Теперь надежды на так называемого — и отчетливо бывшего — друга не оставалось вовсе. Джон сейчас не будет иметь с ней дел, он боится, банально боится, что его вычислят, а Элсон — человек порывистый и непредсказуемый. Мало ли что ему в голову взбредет. Кайли уже не было дела до Ходжеза и его переживаний, и все же возникшая в мозгу картинка — Дэвид бьет Джона — вызвала у нее бледную улыбку.

Потом улыбка пропала. Кайли стояла посреди улицы и не знала, куда идти и что делать.

Идти, по всей видимости, следовало домой, а делать — завтра отправляться в банк и умолять на коленях, чтобы предоставили кредит. Вдруг там у кого-нибудь дрогнет сердце. Должно же оно дрогнуть, чтобы сердце ее мамы продолжило биться.

Как она доехала домой, Кайли не помнила. Может быть, она случайно изобрела телепорт — во всяком случае, помнилось потом, что сначала стояла вот так, растерянно, посреди улицы, а потом как-то оказалась у крыльца своего дома. Вокруг фонарей висела плотная морозная дымка, намекающая на похолодание.

Дом был пуст и тоже холоден, как дымка. В нем царил тот растерянный бардак, который всегда сопровождает события внезапные и не слишком радостные. Валялись на полу какие-то вещи, на столе — разворошенные бумаги (искали страховое свидетельство), в раковине на кухне скучала немытая чашка, остро пахнущая чем-то больничным. Кайли посмотрела на эту чашку и не стала ее мыть.

В конце концов, может, это последнее, что осталось от маминых дел. Она выпила лекарство из этой чашки, поставила в раковину и не успела помыть.

Кайли села за кухонный стол, подвинув вышитую салфетку с веселыми синицами, и взялась руками за голову. Тихо тикали часы на полочке над холодильником.

Вот, значит, как выглядит разбитая жизнь. Об этом пишут в книжках, об этом сочиняют плохие стихи и снимают кино — а на самом деле это выглядит вот так. Почему в книжках и кино никто не рассказывает, как пусто тебе становится и как холодно, и как разом затвердевают все мышцы — и ты дрожишь, не в силах согреться? Почему никто никогда не рассказывал, что даже плакать не сможешь — будешь сидеть, смотреть в одну точку и пытаться собрать воедино вялые, безнадежные мысли, единственные, которые есть сейчас?!

О Дэвиде думать было невозможно, о маме тоже, и Кайли стала думать о коне Эдельвейсе. Как он бегает по своему загону, иногда останавливается, вытягивает голову между бревнышками в заборе и, дотянувшись до заиндевелой травы, хрупает ею обстоятельно и ласково. Для Эдельвейса нет ничего такого, как для нее, Кайли Уильямс, — только свобода, ограниченная забором, и небо, опрокинутое куполом, и гул земли под ногами, если быстро бежишь.

Эдельвейсу не надо думать и искать деньги. Сорок тысяч, до завтрашнего дня.

Господи, можно, в следующей жизни я буду лошадью, а? В этой я плохая лошадь, я все рвусь и рвусь и никак не выиграю забег, но в следующей-то — можно?..

Кайли открыла глаза и взглянула на часы. Прошло семь минут.

Еще ведь не поздно, даже девяти нет. Каким бесконечным оказался этот день. Каким тягучим. Неужели остальные дни теперь тоже будут такими? Об этом никто не рассказывал.

Кайли нашарила в кармане мобильный телефон и позвонила Ширли — единственному человеку, который у нее оставался и в котором она могла быть уверена. Подруга долго не поднимала трубку, и Кайли долго и мучительно соображала, который час нынче на другой стороне земли и не разбудит ли она Ширли, но вычислить не успела — в трубке грянул звонкий голос:

— Алло!

— Привет, — сказала Кайли и заплакала.

Она плакала, всхлипывала, давилась слезами и говорила, говорила. Ей было все равно сейчас, сколько будет стоить этот телефонный разговор. Десятком долларов больше или меньше — какая разница?! Она говорила про все — про маму, про замысел Джона Ходжеза, про то, как Дэвид сегодня утром выгонял свою секретаршу-предательницу и как после всего этого не хочется жить, а жить надо, потому что, кроме нее, Кайли, маму никто не спасет.

— Так, — сказала ошеломленная Ширли, когда Кайли затихла и только всхлипывала в трубке, — так, почему я впервые об этом слышу?!

Она имела в виду конечно же авантюру с «Лавандой». Про болезнь Глэдис она знала давно — с того же дня, что и сама Кайли.

— Потому что мне было стыдно тебе признаться, — пробормотала Кайли и потянулась за салфеткой — черт с ними, с синицами, высморкаться надо.

