Из плана моего, конечно, ничего хорошего не вышло.

И не могло выйти, глупый был план, мне просто стыдно за себя. Только лишний показатель, как я распустился и потерял управление над своим поведением. Разве мне раньше когда-нибудь взбрело бы в голову так поступать? Раньше я свои планы тщательно обдумывал, взвешивал все за и против, учитывал шансы. А тут – а, взбрело, ну, и вперед.

Хирургическая сестра в больнице вынула скрепки, помазала шов красной зеленкой и говорит, одевайтесь. Ну и хорошо, думаю, и пусть. И начинаю возиться с брюками, и тут вбегает мой врачишка. Привет, спондилайтис, как дела? Глянул на снимки, глянул на шов, велел мне встать – все отлично, говорит, а упражнения делаешь? Молодец. Если будут проблемы, приходи через шесть недель, а не будет, можешь вообще не приходить. Выздоравливай, герой! И готов бежать дальше. Мне бы сказать «спасибо» и помахать ручкой. Но я же волновался, готовил разговор… и чувствую, что не надо, но не могу остановиться. Он уже одной ногой за дверью, и тут я все же выдавил из себя хриплым голосом:

– Доктор, а на неврачебную тему можно?

– На неврачебную? – остановился. – А что такое? Ну, давай, но только в двух словах!

Я показываю глазами на сестру. Он велел ей выйти, дверь закрыл, но вижу, что весь стремится прочь. Я заторопился:

– Дело такое, что у меня в руках оказались очень ценные бриллианты…

– Оказались? Как это оказались? – И хмурит свои незаметные брови.

Хотел ему все, как на духу, но быстро обозрел в уме, как они у меня оказались, и вижу, что ни в двух словах, ни в десяти не расскажешь, и говорю:

– Это долго, но, главное, возникла проблема, и не с кем посоветоваться… Может быть, вы… Вы помните, рядом со мной лежал старик ювелир, хулиганистый такой… и вот теперь он… вы имеете на него большое влияние благодаря справкам, ему для суда, и вообще… нужно, чтобы он… не могли бы вы…

Ясно вижу, что ничего мне не объяснить, а ему не понять, и не его это дело вообще, и сижу я перед ним дурак дураком. Теперь вижу, а что же раньше не сообразил?

Врачишка мой еще больше нахмурился и вдруг как рассмеется:

– Ну как же, как же, помню твой бриллиант. Очень ценный. И что? Неужели опять потерял? Опять старый паршивец отобрал? Ах ты, бедолага! Ну, прости… – заглядывает в мою историю болезни, – Михаэль, теперь ничем не могу помочь, ты уж меня прости. Счастливо!

Хлопнул меня по плечу и убежал.

Вот и весь разговор. Он даже имени моего не запомнил, а меня самого запомнил исключительно в разрезе шейки бедра. И спондилайтиса. И вся любовь.

Сижу в полунадетых штанах и вдруг вспомнил еще важное.

– Доктор, – кричу, – доктор!

Вошла сестра, спрашивает, чего шумлю. И Таня тоже вбежала, я им всем велел ждать в коридоре.

– Позовите его обратно! Я лекарство забыл!

– Какое лекарство?

– От боли! Перкосет!

Сестра пролистнула историю болезни и говорит:

– Нет, перкосет вам больше не нужен. Доктор ничего не написал.

– Как это не нужен? У меня боли! Как это…

– Да, – говорит сестра, – небольшие боли еще будут некоторое время. Можете принимать акамол, он без рецепта. В крайнем случае акамол форте.

– Да вы что! – кричу. – Что мне ваш акамол! У меня знаете какие боли? Позовите врача! Он забыл!

– Доктор Сегев ничего не забывает, – говорит сестра. – А вы одевайтесь, вот вам жена поможет. Сами знаете, какая там очередь ждет.