— Ты войдешь, правда? — спросила я, когда Нэш въехал на лужайку, но оставил работающим двигатель.

Мне не хватало света на дороге, чтобы по-настоящему увидеть его глаза, но я знала, что он наблюдает за мной.

— Ты хочешь, чтобы и я был?

Хотела ли я?

Тонкий силуэт появился в лобовом стекле: тетя Вэл, одна рука на узких бедрах, в другой негабаритная кружка. Они ждали, чтобы поговорить со мной. Или скорее наврать, потому что они, вероятно, не собирались говорить мне правду, так как не знали, что кто-то уже сделал это.

— Да,хочу.

Мне не нужно, чтобы он боролся за мои бои. На самом деле я с нетерпением ждала некоторых давно назревших ответов, теперь, когда большая ложь — иначе говоря, вся моя жизнь — была разоблачена.

Но мне, конечно, была необходима некая моральная поддержка.

Нэш улыбнулся, его зубы блеснули тусклым белым клином между тенями, и повернул ключ, чтобы заглушить двигатель.

Мы встретились в передней части автомобиля, и он взял меня за руку, потом наклонился вперед, чтобы оставить поцелуй на моей щеке, чуть ниже левого уха. Даже сейчас, когда я стояла на дорожке моего дома, зная, что тетя и дядя ожидают меня, его прикосновение заставило меня задрожать в ожидании большего.

Я не сумасшедшая. Сейчас я знала это. И я не была одинокой — Нэш был таким же, как и я. Тем не менее, страх, как пластиковая вилка, медленно расковыривал мои внутренности, в то время как я распахнула дверь. Я ступила на черепичный пол и потянула Нэша за собой.

Моя тетя стояла посреди комнаты, хрупкая маска плохо маскировала упрек, который выглядывал все сильнее. Мой дядя сразу поднялся с дивана, принимая нас испепеляющим взглядом. К его чести, первое выражение, которое пролетело по лицу, было облегчением. Он волновался, наверное, потому что я не ответила ни на одно из двенадцати сообщений, которые он оставил для меня.

Но облегчение не продлилось долго. Теперь, когда он знал, что я жива, он выглядел готовым убить меня.

Гнев дяди Брендона на мгновение задержался на мне, затем он перенесся дальше, когда его внимание сместилось к Нэшу.

— Уже поздно. Я уверен, что вы увидитесь с Кейли завтра на поминках.

Тетя Вэл, потягивающая кофе — или, может быть, «кофе» — не собиралась мне помогать.

Нэш посмотрел на меня, ожидая решения, и мое крепкое сжатие его руки показало мою решимость.

— Дядя Брендон, это Нэш Хадсон. Я должна задать вам несколько вопросов, и он остается. Или я уйду с ним.

Темные брови моего дяди опустились, и его взгляд ожесточился, но потом глаза расширились от удивления.

— Хадсон? — Теперь он изучал Нэша более тщательно, и внезапное узнавание озарило его лицо. — Ты мальчик Тревора и Хармони?

Что? Мой взгляд в замешательстве скакал от одного к другому. Слева от меня, тетя Вэл сильно кашлянула и начала бить себя по груди. Она подавилась своим «кофе».

— Вы знаете друг друга? — спросила я, но Нэш выглядел таким же удивленным, какой я чувствовала себя.

— Много дет назад я знал твоих родителей, — сказал дядя Брендон Нэшу. — Но я и понятия не имел, что твоя мать вернулась в данную область. — Он сунул обе руки в карманы джинсов, и этот неопределенный жест заставил выглядеть дядю моложе, чем обычно. — Мне очень жаль, я слышал о твоем отце.

— Благодарю вас, сэр. — Нэш кивнул, его челюсть была напряжена, даже когда он говорил.

Дядя Брендон повернулся ко мне.

— Отец твоего друга был... — И вот, когда до него дошло. Его лицо покраснело, и выражение его лица, казалось, потемнело. — Ты сказал ей.

Нэш снова кивнул, смело глядя вперед.

— Она имеет право знать.

— И, очевидно, никто из вас не собирался рассказывать мне.

Тетя Вэл погрузился в ближайшее кресло и, осушив кружку, чуть не уронила ее на подставку.

