Пронесшаяся песчаная буря была такой силы, что окружающий ландшафт необычайно переменился, будто неведомый великан придал барханам другие очертания. Лорна, глядя, как Касим постоянно озирается, понимала, что он по восходящему солнцу определяет направление, по которому они могли бы добраться до лагеря.

Она бросила взгляд на холмы, остававшиеся у них за спиной. Там лежал Ираа… Впрочем теперь он мог находиться где угодно — хоть в двух шагах, хоть за тысячу миль; ее уже заботило другое. Девушка высоко подняла голову, и солнце запуталось в ее волосах.

— Наш путь лежит на юг, — произнес шейх с иронией.

Лорна встретилась взглядом с его мерцающими глазами. Интересно, какова была бы его реакция, скажи она, что и сама теперь хочет ехать с ним на юг, что никогда больше даже не оглянется на холодный север. Нет, пока что это следовало держать при себе. У этого пустынного жителя сложный характер — он любит борьбу, вызов, и пока она борется с ним, то может быть уверена, что занимает достаточное место в его жизни.

— Ты, кажется, не уверен в местности, — сказала Лорна. — А если мы заблудимся?

— Заблудиться с тобой — это то, о чем я мечтал.

— Он многообещающе улыбнулся. — Сияние твоих волос затемняет солнце; просто удивительно, что ты выглядишь такой свежей после бури и ночи, проведенной в пустыне.

Она пристально посмотрела на его небритое лицо, и шейх с шутливым унынием провел пальцами по щекам.

— Тебе-то, маленькая мадам, легко сохранять свежий вид. Одна только дерзость из твоих уст, а я…

— Он шагнул к ней, и девушка прижалась спиной к коню, который попятился и коротко заржал. Огромная радость затопила ее, и вырвался полусмех, полувздох, когда Касим, схватив ее за талию, прижал к себе так сильно, что она перегнулась почти пополам.

Гибкая, стройная в своих бриджах и рубашке, Лорна затрепетала в его объятиях, а он смотрел на нее золотистыми глазами, сиявшими под растрепанными черными волосами.

— Я мог бы сломать тебя пополам и раскидать половинки в разные стороны, тихо и страстно говорил Касим. — Если бы я захотел, то мог бы заставить тебя слушаться одного лишь движения моей руки.

— Это только потому, что я не завтракала и очень слаба, — съязвила она в ответ.

Улыбаясь и блестя зубами, он взглянул в глаза девушки, похожие на синие цветы, раскрывшиеся навстречу солнцу, а потом вдруг привлек к себе с такой силой, что она каждой своей косточкой почувствовала — шейх отчаянно нуждается в ней, но никогда на скажет об этом открыто. Несмотря на вседозволенность, которую ему давала неограниченная власть, возможностей расслабиться и отдохнуть душой у него было совсем немного, а с нею он мог позволить себе забыть о некоторых условностях и обязательствах, которые на него налагало его положение. Нет, не покорная рабыня нужна ему, а именно она, Лорна, — вся такая нежно-светлая, хрупкая, изящная, рядом с ним кажущаяся еще светлее и изящнее. И она теперь была готова принадлежать ему, уже и не вспоминая о том, что могла бы полюбить человека более цивилизованного и быть им любимой.

Когда Касим целовал ее полураскрытые губы, девушка умирала от желания, любви и страха за будущее. Он ласкал губами ее щеки, шею, слегка царапаясь щетиной.

— Теперь, моя девочка, пора ехать!

Выпустив Лорну из объятий, шейх направился к коню, чтобы убедиться, что горячий и своенравный жеребец в порядке. Ему предстояло много миль нести их обоих на своей спине под палящим солнцем, поэтому половину воды пришлось отдать ему. Когда хозяин коснулся его шеи, сильное животное встряхнуло гривой, обнюхало широкое хозяйское плечо и тихонько заржало, выражая так свою любовь.

