Я просыпался с мыслью о Габриэль и засыпал с ней; без преувеличений, потому что она переехала ко мне.

Мой дом в Кембридже располагался как раз в том месте, где городская среда подчинялась современным правилам застройки. Здание построили на отвоеванной у железной дороги земле. В окна вставлены стеклопакеты, в– пол, стены и потолок вмонтированы изоляционные блоки. В доме было душно и жарко. Поэтому ежедневно передо мной возникала дилемма: тонуть в собственном поту или все-таки открыть окна; во втором случае я был обречен просыпаться каждое утро от предрассветного птичьего гомона и свистков лондонского поезда, проходящего по нашей местности в пять пятнадцать.

Дом был довольно миниатюрным, но тем не менее я купил мебель довольно крупных габаритов, решив, что скоро перееду в просторный дом. В результате пять лет я выплачивал огромные проценты.

Особенно раздражала меня спальня, потому что дверь платяного шкафа открывалась только на три дюйма, а потом упиралась в кровать.

К счастью, переехав ко мне, Габриэль не заняла слишком много места. С собой она привезла только два чемодана. Впрочем, возможно, она не собиралась задерживаться у меня надолго.

– Потом заберу остальное, – объяснила она.

Она захотела очень простую свадьбу. Я был рад этому. У меня было так мало друзей, что в любом другом случае я бы оказался в дурацком положении. Все бы уместились за одним столом: люди из ее жизни и еще моя мать и, вероятно, Ян и Салли, мои университетские товарищи.

Нужно было пожениться побыстрее, и мы решили сделать это во вторник через четыре недели в регистрационном бюро на холме.

Встречались у подножия холма в пабе «Митра». Ян и Салли уже были там.

– Нам позвонила Габриэль, – сказала Салли.

Потом приехали остальные. Габриэль спокойно обзвонила всех по моей телефонной книжке. Коллег, бывших коллег, кузину, которая мне вообще-то не нравилась; все старались улыбаться.

Потом я обнаружил, что Габриэль наняла четырех студентов местного музыкального колледжа: трубача, тромбониста, альтиста и гитариста; музыканты в смокингах танцующей походкой зашли в бар и заказали по пинте пива.

Габриэль появилась среди гостей в платье, которое походило на торт с меренгами. Все очень напоминало шутку. По крайней мере я на это надеялся. Я уже заметил, что иногда Габриэль любила нарядиться. Она выбрала самое белое платье с наибольшим количеством оборок, со шлейфом, который, казалось, будет тянуться целую неделю. Должно быть, все это стоило несколько тысяч, если только она не украла платье из мемориального музея принцессы Дианы.

Она не могла сдержать смех – настолько ей нравилось происходящее. К тому же она уже порядочно выпила.

Она все время выкрикивала:

– Смотрите на меня, я – невеста! – сопровождая эти заявления закатыванием глаз и покачиваниями.

Она выпила три рюмки водки и флиртовала со всеми, особенно со мной.

В назначенное время мы в сопровождении оркестра прошествовали – именно прошествовали – полмили вверх по Касл-Хилл. Нас фотографировали туристы, а банковские служащие, вышедшие на обед, провожали нас взглядами поверх картонных стаканчиков с кофе.

Все шло как нельзя лучше.

Потом было что-то вроде приема у меня дома. Шампанское и паэлья. Габриэль посоветовала вегетарианцам выловить в тарелках все лишнее и отдать ей.

Все присутствующие мужчины не отрывали от нее глаз. Если бы я не знал, где она, я бы нашел ее по направлению мужских взглядов.

Салли и ее подруги вились вокруг Габриэль, желая узнать подробности.

– Сальвадор был так удивлен, когда вы решили выйти за него, – говорила Салли, пытаясь немного посплетничать. – Ему казалось, вы к нему равнодушны.

– Это была наша первая совместная поездка, – объясняла Габриэль. – Естественно, я нервничала. Но мне удалось скрыть это под маской циничной и расчетливой особы. Я была влюблена. А любовь иногда проявляется довольно странно.

Женщины в ответ замурлыкали и поглядели в сторону жениха.

Все шло как нельзя лучше.

И как нельзя лучше было жить рядом с Габриэль.

