Картина четвертая
Темно. Постепенно становится светлее. Слышен голос Теодоро. Потом становится видно, что Теодоро сидит на сцене в левом углу, пишет письмо.
Теодоро (пишет и читает вслух)… «А равно и довожу до твоего сведения, любезный брат мой, что сей злонамеренный Дон Кихот вредоносным и мерзопакостным образом вскружил голову моей законной супруге, называя ее владычицей, прекраснейшей из дам и прочими не подобающими высокородной сеньоре прозвищами, унижающими ее честь и достоинство…» (Швыряет перо.) Черт побери! Поверить не могу, что я пишу это! Какой-то оборванный и вдобавок слабый мозгами идальго увел у меня жену!
Бесшумно появляется Марсела , стоит рядом с ним.
Марсела (тихо). Ваша милость…
Теодоро (подскакивая от ужаса). Что? Где?! Кто это?
Марсела. Это я, ваша милость.
Теодоро. Кто я?
Марсела. Я, Марсела.
Теодоро (приглядевшись). Блудница?
Марсела. Нет.
Теодоро. Что значит, нет? Ты Марсела или не Марсела?
Марсела. Я – Марсела, к вашим услугам. Но я больше не блудница.
Теодоро. Кто же ты, в таком случае?
Марсела. Я – святая.
Теодоро. Что?!
Марсела. Это мое твердое решение. Отныне я буду благонравной, чистой и добродетельной. Святая Марсела – вот как меня теперь следует звать.
Теодоро. А церковь тебя уже канонизировала?
Марсела. Всему свое время.
Теодоро. Ладно. И что такой уважаемой святой нужно от простого грешника?
Марсела. Я жажду мести.
Теодоро. Я тебе ничего не сделал.
Марсела. Нет, не вы. Я хочу отомстить Сервантесу.
Теодоро. А, это… Добродетельное желание. И очень благонравное. Он что, тебя бросил?
Марсела. Да. Со стула.
Теодоро. Прости?
Марсела. Я села к нему на колени. Я просто работала, а он меня сбросил. Я стала посмешищем. Я растеряла всех клиентов.
Теодоро. Сочувствую.
Марсела. Я знаю, ваша милость тоже от него пострадали.
Теодоро. Нет, это не так. Меня он со стула не бросал. Но ты права. Он друг этого мерзкого Дон Кихота. Так что, пожалуйста, мсти ему. Не имею ничего против.
Марсела. Речь сейчас не обо мне, а о вас. Ваша жена…
Теодоро (прерывает). Что? При чем тут моя жена?
Марсела (многозначительно). Дон Кихот, ваша милость.
Теодоро. Дон Кихот? Да моя жена просто дурачится. Она издевается над ним. Ничего серьезного…
Марсела. Вы так думаете? А что за письмо у вас на столе?
Теодоро. Это так. Разные счета. И вообще, кто ты такая, чтобы я давал тебе отчет?
Марсела. Хотите узнать, чем он занят сейчас?
Теодоро. Нет не хочу. Мне все равно. Кто он такой? Худородный дворянин, идальго. Да, может, и не дворянин даже. Напялил себе на голову таз для бритья и думает, что он – рыцарь. Таких рыцарей в каждой цирюльне по три штуки… (Не выдержав.) Ладно, черт с тобой! Чем он занят?
Марсела поворачивает голову в другой конец сцены. Он озаряется светом. Там сидит Дон Кихот . Рядом с ним – просто одетая Дульсинея . Она кормит Дон Кихота из ложечки.
Дон Кихот. Прекраснейшая из прекрасных…
Дульсинея. Ешь-ешь! Ты такой худой, у меня просто сердце разрывается.
Дон Кихот. Благодарю тебя. Но я уже наелся.
Дульсинея. Ты даже не распробовал.
Дон Кихот. Если я съем еще чуть-чуть, Россинант меня не выдержит.
Дульсинея. Зачем тебе Россинант?
Дон Кихот. Какой же рыцарь без доброго коня?
Дульсинея. Господи, ты меня пугаешь! Неужели опять эти ужасные приключения, эти отвратительные подвиги?
Дон Кихот. Но, душа моя…
Дульсинея. Нет! Я запрещаю тебе! Отныне – все. Никаких боев, никаких великанов, никаких приключений на собственные брыжи. Ты мой – и точка.
Дон Кихот. Да, но…
Дульсинея. Разве я не законная дама твоего сердца?
Дон Кихот. Это так, госпожа.
Дульсинея. Тогда поцелуй меня.
Дон Кихот. Я не смею…
Дульсинея. Ну, раз ты такой робкий, тогда я тебя поцелую!
Теодоро хватается за голову.
Теодоро. Нет!