— И правильно! — рявкнула лучшая подружка тоном, очень похожим на сегодняшний тон Элсона. — Потому что отговорила бы! Это чудовищная глупость! Ты там совсем помешалась без меня!

— Я не помешалась.

— Помешалась. С катушек съехала. Сбрендила. Как еще это называется? Кем надо быть, чтобы так кошмарно вляпаться? И чего ты добилась? Неужели было неясно, что тебя быстро поймают?

— Я так не думала.

— Ладно. — В трубке послышался протяжный легкий свист — кажется, Ширли выдохнула сквозь зубы. — Сиди там, ничего не делай. Я сейчас приеду.

Кайли даже сморкаться перестала.

— Ты что, в Нью-Йорке?!

— Балда. Я за тридевять земель. Но к завтрашнему утру я буду в Нью-Йорке — и мы что-нибудь…

И тут Кайли осенило. Озарило. Так, наверное, было с яблоком и этим законом всемирного тяготения… впрочем, черт бы с ним, с законом! Идея была такой ослепительной, что Кайли уронила трубку, продолжавшую что-то неразборчиво пищать голосом Ширли, бросилась в прихожую, схватила сумочку и вывалила ее содержимое прямо на пол. Раскатились ручки, упрыгал под тумбочку блистер с таблетками от головной боли. Кайли перебирала бумажки, носовые платки, перетряхнула записную книжку, отшвырнула в сторону какой-то рекламный проспект… Вот. Вот она.

Сегодня утром, сгребая со стола свои бумажки и запихивая их в сумочку как попало, Кайли сгребла и ее — визитку Саймона Крафта. Впрочем, если бы даже не взяла, то найти его телефон — никаких проблем. На флешке хранился файл с контактами представителей «Филадельфии текникс».

Едва не поскользнувшись, Кайли кинулась обратно на кухню. Мобильный телефон молчал — видимо, закончились деньги и голос Ширли пропал из трубки. Все равно, ее приезд ничего бы не решил. Ширли — не миллионерша, которая может добыть сорок тысяч, лишь едва прищелкнув пальцами. Она прилетит, сядет рядом с ней, Кайли, и начнет теребить ее, устраивать мозговой штурм. А что тут штурмовать? Всего-то нужен человек, который даст эти сорок тысяч.

Кайли взяла трубку домашнего телефона и набрала номер Саймона Крафта. Тот тоже долго не отвечал — вряд ли спит в такое время, но вполне может просто не реагировать, когда ему звонят с незнакомых номеров. Нет, повезло.

— Слушаю.

— Мистер Крафт, — заговорила Кайли торопливо, тут же вцепилась кончиками пальцев в край стола и заставила себя говорить медленнее, — это Кайли Уильямс, секретарша Дэвида Элсона.

— А! Мы, кажется, закончили с «Лавандой» все дела. Я ничего не подписывал, и если вы хотите предъявить мне иск…

— Никакого иска, мистер Крафт. Я по личному вопросу. Ваше предложение все еще в силе?

Он помолчал, потом переспросил:

— Предложение поужинать? Или я вас неправильно понял?

— Именно оно. Я его принимаю. Прямо сейчас. У вас, если можно.

Крафт хмыкнул.

— Вы меня удивили. Что ж, тем интереснее это будет. А как же ваш жених и начальник?

— Жениха у меня нет. Начальника теперь тоже. — Кайли переступила с ноги на ногу. Ступни немилосердно мерзли на плиточном полу. Сейчас предстояло выговорить самое главное. — Но я сделаю это не бесплатно.

— Ах, вот как.

Ей показалось или голос Крафта действительно сделался более равнодушным?

— Я сделаю это за сорок тысяч долларов. В долг или в подарок, как хотите.

Он молчал долго, очень долго. Кайли показалось, что Крафт сейчас положит трубку, но он не положил.

— Я не ослышался? — спросил он наконец. — Сорок тысяч долларов?

— Да, чеком на предъявителя. Они мне очень нужны, мистер Крафт, а вам, судя по вашей настойчивости, нужна я. Я в полном вашем распоряжении. Однако за сорок тысяч.

Это было мерзко, недопустимо, гадко. Прежняя Кайли никогда бы такого не произнесла. Прежняя Кайли скорее умерла бы, чем предложила себя человеку, который с самого начала показался ей неприятным. Прежняя Кайли не сидела бы в углу, отчаянно пытаясь вырваться и глядя на весь мир злыми глазами. Но тут уж не до принципов. Выжить бы.

— Оригинально! Вы окончательно меня заинтриговали, мисс Уильямс. Приезжайте.

— А деньги?

— Здесь поговорим. Записывайте адрес.