Поправляя шеш, Лорна наблюдала за ними, и ей вспомнились слова шейха, что о лошадях он всегда заботился куда больше, чем о мелькавших в его жизни женщинах. Интересно, а сколько женщин «промелькнуло» в его жизни? Он такой мужественный и красивый, что Лорна и помыслить боялась о том, сколько же прелестных арабских девушек ему довелось держать в своих объятиях. В конце концов, Касим — сын могущественного эмира, принц, имеющий право на многое.

Одним упругим прыжком он взлетел в седло и сказал Лорне:

— Становись на стремя и прыгай сюда. — Она послушалась, а Касим, подхватив ее сильными руками, усадил перед собой. Девушка почувствовала сталь его объятий и на секунду встретилась с ним глазами.

— Я никогда тебя не выпущу, — добавил он.

— Бедный Калиф, — шутливо отозвалась Лорна, а у самой бешено заколотилось сердце, ибо в последних словах шейха заключался двойной смысл. — Ему придется нести дополнительный груз.

— Ну, ты-то весишь не больше пальмового листа.

— Неожиданно ноздри шейха раздулись, втягивая пустынный воздух. — Я ведь не в первый раз везу тебя на Калифе через пески!

Они наконец пустились в путь, и эта поездка доставила ей несказанную радость. Никогда еще Лорна не ощущала в себе столько жизненных сил и не воспринимала так остро жестокую красоту пустыни. Холмы Ираа остались позади, и она ни разу не оглянулась…

В середине дна, проехав примерно полпути, они повстречали кочевников, которые приветствовали их самым дружелюбным образом и с радостью поделились с ними водой. Поскольку солнце стояло высоко, их пригласили в один из шатров и угостили обедом. Девушка просто умирала с голоду и потому, не колеблясь, принялась уплетать еду как все арабы, загребая мясо с подливой ломтиком хлеба.

Лорну отослали бы на женскую половину шатра, не выдай ее Касим за мальчика, с которым они вместе заблудились во время песчаной бури:

— Он проголодался, но очень стесняется и неохотно рассказывает о себе. Желтоватые глаза шейха лукаво сверкнули, но в этот момент им как раз подали чай, и он шепотом велел ей ни в коем случае не снимать шеш. — Ни у одного арабского мальчика не может быть таких золотых волос. — Касим весело улыбался.

Чай был очень сладкий и сильно пах мятой, но Лорну так мучила жажда, что она выпила несколько чашек, потом откинулась на большую подушку, набитую овечьей шерстью, и закрыла глаза. Сквозь дрему слышала, как мужчины гортанными голосами разговаривали по-арабски. Это были суровые, но добрые люди, и когда шейх сказал, что им с «мальчиком» пора отправляться дальше, кочевники дали им козий мех с водой, несколько лепешек и кусок сыра.

Солнце уже начинало клониться к закату, разрумянивая пески, когда пара тронулась в путь. Долго еще им вслед эхом звучало «Аллах ибарек», но потом все смолкло, и они продолжали ехать в лучах вечерней зари.

«Если загадать желание на закате, — подумала Лорна, — оно непременно исполнится». Но загадывать не стала. Подобно всем обитателям пустыни, она начинала верить в судьбу. Будь что будет. Все уже записано в песчаной книге.

Голова девушки отдыхала на сильном плече мужчины, сопротивляться которому было бесполезно. Его ястребиный профиль казался чеканным в фосфоресцирующем свете, постепенно заливавшем всю пустыню. Никогда она не выдаст своих истинных чувств этому человеку, для которого любовь к женщине значила куда меньше, чем любовь к пустыне, лошадям, к соплеменникам и старику-отцу, который однажды призовет его в Сиди-Кебир.

Опустилась ночь, и дневное тепло поглотила прохлада. Кругом царило торжественное безмолвие; на небе в таком количестве высыпали звезды, что им там оказалось тесно и несколько из них упали, стремительно пролетев по черному бархату, оставляя тонкий золотой след.

Мысли Касима были обращены к этим звездным просторам, и Лорна не мешала ему пребывать наедине с вечностью. А через некоторое время вдруг поинтересовался, не проголодалась ли она. Девушка покачала головой и спросила, далеко ли еще до лагеря.

— Еще час, — ответил он, — и мы будем на месте.