Свет над Дон Кихотом и Дульсинеей гаснет.
Теодоро. Я убью этого мерзавца… Своими руками. Нет, что за глупость? Конечно, не своими. Я найму знающих людей. У тебя есть на примете парочка наемных убийц?
Марсела. Ваша милость, убийцы – дело ненадежное.
Теодоро. Что же мне теперь – на дуэль его вызывать? Он же меня зарубит, этот ненормальный!
Марсела. Сеньор, забудьте про Дон Кихота.
Теодоро. То есть как – забыть? Может быть, еще и простить его прикажешь?
Марсела. Не он ваш подлинный враг. Он просто сумасшедший, он не может даже воспользоваться ситуацией…
Теодоро. Кого же тогда убивать?
Марсела. Сервантеса.
Теодоро. А он-то тут при чем?
Марсела. Это он всему виной.
Теодоро. То есть?
Марсела. Ваша жена потеряла разум. Она льнет к Дон Кихоту, потому что он зовет ее дамой своего сердца. Они просто воркуют, как два глупых голубка. Но когда она еще была здорова, ее соблазнил Сервантес. И она изменила вам с ним…
Теодоро. Ты врешь, блудница!!!
Марсела. Я – святая Марсела.
Теодоро. А мне плевать! Но ты врешь! Никогда я не был рогоносцем! И впредь не собираюсь!
Марсела (вытаскивает из-за корсажа письмо). Вот, прочтите…
Теодоро. Что это?
Марсела. Письмо вашей жены Мигелю Сервантесу де Сааведре, королевскому комиссару.
Теодоро (выхватывает письмо). Дай сюда. (Смотрит.) Да, почерк ее… (Читает.) «Мигель, я считаю часы, когда непроглядная ночь опустится на землю…» Подумайте, какой слог! (Снова читает.) «…опустится на землю, и я снова смогу заключить тебя в объятия!» Черт! Черт, черт, черт! И это пишет моя жена! Я опозорен! Я убит!
Марсела. Нет, ваша милость. Ведь никто кроме нас с вами этого письма не читал.
Теодоро. Да, но она его писала!
Марсела. Забудьте о письме. Думайте о возмездии!
Теодоро. Возмездие, дьявол его побери… Я устрою ему возмездие. Это будет такое возмездие, которого свет не видывал!
Марсела. Что вы намерены предпринять?
Теодоро. Для начала подошлю к нему наемных убийц. У тебя нет парочки? Впрочем, я уже спрашивал.
Марсела. Сервантес – опасный человек. Он бретер, он мастерски владеет шпагой. Он просто убьет ваших наемников, а перед этим узнает, кто их подослал.
Теодоро. Да, это мне не нравится. Что же делать?
Марсела. Я скажу вам, что делать…
Свет в их углу сцены гаснет. Зажигается свет в углу таверны. Там сидят Дон Кихот и Санчо Панса . В руках у Дон Кихота Евангелие.
Санчо. Что это вы читаете с таким интересом?
Дон Кихот. Евангелие, Санчо.
Санчо. Я слышал много хорошего про эту книгу.
Дон Кихот. Ее не миновала судьба других книг.
Санчо. В смысле, ваша милость?
Дон Кихот. Ее часто используют во зло. Замечал ли ты, Санчо, как часто злые намерения оправдываются цитатами из Евангелия?
Санчо. Само собой, ваша милость. Добрые-то намерения оправдывать не надо.
Дон Кихот. Скажи, Санчо, ну, а сам ты ведь добрый христианин?
Санчо. Чистокровный, ваша милость.
Дон Кихот. Так, значит, ты читал Евангелие?
Санчо. Что вы, сеньор, зачем мне это? Так я живу с чистой совестью, делаю что хочу и непременно попаду в рай. А начнешь читать, так сразу выяснится, что я чего-то не то вытворяю.
Дон Кихот. Но ты бы мог вести себя в соответствии с Евангелием.
Санчо. Ох, ваша милость, зачем мне эта головная боль?! Мне и одна-то заповедь – не укради! – столько огорчения доставляет. А если я остальные девять узнаю, что будет?
Дон Кихот. Будешь следовать им.
Санчо. Легко сказать. В голову так и лезут греховные мысли.
Дон Кихот. Грех, Санчо, не в мыслях, а в их отсутствии.
Санчо. Понимаю, философия… Не кормит, не поит, и спать не дает.
Дон Кихот. Забудь ты о своих поговорках. Послушай-ка лучше, что говорит Христос: «Приидите ко мне все страждущие и обремененные – и я упокою вас».
Санчо. В каком это смысле – упокою? Со святыми упокой, что ли?
Дон Кихот. Да нет же! Он принесет успокоение мятущимся душам.