Она положила ручку и выключила телефон. Неясно, поможет ей Крафт или нет; она должна попробовать. Он ее последняя надежда, потому что других знакомых, которые могут взять и вот так выложить из кармана нужную сумму, у Кайли нет. И в ближайшие сутки не появится. Смешно надеяться, что сейчас на нее в метро налетит рассеянный миллионер и в качестве извинения за отдавленную ногу предложит жениться.

Надо бы переодеться. Кайли поднялась в спальню, быстро сбросила офисную одежду, за три минуты приняла душ, отыскала в шкафу какую-то блузку и юбку — кажется, симпатичные и друг к другу подходят, большего не нужно. Капля духов в ложбинку на шее, мазнугь по векам кисточкой с серебристыми тенями, а все остальное — неважно. Вряд ли Крафт будет рассматривать ее макияж. Никаких румян не надо: щеки лихорадочно горят, глаза блестят, а руки трясутся. Прекрасное зрелище.

Кайли подхватила в прихожей сумочку, наскоро запихав в нее все рассыпавшееся по полу, на всякий случай взяла мобильный телефон — нужно оплатить счет, вдруг из больницы позвонят — и выбежала на улицу.

Крафт жил в высоченном новом доме, где располагались престижнейшие квартиры — наверное, о подобной мечтал Джон. Поднимаясь на лифте на тридцать четвертый этаж, Кайли ловила свое отражение в натертых до блеска панелях и думала, что Джону, как бы он ни старался, до такого уровня еще расти и расти. Здесь ощущалось дыхание богатства — не сколоченного наспех двумя- тремя сомнительными сделками, а подлинного, устоявшегося. И если в доме Элсонов (о котором сейчас вспоминать не стоит) это богатство было словно вплетено в окружающую действительность, казалось естественным и не слишком заметным, то тут оно было призвано производить впечатление. Подходящий дом для Саймона Крафта.

Он открыл Кайли дверь сам — а она-то ожидала увидеть горничную! У всех доподлинно богатых людей просто обязаны быть горничные. Тем не менее Крафт стоял на пороге — в темно-серых брюках, светло-голубой рубашке и темно-синем галстуке. И еще он был в туфлях. Надо же, даже дома не расслабишься.

Кайли перестала отмечать про себя детали и постаралась улыбнуться.

— Здравствуйте.

— Входите. — Он посторонился, впуская ее в приглушенное сияние прихожей — тут повсюду висели фонари, похожие на те, что встречаются на старинных улочках Валетты.

Господи, как же хочется на Мальту. Может, когда-нибудь. Если удастся выиграть у смерти и очиститься от всего, что сейчас происходит.

Фонари светили неярко, и все равно помещение было отлично освещено — так, что Кайли видела Крафта во всей красе. На своей территории он казался менее надменным, чем в офисе. Забавный эффект.

Крафт молча принял у Кайли пальто, молча махнул рукой в направлении, видимо, гостиной.

Она пошла за ним, цокая каблучками по светлому паркету. Гостиная открылась перед ней, словно панорама долины с вершины горы. Эта комната располагалась ниже уровня прихожей, так что пришлось спускаться по ступенькам, и вся была заставлена хай-тековской мебелью, что, наверное, жутко модно.

Интересно, подумала Кайли, он овладеет мною вот на этом кожаном диване? Или наша страсть будет упорядоченной и расчетливой, и меня проведут в спальню и дадут возможность «привести себя в порядок», как это обычно называется?

Крафт подошел к стойке бара и оглянулся на Кайли.

— Хотите коктейль?

Она ничего не хотела, однако перед предстоящими подвигами просто необходимо выпить.

— Хочу. — Она прищурилась, вспомнив первую встречу. — А морковно-сельдереевый сок?

— Я не столь искусен, как вы, в добывании подобной… ерунды.

— Тогда чего-нибудь покрепче.

— «Кровавая Мэри» подойдет?

— Вполне. К тому же скоро Хэллоуин.

Крафт криво улыбнулся и начал смешивать коктейли. Кайли стояла, как дурочка, посреди необъятной гостиной, смотрела в спину гостеприимного хозяина и размышляла, как все будет. Быстро? Жестко? Долго?

Хорошо бы побыстрее. Чтобы уйти отсюда и уже знать, что спасение в кармане.

— Я ничего не понял из того, что вы мне наговорили по телефону, — сказал Крафт не оборачиваясь. — Может, вы объяснитесь?

— Мне нужны сорок тысяч долларов. Что непонятно?

— И за эти сорок тысяч вы мне отдадитесь?

— Отдамся. Мне начать раздеваться? — Ее начала колотить нервная дрожь.

— Подождите. — Саймон повернулся к ней, держа в каждой руке по стакану. — Сядьте.