— Ты ориентируешься по звездам?

— Да. Сегодня они сверкают, словно драгоценные камни! Кажется, можно дотянуться рукой и набрать полную горсть.

— Мне было бы достаточно и одной, — заметила она.

— Тебе — конечно. — Касим поддразнивал ее улыбкой. — Ты ведь не любишь, когда тебя одевают в жемчуга. Наверное предпочла бы, чтобы моя выдумка для кочевников оказалась правдой? Ты бы хотела быть мальчиком?

— Будь я мальчиком…

— То никогда бы на тебе не остановились мои безжалостные глаза. — Он рассмеялся, и в темноте его смех был похож на низкое мурлыканье. — Но я уже сказал тебе в лагере у кочевников, что ни один наш мальчик не может иметь таких пшенично-шелковых волос.

— Да, но только после такого количества песка, насыпавшегося в них, мои волосы нуждаются в таком же количестве воды с мылом. — Щека Лорны, прижатая к плечу шейха, горела. Еще чего придумал — ей хотеть быть мальчиком! Да никогда еще принадлежность к женскому полу не радовала ее так сильно. Она — женщина! Да еще такая, которая нравится ему! — Мне не терпится залезть в лохань с горячей мыльной водой.

Он снова рассмеялся.

— Ты — брезгливая кошечка; может быть, именно потому и нравишься мне.

В лагерь они въезжали под приветственные крики обитателей, торопливо выбегавших из своих шатров. Девушку сняли с Калифа, и она быстренько скрылась под спасительные своды большого шатра, который только теперь и стала воспринимать как свой дом. Сбросив сапожки, она пробежала пальцами по насквозь пропылившимся волосам и жадно припала к лаймуну. Тут вошла Захра.

— Мы все так волновались. — Служанка схватила руку Лорны и прижала к своей щеке. — Зачем же лелла хотела покинуть сиди?

— Потому что у леллы разума не больше, чем у верблюдицы. — Лорна тряхнула головой и на рубашку посыпался песок. — Захра, мне нужно немедленно искупаться!

— Сию минуту. — Девушка улыбнулась, но исполнять просьбу не торопилась. Лелла!

— Что, милая? — У Лорны почему-то сжалось сердце.

— Пока господина не было, из Сиди-Кебира пришло письмо: его отец, эмир, болен и зовет принца Касима. — Лорна безмолвно уставилась на девушку и глаза ее стали похожи на фиолетово-синие озерца, неожиданно темнеющие на бледном лице.

— А лелла поедет во дворец с господином Касимом? Сердце Лорны запрыгало где-то в горле.

— Я… Нет, Захра, не думаю. Он, скорее всего, оставит меня в лагере или же отправит обратно в Ираа… А эмир очень болен?

— Думаю, да, лелла. Эмир Мансуруже очень стар, хоть и имеет такого молодого сына. На Востоке мужчины часто берут в жены очень молоденьких девушек, и жена эмира была много моложе его. Она тоже была румия, только с черными, как вороново крыло, волосами. И умерла, когда ее сыну исполнилось тринадцать и он почти стал мужчиной.

— В тринадцать лет стал мужчиной? — улыбнулась Лорна, очень удивившись. В моей стране он был бы еще школьником, играл в футбол и вечно попадал во всякие детские неприятности. — Она стиснула пальцы. — Захра, пожалуйста, приготовь мне ванну. Я должна смыть с себя песок. Минувшей ночью мы попали в песчаную бурю… Принц Касим нашел меня совершенно случайно.

— Наверное, лелла была очень рада? Лорна встретилась взглядом с ее глазами, ясными и уже умудренными.

— Да, я была рада, — тихо ответила она.

Когда занавеска шатра опустилась за юной арабкой, Лорна бросилась на диван и зарылась лицом в подушки. Эта новость потрясла ее, и сердце девушки заныло. Эмир зовет своего сына, и Касим отправится к нему как можно скорее! Ее он, конечно, с собой не возьмет.

Судьба…

Теперь, когда больше всего на свете ей хотелось быть с ним, его отзывали.

