Утром я проснулась, встретив поток дневного света, пробивающийся в моею комнату между щелями занавесей, дверь моей спальни тряслась от стука кулаком.

— Кейли, вытаскивай свою ленивую задницу из постели! — Кричала Софи. — Твой отец звонит по телефону.

Я перевернулась, увлекая за собой одеяло, и посмотрела на будильник на моем ночном столике. 8:45 утра. Почему мой отец звонит, если увидит меня в менее чем через час? Чтобы сказать, что приземлился? Или, что он не приземлится.

Он не приедет.Я должна была знать.

На мгновение я проигнорировала мою кузину и уставилась на вылитые узоры по краю многоуровневого потолка, позволяя моему гневу утихнуть. Я не видел своего отца больше восемнадцати месяцев, а сейчас он даже не собирается приехать и объяснить, почему он никогда не говорил мне, что я не человек.

Не то, чтобы я нуждалась в нем. Благодаря его трусости, у меня был вполне неплохой набор опекунов в распоряжении. Но он обязан мне объяснение, и если я не услышу это глядя ему в лицо, то могу по крайней мере требовать по телефону.

Я сбросила одеяло и влезла в пижамные брюки, лежащие на полу, когда я открыла дверь, там стояла Софи, полностью одетая и в полностью сооруженном макияже, выглядя свежее и лучше, чем я когда-либо видела ее. Единственными признаками того, что ее ночной сон был химически индуцирован, были небольшие отеки вокруг глаз, которые, вероятно, исчезнут в течение часа.

В последний раз, когда я выпила одну из зомби-таблеток, я проснулась похожей на труп, по которому проехался танк.

— Спасибо. — Я взяла домашний телефон из рук Софи, она только кивнула, повернулась и побрела по коридору, не выказав и часы ее обычной энергичности.

Я пнула свою дверь и приложила беспроводный телефон к уху. Он выглядел огромным и громоздким, я не могла вспомнить когда фактически в последний раз я пользовалась домашним телефоном.

— Ты мог бы позвонить на мой мобильный. — Сказала я в трубку.

— Знаю.

Голос моего отца был таким же, как и в моих воспоминаниях — глубоким, гладким, дальним. Он, наверное, выглядел точно так же, но мои изменения будут, скорее всего, шоком для него, несмотря на то, что он понимал течность времени. Мне было почти пятнадцать в последний раз, когда он видел меня. Все изменилось. Я изменилась.

— Просто у меня сохранен этот номер, так что было легче позвонить на него, — продолжил он. Это была заученная-отцовская-речь, он был слишком смущен, чтобы признать, что не помнит номера моего сотового телефона. Хоть и оплачивает счет.

— Итак, позволь мне угадать. — Я вытащила кресло и плюхнулась в него, нажимая кнопку питания на моем компьютере только, чтобы занять руки. — Ты не прилетишь.

— Конечно, прилечу. — Я могла практически слышать как он нахмурился, и вот тогда я поняла, я слышу и шум. Официально звучащий голос через громкоговоритель. Случайные обрывки разговора. Повторяющиеся шаги.

Он был в аэропорту.

— Мой рейс был задержан в Чикаго из-за неисправности двигателя. Но если повезет, я буду вечером. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я опоздаю.

— Ах. Хорошо. — Я тааак рада, что не начала требовать его рассказать мне все по телефону. — И я думаю, что увижу тебя сегодня вечером.

— Да. — На другом конце линии воцарилось молчание, потому что он не знал, что сказать, а я не собираюсь упрощать ему эту задачу, заговорив первой. Наконец, он прочистил горло. — Ты в порядке? — Его голос был... серьезным, как будто он хотел сказать что-то еще, но слова остались невысказанными.

— Все отлично. — Не то, чтобы вы могли исправить все, что произошло, я раздумывала, водя мышью, ища курсора на экране. — Все это требует некоторого привыкания, но я готова услышать все секреты.

— Я так сожалею обо всем этом, Кейли. Я знаю, я задолжал тебе правду — обо всем — но некоторые моменты мне будет тяжело рассказывать, поэтому ты должна будешь быть терпелива со мной. Пожалуйста.

— Как если бы у меня был выбор. — Но, как бы взбешена я не была столь огромной ложью, которая окутала мою жизнь, я была в отчаянии и желала узнать, почему они все лгали мне в первую очередь. Конечно, у них были веские причины, чтобы позволить мне думать, что я сумасшедшая, а не раскрыть всю правду.

Мой отец вздохнул.

— Могу ли съездить с тобой поужинать, когда прибуду?

— Ну, я должна что-нибудь поесть. — Я дважды нажала в своем интернет-браузере и в строке поиска набрала название местной станции новостей, надеясь найти на обновление.