Санчо. Моя душа и так спокойна – лишь бы кормили вовремя.
Дон Кихот (задумчиво). «Приидите ко мне все страждущие и обремененные…» Что должно было быть в сердце у человека, чтобы он решился сказать такие слова? Какая смелость, какая щедрость, какая любовь к людям!
Санчо. Ваша милость, да какой же он человек? Это же сын Божий.
Дон Кихот. Твоя правда, Санчо. Но все равно, это его подвига не умаляет.
Санчо. А как вы понимаете подвиг, ваша милость?
Дон Кихот. Подвиг, Санчо, это дело обычно обременительное, часто – страшное и почти всегда – неблагодарное.
Санчо. А можно ли с подвига разжиться деньжишками или славой?
Дон Кихот. Некоторым удается.
Санчо. Вот бы и нам, ваша милость какой-никакой подвиг совершить. А то сидим здесь, в носу ковыряем – скука смертная.
Дон Кихот. Ты прав, Санчо. Тысячу раз прав!
Встает, ходит по сцене туда и сюда.
Дон Кихот. Как я живу? Моя госпожа все время со мной, я боготворю ее, рядом со мной мой друг…
Санчо. Спасибо, ваша милость!
Дон Кихот… Мигель де Сервантес. О хлебе насущном думать не приходится. Миллионы желали бы такой жизни. Но не я.
Санчо. Нет, сударь, не мы.
Дон Кихот. Я погибаю, Санчо. Тихая жизнь – не по мне. Подвиги, слава, борьба, приключения – вот для чего был рожден Дон Кихот!
Санчо. И его верный Санчо Панса.
Дон Кихот. Наш долг – защищать сирых и убогих, покровительствовать девицам и… и… что еще, Санчо?!
Санчо. Все остальное, сеньор.
Дон Кихот. Именно. А вместо этого мы сидим здесь и не знаем, чем себя занять.
Санчо. Ваша правда. Нам бы сейчас чудовище какое-никакое или великана, хоть самого малюсенького – уж мы бы его так отделали!
Дон Кихот. Это мысль, Санчо. Ты ведь был уже великаном?
Санчо. Ваша милость?
Дон Кихот. Ну, помнишь, ты переоделся?
Санчо. Ах, это… Но я вам скажу, великан из меня вышел никудышный.
Дон Кихот. Это ничего. Вообрази себя снова великаном.
Санчо. И что?
Дон Кихот. Будем драться не на жизнь, а на смерть.
Санчо. Со мной, сеньор?
Дон Кихот. А здесь есть другие великаны?
Санчо. Похоже, что нет.
Дон Кихот. Ты же сам хотел отделать какое-нибудь чудовище.
Санчо. Но я не знал, что чудовищем буду я! И я не хочу, чтобы меня отделали!
Дон Кихот. Санчо, Санчо! Ты не должен страшиться. Ведь все понимают, что ты – не настоящий великан.
Санчо. Я не уверен, что все.
Дон Кихот. Это будет не настоящая битва. Не до смерти, во всяком случае.
Санчо. Вы меня очень утешили.
Дон Кихот. Не бойся. Я просто одержу над тобой победу и велю признать Дульсинею красивейшей из женщин.
Санчо. А если я одержу победу, ваша милость?
Дон Кихот. Не смеши меня, Санчо…
Санчо (обижен). Так вы считаете, я никуда не гожусь?
Дон Кихот. Ничего подобного. Из тебя выйдет прекрасное побежденное чудовище. Ты будешь умолять меня о пощаде.
Санчо. Ах, вот как вы полагаете! Ладно, сеньор. Где мое оружие?
Дон Кихот. Возьми шпагу Сервантеса.
Санчо. Нет, ваша милость. У меня есть свое, проверенное вооружение.
Санчо берет в руки сковородку.
Дон Кихот. Прекрасно. Так ты – настоящее чудо-юдо. А пока мы сражаемся, можно продолжить наш ученый диспут.
Они начинают атаковать друг друга, перебрасываясь репликами во время боя. Они движутся по сцене, прикрываясь столам, стульями, меняя тактику, нападая и защищаясь, иногда останавливаясь во время длинных реплик или монологов.
Санчо. Диспут так диспут. Правда ли, сеньор, что знания умножают печаль?
Дон Кихот (делает выпад). Об этом говорил мудрейший царь Соломон.
Санчо (защищается). Тогда надо запретить знания.
Дон Кихот. Это сделают и без нас.
Санчо. Это, ваша милость, смешно в качестве шутки. А в качестве правды?
Дон Кихот. Ты всерьез думаешь, мерзкое чудовище, что знания запретят?