Искупавшись, Лорна сидела в ногах оттоманки, завернувшись в большое полотенце. Она расчесывала мокрые волосы, когда бисерная занавеска раздвинулась и появился Касим, как всегда с повелительным видом, он тоже принял ванну и облачился в мягкий льняной кибр с открытой шеей; волосы его ярко блестели, а глаза были мрачны.

— Хасан уже несет нам ужин, — произнес он. — Ну как, тебе стало легче после ванны? От него еще исходил легкий аромат банных эссенций девушка остро ощутила и его мужскую притягательность, и свою беззащитность.

— Я… мне нужно одеться, — сказала она.

— Не спеши. — Касим присел рядом и, взяв у нее гребень, принялся, к ее огромному удивлению, расчесывать ей волосы, сияющие и мягкие, словно у ребенка после купания.

— Если бы минувшей ночью мы все-таки расстались навсегда, — заметил он, я все равно никогда не забыл бы ощущения мягкости твоих волос, этого сияния, словно в них запутался солнечный луч.

И хотя при этих словах сердце ее заныло еще сильнее, Лорна нашла в себе силы подшутить над ним:

— Принц Касим, да вы никак взяли на себя роль камердинера при своей рабыне?

Он отшвырнул гребень и клещами вцепился ей в плечи.

— Лорна, мой отец лежит почти при смерти в Сиди-Кебире, и на рассвете я уезжаю к нему.

— Мне очень жаль твоего отца. — Девушка говорила совершенно искренне, и ей так хотелось разгладить горестные складки на лице Касима. — Надеюсь, смерть все-таки минует его.

— Он перенес сильный сердечный приступ. Лорна…

— Да, мой господин?

Это обращение вырвалось у нее само собой, совершенно естественно, но Касим посмотрел на нее, словно она опять издевалась над ним.

— Ты хоть понимаешь, что я должен буду принять какое-то решение… относительно тебя?

— Разумеется. — Девушка не осмеливалась поднять на него глаза, боясь взглядом выдать свое безумное желание быть с ним всегда рядом. Гордость уже забыта, утонула в любви, затопившей ее сердце. Господи, только бы не расставаться с ним… Страх усиливал любовь.

Он посидел еще немного, сохраняя на лице суровое, задумчивое выражение, потом со вздохом поднялся на ноги и склонился над постелью.

— Мы должны обсудить это, а сейчас я ухожу, чтобы ты могла одеться. Только поторопись, ладно?

Слабо улыбнувшись, Лорна кивнула, но улыбка тут же увяла у нее на губах, едва Касим ушел. Она принялась надевать одежды, уже не казавшиеся ей чуждыми: шальвары из органди и тунику нежно-розового цвета. Наверное, в последний раз ей приходится наряжаться, чтобы усладить глаза шейха.

Поколебавшись, девушка остановилась на минутку перед бисерной занавеской, но потом, решительно откинув ее, вышла в переднюю часть шатра. Касим сидел спиной, так что она могла еще раз внимательно окинуть взором его широкие плечи, гордую черноволосую голову, изящную позу.

Он обернулся и глаза их встретились. Лорна знала, что вид у нее хладнокровный, но это была лишь маска, за которой скрывались любовь к нему и страх расставания. Теперь она хотела всегда быть его пленницей.

— Наш ужин уже готов и выглядит очень соблазнительно, — сказал Касим. — Ты проголодалась?

Наверное да, ведь мы пробыли в пустыне столько времени!

— Да, пахнет привлекательно. — Лорна уселась на диван среди огромных подушек, а Касим положил ей на тарелку нежнейших цыплячьих грудок, пропитанных пряными ароматами трав, и овощей, приготовленных с маслом. — Не будь Хасан так предан своему хозяину, — смеясь, заметила она, — то мог бы служить шеф-поваром в любом фешенебельном ресторане и пользоваться бешеным успехом.

— Человеку, который всю свою жизнь провел в пустыне, в городе не хватает воздуха свободы.

