Даже на следующее утро Билл не смог оправиться от потрясения. Они с Эвелин никогда не собирались заводить детей. Оба чувствовали, что были бы счастливы избежать родительской доли. Но до серьезных разговоров дело никогда не доходило. Даже удивительно, как они умудрились, постоянно ругаясь, не обсудить столь важного вопроса.

Гормоны тоже были в смятении. Половина из них не знала, как относиться к случившемуся, вторая половина настаивала на том, чтобы воспользоваться этим предлогом и заставить Билла вновь закурить.

– Меня от всех вас тошнит, – сказал Гистамин. – Бедолаге не по себе.

Но его никто не слушал.

– Мне кажется, – продолжал Феромон, – что ночью можно было бы поднять ему давление. Билл уже и так переживает, что стал плохо спать. Ему редко удается подремать между двумя и четырьмя часами. А теперь можно было бы добавить пару сновидений о сигаретах.

– Подойдут также беспокойные сны, – мечтал Адреналин. – Чтобы он просыпался от тревоги и сразу же тянулся за пачкой.

Больше идей не было, и все замолкли.

– Придумал, – сказал Феромон. – Биллу снится эротический сон: вокруг него томно прохаживаются толпы обнаженных женщин, и тут мы подбрасываем ему его мать и тещу…

– Голышом? – уточнил Адреналин.

– Голышом. И они бегут навстречу Биллу по пляжу, маня его к себе.

– Не понимаю, как это может заставить его снова начать курить?

– Никак, просто мне понравилась сама идея.

Очень часто вместо того, чтобы заняться решением серьезного вопроса, к примеру о беременности Эвелин, гормоны забавлялись ребяческими выходками. Главным заводилой здесь был Серотонин:

– Давайте устроим ему дурацкие звуки в животе, – предложил он, – такие прикольные.

– Не пойдет, он ведь в кабинете, – высказался Феромон. – Пусть лучше пёрднет.

– Придумал, – сказал Адреналин. – Сначала Билл захочет чуть-чуть облегчиться, а мы убедим его, что вони не будет.

Билл почувствовал, как что-то переполняет его зад, и какое-то время задавался вопросом, можно ли ему спустить газку. Решившись, он приподнял левую ягодицу и облегчился, затем сел обратно не отрывая глаз от документов. Несколько раз втянув в себя воздух, он постарался уловить, чем пахнет его творение.

– Пусть почувствует себя неловко, – предложил Феромон. – Пусть думает, что все видели, как он принюхивается, и догадались, кто испортил воздух.

Билл удостоверился, что ничем не пахнет.

– Прекрасно, – сказал Феромон. – Теперь надо взять паузу и подождать, пока не подойдет время для новой порции. Теперь он уверен, что все опять пройдет гладко, и облегчится без лишних переживаний.

– И на этот раз пусть это будет Вонища с большой буквы! – ликовал Адреналин.

– Билл попадается на этот трюк каждый раз. Уже столько лет.

Гормонам понадобилось некоторое время, чтобы собрать еще одну порцию газов и вызвать у Билла несильные боли в животе. Билл подумал, что это, по всей вероятности, от нервов, и стал размышлять, от чего это он мог так распереживаться. Ему пришла на ум идея, что, возможно, это из-за последних событий, но он отверг ее, решив, что все это из-за более существенных проблем, а именно из-за его работы. Последнее время постоянно ходили слухи о грядущих сокращениях, но Билл всегда успокаивал себя тем, что Тони, давно пристрастившийся к зеленому змию, имел куда большие шансы на вылет. Сегодня Биллу вдруг пришла в голову мысль, что у Тони было весомое преимущество – гораздо более низкая зарплата. Теперь собственное положение уже не представлялось Биллу таким надежным. Он никогда не задумывался об устройстве мира, но сегодня ему казалось, что его разум и тело работали над проблемами на каком-то глубинном, бессознательном уровне. Гормоны никогда не уставали насмехаться над такого рода идеями.