Санчо. А зачем они простому человеку? Не зря сказано: дурака учить – только портить. Жила у нас в соседнем селе свинья великой учености. Хозяином ее был бакалавр, окончивший курс наук, так он желал, чтобы его свинья была не хуже людей. И потому обучал ее разным фокусом. Она, например, могла прохрюкивать таблицу умноженья от начала до конца. Сначала выхрюкивала один, потом два – а уж после все остальные числа. Человечество, сударь, напоминает мне эту свинью.
Дон Кихот. Что ты имеешь в виду?
Санчо. Уж на что она была ученой, а жизнь свою закончила на вертеле. И ученость ей не помогла. Так же и люди.
Дон Кихот. Глупое сравнение. Одно дело свинья, и совсем другое – человек.
Санчо. Иной раз, ваша милость, разницы не разглядеть. А иной раз она и вовсе в пользу свиньи.
Дон Кихот. Ты самое глупое страшилище, которое я встречал. А чем глупее человек, тем меньше он ценит ум.
Санчо. А много ли вам, сеньор, пользы принес ваш ум?
Дон Кихот. Еще древние говорили: знание – сила. А благородный человек должен рассчитывать только на свои силы.
Санчо. Вот потому и говорят, что дураки возделывают свой сад, а умные – воруют из чужого.
Дон Кихот. Хочешь сказать, что благородный человек – дурак?
Санчо. Не всегда, ваша милость. Но рано или поздно придется выбрать, кем быть – умным или благородным.
Дон Кихот. Я понял твою тактику, чудище! Ты хитрость и изворотливость путаешь с умом. И это понятно. Деньги усваиваются гораздо легче, чем знания.
Санчо. Святая правда, ваша милость. Как это сказано: да не оскудеет рука берущего!
Дон Кихот. Значит, ты за стяжательство и хитрость?
Санчо. Немного хитрости никому не помешает. Одними великанами сыт не будешь.
Дон Кихот. Ум, знания, мораль – вот что спасет человечество.
Санчо. Хорошему человеку мораль не нужна, а плохому – не поможет!
С этими словами он бьет Дон Кихота по голове сковородкой. Дон Кихот падает.
Санчо. Сеньор, вы живы?
Дон Кихот (с закрытыми глазами). Не уверен.
Санчо. Но вы разговариваете.
Дон Кихот. Это ничего не значит. Мир знал множество болтливых мертвецов.
Санчо. Сударь, не пугайте меня.
Дон Кихот. Как бы то ни было, спасибо тебе. Наша славная битва немного освежила меня. Плохо только, что ноги совсем меня не слушаются.
Санчо. Ноги для странствующего рыцаря не главное.
Дон Кихот (с помощью Санчо садясь с трудом). А что же главное для рыцаря?
Санчо. Верное сердце. Ясный ум. Доброта. Честь и совесть. Вы же сами это говорили.
Дон Кихот. Ах, Санчо, что значит доброта без ног, совесть без ног, ум без ног? Все это ценится людьми гораздо меньше, чем просто ноги – без ума, доброты и совести.
Санчо. Вам, сеньор, такие потери не в новость. Руку вы уже теряли. Пришло, видно, время потерять ноги.
Дон Кихот. Главное – не голову.
Санчо. Ваша правда. Давайте-ка я вас на стул подсажу.
Санчо подтаскивает стул, приподнимает Дон Кихота.
Санчо. Однако вы тяжеленький, ваша милость. Госпожа Дульсинея вас хорошо кормит.
Дон Кихот. Она владычица моего сердца. Ради нее я забыл о подвигах и приключениях. Теперь уж, видно, навсегда.
Санчо. Уф! Давайте-ка я вас буду подсаживать по частям.
Санчо кладет Дон Кихота животом на стул, так, что тот опирается коленями об пол.
Санчо. Надо немного передохнуть.
Дон Кихот. С кем ты разговариваешь?
Санчо. Пока что с вашей задницей, сеньор.
Дон Кихот. Не надейся на интересную беседу.
Санчо. Она мне вообще не отвечает.
Дон Кихот. Не буди лиха, Санчо. Если она заговорит во весь голос, тебе это не понравится.
Санчо пытается поднять Дон Кихота с живота – безуспешно.
Санчо. Что-то я ослаб, ваша милость. Пойду, подкреплюсь чем-нибудь, а там уж с новыми силами за дело.
Дон Кихот. Послушай, Санчо. Если кто-нибудь войдет и увидит меня в таком положении, это будет неудобно и неприлично. Накрой меня чем-нибудь.
Санчо накрывает Дон Кихота скатертью, теперь его практически не видно.
Дон Кихот. И постарайся побыстрее. А то что-то у меня в животе бурчит.