— А ведь тебе ненавистна даже мысль о том, чтобы расстаться с пустыней, не так ли? — Девушка постаралась, чтобы голос ее прозвучал холодно. Он не должен знать, что ей до боли, до стона хотелось утешить его.

Глаза Касима задумчиво мерцали. В углу шатра источала тепло медная brasero. Вход был плотно завешен. Их уединение оказалось полным, но не безоблачным.

— Если отец умрет, то я не смогу больше свободно жить в пустыне, наслаждаться общением со своими сородичами. — Левая рука его сжалась в кулак. — В пустыне мужчина — это мужчина и более ничего. Там он близок к первоначальной сути — и своей и природы, его окружающей, а зачастую весьма близок и к опасностям. Он может ездить верхом, охотиться, совершенно свободный от разных условностей, закабаляющих горожанина. Я все бы отдал…

Но он тут же прервал свою речь и обреченно пожал плечами. Лорна и сама догадалась, что он все бы отдал, чтобы стать свободным, как Ахмед или кто-либо другой из его людей, разъезжающих с ним по пустыне.

Они поужинали и, после того как Хасан принес кофе, остались опять одни. Сегодня кофе был арабский и издавал такое благоухание, что в нем, кажется, собрались все ароматы Аравии. Он был пряный, густой и такой же горький, как и любовь Лорны к шейху, который принялся мерить шатер широкими шагами, ступая мягко и бесшумно, словно леопард.

Глаза его горели беспокойным огнем. Высокая фигура отбрасывала длинную тень; он курил одну сигарету за другой.

Это беспокойство Лорна нисколько не связывала со своей персоной. При всем трепетном восторге, с которым она теперь относилась к Касиму, его преданность долгу не могла укрыться от нее. Девушка ни минуты не сомневалась, что он безо всяких сожалений или колебаний отошлет ее — свою домашнюю кошечку-игрушку, свернувшуюся в клубок среди подушек, с шелковистой шерсткой, которую украсил жемчугами и лениво поглаживал, играя в часы досуга.

Касим повернулся к ней неожиданным, сдержанно-резким движением и сузившимися глазами стал долго разглядывать ее. От этой неподвижности его собственное тело, всегда такое энергичное, даже несколько утратило свою привлекательность.

— О чем ты думаешь? — требовательно спросил он. — Сидишь тут так тихо, словно мой завтрашний отъезд тебя нисколько не касается. Наверное, радуешься втайне, что я уезжаю? Не можешь дождаться рассвета, чтоб увидеть, как конь унесет меня прочь?

Потрясенная, оглушенная душевной болью, Лорна оцепенела, не в силах выдавить ни звука из сжавшегося горла, в котором слезы царапались, словно острые льдинки. Нет, Касим не должен знать, как глубоко ее это задевает, как будет ранено ее сердце, когда завтра она увидит его скачущим на Калифе, в плаще, развевающемся за спиной и мерцающем в лучах утренней зари; как навсегда запечатлеется в душе его чеканный силуэт на фоне пустынного восхода.

— Подними ресницы! — Одним шагом он оказался около нее. — Посмотри на меня!

Девушка не решалась и только глубже забилась в подушки. Касим одной рукой схватил ее за шею, а другой стал отгибать голову назад, пытаясь силой заставить ее открыть глаза. Его загорелые пальцы казались еще темнее на фоне ее побледневшего лица.

— Как прикована! — Он схватился за жемчужное ожерелье, словно желая разорвать эти оковы, и неожиданно разразился хриплым, диким смехом. — Ты-то завтра уж точно освободишься, да? А вот мне приходится менять свободу на оковы официального положения!

Взгляд, прикосновения, слова — он словно специально вознамерился побольнее уязвить ее.

— А я думала, ты решишь продать меня какому-нибудь богатому арабу, произнесла Лорна сдавленным голосом.

Глаза Касима под сведенными в одну линию бровями начали метать молнии. В следующую же секунду девушка оказалась в его объятиях, побежденная, отвечающая на поцелуи с такой неистовостью, что и сама испугалась.