Поток мыслей Билла был прерван зловонным шквалом. Он сам не заметил, как испортил воздух, но вскоре тактическая ошибка стала очевидной – аромат вот-вот должен был достичь его коллег. Этот запах был в своем роде новым достижением гормонов – с тонким ароматом метана и нотками серы. Билл гадал, какова будет реакция Марии и Тони. Хорошее воспитание заставляло их молча продолжать работу, но вместе с тем у Билла не было сомнений, что, как только он выйдет из кабинета, Тони не сможет промолчать.

– Жаль, что не получилось сделать это достаточно громко, – обсуждали гормоны.

– Боже, какие же вы еще, в сущности, дети, – сказал Гистамин. – Вы хоть понимаете, что теперь ему придется довольно долго сидеть здесь, чтобы сохранить лицо. Он не позволит Тони сплетничать у себя за спиной. Вам и так здесь скучно, а чем, интересно знать, вы сейчас себе удружили?

– Да, Гистамин, ты прав, – согласился Феромон. – Надо было сделать так, чтобы в момент благословенного облегчения вместе с газами его немножко пробрало, тогда ему пришлось бы срочно бежать в сортир и стирать трусы.

– Чтоб я сдох!

Чуть позже стало очевидно, что гормоны отлично рассчитали выходку с газами по времени, так как несколько минут спустя в кабинет вошел начальник Билла Алекс – здоровенный мужик под сорок, постоянно сопевший от излишнего веса. Внешностью он напоминал сенбернара: у него были круглые, налитые кровью глаза и впечатляющее собрание двойных подбородков. Никто не испытывал к нему особо нежных чувств, но он считал себя душой общества. Раз в день он обязательно появлялся в этой части конторы, чтобы отпустить пару шуток. Он частенько останавливался прямо позади Марии и высказывал соображения касательно ее работы. Она была самой молодой сотрудницей, поэтому такой подход был вполне оправданным. Предложения Алекса были, несомненно, полезны, но после того, как он покидал комнату, Марию всегда передергивало. Девушка сама этого не замечала, пока Тони не сказал ей об этом.

Когда гормоны увидели, что Алекс вошел в комнату, они заставили Билла испытать легкое беспокойство и тошноту. Билл презирал и побаивался своего начальника, поскольку понимал, что лучше него разбирается в деле, и чувствовал, что его теперешнее положение – чистой воды случайность и невезение. Кроме того, сейчас их страховая компания переживала сложные времена, и легкий подхалимаж был не то чтобы необходим, но очень желателен. Билл заставил себя улыбнуться.

Алекс осмотрелся. Его подчиненные старательно имитировали прилежный труд. Лучше других в этом преуспел Тони. У него была самая большая практика по этой части. Сегодня утром он пришел на работу в ужасном состоянии. Билл и Мария не могли понять, что такое стряслось с ним ночью? Первую половину рабочего дня Тони провел в заранее отработанном положении: держа три папки в одной руке, глядя на четвертую и посасывая шариковую ручку. Так он мог сидеть и дремать часами. Алекс взглянул на Марию. Она была более добросовестным работником, но при этом редко имела крайне занятой вид, кроме того, она уделяла недостаточно внимания своей внешности. Поэтому вид у Марии был менее впечатляющим, чем у Тони. Мария не видела, как начальник вошел в комнату, и продолжала разговаривать с Биллом, который вполуха внимал плачевным подробностям ее личной жизни.

– Я прикупила кое-какое сексуальное бельишко, – рассказывала она, – которое даже ни разу не надела. Оно такое неудобное. Я просто иногда стираю его и развешиваю сушиться, чтобы соседи думали, что у меня бурная личная жизнь.

– Пытаешься заинтересовать своих соседей? – спросил Билл, продолжая печатать.

– Нет, моя соседка очень старая. Просто у меня ведь тоже есть самолюбие.

– Однако! – сказал Алекс из-за спины Марии, которая подпрыгнула от неожиданности и покраснела.

На соседнем этаже дрель снова завела свою песню, такую громкую, что собравшиеся в комнате не слышали друг друга. Потолок задрожал, и от него отвалился небольшой кусок штукатурки. Тони подскочил. Какое-то время он осматривался, а затем постучал по папке с делом, которую держал в руке.

– Вам следует добавить в свою страховку пару пунктов про потолки, мистер Уоткинс, – сказал Тони.

– Мой бог, меня окружают одни комедианты, – ответил Алекс.