Санчо выходит. Появляется коррехидор Эсихи Франсиско Москосо и Марсела .
Москосо. Это и есть та таверна?
Марсела. Да, ваша милость.
Москосо. Ты уверена?
Марсела. Мне ли не знать. Скольких я здесь клиентов подцепила, пока не стала святой.
Москосо. И Сервантес живет тут?
Марсела. Вместе с блудной девкой Олальей. Здесь вы его и накроете.
Москосо. Все же я в раздумьях.
Марсела. Почему, ваша милость?
Москосо. Говорят, что человек он лихой и бесстрашный. Такого взять будет непросто. Лучше бы подождать стражу.
Марсела. Ничего не бойтесь, ваша милость. Он однорукий, вы легко с ним справитесь. Я уж так устрою, что он до последнего ничего не заподозрит.
Москосо. Ты права. Все-таки я – коррехидор. И постановление об аресте у меня есть. Так что, думаю, все пройдет гладко.
Марсела. Вы пока посидите, а я разузнаю, что и как.
Москосо присаживается на стул, на котором, прикрытый скатертью, лежит Дон Кихот. Дон Кихот с чудовищным звуком выпускает ветры.
Москосо (изумлен, поднимается, смотрит на Марселу). Однако!
Марсела (улыбнувшись). Ничего страшного, сеньор коррехидор.
Москосо. Ты полагаешь?
Марсела. Вы просто съели что-то не то.
Москосо. Это я съел что-то не то? Это ты съела что-то не то! В первый раз вижу, чтобы женщина издавала такие звуки.
Марсела. Ваша милость, не сваливайте с больной головы на здоровую.
Москосо. А при чем тут голова? Или ты делаешь это головой, а не как все добрые христиане?
Марсела (злится, но овладевает собой). Ладно, сеньор. Забудем об этом.
Москосо. Легко сказать – забудем. Да мне это будет сниться в кошмарах. Ну, что ты встала? Иди.
Марсела (ядовито). Слушаюсь, ваша милость…
Марсела идет к двери. Москосо снова присаживается на стул. Звук повторяется.
Москосо (подскакивая). Ты опять за свое?
Марсела. Ну, уж тут я точно не виновата.
Москосо. Ладно, иди. Иначе мы так и не схватим Сервантеса. (Снова садится.)
Голос Дон Кихота (гулко). О, премерзостный великан! Сколь бы ты ни терзал меня своим задом, дух мой не сломить!
Москосо (в ужасе). Что это?
Марсела. Что-то про дух…
Москосо. Да, дух здесь крепкий.
Голос Дон Кихота. Предуведомляю тебя, колдун из колдунов, ежели ты покусишься на Мигеля де Сервантеса Сааведру, я своей собственной рукой извергну тебя из рода человеческого.
Москосо. О черт! Это колдун? Или призрак? Или и то, и другое?
Марсела. Сеньор…
Москосо. Нет уж. Где опасность, там не место чиновнику, на то есть обычные люди. Пойду-ка я подобру-поздорову…
Идет прочь.
Марсела. Стойте, ваша милость! Не трусьте! Ах, будь ты проклят! Все мужчины одинаковы.
Бежит следом за ним.
Голос Дон Кихота. Я обратил их в бегство! Вот что значит несокрушимый дух! Однако где же этот негодник Санчо и сколько мне еще тут лежать?
Появляется Олалья . За ней идет Сервантес .
Сервантес. Олалья, куда ты все время бежишь?
Олалья (уклончиво). Куда бегу? Никуда! Просто у меня много дел. Надо убраться в таверне, и вообще…
Сервантес. Дай, я тебя поцелую.
Олалья (уклоняется). Ни-ни-ни… Прости, Мигель, у меня нет настроения.
Сервантес (после паузы). Нет настроения или нет любви?
Олалья молчит.
Сервантес (мрачно). Понятно. А я-то решил, что ты меня любишь… (Напевает.)
«Ты в любви ко мне, Олалья,
Не признаешься, конечно,
И не скажешь даже взглядом,
Языком сердец влюбленных…»
Олалья. Прости, Мигель. Прости меня, пожалуйста. Но сердцу не прикажешь.
Сервантес. При чем тут сердце? Начиталась этих дурацких рыцарских романов…
Олалья. Они не дурацкие.
Сервантес. Они идиотские. Все эти слабоумные великаны, безмозглые мудрецы и буйнопомешанные рыцари кого хочешь сведут с ума.
Олалья. Ты просто не знаешь, что такое подлинное благородство, честь и верность.
Сервантес. А кто знает?
Олалья. Дон Кихот – вот кто это знает!
Сервантес. О, Господи, Олалья! Дон Кихот – безумец!