— Надеешься, что я отпущу тебя, да? — Касим прижал ее к подушкам; жадным взором, полным нетерпеливой страсти, он бродил по ее нежному светлому телу, просвечивавшему сквозь розовый шелк; притрагивался к разметавшимся волосам, сияющим в свете ламп. — Твои глаза похожи на жасмин, что растет в дворцовом саду, и ты увидишь, обещаю, его огромные гроздья на стенах и беседках под окнами моих покоев.

Пораженная, Лорна безмолвно взглянула на него и заметила, как бьется жилка у края его губ, только что произнесших слова, в которые она едва осмеливалась верить.

— Ты слышишь меня? — В глазах Касима мелькнуло недовольство. — Я забираю тебя с собой во дворец!

— Во дворец? — переспросила она.

— Отец знает о тебе. И в своем письме велел мне привезти с собой женщину, которую я держу у себя в шатре.

— Ты… — Девушка бессильно обмякла в его руках. — Значит, ты не отправишь меня в Ираа?

— Ты уж прости, детка. — На его губах играла лукавая усмешка. Затем он отпер комод, что-то достал, повернулся к ней и, подняв ее руку, надел на палец кольцо с сияющим, словно звезда, сапфиром. Но Лорна смотрела только на Касима.

— Ты говорила, что тебе достаточно одной звезды? Вот она, — произнес он.

— Это — чтобы твой отец видел, что ты не скупишься на украшения для своей рабыни?

Его белые зубы сверкнули в улыбке, и Лорна почувствовала, что напряжение, весь вечер вибрировавшее в нем, ослабло. Он обнял ее и, склонив голову, нежно поцеловал в сгиб локтя. — Тебе нравится кольцо, девочка моя?

— Очень красивое.

— Но не красивее той, что его носит. — Горячие губы Касима прижались к мочке ее уха. — Растопить тебя, моя Снегурочка? Заставить тебя быть послушной?

— Если я буду тебе послушна, то быстро надоем. Ты сам так говорил.

— Да, это верно. — Он рассмеялся и ласково провел пальцами по завиткам мягких волос на ее шее, отчего девушку снова бросило в пламенную дрожь, которую она пыталась унять.

— Сколько времени мы уже вместе? — шепнул Касим. — Иногда мне кажется, что всего несколько дней.

Он накрыл ее губы своими, и глаза Лорны закрылись. Да, она могла бы, пожалуй, ответить на его вопрос, но сейчас утонула, исчезла, растворилась в том наслаждении, которое для него длилось всего мгновение.

— По-моему, воздух нашей пустыни тебе не повредил, Лорна. Но мне бы совсем не хотелось, чтобы ты хворала Если что-нибудь будет не так, надеюсь, ты скажешь мне?

— Да вы, как будто, проявляете обо мне заботу, принц Касим?

Он не сводил с нее глаз, настороженно-спокойных, как у леопарда.

— Да ведь ты всего-навсего девушка, — заметил Касим. — Естественно, что иногда я о тебе немножко беспокоюсь.

— Только немножко? — Усилием воли она заставляла себя говорить легко и небрежно.

— Я хотел бы всегда видеть тебя сияющей и прекрасной — больная, ты перестанешь меня радовать.

— Какая же ты скотина! — Ногти Лорны впились ему в щеку. — Жестокий похититель невинных девушек!

— Только одной, дорогая.

— А все прочие потянулись за тобой, конечно, как нитка за иголкой, так что тебе и заставлять их не пришлось?

— Так ведь я и тебя теперь не заставляю. — Касим взглядом поглаживал ее лицо, немножко бледное на фоне пурпурного бархата подушек. — По-моему, ты лежишь в моих объятиях совершенно добровольно.

— Просто не хочу получать от тебя лишние синяки. Затем он погладил ее изящную ручку, на которой мягко мерцал браслет рабыни.

— На такую нежную кожу дышать — и то боязно. Такая теплая кожа, а сердце словно кусок льда.

— А тебе хотелось, чтоб было по-другому? — Лорна смотрела на него сквозь ресницы, а в сердце ее билась жаркая любовь к этому человеку.

Касим рассмеялся, словно мурлыкнул, потом поднял девушку на руки и понес сквозь бисерную занавеску на диван.