Он помедлил еще какое-то мгновение, как будто ожидая большего, и как бы сильно часть меня не желала заговорить и избавить его от ужасной тишины, я сопротивлялась. Встреч на день рождения и рождественских открыток было не достаточно, чтобы удержать свое место в моей жизни. Тем более, что и они перестали приходить...

— В таком случае, я увижу тебя сегодня вечером.

— Хорошо. — Я повесила трубку и положила телефон на стол, в течении нескольких секунд глядя на него непонимающим взглядом. Тогда я выдохнула, не замечая, что держу в руках мышку и все еще пролистываю онлайн новости, надеясь очистить из головы мысли о моем отце. По крайней мере, пока он не появился на крыльце.

Там не было ничего нового о Элисон Бейкер или Мередит Коул, но следователи официально объявили причину смерти Хайди Андерсон. Сердечная недостаточность. Но не было ли главным то, что в конечном счете они все умерли? Однако, в случае с Хайди, не было никакой причины упоминать сердечную недостаточность. Я же знала, она просто умерла. Точка.

Разочаровываясь снова и снова, я выключила компьютер и по пути в ванную доставила домашний телефон на его место. Через двадцать минут, приняв душ, высушив волосы, и одевшись, я сидела на кухне у бара со стаканом сока и мюсли. Я просто разорвала обертку, в то время как тетя Вэл блуждала  завернувшись в махровый халат моего дяди, а не в своем обычно шелковом. Ее волосы были собраны в большой светлый клубок, вчерашний гель для укладки оставил случайные нити в странных местах, как у панк-рокера. Подводка для глаз вымазалась под глазами, а кожа была бледной, просвечиваясь через пятна румян.

Она направилась прямо в кофейнику, который был уже полон, и выпускал струю пара. В течение нескольких минут я молча жевала, пока она пила, но когда она принесла себе вторую кружку, кофеин уже начал действовать.

— Я сожалею о прошлой ночи, милая. — Она провела одной рукой по волосам, пытаясь сгладить их. — Я не хотела смущать тебя перед твоим другом.

— Ничего страшного. — Я скрутила свой обертку и бросил его в мусорную корзину, с другой стороны комнаты. — За вечер произошло слишком много всего, так мы меньше всего беспокоились о пьяной тете.

Она поморщилась, затем кивнула.

— Думаю, я заслужила это.

Но вид, как она морщиться с каждым движением — как будто даже контакт с воздухом доставлял ей боль — заставил меня чувствовать себя виноватой.

— Нет, это не так. Мне очень жаль.

— Мне тоже. — Тетя Вэл выдавила из себя улыбку. — Я не могу объяснить, как я сожалею. Все это не твоя вина... — Она посмотрела на свое кофе, как если бы собиралась сказать что-то еще, но слова упали в кружку и теперь были слишком сырыми, чтобы их использовать.

— Не волнуйтесь об этом. — Я закончила свой апельсиновый сок и поставила ​​стакан в раковину, а затем направилась обратно к себе в комнату, где написала Эмме, чтобы убедиться, что она все еще собирается прийти на поминки.

Ее мама сказала, что она встретит меня там на пятнадцать минут раньше — в 12:45

Остаток утра прошел бесконечно протяженно — с бессмысленным телевидением и интернет-серфингом. Я дважды пыталась поймать дядю в одиночестве, чтобы передать информацию от Тода, но каждый раз, когда я видела его, он был с очень мрачной и вцепившейся в него Софи, которая, казалось, боялась поминок так же сильно, как и я.

Только после раннего обеда я смогла поднять и сменить свою футболку, надеясь, что черная блузка с длинными рукавами будет соответствующим нарядом для поминальной службы того, чью жизнь не удалось спасти. На моем пути к двери, я увидела Софи, сидящую на стуле в зале, сложив руки на юбке тонкого черного платья, ее голова поникла так, что длинные светлые волосы походили почти до груди. Она выглядела так жалко, так потеряно, что как бы сильно я ненавидела ту мысль, что испорчу поездку один на один с Нэшем, но все же предложила ей прокатиться к школе.

— Мама подвезет меня, — сказала она, подняв огромные грустные глаза и коротко встретившись с моим взглядом.

— О’Кей.Тоже хорошо.

Через пять минут я вышла на дорогу и ждала Нэша, нервно садясь в его в машину. Я боялась заговорить с ним, это было бы странно после его ночной борьбы с Тодом, и неохотно обсуждение этой темы со мной. Но он наклонился, чтобы поцеловать меня, как только дверь автомобиля была закрыта, и по глубине поцелуя — и с тем фактом, что ни один из нас казался готов покончить с этим — я предположила, что он больше не чувствовал неловкости.

Школьная парковка была битком набита. Переполнена. Многие родители пришли, а также несколько городских чиновников, и в соответствии с утренней газетой, школа вызвала дополнительных консультантов, чтобы помочь студентам научиться справляться со своим горем. Мы припарковались на обочине ближайшего тренажерный зала и должны были пройти почти четверть мили. По пути Нэш взял меня за руку, мы встретились с Эммой у передней двери, где одна из ее сестер высадили ее. Я обещала подвезти ее домой.

