: «Вот черт, какой беспорядок…» Что это было? Страх разоблачения? Нет, что-то совершенно другое. Беспорядок. Хаос. Отсутствие упорядоченности. Во всем этом деле была какая-то своя эстетика, или по крайней мере должна была быть. Нечто такое, на что раньше он никогда не обращал внимания.

Вот почему, вернувшись в свою квартиру, приняв душ и швырнув в стиральную машину запачканную рубашку и грязные брюки (он никак не мог понять, каким образом кровь попала на его нижнее белье и почему смешалась с его спермой, чего он никак не ожидал), он сел за письменный стол, придвинул к себе старую пишущую машинку «ТВ-Корона», которая когда-то принадлежала секретарше его отца, и отпечатал свой первый стих. Поначалу у него ничего не получалось, все съезжало влево и казалось слишком формальным. Однако через некоторое время он начал убеждаться в том, что отнюдь не лишен не только определенных творческих дарований, но и сопутствующей им свободы. Он отпечатал целую страницу, пока не выработал свой стиль.

Эта писанина отняла у него более двух часов. Где-то около четырех утра он очнулся от чарующего творческого процесса и посмотрел на стопку книг, окружавших его почти антикварную, но хорошо смазанную и прекрасно работающую пишущую машинку. А также на старую книгу с классическими (но вместе с тем такими реалистичными) гравюрами Доре. Эту замечательную книгу подарила ему тетя много лет назад.

Его тетя. И его мать. А еще его сестра и отец, но сейчас нет никакого смысла углубляться в такие давние воспоминания. А если и есть хоть какой-то смысл, то только для того, чтобы еще раз вспомнить, что именно привело его сюда, в этот крошечный домик, покрытый толстым слоем снега. Здесь он чувствует себя абсолютно свободным, может открыть банку консервированного колбасного фарша, порезать его на кубики и поджарить на сковородке вместе с луком и тонко нарезанными кусочками ананаса. Он может сидеть в это время и смотреть в окно на заснеженные вершины гор, которые так отличаются от тех гор, которые он видел в раннем детстве. Эти горы грозно нависали над большой долиной, готовые в любую минуту обрушить на нее всю свою мощь. А над всем этим высоко в небе висит яркая полная луна, отблески которой отбрасывают на фоне вершин причудливые тени. И эти тени настолько огромные и массивные, что могут покрыть собой многие города.

Единственной ошибкой, которую он допустил в это темное утро в Бристоле, стал способ отправки стихотворения. Но эта ошибка объяснялась прежде всего его невежеством относительно последних достижений при анализе образцов ДНК. Он понятия не имел, что это такое, как собираются эти образцы и что их можно собрать практически с любого человеческого материала: волоска, капли крови, слезы и, что самое ужасное, слюны. Он был очень осторожен в доме, позаботился о том, чтобы тщательно протереть все вещи и устранить все следы своего пребывания там. Он вытер даже сам лист бумаги и конверт, в который вложил его. А потом еще до восхода солнца в Бристоле он совершил последнюю поездку к дому Мастерсонов, но не стал входить в него, так как незадолго до этого запер входную дверь изнутри и оставил там ключи. Нет, он просто надел перчатки, открыл их почтовый ящик, смочил языком края конверта, заклеил его и опустил внутрь.

И только теперь он сообразил, что остатки его засохшей вместе с клеем слюны находятся в базе данных ФБР в Квонтико. Эти ребята из полицейского департамента не зря получают свои деньги. Правда, они так и не смогли расшифровать его послание, но зато могут легко манипулировать анализами ДНК. Впрочем, вполне возможно, что они просто производят нужное впечатление на публику.