— Ты должна поспать, Лорна. Мы уезжаем в Сиди-Кебир рано утром.

Она была безмерно рада уехать с ним и в то же время побаивалась этого. Во дворце ей придется встретиться с его семьей: отцом — эмиром и сестрой Тюркейей. Что они подумают об англичанке, приехавшей в качестве гостьи?

Уложив девушку, Касим отвел волосы с ее по-детски ясных глаз, в которых отражались крохотные огонечки ламп.

— Если ты решишь не ехать со мной во дворец, то прошу тебя, Лорна, скажи об этом сейчас.

— А разве у меня есть выбор, Касим? — Его пальцы ласкали девушку, и в безумной надежде она подумала: «Хорошо бы услышать сейчас, что у меня и в самом деле нет выбора, что я принадлежу ему, а потому обязана ехать с ним и покорно принимать все, что бы ни произошло».

— Если я предоставлю тебе выбор, ты тут же попросишь дать проводника и отпустить в Ираа. Но, дорогая, думала ли ты когда-нибудь, какие толки вызовет твое неожиданное возвращение? И неважно, что именно ты скажешь в свое оправдание, чем попытаешься объяснить свое столь долгое пребывание в пустыне, — люди все равно догадаются, что ты была с мужчиной. — Касим улыбался, но в глазах у него стоял вопрос. — Разумеется, ты можешь сказать всем, что я силой удерживал тебя здесь…

— Люди могут думать обо мне все, что им ни заблагорассудится. — Голос Лорны звучал храбро, но самая мысль о том, чтобы расстаться с ним и оказаться в одиночестве, брошенной на съедение всем этим кумушкам и сплетницам, была ей нестерпима.

— Если же, с другой стороны, — продолжал неторопливо объяснять он, — ты отправишься со мной во дворец к эмиру Мансуру, то одно лишь упоминание этого могущественного имени заткнет рты всем болтунам в Ираа, когда ты, такая загорелая и прелестная, решишь появиться там. Как гостья эмира, ты будешь вне всяких подозрений.

— А как гостья принца Касима? — Девушка улыбнулась, потому что на сердце у нее полегчало. — Полагаю, как твоя гостья я буду под самыми тяжкими подозрениями.

— Ведь я — молодой мужчина, Лорна. Без сомнения, пойдут слухи, что ты стала моей любовницей!

Когда он низким, неторопливым голосом произнес это слово «любовница», девушка опустила глаза. Она больше не могла надеяться на свою сдержанность, когда так близко находилось его бронзовое лицо под шапкой смоляно-черных волос, а желтоватые глаза казались такими нежными в свете неярких ламп.

— Но мы же оба знаем правду, — сказала она. — Конечно, было бы просто безумием отказаться от свободы, Касим, но я не допущу, чтобы тебя сочли распутником.

— Ты всегда говорила, что я ненавистен тебе, — улыбнувшись, прошептал он.

— Вчера ты спас мне жизнь, так что ненавидеть тебя и дальше — просто нечестно. С моей стороны это был бы верх неблагодарности.

— Так ты позволишь мне взять тебя в Сиди-Кебир и тем спасти твою репутацию?

— Надо признаться, — Лорна опустила ресницы, чтобы скрыть предательские искорки радости в глазах, — что я не выношу, когда мое имя треплют эти бездельники-туристы.

— Холодное британское самолюбие, да? — Касим наклонил голову и запечатлел на ее виске нежный, слегка отдающий дымом поцелуй. — Мы выезжаем на рассвете, девочка моя, так что сладко спи и не беспокойся ни о чем. Эмир всегда любил хорошеньких женщин, поэтому с тобой он будет само обаяние… Только бы чувствовал себя достаточно хорошо.

Касим со вздохом поднялся на ноги.

— Доброй ночи, дорогая.

— Доброй ночи, принц Касим.

За ним прошелестела бисерная занавеска, и комната опустела, но сердце девушки переполняла любовь, а в глазах стояли слезы. Этот принц Касим оказался гораздо милее, чем кое-кто поначалу о нем подумал