Олалья. Так-то ты говоришь о своем друге?
Сервантес. Да, он друг мне. Я люблю его и жизнь за него отдам. Но все эти его подвиги и приключения…
Олалья (грустно). Он больше уже не совершает подвигов.
Сервантес. И слава Богу.
Олалья. Это она ему подрезала крылья. Эта проклятая Дульсинея.
Сервантес. Так ты до сих пор его любишь?
Олалья. Она просто притворяется. Я вижу ее насквозь. Она не любит его, и не понимает. Ему с ней плохо.
Сервантес. Откуда ты знаешь?
Олалья. Она испорченная женщина.
Сервантес. Она стала другой.
Олалья. Она – та же самая. Та же, какой была, когда изменила ему с тобой. Будь у нее возможность, она изменила бы ему со всеми мужчинами на свете.
Сервантес. Олалья, ты ослеплена ревностью.
Олалья. Это не ревность, а любовь. Да, я люблю его! И всегда любила! И буду любить, что бы ни случилось… Даже если меня убьют, я все равно буду его любить. Я буду смотреть на него с небес и шептать: «Любимый!» Я стану ангелом на его плече.
Сервантес. Хватит! Я не могу этого слушать!
Олалья (бросается перед ним на колени). Прости, Мигель! Ты спас меня! Ты хороший, я буду благодарна тебе по гроб жизни! Но люблю я только одного человека…
Сервантес. Ты мне сердце разрываешь.
Олалья. Прости! Прости, пожалуйста!
Сервантес. Довольно. Встань.
Олалья. Ты отпускаешь меня?
Сервантес. О, дьявол… Да, я отпускаю. Хотя мне проще было бы убить вас обоих.
Олалья. Знаешь, я бы и это приняла, как счастье. Тогда бы за гробовой доской мы бы всегда были вместе.
Сервантес. Но ведь он тебя не любит.
Олалья. Это не важно. Достаточно, что я его люблю. Этого довольно для счастья.
Сервантес. Но это горькое счастье.
Олалья. Все равно. (Нежно целует его в щеку.) Прощай, Мигель. Ты настоящий рыцарь.
Сервантес. Не называй меня так.
Олалья. Буду. Ведь я не знаю лучшей похвалы для мужчины.
Напевая «Ты в любви ко мне, Олалья…» убегает.
Сервантес. Несчастный я человек!
Голос Дон Кихота. Спасите…
Сервантес (озираясь). Похоже, я не один такой.
Голос Дон Кихота. Помогите!
Сервантес. Кто здесь?
Голос Дон Кихота (жалобно). Это я… Непобедимый рыцарь Дон Кихот.
Сервантес (поднимая скатерть со стула). Что ты тут делаешь?
Дон Кихот. Я погибаю.
Сервантес. Что за странная фантазия – погибать, лежа на стуле?
Дон Кихот. Помоги. Ноги меня не слушаются.
Сервантес (поднимая его). Что стряслось?
Дон Кихот. Я сражался с великаном. И он ударил меня сковородкой.
Сервантес. А ведь я говорил тебе, что это страшное оружие.
Дон Кихот. Я умираю не от удара.
Сервантес. А от чего же?
Дон Кихот. От предательства.
Сервантес. Что?
Дон Кихот. Меня предали. Друг и любимая женщина.
Сервантес (помолчав). О, Господи! Ты все слышал?
Дон Кихот. Да, я слышал. Но это ничего… Лучше так, чем в позорном неведении.
Сервантес. Я все тебе объясню…
Дон Кихот. Не надо… ничего объяснять. Мне и так слишком часто объясняли… Как устроен мир и каковы люди. Я не верил. Никогда не верил. Но теперь я вижу это собственными глазами…
Сервантес. Кихана!
Дон Кихот. Не зови меня этим именем. Что бы ни случилось, я не изменю себе. Я был и останусь странствующим рыцарем Дон Кихотом Ламанчским.
Сервантес. Дульсинея издевалась над тобой. Она смеялась над твоей преданностью… она не верила ни в великанов, ни в рыцарей.
Дон Кихот. Я и сам не верил. Но теперь я вижу, что ошибался. Есть и великаны, и драконы и особенно злые волшебники. Меня можно пилить на куски, можно сбросить в глубочайшую пропасть, можно жечь на костре – ни единым словом не выдам я своей муки и не отрекусь от своей веры. Да, люди не заслуживают любви. Но я все равно буду любить их и бороться за них – до последнего вздоха. Рыцари, бо́льшие меня, погибли за человечество. И я почту за честь пойти их стопами. Может, когда-нибудь, столетия спустя появится человек, который прочтет книгу о Дон Кихоте Ламанчском, рыцаре Печального образа. Эта книга западет ему в сердце, он сядет на коня, возьмет в руки копье и помчится навстречу судьбе – своей и всего человечества. Ибо, Мигель, есть люди, которых нельзя отделить от человечества. Где бы оно не оказалось, в какие бы страшные пропасти ни пало, они будут стоять рядом, утешать и помогать в трудную минуту, являть собой пример того, что честь и совесть не совсем еще растоптаны, что мужеству и доброте есть место на этой земле…
Сервантес. Чего же ты хочешь? Убить меня?! Вот моя шпага, вот грудь моя – убивай!