— Ну, я не могу сказать, что это совершенно неожиданно. Твой папа уже по пути сюда, чтобы объяснить тебе все. — Руки моего дяди повисли по бокам, как будто он не знал, что делать с ними. Потом он вздохнул и кивнул сам себе, словно пришел к какому-то решению. — Садитесь. Пожалуйста. Я уверен, что у вас обоих накопилось вопросов.

— Могу ли я что-нибудь предложить выпить? — Тетя Вэл пошатываясь поднялась с пустой кружкой в руке.

— Да. — Я подарила ей слащавую улыбку. — Мне подойдет все, что у вас есть.

Она нахмурилась — не заботясь на этот раз о морщинах, врезающихся в лоб — и медленно пошла на кухню.

— Я хотел бы кофе, — сказал ей вслед дядя Брендон, в то время как погружался в цветистое кресло, но его жена исчезла за углом, не дав ответа.

Я упала на диван и Нэш сел рядом со мной, во внезапной тишине я поняла, что моя двоюродная сестра не вышла допрашивать меня или заигрывать с Нэшем. Из ее комнаты не издавалась музыка. Ни единого звука вовсе, на самом деле.

— Где Софи?

Дядя Брендон тяжело вздохнул и, казалось, погрузился еще глубже в кресло.

— Она не знает обо всем этом. Она спит.

— Все еще?

— Опять. Вэл разбудила ее на ужин, но она почти ничего не съела. Затем взяла одну из тех проклятых таблеток и вернулась в постель. А я должен очистить все остальное. — Последнюю часть он пробормотал себе под нос, но мы оба услышали ее.

И я согласилась с ним всей душой, в данный момент это малая часть всего.

Собрав все мужество и тлеющий гнев, я вознаградила дядю самым смелым взглядом, который у меня имелся.

— Так я не человек?

Он вздохнул.

— Ты никогда не была той кто ходить вокруг да около.

Я только смотрела на него, не желая отвлекаться на бессмысленные разговоры. И когда мой дядя начал говорить, я схватилась за руку Нэша крепче, чем когда-либо.

— Нет, технически мы не люди, — сказал он. — Но эти различия очень незначительные.

— Точно. — Я закатила глаза. — Только смерть и крики.

— Так Вы тоже баньши, верно? — вставил Нэш, высказываясь более вежливо, чем я бы в этот момент смогла. По крайней мере, один из нас был спокоен...

— Да. Как и отец Кейли, мой брат. — Дядя Брендон еще раз посмотрел мне в глаза, и я знала, что он собирается сказать, осторожная симпатия сияла в его глазах. — Как и твоя мать.

Это не могло быть о моей маме. Насколько я знала, она никогда не лгала мне.

— А тетя Вэл?

— Человек. — Она ответила сама, входя в гостиную с дымящейся чашкой кофе в каждой руке. Она осторожно пересекла ковер и передала одну кружку дяде, прежде чем погрузиться в кресло напротив него. — Как и Софи.

— Вы уверены? — Нэш нахмурился. — Может быть, у нее просто не было еще возможности для предчувствий.

— Она была там с Мередит во второй половине дня, — напомнила я.

— Ах, да.

— Мы знали это, с момента ее рождения, — сказала моя тетя, как будто никто из нас не говорил.

— Как? — спросила я в тот момент, как она медленно закидывала ногу на ногу.

Тетя Вэл подняла кружку к губам, а затем заговорила над ней.

— Она плакала. — Она отпила кофе, ее взгляд был сосредоточен на стене над моей головой. — Женские баньши не плачут при рождении.

— Серьезно? — Я посмотрела на Нэша для подтверждения, но он только пожал плечами, по-видимому, удивленный, как и я.

Дядя Брендон посмотрел на свою жену с растущей озабоченностью, потом повернулся к нам.

— Они могут плакать, но баньши никогда по-настоящему не кричат, пока не запоют для своей первой души.

— Подождите, это не может быть правдой. — Как ребенок я много плакала, не так ли? На похоронах моей матери...?

Ладно, на самом деле я не могла помнить многое из того времени, но я знала, что я убийственно кричала в восемь лет, когда съехала на своем велосипеде с тротуара на розовый куст. И в одиннадцать, когда случайно с расческой разорвала кольцо серьги в моем ухе. А еще, когда я была брошена в первый раз, в четырнадцать.