Начальник оставался в кабинете чуть дольше, чем того требовала простая вежливость. Все повернулись к нему, ожидая, что он скажет. Как бы отвечая на немой вопрос, он обратился к Биллу:

– Я прошу вас на минутку заглянуть в мой кабинет.

Адреналин сдавил глотку Билла. Он улыбнулся и встал, чтобы проследовать за Алексом, по пути взглянув на Тони и Марию. Они сидели спокойно, видимо, у них не было поводов волноваться за его судьбу. Билл никак не мог понять, почему его грудь переполняет какое-то тревожное чувство. Неужели его работа стала такой беспокойной? Когда он был уже в дверях, зазвонил его телефон. Мария жестом показала, что возьмет трубку, и Билл вышел вместе с начальником.

– Сразу же перейду к делу, – сказал Алекс, пригласив Билла садиться. – Грядут перемены. Вы знаете, что по сути мы – сберегательный банк, в ближайшие годы мы планируем выпустить облигации. Это будет один из возможных вариантов…

Каждый раз, когда Алекс говорил, что он собирается перейти к делу, Билл надеялся, что, возможно, так оно и будет. Однако вскоре становилось ясно, что и в этот раз суть утонет в нахлынувшем потоке слов. Билл знал, что компания может начать продавать свои акции или ее продадут целиком, он также знал, что грядут перемены. Вопрос был только в том, собирается ли Алекс сказать что-нибудь кроме этого.

Гормоны почувствовали, как мысли Билла рассеиваются, и воспользовались моментом.

– Надо, чтобы он глубоко задумался о чем-то постороннем, – сказал Феромон.

– О сексе, – предложил Тестостерон.

– Мы можем усыпить его, – продолжал Феромон. – Самое время ему отдохнуть после вчерашних подвигов.

– Можно заставить его задремать, а потом я резко разбужу его, и он подпрыгнет прямо до потолка, – развивал мысль Адреналин.

– Урони его голову на грудь, а потом резко подними, чтобы начальник видел, – предложил Феромон.

– С утра это переносится гораздо хуже, чем после обеда, – стонал Кортизол.

– Посмотрим, – мечтательно отозвались остальные гормоны, предвкушая скорую забаву.

– Ладно, пусть Билл почувствует непреодолимое желание закрыть глаза только на одну секунду. Хоть он и знает, что немедленно заснет, пусть надеется, что сможет проснуться, – предложил Феромон.

– …Поэтому, – завершал свой монолог Алекс, – будем реалистами – грядут увольнения.

Билл немедленно проснулся:

– Что?

– Вижу, что вы расстроены, – сказал Алекс.

– Конечно, расстроен.

Гормоны были потрясены не меньше Билла.

– Что тут удивительного? – спросил Гистамин. – Вы совсем затрахали его, а теперь удивляетесь.

Адреналин накинулся на него:

– Да заткнешься ты или нет? Просто помолчи! Ты никогда не помогаешь решать наши проблемы, а всегда только критикуешь!

Это было чистой правдой, и Гистамин не нашелся, что возразить.

– Все очень просто, – начал Кортизол в своей спокойной манере. – Биллу просто нужно расслабиться.

– Что бы ни случилось, ты всегда советуешь одно и то же, – прошипел Адреналин.

– Придя в себя, – продолжал невозмутимый Кортизол, – Билл сможет задать несколько дополнительных вопросов, и мы сумеем понять, что нас ожидает.

– Блестяще! – поддержал его Гистамин, твердо решивший показать, насколько полезным он может быть. – О чем они теперь беседуют?

– Молчат, – сообщил Феромон. – Апекс смотрит на Билла и ожидает от него какой-нибудь реакции.

– А Билл реагирует?

– Конечно, он сидит, и его колбасит от страха.

– А-аааа! – прокричал Адреналин. – Что теперь делать?

– Задать вопрос, – мягко настаивал Кортизол.

– Ладно, ладно, – наконец согласился Адреналин, – о чем мы хотим спросить?

Идей не было, но Билл заговорил сам:

– Скажите, – начал он, глядя начальнику в глаза, – и как же мне теперь быть?

– Великолепно, – снова закричал Адреналин, – наш хозяин – настоящий гений!