Разумеется, он допустил еще несколько ошибок, причем таких, которые могут иметь более серьезные последствия, чем тот бардак, который он оставил в доме Мастерсонов. Возвращение в Атланту через два года после Каталины — это было плохое решение. Теперь он хорошо понимал это, глядя на гравюру Доре, где изображалась пара молодых любовников, наслаждающихся супружеской неверностью. Их обнаженные тела переплетались и извивались в нескончаемом конвейере человеческого грехопадения. Франческа отвернула голову от Паоло и смотрит в сторону Данте. Да, она смотрит на Данте, чтобы сообщить ему об их греховном вожделении и похоти, но не пытается ли она отодвинуться от любовника, освободиться от его страстных объятий, которые превратились в вечную мертвую хватку? Они так и останутся навеки соединенными вместе — два человека, переплетенные в единый узел рук, ног и остальных частей тела. В этом уголке ада Доре удалось навечно запечатлеть лицо Франчески. Оно так и застыло в своей невыразимой красоте, хотя на нем можно заметить признаки горечи и сожаления, такого же сожаления, которое отразилось на лице Каталины в последние минуты ее жизни.

Бобби любил Каталину. Она была единственной женщиной, к которой он питал искренние чувства, все остальные пробуждали в нем лишь самые простые желания, самые примитивные эмоции. А Каталина смутила его душу, очаровала его. Именно поэтому он хранит у себя эту гравюру Доре, с которой не расстается даже во время длительных поездок. Лучше помнить Каталину в образе Франчески, чем совершать крупные ошибки.

Еще одна ошибка заключалась в его попытке заменить Каталину ее младшей сестрой. Ромилия весьма успешно училась на старшем курсе Университета Эмори, но после смерти сестры ее академическая успеваемость снизилась, и она лишилась возможности продолжать научную карьеру. Правда, она закончила университет, но потом пошла не в науку, а в полицию города Атланта. К тому времени, когда он впервые познакомился с ней, она уже шесть месяцев стажировалась в полиции и имела очень хорошие показатели. Именно тогда, в какой-то новостной программе, он заметил в ее глазах тень, которая привлекла его внимание.

Его попытка познакомиться с ней казалась неуклюжей, но она ему удалась. Он пошел вслед за ней в бакалейный магазин «Крогерс» и поставил свою тележку рядом с ее тележкой. Когда она потянулась к полке и взяла банку кофе, он якобы по ошибке увез ее тележку.

— Эй, постойте, — сказала она, с удивлением глядя на него. — Это моя тележка.

Бобби был крайне смущен и даже немного покраснел.

— Вы уверены? — спросил он.

— Да, уверена, — решительно ответила она. — Во-первых, я не употребляю колбасный фарш, а во-вторых, никогда и ни при каких обстоятельствах не пью это соевое молоко.

Бобби засмеялся так меланхолично, что она не могла не заметить этого. Он прекрасно понимал, что это единственная эмоция, которая может привлечь ее внимание. У него уже была готова очередная ложь, но он не был уверен, что она не покажется ей слишком вульгарной.

— Что с вами? — спросила она и тем самым попалась на его приманку.

Эта ложь принесла свои плоды. Он сказал, что пару недель назад потерял младшего брата, который умер от лейкемии. И вот теперь он остался один на всем белом свете. Смерть молодого человека от неизлечимой болезни произвела на нее нужное впечатление.

Через несколько минут они заказали кофе в небольшом кафе в магазине «Крогерс». Она внимательно слушала его рассказ о том, как его младший брат Стивен долго страдал от этой страшной болезни, а потом почти шесть месяцев мучился от последствий неудачной химиотерапии. Бобби с трудом придумывал все это, когда она пристально смотрела ему в глаза и прислушивалась к каждому слову. Теперь он видел, что она не была точной копией своей старшей сестры, и все же в ее глазах он замечал явные фамильные черты. А когда начал говорить о Каталине, таких признаков подобия стало еще больше.

— Вы сказали, что тоже потеряли брата?

— Сестру, — тихо ответила она. — Старшую сестру.

Он внимательно слушал ее, хотя она предпочитала не вдаваться в детали, а просто сообщила, что это было двойное убийство, случившееся год назад, а потом спросила, не слышал ли он об этом деле.