Как долго я делала смертельные прогнозы, даже не зная об этом? Были ли у меня безутешные приступы в дошкольном возрасте? Или в юности меня в значительной степени охраняли от смерти? Как долго они смотрели на меня, как на сумасшедшую, когда сами знали, что со мной твориться все это время?

Моя спина напряглась, и я почувствовала, что мои щеки краснеют в гневе. Каждый ответ, который предоставлял мой дядя, приносил только больше вопросов, обо всем этом я должна была знать с самого начала.

— Почему ты не сказал мне? — потребовала я, стиснув зубы, чтобы не закричать и не разбудить спящую наверху Софи. Я пропустила так много. Потратила впустую так много времени, сомневалась в своем здравомыслии.

А оказывается единственное, в чем я действительно должна была сомневаться, это моя человечность!

— Мне очень жаль, Кейли. Я хотел. — Дядя Брендон закрыл глаза, как будто собирался с мыслями, потом снова встретился со мой взглядом, и к моему удивлению, я поняла, что верю ему. — Я начал было говорить об этом прошлом году, когда ты была... в больнице. Но твой отец попросил меня не делать этого. Ущерб уже был нанесен, и он надеялся, что мы сможем подождать немного дольше. По крайней мере, пока ты не окончишь среднюю школу.

Вот чего они надеялись, больше времени! Не жизни, а нормальной, человеческой юности. Благородная мысль, но чего-то немного не хватает...

— Я удивлена, что ваш маленький фарс держался так долго! — Я оказалась на краю дивана, пока говорила, а рука Нэша все еще была в моей хватке. Он был единственным, кто удерживал меня сидя, в то время я выпускала гейзер гнева и негодования, которые угрожали взорваться через верхнюю часть черепа. — Как много вы думали понадобиться времени, прежде чем я столкнусь с кем-то на грани смерти?

Дядя Брендон пожал плечами, но выдержал мой взгляд.

— Большинство подростков никогда не видят умирающих. Мы надеялись, что нам повезет, и мы сможем подождать, когда твой папа объяснит все это... позже. Когда ты будешь готова.

— Когда я буду готова? Я была готова в прошлом году, когда увидела лысого малыша в коляске,  толкаемой через центр к его собственной смерти! Вы ждали, когда он будет готов. — Все ради моего отца, чтобы он, наконец, подошел и заполучил свой ​​титул.

— Она права, Брендон, — невнятно пробурчала тетя Вэл, падая в кресло. Я смотрела на нее, ожидая большего, и повернулась к дяде только когда она подняла кружку ко рту, ничего не говоря.

— Зачем вообще держать это в секрете?

— Потому что ты... — начала снова тетя Вэл, жестикулируя большие круги полупустой кружкой. Но мой дядя оборвал ее суровым взглядом.

— Объяснять —дело твоегоотца.

— Не то, чтобы у него не было на это времени! — Я сломался. — У него было шестнадцать лет для этого.

Дядя Брендон кивнул, и я прочла сожаление в его лице.

— Я знаю... все мы знаем. А если учесть, как ты узнала об этом... — он виновато взглянул на Нэша, — я думаю, что мы были не правы ожидая так долго. Но твой отец будет здесь утром, и я не собираюсь наступать ему на пятки с остальной частью истории. Это его дело.

Существует какая-то история? Не только простое объяснение, но реальная история?

— Он действительно приезжает? — Я не поверю в это, пока не увижу его.

Тем не менее в груди что-то напряглось, и меня пронзил толчок адреналина при мысли, что мой отец даст ответы, которые никто другой не готов дать. Но я знала, что нужна всемирная катастрофа, чтобы вызволить его в США. Он приедет не ко мне. Он приедет, чтобы не нанести ущерб созданному контролю, прежде чем моя тетя взвалит на него обвинения.

Мой очевидный скептизм заставил дядю Брендона нахмуриться — он, наверное, увидел вихры в моих глазах.

— Мы позвонили ему во второй половине дня...

— Я позвонила ему, — поправила тетя Вэл. — И сказала, чтобы нес свою задницу на самолет, или я...

— Тебе уже хватит. — Не успела я и моргнуть, как мой дядя был на ногах, и через мгновение он уже держал кружку жены. Она развалилась в кресле, широко раскрыв от удивления глаза, ее рука все еще была изогнута, словно держала чашку в ручке. — Я принесу тебе свежий кофе. — Он остановился на пороге между гостиной и столовой, держа кружку тети Вэл так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Я сожалею, — сказал он Нэшу. — Моя жена воспринимает все это очень тяжело. Она беспокоится о девочках, все-таки они были подругами с матерью Мередит Коул.