– Ну, мне кажется, что… – начал Алекс удивленно и замолчал.

– Что ему кажется? – не понял Гистамин.

– Извините, – поспешил признать свою оплошность Билл. – Я понимаю, что это мои проблемы.

– Вы хорошо держитесь, – сказал Алекс и сделал начальственный жест, который, по всей видимости, означал, что Билл может быть свободен. Это был окончательный, разгромный жест. Билл подумал, что для него лучше всего было бы воспользоваться этой возможностью и покинуть кабинет, но от волнения ноги не держали его. Он сидел и тупо смотрел на начальника.

Алекс сочувственно улыбнулся. Билл сумел подняться, наконец, и направился к выходу, но Алекс окликнул его снова:

– Будь я на вашем месте…

– Да?

– Я бы прежде всего хорошенько подумал.

– Так я и сделаю, – ответил Билл. – Спасибо за совет, вы мне очень помогли.

– Это ирония?

– Вовсе нет! Я хотел сказать… Вы понимаете, – в отчаянии попытался объяснить Билл.

– Я все понимаю.

– О господи! О господи! – волновались гормоны.

Когда Билл уже покинул кабинет, до гормонов дошло, какой им выпал шанс.

– Все просто великолепно, – сказал Адреналин.

– Почему? – не понял Гистамин, который все еще был под впечатлением беседы с начальником.

– Если его уволят, он не сможет бросить курить.

– Заткнись!

– Конечно, мы не можем закурить в кабинете, – подхватил Феромон и стал размышлять вслух: – но можно сделать, чтобы Биллу захотелось попить. Тогда он спустится вниз в буфет и сядет в зал для курящих, ему станет жаль самого себя и…

– Но ведь мы еще не знаем наверняка, уволили его или нет, – мурлыкал Кортизол.

– Разве станет начальник бросать слова на ветер?

– Вот что я вам скажу, – добавил Тестостерон, который молча размышлял до этого момента – если его уволят, может быть, он станет больше заниматься сексом.

– Это с какого перепугу? – задал резонный вопрос Феромон.

– Ну, можно, например, сыграть на сочувствии Кейли или…

– Когда его уволят, у нас будет много времени, чтобы обсудить все это, – предположил Гистамин.

– Точно!

– Вообще-то, я сказал это с сарказмом, – отчаялся Гистамин.

– Хватит, пошли пить, – скомандовал Адреналин в нетерпении.

В буфете план гормонов сработал просто блестяще. Сначала Билл заказал себе кофе – любимый напиток гормонов – и сел было в одиночестве за столик в зале для некурящих, но сейчас же встал, подошел к автомату и купил пачку сигарет «Силк кат».

– «Силк кат»? Это же бабское курево! Нам требуется больше никотина! – негодовал Адреналин, но по его тону было легко догадаться, что он вне себя от радости.

Билл перешел за столик для курящих и стал хлопать по карманам в поисках зажигалки.

В буфет вошла Мария, осмотрелась и направилась прямиком к нему.

– Билл, совершенно забыла тебе сказать. Тебе звонили, и, по-моему, это важно. Сначала женщина не назвала своего имени, а просто попросила, чтобы ты ей перезвонил. Мне показалось, что она хитрит, и я слегка на нее поднажала. Тогда она сказала, что ее зовут Кейли.

Билла замер с сигаретой в руке, не успев прикурить.

– Я что-то не так сделала? – поинтересовалась Мария.

– Да нет, все нормально, – ответил Билл.

– Он сам себя выдал, – трепетал Гистамин. Мария вручила Биллу номер телефона и сказала:

– Я бы подождала, пока ты не вернешься в кабинет, но у нее голос был какой-то…

– Какой? – напряглись гормоны.

Адреналин снова заволновался:

– О господи! О господи!

– Заткнись! – приказал ему Гистамин.

– Да уж, сделай одолжение, – присоединился к нему Серотонин, ставший несколько грубоватым к этому моменту.

– Нам есть о чем подумать, – сказал Гистамин.

– Хорошо, хорошо, – вмешался в их разговор Кортизол, – давайте все дружно успокоимся и направим Билла в кабинет, пусть он позвонит Кейли. Все будет в порядке.