Дон Кихот. Ты ни в чем не виноват. Ты просто человек, такой же, как и все остальные.
Сервантес. Ах, вот оно что… Ты хочешь, чтобы я тебя убил. И потому оскорбляешь меня. Ну, изволь. Можешь ли ты держать меч, или желаешь, чтобы тебя поразили как обычно – сковородой по голове?
Дон Кихот. Я рыцарь, Мигель.
Сервантес. Прекрасно. Тогда берись за меч.
Дон Кихот, пошатываясь, вытаскивает меч.
Сервантес. Может, ты ждешь от меня, что я передумаю? Не надейся. Мы будем драться, и я убью тебя. А, знаешь, почему? Потому что ты в сто раз хуже всех этих драконов и великанов, о которых так красочно рассказываешь. Ты морочишь людям голову! Ты даешь им надежду на то, что есть какая-то там честь, совесть, справедливость… Нету! Нету этого ничего! Поверь человеку, который сотни раз сталкивался с ложью, клеветой, предательством и злобой! Если бы я не верил во все эти фантомы, возможно, я не был бы нищим калекой, ради собственного прокорма вынужденным отбирать хлеб у таких же нищих.
Пауза.
Сервантес. Люди при рождении подобны ангелам, они чисты и невинны. Но во что превращает их жизнь! Они становятся озлоблены, подозрительны, лживы, они забывают о том, что такое истина. А те, кто сохраняет в себе черты ангела, долго не живут. Я был поэтом, был юношей, исполненным веры в Бога и людей! Смотри, что со мной сделала жизнь!
Дон Кихот. Не вини жизнь, Мигель. Душа дана человеку, что властвовать собой…
Сервантес. Ну, значит, у меня нет уже души. И покончим с этим.
Дон Кихот. Я устал, Мигель. Когда кровью исходит тело – это тяжело. Но когда кровоточит сердце – это непереносимо. Я полагал себя более сильным и стойким. Теперь я вижу, что сил во мне меньше, чем я думал. Если бы я мог себя убить, я бы сделал это сам. Но я рад, что ты снимешь с меня этот грех. И я надеюсь, что тебе это тоже во грех не зачтется.
Сервантес. Прекрасная речь! А теперь защищайся…
Дон Кихот не двигается.
Сервантес. Что же ты стоишь? Или хочешь, чтобы я зарезал тебя, как барана?!
Дон Кихот. Я знаю, ты сильнее меня. И знаю, чем все закончится. Поэтому не будем тратить времени зря.
Сервантес. Черт побери! За кого ты меня держишь? За мясника?!
Дон Кихот. Ты же сам сказал, что душа твоя мертва. Когда человек бранит других, это можно не принимать в расчет. Но вот если он бранит себя – к этому нужно прислушаться.
Сервантес. Ты, видно, думаешь, что я – зло? Нет, поверь, зло – не я, а ты.
Дон Кихот. Вот и уничтожь это зло.
Сервантес. Да будет так!
Сервантес приставляет шпагу к горлу Дон Кихота.
Дон Кихот (подняв глаза к небу). Прими, Господи, душу раба твоего, рыцаря Дон Кихота!
Входит коррехидор Эсихи Москосо и трое стражников.
Москосо. Господа! Кто из вас королевский провиантский комиссар сеньор Мигель де Сервантес Сааведра?
Сервантес (оборачиваясь к нему). А в чем дело?
Дон Кихот (отстраняя Сервантеса). Это я Сервантес.
Москосо (Дон Кихоту). У меня есть предписание арестовать вас и доставить в тюрьму.
Сервантес. С какой стати?
Москосо (Сервантесу, указывая на Дон Кихота). По обвинению этого сеньора в незаконной реквизиции пшеницы в Тебе и Эсихе.
Сервантес. Незаконная реквизиция? Что за чушь?!
Москосо. Это, сударь, не ваше дело.
Дон Кихот. Верно, ваша милость. Я готов.
Сервантес (Дон Кихоту). Ты с ума сошел?
Дон Кихот (Сервантесу, тихо). Мне терять уж нечего. А тебя ждет дочь, родители, сестры… И Олалья. Беги, пока они не обнаружили подмену. (Москосо). Я к вашим услугам.
