Когда я заявился домой, Энджи спорила с телефоном.

– Питер, дорогой, но это совершенно ни к чему! – Отняв трубку от уха, она заскрипела зубами на Отто.

– Очень здорово! Ян-жи лицо, как Фред. – Отто поднял глаза от львиной гривы, которую расчесывал. – А, Гарф, Фред, он смотрица, да? Я все осторожно щетка, чтоб красота.

– Питер, чтобы паять титан, нужна аргоновая атмосфера… Слушай, такой припой на титане – это дрянь, а не работа. Ты хочешь, чтобы через неделю на благотворительном концерте в «Савое» платиновые шарики повываливались у принцессы Мадлен из ушей прямо в шампанское? – Энджи обратила в мою сторону убийственную усмешку: «Питер». -…Я пытаюсь сказать, что придется соединять механически – если только паять эти шарики ты не подрядишь «Локхид». Что скажешь насчет заклепок? – Энджи зажала в кулаке прядь волос и прищурилась на потолок. – Нет, Питер, я никого не знаю в «Локхиде».

Я проскользнул за стойку, включил сообщения на автоответчике и отдался морганию его диода. В то же время я отдался потребности в чашке кофе из «Крупса».

– Угадай, что произошло, Гав? Я решился! Я сделал Кармеле предложение прямо у нее на работе, в столовой Отдела автотранспорта. Сказала да. И – Гав? Мне перезвонил Вито. Он сегодня вечером играет свинговую программу в «Готам-клубе». Как насчет отпраздновать вчетвером? Девять с чем-то.

Би-и-ип!

– Мистер Карсон, это Джанин Уилсон из «Уорнер». У вас есть еще змеи? Кевин О'Брайен, наш режиссер, он захотел еще змей. Пожалуйста, позвоните, как только сможете. Сейчас около десяти минут десятого утра.

Би-и-ип!

– Забыл сказать. В «Готаме» это будет костюмированный вечер. Винтажные пижоны, понял? Ну, пока.

Би-и-ип!

– Здрасьте, мистер Карсон, это снова Джанин Уилсон. Кевин просил узнать, нет ли у вас каких других рептилий. Типа ящериц, больших ящериц? Сейчас около девяти тридцати пяти утра.

Би-и-ип!

– Мистер Карсон, это говорит Кэт Тейлор из «Такси-дермических поставок Кензи»? Насчет вашего последнего заказа? Кристаллическую соду, протравку для рогов, карбонат магния, перматекс, кедровое масло и мастику для черепов мы вам отправили, но опаздываем с птичьими языками и бобровыми зубами. Они должны прибыть где-то на будущей неделе. Чтобы вы знали.

Би-и-ип!

– Профессор! Это Стюарт из антикварного Шарпа. Слушайте, мне только что попалась какая-то обалденная штука, подумал, может, вам нужна. Похоже прям не знаю на что. Гигантский долгоносик? Стоит на деревянной основе, фута два в высоту. Кошмар. Но жуть. Может, вы бы заехали и поглядели? Тут еще какая-то кость. Тоже не знаю, что за такое. Кошмар. Перезвоните мне.

Би-и-ип!

– Здравствуйте, это «Товары для кино и сцены», хотим узнать, не желаете ли возобновить у нас рекламу. Свяжитесь с Энди Пулом. Спасибо.

Первым делом клиенты – я набрал номер Джанни Уилсон и рассказал, что у меня есть из области рептилий.

– Четырехфутовый очковый кайман (это как аллигатор), аллигаторовые головы, череп крокодила, шкура анаконды около двенадцати футов длиной, набитая и установленная на доске, восьмидесятифунтовая кусающая черепаха в стеклянном футляре, трехфутовый варан на креастоновой скале, парочка банальных игуан без подставок и четыре или пять гремучников в броске. Это навскидку, конечно. Могу факсом прислать полный список.

– Ай, нет времени. Просто везите трех самых крупных ящериц и трех самых крупных змей. А есть живые тарантулы?