Билл собрался уже встать, но в этот момент Мария присела за его столик. Пo-видимому, она хотела о чем-то поговорить с ним. «В конце концов, – подумал он, – почему я обязательно должен перезванивать Кейли именно сейчас? Это покажется подозрительным».

– Хорошо, что я тебя здесь поймала, – сказала Мария.

– В самом деле? – удивился Билл.

– Угости даму сигареткой.

К полному разочарованию гормонов он протянул ей сигарету, которую держал в руках. Билл не мог достать из кармана еще одну, так как ему хотелось уйти побыстрее, а сигарета неминуемо задержала бы его здесь. Поэтому ему пришлось сидеть и наблюдать, как блаженствует Мария.

– Разве ты куришь? – спросил Билл.

Она только подняла бровь:

– Ужасные времена настали!

– А ей-то что жаловаться? – заинтересовался Гистамин. – Вот наш хозяин, похоже, потерял работу, его брак скоро рухнет, жена готова родить, а любовница вытворяет непонятно что.

В последние сутки на всех навалилось столько проблем, что у гормонов совсем не было времени на передышку. Они чувствовали усталость и опустошение.

Адреналин с завистью смотрел, как Мария делает глубокие затяжки, и представлял, как сигаретный дым заполняет ее легкие. Эти облегченные сигареты поначалу были сущим наказанием, но затем большинство гормонов догадалось, что людям просто следует поглубже затягиваться. Одна мысль об этом делала Адреналина самым счастливым гормоном на свете.

Гистамин старался сосредоточиться на том, о чем говорила Мария, казавшаяся встревоженной:

– Я слишком молода, – услышал он. – Мне не на кого опереться. Ты ведь знаешь, как это бывает, Билл, – все страховые компании одновременно начинают избавляться от ненужного персонала. Найти новую работу будет практически невозможно. В любом случае я потеряю в зарплате.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Билл тоже начал прислушиваться к Марии. С одной стороны, его терзали собственные проблемы. С другой – ему нестерпимо хотелось курить, и он все внимательнее наблюдал за девушкой: белый дым заполнял ее рот и тут же вылетал обратно. Внезапно его руки затряслись:

– Ты что-то знаешь, Мария? Ты что-то слышала?

Мария замолчала и опустила глаза:

– Только самые очевидные факты. У вас было совещание с Алексом и… легко догадаться, о чем вы говорили.

– Куда уж проще! – ответил ей Гистамин.

– Какая прелестная грудка! – восхищался Тестостерон.

Гистамин был слишком заинтригован происходящим, чтобы заняться его воспитанием, и только бросил:

– Погоди, обычно Мария точно знает, что происходит.

– Женская интуиция? – предположил Тестостерон.

– Нет такой вещи, – возразил ему Феромон с полным знанием дела. – Этот миф выдумали женщины, чтобы держать мужчин в страхе, что в случае супружеской измены те непременно попадутся. Стоит только подумать, как немного женщин в действительности узнают неверности своих мужей… Это говорит само за себя.

– Заткнись, – прикрикнул на него Гистамин, – вовсе не удивительно, что Билл не может сосредоточиться на том, что ему говорят. Слушайте! Мария часто оказывается права; очевидно, она думает…

На миг он потерял дар речи. Все приготовились слушать, что хотела сказать Мария, но она тоже замолчала и уставилась на окурок, где еще оставалось около сантиметра. Очевидно, она хотела бы остановиться на этом – всем известно, что лучше не докуривать сигареты до фильтра, – но в глубине своей души ей хотелось досмолить до конца. Она долго раздумывала, разглядывая сигарету.

– Докури! – закричал Адреналин – Давай, докуривай! Ты знаешь, что хочешь этого!

Девушка уже собралась раздавить окурок, но вместо этого сделала последнюю глубокую затяжку и присосалась к сигарете с таким энтузиазмом, словно от этого зависела вся ее жизнь. Затем она яростно погасила бычок, как будто эта ярость должна была хотя бы частично оправдать ее в собственных глазах. Все это выглядело, как жертвенное заклание тельца – Марии было важно убедиться, что он мертв и уже никогда не причинит ей вреда.