Обыденное существование наполнилось экзотикой. Забытый браслет в мыльнице. Упаковка противозачаточных средств, выглядывающая из бумажного пакета с продуктами. Ее требование не разговаривать с ней по утрам в течение получаса, пока она сидела на кухне, выпивая по нескольку чашек кофе и разгадывая кроссворд. Тепло ее кожи, когда она лежит рядом со мной на диване. Запах секса от ее тела после того, как мы занимались любовью, и то, как быстро она натягивала штаны, как будто желала спрятать этот запах. Ее пальцы, которые она засовывала в штаны, когда мы сидели в баре, и быстро подносила к моему носу, заказывая водку.

Она была сплошной восторг.

Иногда я себя спрашивал, что же я мог ей предложить. Рядом со мной была восхитительная женщина, сексуальная, понимающая и здравомыслящая. Было ясно, что получал от нее я, но трудно сказать, что ей нравилось во мне.

Я отработал последний день на старом месте, до отъезда оставалась еще целая неделя. Я провел ее дома, занятый сборами. По вечерам мне немного помогала Габриэль, хотя в основном ее вмешательство кардинально меняло весь план сборов. Например, она взяла ящик с моими трусами и носками и вытряхнула все его содержимое в мусорное ведро.

– Могу поклясться, некоторые из этих трусов были куплены, еще когда ты ходил в школу.

Вероятно, она была права, но я испытал шок.

– Я куплю тебе новые, – пообещала она. – Модные. Такие теперь никто не носит.

Я спрашивал себя, что же мне носить, пока не куплены новые.

После этого мне захотелось самому паковать свои вещи.

Во вторник перед отъездом я занимался домашними делами, когда кто-то позвонил в дверь.

Я спустился со второго этажа, размышляя, будет ли у нашего нового дома дверной звонок. Наш дом. Наш. Самое лучшее слово на свете.

На пороге стоял мужчина. Вероятно, он был немного старше меня. Он походил на полицейского, у которого выходной. Седеющий солидный мужчина. Он явно привык быть вежливым с теми, кого презирал и кто в свою очередь презирал его. Его одежда была немного испачкана, как будто он слишком долго путешествовал или слишком давно ему не улыбалась удача.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Привет.

Я ждал, что незнакомец расскажет, почему оказался на моем крыльце, но он не торопился с объяснениями.

– Наверное, вам это покажется очень странным… – произнес он наконец.

– Да?

– Здесь живет Джина Лоренс?

– Нет, – ответил я.

Я пытался вспомнить имена людей, которые купили у меня дом и должны были въехать на следующей неделе. В основном я общался с мужчиной, но у него была жена, ее имя никак не шло мне на ум. Возможно, ее звали Джина.

– Джина Тримейн?

– Как?

– Может, сейчас ее зовут Джина Тримейн.

– Нет, – ответил я.

– В этом доме вообще живет женщина?

– Полагаю, это не должно вас заботить, – сказал я. – Можно узнать, в чем, собственно, дело?

– Я ищу женщину ростом пять футов восемь дюймов. Волосы средней длины или даже длинные. Вероятно, блондинка, но может быть и брюнеткой.

– Решительно не понимаю, о чем идет речь.

– Очень мягкие руки, – говорил он. – У шеи немного выпуклая родинка. Послушайте, можно мне войти в дом?

– Я занят важным делом.

– Она моя жена.

– Э-э, понятно…

– Как-то в пятницу она просто ушла на работу и больше не вернулась. Она моя жена. Мне пришлось чертовски долго ее искать, но у меня есть основания полагать, что теперь она живет с вами.

– Думаю, вы что-то перепутали. В любом случае желаю удачи в ваших поисках.

Я хотел на этом и закончить, но он занервничал. Схватился за дверь.

– Мне нужно закрыть дверь.

– Вас зовут Сальвадор Гонгола, верно? – спросил он.

Моя фамилия всегда звучит очень по-иностранному, особенно когда ее произносят англичане. У меня, как и у большинства басков, дурацкая фамилия, которую практически невозможно произнести на английский манер.

– Я закрываю дверь, – повторил я.

– Знаете, я не сдамся. У меня есть право хотя бы услышать ее объяснения. Я так долго ее разыскивал. Джина должна поговорить со мной. Она просто взяла и ушла, понимаете? Она обязана дать мне шанс поговорить.