— Куда?

— Хотя бы вон туда. — Он кивнул на сильно изогнутое кресло.

Хорошо хоть не малиновое, подумала Кайли. Если б оно было малиновое, я бы не пережила.

Она села — оказалось, что сидеть неожиданно удобно, кто бы мог подумать, — и взяла из рук Крафта холодный стакан. Затем сделала большой глоток. Алкоголь пролился в горло, и защипало в носу.

— Спасибо, очень вкусно.

— Так хорошие девочки говорят после бабушкиного обеда. — Крафт сел в такое же кресло напротив. — Вы хорошая девочка, Кайли?

Это часть игры или просто вопрос с подковыркой? Господи, надеюсь, этот человек — не любитель сексуальных игрищ с плетками и полицейскими фуражками. Хотя, судя по его поведению, такое вполне вероятно.

Кайли стало противно, и она глотнула еще раз.

— Я очень хорошая, — сказала она, — но, если надо, я буду плохой. Очень плохой. Насколько захотите.

Судя по приподнятым бровям Крафта, она не угадала.

— Вообще-то это была ирония. Но ваш подход мне нравится. Во всяком случае, смелость, с которой вы это говорите. Давайте разберемся, прежде чем приступим к делу. Вы хотите, чтобы за ночь с вами я отвалил сорок тысяч?

Кайли кивнула.

— Вы настолько хороши в постели?

— Я не знаю. Просто мне очень нужны эти сорок тысяч.

— Хм. — Крафт ослабил узел галстука. — Вы срываете меня с делового ужина, заинтриговав донельзя, и ничего не хотите объяснять. Зачем вам такая куча денег?

— Это мое личное дело.

— Значит, сознаваться не хотите?

— Нет. — Что проку ему рассказывать? Сочувствия от этого человека явно не дождешься, это доказали предыдущие встречи и та скорость, с которой он согласился на нынешнюю. — Вам не все равно?

— А вдруг вы собираетесь финансировать террористические операции в Ираке? Не хочу загреметь за решетку. Одна ночь с вами этого явно не стоит.

— Нет. Никаких наркотиков, оружия и прочего криминала. И это не каприз вроде новых сережек от «Тиффани». Мистер Крафт, если вы не собираетесь мне помогать, то это все бесполезно. Я тогда пойду. — Она поставила стакан на низкий столик.

Саймон полез в нагрудный карман, вытащил оттуда сложенный вдвое листок и, развернув, протянул Кайли. Она глазам своим не поверила. Чек, на сорок тысяч, на предъявителя.

Крафт выписал его еще до того, как она пришла. О чем это говорит?

Ни о чем. Только о том, что отработать придется как следует.

— Вот ваши сорок тысяч. Я кладу его сюда, — и он положил чек на тот же столик, взял пульт с множеством кнопок и щелкнул одной-другой. Тьма сгустилась, надвинулась со всех сторон, светильники почти все погасли — зато выдвинулся и заискрился город за громадными окнами, и Кайли вдруг словно увидела эти окна. И Нью-Йорк, который за ними лежит. Самый жестокий и самый прекрасный город на свете.

Только бы не думать сейчас про Дэвида…

Она не будет думать.

Зазвучала тихая музыка, Крафт отставил свой стакан, поднялся и, шагнув к Кайли, вынул ее из кресла. Его ладони на плечах были очень жесткими и горячими.

— Вы ведь торопитесь, — пробормотал Крафт. — Так давайте поскорее.

— Я буду здесь столько, сколько вы захотите.

— Всегда? — горько хмыкнул он, и Кайли, посмотрев на него близко-близко, вдруг увидела… кого-то совершенно другого.

До сего момента она встречалась с Крафтом в ярко освещенных помещениях — что в офисе, что здесь. Свет люминесцентных ламп никого не щадит. А тут… Тени сгустились, перерисовав его лицо, — словно художник-график, которому надоел старый стиль, подумал и все переделал — вот так, по-новому. И это изменило Саймона Крафта, изменило непоправимо, и Кайли подумала, что, может, он совсем не злой.

Просто очень, очень одинокий.

Это одиночество, угаданное в нем, оказалось настолько знакомым, настолько всеобъемлющим (как оно было похоже на ее собственное одиночество сегодня!), что Кайли, задохнувшись от нахлынувших чувств, едва не расплакалась. Остановила ее лишь мысль, что Крафту, наверное, не понравится, если она разревется. Она так хорошо ему позвонила, так достойно держалась, когда сюда пришла, так решительно себя продавала — негоже выпадать из образа. Чек можно и порвать, в конце концов.

— Чего вы хотите? — тихо спросила Кайли.

— Вас, — ответил он и поцеловал ее.