– Живого не держу. Но один мой друг, Пит Дурбан, дрессирует тарантулов.

– Да, мы с ним расстались. Одного из его тараканов раздавило операторской тележкой, и парень покатил на нас бочку.

– Ну, я знаю человека, который может вас выручить. Алан Педен, он из «Среднедеревенской Экзотики» в Квинсе, специализируется по змеям и жукам. Но могу я спросить, зачем живой тарантул в охотничьем магазине?

– О нет, это вообще другая сцена. Эпизод сновидения.

– А, понимаю. Ну, в любом случае, рептилий я сейчас привезу.

Следующий звонок: гигантский долгоносик.

– Привет, Стюарт, это Карсон. Расскажите про свое незнаючто.

– Вам надо посмотреть на эту штуку, профессор. Приезжайте.

Он хочет, чтобы я со всех ног мчался к нему в Нью-Хоуп каждый раз, когда ему попадется какое-нибудь чучело, и никогда не может опознать даже самого элементарного зверя. Раз я приехал к нему посмотреть на, как он сказал, орла, и увидел, что это обычная индейка. Но другой раз он выдернул меня рассказом о черном петухе злобного вида, который оказался глухарем – экзотической сибирской дичью, которую я заполучил за жалких тридцать баксов.

– Большой жук, да?

Мог это быть, например, Dynastes hercules – самый большой на Земле жук? Под семь дюймов в длину, оливково-зеленый, у самцов пара длинных рогов размером с воронов клюв. Они водятся в Центральной Америке, и мальчишкой я в супермаркетах постоянно рылся в банановых связках – в пустой надежде найти безбилетного пассажира. Что там говорить: юный Гарт так и не смог раздобыть себе жука-геркулеса – тварь достаточно большую, чтобы считаться чучелом.

– Вы завтра открыты?

– С одиннадцати.

– Может, мы с Энджи соберем корзинку и устроим у вас пикник.

– Где пикник? – спросила Энджи, когда я повесил трубку.

– Стюарт что-то там нашел.

– И, могу спорить, не знает, что именно. Хочет, чтобы ты приехал в Нью-Хоуп посмотреть на эту штуку. И тогда ты придумал пикник, так? – Страдальческая улыбка, закушенная нижняя губа.

– Так.

– Выкинь из головы. Я тут завязла, изображаю Питеру, как его семитрёпаные бусины будут выглядеть присобаченными на титан. – У Энджи очаровательные эксплетивы.

– А сегодня?

Энджи бросила на меня косой взгляд:

– Сегодня?

– Ага, я сказал Дадли, что мы придем отметить его помолвку.

– Помолвку со Зверем?

– Угу.

Мне достались улыбка и хмурое чело, а потому я стиснул ее плечи:

– Энджи, побереги яд для Питера. Мы идем слушать музыку – свинг-бэнд в «Готам-клубе».

– Танцы? – Тучи начали расходиться.

– А то нет. Костюмированный вечер. Под сороковые-пятидесятые или что-то вроде.

Тучи опять омрачили лоб Энджи, и она треснула меня по плечу.

– Ай!

– Как ты мог, Гарт?

– Что?

– Ты знаешь, что на такой выход мне нечего надеть.

Я задумался о двух шкафах, забитых ее одеждой.

– Мармеладка моя, у тебя обязательно найдется, из чего сварганить такой…

– Ха!

Энджи прошествовала в заднюю комнату, и я услышал, как дверца шкафа едва не слетела с петель. Нет, обычно Энджи очень уравновешенная, правда. Это Питер доводит ее до бешенства. А значит, мне пора собирать свою образцовую команду рептилий и везти ее в Бруклин.

– Пошли, Отто. Помоги.

Отто бросил щетку и поспешил следом за мной в подвал.

– Какой помощь, Гарф, говори, пожалуйста.