– Да! Да! Да! Я обожаю эту женщину! – блаженствовал Адреналин, чувствуя себя триумфатором.

Мария посмотрела Биллу прямо в глаза и начала умоляющим тоном:

– Помни, Билл, что я старательно работаю. Я действительно тружусь вовсю. Может быть, я не все схватываю на лету, но в конечном итоге я во всем разбираюсь. Мне кажется, я приношу пользу нашему отделу.

– Разумеется, – ответил удивленный Билл.

– И я могу задерживаться на работе допоздна. Мне не обязательно возвращаться домой к пяти.

– Совершенно верно, – заметил Гистамин, – обычно она уходит гораздо раньше пяти.

– И когда придет пора принимать решение… – продолжала девушка. – Господи, о чем это я… Ты ведь мне ничем не обязан. Что я говорю?…

– Так, у нее глаза на мокром месте! – прокомментировал Гистамин. – Что происходит?

– Ладно, – сказал бдительный Адреналин, – мы знаем, что делать, когда женщина плачет. Мы сумеем поставить его в идиотское положение…

Гормоны перекликались:

– Женщина плачет! Сковываем Билла!!!

– Теперь можно изобразить вымученную улыбку со стиснутыми зубами.

– Затем – сокрушенно склонить голову… Если он захочет прикоснуться к ее руке и успокоить, то пусть при этом почувствует себя неловко.

Все наблюдали, как Билл протянул свою руку Марии, чтобы хоть как-то подбодрить ее.

– Отлично! – командовал Адреналин. – Теперь пусть отдернет руку еще до того, как он прикоснется к Марии. Нарастить ощущение неловкости до максимума!!! Теперь пусть почувствует себя виноватым в том, что неспособен ни успокоить, ни помочь людям, которые ему симпатичны.

– А что, если он все-таки прикоснется к Марии? – спросил Гистамин.

– Заставим его окоченеть от ощущения вины за скрытые мотивы, побуждающие успокаивать ее. Но к этому варианту мы прибегаем только в тех случаях, когда у женщины проблемы с гинекологией.

– Порядок, – вмешался Феромон, – теперь самое время предложить ей что-нибудь неуместное…

– Например, чашку чая, – посоветовал Адреналин.

– А когда он встанет, чтобы расплатиться за угощение, у него не окажется мелочи, и он почувствует себя еще большим дураком из-за того, что не смог сделать даже такую малость для друга, попавшего в беду.

– Есть идея получше, – сказал Адреналин. – Пусть Билл предложит ей еще одну сигарету. Тогда он точно не утерпит и присоединится к ней.

– Но в таком случае он будет на коне, потому что это будет выглядеть как акт поддержки, как будто он берет часть ее проблем на себя, – не соглашался Феромон.

– Ну и что, зато мы получим сигарету! – продолжал настаивать на своем Адреналин.

– А чувство вины можно отложить на потом, когда он покурит.

– Господи, как же мне нравится быть гормоном!

В течение следующего часа Билл сидел у себя за столом, чувствуя беспокойство и нерешительность. Он дышал так глубоко и вдумчиво, как будто это сулило ему спасение. Ему надо было столько всего обдумать, однако гормоны носились в его голове кругами, лишая способности сосредоточиться. Он помнил, что нужно позвонить, но голова плыла, и он сидел, сжимая клочок бумаги с номером Кейли с такой силой, как будто от этого разговор мог произойти без посредства телефонного аппарата.

– Слушайте, ребята! – сказал Гистамин. – Мы же не можем оставить его на весь день вот так, сидящим и вздыхающим.

– Твоя правда, – согласился Адреналин, который в глубине души считал, что целый день гипервентиляции – это здорово. – Пошли покурим.

– Нет, – властно остановил их Феромон. – Все в сортир.

– Зачем?

– Пускай разукрасит сам себя.

– Понос! – радостно воскликнул Тестостерон. – Пора пообщаться с белым идолом!