Эмма выглядела дерьмово. Она завязала волосы в плотный, без излишеств, хвостик, и нанесла минимумом макияжа. И если ее покрасневшие глаза на что-то указывали, то она плакала. Но она же не знала Мередит лучше меня.

— Ты в порядке? — Я просунула свободную руку вокруг ее талии, и мы начали наш путь через двойные двери вместе с толпой.

— Да. Все это просто так странно. Сначала девушка в клубе, затем та в кино. Сейчас одна из нашей школы. Все говорят об этом. А они даже не знают о вас, — сказала она, шепча последние слова.

— Ну, все еще более странно, чем кажется. — Нэш и я повели ее в сторону, к пустой нише рядом с туалетами. У меня не было возможности рассказать ей о последних событиях, и на этот раз я была рада, что она была разделена с ее телефоном. Если бы не это, то я бы выпалила целую историю о Баньши, Мрачных Жнецах, и смертном списке. Это, наверное, испугало бы ее еще больше.

— Как что-то может быть более странным, чем это? — Эмма развела руки, показывая мрачную толпу вокруг лобби.

— Что-то не так. Они не должны были умереть, — прошептала я, стоя на пальцах ног, чтобы стать ближе к ее уху, Нэш теснее прижался ко мне.

Глаза Эммы расширились.

— Что это значит? Кто не должен был умирать?

Я посмотрела на Нэша, и он незаметно покачал головой. Мы должны были обсудить, сколько можно рассказывать Эмме.

— Хмм. Некоторые люди должны умереть, или мир будет перенаселен. Как... старики. Они жили полной жизнью. Некоторые из них готовы идти даже. Но подростки слишком молоды. У Мередит была еще вся жизни перед ней.

Эмма нахмурилась, глядя на меня, словно я сошла с ума. Или, по крайней мере, упали несколько пунктов IQ. Что ж, я не очень хороший лгун. Хотя технически, я не лгал ей.

Мы с Эммой все еще пытались разобраться в моих понятиях о смерти, а Нэш вел нас через толпу в сторону тренажерного зала, где мы нашли места на трибунах среди нескольких сотен других людей. Временная сцена была создана под одной из корзин, несколько школьных чиновников сидели там с семьей Мередит, под знаменем школы и национальным флагом государства.

В течении следующих полутора часа, мы слушали речи друзей Мередит и вперед вышла семья, чтобы сказать нам всем, какой хорошей она была, и как красива, и умна, и добра. Не все их похвалы в действительности подходили Мередит, но пусть мертвые становятся святыми в глазах своих оставшихся в живых, и миссис Коул не был исключением.

И если быть честной, кроме как красивая и популярная, она ничем не отличалась от большинства из нас. Вот почему все были так расстроены. Если Мередит может умереть, то может и любой из нас. Эмма несколько раз прослезилась, мой взгляд так же был размыт слезами, когда миссис Коул подошла к трибуне, все вокруг свободно плакали.

Софи сидела в нижнем ряду, в окружении рыдающих танцовщиц, промакивающих тушь носовыми платочками, вытащенными из небольших, модных сумочек. Некоторые из них произносили речи, в основном старшие товарищи Мередит. Мередит бы хотела, чтобы мы двигались дальше. Она любила жизнь и танцы, и не хотела бы, чтобы они прекратились ее отсутствие. Она не хотела бы видеть нас со слезами.

После того, как последний из ее одноклассников кончил свою речь, автоматизированный белый экран скатился с потолка, начали проигрывать видео с фотографиями Мередит от рождения до смерти, установленными с некоторыми из ее любимыми песен.

Во время фильма, несколько студентов встали и направились в фойе, где ждали консультанты, чтобы поддержать их. Вокруг нас эхом раздавались тихие рыдания, сообщество в трауре, а все о чем я могла думать это то, что если мы не найдем Жнеца, который несет ответственность за преждевременное пожинание души Мередит, то это будет происходить снова и снова.

После поминок Нэш, Эмма, и я начали наш путь медленно вниз по трибунам, оказавшись среди людей больше заинтересованных в утешительных друг друга, чем в освобождения здания.

В конце концов мы выбрались в нижние ряды спортзала, где несколько групп пробирались к одному из четырех выходов. Оказавшись в школьном коридоре, мы направились к главной двери, шаркая вперед дюйм за дюймом.

Нэш только взял меня за руку, как внезапная, разрушительная волна горя свалилась на меня, оседая в моей груди и животе. Мои легкие напряглись, а невыносимый зуд начался в основании моего горла. Но на этот раз я не молча оплакивала начало моего темного прогноза и неминуемой смерти другого бывшего одноклассника, я приветствовала его.

Жнец была здесь, у нас появился шансостановить его.