Змеи довольно хрупки, поэтому мы зарыли их в резиновый контейнер с пенопластовыми бобами, разделив картонками от рубашек. Каймана и варана я обернул пузырчатой пленкой и закатал в перевозочные одеяла. Крокодилий череп размером с небольшую собаку я просто завернул в одеяло, а парочку игуан мы бросили в коробку с бумажной лапшой. Мне приходится хранить у себя не только чучела, но всяческие приспособления для их транспортировки. Упаковка – один из талантов нашего Отто. У него практически идеальное чутье – может показаться эзотерикой, – как оборачивать бумагой, пузырчатой пленкой или картоном копыта, клыки и морды так, чтобы хрупкие части оказались в твердом коконе.

– Я говорил тебе, что ты хорошо пакуешь, Отто?

Я знал ответ, но решил проверить, не изменилось ли чего в истории. Отто утверждает, что бывал в таких местах и занимался такими вещами, что я иногда не могу до конца поверить.

– Отто, конечно, очень красиво пакова. – Он махнул на меня куском газеты, слегка обидевшись, что я мог вообще усомниться в его талантах. – Долго назад, молодой, дома в Гулаге. Мы не только карты игра, чай день и ночь. Ке-ге-бе водил нас фабрика, я пакова со дня на ночь.

Отто поднял контейнер со змеями, я взял замотанных в одеяла ящериц. Отпер дверь из подвала на тротуар. Мы выбрались наружу и двинулись к «линкольну», я убрал верх, и мы загрузили заднее сиденье нашим спеленутым зверьем. Когда подвальные двери были снова заперты, Отто, воспользовавшись случаем подышать свежим воздухом, закурил. Я не стал сразу садиться в машину.

– Отто, а как ты вообще вырвался из Гулага?

Он побледнел, круги вокруг глаз потемнели. Мне показалось, дым застрял у него в горле, но нет – торфяные пары вышли долгой глубокомысленной струей, а глаза Отто пристально сощурились на Гудзон.

– Как Гарф видел, человек мрет? Нож? «Калашников»? Веревка? Рука? Зубы?

– Э, что, ты про то, как по телевизору? В кино? – Бывают моменты, когда простодушие – моя особенность.

Солнце блеснуло на его стальных зубах, по шершавой роже пробежала улыбка битого судьбой человека. Серые глаза Отто встретились с моими.

– Отто, он не зна, сколько много видел людей мрет. Очень много, Гарф. Это не хорошо место, наверное, бог человеку дава. – Он медленно и таинственно двинулся в сторону, на рев Вестсайдского шоссе: руки сложены на груди, дым курится, а сам очерчен вечерним солнцем, мерцающим на волнах Гудзона.

Я сел в «линкольн» и, минуя Отто, проехал к шоссе. Может, он не понял мой вопрос? А может, Отто убил кого-нибудь, чтобы выбраться из лагеря? Или вспоминает какую-то резню? Бойню, свидетелем которой он стал? За этим стояла какая-то мрачная история, которой Отто не жаждал поделиться, и от его намеков меня слегка замутило – не столько от предполагаемых деталей, сколько от моего собственного полного неведения и, в конце концов, безразличия к систематической жестокости. Обычной, судя по всему, на огромных пространствах Земли.

От того, что он спал на барной стойке, мечтал торговать хот-догами на нудистском пляже, беспрерывно курил и болботал, я не принимал Отто слишком всерьез. Скорее наоборот. Но теперь начал думать, что в нем кроется гораздо больше, и его повседневный разгильдяйский характер выковался в очень тяжелые времена. Когда он узнал, что все бренно и, видимо, бессмысленно.

Катясь на юг, к тоннелю Бэттери на Бруклин, я оглядывался по сторонам. Парень на скейте упал и содрал локоть. У такси спустило колесо. Пара спорит у входа в ресторан. Табличка «Закрываемся». Разъяренный водитель сигналит кому-то – его подрезали. Женщина хромает на сломанном каблуке. Потрепанный мужик сгорбился у подъезда.

Взятые в сравнении, трудности Америки в эпоху торговых центров кажутся какими-то мелкими.