Диарея во все времена была любимым развлечением гормонов. Им было интересно придать фекалиям такое ускорение, чтобы их частицы не смывались из унитаза. Непревзойденным рекордом до сих пор оставался случай, произошедший несколько месяцев назад. Тогда Билл, не желая, чтобы чистоплотная Эвелин лицезрела его достижения на туалетном поприще, попытался убрать остатки испражнений при помощи щетки, но у него это не получилось. Затем он отчищал толчок при помощи туалетной бумаги – снова безрезультатно. Триумф гормонов наступил, когда они заставили Билла соскребать какашки ногтями. После этого в течение двух недель он никак не мог отделаться от непреходящего чувства вины, возникавшего каждый раз в момент рукопожатия – руки казались ему грязными, как бы он их ни мыл.

У Феромона возникла идея получше:

– Давайте отыграем ситуацию по полной, – сказал он. – Все эти переживания, которым мы его подвергаем…

– К тому же нам просто повезло с увольнением, – заметил Адреналин.

– Все это, – продолжал Феромон, – означает только одно: мы имеем полное право устроить ему синдром раздраженной кишки. Его ожидает полный комплект: запоры, неожиданный метеоризм, понос – и все это в разнообразных сочетаниях на протяжении недель и месяцев.

– Неожиданный метеоризм? – встрял Гистамин. – Он же мужчина! Вряд ли он поймет, в чем разница!

– Также, – продолжал Феромон, игнорируя Гистамина, – мы можем сделать такую штуку: когда он будет сидеть на унитазе, ему все время будет хотеться еще – вне зависимости от того, сколько он туда навалил. Но даже если он лопнет от натуги, ничего туда больше не добавится.

– А как насчет слизи? – предложил Гистамин. – Иногда вместо обычного добра можно выдать комок слизи.

– Неплохо, – согласился Феромон. – А перед мочеиспусканием в прямой кишке будут спазмы.

– Да чтоб я сдох!

Гормоны ликовали. Они начали готовить кишку к раздражению – проверяли спазмы и боли различной локализации. Это было их лучшим медицинским достижением с тех нор, когда Билл подхватил инфекцию и при мочеиспускании испытывал такие боли, как будто писал битым стеклом.

Зазвенел телефон. Билл, отвлеченный резкой болью в спине, даже не успел занервничать и поднял трубку. Как только он понял, что это была Кейли, в животе у него моментально появилось какое-то неприятное ощущение, сопровождавшееся болями в прямой кишке и тошнотой.

– Я оставила сообщение… – начала Кейли. – Сейчас у меня есть свободная минутка, и… Но, может быть, тебе не передали. Я не люблю разговаривать о таких вещах по телефону.

– Я тоже, – ответил Билл.

– Понимаешь, это всегда такой деликатный вопрос, – продолжала она.

– Всегда? – повторил за ней Гистамин. – То есть она это часто вытворяет? Всегда трахается с пациентами?

– Всегда? – непроизвольно отозвался Билл.

– Да. Если я звоню клиенту, с которым работаю над проблемами брака, то это конфиденциально. Я не разговариваю с его коллегами.

– Понимаю, полностью согласен, – ответил Билл, наконец пришедший в себя.

Он чуть не спросил: «Чем могу быть полезен?» – но вовремя спохватился. В отношении женщины, с которой он только что провел ночь, это казалось чересчур формально.

– Наверное, тебе интересно, зачем я звоню, – сказала она.

– Гм… ну… то есть всегда рад… э-э-э…

– Перепихнуться, – помогал ему Тестостерон.

Билл хотел было сказать: «Всегда очень рад поговорить с тобой», – но потом понял, что едва знал ее.

– В любом случае, я тебя надолго не отвлеку, – продолжала Кейли уже официальным голосом. – Я не смогла дозвониться твоей жене домой – там никто не отвечал, поэтому…

– Да? – слабо отозвался Билл.

– Мне необходимо перенести ваш следующий визит. У меня поменялись обстоятельства. Подойдет следующий четверг? Около шести? Я только сегодня поняла, что это будет наш последний сеанс, а после этого я вполне могла бы…

– Могла бы что? – спросил Феромон. – Мы ведь уже перепихнулись… скорее всего.

– Да, – сказал Билл, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком равнодушно. – Прекрасно.

– Очень хорошо. Прости, что пришлось перенести ваш визит. Тогда все. Пока!

После непродолжительного молчания Билл повесил трубку.

– Что это было? – спросил Гистамин.