Да, но она и миссис Коул был приятельницами по тренажерному залу, а не нераздельными, как сиамские близнецы. И я почти не видела, чтобы моя тетя пила больше одного бокала вина в те времена... она говорила, что в алкоголе слишком много калорий.

Нэшкивнул.

—  Моя маматоже расстроилась бы.

Да,но я уверенна,она бы не тонула вконьяке...

— Как поживает твоя мать?

— Она до сих пор скучает по нему. —  Нэш взглянул на наши переплетенные руки, очевидно, ему было неудобно говорить о своей семье.

Выражение лица дяди Брендона смягчилось в сочувствии.

— Конечно. — Затем он повернулся к кухне, оставив эту тему.

В какой-то момент мы смотрели на ковер в тишине, не совсем уверенные, что сказать. Мы хотели заполнить тишину после самого неудобного разговора в моей жизни, но я была еще не совсем готова окончить эту тему.

Но тетя Вэл, очевидно, была.

— Она не хотела бы этого. — Ее взгляд был сосредоточен на полу в нескольких футах перед ней, руки раскинуты в стороны. Я еще никогда не видел ее взгляд таким... бесцельным.

— Моя мама? — растерянно спросил Нэш, но я знала, что она имела в виду. Она говорила о моей матери.

— Не хотела бы чего? — спросила я с любопытством, несмотря на мой возрастающий гнев. Никто никогда не был готов говорить о моей мамой при мне.

— Если бы все сложилось по другому, она бы рассказала тебе правду. Но Эйден не мог смотреть правде в глаза. Он никогда не был таким сильным, как она. — Взгляд тети Вэл нашел меня, и я была поражена внезапной ясностью в ее глазах. Неожиданная интенсивности сквозь глазурь опьянения. — Я никогда не встречала никого сильнее Дарби. Я хотела быть похожей на нее, пока...

— Валери! — Дядя Брендон замер в дверях со свежий кружкой кофе в руке.

— Покачто? — Я переводила взгляд с одного надругого.

— Ничего. Она не знает, о чем говорит. — Он поставил кружку на ближайший столик и пересек комнату словно окутанный туманом из джинсовой ткани, разочарования и беспокойства. Дядя Брендон поднял жену со стула, закинул ее руки на плечи, и она неуверенно шаталась, доверчиво упала в его объятия.

Тем не менее, несмотря на шаткие ноги, ее глаза были ясными, когда они встретились взглядом, и его осуждающий взгляд, просящий молчать, не был незамечен. Но он не заставил ее отказаться от своего заявления. Независимо от только что происходило между ними, было совершенно ясно, что тетя Вэл знает о чем говорит.

Дядя Брендон повел жену к прихожей.

— Я хочу, уложить ее, пока ночь еще не закончилась. Было очень приятно встретиться с тобой, Нэш, и, пожалуйста, передай от меня привет своей матери. — Он многозначительно посмотрел на меня, затем на дверь.

Очевидноприемные часызакончились.

— Дядя Брендон? — У меня остался один вопрос, который не мог дождаться моего отца, и я хотела держаться за руку Нэша, когда услышу ответ, на всякий случай.

Мой дядя остановился в дверях, тетя Вэл положила голову ему на плечо, ее глаза были закрыты.

— Да?

Я сделала глубокий вдох.

— Что имела в виду тетя Вэл, когда сказала, что я живу заимствованное время?

Понимание нахлынуло на него, как волны, разглаживающие песок на пляже.

— Ты слышала, как мы сегодня говорили?

Я кивнула,и моя рукавжалась врукуНэша.

Боль во взгляде отогнала его улыбку, и он крепче прижал к себе тетю Вэл.

— Это часть истории твоего отца. Имей немного терпения и позволь ему рассказать все самому. И поверь мне... Вэл действительно не знает о чем говорит.

Я выдохнула в разочаровании.

— Хорошо. — Это было лучшее, что я смогла выдавить. К счастью, мой отец будет тут утром, и на этот раз я не позволю ему уйти, не ответив на все мои вопросы.