— Нет, не слышал. Я переехал сюда только этим летом. — При этом Бобби обильно украшал свою речь словами, общепринятыми в том мире, в котором вращалась его собеседница: «Боже мой», «какой кошмар», «как вы это вынесли», «как пережила ваша мать» и так далее. А Ромилия быстро вернулась к настоящему времени:

— Так вот, сейчас я учусь в полицейской академии.

— Bay! Значит, скоро вы станете офицером полиции? Когда это произойдет?

— Через четыре месяца.

— И вы получите полицейскую форму?

— Да, но я хочу перейти в другой отдел.

— В какой?

Она перестала улыбаться.

— Конечно, в отдел по расследованию убийств.

— Понятно. Значит, решили найти убийцу вашей сестры?

— Непременно.

В гневном блеске ее глаз он вдруг увидел образ Каталины.

— И что вы намерены сделать, когда найдете его?

— Убью его, что же еще, — невозмутимо ответила она и подалась вперед. — А почему же я, по-вашему, пошла в полицию? Только полиция даст мне возможность легально получить оружие.

Он понимающе закивал головой. Ромилия грустно вздохнула.

— Только вы ничего не слышали об этом, ладно? — предупредила она и засмеялась. Однако ситуация все равно оставалась какой-то неловкой. Она сообщила ему о своих намерениях, тем самым поставив его в положение невольного свидетеля. И все это с незнакомым человеком в кафе магазина «Крогерс».

После этой встречи все закончилось. Она заплатила за себя и за него, сказав, что его утрата — совсем свежая. На его попытки пригласить ее на новую встречу она ответила решительным отказом. Овладевшее ею чувство мести заслонило собой все остальные эмоции. Ему оставалось лишь сожалеть. Однако чувства утраты, горечи и грусти могут быть легко устранены образом концентрических кругов ада. Эти круги не давали ему покоя в течение всех последних лет жизни и вели его за собой даже сейчас. Все, что он делал в последнее время, являлось его собственным решением, и он хорошо осознавал это. Вплоть до сегодняшнего дня ни Бог, ни дьявол не подсказывали ему, что делать. Он хорошо знал, что его любовь к гравюрам Доре и страстное желание постоянно перечитывать одну песнь за другой объясняется не наваждением или приказом какого-то высшего существа поступать так или иначе. Ради Бога, это было бы слишком по-детски.

Кусочки ананаса. Они уже почти готовы. Надо срочно вынуть их из сковородки, пока они не размягчились или не превратились в карамель. А потом положить колбасный фарш, но при этом поджарить тонкие ломтики до коричневого цвета, чтобы они сохранили свою упругость. Именно так нужно готовить это блюдо — упругие кусочки фарша и мягкие и сладковатые — ананаса. Нет ничего лучше подобного сочетания.

Он торопливо возился у плиты, так как его гость хотел есть. Бобби положил на тарелку немного вареного риса, украсил его кусочками обжаренного колбасного фарша, уложил все это на поднос и понес в комнату, где поставил на стол перед молодым человеком. Рядом с тарелкой он положил кожаный футляр с острыми столовыми ножами, поместив их справа от вилок. Затем пощупал рукой узел под свесившейся на одну сторону головой парня. Он пока крепко спит, но скоро проснется и попытается встать, но не тут-то было. Он даже пошевелиться не сможет, так как его тело будет крепко-накрепко связано липкой лентой. Бобби взял с полки книгу, открыл ее на Песне двенадцатой и стал ждать.

Бобби старался поддерживать связь с Ромилией. Недавно она переехала из Атланты в Нэшвилл, и это было разумное решение. Она потеряла свою сестру в штате Джорджия, в том самом городе, где она работала. Кроме того, год спустя после их первой встречи в кафе магазина «Крогерс» она вышла замуж, а потом ее муж погиб в результате автомобильной аварии, оставив ее молодой вдовой, ждущей ребенка. Похоже, что Атланта стала для нее просто невыносимой, так как навевала далеко не самые приятные воспоминания. Наверное, в Нэшвилле Ромилия ощущает себя в большей безопасности, пусть здесь она значительно потеряла в зарплате и ей часто приходится исполнять роль переводчицы для других детективов. Даже раскрыв это сложное дело, которое все почему-то называют убийствами Нефритовой Пирамиды, она все равно осталась в своем прежнем положении, то есть латиноамериканской женщиной, работающей в окружении белых американцев, которые ни за что на свете не дадут ей звание лейтенанта. Бобби хорошо знает разницу между уступчивостью и выживанием. Эта женщина нацелена на успех, у нее есть сын, стало быть, имеются все основания добиваться этого успеха.