Москосо. Прошу.
Дон Кихот идет к выходу. Сервантес в оцепенении смотрит ему вслед.
Первый стражник (к Москосо). Ваша честь… Похоже, мы не того взяли.
Москосо. Почему? (Смотрит в бумагу). Высокий, худой, длиннолицый, усы, бородка…
Первый стражник. Все верно. Да только наш-то должен быть однорукий, а у этого обе руки на месте.
Москосо. Верно… (Дон Кихоту). Вы что же – хотели обмануть правосудие?
Первый стражник (кивая на Сервантеса). А вот тот как будто больше подходит.
Москосо (смотрит на Сервантеса). Твоя правда…
Дон Кихот (выхватывая меч). Ни с места! Мигель, беги!
Москосо. Да тут заговор!
Дон Кихот. Клянусь честью, пока я жив, волосок не упадет с головы моего друга Сервантеса!
Москосо. Прочь с дороги!
Дон Кихот плашмя бьет его мечом. Тот выхватывает шпагу и бьет Дон Кихота в грудь. Тот замирает.
Сервантес. Кихана!
Дон Кихот. Ну, вот, кажется и все… (Опускаясь на пол). Теперь уж точно – все.
Сервантес (бросаясь к нему). Кихана!!!
Дон Кихот. Я – Дон Кихот, ты же помнишь.
Сервантес. Ты ранен?
Дон Кихот. Нет… Я просто… просто убит. (Смотрит на Сервантеса.) Славно вышло… Умираю как истинный рыцарь – за друга. Лучше и не придумаешь…
Сервантес. Что ты болтаешь?!
Дон Кихот. Я же говорил тебе, что жизнь мне стала в тягость… Жалко только Санчо. Он, бедняга, будет убиваться… Я его знаю.
Сервантес. Не смей… Я не позволю тебе умереть! Слышишь! Не позволю!!
Москосо мигает стражнику, тот с размаху бьет Сервантеса дубинкой по затылку. Тот падает, бездыханный. Его уносят стражники. Москосо, еще раз оглядев поле битвы, выходит из таверны. Появляется Санчо . Вид у него весьма довольный.
Санчо. Ну вот, ваша милость. Я подкрепился, теперь можно и за дело…
С изумлением озирается по сторонам. Видит Дон Кихота, лежащего на полу.
Санчо (потрясен). Ваша ми… Сеньор… Господин мой Дон Кихот!
Санчо бросается к Дон Кихоту.
Санчо. Кто же это так с вами, а? (Поднимает свою руку, которой коснулся Дон Кихота, она в крови.) Ох, Матерь Божья! Да что же это! Очнитесь, сударь, я вас умоляю! Ваша милость, не шутите вы так со мной… (Слушает дыхание.) Не дышит…
Санчо шарит по карманам.
Санчо. Господи, где же оно? Чудодейственное зелье! Всегда помогало… Сколько раз уж вас убивали, сеньор: то голову отрубят, то проткнут, то располовинят… Но стоит выпить чуть-чуть – и как новенький. Да где же оно?!! Неужели обронил? Нету!
Санчо бежит прочь. Потом суетливо возвращается.
Санчо. Я сейчас, ваша милость. Вы только тут без меня не умирайте совсем. Продержитесь еще минуточку.
Выбегает из комнаты. В ней начинает ощутимо темнеть. Санчо прибегает обратно с котомкой.
Санчо (становится на колени над Дон Кихотом, вытаскивает склянку). Вот оно где, зелье-то чудодейственное! А вы боялись… Зачем же нужен оруженосец, как не воскрешать хозяина, коли что не так пойдет? Вот сейчас мы его выпьем… (Переворачивает склянку над Дон Кихотом)… сейчас выпьем… (Трясет склянку, но она пуста.)… Что же это? Пусто! Неужели ни капельки не осталось?! И рецепта я не знаю. Просил же, чтобы вы мне сказали, а вы все: потом, потом. Вот оно и настало, это ваше потом. О, господи, господи, добрый мой хозяин! Что же делать теперь? Что делать?! Как я буду без вас жить? Что скажу жене, детишкам, всем сельчанам? Не уберег, скажут, сеньора Кихану, доброго нашего господина… Горе мне, горе! Убили Дон Кихота! Последнего из рыцарей убили добрые люди!
Обезумев, Санчо берет Дон Кихота за ногу, продолжая причитать, тянет его за собой по полу.
Санчо (тащит Дон Кихота). Горе мне! Горе! Кончилась моя жизнь! Лучше бы мне самому умереть, чем видеть такое…
Свет быстро гаснет, становится темно.