— Немного поспи, Кейли. Ты тоже, Нэш. С воспоминаниями, завтра, вероятно, не будет легче, чем сегодня.

Мы оба кивнули, и дядя Брендон поднял тетю Вэл на руки — она ​​слегка похрапывала — и понес ее по коридору.

— Вау. — выдохнул Нэш, когда я прижалась спиной к ручке дивана, повернувшись лицом к нему. — Как много она выпила?

— Не могу сказать. Она не пьет много, хотя, вероятно, требуется не многого, чтобы отключить ее, а она начала все же во второй половине дня.

— Моя мама просто печет, когда расстроена. Несколько недель мне приходится жить на пирожных и шоколадном молоке.

Я усмехнулась.

— Продавай. — Тетя Вэл скорее застрелиться, чем коснуться палкой сливочного масла, а тем более мешка шоколадной стружки. По ее теории, неумение печь спасло ее от тысячи калорий в месяц.

По моей теории, вместо всех коньяков, что она приняла в последние восемь часов, она могла бы стряпать целую кастрюлю пирожных.

— Я люблю пирожные. Вы влипли с вашей тетей.

— Да, я поняла это.

Нэш встал, и я последовала за ним к двери, мои руки сплелись с его.

— Я должен вернуть обратно машину Скотта, прежде чем он вызывает полицейских, — сказал он. Я последовала за ним наружу, мы остановились у двери со стороны водителя, я сцепила руки вокруг его талии, когда он обонял меня. С ним было ооочень хорошо, и от мысли, что я могу прикоснуться к нему в любое время, целая стая бабочек развевалась у меня в животе.

Я прислонилась к машине, и Нэш наклонился ко мне. Его губы встретились с моими, уста мои открылись, приветствуя его. Упиваясь ими. Его поцелуи последовали вниз по подбородку к шее, я позволила своей голове откинуться, благодарная за ночную прохладу волнами прошедшую сквозь меня. Его губы были горячими, и след от его поцелуев сжигал горло над моей ключицей.

Дыхание становилось все быстрее. Поцелуи, каждое прикосновение его языка к моей коже, ошпаряли меня самыми приятнейшими чувствами. Его пальцы вжались в мою талию, а губы оттеснили вырез рубашки.

Ух ты...

— Нэш. — Я положила руки на его плечи.

— Ммм?

— Эй... — Я толкнула его, и он приподнялся, чтобы встретиться с моим разгоряченным ​​взглядом, его радужки яростно вспенивались в свете от крыльца. Было ли это потому, что мы были одного вида? Это непреодолимое желание коснуться друг друга?

Мой пульс замедлился, когда мое сердце охватила тревога. Были ли это на самом деле мы, которые желали один другого, или же наш вид бросал нас в объятия друг друга, вызывая волну гормонов? Хотел бы он меня, будь я человеком?

Разве это имеет значение? Я не человек. Он тоже.

— Не хочешь подбросить меня на поминки?

Его глаза сузились в замешательстве из-за резкой смены темы. Затем он глубоко вздохнул, колыхание в его глазах замедлилось, и пристроился на машине рядом со мной.

— А твой отец?

— Он сам о себе позаботится.

Наш закатил глаза.

— Я не думал, что ты захочешь пойти в город со своим отцом.

— О я пойду. И я собираюсь потащить туда своего отца и дядю тоже.

Он поднял брови, скользя рукой по моей талии.

— Зачем?

Потому что, если какой-то жнец-убийца охотиться за девочками-подростками, то ему будет сложнее сопротивляться, если нас будет больше. И чем больше баньши, тем больше шансов, что один из нас заметит его, не так ли?

— Теоретически. — Нэш хмуро посмотрел на меня, и я чувствовала, что сейчас последует «но». — Но, Кейли... — Я улыбнулась, меня слегка позабавило то, что я смогла предсказать нечто иное, чем смерть, — этого не произойдет снова. Не так скоро. Не в том же месте.

— Это происходило последние три дня подряд, Нэш, и всегда там, где собираются большие группы подростков. Поминки — второе место после института, где будет самая большая концентрация молодежи в одном помещении. Большая вероятность, что он выберет кого-то именно там.

— И что, если он это сделает? Что ты собираешься предпринять? — суровым шепотом потребовал Нэш. Он посмотрел через плечо, чтобы убедиться, что никто не появился на крыльце, затем еще раз взглянул мне в глаза, и я поняла, что причина его внезапного гнева истинный страх.

