Хочется свободы. Хочется встать во весь рост, рвануть тельняшку на груди и крикнуть во всё горло: «Эй вы там, на том берегу!». Неважно, что в клетке, что потолок низкий: встанешь — затылком стукнешься; авось клетка гнилой окажется и потолок лбом прошибёшь. А не прошибёшь — больно, но зато жалеют все: за свободу человек борется, страдает. Другие в это время в своих клетках сидят, посмеиваются — чего человеку надо, куда лезет: они-то знают, что там, за стенкой — ещё одна клетка, и другого берега — тоже нет, и река в незапамятные времена в трубу запрятана. Там — всё то же, только называется по-другому. А время идёт, уже и спина болит от сидения постоянного, и двигаться хочется…
— Хочешь? Пожалуйста — у нас как раз люди нужны, чтобы клетки мастерить! А туда? Куда — туда? Туда — нельзя, там — своих мастеров навалом. И своих…
— Кого своих?
Осёкся мастер. Отошёл. А я — дальше сижу…
На том берегу вроде без клеток живут. Это мне те, кто там бывал, рассказали.
* * *
Ноги затекли, холодно… Согреться бы… А что — идея! Где тут спички, гори оно всё огнём!!!
Пламя освобождает. Горят, горят клетки, дымит гнилая древесина, мечутся внутри людишки, что годами свои клетки обустраивали, задыхаются, потушить норовят. Но — нет, не унять пламени, горят, пылают брёвна, на голову падают.
Те, кто помоложе, выскакивают. Разгибают спины, вздыхают полной грудью вот она, свобода. И неважно, что вместо свежего ветра гарь да пепел в лёгкие летят — свобода же! А вот и я — освободитель! Тельняшку на груди рвану — и «Ээээй!»
— Эй вы там, на том берегу!
— Да мы не на том, мы здесь уже, ждали всё, когда же вы освободитесь.
— А к вам — можно?
— Можно. Но — не всем. Всем — не нужно. Вы тут сами себе всё, как у нас, построите. А пока — спите. Отдыхайте.
* * *
Просыпаюсь. Утро. Солнышко печёт. Тельняшка порвана. Тот берег виден.
Эх, не все вчера клетки погорели! То ли огонь не добрался, то ли те, кто внутри, сами потушили. Доделать бы надо. Освободить!
— Давай помогу!
А это ещё кто? Что-то лицо мне его знакомо…
— Я мигом! Спички давай!
— Держи.
Убежал. Смотрю — поджигает, неумело как-то, будто и в клетке не сидел. Пойду помогу…
Ой! А это ещё что? Ноги закованы, цепь… столб, ещё один, ещё, ещё… И сверху, и — по сторонам, и спереди, как я раньше-то не заметил? Это ж клетка! Большая, даже несколько шагов сделать можно.
— Эй вы, с того берега?
— Слушаем тебя, Освободитель!
— Это! Это что?
— Вольер. От слова «воля», а по-вашему — «свобода». Тебе — покрупнее, а остальным — поменьше, на всех железа не хватит, а дерево — сгорело всё.
Гляжу — клетки вокруг. И люди в клетках. А клетки другие — сначала с непривычки кажется, что свободен, спину разогнул… Зато ноги связаны.
А этот, услужливый, разжёг все-таки огонь. Горят оставшиеся клетки, а людей — сразу на цепь и — на свободу. В вольеры то бишь. Вспомнил я его! Это же мастер вчерашний! Подходит, ухмыляется…
— Говорил я — своих мастеров там полно. И клетки у них — свои. А ты, дурак, в мастера не пошёл, когда приглашали — сиди теперь, вольная птица!
— Да я ж…
— Не хотел? Да никто не хочет. Мне, думаешь, хочется клетки ладить? А нельзя по-другому. Не мы, так нас в клетки посадят.
* * *
Вот так. И спички отобрали, гады! Ну ничего, у меня ещё напильник есть. Мы же на острове когда-то сидели — с одной стороны не тех позвал, так с другой позову, — кого надо! Они у себя без клеток живут. Это они мне сами сказали.
И напильник подарили. «Сиди, — сказали, — работай.»
Сижу, работаю. Вжик-вжик, вжик-вжик… Заодно — согреюсь…
17.04.2001