Бобби прочитал статью на сайте «Камберленд джорнал», написанную самим редактором издания Энтони Степлтоном и посвященную молодому детективу, ворвавшемуся в подпольную лабораторию по производству метамфетамина, потому что ее маленький сын был случайно отравлен этим наркотиком. Она оделась как проститутка, обманом заставила открыть дверь, а потом ворвалась внутрь и ранила одного из жителей дома. Местное отделение Американского союза борьбы за гражданские свободы ополчилось не только на нее, но и на ее шефа лейтенанта Патрика Маккейба, обвинив их в незаконном проникновении в частное жилище. Однако местные городские власти, включая мэра города, поддержали действия детектива Чакон, хотя и не отрицали, что при этом она нарушила некоторые права граждан. Мэр города добавил, что права человека неизбежно нарушаются в тех случаях, когда речь идет о борьбе с распространением наркотиков.

А детектив Чакон воздержалась от комментариев.

Здесь есть еще одна сопровождающая статья о незаконном вторжении в лабораторию по производству метамфетамина. Полицейская из Мемфиса по имени Дарла Тэйлор утверждает, что своими глазами видела, как детектив Ромилия Чакон избила человека из Миссисипи, чтобы получить от него нужную информацию о Висперере.

Миссисипи. Итак, она нашла Бливинса. И избила его.

Бобби улыбнулся. Значит, все эти старые статьи говорили правду. Она любит Маркеса, стало быть, не может не знать Фолкнера. Она вышла на след Бобби и в конце концов нашла Бливинса. Бобби живо представил себе грубый и преисполненный злобы голос Бливинса и зловещие тени в его глазах. И этот грубый голос молил ее о пощаде, он был испуган. Интересно, что думал этот неискоренимый расист, когда какая-то латиноамериканка надрала ему задницу? Боже мой! По всей вероятности, это было достойное зрелище, и ему хотелось бы увидеть его собственными глазами. Бобби с удовольствием представил эту сцену, как делал это всегда.

Но довольно об этом.

Ромилия вышла на его след и обошла, таким образом, тех парней из Квонтико. Бобби был рад, что не убил ее, когда пребывал в состоянии панического страха после их встречи в кафе. Он просто уехал из города, надеясь в душе, что она каким-то образом сыграет главную роль во всем этом деле.

Но почему-то она не встретила его в Сент-Луисе. На ярмарке…

«Будь гибким, — подумал он. — Как только они найдут эту записку в Канзас-Сити, она сможет соединить все пунктирные точки в единый контур».

Он написал этот стих из Песни двенадцатой, несколько перефразировав его и реструктурировав соответствующим образом.

Он испытывал огромное искушение не останавливаться на этом, ведь это прекрасная поэзия. И в конце концов поддался искушению.

Да, он понимает, что это весьма существенная наводка, но, черт возьми, федералам нужно хоть как-то помочь. Настало время помахать им флагом.

И все же этого явно недостаточно. Ромилия почему-то не приехала в Сент-Луис, и поэтому Бобби должен сделать первый шаг. Он поможет им выбрать правильный путь. Бобби взял конверт и провел языком по его кромке, покрытой тонким слоем клея. У него перехватило дыхание от запаха собственной слюны, соединенной с клеем. Так обычно бывает, когда потная рука соприкасается с маслом. А здесь еще и соблазнительный запах страха, возбуждающий его воображение. Причем страх ощущается в самом его дыхании, это его собственный страх. Бобби впитывает его в себя, чтобы потом адресовать его им, своим преследователям. Пусть и другие испытают это чувство страха и пусть примут его за Бога.