Я знаю, что должна была бы быть испуганной, и по правде говоря, я была. Само понятие Жнецов, бегающих за метафизическими телами человека, словно за урожаем, и оставляющих пустую человеческую оболочку, скручивало желудок, подтягивая его к груди. А сама мысль искать одного из тех Жнецов... Ну что же, это сумасшествие.

Но не настолько, как позволить другим невинным девушкам умереть. Нет, если мы можем остановить его.

Я наблюдала за Нэшем, позволяя моим намерениям отразиться на моем лице. Позволяя решимости отразиться в моих глазах.

— Нет! — Он снова посмотрел в сторону дома, потом вновь на меня. — Ты слышала, что сказал Тод, — прошептал он яростно. — Любой жнец не колеблясь готов украсть душу, принимая одну из наших вместо другой.

— Мы не можем позволить ему убить кого-то еще, — прошипела я. Я сопротивлялась желанию попятиться назад, часть меня боялась, что любое физическое пространство, положенное между нами во время ссоры, перерастет в эмоциональную дистанцию.

— У нас нет выбора, — сказал он. Я было начала спорить, но он прервал меня, одной рукой пробежав по коротким каштановым волосам. — Хорошо, смотри, я не хочу вмешиваться в это прямо сейчас... я понимаю, что узнать что ты не человек уже достаточный шок для одного дня. Но есть много чего ты все еще не понимаешь, и твой дядя, наверное, буду объяснять тебе все это в ближайшее время. — Он вздохнул и прислонился к машине с закрытыми глазами, как будто собираясь с мыслями. И когда он встретил мой взгляд, я увидела, что его упорство соответствует моему собственному.

— Что мы можем сделать объединив наши усилия? — Он одной рукой прожестикулировал вперед и назад. — Восстановить душу? Это сложнее, чем кажется, и существует большой риск обмена душ.

— Какой риск? — Не был ли обмен достаточно суровой ценой? Новый поток беспокойства пробежал по позвоночнику, и я прислонилась к машине рядом с ним, наблюдая как свет с крыльца освещает половину его лица, оставляя другую в тени. Я была уверенна, что если бы он планировал сказать, как бы странно это ни звучало, что а баньши, то он не одалживал бы машину у Картера, чтобы приехать за мной.

Взгляд Нэша захватил мой, его глаза переливались всеми цветами, я это восприняла, как страх.

— Баньши и Жнецы не единственные, Кейли. Есть и другие. Те, кого я даже не знаю как назвать. Те, кого ты никогда бы не хотела видеть, а тем более быть замеченной ими.

После его слов по моей коже пробежали мурашки. Ну, это страшнее, чем немного. Но все же как-то невероятно расплывчато.

— И где же скрываются эти призрачные ужасы?

— Большинство из нихнаходятся вПодземье.

— И где это? — Я скрестила руки на груди,  ударившись локтем о боковое зеркало машины Картера. — Потому что это звучит как поездка с Питером Пэном. — Тем не менее, под моим сарказмом глубоко внутри скрывался тонкий покров леденящего пальцы беспокойства. Можно было бы легко отклониться от этого незнакомого мира, как от фильма ужасов, если бы не тот простой факт, что я не человек.

— Это не смешно, Кейли. Подземье здесь с нами, но на самом деле не здесь. Оно привязано к нашему миру, но глубже, чем могут увидеть люди. Если это имеет какой-то смысл.

— Не очень, — сказала я, но мой скептицизм испарился, мой голос стал тонким и пустым. — От куда мы знаем, что это Подземье и... Жители-Подземья, если мы их не видим?

Нэш нахмурился.

— Мы можем видеть их... мы не люди. — Словно мне было нужно еще одно напоминание об этом. — Но только тогда, когда ты поешь для чьей-нибудь души. И только тогда они могут видеть и тебя.

И вдруг я вспомнила. Темная тень в переулке, когда я причитала для Хайди Андерсон. Движение пойманное краем взгляда, когда песнь для души Мередит просилась наружу. Я видела что-то, даже когда мой вопль не вырывался наружу.

Вот почему дядя Брендон сказал мне сдерживать его. Он боялся, что я увижу слишком много.

И, может быть, это «слишком много» увидит меня.